Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с Hazel Heald

УЖАС НА КЛАДБИЩЕ

(The Horror in the Burying-Ground)
Напи­са­но в 1935 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод М. Курен­ной

////

Когда глав­ное шос­се на Рат­ленд закры­то, путе­ше­ствен­ни­кам при­хо­дит­ся ехать по Сти­лу­о­тер­ской доро­ге через Топ­кую Лощи­ну. Дан­ный марш­рут в зна­чи­тель­ной сво­ей части про­ле­га­ет по живо­пис­ней­шим местам, но вот уже мно­го лет поче­му-то не поль­зу­ет­ся попу­ляр­но­стью. Окрест­ные пей­за­жи на всем пути про­из­во­дят тягост­ное впе­чат­ле­ние, осо­бен­но близ само­го Сти­лу­о­те­ра. Авто­мо­би­ли­стам ста­но­вит­ся малость не по себе при виде фер­мер­ско­го дома с наглу­хо закры­ты­ми став­ня­ми, сто­я­ще­го на невы­со­ком хол­ме к севе­ру от дерев­ни, и седо­бо­ро­до­го полу­дур­ка, кото­рый частень­ко бро­дит по ста­ро­му клад­би­щу за южной око­ли­цей и яко­бы раз­го­ва­ри­ва­ет с оби­та­те­ля­ми могил.

В наши дни Сти­лу­о­тер при­шел в силь­ный упа­док. Поч­ва здесь совсем исто­щи­лась, и боль­шин­ство мест­ных жите­лей пере­бра­лись в селе­ния по дру­гую сто­ро­ну даль­ней реки или в город за дале­ки­ми гора­ми. Шпиль ста­рой белой церк­ви обва­лил­ся, и доб­рая поло­ви­на из два­дца­ти с лиш­ним бес­по­ря­доч­но раз­бро­сан­ных доми­шек пусту­ет и нахо­дит­ся в той или иной сте­пе­ни обвет­ша­ния. При­выч­ные при­зна­ки жиз­ни наблю­да­ют­ся лишь воз­ле уни­вер­саль­ной лав­ки Пека и бен­зо­ко­лон­ки, и имен­но здесь осо­бо любо­пыт­ные изред­ка оста­нав­ли­ва­ют­ся, что­бы рас­спро­сить о доме с закры­ты­ми став­ня­ми и поме­шан­ном ста­ри­ке, бесе­ду­ю­щем с мерт­ве­ца­ми на клад­би­ще.

Почти все вопро­ша­те­ли уез­жа­ют с чув­ством лег­ко­го отвра­ще­ния и бес­по­кой­ства в душе. Досу­жие дере­вен­ские обо­рван­цы, чьи рас­ска­зы о собы­ти­ях дав­но минув­ших дней изоби­лу­ют туман­ны­ми наме­ка­ми на некие неве­ро­ят­ные обсто­я­тель­ства, вызы­ва­ют стран­ную непри­язнь. Они повест­ву­ют о самых зауряд­ных про­ис­ше­стви­ях зло­ве­щим, напы­щен­ным тоном, без вся­кой необ­хо­ди­мо­сти при­ни­мая опас­ли­вый, мно­го­зна­чи­тель­ный, таин­ствен­ный вид и вре­ме­на­ми пони­жая голос до бояз­ли­во­го дро­жа­ще­го шепо­та, отче­го в серд­це слу­ша­те­ля неволь­но закра­ды­ва­ет­ся тре­во­га. Ста­ро­жи­лы янки пита­ют сла­бость к подоб­ным дра­ма­ти­че­ским эффек­там, но в дан­ном слу­чае уны­лая атмо­сфе­ра запу­сте­ния, вита­ю­щая над полу­за­бро­шен­ной дере­вуш­кой, и мрач­ный харак­тер самой исто­рии усу­губ­ля­ют жут­ко­ва­тое впе­чат­ле­ние, про­из­во­ди­мое замо­гиль­ны­ми инто­на­ци­я­ми и мно­го­зна­чи­тель­ны­ми недо­молв­ка­ми рас­сказ­чи­ка. Слу­ша­тель всем нут­ром ощу­ща­ет некий без­мер­ный ужас, сокры­тый за сло­ва­ми и тем­ны­ми наме­ка­ми седо­бо­ро­до­го пури­та­ни­на, – ощу­ща­ет и рвет­ся поско­рее уехать отсю­да в места, где дышит­ся сво­бод­нее.

Дере­вен­ские празд­но­ша­тай­ки выра­зи­тель­ным шепо­том сооб­ща­ют, что дом с закры­ты­ми став­ня­ми при­над­ле­жит ста­рой мисс Спрэг – Софи Спрэг, чье­го бра­та Тома похо­ро­ни­ли сем­на­дца­то­го июня 1886 года. Софи так нико­гда и не опра­ви­лась после похо­рон – и дру­го­го собы­тия, про­изо­шед­ше­го в тот же день, – и в конеч­ном сче­те вооб­ще пере­ста­ла выхо­дить из дома. Нын­че она даже на гла­за нико­му не пока­зы­ва­ет­ся остав­ля­ет запис­ки под поло­ви­ком у зад­ней две­ри, а маль­чиш­ка посыль­ный достав­ля­ет ей зака­зы из лав­ки Неда Пека. Она чего-то боит­ся, и в первую оче­редь – мест­но­го ста­ро­го клад­би­ща. С тех пор, как там погреб­ли ее бра­та – и еще одно­го чело­ве­ка, – Софи туда и сил­ком не зата­щишь. Впро­чем, оно и неуди­ви­тель­но, коли посмот­реть на дикое пове­де­ние поло­ум­но­го Джон­ни Доу. Он целы­ми дня­ми, а порой и ноча­ми бол­та­ет­ся сре­ди могил и упор­но твер­дит, буд­то раз­го­ва­ри­ва­ет с Томом – и с тем, дру­гим. С клад­би­ща он частень­ко отправ­ля­ет­ся к дому Софи и орет вся­кий вздор под окна­ми – вот поче­му она ста­ла дер­жать став­ни закры­ты­ми. Джон­ни гово­рит, что одна­жды за ней явят­ся кой-отку­да, и тогда ей не поздо­ро­вит­ся. Надо бы, конеч­но, поло­жить конец этим без­об­ра­зи­ям, но не бить же бед­но­го полу­дур­ка. Кро­ме того, Стив Бар­бур все­гда имел свое мне­ние на сей счет.

Джон­ни раз­го­ва­ри­ва­ет лишь с дву­мя моги­ла­ми. Одна при­над­ле­жит Тому Спрэ­гу, а дру­гая, рас­по­ло­жен­ная на про­ти­во­по­лож­ном кон­це клад­би­ща, – Ген­ри Торн­дай­ку, пре­дан­но­му зем­ле в тот же день. Ген­ри был дере­вен­ским гро­бов­щи­ком, един­ствен­ным на мно­го миль окрест, и нико­гда не поль­зо­вал­ся сим­па­ти­ей в Сти­лу­о­те­ре. Город­ской малый родом из Рат­лен­да, с уни­вер­си­тет­ским про­шлым и страш­но начи­тан­ный. Шту­ди­ро­вал вся­кие дико­вин­ные книж­ки, о каких никто слы­хом не слы­хи­вал, и все сме­ши­вал раз­ные хими­ка­лии почем зря. Пытал­ся изоб­ре­сти какой-то пре­па­рат – новый баль­за­ми­ру­ю­щий состав или оче­ред­ную дурац­кую пана­цею. По слу­хам, в свое вре­мя он хотел выучить­ся на вра­ча, но про­ва­лил­ся на экза­ме­нах, а пото­му выбрал ремес­ло, по части вос­тре­бо­ван­но­сти почти не усту­па­ю­щее вра­че­ва­нию. Разу­ме­ет­ся, в кро­хот­ной дере­вуш­ке вро­де Сти­лу­о­те­ра рабо­ты для гро­бов­щи­ка не так уж мно­го, но Ген­ри заод­но обслу­жи­вал и всю окру­гу. Он имел нрав злоб­ный и угрю­мый – и вдо­ба­вок был тай­ным пья­ни­цей, если судить по коли­че­ству пустых буты­лок в мусор­ной куче у него за домом. Неуди­ви­тель­но, что Том на дух не выно­сил Торн­дай­ка, забал­ло­ти­ро­вал его в масон­ской ложе и велел дер­жать­ся от сво­ей сест­ры подаль­ше, когда тот попы­тал­ся при­уда­рить за ней. Малый про­во­дил над живот­ны­ми изу­вер­ские опы­ты, про­тив­ные самой при­ро­де и Свя­щен­но­му Писа­нию. Воз­мож­но ли забыть, в сколь ужас­ном состо­я­нии нашли ту несчаст­ную овчар­ку или что слу­чи­лось с котом ста­рой мис­сис Экли? Потом еще была исто­рия с телен­ком отца Ливит­та – тогда Том с вата­гой дере­вен­ских пар­ней ходил к Ген­ри раз­би­рать­ся. Стран­ное дело, но теле­нок в конеч­ном сче­те ожил, хотя Том нашел его в пол­ном око­че­не­нии. Иные посчи­та­ли, что Том остал­ся в дура­ках, но сам Торн­дайк, веро­ят­но, дер­жал­ся дру­го­го мне­ния, ибо успел креп­ко схло­по­тать по зубам от сво­е­го вра­га, преж­де чем ошиб­ка обна­ру­жи­лась.

Том, разу­ме­ет­ся, тогда был под мухой. Он был гру­бой ско­ти­ной, если не выра­зить­ся силь­нее, веч­но тра­вил и запу­ги­вал почем зря свою бед­ную сест­ру. Вот поче­му, навер­ное, она до сих пор живет в посто­ян­ном стра­хе. Ника­кой род­ни у них не име­лось, и Том в жиз­ни не поз­во­лил бы Софии вый­ти замуж, посколь­ку в таком слу­чае при­шлось бы делить иму­ще­ство. Боль­шин­ство пар­ней не реша­лись уха­жи­вать за девуш­кой из стра­ха перед ним – здо­ро­вен­ным дети­ной шести футов ростом, но Ген­ри Торн­дайк, прой­дош­ли­вый малый, умел дей­ство­вать тихой сапой. При­вле­ка­тель­но­стью он, пря­мо ска­жем, не отли­чал­ся, но Софи нико­гда не пыта­лась отва­дить поклон­ни­ка. Пусть он низок душой и с виду нека­зист – она была рада любо­му, кто смог бы выз­во­лить ее из-под вла­сти бра­та. Может стать­ся, она с само­го нача­ла при­ки­ды­ва­ла, как изба­вить­ся от уха­же­ра, когда он изба­вит ее от бра­та.

Таким вот обра­зом обсто­я­ли дела к июню 1886 года. До это­го места дере­вен­ские празд­но­ша­тай­ки у лав­ки Пека рас­ска­зы­ва­ют исто­рию уме­рен­но выра­зи­тель­ным шепо­том, не осо­бо раз­дра­жа­ю­щим нер­вы, но по ходу даль­ней­ше­го повест­во­ва­ния под­пус­ка­ют в голос все боль­ше таин­ствен­ных, зло­ве­щих и напря­жен­ных ноток. Том Спрэг, зна­чит, пери­о­ди­че­ски уез­жал в Рат­ленд поку­тить на всю катуш­ку, како­вые отлуч­ки откры­ва­ли перед Ген­ри Торн­дай­ком огром­ные воз­мож­но­сти. Из горо­да Том все­гда воз­вра­щал­ся еле живой, и ста­рый док­тор Пратт – тол­ко­вый врач, несмот­ря на глу­хо­ту и пре­сла­бое зре­ние, – неустан­но предо­сте­ре­гал его об опас­но­сти сер­деч­ной болез­ни и белой горяч­ки. По кри­кам и бра­ни, доно­ся­щим­ся из дома Спрэ­гов, в деревне сра­зу пони­ма­ли: хозя­ин вер­нул­ся.

Том уда­рил­ся в свой послед­ний и самый дол­гий загул девя­то­го июня в сре­ду, на дру­гой день после того, как моло­дой Джо­шуа Гуди­но закон­чил стро­и­тель­ство ново­мод­ной силос­ной баш­ни. Он вер­нул­ся лишь утром сле­ду­ю­ще­го втор­ни­ка, и народ в лав­ке видел, как он хле­стал кну­том сво­е­го гне­до­го жереб­ца с яро­стью, обыч­ной для него во хме­лю. Потом из дома Спрэ­гов донес­лись вопли, виз­ги и про­кля­тия, а через счи­та­ные секун­ды Софи выле­те­ла за порог и со всех ног помча­лась к дому ста­ро­го док­то­ра Прат­та.

Поспе­шив­ший на зов док­тор застал в их доме Торн­дай­ка; Том лежал на кро­ва­ти в сво­ей ком­на­те с остек­ле­не­лым взгля­дом и пеной у рта. Ста­рый Пратт не на шут­ку раз­вол­но­вал­ся, сра­зу же пощу­пал пульс, про­ве­рил дыха­ние, загля­нул в зрач­ки, а потом скорб­но пока­чал голо­вой и сооб­щил Софи, что она понес­ла тяже­лую утра­ту: самый близ­кий и доро­гой ей чело­век пере­шел в луч­ший мир сквозь жем­чуж­ные вра­та буд­то вся окру­га не зна­ла, что луч­ший мир это­му про­пой­це никак не све­тит.

Софи немно­го похлю­па­ла носом, шеп­чут рас­сказ­чи­ки, но не осо­бо рас­стро­и­лась. Торн­дайк же лишь улыб­нул­ся – веро­ят­но, поза­бав­лен­ный мыс­лью, что он, закля­тый враг, теперь стал един­ствен­ным чело­ве­ком, кото­рый может быть хоть чем-нибудь поле­зен Тома­су Спрэ­гу. Он про­кри­чал док­то­ру Прат­ту в то ухо, кото­рым ста­рик еще отча­сти слы­шал, что с погре­бе­ни­ем сле­ду­ет пото­ро­пить­ся, учи­ты­вая состо­я­ние покой­но­го. Мол, с пьян­чу­га­ми вро­де него все­гда про­бле­мы, и любое про­мед­ле­ние – в усло­ви­ях сель­ской мест­но­сти, где нет над­ле­жа­ще­го холо­диль­но­го обо­ру­до­ва­ния, – повле­чет за собой послед­ствия, явствен­ные для зре­ния и обо­ня­ния, кото­рые едва ли при­дут­ся по вку­су род­ным и близ­ким усоп­ше­го. Док­тор про­бор­мо­тал, что за мно­гие годы запой­но­го пьян­ства Том, небось, насквозь про­спир­то­вал­ся, но Торн­дайк заве­рил ста­ри­ка в обрат­ном и к сло­ву похва­лил­ся сво­им мастер­ством в похо­рон­ном ремес­ле и отлич­ны­ми про­фес­си­о­наль­ны­ми мето­да­ми, раз­ра­бо­тан­ны­ми опыт­ным путем.

Здесь шепот досу­жих селян ста­но­вит­ся совсем уже зло­ве­щим. До это­го места исто­рию обыч­но рас­ска­зы­ва­ет Эзра Девен­порт или (если Эзра лежит с про­сту­дой, как частень­ко слу­ча­ет­ся зимой) Лютер Фрай, но даль­ше повест­во­ва­ние про­дол­жа­ет ста­рый Каль­вин Уил­лер, кото­рый уме­ет вверг­нуть слу­ша­те­лей в неволь­ную дрожь сво­и­ми замо­гиль­ны­ми инто­на­ци­я­ми. Если вдруг Джон­ни Доу слу­ча­ет­ся про­хо­дить мимо, рас­сказ­чик неиз­мен­но умол­ка­ет, ибо жите­лям Сти­лу­о­те­ра не нра­вит­ся, когда Джон­ни бол­та­ет с чужа­ка­ми.

Каль­вин боч­ком под­би­ра­ет­ся побли­же к слу­ша­те­лю и порой хва­та­ет его за лац­кан пиджа­ка узло­ва­той рукой в стар­че­ских пят­нах, напо­ло­ви­ну при­кры­вая века­ми водя­ни­стые голу­бые гла­за.

– Так вот, сэр, – шеп­чет он. – Ген­ри, зна­чит, пошел домой и взял там свои гро­бов­щиц­кие при­над­леж­но­сти – почти все их, к сло­ву ска­зать, тащил поло­ум­ный Джон­ни Доу, он ведь все­гда состо­ял при Ген­ри на побе­гуш­ках, – а потом гово­рит, мол, хоро­шо бы док Пратт и дура­чок Джон­ни помог­ли ему под­го­то­вить тело к погре­бе­нию. Док все­гда счи­тал Ген­ри тре­па­чом каких поис­кать – малый все бахва­лил­ся, какой он непре­взой­ден­ный мастер сво­е­го дела да как всем нам повез­ло, что в Сти­лу­о­те­ре есть свой гро­бов­щик и нам не при­хо­дит­ся хоро­нить покой­ни­ков абы как, в отли­чие от жите­лей Уит­би. «Пред­по­ло­жим, – гово­рил он, – кого-нибудь разо­бьет глу­бо­кий сон­ный пара­лич, о каком вы навер­ня­ка чита­ли. Пред­ставь­те, како­во будет бед­ня­ге, когда его опу­стят в моги­лу да нач­нут засы­пать зем­лей? Како­во ему будет, когда он нач­нет зады­хать­ся там, под над­гроб­ной пли­той, да бить­ся в гро­бу, коли пара­лич отпу­стил, и при­том ясно созна­вать всю тщет­ность сво­их уси­лий? Нет, сэр, ска­жу вам, Сти­лу­о­те­ру здо­ро­во посчаст­ли­ви­лось иметь тол­ко­во­го вра­ча, спо­соб­но­го точ­но опре­де­лить, помер чело­век или нет, и искус­но­го масте­ра гро­бо­вых дел, кото­рый так упа­ку­ет покой­ни­ка, что тот будет лежать в моги­ле тихо-мир­но всю доро­гу».

Так повто­рял Ген­ри при каж­дом удоб­ном слу­чае – и над тру­пом бед­но­го Тома не пре­ми­нул толк­нуть такую же речь. Ста­ро­му док­то­ру Прат­ту шиб­ко не понра­ви­лось все, что он сумел рас­слы­шать, хоть Ген­ри и назвал его тол­ко­вым вра­чом. Поло­ум­ный Джон­ни все смот­рел, смот­рел на покой­но­го и хны­чу­щим голо­сом нес вся­кий вздор, от кото­ро­го мураш­ки по коже бежа­ли: «Док, а он чего-то не сты­нет», или: «У него веки дер­га­ют­ся», или: «У него на руке кро­хот­ная дыроч­ка навро­де той, что оста­ет­ся у меня, когда Ген­ри дела­ет мне укол, от кото­ро­го мне ста­но­вит­ся хоро­шо». Тут Торн­дайк велел полу­дур­ку заткнуть­ся, хотя все мы пре­крас­но зна­ли, что он пич­ка­ет бед­но­го Джон­ни нар­ко­ти­ка­ми. Про­сто уди­ви­тель­но, что бедо­ла­га не пре­вра­тил­ся в закон­чен­но­го нар­ко­ма­на.

Но страш­нее все­го ста­ло, по сло­вам док­то­ра, когда труп задер­гал­ся, едва Ген­ри при­нял­ся зака­чи­вать в него баль­за­ми­ру­ю­щую жид­кость. Он как раз похва­лял­ся сво­им отлич­ным новым соста­вом, опро­бо­ван­ным на соба­ках да кош­ках, когда вдруг труп Тома начал кор­чить­ся, буд­то живой, и слов­но бы отби­вать­ся. Силы небес­ные! Док гово­рит, он прям остол­бе­нел от стра­ха, хотя и знал, что с покой­ни­ка­ми такое порой слу­ча­ет­ся на пер­вой ста­дии око­че­не­ния. Коро­че гово­ря, сэр, труп при­под­нял­ся, вце­пил­ся Торн­дай­ку в руку да так вывер­нул, что шприц воткнул­ся в пле­чо само­го Ген­ри, кото­рый мигом полу­чил изряд­ную дозу сво­ей соб­ствен­ной баль­за­ми­ру­ю­щей жид­ко­сти. Ген­ри не на шут­ку испу­гал­ся, но живо выдер­нул иглу, умуд­рил­ся уло­жить труп обрат­но и нака­чал сво­им соста­вом до отка­за. Он раз за разом наби­рал в шприц пре­па­рат, слов­но для пущей вер­но­сти, и все успо­ка­и­вал себя вслух: мол, в него попа­ло-то все­го ниче­го. Но тут поло­ум­ный Джон­ни при­нял­ся вопить: «Ага, ты то же самое вко­лол соба­ке Лай­джа Хоп­кин­са и она спер­ва око­ле­ла и око­че­не­ла, а потом взя­ла и ожи­ла. Теперь ты тоже помрешь и око­че­не­ешь, как Том Спрэг! Толь­ко твой состав, сам зна­ешь, дей­ству­ет не сра­зу, а спу­стя дол­гое вре­мя, если доза малень­кая».

Софи тогда сиде­ла вни­зу, с сосе­дя­ми – моя жена Матиль­да, кото­рая вот уж трид­цать лет как пре­ста­ви­лась, тоже там была. Они все пыта­лись выяс­нить, нахо­дил­ся ли здесь Торн­дайк, когда Том вер­нул­ся, и не отто­го ли бед­ня­га дал дуба, что застал здесь сво­е­го закля­то­го вра­га. Надоб­но заме­тить, мно­гих удив­ля­ло, что Софи не осо­бо уби­ва­ет­ся по бра­ту и не обра­ща­ет вни­ма­ния на гнус­ные ухмыл­ки Торн­дай­ка. Иные наме­ка­ли, что Ген­ри посо­бил Тому отпра­вить­ся к пра­от­цам при помо­щи сво­их дико­вин­ных пре­па­ра­тов да шпри­цов и что Софи будет дер­жать язык за зуба­ми, даже если подо­зре­ва­ет такое, – но вы ведь зна­е­те: все­гда най­дут­ся люби­те­ли посплет­ни­чать за спи­ной у чело­ве­ка. Мы все зна­ли, что Торн­дайк нена­ви­дел Тома лютой нена­ви­стью и, кста­ти, не без при­чи­ны. И Эми­ли Бар­бур ска­за­ла тогда моей Матиль­де: повез­ло, мол, Ген­ри, что ста­рый док­тор Пратт тот­час явил­ся и засви­де­тель­ство­вал смерть – по край­ней мере, теперь ни у кого и тени сомне­ния не оста­нет­ся.

Дой­дя до это­го места рас­ска­за, ста­рый Каль­вин обыч­но начи­на­ет нераз­бор­чи­во бор­мо­тать что-то в гряз­ную седую боро­ду. Почти все слу­ша­те­ли опас­ли­во ото­дви­га­ют­ся от него, но он, похо­же, ниче­го не заме­ча­ет. Как пра­ви­ло, даль­ше повест­во­ва­ние про­дол­жа­ет Фред Пек, кото­рый во вре­мя опи­сы­ва­е­мых собы­тий еще пеш­ком под стол ходил. Хоро­ни­ли Тома Спрэ­га 17 июня, в чет­верг, все­го через два дня после смер­ти. В Сти­лу­о­те­ре – глу­хой дере­вуш­ке, до кото­рой и из бли­жай­ших-то селе­ний путь неблиз­кий, – подоб­ную спеш­ку сочли почти непри­лич­ной, но Торн­дайк твер­до заявил, что вви­ду осо­бо­го состо­я­ния тела усоп­ше­го мед­лить никак нель­зя. С само­го момен­та обра­бот­ки тру­па гро­бов­щик замет­но нерв­ни­чал и часто щупал свой пульс. Ста­рый док­тор Пратт решил, что он бес­по­ко­ит­ся по пово­ду слу­чай­но полу­чен­ной инъ­ек­ции баль­за­ми­ру­ю­щей жид­ко­сти. Само собой, исто­рия про «ожив­ше­го от уко­ла мерт­ве­ца» быст­ро рас­про­стра­ни­лась по всей окру­ге, и пото­му собрав­ший­ся на похо­ро­ны народ про­сто горел жела­ни­ем уто­лить свое любо­пыт­ство и нездо­ро­вый инте­рес. Торн­дайк, несмот­ря на явно подав­лен­ное настро­е­ние, каза­лось, твер­до воз­на­ме­рил­ся испол­нить свои про­фес­си­о­наль­ные обя­зан­но­сти наи­луч­шим обра­зом. Софи и все про­чие обо­мле­ли от изум­ле­ния при виде покой­ни­ка, что лежал в гро­бу как живой. А вир­ту­оз погре­баль­но­го дела, дабы закре­пить пре­вос­ход­ный резуль­тат сво­их уси­лий, вре­мя от вре­ме­ни вка­лы­вал «кли­ен­ту» какой-то пре­па­рат. Он даже вызвал нечто вро­де вос­хи­ще­ния у мест­ных жите­лей и при­ез­жих, хотя и несколь­ко под­пор­тил впе­чат­ле­ние сво­ей хваст­ли­вой и бес­такт­ной бол­тов­ней. Под­сту­пая со шпри­цем к сво­е­му без­молв­но­му под­опеч­но­му, он вся­кий раз пус­кал­ся в обыч­ные для него дурац­кие рас­суж­де­ния о том, сколь вели­кое бла­го иметь в сво­ем рас­по­ря­же­нии пер­во­класс­но­го гро­бов­щи­ка. «А что, если бы Том,

– гово­рил он, обра­ща­ясь слов­но бы непо­сред­ствен­но к тру­пу, – попал­ся в руки одно­му из хал­тур­щи­ков, кото­рые хоро­нят сво­их кли­ен­тов живьем?» И он без уста­ли рас­пи­сы­вал ужа­сы погре­бе­ния зажи­во, вну­шая неволь­ным слу­ша­те­лям страх и отвра­ще­ние.

Заупо­кой­ную служ­бу про­во­ди­ли в душ­ной боль­шой ком­на­те, откры­той впер­вые со вре­ме­ни смер­ти мис­сис Спрэг. Зауныв­но сто­на­ла рас­стро­ен­ная фис­гар­мо­ния, и гроб, уста­нов­лен­ный на коз­лах близ две­ри, был сплошь усы­пан цве­та­ми, исто­чав­ши­ми тош­но­твор­но-при­тор­ный аро­мат. На похо­ро­ны собра­лось рекорд­ное коли­че­ство наро­да со всей окру­ги, и Софи ста­ра­лась сохра­нять при­ли­че­ству­ю­щий слу­чаю горест­ный вид, дабы при­сут­ству­ю­щие не оста­лись разо­ча­ро­ван­ны­ми. Но вре­ме­на­ми она все же забы­ва­лась – и тогда на лице у нее про­сту­па­ли недо­уме­ние и тре­во­га, а при­сталь­ный взгляд устрем­лял­ся то на гро­бов­щи­ка, охва­чен­но­го нездо­ро­вым воз­буж­де­ни­ем, то на покой­но­го бра­та, что лежал в гро­бу ну совсем как живой. Каза­лось, в душе у нее мед­лен­но нарас­та­ло отвра­ще­ние к Торн­дай­ку, и сосе­ди в откры­тую шеп­та­лись, что теперь, когда Том помер, она даст Ген­ри от ворот пово­рот – если суме­ет, конеч­но, ибо от таких прой­дох отде­лать­ся непро­сто. Но Софи

– жен­щи­на не бед­ная и еще вполне при­вле­ка­тель­ная – навер­ня­ка вско­ро­сти най­дет себе дру­го­го муж­чи­ну, кото­рый и отва­дит Ген­ри.

Когда фис­гар­мо­ния про­хри­пе­ла всту­пи­тель­ные так­ты «Дале­ко­го пре­крас­но­го ост­ро­ва», к ужас­ной како­фо­нии при­со­еди­ни­лись зауныв­ные голо­са мето­дист­ско­го хора, и все обра­ти­ли почти­тель­ные взо­ры к отцу Ливит­ту – все, кро­ме поло­ум­но­го Джон­ни Доу, кото­рый неот­рыв­но смот­рел на непо­движ­ное тело под стек­лян­ной крыш­кой гро­ба и бор­мо­тал что-то себе под нос.

Сти­вен Бар­бур, вла­де­лец сосед­ней фер­мы, един­ствен­ный из всех обра­тил вни­ма­ние на Джон­ни – и неволь­но поежил­ся, уви­дев, как полу­ду­рок раз­го­ва­ри­ва­ет с тру­пом и даже дела­ет непри­лич­ные зна­ки паль­ца­ми, слов­но насме­ха­ясь над усоп­шим. Бед­но­му Джон­ни, вспом­нил он, не раз доста­ва­лось от Тома на оре­хи, хотя и за дело, надо пола­гать. Все про­ис­хо­дя­щее здо­ро­во дей­ство­ва­ло Сти­ве­ну на нер­вы. В воз­ду­хе чув­ство­ва­лось гне­ту­щее нездо­ро­вое напря­же­ние, при­чи­на кото­ро­го оста­ва­лась непо­нят­ной. Зря, навер­ное, Джон­ни пусти­ли в дом – и не стран­но ли, что Торн­дайк ста­ра­тель­но избе­га­ет смот­реть на труп? Вре­мя от вре­ме­ни гро­бов­щик с оза­бо­чен­ным видом щупал свой пульс.

Пре­по­доб­ный Сай­лас Этвуд напев­ным речи­та­ти­вом про­из­нес поми­наль­ное сло­во – о разя­щем мече Смер­ти, что обру­шил­ся на малень­кое семей­ство и пре­сек зем­ные узы, свя­зы­вав­шие любя­щих бра­та и сест­ру. Несколь­ко при­сут­ство­вав­ших украд­кой пере­гля­ну­лись, а Софи вдруг исте­ри­че­ски раз­ры­да­лась. Торн­дайк при­бли­зил­ся к ней и попы­тал­ся успо­ко­ить, но она невесть поче­му отшат­ну­лась от него. Он дви­гал­ся мед­лен­но, ско­ван­но и, похо­же, ост­ро ощу­щал нездо­ро­вое напря­же­ние, раз­ли­тое в воз­ду­хе. Нако­нец, памя­туя о сво­их обя­зан­но­стях рас­по­ря­ди­те­ля, он высту­пил впе­ред и замо­гиль­ным голо­сом объ­явил о нача­ле про­це­ду­ры про­ща­ния с телом.

Дру­зья и сосе­ди покой­но­го потя­ну­лись мед­лен­ной вере­ни­цей мимо гро­ба, от кото­ро­го Торн­дайк гру­бо отта­щил поло­ум­но­го Джон­ни. Каза­лось, Том спал мир­ным сном. При жиз­ни малый был весь­ма неду­рен собой. В ходе про­ща­ния раз­да­лось несколь­ко непод­дель­ных всхли­пов и мно­го при­твор­ных, хотя боль­шин­ство при­сут­ство­вав­ших доволь­ство­ва­лись тем, что с любо­пыт­ством тара­щи­лись на мерт­ве­ца и при­ни­ма­лись воз­буж­ден­но пере­шеп­ты­вать­ся друг с дру­гом, едва вый­дя за дверь. Стив Бар­бур дол­го сто­ял у гро­ба, при­сталь­но вгля­ды­ва­ясь в непо­движ­ное лицо, а потом ото­шел, с сомне­ни­ем пока­чи­вая голо­вой. Его жена Эми­ли, сле­до­вав­шая сра­зу за ним, по выхо­де из гости­ной шепо­том ска­за­ла, что Ген­ри Торн­дай­ку луч­ше бы не похва­лять­ся столь неуме­рен­но сво­ей рабо­той, ибо гла­за у Тома откры­лись. В нача­ле поми­наль­ной служ­бы они были закры­ты – она точ­но виде­ла. Но спо­ру нет, гла­за у него прям как у живо­го, даром что после смер­ти про­шло целых два дня.

Здесь Фред Пек обыч­но умол­ка­ет, слов­но не желая про­дол­жать рас­сказ. У слу­ша­те­ля воз­ни­ка­ет пред­чув­ствие, что даль­ше после­ду­ет что-то весь­ма непри­ят­ное, но Пек успо­ко­и­тель­ным тоном заве­ря­ет, что на самом деле раз­вяз­ка исто­рии не такая уж и страш­ная, как хотят пред­ста­вить иные. Даже Стив нико­гда не делил­ся сво­и­ми сооб­ра­же­ни­я­ми на сей счет, а бол­тов­ня при­дур­ко­ва­то­го Джон­ни, разу­ме­ет­ся, яйца выеден­но­го не сто­ит. Нача­лось все с Луэл­лы Морс – исте­рич­ной ста­рой девы, пев­шей в хоре. Она про­хо­ди­ла мимо гро­ба в поряд­ке оче­ре­ди, но оста­но­ви­лась и вгля­де­лась в лицо покой­но­го чуть вни­ма­тель­нее, чем все осталь­ные, кро­ме супру­гов Бар­бур. А потом вдруг прон­зи­тель­но взвизг­ну­ла и упа­ла без чувств.

Ясное дело, в гости­ной момен­таль­но под­нял­ся страш­ный пере­по­лох. Ста­рый док­тор Пратт про­тол­кал­ся к Луэл­ле и потре­бо­вал воды, что­бы плес­нуть ей в лицо, а все про­чие сгру­ди­лись вокруг, с любо­пыт­ством тара­щась на нее и на гроб. Джон­ни Доу при­нял­ся буб­нить себе под нос: «Он все пони­ма­ет, он все слы­шит и все видит, но его все одно схо­ро­нят» – одна­ко к бор­мо­та­нию дурач­ка никто не при­слу­шал­ся, за исклю­че­ни­ем Сти­ва Бар­бу­ра.

Бук­валь­но через мину­ту Луэл­ла нача­ла при­хо­дить в созна­ние. Она не смог­ла тол­ком объ­яс­нить, что имен­но ее напу­га­ло, а лишь повто­ря­ла шепо­том: «У него был такой вид… такой вид…» Но все осталь­ные не нахо­ди­ли в тру­пе ника­ких пере­мен про­тив преж­не­го – хотя он, надо ска­зать, с откры­ты­ми гла­за­ми и румян­цем во всю щеку, пред­став­лял собой стран­но­ва­тое для покой­ни­ка зре­ли­ще.

А потом оза­да­чен­ные люди заме­ти­ли нечто такое, отче­го на вре­мя забы­ли и про Луэл­лу, и про покой­ни­ка. Речь идет о Ген­ри Торн­дай­ке, на кото­ро­го, похо­же, вне­зап­ное все­об­щее смя­те­ние и тол­чея подей­ство­ва­ли самым сквер­ным обра­зом. Оче­вид­но, в сума­то­хе мало­го сби­ли с ног, и теперь он кор­чил­ся на полу, пыта­ясь при­под­нять­ся и сесть. Лицо его иска­жа­ла ужас­ная гри­ма­са, а гла­за начи­на­ли стек­ле­неть и туск­неть. Он гово­рил с огром­ным тру­дом, сдав­лен­ным, хрип­лым голо­сом, пол­ным невы­ра­зи­мо­го отча­я­ния:

– Отне­си­те меня домой, ско­рее, и оставь­те там. Пре­па­рат, слу­чай­но вве­ден­ный мне… дей­ству­ет на серд­це… Чер­то­во вол­не­ние… довер­ши­ло дело… Вы подо­жди­те… подо­жди­те… не думай­те, буд­то я умер, если я пере­ста­ну пода­вать при­зна­ки жиз­ни… Это все­го лишь пре­па­рат… про­сто отне­си­те меня домой и подо­жди­те… Я потом очнусь, толь­ко не знаю когда… но я все вре­мя буду в созна­нии… буду все видеть и слы­шать… не заблуж­дай­тесь на этот счет… Когда послед­ние сло­ва замер­ли у него на устах, ста­рый док­тор Пратт скло­нил­ся над ним, пощу­пал пульс, дол­го всмат­ри­вал­ся в застыв­шее лицо, а потом нако­нец пока­чал голо­вой.

– Ему уже ничем не помочь, он скон­чал­ся. Серд­це сла­бое – и пре­па­рат, инъ­ек­цию кото­ро­го он слу­чай­но полу­чил, види­мо, ока­зал губи­тель­ное дей­ствие. Не знаю, что это за веще­ство такое.

На всех при­сут­ство­вав­ших нашло сво­е­го рода оце­пе­не­ние. Не успе­ли пре­дать зем­ле одно­го мерт­ве­ца, как уже вто­рой подо­спел! И толь­ко Стив Бар­бур вслух задал­ся вопро­сом о стран­ных сло­вах, про­из­не­сен­ных Торн­дай­ком напо­сле­док. Дей­стви­тель­но ли он пре­ста­вил­ся, коли сам ска­зал, что лишь с виду будет похож на покой­ни­ка? И коли на то пошло, не сто­ит ли доку Прат­ту еще разок хоро­шень­ко осмот­реть Тома Спрэ­га перед погре­бе­ни­ем? Поло­ум­ный Джон­ни бро­сил­ся на грудь Торн­дай­ку, точ­но пре­дан­ный пес, и жалоб­но заску­лил:

– Ой, не зака­пы­вай­те его, не надо! Он не помер вовсе – ведь соба­ка Лай­джа Хоп­кин­са и теле­нок отца Ливит­та не помер­ли навсе­гда от уко­лов Ген­ри. У него есть такое спе­ци­аль­ное лекар­ство, от кото­ро­го, если сде­лать укол, ты ста­но­вишь­ся совсем как мерт­вый, хотя на самом деле живе­хо­нек! На вид ты мерт­вяк мерт­вя­ком, но все видишь, слы­шишь и пони­ма­ешь, а назав­тра очу­хи­ва­ешь­ся – и все в поряд­ке. Не зака­пы­вай­те Ген­ри – он очнет­ся под зем­лей и не суме­ет выбрать­ся из моги­лы! Он хоро­ший – не то что Том Спрэг! Хоть бы этот про­тив­ный Том бил­ся в гро­бу и зады­хал­ся мно­го, мно­го часов…

Но никто, кро­ме Сти­ва Бар­бу­ра, не обра­щал вни­ма­ния на бед­но­го Джон­ни. Да и сло­ва само­го Сти­ва, оче­вид­но, оста­лись неуслы­шан­ны­ми. Все пре­бы­ва­ли в совер­шен­ном смя­те­нии. Ста­рый док­тор Пратт про­из­во­дил окон­ча­тель­ный осмотр тела и бор­мо­тал что-то насчет блан­ков сви­де­тельств о смер­ти, а елей­ный пре­сви­тер Атвуд при­зы­вал решить вопрос со вто­ры­ми похо­ро­на­ми. Теперь, когда Торн­дайк умер, нигде бли­же Рат­лен­да гро­бов­щи­ка не най­ти, но вызов город­ско­го гро­бов­щи­ка обой­дет­ся в круг­лень­кую сум­му, а если Торн­дай­ка не забаль­за­ми­ро­вать, неиз­вест­но, что ста­нет с телом в июнь­скую-то жару. И за отсут­стви­ем род­ных и близ­ких при­нять реше­ние неко­му, если толь­ко Софи не поже­ла­ет взять на себя такую ответ­ствен­ность, – но Софи непо­движ­но сто­я­ла в дру­гом кон­це ком­на­ты, при­сталь­но, с почти безум­ным видом взи­рая на гроб с телом бра­та.

Отец Ливитт, пыта­ясь соблю­сти види­мость при­ли­чий, рас­по­ря­дил­ся пере­не­сти тело бед­но­го Торн­дай­ка в гости­ную по дру­гую сто­ро­ну при­хо­жей и отпра­вил Зина­са Уэлл­са и Уол­те­ра Пер­кин­са в дом гро­бов­щи­ка с нака­зом выбрать гроб под­хо­дя­ще­го раз­ме­ра. Ключ от дома нашли у Ген­ри в кар­мане брюк. Джон­ни про­дол­жал горест­но сте­нать и цеп­лять­ся за труп, а пре­сви­тер Атвуд дело­ви­то выяс­нял веро­ис­по­ве­да­ние Торн­дай­ка – ибо тот нико­гда не посе­щал мест­ную цер­ковь. Когда нако­нец собрав­ши­е­ся сошлись во мне­нии, что рат­ленд­ские род­ствен­ни­ки Ген­ри – ныне все покой­ные – были бап­ти­ста­ми, пре­по­доб­ный Сай­лас решил, что отцу Ливит­ту над­ле­жит огра­ни­чить­ся корот­кой молит­вой.

Для мест­ных и при­ез­жих люби­те­лей похо­рон тот день стал насто­я­щим празд­ни­ком. Даже Луэл­ла опра­ви­лась настоль­ко, что­бы остать­ся. Пока осты­ва­ю­щее и коче­не­ю­щее тело Торн­дай­ка при­во­ди­ли в при­ли­че­ству­ю­щий слу­чаю вид, дом гудел от спле­тен и тол­ков, пере­да­вав­ших­ся шепо­том и полу­ше­по­том. Джон­ни вытол­ка­ли за порог, что, по мне­нию боль­шин­ства, дав­но сле­до­ва­ло сде­лать, но его горест­ные вопли вре­мя от вре­ме­ни доно­си­лись сна­ру­жи.

Когда гроб с телом Торн­дай­ка выста­ви­ли для про­ща­ния рядом с гро­бом Тома­са Спрэ­га, без­молв­ная Софи впе­ри­лась в сво­е­го усоп­ше­го поклон­ни­ка столь же стран­ным при­сталь­ным взгля­дом, каким преж­де смот­ре­ла на бра­та. Она уже дав­но не изда­ва­ла ни зву­ка, а сме­шан­ные чув­ства, отра­жав­ши­е­ся у нее на лице, не под­да­ва­лись опи­са­нию и истол­ко­ва­нию. Когда все про­чие уда­ли­лись из ком­на­ты, что­бы оста­вить ее наедине с покой­ны­ми, к ней нако­нец вер­ну­лась спо­соб­ность гово­рить, но голос ее был столь без­жиз­нен­ным и невнят­ным, что никто не разо­брал ни сло­ва, – похо­же, она обра­ща­лась сна­ча­ла к одно­му тру­пу, потом к дру­го­му.

Затем при­сут­ство­вав­шие рав­но­душ­но разыг­ра­ли по вто­ро­му разу недав­нее риту­аль­ное пред­став­ле­ние – сто­рон­ний наблю­да­тель узрел бы в сем дей­стве куль­ми­на­цию непред­на­ме­рен­ной чер­ной коме­дии. Сно­ва хри­пе­ла фис­гар­мо­ния, сно­ва тоск­ли­во завы­вал мето­дист­ский хор, сно­ва пре­по­доб­ный Сай­лас буб­нил поми­наль­ное сло­во, и сно­ва охва­чен­ные нездо­ро­вым любо­пыт­ством зри­те­ли потя­ну­лись вере­ни­цей мимо печаль­но­го объ­ек­та скор­би – на сей раз пред­став­лен­но­го ком­плек­том из двух дере­вян­ных при­ста­нищ веч­но­го покоя. Самых впе­чат­ли­тель­ных все про­ис­хо­дя­щее повер­га­ло в неволь­ную дрожь, а Сти­вен Бар­бур опять похо­ло­дел от смут­но­го ощу­ще­ния неко­е­го запре­дель­но­го, про­ти­во­есте­ствен­но­го ужа­са. Гос­по­ди, до чего же цве­ту­щий вид у обо­их тру­пов… и как отча­ян­но бед­ный Торн­дайк умо­лял не при­ни­мать его за мерт­во­го… и как он нена­ви­дел Тома Спрэ­га… Но ведь про­тив здра­во­го смыс­ла не попрешь – мерт­вец он и есть мерт­вец, да тут еще ста­рый док Пратт со сво­ей мно­го­лет­ней прак­ти­кой… К чему бес­по­ко­ить­ся, коли все осталь­ные спо­кой­ны?… Том, надо думать, полу­чил по заслу­гам… а если Ген­ри и сотво­рил с ним какое непо­треб­ство, так теперь они кви­ты… и Софи нако­нец сво­бод­на…

Когда послед­ние зева­ки один за дру­гим потя­ну­лись в при­хо­жую и за порог дома, Софи сно­ва оста­лась наедине с покой­ни­ка­ми. Пре­сви­тер Атвуд сто­ял посре­ди доро­ги, раз­го­ва­ри­вая с куче­ром ката­фал­ка с извоз­чи­чье­го дво­ра Ли, а отец Ливитт подыс­ки­вал носиль­щи­ков для вто­рой похо­рон­ной про­цес­сии. По сча­стью, на ката­фалк сво­бод­но поме­стят­ся оба гро­ба. Ника­кой нуж­ды в спеш­ке нет – Эд Плам­мер и Итан Сто­ун отпра­вят­ся с лопа­та­ми впе­ред и выро­ют вто­рую моги­лу. Тра­ур­ный кор­теж соста­вят три наем­ных эки­па­жа и сколь­ко набе­рет­ся част­ных пово­зок – огра­ни­чи­вать доступ наро­да на клад­би­ще не име­ет смыс­ла.

И тут из гости­ной, где оста­ва­лась Софи с покой­ни­ка­ми, раз­дал­ся дикий вопль. От неожи­дан­но­сти люди засты­ли на месте и вновь испы­та­ли то же чув­ство, какое у всех воз­ник­ло, когда Луэл­ла гром­ко взвизг­ну­ла и упа­ла в обмо­рок. Стив Бар­бур и отец Ливитт дви­ну­лись к дому, но еще не успе­ли вой­ти, когда из две­ри выле­те­ла Софи, исте­ри­че­ски рыдая и выкри­ки­вая сдав­лен­ным голо­сом: «Лицо в окне!.. Лицо в окне!..» В сле­ду­ю­щий миг из-за угла дома высту­пил чело­век с безум­ны­ми гла­за­ми, чье появ­ле­ние не оста­ви­ло ника­ких сомне­ний в при­чине прон­зи­тель­ных воплей Софи. Это и был, ясное дело, обла­да­тель упо­мя­ну­то­го лица – бед­ный дура­чок Джон­ни, кото­рый начал пры­гать и орать дур­ным голо­сом, пока­зы­вая паль­цем на Софи: «Она зна­ет! Она все зна­ет! По ней было вид­но, когда она смот­ре­ла на них и раз­го­ва­ри­ва­ла с ними! Она зна­ет, но даст зако­пать их в зем­лю, что­бы они бились и зады­ха­лись в гро­бу… Но они будут являть­ся ей и гово­рить с ней… А одна­жды при­дут за ней и ута­щат с собой!» Зинас Уэллс отво­лок виз­жа­ще­го полу­дур­ка в дро­вя­ной сарай за домом и накреп­ко запер там. Джон­ни про­дол­жал истош­но вопить и бара­ба­нить кула­ка­ми в дверь, но никто уже не обра­щал на него вни­ма­ния. Похо­рон­ный кара­ван постро­ил­ся – Софи сиде­ла в пер­вом по сче­ту эки­па­же – и мед­лен­но тро­нул­ся к сти­лу­о­тер­ско­му клад­би­щу, рас­по­ло­жен­но­му непо­да­ле­ку от дерев­ни.

Когда гроб с телом Тома­са Спрэ­га опу­сти­ли в моги­лу, пре­сви­тер Атвуд про­из­нес подо­ба­ю­щие слу­чаю сло­ва, а ко вре­ме­ни, когда он умолк, Эд и Итан закон­чи­ли копать моги­лу для Торн­дай­ка на про­ти­во­по­лож­ном кон­це клад­би­ща – туда и пере­ме­сти­лась вся тол­па. Затем про­це­ду­ру опус­ка­ния гро­ба повто­ри­ли, и отец Ливитт высту­пил с вити­е­ва­той над­гроб­ной речью. Люди груп­па­ми потя­ну­лись прочь, и к момен­ту, когда муж­чи­ны вновь взя­лись за лопа­ты, с доро­ги уже доно­сил­ся гро­хот отъ­ез­жа­ю­щих дву­ко­лок и эки­па­жей. Едва лишь комья зем­ли глу­хо засту­ча­ли по крыш­ке гро­ба (пер­вым зака­пы­ва­ли Торн­дай­ка), Стив Бар­бур заме­тил, как на лице Софи Спрэг при­ня­лись мель­кать стран­ные эмо­ции – не все они под­да­ва­лись истол­ко­ва­нию, но за все­ми ними, похо­же, скры­ва­лось сво­е­го рода мрач­ное, извра­щен­ное тай­ное тор­же­ство. Стив пока­чал голо­вой.

Еще до воз­вра­ще­ния Софи с похо­рон Зинас сбе­гал к дому Спрэ­гов и выпу­стил из сарая поло­ум­но­го Джон­ни. Бед­ня­га тот­час помчал­ся сло­мя голо­ву на клад­би­ще, где все еще рабо­та­ли могиль­щи­ки и оста­ва­лось доволь­но мно­го любо­пыт­ных из чис­ла участ­ни­ков тра­ур­ной цере­мо­нии. Дожив­шие до наших дней сви­де­те­ли и поныне содро­га­ют­ся при вос­по­ми­на­нии о том, что кри­чал Джон­ни в полу­за­ры­тую моги­лу Тома Спрэ­га и как он кидал­ся на све­же­на­сы­пан­ный могиль­ный хол­мик Торн­дай­ка на дру­гом кон­це клад­би­ща. Джот­а­му Блей­ку, мест­но­му кон­стеб­лю, при­шлось сил­ком отве­сти полу­дур­ка в дере­вен­скую кутуз­ку, и душе­раз­ди­ра­ю­щие вопли послед­не­го еще дол­го раз­но­си­лись окрест жут­ко­ва­тым эхом.

Здесь Фред Пек обыч­но закан­чи­ва­ет свой рас­сказ. «Вот, соб­ствен­но, и все, – гово­рит он. – То была ужас­ная тра­ге­дия, и сто­ит ли удив­лять­ся, что Софи малость повре­ди­лась умом после таких собы­тий?» Если к тому вре­ме­ни Каль­вин Уилер уже уко­вы­лял домой вви­ду позд­не­го часа, слу­ша­тель боль­ше ниче­го не узна­ет, но если ста­рик все еще нахо­дит­ся рядом, он непре­мен­но про­дол­жа­ет повест­во­ва­ние до жути мно­го­зна­чи­тель­ным зло­ве­щим шепо­том. Иные люди потом боят­ся ходить мимо клад­би­ща и дома с закры­ты­ми став­ня­ми, осо­бен­но после наступ­ле­ния тем­но­ты.

– О‑хо-хо… Фред ведь тогда еще совсем несмыш­ле­ным маль­цом был и ниче­го тол­ком не пом­нит! Вы хоти­те знать, поче­му Софи дер­жит став­ни наглу­хо закры­ты­ми и поче­му поло­ум­ный Джон­ни по сей день с покой­ни­ка­ми раз­го­ва­ри­ва­ет да орет у нее под окна­ми? Не знаю, сэр, дос­ко­наль­но ли мне все извест­но, но что я само­лич­но видел и слы­шал про то рас­ска­жу. – Тут ста­рик выпле­вы­ва­ет жева­тель­ный табак, пода­ет­ся впе­ред и хва­та­ет слу­ша­те­ля за лац­кан пиджа­ка. – В общем, так: той же ночью – уже под утро, то бишь часов через восемь после похо­рон, – в доме Софи раз­дал­ся дикий крик. Мы все тот­час просну­лись

– Стив с Эми­ли да мы с Матиль­дой – и мигом при­мча­лись туда, прям в испод­нем. На полу в гости­ной лежа­ла без чувств Софи, пол­но­стью оде­тая. По сча­стью, дверь ока­за­лась неза­пер­той. Бед­няж­ка дро­жа­ла как оси­но­вый лист, когда окле­ма­лась, и не отве­ча­ла ни на какие наши вопро­сы. Матиль­да и Эми­ли при­ня­лись напе­ре­бой ее успо­ка­и­вать, но Стив про­меж делом нашеп­тал мне тако­го, отче­го мне ста­ло здо­ро­во не по себе. Где-то через час, когда мы уже засо­би­ра­лись домой, Софи вдруг накло­ни­ла эдак голо­ву набок и вро­де как нача­ла при­слу­ши­вать­ся. А потом, совер­шен­но неожи­дан­но, опять заво­пи­ла дур­ным голо­сом и хлоп­ну­лась в обмо­рок.

Я вам, сэр, рас­ска­зы­ваю все как было – я не ста­ну стро­ить раз­ные догад­ки, как сде­лал бы Стив Бар­бур, кабы у него хва­ти­ло духа. Вот уж кто любил стра­щать всех туман­ны­ми наме­ка­ми да тем­ны­ми недо­молв­ка­ми… он десять лет как помер от вос­па­ле­ния лег­ких.

А напу­гал Софи до обмо­ро­ка, разу­ме­ет­ся, бед­ный дура­чок Джон­ни. От дома до клад­би­ща не боль­ше мили, и малый, по все­му, сбе­жал из кутуз­ки через окно, хотя кон­стебль Блейк и уве­рял, что он всю ночь про­си­дел под зам­ком. С той поры горе­мы­ка и шаста­ет по клад­би­щу целы­ми дня­ми, раз­го­ва­ри­вая с дву­мя мерт­ве­ца­ми, – моги­лу Тома топ­чет нога­ми да осы­па­ет бра­нью, а на моги­лу Ген­ри воз­ла­га­ет цве­ты и раз­ные про­чие под­но­ше­ния. А все осталь­ное вре­мя он бол­та­ет­ся под наглу­хо закры­ты­ми окна­ми Софи и орет, что, мол, ско­ро за ней кое-кто явит­ся да ута­щит с собой.

Она нико­гда боль­ше и близ­ко не под­хо­ди­ла к клад­би­щу, а нын­че вооб­ще за порог носу не высо­вы­ва­ет и ни с кем не видит­ся. После тех собы­тий она ста­ла гово­рить, что на Сти­лу­о­те­ре лежит про­кля­тие, – и коли посмот­ришь, как пар­ши­во у нас идут дела в послед­нее вре­мя, поне­во­ле заду­ма­ешь­ся, а не пра­ва ли она? В доме же самой Софи и вправ­ду посто­ян­но тво­рит­ся что-то стран­ное. Как-то раз – году в 97‑м или 98‑м, кажет­ся, – зашед­шая к ней в гости Сал­ли Хоп­кинс сво­и­ми уша­ми слы­ша­ла, как став­ни вдруг загре­ме­ли, буд­то по ним кто кула­ком коло­тил. А Джон­ни тогда сидел под зам­ком – по край­ней мере, кон­стебль Додж клял­ся и божил­ся, что так оно и было. Но я лич­но не беру на веру бабьи рос­сказ­ни про вся­кие там зага­доч­ные шоро­хи и сту­ки, что раз­да­ют­ся на клад­би­ще каж­дый год сем­на­дца­то­го июня, или про туск­ло све­тя­щи­е­ся фигу­ры, кото­рые про­бу­ют открыть дверь и став­ни в доме Софи часа в два попо­лу­но­чи.

Види­те ли, имен­но око­ло двух часов попо­лу­но­чи в первую ночь после похо­рон Софи и услы­ха­ла зву­ки, напу­гав­шие ее до обмо­ро­ка. Мы со Сти­вом и Матиль­да с Эми­ли тоже немно­го пого­дя слы­ша­ли какой-то шум, толь­ко дале­кий, сла­бый, как я уже ска­зал. Но повто­рю еще раз: то навер­ня­ка поло­ум­ный Джон­ни бес­но­вал­ся на клад­би­ще, что бы там ни гово­рил Джот­ам Блейк. Чело­ве­че­ский голос на таком рас­сто­я­нии не рас­по­знать, а посколь­ку у всех у нас тогда голо­ва была заби­та несу­свет­ной чушью, оно и неуди­ви­тель­но, что нам поме­ре­щи­лись два голо­са – при­чем такие, кото­рые вро­де уже и умолк­ли наве­ки.

Стив после утвер­ждал, что рас­слы­шал боль­ше мое­го. Думаю, он все-таки верил в при­зра­ков. Матиль­да и Эми­ли тогда так пере­пу­га­лись, что потом ниче­го тол­ком не пом­ни­ли. И стран­ное дело: кро­ме нас, ни один чело­век во всей деревне не слы­хал ниче­го осо­бен­но­го – если, конеч­но, кто-нибудь еще бодр­ство­вал в тот глу­хой ноч­ной час.

Шум был такой сла­бый, что сошел бы за шум вет­ра, когда бы в нем не уга­ды­ва­лись сло­ва. Несколь­ко из них я разо­брал, но я вовсе не уве­рен, дей­стви­тель­но ли Стив слы­шал все то, что повто­рил мне после…

Сло­ва «дья­во­ли­ца… все вре­мя… Ген­ри… живой» я отчет­ли­во рас­слы­шал. И еще «ты зна­ешь… обе­ща­ла помочь… изба­вить­ся от него… меня похо­ро­нить», про­из­не­сен­ные уже вро­де бы дру­гим голо­сом. И потом еще такой ужас­ный, леде­ня­щий душу вопль «При­дут за тобой!» – но поче­му бы не пред­по­ло­жить, что то вопил Джон­ни?

Эй, куда же вы? С чего вдруг так заспе­ши­ли? Я ведь мог бы еще мно­го чего рас­ска­зать…