Говард Филлипс Лавкрафт

КРЫСЫ В СТЕНАХ

(The Rats in the Walls)
Напи­са­но в 1923 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод В. Кула­ги­ной-Ярце­вой

////

16 июля 1923 года, после окон­ча­ния вос­ста­но­ви­тель­ных работ, я пере­ехал в Экс­хэм Праэ­ри. Рестав­ра­ция была гран­ди­оз­ным делом, так как от дав­но пусто­вав­ше­го зда­ния оста­лись толь­ко полу­раз­ру­шен­ные сте­ны и про­ва­лив­ши­е­ся пере­кры­тия. Одна­ко этот замок был колы­бе­лью моих пред­ков, и я не счи­тал­ся с рас­хо­да­ми. Никто не жил здесь со вре­ме­ни ужас­ной и почти необъ­яс­ни­мой тра­ге­дии, про­ис­шед­шей с семьей Джейм­са Пер­во­го, когда погиб­ли сам хозя­ин, его пяте­ро детей и несколь­ко слуг. Един­ствен­ный остав­ший­ся в живых член семьи, тре­тий сын баро­на, мой непо­сред­ствен­ный пре­док, вынуж­ден был поки­нуть дом, спа­са­ясь от стра­ха и подо­зре­ний. После того, как тре­тий сын баро­на был объ­яв­лен убий­цей, поме­стье было кон­фис­ко­ва­но коро­ной. Он не пытал­ся оправ­дать­ся или вер­нуть свою соб­ствен­ность. Объ­ятый стра­хом, боль­шим, чем могут про­бу­дить угры­зе­ния сове­сти и закон, он горел одним жела­ни­ем — нико­гда боль­ше не видеть древ­не­го зам­ка. Так Уол­тер де ла Поэр, один­на­дца­тый барон Экс­хэм, бежал в Вир­ги­нию. Там он стал родо­на­чаль­ни­ком семей­ства, кото­рое к нача­лу сле­ду­ю­ще­го сто­ле­тия было извест­но под фами­ли­ей Дела­по­эр.

Экс­хэм Праэ­ри оста­ва­лось необи­та­е­мым, затем было при­со­еди­не­но к зем­лям семьи Нор­рис. Зда­ние поль­зо­ва­лось вни­ма­ни­ем уче­ных, иссле­до­вав­ших его слож­ную архи­тек­ту­ру: готи­че­ские баш­ни на сак­ском или роман­ском осно­ва­нии, с еще более древним фун­да­мен­том, дру­и­ди­че­ской или под­лин­ной кимбр­ской клад­ки. Фун­да­мент был очень свое­об­раз­ным, и с одной сто­ро­ны он вплот­ную при­мы­кал к высо­кой извест­ня­ко­вой ска­ле, с края кото­рой быв­ший мона­стырь смот­рел в пустын­ную доли­ну, в трех милях к запа­ду от дерев­ни Анкестер.

Насколь­ко этот памят­ник ушед­ших сто­ле­тий при­тя­ги­вал к себе архи­тек­то­ров и архео­ло­гов, настоль­ко нена­ви­де­ли его мест­ные жите­ли. Нена­висть заро­ди­лась еще в те вре­ме­на, когда здесь жили мои пред­ки, и не осты­ла до сих пор, хотя зда­ние уже окон­ча­тель­но обвет­ша­ло и порос­ло мхом. Я и дня не успел побыть в Анкесте­ре, как услы­шал, что про­ис­хо­жу из про­кля­то­го дома. А на этой неде­ле рабо­чие взо­рва­ли Экс­хэм Праэ­ри и сей­час срав­ни­ва­ют с зем­лей раз­ва­ли­ны. Я все­гда непло­хо пред­став­лял себе гене­а­ло­ги­че­ское дре­во нашей семьи, изве­стен мне и тот факт, что мой аме­ри­кан­ский пре­док уехал в коло­нии при весь­ма стран­ных обсто­я­тель­ствах. Одна­ко с дета­ля­ми я не был зна­ком, так как в семье сло­жи­лась тра­ди­ция умол­ча­ния о про­шлом, В отли­чие от наших сосе­дей-план­та­то­ров, мы не хва­ста­лись пред­ка­ми кре­сто­нос­ца­ми, геро­я­ми сред­них веков или эпо­хи Воз­рож­де­ния. Все исто­ри­че­ские бума­ги семьи содер­жа­лись в запе­ча­тан­ном кон­вер­те, кото­рый до Граж­дан­ской вой­ны пере­да­вал­ся отцом стар­ше­му сыну с нака­зом вскрыть после его смер­ти. Осно­ва­ния для гор­до­сти были добы­ты нашей семьей уже в самой Аме­ри­ке и вир­гин­ские Дела­по­э­ры все­гда ува­жа­лись в обще­стве, хотя слы­ли несколь­ко замкну­ты­ми и необ­щи­тель­ны­ми.

Во вре­мя вой­ны наше бла­го­по­лу­чие пошат­ну­лось, был сожжен Кар­факс, наш дом на бере­гу реки Джеймс. Во вре­мя того безум­но­го погро­ма погиб мой пре­ста­ре­лый дед, а вме­сте с ним про­пал и кон­верт, хра­ня­щий наше про­шлое. Мне тогда было семь лет, но я хоро­шо пом­ню тот день — выкри­ки сол­дат- феде­ра­ли­стов, визг жен­щин, сте­на­ния и молит­вы негров. Мой отец в это вре­мя был в армии, обо­ро­няв­шей Рич­монд, и после мно­го­чис­лен­ных фор­маль­но­стей нас с мате­рью отпра­ви­ли через линию фрон­та к нему.

После вой­ны мы все пере­еха­ли на Север, отку­да была родом моя мать. Я про­жил там до ста­ро­сти и стал насто­я­щим янки. Ни я, ни мой отец не зна­ли о содер­жи­мом семей­но­го кон­вер­та; я втя­нул­ся в мас­са­чу­сет­ский биз­нес и поте­рял вся­кий инте­рес к тай­нам, несо­мнен­но, при­сут­ство­вав­шим в исто­рии нашей семьи. Если бы я толь­ко подо­зре­вал, с чем они свя­за­ны, с какой радо­стью бро­сил бы я Экс­хэм Праэ­ри, и луч­ше бы он остал­ся лету­чим мышам с пау­ка­ми и зарос мхом.

В 1904 году умер мой отец, не оста­вив ника­ко­го посла­ния ни мне, ни мое­му един­ствен­но­му сыну, Аль­фре­ду, кото­ро­го я вос­пи­ты­вал сам, без его мате­ри. Имен­но этот маль­чик изме­нил поря­док пере­да­чи семей­ных тра­ди­ций. Я мог пове­дать ему лишь несе­рьез­ные догад­ки о нашей исто­рии, но во вре­мя вой­ны, когда он стал офи­це­ром авиа­ции и слу­жил в Англии, он напи­сал мне о неко­то­рых инте­рес­ных леген­дах, каса­ю­щих­ся нашей семьи. Оче­вид­но, у Дела­по­эров было яркое и несколь­ко зло­ве­щее про­шлое, о кото­ром мой сын узнал из рас­ска­зов сво­е­го дру­га Эдвар­да Нор­ри­са, капи­та­на авиа­ци­он­но­го пол­ка Его Вели­че­ства, чьи вла­де­ния нахо­ди­лись воз­ле наше­го фамиль­но­го зам­ка, в деревне Анкестер. Пове­рья мест­ных кре­стьян были столь коло­рит­ны и неве­ро­ят­ны, что по ним мож­но было писать рома­ны. Конеч­но, сам Нор­рис не вос­при­ни­мал их все­рьез, но они заин­те­ре­со­ва­ли мое­го сына, и он опи­сал их мне. Имен­но эти леген­ды про­бу­ди­ли во мне инте­рес к нашим заоке­ан­ским кор­ням, и я решил при­об­ре­сти и реста­ври­ро­вать живо­пис­ный ста­рин­ный замок, кото­рый капи­тан Нор­рис пока­зал Аль­фре­ду и пред­ло­жил выку­пить у его дяди, тогдаш­не­го вла­дель­ца, за очень незна­чи­тель­ную сум­му.

В 1918 году я купил Экс­хэм Праэ­ри, но пла­ны по его рестав­ра­ции мне при­шлось отло­жить, так как мой сын вер­нул­ся с вой­ны инва­ли­дом. Те два года, кото­рые он про­жил, я был настоль­ко погло­щен забо­та­ми о его здо­ро­вье, что даже пере­дал парт­не­рам веде­ние сво­их дел.

В 1921 году я остал­ся один, без цели, без дела, на поро­ге ста­ро­сти и решил занять остав­ши­е­ся годы вос­ста­нов­ле­ни­ем при­об­ре­тен­но­го дома. В декаб­ре я ездил в Анкестер и позна­ко­мил­ся с капи­та­ном Нор­ри­сом, при­ят­ным, пол­ным моло­дым чело­ве­ком, кото­рый был высо­ко­го мне­ния о моем сыне. Он помо­гал мне соби­рать пре­да­ния и пла­ны для вос­ста­но­ви­тель­ных работ. Сам Экс­хэм Праэ­ри не про­из­вел на меня осо­бо­го впе­чат­ле­ния — сто­я­щее на краю про­па­сти ско­пи­ще древ­них руин, покры­тых лишай­ни­ка­ми и гра­чи­ны­ми гнез­да­ми, баш­ни с голы­ми сте­на­ми, без полов и какой-либо отдел­ки внут­ри.

Но посте­пен­но пере­до мной выри­со­вы­вал­ся образ вели­че­ствен­но­го зда­ния, где жили мои пред­ки три­ста лет назад. Я начал нани­мать рабо­чих для рестав­ра­ции и тут столк­нул­ся с дав­ним стра­хом и нена­ви­стью кре­стьян Анкесте­ра. Эти настро­е­ния каса­лись как само­го зам­ка, так и всей древ­ней семьи, и были так силь­ны, что пере­да­ва­лись даже рабо­чим, наня­тым на сто­роне, и они раз­бе­га­лись.
Сын рас­ска­зы­вал мне, что когда он был в Анкесте­ре, его избе­га­ли толь­ко за то, что он — де ла Поэр. Теперь я почув­ство­вал нечто подоб­ное на себе и дол­го убеж­дал кре­стьян, что почти ничем не свя­зан с мои­ми пред­ка­ми.

Даже после это­го про­дол­жа­ли они недо­люб­ли­вать меня, и соби­рать их леген­ды я мог толь­ко через Нор­ри­са. Похо­же, люди не мог­ли мне про­стить, — что я соби­ра­юсь вос­ста­но­вить нена­вист­ный замок, кото­рый они вос­при­ни­ма­ли как лого­во злых духов и обо­рот­ней.

Ана­ли­зи­руя собран­ные Нор­ри­сом пре­да­ния и отче­ты уче­ных, я при­шел к выво­ду, что Экс­хэм Праэ­ри сто­ял на месте очень древ­не­го хра­ма дру­и­ди­че­ской или додру­и­ди­че­ской эпо­хи. Мало кто сомне­вал­ся, что здесь совер­ша­лись самые жут­кие обря­ды, кото­рые, веро­ят­но, потом вли­лись в культ Кибе­лы, зане­сен­ный рим­ля­на­ми. По сохра­нив­шим­ся на под­зем­ной клад­ке над­пи­сям мож­но было про­чи­тать: «БОЖ… ВЕЛИК… МАТЕ… ТВОРЕ…», что сви­де­тель­ство­ва­ло о куль­те Вели­кой Мате­ри, сле­до­вать кото­ро­му без­успеш­но пыта­лись запре­тить рим­ским граж­да­нам. Как сви­де­тель­ству­ют рас­коп­ки, Анкестер был лаге­рем тре­тье­го авгу­сти­ан­ско­го леги­о­на. Там храм Кибе­лы про­цве­тал и был все­гда полон почи­та­те­лей, испол­няв­ших бес­чис­лен­ные обря­ды под руко­вод­ством фри­гий­ско­го жре­ца. Леген­да гла­сит, что крах ста­рой рели­гии не оста­но­вил оргии в зам­ке, а жре­цы пере­шли в новую веру, не изме­нив сво­е­го обра­за жиз­ни. Тай­ные цере­мо­нии не пре­кра­ти­лись и после паде­ния рим­ско­го вла­ды­че­ства, неко­то­рые из сак­сов вос­ста­но­ви­ли раз­ру­шен­ный храм и, осно­вав там центр неко­е­го куль­та, кото­ро­го боя­лись во всех англо­сак­ских госу­дар­ствах, при­да­ли ему сохра­нив­ший­ся доныне облик. Око­ло 1000 года н. э. Экс­хэм Праэ­ри упо­ми­на­ет­ся в лето­пи­си как замок, окру­жен­ный огром­ным, неого­ро­жен­ным, так как народ боял­ся туда ходить, садом, при­над­ле­жа­щий таин­ствен­но­му и могу­ще­ствен­но­му мона­ше­ско­му орде­ну. Замок не был раз­ру­шен викин­га­ми, но после нор­манн­ско­го заво­е­ва­ния он, долж­но быть, при­шел в упа­док. Как бы то ни было, в 1261 году Ген­рих Тре­тий даро­вал замок мое­му пред­ку Гил­бер­ту де ла Поэ­ру, пер­во­му баро­ну Экс­хэм­ско­му.

До той поры репу­та­ция наше­го рода была чиста, но потом что-то слу­чи­лось. В лето­пи­си 1307 года упо­мя­нут один де ла Поэр, «про­кля­тый богом», а в народ­ных пре­да­ни­ях замок, постро­ен­ный на месте язы­че­ско­го капи­ща, стал слыть зло­ве­щим и страш­ным местом. Эти пре­да­ния вызы­ва­ли суе­вер­ный страх, уси­ли­ва­ю­щий­ся под гне­том мно­же­ства недо­мол­вок и мрач­ных наме­ков. Они пред­став­ля­ют моих пред­ков порож­де­ни­ем демо­нов, сре­ди кото­рых мар­киз де Сад и Жиль де Ретц пока­за­лись бы невин­ны­ми детиш­ка­ми, и при­пи­сы­ва­ют им вину за слу­чав­ши­е­ся на про­тя­же­нии несколь­ких поко­ле­ний исчез­но­ве­ния людей.

Самы­ми отри­ца­тель­ны­ми пер­со­на­жа­ми легенд были, несо­мнен­но, сами баро­ны и их пря­мые наслед­ни­ки. Если же какой вла­де­лец зам­ка имел доб­ро­по­ря­доч­ный нрав, он неиз­мен­но уми­рал быст­рой, необъ­яс­ни­мой смер­тью, и его сме­нял новый зло­дей. Каза­лось, у баро­нов Экс­хэм был свой внут­ри­фа­миль­ный тем­ный культ, откры­тый даже не для всех чле­нов семьи и руко­во­ди­мый стар­шим в роду. Стро­ил­ся он, по всей види­мо­сти, не столь­ко на кров­ном род­стве, сколь­ко на общ­но­сти наклон­но­стей, ибо к нему при­над­ле­жа­ли и люди, вошед­шие в семью со сто­ро­ны. Напри­мер, леди Мар­га­рет Тре­вор, жене Год­ф­ри, вто­ро­го сына пято­го баро­на Экс­хэ­ма, при­пи­сы­ва­ли тай­ные убий­ства детей по всей окру­ге, и зло­ве­щие исто­рии о жен­щине-демоне до сих пор рас­ска­зы­ва­ют в при­гра­нич­ных с Уэль­сом рай­о­нах. Упо­ми­на­ет­ся в бал­ла­дах, хотя и по дру­го­му пово­ду, ужас­ная исто­рия леди Мэри де ла Поэр, вышед­шей замуж за гер­цо­га Шру­с­филь­да и вско­ре после сва­дьбы уби­той им и его мате­рью. Свя­щен­ник, кото­ро­му они пове­да­ли тай­ную при­чи­ну соде­ян­но­го, бла­го­сло­вил убийц и отпу­стил им гре­хи.

Подоб­ные мифы, пол­ные гру­бых пред­рас­суд­ков, меня заде­ва­ли. Осо­бен­но было непри­ят­но стой­кое недо­ве­рие к мое­му роду. Одна­ко я не мог не ассо­ци­и­ро­вать эти тем­ные пре­да­ния о моих пред­ках с извест­ным мне скан­да­лом, каса­ю­щим­ся мое­го бли­жай­ше­го род­ствен­ни­ка, дво­ю­род­но­го бра­та Ран­доль­фа Дела­по­э­ра из Кар­фак­са, кото­рый вое­вал в Мек­си­ке, сбли­зил­ся с негра­ми и стал их шама­ном.
Несколь­ко мень­ше меня заде­ва­ли туман­ные сплет­ни о воп­лях и сто­нах в пустой, холод­ной долине под извест­ня­ко­вой ска­лой, о запа­хе тле­на, под­ни­ма­ю­щем­ся отту­да после весен­них дождей, о попав­шем под ногу лоша­ди сэра Джо­на Клей­ва белом пред­ме­те и о слу­ге, кото­рый сошел с ума, загля­нув одна­жды в под­зе­ме­лье ста­ро­го зам­ка. Это были баналь­ные страш­ные сказ­ки, а я в то вре­мя был убеж­ден­ным скеп­ти­ком. Слож­нее было отбро­сить рас­ска­зы о про­пав­ших кре­стья­нах, хотя в сред­ние века такое не было ред­ко­стью. Смерть мог­ла быть рас­пла­той за чрез­мер­ное любо­пыт­ство, а нако­ло­тые на пики голо­вы несчаст­ных выстав­ля­лись тут же, на древ­них басти­о­нах.

Неко­то­рые леген­ды-были настоль­ко необыч­ны, что я пожа­лел, что в моло­до­сти не изу­чал срав­ни­тель­ную мифо­ло­гию. Напри­мер, одно пове­рье объ­яс­ня­ло обиль­ные уро­жаи кор­мо­вых ово­щей в зам­ко­вых садах тем, что они слу­жи­ли пищей лету­чим мышам-обо­рот­ням, кото­рые каж­дую суб­бо­ту сле­та­лись туда на шабаш. Но самым неве­ро­ят­ным было пре­да­ние о кры­сах. Одна­жды гряз­ные пол­чи­ща алч­ных пара­зи­тов лави­ной вырва­лись из зам­ка, пожи­рая на сво­ем пути кур, кошек, собак, поро­сят, овец, Их ярость утих­ла после того, как они загрыз­ли и дво­их кре­стьян. Про­изо­шло же это яко­бы через три меся­ца после упо­ми­нав­шей­ся выше тра­ге­дии, унес­шей послед­них оби­та­те­лей зам­ка.

Вот что было мне извест­но, когда я со стар­че­ским упрям­ством про­во­дил рестав­ра­ци­он­ные рабо­ты в доме моих пред­ков. Ни в коем слу­чае не сто­ит думать, что упо­мя­ну­тые нена­уч­ные сказ­ки опре­де­ля­ли мое умо­на­стро­е­ние. К тому же, меня посто­ян­но под­дер­жи­вал капи­тан Нор­рис и уче­ные, помо­гав­шие мне. Через два года рестав­ра­ция была завер­ше­на — огром­ные рас­хо­ды пол­но­стью оправ­да­лись. Я с гор­до­стью осмат­ри­вал про­стор­ные ком­на­ты, оби­тые дубо­вы­ми пане­ля­ми сте­ны, свод­ча­тые потол­ки, стрель­ча­тые окна и широ­кие лест­ни­цы.

Все чер­ты сред­не­ве­ко­вья были тща­тель­но сохра­не­ны, совре­мен­ные дета­ли есте­ствен­но впи­сы­ва­лись в ста­рин­ные инте­рье­ры. Дом моих пред­ков был вос­ста­нов­лен, и теперь я меч­тал утвер­дить в окру­ге доб­рую репу­та­цию древ­не­го рода, послед­ним пред­ста­ви­те­лем кото­ро­го я был, Я наме­ре­вал­ся посе­лить­ся здесь и дока­зать всем, что де ла Поэ­ру (я воз­об­но­вил под­лин­ное напи­са­ние нашей фами­лии) совсем не при­су­ще быть вра­гом рода чело­ве­че­ско­го. Моя жизнь обе­ща­ла стать при­ят­ной еще и пото­му, что, несмот­ря на сред­не­ве­ко­вый облик, все инте­рье­ры. Экс­хэм Праэ­ри были совер­шен­но новые, и мне не гро­зи­ли ни пара­зи­ты, ни при­ви­де­ния.

Итак, 16 июня 1923 года я пере­ехал, а со мной в зам­ке посе­ли­лись семе­ро слуг и девять кошек, кото­рых я очень люб­лю. Само­го стар­ше­го кота, Ниг­гер­ма­на, я при­вез с собой из Мас­са­чу­сет­са, осталь­ным обза­вел­ся, пока во вре­мя рестав­ра­ции жил у капи­та­на Нор­ри­са.

Пять дней мы жили спо­кой­но, я зани­мал­ся в основ­ном клас­си­фи­ка­ци­ей све­де­ний о нашей семье. Ко мне попа­ли доволь­но подроб­ные отче­ты о послед­ней здеш­ней тра­ге­дии и бег­стве Уол­те­ра де ла Поэ­ра, про­пав­ше­го во вре­мя пожа­ра в Кар­фак­се. Выхо­ди­ло, что обви­не­ния моею пред­ка в убий­стве всех спя­щих оби­та­те­лей зам­ка, кро­ме чет­ве­рых дове­рен­ных слуг, не были лише­ны осно­ва­ний. За две неде­ли до слу­чив­ше­го­ся он сде­лал какое-то потряс­шее и изме­нив­шее его откры­тие, о кото­ром он, если не счи­тать отдель­ных наме­ков, не рас­ска­зал нико­му, роме слуг, став­ших его сообщ­ни­ка­ми и тоже бежав­ших.

Одна­ко эту пред­на­ме­рен­ную рез­ню, жерт­ва­ми кото­рой ста­ли отец, три бра­та и две сест­ры, про­сти­ли кре­стьяне и поста­ра­лись не заме­тить судеб­ные вла­сти: винов­ни­ку уда­лось ускольз­нуть в Вир­ги­нию без­на­ка­зан­ным. Гово­ри­ли, буд­то он изба­вил зем­лю от неко­е­го древ­нею про­кля­тия. Что за откры­тие под­толк­ну­ло его на столь ужас­ный посту­пок, я не могу даже пред­по­ло­жить. Зло­ве­щие пре­да­ния о сво­ей семье Уол­те­ру де ла Поэ­ру, несо­мнен­но, были извест­ны с дет­ства, так что вряд ли они мог­ли повли­ять на него столь неожи­дан­но. Или он уви­дел какой-то жут­кий древ­ний обряд? Нашел некий страш­ный сим­вол в самом зам­ке или в окрест­но­стях? В Англии его пом­ни­ли застен­чи­вым, тихим юно­шей, а в Вир­ги­нии он про­из­во­дил впе­чат­ле­ние чело­ве­ка пуг­ли­во­го и осто­рож­но­го, но никак не жесто­ко­го. В днев­ни­ке одно­го знат­но­го путе­ше­ствен­ни­ка, Френ­си­са Хар­ли из Бел­л­вью, он опи­сан как обра­зец чести, досто­ин­ства и так­та.

Пер­вое пред­зна­ме­но­ва­ние сверхъ­есте­ствен­ных собы­тий, слу­чив­ших­ся поз­же, было отме­че­но 22 июля, но тогда остав­ле­но почти без вни­ма­ния. Слу­чай был про­стой и ничтож­ный, стран­но, что на него вооб­ще обра­ти­ли вни­ма­ние, ибо, хотя я и посе­лил­ся в древ­нем зам­ке, мне чуж­да была мни­тель­ность, а в слу­ги я нанял людей разум­ных и трез­во­мыс­ля­щих, Тем более, что все в зам­ке, кро­ме камен­ных стен, было сде­ла­но зано­во.

Я запом­нил, что мой ста­рый флег­ма­тич­ный кот, чьи повад­ки были мне хоро­шо извест­ны, казал­ся неесте­ствен­но воз­буж­ден­ным и бес­по­кой­ным. Он нерв­но бегал из ком­на­ты в ком­на­ту и посто­ян­но что-то выню­хи­вал. Я пони­маю, что зву­чит это пре­дель­но баналь­но — как неиз­мен­ная соба­ка в романе о при­ви­де­ни­ях, кото­рая рыча­ни­ем пре­ду­пре­жда­ет хозя­и­на о бли­зо­сти появ­ле­ния при­зра­ка, — но забыть это­го не могу.

На сле­ду­ю­щий день ко мне в каби­нет, рас­по­ло­жен­ный на вто­ром эта­же, с ароч­ны­ми сво­да­ми, тем­ны­ми дубо­вы­ми пане­ля­ми и трех­створ­ча­тым готи­че­ским окном, выхо­див­шим в пустын­ную доли­ну под извест­ко­вой ска­лой, зашел слу­га и пожа­ло­вал­ся, что все кош­ки в доме ведут себя бес­по­кой­но. Я тут же при­пом­нил, как Ниг­гер­ман крал­ся вдоль запад­ной сте­ны и скреб ког­тя­ми новые пане­ли, покры­ва­ю­щие ста­рую камен­ную клад­ку.

Я отве­тил слу­ге, что, долж­но быть, кам­ни под пане­ля­ми испус­ка­ют запах, неуло­ви­мый для людей, но воз­дей­ству­ю­щий на тон­кое обо­ня­ние кошек. Я дей­стви­тель­но так думал, и, когда слу­га пред­по­ло­жил нали­чие мышей или крыс, я отве­тил, что их здесь не было три­ста лет, и что даже поле­вые мыши не мог­ли бы сюда забрать­ся. В тот же день я заехал к капи­та­ну Нор­ри­су, и он уве­рил меня, что было бы неве­ро­ят­но, если бы поле­вые мыши ни с того, ни с сего вдруг устре­ми­лись бы в камен­ный замок.

Вече­ром, пого­во­рив, как обыч­но, со слу­гой, я ушел в спаль­ню запад­ной баш­ни, кото­рую выбрал для себя. Из каби­не­та в нее вела ста­рая камен­ная лест­ни­ца и корот­кая гале­рея, отде­лан­ная зано­во. Сама спаль­ня была круг­лая, с высо­ким потол­ком, со сте­на­ми без дере­вян­ной обшив­ки, но задра­пи­ро­ван­ным гобе­ле­на­ми, кото­рые я сам выбрал в Лон­доне.

Впу­стив в ком­на­ту Ниг­гер­ма­на, я закрыл тяже­лую готи­че­скую дверь, раз­дел­ся при све­те элек­три­че­ской лам­поч­ки, ими­ти­ру­ю­щей све­чу, потом выклю­чил свет и улег­ся на кро­ва­ти с поло­гом, а в ногах у меня поме­стил­ся Ниг­гер­ман. Полог я не задер­нул и лежал, гля­дя в узкое окош­ко. В небе поту­ха­ла заря, и ажур­ные узо­ры окна кра­си­во про­сту­па­ли сквозь што­ры. Долж­но быть, я заснул, пото­му что пом­ню, что из при­ят­но­го забы­тья меня выве­ло рез­кое дви­же­ние вско­чив­ше­го со сво­е­го места кота. Я уви­дел в туск­лом све­те его силу­эт — голо­ва вытя­ну­та впе­ред, перед­ние лапы чуть подо­гну­ты, зад­ние выпрям­ле­ны и напря­же­ны. Он, не отры­ва­ясь, смот­рел куда-то в сте­ну, запад­нее окна. Сна­ча­ла я не уви­дел там ниче­го осо­бен­но­го, но все же мое вни­ма­ние ока­за­лось при­ко­ван­ным к той же точ­ке.

При­гля­дев­шись, я понял, что кот вол­но­вал­ся не напрас­но. Мне пока­за­лось, что дра­пи­ров­ки на сте­нах дви­га­ют­ся, но утвер­ждать это не могу. В чем я могу поклясть­ся, так это в том, что за ними я слы­шал тихую воз­ню, похо­жую на мыши­ную или кры­си­ную. Через секун­ду кот прыг­нул на один из гобе­ле­нов и сорвал его на пол, обна­жив ста­рую сте­ну, на под­нов­лен­ной шту­ка­тур­ке кото­рой не было ника­ких гры­зу­нов.

Ниг­гер­ман, раз­ди­рая ког­тя­ми гобе­лен и пыта­ясь вре­мя от вре­ме­ни про­су­нуть лапу меж­ду сте­ной и дубо­вым полом забе­гал вдоль сте­ны. Он ниче­го не нашел и нехо­тя вер­нул­ся ко мне на кро­вать. Я за все это вре­мя не дви­нул­ся с места, но заснуть потом уже не мог.

Утром я опро­сил всех слуг, но никто не заме­тил ниче­го стран­но­го, лишь кухар­ка вспом­ни­ла, что кош­ка, спав­шая у нее в ком­на­те на под­окон­ни­ке, вдруг взвы­ла, раз­бу­див ее, а потом выско­чи­ла в откры­тую дверь и понес­лась вниз по лест­ни­це. Я подре­мал до обе­да, а потом поехал к капи­та­ну Нор­ри­су, кото­рый был заин­три­го­ван моим рас­ска­зом. Эти про­ис­ше­ствия — сколь незна­чи­тель­ные, столь и необыч­ные, буди­ли его вооб­ра­же­ние, и он тут же при­пом­нил неко­то­рые мест­ные мисти­че­ские пове­рья. Осно­вы­ва­ясь на них, Нор­рис дал мне кры­си­ный яд и несколь­ко мыше­ло­вок, и по при­ез­де домой я послал слуг рас­ста­вить их по зам­ку. Заснул я рано, но вско­ре про­бу­дил­ся от страш­но­го сна. С боль­шой высо­ты я смот­рел в полу­осве­щен­ный грот, где, по коле­но в гря­зи, бело­бо­ро­дый демон-сви­но­пас гонял каких-то полу­ис­тлев­ших, дряб­лых зве­рей, вид кото­рых вызвал у меня неопи­су­е­мое отвра­ще­ние. Затем он оста­но­вил­ся, кив­нул кому- то голо­вой. Тут же огром­ная стая крыс ска­ти­лась с края про­па­сти, что­бы пожрать и его, и зве­рей.

Меня раз­бу­ди­ли дви­же­ния Ниг­гер­ма­на, кото­рый, как обыч­но, спал у меня в ногах. Мне сра­зу ста­ло ясно, поче­му он выги­ба­ет спи­ну, шипит и, выпус­кая ког­ти, цара­па­ет мне ноги, — ото­всю­ду слы­ша­лось, как по зам­ку шны­ря­ют огром­ные, голод­ные кры­сы. Заря потух­ла, и в тем­но­те я не мог раз­гля­деть дви­га­ют­ся ли уже вос­ста­нов­лен­ные дра­пи­ров­ки, и поэто­му поско­рее вклю­чил свет.
Как толь­ко лам­поч­ка зажглась, я уви­дел, что все гобе­ле­ны колы­шут­ся таким обра­зом, что их ори­ги­наль­ные узо­ры напо­ми­на­ют пляс­ку смер­ти. Это дви­же­ние, а вме­сте с ним и зву­ки пре­кра­ти­лись в один момент. Вско­чив с кро­ва­ти, я схва­тил руч­ку от метал­ли­че­ской грел­ки с угля­ми, пошу­ро­вал ей за гобе­ле­нам и при­под­нял один их них. Там ниче­го не было, толь­ко ошту­ка­ту­рен­ная сте­на, даже кот пере­стал нерв­ни­чать. Я осмот­рел постав­лен­ную в моей спальне мыше­ло­ву. Все ходы захлоп­ну­лись, но мыше­лов­ка была пуста: даже клоч­ка шер­сти не оста­лось.

О том, что­бы сно­ва лечь спать, не мог­ло быть и речи, и поэто­му я, взяв све­чу, пошел с котом по гале­рее к лест­ни­це, спус­ка­ю­щей­ся в мой каби­нет. Но едва мы дошли до камен­ных сту­пе­нек, как Ниг­гер­ман ринул­ся впе­ред и исчез. Когда я сам сошел в каби­нет, то сра­зу же услы­шал зву­ки, кото­рые невоз­мож­но с чем-либо спу­тать.

Дубо­вые пане­ли кише­ли кры­са­ми, а Ниг­гер­ман метал­ся с яро­стью охот­ни­ка, теря­ю­ще­го добы­чу. Я зажег свет, но на этот раз шум не пре­кра­тил­ся. Кры­сы про­дол­жа­ли свои игри­ща, топая с такой силой, что я мог опре­де­лить общее направ­ле­ние их дви­же­ния. Про­ис­хо­ди­ла гран­ди­оз­ная мигра­ция этих живот­ных отку­да-то свер­ху в под­вал, или еще глуб­же.

Я услы­шал шаги в кори­до­ре, рас­пах­ну­лась дверь и появи­лись двое слуг, Ока­за­лось, что и все осталь­ные кош­ки вдруг нача­ли шипеть и выги­бать спи­ны, а потом унес­лись вниз по лест­ни­це и сей­час мяу­ка­ли и скреб­лись у две­ри в под­зе­ме­лье. Я спро­сил, не слы­ша­ли ли слу­ги крыс, но они отве­ти­ли отри­ца­тель­но, Я хотел, было, обра­тить их вни­ма­ние на шоро­хи, но тут заме­тил, что они пре­кра­ти­лись. Сопро­вож­да­е­мый слу­га­ми, я спу­стил­ся к две­ри в под­зе­ме­лье, но кош­ки уже раз­бе­жа­лись. Я решил обсле­до­вать под­зе­ме­лье поз­же, а пока толь­ко осмот­рел мыше­лов­ки. Все они сра­бо­та­ли, но никто не попал­ся. До утра я сидел, заду­мав­шись, в каби­не­те, отме­чая, что зву­ки слы­ша­ли толь­ко кош­ки и я, и вспо­ми­ная все извест­ные мне подроб­но­сти легенд о зам­ке.

До полу­дня я про­спал в биб­лио­те­ке в мяг­ком крес­ле, кото­рое поста­вил там в ущерб сред­не­ве­ко­вым инте­рье­рам, а потом позво­нил капи­та­ну Нор­ри­су с тем, что­бы он при­е­хал и помог обсле­до­вать под­зе­ме­лье. Мы не нашли ниче­го при­ме­ча­тель­но­го, раз­ве что нас взвол­но­вал тот факт, что под­зем­ный склеп был по-види­мо­му постро­ен рука­ми рим­лян. Низ­кие арки и мас­сив­ные стол­бы были под­лин­но рим­ски­ми — не то, что гру­бые сак­ские построй­ки — гар­мо­нич­ны­ми и строй­ны­ми, напо­ми­нав­ши­ми об эпо­хе цеза­рей. На сте­нах было мно­же­ство опи­сан­ных архео­ло­га­ми над­пи­сей, напри­мер: «ВЛАД… ВРЕМ… ПРОТИВ… ПОНТИФИК… АТИС…» При упо­ми­на­нии об Ати­се я вздрог­нул, вспом­нив, что читал у Катул­ла о жут­ких обря­дах в честь это­го восточ­но­го боже­ства, чей культ был сме­шан с почи­та­ни­ем Кибе­лы. При све­те фона­рей мы с Нор­ри­сом без осо­бо­го успе­ха попы­та­лись разо­брать полу­стер­ши­е­ся рисун­ки на пря­мо­уголь­ных камен­ных бло­ках, слу­жив­ших алта­ря­ми. Мы вспом­ни­ли, что один из рисун­ков, солн­це с луча­ми, дати­ро­вал­ся уче­ны­ми дорим­ским пери­о­дом. Зна­чит, алта­ри были взя­ты рим­ски­ми жре­ца­ми из более древ­не­го хра­ма корен­ных жите­лей, сто­яв­ше­го на этом месте. На одном из алта­рей меня при­влек­ли корич­не­вые пят­на. Состо­я­ние же поверх­но­сти само­го боль­шо­го из них ука­зы­ва­ло, что на нем раз­во­ди­ли огонь- там, веро­ят­но, сжи­га­ли жерт­вы.

В этом скле­пе, у две­рей кото­ро­го скреб­лись кош­ки, мы с Нор­ри­сом реши­ли про­ве­сти ночь. Слу­ги снес­ли вниз дива­ны, и им было при­ка­за­но не обра­щать вни­ма­ния на ноч­ную бегот­ню кошек. Ниг­гер­ма­на мы взя­ли с собой, пола­га­ясь на его чутье. Мы закры­ли тяже­лую сра­бо­тан­ную под сред­не­ве­ко­вье дубо­вую дверь, зажгли фона­ри и ста­ли ждать.

Под­зе­ме­лье было очень глу­бо­ким — его фун­да­мент, веро­ят­но, ухо­дил даже вглубь извест­ня­ко­вой ска­лы, нави­сав­шей над пустой доли­ной. Я не сомне­вал­ся, что неиз­вест­но отку­да взяв­ши­е­ся кры­сы стре­ми­лись имен­но туда, хотя и не мог понять, зачем. Пока мы лежа­ли в ожи­да­нии, я изред­ка забы­вал­ся неглу­бо­ким сном, от кото­ро­го меня про­буж­да­ли нерв­ные дви­же­ния кота.
Мой сон был нездо­ро­вым и похо­дил на тот, кото­рый мне при­ви­дел­ся преды­ду­щей ночью. Сно­ва тем­ный грот, сви­но­пас с жут­ким погряз­шим в гря­зи ста­дом, — но сей­час все дета­ли сна слов­но при­бли­зи­лись, были вид­ны отчет­ли­вее. Я раз­гля­дел рас­плыв­ча­тые чер­ты одно­го из живот­ных и про­бу­дил­ся с таким кри­ком, что Ниг­гер­ман прыг­нул в сто­ро­ну, а бодр­ство­вав­ший капи­тан Нор­рис гром­ко рас­сме­ял­ся. Знай он при­чи­ну мое­го кри­ка, он бы воз­дер­жал­ся от сме­ха, но я почти ниче­го не запом­нил из сво­е­го кош­мар­но­го сна — страх ино­гда пора­жа­ет память весь­ма кста­ти. Когда все нача­лось, Нор­рис и раз­бу­дил меня, пред­ла­гая при­слу­шать­ся к кош­кам. Из-за закры­той две­ри доно­си­лось душе­раз­ди­ра­ю­щее мяу­ка­нье и скре­жет ког­тей, а Ниг­гер­ман, не обра­щая вни­ма­ния на соро­ди­чей сна­ру­жи, носил­ся вдоль голых стен.

Я, так как про­ис­хо­ди­ло нечто ано­маль­ное, необъ­яс­ни­мое, почув­ство­вал ост­рый страх. Кры­сы, если толь­ко у меня и кошек не раз­ви­лись гал­лю­ци­на­ции, шур­ша, соскаль­зы­ва­ли вниз внут­ри рим­ских стен, кото­рые я счи­тал сде­лан­ны­ми из моно­лит­ных извест­ня­ко­вых бло­ков. Но даже если это было так, если там были живые суще­ства, то поче­му Нор­рис их не слы­шит?
Поче­му он обра­ща­ет все свое вни­ма­ние на Ниг­гер­ма­на и кошек сна­ру­жи и не дога­ды­ва­ет­ся, чем вызва­но их пове­де­ние?

К тому вре­ме­ни как я, по воз­мож­но­сти спо­кой­но и логич­но, сумел рас­ска­зать Нор­ри­су, что я, каза­лось, слы­шал, шум утих. Он уда­лил­ся вниз, вглубь, ниже всех воз­мож­ных погре­бов, и как буд­то вся ска­ла под нами запол­ни­лась рыс­ка­ю­щи­ми кры­са­ми. Нор­рис не про­явил скеп­ти­циз­ма, наобо­рот — он выслу­шал меня вни­ма­тель­но. Он жестом пока­зал мне, что и кош­ки за две­рью стих­ли, как буд­то поте­ря­ли след крыс. Одна­ко, Ниг­гер­ман вновь раз­бу­ше­вал­ся и теперь беше­но цара­пал осно­ва­ние алта­ря в цен­тре скле­па. Про­ис­хо­ди­ло нечто неве­ро­ят­ное. Я видел, что капи­тан Нор­рис — чело­век мате­ри­а­ли­сти­че­ски мыс­ля­щий, куда более моло­дой и здо­ро­вый, чем я, — тоже был не на шут­ку встре­во­жен, хотя, быть может, и пото­му, что всю жизнь слу­шал мест­ные леген­ды. Мы заво­ро­жен­но смот­ре­ли на кота, кото­рый, посте­пен­но успо­ка­и­ва­ясь, все еще бегал вокруг алта­ря.

Нор­рис пере­нес фонарь побли­же к алта­рю, опу­стил­ся на коле­ни и стал соскре­бать ста­рые лишай­ни­ки, что­бы луч­ше осмот­реть то место, где его тяже­лая пли­та схо­ди­лась с полом. Он ниче­го не нашел и уже хотел под­нять­ся, когда я заме­тил одно про­стое обсто­я­тель­ство, заста­вив­шее еня задро­жать, хотя оно толь­ко под­твер­ди­ло уже офор­мив­ше­е­ся подо­зре­ния.
Я ска­зал о нем Нор­ри­су, и неко­то­рое вре­мя мы напря­жен­но наблю­да­ли про­стой и неоспо­ри­мый фено­мен — пла­мя фона­ря, постав­лен­но­го око­ло алта­ря, заме­тил откло­ня­лось, как быва­ет при сквоз­ня­ке, в сто­ро­ну. Струя воз­ду­ха, несо­мнен­но, исхо­ди­ла из щели меж­ду полом и алта­рем.

Оста­ток ночи мы про­ве­ли в хоро­шо осве­щен­ном каби­не­те, нерв­но обсуж­дая даль­ней­шие дей­ствия. Одно­го толь­ко откры­тия, что под древ­ней­шей рим­ской клад­кой суще­ству­ет еще одно глу­бо­чай­шее под­зе­ме­лье, пока не обна­ру­жен­ное никем из рабо­тав­ших здесь три­ста лет архео­ло­гов, было бы доста­точ­но, что­бы взвол­но­вать чело­ве­ка, А тут еще зло­ве­щие леген­ды, окру­жав­шие замок! Воз­буж­ден­ное созна­ние под­ска­зы­ва­ло два выхо­да: от гре­ха подаль­ше поки­нуть замок навсе­гда или, набрав­шись сме­ло­сти, решить­ся на при­клю­че­ния и про­из­ве­сти вскры­тие пола в под­зе­ме­лье.

К утру мы реши­лись на ком­про­мисс: поехать в Лон­дон, набрать груп­пу про­фес­си­о­наль­ных уче­ных-архео­ло­гов и с их помо­щью рас­крыть тай­ну. Кста­ти, преж­де чем поки­нуть под­зе­ме­лье, мы без­успеш­но пыта­лись сдви­нуть с места алтарь, кото­рый, несо­мнен­но, был две­рью в пуга­ю­щую неиз­вест­ность, а теперь разо­брать­ся во всем мы хоте­ли предо­ста­вить более под­го­тов­лен­ным людям.
Мы дол­гое вре­мя про­ве­ли в Лон­доне, дого­ва­ри­ва­ясь с пятью уче­ны­ми, неоспо­ри­мо авто­ри­тет­ны­ми людь­ми, на кото­рых мож­но было поло­жить­ся и в том слу­чае, если в ходе даль­ней­ших иссле­до­ва­ний всплы­вут какие-либо семей­ные тай­ны. Рас­смот­рев наши фак­ты, догад­ки, леген­ды, они не толь­ко не ста­ли высме­и­вать нас, но, напро­тив, про­яви­ли искрен­ний инте­рес и сочув­ствие. Нет необ­хо­ди­мо­сти упо­ми­нать все име­на; но могу назвать, напри­мер, сэра Уилья­ма Брин­то­на, про­сла­вив­ше­го­ся рас­коп­ка­ми Тро­ада. Когда, нако­нец, тро­нул­ся поезд, уво­зив­ший всю нашу груп­пу в Анкестер, я вдруг почув­ство­вал, что стою на поро­ге ужас­ных откры­тий. Воз­мож­но, так на меня подей­ство­ва­ла сов­пав­шая с нача­лом экс­пе­ди­ции смерть наше­го пре­зи­ден­та за оке­а­ном и общая атмо­сфе­ра тра­у­ра сре­ди жив­ших в Англии аме­ри­кан­цев.

Вече­ром седь­мо­го авгу­ста мы при­бы­ли в Экс­хэм Праэ­ри и узна­ли, что в наше отсут­ствие ниче­го необыч­но­го не про­изо­шло. Кош­ки были совер­шен­но спо­кой­ны, и ни одна мыше­лов­ка не сра­бо­та­ла. К иссле­до­ва­ни­ям мы соби­ра­лись при­сту­пить на сле­ду­ю­щий день, а пока я раз­ме­стил гостей по ком­на­там.

Сам я остал­ся в сво­ей спальне в башне, как все­гда, с Ниг­гер­ма­ном. Заснул я быст­ро, но меня сра­зу захва­ти­ли кош­ма­ры. Мне сни­лось рим­ское празд­не­ство, на кото­ром в цен­тре вни­ма­ния нахо­ди­лось закры­тое блю­до, хра­нив­шее нечто страш­ное. Потом опять вер­нул­ся про­кля­тый пас­тух с гряз­ным ста­дом в полу­осве­щен­ном гро­те. Одна­ко встал я позд­но, уже насту­пил день, и все было мир­но. Кры­сы, насто­я­щие или мни­мые, меня не потре­во­жи­ли, Ниг­гер­ман еще креп­ко спал. Спу­стив­шись вниз, я уви­дел, что во всем доме царит спо­кой­ствие. Один из иссле­до­ва­те­лей, Торн­тон, доволь­но неле­по попы­тал­ся объ­яс­нить уста­но­вив­ший­ся покой тем, что опре­де­лен­ные силы уже пока­за­ли мне то, что я дол­жен был уви­деть.

К один­на­дца­ти часам утра все было гото­во к рабо­те и, воору­жив­шись мощ­ны­ми элек­три­че­ски­ми фона­ря­ми и спе­ци­аль­ным инстру­мен­том, мы сошли в под­зе­ме­лье и закры­ли за собой дверь. Ниг­гер­ма­на уче­ные, пола­га­ясь на его чутье, реши­ли взять с собой на слу­чай встре­чи с кры­са­ми.

Мы бег­ло осмот­ре­ли рим­ские над­пи­си и укра­ше­ния алта­ря, так как трое из уче­ных их уже виде­ли, а все пяте­ро чита­ли их опи­са­ние, Все вни­ма­ние было обра­ще­но на цен­траль­ный алтарь, и уже через час сэр Уильям Врин­тон налег на исполь­зо­вав­ший­ся в каче­стве рыча­га лом, и пли­та откло­ни­лась назад. Если бы мы не были под­го­тов­ле­ны, то открыв­ше­е­ся жут­кое зре­ли­ще при­ве­ло бы нас в ужас. Через квад­рат­ный люк в камен­ном полу мы уви­де­ли лест­ни­цу с истер­ты­ми сту­пе­ня­ми, усы­пан­ную чело­ве­че­ски­ми костя­ми. Позы сохра­нив­ших­ся ске­ле­тов выра­жа­ли пани­ку и ужас, мно­гие были изъ­еде­ны гры­зу­на­ми, а чере­па ука­зы­ва­ли на явный иди­о­тизм или обе­зья­но­по­до­бие их преж­них обла­да­те­лей.

Вниз от страш­ных сту­пе­ней ухо­дил тон­нель, похо­же, выби­тый в ска­ле и про­пус­ка­ю­щий поток воз­ду­ха. Это не было мгно­вен­ным коле­ба­ни­ем воз­ду­ха, как, напри­мер, при захло­пы­ва­нии люка, но посто­ян­ным, све­жим дуно­ве­ни­ем. Несколь­ко помед­лив, мы с содро­га­ни­ем при­ня­лись рас­чи­щать про­ход. Имен­но в тот момент сэр Уильям, осмот­рев камен­ные сте­ны, ска­зал, что тон­нель, судя по направ­ле­нию сте­сов, был про­бит сни­зу..

Теперь я дол­жен собрать­ся и осо­бо тща­тель­но под­би­рать сло­ва. Спу­стив­шись на несколь­ко сту­пе­нек, мы уви­де­ли спе­ре­ди свет, не мисти­че­ский фос­фо­рес­ци­ру­ю­щий, а нор­маль­ный днев­ной свет, кото­рый не мог про­ни­кать отку­да-либо, кро­ме как через неиз­вест­ные отвер­стия в извест­ня­ко­вой ска­ле, на кото­рой сто­ял замок. В том, что эти отвер­стия не были най­де­ны ранее, нет ниче­го уди­ви­тель­но­го: доли­на совер­шен­но необи­та­е­ма, а ска­ла, нави­са­ю­щая над ней под углом, столь высо­ка, что осмот­реть ее всю под силу толь­ко аль­пи­ни­сту.

Еще через несколь­ко шагов у нас пере­хва­ти­ло дыха­ние от ново­го кош­ма­ра и пере­хва­ти­ло дыха­ние в пря­мом смыс­ле сло­ва, так как Торн­тон упал в обмо­рок на руки застыв­ше­го без дви­же­ния сосе­да, Нор­рис, пол­ное лицо кото­ро­го вдруг побе­ле­ло и обрюзг­ло, дико закри­чал, а я, кажет­ся, захри­пел и закрыл гла­за.

Тот, кто сто­ял за мной, без­жиз­нен­ным голо­сом про­сто­нал:

«О, боже!». Из семи муж­чин толь­ко сэр Уильям Брин­тон сохра­нил само­об­ла­да­ние, хотя шел во гла­ве груп­пы и дол­жен был уви­деть этот ад пер­вым.

Это был полу­осве­щен­ный грот гигант­ских раз­ме­ров, в кото­ром я раз­гля­дел могиль­ни­ки, сло­жен­ные в круг валу­ны, рим­ское стро­е­ние с низ­ким купо­лом, раз­ру­шен­ный сак­ский жерт­вен­ник, ран­не­ан­глий­скую дере­вян­ную построй­ку. Но все это мерк­ло на фоне моря костей. Боль­шин­ство их было насы­па­но бес­по­ря­доч­ны­ми гру­да­ми, а неко­то­рые были еще соеди­не­ны в ске­ле­ты, позы кото­рых ука­зы­ва­ют на демо­ни­че­скую ярость — они или отби­ва­лись от угро­зы, или кро­во­жад­но хва­та­ли дру­гих.

Антро­по­лог док­тор Траск начал обсле­до­вать чере­па и оза­да­чен­но при­знал неиз­вест­ный ему дегра­ди­ро­вав­ший тип.

Боль­шин­ство из них по сте­пе­ни эво­лю­ции сто­я­ли ниже пилт­дон­ско­го чело­ве­ка, но по всем при­зна­кам были чело­ве­че­ски­ми. Чер­ты неко­то­рых чере­пов гово­ри­ли о более высо­кой ста­дии раз­ви­тия, а отдель­ные пред­став­ля­ли собой высо­ко­раз­ви­тый совре­мен­ный тип. Кости были погры­зе­ны кры­са­ми, а так­же носи­ли отпе­чат­ки чело­ве­че­ских зубов, Впе­ре­меш­ку с ними валя­лись мел­кие косточ­ки крыс — могиль­щи­ков и послед­них жертв древ­ней тра­ге­дии.

Уди­ви­тель­но, но после всех этих откры­тий мы были еще живы и даже сохра­ни­ли рас­су­док. Ни Хофман, ни Хайнс­манс даже в самом кош­мар­ном готи­че­ском романе не сочи­ни­ли бы сце­ны столь же дико неве­ро­ят­ной, оттал­ки­ва­ю­щей, как этот полу­осве­щен­ный грот. Наты­ка­ясь на каж­дом шагу на новое откры­тие, мы ста­ра­лись не думать о том, что тво­ри­лось в этой пре­ис­под­ней три­ста, или тыся­чу, или две тыся­чи, или десять тысяч лет назад. Несчаст­ный Торн­тон сно­ва упал в обмо­рок, когда Траск ска­зал, что, судя по ске­ле­там, мно­гие люди здесь пере­дви­га­лись на чет­ве­рень­ках уже на про­тя­же­ние два­дца­ти поко­ле­ний.

Новые ужа­сы пре­сле­до­ва­ли нас, когда мы попы­та­лись разо­брать­ся в построй­ках. Чет­ве­ро­но­гих людей (сре­ди них нам встре­ти­лось несколь­ко более совре­мен­ных ске­ле­тов пря­мо­хо­дя­щих) содер­жа­ли в заго­нах, отку­да они потом вырва­лись, гони­мые голо­дом или стра­хом перед кры­са­ми. Узни­ков были целые ста­да, откарм­ли­ва­ли их, оче­вид­но, фураж­ны­ми ово­ща­ми, раз­ло­жив­ши­е­ся остат­ки кото­рых тоже были здесь, утрам­бо­ван­ные в камен­ные закро­ма дорим­ской построй­ки. Теперь ста­ло ясно, поче­му мои пред­ки содер­жа­ли такие огром­ные сады — о, боже, дай мне забыть это. Для чего пред­на­зна­ча­лись узни­ки, тоже не при­хо­ди­лось спра­ши­вать.

Сэр Уильям, стоя с фона­рем в рим­ской построй­ке, рас­ска­зы­вал о немыс­ли­мых риту­а­лах и об осо­бой дие­те, кото­рой при­дер­жи­ва­лись жре­цы дои­сто­ри­че­ско­го куль­та, кото­рый потом влил­ся в культ Кибе­лы. Нор­рис, про­вед­ший воен­ные годы в тран­ше­ях, не смог удер­жать­ся на ногах в англий­ском доме, ока­зав­шем­ся бой­ней и кух­ней — как он и пред­по­ла­гал. Но видеть при­выч­ную англий­скую утварь в таком’ месте, читать там англий­ские над­пи­си, послед­няя из кото­рых отно­сит­ся к 1610 году! Я не смог вой­ти в этот дом, в кото­ром тво­ри­лось столь­ко зла, — пре­се­чен­но­го кин­жа­лом мое­го пред­ка Уол­те­ра де ла Поэ­ра.

Я отва­жил­ся вой­ти в сак­ское стро­е­ние с отва­лив­ши­ми­ся дубо­вы­ми две­ря­ми и уви­дел внут­ри десять выстро­ен­ных в ряд камер с ржа­вы­ми решет­ка­ми. В трех из них были узни­ки — ске­ле­ты высо­кой сте­пе­ни эво­лю­ции, на паль­це у одно­го из них я обна­ру­жил пер­стень с печа­тью, вос­про­из­во­дя­щей мой соб­ствен­ный герб. Сэр Уильям нашел более древ­ний казе­мат под рим­ским зда­ни­ем, но там каме­ры были пусты. Под ними был узкий тай­ник, хра­ня­щий акку­рат­ную кол­лек­цию костей, на неко­то­рых из кото­рых были выгра­ви­ро­ва­ны парал­лель­ные над­пи­си на латин­ском, гре­че­ском и фри­гий­ском язы­ках.

Тем вре­ме­нем док­тор Траск вскрыл один из дои­сто­ри­че­ских могиль­ни­ков и достал чере­па, несколь­ко более раз­ви­тые, чем у горил­лы, со сле­да­ми идео­гра­фи­че­ских над­пи­сей. Пока длил­ся весь этот кош­мар, спо­ко­ен был лишь мой кот. Уви­дев, как он невоз­му­ти­мо усел­ся на куче костей, я поду­мал о том, какие тай­ны могут хра­нить его мер­ца­ю­щие жел­тые гла­за.
Осо­знав до неко­то­рой сте­пе­ни, что совер­ша­лось в этом гро­те, — о кото­ром пре­ду­пре­ждал меня мой вещий сон — мы напра­ви­лись вглубь тем­ной пеще­ры, туда, куда уже не дохо­дил свет. Прой­ден­ные несколь­ко шагов откры­ли нам ряды ям, в кото­рых обыч­но кор­ми­лись кры­сы, но кото­рые с неко­то­рых пор пере­ста­ли попол­нять­ся. Армия крыс пере­ки­ну­лась на живых узни­ков, а потом вырва­лась из зам­ка, опу­сто­шая окрест­но­сти, что и было отра­же­но в досто­па­мят­ных леген­дах!

О, боже! Эти чер­ные ямы рас­пи­лен­ных, высо­сан­ных костей и вскры­тых чере­пов! Кош­мар­ные тран­шеи, заби­тые костя­ми пите­кан­тро­пов, кель­тов, рим­лян и англи­чан за столь­ко веков гре­ха! Неко­то­рые были запол­не­ны довер­ху и опре­де­лить их глу­би­ну было невоз­мож­но, дру­гие каза­лись без­дон­ны­ми, даже. свет фона­ря не дости­гал дна. Какие еще ужа­сы они хра­ни­ли?

Один раз я сам осту­пил­ся вбли­зи такой без­дны и пере­жил момент живот­но­го стра­ха. Я, долж­но быть, дол­го там сто­ял, пото­му что рядом уже нико­го не было, кро­ме капи­та­на Нор­ри­са. Потом из тем­но­ты вда­ли я услы­шал звук, кото­рый уж так хоро­шо знал. Мой чер­ный кот ринул­ся туда, в неиз­ве­дан­ную без­дну, как кры­ла­тое еги­пет­ское боже­ство. Но и я не отста­вал: через секун­ду я уже слы­шал жут­кое топ­та­ние этих демо­ни­че­ских крыс, кото­рые опять тяну­ли меня туда, где в цен­тре зем­ли без­ли­кий сума­сшед­ший бог Ниар­ла­то­теп завы­ва­ет в тем­но­те под акком­па­не­мент двух бес­фор­мен­ных, тупых флей­ти­стов.

Мой фонарь погас, но я про­дол­жал бежать. Я слы­шал голо­са, выкри­ки и эхо, но все заглу­ша­ло это веро­лом­ное, пороч­ное топ­та­ние. Оно все под­ни­ма­лось, под­ни­ма­лось, как око­че­нев­ший, раз­ду­тый труп под­ни­ма­ет­ся над мас­ля­ни­стой поверх­но­стью реки и плы­вет под моста­ми к чер­но­му, гни­ло­му морю.

Что-то наско­чи­ло на меня — мяг­кое и пол­ное. Долж­но быть, кры­сы, плот­ная, алч­ная ора­ва, пожи­ра­ю­щая и мерт­вых, живых… Поче­му бы кры­сам и не сожрать де ла Поэ­ра, раз де ла Поэ­ры ели запрет­ную пищу? Вой­на сожра­ла мое­го маль­чи­ка, будь они все про­кля­ты… А янки сожра­ли Кар­факс, в огне про­пал мой дед и сек­рет­ный кон­верт… Нет, нет, я не тот дья­воль­ский пас­тух в гро­те! И у одно­го из бес­фор­мен­ных зве­рей лицо не Эдвар­да Нор­ри­са! Кто ска­зал, что я де ла Поэр? Нор­рис жив, а мое­го маль­чи­ка нет… Поче­му Нор­ри­су при­над­ле­жат зем­ли де ла Поэров?… Это шаман­ство, гово­рю вам… пят­ни­стая змея… Про­кля­тый Торн­тон, я отучу тебя падать в обмо­рок от того, что дела­ет наша семья. Это — кровь, ты, ничто­же­ство, я тебе пока­жу, как брез­го­вать… Изволь­те… Вели­кая Матерь, Вели­кая Матерь… Атис!.. Диа ад, аода­ун, багус дунах орт! Донас!.. уууу… р‑р-р‑р… ш‑ш-ш- ш…

Они гово­рят, что я кри­чал все это, когда через три часа они нашли меня в тем­но­те, нашли рядом с полусье­ден­ным телом капи­та­на Нор­ри­са, и моим котом, пытав­шим­ся меня загрызть. Они взо­рва­ли Экс­хэм Праэ­ри, забра­ли мое­го Ниг­гер­ма­на и запер­ли меня в этой ком­на­те с решет­ка­ми; теперь все шеп­чут­ся о моей наслед­ствен­но­сти и поступ­ках. Торн­тон — в сосед­ней ком­на­те, но пого­во­рить с ним они мне не дают. Они так­же ста­ра­ют­ся скры­вать все све­де­ния о зам­ке. Когда я гово­рю о бед­ном Нор­ри­се, они обви­ня­ют меня в немыс­ли­мом пре­ступ­ле­нии, но они долж­ны знать, что это сде­лал не я. Они долж­ны знать, что это кры­сы, шар­ка­ю­щие, шмы­га­ю­щие кры­сы, чей топот нико­гда не даст мне заснуть, дья­воль­ские кры­сы, кото­рые бега­ют за обшив­кой этой ком­на­ты и зовут меня к новым кош­ма­рам, кры­сы, кото­рых они не слы­шат, кры­сы, кры­сы в сте­нах.