2001 / Alraune / Лавкрафт как основоположник фэн-культуры
Процесс литературной канонизации Г.Ф.Лавкрафта завершился около десяти лет назад. Теперь его можно упоминать рядом с такими мастерами, как Борхес и Кафка, не опасаясь за свою репутацию ценителя только высокохудожественных готических романов. Современники не удостаивали творчество Лавкрафта большого внимания, в первые два-три десятилетия после смерти литературное наследие писателя неизменно отрекомендовывалось как “макулатура”, а самого его пренебрежительно называли ремесленником. И все же издательство Аркхэм-Хаус (организованное одним из самых близких и преданных друзей Лавкрафта) с годами немало сделало для признания и популяризации мрачных историй писателя. В сущности, при жизни Лавкрафта скудный денежный ручеек из предыдущей вотчины Роберта Блоха был практически единственным источником дохода; работа в журнале “Таинственные истории” не приносила ни дохода, ни даже адекватного усилиям Лавкрафта морального удовлетворения. То были годы Великой Депрессии, и американцам не нужны были ужасы книжные — жизнь была куда страшнее. Сам писатель с горечью говорил, что карьера его началась в самый неподходящий момент. Он понимал, что его рассказы и повести слишком хороши для дешевых журналов и покитов, но все же не дотягивают до уровня, требуемого в серьезном издательстве. Кроме того, большую часть сюжетов редакторы признавали чрезмерно ужасными и мрачными, что тоже не могло способствовать публикации.
Как известно, самой главной движущей силой фэн-культуры является мифологизация объекта почитания. Вокруг имени Г.Ф. Лавкрафта существует такое невероятное количество абсолютно противоречивых легенд, мифов и квазифактологических сведений, что его по праву можно назвать самой загадочной личностью в литературе двадцатого века. Кроме того, это вообще первый человек искусства, с именем которого связано так много необычных, таинственных, передаваемых почтительным шепотком легенд, неизменно исполненных восхищения и преклонения перед тем неизвестным и устрашающим, что олицетворял Лавкрафт. Таким образом, если и можно назвать кого-то основоположником фэн-культуры, так это его. О нем известно очень многое, и в то же время — почти ничего. Люди, называющие себя близкими друзьями, знакомыми и даже родственниками писателя, в лучшем случае состояли с ним в переписке. Лучший друг Лавкрафта — Роберт Блох — пару раз говорил с ним по телефону, но никогда не встречался лично. Никто так и не смог достоверно описать внешность писателя. Немногочисленные сохранившиеся фотографии изображают совершенно разных людей, а на одной из них Лавкрафт просто не может быть Лавкрафтом, ибо снят рядом с Францем Кафкой. Более-менее достоверно следующее: писатель обладал исключительной памятью, которая помогла ему добиться значительных успехов в нескольких избранных им науках, знал несколько языков. По причине слабого здоровья он не посещал колледж и занимался самообразованием. Фундаментом легенды о жизни писателя, и соответственно, перехода Лавкрафта в вечные кумиры стали загадочные обстоятельства его смерти. Достоверные сведения на этот счет отсутствуют; даже серьезные исследователи жизни и творчества писателя приводят малоправдоподобные версии: он-де заморил себя голодом, мизантропией(?), покончил самоубийством, выстрелив в себя пять раз, повесился… Почему бы не предположить, что он растворился на бескрайних просторах Р’льеха? Гораздо логичнее, на мой взгляд…
Та же самая таинственность и недосказанность характеризует личность Лавкрафта. Его дружеская переписка приходилась как раз на самые суровые годы Депрессии. В это время никто из писателей, занимавшихся такой неблагодарной деятельностью, как написание ужасающих историй, не мог позволить себе путешествовать по стране. Поэтому все общение сводилось к эпистолярному жанру. Навряд ли в бедственном положении Лавкрафта было рационально разоряться даже на почтовые принадлежности и тратить целые дни на написание писем. А письма он писал добросовестно! Нередко их объем достигал семидесяти страниц, исписанных мелким аккуратным почерком. Да и число писем было внушительным — он получал их десятками и сотнями, и всегда отвечал. Здесь можно отметить необыкновенную доброту и внимательность Лавкрафта — он совершенно бескорыстно рецензировал чужое творчество, давал обстоятельнейшие и подробнейшие советы, даже дописывал и правил чужие рассказы. Итак, его постоянные корреспонденты (Роберт Блох, Август Дерлет, Кларк Эштон Смит) являлись его самыми лучшими друзьями. Они приводят довольно путаные и сомнительные подробности из жизни “Дедушки” — так Лавкрафт часто подписывался; это распространенный эвфемизм слова “дьявол”. По их словам, писатель просто обожал кошек, мороженое, книги лорда Дансени и старинную архитектуру своего родного Провиденса. Любил гулять по ночам, получал странные посылки из экзотических стран и знался с подозрительными личностями; был прекрасно знаком со многими малоизвестными экстатическими и архаическими культами, а также более современной и продвинутой черной магией Средневековья. Предпочитал одиночество, хотя некоторое время был женат на некоей Соне Грин, обладал исключительными познаниями в истории и частенько забавлялся составлением списка неточностей в голливудских эпических картинах. Вел жизнь аскета, не интересовался никакими плотскими удовольствиями, ненавидел прогресс, крахмальные воротнички, женщин, Льва Толстого, и все, что хоть каким-то боком было связано с морем. Отличался тонким и мягким юмором, охотно давал советы по литературному творчеству и добросовестно рецензировал стихи и прозу своих друзей по переписке.
Литературное наследие Г.Ф. Лавкрафта гораздо сложнее и изысканнее, чем принято считать. Он не удовольствовался обычным в те годы набором из привидений, гробокопателей, ведьм и оживших мертвецов; он продвинулся значительно дальше в бездны непознанного, создав не только своеобразную философскую систему, но и наметив элементы сопутствующих ей культов и исторических событий. Лишь некоторые его рассказы не имеют отношения к этой концепции “Древних Богов”. Они, как правило, затрагивают ничуть не менее страшную тематику — обычно это средневековая магия. Лавкрафт умело нагнетает напряжение, и развязка практически всегда наступает лишь в самой последней строке рассказа. Раз уж зашла речь о строках… Лавкрафта отличает оригинальный язык — утрированно-архаичный, оттененный тайным знанием, с нарочито нагроможденными составными определениями. Этот стиль, как и ритм, и темп, без сомнения, самым лучшим и органичным образом подходят к его замшелым от древности ужасам, но по началу воспринимаются не так-то легко. Особенно если вам вздумалось почитать Лавкрафта в оригинале. Пересказывать сюжеты рассказов бессмысленно — они не отличаются динамизмом, параллельными ходами и закрученностью интриги, и нервная дрожь вызывается поэтичными описаниями вещей столь ужасных, что им не место в этом мире… и особенно туманными намеками на куда более страшные вещи. И в этом весь Лавкрафт — простые страшилки с выпущенными кишками претили его изобретательной натуре, в которой так хитроумно сплелись самые тонкие и самые ужасающие представления о сверхъестественном.
Искусство, как и вся наша жизнь, сплошь состоит из парадоксов. К середине 80‑х бывшего макулатурщика возвели в ранг святых от фэнтези, начали в спешном порядке издавать и переиздавать его повести и рассказы, появились десятки тщательно накропанных биографий и околонаучных исследований творчества Лавкрафта, а самого его посмертно наградили несметным количеством почетных титулов, признав-таки отцом современного готического романа и основоположником многих других, не менее важных вещей. Признаться, я всегда задумываюсь о двойственной природе вещей в этой связи. Но, видимо, это участь большинства великих — быть признанными лишь после смерти, тогда как многих их бездарных современников удача и лояльность критиков вознесли вверх. Иногда даже до неприличия высоко, хотя многими “культовыми” эстетствующими графоманами надо было кормить рыб. Но это уже совсем другая история.
Архивная статья с lovecraft.ru