Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с William Lumley

ДНЕВНИК АЛОНСО ТАЙПЕРА

(The Diary of Alonzo Typer)
Напи­са­но в 1935 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод А. Буту­зо­ва

////

От редак­то­ра:

Послед­ний раз док­то­ра Тай­пе­ра виде­ли 17 апре­ля 1908 года, близ полу­дня, в оте­ле “Рич­монд” горо­да Бата­вия. Уро­же­нец горо­да Кинг­стон, штат Нью- Йорк, Алон­со Хаз­брух Тай­пер при­над­ле­жал к древ­ней граф­ской фами­лии Уль­сте­ров и был послед­ним пред­ста­ви­те­лем это­го рода. На момент исчез­но­ве­ния ему испол­ни­лось пять­де­сят три года.

По окон­ча­нии закры­той част­ной шко­лы мистер Тай­пер про­слу­шал курс лек­ций в Колум­бий­ском и Гей­дель­берг­ском уни­вер­си­те­тах. Всю свою науч­ную дея­тель­ность он посвя­тил нау­кам, пря­мо или кос­вен­но отно­ся­щим­ся к мало­ис­сле­до­ван­ным и запрет­ным обла­стям чело­ве­че­ско­го зна­ния. Его рабо­ты по вам­пи­риз­му, магии и пол­тер­гей­сту пуб­ли­ко­ва­лись част­ным поряд­ком, после того как от них отка­за­лись ака­де­ми­че­ские изда­ния. В 1900 году, по неяс­ным при­чи­нам, мистер Тай­пер был вынуж­ден оста­вить Обще­ство пси­хо­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний.

В раз­лич­ные пери­о­ды сво­ей жиз­ни мистер Тай­пер мно­го путе­ше­ство­вал, порой исче­зая из поля зре­ния на весь­ма про­дол­жи­тель­ные отрез­ки вре­ме­ни. Сре­ди извест­ных объ­ек­тов его изыс­ка­ний — забро­шен­ные горо­да в Непа­ле, Индии, Тибе­те и Южном Индо­ки­тае; боль­шую часть 1899 года он про­вел на зага­доч­ном ост­ро­ве Истер. Интен­сив­ные поис­ки мисте­ра Тай­пе­ра после его исчез­но­ве­ния не при­нес­ли резуль­та­тов, и его поме­стье в Нью-Йорк-Сити было раз­де­ле­но меж­ду даль­ни­ми род­ствен­ни­ка­ми.

Пред­ла­га­е­мый вни­ма­нию чита­те­лей днев­ник, как утвер­жда­ют, был обна­ру­жен в раз­ва­ли­нах боль­шо­го заго­род­но­го особ­ня­ка близ горо­да Атти­ка, штат Нью- Йорк. Зло­ве­щая репу­та­ция дома при­ве­ла его к пол­но­му запу­сте­нию и забро­шен­но­сти. Осно­ва­ние построй­ки весь­ма древ­нее и отно­сит­ся к эпо­хе, пред­ше­ство­вав­шей белой коло­ни­за­ции этой обла­сти. Почти пол­то­ра сто­ле­тия дом являл­ся соб­ствен­но­стью замкну­то­го ари­сто­кра­ти­че­ско­го рода Ван дер Хей­лов, пред­ста­ви­те­ли кото­ро­го мигри­ро­ва­ли из Олба­ни в 1746 году, оку­тан­ные обла­ком подо­зре­ний в кол­дов­стве и чер­но­кни­жии. Воз­раст фун­да­мен­та построй­ки пред­по­ло­жи­тель­но дати­ро­ван 1760 годом. О про­ис­хож­де­нии рода Ван дер Хей­лов извест­но очень немно­гое.. Сре­ди осталь­ных зем­ле­вла­дель­цев его пред­ста­ви­те­ли дер­жа­лись особ­ня­ком; нани­ма­ли слуг-негров, выве­зен­ных из Афри­ки и пло­хо вла­дев­ших англий­ским; детей вос­пи­ты­ва­ли в закры­тых шко­лах и евро­пей­ских кол­ле­джах. Отде­лив­ши­е­ся чле­ны семей­ства очень ско­ро выпа­да­ли из поля зре­ния, одна­ко преж­де каж­дый из них успе­вал снис­кать зло­ве­щую сла­ву поклон­ни­ка Чер­ной мес­сы или же еще более мрач­ных куль­тов.

Рядом с забро­шен­ным зда­ни­ем рас­по­ло­же­но неболь­шое селе­ние с необыч­ным назва­ни­ем Кора­зин, где про­жи­ва­ют по пре­иму­ще­ству индей­цы и выход­цы из близ­ле­жа­щих обла­стей. Вни­ма­ние этно­гра­фов при­влек­ли стран­ные касто­вые отно­ше­ния, прак­ти­ку­е­мые сре­ди мест­ных жите­лей; этой теме уже посвя­ще­ны несколь­ко моно­гра­фий, напи­сан­ных извест­ны­ми уче­ны­ми. Сра­зу за селе­ни­ем, по направ­ле­нию к особ­ня­ку Ван дер Хей­лов, воз­вы­ша­ет­ся тра­вя­ни­стый холм, увен­чан­ный камен­ной гря­дой древ­не­го про­ис­хож­де­ния, о кото­рой индей­цы пле­ме­ни иро­ке­зов гово­рят с неиз­мен­ным стра­хом и бла­го­го­ве­ни­ем. Про­ис­хож­де­ние и при­ро­да этих кам­ней, воз­раст кото­рых — соглас­но послед­ним архео­ло­ги­че­ским и кли­ма­то­ло­ги­че­ским изме­ре­ни­ям — отно­сит­ся к дои­сто­ри­че­ским эпо­хам, до сих пор оста­ет­ся загад­кой.

С 1795 года сре­ди иссле­до­ва­те­лей этих мест и более позд­не­го насе­ле­ния дерев­ни были рас­про­стра­не­ны исто­рии о таин­ствен­ных шумах и пес­но­пе­ни­ях, исхо­див­ших из камен­но­го особ­ня­ка или с вер­ши­ны увен­чан­но­го валу­на­ми хол­ма; хотя есть осно­ва­ния пола­гать, что эти явле­ния пол­но­стью пре­кра­ти­лись в 1872 году, когда весь род Ван дер Хей­лов, вклю­чая слуг и чле­нов семей­ства, вне­зап­но и необъ­яс­ни­мо исчез.

С это­го вре­ме­ни дом оста­вал­ся необи­та­е­мым; три зага­доч­ные смер­ти, пять исчез­но­ве­ний и четы­ре слу­чая вне­зап­но­го поме­ша­тель­ства выну­ди­ли после­ду­ю­щих вла­дель­цев или про­сто любо­пыт­ству­ю­щих дер­жать­ся подаль­ше от это­го места. Стро­е­ния, дерев­ня и обшир­ные земель­ные участ­ки после без­успеш­ных попы­ток отыс­кать наслед­ни­ков Ван дер Хей­ла ото­шли к госу­дар­ству и частью были про­да­ны с аук­ци­о­на. При­мер­но в 1890 году новые оби­та­те­ли поме­стья (покой­ный ныне Чарльз А. Шил­дс и его сын Оскар С. Шил­дс, город Буф­фа­ло) поки­ну­ли свои вла­де­ния в состо­я­нии пол­но­го запу­сте­ния, пре­ду­пре­див насе­ле­ние об опас­но­сти посе­ще­ния это­го места.

Из тех, кто в после­ду­ю­щие сорок лет осме­ли­вал­ся при­бли­жать­ся к запрет­но­му дому, боль­шую часть состав­ля­ли иссле­до­ва­те­ли оккульт­ных наук, поли­цей­ские, жур­на­ли­сты и стран­ные лич­но­сти, спе­ци­аль­но при­бы­вав­шие из- за гра­ни­цы. Сре­ди послед­них осо­бое вни­ма­ние при­влек один, таин­ствен­ный евра­зи­ец; в 1903 году газе­ты пест­ре­ли сооб­ще­ни­я­ми об обна­ру­же­нии его вбли­зи раз­ва­лин — с необыч­ны­ми повре­жде­ни­я­ми на теле и интел­лек­том, упав­шим до уров­ня ново­рож­ден­но­го ребен­ка.

Днев­ник мисте­ра Тай­пе­ра — кни­га раз­ме­ром при­бли­зи­тель­но 6x3 1/2 дюй­ма, из плот­ной бума­ги, скреп­лен­ная необы­чай­но проч­ным и лег­ким метал­ли­че­ским пере­пле­том,- был обна­ру­жен сре­ди вещей одно­го из жите­лей селе­ния Кора­зин 16 нояб­ря 1935 года муни­ци­паль­ным поли­цей­ским, при­слан­ным для рас­сле­до­ва­ния слу­хов о само­раз­ру­ше­нии забро­шен­но­го име­ния Ван дер Хей­лов. Дом дей­стви­тель­но рух­нул, оче­вид­но по при­чине почтен­но­го воз­рас­та и пол­ной вет­хо­сти, в жесто­кую гро­зу в ночь на 13 нояб­ря. Не уце­ле­ло ни фраг­мен­та сте­ны или фун­да­мен­та, и несколь­ко недель к руи­нам было невоз­мож­но при­бли­зить­ся. Джон Игл — смуг­лый, с лицом, похо­жим на обе­зья­нье, селя­нин — при­знал­ся, что обна­ру­жил кни­гу лежа­щей на поверх­но­сти руин, на месте быв­шей гости­ной вто­ро­го эта­жа.

Из уце­лев­ших облом­ков зда­ния весь­ма малая часть под­да­ет­ся иден­ти­фи­ка­ции, хотя прак­ти­че­ски пол­но­стью сохра­нил­ся огром­ный свод­ча­тый под­вал, сло­жен­ный из кир­пи­ча, где были обна­ру­же­ны несколь­ко зага­доч­ных пред­ме­тов. Ста­рин­ная желез­ная дверь, веду­щая вниз, была вырва­на вме­сте с пет­ля­ми и при­чуд­ли­во пере­пле­тен­ным, необы­чай­но креп­ким зам­ком, про­дол­жав­шим удер­жи­вать створ­ки. Сте­ны под­валь­но­го поме­ще­ния покры­ва­ли гру­бо выре­зан­ные в кир­пи­че иеро­гли­фы, до сих пор не под­да­ю­щи­е­ся рас­шиф­ров­ке. Дру­гой стран­ной наход­кой была боль­шая круг­лая брешь в одной из стен, наглу­хо забло­ки­ро­ван­ная облом­ком ска­лы, оче­вид­но сме­стив­шим­ся в резуль­та­те паде­ния зда­ния. Одна­ко самой необыч­ной из всех нахо­док была зло­вон­ная вяз­кая мас­са уголь­но­го оттен­ка, покры­вав­шая камен­ные пли­ты осно­ва­ния под­ва­ла; вол­ни­стая поло­са этой суб­стан­ции, при­бли­зи­тель­но в ярд шири­ной, обры­ва­лась у вхо­да в зага­доч­ное круг­лое отвер­стие. Рабо­чие, рас­ка­пы­вав­шие под­вал, утвер­жда­ли, что воз­дух внут­ри пора­зи­тель­но напо­ми­нал запах неуб­ран­ной клет­ки со зме­я­ми в зоо­ло­ги­че­ском пар­ке. Гра­фо­ло­ги­че­ская экс­пер­ти­за под­твер­ди­ла под­лин­ность днев­ни­ка про­пав­ше­го док­то­ра Тай­пе­ра. По мере обсле­до­ва­ния забро­шен­но­го име­ния Ван дер Хей­лов запи­си уче­но­го ста­но­вят­ся менее связ­ны­ми, отры­воч­ны­ми, пока­зы­вая все­воз­рас­та­ю­щее нерв­ное напря­же­ние его поис­ков. Жите­ли селе­ния Кора­зин — их нераз­ви­тость и замкну­тость ста­ви­ли в тупик мно­гих иссле­до­ва­те­лей этих мест — не при­по­ми­на­ют мисте­ра Тай­пе­ра сре­ди про­чих посе­ти­те­лей зло­ве­ще­го дома.

Текст днев­ни­ка нами при­во­дит­ся пол­но­стью и без объ­яс­не­ний. Исклю­чая из рас­смот­ре­ния воз­мож­ное поме­ша­тель­ство авто­ра, все про­чие заклю­че­ния предо­став­ля­ет­ся сде­лать само­му чита­те­лю. Веро­ят­но, лишь буду­щее спо­соб­но раз­ре­шить эту мно­го­ве­ко­вую загад­ку, зани­ма­ю­щую умы уже несколь­ких поко­ле­ний. Сле­ду­ет заме­тить, одна­ко, что гене­а­ло­ги­че­ские сви­де­тель­ства под­твер­жда­ют пред­по­ло­же­ние покой­но­го мисте­ра Тай­пе­ра отно­си­тель­но име­ни Адри­ан Слейт.

ДНЕВНИК

При­был в шесть вече­ра. Всю доро­гу от Атти­ки за моей спи­ной соби­ра­лась гро­за; в деревне не нашлось ни повоз­ки, ни лоша­ди, что­бы облег­чить мой путь, а на авто­мо­би­ле сюда не добрать­ся. Дом про­из­во­дит более жут­кое впе­чат­ле­ние, чем я ожи­дал; страш­но поду­мать о пред­сто­я­щем, и в то же вре­мя я сго­раю от нетер­пе­ния рас­крыть его тай­ну. При­бли­жа­ет­ся Валь­пур­ги­е­ва ночь — древ­ний ужас все­лен­ной; ее испол­не­ние помо­жет мне раз­га­дать сокро­вен­ный смысл дру­и­ди­че­ских кром­ле­хов Уэль­са. Что бы ни про­изо­шло, я не отступ­лю. Необъ­яс­ни­мая воля побу­ди­ла меня посвя­тить всю жизнь поис­кам запрет­ных таинств; ничто боль­ше не при­вле­ка­ет меня, и я готов к любой уча­сти.

День еще не кон­чил­ся, но, когда я добрал­ся до места, было уже совсем тем­но. Мне нико­гда не при­хо­ди­лось наблю­дать столь плот­ных гро­зо­вых туч, кото­рые скры­ли окру­жа­ю­щую мест­ность, и если бы не вспыш­ки мол­ний, я бы непре­мен­но сбил­ся с доро­ги. Дере­вуш­ка остав­ля­ет тяже­лое впе­чат­ле­ние: ее оби­та­те­ли по умствен­но­му раз­ви­тию близ­ки к иди­о­там. Один из них попри­вет­ство­вал меня, слов­но ста­ро­го зна­ко­мо­го. Ланд­шафт прак­ти­че­ски нераз­ли­чим в густых сумер­ках; буро­ва­тая рас­ти­тель­ность обиль­но покры­ва­ет неболь­шую боло­ти­стую доли­ну, окру­жен­ную чах­лы­ми дерев­ца­ми со зло­ве­ще изо­гну­ты­ми голы­ми вет­ка­ми. За дерев­ней высит­ся мрач­ный холм, на вер­шине кото­ро­го коль­цом уста­нов­ле­ны огром­ные валу­ны; оско­лок ска­лы высту­па­ет в цен­тре. Без сомне­ния, это наи­бо­лее опас­ное из мест, о кото­рых меня пре­ду­пре­ждал В.

Особ­няк сто­ит посре­ди пар­ка, буй­но зарос­ше­го необыч­но­го вида куста­ми шипов­ни­ка. С тру­дом про­драв­шись через эти зарос­ли, я оста­нав­ли­ва­юсь, пора­жен­ный вет­хим обли­ком и атмо­сфе­рой упад­ка, оку­ты­ва­ю­щей зда­ние. Архи­тек­ту­ра фаса­да вызы­ва­ет болез­нен­ное отвра­ще­ние; уди­ви­тель­но, как до сих пор эта гро­ма­да не рас­па­лась на части. Дом дере­вян­ный, и, хотя пер­во­на­чаль­ные очер­та­ния погре­бе­ны под более позд­ни­ми насло­е­ни­я­ми фли­ге­лей, при­стро­ен­ных в раз­ные годы, я думаю, что осно­ву соору­же­ния состав­ля­ет ста­рин­ный коло­ни­аль­ный особ­няк в чисто англий­ском сти­ле. Воз­мож­но, пред­по­чте­ние дере­ва кам­ню объ­яс­ня­ет­ся стес­нен­но­стью в сред­ствах, хотя, если мне не изме­ня­ет память, жена Дир­ка Ван дер Хей­ла про­ис­хо­ди­ла из семьи чер­но­книж­ни­ка Аба­дон­ны Кори, про­жи­вав­ше­го в Сале­ме, где построй­ки из дере­ва не ред­кость. Невы­со­кая колон­на­да под­пи­ра­ет малень­кий пор­тик, под кото­рым я укры­ва­юсь от разыг­рав­шей­ся непо­го­ды. Дья­воль­ские поры­вы бури, непро­гляд­ная тьма, рас­ка­ты гро­ма, ливень и мол­нии напо­ми­на­ют о кон­це све­та; све­жий ветер ког­тя­ми рвет мою одеж­ду. Вход­ная дверь ока­за­лась неза­пер­та, я вклю­чаю элек­три­че­ский фона­рик и вхо­жу вовнутрь. Слой пыли тол­щи­ной в несколь­ко дюй­мов покры­ва­ет пол и окру­жа­ю­щую обста­нов­ку; воз­дух засто­ял­ся и отда­ет све­жев­ско­пан­ной моги­лой. Длин­ный кори­дор ведет к вин­то­вой лест­ни­це.

Под­няв­шись наверх, я выби­раю ком­на­ту для “при­ва­ла” с окна­ми на фаса­де зда­ния. Обста­нов­ка выгля­дит совер­шен­но нетро­ну­той, хотя боль­шая часть пред­ме­тов мебе­ли рас­сы­па­лась от вре­ме­ни или пере­ко­си­лась. Пишу эти стро­ки в восемь часов вече­ра, после при­го­тов­лен­но­го на ско­рую руку холод­но­го ужи­на из моих поход­ных запа­сов. Дере­вен­ские жите­ли обе­ща­ли снаб­жать меня про­до­воль­стви­ем, одна­ко наот­рез отка­за­лись под­хо­дить бли­же полу­раз­ва­лив­ших­ся ворот, веду­щих в парк. Пока нель­зя, гово­рят они. Никак не могу изба­вить­ся от непри­ят­но­го чув­ства, что каким-то обра­зом мне зна­ко­мо это место.

Позд­нее вече­ром.

В доме явствен­но ощу­ща­ет­ся чужое при­сут­ствие. Чья-то злоб­ная воля — осо­бен­но враж­деб­ная по отно­ше­нию ко мне — ищет спо­соб сло­мить меня и завла­деть мной. Никто не появ­ля­ет­ся, одна­ко мне при­хо­дит­ся напря­гать все силы, что­бы высто­ять. Нескры­ва­е­мая враж­деб­ность опре­де­лен­но ука­зы­ва­ет на нече­ло­ве­че­скую при­ро­ду существ, насе­ля­ю­щих дом. Веро­ят­нее все­го, их направ­ля­ют тем­ные силы, замкну­тые вне

Зем­ли — в про­стран­ствах вне вре­ме­ни И вне все­лен­ной. При­сут­ствие этой воли давит на меня подоб­но гигант­ской башне: имен­но так опи­сы­ва­ет­ся ее вли­я­ние в хро­ни­ках Акло. Ощу­ще­ние навис­шей гро­ма­ды не про­хо­дит; уди­ви­тель­но, как столь чудо­вищ­ные фор­мы уме­ща­ют­ся в пусто­те ком­нат… хотя для чело­ве­че­ско­го вос­при­я­тия они неви­ди­мы. Их воз­раст, долж­но быть, столь же неизъ­яс­ни­мо велик и не под­да­ет­ся разум­но­му исчис­ле­нию.

18 апре­ля.

Почти не сомкнул глаз в эту ночь. Око­ло трех часов утра в долине под­нял­ся ветер; стран­но уси­лив­шись, он сотря­сал дом слов­но тай­фун, сквоз­ня­ка­ми про­бе­гая по ком­на­там и гро­мы­хая вход­ной две­рью. Поне­во­ле при­шлось встать. По пути вниз вооб­ра­же­ние рисо­ва­ло мне полу­ося­за­е­мые фор­мы, запол­нив­шие тем­но­ту. Уже на лест­ни­це что-то с силой под­толк­ну­ло меня в спи­ну — веро­ят­но, ветер, хотя могу поклясть­ся, что, рез­ко обер­нув­шись, я отчет­ли­во раз­ли­чил рас­плы­ва­ю­щи­е­ся очер­та­ния гигант­ской чер­ной лапы. С тру­дом удер­жав рав­но­ве­сие, я бла­го­по­луч­но достиг осно­ва­ния лест­ни­цы и запер на тяже­лый засов угро­жа­ю­ще рас­ка­чи­ва­ю­щу­ю­ся дверь.

Пол­ноч­ный осмотр дома не вхо­дил в мои пла­ны, но бес­сон­ни­ца и страх, пере­ме­шан­ный с любо­пыт­ством, побу­ди­ли меня не откла­ды­вать поис­ки. Воору­жив­шись мощ­ным фона­рем, я про­брал­ся сквозь пыль­ные зале­жи в гости­ную, рас­по­ло­жен­ную в южном кры­ле, где, по моим све­де­ни­ям, долж­ны были нахо­дить­ся порт­ре­ты. Все имен­но так, как и гово­рил В., хотя мою уве­рен­ность труд­но объ­яс­нить лишь его сло­ва­ми. Неко­то­рые из порт­ре­тов потем­не­ли, скры­лись под сло­ем пыли; прак­ти­че­ски невоз­мож­но разо­брать, что изоб­ра­же­но на них. На осталь­ных полот­нах, избег­ших раз­ру­ши­тель­но­го вли­я­ния руки Вре­ме­ни, раз­ли­чи­мы чер­ты потом­ков про­кля­то­го рода Ван дер Хей­лов. Неко­то­рые из лиц кажут­ся мне зна­ко­мы­ми, хотя я не могу при­пом­нить, где мог видеть их.

Отвра­ти­тель­ная физио­но­мия гра­фа Джо­ри — рож­ден­но­го в 1773 году млад­шей доче­рью ста­ро­го Дир­ка — сохра­ни­лась луч­ше все­го; мое вни­ма­ние при­ко­вы­ва­ют зеле­ные гла­за и зме­и­ное выра­же­ние, застыв­шее на его лице. Сто­ит пога­сить фонарь, и мне начи­на­ет казать­ся, что изоб­ра­же­ние на порт­ре­те испус­ка­ет сла­бое зеле­но­ва­тое све­че­ние. Чем боль­ше я вгля­ды­ва­юсь, тем более зло­ве­щее выра­же­ние при­об­ре­та­ет оно. Отво­ра­чи­ва­юсь, что­бы избе­жать све­то­вых гал­лю­ци­на­ций.

Пере­до мной новый порт­рет, еще более непри­ят­ный. Упря­мое, про­дол­го­ва­тое лицо; малень­кие, близ­ко поса­жен­ные глаз­ки и — похо­жие на сви­ные — щеки и нос. Худож­ник упо­тре­бил все свое искус­ство, одна­ко не смог избе­жать непри­ят­но­го сход­ства. О дея­ни­ях это­го пред­ста­ви­те­ля рода Ван дер Хей­лов В. рас­ска­зы­вал шепо­том. Пока я с ужа­сом рас­смат­ри­вал порт­рет, мне пока­за­лось, что в гла­зах его засве­ти­лись крас­но­ва­тые искор­ки и на мгно­ве­ние фон хол­ста сме­нил чуже­род­ный, почти незем­ной пей­заж — уны­лая тор­фя­ни­стая топь под гряз­но-жел­тым небом и зарос­ли тер­нов­ни­ка, раз­бро­сан­ные сре­ди чах­лых трав. Опа­са­ясь за соб­ствен­ный рас­су­док, я повер­нул­ся и бро­сил­ся бежать из про­кля­той гале­реи. Совер­шен­но не пом­ню, как очу­тил­ся в един­ствен­ной очи­щен­ной от пыли ком­на­те, где рас­по­ло­жи­лась моя “сто­ян­ка”.

Позд­нее днем.

При­нял реше­ние осмот­реть при­строй­ки при све­те дня. Заблу­дить­ся прак­ти­че­ски невоз­мож­но, так как сле­ды отчет­ли­во выде­ля­ют­ся в пыле­вом слое, дохо­дя­щем до щико­ло­ток. При­ше­лец, если тако­вой появит­ся в доме, тоже не оста­нет­ся неза­ме­чен­ным. Пора­зи­тель­на лег­кость, с кото­рой я запо­ми­наю все эти запу­тан­ные пере­пле­те­ния кори­до­ров. Про­дви­га­ясь по длин­но­му, высту­па­ю­ще­му на север фли­ге­лю, наткнул­ся на запер­тую дверь. Взло­мал замок и обна­ру­жил малень­кую ком­нат­ку, бит­ком зава­лен­ную мебе­лью. Жуч­ки-точиль­щи­ки изряд­но потру­ди­лись: все пред­ме­ты испор­че­ны хода­ми, рав­но как и дере­вян­ная обшив­ка стен. В одной из стен за дере­вян­ны­ми пане­ля­ми тем­не­ет глу­бо­кий про­вал, ухо­дя­щий в мрач­ную неиз­вест­ность. Сек­рет­ная двер­ца, закры­вав­шая вход, рас­сы­па­ет­ся от мое­го при­кос­но­ве­ния: не вид­но ни скоб, ни сту­пе­ней, несмот­ря на то что про­вал почти отвес­но ухо­дит в глу­би­ну. Оста­ет­ся толь­ко гадать о его назна­че­нии. Над камин­ной пол­кой висит тро­ну­тый пле­се­нью порт­рет, при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ока­зав­ший­ся изоб­ра­же­ни­ем моло­дой жен­щи­ны в пла­тье кон­ца восем­на­дца­то­го сто­ле­тия. Клас­си­че­ские чер­ты иска­жа­ет дья­воль­ская гри­ма­са, едва ли пред­по­ло­жи­мая в чело­ве­ке. Не жесто­кость, не обыч­ная без­жа­лост­ность или бес­сер­деч­ность, а какая-то зло­ве­щая пороч­ность, нахо­дя­ща­я­ся за пре­де­ла­ми чело­ве­че­ско­го пони­ма­ния, лег­ла на пре­крас­ное, слов­но выре­зан­ное из сло­но­вой кости, лицо незна­ком­ки. По мере того как я вгля­ды­вал­ся в него, у меня воз­ник­ло ощу­ще­ние, что худож­ник или это был резуль­тат воз­дей­ствия пле­се­ни?- при­дал блед­ным чер­там болез­нен­ный зеле­но­ва­тый отте­нок, чем-то неуло­ви­мо напо­ми­на­ю­щий чешую рыб.

После осмот­ра фли­ге­ля я под­нял­ся на чер­дак, где обна­ру­жил несколь­ко сун­ду­ков, довер­ху запол­нен­ных стран­ны­ми кни­га­ми: мно­гие из них непри­выч­ной фор­мы и напи­са­ны на совер­шен­но незна­ко­мых мне язы­ках. В одном из свит­ков я отыс­кал риту­аль­ные фор­му­лы маги­че­ских зна­ний циви­ли­за­ции Акло, о суще­ство­ва­нии кото­рых даже не подо­зре­вал. Еще не осмат­ри­вал содер­жи­мое рас­сох­ших­ся книж­ных шка­фов вни­зу.

19 апре­ля.

В доме опре­де­лен­но чув­ству­ет­ся чье-то при­сут­ствие, хотя в пыли не замет­но ничьих сле­дов, кро­ме моих соб­ствен­ных. Вче­ра про­ру­бил в зарос­лях шипов­ни­ка дорож­ку к пар­ко­вым воро­там, где мест­ные жите­ли по дого­во­рен­но­сти остав­ля­ют для меня съест­ные при­па­сы. Одна­ко сего­дня утром не обна­ру­жил дорож­ки. Очень стран­но, так как на кустах почти не вид­но почек или зеле­ных листьев. Меня сно­ва не остав­ля­ет чув­ство, что совсем рядом при­та­и­лось нечто колос­саль­ное, едва уме­ща­ю­ще­е­ся в вет­хих сте­нах дома. На этот раз я заме­чаю боль­ше, чем толь­ко при­сут­ствие неви­ди­мой мас­сы. Из най­ден­ной вче­ра на чер­да­ке кни­ги я узнал, что тре­тий ряд риту­аль­ных фор­мул Акло может сде­лать этих существ ося­за­е­мы­ми и види­мы­ми. Посмот­рим, доста­нет ли у меня муже­ства до кон­ца про­из­ве­сти эту мате­ри­а­ли­за­цию. Гибель­ный экс­пе­ри­мент.

Про­шлым вече­ром я начал заме­чать стре­ми­тель­но исче­за­ю­щие лица и раз­мы­тые фор­мы, напол­нив­шие тем­ные зако­ул­ки кори­до­ров и ком­нат; лица и тела столь жут­кие и отвра­ти­тель­ные, что не берусь опи­сы­вать их. Суб­стан­ция, из кото­рой они состо­ят, похо­дит на ту гигант­скую лапу, кото­рая поза­вче­ра пыта­лась спих­нуть меня с лест­ни­цы. Веро­ят­но, сле­ду­ет винить мое разыг­рав­ше­е­ся вооб­ра­же­ние. Пред­мет моих поис­ков никак не свя­зан с эти­ми явле­ни­я­ми. Сно­ва видел лапу; несколь­ко раз одну, ино­гда две. Решил не обра­щать вни­ма­ния.

Бли­же к полу­дню в пер­вый раз осмот­рел погреб, спу­стив­шись вниз по при­став­ной лест­ни­це, кото­рую нашел в кла­дов­ке, ибо дере­вян­ные сту­пе­ни пол­но­стью сгни­ли и рас­сы­па­лись. Пол усе­и­ва­ют вет­хие остан­ки раз­лич­ной утва­ри, ныне погре­бен­ной под сло­ем ржав­чи­ны и пыли. В даль­нем кон­це рас­по­ло­жен узкий кори­дор, по-види­мо­му, сооб­ща­ю­щий­ся с запер­той ком­на­той, кото­рую я обна­ру­жил в север­ном фли­ге­ле. Кори­дор упи­ра­ет­ся в мас­сив­ную кир­пич­ную сте­ну с замкну­той желез­ной две­рью. Осо­бен­но­сти клад­ки и оков­ка две­ри поз­во­ля­ют пред­по­ло­жить, что их уста­но­ви­ли не рань­ше восем­на­дца­то­го сто­ле­тия: уве­рен, что это наи­бо­лее ста­рая часть построй­ки. На вися­чем зам­ке, кото­рый выгля­дит еще более древним, выгра­ви­ро­ва­ны цепоч­ки сим­во­лов, смыс­ла кото­рых я не могу раз­га­дать.

В. ниче­го не рас­ска­зы­вал мне об этом под­ва­ле. Каж­дый раз, когда я при­бли­жа­юсь к нему, во мне рас­тет бес­по­кой­ство, подоб­но­го кото­ро­му я еще не испы­ты­вал в этом доме. Чья-то неодо­ли­мая воля застав­ля­ет меня при­слу­ши­вать­ся, хотя до сих пор до мое­го слу­ха не донес­лось ни еди­но­го шоро­ха. Поки­дая под­вал, я искренне пожа­лел, что сту­пень­ки рас­сы­па­лись в прах; мое вос­хож­де­ние по при­став­ной лест­ни­це тяну­лось безум­но дол­го. Боль­ше не ста­ну спус­кать­ся, и все же… какое-то дья­воль­ское жела­ние побуж­да­ет меня попы­тать­ся этой же ночью про­ник­нуть в сек­рет зло­ве­ще­го под­зе­ме­лья.

20 апре­ля.

Всю жизнь я при­слу­ши­вал­ся к глу­би­нам ужа­са, но лишь затем, что­бы познать еще более глу­бо­кую без­дну. Вче­ра вече­ром иску­ше­ние было слиш­ком вели­ко, и к ночи я вновь спу­стил­ся в под­вал; с фона­ри­ком про­брал­ся меж­ду раз­бро­сан­ных на полу пред­ме­тов к кир­пич­ной стене и замкну­той две­ри. Ста­ра­ясь сту­пать как мож­но бес­шум­нее и воз­дер­жи­ва­ясь от спа­си­тель­ных закли­на­ний, я с безум­ным напря­же­ни­ем вслу­ши­вал­ся в окру­жа­ю­щую тем­но­ту. Нако­нец мое­го слу­ха достиг­ли зву­ки, исхо­див­шие из-за желез­ной две­ри: глу­хие уда­ры и бор­мо­та­ние, слов­но гигант­ская ноч­ная тварь воро­ча­лась внут­ри. Затем послы­ша­лось ужа­са­ю­щее шур­ша­ние, как буд­то огром­ная змея или мор­ское живот­ное воло­чи­ло свое чудо­вищ­ное тело по камен­но­му полу. Пара­ли­зо­ван­ный стра­хом, я гля­дел на мас­сив­ный замок и незна­ко­мые, зага­доч­ные иеро­гли­фы, высе­чен­ные на нем. Их тай­ный смысл был недо­ся­га­ем для меня, но что-то в их рисун­ке, отда­лен­но напо­ми­нав­шем мон­голь­скую тех­ни­ку пись­ма, ука­зы­ва­ло на запрет­ную и неизъ­яс­ни­мую древ­ность. Вре­ме­на­ми мне начи­на­ло казать­ся, что их очер­та­ния раз­го­ра­ют­ся зеле­но­ва­тым сия­ни­ем. Я в ужа­се отвер­нул­ся и уви­дел, что путь к бег­ству пре­граж­да­ют две гигант­ские лапы: длин­ные ког­ти, каза­лось, рос­ли и ста­но­ви­лись все ося­за­е­мей, пока я с зами­ра­ни­ем серд­ца гля­дел на них. Чер­ные паль­цы про­тя­ги­ва­лись из тем­ной глу­би­ны под­ва­ла; покры­тые чешу­ей запя­стья под­тал­ки­ва­ли их впе­ред, испол­няя чью-то без­жа­лост­ную и злоб­ную волю. Новый взрыв при­глу­шен­ных сте­на­ний, слов­но отда­лен­ный гром, сотряс дверь за моей спи­ной. Под­го­ня­е­мый смер­тель­ным стра­хом, я дви­нул­ся навстре­чу при­зрач­ным лапам и уви­дел, как они исче­за­ют, подра­ги­вая и кор­чась в свет­лом кону­се элек­три­че­ско­го фона­ря. Вска­раб­кав­шись по лест­ни­це, я бро­сил­ся бежать и не оста­нав­ли­вал­ся, пока не рух­нул без сил навер­ху в гости­ной, где рас­по­ло­жи­лась моя “сто­ян­ка”. Каким будет мой конец, страш­но поду­мать. При­дя как иска­тель, я обна­ру­жил, что какое-то неве­до­мое суще­ство ищет меня само­го. И не в моих силах поки­нуть это про­кля­тое место. Сего­дня утром я попы­тал­ся добрать­ся к воро­там, что­бы забрать съест­ные при­па­сы, одна­ко кусты шипов­ни­ка туго пере­пле­лись на моем пути. Какое бы направ­ле­ние я ни выби­рал, все повто­ря­лось вновь — дом упор­но не желал отпус­кать меня. Места­ми колю­чие вет­ки вытя­ну­лись вверх, обра­зо­вав проч­ную как сталь живую изго­родь, пре­одо­леть кото­рую нет ника­кой воз­мож­но­сти. Уве­рен, что мест­ные жите­ли каким-то обра­зом свя­за­ны со всем этим. Когда я вер­нул­ся в дом, мои при­па­сы лежа­ли на полу в при­хо­жей, хотя оста­ва­лось неяс­ным, отку­да они появи­лись здесь. Жаль, что я вымел пыль. Нуж­но будет раз­бро­сать ее сно­ва и про­на­блю­дать сле­ды. После обе­да про­смот­рел несколь­ко фоли­ан­тов из боль­шой биб­лио­те­ки на пер­вом эта­же. До сих пор мне не при­хо­ди­лось дер­жать в руках пол­ные тек­сты “Ману­скрип­тов Пнак­та”, или “Шесто­крыл”. Воз­мож­но, я нико­гда бы не осме­лил­ся прий­ти сюда, если бы знал их содер­жа­ние. Теперь уже слиш­ком позд­но до поту­сто­рон­не­го Шаб­ба­та оста­лось все­го десять дней. Неве­до­мые силы при­бе­ре­га­ют меня для этой жут­кой ночи.

21 апре­ля.

Сно­ва осмат­ри­вал порт­ре­ты. На неко­то­рых под­пи­са­ны име­на: одно из них — под изоб­ра­же­ни­ем незна­ко­мой жен­щи­ны с дья­воль­ской улыб­кой на губах, напи­сан­ным око­ло двух сто­ле­тий назад,- силь­но оза­да­чи­ло меня. Трин­тия Ван дер Хейл-Слейт. Не могу отде­лать­ся от мыс­ли, что я где-то уже встре­чал имя Слей­тов — в какой-то весь­ма важ­ной для меня свя­зи. Хотя тогда его смысл не казал­ся таким пуга­ю­щим, как теперь. Я дол­жен вспом­нить, где мог слы­шать это имя.

Гла­за порт­ре­тов пре­сле­ду­ют меня. Воз­мож­но ли, что­бы их изоб­ра­же­ния сдви­га­лись в сво­их рамах, тро­ну­тых пле­се­нью и труп­ным раз­ло­же­ни­ем? Зме­и­ные и сви­ные физио­но­мии зло­ве­ще тара­щат­ся на меня с потем­нев­ших поло­тен; бес­чис­лен­ный сонм при­зрач­ных лиц вид­не­ет­ся за их спи­на­ми. В выра­же­нии каж­до­го про­гля­ды­ва­ет оттал­ки­ва­ю­щее фамиль­ное сход­ство, и чело­ве­че­ские лица более ужас­ны, чем те, что схо­жи со зве­ри­ны­ми мор­да­ми. У неко­то­рых замет­ны чер­ты, при­су­щие еще одно­му про­кля­то­му роду, о кото­ром я мно­го читал в про­шлом. Кор­не­ли­ус из Лей­де­на был наи­худ­шим из его пред­ста­ви­те­лей. Это он раз­ру­шил барьер в неве­до­мый мир после того, как его отец отыс­кал недо­ста­ю­щий ключ для цепоч­ки риту­аль­ных закли­на­ний. Теперь мне ясно, что В. знал лишь часть жут­кой прав­ды, и пото­му я ока­зал­ся здесь без­за­щит­ным и совер­шен­но непод­го­тов­лен­ным. Одна­ко сколь род­ствен­ны свя­зи Кор­не­ли­уса и его потом­ков с фами­ли­ей Ван дер Хей­лов? Кто про­дол­жал род до ста­ро­го Клау­са Клэя? То, что он совер­шил в 1591 году, не мог­ло быть осу­ществ­ле­но без опы­та и зна­ний мно­гих поко­ле­ний про­кля­той семьи или чьей-то помо­щи извне. Какие вет­ви пустил этот чудо­вищ­ный род? И какая неза­вид­ная участь ожи­да­ет не подо­зре­ва­ю­щих ни о чем потом­ков, рас­се­ян­ных по све­ту? Я про­сто обя­зан вспом­нить, отку­да мне зна­ко­мо имя Слей­тов.

Не могу убе­дить себя, что кар­ти­ны непо­движ­ны в сво­их рамах. Уже несколь­ко часов меня посе­ща­ют виде­ния, род­ствен­ные преж­ним при­зра­кам лап и лиц, одна­ко теперь стран­но напо­ми­на­ю­щие изоб­ра­же­ния со ста­рин­ных порт­ре­тов. Поче­му-то мне ни разу не уда­лось про­на­блю­дать виде­ние и порт­рет одно­вре­мен­но; вся­кий раз све­та ока­зы­ва­ет­ся недо­ста­точ­но для одно­го из явле­ний, или же виде­ние и порт­рет нахо­дят­ся в раз­ных ком­на­тах. Воз­мож­но — я очень наде­юсь,- виде­ния не более чем всплеск вооб­ра­же­ния, хотя моя уве­рен­ность в этом силь­но поко­леб­ле­на. Неко­то­рые из при­зра­ков — жен­щи­ны, столь же пре­крас­ные, как и изоб­ра­же­ние незна­ком­ки в запер­той ком­на­те; неко­то­рых я не встре­чал на порт­ре­тах, хотя мне кажет­ся, что они мог­ли при­та­ить­ся в пыли и саже, покры­ва­ю­щей полот­на. Несколь­ко при­зра­ков начи­на­ют мате­ри­а­ли­зо­вы­вать­ся. Их фор­мы посте­пен­но теря­ют про­зрач­ность, и я со стра­хом наблю­даю про­ис­хо­дя­щую мета­мор­фо­зу. С плав­ной нето­роп­ли­во­стью про­цесс дви­жет­ся в обрат­ную сто­ро­ну, и отвра­ти­тель­ные гости рас­тво­ря­ют­ся в воз­ду­хе. Лица неко­то­рых кажут­ся мне пора­зи­тель­но и необъ­яс­ни­мо зна­ко­мы­ми.

Одна из жен­щин затме­ва­ет осталь­ных сво­ей пре­ле­стью. Ее ядо­ви­тые чары подоб­ны медо­нос­но­му цвет­ку, про­рос­ше­му на склоне пре­ис­под­ней. Сто­ит мне взгля­нуть на нее, как она исче­за­ет, но с тем что­бы появить­ся позд­нее вновь. Ее лицо име­ет зеле­но­ва­тый отте­нок, и вре­ме­на­ми мне кажет­ся, что в ее упру­гой коже поблес­ки­ва­ет чешуя. Кто она? Дух незна­ком­ки, жив­шей в запер­той ком­на­те более сто­ле­тия назад?

Мои при­па­сы сно­ва лежат на полу в при­хо­жей — по всей види­мо­сти, это ста­но­вит­ся тра­ди­ци­ей. Что­бы отме­тить сле­ды, я набро­сал пыли воз­ле поро­га, одна­ко утром вся при­хо­жая ока­за­лась чисто под­ме­те­на каки­ми-то неве­до­мы­ми сила­ми.

22 апре­ля.

Этот день озна­ме­но­вал­ся жут­кой наход­кой. Я сно­ва . иссле­до­вал про­рос­ший пау­ти­ной чер­дак и обна­ру­жил полу­раз­ва­лив­ший­ся рез­ной сун­ду­чок — оче­вид­но, гол­ланд­ской рабо­ты,- пол­ный чер­ных книг и свит­ков, пре­вос­хо­дя­щих воз­рас­том все най­ден­ное ранее. Сре­ди тис­не­ных пере­пле­тов я разо­брал туск­лые лите­ры гре­че­ско­го “Некро­ми­ко­на”; фран­ко­нор­манн­скую “Кни­гу Эйбон”, и даже первую редак­цию ста­рин­ных “Под­зем­ных тайн” Людви­га Прин­на. Но наи­бо­лее зло­ве­щие откро­ве­ния скры­вал вет­хий кожа­ный ману­скрипт, напи­сан­ный на иска­жен­ной латы­ни и пол­ный стран­ных крюч­ко­ва­тых при­пи­сок, сде­лан­ных рукой Клау­са Ван дер Хей­ла. Оче­вид­но, запи­си пред­став­ля­ли собой днев­ник, кото­рый ста­рый Клаус вел меж­ду 1560 и 1580 года­ми. Когда я разъ­еди­нил потем­нев­шие от вре­ме­ни сереб­ря­ные застеж­ки и рас­крыл пожел­тев­шие листы, на пол, кру­жась, выскольз­ну­ла цвет­ная гра­вю­ра, изоб­ра­жав­шая чудо­вищ­ное суще­ство, более все­го напо­ми­на­ю­щее огром­но­го мол­люс­ка, с клю­вом и щупаль­ца­ми, с огром­ны­ми жел­ты­ми гла­за­ми и стран­но схо­жи­ми с чело­ве­че­ски­ми очер­та­ни­я­ми без­об­раз­но­го тела.

Столь неизъ­яс­ни­мо отвра­ти­тель­ной и жут­кой тва­ри мне не при­хо­ди­лось видеть. На лапах, ногах и голов­ных отрост­ках кра­со­ва­лись изо­гну­тые клеш­ни, напом­нив­шие мне о зло­ве­щих при­зра­ках лап в под­ва­ле. Тело чудо­ви­ща неук­лю­же замер­ло на гигант­ском троне, рас­пи­сан­ном незна­ко­мы­ми пись­ме­на­ми, отда­лен­но схо­жи­ми с китай­ски­ми иеро­гли­фа­ми. От пере­пле­те­ний букв и самой гра­вю­ры явствен­но исхо­ди­ла чья-то чуж­дая воля, столь злоб­ная и могу­ще­ствен­ная, что невоз­мож­но было опре­де­лить ее рам­ка­ми како­го-либо одно­го мира или эпо­хи. Веро­ят­нее все­го, тем­ная тварь на троне слу­жи­ла фоку­сом, пре­лом­ляв­шим тем­ные силы из вне­вре­ме­нья — в тече­ние эонов про­шед­ших и гря­ду­щих эпох. Слов­но ико­ны вла­сти­те­лей тьмы, зло­ве­щие сим­во­лы, каза­лось, раз­бу­ха­ли, пере­пол­ня­е­мые сока­ми соб­ствен­ной, болез­нен­ной жиз­ни, гото­вые сполз­ти со стра­ниц ману­скрип­та и обру­шить­ся со всей яро­стью на чита­ю­ще­го. Ключ к их раз­гад­ке лежал за пре­де­ла­ми моих зна­ний, одна­ко я не мог не заме­тить дья­воль­ской точ­но­сти и невы­ра­зи­мой угро­зы в их начер­та­нии. Раз­гля­ды­вая поту­сто­рон­ние кон­ту­ры букв, гроз­но топор­щив­ших­ся перед мои­ми гла­за­ми, я обна­ру­жил в них оче­вид­ное сход­ство со зна­ка­ми, выби­ты­ми на зам­ке в под­ва­ле. Оста­вил гра­вю­ру на чер­да­ке: без­опас­нее дер­жать­ся подаль­ше от этой тва­ри.

Весь день и вечер читал руко­пись ста­ро­го Клау­са Ван дер Хей­ла; мое неда­ле­кое буду­щее пред­став­ля­ет­ся все более жут­ким и туман­ным. Рож­де­ние мира и жизнь преж­них миров про­шли перед мои­ми гла­за­ми; я узнал таин­ства Шам­ба­лы — лему­рий­ской сто­ли­цы, осно­ван­ной боль­ше пяти­де­ся­ти мил­ли­о­нов лет назад, но до сих пор укры­той за проч­ным барье­ром пси­хи­че­ской энер­гии где-то в восточ­ных пусты­нях. Мне открыл­ся смысл “Кни­ги Дзи­ан”, пер­вые шесть глав кото­рой пре­вос­хо­дят воз­раст Зем­ли, а послед­ние были уже вет­хи, когда нашей пла­не­ты достиг­ли кос­ми­че­ские дред­но­у­ты вене­ри­ан­ских лор­дов. Сре­ди запи­сей я встре­тил имя, кото­рое мало кто отва­жи­вал­ся про­из­но­сить при мне ина­че, неже­ли шепо­том,- запрет­ное и неизъ­яс­ни­мое имя Энго. Неко­то­рые места не под­да­ва­лись рас­шиф­ров­ке без зна­ния клю­ча. Едва ли ста­рый Клаус дове­рил все свои зна­ния одной кни­ге — эта мысль пора­зи­ла меня. После недол­го­го раз­мыш­ле­ния я убе­дил­ся в ее пра­виль­но­сти и решил пред­при­нять новые поис­ки, в слу­чае если про­дол­же­ние днев­ни­ка нахо­дит­ся где-то в пре­де­лах про­кля­то­го дома. Даже бес­спор­ное мое поло­же­ние узни­ка не умень­ша­ет это­го жела­ния: жаж­да неиз­ве­дан­но­го застав­ля­ет забыть о гибель­ном буду­щем.

23 апре­ля.

Все утро искал вто­рой днев­ник и око­ло полу­дня нашел его в ящи­ке пись­мен­но­го сто­ла в запер­той ком­на­те с порт­ре­том. Как и в пер­вой кни­ге, запи­си сде­ла­ны на вар­вар­ской латы­ни рукой Клау­са Ван дер Хей­ла. Пере­ли­сты­вая стра­ни­цы, я сно­ва встре­тил зло­ве­щее имя Энго назва­ние забы­то­го горо­да, где сохра­не­ны древ­ние тай­ны, вос­по­ми­на­ние о кото­рых при­та­и­лось глу­бо­ко в под­со­зна­нии чело­ве­ка. Рядом с повто­ря­ю­щим­ся назва­ни­ем горо­да текст пест­рел гру­бо вос­про­из­ве­ден­ны­ми иеро­гли­фа­ми, сход­ны­ми с теми, что я видел на гра­вю­ре. По всей види­мо­сти, пере­до мной лежал ключ к раз­гад­ке тай­ны чудо­вищ­ной тва­ри и ее посла­ния. С кни­гой в руках я под­нял­ся по скри­пу­чим сту­пе­ням на чер­дак, затя­ну­тый пау­ти­ной и ужа­сом.

Рас­сох­ша­я­ся дверь пере­ко­си­лась и не жела­ла откры­вать­ся, сколь­ко я ни тол­кал руч­ку. После несколь­ких без­успеш­ных попы­ток она нако­нец пода­лась, слов­но отпу­щен­ная изнут­ри, и в тот же момент я явствен­но раз­ли­чил уда­ля­ю­ще­е­ся хло­па­нье неви­ди­мых кры­льев. Быть может, сле­ду­ет винить сумрач­ное осве­ще­ние, но мне пока­за­лось, гра­вю­ра тоже лежит не там, где я остав­лял ее. Рас­шиф­ро­вы­вая при помо­щи днев­ни­ка иеро­гли­фы, я вско­ре обна­ру­жил, что послед­не­го недо­ста­точ­но для раз­гад­ки тай­ны. Что­бы извлечь зло­ве­щий смысл высе­чен­но­го на троне посла­ния, потре­бу­ют­ся часы — может быть, дни,- и днев­ник лишь пока­зы­ва­ет, сколь туман­но и зло­ве­ще его содер­жа­ние.

Хва­тит ли у меня вре­ме­ни, что­бы про­ник­нуть в тай­ну? Чер­ные при­зрач­ные лапы все чаще воз­ни­ка­ют у меня перед гла­за­ми и с каж­дым разом при­ни­ма­ют все более чудо­вищ­ные раз­ме­ры. Посто­ян­но давит чье­то враж­деб­ное, чуже­род­ное при­сут­ствие, едва вме­ща­ю­ще­е­ся в сте­нах дома. В кори­до­рах меня пре­сле­ду­ют урод­ли­вые, полу­про­зрач­ные лица и тени и усме­ха­ю­щи­е­ся при­зра­ки с порт­ре­тов. Роко­вой знак, что я про­дви­га­юсь в моих изыс­ка­ни­ях.

Теперь мне извест­но, что закли­на­ние, в смысл кото­ро­го я соби­ра­юсь про­ник­нуть, скры­ва­ет изна­чаль­ную тай­ну зем­но­го суще­ство­ва­ния — тай­ну, кото­рую без­опас­нее оста­вить непо­знан­ной и нетро­ну­той. Гибель­ные зна­ния, ее состав­ля­ю­щие, не име­ют ниче­го обще­го с при­ро­дой чело­ве­ка и могут быть рас­кры­ты лишь в обмен на душев­ное спо­кой­ствие и рас­су­док; пости­же­ние роко­вых истин дела­ет их обла­да­те­ля навсе­гда чужим сре­ди людей, обре­чен­ным стран­ство­вать в оди­но­че­стве по пла­не­те. Иную опас­ность таят в себе порож­де­ния уце­лев­ших рас, более древ­них и более могу­ще­ствен­ных, чем чело­ве­че­ская. Эоны и все­лен­ные ниче­го не озна­ча­ют для них; чудо­вищ­ные созда­ния Ста­рых Рас дрем­лют в надеж­но укры­тых тай­ни­ках и пеще­рах, не под­вер­жен­ные тече­нию вре­ме­ни, в любую мину­ту гото­вые про­бу­дить­ся, сто­ит толь­ко зем­но­му отступ­ни­ку узнать из чер­ных книг их запрет­ные зна­ки и сек­ре­ты.

24 апре­ля.

Весь день про­вел на чер­да­ке, изу­чая над­пи­си на гра­вю­ре. На захо­де солн­ца дом напол­ни­ли стран­ные зву­ки, кото­рых мне до сих пор не при­хо­ди­лось слы­шать и кото­рые, каза­лось, исхо­ди­ли отку­да-то извне. При­слу­шав­шись, я опре­де­лил, что они доно­сят­ся со сто­ро­ны увен­чан­но­го камен­ной гря­дой хол­ма, рас­по­ло­жен­но­го на неко­то­ром уда­ле­нии к севе­ру от дома. Кто-то рас­ска­зы­вал мне, что от дома на вер­ши­ну хол­ма ведет тро­пин­ка. Подо­зре­ваю, что Ван дер Хей­лы частень­ко поль­зо­ва­лись ею, хотя я поче­му- то до этой мину­ты ни разу не вспо­ми­нал о ней. Шум на вер­шине хол­ма напо­ми­на­ет прон­зи­тель­ные завы­ва­ния рас­стро­ен­ной волын­ки, сопро­вож­да­е­мые необыч­но злым посви­стом или шипе­ни­ем; подоб­ный род музи­ци­ро­ва­ния, пола­гаю, труд­но встре­тить на Зем­ле. Уда­лен­ность зна­чи­тель­но ослаб­ля­ет зву­ки, к тому же вско­ре они совер­шен­но стих­ли, одна­ко про­ис­шед­шее заста­ви­ло меня серьез­но заду­мать­ся. Север­ный фли­гель с под­зем­ным ходом и око­ван­ной желез­ной две­рью направ­лен точ­но в сто­ро­ну хол­ма. Подоб­ное рас­по­ло­же­ние вряд ли мож­но объ­яс­нить про­стым сов­па­де­ни­ем.

25 апре­ля.

Сде­лал необы­чай­ное и тре­вож­ное откры­тие отно­си­тель­но при­ро­ды мое­го заклю­че­ния. При­тя­ги­ва­е­мый к хол­му непо­нят­ной силой, я обна­ру­жил, что шипов­ник рас­сту­па­ет­ся пере­до мной, но толь­ко в одном этом направ­ле­нии. Колю­чие кусты до сере­ди­ны опо­я­сы­ва­ют холм, на вер­шине же про­из­рас­та­ет жал­кая поросль мха и тра­вы. Взо­брав­шись по скло­ну, я про­вел несколь­ко часов сре­ди обду­ва­е­мых вет­ром камен­ных моно­ли­тов; стран­ный свист, воз­мож­но, объ­яс­ня­ет­ся тре­ни­ем струй воз­ду­ха о рас­трес­кав­ши­е­ся глы­бы. Сей­час изда­ва­е­мый ими шум силь­но напо­ми­на­ет чело­ве­че­ский шепот.

Кам­ни, сто­я­щие на вер­шине, ни цве­том, ни стро­е­ни­ем не похо­жи ни на что, виден­ное мной до сих пор. Их рас­цвет­ку нель­зя назвать ни серой, ни корич­не­вой; ско­рее она гряз­но-жел­тая с непри­ят­ной про­зе­ле­нью, пред­по­ла­га­ю­щей цве­то­вую измен­чи­вость. Узор на поверх­но­сти стран­но схож с рисун­ком зме­и­ной кожи; при­кос­но­ве­ние к кам­ню необъ­яс­ни­мо оттал­ки­ва­ю­ще, слов­но паль­цы тро­га­ют спин­ку жабы или дру­гой реп­ти­лии. Воз­ле цен­траль­но­го валу­на нахо­дит­ся окайм­лен­ный галь­кой про­вал, о про­ис­хож­де­нии кото­ро­го я не берусь судить: воз­мож­но, пере­сох­ший источ­ник или под­зем­ный лаз. Когда я попы­тал­ся спу­стить­ся с хол­ма по скло­ну, обра­щен­но­му в сто­ро­ну от дома, то обна­ру­жил, что кусты шипов­ни­ка пере­хва­ты­ва­ют меня, как и рань­ше, в то вре­мя как тро­пин­ка к дому оста­ет­ся лег­ко­про­хо­ди­мой.

26 апре­ля.

Сно­ва под­ни­мал­ся на холм. Сего­дня вече­ром шепот вет­ра слы­шал­ся гораз­до отчет­ли­вее; сер­ди­тое шипе­ние почти пере­хо­ди­ло в насто­я­щую речь, глу­хо­ва­то зву­ча­щую, гор­тан­ную, с отзву­ка­ми волын­ки, кото­рую я слы­шал поза­вче­ра. После захо­да солн­ца на гори­зон­те блес­ну­ла вспыш­ка весен­ней гро­зы, сопро­вож­да­е­мая — почти тот­час же — роко­чу­щим гулом в поблек­шем небе. Это сов­па­де­ние силь­но встре­во­жи­ло меня; каза­лось, что гул, сти­хая, про­ши­пел какую-то фра­зу на незем­ном язы­ке, обо­рвав­шись гор­тан­ным все­лен­ским хохо­том. Что это? Мне начи­на­ет изме­нять рас­су­док, или же мое любо­пыт­ство про­бу­ди­ло к жиз­ни чудо­вищ­ных оби­та­те­лей суме­реч­ных про­странств? Шаб­бат совсем бли­зок. Каким будет мой конец?

27 апре­ля.

Нако­нец-то! Мои меч­ты как нико­гда близ­ки к осу­ществ­ле­нию, и я готов пожерт­во­вать всем, что­бы про­ник­нуть в при­от­крыв­ши­е­ся пере­до мной две­ри. Душа, жизнь, тело — ника­кая цена не оста­но­вит меня. Послед­ние дни рас­шиф­ров­ка иеро­гли­фов на гра­вю­ре про­дви­га­лась чрез­вы­чай­но мед­лен­но, но сего­дня я отыс­кал недо­ста­ю­щий ключ. Вече­ром я буду знать смысл над­пи­си. Под мас­сив­ным фун­да­мен­том — я точ­но не знаю где — погре­бен один из Древ­них, кото­рый ука­жет мне дверь, куда сле­ду­ет вой­ти, и сооб­щит уте­рян­ные сим­во­лы и сло­ва, необ­хо­ди­мые для это­го. Как дав­но он лежит здесь, забы­тый все­ми, кро­ме тех, кто воз­двиг валу­ны на вер­шине хол­ма, и тех, кто позд­нее нашел это место и выстро­ил дом? Нет ни малей­ше­го сомне­ния, что Хенд­рикс Ван дер Хейл при­был в 1638 году в Новую Гол­лан­дию толь­ко ради поис­ков это­го Суще­ства. Насе­ле­ние Зем­ли и поня­тия не име­ет о подоб­ных вещах, исклю­чая раз­ве тех, кто при­хо­тью судь­бы стал обла­да­те­лем гибель­ных зна­ний, леген­ды о кото­рых шепо­том пере­да­ют­ся из поко­ле­ния в поко­ле­ние. Само Суще­ство не видел никто, если, конеч­но, исчез­нув­шие хозя­е­ва дома не про­дви­ну­лись даль­ше, чем я пред­по­ла­гаю.

С раз­гад­кой над­пи­си при­шло вла­де­ние Семью Печа­тя­ми Вопло­ще­ний, дав­но уте­рян­ны­ми оби­та­те­ля­ми Зем­ли; на тре­тьей Печа­ти я постиг мол­ча­ли­вое зна­ние Молитв Смер­ти. Оста­ет­ся толь­ко про­из­не­сти Закли­на­ние из риту­а­ла Акло, кото­рое пре­об­ра­зит забы­то­го хра­ни­те­ля Древ­ней Две­ри. Меня оча­ро­вы­ва­ет фор­му­ла Закли­на­ния. Рез­кие гор­тан­ные и шипя­щие зву­ки не похо­дят ни на один из язы­ков, с кото­ры­ми мне при­хо­ди­лось стал­ки­вать­ся в моих изыс­ка­ни­ях. Даже Чер­ные мес­сы из наи­бо­лее туман­ных глав “Кни­ги Эйбон” блед­не­ют перед их звуч­но­стью. Под­няв­шись на холм на зака­те, я попы­тал­ся про­из­не­сти фор­му­лу вслух, но в ответ вызвал лишь зло­ве­щее гро­мы­ха­ние на гори­зон­те; неболь­шой смерч про­нес­ся мимо, изви­ва­ясь и кор­чась, слов­но живое созда­ние. Веро­ят­но, я непра­виль­но про­из­но­шу чужие сло­ги, или же вся фор­му­ла дей­стви­тель­на толь­ко в канун Шаб­ба­та, ради кото­ро­го меня про­дол­жа­ют удер­жи­вать, в этом доме поту­сто­рон­ние силы. Через три дня откро­ет­ся Дверь…

Этим утром испы­тал при­ступ неве­ро­ят­но­го стра­ха… На мгно­ве­ние мне пока­за­лось, что я вспом­нил, где слы­шал имя про­кля­то­го Слей­та. Эта мысль напол­ни­ла меня неизъ­яс­ни­мым ужа­сом.

28 апре­ля.

Тем­ные гро­зо­вые тучи навис­ли над камен­ной гря­дой на вер­шине хол­ма. Хму­рое небо в этих местах не ред­кость, но сей­час кон­ту­ры и рас­по­ло­же­ние туч име­ют мрач­ную осо­бен­ность: вытя­нув­ши­е­ся, слов­но фан­та­сти­че­ские змеи, они уди­ви­тель­но напо­ми­на­ют зло­ве­щие при­зра­ки, кото­рые попа­да­ют­ся мне внут­ри дома. Их изви­ва­ю­щи­е­ся тела мед­лен­но обво­ла­ки­ва­ют валу­ны на вер­шине. Могу поклясть­ся, что раз­ли­чаю доно­ся­щи­е­ся из их глу­бин шумы и раз­дра­жен­ный рокот. После пят­на­дца­ти минут кру­же­ния тучи нето­роп­ли­во отплы­ва­ют прочь, обя­за­тель­но к восто­ку, пере­стра­и­ва­ют­ся и воз­вра­ща­ют­ся обрат­но, как бата­льон, гото­вый к бою. Неуже­ли это и есть те жесто­кие Древ­ние, о кото­рых пре­ду­пре­ждал Соло­мон,- гигант­ские чер­ные тва­ри, чьи пол­чи­ща неис­чис­ли­мы и поступь кото­рых сотря­са­ет твердь? Разу­чи­ваю фор­му­лу Закли­на­ния, кото­рое про­бу­дит Безы­мян­ное Суще­ство; стран­ное пред­чув­ствие охва­ты­ва­ет меня каж­дый раз, когда я про­го­ва­ри­ваю незна­ко­мые сло­ва. Сопо­став­ляя все най­ден­ное и про­чи­тан­ное, я при­хо­жу к выво­ду, что един­ствен­ное место, где может поко­ить­ся Суще­ство, нахо­дит­ся за желез­ной две­рью в под­ва­ле. По всей веро­ят­но­сти, за ней откры­ва­ет­ся потай­ной ход, веду­щий в Пеще­ру Древ­них. Самая без­удерж­ная фан­та­зия бес­силь­на пред­по­ло­жить облик хра­ни­те­лей, неусып­но — век за веком тая­щих­ся за закры­той две­рью. Преж­ние оби­та­те­ли дома, вызвав­шие их из под­зем­ных про­странств Зем­ли, зна­ли их черес­чур хоро­шо, что и под­твер­жда­ют остав­лен­ные ими днев­ни­ки и жут­кие изоб­ра­же­ния.

Боль­ше все­го меня угне­та­ет несо­вер­шен­ство Закли­на­ния. Оно лишь вызы­ва­ет, но не дает ника­кой вла­сти над Древни­ми. Разу­ме­ет­ся, суще­ству­ют обще­при­ня­тые печа­ти и пас­сы, но помо­гут ли они про­тив злой воли Суще­ства — оста­ет­ся толь­ко дога­ды­вать­ся. Как бы то ни было, иску­ше­ние слиш­ком вели­ко, что­бы счи­тать­ся с опас­но­стью, и даже если бы я захо­тел отсту­пить­ся — какая-то неве­до­мая сила побуж­да­ет меня дви­гать­ся даль­ше. Обна­ру­жи­лось новое пре­пят­ствие. Что­бы про­ник­нуть за желез­ную дверь, необ­хо­дим ключ. Замок слиш­ком про­чен, что­бы взло­мать его. То, что ключ нахо­дит­ся где-то побли­зо­сти, не вызы­ва­ет сомне­ний, но до Шаб­ба­та почти не оста­ет­ся вре­ме­ни. Немед­лен­но при­сту­паю к тща­тель­ным поис­кам.

Позд­нее вече­ром.

Послед­ние два дня избе­гал под­ва­ла, одна­ко сего­дня решил спу­стить­ся сно­ва.

Все было спо­кой­но, но не про­шло и пяти минут, как за желез­ной две­рью вновь послы­ша­лись глу­хие уда­ры и бор­мо­та­ние. На этот раз они каза­лись силь­нее и настой­чи­вее; в шуме отчет­ли­во раз­ли­чал­ся шелест огром­но­го зме­и­сто­го тела, стре­ми­тель­но и бес­по­кой­но нале­гав­ше­го изнут­ри на глухую сте­ну.

Шум нарас­тал, и в его пото­ке все явствен­нее про­сту­пал тот зло­ве­щий, не под­да­ю­щий­ся опре­де­ле­нию гул, кото­рый я слы­шал во вре­мя вто­ро­го посе­ще­ния под­ва­ла: при­глу­шен­ное, тяже­лое эхо — слов­но отра­же­ние дале­ких гро­мо­вых рас­ка­тов. Сей­час, одна­ко, их мощь воз­рос­ла тыся­че­крат­но, а тембр напол­нил­ся новы­ми, пуга­ю­щи­ми обер­то­на­ми. Срав­нить этот гро­хот мож­но лишь с ревом гигант­ских чудо­вищ, насе­ляв­ших Зем­лю в юрский пери­од, когда сре­ди ужа­сов, тер­зав­ших пла­не­ту, разум­ные реп­ти­лии-валу­зи­ане закла­ды­ва­ли осно­ва­ния сво­их маги­че­ских камен­ных башен. Какая гибель­ная опас­ность скры­ва­ет­ся за желез­ной две­рью и доста­не­тли у меня муже­ства открыть ее? 29 апре­ля. Ключ к две­ри най­ден. Наткнул­ся на него все в той же запер­той ком­на­те с порт­ре­том: под гру­дой хла­ма, ско­пив­ше­го­ся в одном из ящи­ков вет­хо­го пись­мен­но­го сто­ла. Как буд­то кто-то запоз­да­ло пытал­ся спря­тать его. Ключ завер­нут в полу­ис­тлев­шую газе­ту, дати­ро­ван­ную 31 октяб­ря 1872 года, одна­ко внут­ри сохра­ни­лась еще одна оберт­ка из высу­шен­ной кожи какой-то неиз­вест­ной нау­ке реп­ти­лии, на кото­рой тем же почер­ком, что и в днев­ни­ке, наца­ра­па­но несколь­ко пред­ло­же­ний на непра­виль­ной латы­ни. Как я и думал, замок и ключ зна­чи­тель­но стар­ше, чем вся осталь­ная построй­ка. Ста­рый Клаус Ван дер Хейл при­бе­ре­гал их для какой-то отда­лен­ной цели, но насколь­ко эти пред­ме­ты могут быть стар­ше его, я не берусь судить. Содер­жа­ние ста­рин­ной латин­ской над­пи­си заста­ви­ло меня пере­жить новый при­лив ужа­са. “Да не послу­жат мне рас­ка­я­ни­ем эти откро­ве­ния о таин­ствах Древ­них,- гла­си­ли неров­ные бук­вы свит­ка.- Их зна­ния, сокры­тые в глу­би­нах Зем­ли, роди­лись до рож­де­ния чело­ве­ка, и ни один смерт­ный не сме­ет обре­сти их ина­че, чем в обмен на душев­ный покой и рас­су­док. Забы­тый и непри­ступ­ный, пере­жив­ший бес­счет­ные зоны и все­лен­ные, город Энго рас­крыл пере­до мной свои сте­ны. В зем­ной пло­ти я всту­пил под его сво­ды и вышел из-под них, уно­ся обре­тен­ное зна­ние, губи­тель­ное для чело­ве­че­ско­го духа, но неот­де­ли­мое теперь от меня. С радо­стью я рас­стал­ся бы с ним, но это не в моих силах. Я познал без­дну, кото­рую не дано познать смерт­ным, и за это мне пред­сто­ит под­нять из под­зем­ных глу­бин Того, Кто Дрем­лет. Послан­ные за мной гар­пии будут пре­сле­до­вать и тер­зать мою плоть до тех пор, пока я или кто-то из моих потом­ков не най­дет и не испол­нит того, что долж­но быть най­де­но и испол­не­но.

Раз­бу­жен­ное мной Суще­ство отныне нико­гда не рас­ста­нет­ся со мной. Так напи­са­но в “Кни­ге запрет­ных зна­ний”. Его отвра­ти­тель­ное тело цеп­ко опле­ло меня зме­и­ны­ми коль­ца­ми: мне не осво­бо­дить­ся от них, и пусть я умру, не выпол­нив обя­за­тель­ства,- бес­смерт­ная тварь не выпу­стит из сво­их объ­я­тий нико­го из моих потом­ков до тех пор, пока не испол­нит­ся пред­на­чер­та­ние. Не по соб­ствен­ной воле им пред­сто­ит узнать эту тай­ну, и не в их силах избег­нуть ее ужа­са­ю­ще­го фина­ла. В неве­до­мые и пустын­ные зем­ли да отпра­вит­ся ищу­щий, что­бы воз­двиг­нуть сте­ны для под­зем­ных хра­ни­те­лей.

Здесь поко­ит­ся ключ, кото­рый откры­ва­ет замок. По воле Древ­них, насе­ля­ю­щих про­кля­тый город Энго, мое­му роду пред­сто­ит запе­ча­тать этим клю­чом вход, кото­рый ведет в пеще­ру, где дрем­лет Тот, Кто Будет Раз­бу­жен. Да помо­гут лор­ды Йад­ди­та тому, кто замкнет, и тому, кто рас­пе­ча­та­ет этот замок”.

Таким было посла­ние, содер­жа­ние кото­ро­го пока­за­лось мне уди­ви­тель­но зна­ко­мым. Сей­час, когда я пишу эти стро­ки, ключ лежит на сто­ле пере­до мной. Со сме­шан­ным чув­ством стра­ха и непо­нят­но­го вос­тор­га я пыта­юсь подо­брать сло­ва, что­бы опи­сать его. Как и замок, он отлит из того же неиз­вест­но­го метал­ла зеле­но­ва­то­го цве­та; отте­нок его вер­нее все­го срав­нить с позе­ле­нев­шей от вре­ме­ни медью. Чуже­род­ный и непри­выч­ный вид бород­ки не остав­ля­ет сомне­ний отно­си­тель­но зам­ка, кото­рый откры­ва­ет этот ключ. Сама его фор­ма опре­де­лен­но ука­зы­ва­ет на то, что его созда­ва­ли не для чело­ве­че­ских рук. На ощупь металл кажет­ся теп­ло­ва­тым; где-то внут­ри пуль­си­ру­ет стран­ная, чуж­дая жизнь, одна­ко бие­ния эти слиш­ком сла­бы, что­бы быть уве­рен­ным в их суще­ство­ва­нии.

На потем­нев­шей поверх­но­сти выгра­ви­ро­ва­ны истер­ши­е­ся от вре­ме­ни сим­во­лы, изу­че­нию кото­рых я посвя­тил послед­ние дни. Отчет­ли­во про­гля­ды­ва­ет лишь нача­ло фра­зы: “Мое мще­ние таит­ся…” Роко­вая необ­ра­ти­мость чув­ству­ет­ся в лег­ко­сти, с кото­рой я обна­ру­жил ключ. Зав­траш­ней ночью насту­па­ет поту­сто­рон­ний Шаб­бат. Но стран­но, сре­ди зло­ве­щих зна­ме­ний, отме­ча­ю­щих его при­бли­же­ние, я все более тер­за­юсь догад­ка­ми о про­ис­хож­де­нии име­ни Слей­та. Чем вызван мой ужас перед его род­ством с про­кля­тым родом Ван дер Хей­лов?

Валь­пур­ги­е­ва ночь, 30 апре­ля.

Час про­бил. Проснув­шись сего­дня ночью, я заме­тил, что от клю­ча исхо­дит зеле­но­ва­тое све­че­ние — столь же болез­нен­но­го оттен­ка, что и про­зе­лень в гла­зах и лицах здеш­них порт­ре­тов. В воз­ду­хе носит­ся чей-то скри­пу­чий шепот, напо­ми­на­ю­щий шипя­щий посвист вет­ра сре­ди камен­ных гро­мад кром­ле­ха. При­шед­ший из глу­бин кос­ми­че­ско­го эфи­ра голос про­из­но­сит: “Час про­бил”. Это зна­ме­ние, и я про­го­няю бес­плод­ные стра­хи. Раз­ве не в моей вла­сти Молит­вы Смер­ти и Семь Печа­тей Вопло­ще­ний? Их мощь намно­го пре­вос­хо­дит все, до сих пор порож­ден­ное эфи­ром. Я боль­ше не колеб­люсь.

Небо тяже­лое, как перед надви­га­ю­щей­ся гро­зой — более сви­ре­пой, чем та, что пре­сле­до­ва­ла меня в день при­бы­тия, почти две неде­ли назад. Со сто­ро­ны дерев­ни, лежа­щей мень­ше чем в миле от дома, доно­сят­ся воз­буж­ден­ные голо­са, выкри­ки. Все, как я и пред­по­ла­гал, несчаст­ные иди­о­ты посвя­ще­ны в тай­ну и наме­ре­ны слу­жить Шаб­бат на хол­ме.

Тени, сколь­зя­щие по дому, уплот­ни­лись. В тем­но­те небо испус­ка­ет соб­ствен­ное зеле­но­ва­тое мер­ца­ние. Я еще не загля­ды­вал в под­вал. Бла­го­ра­зум­нее отло­жить его посе­ще­ние, ина­че шоро­хи и бор­мо­та­ние лишат меня при­сут­ствия духа, и я не решусь ото­мкнуть дверь.

Что таит­ся за ней и что пред­сто­ит сде­лать — об этом мож­но толь­ко дога­ды­вать­ся. Свер­шит­ся ли пред­на­чер­тан­ное под сво­да­ми дома, или при­дет­ся спус­кать­ся в тун­нель — к ноч­но­му серд­цу нашей пла­не­ты? Мно­гое до сих пор оста­ет­ся неяс­ным: воз­мож­но, я про­сто не желаю пони­мать, поче­му эти жут­кие сте­ны кажут­ся мне таки­ми зна­ко­мы­ми. Напри­мер, про­вал, ухо­дя­щий вглубь, за пане­лью в запер­той ком­на­те. Мне кажет­ся, что я знаю, поче­му север­ный фли­гель вытя­нут к хол­му.

6 часов вече­ра.

Через окна, выхо­дя­щие на север, я наблю­даю груп­пу мест­ных жите­лей, стол­пив­ших­ся на вер­шине хол­ма. Не обра­щая вни­ма­ния на гро­зу, они копа­ют воз­ле валу­на в цен­тре кром­ле­ха. Похо­же, что они пыта­ют­ся рас­ши­рить отвер­стие, кото­рое я при­нял за пере­сох­ший род­ник. Зачем? Сколь­ко сто­ле­тий эти несчаст­ные помо­га­ют отправ­лять древ­ний Шаб­бат? Ключ зло­ве­ще мер­ца­ет — это уже не плод мое­го вооб­ра­же­ния. Что про­изой­дет, если я не вос­поль­зу­юсь им?

Новое откры­тие силь­но тре­во­жит меня. Что­бы успо­ко­ить­ся, про­смат­ри­вал ста­рин­ные фоли­ан­ты на стел­ла­жах биб­лио­те­ки и наткнул­ся на пол­ную фор­му име­ни, столь жесто­ко тер­за­ю­ще­го мой мозг: “Трин­тия, жена Адри­а­на Слей­та”. Имя Адри­ан под­во­дит меня к само­му краю вос­по­ми­на­ний.

Пол­ночь Под­зем­ный ужас вырвал­ся на сво­бо­ду. За окна­ми бушу­ет сви­ре­пая буря; в склон хол­ма три­жды уда­ря­ла мол­ния, одна­ко урод­ли­вые кре­ти­ны, стол­пив­ши­е­ся воз­ле мен­ги­ра кром­ле­ха, не поки­да­ют вер­ши­ну. Непре­рыв­ные вспыш­ки отчет­ли­во осве­ща­ют их непо­движ­ные фигу­ры. Огром­ные валу­ны угро­жа­ю­ще наце­ли­лись в тем­ные тучи; мрач­ное зеле­но­ва­тое све­че­ние ука­зы­ва­ет их место­по­ло­же­ние даже в отсут­ствие мол­ний. Рас­ка­ты гро­ма про­сто оглу­ша­ю­щи, и каж­до­му вто­рит ужа­са­ю­щий гро­хот, доно­ся­щий­ся из не под­да­ю­ще­го­ся опре­де­ле­нию направ­ле­ния. Пока я пишу, фигур­ки на хол­ме ожи­ва­ют: слыш­ны завы­ва­ния, пение и выкри­ки до неузна­ва­е­мо­сти иска­жен­но­го риту­а­ла Древ­них. С неба пото­ка­ми обру­ши­ва­ет­ся ливень, одна­ко они в дья­воль­ском экс­та­зе ска­чут меж­ду кам­ней и вопят: — Йа, йа! Шаб-Ниг­ротт! Дагель, анже­ло маг­но!

Но наи­худ­шее про­ис­хо­дит в доме. Даже в сво­ей ком­на­те я отчет­ли­во слы­шу шум, сотря­са­ю­щий под­вал. Глу­хие уда­ры и бор­мо­та­ние; при­глу­шен­ное шур­ша­ние огром­но­го зме­и­сто­го тела…

В моз­гу про­но­сят­ся обрыв­ки вос­по­ми­на­ний. Имя Адри­ан Слейт с силой коло­тит­ся у меня в вис­ках. Дочь Дир­ка Ван дер Хей­ла была его женой… их девоч­ка при­хо­дит­ся внуч­кой ста­ро­му Дир­ку и пра­внуч­кой Аба­донне Кори… Позд­нее ночью.

Все­ми­ло­сти­вый Боже! Я вспом­нил, отку­да мне зна­ко­мо это имя! Вос­по­ми­на­ние повер­га­ет меня в ужас. Все кон­че­но…

Ключ нагре­ва­ет­ся в нерв­но сжав­шей его левой руке. Вре­ме­на­ми мне кажет­ся, что сла­бое бие­ние внут­ри ста­но­вит­ся отчет­ли­вее и зеле­ный металл начи­на­ет изви­вать­ся в моих паль­цах.

Злоб­ная воля Древ­них опре­де­ли­ла ему зло­ве­щую мис­сию, и мне — слиш­ком позд­но узнав­ше­му о сла­бом токе кро­ви, через семей­ство Слей­тов соеди­ня­ю­щем меня с про­кля­тым родом Ван дер Хей­лов,- выпа­ла гибель­ная участь свер­шить эту мис­сию.

Адри­ан Слейт был дво­ю­род­ным кузе­ном мое­го пра­де­да Пасте­ра Тай­пе­ра… Муже­ство и любо­пыт­ство поки­ну­ли меня. Теперь уже нет тай­ны в том, что таит­ся за желез­ной две­рью. Чья-то злоб­ная воля осу­ди­ла меня иску­пить гре­хи мое­го пред­ка. Но я не соби­ра­юсь… Кля­нусь, я не ста­ну спус­кать­ся вниз!.. (запи­си ста­но­вят­ся нераз­бор­чи­вы­ми)… Слиш­ком позд­но… Ничто не спа­сет меня… чер­ные лапы мате­ри­а­ли­зу­ют­ся и воло­кут меня прочь, к под­ва­лу…

Примечания:

Напи­са­но в октяб­ре 1935 года.

Опуб­ли­ко­ва­но в фев­ра­ле 1938 года в Weird Tales,31, No.2, 152–66. На рус­ском язы­ке впер­вые опуб­ли­ко­ва­но в кни­ге “Зло­ве­щие мерт­ве­цы” в 1992 году.

Кром­ле­хи — кру­го­вые каа­мен­ные огра­ды или соору­же­ния из кам­ней, вен­ча­ю­щие вер­ши­ны хол­мов и пред­на­зна­чен­ные для отправ­ле­ния рели­ги­оз­ных обря­дов. Исполь­зо­ва­лись древни­ми жре­ца­ми кель­тов — дру­и­да­ми. Мен­гир — цен­траль­ный камень кром­ле­ха.