Docy Child

Проклятие Йига / Перевод М. Куренной

Приблизительное чтение: 1 минута 0 просмотров

Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с Zealia Bishop

ПРОКЛЯТИЕ ЙИГА

(The Curse of Yig)
Напи­са­но в 1928 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод М. Курен­ной

////

В 1925 году я при­е­хал в Окла­хо­му, что­бы попол­нить свои зна­ния о зме­ях, а уехал отту­да с таким стра­хом перед зме­я­ми, что до сих пор вздра­ги­ваю при одной мыс­ли о них. Конеч­но, это глу­по с моей сто­ро­ны, ибо все­му уви­ден­но­му и услы­шан­но­му мною мож­но най­ти вполне разум­ное объ­яс­не­ние, но страх, тем не менее, глу­бо­ко про­ник в мою душу. Я не испы­тал бы столь силь­но­го потря­се­ния, будь в той дав­ней исто­рии, кото­рую мне там пове­да­ли, все так про­сто. По роду сво­ей дея­тель­но­сти (я этно­лог, изу­чаю жизнь севе­ро­аме­ри­кан­ских индей­цев) мне дово­ди­лось выслу­ши­вать все­воз­мож­ные неве­ро­ят­ные леген­ды и ска­за­ния, и я хоро­шо знаю, что обык­но­вен­ные белые люди спо­соб­ны намно­го пре­взой­ти крас­но­ко­жих, когда дело каса­ет­ся выду­мок и фан­та­зий. Одна­ко я не могу забыть того, что соб­ствен­ны­ми гла­за­ми видел в при­юте для ума­ли­шен­ных в неболь­шом про­вин­ци­аль­ном город­ке Гат­ри.

В этот при­ют я отпра­вил­ся пото­му, что несколь­ко мест­ных ста­ри­ков утвер­жда­ли, буд­то в нем я най­ду кое-что сто­я­щее вни­ма­ния. Ни индей­цы, ни белые не хоте­ли обсуж­дать леген­ды о змее­бо­гах, ради кото­рых я и при­е­хал. При­быв­шие на неф­тя­ные про­мыс­лы нович­ки, разу­ме­ет­ся, ниче­го не зна­ли об этих пре­да­ни­ях, а крас­но­ко­жие и пере­се­лен­цы-ста­ро­жи­лы замет­но пуга­лись, когда я заво­дил с ними подоб­ные раз­го­во­ры. О при­юте упо­мя­ну­ли лишь шесте­ро или семе­ро, да и то лишь шепо­том. Но мне, тем не менее, сооб­щи­ли, что док­тор Мак-Нейл может пока­зать нечто воис­ти­ну чудо­вищ­ное и во всех подроб­но­стях пове­дать свя­зан­ную с этим «нечто» стран­ную исто­рию. Он объ­яс­нит, поче­му Йига, это­го полуз­мея-полу­че­ло­ве­ка, пра­от­ца змей, так боят­ся и осте­ре­га­ют­ся в цен­траль­ной части шта­та Окла­хо­ма, и поче­му пере­се­лен­цы-ста­ро­жи­лы испу­ган­но вздра­ги­ва­ют, когда по осе­ни начи­на­ют­ся таин­ствен­ные индей­ские цере­мо­нии, и в самых глу­хих местах окру­ги день и ночь слы­шен несмол­ка­ю­щий гро­хот там­та­мов.

Точ­но гон­чая, почу­яв­шая след, напра­вил­ся я в Гат­ри, ибо уже мно­го лет соби­рал све­де­ния о про­ис­хож­де­нии куль­та змей у индей­цев.

Недву­смыс­лен­ные наме­ки попа­дав­ши­е­ся в неко­то­рых леген­дах и отче­тах об архео­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ни­ях все­гда наво­ди­ли меня на мысль о том, что у вели­ко­го Кецаль­ко­ат­ля – мило­сти­во­го змее­бо­га мек­си­кан­цев – был более древ­ний и ужас­ный про­то­тип; в послед­ние меся­цы я почти дока­зал это пред­по­ло­же­ние в ходе иссле­до­ва­ний, охва­ты­вав­ших про­стран­ство от Гва­те­ма­лы до рав­нин Окла­хо­мы. Одна­ко дан­ные мои были непол­ны­ми: не хва­та­ло самой мало­сти, посколь­ку по эту сто­ро­ну аме­ри­кан­ской гра­ни­цы культ змей ока­зы­вал­ся недо­ступ­ным для уче­но­го по при­чине необъ­яс­ни­мой скрыт­но­сти тех людей, кото­рые что-либо о нем зна­ли.

Теперь же у меня мог появить­ся новый и обиль­ный источ­ник инфор­ма­ции, и я разыс­ки­вал началь­ни­ка при­ю­та с нескры­ва­е­мым нетер­пе­ни­ем. Док­тор Мак-Нейл ока­зал­ся низ­ко­рос­лым, чисто выбри­тым муж­чи­ной уже доволь­но почтен­но­го воз­рас­та; по его раз­го­во­ру и обхож­де­нию я сра­зу понял, что пере­до мной высо­ко­об­ра­зо­ван­ный чело­век, нема­ло­го достиг­ший в самых раз­ных обла­стях зна­ния поми­мо сво­ей про­фес­си­о­наль­ной дея­тель­но­сти. Когда я рас­ска­зал док­то­ру об инте­ре­со­вав­шей меня про­бле­ме, на лице его отра­зи­лись сомне­ние и оза­бо­чен­ность, сме­нив­ши­е­ся задум­чи­во­стью по мере того, как он вни­ма­тель­но про­смат­ри­вал мои доку­мен­ты и реко­мен­да­тель­ное пись­мо, кото­рое мне любез­но согла­сил­ся дать один ста­рый отстав­ной чинов­ник по делам индей­цев.

– Зна­чит, вы зани­ма­лись леген­дой о Йиге? – изрек док­тор. – Насколь­ко мне извест­но, у нас в Окла­хо­ме мно­гие этно­ло­ги пыта­лись как-то свя­зать ее с леген­да­ми о Кецаль­ко­ат­ле, но до сих пор, по-мое­му, нико­му из них не уда­лось нащу­пать необ­хо­ди­мые про­ме­жу­точ­ные зве­нья. Вы же пре­вос­ход­но пора­бо­та­ли, тем более, что, судя по все­му, вы весь­ма моло­ды; я, конеч­но же, поде­люсь с вами всем, что знаю. Вы это­го заслу­жи­ва­е­те. Едва ли ста­рый май­ор Мур или кто-либо еще мог рас­ска­зать вам о том, что нахо­дит­ся в нашем при­юте: люди не любят вспо­ми­нать об этом. Как, впро­чем, и я. Исто­рия эта дей­стви­тель­но тра­гич­на и, пря­мо ска­жем, жут­ко­ва­та – но не более того. Я не усмат­ри­ваю в ней ниче­го сверхъестественного,ибо собы­тия в ней опи­са­ны мрач­ные, но отнюдь не поту­сто­рон­ние. Я рас­ска­жу вам ее после того, как вы взгля­не­те на то, что нахо­дит­ся в нашем при­юте. Это яркий при­мер того, какую власть име­ют над неко­то­ры­ми людь­ми вся­че­ские суе­ве­рия. При­зна­юсь, порой и меня охва­ты­ва­ет бес­при­чин­ный страх, одна­ко при све­те дня я отно­шу это на счет разыг­рав­ших­ся нер­вов. Увы, ста­рость – не радость! Соб­ствен­но гово­ря, у нас здесь содер­жит­ся, если так мож­но выра­зить­ся, жерт­ва про­кля­тия Йига – живая, реаль­но суще­ству­ю­щая жерт­ва. Мы не пока­зы­ва­ем ее почти нико­му из мед­се­стер и сиде­лок, хотя боль­шин­ство из них осве­дом­ле­но о ней. У нас есть два надеж­ных ста­рых сани­та­ра – им-то я и раз­ре­шаю кор­мить ее и уби­рать за ней; преж­де сани­та­ров было трое, но ста­ри­на Сти­венс несколь­ко лет назад скон­чал­ся. Види­мо, ско­ро при­дет­ся наби­рать новых: ста­ри­ки ведь не веч­ные, а у объ­ек­та их забо­ты, похо­же, почти не меня­ет­ся ни воз­раст, ни внеш­ность. Воз­мож­но, в бли­жай­шем буду­щем меди­цин­ская эти­ка ста­нет иной, и мы из гуман­ных побуж­де­ний при­бег­нем к умерщ­вле­нию, но пока об этом рано гово­рить. Когда вы направ­ля­лись к глав­но­му вхо­ду, вы не обра­ти­ли вни­ма­ния на оди­но­кое, полу­под­валь­ное окош­ко, забран­ное мато­вым стек­лом? Это как раз там. Сей­час я вас туда отве­ду. Ниче­го не гово­ри­те – толь­ко загля­ни­те в смот­ро­вую щель и побла­го­да­ри­те Бога, что осве­ще­ние в пала­те не слиш­ком яркое. А после я рас­ска­жу вам эту исто­рию – точ­нее, то, что мне уда­лось сло­жить в отно­си­тель­но цель­ную кар­ти­ну.

Мы очень тихо спу­сти­лись в полу­под­вал и мол­ча про­шли по кори­до­рам мимо обман­чи­во без­молв­ных поме­ще­ний. Мак-Нейл отпер выкра­шен­ную в серый цвет сталь­ную дверь, кото­рая, одна­ко, вела лишь в сле­ду­ю­щий отсек кори­до­ра. Нако­нец док­тор оста­но­вил­ся у две­ри с таб­лич­кой «В 116», при­от­крыл неболь­шую смот­ро­вую щель и несколь­ко раз посту­чал по окра­шен­но­му метал­лу, точ­но желая раз­бу­дить кого-то там, внут­ри.

Когда док­тор при­от­крыл это отвер­стие, изнут­ри донес­ся сла­бый непри­ят­ный запах, и мне пока­за­лось, что в ответ на стук послы­ша­лось тихое шипе­ние. Нако­нец док­тор подал мне знак занять его место у щели, что я и сде­лал, ощу­щая бес­при­чин­ную и все воз­рас­тав­шую дрожь в коле­нях. Заре­ше­чен­ное мато­вое окош­ко рас­по­ла­га­лось у самой зем­ли и про­пус­ка­ло внутрь неяс­ный, туск­лый свет; мне при­шлось несколь­ко мгно­ве­ний вгля­ды­вать­ся в эти зло­вон­ные сумер­ки, преж­де чем я уви­дел, как что-то пол­за­ет и изви­ва­ет­ся на покры­том соло­мой полу, вре­мя от вре­ме­ни испус­кая сла­бое, бес­смыс­лен­ное шипе­ние. Затем нача­ли выри­со­вы­вать­ся смут­ные очер­та­ния: на полу кор­чи­лось нечто отда­лен­но напо­ми­нав­шее чело­ве­ка, лежав­ше­го на живо­те. Я ухва­тил­ся за двер­ную руч­ку, ста­ра­ясь не упасть в обмо­рок.

Это шеве­ля­ще­е­ся нечто было раз­ме­ром почти с чело­ве­ка и пол­но­стью лише­но какой-либо одеж­ды. На теле совер­шен­но не было волос, и в туск­лом, жут­ко­ва­том све­те мне пока­за­лось, что его зеле­но­ва­тая спи­на была покры­та мел­кой чешу­ей. Бли­же к пле­чам спи­на была усе­я­на пят­на­ми и име­ла более тем­ный, корич­не­ва­тый отте­нок; голо­ва же была на удив­ле­ние плос­кой. Когда суще­ство, заши­пев, посмот­ре­ло на меня, я заме­тил, что чер­ные гла­за- бусин­ки ужас­но похо­ди­ли на чело­ве­че­ские, но у меня не хва­ти­ло духа изу­чить их как сле­ду­ет. Их чудо­вищ­но непо­движ­ный взгляд застыл на мне. Охнув от испу­га, я закрыл щель, ибо был не в силах наблю­дать, как суще­ство изви­ва­ет­ся на соло­мен­ной под­стил­ке в суме­реч­ном све­те, про­ни­ка­ю­щем сквозь окош­ко каме­ры. Долж­но быть, я слег­ка пошат­нул­ся, ибо почув­ство­вал, что док­тор акку­рат­но под­дер­жи­ва­ет меня под локоть, уво­дя по кори­до­рам к себе в каби­нет. Я же, запи­на­ясь, вновь и вновь спра­ши­вал: «Боже мой, что это было такое? »

В лич­ном каби­не­те док­то­ра Мак-Ней­ла я, удоб­но устро­ив­шись в мяг­ком крес­ле, выслу­шал всю исто­рию от нача­ла до кон­ца. Баг­ро­во-золо­той закат уже сме­нил­ся лило­вы­ми сумер­ка­ми, а я по-преж­не­му сидел непо­движ­но, охва­чен­ный бла­го­го­вей­ным ужа­сом. Меня раз­дра­жал бук­валь­но теле­фон­ный зво­нок, каж­дое жуж­жа­ние внут­рен­ней сиг­на­ли­за­ции, и я чуть ли не про­кли­нал мед­се­стер и вра­чей, кото­рые сво­им сту­ком то и дело вызы­ва­ли док­то­ра Мак-Ней­ла, нена­дол­го пре­ры­вая нашу бесе­ду. Насту­пил вечер, и я был рад, что док­тор вклю­чил все лам­пы. Моя нату­ра пыт­ли­во­го иссле­до­ва­те­ля и уче­но­го отча­сти даже забы­ла о нау­ке, отсту­пив перед захва­ты­ва­ю­щи­ми дух страш­ны­ми кар­ти­на­ми – так быва­ет зача­ро­ван малень­кий маль­чик, когда, сидя у ками­на, слу­ша­ет исто­рии о ведь­мах.

Судя по все­му, Йиг, этот змее­бог рав­нин­ных пле­мен и, пред­по­ло­жи­тель­но, пред­ше­ствен­ник сво­их более южных соро­ди­чей Кецаль­ко­ат­ля и Кукуль­ка­на, был стран­ным, дья­воль­ским полу­жи­вот­ным-полу­че­ло­ве­ком с весь­ма пере­мен­чи­вым и вздор­ным харак­те­ром. Он не был таким уж злым и, как пра­ви­ло, вполне снос­но отно­сил­ся к тем, кто ува­жал его само­го и его потом­ство – змей; одна­ко осе­нью он ста­но­вил­ся необы­чай­но кро­во­жад­ным, и его при­хо­ди­лось отго­нять подаль­ше с помо­щью осо­бых маги­че­ских риту­а­лов. Имен­но поэто­му в авгу­сте, сен­тяб­ре и октяб­ре посто­ян­но гре­ме­ли там­та­мы в окру­гах Пони, Уичи­то и Кад­до; имен­но поэто­му шама­ны нару­ша­ли тиши­ну погре­муш­ка­ми и свист­ка­ми, извле­кая из них те же необыч­ные зву­ки, что неко­гда сопро­вож­да­ли цере­мо­нии ацте­ков и майя. Глав­ная чер­та Йига – неиз­мен­ная пре­дан­ность сво­им детям, кото­рая была до того вели­ка, что крас­но­ко­жие даже в целях само­обо­ро­ны избе­га­ли уби­вать ядо­ви­тых гре­му­чих змей, в изоби­лии водив­ших­ся в тех местах. Из уст в уста, почти шепо­том, пере­да­ва­лись жут­кие пре­да­ния, где упо­ми­на­лось о мести Йига тем смерт­ным, кто как-либо оби­дел его или посмел при­чи­нить зло его пол­зу­че­му потом­ству; у Йига имел­ся излюб­лен­ный спо­соб мести: вдо­воль пому­чив жерт­ву, пре­вра­тить ее в пят­ни­стую змею.

В преж­ние вре­ме­на на Индей­ской Тер­ри­то­рии, про­дол­жал док­тор, не так боя­лись гово­рить о Йиге. Рав­нин­ные пле­ме­на были менее осто­рож­ны, чем кочев­ни­ки из пустын­ных мест и жите­ли индей­ских посе­ле­ний, и доволь­но сво­бод­но рас­ска­зы­ва­ли при­ез­жим офи­це­рам и чинов­ни­кам как о сво­их пре­да­ни­ях, так и об осен­них риту­а­лах, а пото­му от жите­лей близ­ле­жа­щих дере­вень белых пере­се­лен­цев о мно­гих леген­дах ста­ло извест­но миру. Насто­я­щий страх появил­ся в дни земель­ной лихо­рад­ки восемь­де­сят девя­то­го года – тогда ста­ли рас­про­стра­нять­ся слу­хи о неве­ро­ят­ных про­ис­ше­стви­ях, и слу­хи эти под­твер­жда­лись неки­ми кош­мар­ны­ми по сво­ей реаль­но­сти фак­та­ми. Индей­цы счи­та­ли, что приш­лые белые люди не уме­ют ладить с Йигом, а позд­нее и сами пере­се­лен­цы при­ня­ли эту идею как долж­ное. И вот теперь никто из ста­ро­жи­лов в цен­траль­ной части Окла­хо­ма – будь то инде­ец или белый – ни за что не ста­нет гово­рить о змее­бо­ге, раз­ве толь­ко туман­но, осто­рож­ны­ми наме­ка­ми. Тем не менее, доба­вил док­тор Мак-Нейл, под­черк­нув инто­на­ци­ей зна­чи­мость сво­их слов, един­ствен­ная реаль­ная жерт­ва яви­лась резуль­та­том страш­ной тра­ге­дии, а не кол­дов­ства. Все про­ис­шед­шее было жесто­ким и вполне объ­яс­ни­мым – даже финал этой дра­мы, кото­рый в свое вре­мя вызвал столь­ко кри­во­тол­ков.

Док­тор оста­но­вил­ся и про­каш­лял­ся, преж­де чем перей­ти к самой исто­рии, и я ощу­тил тре­пет, слов­но сидел в теат­ре перед самым под­ня­ти­ем зана­ве­са. Итак, все нача­лось с того, что Уокер Дэвис со сво­ей женой Одри вес­ной 1889 года отпра­вил­ся из Аркан­за­са обу­стра­и­вать­ся на новых аме­ри­кан­ских зем­лях, а тра­ги­че­ская раз­вяз­ка про­изо­шла в краю пле­ме­ни уичи­то, к севе­ру от реки Уоши­то – сей­час это округ Кад­до. Теперь там сто­ит дере­вуш­ка с назва­ни­ем Бин­джер и про­ло­же­на желез­ная доро­га; в осталь­ном же те места мало изме­ни­лись по срав­не­нию с дру­ги­ми частя­ми шта­та. Там по-преж­не­му живут фер­ме­ры и ско­то­во­ды, при­чем живут доволь­но непло­хо, посколь­ку неф­тя­ные раз­ра­бот­ки рас­по­ло­же­ны отно­си­тель­но дале­ко от их паст­бищ.

Уокер и Одри при­е­ха­ли из окру­га Фран­клин, что на пла­то Озарк; кро­ме кры­то­го бре­зен­том фур­го­на со вся­ким домаш­ним скар­бом да пары мулов у них был еще дрях­лый, ни на что уже негод­ный пес по клич­ке

«Волк». Уокер и Одри были типич­ны­ми жите­ля­ми гор­ных кра­ев – моло­дые и пол­ные сил, они с завид­ным упор­ством стре­ми­лись на запад в поис­ках луч­шей жиз­ни и боль­шей, чем в Аркан­за­се, отда­чи от сво­е­го нелег­ко­го тру­да. Оба были худо­ща­вы и кости­сты; он – высо­кий, рыже­ва­тый, серо­гла­зый, она – низень­кая, брю­нет­ка с пря­мы­ми воло­са­ми, кото­рые мог­ли сви­де­тель­ство­вать о при­ме­си индей­ской кро­ви.

В целом же они мало чем выде­ля­лись на общем фоне, и их судь­ба была бы такой же, как у тысяч дру­гих пере­се­лен­цев, хлы­нув­ших в то вре­мя на новые зем­ли, если бы не одна осо­бен­ность: Уокер пани­че­ски боял­ся змей, что объ­яс­ня­ли по-раз­но­му. Кто-то счи­тал это врож­ден­ной чер­той, иные утвер­жда­ли, что это было след­стви­ем мрач­но­го про­ро­че­ства о смер­ти Уоке­ра, кото­рым его еще в дет­стве напу­га­ла ста­рая инди­ан­ка. Но, како­ва бы ни была при­чи­на, фак­ты были нали­цо: Уокер, в общем-то совсем не роб­кий чело­век, при малей­шем упо­ми­на­нии о зме­ях блед­нел и чув­ство­вал дур­но­ту, а при виде самой кро­шеч­ной змей­ки впа­дал в исте­ри­ку, пере­хо­див­шую затем в состо­я­ние, близ­кое к обмо­ро­ку.

Дэви­сы отпра­ви­лись в путь в нача­ле года, наде­ясь добрать­ся до новой зем­ли к нача­лу весен­ней пахо­ты. Про­дви­га­лись они мед­лен­но, ибо доро­ги в Аркан­за­се были отвра­ти­тель­ные, а на Тер­ри­то­рии их не было вовсе – кру­гом тяну­лись длин­ные цепоч­ки хол­мов впе­ре­меш­ку с крас­но­ва­ты­ми пес­ча­ны­ми пусто­ша­ми. Посте­пен­но хол­мов ста­но­ви­лось все мень­ше, и на Дэви­сов, при­вык­ших к горам, подоб­ная пере­ме­на ланд­шаф­та подей­ство­ва­ла угне­та­ю­ще; впро­чем, офи­це­ры и чинов­ни­ки по делам индей­цев пока­за­лись им весь­ма при­вет­ли­вы­ми, а осед­лые индей­цы в боль­шин­стве сво­ем – дру­же­люб­ны­ми и веж­ли­вы­ми. Ино­гда Дэви­сам встре­ча­лись собра­тья-пере­се­лен­цы, и тогда они обыч­но обме­ни­ва­лись гру­бо­ва­ты­ми шут­ка­ми и под­за­до­ри­ва­ли друг дру­га насчет буду­щих фер­мер­ских успе­хов.

В это вре­мя года змей почти не было вид­но, и пото­му Уоке­ру не при­шлось стра­дать из-за сво­ей досад­ной сла­бо­сти. Кро­ме того, в пер­вые дни путе­ше­ствия ему еще не дове­лось услы­шать столь пугав­ших его впо­след­ствии индей­ских легенд о зме­ях: пере­ко­че­вав­шие с юго-восто­ка пле­ме­на не раз­де­ля­ли веро­ва­ний сво­их запад­ных сосе­дей. По при­хо­ти судь­бы о Йиге и его могу­ще­стве Дэви­сы впер­вые узна­ли от бело­го посе­лен­ца из Окмал­джи в мест­но­сти Крик; эти скуд­ные све­де­ния уди­ви­тель­ным обра­зом подей­ство­ва­ли на Уоке­ра, и с тех пор он стал рас­спра­ши­вать об этом всех встреч­ных и попе­реч­ных.

Очень ско­ро живой инте­рес Уоке­ра пере­рос в вели­чай­ший страх. На каж­дой ноч­ной сто­ян­ке Уокер при­ни­мал самые неве­ро­ят­ные меры предо­сто­рож­но­сти: тща­тель­но рас­чи­щал место от любой рас­ти­тель­но­сти и ста­рал­ся избе­гать каме­ни­стых участ­ков. В каж­дом чах­лом кусти­ке, в каж­дой тре­щине боль­ших плос­ких кам­ней ему теперь мере­щи­лись ядо­ви­тые змеи, а в каж­дой чело­ве­че­ской фигу­ре, если это не был кто-то из мест­ных жите­лей или из чис­ла пере­се­лен­цев, ему чудил­ся змее­бог, и толь­ко взгляд с близ­ко­го рас­сто­я­ния мог раз­убе­дить его в этом. К сча­стью, на дан­ном отрез­ке пути не было ника­ких тре­вож­ных встреч, спо­соб­ных еще силь­нее рас­ша­тать нер­вы Уоке­ра. По мере при­бли­же­ния к мест­но­сти Кика­пу ста­но­ви­лось все труд­нее оста­нав­ли­вать­ся на ноч­лег вда­ли от кам­ней. В кон­це кон­цов это ста­ло и вовсе невоз­мож­но, и бед­но­му Уоке­ру при­шлось вос­поль­зо­вать­ся сред­ством дере­вен­ских маль­чи­шек, кото­рым он поль­зо­вал­ся еще в дет­стве – бор­мо­тать вся­кие закли­на­ния про­тив змей. Два-три раза им дей­стви­тель­но мель­ком попа­да­лись змеи, и это зре­ли­ще явно не пошло на поль­зу бед­ня­ге, из послед­них сил пытав­ше­му­ся сохра­нить само­об­ла­да­ние.

Вече­ром два­дцать вто­ро­го дня путе­ше­ствия ярост­ные поры­вы вет­ра выну­ди­ли опа­сав­ших­ся за сво­их мулов Дэви­сов искать при­ста­ни­ще в как мож­но более надеж­ном месте. Одри убе­ди­ла мужа вос­поль­зо­вать­ся уте­сом, высо­ко взды­мав­шим­ся над пере­сох­шим рус­лом быв­ше­го при­то­ка Каней­ди­ан-Ривер. Уоке­ру не понра­ви­лось это каме­ни­стое место, одна­ко на сей он раз дал себя уго­во­рить и хму­ро повел рас­пря­жен­ных мулов к спа­си­тель­но­му скло­ну уте­са – фур­гон из-за слиш­ком неров­ной зем­ли туда было не подо­гнать. Меж­ду тем Одри, осмат­ри­вая кам­ни воз­ле фур­го­на, заме­ти­ла, что ста­рый, дрях­лый пес как-то по-осо­бен­но­му при­ню­хи­ва­ет­ся к ним. Схва­тив ружье, она пошла сле­дом за соба­кой и уже через несколь­ко мгно­ве­ний бла­го­да­ри­ла небо, что не мужу, а ей слу­чи­лось пер­вой уви­деть такое, от чего Уоке­ру при­шлось бы худо: в лож­бин­ке меж двух валу­нов уют­но рас­по­ло­жи­лась, свив­шись в клу­бок, лени­во шеве­ля­ща­я­ся зме­и­ная мас­са. Это было не что иное, как гнез­до толь­ко-толь­ко вылу­пив­ших­ся гре­му­чих змей.

Желая пре­ду­пре­дить страш­ное потря­се­ние мужа, Одри дей­ство­ва­ла реши­тель­но: ухва­тив ружье за дуло, она нача­ла что есть силы лупить при­кла­дом по шеве­ля­щей­ся куче. Во вре­мя рас­пра­вы Одри испы­ты­ва­ла вели­чай­шее отвра­ще­ние – впро­чем, так и не пере­шед­шее в насто­я­щий страх. Убе­див­шись нако­нец, что змеи уби­ты, она ото­шла в сто­ро­ну и при­ня­лась тереть крас­но­ва­тым пес­ком и сухой тра­вой свою импро­ви­зи­ро­ван­ную дубин­ку. Одри поду­ма­ла, что надо успеть при­крыть чем-нибудь зме­и­ное гнез­до, пока Уокер при­вя­зы­ва­ет мулов. Ста­рый, одрях­лев­ший Волк, помесь кой­о­та и овчар­ки, куда-то исчез, и Одри опа­са­лась, что он пошел звать хозя­и­на. Звук шагов под­твер­дил ее опа­се­ния – в сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние появил­ся Уокер и все уви­дел. Одри пода­лась впе­ред, что­бы под­дер­жать мужа, если тому ста­нет пло­хо, но Уокер лишь покач­нул­ся. Затем выра­же­ние без­гра­нич­но­го стра­ха на его мерт­вен­но-блед­ном лице посте­пен­но сме­ни­лось соче­та­ни­ем гне­ва и бла­го­го­вей­но­го ужа­са, и он дро­жа­щим голо­сом начал бра­нить жену: Черт возь­ми, Од, ну что ты наде­ла­ла? Зачем? Забы­ла раз­ве, что все тут гово­рят об этом зме­и­ном дья­во­ле Йиге? Ска­за­ла бы мне, что тут змеи, и мы бы дру­гое место нашли. Ты же зна­ешь, что этот дья­вол или змее­бог не про­ща­ет, еже­ли кто потом­ство его оби­дит. А чего ради, по-тво­е­му, индей­цы осе­нью пля­шут да в бара­ба­ны сту­чат? Эти места про­кля­ты, поня­ла? Нас же чуть ли не каж­дый, кого здесь встре­ча­ли, о том пре­ду­пре­ждал. Тут хозя­ин – Йиг, и осе­нью он все­гда выпол­за­ет наверх и ищет, кого бы в змею пре­вра­тить. Да по эту сто­ро­ну Каней­ди­ан-Ривер ни один инде­ец ни за что на све­те змею не тро­нет! Глу­пая жен­щи­на, на свою же беду уби­ла ты целый выво­док йиго­вых дете­ны­шей. Попа­дешь­ся ему теперь рано или позд­но – помя­ни мое сло­во! Если толь­ко не полу­чит­ся у како­го-нибудь индей­ско­го шама­на выку­пить закли­на­ние, точ­но попа­дешь­ся! Явит­ся он ночью из тем­но­ты и как пить дать пре­вра­тит тебя в пол­зу­чую пят­ни­стую гади­ну!

Весь оста­ток пути напу­ган­ный Уокер про­дол­жал осы­пать жену упре­ка­ми и зло­ве­щи­ми про­ро­че­ства­ми. Каней­ди­ан-Ривер Дэви­сы пере­сек­ли у Нью­кас­ла и вско­ре повстре­ча­ли пер­вых насто­я­щих индей­цев рав­ни­ны груп­пу заку­тан­ных в цве­та­стые оде­я­ла людей из пле­ме­ни уичи­то; после пред­ло­жен­но­го вис­ки вождь раз­бол­тал­ся вовсю, а в обмен на лит­ро­вую бутыль все того же вдох­нов­ля­ю­ще­го напит­ка обу­чил несчаст­но­го Уоке­ра про­стран­но­му закли­на­нию для защи­ты от Йига. К кон­цу неде­ли Дэви­сы добра­лись до выбран­но­го ими участ­ка на зем­лях пле­ме­ни уичи­то и поспе­ши­ли, обо­зна­чив гра­ни­цы сво­их вла­де­ний, при­сту­пить к весен­ней пахо­те, отло­жив на вре­мя соору­же­ние хижи­ны.

Мест­ность была рав­нин­ная, про­ду­ва­е­мая все­ми вет­ра­ми и почти лишен­ная какой-либо дикой рас­ти­тель­но­сти, одна­ко при хоро­шем ухо­де вполне мог­ла дать при­лич­ный уро­жай. Обна­жив­ши­е­ся кое-где гра­нит­ные моно­ли­ты раз­но­об­ра­зи­ли ланд­шафт, поч­ва пред­став­ля­ла собой мел­кий крас­ный пес­ча­ник, сре­ди кото­ро­го неред­ко вид­не­лись круп­ные плос­кие кам­ни, похо­жие на обра­бо­тан­ные вруч­ную пли­ты. Ни змей, ни под­хо­дя­щих укры­тий для них, судя по все­му, не наблю­да­лось; в кон­це кон­цов Одри уго­во­ри­ла мужа постро­ить про­стую, в одну ком­на­ту, хижи­ну на широ­кой и ров­ной камен­ной пли­те. С таким полом, да еще с оча­гом поболь­ше, ника­кие дожди и сырость не страш­ны; впро­чем, как вско­ре выяс­ни­лось, эти места отнюдь не стра­да­ли от избыт­ка вла­ги. Брев­на для построй­ки при­шлось вез­ти на фур­гоне из лесов за мно­го миль отсю­да, со сто­ро­ны гор Уичи­то.

Хижи­ну с солид­ным оча­гом и неза­мыс­ло­ва­тый сарай Уоке­ру под­со­би­ли постро­ить окрест­ные пере­се­лен­цы, хотя до бли­жай­ше­го из них было боль­ше мили. В свою оче­редь, и Уокер помог им соору­дить жили­ща, после чего меж­ду ново­об­ре­тен­ны­ми сосе­дя­ми завя­за­лось хоро­шие дру­же­ские отно­ше­ния. Во всей окру­ге не име­лось ни одно­го город­ка, достой­но­го соб­ствен­но­го назва­ния – самым круп­ным счи­тал­ся Эль-Рино, желез­но­до­рож­ная стан­ция милях в трид­ца­ти к севе­ро-восто­ку; а пото­му мест­ные жите­ли очень ско­ро спло­ти­лись в сво­е­го рода общи­ну, несмот­ря на раз­де­ляв­шие их ощу­ти­мые рас­сто­я­ния. Кое-кто из индей­цев начал жить осед­ло на фер­мах и ран­чо; в общем-то индей­цы были без­обид­ны­ми и немно­го буя­ни­ли лишь под дей­стви­ем горя­чи­тель­ных напит­ков, кото­рые попа­да­ли к ним вопре­ки офи­ци­аль­ным запре­там. Из всех сосе­дей Дэви­сы быст­рее и бли­же все­го сошлись с Джо и Сэл­ли Комп­то­на­ми, тоже пере­се­лив­ши­ми­ся из Аркан­за­са. Сэл­ли и сей­час еще жива (ее теперь зовут «Мама­ша Комп­тон»), а ее сын Клайд – тогда он был груд­ным мла­ден­цем – стал одним из вид­ных дея­те­лей шта­та. Сэл­ли и Одри частень­ко наве­ща­ли друг дру­га – их хижи­ны раз­де­ля­ло лишь две мили, что по здеш­ним мер­кам не ахти какое рас­сто­я­ние; дол­ги­ми весен­ни­ми и лет­ни­ми дня­ми они обме­ни­ва­лись мно­же­ством исто­рий о преж­нем житье в Аркан­за­се и дели­лись впе­чат­ле­ни­я­ми о новых местах. Сэл­ли очень сочув­ство­ва­ла бед­но­му Уоке­ру, отча­ян­но бояв­ше­му­ся змей, одна­ко имен­но она не столь­ко умень­ши­ла, сколь­ко уси­ли­ла тре­во­гу Одри, вызван­ную бес­ко­неч­ны­ми муж­ни­ны­ми молит­ва­ми и рас­ска­за­ми о про­кля­тии Йига. Сэл­ли зна­ла неве­ро­ят­ное коли­че­ство страш­ных исто­рий о зме­ях и неиз­мен­но ужа­са­ла всех сво­им корон­ным номе­ром – рас­ска­зом об одном чело­ве­ке из окру­га Скотт, кото­ро­го разом иску­са­ло целое пол­чи­ще гре­му­чих змей, и от их яда его тело так чудо­вищ­но рас­пух­ло, что в кон­це кон­цов лоп­ну­ло, издав гром­кий хло­пок. Одри, разу­ме­ет­ся, не ста­ла пере­ска­зы­вать этот кош­мар мужу и очень про­си­ла Комп­то­нов не гово­рить нико­му из сосе­дей об этой исто­рии, что­бы она не дошла до Уоке­ра. К чести Джо и Сэл­ли, они вня­ли прось­бе и в точ­но­сти сле­до­ва­ли дан­но­му обе­ща­нию.

Уокер посе­ял куку­ру­зу порань­ше, и в раз­гар лета с тол­ком исполь­зо­вал вре­мя, нако­сив сена, где это толь­ко было воз­мож­но. С помо­щью Джо Комп­то­на он вырыл коло­дец – вода в нем ока­за­лась пре­вос­ход­но­го каче­ства; позд­нее Уокер наме­ре­вал­ся про­бу­рить еще и арте­зи­ан­скую сква­жи­ну. Каких- либо дей­стви­тель­но опас­ных встреч со зме­я­ми у него не было, и он поста­рал­ся в сво­их вла­де­ни­ях создать самые небла­го­при­ят­ные усло­вия для этих пол­зу­чих тва­рей. Порою Уокер наве­ды­вал­ся в глав­ное посе­ле­ние индей­цев уичи­то, пред­став­ляв­шее собой груп­пу кры­тых соло­мой кону­со­об­раз­ных жилищ, где подол­гу тол­ко­вал со ста­ри­ка­ми и шама­на­ми о змее­бо­ге и о сред­ствах убе­речь­ся от его гне­ва. В обмен на вис­ки Уокер все­гда полу­чал нуж­ные закли­на­ния, одна­ко чаще все­го он узна­вал что- нибудь мало­уте­ши­тель­ное. Ока­за­лось, что Йиг на самом деле Вели­ким Богом. Он спо­со­бен на любое ужас­ное кол­дов­ство. Он все пом­нит. Осе­нью его дети ста­но­вят­ся голод­ны­ми и злы­ми, и сам Йиг так­же ста­но­вит­ся голод­ным и злым. Когда созре­ва­ет куку­ру­за, во всех здеш­них пле­ме­нах гото­вят­ся к свер­ше­нию маги­че­ских обря­дов, кото­рые долж­ны предо­хра­нить людей от гне­ва Йига. Индей­цы пред­ла­га­ют ему куку­ру­зы, а затем, наря­див­шись соот­вет­ству­ю­щим обра­зом, тан­цу­ют под акком­па­не­мент свист­ков, погре­му­шек и там­та­мов. Бара­ба­ны гре­мят непре­рыв­но, отпу­ги­вая Йига, а на помощь при­зы­ва­ет­ся бог Тира­ва, чьи дети – люди, тогда как дети Йига змеи. Пло­хо, что белая жен­щи­на Дэви­са уби­ла детей Йига. Теперь, когда насту­пит жат­ва, Дэви­су надо мно­го раз про­из­не­сти закли­на­ние. С Йигом шут­ки пло­хи. Он – Вели­кий Бог.

К тому вре­ме­ни, как наста­ла пора соби­рать уро­жай, Уокер уже успел дове­сти жену до неве­ро­ят­но раз­дра­жен­но­го состо­я­ния. Ей поряд­ком надо­е­ли его бес­пре­стан­ные молит­вы и про­из­но­си­мые вслух индей­ские закли­на­ния; когда же нача­лись осен­ние риту­а­лы индей­цев, ветер стал доно­сить изда­ле­ка стук неумолч­ных там­та­мов, что еще боль­ше нагне­та­ло в доме зло­ве­щую атмо­сфе­ру. Мож­но было сой­ти с ума от бес­ко­неч­но­го при­глу­шен­но­го роко­та, запо­ло­нив­ше­го из кон­ца в конец крас­ные зем­ли рав­ни­ны. Поче­му он не пре­кра­щал­ся ни на мину­ту? Днем и ночью, неде­ли напро­лет неуто­ми­мо и одно­об­раз­но гре­ме­ли там­та­мы, и столь же неуто­ми­мо вет­ры вме­сте с рыжей пылью раз­но­си­ли повсю­ду этот гро­хот. Одри изво­ди­лась силь­нее мужа, ибо тот хотя бы видел в этих обря­дах сред­ство защи­ты. Чув­ствуя за собой пусть незри­мую, но мощ­ную под­держ­ку неких таин­ствен­ных сил, Уокер рабо­тал с удво­ен­ной энер­ги­ей, собрав уро­жай куку­ру­зы и под­го­то­вив хижи­ну и хлев к ско­рой уже зиме. Осень выда­лась на ред­кость теп­лой, и Дэви­сы поль­зо­ва­лись оча­гом, кото­рый Уокер так тща­тель­но соору­жал, толь­ко для при­го­тов­ле­ния немуд­ре­ной пищи. Пере­се­лен­цам – и осо­бен­но Одри и Уоке­ру – дей­ство­ва­ли на нер­вы подо­зри­тель­но жар­кие тучи пыли. Посто­ян­ные мыс­ли о завис­шем над окру­гой зме­и­ном про­кля­тии и кош­мар­ный, бес­ко­неч­ный гро­хот дале­ких индей­ских там­та­мов явля­ли собой весь­ма непри­ят­ное соче­та­ние, и любая допол­ни­тель­ная стран­ность дела­ла его совер­шен­но невы­но­си­мым. Одна­ко, вопре­ки это­му напря­же­нию, после жат­вы то в одной, то в дру­гой хижине пере­се­лен­цы устра­и­ва­ли весе­лые пируш­ки – таким спо­со­бом в наши дни эти люди наив­но вос­про­из­во­ди­ли древ­ние обря­ды празд­ни­ка уро­жая, дошед­ше­го до нас с тех вре­мен, когда чело­век толь­ко начи­нал воз­де­лы­вать зем­лю. Лафай­етт Смитт, пере­се­лив­ший­ся с юга шта­та Мис­су­ри (его хижи­на сто­я­ла в трех милях к восто­ку от дома Дэви­сов), весь­ма снос­но играл на скрип­ке, и его музы­ка здо­ро­во помо­га­ла пиро­вав­шим забыть о моно­тон­ном бое дале­ких бара­ба­нов. При­бли­жал­ся Хэл­ло­уин, и пере­се­лен­цы реши­ли собрать­ся и отме­тить его, ничуть не ведая о том, что этот празд­ник куда древ­нее, чем пес­ни жне­цов, и что его исто­ки нуж­но искать в страш­ных ведь­мов­ских шаба­шах пер­во­быт­ных доарий­ских пле­мен. Из века в век в полу­ноч­ном мра­ке укром­ных лесов про­хо­ди­ли эти сбо­ри­ща, и под совре­мен­ной мас­кой пусто­го весе­лья этот празд­ник до сих пор скры­ва­ет смут­ные отго­лос­ки ста­ро­дав­них ужа­сов. В том году канун Дня Всех Свя­тых выпал на чет­верг, и окрест­ные фер­ме­ры дого­во­ри­лись собрать­ся на гулян­ку у Дэви­сов.

В тот самый день, трид­цать пер­во­го октяб­ря, разом кон­чи­лось теп­ло. Утро выда­лось свин­цо­во-серым, а к полу­дню преж­де сухие вет­ры при­нес­ли про­мозг­лую сырость. Люди ежи­лись еще и пото­му, что не жда­ли холо­дов, а Волк, ста­рый пес Уоке­ра, поплел­ся в хижи­ну и залег побли­же к оча­гу. Одна­ко индей­ские там­та­мы по-преж­не­му гре­ме­ли вда­ли, да и белые жите­ли отнюдь не наме­ре­ва­лись отка­зы­вать­ся от сво­их тра­ди­ци­он­ных празд­ни­ков. Уже к четы­рем часам дня к хижине Уоке­ра нача­ли при­бы­вать фур­го­ны; вече­ром же, на сла­ву уго­стив­шись, мно­го­чис­лен­ные гости, вооду­шев­лен­ные игрой Лафай­ет­та Сми­та, пусти­лись в пляс, умуд­ря­ясь выки­ды­вать самые неве­ро­ят­ные колен­ца в тес­но­те донель­зя пере­пол­нен­ной ком­на­ты. Моло­дежь раз­вле­ка­лась под­хо­дя­щи­ми для это­го вре­ме­ни года весе­лы­ми глу­по­стя­ми, а ста­рый Волк при­ни­мал­ся выть – тоск­ли­во, жут­ко, зло­ве­ще, – вся­кий раз, как скрип­ка Лафай­ет­та истор­га­ла какой-нибудь осо­бен­но прон­зи­тель­ный звук. Немуд­ре­но – Волк нико­гда преж­де не слы­шал это­го инстру­мен­та. Впро­чем, боль­шую часть пируш­ки видав­ший виды ста­рый воя­ка про­спал: в столь пре­клон­ном воз­расте он уже мало чем инте­ре­со­вал­ся и жил пре­иму­ще­ствен­но во сне. Том и Джен­ни Риг­би при­е­ха­ли со сво­ей шот­ланд­ской овчар­кой Зиком, но пред­ста­ви­те­ли соба­чье­го семей­ства так и не подру­жи­лись. Зик казал­ся встре­во­жен­ным и весь вечер к чему-то подо­зри­тель­но при­ню­хи­вал­ся.

Одри и Уокер пре­крас­но тан­це­ва­ли, и Мама­ша Комп­тон до сих пор любит рас­ска­зы­вать, какую заме­ча­тель­ную пару явля­ли они собой на той пируш­ке. Все их забо­ты отсту­пи­ли прочь, и Уокер был чисто выбрит, при­на­ря­жен и даже щего­ле­ват. К деся­ти часам гости уже отби­ли себе все ладо­ни и нача­ли пооче­ред­но разъ­ез­жать­ся, обме­ни­ва­ясь на про­ща­ние дол­ги­ми руко­по­жа­ти­я­ми и гру­бо­ва­то-доб­ро­душ­ны­ми заве­ре­ни­я­ми в том, что все отлич­но пове­се­ли­лись. Зик ужас­но завы­вал, когда шел вме­сте со сво­и­ми хозя­е­ва­ми к фур­го­ну, но Том и Джен­ни реши­ли, что ему про­сто не хочет­ся воз­вра­щать­ся домой, а Одри воз­ра­зи­ла, что его, долж­но быть, раз­дра­жа­ют дале­кие там­та­мы – ведь их бес­ко­неч­ный гро­хот так отвра­ти­те­лен по срав­не­нию с весе­лым шумом пируш­ки.

К ночи нагря­нул силь­ный холод, и Уокер поло­жил в очаг огром­ное брев­но, при­сы­пав его уго­лья­ми, что­бы оно тле­ло до утра. Ста­рый Волк под­полз побли­же и в рыже­ва­тых отблес­ках огня погру­зил­ся в свой обыч­ный глу­бо­кий сон. Одри и Уокер до того уста­ли, что, поза­быв о всех чарах и про­кля­ти­ях на све­те, поско­рее улег­лись в гру­бо ско­ло­чен­ную из сос­но­вых досок кро­вать и усну­ли преж­де, чем деше­вый будиль­ник на пол­ке у оча­га успел отсчи­тать три мину­ты. А где-то вда­ле­ке по-преж­не­му глу­хо и рит­мич­но били дья­воль­ские бара­ба­ны, и их зву­ки раз­но­сил ледя­ной ноч­ной ветер… Здесь док­тор Мак-Нейл при­молк и снял очки, слов­но рас­плыв­ча­тость окру­жа­ю­ще­го реаль­но­го мира мог­ла помочь ему луч­ше раз­гля­деть собы­тия про­шло­го.

– Вы сей­час пой­ме­те, – ска­зал он, – что мне было крайне слож­но соста­вить цель­ную кар­ти­ну все­го слу­чив­ше­го­ся после того, как гости разъ­е­ха­лись. Одна­ко у меня име­лась, осо­бен­но пона­ча­лу, воз­мож­ность вос­ста­но­вить ее. – И, помол­чав еще несколь­ко секунд, док­тор про­дол­жил рас­сказ. – Одри сни­лись кош­ма­ры, в кото­рых Йиг являл­ся ей в обли­чье сата­ны, каким она виде­ла его на гра­вю­рах в деше­вых книж­ках. В самый раз­гар этих кош­мар­ных снов она вдруг очну­лась и поня­ла, что Уокер тоже не спит и тоже сидит в посте­ли. Он напря­жен­но при­слу­ши­вал­ся к чему-то и сер­ди­то шик­нул на жену, когда та нача­ла было спра­ши­вать, что его вдруг раз­бу­ди­ло.

– Тише, Од! – про­шеп­тал он. – Слы­шишь, как что-то зве­нит, жуж­жит и шур­шит? Как дума­ешь, может, это осен­ние сверч­ки?

В хижине и впрямь явствен­но слы­ша­лись стран­ные зву­ки. Одри при­слу­ша­лась и вне­зап­но уло­ви­ла в них нечто зна­ко­мое и ужас­ное, вытес­нен­ное из памя­ти, но зата­ив­ше­е­ся в самой ее глу­бине. А над все­ми эти­ми пере­зво­на­ми, жуж­жа­ни­я­ми и шур­ша­ни­я­ми, рож­дая страш­ные ассо­ци­а­ции, моно­тон­но сту­ча­ли дале­кие там­та­мы, и их гул­кие уда­ры про­но­си­лись над тем­ны­ми рав­ни­на­ми, осве­щен­ны­ми блед­ным сер­пом луны.

– Уокер, а если это… Если это про­кля­тие Йига? Одри почув­ство­ва­ла, как ее муж задро­жал.

– Нет, на Йига не похо­же. Йиг на вид как чело­век, пока не посмот­ришь на него побли­же. Так вождь Серый Орел гово­рит. А это, навер­ное, не сверч­ки, а лисы залез­ли в дом погреть­ся, вот что. Вста­ну­ка я, пожа­луй, да выго­ню их, пока эти тва­ри не добра­лись до буфе­та.

Уокер под­нял­ся, нащу­пал висев­ший у изго­ло­вья фонарь и загре­мел жестя­ной короб­кой со спич­ка­ми, при­би­той к стене рядом с фона­рем. Одри, сев в посте­ли, виде­ла, как ого­нек спич­ки пре­вра­тил­ся в ров­ный свет фити­ля. Чуть пого­дя Уокер и Одри при­гля­де­лись, и гру­бо ско­ло­чен­ная хижи­на содрог­ну­лась от разом вырвав­ше­го­ся у них истош­но­го кри­ка: на плос­ком камен­ном полу фонарь высве­тил сплош­ную киша­щую корич­не­ва­то-пят­ни­стую мас­су гре­му­чих змей; они тяну­лись к огню и угро­жа­ю­ще пово­ра­чи­ва­ли отвра­ти­тель­ные голо­вы в сто­ро­ну ока­ме­нев­ше­го от испу­га чело­ве­ка с фона­рем в руках.

Эта кар­ти­на, как вспыш­ка мельк­ну­ла перед гла­за­ми у Одри. Змей было вели­кое мно­же­ство, они были самых раз­ных раз­ме­ров и, веро­ят­но, несколь­ких видов; уже в тот крат­кий миг Одри заме­ти­ла, как две-три змеи отве­ли голо­вы назад, буд­то гото­вясь напасть на Уоке­ра. Она не лиши­лась чувств, а вот ее муж замерт­во рух­нул на пол. Фонарь потух, и Одри ока­за­лась во тьме. Уокер даже не вскрик­нул – страх пара­ли­зо­вал его, и он упал, точ­но сра­жен­ный без­звуч­ной стре­лой, пущен­ной нече­ло­ве­че­ской рукой. Одри каза­лось, что все вокруг закру­жи­лось в чудо­вищ­ном водо­во­ро­те, где реаль­ность сме­ша­лась с кош­мар­ным сном, от кото­ро­го она перед тем очну­лась.

Одри была неспо­соб­на ни на какое созна­тель­ное дей­ствие, ибо воля и чув­ство реаль­но­сти окон­ча­тель­но поки­ну­ли ее. Она недвиж­но лежа­ла, отки­нув­шись на подуш­ку, и жда­ла, что этот ужас­ный сон вот-вот кон­чит­ся. Какое-то вре­мя она вооб­ще не осо­зна­ва­ла, что же про­изо­шло на самом деле. Затем в ее голо­ву мало-пома­лу нача­ли закра­ды­вать­ся подо­зре­ния в том, что все виден­ное вооб­ще было явью. Одри задро­жа­ла от под­няв­шей­ся в ней вол­ны безум­но­го стра­ха и отча­я­ния, ей захо­те­лось кри­чать вопре­ки кол­дов­ским чарам, лишив­шим ее голо­са. Уоке­ра нет, и помочь ему уже нечем. Его насмерть заку­са­ли змеи, как и пред­ска­зы­ва­ла та ста­рая ведь­ма, кото­рую он встре­тил, когда еще был маль­чиш­кой. И бед­ня­га Волк, долж­но быть, не мог прид­ти на помощь хозя­и­ну, ибо, ско­рее все­го, из обыч­но­го сво­е­го ста­ри­ков­ско­го сна сра­зу погру­зил­ся в веч­ный. А теперь эти пол­зу­чие тва­ри под­би­ра­ют­ся к ней в тем­но­те, с каж­дым мгно­ве­ни­ем все бли­же и бли­же, и не исклю­че­но, что как раз сей­час они неслыш­но обви­ва­ют спин­ку кро­ва­ти и мед­лен­но пере­те­ка­ют на гру­бое шер­стя­ное покры­ва­ло. Одри неволь­но съе­жи­лась под оде­я­лом и задро­жа­ла.

Да, это – про­кля­тие Йига. Он послал сво­их ужас­ных детей в ночь Хэл­ло­уи­на, и пер­вой их жерт­вой стал Уокер. Но поче­му – ведь он ни в чем не вино­ват! Мог­ли бы сра­зу напасть на нее, Одри, она же одна уби­ла гре­му­чих змей в гнез­де! Затем ей вспом­ни­лось, как индей­цы опи­сы­ва­ли про­кля­тие Йига. Ее не погу­бят, а про­сто пре­вра­тят в пят­ни­стую змею. Бр- р! Зна­чит, она ста­нет одной из тех тва­рей, кото­рые изви­ва­лись на полу и кото­рых Йиг послал, что­бы они взя­ли ее к себе! Одри попы­та­лась про­бор­мо­тать закли­на­ние, како­му ее учил Уокер, но почув­ство­ва­ла, что не может вымол­вить ни зву­ка.

Будиль­ник гром­ко тикал, заглу­шая сво­дя­щий с ума стук дале­ких там­та­мов. Змеи поче­му-то не спе­ши­ли с рас­пра­вой – или они нароч­но тяну­ли, дей­ствуя ей на нер­вы? То и дело Одри чуди­лось, буд­то что-то, под­кра­ды­ва­ясь к ней, ров­но давит на оде­я­ло, но вся­кий раз ока­зы­ва­лось, что при­чи­ной тому были все­го лишь ее окон­ча­тель­но рас­ша­тан­ные нер­вы. В тем­но­те по-преж­не­му тика­ли часы, и мыс­ли Одри посте­пен­но напра­ви­лись в дру­гое рус­ло.

Не мог­ли эти змеи столь­ко гото­вить­ся! И нико­го Йиг не посы­лал. Это были самые обык­но­вен­ные гре­му­чие змеи, кото­рые гнез­ди­лись под кам­нем и при­полз­ли, при­вле­чен­ные теп­лом. Они не соби­ра­ют­ся напа­дать на нее, пото­му что… Пото­му что им хва­ти­ло одно­го несчаст­но­го Уоке­ра! Но где они сей­час? Уполз­ли прочь? Свер­ну­лись коль­ца­ми у оча­га? Или все еще пол­за­ют по рас­про­стер­то­му телу сво­ей жерт­вы? Слы­ша­лось толь­ко тика­нье будиль­ни­ка да рит­мич­ный стук дале­ких бара­ба­нов. При мыс­ли о том, что мерт­вый муж лежит где-то рядом в непро­гляд­ной тем­но­те Одри содрог­ну­лась и почув­ство­ва­ла самый насто­я­щий живот­ный страх. Сэл­ли Комп­тон рас­ска­зы­ва­ла кош­мар­ную исто­рию о том чело­ве­ке из окру­га Скотт. Его тоже иску­са­ло целое пол­чи­ще гре­му­чих змей, и что же про­изо­шло потом? От яда труп начал гнить, весь раз­дул­ся и в кон­це кон­цов лоп­нул – лоп­нул, издав отвра­ти­тель­ный хло­пок . Неуже­ли и с Уоке­ром сей­час про­ис­хо­дит то же самое там, на камен­ном полу? Одри поня­ла, что поми­мо сво­ей воли нача­ла при­слу­ши­вать­ся к чему-то совер­шен­но ужас­но­му, в чем страш­но было даже при­знать­ся самой себе.

Будиль­ник про­дол­жал тикать, насмеш­ли­во, изде­ва­тель­ски пере­драз­ни­вая столь же рит­мич­ный бара­бан­ный стук, доно­си­мый изда­ле­ка ноч­ным вет­ром. Одри пожа­ле­ла, что в их часах не было боя, ибо тогда мож­но было бы опре­де­лить, сколь­ко еще про­длит­ся ее чудо­вищ­ная бес­сон­ная ночь. Про­кли­ная свои черес­чур креп­кие нер­вы, не давав­шие ей лишить­ся чувств, Одри гада­ла: какое избав­ле­ние при­не­сет рас­свет? Может, кто-нибудь из сосе­дей будет про­ез­жать мимо и зай­дет про­ве­дать? Но не обе­зу­ме­ет ли она к утру? Да и в здра­вом ли она уме уже сей­час?

Мучи­тель­но при­слу­ши­ва­ясь, Одри вдруг поня­ла нечто такое, во что даже не вери­лось, и ей при­шлось напрячь­ся изо всех сил, дабы убе­дить­ся в неве­ро­ят­ном; убе­див­шись же, она не зна­ла – радо­вать­ся ей или боять­ся. Дале­кие индей­ские там­та­мы замол­ча­ли . Они все­гда изво­ди­ли ее – но, с дру­гой сто­ро­ны, раз­ве Уокер не счи­тал их защи­той от неве­до­мо­го, поту­сто­рон­не­го зла? И что он там пере­ска­зы­вал ей шепо­том, после раз­го­во­ра с Серым Орлом и шама­на­ми из пле­ме­ни уичи­то?

Нет, ей вовсе не нра­ви­лась эта вне­зап­ная тиши­на! В ней таи­лось что-то зло­ве­щее. Будиль­ник тикал теперь в оди­но­че­стве, гром­ко и неесте­ствен­но. Собрав­шись нако­нец для созна­тель­но­го дей­ствия, Одри отки­ну­ла оде­я­ло с лица и в тем­но­те посмот­ре­ла в направ­ле­нии окна. Долж­но быть, на ули­це све­тил месяц, ибо усе­ян­ный звез­да­ми пря­мо­уголь­ник окна чет­ко выри­со­вы­вал­ся во тьме. И вдруг раз­дал­ся этот страш­ный, неопи­су­е­мый звук – глу­хой, омер­зи­тель­ный хло­пок ! Лоп­ну­ла кожа, из-под кото­рой раз­ле­тел­ся яд. Боже! Сэл­ли рас­ска­зы­ва­ла это жут­кое зло­во­ние и тер­за­ю­щая, рву­щая душу тиши­на! Это уже слиш­ком. Око­вы мол­ча­ния спа­ли, и чер­ная ночь до кра­ев напол­ни­лась совер­шен­но безум­ны­ми истош­ны­ми воп­ля­ми Одри.

Но и от это­го потря­се­ния она не лиши­лась чувств. А какое облег­че­ние мож­но было бы полу­чить! Эхо воплей уже дав­но затих­ло, а Одри по-преж­не­му виде­ла перед собой звезд­ный пря­мо­уголь­ник окна и слы­ша­ла суля­щее гибель тика­нье кош­мар­ных часов. Но что это? Кажет­ся, ей послы­шал­ся и какой-то дру­гой звук? И, кажет­ся, что-то появи­лось ли что-то в свет­ле­ю­щем пря­мо­уголь­ни­ке окна? Одри была не в состо­я­нии оце­нить, что она видит и слы­шит. Она не веда­ла, где кон­ча­ет­ся реаль­ность, а где начи­на­ет­ся гал­лю­ци­на­ция.

У ниж­ней рамы окна дей­стви­тель­но что-то шеве­ли­лось . И тика­нье будиль­ни­ка уже было не един­ствен­ным зву­ком в ком­на­те. Опре­де­лен­но, слы­ша­лось чье-то тяже­лое дыха­ние, но не ее и не бед­ня­ги Вол­ка. Ста­рый пес спал очень тихо, а если он и бодр­ство­вал, то его хрип­лое сопе­нье она не мог­ла бы спу­тать ни с чем на све­те. Затем на фоне звезд­но­го неба Одри уви­де­ла чер­ный, дья­воль­ский силу­эт, напо­ми­нав­ший чело­ве­че­ский: очер­та­ния огром­ных плеч и голо­вы, мед­лен­но надви­га­лись на Одри.

– А‑а-а‑а! А‑а-а‑а! Ухо­ди! Ухо­ди! Ухо­ди, зме­и­ный дья­вол! Ухо­ди, Йиг! Я не хоте­ла их уби­вать – я толь­ко боя­лась, что муж их испу­га­ет­ся. Не надо, Йиг, не надо! Я не нароч­но тво­их дете­ны­шей уби­ла! Не под­хо­ди ко мне! Не пре­вра­щай меня в пят­ни­стую змею!

Одна­ко полу­бес­фор­мен­ные пле­чи и голо­ва про­дол­жа­ли бес­шум­но кре­нить­ся впе­ред, к кро­ва­ти.

Внут­ри у Одри все разом обо­рва­лось, и в сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние съе­жив­ший­ся от стра­ха ребе­нок обер­нул­ся буй­ной безу­ми­цей. Одри зна­ла, что топор висит на стене – на спе­ци­аль­ных гвоз­дях воз­ле фона­ря. Дотя­нуть­ся до него было лег­ко, и Одри сра­зу же нащу­па­ла его в тем­но­те. Не дав опом­нить­ся сво­е­му мучи­те­лю, она схва­ти­ла топор и пополз­ла к под­но­жью кро­ва­ти, побли­же к чудо­вищ­ным пле­чам и голо­ве, кото­рые с каж­дым мигом при­бли­жа­лись к Одри. Выра­же­ние ее лица будь в ком­на­те хоть сколь­ко- нибудь све­та – вряд ли понра­ви­лось кому-либо из смерт­ных.

– На тебе, полу­чай! Вот тебе еще, и еще, и еще!

Одри раз­ра­зи­лась визг­ли­вым хохо­том; она захо­хо­та­ла еще гром­че, когда уви­де­ла, что звезд­ная тем­но­та за окном усту­пи­ла место блед­ной серо­сти дол­го­ждан­но­го рас­све­та…

Док­тор Мак-Нейл вытер пот со лба и вновь надел очки. Я ждал про­дол­же­ния, но док­тор мол­чал, и я тихо спро­сил:

– Она оста­лась жива? Ее нашли? Смог ли кто-нибудь все это объ­яс­нить? Док­тор про­каш­лял­ся:

– Да, она, мож­но ска­зать, оста­лась жива. И все уда­лось объ­яс­нить. Я же вам гово­рил – здесь не было ника­ко­го кол­дов­ства, все­го лишь неле­пая, жесто­кая, чудо­вищ­ная реаль­ность.

Пер­вой все уви­де­ла Сэл­ли Комп­тон. На сле­ду­ю­щее утро она подъ­е­ха­ла к хижине Дэви­сов, что­бы обсу­дить с Одри вече­рин­ку; дым из тру­бы не шел, и это было очень стран­но. Прав­да, опять потеп­ле­ло, но в такой час очаг все­гда горел и Одри что-нибудь стря­па­ла. В сарае мыча­ли некорм­лен­ные мулы, и ста­рый Волк не грел­ся, как обыч­но, на сво­ей излюб­лен­ной сту­пень­ке крыль­ца.

В общем, Сэл­ли почу­я­ла нелад­ное, а пото­му посту­ча­ла в дверь роб­ко и не без коле­ба­ний. Отве­та не после­до­ва­ло, и Сэл­ли, немно­го подо­ждав, толк­ну­ла гру­бо ско­ло­чен­ную дверь. Она ока­за­лась не запер­та, и Сэл­ли осто­рож­но вошла в хижи­ну. Уви­дев, что было внут­ри, она ахну­ла, отпря­ну­ла назад и схва­ти­лась за двер­ной косяк, что­бы не упасть.

Когда она отво­ри­ла дверь, то едва не задох­ну­лась от жут­ко­го зло­во­ния, но ее оше­ло­ми­ло даже не это, а пред­став­шее ее гла­зам зре­ли­ще.

На полу полу­тем­ной хижи­ны лежа­ли три страш­ных сви­де­тель­ства неко­е­го чудо­вищ­но­го про­ис­ше­ствия, сви­де­тель­ства, при виде кото­рых бед­ную Сэл­ли охва­тил неопи­су­е­мый ужас.

Воз­ле потух­ше­го оча­га лежал боль­шой пес: шерсть его во мно­гих местах вылез­ла от чесот­ки или же про­сто от ста­ро­сти, и на голых участ­ках про­сту­пи­ли баг­ро­вые пят­на раз­ло­же­ния. Все его тело бук­валь­но раз­ры­ва­лось от ско­пив­ше­го­ся яда гре­му­чих змей. Долж­но быть, несчаст­но­го иску­са­ло целые пол­чи­ща этих гадов.

Напра­во от вхо­да вид­не­лись бес­фор­мен­ные остан­ки изруб­лен­но­го топо­ром чело­ве­ка – судя по одеж­де, он едва успел встать с посте­ли; в одной руке он сжи­мал раз­дроб­лен­ные облом­ки фона­ря. На теле у него не было ника­ких сле­дов зме­и­ных уку­сов . Рядом валял­ся окро­вав­лен­ный топор.

А в цен­тре ком­на­ты на полу кор­чи­лось омер­зи­тель­ное суще­ство с бес­смыс­лен­ным взгля­дом – неко­гда оно было жен­щи­ной, теперь же явля­ло собой лишь ее безум­ное, бес­сло­вес­ное подо­бие. Суще­ство было бес­сло­вес­ным – оно мог­ло лишь шипеть, шипеть без­оста­но­воч­но…

Теперь уже мы оба, док­тор Мак-Нейл и я, выти­ра­ли со лба холод­ный пот. Док­тор взял со сво­е­го рабо­че­го сто­ла склян­ку, налил из нее что-то в два бока­ла, выпил из одно­го, а дру­гой пред­ло­жил мне. Дро­жа­щим голо­сом я сде­лал вывод, кото­рый напра­ши­вал­ся сам собой:

– Зна­чит, Уокер все­го-навсе­го лишил­ся чувств, затем очнул­ся от воплей Одри, а ее топор довер­шил дело?

– Имен­но так, – тихо отве­тил док­тор. – Но в любом слу­чае Уокер при­нял смерть от змей. Его посто­ян­ный страх дей­ство­вал в двух направ­ле­ни­ях: от стра­ха Уокер поте­рял созна­ние и от стра­ха же пич­кал жену жут­ки­ми исто­ри­я­ми, отче­го она, столк­нув­шись, как ей пока­за­лось, со зме­и­ным дья­во­лом, изру­би­ла его топо­ром.

Я на миг заду­мал­ся.

– А вот Одри – раз­ве про­кля­тие Йига все же не сбы­лось для нее? Навер­ное, зре­ли­ще шипя­щих змей креп­ко засе­ло у нее в голо­ве.

– Совер­шен­но вер­но. Пона­ча­лу еще наблю­да­лись свет­лые про­ме­жут­ки, но они слу­ча­лись все реже и реже. У нее нача­ли рас­ти седые от самых кор­ней воло­сы, кото­рые вско­ре ста­ли выпа­дать. Кожа при­об­ре­ла пят­ни­стый вид, а когда сама она умер­ла…

– Умер­ла ? – пере­спро­сил я, вздрог­нув. – Тогда что же мы виде­ли там, вни­зу?

– То , что роди­лось у нее девять меся­цев спу­стя, – хму­ро отве­тил док­тор Мак-Нейл. – Все­го было три, при­чем две из них были куда ужас­нее той, что вы виде­ли, но в живых оста­лась толь­ко одна.

Поделится
СОДЕРЖАНИЕ