ДЖЕЙМС УЭЙД: МОЛЧАНИЕ ЭРИКИ ЦАНН

Дан­ный рас­сказ лите­ра­ту­ро­ве­ды отно­сят к межав­тор­ско­му цик­лу “Мифы Ктул­ху. Сво­бод­ные про­дол­же­ния”. Автор попы­тал­ся напи­сать про­дол­же­ние куль­то­во­го рас­ска­за Г.Ф. Лав­краф­та “Музы­ка Эри­ха Цан­на”. Фан­та­зия Уэй­да поро­ди­ла внуч­ку Эри­ха Цан­на, кото­рая с помо­щью пения пыта­ет­ся ото­гнать те же тём­ные силы, что пре­сле­до­ва­ли и её деда.

Джеймс Уэйд 
Молчание Эрики Цанн

Я ино­гда ещё про­гу­ли­ва­юсь по Эшфорд-Стрит и смот­рю на пустырь, где рань­ше сто­ял клуб “Баг­ро­вый сгу­сток”. В пери­од сво­е­го рас­цве­та это был один из самых пер­вых и луч­ших пси­хо­де­ли­че­ских цве­то­му­зы­каль­ных клу­бов; один раз о нём даже упо­ми­на­лось в жур­на­ле “Time”. 

Но рок-сце­на меня­ет­ся быст­ро, а вку­сы фана­тов в Сан-Фран­цис­ко меня­ют­ся ещё быст­рее. Когда я в послед­ний раз при­шёл на пустырь, то был в ужа­се от того, что там уже нача­ли закла­ды­вать фун­да­мент ново­го зда­ния. Мне каза­лось, что буль­до­зе­ры зака­пы­ва­ют некую луч­шую часть моей жиз­ни – часть, кото­рая была всё ещё жива и без­молв­но кри­ча­ла под зем­лёй. 

Кажет­ся, что все, кро­ме меня, забы­ли о том, что “Баг­ро­вый Сгу­сток” вооб­ще когда-либо суще­ство­вал. Но я все­гда буду пом­нить это ста­рое место с его осле­пи­тель­ны­ми рико­ше­та­ми огней, и музы­кой, уно­ся­щей разум прочь. И в этом клу­бе со мной про­изо­шло самое тра­ги­че­ское и изу­ми­тель­ное собы­тие – мол­ча­ние Эри­ки Цанн. 

Я не осо­бо инте­ре­су­юсь рок-музы­кой и при­ё­мом гал­лю­ци­но­ге­нов, да и рань­ше не инте­ре­со­вал­ся. Я тащил­ся на выступ­ле­ни­ях неко­то­рых иди­от­ских, мало­из­вест­ных групп, и там немно­го гло­тал или курил то, что мне пред­ла­га­ли, – а в Сан-Фран­цис­ко боль­шой выбор химии, – про­сто я хотел узнать на что это похо­же. Но мне уже за трид­цать, и все в этом воз­расте инстинк­тив­но ста­ра­ют­ся выгля­деть солид­ны­ми, и я уже не пытал­ся быть похо­жим на под­рост­ков-пере­рост­ков. Я так­же испы­ты­вал дис­ком­форт, пыта­ясь гово­рить на новом жар­гоне. “Кру­то” и “ещё как” созда­ва­ли кавыч­ки вокруг себя в моём рту. Я, пожа­луй, ради удоб­ства повест­во­ва­ния не буду боль­ше гово­рить жар­гон­ным язы­ком. (Если я соби­ра­юсь напи­сать это пра­виль­но, мне навер­ня­ка при­дет­ся “поко­пать­ся”, но не в слен­го­вом зна­че­нии это­го сло­ва.) 

Всё, к чему я при­вык – после сво­ей скуч­ной рабо­ты “с 9 до 17” сидеть в роли оше­лом­лён­но­го зри­те­ля, наблю­дая новые зре­ли­ща и зву­ки, что вклю­ча­лись на тер­ри­то­рии Зали­ва. Все­го несколь­ко лет назад это было, а кажет­ся, что мину­ли уже сто­ле­тия. Пар­ней, кото­рым нуж­ны были слу­ша­те­ли, было боль­ше чем уро­дов и экс­ги­би­ци­о­ни­стов, жела­ю­щих послу­шать их музы­ку. Как ново­при­быв­ший из глу­бин­ки Сред­не­го Запа­да, пола­гаю, я был доста­точ­но оди­нок, и пас­сив­ный образ жиз­ни нра­вил­ся мне боль­ше чем вооб­ще отсут­ствие какой-либо роли в жиз­ни. 

Вот так я начал посе­щать клуб “Баг­ро­вый Сгу­сток”, и встре­тил там вока­лист­ку мест­ной рок-груп­пы “Элек­три­че­ский Комод” (здесь было мод­но давать груп­пам при­чуд­ли­вые назва­ния). 

Я слы­шал об Эри­ке Цанн ещё до встре­чи с ней. Она выпу­сти­ла несколь­ко мрач­ных запи­сей; это был ещё более ран­ний мате­ри­ал, чем тот, что она испол­ня­ла с “Комо­дом”. Пом­ню, был один диск, пол­но­стью посвя­щен­ный сата­нин­ской мес­се. Эри­ка участ­во­ва­ла в ней, и в запи­си при­сут­ство­вал уди­ви­тель­ный диа­па­зон зву­ко­вых эффек­тов вку­пе с чело­ве­че­ски­ми, экс­та­ти­че­ски­ми завы­ва­ни­я­ми, выра­жа­ю­щи­ми страх и ещё какие-то чув­ства. (Поз­же она ска­за­ла мне, что порва­ла с чёр­ной маги­ей, но не объ­яс­ни­ла поче­му, хотя я думаю, что она наме­ка­ла на денеж­ные про­бле­мы). 

Так как сата­низм нико­гда меня не инте­ре­со­вал, эта исто­рия не про­из­ве­ла на меня впе­чат­ле­ния; но иметь любо­го запи­сы­ва­ю­ще­го­ся испол­ни­те­ля в таком месте как “Сгу­сток” в те годы было сво­е­го рода сим­во­лом поло­же­ния в обще­стве. Таким обра­зом, Эри­ка полу­чи­ла пра­ва звез­ды на опла­ту, даже при том, что она ещё не начи­на­ла побеж­дать в опро­сах обще­ствен­но­го мне­ния. Фак­ти­че­ски, для тако­го места, её выступ­ле­ние сна­ча­ла каза­лось уди­ви­тель­но подав­лен­ным и мрач­ным, хотя дол­го это не про­дол­жа­лось. 

Пом­ню в один вечер я вошел в “Сгу­сток”, кив­нул мене­дже­ру клу­ба Питу Муцио, беря пиво в баре. Место было рань­ше тавер­ной, и всё ещё име­ло лицен­зию на тор­гов­лю спирт­ным, хотя хип­пи из Хэш­бе­ри уже при­но­си­ли свои короб­ки с таб­лет­ка­ми и меш­ки тра­вы. 

Мно­гие из этих стран­но оде­тых боро­да­тых типов сиде­ли без дела за сто­ла­ми, более-менее обдол­бан­ные – не мне опи­сы­вать вам экзем­пля­ры кон­тр­куль­ту­ры в эти послед­ние дни – в то вре­мя как длин­но­во­ло­сые гита­рист и бон­го-бара­бан­щик на сцене пыта­лись играть музы­ку Бит­лз на индий­ский лад. Немно­гое про­ис­хо­ди­ло при этом, раз­ве что в чере­пах неко­то­рых слу­ша­те­лей бур­ли­ли кис­лот­ные реак­ции. 

Мене­джер Муцио украд­кой подо­шел ко мне в баре. На его месте и с его сло­ман­ны­ми зуба­ми, я бы не смог всё вре­мя так широ­ко улы­бать­ся. 
– Со вре­ме­ни ваше­го послед­не­го появ­ле­ния у нас я нашел новую груп­пу для нашей сце­ны, – про­бор­мо­тал он. Для мене­дже­ра клу­ба с гром­кой музы­кой, Пит, конеч­но, гово­рил тихо, что вызы­ва­ло напря­жен­ность и неудоб­ство при раз­го­во­ре с ним. 

– Кто они? – спро­сил я из веж­ли­во­сти. Пит Муцио являл­ся таким при­ло­же­ни­ем к “Баг­ро­во­му Сгуст­ку”, без кото­ро­го клуб было бы труд­но пред­ста­вить. 
– Назы­ва­ют­ся “Элек­три­че­ский Комод”, – начал Пит. – До нынеш­не­го вре­ме­ни они не пред­став­ля­ли собой ниче­го осо­бен­но­го, но у них есть новая вока­лист­ка, кото­рая выпу­сти­ла несколь­ко дис­ков. У меня пока не было вре­ме­ни напе­ча­тать её посте­ры, но её зовут Цанн, Эри­ка Цанн. Немец­кая тёл­ка, как я пони­маю. 
Через неко­то­рое вре­мя на сце­ну вышла сама груп­па, и Эри­ка испол­ни­ла несколь­ко гром­ких, но лег­ко забы­ва­ю­щих­ся номе­ров. В том году в моде был эйсид-рок, и если бы вы раз­би­ра­лись в этом сти­ле, то мог­ли бы ска­зать, у кого “Элек­три­че­ский Комод” крал ноты для сво­их про­из­ве­де­ний. Осве­ще­ние в “Сгуст­ке” тогда управ­ля­лось спе­ци­а­ли­ста­ми, и Пит сам вклю­чал стро­бо­ско­пы, от кото­рых было мало тол­ку. 

После выступ­ле­ния он при­вёл Эри­ку в бар и в сво­ем бор­мо­чу­щем сти­ле пред­ста­вил её гостям. Так как у меня была пол­но­цен­ная рабо­та и я мог поз­во­лить себе тра­тить день­ги, то Пит ста­рал­ся быть веж­ли­вым со мной, в отли­чие от дру­гих кли­ен­тов. 

Я купил Эри­ке пиво и сде­лал ей несколь­ко тра­ди­ци­он­ных ком­пли­мен­тов. Она отве­ти­ла: “Мы пишем теперь доволь­но при­ят­ную музы­ку, но Том­ми – это наш веду­щий гита­рист – про­сто нанял ново­го аран­жи­ров­щи­ка. Он обра­ба­ты­ва­ет неко­то­рые новые фан­та­сти­че­ские ком­по­зи­ции – в них намно­го боль­ше элек­трон­ных эффек­тов. Подо­жди­те, и вы услы­ши­те их”. 

Я соста­вил мне­ние об Эри­ке Цанн. Типич­ное рас­ши­тое блёст­ка­ми пла­тье, хоро­шая фигу­ра, но слиш­ком худая. Широ­кий лоб под­черк­нут густым пепель­ным цве­том её при­чёс­ки. Боль­шие тём­но-фио­ле­то­вые гла­за явля­лись её един­ствен­ной пре­тен­зи­ей на кра­со­ту; Эри­ка при­зна­ла, что цвет глаз свя­зы­ва­ет её с клу­бом. Кро­шеч­ный заост­рён­ный под­бо­ро­док; рот казал­ся слиш­ком малень­ким для голо­са, кото­рый выхо­дил из него. Опре­де­лен­но нерв­ная, воз­мож­но стра­да­ет кон­вуль­си­я­ми, как и мно­гие дру­гие испол­ни­те­ли на сцене. 
Что­бы завя­зать раз­го­вор, я заме­тил: “Пит гово­рит, что вы нем­ка”. Она меха­ни­че­ски рас­сме­я­лась: “Не совсем. Я роди­лась в Евро­пе сра­зу после вой­ны. Мои род­ствен­ни­ки были бежен­ца­ми и добра­лись до Шта­тов несколь­ко лет спу­стя. Я даже не пом­ню это­го”. 

– Музы­кан­ты? – спро­сил я. 

– Мой отец уже умер, но он был скри­па­чом. Скри­па­чом был и мой дедуш­ка, но он дав­но про­пал без вести. Забав­но, – отве­ти­ла Эри­ка. 

– Что? – уди­вил­ся я. 

– Дедуш­ка Эрих Цанн оста­вил свою семью в 1920‑х годах и посе­лил­ся в Пари­же. Он играл в оркест­ре, хотя папа ска­зал, что рань­ше дед был хоро­шим скри­па­чом. Он был немым – не глу­хим, конеч­но, но он не мог выго­во­рить ни сло­ва. Здесь меня назы­ва­ют кук­лой, но мне нра­вит­ся жить так, что­бы сно­си­ло баш­ку. 
Мы ещё мно­го о чем с ней гово­ри­ли, я уж и не пом­ню все­го, но в эту худую, встре­во­жен­ную блон­дин­ку я тем не менее не влю­бил­ся с пер­во­го взгля­да. 
На самом деле, я не воз­вра­щал­ся в “Сгу­сток” в тече­ние неде­ли или двух после это­го, а зашел в сле­ду­ю­щий раз толь­ко ради любо­пыт­ства – хотел услы­шать новые пес­ни и зву­ки. 

Всё там было уже по-дру­го­му. Пит завлёк боль­шое коли­че­ство посе­ти­те­лей в свой клуб, и его без­зу­бая улыб­ка ста­ла более широ­кой чем рань­ше, когда он смот­рел на тол­пу фана­тов под туск­лым све­том пото­лоч­ных огней. Он счи­тал дохо­ды и рас­хо­ды от посе­ти­те­лей, и думал о том, как вый­ти сухим из воды. Посте­ры Эри­ки были раз­ве­ша­ны повсю­ду. Когда вы про­хо­ди­ли через обла­ка тума­на от мари­ху­а­ны, ваши гла­за ста­но­ви­лись умнее, а тягу­чие завит­ки дыма были доста­точ­но мас­сив­ны, что­бы сде­лать поме­ще­ние ещё более тем­ным. Пит Муцио, долж­но быть, тра­тил часть сво­ей при­бы­ли на под­куп мест­ной поли­ции, так как его клуб нико­гда не разо­рял­ся. 

Он так­же исполь­зо­вал свои день­ги, что­бы нанять хоро­ше­го осве­ти­те­ля и заме­нить дуэт гита­ри­стов на вир­туо­за игры на органе Хам­мон­да. Сей­час они сов­ме­сти­ли фуги Баха с джа­зо­вы­ми пер­кус­си­я­ми. О таком не меч­та­ли даже Дис­ней и Сто­ков­ский. 

Если всё это каза­лось вам диким, то вам оста­ва­лось толь­ко ждать глав­но­го собы­тия. “Элек­три­че­ский Комод” опре­де­лен­но нашел ново­го аран­жи­ров­щи­ка, хотя никто так и не выяс­нил как того зва­ли. (Одна­жды дол­го­вя­зый веду­щий гита­рист, кото­ро­го все про­сто зва­ли Том­ми, раз­от­кро­вен­ни­чал­ся. Он утвер­ждал, что их ком­по­зи­тор был “тем­но­ко­жим муж­чи­ной – не негром, про­сто тем­но­ко­жим”. Инте­рес­но, что он имел вви­ду?) 

Пер­вое впе­чат­ле­ние об их новом зву­ча­нии – оно было таким гром­ким, что если вам уже вынес­ло мозг из голо­вы, то музы­ка “Комо­да” мог­ла вдуть его обрат­но. Во-вто­рых, музы­ка была элек­трон­ной. Было пол­дю­жи­ны новых инстру­мен­тов для под­держ­ки пар­тий гита­ры, сак­со­фо­на, тру­бы и бара­ба­нов. Но таких инстру­мен­тов никто рань­ше не видел и не слы­шал. Они мог­ли суще­ство­вать раз­ве что в лабо­ра­то­рии док­то­ра Фран­кен­штей­на на Ноч­ном Шоу. 

В‑третьих, была Эри­ка. Была ли она такой все­гда, или обза­ве­лась каки­ми-то хит­ры­ми при­спо­соб­ле­ни­я­ми, но не было слов, что­бы выра­зить её спо­соб­ность к завы­ва­ни­ям. В куль­ми­на­ци­он­ных момен­тах тех длин­ных ком­по­зи­ций, кото­рые исто­ща­ли ее, вызы­вая содро­га­ние, она без­молв­но под­ни­ма­лась в воз­дух, подоб­но Име Сумак, стран­ной перу­ан­ской певи­це, высту­пав­шей не так дав­но. 
Общий эффект, не толь­ко – и не столь­ко – от рока, был, в любом слу­чае, изну­ря­ю­щим. У неко­то­рых посто­ян­ных кли­ен­тов были насто­я­щие кон­вуль­сии, но они про­дол­жа­ли ходить на эти кон­цер­ты. Пола­гаю, что им нра­ви­лось пре­вра­щать­ся в эпи­леп­ти­ков. 

Вре­мя от вре­ме­ни что-то похо­жее на сте­рео­эф­фект зву­ча­ло за кули­са­ми. Все­на­прав­лен­ное рыча­ние с широ­ким диа­па­зо­ном, кото­рое рос­ло и рос­ло, как буд­то рас­тя­ги­ва­лось вдоль кла­ви­а­ту­ры орга­на в кафед­раль­ном собо­ре. Никто не мог понять, что это было. Но все были уве­ре­ны в одном – такой звук не мог изда­вать ста­рый орган Хам­мон­да, сто­я­щий на сцене. В эти момен­ты цвет­ные огни в зале начи­на­ли сколь­зить по воз­ду­ху, как отблес­ки из глу­бин ада. И Эри­ка пре­взо­шла сама себя, что­бы воз­вы­сить­ся над шумом. Я мог почти поклясть­ся, что смесь стра­ха и лико­ва­ния на её лице были насто­я­щи­ми. 

Ауди­то­рия “съе­ла” это, и “Сгу­сток” стал обыч­ной досто­при­ме­ча­тель­но­стью, при­вле­кая репор­те­ров, тури­стов и уго­лов­ни­ков. Пит Муцио выку­пил сосед­ний мага­зин кофе-эспрес­со и раз­ру­шил смеж­ную с клу­бом сте­ну, что­бы полу­чить боль­ше сво­бод­но­го места. 

Я тоже попал на крю­чок, и воз­вра­щал­ся в клуб каж­дую неде­лю. Нако­нец, я осо­знал, что меня вле­чет не музы­ка, кото­рая ста­ла какой-то бес­по­кой­ной и оди­оз­ной, а сама Эри­ка. 

Я узнал о ней боль­ше, про­сто поку­пая груп­пе пиво в пере­ры­вах меж­ду выступ­ле­ни­я­ми или играя роль раз­нос­чи­ка трав­ки. Она была стран­ным, уклон­чи­вым ребен­ком, но я был уве­рен в том, что она чего-то боит­ся, и мои чув­ства к ней усу­глуб­ля­лись чув­ством жало­сти и неким инстинк­тив­ным жела­ни­ем защи­щать её. 

Одна­жды ночью мы пили с ней у бар­ной стой­ки наедине, и она, нако­нец, ста­ла более откро­вен­ной со мной. Я сде­лал какое-то глу­пое заме­ча­ние о том, что она каза­лась нерв­ной. Это была моя попыт­ка раз­ру­шить сте­ну её сдер­жан­но­сти – она все­гда каза­лась воз­буж­дён­ной. Фак­ти­че­ски, я нико­гда не видел её спо­кой­ной. 

– Я нерв­ная? – уди­ви­лась Эри­ка. – Думаю, да. 

Она потя­ну­лась за сига­ре­той, в этот раз из обыч­но­го таба­ка. 

– Это из-за рабо­ты. Толь­ко рань­ше я мог­ла успо­ко­ить­ся с помо­щью трав­ки или несколь­ких глот­ков джи­на. Теперь ничто, кажет­ся, не помо­га­ет. 
– И в чем твоя про­бле­ма? – поин­те­ре­со­вал­ся я. 
– О, мно­же­ство мело­чей. 

Она сде­ла­ла глу­бо­кую затяж­ку и мед­лен­но выпу­сти­ла дым из лег­ких. 
– Тот жут­кий мене­джер отни­ма­ет у нас боль­шую часть денег. Бара­бан­щик поло­жил глаз на меня или на Том­ми, или воз­мож­но на нас обо­их… кто зна­ет? Том­ми тоже изме­нил­ся. Он не гово­рит нам, отку­да берёт аран­жи­ров­ки или где доста­ёт те сума­сшед­шие инстру­мен­ты. Зна­ешь ли ты, что новые участ­ни­ки груп­пы и даже осве­ти­тель нико­гда не гово­рят, где они рабо­та­ли рань­ше? 
– Это пуга­ет тебя? – спро­сил я. 

– Воз­мож­но, что долж­но пугать, – отве­ти­ла Эри­ка. – Я дол­го была в сек­те, покло­ня­ю­щей­ся дья­во­лу, об этом я уже рас­ска­зы­ва­ла. Покло­не­ние – не всё, чем зани­ма­лась эта сек­та. Неко­то­рые её чле­ны весь­ма злы на меня, и мне кажет­ся, что чело­век с силь­ной энер­ге­ти­кой, игра­ю­щий сей­час в нашей груп­пе, тоже из той сек­ты. Но он, как и все, мол­ча­лив, и я не уве­ре­на, что это имен­но он. Чело­век этот дру­жен с Питом Муцио, у них, кажет­ся, мно­го общих дел. Но хуже все­го – музы­ка. 

– Музы­ка! – Вос­клик­нул я. – Это – то, что сде­ла­ло тебя звез­дой! 

– Я знаю, но это всё ещё пуга­ет меня. Когда я нахо­жусь на сцене, я не могу ска­зать отку­да при­хо­дит поло­ви­на зву­ков. Они идут не из тех сума­сшед­ших коро­бок с решет­ка­ми и нео­но­вы­ми труб­ка­ми; это про­сто маке­ты, худо­же­ствен­ное оформ­ле­ние на обыч­ных элек­трон­ных инстру­мен­тах. Тот рев, сто­ну­щий шум из-за кулис – вот, что овла­де­ва­ет мной. Кля­нусь богом, я обыс­ки­ва­ла каж­дый квад­рат­ный дюйм за кули­са­ми – там нет тако­го боль­шо­го про­стран­ства. Если никто не умуд­рил­ся встро­ить дина­ми­ки в кир­пич­ную сте­ну и замас­ки­ро­вать их, то этим зву­кам про­сто неот­ку­да взять­ся. И зачем кому-то делать такое? Это не име­ет смыс­ла даже в каче­стве реклам­но­го трю­ка, так как Том­ми не поз­во­лит нико­му даже гово­рить об этом, – заклю­чи­ла Эри­ка. 
Я вспом­нил, что один зна­ток зву­ко­тех­ни­ки рас­ска­зы­вал мне, как он попы­тал­ся запи­сать на плен­ку выступ­ле­ние Эри­ки и скры­тые зву­ки, но стран­ный шум из-за кулис нико­гда не запи­сы­вал­ся. 

Эри­ка допи­ла мар­ти­ни со льдом, кото­рый уже пре­вра­тил­ся в воду, и про­дол­жи­ла: 

– Я рас­ска­жу тебе то, что рань­ше нико­му не рас­ска­зы­ва­ла. После того, как папа умер, я нашла короб­ку с пись­ма­ми от его отца, Эри­ха Цан­на, адре­со­ван­но­го моей бабуш­ке. Они были напи­са­ны в Пари­же, в основ­ном в 1924 и 1925 годах. Я могу немно­го читать по-немец­ки, так как дома мы часто гово­ри­ли на нём. 
Пись­ма повест­ву­ют о собы­ти­ях, когда ста­рик играл на сво­ей скрип­ке в пол­ном оди­но­че­стве ночью на чер­да­ке, где он жил. Он, кажет­ся, наме­ка­ет на то, что рядом с ним что-то было, и толь­ко звук скрип­ки отго­нял это от Цан­на. 
Есть одно пись­мо, в кото­ром он рас­ска­зы­ва­ет, что испы­ты­ва­ет чув­ство вины за то, что “совал свой нос в вещи, кото­рые луч­ше оста­вить в покое”. На немец­ком язы­ке это не зву­чит так вуль­гар­но. И в одном фраг­мен­те, кото­рый я пере­ве­ла со сло­ва­рём, Цанн гово­рит о том, как он в пол­ночь выгля­нул из окна и уви­дел “тём­ных сати­ров и вак­ха­нок, что испол­ня­ли безум­ный танец и кру­жи­лись в без­дне обла­ков, в тумане и сре­ди мол­ний”. 

Сума­сшед­ший, ха? Он, долж­но быть, был дей­стви­тель­но в нерв­ном рас­строй­стве. Но я нашла дру­гое пись­мо в короб­ке – отчет Париж­ской поли­ции, гово­ря­щий, что Эрих Цанн исчез, и его не уда­лось най­ти. Это, долж­но быть, был ответ бабуш­ке в Штут­гарт на её запрос о про­пав­шем Цанне. 

Пит Муцио подоб­но дья­во­лу мате­ри­а­ли­зо­вал­ся в обла­ке дыма поза­ди Эри­ки: 
– Пере­рыв закон­чен, Эри­ка? Вре­мя для послед­не­го выступ­ле­ния. 
Его вол­чья улыб­ка каза­лась насмеш­кой, хотя я не думаю, что он слы­шал наш раз­го­вор. 

Пока я сидел в ожи­да­нии музы­ки, мне при­шло в голо­ву, что меж­ду ста­рым Эри­хом Цан­ном и его внуч­кой есть что-то общее. Он, воз­мож­но, был сума­сшед­шим, и Эри­ка такая же стран­ная. Да и круг её обще­ния – такие же сума­сшед­шие. Но в то же вре­мя я видел, как эти оче­вид­ные парал­ле­ли мог­ли бы дове­сти того, кто и так был нерв­ным и встре­во­жен­ным, до пол­но­го безу­мия. 
Я пытал­ся при­ду­мать, как помочь Эри­ке сбе­жать из “Баг­ро­во­го Сгуст­ка”. Может ей как-нибудь взять отпуск, а затем про­длить его? Но здесь была дилем­ма: имен­но в этом клу­бе груп­па ста­ла успеш­ной, а Пит Муцио (да будут про­кля­ты его ост­рые клы­ки) состря­пал кон­тракт таким хит­рым обра­зом, что в нём нет лазе­ек. По каким-то при­чи­нам Том­ми, лидер груп­пы, отка­зал­ся сокра­щать ком­по­зи­ции или гово­рить, поче­му не дела­ет это­го. И при этом он откло­нил пред­ло­же­ния, кото­рые, воз­мож­но, при­ве­ли бы груп­пу к насто­я­щей извест­но­сти. 
Том­ми с его при­чес­кой Иису­са и полу­сле­пы­ми, направ­лен­ны­ми внутрь себя гла­за­ми, каза­лось, был посто­ян­но обку­рен­ным, и если он был слиш­ком далёк от того, что­бы поза­бо­тить­ся о себе, как мож­но было ожи­дать, что он будет вол­но­вать­ся об Эри­ке? 

С тече­ни­ем вре­ме­ни дела не ста­но­ви­лись луч­ше. Эри­ка всё вре­мя выгля­де­ла худой и напря­жён­ной. Выступ­ле­ния груп­пы, сто­я­щей поза­ди нее, ста­но­ви­лись всё более безум­ны­ми, а Эри­ка вопи­ла и выда­ва­ла вокаль­ные пас­са­жи гром­че урод­ли­во­го невы­ра­зи­тель­но­го рёва, кото­рый, каза­лось, появ­лял­ся на сцене из ниот­ку­да. 

Уже не ощу­ща­лось нов­ше­ства в музы­ке, и хотя это всё ещё был при­быль­ный биз­нес, на кон­цер­ты при­хо­ди­ли толь­ко ста­рые поклон­ни­ки и нар­ко­ма­ны. Вечер сим­во­ли­че­ской борь­бы Эри­ки на сцене казал­ся им экви­ва­лен­том эмо­ци­о­наль­но­го катар­си­са. Репор­те­ры и бой­ска­у­ты из зву­ко­за­пи­сы­ва­ю­щей ком­па­нии “A&R” более не инте­ре­со­ва­лись “Элек­три­че­ским Комо­дом”, а иска­ли дру­гие стран­ные груп­пы, кото­рые были более сго­вор­чи­вы в экс­плу­а­та­ции сво­е­го твор­че­ства. 

Одна­ко в тот заклю­чи­тель­ный вечер, клуб был забит зри­те­ля­ми, пото­му что это была пят­ни­ца (не три­на­дца­тое, но тем не менее, Чер­ная пят­ни­ца). Я при­плёл­ся в клуб доволь­но позд­но, и бро­сил взгляд на Эри­ку как раз перед послед­ним выступ­ле­ни­ем того вече­ра. Про­тис­нув­шись через тол­пу и при­бли­зив­шись к ней, я был потря­сён видом её опу­сто­шен­но­го лица, рас­се­ян­ным взгля­дом фио­ле­то­вых глаз и смор­щен­ным ртом. 

На мгно­ве­нье я решил, что её лич­ность кар­ди­наль­но изме­ни­лась, но она, каза­лось, узна­ла меня, и пока орга­нист завер­шал настрой­ку сво­е­го поли­то­наль­но­го калип­со, я взял Эри­ку за руку и отвёл в сто­ро­ну. 

– Эри­ка, ты выгля­дишь боль­ной, – выпа­лил я обес­по­ко­е­но, забыв о веж­ли­во­сти. – Отпро­сись и давай выбе­рем­ся отсю­да. Ты, долж­но быть, зара­бо­та­ла уже доста­точ­но, что­бы выку­пить свой кон­тракт с Том­ми или Питом, или с ними обо­и­ми. Ты не долж­на делать это­го; это посте­пен­но уби­ва­ет тебя. Я помо­гу. Ты зна­ешь, что нра­вишь­ся мне, – доба­вил я. Это был един­ствен­ный слу­чай про­яв­ле­ния моих чувств к ней. 

Её лицо дёр­ну­лось бла­го­дар­ной улыб­кой – един­ствен­ный ответ на мои чув­ства, кото­рый она когда-либо дала, но её голос был хрип­лым кар­ка­ньем из-за выпи­то­го джи­на. – Боюсь, что я не боль­на. Он ста­но­вит­ся всё гром­че и гром­че, и я не могу пере­кри­чать его. Он сле­ду­ет за мной и каж­дый раз всё бли­же. Я думаю, что знаю, чего он хочет, и я боюсь! – с гру­стью ска­за­ла Эри­ка. 

– Так уйдём же! – вос­клик­нул я. 

– После выступ­ле­ния, воз­мож­но, – отве­ти­ла она. – Мой голос про­па­да­ет, это не ложь, но я долж­на сде­лать всё пра­виль­но, полу­чить справ­ку от док­то­ра. Таким обра­зом не будет про­блем, не так, как про­шлый раз… 

Орга­нист настро­ил регу­ля­то­ры инстру­мен­та, что­бы он выда­вал зву­ки дис­со­нан­са, в то вре­мя как стро­бы вспых­ну­ли со ско­ро­стью пуле­мё­та, пре­вра­тив мир в сме­ня­ю­щие друг дру­га фото­гра­фии. Эри­ка ото­рва­лась от меня и мед­лен­ны­ми рыв­ка­ми пошла к сцене, это выгля­де­ло как паро­дия на ирре­аль­ную после­до­ва­тель­ность немо­го филь­ма. 

Зана­вес под­нял­ся, на сцене была груп­па “Элек­три­че­ский Комод”. Огни цве­то­му­зы­ки по все­му залу взо­рва­лись безум­ным узо­ром, подоб­но ноч­ной бом­бар­ди­ров­ке во вре­мя Вто­рой миро­вой вой­ны. Уду­ша­ю­щий вопль ужа­са, раз­ры­ва­ю­щий мозг и исто­ща­ю­щий нер­вы, вме­шал­ся в зву­ча­ние “Комо­да”, и я знал, что выступ­ле­ние будет необыч­ным даже для этой груп­пы. 

Эри­ка была как бы не здесь, она быст­ро напе­ва­ла сло­ва, сколь­зя­щие по ост­рым аккор­дам, кото­рые напо­ми­на­ли заим­ство­ва­ния у Кен­то­на и Стра­вин­ско­го из соро­ко­вых годов. Почти немед­лен­но глу­бо­кий рёв, боль­ше похо­жий на инфра­звук, появил­ся отку­да-то извне. Он стал гром­че, чем я слы­шал его преж­де – без­душ­ный, голод­ный, неумо­ли­мый. 

Хип­пи в страш­ном пари­ке, с бле­стя­щи­ми от нар­ко­ты гла­за­ми сто­ял воз­ле меня и кри­чал что-то нераз­бор­чи­вое. Я накло­нил­ся я к нему и уло­вил несколь­ко обры­воч­ных фраз: “Чер­но­та… чер­но­та без­гра­нич­но­го про­стран­ства!… Нево­об­ра­зи­мое про­стран­ство, пол­ное дви­же­ния и музы­ки… ниче­го подоб­но­го нет на Зем­ле…” 

Эри­ка изо всех сил пыта­лась дер­жать­ся на гребне зву­ко­вой вол­ны. Быст­рее и быст­рее, выше и выше под­ни­мал­ся её голос, но импульс шума про­нес­ся мимо Эри­ки, завил­ся в вих­ри над её голо­вой, сло­жив­ши­е­ся в застыв­шие зву­ко­вые вол­ны по обе сто­ро­ны от неё. Огни све­то­му­зы­ки при­об­ре­ли туск­лые, мерт­вен­но-блед­ные цве­та, как буд­то ока­за­лись под водой, – зелё­ные, алые, пур­пур­ные, фио­ле­то­вые. 

Я знал, что никто не мог выдер­жать такое напря­же­ние. Я дви­нул­ся назад к бару, где Пит Муцио с его кин­жа­ло­по­доб­ной улыб­кой пря­тал­ся в тём­ном углу. Схва­тив его за пле­чо, я при­бли­зил к нему своё лицо и закри­чал сре­ди гро­хо­та: “Отклю­чи тот шум! Тот раз­ду­тый дина­мик или то, что вы спря­та­ли за ним – у вас где-то долж­на быть панель управ­ле­ния уси­ли­те­лем. Отклю­чи­те его! Это убьет её!” 

Пит не улы­бал­ся теперь; он вспо­тел и был напу­ган, и впер­вые в его жиз­ни он вопил, что­бы быть услы­шан­ным: 

– Нет ника­кой плен­ки, ника­ких дина­ми­ков. Кля­нусь богом, я не знаю, что это! Я думал сна­ча­ла, что груп­па изда­ет этот шум, а они дума­ли, что это делал я. Тогда новый парень попро­сил меня зани­мать­ся толь­ко сво­им делом, если я хотел удер­жать кого-либо… 

Я оттолк­нул Пита и побе­жал к сцене. Зву­ко­вое наси­лие повы­си­лось до оглу­ши­тель­но­го воп­ля; музы­кан­ты “Комо­да” в испу­ге побро­са­ли свои инстру­мен­ты. Даже све­тя­щий­ся экран погас, остал­ся лишь один фона­рик, чей луч метал­ся по Эри­ке, отра­жа­ясь от метал­ли­че­ских блё­сток её пла­тья и от её огром­ных испу­ган­ных глаз. 

Она ста­ра­лась дер­жать­ся на ногах, вытя­нув руки, накло­нив голо­ву назад. Чуж­дый звук ревел вокруг неё, обра­зуя види­мый оре­ол. Эри­ка глу­бо­ко вдох­ну­ла, скри­ви­ла губы и попы­та­лась выжать в послед­ний раз иска­жён­ную ноту сво­ей исте­ри­че­ской соль­ной пар­тии. 

Ниче­го. 

Ни зву­ка, не пис­ка, ни даже сто­на не выда­ви­лось из рас­тя­ну­то­го квад­ра­та её рта. Её голос, кото­рый был един­ствен­ной её защи­той от неиз­вест­но­го пре­сле­до­ва­те­ля, нако­нец, сло­мал­ся. 

Тор­же­ству­ю­щий, все­за­пол­ня­ю­щий рёв, каза­лось, ата­ко­вал Эри­ку. Она кач­ну­лась назад, спо­ткну­лась о бро­шен­ную Том­ми гита­ру, после чего упа­ла на боль­шой уси­ли­тель, кото­рый питал все элек­три­че­ские инстру­мен­ты и гром­ко­го­во­ри­те­ли. 

Из уси­ли­те­ля брыз­ну­ли искры, я видел, что Эри­ка пыта­лась ухва­тить­ся за один из стран­ных новых инстру­мен­тов, кото­рые сто­я­ли на сцене как зло­ве­щий хор робо­тов. 

Немед­лен­но все смер­то­нос­ное напря­же­ние из уси­ли­те­ля пере­ско­чи­ло на метал­ли­че­ские блест­ки её пла­тья. Горе­ние и запах озо­на про­би­лись через силь­ный запах мари­ху­а­ны. 

Зана­вес пре­вра­тил­ся в пла­мя, когда участ­ни­ки груп­пы сбе­жа­ли – за исклю­че­ни­ем Том­ми, кото­рый так и не смог сдви­нуть­ся с места. Зри­те­ли тол­ка­лись в заме­ша­тель­стве, пыта­ясь най­ти выход из клу­ба. Деше­вые лен­ты и пси­хо­де­ли­че­ские худо­же­ствен­ные деко­ра­ции из гоф­ри­ро­ван­ной бума­ги и мар­ли напра­ви­ли огонь в каж­дый угол “Баг­ро­во­го Сгуст­ка”, осве­тив ноч­ной кош­мар, когда все предо­хра­ни­те­ли пере­го­ре­ли. 

Я был око­ло выхо­да, и хотя знал, что у Эри­ки не было ни шан­са, я попы­тал­ся про­бить­ся к сцене, пре­одо­ле­вая напор бежав­ших мне навстре­чу людей. Это дей­ствие было бес­смыс­лен­но и бес­по­лез­но – импульс тол­пы тащил меня к спа­се­нию, к кото­ро­му я не стре­мил­ся и кото­рым не доро­жил. 

Пожар не был таким зре­лищ­ным, как быва­ет в пере­пол­нен­ных раз­вле­ка­тель­ных заве­де­ни­ях. Поми­мо Эри­ки и Том­ми, тела кото­рых ужас­но обго­ре­ли, толь­ко Пит Муцио умер той ночью. Его не мог­ли най­ти до сле­ду­ю­ще­го дня, но он сидел на кор­точ­ках поза­ди бара око­ло вхо­да. На нём не было внеш­них повре­жде­ний, и пред­по­ла­га­лось, что у Пита слу­чил­ся сер­деч­ный при­ступ. Ещё гово­рят, что его лицо сохра­ня­ло обыч­ную без­зу­бую гри­ма­су, кото­рую все счи­та­ли улыб­кой. 

Боль­ше из оше­лом­лен­ных хип­пи во вре­мя пани­че­ско­го бег­ства от пожа­ра никто не постра­дал, что явля­ет­ся дока­за­тель­ством пого­вор­ки – Бог забо­тит­ся о дура­ках и детях. Инте­рьер “Баг­ро­во­го Сгуст­ка” был пол­но­стью уни­что­жен, но пожар­ные не испы­ты­ва­ли затруд­не­ний в борь­бе с огнем. Поз­же, тем не менее, было реше­но, что кар­кас зда­ния слиш­ком нена­дё­жен, и клуб снес­ли. 

Я рад, что его не ста­ло, хотя я нико­гда не смо­гу забыть то, что там про­изо­шло, и людей, с кото­ры­ми это слу­чи­лось. Мень­ше все­го я забу­ду – хотя мне кажет­ся, что со вре­ме­нем я буду желать это забыть – мол­ча­ние Эри­ки Цанн.

James Wade. The Silence of Erika Zann (1976) 
Автор: Алек­сей Чере­па­нов 
Июль, 2015