Белый корабль / Перевод Л. Биндеман

Я — Бэзил Элтон, смот­ри­тель мая­ка “Север­ная точ­ка”, как и мой отец, и дед в свое вре­мя. Дале­ко от бере­га, высо­ко над или­сты­ми под­вод­ны­ми ска­ла­ми, откры­ва­ю­щи­ми­ся взо­ру лишь при отли­ве, сто­ит серый маяк. Вот уже сто лет про­плы­ва­ют мимо него вели­ча­вые бар­ки семи морей. Мно­го пере­ви­дал их на сво­ем веку дед, отец — мень­ше, а в наше вре­мя они появ­ля­ют­ся так ред­ко, что порой чув­ству­ешь себя оди­но­ко, буд­то один живешь на этой пла­не­те.
Ста­рые парус­ни­ки при­плы­ва­ют сюда изда­ле­ка, из неве­до­мых восточ­ных стран, где жар­кое солн­це и воз­дух в неви­дан­ных садах и дико­вин­ных хра­мах напо­е­ны слад­ки­ми аро­ма­та­ми. Быва­ло, капи­та­ны, ста­рые мор­ские вол­ки, захо­ди­ли к мое­му деду и рас­ска­зы­ва­ли ему о чужих стра­нах, а он — мое­му отцу, отец в свой черед — мне, когда насту­па­ли длин­ные осен­ние вече­ра, и зло­ве­ще завы­вал восточ­ный ветер. Да я и сам читал о раз­ных стра­нах и мно­гом дру­гом в пода­рен­ных мне книж­ках, когда был молод и хотел все знать.

Но что все исто­рии, услы­шан­ные от людей, про­чи­тан­ные в кни­гах, перед тай­ной оке­а­на! Оке­ан нико­гда не быва­ет без­молв­ным, его воды порой бирю­зо­вые, порой зеле­ные, серые, белые или чер­ные, то спо­кой­ны, то подер­ну­ты рябью, то взды­ма­ют­ся вол­на­ми. Всю свою жизнь я наблю­дал за оке­а­ном, при­слу­ши­вал­ся к нему и теперь знаю его хоро­шо. Сна­ча­ла оке­ан рас­ска­зы­вал мне лишь про­стень­кие исто­рии о спо­кой­ных бере­гах и бли­жай­ших пор­тах, но с года­ми он про­ник­ся ко мне сим­па­ти­ей и пове­дал дру­гие исто­рии — об уди­ви­тель­ных вещах, отда­лен­ных и в про­стран­стве, и во вре­ме­ни. Ино­гда в сумер­ках серая мгла на гори­зон­те рас­се­и­ва­лась, откры­вая взгля­ду нечто запре­дель­ное, а ино­гда ночью чер­ная мас­са воды вдруг осве­ща­лась фос­фо­ри­че­ским све­том, мило­сти­во поз­во­ляя мне загля­нуть в глу­би­ну. И тогда я видел не толь­ко то, что есть, но и то, что было, и то, что мог­ло бы быть. Оке­ан древ­нее гор и пре­ис­пол­нен вос­по­ми­на­ни­я­ми и меч­та­ми Вре­ме­ни.

Когда пол­ная луна сия­ла высо­ко в небе, с юга при­плы­вал Белый Корабль — все­гда с юга, бес­шум­но и ров­но сколь­зя по воде. И в шторм, и в ясную пого­ду при попут­ном или про­тив­ном вет­ре, он все­гда шел бес­шум­но и ров­но, с наду­ты­ми пару­са­ми, и его длин­ные необыч­ные вес­ла мер­но под­ни­ма­лись и опус­ка­лись. Как-то в позд­ний час я раз­гля­дел на палу­бе чело­ве­ка в ман­тии. Мне пока­за­лось, что он пома­нил меня рукой, буд­то при­гла­шая отплыть с ним в дале­кие неве­до­мые края. И потом я не раз видел его при пол­ной луне, и он все манил и манил меня.
В ту ночь, когда я при­нял при­гла­ше­ние, луна све­ти­ла осо­бен­но ярко, и я про­шел над водой по мости­ку из лун­ных лучей. Боро­дач при­вет­ство­вал меня на мяг­ком кра­си­вом язы­ке, и я, сам себе удив­ля­ясь, хоро­шо его пони­мал. И потек­ли бла­жен­ные часы, напол­нен­ные тихи­ми пес­ня­ми греб­цов и золо­ти­стым неж­ным сия­ни­ем луны. Белый Корабль нес­ся на всех пару­сах в таин­ствен­ные южные края.

А когда занял­ся розо­вый жем­чуж­ный рас­свет, вда­ли уже ярко зеле­нел незна­ко­мый берег. К морю спус­ка­лись вели­че­ствен­ные тер­ра­сы, уса­жен­ные дере­вья­ми, а меж них — то здесь то там — мель­ка­ли белые кры­ши домов и колон­на­ды хра­мов. Когда мы при­бли­зи­лись к зеле­ным бере­гам, боро­дач ска­зал, что это зем­ля Зар, хра­ни­тель­ни­ца всех пре­крас­ных виде­ний и грез о пре­крас­ном — они явля­ют­ся чело­ве­ку на миг, а потом исче­за­ют. Я сно­ва взгля­нул на тер­ра­сы и понял, что это чистая прав­да: мно­гое из откры­то­го сей­час мое­му взо­ру, я видел преж­де, когда рас­се­и­ва­лась мгла на гори­зон­те и осве­ща­лись фос­фо­ри­че­ским све­том глу­би­ны оке­а­на. Но здесь были явле­ны и более совер­шен­ные фан­та­зии и фор­мы — виде­ния моло­дых поэтов, умер­ших в нище­те, мир лишь потом осо­знал их виде­ния и меч­ты. Но Белый Корабль не при­стал к бере­гу стра­ны грез: сту­пив­ший туда нико­гда не вер­нет­ся в род­ные края.
Мы тихо отплы­ли от тер­рас с воз­двиг­ну­ты­ми на них хра­ма­ми и уви­де­ли дале­ко на гори­зон­те шпи­ли коло­ко­лен огром­но­го горо­да.

Это Тала­ри­он, город Тыся­чи Чудес. Там обре­та­ет­ся все таин­ствен­ное, что чело­век тщит­ся понять.
Уви­дев город с близ­ко­го рас­сто­я­ния, я понял: ниче­го более вели­че­ствен­но­го я и вооб­ра­зить не мог. Шпи­ли коло­ко­лен ухо­ди­ли в бес­край­нее небо. Мрач­ные серые сте­ны, окру­жав­шие город, скры­ва­лись где-то за гори­зон­том. Мне уда­лось раз­гля­деть лишь верх­нюю часть несколь­ких зда­ний, зло­ве­щих и стран­ных, укра­шен­ных химе­ра­ми. Меня неудер­жи­мо тяну­ло в этот пле­ни­тель­ный и одно­вре­мен­но оттал­ки­ва­ю­щий город, я УМОЛЯЛ боро­да­ча выса­дить меня на пир­се, у огром­ных рез­ных ворот Ака­ри­эль, но полу­чил веж­ли­вый и твер­дый отказ.

Мно­гие вошли в Тала­ри­он, город Тыся­чи Чудес, но никто отту­да не вер­нул­ся. Туда дер­жат путь лишь безум­цы, утра­тив­шие чело­ве­че­ский облик. На ули­цах горо­да белым-бело от непо­гре­бен­ных костей таких безум­цев, раз взгля­нув­ших на фан­том Лати, пра­ви­тель­ни­цу горо­да. Отплыв от стен Тала­ри­о­на, Белый Корабль мно­го дней плыл вслед за пти­цей, летев­шей на юг. Ее опе­ре­нье было цве­та под­не­бе­сья, отку­да она и появи­лась.

Мы при­плы­ли к пре­лест­но­му бере­гу, он радо­вал глаз мно­же­ством цве­тов. Нежась в лучах полу­ден­но­го солн­ца, дере­вья спле­та­лись кро­на­ми, обра­зуя тени­стые аллеи. Из неви­ди­мых домов доно­си­лись обрыв­ки песен, мело­дич­ной музы­ки, впе­ре­меж­ку с неж­ным пле­ни­тель­ным сме­хом. Мне не тер­пе­лось поско­рей сой­ти на берег, и я пото­рап­ли­вал греб­цов. На сей раз боро­дач ниче­го не ска­зал, он лишь мол­ча наблю­дал за мной, когда мы при­ста­ли к порос­ше­му лили­я­ми бере­гу. Ветер из цве­ту­щей доли­ны при­нес запах, вызвав­ший у меня дрожь. Он дул все силь­нее и силь­нее, и воз­дух напол­нил­ся тош­но­твор­ным труп­ным запа­хом зачум­лен­ных горо­дов, пре­вра­тив­ших­ся в клад­би­ща. Греб­цы изо всех сил налег­ли на вес­ла, и мы поско­рей ушли в море, подаль­ше от про­кля­то­го бере­га.

Это Зура, зем­ля Недо­стиг­ну­то­го Бла­жен­ства, — мол­вил нако­нец боро­дач. И Белый Корабль сно­ва поле­тел по вол­нам вслед за пти­цей небес­ной, и нас ове­ва­ли лас­ко­вые бла­го­ухан­ные вет­ры. Так мы плы­ли день за днем, ночь за ночью и слу­ша­ли тихие пес­ни греб­цов, как и в ту ночь, когда ушли от род­ных мне бере­гов. И нако­нец лун­ной ночью мы бро­си­ли якорь в гава­ни Сона-Нил. Ее охра­ня­ют две ска­лы, высту­па­ю­щие из моря и обра­зу­ю­щие гигант­скую арку. Это зем­ля Фан­та­зий и При­чуд, и мы сошли на берег по золо­то­му мости­ку из лун­ных лучей.

В Сона-Нил не суще­ству­ет про­стран­ства и вре­ме­ни, стра­да­ний и смер­ти. Я про­жил там несколь­ко тыся­че­ле­тий. В Сона-Нил — зеле­ные луга и леса, аро­мат­ные цве­ты, голу­бые мело­дич­но жур­ча­щие ручьи. Фон­та­ны там чисты и про­хлад­ны, хра­мы вели­че­ствен­ны, двор­цы рос­кош­ны. На этой бес­край­ней зем­ле один пре­крас­ный вид сме­ня­ет дру­гой. Люди там кра­си­вые и весе­лые, и живут, где им нра­вит­ся — то в горо­де, то на при­ро­де. Я целую веч­ность без­мя­теж­но бро­дил по садам и любо­вал­ся при­чуд­ли­вы­ми паго­да­ми в зеле­ных зарос­лях, неж­ны­ми цве­та­ми вдоль белых доро­жек. Я под­ни­мал­ся на отло­гие хол­мы и насла­ждал­ся захва­ты­ва­ю­щей дух кра­со­той. Пест­ре­ли ост­ро­вер­хие кры­ши домов в доли­нах, свер­ка­ли золо­том купо­ла дале­ких горо­дов на гори­зон­те. А при лун­ном све­те сереб­ри­лось море, чер­не­ли ска­лы в гава­ни, где сто­ял на яко­ре Белый Корабль.

Как-то лун­ной ночью в неза­па­мят­ный год Тар­па я уви­дел в небе силу­эт пти­цы под­не­бес­ной, манив­шей меня в даль­ние края, и ощу­тил пер­вые при­зна­ки бес­по­кой­ства. Тогда я ска­зал боро­да­чу, что меня обу­ре­ва­ет жела­ние побы­вать в дале­кой Кату­рии, кото­рую еще никто не видел. Пола­га­ют, что она нахо­дит­ся за базаль­то­вы­ми стол­па­ми на запа­де. Это Зем­ля Надеж­ды, где достиг­ну­то совер­шен­ство во всем, по край­ней мере, такая о ней идет мол­ва.

Гово­рят, Кату­рия лежит за моря­ми, где людей под­сте­ре­га­ет опас­ность, — предо­сте­рег меня боро­дач.- В Зем­ле Сона-Нил нет места стра­да­ни­ям и смер­ти, а кто зна­ет, что нас ждет за базаль­то­вы­ми стол­па­ми на запа­де?
Я не под­дал­ся на уго­во­ры, и в сле­ду­ю­щее пол­но­лу­ние взо­шел на борт Бело­го Кораб­ля. Боро­дач с неохо­той поки­нул счаст­ли­вую гавань и поплыл со мной в неве­до­мые моря.

Пти­ца под­не­бе­сья лете­ла впе­ре­ди, ука­зы­вая путь к базаль­то­вым стол­пам запа­да, но на этот раз греб­цы не пели тихих песен, когда на небо­склон вплы­ва­ла пол­ная луна. Я не раз вооб­ра­жал себе, как выгля­дит Зем­ля Кату­рия, ее вели­ко­леп­ные пар­ки и двор­цы, и гадал, какие новые радо­сти под­жи­да­ют меня там. Кату­рия, гово­рил я себе, оби­тель богов, зем­ля бес­чис­лен­ных золо­тых горо­дов. В ее лесах рас­тут алоэ и сан­да­ло­вое дере­во, как в бла­го­вон­ных лесах Камо­ри­на, а меж дере­вьев лета­ют яркие слад­ко­го­ло­сые пти­цы. На зеле­ных цве­ту­щих хол­мах Кату­рии воз­вы­ша­ют­ся хра­мы из розо­во­го мра­мо­ра, укра­шен­ные затей­ли­вой резь­бой и рос­пи­сью, в их внут­рен­них дво­ри­ках осве­жа­ют воз­дух фон­та­ны из сереб­ра. В них жур­чит и пере­ли­ва­ет­ся бла­го­ухан­ная вода рож­да­ю­щей­ся в гро­те реки Нарг. Горо­да Кату­рии окру­же­ны золо­ты­ми сте­на­ми, и тро­туа­ры там тоже из золо­та. В пар­ках этих горо­дов исто­ча­ют аро­ма­ты уди­ви­тель­ные орхи­деи и озе­ра с корал­ло­вым и янтар­ным дном. По вече­рам ули­цы и сады осве­ща­ют­ся ярки­ми фона­ри­ка­ми, похо­жи­ми на трех­цвет­ный щит чере­па­хи, и зву­чат неж­ные пес­ни под акком­па­не­мент лют­ни. Все дома там не усту­па­ют в рос­ко­ши двор­цам и сто­ят по бере­гам кана­ла, куда несет свои воды свя­щен­ная река Нарг. Дома стро­ят­ся из пор­фи­ра и мра­мо­ра, кро­ют­ся золо­том, и солн­це, отра­жа­ясь в золо­тых кры­шах, при­да­ет горо­дам еще боль­шее вели­ко­ле­пие в гла­зах богов, любу­ю­щих­ся ими с заоб­лач­ных вер­шин. Кра­ше всех дво­рец вели­ко­го монар­ха Дори­ба, кото­ро­го здесь почи­та­ют полу­бо­гом, а иные и Богом. Дво­рец Дори­ба очень высок, и в его сте­нах мно­же­ство мра­мор­ных башен. В его залах, укра­шен­ных про­из­ве­де­ни­я­ми искус­ства мно­гих веков, все­гда мно­го­люд­но. Кры­шу из чисто­го золо­та под­дер­жи­ва­ют руби­но­вые и лазу­ри­то­вые колон­ны с рез­ны­ми изоб­ра­же­ни­я­ми богов и геро­ев, и каж­до­му взи­ра­ю­ще­му на них кажет­ся, что он видит ожив­ший Олимп. Полы во двор­це стек­лян­ные, под ними текут искус­но под­све­чен­ные воды Нар­га, а в них рез­вят­ся яркие рыбы, кото­рые водят­ся толь­ко в ска­зоч­ной Кату­рии”.

И пока я гре­зил наяву Кату­ри­ей, боро­дач сно­ва и сно­ва напо­ми­нал мне об опас­но­сти и пред­ла­гал вер­нуть­ся к счаст­ли­вым бере­гам Сона­Нил: она извест­на людям, а в Кату­рию еще не сту­па­ла нога чело­ве­ка. На трид­цать пер­вый день пла­ва­ния вслед за пти­цей под­не­бе­сья мы уви­де­ли базаль­то­вые стол­пы запа­да. Их оку­ты­вал туман, скрыв­ший вер­ши­ны, кото­рые, по пре­да­нию, ухо­дят дале­ко в небо. Впе­ре­ди не было вид­но ни зги. Боро­дач сно­ва закли­нал меня вер­нуть­ся, но я его не слу­шал. Мне пока­за­лось, что я уло­вил в тумане пес­ню и зву­ки лют­ни. Она была сла­ще песен Зем­ли Сона- Нил, в ней зву­ча­ла хва­ла мне, отваж­но­му море­пла­ва­те­лю, при­плыв­ше­му изда­ле­ка в Зем­лю Фан­та­зии. И под зву­ки этой пес­ни Белый Корабль вошел в туман меж базаль­то­вых стол­пов запа­да. А когда пес­ня смолк­ла, и туман рас­се­ял­ся, мы обна­ру­жи­ли, что перед нами не Зем­ля Кату­рия, а непре­одо­ли­мая мор­ская сти­хия, и наш бес­по­мощ­ный барк понес­ло неве­до­мо куда. Вско­ре послы­шал­ся отда­лен­ный гро­хот водо­па­да, и в сле­ду­ю­щий миг мы уви­де­ли на гори­зон­те чудо­вищ­ный вал низ­вер­га­ю­ще­го­ся в без­дну миро­во­го оке­а­на. Лицо боро­да­ча было мок­ро от слез.

Мы поки­ну­ли пре­крас­ную Зем­лю Сона-Нил, нам не суж­де­но уви­деть ее вновь. Боги силь­нее людей, и они одо­ле­ли нас, — ска­зал он.

И в пред­чув­ствии неми­ну­е­мой гибе­ли я закрыл гла­за, что­бы не видеть пти­цу под­не­бе­сья, насмеш­ли­во хло­пав­шую кры­лья­ми над без­дной.

После кру­ше­ния все вокруг оку­та­ла мгла, и в ней слы­ша­лись кри­ки людей и вопли поту­сто­рон­них сущ­но­стей.
Я лежал, подо­брав под себя ноги, на огром­ном мок­ром валуне, куда меня вынес­ло неве­до­мой силой, и штор­мо­вой восточ­ный ветер про­би­рал меня до костей. Потом я сно­ва услы­шал гро­хот, открыл гла­за и уви­дел, что лежу у под­но­жия мая­ка, отку­да уплыл в неза­па­мят­ные вре­ме­на. Вни­зу, в море, вид­не­лись смут­ные очер­та­ния кораб­ля, раз­бив­ше­го­ся о ска­лы. Я под­нял взгляд. Свет мая­ка потух — впер­вые с тех пор, как смот­ри­те­лем его стал мой дед.
Позд­нее, под­няв­шись в баш­ню, я обна­ру­жил, что листок кален­да­ря пока­зы­ва­ет день мое­го отплы­тия. А когда забрез­жил рас­свет, я спу­стил­ся к морю — поис­кать сле­ды кораб­ле­кру­ше­ния на при­бреж­ной галь­ке, но обна­ру­жил лишь необыч­ную мерт­вую пти­цу с опе­ре­ньем цве­та лазур­но­го под­не­бе­сья да обло­мок мач­ты, белее мор­ской пены и сне­га на вер­ши­нах гор.

Оке­ан уже не пове­рял мне сво­их тайн, и хоть мно­го раз с тех пор пол­ная луна всплы­ва­ла на небо­склоне, Белый Корабль с юга боль­ше не появ­лял­ся.

Примечания:

Опуб­ли­ко­ва­но в нояб­ре 1919 года в The United Amateur, Vol. 19, No. 2, p. 30–33. На рус­ском язы­ке впер­вые опуб­ли­ко­ва­но в кни­ге “Зата­ив­ший­ся страх” в 1992 году.
Этот рас­сказ, несу­щий на себе несо­мнен­ное внеш­нее сход­ство с рас­ска­за­ми Эдвар­да Дан­сей­ни, внут­ренне сво­бо­ден от чужих вли­я­ний и счи­та­ет­ся самым “откро­вен­но алле­го­ри­че­ским из всех про­из­ве­де­ний” Лав­краф­та, в кото­ром он явля­ет себя в каче­стве фило­со­фа-мате­ри­а­ли­ста, отвер­га­ю­ще­го (вслед за Фрей­дом) любое стрем­ле­ние к мифи­че­ской “совер­шен­ной стране” не толь­ко как вред­ное, но и, к тому же, нездо­ро­вое, гро­зя­щее чело­ве­ку нерв­ным рас­строй­ством.