БИОГРАФИЯ

МЕЧТАТЕЛЬ ИЗ ПРОВИДЕНСА
ГОВАРД ФИЛЛИПС ЛАВКРАФТ (1890 – 1937)

В 1923 году в редак­цию жур­на­ла «Weird Tales» посту­пил доволь­но уве­си­стый кон­верт, в кото­ром содер­жа­лось несколь­ко руко­пи­сей и обшир­ное сопро­во­ди­тель­ное пись­мо. Впро­чем, мисте­ра Бэйр­да уве­си­сты­ми кон­вер­та­ми не уди­вишь – пач­ка­ми каж­дый день при­но­сят с сопро­во­ди­тель­ны­ми пись­ма­ми, в кото­рых начи­на­ю­щие и про­дол­жа­ю­щие авто­ры на все лады стре­мят­ся пре­воз­не­сти жур­нал и убе­дить редак­цию, что имен­но их тво­ре­ния заслу­жи­ва­ют пуб­ли­ка­ций и гоно­ра­ров. Но не в этот раз. Мистер Бэйрд про­чел сле­ду­ю­щие стро­ки: «Поня­тия не имею, будут ли эти вещи­цы сочте­ны под­хо­дя­щи­ми, пото­му что я не обра­щаю вни­ма­ния на тре­бо­ва­ния ком­мер­че­ско­го сочи­ни­тель­ства. Моей целью явля­ет­ся лишь удо­воль­ствие, кото­рое я могу полу­чить от созда­ния опре­де­лен­ных при­чуд­ли­вых кар­тин, ситу­а­ций или атмо­сфе­ры; и един­ствен­ный чита­тель, кото­ро­го я дер­жу в уме – я сам». Редак­тор «Weird Tales» ока­зал­ся чело­ве­ком с юмо­ром и с опы­том; научен­ный не дове­рять сопро­во­ди­тель­ным пись­мам, он всё же про­чи­тал руко­пи­си. И выку­пил их все. С пуб­ли­ка­ции «Даго­на» нача­лась исто­рия Говар­да Фил­лип­са Лав­краф­та на стра­ни­цах лите­ра­тур­ных жур­на­лов, затем полу­чив­шая неожи­дан­ное про­дол­же­ние и миро­вую извест­ность. Но вер­нем­ся к нача­лу… 

ДЕТСТВО. ОТРОЧЕСТВО. ЮНОСТЬ.

20 авгу­ста 1890 года в доме 454 на Энджелл-стрит в неболь­шом про­вин­ци­аль­ном город­ке Про­ви­денс родил­ся Говард Фил­липс Лав­крафт. Часть дет­ства он про­ве­дет в этом доме, пусть изна­чаль­но это и не пла­ни­ро­ва­лось. Дело в том, что его отец – Уин­филд Скотт Лав­крафт, зани­мав­ший­ся тор­го­вы­ми дела­ми, вне­зап­но сошел с ума, и его жене с сыном при­шлось вер­нуть­ся в род­ной город. Лав­крафт-стар­­ший был поме­щен в пси­хи­ат­ри­че­скую лечеб­ни­цу, где через неко­то­рое вре­мя скон­чал­ся. С этим момен­том свя­зы­ва­ют миф о том, что при­чи­ной поме­ша­тель­ства и после­до­вав­ше­го за ним пара­ли­ча был заста­ре­лый сифи­лис, но досто­вер­ных дан­ных, под­твер­жда­ю­щих этот диа­гноз нет. Сле­до­ва­тель­но, дале­ко иду­щие рас­суж­де­ния о том, что Говард полу­чил по наслед­ству эту болезнь, не име­ют за собой реаль­ных осно­ва­ний и стро­ят­ся на сомни­тель­ных пред­по­ло­же­ни­ях.

Сто­ит рас­ска­зать о Саре Сью­зан и ее вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях с сыном подроб­нее. Сред­няя дочь в боль­шой семье Уиппла Фил­лип­са, Сью­зи (так ее назы­ва­ли домаш­ние) была не самой ода­рен­ной из сестер, хотя, как жен­щи­на, полу­чив­шая достой­ное обра­зо­ва­ние, мог­ла зани­мать­ся музы­кой и живо­пи­сью. Напри­мер, Л. Спрэг дэ Камп опи­сы­ва­ет ее как неда­ле­кую жен­щи­ну с пре­иму­ще­ствен­но быто­вы­ми и мате­ри­аль­ны­ми инте­ре­са­ми. Поэтес­са Луи­за Гуи­ни, у кото­рой одно вре­мя квар­ти­ро­ва­ли Лав­краф­ты, откро­вен­но стра­да­ла от их обще­ства, назы­ва­ла «отвра­ти­тель­ны­ми языч­ни­ка­ми» и вся­че­ски под­чер­ки­ва­ла их при­зем­лен­ность, по срав­не­нию со сво­ей утон­чен­но­стью. Есть ли прав­да в этом суж­де­нии? Воз­мож­но, но лишь отча­сти. Сам Лав­крафт сво­ей мате­рью вос­хи­щал­ся, хотя и счи­тал, что ее опе­ка была чрез­мер­ной, осо­бен­но в зре­лые годы.

Сью­зен Лав­крафт – фигу­ра про­ти­во­ре­чи­вая. С одной сто­ро­ны – она вся­че­ски под­дер­жи­ва­ла увле­че­ние сына нау­кой, не воз­ра­жа­ла про­тив лите­ра­тур­ных опы­тов, даже сбе­рег­ла его дет­ские рас­ска­зы. С дру­гой – под дей­стви­ем раз­ви­ва­ю­ще­го­ся пси­хи­че­ско­го рас­строй­ства она уве­ри­ла себя, а заод­но и сына в том, что он болез­нен­ный уро­дец, да и всем зна­ко­мым не лени­лась сооб­щать о том, что Говард пере­жи­ва­ет по пово­ду сво­е­го «ужас­но­го» лица. С одной сто­ро­ны – она окру­жа­ла Говар­да забо­той и любо­вью, с дру­гой – не поз­во­ля­ла к себе при­ка­сать­ся, и радость мате­рин­ских объ­я­тий была для маль­чи­ка недо­ступ­на. И этот ряд мож­но про­дол­жать даль­ше, но важ­но знать одно – Лав­крафт любил свою мать и, отно­сясь к неко­то­рым ее про­яв­ле­ни­ям кри­ти­че­ски, не поз­во­лял себе рас­про­стра­нять о ней нега­тив­ную инфор­ма­цию или жало­вать­ся на нее в сво­ей обшир­ной пере­пис­ке. К тому же он дол­гие годы хра­нил убеж­де­ние в том, что Сью­зи была един­ствен­ным чело­ве­ком, кото­рый его до кон­ца пони­мал.

Сью­зен Лав­крафт через неко­то­рое вре­мя ока­за­лась в той же лечеб­ни­це, что и ее муж. Кла­ра Л. Гесс, сосед­ка семьи Лав­краф­тов, вспо­ми­на­ет о про­грес­си­ру­ю­щем пси­хи­че­ском рас­строй­стве мате­ри писа­те­ля: «Пом­ню, как мис­сис Лав­крафт рас­ска­зы­ва­ла мне о таин­ствен­ных и фан­та­сти­че­ских созда­ни­ях, кото­рые выска­ки­ва­ли во тьме из-за домов и углов, и как она дро­жа­ла и со стра­хом огля­ды­ва­лась по сто­ро­нам, рас­ска­зы­вая мне об этом». Сью­зен умер­ла в лечеб­ни­це Бат­ле­ра 24 мая 1921 года, после неудач­ной опе­ра­ции на желч­ном пузы­ре. Смерть мате­ри ста­ла уда­ром для Лав­краф­та, но вто­ро­го затяж­но­го сры­ва как в 1908–13 гг. не про­изо­шло – ее уга­са­ние про­хо­ди­ло на гла­зах сына, и неиз­беж­ный финал не стал неожи­дан­но­стью. Да и к тому вре­ме­ни мир Говар­да Лав­краф­та не был цели­ком замкнут толь­ко на кру­ге его семьи – у него появи­лись мно­го­чис­лен­ные дру­зья по пере­пис­ке и посто­ян­ная бур­ная дея­тель­ность на попри­ще люби­тель­ской жур­на­ли­сти­ки.

После смер­ти Сью­зен у Лав­краф­та оста­лись две близ­кие род­ствен­ни­цы – стар­шая тетуш­ка – Лил­ли­ан Кларк и млад­шая – Энни Гэм­велл. Тет­ки под­ня­ли зна­мя мате­рин­ской опе­ки и про­нес­ли его через всю жизнь Говар­да. Они помо­га­ли ему день­га­ми, он писал им подроб­ные еже­днев­ные пись­ма, когда нахо­дил­ся в отлуч­ке. Каза­лось бы, семей­ная идил­лия, но чрез­мер­ная опе­ка вре­ди­ла нор­маль­но­му раз­ви­тию лич­но­сти и при­спо­соб­лен­но­сти к быто­вым труд­но­стям. Эта быто­вая бес­по­мощ­ность явно высту­пит в бра­ке, когда Лав­крафт будет жить отдель­но.

Лав­крафт ува­жал и любил сво­их тету­шек так же, как и мать. Смерть Лил­ли­ан в 1932 году серьез­но под­ко­си­ла Лав­краф­та, он не сра­зу опра­вил­ся от поте­ри, да и млад­шая тетуш­ка не сла­ви­лась здо­ро­вьем. При оче­ред­ном пере­ез­де, свя­зан­ном всё с тем же болез­нен­ным финан­со­вым вопро­сом, она неудач­но пада­ет и повре­жда­ет лодыж­ку. Лав­крафт упо­треб­ля­ет свои и без того не осо­бо обшир­ные денеж­ные ресур­сы на то, что­бы ока­зать помощь род­но­му чело­ве­ку. Так они и будут забо­тить­ся друг о дру­ге до самой смер­ти Лав­краф­та. Тетуш­ка неукос­ни­тель­но выпол­нит «Инструк­ции на слу­чай моей смер­ти», остав­лен­ные Лав­краф­том сре­ди бумаг, вызвав Робер­та Бар­лоу для того, что­бы разо­брать­ся с твор­че­ским насле­ди­ем ушед­ше­го пле­мян­ни­ка.

У Уиппла Фил­лип­са была рос­кош­ная лич­ная биб­лио­те­ка, в кото­рой малень­кий Говард часто брал кни­ги. Он с удо­воль­стви­ем про­чел томик бра­тьев Гримм и про­ник­ся атмо­сфе­рой мрач­ных немец­ких ска­зок, но вско­ре после это­го он про­чел сбор­ник «Тыся­ча и одна ночь». И восточ­ное вели­ко­ле­пие затми­ло тени Шварц­валь­да. Говард настоль­ко про­ник­ся атмо­сфе­рой араб­ско­го мира, что обу­стро­ил себе восточ­ный уго­лок из пор­тьер и куриль­ниц, а семье тор­же­ствен­но объ­явил, что при­нял маго­ме­тан­ство. Кто-то из дру­зей семей­ства в шут­ку пред­ло­жил Лав­краф­ту взять себе восточ­ное имя, так появил­ся на свет араб Абдул Аль-Хаз­ред, кото­ро­му пред­сто­ит стать сума­сшед­шим авто­ром самой зна­ме­ни­той оккульт­ной кни­ги, кото­рая когда-либо суще­ство­ва­ла в худо­же­ствен­ной лите­ра­ту­ре.

Дет­ство – пери­од быст­ро сме­ня­ю­щих­ся увле­че­ний, поэто­му по про­ше­ствии вре­ме­ни Лав­крафт добрал­ся до Гре­ции, что­бы в оче­ред­ной раз погру­зить­ся в фан­та­сти­че­ский мир с голо­вой. Он наблю­дал Тро­ян­скую вой­ну, путе­ше­ство­вал с Одис­се­ем, зна­ко­мил­ся с ним­фа­ми и сати­ра­ми, при­чуд­ли­вы­ми оби­та­те­ля­ми лесов и рек. На этот раз он начи­на­ет счи­тать себя языч­ни­ком и при­ни­ма­ет­ся «высмат­ри­вать» в рощах дри­ад и фав­нов. В одном из сво­их писем он даже опи­сы­ва­ет свое­об­раз­ный удач­ный опыт «встре­чи» с древни­ми боже­ства­ми Элла­ды: «Раз я твер­до пове­рил, что узрел несколь­ких лес­ных созда­ний, тан­це­вав­ших под осен­ним дубом, – что-то вро­де „рели­ги­оз­но­го опы­та“, в неко­то­ром смыс­ле тако­го же истин­но­го, что и субъ­ек­тив­ный экс­таз хри­сти­а­ни­на. Если хри­сти­а­нин ска­жет мне, что ему дове­лось почув­ство­вать реаль­ность сво­е­го Иису­са или Иего­вы, я могу отве­тить, что видел Пана на копы­тах и сестер гес­пе­рий­ской Фаэ­ту­сы».

Поми­мо Гре­ции, Лав­крафт увлек­ся рим­ской исто­ри­ей и даже выду­мал себе латин­ский псев­до­ним – Луций Вале­рий Мес­са­ла. Кро­ме антич­ной лите­ра­ту­ры и изу­че­ния латы­ни и древ­не­гре­че­ско­го, Лав­крафт инте­ре­су­ет­ся искус­ством, преж­де все­го скульп­ту­рой и, пока это поз­во­ля­ют жиз­нен­ные обсто­я­тель­ства, кол­лек­ци­о­ни­ру­ет слеп­ки и копии древ­них шедев­ров.

Но самое глав­ное лите­ра­тур­ное откры­тие, кото­рое малень­кий Говард совер­ша­ет в биб­лио­те­ке деда – это кни­ги Эдга­ра Алла­на По. Лав­крафт ори­ги­наль­но отзы­ва­ет­ся о том впе­чат­ле­нии, кото­рое на него про­из­ве­ли мисти­че­ские исто­рии По: «Это была моя гибель, ибо в воз­расте вось­ми лет голу­бой небо­свод арго­нав­тов и Сици­лии для меня затмил­ся миаз­ма­ти­че­ски­ми испа­ре­ни­я­ми могил». Одна­ко не сто­ит пере­оце­ни­вать вли­я­ние про­зы Эдга­ра По на твор­че­ство Лав­краф­та. Да, пер­вое вре­мя он счи­тал, что если в рас­ска­зе нет сход­ства со сти­ли­сти­кой мисти­че­ско­го поэта, то рас­сказ несо­вер­ше­нен, но быст­ро от это­го ото­шел и заго­во­рил сво­им голо­сом. Прав­да, дол­гое вре­мя Лав­крафт сокру­шал­ся о том, что у него есть «По-рас­ска­­зы», но нет «Лав­крафт-рас­ска­­зов», что, разу­ме­ет­ся, не соот­вет­ство­ва­ло дей­стви­тель­но­сти.

К сожа­ле­нию, бла­го­со­сто­я­ние семьи Лав­краф­та дает тре­щи­ну в свя­зи с разо­ре­ни­ем ком­па­нии его деда. В 1904 году Уиппл Фил­липс ско­ро­по­стиж­но скон­чал­ся от «пара­ли­ти­че­ско­го уда­ра». Наслед­ство ока­за­лось неболь­шим, но всё еще поз­во­ля­ю­щим вести достой­ную жизнь. Одна­ко особ­няк на Энджелл-стрит при­шлось про­дать и пере­ехать в менее про­стор­ные апар­та­мен­ты. Лав­крафт очень тяже­ло пере­жил смерть деда и пере­езд. Для него эти жиз­нен­ные обсто­я­тель­ства навсе­гда запом­нят­ся как ката­стро­фа. С пере­ез­дом свя­за­но и еще одно печаль­ное собы­тие – убе­жал коте­нок Лав­краф­та по клич­ке Ниг­гер. Поз­же он появит­ся, но не в реаль­ной жиз­ни, а в рас­ска­зах «Кош­ки Улта­ра» (коте­нок Мене­са), «Кры­сы в сте­нах» (кот Де ла Поэ­ра) и в романе «Сом­нам­бу­ли­че­ский поиск Неве­до­мо­го Када­та» (в роли котен­ка, кото­ро­го хоте­ли съесть зуги). У Лав­краф­та даже было эссе, в кото­ром он рас­суж­дал о пре­вос­ход­стве кошек над соба­ка­ми и гово­рил, что кот – это джентль­мен, а пес – про­сто­лю­дин.

После пере­ез­да Лав­крафт пере­хо­дит с домаш­не­го обу­че­ния в шко­лу, но систе­ма­ти­че­ски учить­ся у него не полу­ча­ет­ся из-за сла­бо­го здо­ро­вья. Он часто про­пус­ка­ет заня­тия, но всё же заво­дит дру­зей и про­из­во­дит впе­чат­ле­ние на учи­те­лей сво­ей эру­ди­ро­ван­но­стью. Лав­крафт вспо­ми­на­ет, что дер­жал себя в шко­ле как «джентль­мен сре­ди джентль­ме­нов». Парал­лель­но он зани­ма­ет­ся хими­ей и аст­ро­но­ми­ей, даже выпус­ка­ет свою газе­ту «Scientific Gazette» с помо­щью гек­то­гра­фа¹. Ино­гда он даже пуб­ли­ку­ет­ся в мест­ной прес­се, и с этим свя­за­но одно забав­ное про­ис­ше­ствие. Учи­тель­ни­ца обви­ни­ла его в том, что он всё пере­пи­сал из газет­ной ста­тьи, на что Лав­крафт отве­тил: «Да». И, не дожи­да­ясь учи­тель­ских воз­му­ще­ний, пока­зал вырез­ку с той самой ста­тьей, где обо­зна­че­но имя авто­ра – Г.Ф. Лав­крафт. Но всё же пол­но­цен­но­го школь­но­го обра­зо­ва­ния Говард так и не полу­чил, про­дол­жить обра­зо­ва­ние в кол­ле­дже или уни­вер­си­те­те он тоже не смог. Одной из важ­ней­ших при­чин био­гра­фы назы­ва­ют «нерв­ный срыв», прак­ти­че­ски пол­но­стью пара­ли­зо­вав­ший твор­че­скую и соци­аль­ную актив­ность Лав­краф­та на несколь­ко лет.

Но до того, как в его жиз­ни про­изой­дет это мало­при­ят­ное собы­тие, Лав­крафт начи­на­ет писать рас­ска­зы. При­чем пер­вый из извест­ных рас­ска­зов – «Знат­ный согля­да­тай» (счи­та­ет­ся уте­рян­ным) – был напи­сан Лав­краф­том в воз­расте семи лет. Неко­то­рые ран­ние рас­ска­зы сохра­ни­лись бла­го­да­ря его мате­ри. Напри­мер, исто­рия в духе «не гонял­ся б ты, поп, за деше­виз­ной», толь­ко в анту­ра­же мор­ско­го при­клю­че­ния с кар­той сокро­вищ, назы­вав­ша­я­ся «Малень­кая стек­лян­ная бутыл­ка». Капи­тан, про­чи­тав запис­ку с ука­за­ни­ем места пред­по­ла­га­е­мо­го кла­да, реша­ет­ся про­ве­рить точ­ность све­де­ний и обо­га­тить­ся, но автор посла­ния в бутыл­ке ори­ги­наль­но пошу­тил, и бра­во­му капи­та­ну доста­лась лишь скром­ная сум­ма, едва покры­ва­ю­щая рас­хо­ды на путе­ше­ствие, и поуче­ние о вре­де жад­но­сти как бонус. Лав­краф­та в дет­стве, судя по тек­стам, инте­ре­со­ва­ла тема нака­за­ния за про­яв­лен­ную неосмот­ри­тель­ность в поис­ках или иссле­до­ва­ни­ях неиз­вест­ных мест. Поз­же она зазву­чит во весь голос, а пока он пишет исто­рию о малень­ком маль­чи­ке и его млад­шей сест­ре, кото­рые нашли тай­ный (воз­мож­но, остав­лен­ный кон­тра­бан­ди­ста­ми) про­ход в под­ва­ле сво­е­го дома и отпра­ви­лись его иссле­до­вать совсем одни. «Тай­ная пеще­ра, или при­клю­че­ния Джо­на Ли» пока­зы­ва­ет еще один люби­мый при­ем Лав­краф­та – тай­ный про­ход, веду­щий в нед­ра зем­ли, впе­ред, к неиз­ве­дан­но­му и ужас­но­му. Так, неосмот­ри­тель­но рас­чи­стив завал, Джон зато­пил пеще­ру и, хотя он смог спа­стись, его сест­ра уто­ну­ла. Так­же Говард про­бу­ет себя в жан­ре детек­ти­ва («Тай­на клад­би­ща») и при­клю­че­ний («Таин­ствен­ный корабль»), дру­гие дет­ские про­из­ве­де­ния, к сожа­ле­нию, не сохра­ни­лись.

Отдель­но сле­ду­ет отме­тить пол­но­цен­ные рас­ска­зы, напи­сан­ные в 1905 и 1908 году. Это «Зверь в пеще­ре» и «Алхи­мик». «Зверь в пеще­ре» повест­ву­ет о тягост­ном блуж­да­нии поте­ряв­ше­го­ся безы­мян­но­го рас­сказ­чи­ка (часто­го гостя лав­краф­тов­ских исто­рий) в кро­меш­ной тем­но­те древ­ней пеще­ры. Посте­пен­ное нагне­та­ние ужа­са перед тем, что его не най­дут, и он умрет от голо­да, сме­ня­ет­ся силь­ней­шим при­сту­пом стра­ха перед лег­ки­ми, кра­ду­щи­ми­ся шага­ми, кото­рые герой начи­на­ет слы­шать через неко­то­рое вре­мя. В этом рас­ска­зе про­зву­чит излюб­лен­ная тема вырож­де­ния чело­ве­ка в опре­де­лен­ных усло­ви­ях и воз­мож­но­сти «обрат­ной» эво­лю­ции. Герой уби­ва­ет неве­до­мое мути­ро­вав­шее созда­ние и при деталь­ном осмот­ре тру­па пони­ма­ет, что оно неко­гда было чело­ве­ком. Тягост­ная, неуют­ная атмо­сфе­ра ожи­да­ния неиз­беж­ной раз­вяз­ки, герой, не жела­ю­щий верить в кош­мар­ную исти­ну, открыв­шу­ю­ся его гла­зам, и отто­го при­ни­ма­ю­щий и пони­ма­ю­щий прав­ду куда поз­же про­ни­ца­тель­но­го чита­те­ля, впер­вые появ­ля­ют­ся на стра­ни­цах это­го рас­ска­за. «Алхи­мик» тяго­те­ет к рабо­там пио­не­ров готи­че­ско­го рома­на – Анны Рад­к­лиф и Хью Уол­по­ла. Несмот­ря на атмо­сфе­ру неве­до­мо­го и неот­вра­ти­мо­го рока, довле­ю­ще­го над родом де С., всё объ­яс­ня­ет­ся более-менее раци­о­наль­но (если алхи­мию с ее элик­си­ром бес­смер­тия мож­но отне­сти к обла­сти раци­о­наль­но­го). В этих рабо­тах вид­но, как автор ищет себя, про­бу­ет раз­ные направ­ле­ния. Дух экс­пе­ри­мен­та­тор­ства будет сопро­вож­дать Лав­краф­та на про­тя­же­нии всей жиз­ни, неко­то­рые резуль­та­ты будут неудач­ны­ми, неко­то­рые, наобо­рот – шедевраль­ны­ми, хоть сам автор так и не счи­тал. Лав­краф­ту было свой­ствен­но кри­ти­ко­вать свои рабо­ты, вполне воз­мож­но, что он сам уни­что­жил неко­то­рые из ран­них рас­ска­зов, кото­рые, по его мне­нию, ока­за­лись недо­ста­точ­но хоро­ши.

В 1908 году Лав­крафт пол­но­стью пре­кра­ща­ет кон­так­ты с внеш­ним миром. Этот пери­од про­длит­ся до 1913 года. Он не любил вспо­ми­нать об этом вре­ме­ни, и био­гра­фы не рас­по­ла­га­ют досто­вер­ны­ми дан­ны­ми о том, чем жил и зани­мал­ся писа­тель в тече­ние этих пяти лет. В одном из немно­го­чис­лен­ных упо­ми­на­ний об этих годах он писал: «В те дни для меня было невы­но­си­мо взгля­нуть или пого­во­рить с кем-либо, и я пред­по­чи­тал закры­вать­ся от все­го мира, опус­кая тем­ные што­ры и обхо­дясь искус­ствен­ным све­том». Мож­но пред­по­ло­жить кли­ни­че­скую депрес­сию, но точ­но неиз­вест­но, что ее вызва­ло, и какое собы­тие послу­жи­ло ката­ли­за­то­ром для выхо­да из подоб­но­го состо­я­ния. Неко­то­рые био­гра­фы счи­та­ют, что болез­ни, от кото­рых Лав­крафт впо­след­ствии стра­дал всю жизнь, воз­ник­ли после это­го пери­о­да. Самой необыч­ной хро­ни­че­ской болез­нью Лав­краф­та была пой­ки­ло­тер­мия – нагляд­ное дока­за­тель­ство тео­рии эво­лю­ции, зна­чи­тель­но услож­ня­ю­щее жизнь сво­е­му носи­те­лю. Чело­век, под­вер­жен­ный этой болез­ни, не спо­со­бен сохра­нять посто­ян­ную тем­пе­ра­ту­ру тела вне зави­си­мо­сти от окру­жа­ю­щей сре­ды и, подоб­но реп­ти­ли­ям или рыбам, авто­ма­ти­че­ски реа­ги­ру­ет на внеш­нюю тем­пе­ра­ту­ру. Во вре­мя одной из зим Лав­крафт чуть не погиб, поте­ряв созна­ние от пере­охла­жде­ния, но ему помог­ли прий­ти в себя и дой­ти до дома. А в жар­кие дни он, напро­тив, чув­ство­вал себя пре­вос­ход­но и не пере­утом­лял­ся. Лав­крафт научит­ся с этим не толь­ко жить, но и смо­жет путе­ше­ство­вать по стране и даже побы­вать в сосед­ней Кана­де. Но это будет потом, а сей­час Говард занят сочи­не­ни­ем раз­гром­но­го пись­ма в редак­цию жур­на­ла «Арго­си»…

ТВОРЧЕСКИЙ ПОДЪЕМ И ЛЮБИТЕЛЬСКАЯ ЖУРНАЛИСТИКА

Некто Фред Джек­сон пуб­ли­ко­вал сен­ти­мен­таль­ную лите­ра­ту­ру об утра­чен­ных и обре­тен­ных любо­вях, ним­фах и пас­туш­ках. Доволь­но посред­ствен­ный и весь­ма попу­ляр­ный репер­ту­ар, но мисте­ру Джек­со­ну и в голо­ву не мог­ла прий­ти та поле­ми­че­ская буря, кото­рая воз­ник­нет вокруг его скром­ных сочи­не­ний. Говард Фил­липс Лав­крафт узрел в его рабо­тах оскорб­ле­ние для чита­те­лей, наде­лен­ных хоро­шим вку­сом и… излиш­нюю фри­воль­ность, о чем и сооб­щил редак­ции жур­на­ла «Арго­си» хоро­шим, подроб­ным пись­мом на несколь­ко стра­ниц живо­го кри­ти­че­ско­го раз­бо­ра. Пись­мо опуб­ли­ко­ва­ли, и нача­лась пики­ров­ка меж­ду про­тив­ни­ка­ми Джек­со­на и его защит­ни­ка­ми. Одни согла­ша­лись с тем, что джек­со­нов­ская мане­ра «огра­ни­чен­ная, жено­по­доб­ная и места­ми непри­стой­ная». Дру­гие кля­лись при­стре­лить «это­го Лав­краф­та», что­бы он не смел поро­чить сво­и­ми изли­я­ни­я­ми доб­рое имя мисте­ра Джек­со­на. Поле­ми­ка ока­за­лась столь бур­ной, что уто­мив­ша­я­ся редак­ция попро­си­ла оппо­нен­тов при­ми­рить­ся и оста­вить уже сен­ти­мен­таль­ную про­зу в покое, ведь она как про­да­ва­лась, так и будет про­да­вать­ся, и нече­го тут обсуж­дать.

Это выступ­ле­ние в печа­ти при­влек­ло к Лав­краф­ту вни­ма­ние одной из зна­чи­тель­ных орга­ни­за­ций люби­тель­ской прес­сы – ОАЛП². Лав­краф­та заин­те­ре­со­ва­ла новая сфе­ра дея­тель­но­сти, и он с голо­вой погру­зил­ся в бур­ные воды люби­тель­ской жур­на­ли­сти­ки, рас­смат­ри­вая ее как хоб­би. Он так отзы­вал­ся об этой дея­тель­но­сти: «Люби­тель­ская прес­са – это раз­вле­че­ние, но боль­ше, неже­ли про­сто раз­вле­че­ние. По сути, это само­про­из­воль­ное стрем­ле­ние к бес­пре­пят­ствен­но­му худо­же­ствен­но­му выра­же­нию тех, кто не может гово­рить в обще­при­знан­ном лите­ра­тур­ном рус­ле так, как они для себя выбра­ли». Так­же Лав­крафт счи­тал несо­мнен­ным досто­ин­ством люби­тель­ской прес­сы отсут­ствие пого­ни за при­бы­лью. Дело в том, что лите­ра­ту­ру он не рас­смат­ри­вал как сред­ство зара­бот­ка – это недо­стой­но джентль­ме­на. Достой­ным при­зна­ва­лось зани­мать­ся интел­лек­ту­аль­ной рабо­той ради сво­е­го соб­ствен­но­го удо­воль­ствия и раз­вле­че­ния. Одна­ко мате­ри­аль­ное поло­же­ние Лав­краф­та остав­ля­ло желать луч­ше­го, и ему при­шлось все­рьез рас­смат­ри­вать воз­мож­ность зара­бот­ка лите­ра­тур­ным и редак­тор­ским тру­дом.

В кон­це 2010‑х появи­лась «заме­ча­тель­ная» тен­ден­ция – отря­хи­вать пыль с расиз­ма, фашиз­ма и еще бог весть како­го «изма» людей, заслу­жив­ших при­зна­ние в той или иной обла­сти искус­ства, и мусо­лить до дыр. Не стал исклю­че­ни­ем и Лав­крафт. В 1910‑х, да и мно­го поз­же неко­то­рые про­све­щен­ные и вполне гума­ни­сти­че­ски настро­ен­ные пред­ста­ви­те­ли искус­ства и интел­ли­ген­ции при­ня­ли на воору­же­ние и пове­ри­ли в тео­рию о пре­вос­ход­стве опре­де­лен­ных (арий­ских) рас над всем осталь­ным разум­ным миром. Тео­рия была нена­уч­на, дока­за­тель­ства стро­и­лись из воз­ду­ха и веры в соб­ствен­ную избран­ность. Послед­ний пункт осо­бен­но под­ку­пал, и Лав­крафт тоже поз­во­лил себе увлечь­ся эти­ми столь удач­но нало­жив­ши­ми­ся на его вос­пи­та­ние иде­я­ми. Да, он при­дер­жи­вал­ся опре­де­лен­ных уль­тра­кон­сер­ва­тив­ных взгля­дов, но, как пра­ви­ло, эти взгля­ды оста­ва­лись на бума­ге или в раз­го­во­рах, а в жиз­ни он был вос­пи­тан­ным и доб­ро­же­ла­тель­ным чело­ве­ком, вер­ным мужем и надеж­ным дру­гом, и это куда важ­нее напи­сан­ных в юно­ше­ском запа­ле ста­тей или рас­ска­зов.

С люби­тель­ской жур­на­ли­сти­кой свя­зан один важ­ный момент твор­че­ской био­гра­фии писа­те­ля – у Лав­краф­та появ­ля­ют­ся пер­вые кли­ен­ты на лите­ра­тур­ную обра­бот­ку руко­пи­сей. Этот род дея­тель­но­сти про­из­во­дит дво­я­кое впе­чат­ле­ние. С одной сто­ро­ны, рабо­та над чужи­ми, часто ужас­но напи­сан­ны­ми про­из­ве­де­ни­я­ми, и пре­вра­ще­ние их, если не в кон­фет­ку, то в удо­бо­ва­ри­мое чти­во, отни­ма­ет очень мно­го вре­ме­ни. К тому же этот каторж­ный труд при­но­сит весь­ма скром­ный доход, кото­ро­го с тру­дом хва­та­ет на суще­ство­ва­ние, это при том, что мно­гим кор­ре­спон­ден­там при­хо­дит­ся по несколь­ко раз напо­ми­нать, что пора бы и рас­пла­тить­ся за рабо­ту. С дру­гой сто­ро­ны, рабо­та «лите­ра­тур­ным при­зра­ком» дала несколь­ко инте­рес­ных и даже вос­хи­ти­тель­ных работ в тех слу­ча­ях, когда соав­тор вкла­ды­вал мини­мум соб­ствен­ных идей, предо­став­ляя Лав­краф­ту сво­бо­ду дей­ствия. Напри­мер, «Про­кля­тье Йига» и «Кур­ган», напи­сан­ные с Зели­ей Бишоп. Вклад послед­ней в текст «Кура­га­на» огра­ни­чил­ся одним пред­ло­же­ни­ем: «В этих местах есть древ­ний индей­ский кур­ган, где оби­та­ет без­го­ло­вое при­ви­де­ние. Порой оно при­ни­ма­ет жен­ский облик». И сто­ит толь­ко пора­жать­ся талан­ту Лав­краф­та, кото­рый выстро­ил на этой сюжет­ной посыл­ке мно­го­уров­не­вую исто­рию о под­зем­ной циви­ли­за­ции К’ньяна, его тем­ных богах и кро­ва­вых обы­ча­ях.

И еще один важ­ный момент, свя­зан­ный с рас­ши­ре­ни­ем кру­га обще­ния бла­го­да­ря люби­тель­ской жур­на­ли­сти­ке, на кото­рый сету­ют прак­ти­че­ски все био­гра­фы Лав­краф­та, – появ­ле­ние обшир­ной пере­пис­ки. Боль­шая часть твор­че­ско­го насле­дия Лав­краф­та сосре­до­то­че­на в мно­го­чис­лен­ных пись­мах, до сих пор не издан­ных в пол­ном соста­ве³. Сре­ди его кор­ре­спон­ден­тов были как кли­ен­ты на лите­ра­тур­ную обра­бот­ку, так и про­сто раз­де­ляв­шие его взгля­ды или инте­ре­су­ю­щи­е­ся его твор­че­ством люди. В кру­гу пере­пис­ки он нахо­дит вер­ных и инте­рес­ных дру­зей, кото­рые и сами были талант­ли­вы­ми лите­ра­то­ра­ми. Мно­гие из них под­дер­жи­ва­ли с Лав­краф­том пере­пис­ку до кон­ца его (или сво­ей) жиз­ни. Он подру­жил­ся с худож­ни­ком, поэтом и писа­те­лем Клар­ком Эшто­ном Сми­том, назы­вая его в шут­ку Клар­каш-тоном, пер­во­свя­щен­ни­ком Тсат­то­гуа. Спо­рил с Робер­том И. Говар­дом, кото­рый вос­хи­щал­ся мане­ре Лав­краф­та веж­ли­во согла­шать­ся со все­ми поло­же­ни­я­ми дру­же­ско­го посла­ния в пер­вой поло­вине пись­ма, что­бы раз­бить их в пух и прах во вто­рой, разу­ме­ет­ся, весь­ма так­тич­но. Здесь же он нашел доб­ро­воль­но­го лите­ра­тур­но­го аген­та в лице про­бив­но­го Авгу­ста Дер­ле­та, не оста­вив­ше­го свои тру­ды по попу­ля­ри­за­ции насле­дия дру­га после его смер­ти.

Но самым глав­ным собы­ти­ем это­го ново­го эта­па жиз­ни Говар­да Лав­краф­та ста­но­вит­ся рас­цвет его соб­ствен­но­го твор­че­ства. В пери­од с 1917 по 1922 год он созда­ет свы­ше 30 рас­ска­зов, не счи­тая сти­хо­тво­ре­ний и одной пье­сы. В это же вре­мя он откры­ва­ет для себя дру­го­го неве­ро­ят­но талант­ли­во­го писа­те­ля – ирланд­ца по име­ни Эдвард План­кетт, под­пи­сы­вав­ше­го свои про­из­ве­де­ния про­сто – лорд Дан­сей­ни. Лав­крафт даже посе­щал твор­че­ский вечер Дан­сей­ни, когда тот при­ез­жал в Аме­ри­ку. Он постес­нял­ся взять авто­граф, оправ­дав свою робость «неже­ла­ни­ем рабо­леп­ство­вать» перед зна­ме­ни­то­стью, но ему хва­ти­ло сме­ло­сти на целую оду твор­че­ству и лич­но­сти писа­те­ля. Это про­из­ве­де­ние было пере­да­но Дан­сей­ни, за что он сдер­жан­но побла­го­да­рил Лав­краф­та и поже­лал ему твор­че­ских успе­хов. Боль­ше писа­те­ли не обща­лись и не встре­ча­лись, но отно­ше­ние Лав­краф­та к Дан­сей­ни навсе­гда оста­нет­ся доб­ро­же­ла­тель­ным и вос­хи­щен­ным, даже когда он рас­про­ща­ет­ся со схо­жей мане­рой пись­ма в сво­ем соб­ствен­ном твор­че­стве. В эссе «Сверхъ­есте­ствен­ный ужас в лите­ра­ту­ре» он отзо­вет­ся о сво­ем куми­ре как о поэте, кото­рый «дела­ет поэта­ми сво­их чита­те­лей».

Сто­ит выде­лить рас­сказ «Дагон», напи­сан­ный в 1917 году, кото­рый иссле­до­ва­те­ли при­чис­ля­ют к «Мифам Ктул­ху», и не без осно­ва­ний. Здесь появ­ля­ет­ся один из Вели­ких Древ­них, кото­ро­му в более позд­нем рас­ска­зе покло­ня­ет­ся раса разум­ных рыбо­лю­дей – глу­бо­ко­вод­ных. В этой исто­рии его роль пас­сив­на – он суще­ству­ет. Одна­ко это­го про­сто­го зна­ния ока­зы­ва­ет­ся доста­точ­но для того, что­бы све­сти безы­мян­но­го героя с ума и при­ве­сти к гибе­ли. Так­же здесь впер­вые со дна мор­ско­го, вслед­ствие при­род­но­го ката­клиз­ма, под­ни­ма­ет­ся доволь­но боль­шой уча­сток суши со сле­да­ми неиз­вест­ной чело­ве­че­ству циви­ли­за­ции: огром­ный обе­лиск с баре­лье­фа­ми, изоб­ра­жа­ю­щи­ми повсе­днев­ную жизнь антро­по­морф­ны­х⁴ мор­ских гиган­тов. Лав­крафт в этом рас­ска­зе начи­на­ет тему «тай­ной» гео­гра­фии Зем­ли и воз­мож­но­сти суще­ство­ва­ния в одном вре­ме­ни и про­стран­стве с чело­ве­ком древ­них и, как пра­ви­ло, враж­деб­ных ему циви­ли­за­ций и божеств. Гля­дя на Даго­на, совер­ша­ю­ще­го при­выч­ный обряд покло­не­ния и даже не осо­бен­но уди­вив­ше­го­ся подъ­ему мор­ско­го дна на поверх­ность, герой ощу­ща­ет соб­ствен­ную бес­по­мощ­ность и ничто­же­ство перед лицом неиз­ве­дан­ной угро­зы, кото­рая до поры скры­та на дне мор­ском. Эта навяз­чи­вая идея, раз­ви­ва­ю­ща­я­ся в манию пре­сле­до­ва­ния, застав­ля­ет его пове­рить в то, что Дагон явит­ся за ним. Герой при­кос­нул­ся к запрет­ным зна­ни­ям и ожи­да­ет нака­за­ние за то, что уви­дел нечто, не пред­на­зна­чен­ное для люд­ских глаз. Он вооб­ра­жа­ет страш­ные кары и даже слы­шит шле­па­ю­щие шаги на лест­ни­це, но Дагон не поки­дал мор­ско­го дна и, вполне воз­мож­но, даже не обра­тил вни­ма­ния на то, что его кто-то там уви­дел. Он про­сто суще­ству­ет. И это­го доста­точ­но для того, что­бы герой, а вме­сте с ним и чита­тель, ужас­ну­лись.

«Дагон», впер­вые опуб­ли­ко­ван­ный в 1919 году в жур­на­ле «Vagrant», вызвал широ­кий чита­тель­ский отклик сре­ди пред­ста­ви­те­лей ассо­ци­а­ции, и Лав­краф­ту при­шлось напи­сать объ­ем­ное эссе «В защи­ту Даго­на» в 1921 году. Эссе пере­да­ет ряд основ­ных идей его миро­воз­зре­ния: ате­изм, оди­но­че­ство и бес­си­лие чело­ве­ка перед лицом рав­но­душ­ной Все­лен­ной, мате­ри­а­лизм. Читать его несколь­ко затруд­ни­тель­но, т.к. Лав­крафт напря­мую обра­ща­ет­ся к оппо­нен­там, под­ра­зу­ме­вая, что чита­те­ли зна­ко­мы с отзы­ва­ми и общим ходом поле­ми­ки вокруг рас­ска­за. Совре­мен­но­му чита­те­лю это недо­ступ­но, хотя общий смысл отсле­дить вполне воз­мож­но. Осо­бен­но лав­краф­тов­ская кон­цеп­ция миро­зда­ния, начи­сто лишен­ная антро­по­цен­триз­ма⁵ и не име­ю­щая отно­ше­ния к хри­сти­ан­ству, доса­ди­ла неко­е­му мисте­ру Уикен­де­ну. Этот оппо­нент ярост­но отста­и­ва­ет нали­чие выс­шей боже­ствен­ной сущ­но­сти и воз­мож­ность веч­но­сти для чело­ве­че­ской души. Лав­крафт же опро­вер­га­ет эти поло­же­ния, поль­зу­ясь есте­ствен­но­на­уч­ны­ми зна­ни­я­ми и… фило­со­фи­ей Фри­дри­ха Ниц­ше (идея о «веч­ном возвращении»⁶). Он вос­кли­ца­ет: «Один чест­ный Ниц­ше сто­ит дюжи­ны насмеш­ни­ков. И Гре­ция, чья куль­ту­ра была вели­чай­шей из всех, пред­ше­ство­ва­ла хри­сти­ан­ству и поро­ди­ла мате­ри­а­лизм». Бес­смер­тие откро­вен­но пуга­ет Лав­краф­та бес­ко­неч­но­стью неудо­вле­тво­рен­но­го и неза­вер­шен­но­го суще­ство­ва­ния, а если вспом­нить, каки­ми бога­ми он насе­лил бес­край­ний кос­мос, то волей-нево­лей согла­сишь­ся с утвер­жде­ни­ем о том, что «нет ниче­го луч­ше забве­ния».

В дру­гих рас­ска­зах это­го пери­о­да Лав­крафт обра­ща­ет­ся к миру снов и древ­ней исто­рии чело­ве­че­ства, разу­ме­ет­ся, вымыш­лен­ной. «Белый корабль» про­во­дит героя сквозь вол­шеб­ные стра­­ны-алле­­го­рии в гавань Сона-Нил, где нет ста­ро­сти и смер­ти, а веч­ность длит­ся один день. Но чело­ве­че­ская при­ро­да тако­ва, что не может про­ти­вить­ся соб­ствен­но­му любо­пыт­ству, поэто­му смот­ри­тель мая­ка убеж­да­ет капи­та­на Бело­го кораб­ля отпра­вить­ся на поис­ки мифи­че­ской Кату­рии – еще более совер­шен­ной и вели­ко­леп­ной стра­ны. И этот поиск луч­ше­го обо­ра­чи­ва­ет­ся гибе­лью кораб­ля и воз­вра­ще­ни­ем сно­ход­ца в реаль­ность. «Кош­ки Уль­та­ра» напо­ми­на­ют о люб­ви Лав­краф­та к этим гра­ци­оз­ным созда­ни­ям, поэто­му зло­ве­щие ста­рик со ста­ру­хой кара­ют­ся по всей стро­го­сти за бес­при­чин­ную жесто­кость, а в самом горо­де при­ни­ма­ют закон о непри­кос­но­вен­но­сти кошек. Бар­заи Муд­рый, решив­ший про­ник­нуть в тай­ны миро­зда­ния и уви­деть танец зем­ных богов на вер­шине Хатег-Кла, гиб­нет, успев пре­ду­пре­дить сво­е­го уче­ни­ка Ата­ла о том, что здесь весе­лят­ся «Иные боги». Эти боги еще пока­жут­ся на стра­ни­цах рома­на «Сом­нам­бу­ли­че­ский поиск Неве­до­мо­го Када­та». «Ира­нон» – вопло­ще­ние веч­но юной надеж­ды, про­хо­дя по горо­дам и весям, поет пес­ни о вол­шеб­ном горо­де Эйре и водо­па­дах кро­хот­ной Крэй, но ему не суж­де­но добрать­ся до горо­да сво­ей юно­сти, ведь это – сон во сне.

Особ­ня­ком сто­ит «Кара­ю­щий рок над Сар­на­том», где тема неот­вра­ти­мо­го нака­за­ния за бес­при­чин­ную жесто­кость пере­кли­ка­ет­ся с нече­ло­ве­че­ской логи­кой иных божеств. Жите­ли горо­да Иб, спу­стив­ши­е­ся с Луны, мол­ча­ли­во жили на бере­гу озе­ра близ ска­лы Аку­ри­он; они не были людь­ми и нико­го, кро­ме самих людей, это не бес­по­ко­и­ло. Одна­жды ночью осо­бо обес­по­ко­ен­ные люди Сар­на­та уни­что­жи­ли город Иб вме­сте с жите­ля­ми и забра­ли идол Бокру­га, кото­ро­му те покло­ня­лись, как тро­фей. Несмот­ря на побе­ду, с вер­хов­ным жре­цом Сар­на­та про­ис­хо­дит нечто ужас­ное, но он успе­ва­ет наца­ра­пать на поста­мен­те Бокру­га пре­ду­пре­жде­ние о надви­га­ю­щем­ся роке. И здесь всту­па­ют зако­ны боже­ствен­ной логи­ки. Для Бокру­га пре­ступ­ле­ние жите­лей Сар­на­та не име­ет сро­ка дав­но­сти, поэто­му совер­шив­ше­е­ся через тыся­чу лет воз­мез­дие для него так же логич­но, как немед­лен­ная кара. Но чело­ве­ку не дано постичь эту логи­ку, пото­му что он, по Лав­краф­ту, веч­но­сти лишен и мыс­лить подоб­ны­ми мас­шта­ба­ми и кате­го­ри­я­ми неспо­со­бен в прин­ци­пе и пото­му обре­чен.

Но всё же есть в пан­теоне Вели­ких Древ­них место для тако­го чело­ве­че­ско­го, слиш­ком чело­ве­че­ско­го Нъяр­латхо­те­па. Лав­крафт гово­рил, что это имя яви­лось ему во сне вме­сте с обра­зом таин­ствен­но­го чаро­дея из Егип­та, пере­рос­шим впо­след­ствии в Гла­ша­тая воли богов и Чер­но­го чело­ве­ка салем­ских ведьм. В корот­ком рас­ска­зе «Нъяр­латхо­теп» он пред­ста­ет в обли­ке фокус­­ни­ка-гип­­но­ти­­зе­­ра, пока­зы­ва­ю­ще­го таин­ствен­ные кар­ти­ны буду­ще­го и чуде­са с элек­три­че­ством (веро­ят­но, эта чер­та была поза­им­ство­ва­на у Нико­лы Тес­лы). Толь­ко кар­ти­ны мисти­че­ским обра­зом про­са­чи­ва­ют­ся в реаль­ность, и герой обна­ру­жи­ва­ет себя иду­щим в строй­ной колонне навстре­чу гибе­ли чело­ве­че­ства. В «Сом­нам­бу­ли­че­ском поис­ке Неве­до­мо­го Када­та» Ньяр­латхо­теп пони­ма­ет мыс­ли и жела­ния Кар­те­ра и даже про­сит его выгнать лени­вых богов зем­ли из золо­то­го горо­да вос­по­ми­на­ний, пыта­ясь погу­бить послед­не­го боль­ше по инер­ции и без осо­бо­го жела­ния. По всей веро­ят­но­сти он не рас­стро­ил­ся, узнав, что Кар­тер смог проснуть­ся и уви­деть тот самый город меч­ты, осве­щен­ный луча­ми вос­хо­дя­ще­го солн­ца. И из всех божеств лав­краф­тов­ско­го пан­тео­на Ньяр­латхо­теп и в позд­них рас­ска­зах будет являть­ся в мир в антро­по­морф­ном обли­ке Чер­но­го чело­ве­ка, вполне пред­ста­ви­мом и опи­су­е­мом.

В 1921 году был осно­ван самый зна­ме­ни­тый город, кото­ро­го нет ни на одной кар­те Аме­ри­ки, – Арк­хем. И про­изо­шло это зна­ме­на­тель­ное собы­тие в рас­ска­зе «Кар­тин­ка в ста­рой кни­ге». Здесь писа­тель не вхо­дит в город, дей­ствие рас­ска­за раз­во­ра­чи­ва­ет­ся непо­да­ле­ку. Застиг­ну­тый лив­нем пут­ник пыта­ет­ся укрыть­ся в ста­ром коло­ни­аль­ном доме и чуть не ста­но­вит­ся жерт­вой его оби­та­те­ля, поме­шав­ше­го­ся на кар­тин­ке в очень ста­рой и любо­пыт­ной книж­ке, пока­зы­ва­ю­щей лав­ку мяс­ни­ка из дале­ких афри­кан­ских земель, раз­де­лы­ва­ю­ще­го очень необыч­ное мясо. Иссле­до­ва­те­ли твор­че­ства Лав­краф­та ассо­ци­и­ру­ют Арк­хэм с Сале­мом, про­сла­вив­шим­ся на весь мир за счет мас­со­вой исте­рии на поч­ве веры в ведьм и чер­ную магию, при­вед­шей к не менее мас­со­вым аре­стам и каз­ням. Извест­но, что Лав­крафт несколь­ко раз посе­щал Салем и инте­ре­со­вал­ся мате­ри­а­ла­ми, отно­ся­щи­ми­ся к салем­ско­му про­цес­су, в мест­ной биб­лио­те­ке.

1920‑е годы бога­ты на появ­ле­ние зна­ко­вых сквоз­ных фигур и мест во все­лен­ной Лав­краф­та. В рас­ска­зе «Безы­мян­ный город» он вспо­ми­на­ет о сво­ем дет­ском увле­че­нии сказ­ка­ми «Тыся­чи и одной ночи» и пере­но­сит место дей­ствия в глу­би­ну ара­вий­ской пусты­ни, где нахо­дит­ся настоль­ко древ­ний город, что даже име­ни у него не сохра­ни­лось. Но «это было то самое место, кото­рое безум­ный поэт Абдул Аль-Хаз­ред уви­дел в сво­их гре­зах за ночь до того, как сло­жил зага­доч­ное дву­сти­шие…» Всё вер­но, Аль-Хаз­ред не сра­зу стал авто­ром самой зна­ме­ни­той кни­ги по оккуль­тиз­му, тай­ной гео­гра­фии и сек­рет­ной исто­рии Зем­ли, сна­ча­ла он был про­сто поэтом, но уже безум­ным. Появив­шись раз на стра­ни­цах это­го рас­ска­за, он уже не поки­дал твор­че­ство сво­е­го созда­те­ля и даже обза­вел­ся соб­ствен­ной био­гра­фи­ей, где опи­сы­ва­ет­ся его гибель ясным днем и при боль­шом скоп­ле­нии наро­да в пасти незри­мо­го чудо­ви­ща. При­чи­ной такой неза­вид­ной судь­бы было про­ник­но­ве­ние в глу­би­ны запрет­ных зна­ний и созда­ние «Некро­но­ми­ко­на», впер­вые появив­ше­го­ся в биб­лио­те­ке фана­тич­ных поклон­ни­ков Смер­ти и рас­хи­ти­те­лей гроб­ниц в рас­ска­зе «Пес» в 1922 году.

Лав­крафт на про­тя­же­нии всей твор­че­ской био­гра­фии не чуж­дал­ся экс­пе­ри­мен­тов. Так, в рас­ска­зе «Гер­берт Уэст – реани­ма­тор» он попро­бо­вал создать серию, раз­бив его на несколь­ко частей для пуб­ли­ка­ции в люби­тель­ском изда­нии «Home Brew». Прав­да, Лав­крафт не сооб­ра­зил, как пра­виль­но делать «сери­аль­ный» рас­сказ, и в каж­дой новой части крат­ко пере­ска­зы­вал сюжет преды­ду­щей. Одна­ко, несмот­ря на этот, услож­ня­ю­щий вос­при­я­тие недо­ста­ток, исто­рия полу­чи­лась захва­ты­ва­ю­щая и дина­мич­ная. Здесь Лав­крафт затра­ги­ва­ет тему экс­тре­маль­ной нау­ки, поз­во­ля­ю­щей ковер­кать ткань миро­зда­ния и нару­шать зако­ны при­ро­ды. Гер­берт Уэст ни мно­го ни мало пла­ни­ру­ет побе­дить саму Смерть с помо­щью сыво­рот­ки, воз­вра­ща­ю­щей доста­точ­но «све­жих» покой­ни­ков к жиз­ни. Не без побоч­ных эффек­тов, но всё же успеш­но. Но пра­во­мер­но ли такое вме­ша­тель­ство и может ли оно быть без­опас­ным для уче­но­го и дру­гих людей? Ответ одно­зна­чен. Гер­берт Уэст в пря­мом смыс­ле при­со­еди­ня­ет­ся к ком­па­нии живых мерт­ве­цов и исче­за­ет на гла­зах у сво­е­го изум­лен­но­го и напу­ган­но­го асси­стен­та. К сери­аль­ной фор­ме Лав­крафт обра­тит­ся в позд­ней­шем рас­ска­зе «Зата­ив­ший­ся страх», но здесь, при­няв во вни­ма­ние осо­бен­ность жан­ра, он не повто­ря­ет той же ошиб­ки, что и в «Реани­ма­то­ре». Новые части не пере­ска­зы­ва­ют преды­ду­щие, и повест­во­ва­ние длит­ся без вынуж­ден­ных оста­но­вок. В этой исто­рии Лав­крафт обра­ща­ет­ся к теме вырож­де­ния и дегра­да­ции чело­ве­че­ства, воз­мож­ной при опре­де­лен­ных усло­ви­ях (в дан­ном слу­чае – кро­во­сме­ше­ние). Лав­крафт был уве­рен в том, что в чело­ве­ке все­гда при­сут­ству­ет зве­ри­ное нача­ло, достав­ше­е­ся ему от дале­ких пред­ков по линии эво­лю­ции. Циви­ли­за­ция защи­ща­ет хруп­кую пси­хи­ку от «живот­ных» про­яв­ле­ний, тогда как отсут­ствие обра­зо­ва­ния, врож­ден­ные дефек­ты раз­ви­тия, вызван­ные осо­бен­но­стя­ми про­ис­хож­де­ния, и алко­голь⁷, спо­соб­ны про­бу­дить чудо­ви­ще и лишить чело­ве­ка его обли­ка и само­со­зна­ния. Про­кля­тый род, живу­щий в под­зем­ных ходах и под­ва­лах забро­шен­но­го особ­ня­ка, неве­ро­ят­но раз­мно­жил­ся и напа­да­ет на близ­ле­жа­щие дерев­ни. Герой рас­ска­за рас­сле­ду­ет дело о резне и исчез­но­ве­ни­ях в окру­ге, погру­жа­ясь в мест­ные леген­ды. Исти­на ока­зы­ва­ет­ся про­ста и отвра­ти­тель­на – людей уби­ва­ли и пожи­ра­ли люди, дегра­ди­ро­вав­шие и поте­ряв­шие чело­ве­че­ский облик.

Так­же в этот пери­од появ­ля­ет­ся еще один «сквоз­ной» герой твор­че­ства Говар­да Лав­краф­та – Рэн­дольф Кар­тер. Изна­чаль­но Лав­крафт отож­деств­лял себя с Кар­те­ром, но со вре­ме­нем отка­зал­ся от этой идеи, и в послед­ней исто­рии о при­клю­че­ни­ях это­го героя он прин­ци­пи­аль­но изби­ра­ет для себя иное аль­­­тер-эго. Впер­вые герой появ­ля­ет­ся в мисти­че­ской исто­рии «Пока­за­ния Рэн­доль­фа Кар­те­ра», где вме­сте со сво­им дру­гом Хар­ли Уор­ре­ном отправ­ля­ет­ся иссле­до­вать ста­рин­ный некро­поль, что­бы про­ник­нуть в тай­ны посмерт­но­го бытия и най­ти отве­ты на любо­пыт­ные вопро­сы. Напри­мер, поче­му неко­то­рые тру­пы не гни­ют и не обра­ща­ют­ся в прах, но сохра­ня­ют­ся на про­тя­же­нии дол­го­го вре­ме­ни нетлен­ны­ми? Внят­но­го отве­та на это «поче­му» добьет­ся толь­ко Уор­рен, но поде­лить­ся сво­им откры­ти­ем уже не смо­жет – у древ­них тайн есть свои хра­ни­те­ли, поща­див­шие Кар­те­ра толь­ко пото­му, что тот так ниче­го и не узнал. В «Неиме­ну­е­мом» Кар­тер, так и не научив­ший­ся избе­гать клад­бищ и скле­пов с дур­ной репу­та­ци­ей, рас­ска­зы­ва­ет сво­е­му ново­му дру­гу исто­рию о таин­ствен­ном гибри­де чело­ве­ка и чудо­ви­ща, неко­гда жив­шем на этом самом клад­би­ще и про­дол­жав­шем являть­ся в мир в виде при­зра­ка, доволь­но агрес­сив­но­го. И дух явля­ет­ся, нагляд­но про­де­мон­стри­ро­вав дру­­гу-ске­п­ти­ку тот факт, что в лите­ра­тур­ном про­из­ве­де­нии, как и в самой жиз­ни, есть место для вещей и созда­ний, чей облик столь ужа­сен и невоз­мо­жен для вос­при­я­тия, что толь­ко и оста­ет­ся назвать их неиме­ну­е­мы­ми. «Сереб­ря­ный ключ» повест­ву­ет о попыт­ке Кар­те­ра най­ти спо­соб вер­нуть­ся в Стра­ну Снов и в луч­шие годы сво­ей жиз­ни, убе­жать из опо­сты­лев­шей гру­бой реаль­но­сти, в кото­рой не ценят воз­вы­шен­ных фан­та­зий, и ему это уда­ет­ся с помо­щью таин­ствен­но­го клю­ча. 

«Сом­нам­бу­ли­че­ский поиск Неве­до­мо­го Када­та» – роман, кото­рый Лав­крафт счи­тал «дан­се­ни­ан­ской сказ­кой» и не желал пуб­ли­ко­вать и дора­ба­ты­вать, сюжет­но рас­по­ла­га­ет­ся меж­ду дет­ством героя и его поис­ком Сереб­ря­но­го клю­ча. Здесь созда­ет­ся наи­бо­лее пол­ная кар­ти­на Стра­ны Снов, ее гео­гра­фия, зна­чи­мые места, но при этом как-то сум­бур­но. Места, кото­рые в ран­них рас­ска­зах кажут­ся частью услов­ной древ­ней исто­рии (Сар­нат, Ола­тоэ), вдруг ока­зы­ва­ют­ся в мире сно­ви­де­ний. А в позд­них рабо­тах пла­то Лэнг пере­ко­чу­ет на Зем­лю и, вме­сте с Неве­до­мым Када­том, ока­жет­ся в Антарк­ти­де. Завер­ша­ет исто­рию Рэн­доль­фа Кар­те­ра рас­сказ «Вра­та Сереб­ря­но­го клю­ча», напи­сан­ный в соав­тор­стве с Прай­сом (от кото­ро­го в ито­го­вом вари­ан­те почти ниче­го не оста­лось). Здесь Кар­тер встре­ча­ет­ся с самим Йог-Сото­том и отправ­ля­ет­ся в путе­­ше­ствие-пере­­се­ле­­ние души на Йадит. Но Вели­кий Древ­ний то ли шут­ки ради, то ли в силу все­лен­ско­го рав­но­ду­шия не удо­су­жил­ся сооб­щить герою, что очень важ­ную и нуж­ную вещь – шка­тул­ку от клю­ча – сто­и­ло захва­тить с собой. В этом рас­ска­зе Лав­крафт уже не отож­деств­ля­ет себя с Кар­те­ром, наобо­рот, он выбрал сво­им аль­­­тер-эго ста­ро­го мисти­ка из Про­ви­ден­са – Уор­да Фил­лип­са, кото­рый утвер­жда­ет, что Кар­тер не исчез, но жив и стран­ству­ет в неве­до­мых мирах.

Погру­зив­шись в вооб­ра­жа­е­мые миры, лег­ко забыть о реаль­но­сти, вер­нем­ся к самом Лав­краф­ту и одно­му из его увле­че­ний. Мно­гие чита­те­ли, зна­ко­мясь толь­ко с исто­ри­я­ми ужа­сов Лав­краф­та, рису­ют в сво­ем вооб­ра­же­нии мрач­ный образ отшель­­­ни­ка-затвор­­ни­ка, кото­рый и в страш­ном сне шуток шутить не будет а из дома вый­дет толь­ко впе­ред нога­ми. Отшель­ни­ком Лав­крафт был недол­гий пери­од сво­ей жиз­ни, о чем гово­ри­лось выше, а боль­шую часть вре­ме­ни он ста­рал­ся путе­ше­ство­вать как по род­но­му Род-Айлен­­ду, так и по дру­гим шта­там, и даже бывал в канад­ском Кве­бе­ке. И его путе­ше­ствия, встре­чи и про­гул­ки с дру­зья­ми, ста­но­ви­лись мате­ри­а­лом для рас­ска­зов. Салем поро­дил Арк­хэм. Посе­ще­ние ста­ро­го клад­би­ща у рефор­мат­ской церк­ви в Бруклине с С. Лавм­эном тоже не обо­шлось без послед­ствий. Лав­краф­ту захо­те­лось уне­сти что-то на память, и он отко­лу­пал кусо­чек древ­ней могиль­ной пли­ты. А потом при­ду­мал чудо­ви­ще, кото­рое мог­ло бы пре­сле­до­вать его за совер­шен­ное свя­то­тат­ство, и напи­сал рас­сказ «Пес». Поезд­ка в Вер­монт пода­ри­ла мрач­ные и вели­че­ствен­ные пей­за­жи по доро­ге на отда­лен­ную фер­му мисте­ра Эйк­ли в «Шеп­чу­щем во тьме», а из Мар­бл­хэ­да вырос Кинг­спорт. И это дале­ко не все места, в кото­рых побы­вал писа­тель.

Мне­ние о том, что Лав­крафт всю жизнь про­жил в Про­ви­ден­се так­же оши­боч­но – он жил в Нью-Йор­­ке и вынес об этом «кот­ле наций» самые небла­го­при­ят­ные вос­по­ми­на­ния за неко­то­рым исклю­че­ни­ем – встре­чи с дру­зья­ми и брак с Соней Грин отно­си­лись к послед­ним. Нью-Йорк пода­рил мрач­ные под­зем­ные лаби­рин­ты куль­ти­стов в Ред-Хуке и фос­фо­рес­ци­ру­ю­щую демо­ни­цу Лилит с ее мерт­вым жени­хом. Ста­рик в стран­ных одеж­дах при­гла­шал неко­е­го моло­до­го чело­ве­ка, обо­жа­ю­ще­го ста­рин­ную архи­тек­ту­ру, про­гу­лять­ся по ноч­но­му горо­ду и загля­нуть в про­шлое в рас­ска­зе «Он». В этом же рас­ска­зе зву­чит отчет­ли­во выска­зан­ное жела­ние вер­нуть­ся на луга род­ной Новой Англии, кото­рое Лав­крафт и испол­нил.

В одном из писем в редак­цию «Wierd Tales» Лав­крафт рас­ска­зы­ва­ет исто­рию о том, как он со сво­им дру­гом Эдди отпра­вил­ся в захо­луст­ную дере­вуш­ку Чепа­чет на поис­ки таин­ствен­но­го Тем­но­го боло­та, кото­рое, по опи­са­ни­ям мест­ных ста­ро­жи­лов, было нехо­же­ным, насе­лен­ным раз­но­об­раз­ны­ми таин­ствен­ны­ми зверь­ми и вооб­ще поль­зо­ва­лось дур­ной сла­вой. Лав­крафт с юмо­ром пишет о том, чем на самом деле может ока­зать­ся таин­ствен­ное боло­то: «Веро­ят­но, оно ока­жет­ся ско­пи­щем чах­лых кустов с несколь­ки­ми дож­де­вы­ми лужа­ми и парой воро­бьев – но до наше­го разо­ча­ро­ва­ния мы будем думать о месте, слов­но о сокры­том лого­ве кош­ма­ра и непо­сти­жи­мо­го зла…» Най­ти боло­то у дру­зей так и не полу­чи­лось: они почти весь день про­блуж­да­ли в лесу, страш­но уста­ли и в ито­ге бро­си­ли поис­ки.

Было бы неспра­вед­ли­во обой­ти мол­ча­ни­ем одну жен­щи­ну, кото­рая про­из­ве­ла на Лав­краф­та неиз­гла­ди­мое впе­чат­ле­ние – Соню Грин. В 1921 году Говард Фил­липс Лав­крафт зна­ко­мит­ся с оба­я­тель­ной жен­щи­ной, писа­­те­лем-люби­­те­лем и сво­ей буду­щей женой – Соней Грин. Соня была рус­ской еврей­кой по про­ис­хож­де­нию, эми­гри­ро­ва­ла с семьей сна­ча­ла в Англию, потом в Аме­ри­ку и на момент зна­ком­ства с Лав­краф­том была моло­дой вдо­вой и успеш­ным моде­лье­ром. Она заин­те­ре­со­ва­лась им после несколь­ких встреч в ОАЛП и пере­пис­ки. Лав­крафт про­яв­лял сдер­жан­ный инте­рес, не выхо­дя­щий за рам­ки дру­же­ско­го обще­ния, поэто­му Соня взя­ла ини­ци­а­ти­ву на себя.

В 1924 году тету­шек Говар­да сра­зи­ло напо­вал изве­стие – их маль­чик женил­ся, и на ком? Дамы были в глу­бо­ком шоке и, как две суро­вые све­кро­ви, отнес­лись к невест­ке крайне неодоб­ри­тель­но. Впро­чем, в пер­вые годы сов­мест­ной жиз­ни это не игра­ло осо­бой роли. Пока у Сони был про­цве­та­ю­щий биз­нес, их с Говар­дом семей­ство дер­жа­лось на пла­ву, хотя семей­ную идил­лию несколь­ко нару­шал тот факт, что дочь Сони от пер­во­го бра­ка отчи­ма не одоб­ри­ла и пере­ста­ла общать­ся с мате­рью. Что каса­ет­ся семей­ной жиз­ни, то Соня доволь­но пря­мо­ли­ней­но выра­зи­лась на тему того, что в чув­ствен­ной сфе­ре у Лав­краф­та дела обсто­я­ли хоро­шо. Но он был убий­ствен­но ста­ро­мо­ден в отно­ше­ни­ях, а порой и вовсе несве­дущ в неко­то­рых вопро­сах. Напри­мер, Соня не слы­ша­ла от него роман­ти­че­ских речей, а выс­шим про­яв­ле­ни­ем неж­но­сти была фра­за: «Я ценю тебя».

При­чин, по кото­рым рас­пал­ся брак Лав­краф­та, несколь­ко. Но одной из основ­ных мож­но назвать финан­со­вый вопрос. После того, как у Сони нача­лись про­бле­мы с шляп­ным биз­не­сом и поис­ки рабо­ты в дру­гих горо­дах и шта­тах, они с Лав­краф­том ста­ли видеть­ся всё реже и обща­лись пре­иму­ще­ствен­но по пере­пис­ке. Дру­гая при­чи­на – тетуш­ки Лав­краф­та, не скры­вав­шие сво­ей враж­деб­но­сти и откры­то выска­зав­ши­е­ся про­тив идеи Сони открыть соб­ствен­ный мага­зин в Про­ви­ден­се, что­бы не раз­лу­чать­ся с Говар­дом. Годы шли, супру­ги то съез­жа­лись (на корот­кое вре­мя), то разъ­ез­жа­лись (на куда более дли­тель­ные пери­о­ды), а уклад жиз­ни с тече­ни­ем вре­ме­ни менял­ся не в луч­шую сто­ро­ну. И в какой-то момент Соня уста­ла тянуть на себе и отно­ше­ния, и биз­нес и быть женой по пере­пис­ке. Она пред­ло­жи­ла Лав­краф­ту раз­ве­стись, что ста­ло для него, искренне счи­тав­ше­го, что в семей­ной жиз­ни всё хоро­шо, уда­ром. Одна­ко он не стал насиль­но удер­жи­вать жену и даже согла­сил­ся пой­ти на позор­ную про­це­ду­ру бра­ко­раз­вод­но­го про­цес­са. 

Дело в том, что раз­вод в Аме­ри­ке 1920‑х годов был воз­мо­жен при усло­вии дока­зан­ной супру­же­ской изме­ны, пожиз­нен­но­го заклю­че­ния одно­го из супру­гов либо уста­нов­лен­ной душев­ной болез­ни. В ситу­а­ции с Соней выбор был толь­ко один, сви­де­тель­ни­ца­ми мни­мой изме­ны высту­пи­ли тет­ки. Но Лав­крафт так и не под­пи­сал сви­де­тель­ство о рас­тор­же­нии бра­ка.

Прав­да была в том, что он любил свою жену и в том, что семей­ная жизнь в обще­при­ня­том пони­ма­нии была для него тяже­ла. А Соня? Люби­ла ли она Лав­краф­та? Да. В поль­зу это­го гово­рит тот факт, что она сожгла чемо­дан с пись­ма­ми писа­те­ля. Так может посту­пить толь­ко любя­щая жен­щи­на, счи­та­ю­щая себя оскорб­лен­ной. Рав­но­душ­ная дама не ста­ла бы тра­тить на это вре­мя, а про­сто выки­ну­ла бы ненуж­ный хлам. Потом, пере­жив мужа на мно­го лет, Соня напи­шет о нем несколь­ко книг вос­по­ми­на­ний. О том, кто мало зна­чил в жиз­ни, не ста­нут вспо­ми­нать.

«WEIRD TALES» И РОЖДЕНИЕ МИФОВ КТУЛХУ

Итак, осе­нью 1923 года в редак­цию жур­на­ла «Wierd Tales» при­шло пись­мо и руко­пи­си Говар­да Фил­лип­са Лав­краф­та из Про­ви­ден­са. Эдвин Бэйрд, зани­мав­ший крес­ло глав­но­го редак­то­ра толь­ко что осно­ван­но­го жур­на­ла, подо­шел с юмо­ром к само­кри­ти­ке Лав­краф­та и его декла­ра­ции неком­мер­че­ской лите­ра­ту­ры. Он выку­пил все рас­ска­зы, хотя на тот момент они уже были досто­я­ни­ем обще­ствен­но­сти, т.к. Лав­крафт пуб­ли­ко­вал их в люби­тель­ских изда­ни­ях. И еще Бэйрд стал пуб­ли­ко­вать неко­то­рые пись­ма Лав­краф­та, кото­рые при­зна­вал любо­пыт­ны­ми. Поз­же эту тра­ди­цию про­дол­жит Фарн­су­орт Райт, сле­ду­ю­щий редак­тор жур­на­ла. Лав­крафт даже не пред­став­лял, что сотруд­ни­че­ство с жур­на­лом про­длит­ся всю его жизнь и при­не­сет новые зна­ком­ства. И дей­стви­тель­но – подав­ля­ю­щее боль­шин­ство рас­ска­зов Лав­краф­та уви­де­ло свет имен­но на стра­ни­цах «Wierd Tales». Но с этим изда­ни­ем свя­за­ны и труд­но­сти пуб­ли­ка­ции: не все­гда редак­ция при­ни­ма­ла рас­ска­зы с пер­во­го раза, а порой отка­зы­ва­лась при­ни­мать вовсе, при этом моти­вы были не совсем ясны и, веро­ят­но, успех пуб­ли­ка­ции зави­сел от поло­же­ния звезд даже боль­ше, чем при­ше­ствие Вели­ких Древ­них.

При­ше­ствие Вели­ко­го Кту­лу­ху на стра­ни­цы жур­на­ла состо­я­лось в 1928 году, при этом рас­сказ при­ня­ли не сра­зу. Редак­тор посчи­тал, что он не похож на при­выч­ные чита­те­лю рабо­ты Лав­краф­та, а содер­жа­ние его тем­но и непо­нят­но. Одна­ко со вто­рой попыт­ки «Зов Ктул­ху» попа­да­ет в печать и откры­ва­ет гале­рею Вели­ких Древ­них, при­шед­ших в неза­па­мят­ные вре­ме­на с дале­ких звезд. Они были до чело­ве­че­ства и будут после, пока сами не исчез­нут в бес­край­них глу­би­нах миро­зда­ния, и им на сме­ну не явит­ся нечто иное. Рас­сказ откры­ва­ют стро­ки, кото­ры­еиз­вест­ны даже тем, кто его не читал: «Мы живем на без­мя­теж­ном ост­ров­ке неве­де­ния посре­ди чер­ных морей бес­ко­неч­но­сти, и даль­ние пла­ва­ния нам зака­за­ны». Лав­крафт откры­тым тек­стом озву­чил основ­ные идеи сво­е­го твор­че­ства: без­гра­нич­ность Все­лен­ной и невоз­мож­ность ее позна­ния сила­ми чело­ве­че­ско­го разу­ма, и слу­чай­ность суще­ство­ва­ния чело­ве­че­ства как тако­во­го. В рас­ска­зе «Зов Ктул­ху» Лав­крафт нашел ту мане­ру повест­во­ва­ния, кото­рая и дела­ет его рас­ска­зы по-насто­я­­ще­­му пуга­ю­щи­ми.

Он добав­ля­ет реа­ли­стич­ные дета­ли в фан­та­сти­ку, выстра­и­ва­ет хро­но­ло­гию и исто­рию раз­ви­тия собы­тий так, что чита­те­ля не поки­да­ет ощу­ще­ние того, что это не плод вооб­ра­же­ния, а реаль­ный репор­таж о стран­ных собы­ти­ях на необыч­ном ост­ро­ве с древни­ми руи­на­ми доче­ло­ве­че­ской циви­ли­за­ции и о кро­ва­вых риту­а­лах таин­ствен­но­го куль­та в боло­тах Луи­зи­а­ны. Даже появ­ля­ет­ся риту­аль­ный язык, состо­я­щий из труд­но­про­из­но­си­мо­го набо­ра глас­ных и соглас­ных, явно не рас­счи­тан­ный на чело­ве­че­ский рече­вой аппа­рат. Рас­ска­зы, отно­ся­щи­е­ся к объ­еди­нен­ной мифо­ло­гии, кото­рую сам Лав­крафт иро­нич­но назы­вал «ктул­ху­изм» и «йог-сото­тия», будут напи­са­ны в этой науч­­но-фан­та­­сти­­че­ской сти­ли­сти­ке и, разу­ме­ет­ся, будут посвя­ще­ны кос­ми­че­ско­му ужа­су, кото­рый заклю­чал­ся в слу­чай­но­сти собы­тий и предо­став­лен­но­сти людей и богов самим себе, без выс­ше­го смыс­ла, цели и направ­ле­ния. Пол­ная сво­бо­да воли спо­соб­на опья­нить, при­ве­сти к безу­мию, в кото­ром чело­ве­че­ство будет стре­мить­ся навстре­чу сво­ей поги­бе­ли, при­зы­вая из кос­мо­са и иных изме­ре­ний созда­ний, не пред­на­зна­чен­ных для того, что­бы слу­жить таким сла­бым и недаль­но­вид­ным хозя­е­вам.

Лав­крафт рас­смат­ри­вал сво­их несу­ще­ству­ю­щих богов в каче­стве нагляд­ной иллю­стра­ции непо­зна­ва­е­мой Все­лен­ной. Слож­но пред­по­ло­жить, есть ли логи­ка в дей­стви­ях и суще­ство­ва­нии сул­та­на демо­нов бога-иди­о­та Аза­то­та или Йог-Сото­та, кото­рый вез­де и нигде, ключ и вра­та меж­ду мира­ми. Лав­крафт не огра­ни­чи­вал пан­те­он исклю­чи­тель­но «сво­и­ми» бога­ми, он охот­но добав­лял созда­ний, изоб­ре­тен­ных его дру­зья­ми по пере­пис­ке. Напри­мер, Тсат­то­гуа Клар­ка Эшто­на Сми­та пре­крас­но себя чув­ству­ет в мире К’ньяна из рас­ска­за «Кур­ган». Так­же писа­тель в рам­ках лите­ра­тур­ной игры встав­лял сво­их божеств в рас­ска­зы, напи­сан­ные в «при­зрач­ном соав­тор­стве». Одно вре­мя Роберт Говард счи­тал, что мимо его созна­ния про­шел целый пласт мифо­ло­гии, из кото­ро­го появи­лись Йог-Сотот, Ньяр­латхо­теп и про­чие боже­ства. В одном из писем Говар­ду Лав­крафт уве­ря­ет его в том, что это не так: «… Поз­воль­те мне при­знать­ся, что всё это моя соб­ствен­ная искус­ствен­ная смесь, подоб­ная мно­го­люд­но­му и раз­но­об­раз­но­му пан­тео­ну «Пега­ны» лор­да Дан­сей­ни». Но даже эти уве­ре­ния не спас­ли писа­те­ля от того, что мно­гие совре­мен­ные эзо­те­ри­ки тира­жи­ру­ют фаль­ши­вые «Некро­но­ми­ко­ны» и заяв­ля­ют о том, что с ними раз­го­ва­ри­вал Вели­кий Ктул­ху, лиш­ний раз под­твер­ждая идею Лав­краф­та о том, что чело­ве­че­ство гото­во покло­нять­ся хоть ино­пла­не­тя­ни­ну, хоть кам­ню, лишь бы не оста­вать­ся наедине с кос­ми­че­ской бес­пре­дель­но­стью и осо­зна­ни­ем соб­ствен­но­го ничто­же­ства.

В 1927 году Лав­крафт напи­шет два рома­на: «Сом­нам­бу­ли­че­ский поиск Неве­до­мо­го Када­та» – послед­нее про­щай Стране Снов и дан­се­ни­ан­ской эсте­ти­ке; и «Слу­чай Чарль­за Декс­те­ра Вар­да», в кото­ром герой пыта­ет­ся обре­сти тай­ные и совер­шен­ные зна­ния и всту­па­ет в игру с сила­ми, кото­ры­ми не смо­жет управ­лять. Оба рома­на Лав­крафт забра­ко­вал и не пытал­ся опуб­ли­ко­вать при жиз­ни. «Сом­нам­бу­ли­че­ский поиск Неве­до­мо­го Када­та» был обви­нен во вто­рич­но­сти и под­ра­жа­тель­ству Дан­сей­ни. Роман дей­стви­тель­но в чем-то схож с тво­ре­ни­я­ми ирланд­ско­го писа­те­ля, но в нем куда боль­ше Лав­краф­та, чем кажет­ся. На стра­ни­цах это­го про­из­ве­де­ния Лав­крафт встре­ча­ет­ся с геро­я­ми ран­них рас­ска­зов. Кура­нес из «Селе­фа­и­са» несчаст­лив в соб­ствен­ном восточ­ном горо­де и спе­ци­аль­но вос­со­зда­ет кор­ну­олль­скую дере­вуш­ку из вос­по­ми­на­ний о счаст­ли­вом дет­стве, где ино­гда отды­ха­ет душой, но это­го ему недо­ста­точ­но. Пик­ман из «Фото­мо­де­ли Пик­ма­на» ста­но­вит­ся упы­рем и даже дости­га­ет опре­де­лен­ных высот в иерар­хии этих созда­ний. Но всё же во вре­мя чте­ния рома­на созда­ет­ся впе­чат­ле­ние неко­то­рой дет­ско­сти, несе­рьез­но­сти, когда вро­де бы и сюжет с при­клю­че­ни­я­ми и геро­ев хва­та­ет, а что-то важ­ное в тек­сте отсут­ству­ет.

«Слу­чай Чарль­за Декс­те­ра Вар­да» погру­жа­ет чита­те­ля в при­чуд­ли­вое пере­пле­те­ние судеб ста­ро­го чер­но­книж­ни­ка Джо­зе­фа Карве­на и его дале­ко­го потом­ка Чарль­за, кото­ро­му не хва­та­ет про­стых гене­а­ло­ги­че­ских изыс­ка­ний, и он реша­ет­ся повто­рить экс­пе­ри­мен­ты пра­де­да. Посколь­ку мы в про­из­ве­де­нии Лав­краф­та, резуль­тат пред­ска­зу­ем. В романе есть неболь­шое рас­сле­до­ва­ние о том, что на самом деле про­изо­шло с Вар­дом. Толь­ко чита­те­лю дано так мно­го под­ска­зок, что он дога­ды­ва­ет­ся о про­изо­шед­шем намно­го быст­рее доб­ро­го док­то­ра Вил­ле­та и сми­рен­но ожи­да­ет, когда же эту загад­ку раз­ре­шит пер­со­наж. При­ме­ча­тель­но, что сами экс­пе­ри­мен­ты с вос­кре­ше­ни­ем дав­но умер­ших уче­ных и исто­ри­че­ских лич­но­стей с целью узнать у них тай­ны про­шло­го или вос­ста­но­вить истин­ную кар­ти­ну исто­ри­че­ских собы­тий выгля­дят весь­ма при­вле­ка­тель­но, но, как и вся­кая при­вле­ка­тель­ная науч­ная идея (вспо­ми­на­ем «побе­ду» над смер­тью Гер­бер­та Уэс­та), в плане прак­ти­че­ской реа­ли­за­ции ока­зы­ва­ет­ся куда слож­нее. Клю­че­вой эле­мент в науч­ных или оккульт­ных иска­ни­ях – его вели­че­ство слу­чай, кото­рый вме­сто того, что­бы при­ве­сти сме­ло­го, встав­ше­го по ту сто­ро­ну добра и зла героя к вели­чай­шим откры­ти­ям, ввер­га­ет его в пучи­ну безу­мия и ведет к гибе­ли как сле­по­го с кар­ти­ны Брей­ге­ля⁸.

«Дан­вич­ский ужас» несколь­ко отли­ча­ет­ся от дру­гих исто­рий Лав­краф­та – в нем ста­но­вит­ся воз­мож­ной услов­ная побе­да несколь­ких посвя­щен­ных над порож­де­ни­я­ми Йог-Сото­та с помо­щью «Некро­но­ми­ко­на». В этом рас­ска­зе «Некро­но­ми­кон» повест­ву­ет о роли Вели­ких Древ­них в миро­зда­нии. В тек­сте кни­ги так­же содер­жит­ся яд (риту­ал, кото­рый хочет испол­нить Уил­бур Уэйт­ли, что­бы при­звать отца) и про­ти­во­ядие (риту­ал изгна­ния, кото­рым поль­зу­ет­ся док­тор Армит­эдж). Неуди­ви­тель­но, что поз­же Август Дер­лет с таким упор­ством будет выби­рать местом дей­ствия сво­их рас­ска­зов имен­но Дан­вич, ведь эта исто­рия близ­ка к кон­цеп­ции побе­ды добра над злом. Дру­гой вопрос, что вме­сто побе­ды была лишь цепоч­ка слу­чай­но­стей удач­ных для одних и губи­тель­ных для дру­гих пер­со­на­жей. Сно­ва слу­чай пра­вит бал. А Йог-Сотот – все­го лишь один из вари­ан­тов «сле­пых сума­сшед­ших богов, кото­рые сидят на кор­точ­ках насмеш­ли­во и сар­до­ни­че­ски в пеще­рах за пре­де­ла­ми млеч­но­го пути». И ему совер­шен­но без­раз­лич­но, полу­чит­ся ли у бра­тьев Уэйт­ли про­воз­гла­сить цар­ство Древ­них на Зем­ле или нет, всё это лишь рябь в оке­ане без­вре­ме­нья.

«Шеп­чу­щий из тьмы» пока­зы­ва­ет вели­че­ствен­ные и мрач­ные леса Вер­мон­та, о кото­рых Лав­крафт знал не пона­слыш­ке. И в глу­бине этих лесов и гор оби­та­ет раса труд­но­опи­су­е­мых разум­ных кра­бо­об­раз­ных гри­бов с Югго­та. Их род­ная пла­не­та не дает в пол­ном объ­е­ме необ­хо­ди­мые для жиз­не­де­я­тель­но­сти ресур­сы, поэто­му ми-го добы­ва­ют их на Зем­ле. И про­дол­жа­лось бы всё это в стро­жай­шей тайне, если бы не вне­пла­но­вое навод­не­ние, зато­пив­шее неко­то­рые пеще­ры и вынес­шее уто­нув­ших ино­пла­не­тян на поверх­ность. Сооб­ще­ния в газе­тах при­влек­ли вни­ма­ние уче­­но­­го-ске­п­ти­ка, кото­рый реши­тель­но опро­вер­га­ет факт суще­ство­ва­ния шеп­чу­щих под сенью веко­вых елей таин­ствен­ных созда­ний, зама­ни­ва­ю­щих людей в неиз­ве­дан­ные миры. Отри­ца­ние суще­ство­ва­ния чего-либо в лав­краф­тов­ской все­лен­ной чре­ва­то встре­чей с отри­ца­е­мым объ­ек­том при весь­ма мало­при­ят­ных обсто­я­тель­ствах. Лав­крафт в этом рас­ска­зе исполь­зо­вал науч­ную сен­са­цию того вре­ме­ни – откры­тие Плу­то­на, вло­жив уста одно­го из при­шель­цев фра­зу о том, что сокры­тый Юггот вско­ре будет явлен чело­ве­че­ству.

В 1930 году Лав­крафт нена­дол­го при­ез­жа­ет в нелю­би­мый город Нью-Йорк и откры­ва­ет для себя твор­че­ство Нико­лая Рери­ха, посе­тив его музей в ком­па­нии Френ­ка Бел­на­па Лон­га. Ази­ат­ские полот­на Рери­ха вызы­ва­ют такой непод­дель­ный вос­торг у писа­те­ля, что выли­ва­ют­ся на стра­ни­цы тыся­ча­ми слов, спле­та­ю­щих­ся в уди­ви­тель­ное полот­но «Хреб­тов безу­мия». Здесь науч­ная фан­та­сти­ка гово­рит в пол­ный голос, а Вели­кие Древ­ние слу­жат деко­ра­ци­ей на фоне разыг­ры­ва­ю­щей­ся во льдах тра­ге­дии. «Хреб­ты безу­мия» про­дол­жа­ют тра­ди­цию, зало­жен­ную Эдга­ром По в романе «Сооб­ще­ние Арту­ра Гор­до­на Пима». Это путе­ше­ствие в Антарк­ти­ду, где скры­ва­ет­ся нечто гибель­ное. У Лав­краф­та глав­ная цель экс­пе­ди­ции – пале­он­то­ло­гия. Уче­ные с помо­щью новей­ших буро­вых уста­но­вок пла­ни­ру­ют про­бить­ся сквозь тол­щу льда и добыть образ­цы пород с содер­жа­щи­ми­ся в них иско­па­е­мы­ми, что­бы узнать боль­ше о про­шлом Зем­ли. Они дей­стви­тель­но узна­ют о про­шлом пла­не­ты очень мно­го увле­ка­тель­но­го и позна­ва­тель­но­го: напри­мер, о про­ис­хож­де­нии чело­ве­ка и появ­ле­нии жиз­ни на Зем­ле. Ми-го были дале­ко не един­ствен­ны­ми «сосе­дя­ми по пла­не­те», самы­ми пер­вы­ми при­бы­ли звез­до­го­ло­вые Стар­цы. Они были расой уче­ных, стро­и­те­лей и гене­ти­ков, поэто­му нет ниче­го уди­ви­тель­но­го, что на новой тер­ри­то­рии эти суще­ства воз­ве­ли горо­да с при­чуд­ли­вой гео­мет­ри­ей (но гар­мо­нич­ной и не вызы­ва­ю­щей тако­го оттор­же­ния у ока­зав­ших­ся в замерз­шем горо­де уче­ных как Р’льех с его живы­ми фор­ма­ми и непра­виль­ны­ми угла­ми) и выве­ли новые био­ло­ги­че­ские виды. 

Стар­цы пусти­ли эво­лю­цию на само­тек, уни­что­жая толь­ко те виды, кото­рые пред­став­ля­ли опас­ность для самих Стар­цев. В этом рас­ска­зе Лав­крафт впер­вые дает подроб­ную исто­рию жиз­ни ино­пла­нет­ной циви­ли­за­ции на Зем­ле. Он отме­ча­ет пери­о­ды рас­цве­та и упад­ка куль­ту­ры Стар­цев так, что под конец, несмот­ря на то, что про­изо­шло в лаге­ре пале­он­то­ло­га Лей­ка, герой, а вме­сте с ним и чита­тель, про­ни­ка­ет­ся неволь­ной сим­па­ти­ей к уди­ви­тель­но чело­веч­ным Стар­цам и отвра­ще­ни­ем по отно­ше­нию к их отвра­ти­тель­ным рабам – измен­чи­вым шогго­там. Послед­ние обре­ли подо­бие иско­ре­жен­но­го и урод­ли­во­го созна­ния и вос­ста­ва­ли про­тив сво­их хозя­ев несколь­ко раз. Лав­крафт под­чер­ки­ва­ет, что шогго­ты лишь урод­ли­вые кари­ка­ту­ры на сво­их хозя­ев, ведь они не спо­соб­ны ниче­го созда­вать сами, даже их копии баре­лье­фов Стар­цев выгля­дят отвра­ти­тель­ной паро­ди­ей на высо­кое искус­ство. Здесь Лав­крафт наме­рен­но сме­ща­ет центр тяже­сти повест­во­ва­ния с людей на Стар­це­ев, даже объ­яв­ляя уста­ми гео­ло­га Дай­е­ра род­ство чело­ве­че­ства с эти­ми суще­ства­ми: «Есте­ство­ис­пы­та­те­ли по сво­ей сути – что они сде­ла­ли тако­го, чего не сде­ла­ли бы мы на их месте? Какой ум и какое упор­ство! Какая стой­кость перед лицом неве­ро­ят­но­го – не так ли вели себя их соро­ди­чи, когда стал­ки­ва­лись с чем-то подоб­ным! Как их ни назо­ви – лучи­сты­ми, рас­те­ни­я­ми, мон­стра­ми, при­шель­ца­ми со звезд, – в первую оче­редь они были разум­ны­ми суще­ства­ми!»

Так сло­жи­лось, что у Лав­краф­та не было при­жиз­нен­ных книж­ных пуб­ли­ка­ций, за одним исклю­че­ни­ем, каче­ство кото­ро­го остав­ля­ло желать луч­ше­го. Попыт­ки издать сбор­ник рас­ска­зов пред­при­ни­ма­лись дру­зья­ми Лав­краф­та, но боль­шие изда­тель­ства пред­по­чи­та­ли рома­ны и свя­зы­вать­ся с, воз­мож­но, ком­мер­че­ски невы­год­ным сбор­ни­ком не торо­пи­лись. А свои рома­ны автор пуб­ли­ко­вать не желал и вся­че­ски при­ни­жал их досто­ин­ства, раз­ду­вая до невоз­мож­ных объ­е­мов недо­стат­ки. Фарн­су­орт Райт из «Wierd Tales» одно вре­мя думал издать сбор­ник рас­ска­зов, для кото­ро­го Лав­крафт ото­брал несколь­ко исто­рий и при­ду­мал назва­ние: «Изгой и дру­гие рас­ска­зы», но даль­ше обсуж­де­ний дело не пошло. Толь­ко «Тень над Иннс­му­том» вый­дет в виде отдель­ной кни­ги с пре­крас­ны­ми иллю­стра­ци­я­ми и ужас­ны­ми опе­чат­ка­ми, кото­рые Лав­крафт соб­ствен­но­руч­но пра­вил в экзем­пля­рах, пред­на­зна­чен­ных в пода­рок неко­то­рым дру­зьям. В этой исто­рии Лав­крафт вновь обра­ща­ет­ся к теме гибри­ди­за­ции и изме­не­ний чело­ве­че­ской при­ро­ды и само­со­зна­ния, а на роль вида для скре­щи­ва­ния пре­крас­но подо­шли глу­бо­ко­вод­ные – раса разум­ных рыбо­лю­дей, наде­лен­ных почти пол­ным бес­смер­ти­ем и почи­тав­шим отца Даго­на и мать Гид­ру, ну и Ктул­ху за ком­па­нию, бла­го до него плыть неда­ле­ко. Глав­ный герой рас­ска­за, подоб­но Арту­ру Джер­ми­ну и Чарль­зу Декс­те­ру Вар­ду, реша­ет погру­зить­ся в соб­ствен­ную гене­а­ло­гию, для чего и отправ­ля­ет­ся в путе­ше­ствие по стране.

Хоть конеч­ным пунк­том путе­ше­ствия был избран Арк­хем, герой, заин­те­ре­со­вав­шись уди­ви­тель­ным золо­тым укра­ше­ни­ем и таин­ствен­ной исто­ри­ей эпи­де­мии в Иннс­му­те, реша­ет­ся завер­нуть в этот город. Как извест­но, если пер­со­наж вгля­ды­ва­ет­ся в без­дну, то ему обя­за­тель­но пома­шет отту­да какая-нибудь гадость. Так и здесь, не успел герой, отя­го­щен­ный исто­ри­ей при­бы­тия глу­бо­ко­вод­ных на Риф Дья­во­ла и воца­ре­ни­ем этих существ и их мно­го­чис­лен­но­го потом­ства в Иннс­му­те, опра­вить­ся от пере­жи­тых ужа­сов, как новая напасть. Еще в нача­ле пути люди заме­ча­ли, что раз­рез глаз у него «совсем мар­шев­ский», да и сам он стал при­ме­чать неко­то­рые изме­не­ния в орга­низ­ме. И видеть сны, где под­вод­ная род­ня при­гла­ша­ет его посе­тить вели­ко­леп­ный под­вод­ный город, где его, разу­ме­ет­ся, нака­жут за то, что сдал пра-пра-пра­­ба­­бу­­шек и деду­шек бере­го­вой охране, но поз­во­лят вку­шать бес­смерт­ные радо­сти наря­ду с про­чи­ми. Судя по сар­до­ни­че­ской улыб­ке под­вод­ной бабуш­ки, герою не сто­ит рас­счи­ты­вать на при­ят­ное завер­ше­ние сво­ей исто­рии.

Еще одна ино­пла­нет­ная раса, кото­рой Лав­крафт вос­хи­щал­ся, – это Вели­кая раса из рас­ска­за «За гра­нью вре­мен». Инте­ре­сен под­ход к теме путе­ше­ствий пред­ста­ви­те­лей этой расы на дру­гие пла­не­ты и в раз­ные вре­ме­на. Они созда­ли осо­бые маши­ны, поз­во­ля­ю­щие менять­ся созна­ни­ем с выбран­ной и наи­бо­лее под­хо­дя­щей для это­го целью. В 1908 году такой целью стал пре­по­да­ва­тель эко­но­ми­ки Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та Ната­ни­эль Уин­гейт Пиз­ли. Тех­но­ло­гия пере­но­са несо­вер­шен­на, ведь забло­ки­ро­ван­ные участ­ки памя­ти, кото­рые хра­нят инфор­ма­цию о жиз­ни сре­ди склад­ча­тых кону­сов, совре­мен­ни­ков дино­зав­ров, в чьих телах оби­та­ла Вели­кая раса до оче­ред­но­го пере­но­са созна­ний, могут воз­вра­щать утра­чен­ные вос­по­ми­на­ния через сны. И Ната­ни­эль посте­пен­но вспо­ми­на­ет, как он вме­сте с дру­ги­ми плен­ни­ка­ми писал исто­рию сво­ей эпо­хи, как он встре­чал­ся с людь­ми из дале­ко­го про­шло­го и не менее отда­лен­но­го буду­ще­го, как общал­ся с звез­до­го­ло­вым Стар­цем, чьей эпо­хой так­же инте­ре­со­ва­лась Вели­кая раса. Лав­крафт с непод­дель­ным инте­ре­сом рису­ет иде­аль­ное обще­ствен­ное устрой­ство ино­пла­не­тян, опи­сы­ва­ет их транс­порт, архи­тек­ту­ру, огром­ную биб­лио­те­ку и базаль­то­вые построй­ки, вну­ша­ю­щие ужас стран­ни­кам с пла­не­ты Йит. Дело в том, что засе­лив­шись и осво­ив­шись на новом месте, йити­ан­цы загна­ли под зем­лю и почти истре­би­ли агрес­сив­ную расу разум­ных бес­те­лес­ных поли­пов. Базаль­то­вые колод­цы и баш­ни без окон – остат­ки их циви­ли­за­ции. Вер­нув­ший­ся в свой мир Пиз­ли пыта­ет­ся прой­ти по сво­им сто­пам и вос­ста­но­вить поря­док дей­ствий визи­те­ра, а заод­но най­ти мате­ри­аль­ное под­твер­жде­ние сво­им кош­ма­рам, дока­за­тель­ство того, что всё было на самом деле, а не яви­лось при­зна­ком серьез­но­го душев­но­го рас­строй­ства. И уда­ча ему улы­ба­ет­ся: в Австра­лии были най­де­ны бло­ки, по опи­са­нию похо­жие на мате­ри­ал, из кото­ро­го стро­и­ли свои зда­ния пред­ста­ви­те­ли Вели­кой расы. Путе­ше­ствен­ник поне­во­ле сно­ва отправ­ля­ет­ся в путь, на этот раз осо­знан­но. И он нахо­дит ответ на свои вопро­сы, окон­ча­тель­но поте­ряв душев­ное спо­кой­ствие, пото­му что к отве­там при­ла­га­лось и дру­гое мате­ри­аль­ное явле­ние из про­шло­го пла­не­ты. Базаль­то­вые колод­цы, плот­но запе­ча­тан­ные при Вели­кой расе, сто­я­ли откры­ты­ми.

ЗАВЕРШЕНИЕ ЖИЗНИ, НО НЕ ИСТОРИИ

Лав­крафт напи­сал мно­го про­из­ве­де­ний в соав­тор­стве, но эта дея­тель­ность при­но­си­ла ничтож­ный доход, а тут еще и «Wierd Tales» ста­ли чаще отка­зы­вать, чем при­ни­мать рабо­ты. Поло­же­ние Лав­краф­та ухуд­ша­лось, и он эко­но­мил на том, на чем при­вык эко­но­мить всю свою жизнь, – на еде. Дохо­ди­ло до того, что он пил двух­лет­ней дав­но­сти какао, ел про­сро­чен­ные кон­сер­вы и, разу­ме­ет­ся, такой образ жиз­ни не мог не при­ве­сти к серьез­ным про­бле­мам со здо­ро­вьем. Ухуд­ше­ние само­чув­ствия, общий упа­док душев­ных сил сопро­вож­да­ют писа­те­ля на про­тя­же­нии 1936 года, одна­ко он сто­и­че­ски пере­но­сит это состо­я­ние и даже делит­ся твор­че­ски­ми пла­на­ми с дру­зья­ми, – он заду­мал роман об обо­рот­нях в Новой Англии. Лето 1936 года нано­сит удар по само­об­ла­да­нию писа­те­ля: его друг по пере­пис­ке и заме­ча­тель­ный писа­тель Роберт Ирвин Говард застре­лил­ся, узнав о том, что его мать не вый­дет из комы. Лав­крафт тяже­ло пере­жи­ва­ет смерть дру­га и пишет в «Wierd Tales» отклик на это собы­тие: «Он вло­жил все­го себя в про­из­ве­де­ния, и даже когда пошел на уступ­ки стан­дар­там буль­вар­ной прес­сы, сохра­нил совер­шен­но уни­каль­ную внут­рен­нюю силу и искрен­ность, кото­рые про­ры­ва­лись на поверх­ность и накла­ды­ва­ли отпе­ча­ток его лич­но­сти на гото­вое про­из­ве­де­ние. О, как он мог окру­жить пер­во­быт­ные мега­ли­ти­че­ские горо­да аурой веко­веч­но­го стра­ха и некро­ман­тии!» Лвав­крафт нена­дол­го его пере­жи­вет.

В 1937 году состо­я­ние здо­ро­вья Говар­да Фил­лип­са Лав­краф­та рез­ко ухуд­ша­ет­ся, тре­бу­ет­ся гос­пи­та­ли­за­ция. Рако­вая опу­холь вку­пе с хро­ни­че­ским неф­ри­том не под­да­ва­лась лече­нию. 15 мар­та 1937 года Лав­крафт умер. Его тетя Энни похо­ро­ни­ла пле­мян­ни­ка на семей­ном участ­ке, рядом с отцом и мате­рью, оста­вив про­стую над­пись на общем над­гро­бии под име­на­ми роди­те­лей: «Их сын Говард Ф. Лав­крафт 1890 – 1937». Зна­ме­ни­тую над­пись «I am Providence» доба­вят потом, мно­го поз­же.

И после смер­ти у Лав­краф­та появит­ся вер­ный изда­тель и попу­ля­ри­за­тор твор­че­ства, чья дея­тель­ность, одна­ко, не может оце­ни­вать­ся однозначно.Речь о его дру­ге по пере­пис­ке – Авгу­сте Дер­ле­те. Август Дер­лет был для Лав­краф­та не толь­ко дру­гом по пере­пис­ке, но и само­про­воз­гла­шен­ным лите­ра­тур­ным аген­том. Он умел выдав­ли­вать из редак­то­ров согла­сие на пуб­ли­ка­цию отверг­ну­тых ранее руко­пи­сей. С осо­бым энту­зи­аз­мом, дохо­дя­щим порой до фана­тиз­ма, он вклю­чил­ся в игру по состав­ле­нию вымыш­лен­ных мифо­ло­гий и даже хотел дать назва­ние это­му пан­тео­ну – Мифы Хасту­ра, что веж­ли­во откло­ня­лось Лав­краф­том. После смер­ти дру­га Дер­лет будет неве­ро­ят­но раз­до­са­до­ван тем, что зани­мать­ся лите­ра­тур­ным насле­ди­ем писа­тель дове­рил Бар­лоу, а не ему. Бар­лоу чест­но разо­брал и при­вел в поря­док архив Лав­краф­та и сдал в биб­лио­те­ку Уни­вер­си­те­та Бра­у­на. На этом твор­че­ская исто­рия Лав­краф­та мог­ла бы закон­чить­ся, но Дер­лет объ­явил­ся в уни­вер­си­те­те и про­воз­гла­сил себя един­ствен­ным закон­ным хра­ни­те­лем руко­пи­сей Лав­краф­та. Никто не стал спо­рить, а резуль­та­ты ока­за­лись про­ти­во­ре­чи­вы­ми.

Тем, что мы в Рос­сии зна­ем, о чем писал Говард Фил­липс Лав­крафт, мы обя­за­ны Авгу­сту Дер­ле­ту, это невоз­мож­но отри­цать. Он сде­лал всё для того, что­бы твор­че­ское насле­дие дру­га не сги­ну­ло в без­вест­но­сти, а ста­ло извест­ным в род­ной Аме­ри­ке и за ее пре­де­ла­ми. Ни одно изда­тель­ство не бра­лось выпу­стить сбор­ник Лав­краф­та, и тогда Дер­лет орга­ни­зу­ет соб­ствен­ный изда­тель­ский дом – «Archem House». Так­же невоз­мож­но отри­цать посмерт­ное «соав­тор­ство» Дер­ле­та, к кото­ро­му отно­сить­ся столь же бла­го­склон­но не полу­чит­ся. Он дела­ет то, что Лав­крафт в сво­ей кон­цеп­ции миро­зда­ния явно не мог допу­стить, – созда­ет кар­ти­ну про­ти­во­сто­я­ния «злых» Вели­ких Древ­них и «хоро­ших» Стар­ших богов, к кото­рым отно­сит Седо­го Ноден­са. И таким обра­зом пре­дель­но упро­ща­ет лав­краф­тов­ские идеи, кото­рые пере­ста­ют быть лав­краф­тов­ски­ми. Игры, в кото­рых отваж­ные сыщи­ки побеж­да­ют куль­ти­стов и оста­нав­ли­ва­ют наше­ствие Древ­них, – от Дер­ле­та. Неко­то­рые пишут, что дер­ле­тов­ские вещи слож­но отли­чить от Лав­краф­та. На самом деле раз­ни­ца в сти­ле и общей тональ­но­сти про­из­ве­де­ний замет­на даже в пере­вод­ных изда­ни­ях. При чте­нии работ Дер­ле­та воз­ни­ка­ет ощу­ще­ние непра­виль­но­сти, поверх­ност­но­сти про­из­ве­де­ния, ну а наби­ва­ю­щая оско­ми­ну схе­ма: «наслед­ник – особ­няк – вос­став­ший из ада дедуш­ка» быст­ро наве­ва­ет дре­мо­ту на чело­ве­ка, отва­жив­ше­го­ся про­чи­тать отдель­ный том дер­ле­тов­ско­го «соав­тор­ства».

И всё же, всё же… Дер­лет чест­но отправ­лял гоно­ра­ры за пуб­ли­ка­цию работ Лав­краф­та его тете, пока она была жива, ниче­го не остав­ляя себе. Поль­зу­ясь заго­тов­ка­ми из запис­ной книж­ки Лав­краф­та, он ука­зы­вал соав­тор­ство, что­бы не при­сва­и­вать себе идеи дру­га. Да, потом он, воз­мож­но, исполь­зо­вал этот при­ем как мар­ке­тин­го­вый ход, что­бы иметь воз­мож­ность про­дать свои соб­ствен­ные про­из­ве­де­ния, но изна­чаль­но побуж­де­ния были самы­ми бла­го­род­ны­ми. Да и надо отдать Дер­ле­ту долж­ное – у Лав­краф­та заго­то­вок на хоро­шее собра­ние сочи­не­ний, но соав­тор исполь­зо­вал не так уж и мно­го. Дер­лет даже пла­ни­ро­вал напи­сать био­гра­фию Лав­краф­та, но вне­зап­ная смерть в 1971 году не поз­во­ли­ла этим пла­нам осу­ще­ствить­ся. Эту рабо­ту выпол­нит Л. Спрэг дэ Камп.

Со смер­тью меч­та­те­ля из Про­ви­ден­са его твор­че­ская исто­рия не закан­чи­ва­ет­ся. Выпус­ка­ют­ся филь­мы, созда­ют­ся ком­пью­тер­ные и настоль­ные игры, где геро­ям поз­во­ля­ют ино­гда побеж­дать Вели­ких Древ­них. Про­хо­дят фести­ва­ли и кон­вен­ты, уче­ные пишут ста­тьи и моно­гра­фии. Об этой твор­че­ской судь­бе очень хоро­шо напи­сал еще один друг Лав­краф­та по пере­пис­ке – Роберт Блох. «Поду­май­те о Лав­краф­те, как о вели­ком Ктул­ху, кото­рый спал, но очнул­ся от затя­нув­ше­го­ся сна и под­нял­ся лишь бла­го­да­ря вере, мно­гие годы береж­но хра­ни­мой куч­кой пре­зрен­ных изго­ев. Поду­май­те о Лав­краф­те, как о Йог-Сото­­те, кото­рый уве­ко­ве­чил соб­ствен­ный образ в людях, про­дол­жа­ю­щих его “тру­ды” самы­ми раз­лич­ны­ми спо­со­ба­ми. Мы – вер­ные после­до­ва­те­ли, куль­ти­сты, под­ра­жа­те­ли – пони­ма­ем истин­ный смысл мифов Лав­краф­та. И мы откро­вен­но раду­ем­ся воз­вы­ше­нию того, кому покло­ня­лись как настав­ни­ку, как лите­ра­тур­но­му богу».

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Копи­ро­валь­ный аппа­рат для быст­ро­го раз­мно­же­ния руко­пис­ных или печат­ных мате­ри­а­лов. Прост в исполь­зо­ва­нии, может дать око­ло 100 оттис­ков, но отчет­ли­вы­ми будут толь­ко пер­вые 30–40. Для мало­ти­раж­но­го люби­тель­ско­го изда­ния вро­де «Науч­ной газе­ты» Лав­краф­та это был вполне при­ем­ле­мый спо­соб рас­про­стра­не­ния.
2. А было их две. НАЛП (Наци­о­наль­ная ассо­ци­а­ция люби­тель­ской прес­сы) и ОАЛП (Объ­еди­нен­ная ассо­ци­а­ция люби­тель­ской прес­сы). Эти орга­ни­за­ции созда­ва­лись для того, что­бы дать воз­мож­ность для обще­ния, вза­им­ной кри­ти­ки и пуб­ли­ка­ции про­из­ве­де­ний лите­ра­то­ров-люби­­те­лей, кото­рым не вез­ло в про­фес­си­о­наль­ных изда­ни­ях. Люби­тель­ские изда­ния появ­ля­лись и исче­за­ли со ско­ро­стью све­та, мно­гие не выхо­ди­ли за рам­ки «Том 1/№1», а так­же силь­но раз­ни­лись по каче­ству испол­не­ния. Но это была пре­крас­ная воз­мож­ность для твор­че­ско­го само­вы­ра­же­ния.
3. В сво­ем интер­вью TEOD С.Т. Джо­ши упо­ми­нал рабо­ту над таким изда­ни­ем, но мы не зна­ем, будет ли она завер­ше­на на момент выхо­да жур­на­ла.
4. Подоб­ных чело­ве­ку неко­то­ры­ми при­зна­ка­ми и внеш­ним видом, но не соот­вет­ству­ю­щие ему пол­но­стью.
5. Сосре­до­то­чен­но­сти на идее избран­но­сти и осо­бен­но­сти чело­ве­че­ской расы.
6. Ниц­ше счи­тал, что Все­лен­ная цик­лич­на и собы­тия в ней посто­ян­но повто­ря­ют­ся. Это дей­ствие лише­но смыс­ла и направ­ля­ю­щей воли неко­е­го выс­ше­го суще­ства, а пото­му при­зна­ет­ся фило­со­фом как дока­за­тель­ство того, что бога не суще­ству­ет и любая рели­гия лож­на. «Ни вре­мя, ни этот мир не име­ли нача­ла и не будут иметь кон­ца, в про­шлом и в буду­щем, как изме­не­ния, так и при­ро­да бес­ко­неч­ны».
7. Лав­крафт на про­тя­же­нии всей жиз­ни был убеж­ден­ным трез­вен­ни­ком и всем сове­то­вал такой же образ жиз­ни. Сухой закон он при­нял с вос­тор­гом.
8. Питер Брей­­­гель-стар­­ший «Прит­ча о сле­пых». Когда сле­пой ведет сле­по­го, оба они упа­дут в овраг. Сле­пой слу­чай, веду­щий уче­но­го по неве­до­мым тер­ри­то­ри­ям, а, сле­до­ва­тель­но, тоже сле­по­го, при­ве­дет его в про­пасть безу­мия.

АВТОР СТАТЬИ: Ека­те­ри­на Заму­ла