Говард Филлипс Лавкрафт

ПРИ СВЕТЕ ЛУНЫ

(What the Moon Brings)
Напи­са­но в 1922 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод О. Мич­ков­ско­го

////

Я нена­ви­жу луну, я смер­тель­но боюсь луны – ибо в ее зыб­ком све­те иные зна­ко­мые и милые серд­цу места порой пред­став­ля­ют­ся мне чужи­ми и без­от­рад­ны­ми…

Это было в тот вечер, когда я гулял при луне по ста­ро­му, запу­щен­но­му саду, – в тот вол­шеб­ный лет­ний вечер, когда дур­ма­ня­щие аро­ма­ты цве­тов и колы­ха­ние влаж­ной лист­вы наве­ва­ли сум­бур­ные и кра­соч­ные гре­зы. При­бли­зив­шись к неглу­бо­ко­му ручью с кри­сталь­но чистой водой, я обра­тил вни­ма­ние на стран­ную рябь, появив­шу­ю­ся на его тро­ну­той жел­тиз­ной поверх­но­сти, как если бы некая сила власт­но влек­ла эти мир­ные воды в нездеш­ние моря. Быст­ро и без­звуч­но, игри­во и тор­же­ствен­но – кто зна­ет, куда устрем­лял­ся этот закля­тый луной поток? А в это вре­мя с уто­па­ю­щих в зеле­ни бере­гов, под­хва­ты­ва­е­мые пья­ня­щим ноч­ным ветер­ком, один за дру­гим взмы­ва­ли в воз­дух белые цве­ты лото­са – взмы­ва­ли и в отча­я­нии бро­са­лись в поток, а потом кру­жи­лись в беше­ном водо­во­ро­те под затей­ли­вым свод­ча­тым мостом и огля­ды­ва­лись назад с выра­же­ни­ем зло­ве­щей без­мя­теж­но­сти, свой­ствен­ным лицам умер­ших.

Охва­чен­ный пани­че­ским стра­хом перед неиз­вест­но­стью и перед эти­ми мерт­вы­ми лица­ми, кото­рые, каза­лось, мани­ли меня за собой, я бро­сил­ся бежать вдоль бере­га ручья, без­жа­лост­но топ­ча забыв­ши­е­ся сном цве­ты; я бежал и все более убеж­дал­ся в том, что при све­те луны этот сад не име­ет кон­ца. Там, где днем я видел сте­ны, теперь откры­ва­лись все новые и новые пано­ра­мы с дере­вья­ми и тро­пин­ка­ми, цве­та­ми и куста­ми, камен­ны­ми идо­ла­ми и паго­да­ми – и позо­ло­чен­ный луной поток бежал, изви­ва­ясь меж тра­вя­ни­стых бере­гов под при­чуд­ли­вы­ми моста­ми из мра­мо­ра. А мерт­вые лица-лото­сы по-преж­не­му зва­ли меня за собой, отвер­зая скорб­ные уста, и я бежал, не пере­во­дя духа, пока не достиг того места, где трост­ник колы­хал­ся на вет­ру и мер­ца­ли пес­ча­ные отме­ли, – здесь ручей раз­да­вал­ся вширь и сли­вал­ся с без­бреж­ным и безы­мян­ным морем.

Все та же нена­вист­ная луна оза­ря­ла необо­зри­мую мор­скую гладь; упо­и­тель­ные бла­го­уха­ния кури­лись над без­молв­ны­ми вода­ми. Уви­дев, как лица-лото­сы погру­жа­ют­ся в пучи­ну моря, я пожа­лел о том, что у меня нет сети, что­бы выз­во­лить их отту­да и узнать у них ноч­ные сек­ре­ты луны. Но вско­ре луна ска­ти­лась к запа­ду, и сон­ные воды лени­во отхлы­ну­ли от сумрач­ных бере­гов, обна­жив ста­рин­ные шпи­ли и белые колон­ны, укра­шен­ные гир­лян­да­ми водо­рос­лей. И тогда я понял, что это тот самый зато­нув­ший город, куда попа­да­ют все умер­шие, и затре­пе­тал, поте­ряв вся­кое жела­ние бесе­до­вать с лица­ми-лото­са­ми.

Но когда я раз­ли­чил на гори­зон­те чер­ный силу­эт кон­до­ра, спус­кав­ше­го­ся с небес, что­бы пере­дох­нуть на высту­пав­шей из воды поверх­но­сти огром­но­го рифа, я страст­но воз­же­лал рас­спро­сить его о тех, кого знал при жиз­ни. И я бы непре­мен­но рас­спро­сил его, когда бы он не нахо­дил­ся так дале­ко от меня, – но он был слиш­ком дале­ко, а потом и вовсе исчез из виду, как буд­то рас­та­ял на фоне огром­ной чер­ной ска­лы.

При невер­ном све­те захо­дя­щей луны я про­дол­жал наблю­дать за отли­вом. Я видел, как обна­жа­ют­ся все новые и новые шпи­ли, баш­ни и кры­ши мерт­во­го горо­да. И пока я сто­ял и смот­рел, упо­и­тель­ные бла­го­уха­ния посте­пен­но усту­па­ли место тош­но­твор­но­му запа­ху гни­ю­щей пло­ти – ибо имен­но сюда, в это глу­хое и богом забы­тое место, соби­ра­лись мерт­вые тела со все­го све­та, дабы ими наби­ва­ли себе брю­хо жир­ные мор­ские чер­ви.

Тем вре­ме­нем зло­ве­щая луна висе­ла уже так низ­ко, что едва не каса­лась поверх­но­сти моря, кишев­ше­го чудо­вищ­ны­ми чер­вя­ми. И, гля­дя, как зыбят­ся воды там, где изви­ва­лись скольз­кие чер­ви, я слов­но кожей ощу­тил какую-то новую угро­зу, исхо­див­шую с той сто­ро­ны, где скрыл­ся кон­дор.

Инту­и­ция меня не обма­ну­ла – ибо к тому момен­ту, когда я под­нял гла­за, отлив обна­жил зна­чи­тель­ную часть широ­ко­го рифа, у кото­ро­го преж­де вид­не­лась одна вер­хуш­ка, и я с ужа­сом уви­дел, что это вовсе не риф, а чер­ное базаль­то­вое темя чудо­вищ­но­го мон­стра, чей гро­мад­ный лоб уже высту­пал над водой в туск­лом све­те луны, а испо­лин­ские копы­та, долж­но быть, бороз­ди­ли ил где-то в нево­об­ра­зи­мых глу­би­нах. Пред­ста­вив себе, что про­изой­дет, когда луна с ее дья­воль­ским оска­лом и отвра­ти­тель­ной жел­тиз­ной пре­да­тель­ски улиз­нет, а из воды пока­жет­ся досе­ле неви­ди­мое лицо чудо­ви­ща и на меня уста­вят­ся его гла­за, я испу­стил отча­ян­ный вопль. И что­бы не стать добы­чей этой без­жа­лост­ной тва­ри, я, не раз­ду­мы­вая, ныр­нул в зло­вон­ное мел­ко­во­дье – туда, где сре­ди опу­тан­ных водо­рос­ля­ми стен и отсы­рев­ших мосто­вых жир­ные мор­ские чер­ви справ­ля­ли свою жут­кую триз­ну на остан­ках мерт­ве­цов, при­быв­ших со все­го све­та.