Ужас в Данвиче / Перевод С.Ашмарина, И.Чемякова
Говард Филлипс Лавкрафт
УЖАС В ДАНВИЧЕ
(The Dunwich Horror)
Написано в 1928 году
Дата перевода 29 августа 2000 года
Перевод С.Ашмарина, И.Чемякова
////
Путешественники, проезжающие по северной части штата Массачусетс и сворачивающие по ошибке в сторону за Олсберийским мостом, неожиданно для себя оказываются в удивительно мрачной местности. Дорога постепенно идет вверх, и ее обступают поросшие густым кустарником каменные стены. Деревья в здешних местах кажутся выше обычных, а травы и заросли много гуще, чем на других кручах. Возделанные поля встречаются редко, да и бедны они, а старые дома, разбросанные по околице, выглядят угрюмыми и запущенными. Трудно объяснить, почему опасаются спрашивать дорогу у одиноких согбенных фигур, стоящих на пороге разваливающихся домов или бредущих по крутым, устланным сучьями склонам. Люди здесь такие молчаливые и пугливые, что на них, кажется, лежит печать какого-то проклятия.
С холмов взору случайного путешественника открываются горы. От них исходит непонятное беспокойство; вершины гор аккуратно закруглены, они слишком симметричны, чтобы выглядеть естественно; на некоторых можно рассмотреть расставленные в круг каменные колонны.
Дорогу то и дело пересекают глубокие овраги и ущелья. Деревянные примитивные мосты, перекинутые через них, не внушают доверия. В низинах же справа и слева от дороги встречаются вызывающие дрожь болота, особенно страшные в сумерки, когда воют невидимые полчища козодоев и бесчисленные светлячки танцуют под хриплое кваканье жаб.
Чем ближе к горам, тем больше путешественника начинают занимать не вершины, а обрывистые склоны: инстинктивно он хочет отдалиться от них, но дорога неумолимо ведет его вперед, и за горбатым мостом взору вдруготкрывается деревушка, притиснутая к реке отвесными стенами Круглой горы. Высокие крыши строений удивительно напоминают картины Старого Света.
Однако вид деревни не приносит успокоения: ветхие дома, единственный магазин, размещающийся в церкви, и устоявшийся отвратительный запах свалки.
Позднее, уже пересекая границу графства Олсбери, путешественник узнает, что только что миновал деревню Данвич.
Чужие редко бывают в этих местах; а когда на этом направлении почему-то исчезли все дорожные указатели, то не стало видно и туристов, хотя пейзажи здесь не лишены известной привлекательности…
…В Данвиче, в большом наполовину пустом доме, стоящем у самой горы в четырех милях от деревни и в полутора милях от ближайшей усадьбы, в воскресенье 2 февраля 1913 года в пять часов утра пришел в этот мир Вилбур Уотли. В момент его рождения раздались подземные громы; а собаки выли всю ночь.
Мать младенца принадлежала к вырождающейся линии семейства Уотли. Эта уродливая тридцатипятилетняя альбиноска прожила всю жизнь с полоумным отцом, в котором в его молодые годы люди подозревали колдуна. Лавиния Уотли никогда не была замужем, но не стыдилась беременности. К этому, впрочем, здесь относились снисходительно. Лавиния не обращала внимания на деревенские пересуды о личности предполагаемого отца и гордилась сыном, чья смуглая физиономия с козлиным профилем удивительно контрастировала с белой кожей и красноватыми глазами матери. Люди неоднократно слышали ее странные пророчества о необычайной мощи, которой будет обладать ее отпрыск.
Ворожба Лавинии не удивляла окружающих: еще в детстве она бесстрашно бродила в одиночестве по окрестным холмам, а дома зачитывалась старыми, толстыми, изъеденными червями книгами отца, что составляли наследство двухсотлетнего рода Уотли. Она никогда не ходила в школу, но держала в голове тысячи отрывков из произведений античных авторов, которыми напичкал ее старый Уотли.
При рождении Вилбура акушерку не позвали, и о его появлении узнали только через несколько дней, когда старый Уотли спустился в деревню и повел с сидевшими в лавке странные речи. Он поразительно изменился: еще недавно казавшийся воплощением тайных сил, сейчас он сам опасался чего-то. А это был не такой человек, которого могло напугать рождение ребенка. Много лет, спустя люди вспомнили слова старого Уотли, сказанные им тогда в лавке:
- Меня не касается, что будут говорить вокруг, но если сын Лавинии будет похож на своего отца, вы и представить не можете, что тогда произойдет. Знайте, на земле существуют не только люди. Лавиния много читала и знает такое, о чем вы не имеете представления. А я вам вот что скажу. Вы еще услышите, как один из детей Лавинии выкрикнет имя создателя своего на вершине Сентинелл-Хилл!..
…Еще двести лет назад, когда колдуны и колдуньи, страшные культы Дьявола и удивительные обитатели лесов не были редки, люди и тогда старались обойти стороной Данвич. Новые времена ничего не изменили. Всему есть объяснение, но правду знали лишь немногие посвященные. Внешне же все обстояло так: местные жители пали жертвой странного вырождения, не встречавшегося в других глухих уголках Новой Англии. По правде говоря, здесь выросла особая порода людей, отличающаяся чертами физического и духовного упадка. Средний уро вень интеллекта и культуры в Данвиче печально низок. Часты случаи насилия, кровосмешения, убийств и неописуемых извращений. Старая аристократия, ведущая историю своих родов от двух-трех семей, покинувших Салем (Город, в котором в XVII веке состоялись известные “процессы ведьм”.) в 1692 году, еще удерживалась над толпой, но у большинства побочных потомков, смешавшихся с примитивными местными жителями, от прежнего аристократизма остались лишь фамилии. Некоторые из Уотли или Бишопов еще посылали своих старших сыновей в Гарвард, но те редко возвращались к родным заваливающимся очагам.
Никто из переживших кошмар 1928 года так и не смог понять, что за проклятье легло тогда на деревню. Старые легенды говорят о варварских обрядах индейцев, заклятьями вызывавших тени с гор, о сильных подземных громах. Многие знают, как смирился преподобный Абиа Годли и как он в 1747 году возгласил с амвона о близости Дьявола и его свиты. “И с этим мы должны примириться, — сказал он. — Деяния Дьявола и демонов слишком известны, чтобы мы могли противиться и противодействовать им. Подземные голоса Азазели и Израила, Вельзевула и Велиала слышали многие из нас, и сам я был свидетелем их тайного сборища на пригорке за моим домом. Я различал свист и вой, крики и визг, которые не может издавать ни одно живое существо. И неслись они от одной из тех пещер, найти которые можно лишь с помощью черной магии, а вход в нее отворить дано только Дьяволу…”
Странные запахи, повергающие все живое в обморок, исходят временами из кругов, обозначенных каменными колоннами на вершинах гор. Жители панически боятся криков козодоев, чьи голоса в теплые ночи раздаются громче обычного. Согласно местным поверьям, эти птицы ожидают вылета души умирающего и ритм своих ужасных криков приравнивают к хриплому дыханию обреченного. Если козодоям удается овладеть душой в момент ее выхода из тела, они сразу взмывают в небо, оглашая окрестности демоническими воплями. В случае неудачи птицы постепенно умолкают и исчезают.
Сейчас можно считать это все сказками, но они рождены были в давние времена, а Данвич — самое старое из всех поселений в графстве. На его южной стороне и сейчас еще видны остатки стен погреба и печи дома Бишопов, датируемого 1700 годом, а самые недавние руины — это бывшая мельница, разрушенная в 1806 году. Однако происхождения грубо вытесанных каменных колонн не знает никто, хотя молва приписывает их индейцам. Человеческие кости и черепа, найденные на вершине Сентинелл Хилл неподалеку от большого камня, напоминающего стол, говорят о том, что там было кладбище племени чиппевеев и место для капища…
…Единственными людьми, видевшими Вилбура в первые дни его жизни, были Захари Уотли и Мэмми Бишоп. Если визит Мэмми можно объяснить простым любопытством, то Захари привел двух коров, купленных старым Уотли у его сына Кэртиса. С тех пор до самого 1928 года, когда над деревней пролетел трепет ужаса, семья маленького Вилбура постоянно покупала скот, хотя двор Уотли никогда не наполнялся стадом. Кое-кто пытался тайком пересчитывать тощих коров и бычков Уо
тли, но число их никогда не превышало десятка, как будто стадо косила неведомая болезнь или ядовитые травы. На шеях скотины люди замечали странные, похожие на разрезы раны; в первые месяцы после рождения Вилбура такие же раны были у старика и у дочери.
Весной 1913 года Лавиния снова стала бродить по взгорьям, но уже с сыном на руках. Никого не удивило, что трехмесячный ребенок выглядел годовалым, а вскоре начал ходить.
В ночь на Иванов день на вершине Сентинелл-Хилл вознесся кверху столб огня, а вскоре пошли слухи, что молодой Сайлс Бишоп за час до этого видел в лесу направлявшихся к вершине женщину и ребенка. Сайлс, по его словам, сразу забыл о пропавшей телке, когда в свете фонаря неожиданно появились две обнаженные фигуры, как тени пробиравшиеся сквозь заросли. Позднее Сайлс усомнился, был ли гол и ребенок. На нем, как вспоминал он, болтались черные широкие штаны, поддерживаемые поясом с длинной бахромой.
Дело в том, что Вилбур никогда не показывался на людях иначе, как застегнутым с головы до ног в глухие одежды, чем поразительно отличался от всегда неряшливо одетых деда и матери.
В декабре сельские кумушки разнесли новый слух о том, что “негритенок Лавинии” заговорил, а ведь ему исполнилось всего одиннадцать месяцев. Голос его звучал со странными интонациями, словно голосовые связки его были устроены необычно.
Лицо Вилбура тоже сразу привлекало внимание: большой, преждевременно оформившийся нос придавал ему вид взрослого человека, а в грубых чертах лица, желтоватой коже с расширенными порами, в удлиненных ушах было нечто звериное. Неудивительно, что люди сторонились его и все свои догадки строили вокруг колдовских штучек старого Уотли, который в свое время бегал по горам с книгой в руках, что-то выкрикивая среди каменных колонн. Собаки, кстати, также страшно невзлюбили Вилбура и при каждом удобном случае старались укусить его…
…Старый Уотли по-прежнему покупал коров, а тут еще начал валить деревья и ремонтировать до сих пор не используемую часть усадьбы, хотя трех комнат на втором этаже дома для трех человек было вполне достаточно. Работу он начал сразу с рождением внука: отремонтировал и покрыл новой крышей сарай, повесив на дверь большой замок, привел в порядок заброшенный первый этаж дома, но тут же забил досками все его окна. Это несомненно говорило о расстройстве его рассудка.
В августе 1914 года Вилбур, которому исполнилось год и семь месяцев, ростом был с четырехлетнего ребенка, говорил бегло и весьма разумно. Его встречали далеко в холмах то одного, то с матерью. Дома он перелистывал старые книги, и дед учил его удивительным знакам. К этому времени ремонт был закончен, и люди заметили, что одно из окон, выходящих во двор, превратилось в дверь, и от него к
земле вело что то вроде мостика или сходней. И еще одно событие заставило окружающих в недоумении пожимать плечами: сарай, всегда до этого запертый на замок, теперь стоял открытый настежь, и Эрл Сойер, который привел очередного бычка и заглянул в сарай, рассказывал об отвратительном, ни с чем не сравнимом запахе, напомнившем о вони в горах среди каменных колонн. И словам Эрла можно было верить, так как дома в Данвиче особой чистотой не отличались.
Вилбур тем временем рос, и в четыре года выглядел как десятилетний. Он запоем читал, но говорил теперь реже. Людям случалось слышать от него слова на незнакомом языке да в таком поразительном ритме, что в жилах стыла кровь. Против собак у Вилбура было припасено оружие, и он им частенько пользовался, что не прибавляло ему популярности в деревне.
Те, кто еще осмеливался приходить на ферму Уотли, часто заставали Лавинию одну на втором этаже, в то время как из-за заколоченных окон доносились голоса и шаги. Лавиния никому не говорила о занятиях своего отца и сына, но когда заезжий торговец шутки ради попытался открыть запертую дверь, она побледнела и страшно перепугалась. Потом в лавке торговец обрисовал все это в лицах и намекнул еще, будто слышал в закрытой части дома стук конских копыт. Жители деревни вспомнили о дверях со сходнями, об исчезающем куда-то стаде, о варварских поклонениях Уотли и также о том, что собаки рычат не только на Вилбура, но и вблизи фермы.
В 1917 году Соединенные Штаты вступили в войну. Сквайр бойер Уотли, председатель вербовочного комитета, приложил много сил, чтобы найти молодых людей для армии. А правительство, обеспокоенное отсутствием в графстве здоровых новобранцев, прислало своих экспертов, следуя за которыми журналисты набрели на ферму Уотли. Вскоре “Бостон Глоб” и “Аркхэм Адвертайзер” поместили сенсационные репортажи о раннем развитии Вилбура, о черной магии его деда, удивительных книгах и вообще о чудесах, что случаются в окрестностях Данвича.
Жители деревни, читая эти статьи, смеялись над ошибками и удивлялись, почему это журналисты особенно подчеркивали то, что Уотли расплачивались за коров большими старыми золотыми монетами…
…Следующие десять лет жизнь Уотли ничем особенным не выделялась, жители привыкли к их чудачествам и перестали обращать внимание.
В 1923 году, когда Вилбуру исполнилось десять лет, возобновились работы на первом этаже их фермы. По содержимому строительного мусора люди поняли, что Уотли снесли внутренние перегородки и теперь весь первый этаж представляет собой единое помещение.
На следующую весну старый Уотли заметил, что большие стаи козодоев слетаются под окна их усадьбы. Он так и сказал в лавке:
- Они кричат по ночам в такт моему дыханию, и я думаю, что все это по мою душу. Вы, парни, узнаете об этом, когда все кончится. И если они будут верещать до утра, то душа моя в их лапах…
В ночь на 1 сентября 1924 года Вилбур, добравшись впотьмах до деревни, по телефону вызвал из Олсбери доктора Хоутона, который застал старого Уотли в плачевном состоянии. У его изголовья стояли высохшая дочь и бородатый внук. Снизу, с первого этажа доносился шум, похожий на плеск волн у морского берега. Но больше всего доктора поразили крики бесчисленного количества птиц.
Около полуночи к старику вернулось сознание, и он стал быстро и прерывисто шептать:
- Больше пространства, Вилли… А скоро надо будет еще больше… Ты растешь, а он растет быстрее… Открой двери Йог-Софофу, распевая заклятие, которое ты найдешь на странице 751 полного издания… и сразу разожги огонь…
Доктор не сомневался, что старик окончательно сошел с ума, а тот продолжал:
- Не корми его слишком, Вилли, не позволяй ему расти быстрее пространства, которое он занимает… Если он убежит раньше, чем ты откроешь двери Йог-Софофу, все будет напрасным… Только Те, которые Оттуда, могут сделать так, чтобы оно размножалось и делало свое дело. Предтечи должны вернуться…
Агония длилась еще час, и лишь тогда умирающий сделал последний выдох. Доктор Хоутон своей рукой закрыл сморщенные веки старика, а крики козодоев стали постепенно затихать, пока совершенно не замерли вдали. Лавиния залилась слезами, а ее сын пробасил низким голосом:
- Не схватили ее…
…Вилбур часто писал письма в разные города и получал ответы из библиотек, в которых хранились редкие и забытые книги. Окружающие ненавидели его все сильнее и приписывали ему все случавшиеся напасти, вплоть до пропажи детей, но Вилбуру всегда удавалось избежать следствия то ли из-за страха, который испытывали перед ним люди, то ли благодаря золотым монетам.
Вид его становился все невыносимее. В 1925 году он давно перерос самого высокого мужчину в графстве и достиг в высоту двух метров.
Вилбур уже давно ненавидел и презирал свою мать, и как-то раз она пожаловалась Мэмми Бишоп:
- Всегда в нем было что-то, чего я не могла никому объяснить, а теперь и сама не понимаю его. Присягаю, как перед Богом, я не знаю ни мыслей его, ни поступков…
В том 1926 году голоса с гор звучали громче, сноп огня на вершине Сентинелл-Хилл был выше, а крики козодоев в одну из полуночей слились в издевательский хохот такой силы, что это слышали во всем графстве. Причина этой адской какофонии выяснилась позже, когда заметили, что бедная Лавиния Уотли больше не появляется.
На протяжении 1927 года Вилбур дважды перестраивал ферму, а Эрл Сойер донес, что в доме снесли и перекрытие, и перегородки на втором этаже, а Вилбур перенес все свои вещи и книги в пристрой к дому…
…Этой зимой, на удивление всем, Вилбур в первый раз покинул Данвич. После переписки с библиотекой в Гарварде, с народной библиотекой в Париже, с Британским Музеем, а также с университетом в Буэнос-Айресе, он не смог получить желаемой книги. Вилбур отправился в дорогу, чтобы просмотреть единственный экземпляр ее, хранившийся в близлежащем университете графства.
И вот однажды на улицах Аркхэма появилась высоченная личность в грязной одежде и с чемоданом в руках. Целью поисков Вилбура была старинная книга, постоянно находившаяся под ключом — “Некрономикон”, произведение араба Абдуллы Алхазреда, в латинском переводе Олауса Вормиуса, изданная в XVII веке в Испании. А в чемодане лежал свой, ценный, хоть и не полный экземпляр английской версии доктора Ди.
У ворот университетского городка, не унимаясь, яростно металась собака, а Вилбур, положив перед собой две книги, тщательно сличал тексты. Он искал недостающие фрагменты — так он объяснил библиотекарю, доктору Генри Эрмитейджу.
Доктор посмотрел на текст через плечо Вилбура и, разбирая старинные буквы, почувствовал вдруг леденящее дыхание угрозы для жизни всего человечества:
“…не следует верить тому, что человек суть владыка мира единственный и последний. И его жизненная субстанция не единственная существующая на Земле. Предтечи были, Предтечи существуют, Предтечи будут всегда. Но не в известном нам мире, а между мирами. Изначальные, сильные и здоровые. Они невидимы для глаз наших. Один Йог-Софоф знает вход в этот мир. Йог-Софоф и ключ и страж этих врат. Прошлое, нынешнее и будущее едины в Йог-Софофе. Он ведает место, где Предтечи пробили дорогу себе в прошлые времена, ведает, где Они пройдут в будущее. Ведает их следы на Земле, которые они оставляют, невидимые. По одному только запаху люди узнают их присутствие, но образ их узнается в облике тех, кого они произвели среди смертных детей человеческих, от вида человека до формы без субстанции. Невидимыми Они кружат по Земле, ожидая нужных слов Ри туала. Их голос звучит в ветре, о Их присутствии шепчет трава. Они выкорчевывают леса, уничтожают города, но никто не видит карающую Руку. В ледяных пустынях заметил их Кадаф, а разве человек когда-либо знал Кадафа? Льды на севере и затопленные острова в океанах скрывают камни, на которых начертаны Печати. Йог-Софоф откроет двери, пред которыми смыкаются сферы. Человек царит там, где когда-то властвовали Они. Но как после лета приходит зима, а зима сменяется весной, так и Они ждут своего Часа!!.”
Осмысливая прочитанное, связывая это с тем, что говорили в графстве о враждебной людям атмосфере Данвича, об особе Вилбура, которого окружала тень странного рождения и подозрения в убийстве собственной матери, доктор Эрмитейдж замер от недоброго предчувствия. Ему показалось, что склонившийся над книгами великан принадлежит другой планете, другому миру. Вилбур поднял голову и заговорил своим необычным, идущим как бы не из человеческого горла голосом:
- Мистер Эрмитейдж, я хочу взять вашу книгу с собой. Сведения, содержащиеся в ней, мне нужно проверить в других условиях. Неужели административная рутина станет преградой моему желанию? Ведь никто этого и не заметит.
Увидев, что доктор отрицательно качает головой, Вилбур добавил:
- Жаль, но я вынужден подчиниться правилам. Может быть, мне больше повезет в Гарварде?
Доктор Эрмитейдж услышал со двора бешеный лай собаки и понял, что пришелец покинул университет. Он открыл окно, чтобы рассеялся неприятный запах, оставшийся после Вилбура. “Узнаете их по запаху, по нечистому дыханию”, — пробурчал он. Да, это был тот же самый запах, который он, объезжая графство, впервые почувствовал три года назад у фермы старого Уотли. “Кровосмешение, что за ерунда! шептал библиотекарь. — Какое же проклятое существо из другого мира стало отцом несчастного Вилбура? Что за тварь кружила по холмам в ночь зачатия? Какая чудовищная мерзость поселилась на нашей Земле, обретя человеческий облик?..”
В следующие недели доктор Эрмитейдж постарался собрать побольше сведений о Вилбуре и о невидимых существах, окружающих Данвич. Встретился он и с доктором Хоутоном, и ему стали понятны последние слова умирающего Уотли. После нескольких встреч с учеными в Бостоне и многократного прочтения “Некрономикона” доктор многое узнал о природе и намерениях существ, угрожающих цивилизации.
В конце лета доктор Эрмитейдж полностью утвердился в мысли, что надо как-то действовать против чудовища, которого люди знали под именем Вилбура Уотли…
…Прелюдия к ужасу разыгралась в начале августа, и доктор Эрмитейдж был ее непосредственным участником.
Как ему стало известно, Вилбур и в Кембридже пытался завладеть имевшимся в библиотеке экземпляром “Некрономикона” или, по крайней мере, переписать часть текста, но предупрежденные доктором библиотекари наотрез отказали ему. В Кембридже Вилбур вел себя беспокойно: он непременно хотел добиться своего и одновременно рвался домой, словно чего-то опасался.
Перед рассветом 3 августа доктора Эрмитейджа поднял с постели отчаянный лай собаки и звон разбитого где-то стекла. Потом наступила тишина. Но вскоре раздался поднявший на ноги полгорода крик, который будет стоять в ушах до самой смерти, крик, в котором не было ничего человеческого.
Полуодетый Эрмитейдж бегом пересек улицу, газон и побежал по университетскому городку к библиотеке. С разных сторон туда же спешили встревоженные люди, некоторые обгоняли его. В библиотеке звенела охранная сигнализация и издалека было видно разбитое окно.
Эрмитейдж понял, что никого нельзя допустить в хранилище и решительным жестом остановил толпу, пропустив вперед себя только профессора Уоррена Раиса и доктора Фрэнсиса Моргана, с которыми ранее уже делился своими тревогами.
В глубине библиотеки слышалось громкое ворчание собаки; и вдруг снаружи к нему присоединилось ритмичное верещание козодоев, слетевшихся невесть откуда и облепивших стоящее рядом с домом дерево.
Смрад чувствовался уже в коридоре. Трое мужчин решительно двинулись к маленькой читальне, открыли дверь и остановились. Казалось, целую вечность никто из них не отважится протянуть руку к выключателю. Наконец Эрмитейдж решительно щелкнул кнопкой.
Кто-то из них сдавленно вскрикнул, кто-то пошатнулся, но все трое не отводя глаз смотрели на то, что лежало перед ними среди перевернутых стульев и разбросанных книг…
…На полу библиотеки в пузырях желто-зеленой пены и в клейкой, похожей на смолу жидкости лежало трехметровое чудовище. Спазмы сотрясали грудь, которая тяжело вздымалась и опадала в ритме криков суетившихся за стеной птиц. Части разодранной одежды и обувь были разбросаны по комнате, у окна валялся пустой мешок, рядом со столом лежал револьвер. Но доктор Эрмитейдж видел сейчас только умирающего, чей образ не сумело бы описать ничье перо; можно лишь приблизительно назвать те его черты, которые хоть как-то напоминали живые формы нашего мира.
Человеческими у чудовища были только лицо и руки, но грудь и нижняя часть тела, скрывавшиеся всегда под одеждами, не имели ничего общего с человеческими. Грудь, на которую упиралась лапами торжествующая собака, была покрыта ороговевшей шкурой, напоминавшей крокодилью; на плечах и предплечьях виднелись многочисленные черные и желтые пятна, подобные окраске на змеиной спине. Но более жутко выглядело то, что находилось ниже пояса: черная шерсть, из которой свисали дюжины две щупалец, заканчивающихся красными отвислыми губами и глубоко посаженными глазками. Портрет чудовища венчал хвост — нечто вроде трубы с фиолетовыми перетяжками. Покрытые шерстью ноги походили на мощные когтистые лапы доисторического ящера. При каждом выдохе цвет щупальцев и хвоста менялся от зеленоватого – под стать жидкости, текущей в его жилах вместо крови, до желтого, а местами до серого, как перетяжки на хвосте.
Присутствие людей словно оживило чудовище. Оно, не поднимая головы, начало издавать какие-то звуки. Доктор Эрмитейдж не сумел разобрать в этой мешанине хрипов ни одного английского слова, но узнал отдельные обрывки фраз из “Некрономикона”, книги, которую не удалось похитить этому неземному созданию, встретившему гибель от клыков пса:
- Нга… нгагаа… буг-шог йах, Йог-Софоф, ЙОГ-СОФОФ!..
…Смерть Вилбура Уотли явилась началом дальнейших событий. Ученые постарались скрыть от журналистов и общественности подробности следствия, а в Данвич отправился адвокат — хозяйство Вилбура должно было найти своих наследников.
Когда адвокат прибыл в Данвич, он нашел жителей в состоянии близком к панике, их беспокоили подземные громы, день ото дня набиравшие силу, неясные звуки, доносившиеся из большой пустой скорлупы дома Уотли, и отвратительные запахи. Адвокат, не заходя в усадьбу, быстро составил документ для мирового судьи в Олсбери, из которого следовало, что на хозяйство умершего никто не претендует, даже те Уотли, что живут в долине реки Мискатоник.
Самые смелые из парней обыскали пристройку, где жил Вилбур, но не нашли ни одной золотой монеты. Адвокат забрал с собой оставшиеся книги и дневник погибшего. Сам он ничего не разобрал в записях: это был сплошной шифр, да еще написанный разным почерком…
…Ужас в Данвиче начался утром 9 сентября. В семь часов маленький Лютер Браун, работавший на ферме Джорджа Кори, запыхавшись, вбежал в кухню. За ним, жалобно мыча, в ворота фермы бежали коровы. Лютер, тараща глаза и захлебываясь словами, прокричал:
- Там что-то есть — наверху, у дороги, с другой стороны оврага! Там что-то ходит, миссис Кори! Пахнет так, будто молния ударила, а деревья повалены, словно дом тащили… И еще — следы! Как у слона! Огромные! И их так много, их точно оставили не четыре ноги, а гораздо больше.
Миссис Кори, не добившись от Лютера ничего более толкового, принялась звонить соседям, сея панику среди и без того перепуганных людей. А когда на другом конце провода трубку взяла Салли Сойер, дом которой стоял ближе других к усадьбе Уотли, миссис Кори стала слушать сама, и ей было что выслушать!
Сын Салли тоже только что прибежал с луга, на котором они оставили на ночь пастись свое стадо.
- Да, миссис Кори, — дрожащим от слез голосом говорила Салли. — Он не мог и слова вымолвить. Он сам видел, что дом этих Уотли развалился, словно от динамита, на их дворе полно следов, как от бочек. Шонси говорит, что от дома по лугу тянется широкая полоса смятой травы, а в каменных стенах всюду проломы. И еще сказал, что сразу подумал о коровах, стал искать их и знаете где нашел? На том чертовом лугу, где ничего не растет. И лучше бы он не видел их, миссис Кори, потому что половина коров оказалась мертва, а остальные выглядят так, будто из них всю кровь выпили, и на шеях разрезы как у скота проклятых Уотли, помните, лет пятнадцать назад… Шонси не ходил дальше и не знает, куда ведут следы, но думает, что в ущелье… И еще я так полагаю, миссис Кори, что все это подстроил Вилбур Уотли, и хорошо, что он сдох как заслужил. Это они с дедом вырастили в доме такое… что уже и совсем не похоже на Божье создание. Все это не к добру, миссис Кори, вот что я вам скажу! Рядом с нами ходит что-то страшное, и сдается мне, час мой последний близок…
…В полдень большинство мужчин и парней из Данвича собрались на дороге, ведущей к разрушенной усадьбе Уотли. Следы неизвестного существа действительно вели в ущелье, но оттуда не доносилось ни звука, только отвратительный запах стоял в воздухе.
Кто-то позвонил в редакцию “Олсбери Транскрипт”, но главный редактор, привыкший ко всяким историям в данвичской округе, решил ограничиться лишь маленькой юмористической заметкой, которую, правда, заметило и распространило Ассошиэйтед Пресс.
На ночь все жители Данвича забаррикадировались в своих домах, а скотину накрепко заперли в хлевах. Около двух часов ночи семью Элмера Фрэя разбудил вой собак, свист и стук во дворе. Потом затрещало дерево. Но больше всего людей испугало отчаянное мычание коров. Элмер зажег фонарь, но выйти на верную смерть не решился, и все затаились, словно спасение их было в молчании.
Возня во дворе и в хлеву прекратилась, но люди еще долго не могли двинуться с места.
Утром соседи, в одиночку и группами, молча подходили к разрушенному сараю Фрэя, от которого к ущелью вели две широкие полосы растерзанной растительности. Коров, которые еще дышали, пришлось прирезать, избавив от мучений. Люди не знали, что им делать; Эрл Сойер на всех углах призывал обратиться за помощью в Олсбери или Аркхэм; старый Зебулон Уотли, происходивший из более здоровой линии рода, невразумительно бормотал что-то о тайных ритуалах и молитвах, которые надлежит немедленно сотворит на вершинах гор.
Следующая ночь сошла на замершую в страхе деревню. В некоторых домах собрались вместе несколько семей; все крепко заложили двери, приготовили ружья и вилы. Однако никто не подумал об организации настоящей обороны. Наутро, пережив бессонную ночь, многие решили, что избавились от исчадия ада, но вечером также заперлись в своих домах.
Утром в окрестностях деревни были обнаружены новые следы и, что совсем сбило людей с толку, крутые склоны не явились преградой для неведомого существа. Оно поднялось на вершину Сентинелл-Хилл почти по вертикальной стене, а затем также спустилось, что никак не укладывалось в и без того не очень сообразительных головах деревенских жителей. Лишь старый Зебулон мог бы объяснить происходящее, но его не оказалось среди смельчаков, добравшихся до ущелья.
Пятая ночь началась также, как предыдущая, но утро принесло перемены: перед рассветом одного из жителей поднял на ноги телефонный звонок. Из трубки неслись истошные крики, потом раздался треск и все смолкло. Никто не вышел на улицу, никто не узнал голос. Только при свете дня, обзвонив друг друга и не сумев дозвониться до Элмера Фрэя, все поняли, откуда был звонок. Часом позже глазам вооруженных мужчин, которые подошли к ферме Фрэя, открылась страшная картина: повсюду видны были огромные следы, все постройки оказались разрушены, смяты, словно яичная скорлупа, и среди остатков фермы не было видно ничего живого. И вообще ничего не осталось, ничего, кроме смрада и черной липучей слизи. Семья Элмера Фрэя оказалась стертой с лица земли…
…В те же дни другая фаза трагедии разыгрывалась в Аркхэме, в полумраке заставленной книжными шкафами комнаты.
Дневник Вилбура заставил поломать головы университетских лингвистов: сам алфавит, несмотря на кажущееся сходство с поздним арабским шрифтом Месопотамии, на деле оказался совершенно неизвестным, скорее всего это был личный шифр автора. И нигде никакого намека на ключ к расшифровке. Ни обращение к языкам, которые мог знать Вилбур, ни его книги не помогали напасть на след.
Книги и дневник были отданы доктору Эрмитейджу, и он, забросив другие дела, днями и ночами вживался в непонятные знаки. Что это неизвестный науке язык, сохранившийся с незапамятных времен, или современный, лишь скрытый в старинных таинственных знаках? Весь август доктор сравнивал криптограммы, перелистывал “Полиграфию” Трителиуса, вчитывался в “Де фуртивис Литерарум Нотис” Джиамбаттисты Порта, срисовывал “Шифры” Вигенера, перечитывал “Криптоменизис” Фальконера, изучал труды XVIII века Дэви и Тикнесса, снимал с полки тома современных исследователей Блэра, фон Мартена и Клюбера и все больше убеждался, что в его руках находится до изумления сложный шифр, перевод которого без знания слов-ключей невозможен в принципе, что ничего подобного в известных науке временах еще не изобреталось, что истоки дьявольского кода скрываются в первобытных эпохах.
Дело сдвинулось с мертвой точки в конце августа: часть букв выделилась из остального текста, а 2 сентября пало последнее препятствие.
И первый же прочитанный лист, датированный 26 ноября 1916 года и написанный рукой ребенка трех с половиной лет, сильно обеспокоил доктора.
“Узнал я сегодня Акло Сабат который мне очень понравился что может отвечать с гор. Убил Собаку Элама Хэтчинса хотела укусить меня и Элам сказал прикончит меня если отважится. Дедушка всю ночь учил меня знать формулу До и я кажется видел подземный мир с двумя магнитными полюсами и я хочу пойти на эти полюса, когда Земля очистится. Те Кто Живет в Воздухе сказали мне на шабаше что это будет нескоро и дедушки тогда уже не будет. И что я поэтому должен хорошо знать формулы Ир и Нгргр. Те мне помогут но не обретут тело если не получат кровь человеческую и я смогу увидеть это если сделаю знак Уориш или брошу порошок Ибн Хази и я видел это. Интересно на кого я буду похож когда очистится Земля и не станет на ней существ людей? Тот кто пришел с Акло Сабат сказал что мне надо измениться ибо мало во мне черт присущих Тем Кто Оттуда…”
Доктор Эрмитейдж, покрывшись холодным потом, читал всю ночь и весь день, отказавшись от завтрака и не притронувшись к обеду, а под вечер задремал в кресле. Сон его переходил в кошмарные видения.
Работу он закончил на третий день. Не позволив никому заглянуть в записи, доктор добрел до своего дома и рухнул в постель. Ночью он бредил, призывая уничтожить существо, запертое на какой-то ферме, бормотал о чьих-то планах истребления человечества, кричал об опасности, нависшей над Землей, о том, что Предтечи хотят вырвать планету из Солнечной системы и унести в другой мир, откуда она выпала многие миллионы лет назад.
- Задержите их! — призывал доктор. — Уотли хотели их впустить, а наименее страшное из них уже среди нас… Скажите Моргану и Раису; что я знаю состав порошка… Та тварь голодна, и она не может жить без пищи…
Эрмитейдж, несмотря на свои 73 года, был еще полон сил. Пробудившись от нездорового сна, он в пятницу весь день разговаривал с профессором Райсом и доктором Морганом. Они вновь стали рыться в книгах, выписывая магические формулы и вычерчивая диаграммы. Они видели тело Вилбура и верили в свое дело.
Ученые решили не вмешивать полицию: борьба с потусторонними силами непонятна для непосвященных. В субботу и воскресенье они сравнивали формулы, смешивали порошки, взятые в университетской лаборатории, понимая, что Тех нельзя уничтожить обычными материальными средствами, и гнали прочь мысли о бесполезности своего труда.
В понедельник дневник Вилбура был перечитан еще раз. Во вторник начались сборы в дорогу.
А в среду утром доктор Эрмитейдж в правом нижнем углу местной газеты прочел маленькую заметку о том, что жители деревни Данвич с помощью контрабандного виски [действие происходит во времена “сухого закона”] смогли увидеть необычное для этих мест чудовище. Только доктор понял, о чем идет речь.
В четверг приготовления были закончены и в пятницу утром трое ученых выехали на автомобиле из университета и в час пополудни прибыли на место.
О том, что произошла трагедия, они поняли сразу, лишь взглянули на лица сидевших в лавке людей. Не откладывая дело в долгий ящик, ученые обошли разрушенные фермы, разглядывая огромные следы и останки изувеченных коров.
Вечером, получив известие о гибели семьи Фрэй, прибыли полицейские. Доктор узнал об их приезде с некоторым опозданием и поспешил присоединиться к представителям власти, чтобы выработать план совместных действий, но их уже и след простыл, хотя автомобиль все еще стоял у бывшей усадьбы Фрэя.
Сэм Хэтчинс, толкнув локтем Фрэда Фарра, показал доктору пальцем на ущелье:
- Черт бы их побрал! Ведь я же говорил им, чтобы не лезли туда… Мурашки побежали по коже собравшихся, и они стали невольно прислушиваться. Приближалась ночь, а с нею и силы зла… “Негоциум перамбуланс ин тенебрис…” — зашептал Эрмитейдж начало магической формулы.
Люди разбежались по домам, хотя вряд ли кто из них верил в надежность даже самого крепкого запора. Все с ужасом оглядывались на ученых, решивших остаться на ночь у фермы Фрэя, не надеясь уже увидеть их в живых.
Но чудовище не появилось.
Бледный рассвет сменился хмурым утром и дождливым днем. Густые тучи закрыли вершины гор. Люди слонялись без дела, да и чем они могли заняться? Дождь перешел в ливень, засверкали молнии, и одна из них, как показалось многим, попала в ущелье.
Ближе к обеду на краю деревни раздались крики, и на улице показались фигуры бегущих людей. Первый из них, добежав до лавки, захрипел:
- Мой Бог, Оно идет сюда… Днем! Подбежавшие дополнили сказанное:
- Час назад Зебу Уотли, вот он тут, скажи, Зеб, позвонила миссис Кори, которая живет у развилки дорог. Ее Лютер уводил коров с луга и вдруг услышал, как затрещали деревья рядом с ущельем. И еще он услышал свист и что-то похожее на хлюпание. Лютер спрятался, а со стороны Бишопова ручья донесся шум, похоже было, что сломали мост, а потом свист стал удаляться в сторону фермы Уотли, той, что развалилась. Но это только начало, потому что Зеб позвонил кому смог, и все слышали, как Салли, бывшая на ферме Бишопа, кричала о том, что ломаются деревья, и шум, будто слон идет. А потом как завизжит, что сарай повалился, а ветра нет, и тут уж все вместе закричали — и Шонси, и Салли. И старого Сэта Бишопа было слышно — будто дом их трясется, а потом… потом… Салли крикнула: “Крыша падает!” и опять вопли, а потом уже ничего. Вот и спрашиваем, что же делать? Хотя все это Божья кара и никто от нее не уйдет!
Доктор Эрмитейдж понял, что настал их час.
- Я знаю, друзья, что надо делать! Все это следствие колдовства и победить зло можно только колдовством. Чудовище это для наших глаз невидимо, но мы приготовили порошок. Уверяю вас, что существо это ничто по сравнению с теми, кого хотел впустить в наш мир Вилбур Уотли. А сейчас перед нами только один враг, и мы его уничтожим! Покажите нам кратчайшую дорогу к ферме Бишопа.
Люди молча переступали с ноги на ногу, смотрели друг на друга, пока Эрл Сойер не сказал:
- Вон туда, через поле, потом через ручей и в лес, а как дойдете до горной дороги, вот так и будете рядом с фермой.
Эрмитейдж, Райс и Морган двинулись в указанном направлении, а оставшиеся, постояв и посмотрев им в спины, потянулись за ними. Постепенно толпа нагнала ученых и Джо Осборн, увидев, что они свернули не туда, пошел впереди.
Когда все вышли на заболоченную дорогу, выглянуло солнце. У развалин фермы Бишопов никто не задержался, там все было как и на усадьбе Фрэя – ни единого намека ни на людей, ни на коров.
Следы уводили в сторону от горы, у подножья которой была когда-то усадьба Уотли. Доктор Эрмитейдж вынул из кармана складную подзорную трубу, осмотрел склон и передал ее Моргану — у того глаза получше. Морган настроил трубу и через мгновение вскрикнул, показывая рукой перед собой и отдавая инструмент Эрлу, стоящему рядом. Тот, неумело наводя трубу нарезкость, посмотрел и сообщил остальным:
- Опять кусты шевелятся… Да, он поднимается! И как быстро… Но зачем?..
Люди заволновались: одно дело идти по следам, другое — встретиться с неизвестно чем. Конечно, эти приехавшие — на то и ученые, и их магическая формула может подействовать, но может и не подействовать… Мужчины наперебой спрашивали Эрмитейджа, что он знает об этой никому неведомой силе, и не могли удовлетвориться его ответами. Да и что Эрмитейдж мог рассказать о проклятом потустороннем мире?
В гору ученые пошли одни. Подзорную трубу они оставили внизу и теперь, хватаясь руками за жесткий кустарник и упираясь ногами о выступающие камни, старались не потерять из виду качающиеся верхушки деревьев вдалеке. Подъем был труден, особенно для Эрмитейджа. Райс держал в одной руке большой распылитель, а на шее у Моргана висело охотничье ружье.
Толпа внизу заволновалась, когда Уисли Кори, который теперь следил за учеными с помощью подзорной трубы, сказал, что Эрмитейдж и Райс подняли вверх распылитель. Двое или трое закрыли глаза, но остальные увидели, как на вершине Сентинелл-Хилл начало расти большое серое облако. Уисли уронил подзорную трубу в грязь и прошептал:
- Ох, это…
Его стали теребить, но он не мог ничего сказать, и только когда Генри
Хиллер поднял трубу, вытер ее и поднес к глазам, все услышали:
- Большой!.. Огромный как дом! Весь из змей, а сам как громадное куриное яйцо! Ноги… Их больше дюжины, и все как бочки! И дрожит словно студень. И щупальца висят, а на них глаза и рты… Не рты, а словно трубы, а над всем этим… Бог мой! Половина лица!..
Он замолчал и сел на землю, закрыв голову руками. Подзорную трубу подхватил Эрл и успел увидеть, как три маленькие фигуры бегут к вершине. Одна из фигур подняла над головой руки, и людям послышались какие-то заклинания.
- Они что, колдовство разгоняют? — пробурчал Эрл.
Солнечный свет неожиданно ослаб, хотя облаков не было. По холмам прокатился рокот и отдался громом небесным. В чистом небе сверкнула молния. Пение с вершины стало более различимо: к одному голосу присоединились еще два. Совсем потемнело и снова блеснула молния, в мгновенном свете которой люди успели заметить что то темное над каменным столом на вершине холма.
Никто из свидетелей до смерти не забудет глубокие хрипящие звуки, исходившие откуда-то из недр горы. Люди внизу сбились в кучку, словно ожидая удара неведомо откуда.
- Игнаигг… и’граигг нгха… Йог-Софоф… И’бтгнк… г’ейе… слышался в темноте зловещий голос.
Три фигуры на вершине энергично размахивали руками, и движения эти становились все яростнее по мере того, как пение достигало своей кульминации. Из какой темной пропасти страха доносились перебивающие аклинания, хрипящие, воющие звуки? Они тоже становились все сильнее и громче, пока не объяли всю округу:
- Э‑у-у-аххах… э’уауауааа… На помощь! На помощь!.. Э’ффф… ОТЕЦ! ОТЕЦ! ЙОГ-СОФОФ!!
Гора вздрогнула.
На каменный стол упала молния, все вокруг закружилось в сумасшедшем танце невидимых существ, а с вершины в низину сполз неописуемый смрад. Кусты и деревья метались, словно под ударами неведомого бича. Люди пригнулись к земле. В деревне завыли собаки. Трава и листья внезапно стали серо-желтыми, а поля и леса покрылись трупами павших козодоев.
Ветер постепенно развеял отвратительный запах, но растительность не ожила уже никогда…
…Люди из Аркхэма сошли с холма уже в свете сияющего солнца.
- Чудовище исчезло, — устало проговорил доктор Эрмитейдж. — Оно распалось на свои изначальные элементы… Было похоже на своего отца, к отцу и вернулось.
Генри Уиллер все еще сидел, закрыв голову руками и приговаривал: — Это лицо… Его половина… Красные глаза, отсутствие подбородка…
Как он похож на Уотли, на старого Уотли…
Все стояли молча, а Зебулон, чья капризная память хранила толькоизбранные обрывки воспоминаний, прошептал дрожащим голосом:
- А вот лет пятнадцать тому назад старик говорил, что однажды мы услышим голос одного из детей Лавинии… Как он призовет отца своего на вершине Сентинелл-Хилл…
Джо Осборн прервал его, обратившись к доктору:
- Как этот Вилбур явился ОТТУДА?
Ученый заговорил, медленно подбирая слова:
- Ну, что же… Это были силы, которые не принадлежат нашему миру…
Они растут, развиваются и существуют в соответствии с законами чуждой нам природы. Нельзя позволять кому-либо призывать эти существа Извне. Только очень злые люди совершают это на своих бесовских сборищах… Вилбур Уотли носил в себе черты злой силы и этого хватило, чтобы он превратился в демона…
Что же касается вас, друзья, то советую разнести в пыль этот каменный стол и повалить колонны: такие места притягивают существа, которых Уотли хотели впустить на Землю… Чудовище, что они вырастили, предназначалось для страшной роли: оно должно было дать потомство и вместе с другими, подобными себе, столкнуть земной шар неведомо куда.
Вилбур ниоткуда его не призывал. Это был его родной брат, но более похожий на их общего отца!