В защиту Дагона I
Защита открывается!

H. P. Lovecraft: In Defence of Dagon I
The Defence Reopens!

Январь 1921

Отве­чая на нега­тив­ную кри­ти­ку моей исто­рии «Дагон», я дол­жен начать с при­зна­ния того, что любая подоб­ная рабо­та обя­за­тель­но пред­на­зна­че­на для очень огра­ни­чен­но­го кру­га людей. Худо­же­ствен­ная лите­ра­ту­ра обыч­но делит­ся на три основ­ных раз­де­ла: роман­тич­ный, реа­ли­стич­ный и твор­че­ский. Пер­вый пред­на­зна­чен для тех, кто ценит дей­ствия и эмо­ции ради них самих; кто заин­те­ре­со­ван в ярких собы­ти­ях, кото­рые соот­вет­ству­ют пред­взя­то­му искус­ствен­но­му образ­цу. Эти чита­те­ли сми­рят­ся с пси­хо­ло­ги­че­ской неправ­до­по­доб­но­стью и неправ­дой и даже силь­но иска­жен­ны­ми объ­ек­тив­ны­ми собы­ти­я­ми, но они потре­бу­ют точ­но­го изоб­ра­же­ния фона. Роман­ти­ки — это люди, кото­рые с одной сто­ро­ны пре­зи­ра­ют реа­ли­ста, кото­рый гово­рит, что лун­ный свет лишь отра­же­ние вол­но­во­го дви­же­ния в эфи­ре, но кото­рые, с дру­гой сто­ро­ны, сидят бес­страст­но и непо­движ­но, когда фан­таст гово­рит им, что луна — это отвра­ти­тель­ный кош­мар­ный глаз — кото­рый смот­рит… все­гда смот­рит… Они ска­жут реа­ли­сту, что он забы­ва­ет об эмо­ци­о­наль­ном вли­я­нии лун­но­го све­та, но они не смо­гут субъ­ек­тив­но сле­до­вать фан­та­сти­че­ской кон­цеп­ции, вклю­ча­ю­щей в себя мифо­твор­че­ство, поэто­му будут в рав­ной сте­пе­ни про­ти­во­сто­ять рас­сказ­чи­кам стран­ных легенд.

Вто­рая вымыш­лен­ная шко­ла — реа­лизм, кото­рый сего­дня пра­вит пуб­ли­кой — пред­на­зна­че­на для тех, кто интел­лек­туа­лен и ана­ли­ти­чен, а не поэ­ти­чен или эмо­ци­о­на­лен. Он науч­ный и дослов­ный, и сме­ет­ся над роман­ти­ком и мифо­твор­цем. Его досто­ин­ство заклю­ча­ет­ся в том, что он бли­зок к жиз­ни, но име­ет ино­гда недо­ста­ток погру­же­ния в обыч­ное и непри­ят­ное. Оба — и роман­тизм, и реа­лизм обла­да­ют общим каче­ством — почти пол­но­стью име­ют дело с объ­ек­тив­ным миром — с веща­ми, а не с тем, что они пред­ла­га­ют. Поэ­ти­че­ско­го эле­мен­та недо­ста­ет. Роман­тизм тре­бу­ет эмо­ций, реа­лизм — чисто­го разу­ма; оба игно­ри­ру­ют вооб­ра­же­ние, кото­рое объ­еди­ня­ет отдель­ные впе­чат­ле­ния в вели­ко­леп­ные узо­ры и нахо­дит стран­ные отно­ше­ния и ассо­ци­а­ции меж­ду объ­ек­та­ми види­мой и неви­ди­мой При­ро­ды. Фан­та­зия суще­ству­ет, что­бы удо­вле­тво­рить тре­бо­ва­ния вооб­ра­же­ния, но посколь­ку вооб­ра­же­ние гораз­до менее рас­про­стра­не­но, чем эмо­ции и ана­ли­ти­че­ские при­чи­ны, из это­го сле­ду­ет, что такой лите­ра­тур­ный тип дол­жен быть отно­си­тель­но ред­ким и бес­спор­но огра­ни­чен­ным в сво­ей при­вле­ка­тель­но­сти (1). Твор­че­ские худож­ни­ки были немно­го­чис­лен­ны и все­гда недо­оце­не­ны. Блейк очень недо­оце­нен. По нико­гда бы не поня­ли, если бы фран­цу­зы не при­ло­жи­ли уси­лия, что­бы пре­воз­не­сти и истол­ко­вать его. Дан­се­ни встре­чал толь­ко холод или вялую похва­лу. (2) И девять чело­век из деся­ти нико­гда не слы­ша­ли об Амбро­зе Бир­се, вели­чай­шем писа­те­ле, кро­ме По, кото­ро­го Аме­ри­ка когда-либо созда­ва­ла (3). Образ­ный писа­тель посвя­ща­ет себя искус­ству в его наи­бо­лее суще­ствен­ном смыс­ле. Это не его дело — выле­пить какую-то мелочь, что­бы пора­до­вать детей, ука­зы­вая на полез­ную мораль, при­ду­мать поверх­ност­ный «подъ­ем» для удер­жа­ния пере­жит­ка сере­ди­ны вик­то­ри­ан­ской эпо­хи или дидак­ти­че­ски пере­фра­зи­ро­вать нераз­ре­ши­мые чело­ве­че­ские про­бле­мы. (4) Он — худож­ник настро­е­ний и мыс­лен­ных кар­тин — захват­чик и уси­ли­тель неуло­ви­мых грез и фан­та­зий — путе­ше­ствен­ник в те неслы­хан­ные зем­ли, кото­рые вид­ны сквозь заве­су реаль­но­сти, но ред­ко и толь­ко самым чув­стви­тель­ным. Он тот, кто не толь­ко видит объ­ек­ты, но и сле­дит за все­ми при­чуд­ли­вы­ми путя­ми пере­пле­тен­ных идей, кото­рые охва­ты­ва­ют и уво­дят от них. Он поэт суме­реч­ных виде­ний и дет­ских вос­по­ми­на­ний, но поет толь­ко для чув­стви­тель­ных к это­му. Все настро­е­ния он вос­про­из­во­дит, будь они яркие или тем­ные. «Целост­ность» и «полез­ность» явля­ют­ся для него неиз­вест­ны­ми сло­ва­ми. Он отра­жа­ет лучи, пада­ю­щие на него, и не спра­ши­ва­ет об их источ­ни­ке или эффек­те. Он не прак­ти­чен, бед­ня­га, и ино­гда уми­ра­ет в бед­но­сти; все его дру­зья живут в Горо­де Нико­гда над зака­том (5) или в антич­ных камен­ных хра­мах Микен (6) или в скле­пах и ката­ком­бах Егип­та и Мерое. (7) Боль­шин­ство людей не пони­ма­ют, что он гово­рит, как и боль­шин­ство из тех, кто пони­ма­ет, пото­му что его выска­зы­ва­ния и кар­ти­ны не все­гда при­ят­ны, а ино­гда и совер­шен­но невоз­мож­ны. (8) Но он суще­ству­ет не для похва­лы и не дума­ет о сво­их чита­те­лях. Его един­ствен­ная (цель) (9) — рисо­вать сце­ны, кото­рые про­хо­дят перед его гла­за­ми.

Сей­час я не могу пре­тен­до­вать на честь быть насто­я­щим твор­че­ским худож­ни­ком. Я имею честь толь­ко вос­хи­щать­ся из без­дны посред­ствен­но­сти и копи­ро­вать сво­им сла­бым спо­со­бом. Но то, что я ска­зал о худо­же­ствен­ной лите­ра­ту­ре, может помочь объ­яс­нить то, что я сла­бо и без­успеш­но пыта­юсь сде­лать. Это может объ­яс­нить, поче­му я не поме­чаю свои исто­рии мора­лью в блок­но­те или пыта­юсь огра­ни­чить собы­тия весе­лы­ми повсе­днев­ны­ми слу­ча­я­ми с без­упреч­ной веро­ят­но­стью. Что каса­ет­ся кри­ти­ки — я про­шу толь­ко, что­бы мои рецен­зен­ты соблю­да­ли основ­ной закон сво­е­го дела; срав­не­ние меж­ду дизай­ном и дости­же­ни­ем. Никто не осо­зна­ет более ост­ро, чем я, неадек­ват­ность моей рабо­ты. Ничто не раз­дра­жа­ет меня боль­ше, чем неспо­соб­ность моих про­из­ве­де­ний дуб­ли­ро­вать виде­ния и кош­ма­ры, кото­рые сто­ят за ними. Я — откры­то при­зна­ю­щий это — люби­тель и рас­тя­па, и у меня нет осо­бой надеж­ды на улуч­ше­ние — но виде­ния тре­бу­ют выра­же­ния и сохра­не­ния, так что же делать? 

Перей­дем к дета­лям — мисс Тей­лор гово­рит, что «Дагон» «не про­буж­да­ет в ней ника­ко­го дро­жа­ще­го чув­ства ужа­са или отвра­ще­ния». Писа­тель в сен­тябрь­ском изда­нии «American Amateur», ссы­ла­ясь на мои уси­лия, ска­зал:

«Я пом­ню, что одна­жды ночью я поз­во­лил луне сиять в моих гла­зах, пото­му что я боял­ся встать и задер­нуть што­ры после про­чте­ния одной из его исто­рий — «Дагон», так кажет­ся». (10)

«Кто при­ни­ма­ет реше­ние, когда вра­чи рас­хо­дят­ся во мне­ни­ях?» (11) Я пишу о том, о чем гре­жу, и пусть пуб­ли­ка ула­дит все осталь­ное меж­ду собой! О дне моря — нуж­но исполь­зо­вать вооб­ра­же­ние, что­бы изоб­ра­зить эффект оке­ан­ско­го пере­во­ро­та. Сущ­ность ужас­но­го в неесте­ствен­но­сти. Мысль о про­гул­ке по ска­ле не обя­за­тель­но оттал­ки­ва­ю­щая, но в «Богах горы» Дан­се­ни чело­век с боль­шим ужа­сом и отвра­ще­ни­ем гово­рит: «На ска­лы нель­зя вос­хо­дить вече­ром!» (12) Оце­ни­вая вли­я­ния мор­ско­го дна на чело­ве­ка в «Дагоне», мы долж­ны пом­нить, что оно было толь­ко что под­ня­то под его нога­ми какой-то таин­ствен­ной силой — неесте­ствен­но про­бу­див­шей его от веко­во­го сна в тем­но­те древ­них вод — и что оно рас­про­стра­ня­ет­ся вокруг его, насколь­ко он может видеть. Он не зна­ет его мас­шта­бов — все это сомне­ние, удив­ле­ние и неесте­ствен­ная тай­на. Этот чело­век, воз­мож­но, не побо­ял­ся бы наблю­дать, как на берег нака­ты­ва­ет при­лив, но в обсто­я­тель­ствах рас­ска­за он, веро­ят­но, будет доволь­но силь­но напу­ган­ным моря­ком — или супер­кар­го, если при­нять Бра­ун­скую поправ­ку. (13) Веро­ят­но, худ­шее — это оди­но­че­ство в бес­плод­ной необъ­ят­но­сти. Это выби­ло из колеи боль­ше, чем один разум. Что каса­ет­ся рыбы — пред­по­ло­же­ние вер­но. Зем­ле­тря­се­ние уби­ло неко­то­рых из них, а осталь­ные умер­ли от недо­стат­ка воды после того, как дно оке­а­на под­ня­лось на воз­дух.

Мистер Бра­ун «не впе­чат­лен реаль­но­стью» «Даго­на», посколь­ку ему это кажет­ся совер­шен­но невоз­мож­ным. В ответ я мог бы ска­зать, что реа­лизм не был жела­е­мым эффек­том, хотя в про­шлые гео­ло­ги­че­ские эпо­хи боль­шие мас­си­вы зем­ли под­ни­ма­лись над вол­на­ми и погру­жа­лись в них. Мистер Бра­ун вспо­ми­на­ет леген­ду об «Атлан­ти­де»? (14) Я напи­сал длин­ную исто­рию на эту тему. (15) По пово­ду дна оке­а­на — мне при­дет­ся не согла­сить­ся с мисте­ром Бра­у­ном, при­звав на помощь фак­ты физи­че­ской гео­гра­фии. Глу­бо­ко­вод­ное дно глад­кое и одно­об­раз­ное — хол­ми­стая рав­ни­на с несколь­ки­ми топо­гра­фи­че­ски­ми осо­бен­но­стя­ми. Там нет жиз­ни — дав­ле­ние воды слиш­ком вели­ко — но есть оса­док «ила», состо­я­щий из кро­шеч­ных рако­вин про­стых мор­ских орга­низ­мов, кото­рые живут око­ло поверх­но­сти. Один физио­граф — выбрав кни­гу почти слу­чай­но с моих полок — ска­зал:

«Моно­тон­ность, мрач­ность и запу­сте­ние более глу­бо­ких частей это­го под­вод­но­го пей­за­жа едва ли мож­но осо­знать. Наи­бо­лее бес­плод­ные зем­ные рай­о­ны долж­ны казать­ся раз­но­об­раз­ны­ми по срав­не­нию с обшир­ным про­стран­ством сли­зи, кото­рое охва­ты­ва­ет более глу­бо­кие части оке­а­на».

Усло­вия мел­ко­во­дья не соот­вет­ству­ют глу­би­нам моря.

Зачем герою «Даго­на» хотеть сбе­жать от нем­цев, если с ним хоро­шо обра­ща­ют­ся? (16) Во-пер­вых, он мог бы пред­по­честь шан­сы на спа­се­ние опре­де­лен­ным обсто­я­тель­ствам гунн­ско­го лаге­ря в кон­це путе­ше­ствия.

На заме­ча­ние мисс Фид­лар о том, что ужа­сы вой­ны исчер­па­ли спо­соб­ность мира вос­при­ни­мать новые ужа­сы (17), мож­но отве­тить дву­мя спо­со­ба­ми: (I) я не пишу для како­го-либо опре­де­лен­но­го вре­ме­ни — я писал как до вой­ны, так и после, и «Дагон» был напи­сан при­мер­но посе­ре­дине. (II) (18) Физи­че­ские ужа­сы вой­ны, каки­ми бы экс­тре­маль­ны­ми и бес­пре­це­дент­ны­ми они ни были, едва ли име­ют отно­ше­ние к совер­шен­но дру­го­му цар­ству сверхъ­есте­ствен­но­го ужа­са. При­зра­ки это при­зра­ки — разум может полу­чить боль­ше ост­рых ощу­ще­ний от нере­аль­но­сти, чем от реаль­но­сти!

Кри­ти­ка мисте­ра Бул­ле­на высо­ко ценит­ся (19), и я рад, что бед­ный «Дагон» еще не уто­мил всех! Он немно­го пере­оце­ни­ва­ет дидак­ти­че­ский эле­мент — как Дан­се­ни, я про­те­стую, что, за исклю­че­ни­ем несколь­ких слу­ча­ев, когда я не думал о настав­ле­нии. Исто­рия на пер­вом месте, и если какая-то фило­со­фия закра­ды­ва­ет­ся в нее, то слу­чай­но. «Белый Корабль» был исклю­че­ни­ем. Что каса­ет­ся кри­ти­ки — герой-жерт­ва напо­ло­ви­ну погру­жен в боло­то, но он пол­зет! (20) Он тянет себя в отвра­ти­тель­ном иле, цеп­ко дер­жась за него. Я знаю, пото­му что мне все это сни­лось, и я все еще чув­ствую, как слизь затя­ги­ва­ет меня! Воз­мож­но, мое­му опи­са­нию не хва­та­ет ясно­сти. Что каса­ет­ся выра­же­ния «пол­но­та непо­движ­но­сти» (21) — я хотел бы под­черк­нуть осо­бен­ное состо­я­ние, парал­лель­ное толь­ко тому, что есть в поэ­ме По «Мол­ча­ние: Бас­ня», а так­же сба­лан­си­ро­вать фра­зу «одно­род­ность ланд­шаф­та». «Certail» — это сте­но­гра­фи­че­ская ошиб­ка, как и опу­ще­ние «l» в «Piltdown» (22), кото­рое мои кри­ти­ки упу­сти­ли из виду. Пред­ло­же­ния отно­си­тель­но сомни­тель­но­го сло­ва «уче­ный» и фра­зы «киты и тому подоб­ное» хоро­ши и будут учте­ны, если исто­рия будет когда-либо пере­из­да­на (23). 

Мистер Ман­дей спра­ши­ва­ет о смыс­ле суще­ство­ва­ния «Даго­на» — я дам вам его — исклю­чи­тель­но и про­сто, что­бы под­нять настро­е­ние. Его объ­ект явля­ет­ся самым про­стым во всем искус­стве — изоб­ра­же­ни­ем. (Я дол­жен про­чи­тать «Мрач­ные три­на­дцать» (24). Мистер Ман­дей читал «Могут ли такие вещи быть?» Амбро­за Бир­са?)

Я рад, что неко­то­рым понра­ви­лось «Ста­рое Рож­де­ство». Я бы ска­зал, что мисс Тей­лор и мистер Бул­лен были пра­вы в том, что я поэт, но я дол­жен с сожа­ле­ни­ем отка­зать­ся от этой чести. «Ста­рое Рож­де­ство» — риф­мо­ван­ное сочи­не­ние — свет­лый стих, гра­ни­ча­щий с при­чуд­ли­вым. Что же каса­ет­ся поэ­ти­че­ской невоз­мож­но­сти таких слов, как «гастро­но­ми­че­ский» и «пат­ри­арх­ский» (25), — вполне допу­сти­мо! Но иссле­до­ва­ние сти­ха вре­мен Геор­га и коро­ле­вы Анны пока­жет источ­ник почтен­ной тра­ди­ции, кото­рой я сле­дую. Я рад, что мистер Бул­лен, уро­же­нец Мате­ри-Зем­ли, нашел мои изоб­ра­же­ния доста­точ­но точ­ны­ми. (26) Срав­ни­тель­ный отшель­ник, почти не видев­ший мира, может воз­ве­сти свою твор­че­скую оби­тель в любом месте, где нахо­дит­ся его глав­ный инте­рес, не будучи стес­нен­ным усло­ви­я­ми реаль­ной гео­гра­фии. Как при­вер­же­нец про­шло­го, я, есте­ствен­но, читал боль­ше англий­ских, чем аме­ри­кан­ских книг, и глу­бо­ко чув­ство­вал оча­ро­ва­ние тех сцен и собы­тий, сре­ди кото­рых фор­ми­ро­вал­ся и раз­ви­вал­ся мой запас; так что мое пред­став­ле­ние о доме и при­род­ной кра­со­те взо­шло на той поч­ве, вокруг кото­рой так мно­го вита­ет наслед­ствен­ных ассо­ци­а­ций — 

«Этот бла­го­сло­вен­ный уча­сток, эта зем­ля, это цар­ство, эта Англия». (27) 

Сце­ны моих рас­ска­зов — или тех из них, кото­рые не отно­сят­ся к вооб­ра­жа­е­мым меч­там, — про­ис­хо­дят при­мер­но в рав­ных про­пор­ци­ях в Англии и Аме­ри­ке. (28) Когда-нибудь я ско­пи­рую для «Цир­ку­ля­ра» мои сти­хи об Аме­ри­ке и Англии, опуб­ли­ко­ван­ные в люби­тель­ских жур­на­лах по обе сто­ро­ны оке­а­на. Один из них появил­ся в (про­фес­си­о­наль­ном) «Наци­о­наль­ном жур­на­ле» в Бостоне и при­нес мне пред­ло­же­ние (хотя и неосу­ще­стви­мое) от книж­но­го изда­тель­ства «Шер­ман, Френч & Co». (29)

Ну и нако­нец, я кос­нусь упо­ми­на­ний обо мне, сде­лан­ных в «Запис­ках про­вод­ни­ка». Я верю, что лест­ное опи­са­ние мисте­ра Бул­ле­на не при­ве­дет к тому, что раз­ные пред­ста­ви­те­ли ста­нут ожи­дать от меня боль­ше­го, чем я могу пред­ста­вить, посколь­ку я не заслу­жи­ваю тако­го вос­хва­ле­ния. Мои несо­вер­шен­ные поста­нов­ки зву­чат гром­че, чем вос­хва­ле­ния дири­же­ра!
Что каса­ет­ся неодоб­ре­ний Уикен­де­на моих фило­соф­ских взгля­дов, я боюсь, что не могу быть впе­чат­лен настоль­ко, насколь­ко мне сле­до­ва­ло бы, так как боль­шин­ство пунк­тов, по кото­рым я ата­ко­ван, явля­ют­ся ско­рее точ­ка­ми язы­ка, а не веры. *

* Мистер Бул­лен упо­ми­на­ет, что я исполь­зо­вал фра­зу «бес­смыс­лен­ные и напы­щен­ные иде­а­ли­сты». Это не было аргу­мен­том и не отно­си­лось ко всем иде­а­ли­стам. Это было исполь­зо­ва­но, что­бы харак­те­ри­зо­вать опре­де­лен­ную осо­бен­но напо­ри­стую шко­лу, к кото­рой бла­го­да­ря поэ­ме мисте­ра Бэй­на сфор­ми­ро­вал­ся вос­хи­ти­тель­ный кон­траст.

Мистер Уикен­ден насме­ха­ет­ся с само­уве­рен­ным видом над исполь­зо­ва­ни­ем мной сло­ва «знать», когда, конеч­но, это сло­во исполь­зо­ва­лось с пол­ным при­зна­ни­ем свя­зан­ных с ним мета­фи­зи­че­ских и гно­сео­ло­ги­че­ских затруд­не­ний. Это един­ствен­ное адек­ват­ное сло­во, хотя любой фило­соф дол­жен при­знать, что оно в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни отно­си­тель­ное. И мистер Уикен­ден забы­ва­ет, что отсут­ствие опре­де­лен­ных зна­ний про­ти­во­сто­ит как дог­ма­ти­че­ско­му теиз­му, так и дог­ма­ти­че­ско­му ате­из­му; или, ско­рее, не забы­вая об этом, он исполь­зу­ет это как про­па­ган­ду для ряда мне­ний, гораз­до менее веро­ят­ных, чем те, кото­рые он отвер­га­ет как недо­ка­зан­ные. Не сле­ду­ет слиш­ком серьез­но отно­сить­ся к при­ни­же­нию науч­ных лиде­ров, кото­рые скло­ня­лись к теиз­му в девят­на­дца­том веке, — но, воз­мож­но, их чрез­мер­ная оцен­ка мно­ги­ми оправ­ды­ва­ет или объ­яс­ня­ет импуль­сив­ную реак­цию про­тив них. Они, конеч­но, не были полу­бо­га­ми или даже нова­то­ра­ми в пол­ном смыс­ле это­го сло­ва. Мате­ри­а­лизм пред­став­лял собой наи­бо­лее вдум­чи­вое отно­ше­ние чело­ве­ка со вре­мен Лев­кип­па и Демо­кри­та и был цен­траль­ной фазой эпи­ку­рей­ской шко­лы. Но Дар­вин, Хакс­ли, Гек­кель и Спен­сер дей­стви­тель­но ока­за­ли огром­ную помощь в запол­не­нии дета­лей, систе­ма­ти­за­ции и разъ­яс­не­нии. Их резуль­та­ты не обя­за­тель­но были иде­аль­ны­ми, посколь­ку неточ­ность про­ни­ка­ет во все гипо­те­зы; и все же гово­рить, что они «сме­ше­ны» или «сверг­ну­ты», — пол­ная ерун­да. Невоз­мож­но про­из­ве­сти какие-либо после­ду­ю­щие откры­тия, кото­рые бы про­ти­во­ре­чи­ли их основ­ным прин­ци­пам. Совре­мен­ная нау­ка иссле­ду­ет все глуб­же, но иссле­до­ва­ние не нару­ша­ет прин­ци­пы. Суще­ству­ет раз­ни­ца меж­ду раз­ви­той тео­ри­ей и опро­верг­ну­той тео­ри­ей. Атом­ная тео­рия Дал­то­на, напри­мер, не потре­во­же­на недав­ним под­раз­де­ле­ни­ем ато­ма. Эти­мо­ло­гия дан­но­го сло­ва сму­ще­на (30), но что каса­ет­ся реаль­но­сти «ато­ма» как хими­че­ской еди­ни­цы, то здесь мало что про­изо­шло. «Ато­мы» суще­ству­ют и объ­еди­ня­ют­ся, как обна­ру­жил Дал­тон. Толь­ко в слу­чае радио­ак­тив­но­сти мы стал­ки­ва­ем­ся с резуль­та­та­ми раз­ви­тия.

В отно­ше­нии отно­си­тель­ных цен­но­стей разу­ма и инту­и­ции мистер Уикен­ден оди­на­ко­во софи­сти­чен. Обыч­ное сви­де­тель­ство пока­зы­ва­ет ему, что инту­и­ция столь же склон­на быть лож­ной, как и исти­ной — что она спо­соб­на при­ве­сти впо­след­ствии к оче­вид­ным ошиб­кам в отно­ше­нии фак­тов, и что эмо­ции тес­но свя­за­ны с ней. Он зна­ет, что и инту­и­ция, и эмо­ции оши­боч­ны, нере­гу­ляр­ны и зача­стую совер­шен­но про­ти­во­ре­чи­вы, что они зави­сят от инди­ви­ду­аль­ных жела­ний и надежд, лег­ко объ­яс­ни­мых на мате­ри­а­ли­сти­че­ских осно­ва­ни­ях, и что они вызы­ва­ют явные гал­лю­ци­на­ции так же часто, как про­из­во­дят разум­ные убеж­де­ния. Безу­мен ли Цезарь или Напо­ле­он, пото­му что его инту­и­ция гово­рит ему об этом? Вопре­ки умно вве­ден­ным инси­ну­а­ци­ям мисте­ра Уикен­де­на, эмо­ции и инту­и­ция ДОЛЖНЫ «впи­сы­вать­ся в мой кра­си­вый сим­мет­рич­ный рису­нок». Было бы невоз­мож­но пред­ста­вить раз­ви­тие интел­лек­та из при­ми­тив­ных ней­рон­ных функ­ций низ­ших орга­низ­мов без суще­ство­ва­ния этих про­ме­жу­точ­ных ста­дий. Их нель­зя игно­ри­ро­вать, посколь­ку они дают важ­ный аспект по всем био­ло­ги­че­ским и фило­соф­ским про­бле­мам. Един­ствен­ная опро­мет­чи­вая вещь — это при­нять их, по обще­му при­зна­нию, пере­мен­ное, про­ти­во­ре­чи­вое и туман­ное сви­де­тель­ство как детер­ми­нант фак­тов, про­ти­во­ре­ча­щих под­лин­ной логи­ке и разу­му, чья жест­кая после­до­ва­тель­ность и надеж­ность в каж­дой обла­сти не может быть оспо­ре­на. Чело­век может одна­жды почув­ство­вать, что есть боже­ство, а в дру­гой день почув­ство­вать, что его нет. Араб может чув­ство­вать, что Маго­мет явля­ет­ся един­ствен­ным истин­ным про­ро­ком и в то же вре­мя англи­ча­нин чув­ству­ет, что Хри­стос суще­ству­ет. Но ни один из этих людей, воз­мож­но, не ста­нет рас­хо­дить­ся во мне­нии отно­си­тель­но суще­ство­ва­ния зем­ли и воды, или после­до­ва­тель­но­сти вре­мен года. Разум еще нико­гда не под­во­дил. Инту­и­ция и эмо­ции посто­ян­но тер­пят неуда­чу. Вот вес­кие обсто­я­тель­ные дока­за­тель­ства!

Мистер Уикен­ден спра­ши­ва­ет, отку­да я «знаю», что нас ждет забве­ние. Опять же, это ненуж­ное воз­ра­же­ние про­тив сло­ва, кото­рое не име­ет бук­валь­но­го зна­че­ния и кото­рое поэто­му и допу­сти­мо в дан­ном слу­чае. В ответ, конеч­но, я дол­жен бы ска­зать, что, хотя ничто в суще­ство­ва­нии не явля­ет­ся опре­де­лен­ным, без­услов­но, нет ника­ких осно­ва­ний для тако­го экс­тра­ва­гант­но­го и про­ти­во­ре­ча­ще­го веро­ят­но­сти поня­тия, как бес­смер­тие. У нас нет осно­ва­ний пола­гать, что явле­ния созна­ния и лич­но­сти могут воз­ни­кать из чего-либо, кро­ме слож­ной орга­ни­че­ской эво­лю­ции, или что они могут суще­ство­вать отдель­но от слож­ной орга­ни­че­ской мате­рии. Весь жиз­нен­ный опыт научил нас тому, что созна­ние и орга­ни­че­ский мозг нераз­де­ли­мы. Удар по голо­ве может убить созна­ние и лич­ность, в то вре­мя как тело и несколь­ко про­стых инстинк­тов про­дол­жа­ют рабо­тать. Чело­век мертв. Где он — на небе­сах? И где мы были до того, как ста­ли суще­ство­вать, — отку­да при­шла «бес­смерт­ная душа»? Ана­ло­гич­но, посколь­ку поня­тие «душа» и «бес­смер­тие» столь явно срод­ни поня­ти­ям «двой­ствен­но­сти» и «веч­но­сти», сфор­ми­ро­ван­ным из снов и стра­ха перед неиз­вест­ным, какое мы име­ем пра­во изоб­ре­тать искус­ствен­ное и менее веро­ят­ное объ­яс­не­ние или некри­ти­че­ски при­ни­мать ани­ми­сти­че­ское леген­ды, пере­дан­ные от наших диких и вар­вар­ских пред­ков? Перед лицом таких веро­ят­но­стей — все на сто­роне забве­ния — мистер Уикен­ден доволь­но неис­кренне заяв­ля­ет о том, что ничто не может быть извест­но. Тем не менее, это прав­да. Мы ниче­го не зна­ем — конеч­но, ниче­го доста­точ­но­го, что­бы оправ­дать созда­ние при­чуд­ли­вой и слож­ной эсха­то­ло­гии! Когда мы видим, как мозг уми­ра­ет и раз­ла­га­ет­ся, более ли есте­ствен­но пред­по­ло­жить, что его функ­ции пре­кра­ти­лись, или спле­сти исто­рию о выжи­ва­нии меха­низ­ма, когда сами дви­жу­щи­е­ся части­цы исчез­ли? Веро­ят­ность не бла­го­во­лит мисте­ру Уикен­де­ну! Но вопрос открыт!!

Что каса­ет­ся про­ис­хож­де­ния пред­по­ла­га­е­мо­го боже­ства — если чело­век все­гда суще­ство­вал, и все­гда будет суще­ство­вать, как он может быть раз­ви­ва­ю­щим­ся созда­ни­ем из одно­го опре­де­лен­но­го состо­я­ния в дру­гое? В любом слу­чае воз­мо­жен толь­ко цикл — цикл или бес­ко­неч­ная пере­ста­нов­ка, если это разум­ная мысль. Ниц­ше видел это, когда гово­рил о «Веч­ном Воз­вра­ще­нии» (31). В абсо­лют­ной веч­но­сти нет ни отправ­ной точ­ки, ни пунк­та назна­че­ния.

Мистер Уикен­ден откро­вен­но забав­ля­ет меня, когда срав­ни­ва­ет мой отказ от теле­о­ло­гии с тем, как малень­кий маль­чик отбра­сы­ва­ет и осуж­да­ет кни­гу, кото­рую он не может понять, — забав­ля­ет меня, пото­му что это отлич­ное срав­не­ние для его соб­ствен­но­го при­ня­тия теле­о­ло­гии! Он видит про­цесс эво­лю­ции в дей­ствии в один кон­крет­ный кос­ми­че­ский момент в одной кон­крет­ной точ­ке про­стран­ства; и сра­зу пред­по­ла­га­ет, что весь кос­мос неуклон­но раз­ви­ва­ет­ся в одном направ­ле­нии к фик­си­ро­ван­ной цели. Более того, он чув­ству­ет, что все это долж­но что-то зна­чить — он назы­ва­ет это «геро­из­мом и вели­ко­ле­пи­ем»! Поэто­му, когда уста­нав­ли­ва­ет­ся, что жизнь в нашем мире (отно­си­тель­но) ско­ро исчез­нет из-за охла­жде­ния солн­ца; что про­стран­ство пол­но таких миров, кото­рые умер­ли; что чело­ве­че­ская жизнь и сама сол­неч­ная систе­ма — самые про­стые нов­ше­ства в веч­ном кос­мо­се (32); и что все при­зна­ки ука­зы­ва­ют на посте­пен­ное раз­ру­ше­ние как мате­рии, так и энер­гии, что в конеч­ном ито­ге све­дет на нет резуль­та­ты эво­лю­ции в любом кон­крет­ном угол­ке про­стран­ства; когда эти вещи предъ­яв­ля­ют, мистер Уикен­ден под­ска­ки­ва­ет и под­ра­жа­ет малень­ко­му маль­чи­ку из сво­ей соб­ствен­ной мета­фо­ры, выкри­ки­вая, что все это чепу­ха — про­сто так не может быть!! Но како­ва реаль­ная веро­ят­ность, кро­ме бес­по­лез­ных жела­ний чело­ве­ка? Если мы не можем дока­зать, что все­лен­ная ниче­го не зна­чит, как мы можем дока­зать, что она что-то зна­чит — какое у нас пра­во изоб­ре­тать поня­тие цели при пол­ном отсут­ствии тому дока­за­тельств? Конеч­но, наши дикие пред­ки не мог­ли постичь кос­мос без цели так же, как не мог­ли постичь кос­мос без антро­по­морф­но­го боже­ства, но какое место име­ют их леген­ды в 1921 году?

И потом эта уикен­ден­ская насмеш­ка над моей сим­па­ти­ей к эти­че­ским пред­пи­са­ни­ям Мар­ка Тве­на, кото­рый был мате­ри­а­ли­стом, пото­му что при­зна­вал не мотив в чело­ве­ке, а базо­вый эго­изм (33). Мистер У. гово­рит или предо­став­ля­ет дока­за­тель­ства того, что это хри­сти­а­нин. Я могу пред­ста­вить дока­за­тель­ства того, что он раци­о­на­ли­сти­че­ский, дохри­сти­ан­ский и кон­фу­ци­ан­ский. Это про­сто исти­на, осно­ван­ная на целе­со­об­раз­но­сти, кото­рой любой пре­по­да­ва­тель эти­ки может сво­бод­но вос­поль­зо­вать­ся и исполь­зо­вать, будь он теи­стом или ате­и­стом.

В кон­це сво­ей бесе­ды мистер Уикен­ден заяв­ля­ет о себе как о пол­ном агно­сти­ке и пола­га­ет­ся на кос­вен­ные дока­за­тель­ства. Я согла­сен сле­до­вать его мето­ду, хотя такие дока­за­тель­ства, как я вижу, ведут меня в про­ти­во­по­лож­ном направ­ле­нии.

Честер­то­на труд­но вос­при­ни­мать все­рьез в обла­сти нау­ки. (34) Управ­ляя дока­за­тель­ства­ми — разыг­ры­вая мело­чи и сво­дя к мини­му­му важ­ные фак­ты, — мож­но при­ве­сти очень бле­стя­щий при­мер, но когда чело­век трез­во пыта­ет­ся отверг­нуть резуль­та­ты Дар­ви­на, нам не нуж­но уде­лять ему слиш­ком мно­го наше­го дра­го­цен­но­го вре­ме­ни. Точ­ные дета­ли орга­ни­че­ско­го про­грес­са, опи­сан­ные в «Про­ис­хож­де­нии видов» и «Про­ис­хож­де­нии чело­ве­ка», могут допус­кать­ся для исправ­ле­ния или уси­ле­ния, но ата­ко­вать основ­ной прин­цип, кото­рый сам по себе име­ет уни­вер­саль­ное зна­че­ние, при­скорб­но. И так же, но в мень­шей сте­пе­ни с Фрей­дом. Док­три­ны, кото­рые мистер Честер­тон так стре­ми­тель­но отстав­ля­ет в сто­ро­ну, дей­стви­тель­но ради­каль­ны (35) и явно оттал­ки­ва­ют сред­не­го мыс­ли­те­ля. Конеч­но, они сво­дят хваст­ли­вое бла­го­род­ство чело­ве­ка к пусто­те, горь­кой для созер­ца­ния. Но наше дело про­сто бес­при­страст­но наблю­дать, в какой сте­пе­ни новые взгля­ды сов­па­да­ют с извест­ны­ми явле­ни­я­ми по срав­не­нию с пред­став­ле­ни­я­ми, кото­рых до сих пор при­дер­жи­ва­лись. Когда мы дела­ем это, мы вынуж­де­ны при­знать, что фрей­ди­сты во мно­гих отно­ше­ни­ях пре­взо­шли сво­их пред­ше­ствен­ни­ков и что мно­гие из наи­бо­лее важ­ных дета­лей Фрей­да могут быть оши­боч­ны­ми — не сле­ду­ет слиш­ком торо­пить­ся с под­ме­ной како­го-либо един­ствен­но­го или про­сто­го инстинк­та ком­плекс­ной и доми­ни­ру­ю­щей Wille zur Macht **(36) в каче­стве объ­яс­не­ния дви­жу­щей силы чело­ве­ка — он, тем не менее, открыл новый путь в пси­хо­ло­гии, раз­ра­бо­тав систе­му, док­три­ны кото­рой более при­бли­же­ны к реаль­ной рабо­те ума, чем любые, что при­ни­ма­лись до это­го вре­ме­ни. Воз­мож­но, нам не нра­вит­ся при­ни­мать Фрей­да, но я боюсь, что нам при­дет­ся это сде­лать. Толь­ко в нача­ле сем­на­дца­то­го века Сиз­зи мог отка­зать­ся смот­реть в теле­скоп Гали­лея из стра­ха, что он будет убеж­ден про­тив сво­ей воли в суще­ство­ва­нии спут­ни­ков Юпи­те­ра! (37)

А теперь поз­воль­те мне вста­вить мои новые мате­ри­а­лы — в коли­че­стве трех: рас­сказ в про­зе, неко­то­рые стран­ные стро­фы и рас­сказ в риф­ме. (38) Я искренне сожа­лею, что мне нече­го пред­ло­жить «здо­ро­вым» или «воз­вы­ша­ю­щим­ся», но что мне делать, если мне не хва­та­ет насто­я­ще­го худо­же­ствен­но­го твор­че­ства в этих более «полез­ных» обла­стях? Стран­но, что вся моя ауди­то­рия в «Цир­ку­ля­ре», кро­ме одно­го мисте­ра Бул­ле­на, состо­ит из реа­ли­стов и бук­ва­ли­стов. Воз­мож­но, в буду­щем я добав­лю сюда вопро­сы дру­гих и более тра­ди­ци­он­ных чле­нов Объ­еди­нен­ной ассо­ци­а­ции люби­тель­ской прес­сы.

** Wille zur Macht (нем.) — Воля к вла­сти.

Заметки

1. Лав­крафт во мно­гом гово­рит то же самое в «Сверхъ­есте­ствен­ном ужа­се в лите­ра­ту­ре» (1925–27), гово­ря о «под­лин­но­сти и досто­ин­стве стран­ной ужас­ной исто­рии как лите­ра­тур­ной фор­мы» из-за основ­ной пред­по­сыл­ки, что «самая ста­рая и самая силь­ная эмо­ция чело­ве­че­ства — это страх, а самый ста­рый и самый силь­ный вид стра­ха — это страх перед неиз­вест­ным»; доба­вив поз­же: «это узкая, хотя и важ­ная ветвь чело­ве­че­ско­го выра­же­ния, и она будет в основ­ном при­вле­кать, как все­гда, огра­ни­чен­ную ауди­то­рию с ост­ры­ми осо­бы­ми чув­ства­ми». («Дагон», стр. 347, 413).
2. См. «Лорд Дан­се­ни и его рабо­та» (1922): «Отно­си­тель­но неболь­шое при­зна­ние, кото­рое до сих пор при­суж­да­ет­ся лор­ду Дан­се­ни … обра­зу­ет забав­ный ком­мен­та­рий о есте­ствен­ной глу­по­сти чело­ве­че­ства». («Мар­ги­на­лия» (1944), стр. 148).
3. См. «Сверхъ­есте­ствен­ный ужас в лите­ра­ту­ре»: «Амбро­уз Бирс, почти неиз­вест­ный в свое вре­мя, достиг чего-то вро­де все­об­ще­го при­зна­ния». («Дагон», стр. 412).
4. См. «Сверхъ­есте­ствен­ный ужас в лите­ра­ту­ре»: «… наив­но без­вкус­ный иде­а­лизм … осуж­да­ет эсте­ти­че­ский мотив и при­зы­ва­ет дидак­ти­че­скую лите­ра­ту­ру «под­нять» чита­те­ля до под­хо­дя­щей сте­пе­ни ухмы­ля­ю­ще­го­ся опти­миз­ма» («Дагон», стр. 347) ,
5. Ссыл­ка на вооб­ра­жа­е­мое место, при­ду­ман­ное лор­дом Дан­се­ни в кни­ге «Как некто при­шел, как и было пред­ска­за­но, в Город Нико­гда», в Кни­ге Чудес.
6. Мике­ны, город на севе­ро-восто­ке Пело­пон­не­са в Гре­ции, был одним из важ­ных цен­тров того, что сей­час назы­ва­ет­ся микен­ской куль­ту­рой — куль­ту­ра Гре­ции с 2500 до 1100 г. до н.э.
7. См. «Безы­мян­ный город» (январь 1921 г.): «У меня зазве­не­ло в ушах, и мое вооб­ра­же­ние забур­ли­ло, когда я мед­лен­но вел сво­е­го вер­блю­да через песок к это­му … месту, слиш­ком ста­ро­му для Егип­та и Мерое, что­бы пом­нить…» («Дагон», стр. 100; часть фра­зы здесь опу­ще­на).
8. См. Ниже (п. 13).
9. Сло­ва в скоб­ках были добав­ле­ны редак­то­ром; опу­ще­ние таких слов в ори­ги­на­ле явно недо­смотр Лав­краф­та.
10. Перл К. Мер­рит­та, «Люби­тель­ская жур­на­ли­сти­ка не бес­по­лез­на», «American Amateur», 2, No. 1 (Сен­тябрь 1920) 82–83; повтор — «Бро­дя­га», [Вес­на 1927], стр. 6.
11. Алек­сандр Поуп, Мораль­ные очер­ки III. 1.
12. См. речь чело­ве­ка в акте III «Богов горы». Эта линия отме­че­на так­же в «Сверхъ­есте­ствен­ном ужа­се в лите­ра­ту­ре». («Дагон», стр. 408).
13. Это отно­сит­ся к кри­ти­ке «Даго­на» А. Х. Бра­у­на: «И ваш супер­кар­го это не моряк…».
14. См. Лав­крафт обсуж­да­ет Атлан­ти­ду в SL V. 267–69.
15. Это «Храм», самый длин­ный ран­ний рас­сказ Лав­краф­та, напи­сан­ный в 1920 году, но впер­вые опуб­ли­ко­ван­ный толь­ко в «Стран­ных исто­ри­ях» в сен­тяб­ре 1925 года.
16. Ком­мен­та­рий Бра­у­на, каса­ю­щий­ся стро­ки в «Дагоне», гла­ся­щей: «…к нам … отно­си­лись со всей спра­вед­ли­во­стью и ува­же­ни­ем, как к воен­но­плен­ным», гла­сил: «Если немец­кие рей­де­ры отно­си­лись к ним хоро­шо, то поче­му он рис­ку­ет совер­шить побег?».
17. Ника­ких заме­ча­ний этой мисс Фид­лер не сохра­ни­лось в име­ю­щей­ся кор­ре­спон­ден­ции «Транс­ат­лан­ти­че­ско­го Цир­ку­ля­то­ра».
18. Он был напи­сан в июле 1917 года, вско­ре после напи­са­ния «Гроб­ни­цы»; см. С. Т. Джо­ши, «Источ­ни­ки для хро­но­ло­гии худо­же­ствен­ной лите­ра­ту­ры Лав­краф­та», «Lovecraft Studies», 1, № 2 (вес­на 1980) 21.
19. См. Вве­де­ние, п. 4.
20. Бул­лен напи­сал: «Нам гово­рят, что [рас­сказ­чик] полз по мели к лод­ке (кото­рая лежа­ла на неко­то­ром рас­сто­я­нии от него). Мог ли он, напо­ло­ви­ну всо­сав­ший­ся в боло­то, полз­ти к сво­ей лод­ке?»
21. Бул­лен пред­по­ло­жил, что эта фра­за неук­лю­жа и «будет менее неук­лю­жей, как «непо­движ­ность».
22. Пилт­да­ун­ский Чело­век, «обна­ру­жен­ный» в 1912 году, явля­ет­ся обма­ном, но так не было до 1953–54 годов. Лав­крафт упо­ми­на­ет его сно­ва в «Кры­сах в сте­нах»; см. «Ужас Дан­ви­ча и дру­гие», изд. С. Т. Джо­ши (Sauk City, WI: Arkham House, 1984), стр. 42.
23. Ком­мен­та­рий Бул­ле­на гла­сил: «уче­ный» дол­жен быть «чело­ве­ком нау­ки», а «киты и тому подоб­ное» долж­ны быть заме­не­ны чем-то менее при­выч­ным». Упо­мя­ну­тый отры­вок гла­сит: «Оше­лом­лен­ный и испу­ган­ный, но не без осо­бо­го ощу­ще­ния вос­тор­га уче­но­го или архео­ло­га, я более вни­ма­тель­но изу­чил свое окру­же­ние … Пись­ме­на … состо­я­ли [боль­шей частью] из обыч­ных сим­во­лов, таких как рыбы, угри, ось­ми­но­ги, рако­об­раз­ные, мол­люс­ки, киты и тому подоб­ное». Лав­крафт, как ока­за­лось, не пере­смат­ри­вал эти фра­зы. Но см. «В Горах Безу­мия» (1931): «Я вынуж­ден гово­рить, пото­му что люди нау­ки отка­за­лись сле­до­вать мое­му сове­ту, не знаю поче­му». («Горы Безу­мия», стр. 1).
24. Ман­дей отме­тил, что «я читал [Фре­де­ри­ка Стю­ар­та] Гри­на «Мрач­ные Три­на­дцать» [New York: Dodd, Mead, 1917] и [Джо­зе­фа Лью­и­са] Френ­ча и [Джейм­са Х.] Хисло­па «Вели­кие исто­рии о при­зра­ках» [Dodd, Mead 1918]. Они выбра­ны из все­го мира англий­ских и дру­гих писа­те­лей, и, по мое­му скром­но­му мне­нию, эти трое реаль­но захва­ты­ва­ют тебя, и в то же вре­мя они разум­ны».
25. См. 11. 119–20:
    «With patriarchal grace the Squire imparts 
    A genial mirth, and lights the coldest hearts».
    
    «С пат­ри­арх­ской гра­ци­ей ору­же­но­сец сооб­ща­ет 
    Радуш­ное весе­лье и свет сер­дец холод­ных».
    
    и 11. 197–98:
    
    «Assist, gay gastronomic Muse, while I 
    In noble strains sing pork and Christmas pie!»
    
    «Помо­ги весе­лой гастро­но­ми­че­ской Музе, пока я 
    В бла­го­род­ных кру­гах вос­пою сви­ни­ну и рож­де­ствен­ский пирог!»
    
26. Бул­лен выра­зил удив­ле­ние тем, как «Англий­ский во всех смыс­лах» был сти­хо­тво­ре­ни­ем, учи­ты­вая, что Лав­крафт нико­гда не был (и нико­гда не будет) в Англии.
27. Шекс­пир, Ричард II 11.1.50.
28. Поз­же Лав­крафт пере­стал исполь­зо­вать Англий­ское окру­же­ние и раз­вил боль­ший реа­лизм, вклю­чив пей­за­жи Новой Англии, кото­рые он так хоро­шо знал по опы­ту. Из ран­них рас­ска­зов сле­ду­ю­щие про­ис­хо­ди­ли в Англии: «Фак­ты каса­тель­но покой­но­го Арту­ра Джер­ми­на и его семьи» (1920), «Селе­фа­ис» (1920), «Лун­ное боло­то» (Ирлан­дия) (1921), «Пес» (1922), «Гип­нос» (1922) и «Кры­сы в сте­нах» (1923).
29. Воз­мож­но, это было сти­хо­тво­ре­ние «Ода чет­вер­то­го июля 1917 года», опуб­ли­ко­ван­ное в «The National Magazine» за июль 1917 года.
30. Лав­крафт отно­сит­ся к сло­ву «атом» как про­из­вод­но­му от гре­че­ско­го «а-» (без) и «томос» (раз­рез), сле­до­ва­тель­но, неде­ли­мо­го.
31. «Веч­ное воз­вра­ще­ние», вера Ниц­ше, что бес­ко­неч­ность и веч­ность все­лен­ной под­ра­зу­ме­ва­ют веч­ное повто­ре­ние всех собы­тий. Идея исполь­зо­ва­лась в основ­ном как опро­вер­же­ние теле­о­ло­гии и веры во все­мо­гу­ще­го бога.
32. См. Лукре­ций 5.330–31: «Я верю, что все­лен­ная нова, а при­ро­да [чело­ве­че­ско­го] мира све­жа и воз­ник­ла не так дав­но».
33. Воз­мож­но (хотя и не совсем точ­но), что Лав­крафт ссы­ла­ет­ся на выска­зы­ва­ние Тве­на (в «Что такое чело­век?»), где «во всех без исклю­че­ния слу­ча­ях мы абсо­лют­но без­раз­лич­ны к боли дру­го­го, пока его стра­да­ния не заста­вят нас чув­ство­вать себя нелов­ко». Смот­ри­те так­же при­ме­ча­ние 9 к «Защи­та оста­ет­ся откры­той!»
34. Дж. К. Честер­тон был пожиз­нен­ным про­тив­ни­ком тео­рии Дар­ви­на; см. «Дар­ви­низм и нрав­ствен­ность в Пра­во­сла­вии» (1908) и «Веч­ный чело­век» (1925).
35. Неко­то­рые заме­ча­ния Честер­то­на про­тив Фрей­да см. в «О пси­хо­ана­ли­зе» в «Если заду­мать­ся» (1930) и в «Утвер­жде­ни­ях и отри­ца­ни­ях» (1934).
36. «Воля к вла­сти» зна­ме­ни­тое изме­не­ние Ниц­ше «Воли к жиз­ни» Шопен­гау­э­ра. Тем не менее, том под назва­ни­ем «Воля к вла­сти» (1901) пред­став­ля­ет собой посмерт­ный и непра­во­моч­ный сбор­ник.
37. См. SL 1.45: «Мистер Мо[е] напо­ми­на­ет мне о фло­рен­тий­ском аст­ро­но­ме Сиз­зи, кото­рый, таким обра­зом, высту­пал про­тив суще­ство­ва­ния спут­ни­ков Юпи­те­ра: «Более того», — гово­рит этот муд­рец в ходе сво­их рас­суж­де­ний, — «спут­ни­ки неви­ди­мы нево­ору­жен­ным гла­зом и поэто­му не могут ока­зы­вать ника­ко­го вли­я­ния на зем­лю, и поэто­му явля­ют­ся бес­по­лез­ны­ми, и, сле­до­ва­тель­но, не суще­ству­ют! Это было очень опро­мет­чи­во для Гали­лея, уви­деть эти при­но­ся­щие бес­по­кой­ство шары, после того как было неопро­вер­жи­мо засви­де­тель­ство­ва­но, что их вооб­ще не суще­ству­ет!»
38. Это были «Дере­во», «Неме­зи­да» и «Пси­хо­пом­пы».

В защиту Дагона II
Защита остается открытой!

H. P. Lovecraft: In Defence of Dagon II
The Defence Remains Open!

Апрель 1921 г.

Я с инте­ре­сом отме­чаю раз­лич­ные ком­мен­та­рии по пово­ду моих послед­них лите­ра­тур­ных попы­ток и бла­го­да­рен за мило­серд­ное суж­де­ние. Мистер Бра­ун прав, гово­ря, что рас­ска­зы об обыч­ных пер­со­на­жах понра­вят­ся боль­ше­му клас­су, но я не хочу созда­вать подоб­ный при­зыв. Мне­ние масс меня не инте­ре­су­ет, пото­му что похва­ла может по-насто­я­ще­му удо­вле­тво­рить толь­ко тогда, когда она исхо­дит из разу­ма, раз­де­ля­ю­ще­го точ­ку зре­ния авто­ра. Все­го, навер­ное, есть чело­век семь, кото­рым дей­стви­тель­но нра­вит­ся моя рабо­та; и их мне доста­точ­но. Я дол­жен писать, даже если бы у меня был един­ствен­ный тер­пе­ли­вый чита­тель, пото­му что моя цель — про­сто само­вы­ра­же­ние. Я не могу писать о «про­стых людях», пото­му что меня они совсем не инте­ре­су­ют. Без инте­ре­са не может быть искус­ства. Отно­ше­ния муж­чи­ны к чело­ве­че­ству не оча­ро­вы­ва­ют мое вооб­ра­же­ние. Отно­ше­ние чело­ве­ка к кос­мо­су — к неиз­вест­но­му – вот что вызы­ва­ет во мне искру твор­че­ско­го вооб­ра­же­ния. Гума­но­цен­три­че­ская пози­ция невоз­мож­на для меня, пото­му что я не могу при­об­ре­сти при­ми­тив­ную бли­зо­ру­кость, кото­рая вос­хва­ля­ет зем­лю и игно­ри­ру­ет зад­ний план. Удо­воль­ствие для меня — это чудо: неиз­ве­дан­ное, неожи­дан­ное, скры­тое и неиз­мен­ное, скры­ва­ю­ще­е­ся за поверх­ност­ной измен­чи­во­стью. Отсле­дить уда­лен­ное вбли­зи, веч­ное в эфе­мер­ном, про­шлое в насто­я­щем, бес­ко­неч­ное в конеч­ном — это для меня источ­ни­ки радо­сти и кра­со­ты. Как и покой­ный мистер Уайльд: «Я живу в ужа­се от того, что меня не поня­ли».

Я с инте­ре­сом отме­чаю склон­ность мисс Тей­лор к рас­ска­зам о пси­хо­ана­ли­ти­че­ском, теле­па­ти­че­ском и гип­но­ти­че­ском поряд­ках. (1) Теле­па­тия, един­ствен­ный мифи­че­ский пред­ста­ви­тель этой три­а­ды, может когда-нибудь пода­рить мне сюжет, но два дру­гих, веро­ят­но, будут систе­ма­ти­зи­ро­ва­ны нау­кой в тече­ние сле­ду­ю­щих несколь­ких деся­ти­ле­тий, и, сле­до­ва­тель­но, перей­дут из обла­сти чудес в область реа­лиз­ма. (2) Я пред­по­чи­таю при­дер­жи­вать­ся более фан­та­сти­че­ско­го объ­яс­не­ния мира снов, чем пред­ло­жен­ное про­фес­со­ром док­то­ром Зиг­мун­дом Фрей­дом, — толь­ко иллю­зии и нераз­ре­ши­мые тай­ны дей­стви­тель­но оча­ро­вы­ва­ют вооб­ра­же­ние. Я не буду удив­лен, если гип­но­тизм будет раз­ви­вал­ся как эффек­тив­ное лекар­ство от мно­гих рас­стройств, посколь­ку мно­гие функ­ции орга­низ­ма пол­но­стью кон­тро­ли­ру­ют­ся клет­ка­ми моз­га. Един­ствен­ный вопрос, на мой взгляд, это вопрос посто­ян­ства; посколь­ку сле­пые при­выч­ки кле­ток обыч­но силь­нее в ито­ге, чем спо­со­бы пере­дви­же­ния, уста­нов­лен­ные созна­тель­ным мыш­ле­ни­ем или внеш­ни­ми сила­ми. В неко­то­рых слу­ча­ях новые искус­ствен­ные при­выч­ки могут полу­чить доми­ни­ру­ю­щее вли­я­ние, но это, веро­ят­но, будет зави­сеть глав­ным обра­зом от тем­пе­ра­мен­та паци­ен­та и пред­ше­ству­ю­щей про­дол­жи­тель­но­сти болез­ни.

Все заме­ча­ния мисте­ра Бул­ле­на пред­став­ля­ют для меня боль­шой инте­рес, и я был бы при­зна­те­лен, если бы он поз­же при­слал мне свой испра­ви­тель­ный лист — что­бы я мог дей­ство­вать в соот­вет­ствии с его пред­ло­же­ни­я­ми, когда у меня будет боль­ше сво­бод­но­го вре­ме­ни. В насто­я­щее вре­мя я соби­ра­юсь иссле­до­вать поло­же­ние, исполь­зу­е­мое в «Пси­хо­пом­пах», в ожи­да­нии чего я при­нял аль­тер­на­тив­ное окон­ча­ние:

«For Sieur de Blois (the old wife’s tale is over)
Was lost to mortal sight for evermore».  (3)

«И сьер де Блуа (после исто­рии ста­рой жены)
Был поте­рян для взгля­да смерт­ных навсе­гда». 

Отно­си­тель­но «Дере­ва» — мистер Бра­ун нахо­дит куль­ми­на­цию недо­ста­точ­ной, но я сомне­ва­юсь, что рас­сказ тако­го типа мог бы иметь более оче­вид­ную раз­вяз­ку. Най­ден­ный кли­ма­ти­че­ский эффект — это про­сто акцент — рав­ный пер­во­му пря­мо­му ука­за­нию — факт, что за про­сты­ми собы­ти­я­ми рас­ска­за скры­то нечто, что рас­ту­щее подо­зре­ние в пре­ступ­ле­нии Муси­де­са и при­зна­ние посмерт­ной мести Кало­са вполне обос­но­ван­но. Он дол­жен про­воз­гла­сить то, что до сих пор вызы­ва­ло сомне­ния — пока­зать, что вещи при­ро­ды видят за чело­ве­че­ским лице­ме­ри­ем и как вос­при­ни­ма­ют низость в осно­ве внеш­ней доб­ро­де­те­ли. Весь мир счи­та­ет Муси­да образ­цом брат­ско­го бла­го­че­стия и пре­дан­но­сти, хотя на самом деле он отра­вил Кало­са, когда уви­дел, что его лав­ры в опас­но­сти. Раз­ве теге­ец не постро­ил Муси­де­су храм? И на фоне всех этих иллю­зий дере­вья шеп­чут — муд­рые дере­вья, свя­щен­ные для богов, — и откры­ва­ют исти­ну полу­ноч­но­му иска­те­лю, когда созна­тель­но поют сно­ва и сно­ва: «Ойда! Ойда!» (4) Таким обра­зом, все это явля­ет­ся куль­ми­на­ци­ей, кото­рой может обла­дать туман­ная леген­да. Мистер Бул­лен, ссы­ла­ясь на эпи­граф (5), спра­ши­ва­ет, что озна­ча­ет, что судь­бы (жела­ют) (6) най­дут спо­соб достичь — на что оче­вид­ный ответ заклю­ча­ет­ся в том, что их цель — ото­мстить за уби­то­го Кало­са. Это ста­рая тра­ги­че­ская тема с гре­ка­ми (7). Неуже­ли мистер Б. не пом­нит Ани­о­на и дель­фи­нов, Иви­ка и журав­лей? (8)

Я отме­тил жало­бу мисте­ра Бул­ле­на на то, что в моих рас­ска­зах нет юмо­ра; он сожа­ле­ет об этом упу­ще­нии, пола­гая, что эти исто­рии пред­на­зна­че­ны дать взгляд на все­лен­ную. В ответ я хотел бы намек­нуть, что ни один из моих рас­ска­зов не наце­лен на науч­ную точ­ность и инклю­зив­ность, каж­дый из кото­рых явля­ет­ся ско­рее про­сто рас­шиф­ров­кой изо­ли­ро­ван­но­го настро­е­ния или идеи с ее твор­че­ски­ми послед­стви­я­ми. Более того, юмор сам по себе явля­ет­ся лишь поверх­ност­ным взгля­дом на то, что на самом деле тра­гич­но и ужас­но — кон­траст меж­ду чело­ве­че­ским при­твор­ством и кос­ми­че­ской меха­ни­че­ской реаль­но­стью. Юмор — лишь сла­бое зем­ное эхо отвра­ти­тель­но­го сме­ха сле­пых сума­сшед­ших богов, кото­рые сидят на кор­точ­ках насмеш­ли­во и сар­до­ни­че­ски в пеще­рах за пре­де­ла­ми Млеч­но­го Пути. Это пустая вещь, слад­кая сна­ру­жи, но напол­нен­ная пафо­сом бес­плод­но­го стрем­ле­ния. Все вели­кие юмо­ри­сты груст­ны — Марк Твен был цини­ком и агно­сти­ком и напи­сал «Таин­ствен­но­го незна­ком­ца» и «Что такое чело­век»? (9) Когда я был моло­же, я писал юмо­ри­сти­че­ские мате­ри­а­лы — сати­ры и лег­кие сти­хи — и был изве­стен мно­гим как шут и паро­дист. (10) Я при­ло­жу одну из моих ста­рых паро­дий вме­сте с частью, кото­рую я паро­ди­ро­вал, как иллю­стра­цию моей коми­че­ской сто­ро­ны. (11) Но я не могу загля­нуть за мишу­ру юмо­ра и при­знать жал­кую осно­ву шуток — мир дей­стви­тель­но коми­чен, но как шут­ка над чело­ве­че­ством. Поэто­му, когда я опи­сы­ваю напря­жен­ное настро­е­ние, я опус­ка­юсь в нед­ра и не пыта­юсь шутить со сло­ем лег­ко­мыс­лия свер­ху. *

* У меня есть одоб­ре­ние луч­ших моде­лей — напря­жен­ные рас­ска­зы По совер­шен­но без юмо­ра. (12)
Юмор — это свист чело­ве­ка, кото­рый помо­га­ет сохра­нить муже­ство, когда он путе­ше­ству­ет по тем­ной доро­ге. Я одна­жды напи­сал:

«The wise to care a comic strain apply,
And shake with laughter, that they may not cry». (13)

«Муд­рый исполь­зу­ет коми­че­ское напря­же­ние
И дро­жит от сме­ха, что­бы осталь­ные не пла­ка­ли».

Пусть не дума­ют, что я не при­ни­маю во вни­ма­ние юмор — на самом деле я исполь­зую его в бесе­де; воз­мож­но, это отно­сит­ся к сати­ре и ост­ро­умию. Что­бы мои чита­те­ли не посчи­та­ли меня суще­ством, совер­шен­но не име­ю­щим ана­ло­гов, я при­ло­жу вырез­ку о бес­ко­неч­но вели­ком чело­ве­ке — Шар­ле Бод­ле­ре — неко­то­рые из качеств кото­ро­го, воз­мож­но, могут объ­яс­нить или осве­тить харак­тер чело­ве­ка с (очень гру­бо) похо­жим взгля­дом.

Мой вклад в этот выпуск «Цир­ку­ля­то­ра» будет состо­ять из стран­ной исто­рии «Безы­мян­ный город», части издан­ной под псев­до­ни­мом линии «О рели­гии», — отго­лос­ка нынеш­ней поле­ми­ки — крат­кой паро­дии на неко­то­рые стро­ки поэта Рей­н­хар­та Кляй­не­ра из «U.A.P.A.»  и обра­зец моей более ста­рой и обыч­ной рабо­ты — «Парк Куинс­ни­кет», напи­сан­ной в джор­джи­ан­ской мане­ре в 1913 году, когда мне было 23 года. «Парк Куинс­ни­кет», конеч­но, немно­го пес­си­ми­сти­чен, но может иметь юно­ше­ский дух и след «полез­но­сти», кото­ро­го не хва­та­ет в про­дук­тах создан­ных мною в зре­лые годы. 

Я чув­ствую, что мистер Бул­лен и его заме­сти­те­ли стре­мят­ся про­дол­жать про­ти­во­ре­чия в отно­ше­нии мате­ри­а­лиз­ма и иде­а­лиз­ма, что, без­услов­но, доста­точ­но при­ят­но для меня, как бы пло­хо оно не соот­вет­ство­ва­ло пра­ви­лам «Цир­ку­ля­то­ра». Если прак­ти­ка при­вле­че­ния «внеш­них талан­тов» будет раз­ре­ше­на обе­им сто­ро­нам, воз­мож­но, поз­же я смо­гу пред­ста­вить аргу­мен­ты очень бле­стя­ще­го моло­до­го мате­ри­а­ли­ста — Аль­фре­да Галь­пи­на-млад­ше­го, 536 Кол­ледж-Аве­ню, Апл­тон, Вис­кон­син, пре­зи­ден­та «Объ­еди­нен­ной ассо­ци­а­ции люби­тель­ской прес­сы». Мистер Галь­пин в насто­я­щее вре­мя учит­ся в кол­ле­дже Лоурен­са, но, несмот­ря на свою моло­дость, это чело­век неве­ро­ят­ных дости­же­ний — насто­я­щий «вун­дер­кинд». Сей­час ему все­го 19 лет, но я счи­таю его самым заме­ча­тель­ным чело­ве­ком из моих зна­ко­мых и верю, что со вре­ме­нем он ста­нет кри­ти­ком и фило­со­фом меж­ду­на­род­ной репу­та­ции. Мистер Галь­пин явля­ет­ся пря­мым потом­ком капи­та­на Джейм­са Кука, зна­ме­ни­то­го иссле­до­ва­те­ля, кото­рый был убит тузем­ца­ми на Санд­ви­че­вых ост­ро­вах в 1776 году. Его мне­ния по боль­шей части сов­па­да­ют с мои­ми соб­ствен­ны­ми.

То, что иде­а­ли­сты долж­ны перей­ти от обо­ро­ны к наступ­ле­нию, явля­ет­ся тем, что не может не при­не­сти поль­зу дис­кус­сии. Так­ти­ка двух под­хо­дов раз­лич­на, и вопрос не может быть отоб­ра­жен во всей его пол­но­те, пока каж­дый анта­го­нист не рас­смот­рит обе пози­ции. Иде­а­ли­сты были ранее в обо­роне, пото­му что, как наслед­ни­ки пер­во­быт­ной тра­ди­ции, они были пер­вы­ми в поле и зани­ма­ли всю тер­ри­то­рию. В сво­ей цита­де­ли наслед­ствен­ной силы они были оса­жде­ны мате­ри­а­ли­ста­ми, шко­лой более позд­не­го вре­ме­ни, док­три­ны кото­рой воз­ник­ли не из дикой догад­ки, а из науч­но­го наблю­де­ния. Теперь цита­дель захва­че­на, а мыс­ля­щий мир — мате­ри­а­ли­сти­чен. Пони­мая, что чело­век не обла­да­ет врож­ден­ным зна­ни­ем и что любое утвер­жде­ние о неви­ди­мых и неве­ро­ят­ных явле­ни­ях долж­но под­твер­ждать­ся дока­за­тель­ства­ми, побе­до­нос­ные мате­ри­а­ли­сты дер­жат цита­дель и ждут напа­док иде­а­лиз­ма, кото­рый теперь нано­сит ответ­ный удар, что­бы вер­нуть утра­чен­ную тер­ри­то­рию. Но уда­ры стран­но сла­бые, пото­му что ору­жие иде­а­лиз­ма тает под све­том новых откры­тий. 

Мистер Уикен­ден про­дол­жа­ет напа­дать на меня с боль­шим успе­хом, чем напа­дать на идеи, кото­рые я изла­гаю, и кото­рые не я создал. Он ука­зы­ва­ет на неко­то­рую оче­вид­ную неумест­ность рито­ри­ки, из-за кото­рой я, по его мне­нию, при­сва­и­ваю себе зва­ние «уче­ный» — чего я, конеч­но, не хотел или не соби­рал­ся делать, — и вслед­ствие это­го он вооб­ра­зил, что раз­ру­шил тео­рии дру­гих людей, кото­рые я про­сто повто­рил. Когда он заяв­ля­ет, что наи­бо­лее мало­ве­ро­ят­но кар­бо­на­там перей­ти в про­то­плаз­му, чем орга­ни­че­ско­му веще­ству обла­дать «душой» и «бес­смер­ти­ем», он пока­зы­ва­ет такое оче­вид­ное непра­виль­ное пони­ма­ние прин­ци­пов, о кото­рых идет речь, что я отча­ял­ся най­ти вза­им­ное пони­ма­ние. Воз­мож­но, повто­ре­ние неко­то­рых основ­ных фак­тов мог­ло бы про­яс­нить ситу­а­цию — помочь опре­де­лить усло­вия в каж­дом из двух слу­ча­ев. Во-пер­вых, никто не пред­по­ла­га­ет, что часть мела или дру­го­го неор­га­ни­че­ско­го соеди­не­ния может изме­нить свое внут­рен­нее состо­я­ние на орга­ни­че­ский и пол­ный жиз­ни тип. Изме­не­ние, когда оно впер­вые про­изо­шло, долж­но быть, было про­сто пере­ста­нов­кой дви­жу­щих­ся частиц, свя­зан­ных с охла­жде­ни­ем и сжа­ти­ем всей пла­не­ты; без «воли», кро­ме сле­по­го пере­ме­ще­ния элек­тро­нов, состав­ля­ю­щих все кос­ми­че­ское суще­ство­ва­ние в конеч­ном смыс­ле. Пусть мистер Уикен­ден уви­дит оче­вид­ное, что ника­ких ради­каль­ных изме­не­ний не про­ис­хо­дит — что ниче­го не созда­но и не уни­что­же­но. Пер­вым появ­ле­ни­ем жиз­ни на любой пла­не­те долж­но быть не более чем изме­не­ние дви­же­ния опре­де­лен­ных моле­кул, ато­мов и элек­тро­нов. Здесь нет ниче­го ново­го или оккульт­но­го. После 1828 года были син­те­зи­ро­ва­ны орга­ни­че­ские соеди­не­ния, и он дей­стви­тель­но сме­лый спе­ку­лянт, если будет отри­цать воз­мож­ность фак­ти­че­ско­го абио­ге­не­за (14) как буду­ще­го дости­же­ния химии. Совер­шен­но иным явля­ет­ся абсурд­ная кон­цеп­ция «души» или «бес­смер­тия», — это настоль­ко дру­гое, что сло­ва мистер Уикен­де­на, назы­ва­ю­ще­го это «срав­ни­тель­но про­стым», мож­но рас­смат­ри­вать ско­рее как шут­ку, чем трез­вый раз­го­вор. Помни­те, что при рас­суж­де­ни­ях о про­ис­хож­де­нии жиз­ни нам не при­хо­ди­лось учи­ты­вать что-то боль­шее, чем сме­ще­ние мате­ри­аль­ных частиц. Как же тогда мы можем назвать это «про­стым» допус­кая пред­по­ло­же­ние о суще­ство­ва­нии цело­го мира сущ­но­сти, отлич­но­го от любой дока­зу­е­мой суб­стан­ции, не даю­ще­го дока­за­тельств о себе и неза­ви­си­мо­го от извест­ных зако­нов мате­рии? Если труд­но пред­ста­вить жизнь как про­дукт без­жиз­нен­ной мате­рии, то неуже­ли про­ще пред­ста­вить себе суще­ство­ва­ние воз­душ­ной пусто­ты, у кото­рой вооб­ще не может быть источ­ни­ка, но кото­рая утвер­жда­ет­ся без дока­за­тельств или веро­ят­но­сти, и парит вокруг опре­де­лен­ных веществ в тече­ние опре­де­лен­ных пери­о­дов, и сохра­ня­ет инди­ви­ду­аль­ность веще­ства, вокруг кото­ро­го вита­ет? Или, может быть, мистер Уикен­ден счи­та­ет, что мате­ри­аль­ное тело созда­ет «душу» — в этом слу­чае было бы инте­рес­но узнать, явля­ет­ся ли, по его мне­нию, эма­на­ция нема­те­ри­аль­ной или нет, — если это энер­гия, а не мате­рия (15), она может сохра­нить инди­ви­ду­аль­ность исход­но­го веще­ства. Я не буду обви­нять мисте­ра Уикен­де­на в том, что он настоль­ко наи­вен, что­бы допу­стить ошиб­ку «под­пол­ков­ни­ка» мисте­ра Бул­ле­на — пред­по­ло­же­ние о том, что лучи­стое теп­ло, испус­ка­е­мое пла­ме­нем, каким-либо обра­зом уве­ко­ве­чи­ва­ет само пла­мя. Эта обман­ная мета­фо­ра явля­ет­ся бое­при­па­сом для мате­ри­а­ли­ста; точ­но так же, как све­ча сго­ра­ет в дыму, парах и вол­нах теп­ло­вой энер­гии, не остав­ляя ниче­го, что­бы уве­ко­ве­чить свои соб­ствен­ные инди­ви­ду­аль­ные каче­ства, так и чело­ве­че­ский мозг дол­жен, нако­нец, сго­реть сам, после того, как испу­стит необ­ра­ти­мые эфир­ные вол­ны, кото­рые рас­се­ют­ся в отда­лен­ных глу­би­нах бес­ко­неч­но­сти. Тка­ни и клет­ки, кото­рые про­из­во­ди­ли дви­же­ния созна­ния и лич­но­сти — «душу» — окон­ча­тель­но рас­па­да­ют­ся и дис­со­ци­и­ру­ют, пре­вра­ща­ясь в жид­кие и газо­об­раз­ные про­дук­ты раз­ло­же­ния и не остав­ля­ют ниче­го, что мог­ло бы отме­тить их преж­ние вре­мен­ные соеди­не­ния и дви­же­ния. Можем ли мы пред­ста­вить про­дол­же­ние дви­же­ния, когда дви­жу­щих­ся частиц нет? Можем ли мы пред­ста­вить себе «душу», суще­ству­ю­щую после рас­се­и­ва­ния ее роди­тель­ско­го тела, — пла­мя све­чи, все еще горя­щее после рас­се­и­ва­ния энер­гии и рас­ка­лен­ных частиц? Ничто в чело­ве­че­ской мифо­ло­гии не явля­ет­ся более немыс­ли­мым, и, тем не менее, мистер Уикен­ден хотел бы, что­бы мы срав­ни­ли этот гру­бый и невоз­мож­ный кусо­чек ани­миз­ма с совер­шен­но обыч­ной гипо­те­зой о том, что один вид мате­ри­аль­но­го дви­же­ния мог в какой-то пери­од быть заме­нен дру­гим видом мате­ри­аль­но­го дви­же­ния! При рас­смот­ре­нии вопро­са о мате­ри­аль­ном изме­не­нии — либо рыбы к кро­ко­ди­лу, либо извест­ня­ка к про­то­плаз­ме, — мистер Уикен­ден огра­ни­чен верой в то, что внут­рен­няя воля и «боже­ствен­ное» руко­вод­ство явля­ют­ся един­ствен­ны­ми дву­мя воз­мож­ны­ми аль­тер­на­ти­ва­ми. С этой дог­мой он ни к чему не при­дет. Он дол­жен при­знать не толь­ко эле­мент слу­чай­но­сти в так назы­ва­е­мом есте­ствен­ном отбо­ре, но так­же и тот факт, что пер­во­на­чаль­ное изме­не­ние от неор­га­ни­че­ско­го к орга­ни­че­ско­му веще­ству, веро­ят­но, осу­ществ­ля­ет­ся по хими­че­ским и физи­че­ским, а не био­ло­ги­че­ским зако­нам. На самом деле разум­но рас­смат­ри­вать это как пере­ход от чистой химии и физи­ки к био­ло­гии. Труд­ность мисте­ра Уикен­де­на в пони­ма­нии того, поче­му долж­на быть какая-либо внут­рен­няя воля у орга­ни­че­ских видов, напри­мер у рыбы на суше, будет устра­не­на, если он пой­мет, что вся­кая воля — это про­сто ней­рон­ный моле­ку­ляр­ный про­цесс — сле­пой мате­ри­аль­ный инстинкт или импульс. Уни­вер­саль­ная тяга орга­ни­че­ской клет­ки к рас­ши­ре­нию актив­но­сти — уве­ли­че­нию тех усло­вий, кото­рые дают ей самое при­ят­ное воз­буж­де­ние. Этот сле­пой жиз­нен­ный импульс настоль­ко чет­ко кор­ре­ли­ру­ет с общим дей­стви­ем кос­ми­че­ских сил, как орга­ни­че­ских, так и неор­га­ни­че­ских — гра­ви­та­ция, бли­зость, спло­чен­ность и т. д., — что не нуж­да­ет­ся в осо­бом объ­яс­не­нии. Нет ника­кой отли­чи­тель­ной чер­ты ни в одной из раз­лич­ных локаль­ных моди­фи­ка­ций уни­вер­саль­но­го пере­ме­ши­ва­ния веще­ства через бес­ко­неч­ные цик­лы кос­мо­са. Орга­ни­че­ское суще­ство сле­по дей­ству­ет любым спо­со­бом, что при­но­сит ему наи­боль­шее удо­вле­тво­ре­ние, и поэто­му рыба, — ожив­лен­ная кис­ло­ро­дом, рас­тво­рен­ным в ее соб­ствен­ных вол­нах, — исполь­зу­ет столь­ко кис­ло­ро­да, сколь­ко может полу­чить, и в конеч­ном ито­ге стре­мит­ся к зем­ле и сво­бод­но­му воз­ду­ху. Преды­ду­щее окру­же­ние и исто­рия каж­дой груп­пы, участ­во­вав­шей в авто­ма­ти­че­ском путе­ше­ствии, без сомне­ния, опре­де­ля­ет сте­пень его успе­ха. Кро­ме того, к импуль­су живот­но­го долж­ны быть добав­ле­ны изме­не­ния окру­жа­ю­щей сре­ды. Воз­мож­но, слиш­ком поспеш­но при­пи­сы­вать все эво­лю­ци­он­ные изме­не­ния внут­рен­ним при­чи­нам, посколь­ку мно­гие из них могут воз­ник­нуть в резуль­та­те борь­бы живот­но­го за адап­та­цию к меня­ю­щим­ся усло­ви­ям. Исчез­но­ве­ние или испа­ре­ние водо­е­ма, порож­да­ю­ще­го боло­то, может быть при­чи­ной пре­вра­ще­ния рыб в зем­но­вод­ных в тече­ние поко­ле­ний; подоб­но тому, как после­ду­ю­щее высы­ха­ние боло­та в твер­дую зем­лю может пре­вра­тить амфи­бий в сухо­пут­ных живот­ных — сна­ча­ла в яще­ри­цу, затем в мле­ко­пи­та­ю­щее, вклю­чая чело­ве­ка, и никто не зна­ет, что будет даль­ше, если пла­не­та про­су­ще­ству­ет доста­точ­но дол­го. Изме­не­ния осу­ществ­ля­ют­ся все­воз­мож­ны­ми изби­ра­тель­ны­ми про­цес­са­ми, в основ­ном выбо­ром парт­не­ров, про­дик­то­ван­ным окру­жа­ю­щей сре­дой, и сле­пы­ми побуж­де­ни­я­ми бес­чис­лен­ных поко­ле­ний. Об опре­де­лен­ной разум­ной воле не может быть и речи, мистер Уикен­ден, — наобо­рот. Когда мистер Уикен­ден при­хо­дит к выво­ду, что боже­ствен­ное руко­вод­ство долж­но суще­ство­вать про­сто пото­му, что нет оче­вид­ной при­чи­ны, по кото­рой рыба долж­на спон­тан­но искать зем­лю, он, без­услов­но, про­яв­ля­ет огром­ное стрем­ле­ние при­нять более поверх­ност­ное заклю­че­ние, преж­де чем ана­ли­зи­ро­вать оче­вид­ные воз­ра­же­ния, кото­рые он нахо­дит в чем-то дру­гом. Мож­но было бы при­ве­сти мно­го при­чин, кото­рые заста­ви­ли бы рыбу выбрать­ся на берег. Если будет про­де­мон­стри­ро­ва­но, что кис­ло­род воз­ду­ха явля­ет­ся недо­ста­точ­ной при­ман­кой, мож­но мно­го ска­зать о све­те верх­них обла­стей с его уве­ли­чен­ны­ми воз­мож­но­стя­ми при­ят­но­го воз­дей­ствия на глаз. Мистер Уикен­ден демон­стри­ру­ет свою сла­бость в пред­по­ло­же­нии, что рыбы «совер­шен­но удоб­ны» в воде — абсурд­ное утвер­жде­ние, вви­ду оче­вид­но­го отсут­ствия посто­ян­но­го ком­фор­та у всех существ со слож­ным нерв­ным раз­ви­ти­ем. В каж­дой фазе орга­ни­че­ской жиз­ни позво­ноч­ных посто­ян­но про­ис­хо­дит раз­дра­же­ние и бес­по­кой­ство, посколь­ку адап­та­ция к окру­жа­ю­щей сре­де нико­гда не быва­ет иде­аль­ной. Вся жизнь — это борь­ба и сра­же­ние — само по себе опро­вер­же­ние боже­ствен­но­сти (16), и в этой схват­ке орга­низм борет­ся как со сво­и­ми собра­тья­ми, так и со сво­им окру­же­ни­ем. Когда опре­де­лен­ное дей­ствие или изме­не­ние при­но­сит поль­зу в полу­че­нии пре­иму­ще­ства и уве­ли­че­нии воз­мож­но­стей при­ят­но­го воз­буж­де­ния, оно сле­по сохра­ня­ет­ся бла­го­да­ря уни­вер­саль­ной тен­ден­ции сле­до­вать линии наи­мень­ше­го сопро­тив­ле­ния. Все орга­низ­мы, как пра­ви­ло, дела­ют то, что достав­ля­ет им наи­боль­шее удо­воль­ствие или луч­ше все­го облег­ча­ет их даль­ней­шее суще­ство­ва­ние; и, в кон­це кон­цов, их путь, опре­де­ля­е­мый обсто­я­тель­ства­ми, при­во­дит к раз­лич­ным моди­фи­ка­ци­ям типа. Нет созна­тель­но­го жела­ния, нет разум­но­го стрем­ле­ния, нет опре­де­лен­но­го пред­ви­де­ния. Это все про­цесс спо­ты­ка­ния в тем­но­те — откат от боль­ших к мень­шим дис­ком­фор­там и опас­но­стям, а так­же нащу­пы­ва­ние боль­ше­го коли­че­ства удо­воль­ствий, едва ощу­ти­мых на вкус. Игно­ри­ро­вать это и стре­мить­ся к поня­тию боже­ствен­но­сти настоль­ко опро­мет­чи­во, что такой шаг может быть спра­вед­ли­во не при­нят во вни­ма­ние как аргу­мент. Мистер Уикен­ден рас­счи­ты­ва­ет боль­ше на сло­ва, чем на фак­ты и идеи, что ясно из его дей­стви­тель­но вос­хи­ти­тель­ной эпи­грам­мы «объ­яс­не­ние эво­лю­ции». 

Даже не знаю, нужен ли ответ на заяв­ле­ние об ано­маль­ном рас­ши­ре­нии воды чуть выше точ­ки замер­за­ния. Конеч­но, это необыч­ная вещь, но нахо­дя­ща­я­ся сре­ди мно­же­ства дру­гих, не име­ю­щих воз­мож­но­го целе­во­го зна­че­ния. Это точ­но не объ­яс­не­но, — но не десят­ки дру­гих явле­ний моле­ку­ляр­ной физи­ки. Поче­му все ано­ма­лии в нау­ке? Поче­му спут­ни­ки Ура­на дви­жут­ся в плос­ко­сти, почти пер­пен­ди­ку­ляр­ной плос­ко­сти орби­ты пла­не­ты, и поче­му спут­ник Неп­ту­на дви­жет­ся в обрат­ную сто­ро­ну? (17) Поче­му Луна кажет­ся боль­ше нево­ору­жен­но­му гла­зу, когда она близ­ка к гори­зон­ту, в то вре­мя как мик­ро­мет­ри­че­ские изме­ре­ния и тео­рии объ­еди­ня­ют­ся в том, что кажу­щий­ся диск дол­жен быть мень­ше? (18) Но мне не нуж­но делать спи­сок — это слиш­ком по-дет­ски. Никто не гово­рит об «интел­лек­те» в слу­ча­ях явле­ний, при­чи­ны кото­рых в насто­я­щее вре­мя неяс­ны. Поче­му же тогда мистер Уикен­ден при­во­дит столь важ­ный аргу­мент в поль­зу ано­маль­но­го рас­ши­ре­ния воды? Про­сто пото­му, что вода содер­жит несколь­ко орга­низ­мов, год­ных в пищу чело­ве­ку, кото­рых она не мог­ла бы содер­жать, если бы ее физи­че­ские свой­ства были менее необыч­ны­ми! На этом един­ствен­ном слу­чай­ном обсто­я­тель­стве мистер Уикен­ден осно­вы­ва­ет систе­му бого­сло­вия, выде­ля­ет слу­чай воды из всех дру­гих ано­ма­лий в тво­ре­нии и пред­по­ла­га­ет, что наи­бо­лее ста­биль­ные и важ­ные из хими­че­ских соеди­не­ний полу­чи­ли свои свой­ства исклю­чи­тель­но для того, что­бы рыбы мог­ли насе­лять ручьи! Как бы опро­мет­чи­во При­ро­да не созда­ла воду, чело­век смог прой­ти по ней и постро­ить желез­ные доро­ги на дне Атлан­ти­ки! Тот же самый «разум», кото­рый создал ручьи для рыб, забыл сде­лать все части зем­ли при­год­ны­ми для жиз­ни чело­ве­ка — стран­ный недо­смотр! Поче­му Саха­ра и Антарк­ти­че­ский кон­ти­нент не при­год­ны для жиз­ни, если «боже­ствен­ной» целью явля­ет­ся при­спо­соб­ле­ние все­го к жиз­ни? И наобо­рот, какое бед­ствие про­изой­дет, если рыбы не будут оби­тать в ручьях или если озе­ра будут посто­ян­но полу­за­мерз­ши­ми? 

Мистер Уикен­ден прав, заяв­ляя, что «лег­ко изде­вать­ся над любой попыт­кой объ­яс­не­ние жиз­ни, но неве­ро­ят­но труд­но дать какое-либо объ­яс­не­ние, на кото­рое дру­гие люди не засме­ют­ся». По прав­де гово­ря, зна­ние еще не про­сти­ра­лось столь глу­бо­ко под поверх­ность, так что посто­ян­ные кор­рек­ти­ров­ки мыс­ли необ­хо­ди­мы. За гра­ни­ца­ми опре­де­лен­но­го пре­де­ла зна­ния может быть невоз­мож­но при­об­ре­сти с помо­щью нынеш­не­го сен­сор­но­го и интел­лек­ту­аль­но­го обо­ру­до­ва­ния чело­ве­ка, так что, по всей веро­ят­но­сти, все­лен­ная нико­гда не будет объ­яс­не­на. Воз­мож­но, было бы муд­рее не пытать­ся, а про­сто взять жизнь такой, как она есть, насла­жда­ясь удо­воль­стви­ем и забы­вая боль, как толь­ко можем. Одна­ко наше любо­пыт­ство побуж­да­ет нас зада­вать вопро­сы; без­услов­но, более разум­но стро­ить наши спе­ку­ля­ции сми­рен­но, шаг за шагом, от извест­но­го к неиз­вест­но­му, чем отбра­сы­вать в сто­ро­ну веро­ят­ность и опыт в целом и дог­ма­ти­че­ски и некри­ти­че­ски при­ни­мать при­ми­тив­ные леген­ды ран­не­го чело­ве­ка — леген­ды, осно­ван­ные на про­зрач­ных ана­ло­ги­ях и пер­со­ни­фи­ка­ци­ях, — и испо­ве­до­вать, что­бы уло­вить те кос­ми­че­ские тай­ны, кото­рые пред­ла­га­ют наи­ме­нее реаль­ные дока­за­тель­ства и вклю­ча­ют в себя самые слож­ные и посте­пен­ные иссле­до­ва­ния. Все тео­рии дей­стви­тель­но могут быть откры­ты для насме­шек; и, без­услов­но, те самые сла­бые, кото­рые тре­бу­ют боль­ше­го и име­ют наи­мень­шее под­твер­жде­ние, в то вре­мя как самые силь­ные те, кото­рые боль­ше все­го зави­сят от тща­тель­но­го наблю­де­ния и вызы­ва­ют наи­мень­шее коли­че­ство пре­тен­зий в отно­ше­нии вопро­сов, выхо­дя­щих за рам­ки фак­ти­че­ских зна­ний. При отсут­ствии дока­за­тельств наи­бо­лее веро­ят­ной явля­ет­ся тео­рия, кото­рая мень­ше все­го про­ти­во­ре­чит тому неболь­шо­му объ­е­му зна­ний, кото­рый у нас уже есть.

Откры­тое Пись­мо «под­пол­ков­ни­ка» содер­жит один такой коми­че­ский пункт, что я не могу отка­зать­ся от ком­мен­та­ри­ев. Посвя­тив несколь­ко абза­цев энер­гич­но­му осуж­де­нию мате­ри­а­ли­стов, кото­рые отри­ца­ют «дух», пото­му что его нель­зя уви­деть и изме­рить, он совер­шен­но не в состо­я­нии пока­зать, что в При­ро­де есть какие-либо явле­ния, уста­нав­ли­ва­ю­щие суще­ство­ва­ние такой неви­ди­мой и неиз­ме­ри­мой силы! Я мог бы так же лег­ко утвер­ждать о суще­ство­ва­нии новой эфир­ной сущ­но­сти под назва­ни­ем КСИЗАБК (XYZABC), кото­рая застав­ля­ет коме­ты дви­гать­ся, и бро­сить вызов любо­му чело­ве­ку, гото­во­му опро­верг­нуть это. Конеч­но, ведь она не может быть обна­ру­же­на и изме­ре­на «штан­ген­цир­ку­ля­ми и веса­ми» — поэто­му это выше прав­ды!!! (19)

Теперь перей­дем к ста­рой ста­тье в «Atlantic Monthly» — «Куда» (20) (в фолио Обще­го обсуж­де­ния), где я обна­ру­жил мно­го под­лин­но­го пафо­са. Нет ника­ких реаль­ных аргу­мен­тов в горя­чем обра­ще­нии ано­ним­но­го авто­ра, но атмо­сфе­ра скор­би по пово­ду кон­чи­ны ста­рых иллю­зий дела­ет всю жало­бу захва­ты­ва­ю­щим чело­ве­че­ским доку­мен­том. (21) Конеч­но, в совре­мен­ном про­грес­се позна­ния есть мно­гое, что долж­но обя­за­тель­но потря­сти и сбить с тол­ку разум, при­вык­ший к некри­ти­че­ской тра­ди­ции. Нель­зя отри­цать, что ста­рые иллю­зии вооду­шев­ля­ли и сти­му­ли­ро­ва­ли обыч­но­го чело­ве­ка в более или менее зна­чи­тель­ной сте­пе­ни — мир сно­ви­де­ний наших пра­ро­ди­те­лей, несо­мнен­но, был сво­е­го рода искус­ствен­ным раем для посред­ствен­но­го чело­ве­ка. Для устра­не­ния недо­стат­ков в реаль­ной жиз­ни суще­ство­ва­ла вооб­ра­жа­е­мая «духов­ная жизнь» или «внут­рен­няя жизнь», кото­рая, веро­ят­но, каза­лась очень яркой и акту­аль­ной субъ­ек­ту заблуж­де­ния и кото­рая долж­на была сде­лать его невос­при­им­чи­вым к мно­го­чис­лен­ным стра­да­ни­ям истин­но­го суще­ство­ва­ния. Фено­мен этот может быть про­дуб­ли­ро­ван в малом мас­шта­бе любым твор­че­ским чело­ве­ком, и те, кто пре­успел в созда­нии, таким обра­зом, нере­аль­но­го мира, могут в пол­ной мере оце­нить чув­ство отно­си­тель­ной без­опас­но­сти и мира, суще­ству­ю­щее сре­ди тех, кто при­нял боже­ство и бес­смер­тие как акту­аль­ные фак­ты. Глав­ный недо­ста­ток Хри­сти­ан­ства в том, что оно подав­ля­ет сво­бо­ду твор­че­ства, попи­ра­ет здо­ро­вые инстинк­ты и уста­нав­ли­ва­ет лож­ные и неспра­вед­ли­вые стан­дар­ты. Исхо­дя из это­го, мой друг Сэмю­эль Лав­мен, эсквайр, напи­сал вели­ко­леп­ную оду «Сатане». (22) На самом деле, одна­ко, этот эффект оше­ло­мил толь­ко самых умных людей, кото­рые были в состо­я­нии про­ти­во­сто­ять ему в конеч­ном сче­те; так что нам не нуж­но отри­цать нар­ко­ти­че­ское уте­ше­ние, кото­рое оно при­нес­ло менее често­лю­би­во­му боль­шин­ству. Вера, разу­ме­ет­ся, в сво­их дета­лях была про­сто сим­во­лом соб­ствен­ных стан­дар­тов и надежд это­го боль­шин­ства, посколь­ку все рели­ги­оз­ные систе­мы явля­ют­ся наро­ста­ми, а не пра­ви­те­ля­ми рас, кото­рые их дер­жат. Как язы­че­ство — иде­аль­ная ари­сто­кра­ти­че­ская пози­ция — культ истин­ной силы и кра­со­ты, так и хри­сти­ан­ство было бур­жу­аз­ным иде­а­лом; раб­ской мора­ли (23) кодекс береж­ли­во­сти и бла­го­ра­зу­мия. Его окон­ча­тель­ное раз­ви­тие было достиг­ну­то в ане­мич­ном типе Мас­са­чу­сет­са девят­на­дца­то­го века — пури­тан­ском и эмер­сон­ском про­из­ве­де­нии, кото­рое име­ло столь­ко «души», что это мало что зна­чи­ло. В насто­я­щее вре­мя эти ребя­та или их вну­ки забав­ля­ют­ся тео­со­фи­ей, «новой мыс­лью», хри­сти­ан­ской нау­кой и пер­сид­ским баха­из­мом. Они не могут рас­ска­зать фак­ты, когда встре­ча­ют их! Но боль­шин­ство ста­рых хри­сти­ан были менее фана­тич­ны­ми и раз­ви­ва­лись менее фан­та­сти­че­ски. Они при­дер­жи­ва­лись сво­ей ста­рой веры про­сто из-за недо­стат­ка недав­ней науч­ной инфор­ма­ции, кото­рая наи­бо­лее явно дока­зы­ва­ет, что она лож­на, поэто­му, когда инфор­ма­ция посте­пен­но достиг­ла их в резуль­та­те бес­пре­це­дент­ных откры­тий про­шло­го сто­ле­тия, они про­сто изме­ни­ли свои взгля­ды и при­ня­ли неиз­беж­ное. Когда они уви­де­ли, что их зам­ки напол­не­ны воз­ду­хом, что «на самом деле Сан­та Клау­са нет», они не запла­ка­ли и не при­кры­ли гла­за и уши, но пере­нес­ли разо­ча­ро­ва­ние, как взрос­лые люди. В ста­рых веро­ва­ни­ях дей­стви­тель­но был ред­ким образ­ный ком­форт, но фак­ты есть фак­ты! Отказ от «духов­но­го» нар­ко­ти­ка дей­ство­вал подоб­но изъ­я­тию спирт­ных напит­ков у неко­то­рых алко­го­ли­ков — ино­гда застав­ляя их под­ни­мать­ся до боль­ших мен­таль­ных высот, видя вещи таки­ми, какие они есть. Но, как одни опла­ки­ва­ют запрет, дру­гие опла­ки­ва­ют фило­соф­ское разо­ча­ро­ва­ние — в обо­их слу­ча­ях отча­сти при­ят­ный, но лож­ный сти­му­ля­тор был отме­нен. Изме­не­ние было очень тон­ким; чаще мол­ча­ли­вое, чем откры­тое, и вли­я­ю­щее на все важ­ные под­со­зна­тель­ные источ­ни­ки мыс­ли и дей­ствия, а не внеш­ние каче­ства кажу­щей­ся веры. Из совре­мен­ных мате­ри­а­ли­стов зна­чи­тель­ное боль­шин­ство, веро­ят­но, посе­ща­ют какую-то цер­ковь и счи­та­ют себя хри­сти­а­на­ми. Это пото­му, что боль­шин­ство людей нико­гда не дума­ют точ­но и фун­да­мен­таль­но. Их убеж­де­ния мало что зна­чат – что важ­нее, так это глу­бо­кое внут­рен­нее разо­ча­ро­ва­ние, бла­го­да­ря кото­ро­му они чув­ству­ют изме­не­ния и не осме­ли­ва­ют­ся дове­рять тому, чему дове­ря­ли рань­ше. Сожа­ле­ния абсо­лют­но бес­по­лез­ны. Изме­не­ния неиз­беж­ны, пото­му что про­шлое сто­ле­тие выяви­ло фак­ты, о кото­рых рань­ше не подо­зре­ва­ли, кото­рые не толь­ко нару­ша­ют все ста­рые поня­тия, но и со зна­чи­тель­ной ясно­стью объ­яс­ня­ют пси­хо­ло­ги­че­ские и антро­по­ло­ги­че­ские при­чи­ны, по кото­рым эти поня­тия про­изо­шли в про­шлом. Вне­зап­ность это­го изме­не­ния не уди­ви­тель­на — его семе­на были посе­я­ны в вели­ко­ле­пии эпо­хи Воз­рож­де­ния, когда была осво­бож­де­на мысль и начал­ся науч­ный про­гресс. Новые инстру­мен­ты, порож­да­ю­щие новое рве­ние и откры­ва­ю­щие новые пер­спек­ти­вы, появи­лись в логи­че­ской после­до­ва­тель­но­сти; и мыс­ли, ранее при­ме­няв­ши­е­ся к дру­гим искус­ствам, объ­еди­ни­лись в поис­ках исти­ны. Девят­на­дца­тый и два­дца­тый века зна­ме­ну­ют собой логи­че­скую куль­ми­на­цию наступ­ле­ния, длив­ше­го­ся 500 лет, — рост фило­со­фии на новых дан­ных — так что тот, кто при­ка­зал бы нам вер­нуть­ся к суе­ве­рию, подо­бен Кану­те, коман­ду­ю­ще­му вол­на­ми. К сожа­ле­нию или нет, иллю­зия духов­но­сти мерт­ва сре­ди мыс­ля­щих клас­сов. Фаза при­ми­тив­ной алле­го­рии ушла в про­шлое, и мы долж­ны извлечь мак­си­маль­ную поль­зу из того, что нам не может помочь. Если бы мы попы­та­лись пове­рить сей­час, то долж­ны почув­ство­вать при­твор­ство и пре­зи­рать себя за это — мы про­сто зна­ем боль­ше, как малень­кий маль­чик, лишен­ный «Сан­та Клау­са». В то же вре­мя, мы не долж­ны игно­ри­ро­вать жалость, рыда­ю­щую интен­сив­ность реак­ции сре­ди опре­де­лен­но­го эмо­ци­о­наль­но дели­кат­но­го клас­са. Боль разо­ча­ро­ва­ния ужас­на для них, и в соот­вет­ствии с их харак­те­ром они склон­ны либо к сле­по­му оккуль­тиз­му, либо к страст­ной хри­сти­ан­ской апо­ло­ге­ти­ке. Автор «Куда» отно­сит­ся к послед­не­му типу — он пыта­ет­ся оста­но­вить вол­ну софи­сти­ки, несо­вер­шен­ных дан­ных и сла­бой логи­ки. Он тщет­но пла­чет ради умер­ших цен­но­стей и сла­бо про­сит пре­ем­ствен­но­сти в том, что он назы­ва­ет «духов­ной эво­лю­ци­ей». Увы! он не видит, что «духов­ное» взо­рва­но, и что пре­ем­ствен­ность в вопро­сах откры­тия не воз­мож­на. До того, как Аме­ри­ка была откры­та, она была неиз­вест­на, — и вдруг она ста­ла извест­на! И так же с фак­та­ми опро­ки­ды­ва­ния рели­гии. Изу­ча­ю­щий «Куда» в поис­ках реаль­но­го аргу­мен­та чита­тель нахо­дит толь­ко один сре­ди мно­же­ства вопро­сов-моле­ний, софи­сти­ки, сожа­ле­ний и необос­но­ван­ных пред­по­ло­же­ний о цен­но­стях. И как ни тра­гич­но, но этот аргу­мент настоль­ко прост и пол­но­стью под­да­ет­ся есте­ствен­ным нау­кам, что его про­из­но­сят не рань­ше, чем он достиг­нет нуля. «Поче­му, — спра­ши­ва­ет автор, — не можем мы ска­зать: «Вот неко­то­рые посто­ян­ные надеж­ды, внут­рен­ние потреб­но­сти, стрем­ле­ния, кото­рые мы можем объ­яс­нить толь­ко в пред­по­ло­же­нии, что все­лен­ная есть все­лен­ная духа?». Пото­му что, как отве­ча­ют реа­ли­сты, все эти надеж­ды, стрем­ле­ния и пред­по­ла­га­е­мые «потреб­но­сти» явля­ют­ся есте­ствен­ны­ми атри­бу­та­ми опре­де­лен­ной ста­дии при­ми­тив­но­го раз­ви­тия, рано внед­рен­ной в чело­ве­ка, и вполне объ­яс­ни­мой как про­дук­ты его рас­кры­ва­ю­ще­го­ся разу­ма, когда он реа­ги­ро­вал на свое окру­же­ние и огра­ни­чен­ную инфор­ма­цию. Этот вопрос объ­яс­не­ния «духов­ных» чувств дей­стви­тель­но явля­ет­ся наи­бо­лее важ­ным из всех мате­ри­а­ли­сти­че­ских аргу­мен­тов, посколь­ку объ­яс­не­ния не толь­ко в подав­ля­ю­щем боль­шин­стве слу­ча­ев при­ну­ди­тель­ны, но и настоль­ко адек­ват­ны, что­бы пока­зать, что чело­век не мог раз­вить­ся, не при­об­ре­тя толь­ко такие лож­ные впе­чат­ле­ния. Идея боже­ства явля­ет­ся логи­че­ским и неиз­беж­ным резуль­та­том неве­же­ства, посколь­ку дикарь не может пред­ста­вить себе ника­ко­го дей­ствия, кро­ме воли и лич­но­сти, подоб­ных его соб­ствен­ной. Ани­мизм не может быть предот­вра­щен любым неве­же­ствен­ным умом, зна­ко­мым со сна­ми, и бес­смер­тие — это лег­кий шаг, если допу­стить двой­ствен­ное суще­ство­ва­ние. Дикарь, сколь­ко он себя пом­нил, все­гда жил, — и он не мог пред­ста­вить себе состо­я­ние небы­тия. В этом вопро­се веч­ной жиз­ни он так­же руко­вод­ству­ет­ся стра­хом выми­ра­ния — он видел мерт­вые тела и не может пред­ста­вить, что таким будет конец его созна­ния. Жела­ние ста­но­вит­ся совер­шен­ным фак­том в его про­стых убеж­де­ни­ях. Затем, про­би­ва­ясь сквозь его гру­бую живот­ную и эмо­ци­о­наль­ную при­ро­ду, появ­ля­ют­ся тыся­чи сле­пых орга­ни­че­ских сил, таких как те, что заста­ви­ли его рыбьих пред­ков искать воз­дух, а его пред­ков-амфи­бий — сухие хол­мы. Его разум не так силен, как пер­вич­ные, руди­мен­тар­ные побуж­де­ния и пото­ки, кото­рые его раз­ди­ра­ют, и когда они не исто­ще­ны воин­ствен­ным или иным исполь­зо­ва­ни­ем, они вклю­ча­ют нерв­ную систе­му и вызы­ва­ют безум­ство и дикие гал­лю­ци­на­ции, извест­ные как «рели­ги­оз­ный опыт». Фрейд может мно­гое ска­зать о той доле, кото­рую игра­ют эти основ­ные побуж­де­ния в фор­ми­ро­ва­нии мыс­лей, когда они частич­но подав­ле­ны. По мере того, как дикарь про­грес­си­ру­ет, он при­об­ре­та­ет опыт и фор­му­ли­ру­ет коды «пра­виль­но» и «непра­виль­но» из сво­их вос­по­ми­на­ний о тех путях, кото­рые помо­га­ли или при­чи­ня­ли ему боль. Его вооб­ра­же­ние ста­но­вит­ся спо­соб­ным созда­вать кар­ти­ны искус­ствен­но, и, посколь­ку он оста­нав­ли­ва­ет­ся на вещах, кото­рые ему нра­вят­ся боль­ше все­го, он посте­пен­но начи­на­ет верить в воз­мож­ное поло­же­ние вещей, где все одно­род­но вос­хи­ти­тель­но. Он обыч­но поме­ща­ет эти иде­аль­ные усло­вия в про­шлое и буду­щее, где опро­вер­же­ние невоз­мож­но — у нас есть «Золо­той век» и «Эли­зи­ум», «Рай­ский сад» и «Небе­са». Затем из прин­ци­па бар­те­ра воз­ни­ка­ет иллю­зия «спра­вед­ли­во­сти» (24) — и так далее, пока, нако­нец, мы не уви­дим целую систе­му теи­сти­че­ской и иде­а­ли­сти­че­ской леген­ды, кото­рая посте­пен­но раз­ви­ва­лась в вос­при­им­чи­вом дет­стве чело­ве­ка и закреп­ля­лась в нем как вто­рая нату­ра бес­чис­лен­ные поко­ле­ния уна­сле­до­ван­ных веро­ва­ний. Нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в дол­гом выжи­ва­нии и тяже­лой смер­ти такой систе­мы. Ее свер­же­ние про­ис­хо­дит толь­ко в резуль­та­те само­го убе­ди­тель­но­го и гигант­ско­го мно­же­ства про­ти­во­ре­чи­вых дока­за­тельств. Заме­ча­тель­ная вещь заклю­ча­ет­ся в том, что это долж­но было быть серьез­но оспо­ре­но важ­ной частью гре­че­ских фило­со­фов еще при Демо­кри­те. Одна­ко — воз­мож­но, не сто­ит удив­лять­ся чему-либо гре­че­ско­му; раса была супер-расой. С одной сто­ро­ны, рели­гия, веро­ят­но, помог­ла побе­дить себя. Раз­де­ляя и под­раз­де­ляя, а так же раз­ви­вая тон­кие и схо­ла­сти­че­ские систе­мы дог­ма­тов, она при­об­ре­ла отте­нок раци­о­наль­но­сти, губи­тель­ный для веры. Папи­сты со сво­ей сле­пой верой явля­ют­ся исклю­че­ни­ем. Тогда все чело­ве­че­ство име­ло тен­ден­цию очи­щать ее и смяг­чать гру­бые импуль­сы, излиш­ки кото­рых вызы­ва­ли край­ний рели­ги­оз­ный экс­таз. В совре­мен­ном циви­ли­зо­ван­ном чело­ве­ке мень­ше пер­вич­ной жиз­нен­ной силы — мы мень­ше борем­ся, ред­ко «впа­да­ем в бешен­ство» и, как пра­ви­ло, более чело­веч­ны и дели­кат­ны. Боль­шая дели­кат­ность озна­ча­ет под­чи­не­ние про­стых про­то­плаз­ма­ти­че­ских кле­точ­ных импуль­сов более слож­ным дви­же­ни­ям моз­го­вой тка­ни — пре­вос­ход­ство вку­са и разу­ма над чув­ства­ми живот­но­го — и по мере того, как мы рас­тем от при­ми­ти­ва, наши глав­ные побуж­де­ния к рели­ги­оз­но­му уни­же­нию исче­за­ют. Вся рели­ги­оз­ная демон­стра­ция и цере­мо­ния в основ­ном раз­нуз­да­на, как мож­но понять из скры­той или откры­той сим­во­ли­ки почти каж­до­го типич­но­го обря­да каж­дой расы.

Но пере­жив­шие Хри­сти­ан­ство слиш­ком серьез­но отно­сят­ся к вопро­су совре­мен­ных изме­не­ний. Невоз­мож­но ска­зать, сколь­ко из тер­пи­мо­го упад­ка это­го века мож­но отне­сти к мате­ри­а­лиз­му; во вся­ком слу­чае, с этим ниче­го не поде­ла­ешь. На самом деле связь здесь, веро­ят­но, иная, чем при­чин­ная. Про­гресс и утон­чен­ность, закля­тые вра­ги всех иллю­зий, раз­ру­ши­ли тра­ди­ции пове­де­ния и мыш­ле­ния; и дей­ствия в чув­стви­тель­ном и неод­но­род­ном мире при­ве­ли к неиз­беж­но­му недо­уме­нию и осо­зна­нию бес­по­лез­но­сти. Одна при­чи­на может лежать в осно­ве упад­ка и мате­ри­а­лиз­ма, но эти двое — сест­ры, а не ребе­нок и роди­тель. Ни одна циви­ли­за­ция не суще­ству­ет веч­но, и, воз­мож­но, наша соб­ствен­ная поги­ба­ет от есте­ствен­ной ста­ро­сти. Если это так, конец не может быть отло­жен. С дру­гой сто­ро­ны, мы можем про­сто пере­хо­дить от моло­до­сти к зре­ло­сти — пери­од более реа­ли­стич­ной и изощ­рен­ной жиз­ни может ожи­дать нас впе­ре­ди, напол­нен­ный цинич­ным сми­ре­ни­ем и меч­та­ми о том­ной кра­со­те, а не огнем и верой ран­ней жиз­ни. Мы не можем ни пред­ска­зать, ни опре­де­лить­ся, пото­му что мы все­го лишь созда­ния сле­пой судь­бы. 

Мате­ри­а­лизм не тра­ге­дия, — по край­ней мере, не пол­ная тра­ге­дия, — как ее изоб­ра­жа­ют иде­а­ли­сты. Он серый ско­рее, чем чер­ный, посколь­ку даже в самые иде­а­ли­сти­че­ские вре­ме­на зна­чи­тель­ная доля пре­об­ла­да­ю­ще­го спо­кой­ствия исхо­ди­ла от физи­че­ских и под­со­зна­тель­ных, а не созна­тель­ных при­чин. Ника­кая сме­на веры не может при­ту­пить цве­та и магию вес­ны или осла­бить есте­ствен­ное изоби­лие совер­шен­но­го здо­ро­вья; и уте­ше­ния вку­са и интел­лек­та бес­ко­неч­ны. Лег­ко уда­лить из разу­ма упад­ни­че­ские иллю­зии бес­смер­тия. Дис­ци­пли­ни­ро­ван­ный интел­лект ниче­го не боит­ся и не жаж­дет слад­кой сли­вы в кон­це дня, но дово­лен тем, что­бы при­нять жизнь и слу­жить обще­ству как мож­но луч­ше. Лич­но я не забо­чусь о бес­смер­тии. Нет ниче­го луч­ше забве­ния, так как в забве­нии нет жела­ния невы­пол­нен­но­го. (25) Так было до наше­го рож­де­ния, но мы не жало­ва­лись. Долж­ны ли мы тогда ску­лить, пото­му что зна­ем сей­час, что это вер­нет­ся? Во вся­ком слу­чае, мне доста­точ­но «Эли­зи­у­ма». В целом, мы мень­ше зави­сим, чем дума­ем, от хри­сти­ан­ской мифо­ло­гии. Фран­цу­зы дол­го обхо­ди­лись без это­го, но их реа­ли­сти­че­ская куль­ту­ра сохра­ня­ет свой блеск, а наци­о­наль­ный тем­пе­ра­мент опу­стил­ся до неви­ди­мой сте­пе­ни. Наша раса моло­же, но она быст­ро взрос­ле­ет, и я уве­рен, что сак­сон­цам гро­зит такая же зре­лость, как и Гал­лии. Если исто­рия учит пра­виль­но, она долж­на стать еще луч­ше; кто побе­дил в Агин­ку­ре, Кре­си, Пуа­тье и Тра­фаль­га­ре? (26) Тогда мы так­же пере­оце­ни­ва­ем рели­ги­оз­ные вли­я­ния, кото­рые теря­ем. Сняв с про­шло­го плащ роман­ти­че­ской раци­о­на­ли­за­ции и эвфе­миз­ма, мы обна­ру­жи­ва­ем, что боль­шин­ство чело­ве­че­ских дел все­гда реша­лось пол­но­стью мате­ри­а­ли­сти­че­ски. Даже веду­щие рели­ги­оз­ные дви­же­ния име­ют свою тай­ную исто­рию — как пра­ви­ло, мате­ри­а­ли­сти­че­ско­го харак­те­ра. Един­ствен­ным чело­ве­че­ским моти­вом с момен­та появ­ле­ния вида был эго­изм. Если мы теперь менее бла­го­че­сти­вы, мы так­же менее лице­мер­ны. Один чест­ный Ниц­ше сто­ит дюжи­ны насмеш­ни­ков. И Гре­ция, чья куль­ту­ра была вели­чай­шей из всех, пред­ше­ство­ва­ла хри­сти­ан­ству и поро­ди­ла мате­ри­а­лизм.

Совре­мен­ная циви­ли­за­ция — пря­мой наслед­ник эллин­ской куль­ту­ры — все, что у нас есть, это гре­че­ское. Посколь­ку пре­хо­дя­щий семит­ский импорт аске­ти­че­ско­го иде­а­лиз­ма исчер­пал себя, не можем ли мы вер­нуть себе след ста­рой язы­че­ской лег­ко­мыс­лен­но­сти, кото­рая когда-то вспых­ну­ла в Эгей­ском море? Конеч­но, мы можем думать о жиз­ни как о чем-то пре­крас­ном, и толь­ко обжо­ра жела­ет веч­ность.

Примечание

1. Мисс Тей­лор отме­ти­ла: «Пси­хо­те­ра­пия одно вре­мя тре­бо­ва­ла мое­го вни­ма­ния. Имея спо­соб­ность загип­но­ти­зи­ро­вать дру­гих, когда они захо­тят, я твер­до верю в гип­но­ти­че­ское вну­ше­ние как очень силь­ное сред­ство для облег­че­ние боли и мно­гих болез­ней, кото­рые берут свое нача­ло в разу­ме».
2. См. ком­мен­та­рий Лав­краф­та к кни­ге Фолк­не­ра «Роза для Эми­ли»: «оче­вид­но, это тем­ная и ужас­ная вещь, кото­рая может про­изой­ти, тогда как суть стран­ной исто­рии — это нечто, что не мог­ло бы про­изой­ти. Если какой-либо неожи­дан­ный про­гресс в физи­ке, химии или био­ло­гия дол­жен ука­зы­вать на воз­мож­ность воз­ник­но­ве­ния каких-либо фено­ме­нов, свя­зан­ных с этим стран­ным рас­ска­зом, этот кон­крет­ный набор фено­ме­нов пере­ста­ет быть стран­ным в конеч­ном смыс­ле, пото­му что будет окру­жен дру­гим набо­ром эмо­ций». (SL 111.434)
3. Поэ­ма, опуб­ли­ко­ван­ная в «Бро­дя­ге» (октябрь 1919 г.), содер­жит сле­ду­ю­щие две послед­ние стро­ки: 
   
   «For Sieur De Blois (the old wife’s tale is through)
   Was lost eternally to mortal view».
   
   «И сьер де Блуа (после исто­рии ста­рой жены)
   Был поте­рян навсе­гда для взгля­да смерт­ных».
   
    Маши­но­пись Лав­краф­та для поэ­мы (в биб­лио­те­ке Джо­на Хэя) содер­жит стро­ки, пере­смот­рен­ные в этом эссе. См. так­же ори­ги­наль­ную вер­сию поэ­мы без назва­ния в «Пола­рис» (1918), 11. 9–10:
   
   «Only when my round is through
   Shall the past come back to you».
   
   «Толь­ко когда мой круг закон­чит­ся
   Долж­но ли про­шлое вер­нуть­ся к тебе».
   
   (см. «Фило­соф», декабрь 1920, стр. 4 ), изме­не­но на 
   
   «Only when my round is over
   Shall the past disturb thy door».
   
   «Когда мой круг пре­рвет­ся
   Долж­но ли про­шлое тре­во­жить твою дверь»
   
   во всех после­ду­ю­щих появ­ле­ни­ях.
4. По-гре­че­ски «Я знаю! Я знаю!». Калос и Муси­дес, меж­ду про­чим, озна­ча­ют, соот­вет­ствен­но, «хоро­ший» (в смыс­ле «пре­крас­ный») и «сын муз[ы]» на гре­че­ском язы­ке.
5. Девиз исто­рии — «Fata viam invenient» («Судь­бы най­дут спо­соб»), появ­ля­ет­ся толь­ко в исто­рии опуб­ли­ко­ван­ной в «Бро­дя­ге» (октябрь 1921 г.) и отсут­ству­ет во всех после­ду­ю­щих появ­ле­ни­ях.
6. «Жела­ют» опус­ка­ет­ся в ори­ги­на­ле, но тре­бу­ет­ся по смыс­лу (под­хо­дя­щее — «най­дут»; см. При­ме­ча­ние 5).
7. См. SL 1.121: «О …«Дереве»…[это] исто­рия, осно­ван­ная на гре­че­ской идее боже­ствен­ной спра­вед­ли­во­сти и воз­мез­дие (очень милая, хотя и печаль­но мифи­че­ская идея).
8. Ари­он был поэтом 7‑го века до н.э. (из про­из­ве­де­ний кото­ро­го ниче­го не сохра­ни­лось), кото­рый по воз­вра­ще­нии в Коринф из Ита­лии под­верг­ся напа­де­нию мат­ро­сов и прыг­нул за борт; но перед прыж­ком он спел пес­ню, на кото­рую при­плыл дель­фин и спас его (см. Герод­от 1.23f.). Ивик был лири­че­ским поэтом 6‑го века (из про­из­ве­де­ний кото­ро­го сохра­ни­лось несколь­ко фраг­мен­тов), о смер­ти кото­ро­го сооб­щил Плу­тарх («De garrulitate» 509F): «будучи уби­тым раз­бой­ни­ка­ми, он вызвал стаю журав­лей, про­ле­тев­ших над его голо­вой, что­бы они ста­ли его мсти­те­ля­ми. Журав­ли при­ле­те­ли в театр, где сиде­ли убий­цы, и послед­ние нача­ли гово­рить о журав­лях и смер­ти Иви­ка, тем самым выдав себя».
9. «Что такое чело­век?» см. SL 1.119.
10. Рей­н­харт Кляй­нер отме­тил: «Как сати­рик по зна­ко­мым лини­ям, осо­бен­но тем, кото­рые уста­нов­ле­ны Бат­ле­ром, «Свифт и Папа», он, как ни стран­но, сам по себе пара­док­са­лен. Читая его сати­ры, нель­зя не почув­ство­вать изю­мин­ку, с кото­рой автор сочи­нил их … Иро­ния, сар­казм и юмор, кото­рые мож­но най­ти в них, слу­жат пока­за­те­лем его силы как спор­щи­ка». См. «Замет­ки о сти­хах Говар­да Ф. Лав­краф­та», «The United Amateur», март 1919 г. (так же «Writings in The United Amateur» (1976 г.), стр. 108).
11. Это была «К гос­по­же Софие Про­сто­душ­ной, коро­ле­ве кино», паро­дия на «К кино­звез­де» Рей­н­хар­та Кляй­не­ра, напи­сан­ная в авгу­сте 1917 года и опуб­ли­ко­ван­ная в «The United Amateur» в нояб­ре 1919 года.
12. Здесь Лав­крафт про­игно­ри­ро­вал силь­ный эле­мент роман­ти­че­ской иро­нии, кото­рый про­ни­зы­ва­ет всю рабо­ту По: «Мет­цен­гер­штейн» и «Бере­ни­ка», напри­мер, столь­ко же паро­дии на исто­рии ужа­сов, сколь­ко сами исто­рии ужа­сов.
    В «Сверхъ­есте­ствен­ном ужа­се в лите­ра­ту­ре» Лав­крафт так­же отста­и­ва­ет пред­по­ла­га­е­мое отсут­ствие юмо­ра По и осуж­да­ет его «гру­бые затеи в ковар­ном и труд­ном псев­до-юмо­ре» («Дагон», стр. 376). См. Г. Р. Томп­сон, «Худо­же­ствен­ная лите­ра­ту­ра По: роман­ти­че­ская иро­ния в готи­че­ских исто­ри­ях». (1973).
13. Я не нашел сти­хо­тво­ре­ние, из кото­ро­го про­ис­хо­дят эти стро­ки; оно мог­ло не сохра­нит­ся.
14. «Сти­хий­ное обра­зо­ва­ние».
15. См. вве­де­ние, стр. 7.
16. См. Лукре­ций 2.181: «При­ро­да мира наде­ле­на столь мно­ги­ми недо­стат­ка­ми», аргу­мент, ана­ло­гич­но исполь­зу­е­мый Лукре­ци­ем для опро­вер­же­ния «аргу­мен­та из замыс­ла».
17. См. так­же «Внеш­ние пла­не­ты» (часть II), часть VIII «Тай­на небес» (опуб­ли­ко­ва­но в «Asheville Gazette-News», фев­раль-май 1915 года), где так­же отме­че­ны эти осо­бен­но­сти.
18. См. «Луна» (1906), где отме­ча­ет­ся эта ано­ма­лия («First Writings: Pawtuxet Valley Gleaner» (1976), стр. 27).
19. См. SL 111.451: «Пред­по­ло­жим, я утвер­ждаю без како­го-либо смыс­ла и перед лицом всех про­ти­во­ре­ча­щих это­му дока­за­тельств, что есть город из кир­пич­ных домов, насе­лен­ный яще­ри­це­го­ло­вы­ми сущ­но­стя­ми на пла­не­те, вра­ща­ю­щей­ся вокруг звез­ды Эпси­лон Урса Май­о­рис. Кто, черт возь­ми, это смо­жет опро­верг­нуть? … Нет ника­ких осно­ва­ний верить, что суще­ству­ет что-то, чье утвер­жде­ние может зави­сеть толь­ко от оши­бок, капри­зов или неумест­но моти­ви­ро­ван­ных дога­док». Он мог бы доба­вить «при­ня­тие жела­е­мо­го за дей­стви­тель­ное».
20. Ано­ним, «Куда?», «The Atlantic Monthly», 95, № 3 (март 1915) 300–315.
21. На самом деле эта ста­тья отра­жа­ет неко­то­рые соб­ствен­ные взгля­ды Лав­краф­та, осо­бен­но в том, что она осуж­да­ет идею, что «про­гресс» нераз­рыв­но свя­зан исклю­чи­тель­но с тех­но­ло­ги­че­ски­ми инно­ва­ци­я­ми и с после­ду­ю­щим стрем­ле­ни­ем чело­ве­че­ства к ско­ро­сти ради само­го себя. Одна­ко в сво­ем напа­де­нии на нау­ку и сожа­ле­нии по пово­ду смер­ти рели­ги­оз­но­го рве­ния в совре­мен­ном чело­ве­ке эта ста­тья явля­ет­ся доволь­но реак­ци­он­ной и не-Лав­крав­тов­ской.
22. Опуб­ли­ко­ва­но в жур­на­ле «Кон­сер­ва­тор» № 13 (июль 1923 г.) 1–2. Сти­хо­тво­ре­ние было посвя­ще­но Лав­краф­ту.
23. «Раб­ская мораль», зна­ме­ни­тый тер­мин Ниц­ше. См. осо­бен­но пер­вое эссе в «О гене­а­ло­гии мора­ли».
24. Поня­тие так­же при­над­ле­жит Ниц­ше: см. вто­рое эссе в «О гене­а­ло­гии мора­ли».
25. См. Лукре­ций 3.898f.: «Люди гово­рят: «Один враж­деб­ный день [день смер­ти] уне­сет все сокро­ви­ща жиз­ни!» Но при этом они не добав­ля­ют: «И жела­ния этих вещей боль­ше не оста­нет­ся в нас».
26. Места бри­тан­ских побед над фран­цу­за­ми в 1415, 1346, 1356 и 1805 годах; пер­вые три во вре­мя Сто­лет­ней вой­ны, послед­нее при Напо­леоне.

В защиту Дагона III
Финальные слова

H. P. Lovecraft: In Defence of Dagon III
Final Words

Сентябрь 1921

При­но­шу боль­шие изви­не­ния чле­нам «Цир­ку­ля­то­ра» за дол­гие ожи­да­ния, кото­рым я под­верг их в этом обо­ро­те, и за недо­ста­точ­ный вклад, кото­рый я в него при­вно­шу. Един­ствен­ное, что я могу пред­ло­жить в каче­стве оправ­да­ния, — это то, что дав­ле­ние дру­гих насущ­ных вопро­сов, как в обла­сти ассо­ци­а­тив­ной люби­тель­ской жур­на­ли­сти­ки, так и в сфе­ре про­фес­си­о­наль­ной реви­зии, сде­ла­ло боль­шую опе­ра­тив­ность совер­шен­но невоз­мож­ной. (1) Дей­стви­тель­но, обя­зан­но­сти, кото­рые воз­ло­же­ны сей­час на меня, настоль­ко раз­но­об­раз­ны, что я боюсь, что отказ от член­ства в «Цир­ку­ля­то­ре» будет неиз­беж­ным после это­го выпус­ка. Ста­ра­ясь сде­лать слиш­ком мно­го вещей, чело­век не в состо­я­нии сде­лать мно­гие из них пра­виль­но; поэто­му наи­бо­лее целе­со­об­раз­но отка­зать­ся от новых инте­ре­сов, что­бы доб­ро­со­вест­но выпол­нять свои ста­рые и при­выч­ные заня­тия. Тем не менее, я вно­шу послед­ний вклад в «Цир­ку­ля­тор» в фор­ме еще одной фан­та­сти­че­ской исто­рии — «Гибель, что при­шла в Сар­нат», — кото­рую я добав­ляю не из-за каких-то осо­бых заслуг, а пото­му, что она толь­ко что выиг­ра­ла в «Исто­рия-лау­ре­ат» в «Объ­еди­нен­ной ассо­ци­а­ции люби­тель­ской прес­сы»; честь, кото­рая в про­шлом году выпа­ла мое­му «Бело­му кораб­лю», кото­рый так же пред­став­лен в «Цир­ку­ля­то­ре».

Тем из моих чита­те­лей, кому не понра­вил­ся фан­та­сти­че­ский и мрач­ный тон моей рабо­ты, я при­но­шу самые искрен­ние изви­не­ния; в свою защи­ту я могу лишь ука­зать на то, что кро­ме «полез­но­сти» и «поучи­тель­но­сти» в ней есть худо­же­ствен­ный иде­ал, люби­мый боль­шин­ством граж­дан. Об одоб­ре­нии и инте­ре­се обще­ствен­но­сти я не забо­чусь вооб­ще, пишу исклю­чи­тель­но для сво­е­го соб­ствен­но­го удо­вле­тво­ре­ния. Писать по любо­му дру­го­му моти­ву не явля­ет­ся искус­ством — про­фес­си­о­наль­ный автор пол­ная про­ти­во­по­лож­ность худож­ни­ку. Моя неспо­соб­ность быть худож­ни­ком явля­ет­ся резуль­та­том огра­ни­чен­но­го гения, а не оши­боч­но­го выбо­ра объ­ек­та. В пре­ди­сло­вии к «Порт­ре­ту Дори­а­на Грея» Оскар Уайльд гово­рит мно­го вещей, кото­рые бур­жу­аз­ные кри­ти­ки долж­ны выучить наизусть

«Ни один худож­ник не хочет ниче­го дока­зы­вать… Ни один худож­ник не испы­ты­ва­ет эти­че­ских сим­па­тий. Эти­че­ское сочув­ствие худож­ни­ка — непро­сти­тель­ная мане­ра сти­ля. Ни один худож­ник не явля­ет­ся пси­хи­че­ски нездо­ро­вым. Худож­ник может выра­зить все, что угод­но… Все искус­ство — это одно­вре­мен­но поверх­ность и сим­вол… Те, кто чита­ет сим­вол, дела­ют это на свой страх и риск… Речь идет о зри­те­ле, а не о жиз­ни, вот что искус­ство на самом деле отра­жа­ет… Все искус­ство совер­шен­но бес­по­лез­но». (2)

В дру­гом месте Уайльд гово­рит: (3)

«Про­из­ве­де­ние искус­ства — это уни­каль­ный резуль­тат уни­каль­но­го тем­пе­ра­мен­та. Его кра­со­та объ­яс­ня­ет­ся тем, что автор явля­ет­ся тем, кем он явля­ет­ся. Это не име­ет ниче­го обще­го с тем, что дру­гие люди хотят того, чего хотят. (4) Дей­стви­тель­но, в тот момент, когда худож­ник заме­ча­ет то, что хотят дру­гие люди, и пыта­ет­ся удо­вле­тво­рить их спрос, он пере­ста­ет быть худож­ни­ком и ста­но­вит­ся уны­лым или забав­ным масте­ром, чест­ным или нечест­ным тор­гов­цем. Он боль­ше не может пре­тен­до­вать на то, что­бы его назы­ва­ли худож­ни­ком. Искус­ство — самый интен­сив­ный спо­соб инди­ви­ду­а­лиз­ма, кото­рый когда-либо знал мир… (5)

С точ­ки зре­ния сти­ля здо­ро­вое про­из­ве­де­ние искус­ства — это про­из­ве­де­ние, чей стиль при­зна­ет кра­со­ту сре­ды (6), в кото­рой оно исполь­зу­ет­ся, будь то мате­ри­ал, состо­я­щий из слов или из брон­зы, цве­та или сло­но­вой кости, и исполь­зу­ет эту кра­со­ту как фак­тор, созда­вая эсте­ти­че­ский эффект. С точ­ки зре­ния пред­ме­та, здо­ро­вое про­из­ве­де­ние искус­ства явля­ет­ся тем выбо­ром, пред­мет кото­ро­го обу­слов­лен тем­пе­ра­мен­том худож­ни­ка и непо­сред­ствен­но выте­ка­ет из него… С дру­гой сто­ро­ны, нездо­ро­вое про­из­ве­де­ние искус­ства — это рабо­та, стиль кото­рой оче­ви­ден, ста­ро­мо­ден и рас­про­стра­нен, и пред­мет кото­рой пред­на­ме­рен­но выбран, не пото­му, что худож­ни­ку это достав­ля­ет удо­воль­ствие, а пото­му, что он дума­ет, что пуб­ли­ка запла­тит ему за это. На самом деле, попу­ляр­ный роман, кото­рый пуб­ли­ка назы­ва­ет «здо­ро­вым», — это все­гда совер­шен­но нездо­ро­вое про­из­ве­де­ние; и то, что пуб­ли­ка назы­ва­ет нездо­ро­вым рома­ном, все­гда явля­ет­ся пре­крас­ным и здо­ро­вым про­из­ве­де­ни­ем искус­ства». (7)

За сло­во мис­сис Эшли в поль­зу стран­но­го я очень бла­го­да­рен. В отдель­ном доку­мен­те я послал ей неко­то­рые мате­ри­а­лы, отно­ся­щи­е­ся к «Объ­еди­нен­ной ассо­ци­а­ции люби­тель­ской прес­сы»; я верю, что она при­мет реше­ние при­со­еди­нить­ся и смо­жет най­ти мно­же­ство насто­я­щих худож­ни­ков само­го под­лин­но­го вида. Неко­то­рые из моих взгля­дов на искус­ство будут отоб­ра­же­ны в сле­ду­ю­щем номе­ре «Кон­сер­ва­то­ра» (8), кото­рый я отправ­лю по почте чле­нам «Цир­ку­ля­то­ра». Про­ща­ясь с обсуж­де­ни­ем стран­но­го и мрач­но­го, нель­зя не упо­мя­нуть о пре­вос­ход­ной кол­лек­ции исто­рий, на кото­рую толь­ко что было обра­ще­но мое вни­ма­ние — «Пес­ня сирен и дру­гие исто­рии» Эдвар­да Лука­са Уай­та. (Дат­тон, 1919) — кото­рый обла­да­ет зна­чи­тель­ным шар­мом, арти­стиз­мом и уче­но­стью. (9) Боль­шин­ство из этих исто­рий име­ют очень про­ра­бо­тан­ную и точ­ную обста­нов­ку клас­си­че­ской древ­но­сти или сред­не­ве­ко­вой Ита­лии.

Послед­нее напа­де­ние мисте­ра Уикен­де­на явля­ет­ся очень инте­рес­ным, и я с сожа­ле­ни­ем при­ни­маю поправ­ку отно­си­тель­но «насмеш­ки». Что каса­ет­ся спо­ра о «зна­нии» — я поз­во­лю непри­ят­ным мно­го­слож­ным сло­вам отдох­нуть и про­сто кон­ста­ти­рую, что, по мое­му мне­нию (мне­нию, раз­де­ля­е­мо­му рас­ту­щим мно­же­ством), нет ника­ких дока­за­тельств отно­си­тель­но объ­ек­та или зна­че­ния в жиз­ни и все­лен­ной. А при отсут­ствии дока­за­тельств все пред­по­ло­же­ния абсо­лют­но бес­поч­вен­ны; идея об объ­ек­те или смыс­ле ста­но­вит­ся абсурд­ной.
Мистер Уикен­ден пыта­ет­ся опро­верг­нуть этот важ­ный аргу­мент, отри­цая оче­вид­ный абсурд и неве­ро­ят­ность рас­про­стра­нен­ных мифов о душе, бес­смер­тии и теле­о­ло­гии. В под­твер­жде­ние сво­е­го утвер­жде­ния он при­во­дит мно­же­ство людей, кото­рые опи­ра­лись на свои идеи из сво­е­го эмпи­ри­че­ско­го расо­во­го насле­дия, а не из абстракт­ных науч­ных истин, счи­та­ю­щих кон­цеп­цию мате­ри­а­лиз­ма, уни­что­же­ния и бес­цель­но­сти «совер­шен­но экс­тра­ва­гант­ной и про­ти­во­ре­ча­щей веро­ят­но­сти». Этот ход очень умен, но его сила рас­тво­ря­ет­ся при ана­ли­зе. Мистер Уикен­ден при­зы­ва­ет к пред­став­ле­нию и мета­фо­ре — он отвер­га­ет оче­вид­ное, пото­му что оно оче­вид­но, и фак­ти­че­ски пред­став­ля­ет собой зре­ли­ще, отста­и­ва­ю­щее гро­теск­ную идею о том, что пред­по­чте­ние сле­ду­ет отдать более неве­ро­ят­ным и кос­вен­ным из двух тео­рий! Он вос­хо­дит к эпо­хе спор­ных отцов церк­ви с их «credo quia impossibile est» («я счи­таю это не воз­мож­но»). (10) Мета­фо­ра фоно­гра­фа это рито­ри­че­ский брил­ли­ант, но это все. Несо­мнен­но, таким обра­зом мож­но «дока­зать», что сам Кару­зо был все­го лишь фоно­гра­фом, и что мы мог­ли бы по-преж­не­му насла­ждать­ся его новы­ми пес­ня­ми, если бы мы мог­ли най­ти насто­я­ще­го пев­ца за его смерт­ной фор­мой. Но все это бес­по­лез­но. Мета­фо­ра и алле­го­рия — дымо­вая заве­са, с помо­щью кото­рой все мисти­ки, теи­сты и мра­ко­бе­сы защи­ща­ют себя от исти­ны с само­го рас­све­та тео­ри­ти­че­ских мыс­лей. Мате­ри­а­лизм кажет­ся неве­ро­ят­ным толь­ко тем, кто мыс­лит в тер­ми­нах антич­ных мифов, зача­тых в несо­вер­шен­ном зна­нии и совер­шен­но про­ти­во­ре­ча­щих всем основ­ным науч­ным фак­там, кото­рые впо­след­ствии были обна­ру­же­ны.
Что каса­ет­ся вопро­са о смер­ти и реани­ма­ции — я вряд ли ожи­дал это­го от мисте­ра Уикен­де­на, кото­рый навер­ня­ка зна­ет, что мно­гие люди были вос­кре­ше­ны после крат­ко­вре­мен­но­го пре­кра­ще­ния серд­це­би­е­ния, и что насто­я­щая смерть воз­ни­ка­ет либо из-за недо­ста­точ­но­сти дви­жу­щей энер­гии, либо из-за рас­строй­ства орга­ни­че­ско­го меха­низ­ма. Ясно, без­услов­но, что чего-то не хва­та­ет в мерт­вом теле уже через пол­ча­са или даже намно­го мень­ше. Раз­ло­же­ние все­гда начи­на­ет­ся сра­зу, и очень мало нуж­но, что­бы без­на­деж­но раз­ру­шить слож­ный и тон­кий меха­низм жиз­нен­ных дей­ствий. Когда чело­век уми­ра­ет слу­чай­но, как при утоп­ле­нии, все­гда воз­ни­ка­ет вопрос (а) о том, может ли жиз­нен­но важ­ный момент, вне­зап­но поте­рян­ный, быть успеш­но вос­ста­нов­лен гру­бы­ми про­цес­са­ми искус­ствен­но­го дыха­ния, и (б) о том, про­изо­шла ли поте­ря из-за хими­че­ско­го и физи­че­ско­го изно­са телес­ной маши­ны. Поте­ря — это либо мате­рия, либо энер­гия. (11) Если бы воз­ник вопрос о дру­гой поте­ре — о поте­ре «души», как наме­ка­ет мистер Уикен­ден, — мож­но было бы с оди­на­ко­вой лег­ко­стью спро­сить, отку­да взя­лась «душа», — вопрос, кото­рый Гек­кель рас­смат­ри­ва­ет очень умно и забав­но. (12)

Выра­же­ние недо­ве­рия, что хими­че­ская реак­ция может при­ве­сти к сим­фо­нии Бет­хо­ве­на, абсо­лют­но ниче­го не дока­зы­ва­ет. Во-пер­вых, реак­ция, веро­ят­но, ско­рее физи­че­ская, чем хими­че­ская в сво­ем конеч­ном про­яв­ле­нии; но даже если пред­по­ло­жить, что все это может быть хими­че­ским, перед нами про­сто слож­ный слу­чай. Ско­рее это ука­зы­ва­ет на отсут­ствие кон­струк­тив­но­го вооб­ра­же­ния, когда невоз­мож­но пред­ста­вить себе мате­ри­аль­ный поря­док, вклю­ча­ю­щий все сте­пе­ни совер­шен­ства в орга­ни­за­ции и в конеч­ном ито­ге под­ни­ма­ю­щий­ся до вер­ши­ны того, что мы зна­ем как пси­хи­че­ское, интел­лек­ту­аль­ное и эсте­ти­че­ское дости­же­ние. Шаги меж­ду зву­ка­ми и сле­за­ми более физи­че­ские, чем хими­че­ские, и, конеч­но, зави­сят от рабо­ты жиз­нен­но важ­ных кле­ток. Поче­му мерт­вец не пла­чет от груст­ной музы­ки? … Поче­му не подвиж­ная дина­мо-маши­на не дает тока? Утвер­жде­ние, что суще­ство­ва­ние чело­ве­че­ской «души» мож­но дока­зать из того фак­та, что тру­пы не пла­чут, когда оркестр игра­ет «Серд­ца и цве­ты», вряд ли нару­шит уве­рен­ность меха­ни­сти­че­ско­го мате­ри­а­ли­ста! Мистер Уикен­ден избе­га­ет щекот­ли­во­го вопро­са о низ­шем живот­ном мире. Здесь у нас есть орга­низ­мы, кото­рым даже самый сме­лый теист не ста­нет пытать­ся навя­зать поня­тие «души» — сре­ди них мы нахо­дим пси­хи­че­ские явле­ния очень про­дви­ну­то­го поряд­ка. Даже сим­фо­ния Бет­хо­ве­на силь­но вли­я­ет на мно­гих живот­ных — слу­чай, когда мисте­ру У. было бы труд­но отсле­дить физи­ко-хими­че­ское дей­ствие, свя­зы­ва­ю­щее зву­ки и про­яв­ле­ния. Кто-то может спро­сить у тех, кто верит, что у людей есть «душа», а у зве­рей нет, — какая раз­ни­ца может быть меж­ду вли­я­ни­ем музы­ки на чело­ве­ка и зве­ря; а так­же как раз­ви­ва­ю­щий­ся орга­низм начал при­об­ре­тать «дух» после того, как пере­сек гра­ни­цу меж­ду раз­ви­той обе­зья­ной и при­ми­тив­ным чело­ве­ком? Доволь­но труд­но пове­рить в «душу», когда у чело­ве­ка нет ни малей­ше­го дока­за­тель­ства ее суще­ство­ва­ния, когда вся пси­хи­че­ская жизнь чело­ве­ка ока­зы­ва­ет­ся точ­но ана­ло­гич­ной жиз­ни дру­гих живот­ных — пред­по­ло­жи­тель­но «без­душ­ной». Но все это слиш­ком по-дет­ски. Когда мы иссле­ду­ем как онто­ге­нез, так и фило­ге­нию (13), мы обна­ру­жи­ва­ем, что чело­век как инди­ви­ду­аль­но, так и расо­во раз­вил­ся из одно­кле­точ­но­го состо­я­ния. Каж­дый живу­щий чело­век в нача­ле сво­ей жиз­ни был отдель­ной про­то­плаз­ма­ти­че­ской клет­кой, чья про­стая рефлек­тор­ная чув­стви­тель­ность это источ­ник всей нерв­ной и пси­хи­че­ской актив­но­сти, кото­рая впо­след­ствии раз­ви­ва­ет­ся в резуль­та­те услож­не­ния орга­ни­за­ции. Мы можем лег­ко про­сле­дить весь про­цесс раз­ви­тия от раз­дра­жи­тель­но­сти про­стой кле­точ­ной стен­ки через раз­лич­ные про­ме­жу­точ­ные ста­дии дея­тель­но­сти позво­ноч­ни­ка и ган­гли­ев до фор­ми­ро­ва­ния истин­но­го моз­га и, нако­нец, до про­яв­ле­ния тех слож­ных функ­ций, кото­рые мы зна­ем как интел­лект и эмо­ции. Это раз­ви­тие про­ис­хо­дит как внут­ри­утроб­но, так и пост­на­таль­но у чело­ве­ка, и его мож­но про­сле­дить с боль­шой точ­но­стью. У вида мы можем сле­до­вать это­му чуть менее точ­но с помо­щью срав­ни­тель­ной ана­то­мии и био­ло­гии. «Эво­лю­ция чело­ве­ка» Гек­ке­ля в сво­ем послед­нем изда­нии остав­ля­ет очень мало пред­по­ло­же­ний.

Когда мистер Уикен­ден воз­ра­жа­ет про­тив мое­го пред­по­ло­же­ния о том, что ему не нра­вит­ся стал­ки­вать­ся с воз­мож­но­стью созда­ния меха­ни­сти­че­ско­го кос­мо­са, его, конеч­но, не сле­ду­ет оспа­ри­вать; и я про­шу у него про­ще­ния за то, что он иска­зил свои преж­ние выска­зы­ва­ния. Но он пре­уве­ли­чи­ва­ет тот факт, когда назы­ва­ет мате­ри­а­ли­стов «стран­ны­ми людь­ми», утвер­ждая, что боль­шин­ство теи­стов боят­ся прав­ды. В этом вопро­се об «але­тей­о­фо­бии» (14) (если я могу пред­ста­вить себе элли­низм) сами теи­сты не остав­ля­ют ника­ких сомне­ний: имен­но они гром­ко жалу­ют­ся, что мате­ри­а­лист отни­ма­ет все важ­ные цен­но­сти и гаран­тии жиз­ни!

В заклю­че­ние я хотел бы при­звать мисте­ра Уикен­де­на не чув­ство­вать, что мой необ­хо­ди­мый уход из актив­но­го «Цир­ку­ли­ро­ва­ния» озна­ча­ет жела­ние пре­кра­тить нынеш­нюю поле­ми­ку. Как и он, я все­гда могу най­ти вре­мя, что­бы побо­роть­ся в сво­бод­ное вре­мя; так что фило­соф­ские посла­ния, адре­со­ван­ные на 598 Ангелл Стрит, Про­ви­денс, Род-Айленд, все­гда будут при­вет­ство­вать­ся и нико­гда не оста­нут­ся в сто­роне. Я ни в коем слу­чае не «мрач­ный парень», как дела­ет вывод мистер У. из мое­го несколь­ко арха­ич­но­го про­за­и­че­ско­го сти­ля — на самом деле, я думаю, что мой ува­жа­е­мый недоб­ро­же­ла­тель нашел бы меня почти чело­ве­ком, если бы имел дело со мной менее кос­вен­но! (В каче­стве дока­за­тель­ства я при­ло­жу стра­ни­цу из «The National Tribute», кото­рую наш руко­во­ди­тель может отпра­вить мисте­ру У., если тот того поже­ла­ет. Обра­ти­те вни­ма­ние, что я могу сер­деч­но сме­ять­ся даже на люби­тель­ском собра­нии!) (15). 
И теперь я дол­жен с неохо­той попро­щать­ся с «Цир­ку­ля­то­ром», пола­гая, что когда-нибудь в буду­щем кор­рек­ти­ров­ка дея­тель­но­сти поз­во­лит мне воз­об­но­вить связь, столь при­ят­ную; и что наши писа­те­ли, гос­по­да Ман­дей и Бул­лен (16) будут столь любез­ны, что­бы пока­зать мне остав­шу­ю­ся часть их соот­вет­ству­ю­щих рома­нов, в отно­ше­нии, чьих окон­ча­ний я нахо­жусь в здо­ро­вом состо­я­нии неве­де­ния.

AVE . ATQVE . VALE .
IDIBVS . SEPTEMBRIBVS . MDCCCCXXI .

«Здрав­ствуй­те. И. До сви­да­ния.
Три­на­дца­тый. Сен­тябрь. 1921.»

Примечания

1. Лав­крафт был в это вре­мя офи­ци­аль­ным редак­то­ром «U.A.P.A.»; более того, его мать скон­ча­лась 24 мая, и шок от ее смер­ти про­дол­жал­ся несколь­ко недель. Упо­мя­ну­тая здесь реви­зи­он­ная рабо­та была для посто­ян­но­го кли­ен­та Лав­краф­та — Пре­по­доб­но­го Дэви­да Ван Буша (ср. SL 1.152).
2. «Пре­ди­сло­вие» к «Кар­тине Дори­а­на Грея» (1891); вклю­че­но в «The Artist as Critic: Critical Writings of Oscar Wilde», изд. Ричард Элл­ман (New York: Random House, 1969), с. 235–36.
3. «Душа чело­ве­ка при соци­а­лиз­ме» (1891); вклю­че­на см. там же, с. 270, 275.
4. Эти пер­вые три пред­ло­же­ния выде­ле­ны кур­си­вом в тек­сте Уайль­да.
5. Выше­упо­мя­ну­тое пред­ло­же­ние выде­ле­но кур­си­вом в тек­сте Уайль­да.
6. Текст Уайль­да счи­та­ет­ся «мате­ри­а­лом» для «меди­у­ма» Лав­краф­та.
7. Пред­ло­же­ние выде­ле­но кур­си­вом в тек­сте Уайль­да.
8. «Пред­сто­я­щий номер» жур­на­ла Лав­краф­та (№ 12) был выпу­щен толь­ко в мар­те 1923 года и содер­жал зна­ме­ни­тый раз­дел «Редак­тор­ское иссле­до­ва­ние» под назва­ни­ем «Rudis Indigestaque Moles» («Гру­бая сырая мас­са»), в кото­ром высме­и­ва­лась «Пусотшь» Т.С. Эли­о­та.
9. Лав­крафт хва­лит Уай­та в «Сверхъ­есте­ствен­ном ужа­се в лите­ра­ту­ре», гово­ря: «По-сво­е­му при­ме­ча­тель­ны неко­то­рые стран­ные кон­цеп­ции писа­те­ля-рома­ни­ста и писа­те­ля корот­ких рас­ска­зов Эдвар­да Лука­са Уай­та, боль­шин­ство из кото­рых воз­ни­ка­ют из реаль­ных снов». «Пес­ня сирен» име­ет очень убе­ди­тель­ную стран­ность, в то вре­мя как такие вещи, как «Лукун­ду» и «Мор­да» вызы­ва­ют более мрач­ные пред­чув­ствия. Мистер Уайт при­да­ет очень свое­об­раз­ное каче­ство сво­им исто­ри­ям — околь­ный вид оча­ро­ва­ния, кото­рое име­ет свой соб­ствен­ный отли­чи­тель­ный тип убе­ди­тель­но­сти» (Дагон, стр. 390). Лав­крафт имел не толь­ко «Пес­ню сирен», но и «Лукун­ду и дру­гие исто­рии» (пере­дан­ные Лав­краф­ту Уилья­мом Лам­ли; ср. SL IV.271); см. Джо­ши и Мишо, Биб­лио­те­ка Лав­краф­та, № с 887–88.
10. «Я верю, пото­му что это невоз­мож­но»: рас­про­стра­нен­ное заблуж­де­ние Тер­тул­ли­а­на, кото­рый и напи­сал «certum est, quia impossibile est».
11. См. вве­де­ние, с. 7.
12. См. Эрнст Гек­кель, «Загад­ка все­лен­ной» (1900), гла­ва 8 «Эмбрио­ло­гия души».
13. Соот­вет­ствен­но, исто­рия жиз­ни отдель­но­го орга­низ­ма и расо­вая исто­рия цело­го живот­но­го или рас­ти­тель­но­го вида.
14. Страх перед прав­дой: см. под­за­го­ло­вок Лав­краф­та к цен­траль­ной части «Кош­ма­ра поэта — Але­тейя Фри­ко­дес» (страш­ная прав­да).
15. Ско­рее все­го, кон­вен­ция состо­я­лась в Бостоне 4 июля 1921 года, где Лав­крафт про­чел юмо­ри­сти­че­скую речь под назва­ни­ем «В пре­де­лах ворот» («Посла­ние в Про­ви­денс»), до сих пор хра­ня­щу­ю­ся в биб­лио­те­ке Джо­на Хэя.
16. См. «Пре­ди­сло­вие» к «Бело­му огню» Бул­ле­на (1927): «Про­за­ик, а так­же поэт, он был авто­ром… по край­ней мере одно­го неопуб­ли­ко­ван­но­го рома­на, осве­жа­ю­ще­го рома­на о ста­рых мор­ских путях и пират­ских сокро­ви­щах, оза­глав­лен­ный «Из уст золо­той жабы».