Говард Филлипс Лавкрафт

ЗА ГРАНЬЮ ВРЕМЕН

(The Shadow Out of Time)
Напи­са­но в 1935 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод В. Доро­го­куп­ли

////

1

После два­дца­ти двух лет непре­стан­ных ноч­ных кош­ма­ров, после бес­чис­лен­ных попы­ток изба­вить­ся от диких и неве­ро­ят­ных фан­та­зий, став­ших со вре­ме­нем частью моей жиз­ни, я не риск­ну пору­чить­ся за пол­ную досто­вер­ность опи­сы­ва­е­мых ниже собы­тий, имев­ших место если это был все же не сон – в Запад­ной Австра­лии в ночь с 17 на 18 июля 1935 года. Во вся­ком слу­чае я еще не поте­рял надеж­ду на то, что все про­ис­шед­шее было про­сто еще одной из мно­же­ства гал­лю­ци­на­ций, бла­го пово­дов для нерв­но­го рас­строй­ства у меня в те дни хва­та­ло с избыт­ком. Но увы, и эта сла­бая надеж­да каж­дый раз уга­са­ет, едва сопри­кос­нув­шись со страш­ной реаль­но­стью. Итак, если выяс­нит­ся, что все слу­чив­ше­е­ся не явля­ет­ся пло­дом мое­го вооб­ра­же­ния, чело­ве­че­ству оста­нет­ся лишь вос­при­нять это как пре­ду­пре­жда­ю­щий знак, подан­ный нам таин­ствен­ны­ми сила­ми Все­лен­ной, и отка­зать­ся от непо­мер­ных амби­ций, осо­знав ничтож­ность соб­ствен­но­го бытия в кипя­щем­во­до­во­ро­те вре­ме­ни. Ему так­же сле­ду­ет быть гото­вым ко встре­че с досе­ле неве­до­мой опас­но­стью, кото­рая, даже не будучи в состо­я­нии охва­тить цели­ком всю нашу расу, может обер­нуть­ся чудо­вищ­ны­ми и непред­ска­зу­е­мы­ми послед­стви­я­ми для мно­гих наи­бо­лее сме­лых и любо­зна­тель­ных ее пред­ста­ви­те­лей. Послед­нее обсто­я­тель­ство и побу­ди­ло меня высту­пить с этим сооб­ще­ни­ем, дабы предо­сте­речь людей от попы­ток про­ник­нуть в тай­ну тех древ­них раз­ва­лин, кото­рые не так дав­но ста­ли пред­ме­том иссле­до­ва­ний воз­глав­ля­е­мой мной­экс­пе­ди­ции.

Я утвер­ждаю, что в ту ночь, нахо­дясь в здра­вом уме и памя­ти, ястолк­нул­ся с явле­ни­ем, могу­щим в корне пере­ме­нить наш взгляд на окру­жа­ю­щий мир. Все, что я стре­мил­ся раз­вен­чать как леген­ду и вымы­сел, полу­чи­ло, наобо­рот, ужа­са­ю­щее под­твер­жде­ние. Я отча­сти даже бла­го­да­рен охва­тив­шей меня тогда пани­ке, ибо она ста­ла при­чи­ной поте­ри одной вещи, кото­рая, будь она извле­че­на из той гибель­ной без­дны, яви­лась бы окон­ча­тель­ным и неопро­вер­жи­мым дока­за­тель­ством моей право­ты. Я был един­ствен­ным, кто все это видел – и до сих пор я нико­му об этом не рас­ска­зы­вал. Я не могпо­ме­шать дру­гим про­дол­жить нача­тые мною рас­коп­ки, но, к сча­стью, непре­стан­ные бури и дви­жу­щи­е­ся пес­ки пока еще не поз­во­ли­ли им добить­ся успе­ха. Мною дви­жет не столь­ко забо­та о соб­ствен­ном душев­ном рав­но­ве­сии, сколь­ко жела­ние пре­ду­пре­дить тех, кто отне­сет­ся ко все­му здесь напи­сан­но­му все­рьез. Дан­ный отчет – зна­чи­тель­ная часть кото­ро­го на пер­вых порах не сооб­щит ниче­го ново­го людям, сле­дя­щим за пуб­ли­ка­ци­я­ми в прес­се, осо­бен­но в неко­то­рых науч­ных изда­ни­ях – пишет­ся сей­час в каю­те кораб­ля, везу­ще­го меня домой. По завер­ше­нии этой рабо­ты я пере­дам ее мое­му сыну Уин­гей­ту Пиз­ли, про­фес­со­ру Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та – един­ствен­но­му чле­ну мое­го семей­ства, неоста­вив­ше­му меня после того дав­не­го слу­чая с амне­зи­ей 1 и луч­ше дру­гих осве­дом-лен­но­му о неко­то­рых обсто­я­тель­ствах моей жиз­ни. Во вся­ком слу­чае он менее всех про­чих будет скло­нен под­вер­гать сомне­нию то, что я соби­ра­юсь пове­дать о собы­ти­ях той роко­вой ночи. Я ниче­го не ска­зал ему до сво­е­го отплы­тия, почтя за луч­шее сде­лать это в пись­мен­ной фор­ме. После­до­ва­тель­ное изло­же­ние на бума­ге создаст более пол­ную и убе­ди­тель­ную кар­ти­ну про­ис­шед­ше­го, чем это мог бы сде­лать мой бес­связ­ный и взвол­но­ван­ный уст­ный рас­сказ. Даль­ней­шая судь­ба этих запи­сок будет зави­сеть толь­ко от мое­го сына – он волен пере­дать их, сопро­во­див соб­ствен­ны­ми ком­мен­та­ри­я­ми, в любые инстан­ции, какие сочтет наи­бо­лее для того под­хо­дя­щи­ми. Что же каса­ет­ся тех воз­мож­ных чита­те­лей, кто не зна­ком с обсто­я­тель­ства­ми, пред­ше­ство­вав­ши­ми мое­му откры­тию, то спе­ци­аль­но ради них я пред­по­сы­лаю сему тру­ду доста­точ­но про­стран­ную ввод­ную часть. Итак, меня зовут Ната­ни­эль Уин­гейт Пиз­ли; имя мое долж­но быть извест­но тем, кто еще пом­нит газет­ные исто­рии, наде­лав­шие шуму лет трид­цать тому назад, или более позд­ние – шести семи­лет­ней дав­но­сти – пись­ма и ста­тьи в спе­ци­аль­ных жур­на­лах по пси­хо­ло­гии. В печа­ти тогда широ­ко обсуж­да­лись подроб­но­сти стран­ной фор­мы амне­зии, в кото­рой я нахо­дил­ся с 1908 по 1913 год; рас­про­стра­не­нию все­воз­мож­ных слу­хов нема­ло спо­соб­ство­ва­ли пре­да­ния и леген­ды, свя­зан­ные с кол­дов­ством, маги­ей и раз­ны­ми жут­ки­ми про­яв­ле­ни­я­ми безу­мия, по сей день быту­ю­щие в окрест­но­стях неболь­шо­го ста­рин­но­го город­ка в шта­те Мас­са­чу­сетс, кото­рый был и оста­ет­ся моим основ­ным местом житель­ства.

Дол­жен сра­зу ого­во­рить­ся, что ни моя наслед­ствен­ность, ни ран­ние годы жиз­ни не поз­во­ля­ли пред­по­ла­гать нали­чие откло­не­ний в умствен­ном раз­ви­тии или каких-нибудь иных нару­ше­ний пси­хи­ки. Этот факт пред­став­ля­ет­ся­важ­ным, посколь­ку далее речь пой­дет об уди­ви­тель­ных явле­ни­ях, суще­ству­ю­щих где- то ВНЕ мое­го бытия и лишь по при­хо­ти судь­бы отбро­сив­ших на меня свою зло­ве­щую тень.

Может стать­ся, что сам этот сто­ле­ти­я­ми сохра­няв­ший­ся дух горо­да Арк­хэ­ма с его вет­хи­ми дома­ми, насе­лен­ны­ми при­зра­ка­ми дале­ко­го про­шло­го, ока­зал­ся осо­бен­но уяз­ви­мым для про­ник­но­ве­ния подоб­но­го рода теней – хотя и эта вер­сия кажет­ся мне весь­ма сомни­тель­ной, при­ни­мая во вни­ма­ние харак­тер после­до­вав­ших за тем собы­тий. Глав­ным здесь явля­ет­ся то, что я по сво­е­му про­ис­хож­де­нию и био­гра­фии мало чем отли­ча­юсь от боль­шин­ства мест­ных жите­лей. Пере­ме­на при­шла отку­да-то извне – отку­да имен­но, я по сей день затруд­ня­юсь опи­сать сло­ва­ми. Роди­те­ля­ми мои­ми были Джо­на­тан и Ган­на (Уин­гейт) Пиз­ли, про­ис­хо­див­шие родом из двух корен­ных хавер­лий­ских семей. Я родил­ся и рос в Хавер­хил­ле, в ста­рой усадь­бе на Борд­мэн-стрит близ Гол­ден­хил­ла, и не бывал в Арк­хэме до тех пор, пока в 1895 году не устро­ил­ся в Мис­ка­то­ник­ский уни­вер­си­тет на долж­ность пре­по­да­ва­те­ля поли­ти­че­ской эко­но­мии. С той поры еще в тече­ние три­на­дца­ти лет жизнь моя тек­ла спо­кой­но и раз­ме­рен­но. В 1896 году я женил­ся на Али­се Кизар, так­же родом из Хавер­хил­ла; трое моих детей – Роберт, Уин­гейт и Ган­на появи­лись на свет соот­вет­ствен­но в 1898, 1900 и 1903годах. В 1898году я стал адъ­юнкт-про­фес­со­ром 2 , а с 1902 года носил уже пол­ное про­фес­сор­ское зва­ние и ни разу за все это вре­мя не про­яв­лял инте­ре­са ни к оккуль­тиз­му, ни к пси­хо­па­то­ло­гии. Но вот одна­жды – это был чет­верг 14 мая 1908 года – про­изо­шел тот самый стран­ный при­па­док амне­зии. Все слу­чи­лось вне­зап­но, хотя позд­нее я при­шел к выво­ду, что неяс­ные виде­ния, корот­ки­ми про­беж­ка­ми воз­ни­кав­шие за несколь­ко часов до того – нечто бес­смыс­лен­но хао­ти­че­ское, встре­во­жив­шее меня в первую оче­редь сво­ей неор­ди­нар­но­стью вполне мог­ли быть рас­це­не­ны как свое­об­раз­ные пред­ва­ря­ю­щие симп­то­мы. Голо­ва моя бук­валь­но рас­ка­лы­ва­лась, я испы­ты­вал такое чув­ство, буд­то кто-то со сто­ро­ны пыта­ет­ся про­ник­нуть в самые глу­би­ны мое­го созна­ния. При­па­док как тако­вой начал­ся око­ло деся­ти часов два­дца­ти минут утра, в тот момент, когда я вел заня­тия по поли­ти­че­ской эко­но­мии – “исто­рия и совре­мен­ные тен­ден­ции раз­ви­тия эко­но­ми­че­ских уче­ний” – для млад­ше­го кур­са и несколь­ких при­сут­ство­вав­ших в зале сту­ден­тов постар­ше. Вдруг перед мои­ми гла­за­ми воз­ник­ли какие-то стран­ные обра­зы, мне пока­за­лось, что я нахо­жусь не в класс­ной ком­на­те, а в совер­шен­но ином поме­ще­нии само­го необыч­но­го, даже абсурд­но­го вида. Мыс­ли и речь поми­мо моей воли отда­ли­лись от обсуж­да­е­мо­го пред­ме­та, и сту­ден­ты тот­час заме­ти­ли, что здесь тво­рит­ся что-то нелад­ное. Затем я, теряя созна­ние, тяже­ло рух­нул на стул и погру­зил­ся в обмо­рок, из кото­ро­го меня так и не смог­ли выве­сти. В свое нор­маль­ное состо­я­ние я вер­нул­ся через пять лет четы­ре меся­ца и три­на­дцать дней. Позд­нее мне рас­ска­за­ли, что со мной тогда про­ис­хо­ди­ло. Я почти не пода­вал при­зна­ков жиз­ни в тече­ние шест­на­дца­ти с поло­ви­ной часов, несмот­ря на все уси­лия вра­чей, к тому вре­ме­ни уже пере­вез­ших меня в мой дом на Крэйн-стрит, 16. В три часа утра 15 мая мои гла­за откры­лись и я подал голос, но очень ско­ро вра­чи и чле­ны моей семьи при­шли в силь­ней­шее смя­те­ние от того, что и как я гово­рил. Было ясно, что я не пред­став­ляю себе, кто я такой, и не пом­ню ниче­го из соб­ствен­но­го про­шло­го, хотя по какой-то при­чине я, как им пока­за­лось, вся­че­ски ста­рал­ся скрыть этот про­бел в сво­их зна­ни­ях. Взгляд мой, оста­нав­ли­ва­ясь на окру­жа­ю­щих, явно их не узна­вал, а дви­же­ния лице­вых мышц рез­ко отли­ча­лись от моей обыч­ной мими­ки. Да и сама речь моя была силь­но затруд­не­на, ско­ва­на и вооб­ще каза­лась речью ино­стран­ца. Я испы­ты­вал опре­де­лен­ные слож­но­сти с управ­ле­ни­ем сво­и­ми рече­вы­ми органами,амояманера выра­жать­ся име­ла­тот неесте­ствен­но-выспрен­ний отте­нок, какой быва­ет харак­те­рен для людей, дол­го и осно­ва­тель­но изу­чав­ших англий­ских язык по кни­гам и при этом пол­но­стью лишен­ных живо­го язы­ко­во­го обще­ния. Про­из­но­ше­ние было каким-то по-вар­вар­ски чуже­яд­ным, а сло­варь вклю­чал в себя как дав­но уже забы­тые арха­из­мы, так и совер­шен­но непо­сти­жи­мые ново­об­ра­зо­ва­ния. В чис­ле послед­них было одно выра­же­ние, впо­след­ствии спу­стя два­дцать лет – вспом­нив­ше­е­ся само­му моло­до­му из вра­чей при обсто­я­тель­ствах, глу­бо­ко его пора­зив­ших. Ибо теперь он услы­шал это выра­же­ние вто­рич­но – на сей раз уже как новый тер­мин, полу­ча­ю­щий все боль­шее рас­про­стра­не­ние сна­ча­ла в Англии, а затем и в Соеди­нен­ных Шта­тах. Несмот­ря на слож­ность и без­услов­ную новиз­ну это­го тер­ми­на, он в мель­чай­ших дета­лях вос­про­из­во­дил те зага­доч­ные сло­ва, что были услы­ша­ны док­то­ром в Арк­хэме вес­ной 1908 года. На моем физи­че­ском состо­я­нии болезнь прак­ти­че­ски не отра­зи­лась, хотя мне потре­бо­ва­лось доволь­но мно­го вре­ме­ни для того, что­бы вновь научить­ся вла­деть все­ми частя­ми тела и выпол­нять даже самые про­стые и обы­ден­ные опе­ра­ции. По этой и ряду иных при­чин, свя­зан­ных с поте­рей памя­ти, я еще дол­го нахо­дил­ся под стро­гим меди­цин­ским наблю­де­ни­ем. Когда я, нако­нец, понял, что все мои попыт­ки ута­ить от окру­жа­ю­щих про­ва­лы в памя­ти ока­зы­ва­ют­ся тщет­ны­ми, я откры­то при­знал этот факт и начал с уди­ви­тель­ной жад­но­стью зано­во накап­ли­вать все­воз­мож­ную инфор­ма­цию. Вско­ре док­то­рам нача­ло казать­ся, что, едва убе­див­шись в доста­точ­но спо­кой­ном отно­ше­нии людей к постиг­шей меня болез­ни, я совсем пере­стал инте­ре­со­вать­ся­сво­им про­шлым и соб­ствен­ной лич­но­стью вооб­ще. Вме­сто это­го я сосре­до­то­чил основ­ные уси­лия на изу­че­нии отдель­ных вопро­сов исто­рии, есте­ствен­ных наук, искус­ства, язы­ка и фольк­ло­ра – при­чем, если неко­то­рые из них были чрез­вы­чай­но труд­ны для пони­ма­ния, то дру­гие были совер­шен­но эле­мен­тар­ны и извест­ны чуть ли не каж­до­му ребен­ку, в то же вре­мя умуд­рив­шись каким-то обра­зом изгла­дить­ся из моей памя­ти. Но зато, как вско­ре выяс­ни­лось, я обла­дал обшир­ны­ми позна­ни­я­ми в обла­стях, недо­ступ­ных для совре­мен­ной нау­ки – позна­ни­я­ми, кото­рые я не толь­ко не стре­мил­ся про­явить, но по воз­мож­но­сти тща­тель­но скры­вал. Так одна­жды я имел неосто­рож­ность сослать­ся в раз­го­во­ре на неко­то­рые исто­ри­че­ские фак­ты, отно­ся­щи­е­ся ко вре­ме­нам гораз­до более древним, чем в состо­я­нии были пред­ста­вить себе наши уче­ные-исто­ри­ки – и тут же поспе­шил обра­тить свои сло­ва в шут­ку, заме­тив непод­дель­ное изум­ле­ние на лицах собе­сед­ни­ков. Кро­ме того, я имел весь­ма стран­ную при­выч­ку рас­суж­дать о буду­щих собы­ти­ях как об уже совер­шив­ших­ся, что два или три раза вызва­ло у людей насто­я­щий испуг. Поне­мно­гу подоб­ные необыч­ные про­яв­ле­ния слу­ча­лись все реже, а потом и вовсе пре­кра­ти­лись, хотя неко­то­рые наблю­да­те­ли были склон­ны при­пи­сать их исчез­но­ве­ние при­ня­тым мною мерам предо­сто­рож­но­сти, а отнюдь не утра­те самих этих сверхъ­есте­ствен­ных зна­ний. В самом деле, я выка­зы­вал пора­зи­тель­ную актив­ность в изу­че­нии язы­ков, обы­ча­ев и пер­спек­тив раз­ви­тия окру­жа­ю­щей меня циви­ли­за­ции, напо­ми­ная при этом любо­зна­тель­но­го путе­ше­ствен­ни­ка, при­быв­ше­го сюда из каких-то дале­ких чужих кра­ев. Полу­чив соот­вет­ству­ю­щее раз­ре­ше­ние, я целы­ми дня­ми про­си­жи­вал в биб­лио­те­ке кол­ле­джа, а еще какое-то вре­мя спу­стя пред­при­нял ряд весь­ма необыч­ных экс­пе­ди­ций, впро­ме­жут­ке меж­ду кото­ры­ми я про­слу­шал спе­ци­аль­ные кур­сы лек­ций в аме­ри­кан­ских и евро­пей­ских уни­вер­си­те­тах – все это вызы­ва­ло мно­же­ство раз­ных тол­ков на про­тя­же­нии несколь­ких после­ду­ю­щих лет.В тот пери­од вре­ме­ни мое уни­каль­ное забо­ле­ва­ние при­нес­ло мне опре­де­лен­ную извест­ность сре­ди круп­ней­ших све­тил пси­хо­ло­гии – извест­ность, кото­рой я как мог поль­зо­вал­ся для рас­ши­ре­ния сво­их кон­так­тов в науч­ных кру­гах. Неод­но­крат­но мне при­хо­ди­лось фигу­ри­ро­вать на лек­ци­ях в роли экс­по­на­та, демон­стри­руя в сво­ем лице типич­ный экзем­пляр повтор­но­го фор­ми­ро­ва­ния лич­но­сти – при этом я часто ста­вил лек­то­ров в тупик сво­и­ми экс­цен­трич­ны­ми заяв­ле­ни­я­ми и застав­лял их подо­зре­вать во всем этом тща­тель­но скры­ва­е­мую издев­ку. Мне крайне ред­ко слу­ча­лось встре­чать по- насто­я­ще­му дру­же­люб­ный при­ем. Что-то в моем обли­ке и речи отпу­ги­ва­ло людей и про­буж­да­ло в них чув­ство анти­па­тии, слов­но я являл­ся суще­ством бес­ко­неч­но дале­ким от все­го, что они счи­та­ли здо­ро­вым и есте­ствен­ным. Посте­пен­но раз­го­во­ры о тем­ной и мрач­ной без­дне, заклю­чен­ной в самой при­ро­де мое­го созна­ния и свя­зан­ной с какой-то непре­одо­ли­мой отчуж­ден­но­стью меня от их мира, пере­рос­ли в устой­чи­вое и почти еди­но­душ­ное мне­ние. Моя соб­ствен­ная семья мало отли­ча­лась в этом смыс­ле от всех про­чих. С момен­та мое­го стран­но­го про­буж­де­ния жена вос­при­ни­ма­ла меня с край­ним ужа­со­ми непри­яз­нью, утвер­ждая, что буд­то видит во мне кого-то чужо­го и абсо­лют­но ей неиз­вест­но­го, все­лив­ше­го­ся в тело ее супру­га. В 1910 году она офор­ми­ла офи­ци­аль­ный раз­вод и даже позд­нее, после воз­вра­ще­ния меня в нор­маль­ное состо­я­ние в 1913 году, кате­го­ри­че­ски отка­зы­ва­лась со мной встре­чать­ся. Точ­но так же отно­си­лись ко мне мой стар­ший сын и дочь – совсем еще дитя; нико­го из них с тех пор я не видел. И лишь мой вто­рой сын Уин­гейт нашел в себе силы пре­одо­леть страх и отвра­ще­ние, вызван­ные слу­чив­шей­ся со мной пере­ме­ной. Он так­же чув­ство­вал во мне чужа­ка, но, несмот­ря на свой малый воз­раст – ему тогда было лишь восемь лет – сохра­нял надеж­ды на то, что одна­жды мое насто­я­щее “я” вер­нет­ся в свою телес­ную обо­лоч­ку. Когда это и впрямь про­изо­шло, он немед­лен­но меня разыс­кал и вско­ре закон­ным поряд­ком пере­шел под мою опе­ку. Все после­ду­ю­щие годы он ока­зы­вал посиль­ную помощь в моих изыс­ка­ни­ях, и сего­дня, в воз­расте трид­ца­ти пяти лет, он носит уже зва­ние про­фес­со­ра в Мис­ка­то­ник­ском уни­вер­си­те­те. Но в пери­од амне­зии я ничуть не удив­лял­ся и почти не обра­щал вни­ма­ния на страх и нена­висть, кото­рые сеял вокруг себя – ибо созна­ние, голос и выра­же­ние лица того суще­ства, что просну­лось 15 мая 1908 года, на самом деле не име­ло ниче­го обще­го с Ната­ни­элем Уин­гей­том Пиз­ли. Я не соби­ра­юсь рас­ска­зы­вать здесь во всех подроб­но­стях о сво­ей жиз­ни с 1908 по 1913 год – жела­ю­щие могут озна­ко­мить­ся с ними, про­смот­рев под­шив­ки ста­рых газет и науч­ных жур­на­лов, как посту­пил позд­нее и я сам. Ска­жу лишь, что, будучи при­знан в целом вме­ня­е­мым и допу­щен к поль­зо­ва­нию сво­и­ми денеж­ны­ми сред­ства­ми, я рас­хо­до­вал их доста­точ­но рачи­тель­но, боль­шей частью на путе­ше­ствия и на заня­тия в раз­лич­ных цен­трах нау­ки и куль­ту­ры. Путе­ше­ствия мои, одна­ко, никак нель­зя было отне­сти к раз­ря­ду обыч­ных – как пра­ви­ло, я надол­го исче­зал в самых отда­лен­ных и пустын­ных угол­ках пла­не­ты. Так, в 1909 году я про­вел месяц в Гима­ла­ях, а в 1911 при­влек вни­ма­ние прес­сы сво­им похо­дом на вер­блю­дах вглубь неис­сле­до­ван­ных пустынь Ара­вий­ско­го полу­ост­ро­ва. Что про­ис­хо­ди­ло во вре­мя этих экс­пе­ди­ций – навсе­гда оста­лось загад­кой, в том чис­ле теперь и для меня само­го. Летом 1912 года я зафрах­то­вал суд­но, на кото­ром пред­при­нял пла­ва­ние в арк­ти­че­ские широ­ты на север от Шпиц­бер­ге­на, по воз­вра­ще­нии отку­да выка­зы­вал явные при­зна­ки разо­ча­ро­ва­ния. В кон­це того же года я в пол­ном оди­но­че­стве про­вел несколь­ко недель в гро­мад­ном ком­плек­се извест­ко­вых пещер в Запад­ной Вир­ги­нии, намно­го пре­взой­дя по про­дол­жи­тель­но­сти экс­пе­ди­ции как сво­их пред­ше­ствен­ни­ков, так и всех позд­ней­ших иссле­до­ва­те­лей. Систе­ма этих лаби­рин­тов столь запу­та­на, что про­сле­дить мой марш­рут в их глу­би­нах не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным. Гово­ря о моих науч­ных заня­ти­ях, нель­зя не отме­тить необы­чай­но высо­кие тем­пы усво­е­ния инфор­ма­ции; судя по все­му, интел­лек­ту­аль­ные воз­мож­но­сти моей вто­рой лич­но­сти на несколь­ко поряд­ков пре­вос­хо­ди­ли мои соб­ствен­ные – те, что были изна­чаль­но даны мне при­ро­дой. Ско­рость чте­ния и рабо­то­спо­соб­ность были про­сто фено­ме­наль­ны­ми. Я мог запом­нить во всех подроб­но­стях содер­жа­ние кни­ги, лишь бег­ло пере­ли­став ее стра­ни­цы, а моя спо­соб­ность мгно­вен­но раз­га­ды­вать слож­ней­шие умо­по­стро­е­ния и извле­кать из них самую суть про­из­во­ди­ла на уче­ных мужей воис­ти­ну потря­са­ю­щий эффект. Вре­мя от вре­ме­ни в газе­тах появ­ля­лись ста­тьи почти скан­даль­но­го харак­те­ра, в кото­рых утвер­жда­лось, буд­то я могу по сво­ей воле изме­нять и направ­лять мыс­ли и дей­ствия дру­гих людей, хотя я, без­услов­но, ста­рал­ся не зло­упо­треб­лять этим опас­ным даром. Дру­гие сооб­ще­ния подоб­но­го рода каса­лись моих близ­ких сно­ше­ний с пред­ста­ви­те­ля­ми раз­лич­ных оккульт­ных обществ, а так­же уче­ны­ми, кото­рых не без осно­ва­ния подо­зре­ва­ли в свя­зях с неки­ми мисти­че­ски­ми сек­та­ми, веду­щи­ми свое про­ис­хож­де­ние с древ­ней­ших вре­мен. Все эти слу­хи, не полу­чив­шие тогда реаль­но­го под­твер­жде­ния, в зна­чи­тель­ной мере про­во­ци­ро­ва­лись моим при­стра­сти­ем к чте­нию тру­дов весь­ма сомни­тель­но­го содер­жа­ния – ведь справ­ля­ясь в биб­лио­те­ке о ред­ких ста­рин­ных кни­гах, прак­ти­че­ски невоз­мож­но сохра­нить это дело в тайне. Име­ют­ся сви­де­тель­ства – под­креп­лен­ные в свою оче­редь замет­ка­ми на полях книг – того, что я очень вни­ма­тель­но изу­чил такие про­из­ве­де­ния, как “Cultes des Goules” гра­фа д’Эр­лет­та, “De Vermis Mysteriis” Людви­га Прин­на, “Unaussprechlichten Kulten” фон Юнц­та, уце­лев­шие фраг­мен­ты из зага­доч­ной “Кни­ги Эйбо­на”, а так­же “Necronomicon” безум­но­го ара­ба Абдул Аль­хаз­ре­да. И потом, ни для кого не явля­лась сек­ре­том бес­пре­це­дент­ная акти­ви­за­ция все­воз­мож­ных маги­че­ских и сата­нин­ских куль­тов как раз в пери­од мое­го стран­но­го пре­вра­ще­ния.

К лету 1913 года я начал про­яв­лять при­зна­ки апа­тии и не раз наме­кал на какие-то гря­ду­щие пере­ме­ны в моем состо­я­нии. Я гово­рил, что во мне начи­на­ют про­буж­дать­ся вос­по­ми­на­ния о преж­ней жиз­ни – прав­да, боль­шин­ство зна­ко­мых счи­та­ли это обыч­ной улов­кой, ибо все мои откро­ве­ния каса­лись лишь тех фак­тов, кото­рые мог­ли быть поза­им­ство­ва­ны из моей част­ной пере­пис­ки про­шлых лет. В сере­дине авгу­ста я вер­нул­ся в Арк­хэм и посе­лил­ся в сво­ем дав­но уже пусто­вав­шем доме на Крэйн-стрит. Там я уста­но­вил необыч­ный по внеш­не­му виду при­бор, собран­ный по частям раз­лич­ны­ми фир­ма­ми-изго­то­ви­те­ля­ми науч­ной аппа­ра­ту­ры в Евро­пе и Аме­ри­ке и тща­тель­но охра­ня­е­мой от взо­ров спе­ци­а­ли­стов, могу­щих сде­лать какие- нибудь догад­ки о его назначении.Те, кто видел этот при­бор – при­вез­ший его рабо­чий, слу­жан­ка и новая эко­ном­ка – в один голос утвер­жда­ли, что это была ни с чем не срав­ни­мая меша­ни­на из рыча­гов, колес и зер­цал, высо­той не более двух футов, шири­ной и дли­ной в один фут. Выпук­лое цен­траль­ное зер­ка­ло аппа­ра­та име­ло иде­аль­но круг­лую фор­му. Все эти све­де­ния впо­след­ствии под­твер­ди­лись изго­то­ви­те­ля­ми­каж­дой отдель­ной дета­ли из чис­ла упо­мя­ну­тых в опи­са­нии. Вече­ром в пят­ни­цу 26 сен­тяб­ря я отпу­стил эко­ном­ку и при­слу­гу до сле­ду­ю­ще­го полу­дня. Допозд­на в доме горел свет, и я нахо­дил­ся там не один сосе­ди виде­ли, как к крыль­цу под­ка­тил на авто­мо­би­ле худой тем­но­во­ло­сый муж­чи­на, в кото­ром по каким-то неуло­ви­мым при­ме­там без­оши­боч­но уга­ды­вал­ся ино­стра­нец. Послед­ний раз свет в окнах виде­ли око­ло часу ночи. В два часа пят­на­дцать минут совер­шав­ший обход поли­цей­ский заме­тил, что авто­мо­биль все еще сто­ит у обо­чи­ны тро­туа­ра; в доме было тем­но. При повтор­ном обхо­де око­ло четы­рех часов авто­мо­би­ля на месте не ока­за­лось. В шесть часов утра зазво­нил теле­фон в доме док­то­ра Уил­со­на и запи­на­ю­щий­ся голос с силь­ным ино­стран­ным акцен­том попро­сил док­то­ра заехать ко мне домой и выве­сти меня из состо­я­ния глу­бо­ко­го обмо­ро­ка. Это зво­нок – а он при­шел по меж­ду­го­род­ной линии – был сде­лан, как впо­след­ствии уста­но­ви­ла поли­ция, из теле­фон­ной буд­ки на север­ном вок­за­ле Босто­на; что же до стран­но­го ино­зем­ца, то ника­ких сле­дов его суще­ство­ва­ния обна­ру­же­но не было. Когда док­тор при­был ко мне домой, он нашел меня полу­ле­жа­щим в мяг­ком крес­ле посре­ди гости­ной. Я был без созна­ния. На поли­ро­ван­ной поверх­но­сти сто­ла, при­дви­ну­то­го почти вплот­ную к крес­лу, оста­лись цара­пи­ны и вмя­ти­ны, ука­зы­вав­шие на то, что здесь преж­де сто­ял какой-то срав­ни­тель­но круп­ный и мас­сив­ный пред­мет. Необыч­но­го аппа­ра­та в доме не ока­за­лось и ника­ких изве­стий о нем с тех пор не посту­па­ло. Несомненно,ночной при­ше­лец забрал аппа­рат с собой. В камине домаш­ней биб­лио­те­ке была най­де­на целая гора еще теп­ло­го пеп­ла, оче­вид­но, остав­ше­го­ся после сожже­ния всех – до мель­чай­ше­го клоч­ка – бумаг, на кото­рых оста­лись мои запи­си, сде­лан­ные с момен­та наступ­ле­ния амне­зии. Мое дыха­ние вну­ши­ло док­то­ру Уил­со­ну неко­то­рые опа­се­ния, но после под­кож­ной инъ­ек­ции оно выров­ня­лось и ста­ло спо­кой­ней. В один­на­дцать часов пят­на­дцать минут утра 27 сен­тяб­ря мое тело нача­ло шеве­лить­ся, а на застыв­шем, как мас­ка, лице ста­ло про­гля­ды­вать живое выра­же­ние. Док­тор Уил­сон обра­тил вни­ма­ние на то, что выра­же­ние это боль­ше напо­ми­на­ло мой пер­во­на­чаль­ный облик, чем облик, харак­тер­ный для мое­го “alter ego”. Око­ло поло­ви­ны две­на­дца­то­го я про­из­нес несколь­ко зву­ко­вых соче­та­ний, мало похо­див­ших на чело­ве­че­скую речь. Каза­лось, я веду борь­бу с чем-то внут­ри себя. Нако­нец уже после полу­дня – к тому вре­ме­ни в доме появи­лись отпу­щен­ные мной нака­нуне слу­жан­ка и эко­ном­ка – я заго­во­рил по-англий­ски: — …Сре­ди орто­док­саль­ных эко­но­ми­стов того пери­о­да мы можем выде­лить Дже­вон­са как типич­но­го пред­ста­ви­те­ля пре­об­ла­дав­шей тогда тен­ден­ции к соот­не­се­нию каза­лось бы дале­ких друг от дру­га науч­ных поня­тий. Он, в част­но­сти, пытал­ся уста­но­вить связь меж­ду эко­но­ми­че­ски­ми цик­ла­ми про­цве­та­ния и депрес­сии и цик­ли­че­ским обра­зо­ва­ни­ем и исчез­но­ве­ни­ем пятен на поверх­но­сти Солн­ца, что мож­но счи­тать сво­е­го рода вер­ши­ной подоб­ных… Ната­ни­эль Уин­гейт Пиз­ли вер­нул­ся – неле­пый при­зрак из про­шло­го, на вре­мен­ной шка­ле кото­ро­го все еще зна­чи­лось май­ское утро 1908 года, уни­вер­си­тет­ская ауди­то­рия и ряды сту­ден­тов-пер­во­курс­ни­ков, не сво­дя­щих глаз с обшар­пан­но­го сто­ла на лек­тор­ской кафед­ре.

2

Мое воз­вра­ще­ние к нор­маль­ной жиз­ни ока­за­лось труд­ным и болез­нен­ным про­цес­сом. Поте­ря пяти лет созда­ет в этом плане гораз­до боль­ше про­блем, чем это мож­но себе пред­ста­вить на пер­вый взгляд, а в моем слу­чае име­лось еще мно­же­ство допол­ни­тель­ных слож­но­стей. Все, что я узнал о сво­их дей­стви­ях в пери­од с 1908 года, крайне меня оза­да­чи­ло и огор­чи­ло, но я поста­рал­ся смот­реть на эти вещи фило­соф­ски. Посе­лив­шись со сво­им вто­рым сыном, Уин­гей­том, в доме на Крэйн­стрит, я попы­тал­ся воз­об­но­вить пре­по­да­ва­тель­скую дея­тель­ность моя преж­ня­я­про­фес­сор­ская долж­ность была любез­но пред­ло­же­на мне руко­вод­ством кол­ле­джа.

Я вышел на рабо­ту в фев­ра­ле 1914 года и про­дер­жал­ся несколь­ко семест­ров, к это­му вре­ме­ни окон­ча­тель­но убе­див­шись в том, что послед­ние пять лет не про­шли даром для мое­го здо­ро­вья. Хотя мои умствен­ные спо­соб­но­сти как буд­то не постра­да­ли – по край­ней мере я очень хотел бы на это наде­ять­ся – и лич­ность моя вос­ста­но­ви­лась во всей ее цель­но­сти, я не мог ска­зать того же о сво­их нер­вах. Меня часто пре­сле­до­ва­ли неяс­ные тре­во­жа­щие сны, порой мне в голо­ву при­хо­ди­ли идеи само­го стран­но­го свой­ства, а когда начав­ша­я­ся миро­вая вой­на напра­ви­ла мои мыс­ли в исто­ри­че­скую плос­кость, я вдруг обна­ру­жил, что рас­смат­ри­ваю собы­тия про­жи­то­го с какой-то совер­шен­но необыч­ной – чтоб не ска­зать непри­ем­ле­мой для нор­маль­но­го чело­ве­ка

– точ­ки зре­ния. Мои пред­став­ле­ния о вре­ме­ни – в част­но­сти, мояспо­соб­ность про­во­дить грань меж­ду после­до­ва­тель­ным и одно­вре­мен­ным

– каза­лись отча­сти нару­шен­ны­ми; у меня ино­гда появ­ля­лись химе­ри­че­ские идеи о воз­мож­но­сти, живя в каком-то кон­крет­ном вре­мен­ном про­ме­жут­ке, пере­ме­щать при этом свое созна­ние в пре­де­лах веч­но­сти с целью непо­сред­ствен­но­го изу­че­ния как про­шлых, так и буду­щих веков. В свя­зи с про­дол­жа­ю­щей­ся вой­ной у меня порой воз­ни­ка­ло такое чув­ство, буд­то я могу вспом­нить неко­то­рые из ее весь­ма отда­лен­ных послед­ствий – слов­но я уже знал ее ито­ги и мог смот­реть на нее ретро­спек­тив­но, вла­дея инфор­ма­ци­ей о собы­ти­ях, кото­рым еще толь­ко пред­сто­я­ло свер­шить­ся. Все эти псев­до­вос­по­ми­на­ния сопро­вож­да­лись при­сту­па­ми силь­ной боли и ощу­ще­ни­ем искус­ствен­но­го пси­хо­ло­ги­че­ско­го барье­ра, отде­ля­ю­ще­го их от осталь­ных участ­ков моей памя­ти. Когда я в раз­го­во­рах с дру­ги­ми про­бо­вал осто­рож­но намек­нуть на эти свои впе­чат­ле­ния, ответ­ная реак­ция была самой раз­ной. Иные гля­де­ли на меня подо­зри­тель­но, иные с оттен­ком сожа­ле­ния, а неко­то­рые мои зна­ко­мые с мате­ма­ти­че­ско­го факуль­те­та сра­зу под­хва­ти­ли тему и сооб­щи­ли мне о новых откры­ти­ях в тео­рии отно­си­тель­но­сти, тогда обсуж­дав­ших­ся в узких науч­ных кру­гах и лишь позд­нее полу­чив­ших широ­кую извест­ность. Док­тор Аль­берт Эйн­штейн, ска­за­ли они, ско­ро уже низ­ве­дет поня­тие вре­ме­ни до ста­ту­са одно­го из несколь­ких обыч­ных изме­ре­ний, сво­бод­ное пере­ме­ще­ние в пре­де­лах кото­ро­го­бу­дет не так уж и невоз­мож­но. Меж­ду тем при­чу­ды рас­стро­ен­но­го вооб­ра­же­ния захва­ты­ва­ли меня все боль­ше, что повлек­ло за собой мой уход с рабо­ты в 1915 году. Неко­то­рые из ощу­ще­ний нача­ли при­об­ре­тать раз­дра­жа­ю­щую отчет­ли­вость – мне все чаще при­хо­ди­ла в голо­ву мысль о том, что моя амне­зия была сво­е­го рода насиль­ствен­ным обме­ном, что мое вто­рое “я” было в дей­стви­тель­но­сти некой внеш­ней силой, про­ис­хо­див­шей из дале­ких и неве­до­мых нам сфер, и что моя соб­ствен­ная лич­ность была под­верг­ну­та одно­вре­мен­но­му встреч­но­му пере­ме­ще­нию. Так я посте­пен­но пере­шел к раз­мыш­ле­ни­ям на весь­ма скольз­кую и опас­ную тему, а имен­но – о место­пре­бы­ва­нии моей насто­я­щей лич­но­сти в те годы, когда чья-то чужая воля рас­по­ря­жа­лась моей физи­че­ской обо­лоч­кой. Необыч­ный круг инте­ре­сов и стран­ное пове­де­ние это­го “вре­мен­но­го вла­дель­ца” бес­по­ко­и­ли меня все силь­нее, и я про­дол­жал выис­ки­вать все новые и новые подроб­но­сти в газе­тах и жур­на­лах тех лет, а так­же в сви­де­тель­ствах оче­вид­цев. Ока­за­лось, что мно­гие свя­зан­ные с этим делом стран­но­сти каким-то жут­ким обра­зом соче­та­лись с рас­плыв­ча­ты­ми и туман­ны­ми обра­за­ми, кото­рые иной раз воз­ни­ка­ли в моем моз­гу. Я при­нял­ся лихо­ра­доч­но искать любые зацеп­ки, любые кро­хи инфор­ма­ции о науч­ных заня­ти­ях и путе­ше­стви­ях мое­го зло­ве­ще­го двой­ни­ка. Впро­чем, отнюдь не все мои тре­во­ги кон­цен­три­ро­ва­лись вокруг это­го полу-абстракт­но­го пред­ме­та. Еще одним бес­по­ко­ив­шим меня момен­том были сны, кото­рые посте­пен­но ста­но­ви­лись все более живы­ми и кон­крет­ны­ми. Дога­ды­ва­ясь о том, как они будут вос­при­ня­ты окру­жа­ю­щи­ми, я избе­гал гово­рить на эту тему с кем бы то ни было, исклю­чая лишь мое­го сына и несколь­ких вра­чей-пси­хо­ло­гов, кото­рым вполне дове­рял. Позд­нее, одна­ко, я решил­ся про­ве­сти доволь­но осно­ва­тель­ное иссле­до­ва­ние всех схо­жих слу­ча­ев забо­ле­ва­ния, дабы выяс­нить, насколь­ко типич­ны­ми или, наобо­рот, нети­пич­ны­ми были подоб­ные виде­ния сре­ди людей, ока­зав­ших­ся жерт­ва­ми амне­зии. Резуль­та­ты это­го иссле­до­ва­ния, под­креп­лен­ные авто­ри­те­том опыт­ных пси­хо­ло­гов, исто­ри­ков, антро­по­ло­гов и пси­хи­ат­ров и осно­ван­ные на дан­ных обо всех извест­ных слу­ча­ях раз­дво­е­ния лич­но­сти, начи­ная с легенд об одер­жи­мых дья­во­лом и кон­чая совре­мен­ны­ми науч­но аргу­мен­ти­ро­ван­ны­ми фак­та­ми, не толь­ко не успо­ко­и­ли, но ско­рее еще боль­ше встре­во­жи­ли и напу­га­ли меня.

Как выяс­ни­лось, мои сны не име­ли ана­ло­гов сре­ди гро­мад­но­го боль­шин­ства опи­сан­ных в раз­ное вре­мя слу­ча­ев амне­зии. Уда­лось, прав­да, выде­лить несколь­ко пись­мен­ных сви­де­тельств, оза­да­чив­ших меня имен­но пора­зи­тель­ным сход­ством с моим соб­ствен­ным опы­том. Часть из них отно­си­лась к древ­не­му фольк­ло­ру, дру­гие пред­став­ля­ли собой исто­рии болез­ни, обна­ру­жен­ные в меди­цин­ских архи­вах, было даже два или три анек­до­та, зате­ряв­ших­ся на стра­ни­цах общей исто­рии. Таким обра­зом, моя фор­ма забо­ле­ва­ния ока­за­лась неве­ро­ят­но ред­кой, хотя при­ме­ры ее при жела­нии мож­но было най­ти в самые раз­ные исто­ри­че­ские эпо­хи. На неко­то­рые сто­ле­тия при­хо­ди­лось по одно­му, два, а то и по три таких слу­чая, на дру­гие – вооб­ще ни одно­го, по край­ней мере, ни одно­го доку­мен­таль­но под­твер­жден­но­го. Суть каж­до­го из этих слу­ча­ев была одна и та же – чело­век, обла­да­ю­щий ост­рым и неза­у­ряд­ным умом, в один пре­крас­ный момент вдруг рез­ко меня­ет­ся и начи­на­ет вести образ жиз­ни, в корне отлич­ный от преж­не­го, что про­дол­жа­ет­ся в тече­ние более или менее зна­чи­тель­но­го отрез­ка вре­ме­ни. На пер­вых порах пере­ме­на эта харак­те­ри­зу­ет­ся поте­рей памя­ти, а так­же частич­ной либо пол­ной утра­той рече­вых и дви­га­тель­ных навы­ков, а затем – неве­ро­ят­но быст­рым погло­ще­ни­ем зна­ний в раз­лич­ных обла­стях нау­ки, исто­рии, искус­ства и антро­по­ло­гии, при­чем эта бур­ная актив­ность соче­та­ет­ся с какой-то нече­ло­ве­че­ской спо­соб­но­стью к усво­е­нию огром­ных объ­е­мов инфор­ма­ции. После это­го про­ис­хо­дит столь же вне­зап­ное воз­вра­ще­ние пер­вич­но­го суще­ства, и чело­ве­ку до кон­ца его дней пери­о­ди­че­ски доса­жда­ют неяс­ные поту­сто­рон­ние сны, содер­жа­щие обрыв­ки необыч­ных и страш­ных вос­по­ми­на­ний, тща­тель­но уда­лен­ных кем-то из его созна­ния. Близ­кое сход­ство най­ден­ных опи­са­ний ноч­ных кош­ма­ров с мои­ми соб­ствен­ны­ми — вплоть до самых, каза­лось бы, вто­ро­сте­пен­ных дета­лей не остав­ля­ли сомне­ний в их без­услов­ной одно­род­но­сти. В одном или двух слу­ча­ях у меня про­мельк­ну­ло смут­ное ощу­ще­ние зна­ком­ства, слов­но я преж­де уже общал­ся с эти­ми людь­ми по каким-то неве­до­мым кос­ми­че­ским кана­лам, при­ро­да кото­рых не под­да­ет­ся логи­че­ско­му осмыс­ле­нию. Три­жды в рас­смот­рен­ных нами отче­тах встре­ча­лось упо­ми­на­ние о неиз­вест­ном аппа­ра­те вро­де того, что был достав­лен в мой дом нака­нуне обрат­но­го пре­вра­ще­ния. В ходе рас­сле­до­ва­ния я наткнул­ся на еще одну заин­те­ре­со­вав­шую меня подроб­ность – ока­зы­ва­ет­ся, в исто­рии были не так уж ред­ки слу­чаи крат­ких явле­ний все тех же харак­тер­ных кош­мар­ных обра­зов людям, нико­гда не впа­дав­шим в состо­я­ние амне­зии. На сей раз это были люди более чем зауряд­ных умствен­ных спо­соб­но­стей – иные из них нахо­ди­лись на столь при­ми­тив­ном уровне раз­ви­тия, что каза­лось про­сто невоз­мож­ным пред­ста­вить их в роли пусть даже эле­мен­тар­но­го телес­но­го про­вод­ни­ка для чужо­го разу­ма с его нена­сыт­ным стрем­ле­ни­ем к позна­нию. На какую-то долю секун­ды люди эти ощу­ща­ли на себе обжи­га­ю­ще прон­зи­тель­ное воз­дей­ствие внеш­них сил – затем эта вол­на отка­ты­ва­лась, остав­ляя лишь сла­бое вос­по­ми­на­ние о мгно­вен­но открыв­ших­ся чело­ве­ку ужа­сах все­лен­ской без­дны. За послед­ние пол­ве­ка было отме­че­но по мень­шей мере три таких слу­чая – послед­ний око­ло пят­на­дца­ти лет назад. Не похо­ди­ло ли все это на поиск всле­пую, ведо­мый кем-то очень дале­ким от нас, кем-то скры­ва­ю­щим­ся вне­из­ме­ри­мых глу­би­нах вре­мен? Не име­ли ли мы дела с чудо­вищ­ны­ми экс­пе­ри­мен­та­ми, источ­ник и смысл кото­рых лежа­ли за гра­нью чело­ве­че­ско­го понимания?Таковы были лишь неко­то­рые из вопро­сов, мучив­ших меня в те часы, когда моя фан­та­зия осо­бен­но рас­па­ля­лась под вли­я­ни­ем сде­лан­ных мною откры­тий и сле­ду­ю­щих отсю­да пред­по­ло­же­ний и домыс­лов. И все же было бы неле­пым отри­цать нали­чие какой-то свя­зи меж­ду леген­да­ми неза­па­мят­ной древ­но­сти и срав­ни­тель­но недав­ни­ми про­яв­ле­ни­я­ми стран­ной амне­зии, жерт­вы кото­рой – точ­но так же, как и лечив­шие их вра­чи – не имея ника­ко­го поня­тия о дру­гих подоб­ных слу­ча­ях, вез­де опи­сы­ва­ли одни и те же инди­ви­ду­аль­ные симп­то­мы, во всех дета­лях сов­па­дав­шие с мои­ми. Я по сей день опа­са­юсь пус­кать­ся в рас­суж­де­ния отно­си­тель­но при­ро­ды моих снов, ста­но­вив­ших­ся со вре­ме­нем все более навяз­чи­вы­ми. В них все чаще нача­ли про­гля­ды­вать зло­ве­щие при­зна­ки безу­мия, и я порой все­рьез тре­во­жил­ся за свое душев­ное здо­ро­вье. Быть может, я имел дело с осо­бо­го рода заблуж­де­ни­ем, харак­тер­ным для всех вооб­ще людей, пере­жив­ших вре­мен­ную поте­рю памя­ти? Не исклю­че­но, что пер­во­при­чи­ной это­го яви­лись попыт­ки наше­го под­со­зна­тель­но­го суще­ства запол­нить обра­зо­вав­ший­ся вдруг про­бел неки­ми порож­ден­ны­ми внут­ри нас самих псев­до­вос­по­ми­на­ни­я­ми. Дан­ной точ­ки зре­ния – хотя мне лич­но боль­ше нра­ви­лась аль­тер­на­тив­ная тео­рия фольк­лор­ных тра­ди­ций – при­дер­жи­ва­лись мно­гие пси­хи­ат­ры, помо­гав­шие мне в поис­ках иден­тич­ных кли­ни­че­ских слу­ча­ев и раз­де­ляв­шие мое изум­ле­ние по пово­ду их несо­мнен­но­го сход­ства с моим соб­ствен­ным. Они не счи­та­ли это состо­я­ние сума­сше­стви­ем в чистом виде, клас­си­фи­ци­руя его ско­рее как одну из форм нерв­но­го рас­строй­ства. Пол­но­стью одоб­ряя мою склон­ность изу­чать и ана­ли­зи­ро­вать это явле­ние вме­сто того, что­бы попы­тать­ся забыть его или скрыть, они рас­це­ни­ва­ли такие дей­ствия как абсо­лют­но нор­маль­ные и пра­виль­ные с точ­ки зре­ния прин­ци­пов пси­хо­ло­гии. С осо­бым инте­ре­сом я при­слу­ши­вал­ся к сло­вам тех вра­чей и уче­ных, кото­рые обсле­до­ва­ли меня еще в пери­од, когда моя физи­че­ская обо­лоч­ка при­над­ле­жа­ла дру­гой лич­но­сти. Пер­вые при­зна­ки мое­го рас­строй­ства не име­ли харак­те­ра визу­аль­ных обра­зов – это были уже упо­мя­ну­тые мной неяс­ные и абстракт­ные ощу­ще­ния. В част­но­сти, у меня посте­пен­но раз­вил­ся страх перед самим собой, точ­нее – перед соб­ствен­ным телом. Я вся­че­ски избе­гал смот­реть на него, как буд­то ожи­дал уви­деть нечто совер­шен­но чужое и непе­ре­да­ва­е­мо отвра­ти­тель­ное. Когда я все же решал­ся опу­стить взгляд и видел свои ноги обыч­ные чело­ве­че­ские ноги в серых или голу­бых брю­ках – я испы­ты­вал огром­ное облег­че­ние, хотя для того, что­бы совер­шить сей нехит­рый посту­пок, мне каж­дый раз при­хо­ди­лось выдер­жи­вать нелег­кую внут­рен­нюю борь­бу. Я ста­ра­тель­но отво­ра­чи­вал­ся от попа­дав­ших­ся на моем пути зер­кал и все­гда брил­ся толь­ко в парик­ма­хер­ских. Дале­ко не сра­зу я уло­вил связь меж­ду эти­ми явле­ни­я­ми и мимо­лет­ны­ми зри­тель­ны­ми гал­лю­ци­на­ци­я­ми, к тому вре­ме­ни так­же начав­ши­ми меня пре­сле­до­вать. Впер­вые я это понял, когда почув­ство­вал, как некая внеш­няя сила пыта­ет­ся искус­ствен­но отго­ро­дить отдель­ные участ­ки моей памя­ти. Эти корот­кие, как вспыш­ка, гал­лю­ци­на­ции, без­услов­но, име­ли осо­бый глу­бин­ный смысл и непо­сред­ствен­но каса­лись крайне важ­ных для меня вещей, но чье-то посто­рон­нее вме­ша­тель­ство не остав­ля­ло мне ника­ких надежд про­ник­нуть в этот смысл и раз­га­дать суть этих вещей. Нечто непо­нят­ное тво­ри­лось и со вре­ме­нем, раз за разом я отча­ян­но и без­успеш­но пытал­ся рас­по­ло­жить обрыв­ки виде­ний хоть в какой- то хро­но­ло­ги­че­ской после­до­ва­тель­но­сти. Сами виде­ния были пона­ча­лу ско­рее про­сто непри­выч­ны­ми, неже­ли наво­дя­щи­ми ужас. Мне каза­лось, что я нахо­жусь внут­ри огром­но­го поме­ще­ния, вели­че­ствен­ные камен­ные сво­ды кото­ро­го едва вид­не­ют­ся в вышине. Мону­мен­таль­ность и стро­гая фор­ма ароч­ных пере­кры­тий чем-то напо­ми­на­ли построй­ки вре­мен Рим­ской импе­рии. Я раз­гля­дел колос­саль­ных раз­ме­ров­по­лу­круг­лые окна, гигант­ские две­ри и мно­же­ство пье­де­ста­лов или столов,каждый высо­той с обыч­ную ком­на­ту. Длин­ные пол­ки из тем­но­го дере­ва тяну­лись вдоль стен и были заня­ты ряда­ми непо­мер­но боль­ших фоли­ан­тов с иеро­гли­фи­че­ски­ми сим­во­ла­ми на кореш­ках. Все види­мые участ­ки камен­ной клад­ки были покры­ты затей­ли­вой резь­бой – изо­гну­тые линии, пере­се­ка­ясь и рас­хо­дясь под все­воз­мож­ны­ми угла­ми, созда­ва­ли впе­чат­ле­ние мате­ма­ти­че­ски выве­рен­ной ком­по­зи­ции и, в конеч­ном сче­те, обра­зо­вы­ва­ли все те же стран­ные иеро­гли­фы. Гра­нит­ные бло­ки чудо­вищ­ной вели­чи­ны, из кото­рых были сло­же­ны сте­ны, име­ли судя по лини­ям сты­ка – выпук­лую верх­нюю часть, иде­аль­но подо­гнан­ную под вогну­тую поверх­ность сле­ду­ю­ще­го ряда клад­ки. В поме­ще­нии не было сту­льев или кре­сел, но широ­кие пье­де­ста­лы были заня­ты лежав­ши­ми в бес­по­ряд­ке кни­га­ми, листа­ми бума­ги и тем, что, веро­ят­но, игра­ло роль пись­мен­ных при­над­леж­но­стей – фигур­ны­ми кув­ши­на­ми из фио­ле­то­во­го метал­ла и стерж­ня­ми, один конец кото­рых был заост­рен. Хотя эти огром­ные тум­бы были выше мое­го роста, я, тем не менее, вре­ме­на­ми полу­чал воз­мож­ность как бы взгля­ды­вать на них свер­ху. На неко­то­рых из них сто­я­ли боль­шие круг­лые сфе­ры из све­тя­щих­ся кри­стал­лов, слу­жив­ших здесь вме­сто ламп, ине­по­нят­ные меха­низ­мы, самы­ми замет­ны­ми дета­ля­ми кото­рых были стек­ло­вид­ные труб­ки и длин­ные метал­ли­че­ские рыча­ги. Окна были застек­ле­ны и забра­ны решет­ка­ми из тол­стых пру­тьев. Я не решил­ся при­бли­зить­ся к ним и выгля­нуть нару­жу, но с того места, где я сто­ял, были вид­ны вер­хуш­ки отдель­ных папо­рот­ни­ко­об­раз­ных рас­те­ний. Пол был вымо­щен мас­сив­ны­ми вось­ми­уголь­ны­ми пли­та­ми, ков­ры или пор­тье­ры при этом отсут­ство­ва­ли. Позд­нее мне при­ви­де­лось, буд­то я мед­лен­но пере­дви­га­юсь по цик­ло­пи­че­ским камен­ным кори­до­рам, опус­ка­юсь и под­ни­ма­юсь наклон­ны­ми гале­ре­я­ми – лест­ниц нигде не было, так же как не было ни одно­го про­хо­да шири­ной менее трид­ца­ти футов. Отдель­ные части зда­ний, внут­ри кото­рых я нахо­дил­ся, каза­лось, под­ни­ма­лись в небо на высо­ту несколь­ких тысяч футов. На раз­ных уров­нях я встре­чал мно­же­ство тем­ных свод­ча­тых скле­пов и люков с нико­гда не под­ни­мав­ши­ми­ся крыш­ка­ми, опе­ча­тан­ных метал­ли­че­ски­ми поло­са­ми и – это ощу­ща­лось сра­зу скры­вав­ших вни­зу что-то таин­ствен­ное и непе­ре­да­ва­е­мо жут­кое. Я был здесь как буд­то на поло­же­нии плен­ни­ка, и безыс­ход­ный ужас, каза­лось, витал надо всем, на что бы я ни напра­вил свой взор. Я чув­ство­вал, что изде­ва­тель­ски крив­ля­ю­щи­е­ся иеро­гли­фы на сте­нах несут в себе смер­тель­ную опас­ность, от кото­рой – как это ни стран­но одно лишь неве­де­ние может меня убе­речь. Далее мне откры­ва­лись виды за полу­круг­лы­ми окна­ми зда­ния и еще более широ­кая пер­спек­ти­ва, обо­зре­ва­е­мая с его кры­ши – огром­ной плос­кой кры­ши с раз­би­ты­ми на ней сада­ми и высо­ким зуб­ча­тым пара­пе­том – на кото­рую я под­нял­ся по одной из верх­них наклон­ных гале­рей. Я уви­дел бес­ко­неч­ные ряды окру­жен­ных сада­ми мону­мен­таль­ных стро­е­ний, про­тя­нув­ши­е­ся вдоль моще­ных улиц, каж­дая шири­ною в доб­рых две­сти футов. Зда­ния силь­но отли­ча­лись одно от дру­го­го по внеш­не­му обли­ку, но ред­ко какое из них не дости­га­ло пяти­сот футов в попе­реч­ни­ке и тыся­чи футов в высо­ту. Иные про­сти­ра­лись на несколь­ко тысяч футов по фаса­ду, а иные вре­за­лись вер­ши­на­ми в серые пас­мур­ные небе­са. Все это было постро­е­но из кам­ня или бето­на с исполь­зо­ва­ни­ем того само­го изо­гну­то­го типа клад­ки, что был отме­чен мною еще в самом нача­ле. Кры­ши были плос­ки­ми, часто с неболь­ши­ми сада­ми на них и почти все­гда с зуб­ча­ты­ми пара­пе­та­ми. Ино­гда мне попа­да­лись на гла­за тер­ра­сы, при­под­ня­тые над уров­нем зем­ли, откры­тые пло­щад­ки и широ­кие поля­ны посре­ди сплош­но­го моря рас­ти­тель­но­сти. На доро­гах мне порой уда­ва­лось заме­тить некие при­зна­ки дви­же­ния, но в ран­них сво­их снах я еще не мог разо­брать­ся в этих дета­лях. На опре­де­лен­ном рас­сто­я­нии друг от дру­га сто­я­ли гран­ди­оз­ные тем­ные баш­ни цилин­дри­че­ской фор­мы, дале­ко воз­вы­шав­ши­е­ся над осталь­ны­ми стро­е­ни­я­ми. В отли­чие от послед­них, эти баш­ни име­ли одно­тип­ную кон­струк­цию и каза­лись намно­го более древни­ми – даже при взгля­де на них изда­ли воз­ни­ка­ло ощу­ще­ние упад­ка и мед­лен­но­го раз­ру­ше­ния. Они были выло­же­ны из пря­мо­уголь­ных базаль­то­вых глыб и слег­ка сужа­лись от зем­ли к закруг­лен­ным вер­хуш­кам. Ни в одной башне не было окон или иных отвер­стий, кро­ме огром­ных две­рей вни­зу. Я раз­гля­дел еще несколь­ко зда­ний помень­ше, так­же нес­ших на себе печать вре­ме­ни и по сво­е­му архи­тек­тур­но­му типу схо­жих с цилин­дри­че­ски­ми баш­ня­ми. Вокруг этих угрю­мых соору­же­ний как буд­то кон­цен­три­ро­ва­лась атмо­сфе­ра стра­ха и скры­той угро­зы – та же самая, что рас­пол­за­лась от запе­ча­тан­ных люков в ниж­них эта­жах двор­ца. Раз­бро­сан­ные всю­ду сады тоже выгля­де­ли весь­ма зло­ве­ще – очень уж непри­выч­ны­ми были рас­те­ния, рас­ка­чи­вав­ши­е­ся на вет­ру по сто­ро­нам широ­ких аллей. Пре­об­ла­да­ли, как ни стран­но, гигант­ские папо­рот­ни­ки – ино­гда зеле­ные, а ино­гда отвра­ти­тель­но блед­ные, цве­та поган­ки. Места­ми над зарос­ля­ми под­ни­ма­лись паль­мы с тон­ки­ми колен­ча­ты­ми, как у бам­бу­ка, ство­ла­ми. Были там так­же рос-шие пуч­ка­ми подо­бия цика­до­вых 3 , зарос­ли стран­ных тем­но зеле­ных кустар­ни­ков и дере­вья, напо­ми­нав­шие по виду хвой­ные. Цве­ты – мел­кие, блед­ные и совер­шен­но мне незна­ко­мые – были выса­же­ны в клум­бах раз­лич­ной кон­фи­гу­ра­ции и во мно­же­стве вид­не­лись про­сто сре­ди тра­вы. На отдель­ных тер­ра­сах или в раз­би­тых на кры­шах садах мож­но было уви­деть более круп­ные и яркие цве­ты, отнюдь не радо­вав­шие глаз сво­и­ми отвра­ти­тель­но-хищ­ны­ми фор­ма­ми – эти, вне вся­ко­го сомне­ния, были пло­да­ми искус­ствен­ной селек­ции. Неве­ро­ят­ной вели­чи­ны и окрас­ки гри­бы рас­по­ла­га­лись в соот­вет­ствии с опре­де­лен­ной схе­мой, что выда­ва­ло нали­чие хоро­шо раз­ви­той садо­вод­че­ской тра­ди­ции. В боль­ших пар­ках вни­зу еще мож­но было заме­тить стрем­ле­ние сохра­нить есте­ствен­ный рас­ти­тель­ных покров, но сади­ки на кры­шах были ухо­же­ны вплоть до фигур­ной стриж­ки кустов и дере­вьев. Небо почти посто­ян­но было затя­ну­то туча­ми, вре­ме­на­ми я ста­но­вил­ся сви­де­те­лем потря­са­ю­щих гро­зо­вых лив­ней. Изред­ка появ­ля­лось и солн­це – оно было куда круп­нее обыч­но­го – или луна, на поверх­но­сти кото­рый я не смог обна­ру­жить ника­ких извест­ных мне при­мет. В одном-двух слу­ча­ях, когда небо про­яс­ня­лось, я мог наблю­дать созвез­дия, но почти ниче­го не узна­вал. Даже те немно­гие, что каза­лись мне зна­ко­мы­ми, были как-то стран­но иска­же­ны и сме­ще­ны; по их поло­же­нию на небе я опре­де­лил, что нахо­жусь где-то в южном полу­ша­рии, в рай­оне тро­пи­ка Козе­ро­га. Даль­ний гори­зонт скры­вал­ся в дым­ке, сквозь кото­рую я раз­ли­чал за пре­де­ла­ми горо­да поло­су джун­глей, состо­яв­ших из гигант­ских папо­рот­ни­ков, пальм, лепи­до­денд­ро­нов 4 и сигил­ля­рий 5 – все это фан­та-сти­че­ское нагро­мож­де­ние крон, ство­лов и вет­вей при­зрач­но коле­ба­лось в под­ни­мав­ших­ся от зем­ли пото­ках испа­ре­ний. В воз­ду­хе над горо­дом чув­ство­ва­лось пере­ме­ще­ние каких-то тел, но пока еще я не мог раз­гля­деть их как сле­ду­ет. Начи­ная с осе­ни 1914 года меня нача­ли посе­щать сны, в кото­рых я как бы совер­шал мед­лен­ный полет над горо­дом и его окрест­но­стя­ми. Я видел широ­кие доро­ги, ухо­див­шие через дре­му­чие зарос­ли к дру­гим рас­по­ло­жен­ным побли­зо­сти горо­дам столь же при­чуд­ли­во-мрач­ной архи­тек­ту­ры. Я видел чудо­вищ­ные соору­же­ния из чер­но­го либо радуж­но­го кам­ня на поля­нах и рас­чи­щен­ных участ­ках леса и длин­ные дам­бы, пере­ре­зав­шие тем­ное про­стран­ство болот. Одна­жды подо мной откры­лось про­тя­нув­ша­я­ся на мно­го миль рав­ни­на, сплошь усе­ян­ная руи­на­ми базаль­то­вых стро­е­ний, близ­ких по сти­лю к тем лишен­ным окон, закруг­лен­ным баш­ням, что при­влек­ли мое вни­ма­ние еще в пер­вом горо­де. И толь­ко мно­го позд­нее я в пер­вый раз уви­дел море – туман­ное про­стран­ство, ухо­див­шее в бес­ко­неч­ность за камен­ны­ми мола­ми одно­го из гигант­ских горо­дов и отвле­кав­шее утом­лен­ный взор от это­го неве­ро­ят­но­го скоп­ле­ния двор­цов, купо­лов и арок.

3

Как я уже отме­чал, эти виде­ния дале­ко не сра­зу нача­ли про­яв­лять свою зло­ве­щую при­ро­ду. Мно­гим людям, слу­ча­ет­ся снят­ся и более стран­ные сны – состав­лен­ные из бес­связ­ных обрыв­ков днев­ных впе­чат­ле­ний, кар­тин и про­чи­тан­ных книг, при­хо­тью вооб­ра­же­ния сли­тых в одну фан­та­сти­че­скую сюжет­ную фор­му. Иной раз я пытал­ся вос­при­ни­мать свои сны как нечто вполне есте­ствен­ное, хотя нико­гда ранее не был пред­рас­по­ло­жен к вещам подоб­но­го рода. Часть из этих кажу­щих­ся ано­маль­ны­ми явле­ний – убеж­дал я себя – в дей­стви­тель­но­сти мог­ли иметь мас­су самых про­стых и обы­ден­ных источ­ни­ков, высле­дить и рас­крыть кото­рые мне не уда­ва­лось по каким-то чисто субъ­ек­тив­ным при­чи­нам; дру­гие же мог­ли отра­жать почерп­ну­тые из книг све­де­ния о рас­ти­тель­ном мире и про­чих дета­лях жиз­ни пла­не­ты в дои­сто­ри­че­скую эпо­ху, каких-нибудь сто пять­де­сят мил­ли­о­нов лет назад – в Перм­ский или Три­а­со­вый пери­од. По про­ше­ствии несколь­ких меся­цев, одна­ко, чув­ство стра­ха нача­ло посте­пен­но брать верх над все­ми осталь­ны­ми. Сны к тому вре­ме­ни уже при­об­ре­ли вид непо­сред­ствен­но лич­ных вос­по­ми­на­ний, тогда-то я и попро­бо­вал про­ве­сти связь меж­ду ними и абстракт­ны­ми ощу­ще­ни­я­ми ино­го рода – нали­чи­ем неко­го барье­ра, бло­ки­ру­ю­ще­го отдель­ные участ­ки моей памя­ти, нару­ше­ни­ем вре­мен­но­го вос­при­я­тия, пре­бы­ва­ни­ем в моем теле чуж­до­го мне разу­ма в пери­од меж­ду 1908 и 1913 года­ми, и, нако­нец, необъ­яс­ни­мым отвра­ще­ни­ем к сво­е­му внеш­не­му обли­ку, кото­рое я так и не смог в себе побо­роть. Когда же в мои сны нача­ли про­ни­кать отдель­ные кон­крет­ные подроб­но­сти, посто­ян­но испы­ты­ва­е­мый мной ужас воз­рос тыся­че­крат­но, и одна­жды это слу­чи­лось в октяб­ре 1915 года – я решил пред­при­нять кое-какие прак­ти­че­ские шаги. Имен­но с того дня я при­сту­пил к интен­сив­но­му изу­че­нию всех про­шлых слу­ча­ев амне­зии, чув­ствуя, что мне необ­хо­ди­мо най­ти реаль­ное объ­яс­не­ние все­му, что со мной про­ис­хо­дит, и вырвать­ся из сжи­ма­ю­щих мое созна­ние тис­ков. Одна­ко – как об этом уже гово­ри­лось – пер­вые же резуль­та­ты иссле­до­ва­ний ока­за­ли на меня совер­шен­но про­ти­во­по­лож­ное дей­ствие. Я был потря­сен, узнав, насколь­ко пол­но дуб­ли­ро­ва­лись мои сны: в ряде ана­ло­гич­ных слу­ча­ев, осо­бен­но если учесть, что мно­гие опи­са­ния их были сде­ла­ны задол­го до того, как чело­ве­че­ство достиг­ло совре­мен­но­го уров­ня гео­ло­ги­че­ских зна­ний – таким обра­зом была опро­верг­ну­та моя идея о книж­ном про­ис­хож­де­нии пред­став­ляв­ших­ся мне дои­сто­ри­че­ских ланд­шаф­тов. Вдо­ба­вок ко все­му, мно­гие отче­ты содер­жа­ли ряд самых неожи­дан­ных рас­суж­де­ний, свя­зан­ных с кар­ти­на­ми огром­ных двор­цов, садов, джун­глей и про­чих уже зна­ко­мых мне по снам вещей. Лад­но бы речь шла толь­ко о самом зре­ли­ще и остав­лен­ных им смут­ных и тяже­лых впе­чат­ле­ни­ях, но отдель­ные встре­чав­ши­е­ся мне мыс­ли гра­ни­чи­ли с откро­вен­ным безу­ми­ем или же с откро­вен­ным бого­хуль­ством. Самым страш­ным было то, что мои соб­ствен­ные псев­до­вос­по­ми­на­ния при­об­ре­ли как бы допол­ни­тель­ный импульс, поза­им­ство­вав мно­гое из про­чи­тан­но­го. При этом боль­шин­ство вра­чей по-преж­не­му счи­та­ли про­дол­же­ние моих поис­ков наи­бо­лее целе­со­об­раз­ным и разум­ным в дан­ной ситу­а­ции.

Тогда же я осно­ва­тель­но взял­ся за изу­че­ние пси­хо­ло­гии; Уин­гейт вско­ре после­до­вал мое­му при­ме­ру – имен­но эти заня­тия поло­жи­ли нача­ло его науч­ной дея­тель­но­сти и при­нес­ли ему впо­след­ствии про­фес­сор­скую долж­ность. В 1917–1918 годах я про­слу­шал спе­ци­аль­ный курс лек­ций в Мис­ка­то­ник­ском уни­вер­си­те­те. Мой инте­рес к вопро­сам меди­ци­ны, исто­рии, антро­по­ло­гии с года­ми не осла­бе­вал; я пред­при­нял серию поез­док в отда­лен­ные биб­лио­те­ки, в конеч­ном сче­те добрав­шись до мало кому извест­ных тру­дов по мисти­ке и чер­ной магии, столь при­вле­кав­ших неко­гда мое­го не в меру любо­зна­тель­но­го двой­ни­ка. Сре­ди про­чих мне попа­лись и несколь­ко книг, побы­вав­ших когда-то в его – то есть в моих соб­ствен­ных – руках, и я с вол­не­ни­ем про­чел помет­ки на полях и даже поправ­ки, вне­сен­ные пря­мо в текст стран­ным урод­ли­вым почер­ком и в выра­же­ни­ях, ука­зы­ва­ю­щих на несвой­ствен­ные нор­маль­но­му чело­ве­ку стиль и образ мыш­ле­ния. Помет­ки дела­лись на том язы­ке, на кото­ром была напи­са­на каж­дая из этих книг – писав­ший, похо­же, знал их оди­на­ко­во хоро­шо, хотя это зна­ние явно отда­ва­ло ака­де­миз­мом. Но одна из над­пи­сей на стра­ни­цах “Unaussprechlichten Kulten” фон Юнц­та рез­ко отли­ча­лась от всех про­чих. Она была выпол­не­на теми же чер­ни­ла­ми, что и помет­ки на немец­ком язы­ке, но состо­я­ла из при­чуд­ли­вых кри­во­ли­ней­ных иеро­гли­фов, не име­ю­щих, насколь­ко я мог судить, ниче­го обще­го с любым зем­ным иеро­гли­фи­че­ским пись­мом. Зато они пол­но­стью соот­вет­ство­ва­ли тому алфа­ви­ту, над­пи­си на кото­ром посто­ян­но фигу­ри­ро­ва­ли в моих снах – над­пи­си, смысл кото­рых порою начи­нал смут­но дохо­дить до мое­го созна­ния, но все­гда оста­нав­ли­вал­ся, не пере­се­кая послед­ней зыб­кой гра­ни меж­ду реаль­ной памя­тью и сно­ви­де­ни­ем. В окон­ча­тель­ное заме­ша­тель­ство меня при­ве­ли работ­ни­ки читаль­но­го зала, утвер­ждав­шие на осно­ва­нии дан­ных преды­ду­щих осмот­ров книг и запи­сей в кар­то­те­ке их выда­чи, что все ука­зан­ные помет­ки мог­ли быть сде­ла­ны толь­ко мною самим – то есть тем, кто, поль­зу­ясь моим обли­ком и име­нем, изу­чал эти тома до меня. Доста­точ­но ска­зать, что сам я ни в каком виде не вла­дел тре­мя язы­ка­ми из чис­ла задей­ство­ван­ных. Собрав воеди­но все имев­ши­е­ся у меня мате­ри­а­лы, ста­рин­ные и совре­мен­ные, меди­цин­ские и антро­по­ло­ги­че­ские, я обна­ру­жил гораз­до более тес­ное пере­пле­те­ние древ­них мифов и опи­сан­ных позд­нее гал­лю­ци­на­ций, чем это мож­но было заклю­чить из пер­вых бег­лых осмот­ров. Непо­нят­но, каким обра­зом вполне прав­до­по­доб­ные опи­са­ния пей­за­жей палео­зой­ской или мезо­зой­ской эры мог­ли вой­ти состав­ной частью в мифо­ло­ги­че­ские сюже­ты, созда­вав­ши­е­ся во вре­ме­на, когда воз­мож­ность полу­че­ния столь точ­ных науч­ных дан­ных была совер­шен­но исклю­че­на. Фак­ты здесь про­ти­во­ре­чи­ли здра­во­му смыс­лу и одно­вре­мен­но они же под­ска­зы­ва­ли пер­во­при­чи­ну фор­ми­ро­ва­ния столь схо­жих меж­ду собой гал­лю­ци­на­ций. Без сомне­ния, повто­ряв­ши­е­ся слу­чаи амне­зии посте­пен­но созда­ли некую общую мифо­ло­ги­че­скую модель, кото­рая, раз­рас­та­ясь, нача­ла со вре­ме­нем ока­зы­вать уже обрат­ное вли­я­ние на людей, став­ших жерт­ва­ми этой болез­ни, воз­вра­ща­ясь к ним в виде одних и тех же псев­до­вос­по­ми­на­ний. Лич­но я в пери­од сво­е­го бес­па­мят­ства про­чел и изу­чил все эти древ­ние сказ­ки мое позд­ней­шее рас­сле­до­ва­ние это пол­но­стью под­твер­ди­ло. Поче­му тогда не допу­стить, что мои сны и эмо­ци­о­наль­ные пере­жи­ва­ния яви­лись лишь отра­же­ни­ем тех зна­ний, что были полу­че­ны мной через посред­ство зага­доч­ной вто­рой лич­но­сти? Неко­то­рые из упо­мя­ну­тых выше мифов близ­ко сопри­ка­са­лись с дру­ги­ми извест­ны­ми леген­да­ми о мире, суще­ство­вав­шем на Зем­ле до появ­ле­ния чело­ве­ка – преж­де все­го с древ­не­ин­дий­ски­ми ска­за­ни­я­ми, где гово­ри­лось о неиз­ме­ри­мых и оше­лом­ля­ю­щих без­днах вре­ме­ни – теми, что позд­нее вошли состав­ной частью в совре­мен­ную тео­со­фию. Древ­ние мифы и посе­щав­шие меня гал­лю­ци­на­ции были схо­жи в глав­ном: и те, и дру­гие недву­смыс­лен­но наме­ка­ли на то, что чело­ве­че­ство явля­лось лишь одной из мно­же­ства высо­ко­раз­ви­тых циви­ли­за­ций, в раз­ные вре­ме­на насе­ляв­ших эту пла­не­ту. Если верить пре­да­ни­ям, суще­ства стран­но­го, непе­ре­да­ва­е­мо­го обли­ка воз­двиг­ли баш­ни до небес и про­ник­ли во все тай­ны при­ро­ды задол­го до того, как пер­вый зем­но­вод­ный пред­ше­ствен­ник чело­ве­ка три­ста мил­ли­о­нов лет назад выполз на сушу из теп­лых оке­ан­ских волн. Неко­то­рые из хозя­ев пла­не­ты при­ле­та­ли сюда с дале­ких звезд – исто­ки этих циви­ли­за­ций порой теря­лись в глу­би­нах кос­мо­са, кото­рый сам по себе был их ровес­ни­ком; дру­гие зарож­да­лись в зем­ных усло­ви­ях, опе­ре­жая появ­ле­ние пер­вых бак­те­рий нынеш­не­го жиз­нен­но­го цик­ла в той же сте­пе­ни, в какой сами эти бак­те­рии опе­ре­жа­ли появ­ле­ние соб­ствен­но чело­ве­ка. Изме­ре­ние велось в мил­ли­ар­дах лет и сот­нях галак­тик. Разу­ме­ет­ся, здесь не мог­ло быть и речи о вре­ме­ни в его чело­ве­че­ском пони­ма­нии. Но боль­шая часть легенд и снов была свя­за­на с одной срав­ни­тель­но позд­но появив­шей­ся расой, пред­ста­ви­те­ли кото­рой, внешне рез­ко отли­чав­ши­е­ся от всех извест­ных нашей нау­ке форм жиз­ни, насе­ля­ли Зем­лю за сто пять­де­сят мил­ли­о­нов лет до чело­ве­ка. Эта раса была вели­чай­шей из всех, ибо она одна смог­ла овла­деть сек­ре­том вре­ме­ни. Научив­шись про­еци­ро­вать свое созна­ние через мил­ли­о­ны лет в про­шлое и буду­щее, они смог­ли узнать все, что когда-либо было извест­но, и все, что еще толь­ко будет извест­но про­чим циви­ли­за­ци­ям этой пла­не­ты за дол­гое вре­мя ее суще­ство­ва­ния. Вме­ша­тель­ством этой расы в жизнь ее пред­ше­ствен­ни­ков и после­до­ва­те­лей и объ­яс­ня­ют­ся все леген­ды о про­ри­ца­те­лях и ясно­вид­цах, в том чис­ле и те, что вошли в мифо­ло­гию чело­ве­че­ства. В их гро­мад­ных биб­лио­те­ках были собра­ны тек­сты и кар­ти­ны, содер­жав­шие весь объ­ем накоп­лен­ных зем­ля­на­ми зна­ний – начи­ная с исто­рии раз­ви­тия и физио­ло­гии каж­дой разум­ной расы и закан­чи­вая пол­ным опи­са­ни­ем ее дости­же­ний в любых обла­стях жиз­ни, мно­го­об­ра­зия ее язы­ков и осо­бен­но­стей пси­хо­ло­гии. Из это­го гро­мад­но­го объ­е­ма инфор­ма­ции Вели­кая Раса выби­ра­ла и заим­ство­ва­ла те идеи, тво­ре­ния искус­ства и тех­ни­че­ские нов­ше­ства, кото­рые каза­лись ей под­хо­дя­щи­ми к ее соб­ствен­ных усло­ви­ям. При этом добы­вать све­де­ния в про­шлом, когда пере­ме­щен­но­му созна­нию запре­ща­лось все­лять­ся в мате­ри­аль­ные фор­мы, ока­за­лось намно­го труд­нее, чем иметь дело с буду­щим. В послед­нем слу­чае все про­ис­хо­ди­ло при­мер­но таким обра­зом: с помо­щью спе­ци­аль­ных тех­ни­че­ских средств лич­ность иссле­до­ва­те­ля про­еци­ро­ва­лась в буду­щее и дви­га­лась по экс­тра­сен­сор­ным кана­лам вплоть до нуж­но­го вре­мен­но­го отрез­ка, где после несколь­ких пред­ва­ри­тель­ных проб выби­ра­ла более-менее под­хо­дя­ще­го по уров­ню интел­лек­та пред­ста­ви­те­ля разум­ной расы, пре­об­ла­дав­шей на пла­не­те в дан­ный исто­ри­че­ский пери­од. Утвер­дясь в его моз­гу и завла­дев соот­вет­ству­ю­щим телом, иссле­до­ва­тель отправ­лял заме­щен­ное созна­ние по обрат­но­му марш­ру­ту и вынуж­дал послед­нее оби­тать в телес­ной обо­лоч­ке сво­е­го виза­ви вплоть до завер­ше­ния тем необ­хо­ди­мой озна­ко­ми­тель­ной про­грам­мы и воз­вра­ще­ния каж­до­го из них на свое место. Спро­еци­ро­ван­ное созна­ние, при­ни­мая физи­че­ский облик пред­ста­ви­те­ля буду­щей расы, обыч­но высту­па­ло в каче­стве рядо­во­го чле­на дан­но­го обще­ства и ста­ра­лось в мак­си­маль­но корот­кий срок собрать всю воз­мож­ную инфор­ма­цию о его дости­же­ни­ях. Меж­ду тем вытес­нен­ное созна­ние, ока­зав­ше­е­ся в чужом вре­ме­ни и чужом теле, нахо­ди­лось под неусып­ным наблю­де­ни­ем и охра­ной. Осо­бо сле­ди­ли за тем, что­бы оно не нанес­ло вре­да телу – сво­е­му вре­мен­но­му оби­та­ли­щу; одно­вре­мен­но из него с помо­щью осо­бой систе­мы тестов извле­ка­ли все, что мог­ло пред­став­лять хоть какой-нибудь инте­рес для иссле­до­ва­те­лей. Часто допрос вел­ся на его род­ном язы­ке – если соот­вет­ству­ю­щие све­де­ния были полу­че­ны в ходе преды­ду­щих экс­пе­ди­ций в буду­щее. Когда суще­ства, при­над­ле­жав­шие к Вели­кой Расе, ока­зы­ва­лись не в состо­я­нии физи­че­ски вос­про­из­ве­сти язык, на кото­ром изъ­яс­нял­ся тот или иной носи­тель при­шло­го созна­ния, в дело всту­па­ли хит­ро­ум­ные маши­ны, играв­шие роль пере­вод­чи­ка. Сами эти суще­ства внешне пред­став­ля­ли собой огром­ные склад­ча­тые кону­сы высо­той до деся­ти футов, голо­ва и неко­то­рые дру­гие орга­ны кото­рых поме­ща­лись на кон­цах тол­стых эла­стич­ных отрост­ков, выхо­див­ших из вер­ши­ны кону­са. Мыс­ли свои они выра­жа­ли посред­ством щел­ка­ю­щих и скре­бу­щих зву­ков, изда­ва­е­мых огром­ны­ми лапа­ми или клеш­ня­ми, вен­чав­ши­ми два из четы­рех упо­мя­ну­тых отрост­ков, а пере­дви­га­лись путем рас­ши­ре­ния и сжа­тия ниж­ней части кону­са, покры­той каким-то осо­бым клей­ким фер­мен­том. Когда пере­не­сен­ная во вре­ме­ни лич­ность исто­ща­ла свое изум­ле­ние и закон­ное него­до­ва­ние по пово­ду про­ис­шед­ше­го, и когда – учи­ты­вая все физио­ло­ги­че­ские раз­ли­чия – она немно­го при­вы­ка­ла и при­спо­саб­ли­ва­лась к сво­е­му ново­му обли­ку, ей дава­ли опре­де­лен­ную сво­бо­ду пере­дви­же­ния и воз­мож­ность зна­ко­мить­ся с окру­жав­шим ее непри­выч­ным миром. С преду­смот­рен­ны­ми в таких слу­ча­ях предо­сто­рож­но­стя­ми и в обмен на осо­бо­го рода услу­ги ей поз­во­ля­лось стран­ство­вать по всем оби­та­е­мым рай­о­нам пла­не­ты в гигант­ских воз­душ­ных кораб­лях или в сухо­пут­ных аппа­ра­тах с атом­ны­ми дви­га­те­ля­ми, стре­ми­тель­но про­но­сив­ших­ся по широ­ким и глад­ким трас­сам; ее так­же допус­ка­ли в биб­лио­те­ки, где хра­ни­лись все све­де­ния о про­шлом и буду­щем Зем­ли. Подоб­ное отно­ше­ние вско­ре при­ми­ря­ло плен­ни­ков со сво­ей уча­стью; обла­дая живым и гиб­ким умом – не зря же перед захва­том их тел про­из­во­ди­лась свое­об­раз­ная селек­ция – они быст­ро осва­и­ва­лись в новой для них обста­нов­ке и, пре­одо­ле­вая пери­о­ди­че­ски при­сту­пы ужа­са и отча­я­ния, бро­са­лись в голо­во­кру­жи­тель­ную без­дну вре­ме­ни, жад­но погло­щая све­де­ния о про­шлом и буду­щем – и, преж­де все­го о бли­жай­шем буду­щем тех рас и эпох, из кото­рых они­са­ми про­ис­хо­ди­ли. Порой отдель­ным плен­ни­кам доз­во­ля­лось даже встре­чать­ся друг с дру­гом и вести раз­го­вор как бы через века, тыся­че­ле­тия и мил­ли­о­ны лет, раз­де­ляв­шие две точ­ки во вре­ме­ни, когда их внеш­ние фор­мы были захва­че­ны бес­це­ре­мон­ны­ми при­шель­ца­ми. Кро­ме того, каж­дый из них был при­нуж­ден соста­вить на сво­ем род­ном язы­ке подроб­ный отчет о себе, сво­ей циви­ли­за­ции и том исто­ри­че­ском пери­о­де, в кото­ром он жил; позд­нее эти доку­мен­ты направ­ля­лись в хра­ни­ли­ща Цен­траль­ных Архи­вов. Из обще­го чис­ла пле­нен­ных созна­ний сле­ду­ет выде­лить груп­пу, поль­зо­вав­шу­ю­ся осо­бы­ми при­ви­ле­ги­я­ми. Это были так назы­ва­е­мые “окон­ча­тель­ные пере­се­лен­цы”, оби­тав­шие в дрях­лых телах тех пред­ста­ви­те­лей Вели­кой Расы, кото­рые, чув­ствуя бли­зость смер­ти, поже­ла­ли предот­вра­тить неиз­беж­ное уга­са­ние сво­е­го разу­ма, пере­не­ся его в буду­щее и все­лив­шись в чужой, моло­дой и здо­ро­вый орга­низм. Коли­че­ство этих зло­счаст­ных узни­ков было не так уж и вели­ко, ибо дол­го­ле­тие, вооб­ще свой­ствен­ное Вели­кой Расе, осла­би­ло в ней любовь к жиз­ни – в первую оче­редь это каса­лось как раз наи­бо­лее ярких и неза­у­ряд­ных умов, кото­рые толь­ко и были спо­соб­ны к про­еци­ро­ва­нию. Имен­но такое пере­се­ле­ние созна­ний и поро­ди­ло слу­чаи вне­зап­ных – и окон­ча­тель­ных – изме­не­ний лич­но­сти, при­ме­ры кото­рых мож­но най­ти в исто­рии чело­ве­че­ства. Что же до обыч­ных иссле­до­ва­тель­ских экс­пе­ди­ций, то, узнав все, что его инте­ре­со­ва­ло в буду­щем, при­ше­лец созда­вал про­ек­ци­он­ный аппа­рат напо­до­бие того, кото­рый пере­пра­вил сюда его созна­ние, и осу­ществ­лял обрат­ную про­ек­цию. В резуль­та­те он и его недав­няя жерт­ва вновь ока­зы­ва­лись каж­дый в сво­ем соб­ствен­ном теле. Подоб­ная рестав­ра­ция была невоз­мож­на лишь в одном слу­чае – когда какое-нибудь из двух тел уми­ра­ло до завер­ше­ния экс­пе­ди­ции. Тогда созна­ние иссле­до­ва­те­ля – подоб­но тем ста­ри­кам, кто стре­мил­ся про­еци­ро­ва­ни­ем отда­лить свою смерть – оста­ва­лось дожи­вать чужой век в дале­ком буду­щем, либо же – в ином вари­ан­те – его неволь­ный парт­нер пре­вра­щал­ся из вре­мен­но­го плен­ни­ка в окон­ча­тель­но­го и был обре­чен на суще­ство­ва­ние сре­ди Вели­кой Расы до тех пор, пока не иссяк­нет жизнь в достав­шей­ся ему телес­ной обо­лоч­ке. Подоб­ная судь­ба каза­лась менее ужас­ной, когда плен­ник и сам при­над­ле­жал к Вели­кой Расе – како­вые обме­ны слу­ча­лись не так уж и ред­ко, ибо они чрез­вы­чай­но инте­ре­со­ва­лись буду­щим соб­ствен­ной циви­ли­за­ции. В то же вре­мя коли­че­ство окон­ча­тель­но пере­ме­стив­ших­ся пред­ста­ви­те­лей Вели­кой Расы было крайне неве­ли­ко – преж­де все­го бла­го­да­ря стро­жай­ше­му запре­ту на про­еци­ро­ва­ние пре­ста­ре­лых и уми­ра­ю­щих осо­бей на сво­их буду­щих сопле­мен­ни­ков. Высле­див нару­ши­те­лей запре­та с помо­щью все той же про­ек­ции, их под­вер­га­ли суро­во­му нака­за­нию в их новом обли­ке или же осу­ществ­ля­ли насиль­ствен­ный обрат­ный обмен. Слу­чаи втор­же­ния в про­шлое исправ­ля­лись с осо­бой тща­тель­но­стью. Тем не менее в каж­дый кон­крет­ный пери­од исто­рии, начи­ная с момен­та изоб­ре­те­ния мыс­лен­ной про­ек­ции, в обще­стве при­сут­ство­ва­ла очень неболь­шая, но лег­ко узна­ва­е­мая и кон­тро­ли­ру­е­мая про­слой­ка вре­мен­ных пере­ме­щен­цев из древ­них эпох Вели­кой Расы. Преж­де чем воз­вра­тить пле­нен­ное созна­ние на его место в буду­щем его под­вер­га­ли опе­ра­ции выбо­роч­но­го гип­но­за, бло­ки­руя те участ­ки памя­ти, где содер­жа­лись све­де­ния о Вели­кой Расе – это дела­лось во избе­жа­ние воз­мож­ных неже­ла­тель­ных послед­ствий некон­тро­ли­ру­е­мо­го пере­но­са во вре­ме­ни боль­ших объ­е­мов инфор­ма­ции. Несколь­ко слу­ча­ев обрат­но­го про­еци­ро­ва­ния без пред­ва­ри­тель­но­го сти­ра­ния памя­ти уже вызва­ло и еще вызо­вет в буду­щем серьез­ней­шие ката­стро­фы. Два таких слу­чая – как мы можем выяс­нить из мифо­ло­ги­че­ских источ­ни­ков – и ста­ли при­чи­ной того, что чело­ве­че­ство узна­ло о суще­ство­ва­нии Вели­кой Расы. Из всех ее мате­ри­аль­ных памят­ни­ков уце­ле­ли лишь остат­ки камен­ных руин, уте­рян­ные в глу­хих и труд­но­до­ступ­ных местах пла­не­ты, да еще не под­да­ю­щи­е­ся рас­шиф­ров­ке фраг­мен­ты тек­ста из так назы­ва­е­мых Пна­ко­тикских Ману­скрип­тов. Итак, воз­вра­щен­ное в свой век созна­ние сохра­ня­ло толь­ко ничтож­ные обрыв­ки вос­по­ми­на­ний обо всем про­ис­шед­шем с ним после вне­зап­но­го при­сту­па болез­ни. Все, что мог­ло быть стер­то, было стер­то, и чаще все­го пери­од пре­бы­ва­ния в амне­зии оста­вал­ся в памя­ти в виде сплош­но­го про­бе­ла, лишь ино­гда тре­во­жи­мо­го смут­ны­ми теня­ми сно­ви­де­ний. Неко­то­рым уда­ва­лось запом­нить боль­ше, и слу­чай­ное соеди­не­ние уце­лев­ших обрыв­ков вос­по­ми­на­ний мог­ло отча­сти про­яс­нить кар­ти­ны про­шло­го. Пожа­луй, не было в исто­рии тако­го пери­о­да, когда раз­лич­ные тай­ные сек­ты не пыта­лись бы при­дать этим вос­по­ми­на­ни­ям куль­то­вое зна­че­ние. В “Некро­но­ми­коне” содер­жа­лось упо­ми­на­ние об одном из таких куль­тов, при­вер­жен­цы кото­ро­го несколь­ко раз ока­зы­ва­ли помощь людям, чье созна­ние воз­вра­ща­лось из глу­бин про­шло­го, из эры Вели­кой Расы. Эта послед­няя, сде­лав­шись меж тем почти все­ве­ду­щей, обра­ти­ла свой взор к дру­гим оби­та­е­мым мирам, иссле­дуя с помо­щью мыс­лен­ной про­ек­ции их про­шлое и буду­щее. Она попы­та­лась так­же про­ник­нуть в древ­ние тай­ны той бес­ко­неч­но дале­кой, дав­но уже мерт­вой пла­не­ты, отку­да одна­жды про­изо­шел их соб­ствен­ный разум – ибо разум Вели­кой Расы был гораз­до стар­ше ее физи­че­ской обо­лоч­ки. Оби­та­те­ли того уми­рав­ше­го мира, овла­дев все­ми воз­мож­ны­ми зна­ни­я­ми и сек­ре­та­ми Все­лен­ной, при­ня­лись спеш­но подыс­ки­вать себе новую пла­не­ту и новую разум­ную расу, телес­ную фор­му кото­рой они мог­ли бы захва­тить мас­со­вым брос­ком мно­гих созна­ний через про­стран­ство и вре­мя. Такая раса нашлась – это были кону­со­об­раз­ные неук­лю­жие суще­ства, насе­ляв­шие Зем­лю око­ло мил­ли­ар­да лет назад. Таким обра­зом и воз­ник­ла Вели­кая Раса, а мири­а­ды созна­ний искон­ных хозя­ев Зем­ли в один пре­крас­ный миг вдруг обна­ру­жи­ли себя в ужас­ном каче­стве выми­ра­ю­щих жите­лей дале­кой и неиз­вест­ной пла­не­ты. Рано или позд­но долж­но было насту­пить вре­мя, когда нынеш­няя Вели­кая Раса тоже нач­нет вырож­дать­ся, после чего неиз­беж­но вста­нет вопрос о новой мас­со­вой мигра­ции ее самых выда­ю­щих­ся умов в тела дру­гой расы, име­ю­щей луч­шие пер­спек­ти­вы физи­че­ско­го раз­ви­тия. Тако­ва была общая кар­ти­на, состав­лен­ная мною на осно­ва­нии тес­но свя­зан­ных меж­ду собой древ­них легенд и моих соб­ствен­ный сно­ви­де­ний. Когда же в 1920 году я все­рьез занял­ся их срав­ни­тель­ным ана­ли­зом, то очень ско­ро при­шел к неко­то­рым уте­ши­тель­ным для себя выво­дам. Ока­за­лось, что, если отбро­сить все домыс­лы и фан­та­зии, здесь вполне мог­ло най­тись место и для более раци­о­наль­но­го объ­яс­не­ния. Пре­бы­вая в состо­я­нии амне­зии, я про­чел огром­ное коли­че­ство ред­ких ста­рин­ных книг — в том чис­ле содер­жав­ших и опи­сан­ные выше леген­ды; я так­же неод­но­крат­но встре­чал­ся с чле­на­ми раз­ных тай­ных обществ и сект. Все это, в конеч­ном сче­те, и соста­ви­ло осно­ву сно­ви­де­ний, начав­ших доса­ждать мне тот­час по воз­вра­ще­нии памя­ти. Что каса­ет­ся яко­бы моих соб­ствен­ных поме­ток на полях книг, выпол­нен­ных стран­ны­ми иеро­гли­фа­ми и на язы­ках, кото­ры­ми я до сих пор не вла­дею, то за вре­мя сво­е­го бес­па­мят­ства я вполне мог рас­ши­рить свои линг­ви­сти­че­ские позна­ния – впо­след­ствии вновь их утра­тив – а иеро­гли­фы про­сто измыс­лить, руко­вод­ству­ясь их опи­са­ни­я­ми в ста­рых леген­дах, позд­нее пере­шед­ши­ми и в мои сны. Пыта­ясь про­ве­рить эту вер­сию, я всту­пил в сно­ше­ния с неко­то­ры­ми из пред­во­ди­те­лей таин­ствен­ных куль­то­вых общин, но не доби­вал­ся здесь вза­и­мо­по­ни­ма­ния. И все же уди­ви­тель­ное сов­па­де­ние кли­ни­че­ских слу­ча­ев, раз­де­лен­ных порой века­ми и про­стран­ства­ми кон­ти­нен­тов, про­дол­жа­ло меня бес­по­ко­ить, хотя, с дру­гой сто­ро­ны, я отме­тил, что соот­вет­ству­ю­щая фольк­лор­ная тра­ди­ция име­ла куда боль­шее рас­про­стра­не­ние в про­шлом, чем в наши дни. Веро­ят­но, в преж­ние вре­ме­на жерт­вы подоб­ной фор­мы амне­зии были гораз­до луч­ше мое­го осве­дом­ле­ны обо всех сопут­ству­ю­щих это­му пре­да­ни­ях и непро­из­воль­но начи­на­ли ассо­ци­и­ро­вать себя с суще­ства­ми из сво­их же домо­ро­щен­ных мифов – ска­зоч­ны­ми чудо­ви­ща­ми, изго­ня­ю­щи­ми душу чело­ве­ка из его тела. Руко­вод­ству­ясь эти­ми моти­ва­ми, они при­ни­ма­лись актив­но загру­жать “при­шель­цев” все­ми све­де­ни­я­ми, какие по их мне­нию долж­ны были пред­став­лять инте­рес в фан­та­сти­че­ском мире дале­ко­го про­шло­го. Позд­нее, когда память их вос­ста­нав­ли­ва­лась, у них воз­ни­кал обрат­ный ассо­ци­а­тив­ный про­цесс, и они начи­на­ли утвер­ждать, буд­то явля­ют­ся быв­ши­ми плен­ни­ка­ми, вер­нув­ши­ми­ся в свое тело, вре­мен­но побы­вав­шее во вла­сти ино­род­но­го разу­ма. Отсю­да уже бра­ли свое нача­ло сны и псев­до­вос­по­ми­на­ния, допол­няв­шие таким обра­зом общую мифо­ло­ги­че­скую модель. Несмот­ря на кажу­щу­ю­ся гро­мозд­кость и неук­лю­жесть этой тео­рии, она, в кон­це кон­цов, потес­ни­ла в моем созна­нии все осталь­ные – преж­де все­го в силу неубе­ди­тель­но­сти любо­го ино­го истол­ко­ва­ния. К тому же дан­ная идея нашла под­держ­ку неко­то­рых вид­ных пси­хо­ло­гов и антро­по­ло­гов. Чем боль­ше я раз­мыш­лял на эту тему, тем более дока­за­тель­ны­ми пред­став­ля­лись мне мои соб­ствен­ные аргу­мен­ты, так что я посте­пен­но выра­бо­тал свое­об­раз­ный имму­ни­тет про­тив назой­ли­вых снов и виде­ний. Пред­по­ло­жим, я вижу по ночам стран­ные вещи – ну что из того? Это все­го лишь отра­же­ние услы­шан­но­го и про­чи­тан­но­го ранее. Пред­по­ло­жим, я испы­ты­ваю необъ­яс­ни­мое отвра­ще­ние к неко­то­рым вещам, меня муча­ют пред­чув­ствия и тре­во­жат псев­до­вос­по­ми­на­ния? Ниче­го осо­бен­но­го – это все лишь отго­ло­сок тех мифов, что были вос­при­ня­ты мною в состо­я­нии амне­зии. Ника­кие мои сны, ника­кие мои абстракт­ные впе­чат­ле­ния не име­ют и не могут иметь реаль­но­го веса. Воору­жив­шись такой фило­соф­ской кон­цеп­ци­ей, я сумел вер­нуть себе душев­ное спо­кой­ствие, несмот­ря даже на то, что виде­ния появ­ля­лись все чаще, с каж­дым разом допол­ня­ясь новы­ми подроб­но­стя­ми. В 1922 году я почув­ство­вал себя спо­соб­ным воз­вра­тить­ся к рабо­те в уни­вер­си­те­те, где я нашел прак­ти­че­ское при­ме­не­ние сво­им вновь обре­тен­ным зна­ни­ям, взяв­шись читать курс лек­ций по пси­хо­ло­гии. К тому вре­ме­ни моя про­фес­сор­ская долж­ность была дав­но уже заня­та дру­гим лицом – да и сама мето­ди­ка пре­по­да­ва­ния поли­ти­че­ской эко­но­ми­ей пре­тер­пе­ла в послед­ние годы зна­чи­тель­ные изме­не­ния. Мой сын как раз тогда закон­чил послед­ний курс кол­ле­джа и гото­вил­ся к науч­ной дея­тель­но­сти, так что мы мно­го и пло­до­твор­но рабо­та­ли вме­сте.

4

Вне зави­си­мо­сти от про­ис­хо­див­ших со мной пере­мен я про­дол­жал акку­рат­но запи­сы­вать все уви­ден­ное в снах, рас­це­ни­вая эти отче­ты как важ­ные пси­хо­ло­ги­че­ские доку­мен­ты. Сны меж­ду тем ста­но­ви­лись все более ярки­ми и живы­ми, и мне порой сто­и­ло нема­лых тру­дов убе­дить себя в том, что это была лишь игра вооб­ра­же­ния, а никак не реаль­ные вос­по­ми­на­ния. В сво­их запи­сях я изоб­ра­жал эти фан­тас­ма­го­рии без каких-либо пояс­не­ний, в том виде, в каком они явля­лись мне из глу­бин созна­ния; наяву же я отно­сил­ся к ним так, как вооб­ще сле­ду­ет отно­сить­ся к иллю­зи­ям. Я нико­гда ни упо­ми­нал об этом в част­ных бесе­дах, но слу­хи о моих неле­пых и стран­ных днев­ни­ках все же про­со­чи­лись в мест­ное обще­ство; кое-кто уже начал пого­ва­ри­вать о нали­чии у меня опас­ных умствен­ных откло­не­ний. Спра­вед­ли­во­сти ради дол­жен отме­тить, что подоб­ные мыс­ли выска­зы­ва­лись обыч­но людь­ми дале­ки­ми от нау­ки и не были под­дер­жа­ны ни одним более- менее извест­ным пси­хо­ло­гом или пси­хи­ат­ром. Из чис­ла сно­ви­де­ний, посе­щав­ших меня после 1914 года, я упо­мя­ну здесь лишь неко­то­рые, посколь­ку пол­ные отче­ты и запи­си не явля­ют­ся сек­ре­том и могут быть предо­став­ле­ны к услу­гам всех жела­ю­щих, сто­ит лишь обра­тить­ся в соот­вет­ству­ю­щий раз­дел уни­вер­си­тет­ской биб­лио­те­ки. Поне­мно­гу созна­ние мое осво­бож­да­лось от сжи­мав­ших его преж­де тис­ков, и мас­шта­бы виде­ний замет­но рас­ши­ри­лись. Но и теперь это были толь­ко раз­роз­нен­ные фраг­мен­ты без какой-либо ясной моти­ви­ров­ки. В сво­их снах я с каж­дым разом обре­тал все боль­шую сво­бо­ду пере­ме­ще­ния. Я дви­гал­ся по залам огром­ных камен­ных зда­ний, пере­хо­дя из одно­го в дру­гое широ­ки­ми под­зем­ны­ми кори­до­ра­ми, слу­жив­ши­ми, судя по все­му, основ­ны­ми хода­ми сооб­ще­ния. Изред­ка на самых ниж­них яру­сах мне попа­да­лись на гла­за все те же опе­ча­тан­ные люки, неиз­мен­но вызы­вав­шие во мне чув­ство рас­те­рян­но­сти и стра­ха. Я видел гран­ди­оз­ные, отде­лан­ные моза­ич­ной плит­кой бас­сей­ны и ком­на­ты, пол­ные самых уди­ви­тель­ных и нево­об­ра­зи­мых вещей. Перед моим взо­ром вста­ва­ли колос­саль­ные под­зем­ные цеха, запол­нен­ные слож­ны­ми маши­на­ми и при­бо­ра­ми, назна­че­ние кото­рых мне было неиз­вест­но. Зву­ко­вой фон этих цехов начал про­ни­кать в мои сны лишь через несколь­ко лет после пер­во­го появ­ле­ния их визу­аль­ной кар­ти­ны. Надо ска­зать, что зре­ние и слух были един­ствен­ны­ми из моих чувств, нахо­див­ши­ми­ся под воз­дей­стви­ем гал­лю­ци­на­ций. Самое ужас­ное нача­лось в мае 1915 года, когда я впер­вые уви­дел живых существ. Это про­изо­шло еще до того, как я позна­ко­мил­ся с древни­ми мифа­ми и опи­са­ни­я­ми ана­ло­гич­ных слу­ча­ев в исто­рии меди­ци­ны, и пото­му я был застиг­нут врас­плох. Еще ранее, по мере осла­бе­ва­ния барье­ров, раз­го­ра­жи­вав­ших мое созна­ние, я начал заме­чать стран­ные сгуст­ки тума­на в отдель­ных местах внут­ри зда­ния или на ули­цах. Посте­пен­но туман­ные пят­на ста­но­ви­лись более плот­ны­ми и опре­де­лен­ны­ми, пока одна­жды я не узрел очер­та­ния этих мон­стров во всей их кра­се. Пере­до мной воз­ник­ли гро­мад­ные, пере­ли­вав­ши­е­ся радуж­ны­ми цве­та­ми кону­со­об­раз­ные тела око­ло деся­ти футов высо­той и столь же широ­кие у осно­ва­ния кону­са. Их тол­стая склад­ча­тая кожа была покры­та подо­би­ем чешуи, а из вер­ху­шек кону­са высту­па­ли по четы­ре гиб­ких отрост­ка, каж­дый тол­щи­ною в фут, имев­ших ту же склад­ча­тую струк­ту­ру, что и сами тела. Отрост­ки эти мог­ли сжи­мать­ся до мини­му­ма и вытя­ги­вать­ся, дости­гая деся­ти­фу­то­вой дли­ны. Два из них име­ли на кон­цах нечто вро­де огром­ных клеш­ней, тре­тий окан­чи­вал­ся четырь­мя ярко-крас­ны­ми рас­тру­ба­ми, а послед­ний нес жел­то­ва­тый, непра­виль­ной фор­мы шар диа­мет­ром при­мер­но в два фута, по цен­траль­ной окруж­но­сти кото­ро­го рас­по­ла­га­лись три боль­ших тем­ных гла­за. Эта урод­ли­вая голо­ва была увен­ча­на четырь­мя длин­ны­ми сте­бель­ка­ми с утол­ще­ни­я­ми, напо­ми­нав­ши­ми по виду цве­точ­ные буто­ны, а из ниж­ней ее части сви­са­ли восемь блед­но-зеле­ных уси­ков или щупа­лец. Осно­ва­ние кону­са было окайм­ле­но серым пру­жи­ня­щим мате­ри­а­лом, кото­рый, рас­тя­ги­ва­ясь и сокра­ща­ясь, пере­дви­гал таким обра­зом всю эту гро­мозд­кую мас­су. Дей­ствия этих существ, хотя и совер­шен­но без­вред­ные, напу­га­ли меня еще боль­ше, чем их внеш­ний облик – труд­нее все­го было пред­ста­вить столь жут­ких тва­рей дела­ю­щи­ми самые обы­ден­ные вещи, харак­тер­ные, каза­лось бы, толь­ко для чело­ве­ка. Они нето­роп­ли­во пере­дви­га­лись по залам двор­ца, бра­ли с полок отдель­ные кни­ги и пере­хо­ди­ли с ними к сто­лам или же, наобо­рот, воз­вра­ща­ли кни­га на свои места, пред­ва­ри­тель­но сде­лав кое-какие запи­си осо­бы­ми стерж­ня­ми, кото­рые они лов­ко сжи­ма­ли блед­но-зеле­ны­ми щупаль­ца­ми ниж­ней части голо­вы. Мас­сив­ные конеч­но­сти-клеш­ни исполь­зо­ва­лись ими при пере­нос­ке книг и для раз­го­во­ра – речь их состо­я­ла из шоро­хов и пощел­ки­ва­ний. У них не было ника­кой одеж­ды, но име­лись свое­об­раз­ные рюк­за­ки или ран­цы, оде­ва­е­мые на верх­нюю поло­ви­ну кону­са. Как пра­ви­ло, они дер­жа­ли голо­ву на одном уровне с вер­ши­ной тела, но при жела­нии мог­ли ее опус­кать или под­ни­мать гораз­до выше. Три дру­гих отрост­ка, нахо­дясь в без­дей­ствии, обыч­но сви­са­ли вдоль тела, вытя­ну­тые при­мер­но на пять футов. По той ско­ро­сти, с какой они про­чи­ты­ва­ли стра­ни­цы книг, писа­ли и управ­ля­лись со сво­и­ми маши­на­ми – в част­но­сти, со сто­яв­ши­ми на сто­лах аппа­ра­та­ми, кото­рые име­ли какое-то отно­ше­ние к мыс­ли­тель­ной дея­тель­но­сти – я заклю­чил, что сте­пень раз­ви­тия их интел­лек­та была неиз­ме­ри­мо выше чело­ве­че­ской. Позд­нее я уже видел их повсю­ду – они сно­ва­ли по кори­до­рам и гро­мад­ным залам, обслу­жи­ва­ли меха­низ­мы в свод­ча­тых под­зем­ных цехах и мча­лись по широ­ким доро­гам в тяже­лых ост­ро­но­сых маши­нах. Я доволь­но ско­ро пере­стал их боять­ся, обна­ру­жив, что они на ред­кость гар­мо­нич­но если сло­во “гар­мо­ния” здесь вооб­ще при­ме­ни­мо – допол­ня­ли собой окру­жа­ю­щий абсурд­ный пей­заж. Поне­мно­гу я научил­ся раз­ли­чать их меж­ду собой, отме­тив, что неко­то­рые осо­би дер­жат­ся как-то ско­ван­но и неуве­рен­но. Не выде­ля­ясь сре­ди про­чих по внеш­не­му виду, они рез­ко отли­ча­лись сво­им пове­де­ни­ем и самой мане­рой дви­гать­ся – при­чем отли­ча­лись не толь­ко от основ­ной мас­сы, но и друг от дру­га. Эти послед­ние мно­го писа­ли – сквозь дым­ку сно­ви­де­ний я раз­гля­дел, что их стра­ни­цы были испи­са­ны самы­ми раз­ны­ми типа­ми зна­ков, но нико­гда я не видел выхо­дя­щи­ми из-под их пера обыч­ные здесь кри­во­ли­ней­ные иеро­гли­фы. Пару раз, как мне пока­за­лось, про­мельк­нул даже латин­ский алфа­вит. Боль­шин­ство этих осо­бей рабо­та­ли зна­чи­тель­но мед­лен­нее, чем основ­ная мас­са их собра­тьев. В то вре­мя мое при­сут­ствие в снах огра­ни­чи­ва­лось ролью пас­сив­но­го бес­те­лес­но­го наблю­да­те­ля, сво­бод­но пере­ме­щав­ше­го­ся во всех направ­ле­ни­ях, не схо­дя, впро­чем, с про­то­рен­ных дорог и не пре­вы­шая обыч­ных здесь ско­ро­стей пере­дви­же­ния. Одна­ко с авгу­ста 1915 года меня нача­ли тре­во­жить пер­вые наме­ки на мою телес­ную фор­му. Я ска­зал – наме­ки, пото­му что в началь­ной фазе это было чисто абстракт­ное чув­ство, какой-то необъ­яс­ни­мый страх, свя­зы­ва­ю­щий мои сно­ви­де­ния с теми при­сту­па­ми брезг­ли­во­сти, что я еще преж­де испы­ты­вал по отно­ше­нию к сво­е­му телу. До той поры в снах я вся­че­ски избе­гал смот­реть вниз на само­го себя и, пом­нит­ся, был рад отсут­ствию зер­кал в огром­ных ком­на­тах при­зрач­но­го дома. Одно­вре­мен­но меня бес­по­ко­ил тот факт, что я запро­сто мог обо­зре­вать поверх­ность камен­ных сто­лов, каж­дый из кото­рых был высо­той не ниже деся­ти футов. Иску­ше­ние взгля­нуть на свое тело во сне меж­ду тем рос­ло, и настал момент, когда я не смог уже ему про­ти­вить­ся. Спер­ва, посмот­рев вниз, я вооб­ще ниче­го не уви­дел. Чуть пого­дя я понял, что при­чи­на это­го заклю­ча­лась в неве­ро­ят­ной длине моей шеи. Втя­нув голо­ву в пле­чи, я осто­рож­но повто­рил свой опыт и на сей раз уви­дел вни­зу чешуй­ча­тое, пере­ли­ва­ю­ще­е­ся все­ми цве­та­ми раду­ги кону­со­об­раз­ное туло­ви­ще – мое туло­ви­ще! Это слу­чи­лось в ту самую ночь, когда поло­ви­на Арк­хэ­ма была раз­бу­же­на диким безум­ным воп­лем, с кото­рым я вырвал­ся из объ­я­тий кош­ма­ра. Пона­до­би­лось несколь­ко недель повто­ря­ю­щих­ся ноч­ных ужа­сов для того, что­бы хоть как-то при­учить меня к сво­е­му ново­му урод­ли­во­му обли­ку. Во снах я дви­гал­ся сре­ди мно­же­ства ана­ло­гич­ных тва­рей, читал кни­ги, сня­тые с кажу­щих­ся бес­ко­неч­ны­ми полок и часа­ми писал, стоя у мону­мен­таль­ных сто­лов и дер­жа стер­жень в зеле­ных щупаль­цах, рас­ту­щих пря­мо из моей голо­вы. Кое-что из про­чи­тан­но­го сохра­ни­лось в моей памя­ти. Это были опи­са­ния дру­гих миров и все­лен­ных, а так­же той смут­ной нема­те­ри­аль­ной жиз­ни, что таит­ся за гра­ни­ца­ми всех все­лен­ных вооб­ще. Были там и повест­во­ва­ния о разум­ных расах, насе­ляв­ших наш мир в неза­па­мят­ные вре­ме­на, и потря­са­ю­щие хро­ни­ки жиз­ни суперин­тел­лек­ту­аль­ной циви­ли­за­ции, кото­рая будет насе­лять его мил­ли­о­ны лет спу­стя после исчез­но­ве­ния послед­не­го пред­ста­ви­те­ля чело­ве­че­ства. Я про­чел те гла­вы нашей соб­ствен­ной исто­рии, о суще­ство­ва­нии кото­рых не подо­зре­ва­ет ни один из совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей. Боль­шая часть все­го это­го была напи­са­на на язы­ке иеро­гли­фов, кото­рый я доволь­но быст­ро осво­ил с помо­щью спе­ци­аль­ных учеб­ных машин – грам­ма­ти­че­ски­е­фор­мы здесь обра­зо­вы­ва­лись по прин­ци­пу агглю­ти­на­ции, 6 при струк­ту­ре кор­не­вых систем, не име­ю­щей ана­ло­гов в нашей линг­ви­сти­ке. Мно­гие тома были запол­не­ны совер­шен­но дру­ги­ми вида­ми зна­ков, изу­чен­ны­ми мной точ­но таким же обра­зом. Попа­да­лись – хотя и ред­ко – кни­ги на зна­ко­мых мне язы­ках. Боль­шим под­спо­рьем в моих заня­ти­ях были очень тол­ко­вые кар­ти­ны и рисун­ки, поме­щен­ные как сре­ди тек­ста, так и в отдель­ных к нему при­ло­же­ни­ях. Сколь­ко пом­ню, я состав­лял опи­са­ние сво­ей жиз­ни и сво­е­го вре­ме­ни на англий­ском язы­ке. Из тех книг, что я читал, я по про­буж­де­нии мог вспом­нить лишь незна­чи­тель­ные и бес­смыс­лен­ные обрыв­ки ино­языч­ных фраз, так лег­ко давав­ших­ся мне во сне, но, неза­ви­си­мо от это­го, сама суть про­чи­тан­но­го неред­ко оста­ва­лась в моей памя­ти. Так я узнал – задол­го до того, как наяву изу­чил сход­ные слу­чаи амне­зии и древ­ние мифы, от кото­рых кос­вен­но бра­ли нача­ло все мои сны – что окру­жав­шие меня суще­ства были вели­чай­шей в исто­рии расой, под­чи­нив­шей себе вре­мя и рас­сы­ла­ю­щей сво­их неви­ди­мых раз­вед­чи­ков по всем эпо­хам и всем оби­та­е­мым мирам. Я узнал так­же, что мой разум был пере­не­сен сюда на тот срок, в тече­ние кото­ро­го чужой разум будет вла­деть моим телом, и что рядом со мной нахо­ди­лось нема­ло таких же пле­нен­ных созна­ний. Я даже как буд­то общал­ся – на щел­ка­ю­щем язы­ке Вели­кой Расы – с дру­ги­ми плен­ни­ка­ми из раз­ных обла­стей галак­ти­ки и, преж­де все­го, нашей Сол­неч­ной Систе­мы. Там был один разум с пла­не­ты, извест­ной нам как Вене­ра, кото­ро­му суж­де­но будет жить еще в очень и очень дале­ком буду­щем, и дру­гой – с одно­го из спут­ни­ков Юпи­те­ра – жив­ший шесть мил­ли­о­нов лет назад. Из чис­ла зем­ных оби­та­те­лей мне встре­чал­ся один, пред­став­ляв­ший кры­ла­тую звез­до­го­ло­вую полу­ра­с­ти­тель­ную расу, гос­под­ство­вав­шую в Антарк­ти­ке в эпо­ху палео­ге­на; трое – от жив­ших на Край­нем Севе­ре покры­тых густым мехом пред­ше­ствен­ни­ков чело­ве­ка, покло­няв­ших­ся богу Цат­тоггуа; один – от совсем уж чудо­вищ­ной расы Чо-Чо; трое – от пау­ко­об­раз­ной циви­ли­за­ции, насе­ляв­шей Зем­лю в позд­ней­ший пери­од ее суще­ство­ва­ния; пяте­ро – от тех жест­ко­кры­лых тва­рей, что при­дут на сме­ну чело­ве­че­ству и ста­нут в свое вре­мя объ­ек­том мас­со­во­го пере­но­са созна­ний Вели­кой Расы, когда та столк­нет­ся с угро­зой гибе­ли; встре­чал я и пред­ста­ви­те­лей сво­ей соб­ствен­ной расы. Я общал­ся с созна­ни­ем Юанг-Ли, фило­со­фа, кото­рый будет жить око­ло 5000 года н. э. в жесто­кой импе­рии Цан-Чан; с одним из пол­ко­вод­цев боль­ше­го­ло­вых тем­но­ко­жих людей, вла­дев­ших югом Афри­ки за пять­де­сят тыся­че­ле­тий до Хри­ста; с Бар­то­ло­мео Кор­ци, фло­рен­тий­ским мона­хом из 12-го сто­ле­тия; с коро­лем Лома­ра, пра­вив­шим сво­ей жут­кой поляр­ной стра­ной за сто тысяч лет до сокру­ши­тель­но­го наше­ствия с Запа­да низ­ко­рос­лых жел­тых Ину­тов. Я бесе­до­вал с созна­ни­ем Нуг-Зота, кол­ду­на, воз­глав­ляв­ше­го чер­ных заво­е­ва­те­лей в 16-ом тыся­че­ле­тии н. э., с рим­ля­ни­ном по име­ни Тит Цем­про­ний Блэз, кве­сто­ром вре­мен Сул­лы; с Хеф­не­сом, егип­тя­ни­ном из эпо­хи 14‑й Дина­стии, пове­дав­шим мне страш­ную тай­ну Ньар­латхо­те­па; со жре­цом пери­о­да рас­цве­та Атлан­ти­че­ско­го цар­ства; с Джейм­сом Вудвил­лом, джентль­ме­ном из Суф­фол­ка, сви­де­те­лем бур­ной Кром­ве­лев­ской эпо­хи; с при­двор­ным аст­ро­но­мом до-инк­ско­го Перу; с австра­лий­ским физи­ком

Нэве­лом Кинг­стон-Бра­у­ном, кото­рый умрет в 2518 году; с вели­ким магом стра­ны Ыхе, бес­след­но исчез­нув­шей в Тихом оке­ане; с Тео­до­ти­дом, гре­ко-бак­трий­ским чинов­ни­ком из 3‑го века до н. э.; с пожи­лым фран­цу­зом Пье­ром-Луи Мон­те­нью, совре­мен­ни­ком Людо­ви­ка XIII; с Кром-Йа, ким­ме­рий­ским вождем, жив­шим за пят­на­дцать тысяч лет до н.э. – и еще со мно­ги­ми дру­ги­ми, кого я не берусь уже пере­чис­лять. Каж­дое утро я про­сы­пал­ся в холод­ном поту и не раз после того про­бо­вал, опи­ра­ясь на дан­ные совре­мен­ной нау­ки, решить этот вопрос ради­каль­но – либо пол­но­стью опро­верг­нуть, либо под­твер­дить реаль­ную зна­чи­мость сво­их снов, но тогда все наши тра­ди­ци­он­ные поня­тия о ходе исто­рия пред­ста­ли бы в совер­шен­но ином, слиш­ком уж фан­та­сти­че­ском све­те. Я не мог не содрог­нуть­ся при одной толь­ко мыс­ли о тай­нах, скры­вав­ших­ся в нашем про­шлом, и об опас­но­стях, под­сте­ре­га­ю­щих нас в буду­щем. Мно­гое из того, что я узнал от существ, чьи расы при­дут на сме­ну чело­ве­че­ству, я до сих пор не реша­юсь опуб­ли­ко­вать.

После исчез­но­ве­ния людей гос­под­ство на пла­не­те перей­дет к могу­ще­ствен­ной циви­ли­за­ции насе­ко­мо­об­раз­ных, в тела кото­рых и пере­се­лят­ся луч­шие умы Вели­кой Расы, когда их стар­ший мир ока­жет­ся на поро­ге ужа­са­ю­щей ката­стро­фы. Позд­нее, когда жиз­нен­ный цикл Зем­ли будет на исхо­де, они вновь пере­ме­стят­ся во вре­ме­ни и про­стран­стве, захва­тив похо­жие на луко­ви­цы тела рас­ти­тель­ных существ на Мер­ку­рии. Но и после их ухо­да на Зем­ле еще будут суще­ство­вать разум­ные расы – отча­ян­но цеп­ля­ясь за осты­ва­ю­щую пла­не­ту и про­ни­кая все глуб­же в зем­ные нед­ра, они про­дер­жат­ся вплоть до ее неиз­беж­но­го окон­ча­тель­но­го раз­ру­ше­ния… Меж­ду тем в снах я все еще про­дол­жал писать труд о сво­ем вре­ме­ни – отча­сти по соб­ствен­ной воле, а отча­сти под­го­ня­е­мый обе­ща­ни­я­ми рас­ши­рить доступ к архи­вам и предо­ста­вить сво­бо­ду пере­дви­же­ния по насе­лен­ным рай­о­нам пла­не­ты. Глав­ное хра­ни­ли­ще зна­ний, по зака­зу кото­ро­го я выпол­нял эту рабо­ту, нахо­ди­лось глу­бо­ко под зем­лей в самом цен­тре горо­да. Это гран­ди­оз­ное соору­же­ние намно­го пре­вос­хо­ди­ло по проч­но­сти сво­их кон­струк­ций все иные создан­ные Вели­кой Расой и было рас­счи­та­но на то, что­бы пере­жить любые при­род­ные ката­клиз­мы. Все, что было запи­са­но на боль­ших листах плот­но­го и очень креп­ко­го мате­ри­а­ла, сде­лан­но­го на осно­ве воло­кон цел­лю­ло­зы, пере­пле­та­лось в кни­ги, кото­рые хра­ни­лись каж­дая в отдель­ном ящи­ке или кон­тей­не­ре из срав­ни­тель­но лег­ко­го нержа­ве­ю­ще­го метал­ла; на крыш­ке его в обрам­ле­нии слож­ных гео­мет­ри­че­ских узо­ров поме­ща­лось назва­ние кни­ги, напи­сан­ное на язы­ке Вели­кой Расы. Кон­тей­не­ры рас­по­ла­га­лись в стро­гом поряд­ке, в осо­бых пря­мо­уголь­ной фор­мы каме­рах, изго­тов­лен­ных из того же метал­ла, и запи­ра­лись хит­ро­ум­ной систе­мой пово­ро­тов шаро­об­раз­ной двер­ной руч­ки. Моей руко­пи­си было выде­ле­но свое место­сре­ди позво­ноч­ных – эта сек­ция пред­на­зна­ча­лась для чело­ве­че­ской расы, а так­же для мох­на­тых гипер­бо­рей­цев и разум­ных реп­ти­лий, непо­сред­ствен­но пред­ва­ряв­ших нас в роли хозя­ев пла­не­ты. Ни разу ни один из снов не дал мне пол­ной кар­ти­ны про­жи­то­го от нача­ла и до кон­ца дня. Виде­ния появ­ля­лись разо­рван­ны­ми фраг­мен­та­ми вне вся­кой хро­но­ло­ги­че­ской после­до­ва­тель­но­сти. Напри­мер, я имел очень смут­ное пред­став­ле­ние об усло­ви­ях сво­ей жиз­ни в мире снов, хотя я как буд­то при­по­ми­нал боль­шую камен­ную ком­на­ту, кото­рая счи­та­лась моей соб­ствен­ной. Посте­пен­но все огра­ни­че­ния, нало­жен­ные на меня как на плен­ни­ка, исче­за­ли; в неко­то­рых снах я совер­шал поезд­ки по доро­гам, про­ло­жен­ным сквозь густые джунгли, осмат­ри­вал стран­ные горо­да и даже пытал­ся обсле­до­вать раз­ва­ли­ны гро­мад­ных тем­ных соору­же­ний, перед­ко­то­ры­ми Вели­кая Раса испы­ты­ва­ла какой-то необъ­яс­ни­мый страх. Были так­же дли­тель­ные пла­ва­ния на боль­ших мно­го­па­луб­ных кораб­лях, обла­дав­ших уди­ви­тель­ной быст­ро­ход­но­стью, и поле­ты над дики­ми необи­та­е­мы­ми рай­о­на­ми в закры­тых воз­душ­ных аппа­ра­тах, под­ни­ма­е­мых и дви­жи­мых силой элек­тро­маг­нит­но­го оттал­ки­ва­ния. На отда­лен­ных бере­гах широ­ко­го теп­ло­го оке­а­на так­же нахо­ди­лись горо­да Вели­кой Расы, а на одном из кон­ти­нен­тов я уви­дел при­ми­тив­ное посе­ле­ние чер­но­го­ло­вых кры­ла­тых созда­ний, кото­рым суж­де­но было вла­деть пла­не­той после того, как Вели­кая Раса пере­не­сет свои созна­ния в буду­щее, спа­са­ясь от какой-то неот­вра­ти­мой ката­стро­фы. Рав­нин­ный харак­тер мест­но­сти и оби­лие пыш­ной рас­ти­тель­но­сти были пре­об­ла­да­ю­щи­ми эле­мен­та­ми любо­го здеш­не­го пей­за­жа. Хол­мы, низ­кие и весь­ма ред­кие, обыч­но выка­зы­ва­ли при­зна­ки вул­ка­ни­че­ской актив­но­сти. Об уви­ден­ном мною живот­ном мире я мог бы напи­сать целые тома. Вся фау­на пре­бы­ва­ла в сво­ем есте­ствен­ном состо­я­нии, посколь­ку тех­ни­че­ская циви­ли­за­ция Вели­кой Расы дав­но уже отка­за­лась от домаш­них живот­ных, а пища ее была либо рас­ти­тель­но­го, либо син­те­ти­че­ско­го про­ис­хож­де­ния. Неук­лю­жие мас­сив­ные чудо­ви­ща тяже­ло пере­дви­га­лись по забо­ло­чен­ным джун­глям, лета­ли в насы­щен­ном воз­ду­хе или пла­ва­ли в морях и озе­рах; сре­ди них я узна­вал про­то­ти­пы мно­гих более позд­них видов – дино­зав­ров, пте­ро­дак­ти­лей, ихтио­зав­ров, ла-бирин­то­дон­тов 7 , пле­зио­зав­ров и про­чих, извест­ных мне по учеб­ни­кам пале­он­то­ло­гии. Птиц или мле­ко­пи­та­ю­щих я не встре­чал ни разу. Поверх­ность зем­ли и боло­та кише­ли зме­я­ми, яще­ри­ца­ми и кро­ко­ди­ла­ми, в густых зарос­лях туча­ми рои­лись насе­ко­мые. Дале­ко в сто­роне от мор­ско­го побе­ре­жья неиз­вест­ные, так и не уви­ден­ные мною тва­ри выбра­сы­ва­ли огром­ные пени­стые фон­та­ны в набух­шее низ­ки­ми туча­ми небо.

Одна­жды мне дове­лось опу­стить­ся в оке­ан­ские глу­би­ны в гигант­ской под­вод­ной лод­ке, и я при све­те про­жек­то­ров наблю­дал мор­ских оби­та­те­лей ужа­са­ю­щих раз­ме­ров и обли­ка. Я видел так­же раз­ва­ли­ны дав­но зато­нув­ших горо­дов и мно­же­ство пред­ста­ви­те­лей самых раз­ных форм под­вод­ной жиз­ни – кри­но­идей 8 , бра­хио­по­дов 9 , корал­лов и рыбо­об­раз-ных. Что каса­ет­ся физио­ло­гии, пси­хо­ло­гии, быта, нра­вов и подроб­но­стей исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия Вели­кой Расы, то здесь мои сны были крайне ску­пы на инфор­ма­цию, и мно­гие из упо­ми­на­ю­щих­ся ниже фак­тов были почерп­ну­ты мною ско­рее из ста­рых легенд и опи­са­ний дру­гих слу­ча­ев амне­зии, чем из моих соб­ствен­ных сно­ви­де­ний. Дело в том, что мои иссле­до­ва­ния со вре­ме­нем нагна­ли, а по мно­гим направ­ле­ни­ям и опе­ре­ди­ли сно­ви­де­ния, так что неред­ко какой-нибудь из фраг­мен­тов сна еще до сво­е­го появ­ле­ния был мне зна­ком по изу­ча­е­мым мате­ри­а­лам. Это окон­ча­тель­но утвер­ди­ло меня в мыс­ли, что псев­до­вос­по­ми­на­ния обя­за­ны сво­им про­ис­хож­де­ни­ем как моим нынеш­ним заня­ти­ям, так и ана­ло­гич­но­му поис­ку, про­ве­ден­но­му мно­го рань­ше моей вто­рой лич­но­стью. Вре­мя дей­ствия моих снов отсто­я­ло от совре­мен­ной эпо­хи при­мер­но на 150 000 000 лет, когда палео­зой­ская эра нача­ла сме­нять­ся мезо­зо­ем. Суще­ства, чьи тела были наде­ле­ны разу­мом Вели­кой Расой, не оста­ви­ли после себя ника­кой – по край­ней мере, ника­кой извест­ной нау­ке – вет­ви зем­ной эво­лю­ции. Это был обособ­лен­ный от всех про­чих, весь­ма одно­род­ный по сво­е­му соста­ву орга­ни­че­ский тип, сов­ме­щав­ший эле­мен­ты рас­ти­тель­но­го и живот­но­го миров. Уни­каль­ная струк­ту­ра их кле­ток прак­ти­че­ски исклю­ча­ла какие-либо про­яв­ле­ния уста­ло­сти и пол­но­стью устра­ня­ла потреб­ность в сне. Пища, усва­и­ва­е­мая ими через крас­ные рас­тру­бы на кон­це одно­го из четы­рех боль­ших отрост­ков, все­гда была в полу­жид­ком виде и по мно­гим пара­мет­рам рез­ко отли­ча­лась от пищи дру­гих извест­ных нам живых орга­низ­мов. Из чис­ла имев­ших­ся у них чувств нам были извест­ны лишь два – зре­ние и слух, орга­на­ми послед­не­го были напо­ми­нав­шие цве­точ­ные буто­ны высту­пы на их голо­вах. Кро­ме того, они обла­да­ли мно­ги­ми дру­ги­ми, не доступ­ны­ми для наше­го вос­при­я­тия чув­ства­ми – даже нахо­дясь в их теле, пле­нен­ное созна­ние не мог­ло тол­ком разо­брать­ся с эти­ми ощу­ще­ни­я­ми. Рас­по­ло­же­ние их глаз зна­чи­тель­но уве­ли­чи­ва­ло круг обзо­ра по срав­не­нию с чело­ве­ком. Кровь их напо­ми­на­ла по виду густой тем­но-зеле­ный гной. Не раз­ли­ча­ясь по поло­во­му при­зна­ку, они вос­про­из­во­ди­лись через семе­на или спо­ры, висев­шие гроз­дья­ми в ниж­ней части их туло­ви­ща и раз­ви­вав­ши­е­ся толь­ко будучи погру­жен­ные в воду. Для выра­щи­ва­ния моло­дых осо­бей исполь­зо­ва­лись спе­ци­аль­ные неглу­бо­кие цистер­ны. Учи­ты­вая боль­шую про­дол­жи­тель­ность их жиз­ни – обыч­но четы­ре-пять тыся­че­ле­тий – раз­мно­же­ние про­из­во­ди­лось в весь­ма огра­ни­чен­ных коли­че­ствах. Осо­би, имев­шие явные откло­не­ния в раз­ви­тии, под­вер­га­лись немед­лен­ной лик­ви­да­ции сра­зу по обна­ру­же­нии дефек­та. Забо­ле­ва­ние или бли­зость смер­ти рас­по­зна­ва­лись – за отсут­стви­ем чувств ося­за­ния и физи­че­ской боли – исклю­чи­тель­но по визу­аль­ным симп­то­мам. Мерт­вые тела сжи­га­лись с поче­стя­ми и в тор­же­ствен­ной обста­нов­ке. Порой, как я уже отме­чал, какой нибудь из выда­ю­щих­ся умов избе­гал смер­ти, про­еци­руя себя в буду­щее; одна­ко, подоб­ные слу­чаи были немно­го­чис­лен­ны. Когда же это про­ис­хо­ди­ло, то с при­быв­шим на его место плен­ни­ком обра­ща­лись самым луч­шим обра­зом вплоть до смер­ти его новой телес­ной обо­лоч­ки, к кото­рой он так и не успе­вал при­вык­нуть. В целом Вели­кая Раса пред­став­ля­ла собой еди­ную нацию – сво­бод­ное объ­еди­не­ние или союз – с общи­ми инсти­ту­та­ми управ­ле­ния; прав­да, адми­ни­стра­тив­но они дели­лись еще на четы­ре осо­бых само­управ­ля­ю­щих­ся реги­о­на. Поли­ти­че­ская и эко­но­ми­че­ская систе­ма в каж­дом из них была некой раз­но­вид­но­стью соци­ал-фашиз­ма, с раци­о­наль­ным рас­пре­де­ле­ни­ем основ­ных ресур­сов и сто­яв­шим у вла­сти Госу­дар­ствен­ным Сове­том, в выбо­рах кото­ро­го при­ни­ма­ли уча­стие все про­шед­шие осо­бый обра­зо­ва­тель­ный и пси­хо­ло­ги­че­ский ценз. Семей­ной орга­ни­за­ции как тако­вой у них не было, хотя род­ствен­ные свя­зи при­зна­ва­лись и роди­те­ли обыч­но при­ни­ма­ли уча­стие в вос­пи­та­нии сво­их отпрыс­ков.

Сход­ство с чело­ве­че­ским скла­дом пси­хи­ки и обще­ствен­ны­ми уста­нов­ле­ни­я­ми мож­но было заме­тить преж­де все­го в тех обла­стях, где дело каса­лось либо чисто антракт­ных поня­тий, либо же наобо­рот, вещей сугу­бо мате­ри­аль­ных, харак­тер­ных для всех вооб­ще форм орга­ни­че­ской жиз­ни. Еще одним – хотя и не очень суще­ствен­ным – источ­ни­ком сход­ства было созна­тель­ное заим­ство­ва­ние, ибо Вели­кая Раса, иссле­дуя буду­щее, копи­ро­ва­ла все, что каза­лось ей полез­ным и при­ме­ни­мым к уров­ням ее бытия. Авто­ма­ти­зи­ро­ван­ная про­мыш­лен­ность не тре­бо­ва­ла к себе боль­шо­го вни­ма­ния со сто­ро­ны граж­дан, остав­ляя им мно­го сво­бод­но­го вре­ме­ни для заня­тий на интел­лек­ту­аль­ном и эсте­ти­че­ском попри­щах. Нау­ка у них достиг­ла небы­ва­ло­го уров­ня раз­ви­тия, искус­ство пре­вра­ти­лось в необ­хо­ди­мый эле­мент жиз­ни, хотя в тот пери­од, к кото­ро­му отно­си­лись мои сно­ви­де­ния, оно уже про­шло свой зенит. Тех­ни­че­ский про­гресс сти­му­ли­ро­вал­ся посто­ян­ной борь­бой за выжи­ва­ние и необ­хо­ди­мо­стью под­дер­жи­вать функ­ци­о­ни­ро­ва­ние хозяй­ства огром­ных горо­дов в усло­ви­ях повы­шен­ной гео­ло­ги­че­ской актив­но­сти. Пре­ступ­ле­ния были крайне ред­ки; не послед­нюю роль в этом игра­ла исклю­чи­тель­но эффек­тив­ная поли­цей­ская служ­ба. Виды нака­за­ний варьи­ро­ва­лись от лише­ния при­ви­ле­гий и заклю­че­ния в тюрь­му до смерт­ной каз­ни или пол­ной эмо­ци­о­наль­ной лом­ки созна­ния, и нико­гда не при­ме­ня­лись без пред­ва­ри­тель­но­го тща­тель­но­го рас­сле­до­ва­ния всех моти­вов пре­ступ­ле­ния. Вой­ны, в послед­ние несколь­ко мил­ли­о­нов лет быв­шие в основ­ном граж­дан­ски­ми, порой велись и про­тив внеш­них вра­гов – неимо­вер­но рас­пло­див­ших­ся реп­ти­лий, агрес­сив­ных вось­ми­но­гих при­шель­цев или про­тив кры­ла­тых звез­до­го­ло­вых существ Ста­рой Расы, все еще оби­тав­ших в Антарк­ти­ке. Слу­ча­ясь не так уж часто, вой­ны, одна­ко, име­ли очень тяже­лые и раз­ру­ши­тель­ные послед­ствия. Огром­ная армия, осна­щен­ная мощ­ным элек­три­че­ским ору­жи­ем, посто­ян­но дер­жа­лась в бое­вой готов­но­сти на тот осо­бый слу­чай, о кото­ром они не люби­ли упо­ми­нать и кото­рый был явно свя­зан со стра­хом, испы­ты­ва­е­мым ими вбли­зи руин чер­ных, лишен­ных окон зда­ний и опе­ча­тан­ных люков на самых ниж­них под­зем­ных яру­сах их горо­дов.

О при­чи­нах это­го стра­ха не гово­ри­лось вслух – раз­ве что украд­кой, эта­ким ква­зи-шепо­том. Любые более-менее кон­крет­ные упо­ми­на­ния о базаль­то­вых руи­нах и таин­ствен­ных люках были изъ­яты из обще­до­ступ­ных книг. Это, похо­же, была един­ствен­ная закры­тая для обсуж­де­ния тема, непо­сред­ствен­но свя­зан­ная с какой-то жесто­кой борь­бой в про­шлом и ужас­ной тра­ге­ди­ей, ожи­дав­шей Вели­кую Расу в буду­щем – тра­ге­ди­ей, кото­рая одна­жды выну­дит ее спеш­но пере­бро­сить луч­шую часть сво­их созна­ний на мно­го мил­ли­о­нов лет впе­ред. Рас­плыв­ча­тые и фраг­мен­тар­ные – как и вооб­ще все све­де­ния, полу­чен­ные мною из снов и легенд – каса­тель­ства до это­го вопро­са очень мало его про­яс­ня­ли. В древ­них мифах он явно был обой­ден сто­ро­ной – не исклю­че­но, что все соот­вет­ству­ю­щие ссыл­ки были позд­нее попро­сту уда­ле­ны. Мои сны, а рав­но и опи­са­ния дру­гих виде­ний, содер­жа­ли лишь сла­бые туман­ные наме­ки, посколь­ку сами пред­ста­ви­те­ли Вели­кой Расы нико­гда не обра­ща­лись в раз­го­во­рах к дан­ной теме, и таким обра­зом един­ствен­ным источ­ни­ком инфор­ма­ции были дру­гие, более наблю­да­тель­ные и догад­ли­вые осо­би из чис­ла плен­ных созна­ний. Соглас­но этим отры­воч­ным све­де­ни­ям, при­чи­ной всех стра­хов явля­лась некая древ­ней­шая раса отча-сти напо­ми­нав­ших поли­пы 9 существ, при­быв­ших из дале­кой чужой Все­лен­ной и вла­дев­ших Зем­лей и тре­мя дру­ги­ми пла­не­та­ми Сол­неч­ной Систе­мы око­ло шести­сот мил­ли­о­нов лет назад. Их нель­зя было назвать пол­но­стью мате­ри­аль­ны­ми – в нашем пони­ма­нии мате­рии; по типу сво­е­го созна­ния и спо­со­бам вос­при­я­тия они рази­тель­но отли­ча­лись от любо­го из зем­ных орга­низ­мов. Напри­мер, у них не было такой кате­го­рии, как зре­ние – суще­ству­ю­щий в их созна­нии мир являл собой стран­ную, неви­зу­аль­ную систе­му обра­зов. Они, одна­ко, были мате­ри­аль­ны в доста­точ­ной сте­пе­ни для того, что­бы пус­кать в ход вполне веще­ствен­ные сред­ства в тех обла­стях кос­мо­са, где эти сред­ства име­лись в нали­чии; кро­ме того, они нуж­да­лись в посто­ян­ном жили­ще, пусть даже и несколь­ко свое­об­раз­но­го харак­те­ра. Хотя чув­ства их мог­ли про­ни­кать сквозь любые физи­че­ские пре­гра­ды, мате­ри­аль­ные эле­мен­ты их суще­ства были на это не спо­соб­ны; уни­что­жить их мож­но было толь­ко воз­дей­стви­ем неко­то­рых видов элек­три­че­ской энер­гии. Несмот­ря на отсут­ствие кры­льев и иных спе­ци­аль­ных при­спо­соб­ле­ний, они мог­ли сво­бод­но пере­ме­щать­ся по воз­ду­ху. Осо­бая струк­ту­ра созна­ния этих тва­рей исклю­ча­ла воз­мож­ность про­еци­ро­ва­ния на них разу­ма Вели­кой Расы. Появ­ле­ние их на Зем­ле сопро­вож­да­лось стро­и­тель­ством горо­дов, почти сплошь состо­яв­ших из мощ­ных базаль­то­вых башен безо вся­ких наме­ков на окна, и без­жа­лост­ным истреб­ле­ни­ем всех попа­дав­ших­ся на их пути живых созда­ний. Тако­ва была ситу­а­ция на тот момент, когда мас­со­вый разум Вели­кой Расы пере­нес­ся сюда через бес­чис­лен­ное мно­же­ство галак­тик из сво­е­го мрач­но­го тем­но­го мира, извест­но­го – если верить дале­ко не бес­спор­ным Эльт­дон­ским Таб­ли­цам – под назва­ни­ем Йит. Новые при­шель­цы доволь­но быст­ро изоб­ре­ли сред­ство борь­бы со сви­ре­пы­ми суще­ства­ми, преж­де без­на­ка­зан­но тер­ро­ри­зи­ро­вав­ши­ми оби­та­те­лей пла­не­ты, и суме­ли загнать их в глубь Зем­ли, где те еще рань­ше созда­ли обшир­ные систе­мы искус­ствен­ных пещер и ходов, являв­ших­ся частью их жило­го про­стран­ства. Затем все выхо­ды из под­зем­но­го мира были наглу­хо закры­ты и опе­ча­та­ны, а Вели­кая Раса завла­де­ла испо­лин­ски­ми горо­да­ми сво­их пред­ше­ствен­ни­ков, сохра­нив в непри­кос­но­вен­но­сти неко­то­рые из древ­них базаль­то­вых соору­же­ний – осно­вой для тако­го реше­ния послу­жил ско­рее стран­ный суе­вер­ный ужас, неже­ли наро­чи­тое рав­но­ду­шие либо науч­ный или исто­ри­че­ский инте­рес.

Про­шло мно­го мил­ли­о­нов лет до той поры, когда вновь нача­ли появ­лять­ся зло­ве­щие при­зна­ки уси­ле­ния и воз­рас­та­ния чис­лен­но­сти существ, скры­вав­ших­ся в под­зем­ных глу­би­нах. Вре­мя от вре­ме­ни слу­ча­лись вне­зап­ные напа­де­ния, страш­ные и отвра­ти­тель­ные сле­ды кото­рых не остав­ля­ли сомне­ний в их автор­стве. Обыч­но это про­ис­хо­ди­ло в неболь­ших уеди­нен­ных посе­ле­ни­ях Вели­кой Расы или в раз­ва­ли­нах остав­ших­ся забро­шен­ны­ми древ­них горо­дов – то есть в местах, где выхо­ды из-под зем­ли не были надеж­но пере­кры­ты или не охра­ня­лись. После это­го был при­нят ряд допол­ни­тель­ных мер, в част­но­сти, были заму­ро­ва­ны почти все выхо­ды, за исклю­че­ни­ем несколь­ких люков, сохра­нен­ных в стра­те­ги­че­ских целях и нахо­див­ших­ся под кон­тро­лем спе­ци­аль­ных воин­ских частей. Послед­ствия упо­мя­ну­тых выла­зок на поверх­ность ока­за­лись гораз­до более серьез­ны­ми, чем мож­но было ожи­дать, ибо они нало­жи­ли отпе­ча­ток на пси­хо­ло­гию Вели­кой Расы в целом. Этим и объ­яс­ня­ет­ся тот откро­вен­ный страх, с кото­рым они встре­ча­ли любое упо­ми­на­ние о таин­ствен­ных созда­ни­ях, внеш­ний облик кото­рых так и остал­ся для меня загад­кой. Ходи­ли неяс­ные слу­хи об их чудо­вищ­ной пла­стич­но­сти, об уме­нии вре­мен­но ста­но­вить­ся неви­ди­мы­ми, кое-кто при­пи­сы­вал им спо­соб­ность вызы­вать и направ­лять дви­же­ние ура­га­нов. Пер­вым при­зна­ком их появ­ле­ния счи­та­лись стран­ные сви­стя­щие зву­ки, а в тех местах, где они побы­ва­ли, позд­нее неред­ко нахо­ди­ли вну­ши­тель­ных раз­ме­ров отпе­чат­ки ног с пятью круг­лы­ми паль­ца­ми по пери­мет­ру. Ни для кого не явля­лось сек­ре­том, что ужас­ная ката­стро­фа, ожи­дав­шая в буду­щем их циви­ли­за­цию – та самая ката­стро­фа, что одна­жды выну­дит их луч­шие умы искать спа­се­ния за гра­нью вре­мен в новых, чужих им телес­ных фор­мах – будет самым пря­мым обра­зом свя­за­на с послед­ним и на сей раз успеш­ным выхо­дом на поверх­ность древ­ней­шей расы. Мыс­лен­ные про­ек­ции в буду­щее поз­во­ли­ли пред­ви­деть неиз­беж­ную тра­ге­дию, и Госу­дар­ствен­ный Совет поста­но­вил, что все граж­дане, спо­соб­ные к пере­но­су сво­е­го созна­ния, долж­ны будут вос­поль­зо­вать­ся этой воз­мож­но­стью. У всех осталь­ных шан­сов спа­стись не было – они зна­ли, что это напа­де­ние явит­ся ско­рее актом мести, неже­ли попыт­кой вновь завла­деть верх­ним миром, ибо иссле­до­ва­ния позд­ней­шей исто­рии выяви­ли мно­же­ство воз­ни­кав­ших и исче­зав­ших циви­ли­за­ций, кото­рые вооб­ще ни разу за весь пери­од сво­е­го суще­ство­ва­ния не при­хо­ди­ли в столк­но­ве­ние с тва­ря­ми из под­зем­но­го мира. Воз­мож­но, эта зло­ве­щая раса, в кон­це кон­цов, пред­по­чла глу­бо­кие зем­ные нед­ра пере­мен­чи­вой и неспо­кой­ной поверх­но­сти, тем более что свет как тако­вой не имел для нее ника­ко­го зна­че­ния. Воз­мож­но так­же, силы их с тече­ни­ем вре­ме­ни убы­ва­ли. По край­ней мере, уда­лось уста­но­вить, что под­зем­ные оби­та­те­ли окон­ча­тель­но вымрут еще до наступ­ле­ния эры пост­че­ло­ве­че­ской насе­ко­мо­об­раз­ной циви­ли­за­ции, кото­рой суж­де­но будет стать объ­ек­том мас­со­во­го втор­же­ния уце­лев­ших созна­ний. Пока же Вели­кая Раса сохра­ня­ла бди­тель­ность, посто­ян­но дер­жа наго­то­ве ору­жие и вся­че­ски избе­гая затра­ги­вать страш­ную тему в сво­их раз­го­во­рах и запи­сях. И все это вре­мя тень ужа­са и обре­чен­но­сти лежа­ла на запе­ча­тан­ных под­зем­ных люках и мрач­ных сле­пых баш­нях, воз­вы­шав­ших­ся здесь и там сре­ди ожив­лен­ных пока еще горо­дов.

5

Таким был этот мир, каж­дую ночь являв­ший­ся мне в бес­по­кой­ных мучи­тель­ных снах. Я не берусь в точ­но­сти пере­дать на бума­ге все неуло­ви­мо тре­вож­ные ощу­ще­ния, порож­да­е­мые моей псев­до­па­мя­тью. Как я уже отме­чал, осно­ва­тель­ное изу­че­ние дан­но­го пред­ме­та помог­ло най­ти ему раци­о­наль­ное пси­хо­ло­ги­че­ское объ­яс­не­ние, выра­бо­тав нечто вро­де имму­ни­те­та, кото­рый с тече­ни­ем вре­ме­ни еще более укре­пил­ся за счет тако­го нема­ло­важ­но­го фак­то­ра, как сила при­выч­ки. Хотя это сред­ство не мог­ло пол­но­стью убе­речь меня от изред­ка повто­ряв­ших­ся при­сту­пов стра­ха, в целом после 1922 года я чув­ство­вал себя зна­чи­тель­но луч­ше, вел нор­маль­ный образ жиз­ни, мно­го рабо­тал, не забы­вая при этом сле­дить за сво­им здо­ро­вьем. Спу­стя еще несколь­ко лет я при­шел к убеж­де­нию, что мой опыт – вклю­чая сюда так­же опи­са­ния сход­ных слу­ча­ев болез­ни и соот­вет­ству­ю­щие дета­ли фольк­ло­ра – дол­жен быть обоб­щен и опуб­ли­ко­ван, что может ока­зать­ся непло­хим под­спо­рьем для сту­ден­тов, все­рьез инте­ре­су­ю­щих­ся пси­хо­ло­ги­ей. Тот­час взяв­шись за дело, я под­го­то­вил серию ста­тей, в кото­рых доста­точ­но сжа­то пере­дал суть сво­ей тео­рии, при­ло­жив к это­му ряд соб­ствен­но­руч­ных наброс­ков пей­за­жей, живых существ, деко­ра­тив­ных моти­вов и иеро­гли­фов, сде­лан­ных мною на осно­ва­нии все­го уви­ден­но­го в снах. Ста­тьи эти печа­та­лись на про­тя­же­нии 1928–1929 годов в несколь­ких номе­рах “Жур­на­ла Аме­ри­кан­ско­го Пси­хо­ло­ги­че­ско­го Обще­ства”, но не при­влек­ли к себе осо­бен­но боль­шо­го вни­ма­ния. Я же все эти годы про­дол­жал запи­сы­вать содер­жа­ние сво­их снов, несмот­ря на то, что рас­ту­щая кипа днев­ни­ков нача­ла уже при­чи­нять мне опре­де­лен­ные неудоб­ства. 10 июля 1934 года я полу­чил пись­мо, кото­рое мне пере­сла­ли из Пси­хо­ло­ги­че­ско­го Обще­ства и кото­рое поло­жи­ло нача­ло куль­ми­на­ци­он­ной фазе всей этой безум­ной исто­рии. На кон­вер­те сто­ял штем­пель “Пил­бар­ра, Запад­ная Австра­лия”, а под­пись под обрат­ным адре­сом при­над­ле­жа­ла я спе­ци­аль­но навел справ­ки – гор­но­му инже­не­ру, поль­зо­вав­ше­му­ся в сво­их кру­гах весь­ма непло­хой репу­та­ци­ей. Кро­ме соб­ствен­но пись­ма в кон­вер­те ока­за­лось несколь­ко фото­гра­фий – все это вку­пе про­из­ве­ло на меня оше­лом­ля­ю­щее впе­чат­ле­ние, о кото­ром чита­тель может хотя бы при­бли­зи­тель­но дога­дать­ся, озна­ко­мив­шись с при­ла­га­е­мым ниже тек­стом. Спер­ва я, ска­зать по прав­де, отнес­ся к это­му с извест­ной долей скеп­ти­циз­ма, ибо, даже и пред­по­ла­гая, что в осно­ве неко­то­рых древ­них легенд могут лежать вполне реаль­ные фак­ты, я все же не был готов ко встре­че с ося­за­е­мы­ми сви­де­тель­ства­ми суще­ство­ва­ния это­го мира, порож­ден­но­го, каза­лось бы, моим боль­ным вооб­ра­же­ни­ем. Силь­нее все­го на меня подей­ство­ва­ли фото­гра­фии, под­лин­ность кото­рых не вызы­ва­ла ни малей­ших сомне­ний – я уви­дел лежа­щие сре­ди пес­ков огром­ные, напо­ло­ви­ну уже раз­ру­шив­ши­е­ся под вли­я­ни­ем вет­ров, воды и солн­ца камен­ные бло­ки с харак­тер­ным изги­бом верх­ней плос­ко­сти и соот­вет­ству­ю­щей по фор­ме выем­кой в ее ниж­ней части. Раз­гля­ды­вая сним­ки через уве­ли­чи­тель­ное стек­ло, я сре­ди мно­же­ства тре­щин и выбо­ин обна­ру­жил сле­ды хоро­шо мне зна­ко­мых рисун­ков и иеро­гли­фов тех самых, что почти каж­дую ночь появ­ля­лись в моих сно­ви­де­ни­ях! Но вот пись­мо, пусть оно гово­рит само за себя: 49 Дам­пир-стрит, Пул­бар­ра, Зап.Австралия 18 мая 1934 года “30 Е. 41‑я стрит. Ньо-Йорк, США В Аме­ри­кан­ское Пси­хо­ло­ги­че­ское Обще­ство для пере­да­чи про­фес­со­ру Н.У. Пиз­ли Ува­жа­е­мый сэр, Недав­ний раз­го­вор в Пер­те с док­то­ром Е. М. Бой­ли и несколь­ко жур­на­лов с ваши­ми ста­тья­ми, кото­рые он мне толь­ко что пере­слал, наве­ли меня на мысль обра­тить­ся к вам с этим пись­мом. Речь пой­дет об одной инте­рес­ной наход­ке в

Боль­шой Пес­ча­ной Пустыне 10 к восто­ку от наших золо­то­нос­ных место­рож­де­ний. Наход­ка эта, как мне кажет­ся, име­ет опре­де­лен­ное отно­ше­ние к изло­жен­ным вами ори­ги­наль­ным леген­дам о древ­них камен­ных горо­дах, сте­ны кото­рых укра­ша­лись осо­бы­ми гео­мет­ри­че­ски­ми узо­ра­ми и иеро­гли­фи­че­ски­ми пись­ме­на­ми. Сре­ди мест­ных тузем­цев издав­на ходи­ли раз­го­во­ры о “боль­ших кам­нях с рисун­ка­ми”, вызы­вав­ших у них суе­вер­ный страх. Они обыч­но свя­зы­ва­ли эти кам­ни со сво­и­ми тра­ди­ци­он­ны­ми мифа­ми о Буд­дайе, гигант­ском ста­ри­ке, кото­рый вот уже мно­го веков спит, поло­жив голо­ву на руку, глу­бо­ко под зем­лей, но одна­жды обя­за­тель­но проснет­ся и про­гло­тит весь этот мир вме­сте с его оби­та­те­ля­ми. Мне так­же при­хо­ди­лось слы­шать ста­рые полу­за­бы­тые сказ­ки об огром­ных под­зем­ных домах из кам­ня, где кори­до­ры все вре­мя спус­ка­ют­ся вниз, и где с людь­ми про­ис­хо­дят страш­ные и непо­нят­ные вещи. Тузем­цы рас­ска­зы­ва­ют, что когда-то дав­но несколь­ко вои­нов, спа­са­ясь бег­ством от вра­гов, про­ник­ли внутрь одно­го из таких домов, но никто из них не воз­вра­тил­ся обрат­но, а из-под зем­ли вско­ре нача­ли дуть страш­ные вет­ры, не под­пус­ка­ю­щие людей к тому месту. Впро­чем, я нико­гда осо­бен­но не при­слу­ши­вал­ся к сло­вам этих при­ми­тив­ных дика­рей. Но сей­час раз­го­вор о дру­гом. Два года назад, про­во­дя изыс­ка­ния в пяти­стах милях к восто­ку от раз­ра­ба­ты­ва­е­мых ныне место­рож­де­ний, я наткнул­ся сре­ди пусты­ни на остат­ки како­го- то древ­не­го стро­е­ния, сло­жен­но­го из камен­ных бло­ков, каж­дый раз­ме­ром при­мер­но 3х2х2 фута. Спер­ва я не нашел на них рисун­ков, о кото­рых гово­ри­ли тузем­цы, но, при­гля­дев­шись, вско­ре смог раз­ли­чить на фоне отме­тин, остав­лен­ных вре­ме­нем и непо­го­дой, линии явно искус­ствен­но­го про­ис­хож­де­ния, скла­ды­вав­ши­е­ся в ори­ги­наль­ный узор. Все­го я насчи­тал над поверх­но­стью пес­ка более трид­ца­ти таких бло­ков, рас­по­ло­жен­ных в пре­де­лах кру­га диа­мет­ром око­ло чет­вер­ти мили. Я вни­ма­тель­но обсле­до­вал близ­ле­жа­щую мест­ность и опре­де­лил коор­ди­на­ты этой точ­ки с помо­щью сво­их инстру­мен­тов. Я так­же сфо­то­гра­фи­ро­вал десять или две­на­дцать бло­ков, сохра­нив­ших­ся луч­ше дру­гих, како­вые сним­ки и при­ла­гаю к сво­е­му пись­му.

Сооб­ще­ние о моем откры­тии тогда же было направ­ле­но вла­стям в Пер­те, но там оно нико­го не заин­те­ре­со­ва­ло. Неко­то­рое вре­мя спу­стя я позна­ко­мил­ся с док­то­ром Бой­ли и как-то раз во вре­мя бесе­ды упо­мя­нул о стран­ных кам­нях. Док­тор был зна­ком с ваши­ми ста­тья­ми в “Жур­на­ле Аме­ри­кан­ско­го Пси­хо­ло­ги­че­ско­го Обще­ства” и при­шел в чрез­вы­чай­ное вол­не­ние, уви­дев сде­лан­ные мною сним­ки. Он ска­зал, что стиль камен­ной клад­ки и узо­ры на ней очень напо­ми­на­ют опи­са­ния ваших снов и при­ве­ден­ные вами отрыв­ки из древ­них легенд. Он соби­рал­ся свя­зать­ся с вами лич­но, но неко­то­рые обсто­я­тель­ства это­му поме­ша­ли. Одна­ко он не забыл пере­слать мне боль­шую часть жур­на­лов с ваши­ми ста­тья­ми, в кото­рых я нашел изоб­ра­же­ния уже зна­ко­мых мне архи­тек­тур­ных дета­лей. В этом сход­стве вы може­те убе­дить­ся сами, сто­ит лишь взгля­нуть на сним­ки. Даль­ней­шие пояс­не­ния вы полу­чи­те непо­сред­ствен­но от док­то­ра Бой­ли. Я пре­крас­но пони­маю, какое огром­ное зна­че­ние име­ет для вас это откры­тие. Несо­мнен­но одно – мы встре­ти­лись со сле­да­ми неиз­вест­ной циви­ли­за­ции, намно­го более древ­ней, чем все досе­ле извест­ные, и, веро­ят­но, послу­жив­шей про­об­ра­зом для изу­ча­е­мых вами ста­рин­ных легенд. Как гор­ный инже­нер я обла­даю кое-каки­ми позна­ни­я­ми в обла­сти гео­ло­гии, но в дан­ном слу­чае могу лишь утвер­ждать, что воз­раст этих камен­ных бло­ков явля­ет­ся воис­ти­ну пуга­ю­щим. Они выте­са­ны в основ­ном из гра­ни­та либо­пес­ча­ни­ка, хотя, по край­ней мере, один из них изго­тов­лен из какой-то раз­но­вид­но­сти цемен­та или бето­на.

Над кам­ня­ми осно­ва­тель­но потру­ди­лись не толь­ко ветер и солн­це, но и вода – тому есть оче­вид­ные сви­де­тель­ства. Отсю­да мож­но заклю­чить, что опус­ка­ние на дно оке­а­на и повтор­ное под­ня­тие насто­я­ще­го участ­ка суши про­ис­хо­ди­ло уже после того, как были воз­двиг­ну­ты эти сте­ны. Сот­ни тысяч, мил­ли­о­ны лет – я боюсь даже думать о сро­ках. Учи­ты­вая про­де­лан­ную вами огром­ную рабо­ту по иссле­до­ва­нию древ­них легенд и всех свя­зан­ных с ними необы­чай­ных обсто­я­тельств, я не сомне­ва­юсь в том, что вы поже­ла­е­те лич­но воз­гла­вить экс­пе­ди­цию в пусты­ню для про­ве­де­ния архео­ло­ги­че­ских рас­ко­пок. Мы с док­то­ром Бой­ли гото­вы участ­во­вать в этой экс­пе­ди­ции, если вы – либо какая-нибудь извест­ная вам орга­ни­за­ция – обес­пе­чи­те ее финан­си­ро­ва­ние. Я могу най­ти с деся­ток чело­век для зем­ля­ных работ – от тузем­цев здесь про­ку не будет, ибо они кате­го­ри­че­ски отка­зы­ва­ют­ся даже при­бли­жать­ся к раз­ва­ли­нам, испы­ты­вая перед ними какой-то мани­а­каль­ный страх. Ни Бой­ли, ни я нико­му боль­ше не сооб­ща­ли об этом деле, спра­вед­ли­во пола­гая, что пер­вен­ство и честь откры­тия долж­ны при­над­ле­жать имен­но вам. Добрать­ся туда из Пил­бар­ры мож­но за четы­ре дня на вез­де­хо­де – этот вид транс­пор­та нам будет необ­хо­дим. Место это лежит юго-запад­нее извест­но­го марш­ру­та, про­ло­жен­но­го в 1873 году Вар­бур­то­ном, и при­мер­но в ста милях на юго восток от Джо­ан­на­Спринт. Часть пути удоб­нее про­де­лать паро­хо­дом вверх по реке ДеГрей вме­сто того, что­бы стар­то­вать из Пил­бар­ры – впро­чем, все эти вари­ан­ты могут быть рас­смот­ре­ны позд­нее. По моим рас­че­там камен­ные руи­ны нахо­дят­ся в точ­ке с коор­ди­на­та­ми 22 гра­ду­са 3 мину­ты 14 секунд южной широ­ты и 125 гра­ду­сов 0 минут 39 секунд восточ­ной дол­го­ты. Кли­мат там рез­ко тро­пи­че­ский, а усло­вия пусты­ни крайне небла­го­при­ят­ны для жиз­ни. Наде­юсь на ско­рое полу­че­ние отве­та и готов спо­соб­ство­вать осу­ществ­ле­нию любо­го пред­ло­жен­но­го вами пла­на дей­ствий. После зна­ком­ства с ваши­ми ста­тья­ми я пол­но­стью осо­знаю исклю­чи­тель­ную важ­ность это­го откры­тия. Несколь­ко поз­же вы полу­чи­те пись­мо и от док­то­ра Бой­ли. Если потре­бу­ет­ся нала­дить более опе­ра­тив­ное сооб­ще­ние, мож­но будет заме­нить теле­граф­ную связь через Перт пря­мой радио­свя­зью. В ожи­да­нии ско­рей­ше­го отве­та, С совер­шен­ным почте­ни­ем Роберт Б.Ф.Маккензи.” Бли­жай­шие послед­ствия полу­че­ния это­го пись­ма нашли доста­точ­ное отра­же­ние в прес­се. Мис­ка­то­ник­ский уни­вер­си­тет охот­но пошел мне навстре­чу в вопро­сах финан­си­ро­ва­ния экс­пе­ди­ции, а мистер Мак­кен­зи и док­тор Бой­ли пока­за­ли себя людь­ми неза­ме­ни­мы­ми на ее Австра­лий­ском эта­пе. В сво­их заяв­ле­ни­ях и интер­вью мы ста­ра­тель­но обхо­ди­ли неко­то­рые подроб­но­сти, имев­шие отно­ше­ние к цели наше­го пред­при­я­тия, пре­крас­но созна­вая, как мно­го лиш­них помех могут создать пад­кие до сен­са­ций буль­вар­ные писа­ки. В резуль­та­те этих уси­лий вся попав­шая в газе­ты инфор­ма­ция носи­ла вполне ней­траль­ный харак­тер – сооб­ща­лось лишь о наме­ре­нии отыс­кать какие-то руи­ны в пусты­нях Австра­лии, а так­же о ходе под­го­тов­ки экс­пе­ди­ции. Сре­ди про­чих меня вызва­лись сопро­вож­дать мои кол­ле­ги про­фес­сор Уильям Даер, воз­глав­ляв­ший Мис­ка­то­ник­скую Антарк­ти­че­скую экс­пе­ди­цию в 1930–31 годах, Фер­ди­нанд С. Эшли с кафед­ры Антич­ной исто­рии и Тай­лер М. Фри­борн с кафед­ры антро­по­ло­гии – а так­же мой сын Уин­гейт. Роберт Мак­кен­зи при­е­хал в Арк­хэм в нача­ле 1935 года и при­нял уча­стие в под­го­то­ви­тель­ных рабо­тах. Это был чело­век лет пяти­де­ся­ти, весь­ма при­ят­ный в обхож­де­нии, пре­крас­но обра­зо­ван­ный и что самое глав­ное – име­ю­щий боль­шой опыт путе­ше­ствий в австра­лий­ских пусты­нях. Он сооб­щил, что в Пила­бар­ре нас уже ждут несколь­ко вез­де­хо­дов; кро­ме того, име­лась дого­во­рен­ность о фрах­те неболь­шо­го реч­но­го паро­хо­да. Мы рас­по­ла­га­ли все­ми необ­хо­ди­мы­ми сред­ства­ми и инстру­мен­та­ми для про­ве­де­ния архео­ло­ги­че­ских рас­ко­пок в соот­вет­ствии с тре­бо­ва­ни­я­ми совре­мен­ной нау­ки. 28 мар­та 1935 года экс­пе­ди­ция поки­ну­ла Бостон на бор­ту ста­ро­го, стра­дав­ше­го хро­ни­че­ской одыш­кой паро­хо­да “Лек­синг­тон”. Впе­ре­ди нас ожи­да­ло дол­гое пла­ва­ние через Атлан­ти­ку и Сре­ди­зем­ное море, затем через Суэц­кий канал и Крас­ное море в Индий­ский оке­ан. Едва пока­зав­шись на гори­зон­те, низ­кий пес­ча­ный берег Запад­ной Австра­лии поверг меня в состо­я­ние мрач­ной депрес­сии, кото­рая толь­ко уси­ли­лась при виде окру­жен­но­го отва­ла­ми пустой поро­ды пыль­но­го шах­тер­ско­го город­ка, где мы сде­ла­ли послед­нюю оста­нов­ку перед брос­ком в глубь пусты­ни. Встре­тив­ший нас док­тор Бой­ли ока­зал­ся немо­ло­дым уже чело­ве­ком и очень инте­рес­ным собе­сед­ни­ком – я и мой сын неред­ко всту­па­ли с ним в про­дол­жи­тель­ные дис­кус­сии по раз­ным про­бле­мам пси­хо­ло­гии, чрез­вы­чай­но его зани­мав­шим.

Со сме­шан­ным чув­ством тре­вож­но­го бес­по­кой­ства и надеж­ды наш отряд, состо­яв­ший из 18 чело­век, про­дви­гал­ся все даль­ше на запад по уже совер­шен­но без­люд­ной мест­но­сти. В пят­ни­цу 31 мая мы пере­еха­ли вброд один из при­то­ков реки Де-Грей; впе­ре­ди, сколь­ко хва­та­ло глаз, лежал голый – толь­ко песок и ска­лы – угрю­мый пей­заж. Все это вре­мя я без­успеш­но пытал­ся пода­вить в себе страх, нарас­тав­ший по мере при­бли­же­ния к цели наше­го путе­ше­ствия и усу­губ­ляв­ший­ся сна­ми и псев­до­вос­по­ми­на­ни­я­ми, кото­рые с каж­дой ночью замет­но наби­ра­ли силу. Впер­вые мы уви­де­ли один из камен­ных бло­ков в поне­дель­ник 3 июня. Не могу пере­дать то ощу­ще­ние, с каким я при­кос­нул­ся – в реаль­ной дей­стви­тель­но­сти – к огром­но­му кус­ку гра­ни­та, во всех дета­лях схо­же­му с эле­мен­та­ми цик­ло­пи­че­ских стен, столь­ко раз являв­ших­ся мне в сно­ви­де­ни­ях. На камне явно про­сту­па­ли сле­ды рез­ных укра­ше­ний – руки мои дро­жа­ли, дотра­ги­ва­ясь до этих линий, в кото­рых я без­оши­боч­но узна­вал кри­во­ли­ней­ные иеро­гли­фы, вер­нув­ши­е­ся, в мой мир со стра­ниц древ­них мифов и из мно­го­лет­них ноч­ных кош­ма­ров. После меся­ца рас­ко­пок мы выяви­ли уже 1250 бло­ков, нахо­див­ших­ся в раз­лич­ных ста­ди­ях раз­ру­ше­ния. Боль­шин­ство из них пред­став­ля­ли собой моно­ли­ты с одним и тем же типич­ным изги­бом верх­ней и ниж­ней плос­ко­стей. Реже попа­да­лись неболь­шие плос­кие пли­ты квад­рат­ной или вось­ми­уголь­ной фор­мы – вро­де тех, что покры­ва­ли полы и моще­ные ули­цы в моих снах – или дру­гие, осо­бен­но мас­сив­ные, дуго­об­раз­ные искрив­ле­ния кото­рых поз­во­ля­ли пред­по­ло­жить в них дета­ли ароч­ных сво­дов зда­ния или огром­ных полу­круг­лых окон. Чем глуб­же и даль­ше на севе­ро-восток про­дви­га­лись рас­коп­ки, тем боль­ше мы нахо­ди­ли бло­ков, но при этом не мог­ли обна­ру­жить хоть какую- нибудь систе­му в их рас­по­ло­же­нии. Про­фес­сор Даер был в совер­шен­ной рас­те­рян­но­сти и не решал­ся уже заво­дить раз­го­вор о воз­мож­ном воз­расте этих руин, а Фри­бор­ну уда­лось най­ти сле­ды некой сим­во­ли­ки, отда­лен­но напо­ми­нав­шей моти­вы древ­ней­ших папуас­ских и поли­не­зий­ских легенд. Судя по состо­я­нию бло­ков и их раз­бро­сан­но­сти, здесь пора­бо­та­ло не толь­ко вре­мя, но и раз­ру­ши­тель­ные силы при­ро­ды – в том чис­ле гран­ди­оз­ные тек­то­ни­че­ские ката­клиз­мы.

Мы име­ли в сво­ем рас­по­ря­же­нии аэро­план, и мой сын Уин­гейт неред­ко совер­шал поле­ты на раз­ной высо­те, пыта­ясь раз­гля­деть на поверх­но­сти пес­ча­ной пусты­ни очер­та­ния дру­гих раз­ру­шен­ных стро­е­ний – харак­тер­ные по фор­ме воз­вы­шен­но­сти или сле­ды отдель­но лежа­щих бло­ков. Попыт­ки эти в конеч­ном сче­те были без­ре­зуль­тат­ны­ми; иной раз ему каза­лось, что он заме­тил нечто суще­ствен­ное, но уже сле­ду­ю­щий полет пол­но­стью менял всю кар­ти­ну – ска­зы­ва­лось посто­ян­ное дви­же­ние пес­ков. Одно или два из этих его эфе­мер­ных откры­тий про­из­ве­ли на меня стран­ное и непри­ят­ное дей­ствие. Его опи­са­ния неких линий и смут­ных кон­ту­ров напом­ни­ли мне что-то преж­де про­чи­тан­ное или уви­ден­ное во сне, но что имен­но – я так и не смог уга­дать. Я чув­ство­вал бли­зость страш­ной раз­гад­ки – и, зани­ма­ясь­сво­и­ми дела­ми, вре­мя от вре­ме­ни украд­кой бро­сал взгляд в сто­ро­ну ухо­див­шей за гори­зонт бес­плод­ной рав­ни­ны. Пер­вая неде­ля июля при­нес­ла мно­же­ство самых раз­ных эмо­ций, свя­зан­ных с даль­ней­шим про­дви­же­ни­ем рас­ко­пок в севе­ро-восточ­ном направ­ле­нии. В первую оче­редь это был страх, но было и любо­пыт­ство – самым же уди­ви­тель­ным был неод­но­крат­но повто­ряв­ший­ся эффект узна­ва­ния. Пыта­ясь отде­лать­ся от этих назой­ли­вых ощу­ще­ний, я испро­бо­вал все извест­ные мне пси­хо­ло­ги­че­ские при­е­мы и сред­ства, но не добил­ся ни малей­ше­го успе­ха. Меня часто мучи­ла бес­сон­ни­ца, кото­рой, впро­чем, я был толь­ко рад, ибо она уко­ра­чи­ва­ла пери­о­ды став­ших уже невы­но­си­мы­ми сно­ви­де­ний. Я при­об­рел при­выч­ку совер­шать по ночам дли­тель­ные про­гул­ки в пустыне – обыч­но на север или севе­ро-восток, куда меня, каза­лось, влек­ли какие-то таин­ствен­ные силы. Неред­ко во вре­мя этих про­гу­лок я наты­кал­ся на высту­па­ю­щие из зем­ли фраг­мен­ты древ­ней клад­ки. Хотя лежа­щие на поверх­но­сти бло­ки встре­ча­лись здесь гораз­до реже, чем в месте нача­ла рас­ко­пок, я был уве­рен, что вни­зу мы най­дем их в боль­шом коли­че­стве. Здеш­ний ланд­шафт был не таким ров­ным, как в рай­оне наше­го лаге­ря, и почти непре­рыв­но дув­шие вет­ры то и дело вно­си­ли в него свои изме­не­ния, воз­дви­гая или сно­ся пес­ча­ные хол­мы, обна­жая одни и скры­вая дру­гие облом­ки камен­ный зда­ний. Сам не знаю поче­му, я осо­бен­но наста­и­вал на пере­но­се рас­ко­пок в это место, одно­вре­мен­но втайне опа­са­ясь того, что мог­ло быть здесь обна­ру­же­но. Состо­я­ние моей нерв­ной систе­мы стре­ми­тель­но ухуд­ша­лось, но страш­нее все­го было то, что я никак не мог выяс­нить насто­я­щую при­чи­ну такой пере­ме­ны. В этом смыс­ле весь­ма пока­за­тель­ной была моя реак­ция на одну из слу­чай­ных нахо­док. Про­изо­шло это 11 июля, в ясную лун­ную ночь, когда холод­ный сереб­ри­стый свет раз­ли­вал­ся по греб­ням пес­ча­ных дюн, начи­сто лишая пей­заж его реаль­но­го обли­ка. Зай­дя в этот раз несколь­ко даль­ше обыч­но­го и соби­ра­ясь уже пово­ра­чи­вать к лаге­рю, я заме­тил впе­ре­ди огром­ный камень, явно отли­чав­ший­ся от всех обна­ру­жен­ны­ми нами преж­де. Рука­ми отгре­бя с него песок, я нагнул­ся и вни­ма­тель­но осмот­рел наход­ку, доба­вив к лун­ной иллю­ми­на­ции свет сво­е­го кар­ман­но­го фона­ря.

В отли­чие от дру­гих бло­ков этот имел чет­кую пря­мо­уголь­ную фор­му без вся­ких впа­дин и выпук­ло­стей и был гораз­до тем­нее цве­том. На ощупь он боль­ше напо­ми­нал базальт, неже­ли гра­нит, пес­ча­ник или бетон, до сей поры высту­пав­шие в каче­стве мест­но­го стро­и­тель­но­го мате­ри­а­ла. И вот тут я, слов­но пови­ну­ясь како­му-то инстинк­ту, вне­зап­но под­нял­ся с колен, повер­нул­ся и что было сил бро­сил­ся бежать в сто­ро­ну лаге­ря. Это был совер­шен­но бес­со­зна­тель­ный порыв и, лишь оста­но­вив­шись перед вхо­дом в свою палат­ку, я понял при­чи­ну столь пани­че­ско­го бег­ства. Необыч­ный тем­ный камень являл­ся частью того, что я не раз видел в снах и на что порой осто­рож­но наме­ка­ли самые древ­ние из извест­ных мне мифов. Этот блок неко­гда лежал в стене одно­го из базаль­то­вых соору­же­ний, наво­див­ших невы­ра­зи­мый ужас на мифи­че­скую Вели­кую Расу – одной из тех высо­ких сле­пых башен, кото­рые были остав­ле­ны полу­ма­те­ри­аль­ны­ми чудо­вищ­ны­ми тва­ря­ми, ушед­ши­ми в глубь зем­ли, но спо­соб­ны­ми в любой момент про­рвать­ся нару­жу неви­ди­мым все­со­кру­ша­ю­щим вет­ром. Я не спал до само­го утра и лишь с наступ­ле­ни­ем рас­све­та осо­знал всю неле­пость слу­чив­ше­го­ся. Сто­и­ло ли так пугать­ся, обна­ру­жив мате­ри­аль­ное под­твер­жде­ние сво­ей соб­ствен­ной тео­рии, опи­рав­шей­ся на древ­ние леген­ды и ска­за­ния. На моем месте вся­кий дру­гой иссле­до­ва­тель был бы, наобо­рот, вооду­шев­лен и охва­чен энту­зи­аз­мом. За зав­тра­ком я рас­ска­зал осталь­ным о сво­ей наход­ке, после чего в сопро­вож­де­нии Дае­ра, Фри­бор­на, Бой­ли и Уин­гей­та отпра­вил­ся на то самое место. Здесь, одна­ко, нас ожи­да­ло разо­ча­ро­ва­ние. Ноч­ной ветер пол­но­стью изме­нил рельеф пес­ча­ных хол­мов, сде­лав повтор­ные поис­ки кам­ня прак­ти­че­ски бес­по­лез­ны­ми.

6

Посте­пен­но я при­бли­жа­юсь к самой труд­ной части сво­е­го повест­во­ва­ния – труд­ной еще и пото­му, что я не могу цели­ком пору­чить­ся за реаль­ность изло­жен­ных в ней фак­тов. Вре­ме­на­ми мне кажет­ся, что все это не было гал­лю­ци­на­ци­ей; но тогда про­ис­шед­шее со мной при­об­ре­та­ют воис­ти­ну гран­ди­оз­ное зна­че­ние для все­го чело­ве­че­ства – имен­но таким настро­е­ни­ям я и обя­зан тем, что пишу сей­час этот отчет. Мой сын – про­фес­си­о­наль­ный пси­хо­лог, пре­крас­но осве­дом­лен­ный обо всех свя­зан­ных с этим делом обсто­я­тель­ствах – дол­жен быть пер­вым, кто про­чтет и даст оцен­ку мое­му тру­ду. Для нача­ла я наме­рен обри­со­вать чисто внеш­нюю сто­ро­ну про­ис­шед­ше­го – так, как она пред­став­ля­лась людям, все это вре­мя нахо­див­шим­ся в лаге­ре: В ночь с 17 на 18 июля я лег рань­ше обыч­но­го, но не смог заснуть. Под­няв­шись око­ло один­на­дца­ти часов, я выбрал­ся из палат­ки и, как быва­ло уже не раз, авто­ма­ти­че­ски заша­гал в севе­ро восточ­ном направ­ле­нии. По выхо­де из лаге­ря мне попал­ся навстре­чу один из наших рабо­чих, австра­ли­ец по име­ни Тап­пер. Мы мол­ча кив­ну­ли друг дру­гу и разо­шлись каж­дый в свою сто­ро­ну. Небо было чистым от гори­зон­та до гори­зон­та, ущерб­ный месяц раз­ли­вал по пес­кам свой зло­ве­щий мерт­вен­но- белый свет. Было на удив­ле­ние тихо – ни одно­го дуно­ве­ния вет­ра не заме­ча­лось и после, на про­тя­же­нии пяти с лиш­ним часов, что под­твер­ди­ли Тап­пер и дру­гие не спав­шие еще чле­ны экс­пе­ди­ции, кото­рые виде­ли в лун­ном све­те мою фигу­ру, быст­ро уда­ляв­шу­ю­ся на севе­ро-восток по голой пес­ча­ной рав­нине. В поло­вине чет­вер­то­го утра ярост­ный порыв вет­ра обру­шил­ся нала­герь, раз­бу­див людей, сорвав и зава­лив три палат­ки. Небо по-преж­не­му было ясным; све­ти­ла луна. При осмот­ре пала­ток обна­ру­жи­лось мое отсут­ствие, но, зная о моей при­выч­ке про­гу­ли­вать­ся по ночам, никто осо­бен­но не встре­во­жил­ся. Толь­ко трое из наших людей – все трое австра­лий­цы – почув­ство­ва­ли нечто стран­ное и зло­ве­щее в окру­жа­ю­щей атмо­сфе­ре. Мак­кен­зи объ­яс­нил про­фес­со­ру Фри­бор­ну, что страх этот пере­дал­ся людям от рас­ска­зов тузем­цев – послед­ние неред­ко рас­про­стра­ня­лись о злых вет­рах, в ясную пого­ду про­но­ся­щих­ся порой над эти­ми рай­о­на­ми пусты­ни. Вет­ры, по их сло­вам, выле­та­ли из огром­ных камен­ных домов глу­бо­ко под зем­лей, где тво­ри­лись неве­ро­ят­ные и ужас­ные вещи. Око­ло четы­рех часов буря пре­кра­ти­лась столь же вне­зап­но, как и нача­лась, оста­вив после себя изме­нен­ный до неузна­ва­е­мо­сти ланд­шафт. В шестом часу, когда потуск­нев­шая луна скло­ни­лась к запад­но­му гори­зон­ту, я, нако­нец, появил­ся в лаге­ре без шля­пы и фона­ря, в изо­дран­ной и гряз­ной одеж­де. Боль­шин­ство людей уже вер­ну­лись на свои кой­ки, лишь про­фес­сор Даер с труб­кой в зубах сидел перед вхо­дом в палат­ку. Уви­дев меня зады­ха­ю­щим­ся, обо­рван­ным, с почти безум­ным выра­же­ни­ем лица, он позвал док­то­ра Бой­ли и они вдво­ем уло­жи­ли меня в постель. Вско­ре к ним при­со­еди­нил­ся и мой сын, раз­бу­жен­ный всей этой воз­ней; они друж­но при­ня­лись уго­ва­ри­вать меня успо­ко­ить­ся и попы­тать­ся заснуть. Но спать я не мог.

Мое пси­хо­ло­ги­че­ское состо­я­ние было совер­шен­но необыч­ным – нико­гда преж­де я не испы­ты­вал ниче­го подоб­но­го. В кон­це кон­цов я потре­бо­вал, что­бы меня выслу­ша­ли, и начал сбив­чи­во и пута­но опи­сы­вать все со мной про­ис­шед­шее. Я ска­зал им, что во вре­мя про­гул­ки я почув­ство­вал уста­лость, при­лег на песок и неза­мет­но для себя задре­мал. Тут мне и при­снил­ся самый ужас­ный сон из всех мною виден­ных за эти годы. Когда же я был раз­бу­жен стре­ми­тель­но нале­тев­шим беше­ным поры­вом вет­ра, мои натя­ну­тые до пре­де­ла нер­вы не выдер­жа­ли. Я в пани­ке пустил­ся бежать наугад, не раз­би­рая доро­ги, запи­на­ясь, падая и раз­ры­вая одеж­ду о высту­пы полу­за­сы­пан­ных пес­ком камен­ных бло­ков, в резуль­та­те чего и при­об­рел столь пла­чев­ный вид. Долж­но быть, я про­спал доволь­но дол­го, судя по тому, что сей­час было уже утро. Я не вда­вал­ся в подроб­но­сти отно­си­тель­но мною уви­ден­но­го – будь то наяву или во сне – и был крайне сдер­жан, когда речь захо­ди­ла на эту тему. Одна­ко я заявил о необ­хо­ди­мо­сти изме­нить план даль­ней­ших работ и наста­и­вал на том, что­бы не про­дол­жать рас­коп­ки в севе­ро-восточ­ном направ­ле­нии. Аргу­мен­та­ция моя была не очень-то убе­ди­тель­ной – я ссы­лал­ся на посте­пен­ное умень­ше­ние чис­ла бло­ков, на неже­ла­ние раз­дра­жать и пугать суе­вер­ных рабо­чих, на воз­мож­ное сокра­ще­ние посту­па­ю­щих из кол­ле­джа средств и на дру­гие столь же неле­пые и не отно­ся­щи­е­ся к делу вещи. Как и сле­до­ва­ло ожи­дать, никто не вос­при­нял все­рьез мои сло­ва – даже мой сын, кото­рый был замет­но обес­по­ко­ен состо­я­ни­ем мое­го здо­ро­вья. Весь сле­ду­ю­щий день я про­вел в лаге­ре или его окрест­но­стях, ни разу не при­бли­зив­шись к месту про­ве­де­ния рас­ко­пок. Я решил как мож­но ско­рее воз­вра­тить­ся домой, посколь­ку не мог боль­ше пору­чить­ся за свои нер­вы, и взял с Уин­гей­та обе­ща­ние пере­вез­ти меня само­ле­том в Перт – око­ло тыся­чи миль на юго-запад отсю­да – сра­зу же после завер­ше­ния им воз­душ­ной раз­вед­ки того участ­ка пусты­ни, где я нака­нуне про­вел ночь. Я рас­суж­дал сле­ду­ю­щим обра­зом: если ему удаст­ся обна­ру­жить какие-либо при­зна­ки того, что я видел ночью, я – невзи­рая на риск быть осме­ян­ным – кате­го­ри­че­ски вос­про­тив­люсь про­дол­же­нию рас­ко­пок. В этом слу­чае на моей сто­роне навер­ня­ка ока­жут­ся рабо­чие, и без того уже напу­ган­ные зло­ве­щи­ми пред­ска­за­ни­я­ми тузем­цев. Под­дав­шись на мои уго­во­ры, сын вско­ре после обе­да совер­шил облет ука­зан­но­го рай­о­на, не най­дя там абсо­лют­но ниче­го инте­рес­но­го. Вновь повто­ри­лась та же исто­рия, что и с базаль­то­вым бло­ком – дви­же­ние пес­ков начи­сто скры­ло все сле­ды. В тот момент я даже пожа­лел, что уте­рял во вре­мя бег­ства одно веще­ствен­ное дока­за­тель­ство – сей­час я бла­го­слов­ляю эту поте­рю, поз­во­лив­шую мне наде­ять­ся на иллю­зор­ность моих ноч­ных впе­чат­ле­ний. Дай Бог, что­бы эта дья­воль­ская без­дна нико­гда и ни перед кем боль­ше не откры­лась. Уин­гейт доста­вил меня в Перт 20 июля, отка­зав­шись, одна­ко, свер­нуть экс­пе­ди­цию и воз­вра­тить­ся в Аме­ри­ку вме­сте со мной. Он про­был в горо­де до 25-го, дождав­шись отплы­тия мое­го паро­хо­да. Сей­час, сидя в каю­те “Импе­ра­три­цы”, я сно­ва и сно­ва обду­мы­ваю слу­чив­ше­е­ся и каж­дый раз при­хо­жу к выво­ду, что, по край­ней мере, он, мой сын, дол­жен знать все. После­ду­ю­щая судь­ба этих запи­сок будет зави­сеть толь­ко от него. В то же вре­мя в рас­че­те на воз­мож­но­го посто­рон­не­го чита­те­ля, незна­ко­мо­го с предыс­то­ри­ей опи­сы­ва­е­мых собы­тий, я начал свое повест­во­ва­ние изда­ле­ка и вот толь­ко теперь под­хо­жу к рас­ска­зу о том, что я уви­дел за несколь­ко страш­ных часов, про­ве­ден­ных в ту ночь за пре­де­ла­ми лаге­ря. Вле­ко­мый, каза­лось, какой-то неумо­ли­мой силой, я шел пря­мо на севе­ро-восток по зали­той лун­ным све­том пустыне. То и дело мне попа­да­лись на гла­за тор­чав­шие из пес­ка облом­ки мону­мен­таль­ных соору­же­ний – сви­де­те­ли неиз­ме­ри­мо дале­ких вре­мен и канув­ших в веч­ность циви­ли­за­ций. Один лишь вид этих чудо­вищ­ных глыб дей­ство­вал на меня угне­та­ю­ще; я посто­ян­но воз­вра­щал­ся мыс­ля­ми к сво­им снам, к дре­му­чим леген­дам, слу­жив­шим им пер­во­ос­но­вой, и к навяз­чи­вым стра­хам, кото­рые порож­да­ла эта пусты­ня в умах суе­вер­ных тузем­цев и даже мно­гих мест­ных жите­лей из чис­ла евро­пей­цев. Я шел, не откло­ня­ясь от взя­то­го направ­ле­ния, как буд­то имел впе­ре­ди обо­зна­чен­ную кем-то цель; дикие фан­та­зии, неяс­ные побуж­де­ния и обрыв­ки псев­до­вос­по­ми­на­ний кру­жи­лись в моей голо­ве сплош­ным хоро­во­дом. Я думал о стран­но зна­ко­мых мне очер­та­ни­ях, уви­ден­ных одна­жды моим сыном с воз­ду­ха – я как буд­то нащу­пал двер­цу в глу­хой стене, пере­го­ра­жи­вав­шей мою память, но чужая, неве­до­мая сила пре­пят­ство­ва­ла мое­му про­ник­но­ве­нию в запрет­ную область. Ночь была тиха и непо­движ­на, мерт­вен­ноблед­ные валы пес­ка плав­но опус­ка­лись и под­ни­ма­лись пере­до мной, как застыв­шие вол­ны моря. Я про­дол­жал дви­гать­ся стро­го по пря­мой, а меж­ду тем при­зра­ки снов, воз­ни­кая из глу­би­ны мое­го созна­ния, выстра­и­ва­ли раз­бро­сан­ные по пустыне облом­ки в ров­ные глад­кие сте­ны; бес­ко­неч­ные ком­на­ты и гале­реи гигант­ских дои­сто­ри­че­ских зда­ний про­хо­ди­ли перед моим зату­ма­нен­ным взо­ром, рез­ные сим­во­лы и иеро­гли­фы пыта­лись мне что-то ска­зать на забы­том язы­ке Вели­кой Расы. Момен­та­ми мне каза­лось, что я вижу огром­ные кони­че­ские фигу­ры, дело­ви­то пере­ме­ща­ю­щи­е­ся по про­стор­ным камен­ным залам, и тогда я не решал­ся опу­стить гла­за на свое, быть может, такое же без­об­раз­ное тело. Одно­вре­мен­но я не пере­ста­вал видеть бес­край­нюю рав­ни­ну, усе­ян­ную остан­ка­ми древ­них моно­ли­тов; свет луны сли­вал­ся со све­том круг­лых кри­стал­ли­че­ских ламп, а над пей­за­жем пусты­ни рас­ка­чи­ва­лись вет­ви дре­во­вид­ных папо­рот­ни­ков – сон и явь при­чуд­ли­во пере­пле­та­лись друг с дру­гом. Я не знаю, как дол­го я шел и насколь­ко уда­лил­ся от лаге­ря к той мину­те, когда впер­вые заме­тил мно­же­ство мас­сив­ных бло­ков, обна­жен­ных, веро­ят­но, силь­ным днев­ным вет­ром. Это было самое круп­ное из всех преж­де най­ден­ных нами скоп­ле­ний моно­ли­тов один лишь вид его мгно­вен­но рас­се­ял смы­кав­ший­ся вокруг меня мир фан­та­сти­че­ских снов.

Я вновь нахо­дил­ся сре­ди ноч­ной пусты­ни, свет луны отбра­сы­вал рез­кую тень от рас­ки­нув­ших­ся пере­до мной раз­ва­лин. Я подо­шел бли­же и осве­тил фона­рем гру­ду бло­ков и более мел­ких фраг­мен­тов клад­ки, имев­шую в плане фор­му, непра­виль­но­го кру­га диа­мет­ром око­ло соро­ка футов и высо­той от двух до вось­ми футов. Я сра­зу почув­ство­вал, что эти кам­ни чем-то отли­ча­ют­ся от про­чих сво­их собра­тьев. Дело было не толь­ко в их бес­пре­це­дент­ном коли­че­стве, но и в харак­те­ре узо­ров, обна­ру­жен­ных мной на их поверх­но­стях. Ни один из этих бло­ков в отдель­но­сти не пред­став­лял собой ниче­го осо­бо заме­ча­тель­но­го, но про­бе­жав взгля­дом по все­му уце­лев­ше­му ряду клад­ки, я уло­вил какой-то сла­бый про­блеск, какой-то импульс, при­шед­ший из даль­них обла­стей моей памя­ти. Да, вот оно – уце­лев­ший ряд клад­ки. Впер­вые я столк­нул­ся с моно­ли­та­ми, нахо­дя­щи­ми­ся в их изна­чаль­ной пози­ции, и смог убе­дить­ся в том, что эле­мен­ты деко­ра­тив­но­го оформ­ле­ния каж­до­го из них явля­лись не чем-то вполне авто­ном­ным, а все в сово­куп­но­сти слу­жи­ли еди­но­му замыс­лу сво­их созда­те­лей. Выбрав под­хо­дя­щее место, я вска­раб­кал­ся наверх, по ходу дела очи­щая от пес­ка отдель­ные бло­ки и мучи­тель­но пыта­ясь вник­нуть в содер­жа­ние начер­тан­ных на них линий и кон­ту­ров, раз­лич­ных по фор­ме, раз­ме­рам и сти­лю испол­не­ния. В конеч­ном сче­те, у меня нача­ла воз­ни­кать слож­ная под­со­зна­тель­ная парал­лель меж­ду эти­ми руи­на­ми с остат­ка­ми свое­об­раз­ных иеро­гли­фи­че­ских обо­зна­че­ний и неко­то­ры­ми из моих снов. Я отчет­ли­во пред­став­лял себе высо­чен­ный – до 30-ти футов – и столь же широ­кий – кори­дор, вымо­щен­ный вось­ми­уголь­ны­ми пли­та­ми и накры­тый мощ­ным ароч­ным сво­дом. По пра­вую сто­ро­ну кори­до­ра рас­по­ла­гал­ся ряд ком­нат, а в кон­це его одна из наклон­ных гале­рей плав­ны­ми кру­га­ми спус­ка­лась на ниж­ние уров­ни. Меня пора­зил харак­тер инфор­ма­ции, содер­жав­шей­ся в этих виде­ни­ях – он дале­ко выхо­дил за рам­ки того, что мог­ли мне пове­дать реаль­но суще­ству­ю­щие кам­ни. Как я узнал, что этот кори­дор нахо­дит­ся где-то здесь глу­бо­ко под зем­лей? Как я узнал, что поза­ди меня долж­на быть ухо­дя­щая вверх наклон­ная гале­рея? И, нако­нец, как я узнал, что под­зем­ный пере­ход к Боль­шой Колон­на­де начи­на­ет­ся в левом кон­це кори­до­ра, лежа­ще­го на один уро­вень выше мое­го? Отку­да я мог полу­чить пред­став­ле­ние о том, что машин­ный зал и тун­нель, веду­щий к Цен­траль­ным Архи­вам, рас­по­ло­же­ны дву­мя уров­ня­ми ниже? Каким обра­зом я мог дога­дать­ся о нали­чии запе­ча­тан­ных метал­ли­че­ски­ми поло­са­ми люков на самом ниж­нем под­валь­ном эта­же? Столь гру­бое втор­же­ние мира моих снов в реаль­ную дей­стви­тель­ность поверг­ло меня в насто­я­щий шок, я обли­вал­ся холод­ным потом и никак не мог унять нерв­ную дрожь. В сле­ду­ю­щий миг я уло­вил сла­бое дуно­ве­ние холод­но­го воз­ду­ха, стру­ив­ше­го­ся вверх из неболь­шо­го углуб­ле­ния в цен­траль­ной части руин. И вновь мои виде­ния рас­се­я­лись, как туман, оста­вив меня наедине с пусты­ней, зло­ве­щим све­том луны и мерт­вы­ми кам­ня­ми вокруг. Теперь я столк­нул­ся со вполне реаль­ным и ося­за­е­мым явле­ни­ем; этот поток воз­ду­ха мог озна­чать толь­ко одно – вни­зу под зем­лей нахо­ди­лось какое-то зна­чи­тель­ное полое про­стран­ство. Тот­час же мне вспом­ни­лись рас­ска­зы тузем­цев об огром­ных таин­ствен­ных домах, скры­тых глу­бо­ко в нед­рах зем­ли, где рож­да­ют­ся сви­ре­пые вет­ры, несу­щие гибель все­му живо­му. Затем я почув­ство­вал, как в мое созна­ние сно­ва начи­на­ют про­ни­кать обра­зы из моих про­шлых снов. Что за место лежа­ло вни­зу подо мной? Не был ли это и впрямь тот самый источ­ник, из кото­ро­го неко­гда воз­ник­ли древ­ние мифы о Вели­кой Расе, а позд­нее и мои псев­до­вос­по­ми­на­ния? Сомне­ния мои были недол­ги­ми, ибо не толь­ко любо­зна­тель­ность и науч­ноер­ве­ние, но и что-то еще, какая-то чуж­дая воля под­тал­ки­ва­ла меня впе­ред, застав­ля­ла дви­гать­ся почти авто­ма­ти­че­ски, пре­одо­ле­вая воз­рас­тав­ший с каж­дой мину­той страх. Засу­нув в кар­ман фонарь, я с сила­ми, каких до сей поры в себе и не подо­зре­вал, при­под­нял и ото­дви­нул в сто­ро­ну огром­ный камень, а затем дру­гой – навстре­чу силь­нее потя­ну­ло влаж­ным воз­ду­хом, рез­ко отлич­ным от сухой атмо­сфе­ры пусты­ни. Когда я убрал послед­ний обло­мок, кото­рый мог быть сдви­нут с места, откры­лась тем­ная рас­се­ли­на, доста­точ­но широ­кая для того, что­бы в нее мог про­лезть чело­век. Я вклю­чил фонарь и, напра­вив его луч в глубь отвер­стия, уви­дел бес­по­ря­доч­ное нагро­мож­де­ние кам­ней, ухо­див­шее вниз под углом при­мер­но в 45 гра­ду­сов. Меж­ду ним и уров­нем зем­ли ока­за­лось обшир­ное пустое про­стран­ство, огра­ни­чен­ное свер­ху полу­круг­лым свод­ча­тым потол­ком. В это было труд­но пове­рить, но под пес­ка­ми пусты­ни сохра­ни­лась часть гран­ди­оз­но­го камен­но­го стро­е­ния, каким-то чудом пере­жив­ше­го длин­ную цепь гео­ло­ги­че­ских ката­строф, сотря­сав­ших нашу пла­не­ту на про­тя­же­нии мно­гих сотен и даже тысяч веков. Сей­час, огля­ды­ва­ясь назад, я не могу назвать свои тогдаш­ние дей­ствия ина­че, как без­рас­суд­ны­ми и безум­ны­ми. В самом деле, какой здра­во­мыс­ля­щий чело­век решил­ся бы на спуск в неве­до­мую под­зем­ную без­дну, не при­няв хотя бы мини­маль­ных мер предо­сто­рож­но­сти – а ведь в то вре­мя никто из чле­нов экс­пе­ди­ции не знал ни о сде­лан­ном мною откры­тии, ни о моем место­на­хож­де­нии вооб­ще. Вновь, в кото­рый уж раз я чув­ство­вал себя лишь послуш­ным ору­ди­ем, направ­ля­е­мым волей судь­бы и не име­ю­щим пра­ва на соб­ствен­ный выбор. Про­тис­нув­шись в отвер­стие, я начал спус­кать­ся вниз; изред­ка – дабы не рас­хо­до­вать зря бата­реи – я вклю­чал фонарь и в зави­си­мо­сти от харак­те­ра оче­ред­но­го участ­ка скло­на дви­гал­ся лицом впе­ред, или же пятил­ся на чет­ве­рень­ках, нащу­пы­вая ногой опо­ру. Сле­ва и спра­ва в луче фона­ря я на доволь­но зна­чи­тель­ном уда­ле­нии видел сло­жен­ные из мощ­ных бло­ков сте­ны. Впе­ре­ди луч не встре­чал ника­кой пре­гра­ды, рас­тво­ря­ясь в чер­ной пусто­те. Не могу ска­зать точ­но, сколь­ко вре­ме­ни занял мой спуск – все пред­став­ле­ния о реаль­ных вещах отсту­пи­ли куда-то на зад­ний план под натис­ком фан­та­сти­че­ских обра­зов и невоз­мож­ных, каза­лось бы, ассо­ци­а­ций. Физи­че­ские ощу­ще­ния напрочь отсут­ство­ва­ли, а став­шее уже при­выч­ным чув­ство стра­ха пре­вра­ти­лось в некое подо­бие застыв­шей урод­ли­вой мас­ки, без­участ­но взи­ра­ю­щей на меня отку­да-то извне. Но вот, нако­нец, я достиг уров­ня пола, загро­мож­ден­но­го отва­лив­ши­ми­ся фраг­мен­та­ми камен­ной клад­ки и покры­то­го сло­ем пес­ка и все­воз­мож­ных мел­ких оскол­ков. По обе сто­ро­ны – на рас­сто­я­нии 30-ти футов друг от дру­га – под­ни­ма­лись вну­ши­тель­ные сте­ны, высо­ко над голо­вой завер­шав­ши­е­ся свод­ча­тым потол­ком. По всей длине стен тяну­лись ряды иеро­гли­фов, зна­че­ние и смысл кото­рых я был не в силах постичь. Осо­бен­но меня впе­чат­лял камен­ный свод это­го поме­ще­ния. Верх­няя его часть ока­за­лась недо­ся­га­е­мой для све­та кар­ман­но­го фона­ря, но я смог раз­гля­деть осно­ва­ние мону­мен­таль­ных ароч­ных пере­кры­тий, потряс­ших меня сво­им абсо­лют­ным сход­ством с неко­то­ры­ми дета­ля­ми моих снов. Ввер­ху за моей спи­ной сла­бое пят­но лун­но­го све­та обо­зна­ча­ло дале­кий выход нару­жу. Я мель­ком отме­тил про себя, что мне не сле­ду­ет упус­кать это пят­но из виду, дабы не заблу­дить­ся потом при воз­вра­ще­нии. Мед­лен­но и осто­рож­но я про­дви­гал­ся впе­ред, при­дер­жи­ва­ясь левой сте­ны – путь по гори­зон­таль­но­му кори­до­ру ока­зал­ся не менее труд­ным, чем пред­ше­ство­вав­ший ему спуск. В одном месте я сдви­нул в сто­ро­ну несколь­ко круп­ных глыб и отгреб ногой камен­ную крош­ку, что­бы взгля­нуть на покры­тие пола. Здесь я нашел то, что, в сущ­но­сти, и ожи­дал – пол был вымо­щен плот­но подо­гнан­ны­ми друг к дру­гу тяже­лы­ми вось­ми­уголь­ны­ми пли­та­ми. Отсту­пив на несколь­ко шагов от сте­ны, я вни­ма­тель­но осмот­рел ее при све­те фона­ря. Поверх­ность пес­ча­ни­ка носи­ла явные при­зна­ки мно­го­лет­не­го воз­дей­ствия воды, кото­рая, одна­ко, не смог­ла пол­но­стью уни­что­жить рез­ные узо­ры и над­пи­си. Места­ми клад­ка была силь­но повре­жде­на и рас­ша­та­на, поне­во­ле наве­дя меня на мысль о тех немно­гих уже веках, что смо­гут застать это древ­нее соору­же­ние в его пер­во­здан­ном виде. Но более все­го меня тре­во­жи­ли иеро­гли­фы. Несмот­ря на раз­ру­ши­тель­ную рабо­ту вре­ме­ни и сти­хий, над­пи­си при близ­ком рас­смот­ре­нии были доста­точ­но раз­ли­чи­мы, и пол­но­стью, вплоть до мель­чай­ших дета­лей, сов­па­да­ли с теми, что я видел во снах. Все про­чие сов­па­де­ния, касав­ши­е­ся архи­тек­тур­ных эле­мен­тов, при их без­услов­ной неор­ди­нар­но­сти все же не выхо­ди­ли за рам­ки веро­ят­но­го. Про­из­ве­дя силь­ное впе­чат­ле­ние на наших дале­ких пред­ков, эти руи­ны вполне мог­ли най­ти отра­же­ние и в их мифо­ло­гии, впо­след­ствии став­шей пред­ме­том моих иссле­до­ва­ний в пери­од амне­зии и поро­див­шей всю эту длин­ную цепь гип­но­ти­че­ских вос­по­ми­на­ний. Но как объ­яс­нить совер­шен­ное сход­ство каж­дой линии, каж­до­го ее изги­ба и завит­ка, высе­чен­но­го на сте­нах под­зем­но­го зда­ния с соот­вет­ству­ю­щи­ми изоб­ра­же­ни­я­ми из вот уже мно­гие годы пре­сле­до­вав­ших меня снов? Воз­мож­но ли вооб­ще столь пол­ное сли­я­ние реаль­но­сти и мыс­лен­ных пред­став­ле­ний о ней, полу­чен­ных самым кос­вен­ным обра­зом? А здесь не мог­ло быть и речи о какой-либо при­бли­зи­тель­но­сти. Без вся­ких сомне­ний, этот постро­ен­ный мил­ли­о­ны лет назад кори­дор был под­лин­ни­ком того, что являл­ся мне сот­ни ночей под­ряд и кото­рый я знал не хуже, чем свой соб­ствен­ный дом на Крэйн-стрит в Арк­хэме. Прав­да, в моих снах отсут­ство­ва­ли все имев­ши­е­ся здесь сле­ды раз­ру­ше­ний, но в дан­ном слу­чае это было не столь уж суще­ствен­но. Важ­нее все­го было то, что я узнал место, где я нахо­дил­ся. Зна­ко­мо мне было и рас­по­ло­же­ние само­го это­го дома сре­ди про­чих ему подоб­ных в горо­де моих сно­ви­де­ний. Вне­зап­но я понял, что могу без тру­да отыс­кать любое нуж­ное мне поме­ще­ние как непо­сред­ствен­но здесь, так и в любом дру­гой части погре­бен­но­го под зем­лей мега­по­ли­са – при усло­вии, разу­ме­ет­ся, их тепе­реш­ней сохран­но­сти. Что, в кон­це кон­цов, это все мог­ло озна­чать? Какая страш­ная реаль­ность мог­ла еще скры­вать­ся за фаса­дом ста­рин­ных легенд о суще­ствах, неко­гда насе­ляв­ших эти дои­сто­ри­че­ские лаби­рин­ты? Сло­ва не в состо­я­нии пере­дать весь жут­кий сум­бур, тво­рив­ший­ся в моей голо­ве. Я знал это место. Я знал, что нахо­дит­ся глу­бо­ко вни­зу, и что нахо­ди­лось на верх­них эта­жах огром­ной баш­ни до того, как она обру­ши­лась, рас­се­яв свои облом­ки по зем­ле, кото­рая целую веч­ность спу­стя ста­нет частью Боль­шой Пес­ча­ной Пусты­ни. Не без внут­рен­не­го содро­га­ния я понял, что теперь не было нуж­ды огля­ды­вать­ся на блед­ное пят­ныш­ко лун­но­го све­та – заблу­дить­ся здесь я не мог. Я сто­ял в нере­ши­тель­но­сти; чув­ство само­со­хра­не­ния под­ска­зы­ва­ло – беги! – но лихо­ра­доч­ное любо­пыт­ство и какая-то стран­ная обре­чен­ность тол­ка­ли меня впе­ред. Что про­изо­шло с этим гигант­ским горо­дом за мил­ли­о­ны лет, раз­де­лив­шие вре­мя моих снов и мое насто­я­щее бытие? Уце­ле­ла ли сеть под­зем­ных ходов, свя­зы­вав­ших меж­ду собой все эти гро­мад­ные двор­цы и баш­ни? Что еще мог­ло уце­леть от того невоз­мож­но дале­ко­го мира Вели­кой Расы? Най­ду ли я вновь тот дом, где меня неко­гда обу­ча­ли пись­му, или ту баш­ню, на сте­нах кото­рой С‑гг-ха, плен­ный разум из чис­ла хищ­ных звез­до­го­ло­вых хозя­ев Антарк­ти­ки, выре­зал свои ни на что не похо­жие пись­ме­на? Не зава­ли­лась ли наклон­ная гале­рея, веду­щая в Зал Плен­ных Созна­ний дву­мя уров­ня­ми ниже это­го? Я вспом­нил одно­го из плен­ни­ков – полупла­сти­че­ско­го оби­та­те­ля внут­рен­них поло­стей неиз­вест­ной нам пла­не­ты, лежа­щей за орби­той Плу­то­на, кото­ро­му суж­де­но будет жить еще через 18 мил­ли­о­нов лет – он хра­нил в этом зале свое тво­ре­ние – что-то вро­де скульп­тур­ной ком­по­зи­ции, вылеп­лен­ной из боль­шо­го кус­ка сырой гли­ны. Я закрыл гла­за и сжал рука­ми голо­ву в тщет­ной попыт­ке изгнать прочь эти безум­ные обрыв­ки сно­ви­де­ний. Толь­ко сей­час я впер­вые по-насто­я­ще­му ощу­тил влаж­ность и холод стру­ив­ше­го­ся навстре­чу мне воз­ду­ха – там вни­зу долж­ны были нахо­дить­ся обшир­ные пустые про­стран­ства, порож­дав­шие этот воз­душ­ный поток.

Вос­со­здав в памя­ти чере­ду ком­нат, пере­хо­дов и гале­рей, я поду­мал и о Цен­траль­ных Архи­вах. Инте­рес­но, был ли сво­бо­ден про­ло­жен­ный к ним кори­дор? Перед моим мыс­лен­ным взо­ром потя­ну­лись ряды пря­мо­уголь­ных яче­ек из нержа­ве­ю­ще­го метал­ла, каж­дая из кото­рых содер­жа­ла кон­тей­нер с ори­ги­наль­ной руко­пи­сью. Там, если верить снам и леген­дам, хра­ни­лась исто­рия разум­ной жиз­ни огром­но­го про­стран­ства кос­мо­са от момен­та ее зарож­де­ния вплоть до буду­ще­го кон­ца, запи­сан­ная плен­ни­ка­ми из всех вре­мен и циви­ли­за­ций нашей пла­нет­ной систе­мы. Безум­ные мыс­ли, согла­сен – но я был безу­мен в той самой мере, в какой был безу­мен и весь окру­жав­ший меня под­зем­ный мир. Я вспом­нил рас­по­ло­же­ние сво­ей лич­ной ячей­ки на ниж­нем уровне в сек­ции зем­ных позво­ноч­ных. Сколь­ко раз при­хо­ди­лось мне откры­вать ее после серии нажи­мов и пово­ро­тов круг­лой метал­ли­че­ской руч­ки! Ока­жись сей­час здесь эта дверь, я с лег­ко­стью мог бы вос­про­из­ве­сти весь замыс­ло­ва­тый поря­док дви­же­ний! Это было, похо­же, нача­лом пол­но­го поме­ша­тель­ства. В сле­ду­ю­щую секун­ду я уже мчал­ся, спо­ты­ка­ясь и пере­пры­ги­вая через пре­пят­ствия, по хоро­шо зна­ко­мой доро­ге в сто­ро­ну гале­реи, спус­кав­шей­ся в глубь зем­ли.

7

Начи­ная с это­го момен­та досто­вер­ность моих впе­чат­ле­ний ста­но­вит­ся про­бле­ма­тич­ной – сам я очень хотел бы счи­тать это все лишь диким безум­ным бре­дом. Нахо­дясь в лихо­ра­доч­ном воз­буж­де­нии, я вос­при­ни­мал про­ис­хо­дя­щее как сквозь туман, вре­ме­на­ми совсем засти­лав­ший мне взор. Луч мое­го фона­ря метал­ся в тем­но­те, то и дело выхва­ты­вая из нее кус­ки стен со стран­но зна­ко­мы­ми иеро­гли­фа­ми. В одном месте часть сво­да была обру­ше­на и мне пре­гра­ди­ла путь огром­ная гора кам­ней, пере­би­ра­ясь через кото­рую я почти достиг потол­ка, покры­то­го тяже­лы­ми наро­ста­ми ста­лак­ти­тов. Ноч­ной кош­мар, достиг­ший, каза­лось, сво­е­го апо­гея, усу­губ­лял­ся осо­бен­но ярки­ми вспыш­ка­ми псев­до­вос­по­ми­на­ний. Одно толь­ко было совсем непри­выч­но – мой соб­ствен­ный рост в срав­не­нии с гигант­ски­ми раз­ме­ра­ми поме­ще­ний. Я посто­ян­но ощу­щал себя как бы умень­шен­ным, чело­ве­че­ские раз­ме­ры никак не согла­со­вы­ва­лись в моем созна­нии с окру­жа­ю­щей обста­нов­кой. Вновь и вновь я взгля­ды­вал на свое тело, каж­дый раз при этом испы­ты­вая нечто похо­жее на удив­ле­ние. Так про­дви­гал­ся я все даль­ше по бес­ко­неч­но­му кори­до­ру, пры­гая, спо­ты­ка­ясь, неред­ко падая – и одна­жды едва не раз­бив свой фонарь. Каж­дый угол, каж­дый ароч­ный вход про­буж­дал во мне какое-либо ответ­ное вос­по­ми­на­ние. Неко­то­рые из ком­нат были пол­но­стью раз­ру­ше­ны, иные же, наобо­рот, сохра­ни­лись почти в непри­кос­но­вен­но­сти. Изред­ка я попа­дал в поме­ще­ния, запол­нен­ные мас­сив­ны­ми метал­ли­че­ски­ми тум­ба­ми, в кото­рых я сра­зу узнал мно­го­крат­но снив­ши­е­ся мне сто­лы – лишь неко­то­рые из них уце­ле­ли, боль­шин­ство же было раз­би­то, смя­то и иско­ре­же­но какой-то воис­ти­ну чудо­вищ­ной силой. Нако­нец я добрал­ся до наклон­ной гале­реи и начал спуск, но вско­ре оста­но­вил­ся перед зия­ю­щим про­ва­лом шири­ной не менее четы­рех футов – здесь рух­нув­шее пере­кры­тие про­би­ло пол кори­до­ра насквозь, открыв без­дон­ную чер­ную про­пасть. Я вспом­нил, что подо мной долж­ны были нахо­дить­ся еще два уров­ня, на послед­нем из кото­рых тяже­лые, запе­ча­тан­ные метал­ли­че­ски­ми поло­са­ми люки пере­кры­ва­ли выхо­ды из смер­то­нос­ных глу­бин Зем­ли. На сей раз у люков не мог­ло быть воору­жен­ной охра­ны, ибо те тва­ри, что оби­та­ли вни­зу, дав­ным-дав­но совер­ши­ли свой акт воз­мез­дия и за мил­ли­о­ны про­шед­ших с той поры лет посте­пен­но ослаб­ли, дегра­ди­ро­ва­ли, а, может быть, уже и вымер­ли. Во вся­ком слу­чае к эпо­хе сле­ду­ю­щей за людь­ми насе­ко­мо­об­раз­ной расы они вымрут навер­ня­ка. Рас­суж­дая сам с собой таким обра­зом, я вспом­нил рас­ска­зы мест­ных тузем­цев и тут же поспе­шил отвлечь­ся от вне­зап­но при­шед­шей в голо­ву зло­ве­щей ана­ло­гии. Пре­одо­леть про­вал в полу ока­за­лось не так уж лег­ко, посколь­ку нагро­мож­де­ния кам­ней пре­пят­ство­ва­ли раз­бе­гу – но безу­мие было силь­нее стра­ха. Я выбрал самое узкое место бли­же к левой стене, где на про­ти­во­по­лож­ном краю име­лась доста­точ­но про­стор­ная пло­щад­ка для при­зем­ле­ния, и прыг­нул – все обо­шлось удач­но. Спу­стив­шись на ниж­ний уро­вень, я про­шел ком­на­ту, зава­лен­ную раз­би­тым вдре­без­ги маши­на­ми и огром­ны­ми камен­ны­ми бло­ка­ми. Марш­рут по-преж­не­му казал­ся мне зна­ко­мым – я уве­рен­но полез на гру­ду облом­ков, закры­вав­шую вход в кори­дор, кото­рый дол­жен был при­ве­сти меня к Цен­траль­ным Архи­вам. Мне пред­став­ля­лось, что мину­ла веч­ность, пока я шел, пры­гал, полз по бес­ко­неч­но­му кори­до­ру. Здесь и там я встре­чал над­пи­си и узо­ры на сте­нах

– ино­гда смут­но узна­ва­е­мые, а порой и совсем новые, появив­ши­е­ся, веро­ят­но, в более позд­ний пери­од. Посколь­ку этот под­зем­ный пере­ход дол­жен был идти вдоль город­ской ули­цы, в нем отсут­ство­ва­ли боко­вые ароч­ные про­емы, за исклю­че­ни­ем тех, что вели в под­ва­лы близ­ле­жа­щих зда­ний. Несколь­ко раз я нена­дол­го откло­нял­ся от основ­ной трас­сы и сво­ра­чи­вал в боко­вые ответв­ле­ния, где лишь два­жды нашел суще­ствен­ные отли­чия от того, что видел во сне – так, один из преж­де зна­ко­мых про­хо­дов ока­зал­ся наглу­хо заму­ро­ван и для вер­но­сти опе­ча­тан метал­ли­че­ски­ми листа­ми. Я с тру­дом пре­воз­мог вне­зап­но нахлы­нув­ший при­ступ сла­бо­сти и нерв­ной дро­жи, пере­се­кая под­валь­ное поме­ще­ние чер­ной базаль­то­вой баш­ни, внут­ри кото­рой, каза­лось, пуль­си­ро­ва­ла какая-то неви­ди­мая и зло­ве­щая энер­гия. Баш­ня эта име­ла фор­му кру­га футов две­сти в попе­реч­ни­ке, поверх­ность ее стен была глад­кой и ров­ной, а в полу, сво­бод­ном от вся­ких нагро­мож­де­ний и лишь покры­том сло­ем пес­ка и пыли, име­лось доволь­но боль­шое отвер­стие – такое же точ­но отвер­стие было и в потол­ке. Лест­ни­цы или наклон­ные гале­реи отсут­ство­ва­ли – Вели­кая Раса избе­га­ла даже при­ка­сать­ся к этим древним стро­е­ни­ям, а те, кто их воз­двиг, не нуж­да­лись в тра­ди­ци­он­ных сред­ствах для подъ­ема и спус­ка. Я пом­нил это место по сво­им сно­ви­де­ни­ям, но тогда ниж­нее отвер­стие было запер­то тяже­лым люком и нахо­ди­лось под неусып­ным над­зо­ром часо­вых. Сей­час же оно было откры­то – из чер­ной глу­би­ны исхо­дил непре­рыв­ный поток холод­но­го влаж­но­го воз­ду­ха. Я поспеш­но про­дол­жил свой путь, ста­ра­ясь не думать о том, что мог­ла таить в себе эта мрач­ная без­дна. Кори­дор ста­но­вил­ся все менее про­хо­ди­мым, и вско­ре я достиг места, где рух­нув­ший уча­сток кров­ли обра­зо­вал впе­ре­ди целую гору, взо­брав­шись на вер­ши­ну кото­рой, я не уви­дел над собой ни сво­да, ни стен, а лишь пусто­ту, где бес­по­мощ­но таял свет кар­ман­но­го фона­ря. Здесь, по моим рас­че­там, дол­жен был нахо­дить­ся склад метал­ли­че­ских изде­лий, кор­пус кото­ро­го выхо­дил фаса­дом на Тре­тью пло­щадь, рас­по­ло­жен­ную неда­ле­ко от архи­вов.

Но уже сле­ду­ю­щий завал почти пол­но­стью пере­крыл кори­дор – меж­ду осев­шим потол­ком и под­ни­мав­шей­ся ему навстре­чу гру­дой кам­ней, зем­ли и пес­ка лишь места­ми вид­не­лись неболь­шие про­све­ты. С упор­ством и реши­мо­стью безум­ца я начал рас­ша­ты­вать огром­ные бло­ки и раз­гре­бать песок, еже­се­кунд­но рискуя нару­шить неустой­чи­вое рав­но­ве­сие и при­ве­сти в дви­же­ние всю эту мно­го­тон­ную мас­су. В конеч­ном сче­те, мне уда­лось про­де­лать лаз, дви­га­ясь по кото­ро­му с зажа­тым в зубах фона­рем, я чув­ство­вал спи­ной ост­рые высту­пы нави­са­ю­щих надо мной ста­лак­ти­тов. Теперь я нахо­дил­ся уже совсем близ­ко от под­зем­но­го ком­плек­са глав­ных архи­вов. Пре­одо­лев опас­ный уча­сток, я через несколь­ко минут добрал­ся до низ­ко­го круг­ло­го зала со мно­же­ством выхо­дов. Сте­ны зала – по край­ней мере, в той их части, кото­рую я осве­тил фона­рем – были сплошь покры­ты иеро­гли­фи­че­ски­ми пись­ме­на­ми и харак­тер­ны­ми кри­во­ли­ней­ны­ми сим­во­ла­ми – неко­то­рые из них появи­лись уже позд­нее пери­о­да моих снов. Не раз­ду­мы­вая дол­го, я свер­нул нале­во и вошел под хоро­шо сохра­нив­ший­ся ароч­ный про­лет. Я почти не сомне­вал­ся в том, что про­хо­ды и гале­реи даль­ше будут в куда луч­шем состо­я­нии, чем попа­дав­ши­е­ся мне до сих пор – стро­и­те­ли гро­мад­но­го под­зем­но­го соору­же­ния, хра­нив­ше­го лето­пи­си всех циви­ли­за­ций Сол­неч­ной систе­мы, осо­бое вни­ма­ние уде­ля­ли его проч­но­сти и дол­го­веч­но­сти, како­вое пра­ви­ло рас­про­стра­ня­лось и на всю при­ле­гав­шую к нему систе­му ком­му­ни­ка­ций. Мощ­ные гра­нит­ные бло­ки были тща­тель­но сба­лан­си­ро­ва­ны и скреп­ле­ны сверх­проч­ным цемен­том, и сей­час, спу­стя неве­ро­ят­ное коли­че­ство лет, эти сте­ны и сво­ды сохра­ня­ли раз и навсе­гда при­дан­ную им фор­му, а на полах лишь изред­ка попа­да­лись отсло­ив­ши­е­ся мел­кие облом­ки да камен­ная пыль.

Отсут­ствие серьез­ных пре­пят­ствий сра­зу ска­за­лось на ско­ро­сти мое­го про­дви­же­ния. Вырвав­шись на про­стор и под­го­ня­е­мый лихо­ра­доч­ным нетер­пе­ни­ем, я пере­шел на бег, успе­вая все же отме­чать зна­ко­мые – и уже не удив­ляв­шие меня этим – дета­ли отдел­ки. Потол­ки здесь были ниже, чем в боль­шин­стве дру­гих кори­до­ров, а по обе­им сто­ро­нам тяну­лись ряды метал­ли­че­ских книж­ных шка­фов – иные были закры­ты, иные рас­пах­ну­ты, а неко­то­рые смя­ты и пере­ко­ше­ны дав­ле­ни­ем про­шлых тек­то­ни­че­ских дефор­ма­ций. То и дело я наты­кал­ся на кучи запы­лен­ных фоли­ан­тов, высы­пав­ших­ся из шка­фов после како­го-нибудь оче­ред­но­го зем­ле­тря­се­ния. Затей­ли­вые бук­вы и зна­ки на отдель­но сто­яв­ших колон­нах ука­зы­ва­ли на систе­ма­ти­че­ское рас­пре­де­ле­ние книг по клас­сам и под­клас­сам. Один раз я задер­жал­ся перед глу­бо­кой нишей с несколь­ки­ми таки­ми шка­фа­ми и не без тру­да снял с пол­ки самую тон­кую из книг, загла­вие кото­рой было напи­са­но все теми же иеро­гли­фа­ми, поря­док рас­ста­нов­ки кото­рых, одна­ко, пока­зал­ся мне необыч­ным. Опу­стив кни­гу на пол, я уве­рен­но открыл замок, запи­рав­ший крыш­ку ее футля­ра. Стра­ни­цы, как я и ожи­дал, были раз­ме­ром два­дцать на пят­на­дцать дюй­мов, общая же тол­щи­на соб­ствен­но тома вме­сте с гиб­кой метал­ли­че­ской облож­кой состав­ля­ла око­ло двух дюй­мов. Мате­ри­ал стра­ниц и сам текст прак­ти­че­ски не постра­да­ли от вре­ме­ни – я сво­бод­но мог разо­брать широ­кие, стран­но рас­цве­чен­ные линии пись­ма, не похо­жие ни на здеш­ние иеро­гли­фы, ни на какой-либо дру­гой зем­ной алфа­вит. Вне­зап­но мне­при­шло в голо­ву, что это мог быть язык одно­го из плен­ных созна­ний, встре­чав­ших­ся в моих снах – оно было пере­не­се­но сюда с круп­но­го асте­ро­и­да, сохра­нив­ше­го древ­ние фор­мы жиз­ни пер­вич­ной пла­не­ты, частью кото­рой он преж­де являл­ся. Одно­вре­мен­но я вспом­нил, что дан­ный раз­дел архи­вов пред­на­зна­чал­ся имен­но для вне­зем­ных циви­ли­за­ций. Ото­рвав­шись, нако­нец, от это­го пусть уни­каль­но­го, но совер­шен­но нечи­та­бель­но­го доку­мен­та, я дви­нул­ся даль­ше, пред­ва­ри­тель­но заря­див потуск­нев­ший фонарь­но­вой бата­рей­кой, кото­рую все­гда имел про запас. Зву­ки моих шагов отда­ва­лись несо­об­раз­но гром­ким, пуга­ю­щим эхом под сво­да­ми древ­них ката­комб, да и сами сле­ды моих боти­нок выгля­де­ли как-то жут­ко на этих пыль­ных полах, по кото­рым ни разу за все мил­ли­о­ны лет их исто­рии не про­хо­дил чело­век.

Я не отда­вал себе отче­та в кон­крет­ной цели этой безум­ной гон­ки; все совер­ша­лось поми­мо и вопре­ки моей воле, мне же была предо­став­ле­на роль сви­де­те­ля – или испол­ни­те­ля – спо­соб­но­го лишь вос­при­ни­мать, но никак не вли­ять на ход собы­тий. Кори­дор меж­ду тем плав­но пере­шел в наклон­ную гале­рею и я, не сбав­ляя ско­рость, начал спус­кать­ся вниз. Один за дру­гим мель­ка­ли под­зем­ные эта­жи, на кото­рых я не задер­жи­вал­ся ни на секун­ду. В моем моз­гу тем вре­ме­нем все явствен­нее про­сту­пал стран­ный ритм, дви­га­ясь в такт кото­ро­му кисть моей пра­вой руки непро­из­воль­но совер­ша­ла какие-то хит­ро­ум­ные нажи­мы и пово­ро­ты, слов­но отпи­рая сек­рет­ный замок неви­ди­мо­го сей­фа. Если все это было лишь сном, то каким обра­зом он – я не гово­рю уже о под­со­зна­тель­но усво­ен­ных текстах древ­них мифов – мог выра­бо­тать во мне столь тон­кий и слож­ный мышеч­ный рефлекс? Я отка­зы­вал­ся пони­мать такие вещи, да они, похо­же, и не нуж­да­лись в моем пони­ма­нии – пре­дел разум­но­го был перей­ден еще в тот момент, когда я толь­ко начал “узна­вать” окру­жа­ю­щую обста­нов­ку. Не исклю­че­но, что я тогда уже – как и сей­час в ред­кие мину­ты про­свет­ле­ния – был уве­рен в иллю­зор­но­сти опи­сы­ва­е­мых­со­бы­тий, пола­гая их про­сто оче­ред­ным фраг­мен­том все того же мно­го­лет­не­го нескон­ча­е­мо­го сна… Но вот я достиг само­го ниж­не­го уров­ня и сра­зу свер­нул напра­во. Здесь, пови­ну­ясь како­му-то смут­но­му инстинк­ту, я поста­рал­ся по воз­мож­но­сти смяг­чить шаги, несмот­ря на то, что ско­рость моя из-за это­го рез­ко упа­ла. Где-то впе­ре­ди было место, к кото­ро­му я боял­ся при­бли­жать­ся, но встре­чи с кото­рым, веро­ят­но, никак нель­зя было избе­жать. Вско­ре по дуно­ве­нию влаж­но­го холод­но­го воз­ду­ха я дога­дал­ся о при­чине сво­е­го стра­ха – мне пред­сто­я­ло опять пере­сечь гро­мад­ный коло­дец чер­ной базаль­то­вой баш­ни, где дол­жен был нахо­дить­ся еще один запе­ча­тан­ный и охра­ня­е­мый – то есть когда-то дав­но охра­няв­ший­ся люк. Достиг­нув баш­ни, я на цыпоч­ках, почти не дыша, мино­вал отвер­стие, кото­рое ока­за­лось широ­ко откры­тым, и всту­пил в оче­ред­ной запол­нен­ный книж­ны­ми шка­фа­ми кори­дор. Вни­ма­ние мое при­влек­ли несколь­ко шка­фов, упав­ших срав­ни­тель­но недав­но, судя по очень тон­ко­му нале­ту пыли на куче рас­сы­пан­ных книг. В тот же миг меня слов­но уда­ри­ло током – я замер на месте, боясь поше­ве­лить­ся и все еще ниче­го не пони­мая. Опро­ки­ну­тые пол­ки, валяв­ши­е­ся на полу фоли­ан­ты подоб­ные вещи здесь отнюдь не были ред­ко­стью, учи­ты­вая, что за свою дол­гую исто­рию эти мрач­ные лаби­рин­ты пере­жи­ли бес­счет­ное мно­же­ство зем­ле­тря­се­ний. В дан­ном слу­чае дело было в дру­гом. Меня ужас­ну­ла не сама по себе куча книг, а непо­сред­ствен­но при­ле­гав­ший к ней уча­сток пыль­но­го пола. При све­те фона­ря мне пока­за­лось, что пыль лежа­ла не таким ров­ным сло­ем, как в про­чих местах кори­до­ра на ее поверх­но­сти были вид­ны отпе­чат­ки несколь­ких пред­ме­тов, остав­лен­ные не так уж дав­но, быть может, меся­ца два-три назад. На сей счет, впро­чем, я не был вполне уве­рен, ибо пят­на эти не так уж и выде­ля­лись на общем запы­лен­ном фоне. Куда боль­ше меня встре­во­жил и оза­да­чил поря­док их рас­по­ло­же­ния. Эта тре­во­га еще уси­ли­лась, когда я опу­стил фонарь бли­же к полу. Я уви­дел ряд абсо­лют­но оди­на­ко­вых сле­дов, каж­дый из кото­рых зани­мал пло­щадь чуть более квад­рат­но­го фута и состо­ял из пяти круг­лых раз­дель­ных отпе­чат­ков

– один чуть выдви­нут впе­ред, а осталь­ные четы­ре ком­пакт­но, почти вплот­ную друг к дру­гу. Сле­ды – если это дей­стви­тель­но были сле­ды вели в двух направ­ле­ни­ях, как буд­то нечто, прой­дя по кори­до­ру в одну сто­ро­ну, позд­нее тем же путем воз­вра­ти­лось обрат­но. Конеч­но, я мог бы с не мень­шим успе­хом при­пи­сать появ­ле­ние стран­ных пятен каким-нибудь вполне есте­ствен­ным про­цес­сам и не впа­дать по это­му пово­ду в пани­ку, не будь здесь еще одной мно­го­зна­чи­тель­ной и зло­ве­щей подроб­но­сти. Цепоч­ка сле­дов дохо­ди­ла до гру­ды метал­ли­че­ских полок, обру­шен­ных – как я уже отме­чал – совсем недав­но, после чего сле­ды пово­ра­чи­ва­ли назад и завер­ша­лись там, отку­да бра­ли нача­ло у само­го края чер­но­го про­ва­ла в цен­тре базаль­то­вой баш­ни, про­ва­ла, давав­ше­го выход рож­ден­ным в чудо­вищ­ной без­дне холод­ным и влаж­ным вет­рам.

8

Сколь бы ни был велик испы­ты­ва­е­мый мною страх, но вла­дев­шая моим созна­ни­ем чуж­дая воля ока­за­лась силь­нее. Ника­кие дово­ды разу­ма не мог­ли бы заста­вить меня идти даль­ше после того, что я уви­дел и вспом­нил. Но даже в то вре­мя, когда я весь тряс­ся от ужа­са, моя пра­вая рука не пре­кра­ща­ла сво­их рит­ми­че­ских дви­же­ний, мани­пу­ли­руя запо­ра­ми вооб­ра­жа­е­мо­го зам­ка. Когда же я чуть пого­дя начал при­хо­дить в себя, обна­ру­жи­лось, что я бегу впе­ред по без­молв­ным кори­до­рам все к той же неумо­ли­мо при­тя­ги­ва­ю­щей меня цели. В моей голо­ве меж­ду тем как бы сами собой воз­ни­ка­ли вопро­сы, смысл кото­рых я не успе­вал даже тол­ком постичь. Смо­гу ли я про­ник­нуть в хра­ни­ли­ще? Спра­вит­ся ли чело­ве­че­ская рука с не рас­счи­тан­ной на нее хит­ро­ум­ной систе­мой запо­ров? Не ока­жет­ся ли повре­жден­ным замок? И что я буду – что я осме­люсь? – делать с той вещью, кото­рую я наде­ял­ся и одно­вре­мен­но боял­ся най­ти? Ста­нет ли она реша­ю­щим под­твер­жде­ни­ем, послед­ней точ­кой во всей этой безум­ной и страш­ной исто­рии или, в конеч­ном сче­те, послу­жит дока­за­тель­ством ее нере­аль­но­сти? Вне­зап­но я пре­рвал свой бег и ста­но­вил­ся перед сте­ной, состо­яв­шей из мно­го­чис­лен­ных яче­ек, каж­дая из кото­рых име­ла отдель­ную двер­цу и была поме­че­на соот­вет­ству­ю­щей над­пи­сью на язы­ке иероглифов.Нигде не было вид­но сле­дов повре­жде­ний; из огром­но­го коли­че­ства яче­ек в этой сек­ции лишь три ока­за­лись рас­пах­ну­ты­ми настежь. Та же, что меня инте­ре­со­ва­ла, нахо­ди­лась в одном из верх­них рядов, недо­ся­га­е­мых для чело­ве­че­ско­го роста. Осмот­рев сте­ну, я при­шел к выво­ду, что смо­гу под­нять­ся по ней, исполь­зуя в каче­стве опор круг­лые двер­ные руч­ки. В какой-то сте­пе­ни мою зада­чу облег­ча­ла рас­кры­тая двер­ца в чет­вер­том сни­зу ряду. Фонарь во вре­мя подъ­ема я мог бы дер­жать в зубах, как уже делал не раз, пре­одо­ле­вая осо­бо слож­ные пре­пят­ствия. Хуже обсто­я­ло дело с обрат­ным спус­ком – ведь здесь у меня долж­на была появить­ся допол­ни­тель­ная ноша. Тео­ре­ти­че­ски я этот вопрос раз­ре­шил сле­ду­ю­щим обра­зом: открыв замок кон­тей­не­ра и заце­пив его крюк за ворот­ник сво­ей курт­ки, я мог бы нести эту вещь на спине напо­до­бие ран­ца. Более все­го меня бес­по­ко­и­ла исправ­ность систе­мы, запи­рав­шей двер­цу ячей­ки. Я почти не сомне­вал­ся в том, что сумею ее открыть, если толь­ко не под­ве­дет меха­низм. Итак, я взял в зубы фонарь и начал подъ­ем, цеп­ля­ясь за шаро­об­раз­ные высту­пы и поми­нут­но рискуя сорвать­ся вниз. Очень помог­ла – как я и рас­счи­ты­вал – откры­тая ячей­ка чет­вер­то­го ряда. Вос­поль­зо­вав­шись спер­ва кра­ем отвер­стия, а затем и самой кача­ю­щей­ся двер­цей, я, в конеч­ном сче­те, утвер­дил­ся на ее верх­нем реб­ре. Балан­си­руя на этой неустой­чи­вой опо­ре и откло­ня­ясь как мож­но даль­ше впра­во, я дотя­нул­ся до нуж­но­го мне зам­ка. Спер­ва мои оне­мев­шие от напря­же­ния паль­цы никак не мог­ли спра­вить­ся с глад­кой руч­кой, но посте­пен­но к ним воз­вра­щал­ся зада­ва­е­мый памя­тью ритм дви­же­ний. Слож­ный поря­док нажи­мов и пово­ро­тов все точ­нее выри­со­вы­вал­ся в моем моз­гу, а тот уже давал коман­ду мыш­цам – по сча­стью, я не встре­тил здесь осо­бых труд­но­стей, свя­зан­ных с чисто ана­то­ми­че­ски­ми раз­ли­чи­я­ми. Замок под­да­вал­ся доволь­но лег­ко, с каж­дой новой попыт­кой я дей­ство­вал все уве­рен­нее, и не про­шло и пяти минут, как раз­дал­ся сухой щел­чок, хоро­шо зна­ко­мый и в то же вре­мя совер­шен­но неожи­дан­ный, посколь­ку в отно­ше­нии его у меня не было ника­ких под­со­зна­тель­ных пред­чув­ствий. В сле­ду­ю­щий миг тяже­лая дверь мед­лен­но и почти бес­шум­но – издав лишь сла­бый скрип – повер­ну­лась на сво­их шар­ни­рах. Мое нерв­ное воз­буж­де­ние, каза­лось, достиг­ло пре­де­ла, когда я на рас­сто­я­нии вытя­ну­той руки уви­дел край поме­чен­но­го иеро­гли­фа­ми метал­ли­че­ско­го кон­тей­не­ра. Я осто­рож­но извлек его нару­жу, попут­но обру­шив вниз целый ливень мел­кой пес­ча­ной пыли, и замер, пере­во­дя дыха­ние. Все было тихо. Мель­ком осмот­рев кон­тей­нер, я убе­дил­ся в том, что он внешне ничем не отли­чал­ся от дру­гих виден­ных мной по пути сюда. Раз­ме­ром он был при­мер­но два­дцать на пят­на­дцать дюй­мов при тол­щине чуть более трех, с рельеф­ным изоб­ра­же­ни­ем иеро­гли­фов на плос­кой крыш­ке. Я доволь­но дол­го про­во­зил­ся с его зам­ком, посколь­ку мог дей­ство­вать лишь одной рукой, при­жав кон­тей­нер к поверх­но­сти сте­ны. Нако­нец я высво­бо­дил крю­чок, под­нял крыш­ку и пере­нес тяже­лый метал­ли­че­ский ящик за спи­ну, заце­пив крюч­ком ворот­ник сво­ей курт­ки. Теперь обе мои руки вновь были сво­бод­ны, и я начал спол­зать вниз, что ока­за­лось делом еще более труд­ным, чем пред­ше­ство­вав­ший подъ­ем. Достиг­нув пола я тот­час опу­стил­ся на коле­ни, достал из-за спи­ны кон­тей­нер и поло­жил его перед собой. Руки мои тряс­лись, и я дол­го мед­лил, не реша­ясь его открыть – дав­но уже дога­дав­шись, что имен­но я дол­жен там най­ти, я был бук­валь­но пара­ли­зо­ван этим зна­ни­ем. Сто­и­ло сей­час моей догад­ке полу­чить реаль­ное под­твер­жде­ние, и – если все это не было сном – я с той самой мину­ты не мог бы уже пору­чить­ся за целост­ность сво­е­го рас­суд­ка. Осо­бен­но пуга­ю­щей была моя все более оче­вид­ная неспо­соб­ность вос­при­ни­мать себя в атмо­сфе­ре сна. Ощу­ще­ние реаль­но­сти порой стран­но пре­лом­ля­лось в моем созна­нии, и мне каза­лось, что я вспо­ми­наю свои насто­я­щие дей­ствия так, слов­но они были отде­ле­ны от меня гро­мад­ной вре­мен­ной про­па­стью. В кон­це кон­цов, я все же достал кни­гу из кон­тей­не­ра и еще в тече­ние несколь­ких минут смот­рел, как зача­ро­ван­ный, на зна­ко­мую ком­би­на­цию иеро­гли­фов на ее облож­ке; момен­та­ми мне начи­на­ло казать­ся, что я могу их про­честь. Воз­мож­но, где-то в глу­бине моей памя­ти эта над­пись и впрямь ассо­ци­и­ро­ва­лась с неки­ми осмыс­лен­ны­ми зву­ко­вы­ми соче­та­ни­я­ми, но мне не уда­ва­лось дове­сти этот про­цесс до кон­ца. Вре­мя шло, а я все еще пре­бы­вал в нере­ши­тель­но­сти. Вспом­нив вдруг про фонарь, по-преж­не­му зажа­тый в моих зубах, я поло­жил его на пол и выклю­чил, дабы не рас­хо­до­вать зря бата­рею. Ока­зав­шись в тем­но­те, я, нако­нец, собрал­ся с духом и пере­вер­нул облож­ку кни­ги. Затем я мед­лен­но под­нял фонарь, напра­вил его на стра­ни­цу и щелк­нул пере­клю­ча­те­лем. Одной секун­ды мне вполне хва­ти­ло. Стис­нув зубы, я, одна­ко, удер­жал­ся от кри­ка. В насту­пив­шей вновь тем­но­те я, почти лишив­шись чувств, рас­пла­стал­ся в пыли и сжал рука­ми горев­шую голо­ву. То, чего я так опа­сал­ся, все-таки про­изо­шло. Одно из двух: либо это был толь­ко сон, либо про­стран­ство и вре­мя теря­ли вся­кий смысл, обра­ща­ясь в жал­кую ник­чем­ную паро­дию на то, что мы все­гда счи­та­ли незыб­ле­мы­ми кате­го­ри­я­ми сво­е­го бытия. Нет, ско­рее все­го это был сон – мой здра­вый смысл отка­зы­вал­ся допус­кать обрат­ное – но что­бы удо­сто­ве­рить­ся в этом окон­ча­тель­но, я дол­жен был взять эту вещь с собой наверх, и тогда утром в при­сут­ствии осталь­ных все­сра­зу вста­ло бы на свои места. Голо­ва моя силь­но кру­жи­лась – если мож­но гово­рить о голо­во­кру­же­нии в кро­меш­ной тьме, где взгля­ду про­сто не за что было заце­пить­ся. Фан­та­сти­че­ские мыс­ли и обра­зы стре­ми­тель­но сме­ня­ли друг дру­га в моем воз­буж­ден­ном созна­нии, и я уже не пытал­ся про­ве­сти гра­ни­цу меж­ду реаль­ны­ми фак­та­ми моей жиз­ни и отго­лос­ка­ми безум­ных сно­ви­де­ний. Я поду­мал о стран­ных сле­дах на пыль­ном полу и вздрог­нул, испу­гав­шись зву­ков соб­ствен­но­го дыха­ния. Вновь на несколь­ко секунд вклю­чив фонарь, я посмот­рел на рас­кры­тую стра­ни­цу с таким чув­ством, с каким, веро­ят­но, смот­рит обре­чен­ный кро­лик в холод­ные гла­за уда­ва. Затем, уже в тем­но­те, я захлоп­нул кни­гу, поло­жил ее в кон­тей­нер и закре­пил в гнез­де крю­чок зам­ка. Теперь оста­ва­лось выне­сти его наверх, в мир людей, если тако­вой и вправ­ду суще­ство­вал, как суще­ство­ва­ла эта под­зем­ная без­дна – и если вправ­ду суще­ство­вал я сам, в чем я в этот момент отнюдь не был уве­рен. Не могу ска­зать точ­но, когда я пустил­ся в обрат­ный путь. За все вре­мя, про­ве­ден­ное под зем­лей, я ни разу не взгля­нул на часы, что так­же явля­лось пока­за­те­лем моей отре­шен­но­сти от при­выч­ных чело­ве­че­ских реа­лий. С фона­рем в руке и зажа­тым под мыш­кой кон­тей­не­ром я, сдер­жи­вая дыха­ние, на цыпоч­ках мино­вал уча­сток кори­до­ра с непо­нят­ны­ми отпе­чат­ка­ми и отвер­стие в базаль­то­вой башне, из кото­ро­го про­дол­жал под­ни­мать­ся холод­ный поток воз­ду­ха. Позд­нее, уже с несколь­ко мень­ши­ми предо­сто­рож­но­стя­ми идя вверх по бес­ко­неч­ным наклон­ным гале­ре­ям, я все же не мог отде­лать­ся от мрач­ных пред­чув­ствий, при­чем на сей раз они были куда более опре­де­лен­ны­ми, чем во вре­мя мое­го спус­ка. Я с ужа­сом думал о вто­ром рас­пах­ну­том люке, кото­рый мне еще пред­сто­я­ло прой­ти. Я думал о тех суще­ствах, кото­рых так боя­лась Вели­кая Раса, и кото­рые

– пусть даже осла­бев­шие и не столь мно­го­чис­лен­ные, как преж­де про­дол­жа­ли оби­тать в сво­ем зло­ве­щем под­зем­ном мире. Я думал о тех пяти­па­лых отпе­чат­ках в пыли и о схо­жих сле­дах, упо­ми­нав­ших­ся в моих сно­ви­де­ни­ях – а так­же о неисто­вых ура­га­нах и стран­ных сви­стя­щих зву­ках, свя­зы­ва­е­мых все с теми же суще­ства­ми. И еще я думал о рас­ска­зах тузем­цев, в кото­рых неиз­мен­но при­сут­ство­ва­ли таин­ствен­ные руи­ны и яко­бы порож­да­е­мые ими злые вет­ры. По настен­но­му сим­во­лу я опре­де­лил нуж­ный мне уро­вень и – прой­дя мимо лежав­шей на полу откры­той кни­ги, кото­рую я не так дав­но с инте­ре­сом рас­смат­ри­вал всту­пил, нако­нец, в круг­лый холл, где схо­ди­лись несколь­ко кори­до­ров. Без коле­ба­ний я свер­нул в бли­жай­ший спра­ва ароч­ный про­ем. Впе­ре­ди меня ждал самый слож­ный отре­зок пути со мно­же­ством пре­пят­ствий и зава­лов, кото­рые нача­лись почти сра­зу по выхо­де за пре­де­лы Цен­траль­ных Архи­вов. Тяжесть моей ноши посте­пен­но ска­зы­ва­лась, мне все труд­нее было избе­гать шума, пере­ле­зая с нею через гру­ды кам­ней и пес­ка. Но вот я оста­но­вил­ся перед мощ­ным, под­ни­мав­шим­ся до само­го потол­ка зава­лом, кото­рый мне в про­шлый раз при­шлось пре­одо­ле­вать полз­ком. Тогда я не смог сде­лать это абсо­лют­но бес­шум­но, теперь же – после уви­ден­ных мной отпе­чат­ков – я более все­го боял­ся гром­ких зву­ков. А ведь сей­час со мной был еще и кон­тей­нер, пред­став­ляв­ший собой допол­ни­тель­ную поме­ху во вре­мя дви­же­ния по узко­му лазу. Осто­рож­но взо­брав­шись на гору кам­ней, я спер­ва про­су­нул в отвер­стие кон­тей­нер, а затем начал про­тис­ки­вать­ся туда сам вновь, как и в про­шлый раз, заде­вая спи­ной за ост­рые края ста­лак­ти­тов. Тут я и совер­шил свою первую оплош­ность – когда самый опас­ный уча­сток был уже поза­ди, кон­тей­нер вдруг выскольз­нул из моих паль­цев и с метал­ли­че­ским гро­хо­том пока­тил­ся вниз по скло­ну. Я рва­нул­ся впе­ред и успел его пере­хва­тить, но в тот же миг неустой­чи­вая тяже­лая глы­ба заша­та­лась и поеха­ла под мои­ми нога­ми, вызвав неболь­шой, но доста­точ­но шум­ный обвал. Когда дви­же­ние кам­ней, нако­нец, замер­ло, я услы­шал – по край­ней мере, мне так пока­за­лось иной звук, очень дале­кий и сла­бый, донес­ший­ся отку­да-то из лаби­рин­та ходов за моей спи­ной. Это был тон­кий виб­ри­ру­ю­щий свист, не похо­жий ни на один из слы­шан­ных мною преж­де зву­ков. Совер­шен­но обе­зу­мев от ужа­са, я бро­сил­ся бежать по кори­до­ру, пере­пры­ги­вая через отдель­но лежа­щие бло­ки, ино­гда падая, но при этом не выпус­кая из рук фона­ря и кни­ги. Одна толь­ко мысль вла­де­ла мной в те мину­ты

– поско­рее выбрать­ся из этих кош­мар­ных под­зе­ме­лий в откры­тый мир, туда, где спо­кой­ный свет луны раз­ли­ва­ет­ся по бес­край­ней пустын­ной рав­нине. Не пом­ню, как я добе­жал до гру­ды облом­ков, над кото­рой вме­сто сво­да зия­ло чер­ное пустое про­стран­ство, и начал караб­кать­ся вверх. Здесь-то и про­изо­шла ката­стро­фа. В спеш­ке я поза­был о том, что за вер­ши­ной сра­зу идет очень кру­той спуск, и, не удер­жав рав­но­ве­сие, с раз­го­ну поле­тел вниз, увле­кая за собой целую лави­ну кам­ней. Оглу­ши­тель­ный гром потряс древ­ние сво­ды, отда­ва­ясь дол­гим эхом во всех зако­ул­ках погре­бен­но­го под зем­лей горо­да. Из того дико­го хао­са я вспо­ми­наю сей­час лишь один эпи­зод – я падаю, под­ни­ма­юсь, пол­зу сквозь густое обла­ко пыли все даль­ше и даль­ше по кори­до­ру. Фонарь и кон­тей­нер пока еще были при мне. Когда я достиг базаль­то­вой баш­ни, эхо лави­ны уже затих­ло вда­ли, и в насту­пив­шей тишине слух мой – вновь и на сей раз без­оши­боч­но – уло­вил все те же сви­стя­щие зву­ки. Но если ранее источ­ник их нахо­дил­ся где-то поза­ди, в уже прой­ден­ных мной кори­до­рах, то теперь эти зву­ки шли из тем­но­ты мне навстре­чу. Веро­ят­но, у меня вырвал­ся крик – я боль­ше не мог себя сдер­жи­вать. Смут­но пом­ню про­мельк­нув­шие сте­ны базаль­то­вой баш­ни и без­дон­ный про­вал в ее цен­тре, отку­да со зло­ве­щим сви­стом выры­вал­ся уже не про­сто поток влаж­но­го холод­но­го воз­ду­ха, но ветер – сви­ре­пый, неисто­вый, оду­шев­лен­ный ветер. Пом­ню свой бег по длин­ным кори­до­рам в нарас­та­ю­щих с каж­дой мину­той ярост­ных поры­вах вет­ра, кото­рый хотя и был мне как буд­то попут­ным, но на самом деле пре­пят­ство­вал, а не помо­гал мое­му дви­же­нию; он пет­лей обви­вал­ся вокруг меня, цеп­ля­ясь за руки и ноги, ско­вы­вая каж­дый шаг. Не забо­тясь уже о под­ни­ма­е­мом мной шуме, я вле­зал на гру­ды кам­ней, ска­ты­вал­ся вниз, сколь­зил и пры­гал почти наугад, не раз­би­рая доро­ги. Нако­нец пока­за­лась наклон­ная гале­рея – пом­ню, как луч фона­ря мет­нул­ся по машин­но­му залу, и как в сле­ду­ю­щий миг я вздрог­нул и едва не закри­чал от ужа­са, уви­дев тот про­лет гале­реи, что спус­кал­ся в глу­би­ну к зата­ив­шим­ся дву­мя уров­ня­ми ниже чер­ным дырам рас­пах­ну­тых люков. Но на сей раз вме­сто кри­ка я при­нял­ся вслух убеж­дать себя в том, что все это толь­ко сон, и что я нахо­жусь сей­час где-нибудь в лаге­ре или вооб­ще в сво­ем доме в Арк­хэме. Несколь­ко обод­рен­ный зву­ка­ми соб­ствен­но­го голо­са, я начал быст­ро под­ни­мать­ся к выхо­ду на поверх­ность. Я знал, что мне еще пред­сто­ит пере­сечь место, где упав­ший свод про­бил насквозь пол гале­реи, но, заня­тый дру­ги­ми мыс­ля­ми, не заду­мы­вал­ся об этом, пока не подо­шел почти к само­му краю про­ва­ла. Во вре­мя спус­ка я пре­одо­лел его без осо­бо­го тру­да, но теперь я дол­жен был пры­гать с ниж­не­го края на верх­ний; к тому же я был страш­но утом­лен и еще нагру­жен доба­воч­ной ношей, а ветер меж тем все креп­че стя­ги­вал вокруг меня свою дья­воль­скую пет­лю. Я успел лишь мель­ком поду­мать о неве­до­мых суще­ствах, тая­щих­ся на самом дне этой без­дны, и оста­но­вил­ся перед ней, руко­вод­ству­ясь ско­рее каким-то внут­рен­ним чутьем, ибо луч мое­го фона­ря к это­му вре­ме­ни был уже очень слаб. Прак­ти­че­ски в ту же секун­ду до слу­ха мое­го донес­лись харак­тер­ные сви­стя­щие зву­ки, выхо­див­шие на сей раз непо­сред­ствен­но из про­ва­ла в полу, до кото­ро­го мне оста­ва­лось сде­лать лишь два-три шага. Даль­ше слу­чи­лось то, что повто­ря­лось уже мно­го­крат­но в тече­ние этой ночи – я поте­рял вся­кую власть над собой, и, дви­жи­мый толь­ко инстинк­том само­со­хра­не­ния, пере­шаг­нул через лежав­шие меж­ду мной и кра­ем про­ва­ла кам­ни и с ходу прыг­нул впе­ред. Тот­час все вокруг завер­те­лось в вих­ре безум­ных зву­ков и я как буд­то повис в плот­ных склад­ках тяже­лой, ося­за­е­мой тем­но­ты. На этом кон­ча­ют­ся мои вос­по­ми­на­ния как тако­вые. Даль­ней­шее сле­ду­ет отно­сить к обла­сти бре­до­вых фан­тас­ма­го­рий, не име­ю­щих ниче­го обще­го с реаль­но­стью. Мне каза­лось, что я бес­ко­неч­но дол­го падаю в чер­ную вяз­кую без­дну; я слы­шал зву­ки, кото­рые не мог­ли при­над­ле­жать ни одно­му из живу­щих на Зем­ле существ. Во мне ожи­ли какие-то древ­ние, руди­мен­тар­ные орга­ны чувств, с помо­щью кото­рых я мог вос­при­ни­мать тот самый лишен­ный све­та мир полу­ма­те­ри­аль­ных созда­ний, чьи базаль­то­вые горо­да воз­вы­ша­лись когда-то на бере­гах дои­сто­ри­че­ско­го оке­а­на. Без уча­стия слу­ха и зре­ния я пости­гал тай­ны этой пла­не­ты, недо­ступ­ные мне в моих преж­них снах. В то же вре­мя я посто­ян­но чув­ство­вал, как тугие струи влаж­но­го и холод­но­го воз­ду­ха сжи­ма­ют и вер­тят меня, слов­но гигант­ские паль­цы, и слы­шал нескон­ча­е­мый виб­ри­ру­ю­щий свист. Позд­нее были виде­ния цик­ло­пи­че­ско­го горо­да моих снов – не раз­ру­шен­но­го, а тако­го, каким он пред­став­лял­ся мне каж­дую ночь. Я был в кону­со­об­раз­ном, нече­ло­ве­че­ском теле и дви­гал­ся по кори­до­рам вме­сте с тол­пой пред­ста­ви­те­лей Вели­кой Расы или заклю­чен­ных в их фор­мах дру­гих плен­ных созна­ний. Далее на эти кар­ти­ны накла­ды­ва­лись иные, не визу­аль­ные, но тем не менее вполне отчет­ли­вые ощу­ще­ния – жесто­кая борь­ба, попыт­ки высво­бо­дить­ся из цеп­ких щупа­лец вет­ра, безум­ный полет сквозь плот­ную тем­но­ту, сле­пое бег­ство по руша­щим­ся под­зем­ным ходам. Один раз про­мельк­нул было намек на свет – какое-то сла­бое голу­бо­ва­тое сия­ние высо­ко ввер­ху. И вновь я взби­рал­ся по кру­то­му каме­ни­сто­му скло­ну, выры­вал­ся из беше­ных объ­я­тий вет­ра, про­ле­зал в узкое отвер­стие навстре­чу блед­но­му све­ту луны, пры­гал меж­ду нагро­мож­де­ний кам­ней, кото­рые спу­стя еще мгно­ве­ние вдруг разом осе­ли и про­ва­ли­лись в нед­ра зем­ли, а на их месте взвил­ся в небо гигант­ский, стре­ми­тель­но вра­ща­ю­щий­ся столб пес­ка и пыли. Пер­вые про­блес­ки лун­но­го све­та были нача­лом мое­го воз­вра­ще­ния в реаль­ный мир. Поне­мно­гу созна­ние мое про­яс­ня­лось – я лежал нич­ком посре­ди австра­лий­ской пусты­ни, а над моей голо­вой ревел и бес­но­вал­ся ура­ган, рав­но­го кото­ро­му по силе я не встре­чал ни разу за всю свою жизнь. Одеж­да моя была изо­дра­на в кло­чья, а тело покры­то бес­чис­лен­ны­ми сса­ди­на­ми и кро­во­под­те­ка­ми. Мино­ва­ло еще мно­го вре­ме­ни, преж­де чем я окон­ча­тель­но при­шел в себя, но и после это­го я не смог про­ве­сти чет­кую грань меж­ду сном и явью. Я пом­нил огром­ное скоп­ле­ние бло­ков, открыв­шу­ю­ся пере­до мной без­дну, дол­гое блуж­да­ние под камен­ны­ми сво­да­ми мерт­во­го горо­да, неве­ро­ят­ные откры­тия и ужа­са­ю­щий финал похо­да – но что из все­го это­го было дей­стви­тель­но­стью? Я не нахо­дил отве­та. Мой фонарь исчез, исчез и метал­ли­че­ский кон­тей­нер с кни­гой – да и был ли он вооб­ще? При­под­няв голо­ву, я огля­дел­ся вокруг и не уви­дел ниче­го, кро­ме одно­об­раз­ной вол­ни­стой поверх­но­сти пусты­ни. Буря уже пре­кра­ти­лась, неров­ный диск меся­ца мед­лен­но опус­кал­ся в крас­но­ва­тое маре­во у линии гори­зон­та. С тру­дом встав на ноги, я заша­гал на юго- запад, в направ­ле­нии лаге­ря. Что же все-таки про­изо­шло? Быть может, я про­сто заснул и ока­зал­ся затем в эпи­цен­тре пес­ча­но­го ура­га­на, кото­рый про­та­щил меня в бес­со­зна­тель­ном состо­я­нии несколь­ко миль по пустыне? Ну а если это не так? Тогда руши­лась вся моя созда­вав­ша­я­ся года­ми тео­рия мифо­ло­ги­че­ско­го про­ис­хож­де­ния стран­ных снов – это зна­чи­ло, что Вели­кая Раса суще­ство­ва­ла на самом деле, и что ее послан­цы в дей­стви­тель­но­сти мог­ли про­ни­кать сквозь любые вре­мен­ные пре­гра­ды, все­ля­ясь в тела буду­щих оби­та­те­лей нашей пла­не­ты. Это зна­чи­ло, что мое соб­ствен­ное тело в пери­од амне­зии и впрямь слу­жи­ло при­ста­ни­щем для чужо­го созна­ния, про­ник­ше­го в наш мир из дале­кой эпо­хи палео­ге­на, а я про­вел эти несколь­ко лет в его отвра­ти­тель­ном обли­ке, бро­дя по бес­ко­неч­ным кори­до­рам и ули­цам дои­сто­ри­че­ских горо­дов, бесе­дуя с сот­ня­ми таких же, как я, плен­ни­ков, захва­чен­ных в раз­ных точ­ках вре­ме­ни и про­стран­ства, изу­чая тай­ны Все­лен­ной и состав­ляя опи­са­ние сво­ей циви­ли­за­ции для гигант­ских архи­вов Вели­кой Расы. Это зна­чи­ло, что суще­ство­ва­ли и дру­гие, еще более древ­ние и непо­сти­жи­мые созда­ния, скры­вав­ши­е­ся в под­зем­ных без­днах, тогда как на поверх­но­сти, сме­няя одна дру­гую, появ­ля­лись и исче­за­ли разум­ные расы, неред­ко даже не подо­зре­вав­шие о страш­ной угро­зе, что таи­лась до вре­ме­ни где-то глу­бо­ко вни­зу, во внут­рен­них обла­стях пла­не­ты. Я не хочу, я отка­зы­ва­юсь верить в то, что на всех нас, на про­шлом и буду­щем чело­ве­че­ства лежит чудо­вищ­ная тень ино­го разу­ма, под­чи­нив­ше­го себе само вре­мя и сде­лав­ше­го все про­чие расы залож­ни­ка­ми сво­ей неуем­ной жаж­ды позна­ния. К сча­стью, у меня нет ника­ких веще­ствен­ных дока­за­тельств того, что мне в дей­стви­тель­но­сти уда­лось най­ти под­зем­ный город, и – если зако­на­ми Все­лен­ной преду­смот­ре­но вооб­ще поня­тие спра­вед­ли­во­сти – он не будет най­ден нико­гда. В любом слу­чае я обя­зан рас­ска­зать хотя бы мое­му сыну обо всем, что я видел в ту ночь, и пусть он сам попро­бу­ет отде­лить дей­стви­тель­ность от болез­нен­ных при­чуд вооб­ра­же­ния. Я уже не раз гово­рил, что исти­на – какой бы она ни была – пол­но­стью зави­сит от того, насколь­ко реаль­ным было сде­лан­ное мной откры­тие. Мне очень труд­но об этом писать – хотя чита­тель этих запи­сок, я уве­рен, дав­но уже обо всем дога­дал­ся. Все дело заклю­ча­лось, конеч­но же, в кни­ге, кото­рую я извлек из метал­ли­че­ской ячей­ки в стене под­зем­но­го хра­ни­ли­ща. Ничья рука не каса­лась этой кни­ги за все недол­гое – по срав­не­нию с воз­рас­том этой пла­не­ты – суще­ство­ва­ние чело­ве­че­ства, и все же, когда я все­го лишь на одну секун­ду зажег фонарь над ее рас­кры­той стра­ни­цей, я уви­дел отнюдь не иеро­гли­фы, подоб­ные тем, что испещ­ря­ли все окру­жав­шие меня сте­ны древ­не­го горо­да. Вме­сто это­го я уви­дел бук­вы зна­ко­мо­го мне алфа­ви­та, кото­рые лег­ко скла­ды­ва­лись в англий­ские сло­ва и фра­зы, напи­сан­ные вне вся­ко­го сомне­ния – моим соб­ствен­ным почер­ком.

Примечания:

1. Амне­зия (мед.) — забо­ле­ва­ние, харак­те­ри­зу­ю­ще­е­ся отсут­стви­ем вос­по­ми­на­ний или непол­ны­ми вос­по­ми­на­ни­я­ми о собы­ти­ях и пере­жи­ва­ни­ях опре­де­лен­но­го пери­о­да вре­ме­ни.
2. Адъ­юнкт-про­фес­сор — лицо, про­хо­дя­щее науч­ную ста­жи­ров­ку, помощ­ник про­фес­со­ра.
3. Цика­до­вые (или сагов­ни­ки, бот.) — класс голо­се­мен­ных дре­вес­ных рас­те­ний, рас­про­стра­нен­ных в тро­пи­ках и суб­тро­пи­ках.
4. Лепи­до­денд­ро­ны — род вымер­ших круп­ных дере­вьев (высо­той до 30 м), суще­ство­вав­ших на Зем­ле до кон­ца камен­но­уголь­но­го пери­о­да.
5. Сигил­ля­рии (бот.) — семей­ство вымер­ших дре­во­вид­ных рас­те­ний, имев­ших колон­но­об­раз­ные ство­лы высо­той до 30 м.
6. Агглю­ти­на­ция (лингв.) — обра­зо­ва­ние грам­ма­ти­че­ских форм и про­из­вод­ных слов путем после­до­ва­тель­но­го при­со­еди­не­ния к кор­ню сло­ва грам­ма­ти­че­ски одно­знач­ных аффик­сов.
7. Лаби­рин­то­дон­ты (зоол.) — под­класс вымер­ших зем­но­вод­ных, внешне напо­ми­нав­ших кро­ко­ди­лов или сала­мандр.
8. Кри­но­и­деи (зоол.) — раз­но­вид­ность мор­ской лилии, класс игло­ко­жих, шаро­вид­ные или чашеч­ко­об­раз­ные мор­ские живот­ные. Иско­па­е­мые экзем­пля­ры дости­га­ли в дли­ну два­дца­ти мет­ров.
9. Бра­хио­по­ды (или пле­че­но­гие, зоол.) — класс мор­ских живот­ных типа щупаль­це­вых, с телом, покры­тым дву­створ­ча­той рако­ви­ной.
10. Поли­пы (зоол.) — мор­ские либо прес­но­вод­ные кишеч­но­по­лост­ные, живу­щие, как пра­ви­ло, боль­ши­ми коло­ни­я­ми (напр. корал­ло­вые поли­пы). Спо­соб­ны к реге­не­ра­ции утра­чен­ных частей тела.