Говард Филлипс Лавкрафт

СЕРЕБРЯНЫЙ КЛЮЧ

(The Silver Key)
Напи­са­но в 1926 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Е. Люби­мо­вой

////

Когда Рэн­доль­фу Кар­те­ру испол­ни­лось трид­цать лет, он поте­рял ключ, откры­вав­ший вра­та в стра­ну его запо­вед­ных снов. В моло­до­сти он вос­пол­нял про­зу жиз­ни, стран­ствуя ноча­ми по древним горо­дам, бес­край­ним про­сто­рам и вол­шеб­ным цар­ствам за при­зрач­ны­ми моря­ми. Но вре­мя шло, его фан­та­зии туск­не­ли, и нако­нец, этот ска­зоч­ный мир пере­стал суще­ство­вать. Его галео­ны боль­ше не плы­ли по реке Укра­нос мимо Фра­на с золо­ты­ми шпи­ля­ми, а кара­ва­ны сло­нов не про­би­ра­лись по бла­го­вон­ным джун­глям Кле­да, где луна осве­ща­ла погру­жен­ные в веч­ную дре­му забро­шен­ные свет­лые двор­цы.

Он про­чел нема­ло книг об окру­жа­ю­щей его дей­стви­тель­но­сти и наслу­шал­ся сове­тов мно­же­ства опыт­ных людей. Глу­бо­ко­мыс­лен­ные фило­со­фы твер­ди­ли ему, что он дол­жен искать логи­че­ские свя­зи меж­ду раз­ны­ми явле­ни­я­ми и ана­ли­зи­ро­вать свои идеи и фан­та­зии. Он уже не удив­лял­ся и как буд­то забыл, что вся жизнь – лишь чере­да пред­став­ле­ний, рож­да­ю­щих­ся в созна­нии, а впе­чат­ле­ния реаль­но­го мира неот­де­ли­мы от виде­ний, наве­ян­ных игрой вооб­ра­же­ния, и их неза­чем про­ти­во­по­став­лять. Обы­чаи вну­ша­ли ему ува­же­ние ко все­му суще­ству­ю­ще­му и ося­за­е­мо­му. Мало-пома­лу он начал сты­дить­ся сво­их фан­та­зий. Муд­ре­цы неустан­но напо­ми­на­ли Кар­те­ру, что его виде­ния пусты, а сам он так и не повзрос­лел с года­ми. Подоб­ные гре­зы неле­пы еще и пото­му, гово­ри­ли они, что люби­мые герои про­сто­душ­но­го меч­та­те­ля счи­та­ют их пол­ны­ми тай­но­го зна­че­ния, а меж­ду тем бес­смыс­лен­ный мир по-преж­не­му вра­ща­ет­ся вокруг сво­ей скри­пу­чей оси, то пре­вра­щая ничто в нечто, то низ­во­дя это нечто к ничто. Ему нет дела до мира­жей созна­ния, вспы­хи­ва­ю­щих на миг обман­чи­вы­ми огонь­ка­ми и гас­ну­щих во мра­ке.

Эти муд­ре­цы слов­но хоте­ли при­ко­вать его к реаль­но­му миру, лишен­но­му тайн, и подроб­но рас­ска­зы­ва­ли, как он суще­ству­ет и каким зако­нам под­чи­ня­ет­ся, но он запро­те­сто­вал, не при­няв ни их мира, ни их зако­нов, и попы­тал­ся скрыть­ся в суме­реч­ных цар­ствах, где, пови­ну­ясь вол­шеб­ству, преж­ние виде­ния и милые ему ассо­ци­а­ции соеди­ня­лись, что­бы открыть перед ним новые гори­зон­ты. У него пере­хва­ты­ва­ло дух от напря­жен­но­го ожи­да­ния и непе­ре­да­ва­е­мо­го насла­жде­ния, но настав­ни­ки уже в кото­рый раз спе­ши­ли вер­нуть его на зем­лю, заяв­ляя, что истин­ные чуде­са – это науч­ные откры­тия, а вовсе не его сны и в вих­ре­вом дви­же­нии ато­мов или в небес­ных при­тя­же­ни­ях пла­нет боль­ше кра­со­ты, чем в его при­зрач­ных горо­дах и реках. Когда он воз­ра­зил и ска­зал, что его не вол­ну­ют познан­ные и рас­чис­лен­ные зако­но­мер­но­сти, они окон­ча­тель­но убе­ди­лись в его незре­ло­сти и пас­сив­но­сти. Их при­го­вор был суров – он пред­по­чи­та­ет иллю­зии сно­ви­де­ний иллю­зи­ям непо­сред­ствен­но­го сози­да­ния.

Кар­тер сми­рил­ся и попро­бо­вал жить как все. Он при­учил себя к мыс­ли, что повсе­днев­ные собы­тия и эмо­ции про­стых смерт­ных важ­нее фан­та­зий ред­ких и утон­чен­ных душ. Он не про­те­сто­вал, когда ему гово­ри­ли, что любая гру­бая, живот­ная боль, будь то стра­да­ния голод­но­го кре­стья­ни­на или даже муки сви­ньи на бойне, зна­чат для жиз­ни боль­ше несрав­нен­ной кра­со­ты Нара­та с его сот­ня­ми узор­ных ворот и купо­ла­ми из хал­це­до­на, кото­рые он смут­но пом­нил по преж­ним снам. Он поста­рал­ся ощу­тить боль дру­гих и понять, что такое реаль­ная, жиз­нен­ная тра­ге­дия, но они не тро­га­ли его душу.

Слиш­ком ясно он видел, сколь мел­ки, измен­чи­вы и бес­смыс­лен­ны все чело­ве­че­ские надеж­ды и сколь ничтож­ны и пусты порож­да­ю­щие их импуль­сы, несов­ме­сти­мые с высо­ки­ми иде­а­ла­ми, о кото­рых так любят рас­суж­дать фило­со­фы. Он стал искать спа­се­ния в иро­нии и с усмеш­кой вос­при­ни­мал сума­сброд­ные фан­та­зии, созна­вая, что в жиз­ни таких сума­сбродств и неле­по­стей ничуть не мень­ше, одна­ко они напрочь лише­ны кра­со­ты, а в вере­ни­це про­ис­хо­дя­щих собы­тий нет ни цели, ни смыс­ла, как утвер­жда­ли те же зна­то­ки. Он сде­лал­ся чем-то вро­де юмо­ри­ста, ибо еще не видел, что даже юмор не нужен бес­тол­ко­вой Все­лен­ной, отка­зав­шей­ся от логи­ки и не нашед­шей ей достой­ной заме­ны.

В пер­вые годы сво­е­го раб­ства он решил обра­тить­ся к вере отцов и вер­нуть­ся в лоно церк­ви. Ему пока­за­лось, что там он оты­щет сокро­вен­ные мисти­че­ские пути, спо­соб­ные уве­сти от жиз­ни. Но, при­гля­дев­шись попри­сталь­нее, он заме­тил все ту же ску­дость вооб­ра­же­ния, поблек­шую, болез­нен­ную кра­су, уны­ние, баналь­ность и напы­щен­ную серьез­ность, возо­мнив­шую себя исти­ной в послед­ней инстан­ции. Про­по­вед­ни­ки под­дер­жи­ва­ли стра­хи сво­их при­хо­жан перед неве­до­мым, и вско­ре Кар­тер убе­дил­ся, что их попыт­ки были весь­ма неук­лю­жи. Он испы­тал горечь, узнав, что для вос­со­зда­ния и оправ­да­ния реаль­ной жиз­ни здесь исполь­зу­ют ста­рин­ные пре­да­ния, кото­рые их же хва­ле­ная нау­ка опро­вер­га­ет на каж­до­му шагу. Эта неумест­ная серьез­ность и стрем­ле­ние к дока­за­тель­ствам окон­ча­тель­но охла­ди­ли его пыл. Кар­тер пола­гал, что мог бы сохра­нить любовь к былым веро­ва­ни­ям, остань­ся они лишь кра­си­вы­ми, звуч­ны­ми обря­да­ми или неяс­ны­ми фан­та­зи­я­ми, обра­щен­ны­ми не к уму, а к чув­ствам. Одна­ко без­бож­ни­ки ока­за­лись еще хуже веру­ю­щих. Если те вызы­ва­ли у Кар­те­ра жалость, то отри­ца­те­ли рели­гии вну­ша­ли ему под­лин­ное отвра­ще­ние. Они нис­про­вер­га­ли ста­рые мифы, но вза­мен пред­ла­га­ли толь­ко отри­ца­ние. Им не при­хо­ди­ло в голо­ву, что кра­со­та неот­де­ли­ма от гар­мо­нии и дости­жи­ма лишь в иде­а­ле или во сне, а не в бес­смыс­лен­ном кос­мо­се. Не дума­ли они и о том, что без снов и вос­по­ми­на­ний чело­ве­че­ство не смог­ло бы про­ти­во­сто­ять окру­жа­ю­ще­му хао­су. Кар­тер даже не пытал­ся объ­яс­нить им, что доб­ро и зло, кра­со­та и урод­ство – узо­ры бес­ко­неч­но­го орна­мен­та и при­об­ре­та­ют смысл лишь в свя­зи с ним. Эта связь испо­кон веков обес­пе­чи­ва­ла нор­маль­ную жизнь и дава­ла нашим пред­кам воз­мож­ность думать и чув­ство­вать. Каж­дый народ и каж­дая циви­ли­за­ция впле­та­ли свои узо­ры в гигант­ский гобе­лен миро­во­го поряд­ка, но без­бож­ни­ки не жела­ли слу­шать об извеч­ных цен­но­стях и сво­ди­ли бытие к гру­бым и при­ми­тив­ным инстинк­там. Они и сами вла­чи­ли убо­гое, ник­чем­ное суще­ство­ва­ние, но при этом гор­ди­лись сво­им здра­во­мыс­ли­ем, пола­гая, что избе­жа­ли каких-то неяс­ных соблаз­нов. Это была жал­кая иллю­зия, ибо соблаз­ны нику­да не исчез­ли и все­го лишь на месте ста­рых идо­лов появи­лись новые. Страх сме­нил­ся свое­во­ли­ем, а бла­го­че­стие анар­хи­ей. Их сво­бо­до­мыс­лие не нра­ви­лось Кар­те­ру. Он видел, что они запу­та­лись в соб­ствен­ных про­ти­во­ре­чи­ях и при всем ради­ка­лиз­ме суж­де­ний не в силах обой­тись без мерок стро­гой мора­ли и дол­га, а их вера в сво­бо­ду исклю­ча­ет кра­со­ту, хотя вся откры­тая и познан­ная ими При­ро­да и ведать не веда­ла ни о созна­нии, ни о мора­ли. Сби­тые с тол­ку сво­и­ми пред­став­ле­ни­я­ми о спра­вед­ли­во­сти, логи­ке и сво­бо­де, они отверг­ли ста­рин­ную пре­муд­рость и преж­ний строй поня­тий, не сумев уяс­нить, что эти извеч­ные цен­но­сти – един­ствен­ные мери­ла добра и зла и мая­ки надеж­ды в бес­смыс­лен­ном кос­мо­се. Без них жизнь посте­пен­но лиша­лась для отри­ца­те­лей како­го-либо инте­ре­са и цели. Желая побо­роть овла­дев­шую ими ску­ку, они засу­е­ти­лись – их наиг­ран­ная дело­ви­тость пере­ме­жа­лась столь же искус­ствен­ным воз­буж­де­ни­ем, при­стра­сти­ем к вар­вар­ским зре­ли­щам и буй­ным, гру­бым заба­вам. Одна­ко разо­ча­ро­ва­ние насту­па­ло слиш­ком быст­ро и дохо­ди­ло до отвра­ще­ния. Немуд­ре­но, что их един­ствен­ной отра­дой ста­ла желч­ная насмеш­ка над миром и осуж­де­ние обще­ствен­но­го строя. Отри­ца­те­ли никак не мог­ли понять, что эти убо­гие прин­ци­пы столь же про­ти­во­ре­чи­вы, как и боги их пред­ков, а минут­ное насла­жде­ние сулит ско­рую гибель. Спо­кой­ная, веч­ная кра­со­та дости­жи­ма лишь в вол­шеб­ных снах, но мир пред­по­чел забыть о ней, отри­нув тай­ны дет­ства и невин­но­сти.

Кар­тер чув­ство­вал, как чуж­да ему эта хао­тич­ная, сует­ная реаль­ность. Он про­дол­жал жить, не обо­льща­ясь иллю­зи­я­ми и сле­дуя доб­рым тра­ди­ци­ям. Его виде­ния тая­ли и с каж­дым днем ста­но­ви­лись все бес­плот­нее, но любовь к гар­мо­нии удер­жи­ва­ла его и не дава­ла свер­нуть с пути, заве­щан­но­го пред­ка­ми. Он ста­рал­ся дер­жать­ся бес­страст­но, мно­го путе­ше­ство­вал, но не нахо­дил уте­ше­ния в ски­та­ни­ях по раз­ным кон­ти­нен­там и не одна­жды взды­хал, гля­дя на отблес­ки сол­неч­ных лучей на высо­ких кров­лях или на балю­стра­ды гости­ных дво­ров, оза­рен­ные све­том пер­вых вечер­них фона­рей. Срав­ни­вая их со сво­и­ми виде­ни­я­ми, он начи­нал тос­ко­вать об исчез­нув­ших небы­ва­лых стра­нах и пони­мал, что эти стран­ствия – не более чем насмеш­ка судь­бы. Пер­вая миро­вая вой­на про­бу­ди­ла его к жиз­ни и нена­дол­го выве­ла из духов­но­го тупи­ка. Он запи­сал­ся в Ино­стран­ный леги­он, и пер­вые годы вое­вал во Фран­ции, где у него появи­лись новые дру­зья, одна­ко он быст­ро пре­сы­тил­ся обще­ством обык­но­вен­ных людей с нераз­ви­тым вооб­ра­же­ни­ем и гру­бы­ми чув­ства­ми. Все его род­ствен­ни­ки нахо­ди­лись за оке­а­ном, и это его даже радо­ва­ло, ведь никто из них не понял бы, что тво­ри­лось в его душе, кро­ме его род­но­го деда и дво­ю­род­но­го деда Кри­сто­фе­ра, но они оба дав­но умер­ли.

После вой­ны он вновь вер­нул­ся к лите­ра­ту­ре и напи­сал несколь­ко рома­нов, кото­рые совсем было забро­сил, пере­став видеть сны. Но вдох­но­ве­ние поки­ну­ло его, он боль­ше не испы­ты­вал ни твор­че­ско­го подъ­ема, ни пол­но­ты ощу­ще­ний. В его созна­ние про­ник­ло зем­ное нача­ло и он с тру­дом отры­вал­ся от реаль­но­сти. Мир его меч­ты отда­лял­ся с каж­дым годом, скры­ва­ясь за туман­ным гори­зон­том. Иро­ния раз­ру­ша­ла выстро­ен­ные им суме­реч­ные мина­ре­ты, он боял­ся неправ­до­по­до­бия и с кор­нем уда­лял неж­ные и яркие цве­ты из вол­шеб­ных садов. Кар­тер по при­выч­ке жалел сво­их геро­ев, и от это­го его зло­деи полу­ча­лись каки­ми-то сла­ща­вы­ми. Они нико­го не мог­ли испу­гать или оттолк­нуть. Он уве­ро­вал в реаль­ность и забо­тил­ся о точ­но­сти моти­ви­ро­вок и жиз­нен­ной убе­ди­тель­но­сти собы­тий, отче­го в его рома­нах гос­под­ство­ва­ли плос­кие алле­го­рии или деше­вая соци­аль­ная сати­ра. Одна­ко его новые кни­ги поль­зо­ва­лись куда боль­шим успе­хом, чем преж­ние.

Он понял, что это тре­вож­ный симп­том: его пустые про­из­ве­де­ния при­тя­ги­ва­ли пустых чита­те­лей, так как он пота­кал их вку­сам. И тогда он сжег руко­пи­си и поста­вил на лите­ра­ту­ре крест. Он писал изыс­кан­ные рома­ны, в кото­рых сме­ял­ся над сво­и­ми сна­ми, очер­чен­ны­ми дву­мятре­мя лег­ки­ми штри­ха­ми, одна­ко видел, что в его софиз­мах нет жиз­ни.

Потом он при­нял­ся куль­ти­ви­ро­вать свои иллю­зии и увлек­ся всем при­чуд­ли­вым и экс­цен­трич­ным. Таким обра­зом Кар­тер наде­ял­ся изба­вить­ся от нена­вист­ной ему баналь­но­сти. Одна­ко под внешне стран­ной обо­лоч­кой часто скры­ва­лись те же убо­же­ство и пусто­та. Попу­ляр­ные оккульт­ные док­три­ны пока­за­лись ему сухи­ми и дог­ма­тич­ны­ми, он не обна­ру­жил в них ни гра­на исти­ны, спо­соб­ной иску­пить непре­ре­ка­е­мый тон. Бро­са­ю­щи­е­ся в гла­за глу­пость, фальшь и пута­ни­ца не име­ли ниче­го обще­го с его сна­ми и толь­ко меша­ли его созна­нию уйти от жиз­ни в иные, выс­шие сфе­ры. Кар­тер стал соби­рать биб­лио­те­ку и наку­пил мно­же­ство стран­ных, мисти­че­ских книг. Он завя­зал пере­пис­ку с не менее стран­ны­ми людь­ми – отшель­ни­ка­ми, визи­о­не­ра­ми и фено­ме­наль­ны­ми эру­ди­та­ми. Ему сде­ла­лись доступ­ны тай­ные без­дны чело­ве­че­ской души, древ­ние леген­ды и собы­тия седой ста­ри­ны. При­стра­стие к мисти­ке отра­зи­лось и на его быте. Он окру­жил себя ред­ки­ми веща­ми, обста­вил свой бостон­ский дом в соот­вет­ствии с изме­нив­ши­ми­ся вку­са­ми и окра­сил ком­на­ты в раз­ные цве­та, поза­бо­тив­шись о нуж­ном осве­ще­нии, теп­ле и даже запа­хах. Как-то он услы­шал о чело­ве­ке с юга Аме­ри­ки, кото­ро­му при­вез­ли из Индии и араб­ских стран ста­рин­ные фоли­ан­ты и гли­ня­ные таб­ли­цы. Про­чи­тав их и узнав о бого­хуль­стве минув­ших тыся­че­ле­тий, тот смер­тель­но пере­пу­гал­ся и никак не мог опра­вить­ся от потря­се­ния. Сосе­ди его чура­лись, и он был очень оди­нок. Кар­тер поехал к нему, и они семь лет про­жи­ли вме­сте, с голо­вой погру­зив­шись в свои иссле­до­ва­ния. Но одна­жды ночью без­от­чет­ный страх при­вел их на ста­рое, забро­шен­ное клад­би­ще, и не успел Кар­тер огля­нуть­ся, как его спут­ник бес­след­но исчез. Через неко­то­рое вре­мя он вер­нул­ся на роди­ну пред­ков – в Арк­хем, ове­ян­ный пре­да­ни­я­ми и закол­до­ван­ный нечи­стой силой. Кар­тер про­дол­жил свои тру­ды, занял­ся раз­бор­кой семей­но­го архи­ва, а по вече­рам любо­вал­ся сереб­ри­сты­ми ива­ми, дву­скат­ны­ми кры­ша­ми и силу­эта­ми коло­ко­лен. Ему попал­ся на гла­за днев­ник одно­го из его пред­ков. Неко­то­рые стра­ни­цы были так страш­ны, что он нико­му не решил­ся о них рас­ска­зать. Пере­жи­тое под­толк­ну­ло его к мрач­но­му краю реаль­но­сти, но путь в стра­ну юно­ше­ских снов, как и преж­де, скры­ва­ла тем­ная заве­са. В пять­де­сят лет он почув­ство­вал смер­тель­ную уста­лость и не ждал ни покоя, ни уте­ше­ния от мира, слиш­ком дело­во­го для кра­со­ты и слиш­ком прак­тич­но­го для меч­та­ний.

Ему каза­лось, что жизнь кон­че­на, и он не нахо­дил себе места в посты­лой реаль­но­сти. Кар­тер забро­сил заня­тия и целы­ми дня­ми всмат­ри­вал­ся куда-то вдаль, пыта­ясь при­пом­нить хотя бы обрыв­ки сво­их снов. Зна­ко­мый из Латин­ской Аме­ри­ки при­слал ему необыч­ный рас­твор, поз­во­ляв­ший поки­нуть этот брен­ный мир без боли и стра­да­ний. Но сила при­выч­ки удер­жа­ла его от само­убий­ства. Пре­одо­лев искус небы­тия, он слов­но пере­нес­ся в свое дале­кое дет­ство. Совре­мен­ная обста­нов­ка раз­ру­ша­ла эту иллю­зию, и он заме­нил новую мебель на вик­то­ри­ан­скую, а про­стые окон­ные стек­ла на цвет­ные вит­ра­жи.

Он был дово­лен, что вер­нул­ся к сво­им исто­кам. Окру­жа­ю­щее боль­ше не мучи­ло и не вол­но­ва­ло его, повсе­днев­ность отсту­пи­ла на зад­ний план и сде­ла­лась при­зрач­ной. Он пол­но­стью замкнул­ся в себе и не вос­при­ни­мал сиг­на­лы извне. В его сны поне­мно­гу нача­ло про­ни­кать ожи­да­ние чуда, в них вспы­хи­ва­ли яркие искры, и он все чаще видел себя игра­ю­щим в дедов­ской усадь­бе. Виде­ния ста­но­ви­лись более про­дол­жи­тель­ны­ми и пре­вра­ща­лись в отчет­ли­вые кар­ти­ны про­шло­го. Два­дцать лет под­ряд ему, как и боль­шин­ству людей, сни­лись блед­ные отра­же­ния каж­до­днев­ных собы­тий, и вот про­бу­див­ша­я­ся память при­ве­ла его к род­но­му дому. Про­сы­па­ясь, он звал к себе мать и деда, кото­рые уже чет­верть века поко­и­лись в моги­лах.

Одна­жды дед напом­нил ему во сне о сереб­ря­ном клю­че. Ста­рый седой уче­ный был совсем как живой и дол­го рас­ска­зы­вал вну­ку об их древ­нем роде и о стран­ных виде­ни­ях, посе­щав­ших чув­стви­тель­ных пред­ков Кар­те­ра. Он пове­дал ему о кре­сто­нос­це с горя­щи­ми гла­за­ми, кото­рый попал в плен к сара­ци­нам и узнал от них нема­ло тайн, и о пер­вом Ран­доль­фе Кар­те­ре, кото­рый жил в эпо­ху коро­ле­вы Ели­за­ве­ты и увле­кал­ся маги­ей. Дед пове­дал ему и об Эдмун­де Кар­те­ре, кото­рый чудом избе­жал висе­ли­цы в Сале­ме в пору охо­ты на ведьм и спря­тал в ста­рин­ной шка­тул­ке боль­шой сереб­ря­ный ключ, достав­ший­ся ему по наслед­ству. Ста­рик объ­яс­нил, где мож­но най­ти эту дубо­вую шка­тул­ку со страш­ны­ми фигур­ка­ми на крыш­ке, и доба­вил, что ее не откры­ва­ли уже два сто­ле­тия. После это­го Кар­тер проснул­ся.

Он отыс­кал шка­тул­ку на пыль­ном чер­да­ке, где она лежа­ла, забы­тая, на дне высо­ко­го комо­да. Кар­тер обра­тил вни­ма­ние, что в шири­ну она состав­ля­ла при­мер­но фут, а ее готи­че­ская резь­ба вызы­ва­ла такой ужас, что вряд ли кто-то откры­вал ее со вре­мен Эдмун­да Кар­те­ра. Он встрях­нул ее, но изнут­ри не донес­лось ни зву­ка, зато он ощу­тил аро­мат неве­до­мых спе­ций. Воз­мож­но, что ключ – все­го лишь леген­да, ведь даже отец Рэн­доль­фа Кар­те­ра не знал о суще­ство­ва­нии шка­тул­ки, оби­той желе­зом и закры­той на непри­ступ­ный замок. Потом до него дошло, что сереб­ря­ный ключ, если он дей­стви­тель­но есть, помо­жет ему открыть воро­та в стра­ну сно­ви­де­ний, хотя дед не ска­зал ему, как и где нуж­но им поль­зо­вать­ся.

Ста­ро­му слу­ге уда­лось отпе­реть замок, и он задро­жал от ужа­са, уви­дев жут­кие ухмы­ля­ю­щи­е­ся физио­но­мии на тем­ной дере­вян­ной крыш­ке. Кар­тер достал из шка­тул­ки выцвет­ший пер­га­мент­ный сви­ток, раз­вер­нул его и вынул боль­шой ключ из потуск­нев­ше­го сереб­ра, укра­шен­ный зага­доч­ны­ми ара­бес­ка­ми. Пер­га­мент тоже был испи­сан непо­нят­ны­ми бук­ва­ми. Кар­тер вспом­нил, что у его неожи­дан­но исчез­нув­ше­го зна­ко­мо­го с юга хра­нил­ся очень похо­жий папи­рус­ный сви­ток и, пере­чи­ты­вая его, тот вся­кий раз дро­жал от стра­ха. Кар­тер тоже вздрог­нул.

Он про­тер ключ, вновь поло­жил его в шка­тул­ку и унес ее к себе в спаль­ню. С тех пор его сны ста­но­ви­лись все кра­соч­нее, и хотя он боль­ше не стран­ство­вал по неве­до­мым горо­дам и не гулял в рос­кош­ных садах, зато видел сво­их пред­ков и слы­шал их голо­са, звав­шие его назад, в глубь сто­ле­тий. Их воля слов­но направ­ля­ла его к родо­во­му исто­ку, и он понял, что дол­жен уйти в про­шлое и рас­тво­рить­ся в мире, пол­ном тайн и ста­рин­ных вещей. День за днем он думал о магии север­ных гор, о застыв­шем Арк­хе­ме и стре­ми­тель­ном Мис­ка­то­ни­ке, о забро­шен­ной сель­ской усадь­бе и семей­ном клад­би­ще. Когда наста­ла осень и дере­вья окра­си­лись золо­том и баг­рян­цем, Кар­тер отпра­вил­ся на машине по ста­рой пет­ля­ю­щей доро­ге, зна­ко­мой ему с дет­ства. Его путь про­ле­гал мимо гор­ных кря­жей и лугов за камен­ны­ми огра­да­ми. Он мино­вал тихие доли­ны и густые леса, любо­вал­ся про­зрач­ной гла­дью Мис­ка­то­ни­ка и дере­вян­ны­ми или камен­ны­ми моста­ми. На одном из пово­ро­тов он уви­дел вязо­вую рощу и вспом­нил, что в ней пол­то­ра века назад без сле­да про­пал один из его пред­ков. Дере­вья шеле­сте­ли под поры­ва­ми вет­ра, и Кар­тер неволь­но поежил­ся. Перед ним про­мельк­нул раз­ру­шен­ный дом сель­ской кол­ду­ньи Гуди Фау­лер, с кро­хот­ны­ми мрач­ны­ми окош­ка­ми и осев­шей чуть ли не до зем­ли ско­со­бо­чен­ной кры­шей. Он на пол­ной ско­ро­сти про­мчал­ся мимо и не сни­жал ее, пока не дое­хал до ста­ро­го бело­го особ­ня­ка у под­но­жия хол­ма. Здесь роди­лись его мать, дед и пра­дед. Дом по-преж­не­му гор­до гля­дел на шос­се и вели­че­ствен­ную пано­ра­му зеле­ной доли­ны и гор­но­го скло­на. Даль­ше вид­не­лись шпи­ли и кры­ши Кинг­спор­та, а еще даль­ше до гори­зон­та про­сти­ра­лись бес­край­ние поля, похо­жие на древ­нее море.

Маши­на при­бли­зи­лась к усадь­бе Кар­те­ров, рас­ки­нув­шей­ся на склоне хол­ма. Кар­тер не был в ней боль­ше соро­ка лет. Он при­тор­мо­зил и при­сталь­но огля­дел окрест­но­сти. Пол­день дав­но мино­вал, и лучи ухо­дя­ще­го на запад солн­ца окра­ши­ва­ли их ярким золо­том. Этот без­молв­ный и незем­ной пей­заж часто снил­ся ему в послед­ние дни, и вот его чудес­ные, про­ник­ну­тые ожи­да­ни­ем сны сбы­лись. Не отры­вая взо­ра от искря­щей­ся на солн­це бар­хат­ной зеле­ни лугов за шат­ки­ми, камен­ны­ми сте­на­ми усадь­бы и строй­ных рядов густых дере­вьев, Кар­тер поду­мал, что на дру­гих, неве­до­мых пла­не­тах, навер­ное, так же тихо и пустын­но. Потом он посмот­рел на алые гор­ные отро­ги и леси­стые доли­ны, широ­ки­ми сту­пе­ня­ми спус­кав­ши­е­ся вниз к уще­льям, где жур­ча­ли ручьи, омы­ва­ю­щие раз­бух­шие, узло­ва­тые кор­ни.

Он понял, что здесь, на гра­ни­це меж­ду насто­я­щим и про­шлым, авто­мо­биль ему боль­ше не пона­до­бит­ся, и оста­вил его на лес­ной опуш­ке. Вый­дя из маши­ны, он пере­ло­жил сереб­ря­ный ключ в кар­ман паль­то и стал под­ни­мать­ся в гору. Лес обсту­пил его со всех сто­рон и скрыл сто­яв­ший на вер­шине особ­няк, хотя его про­ре­жи­ва­ли вез­де, кро­ме север­но­го направ­ле­ния. Инте­рес­но, сохра­ни­лось ли что-нибудь в доме со вре­мен его дет­ства? После смер­ти дво­ю­род­но­го деда Кри­сто­фе­ра в

нем уже трид­цать лет никто не жил и все, навер­ное, успе­ло обвет­шать. Маль­чиш­кой Рэн­дольф часто гостил здесь и очень любил пря­тать­ся от взрос­лых в глу­хих угол­ках леса за садом. Вокруг него сгу­сти­лись тени. Надви­гал­ся вечер. В про­све­те меж­ду дере­вья­ми обо­зна­чил­ся силу­эт ста­рой кон­гре­га­ци­он­ной церк­ви, сто­яв­шей на Цен­траль­ном хол­ме Кинг­спор­та. Закат окра­сил ее в розо­вый цвет, и стек­ла малень­ких круг­лых окон свер­ка­ли, отра­жая баг­ро­вые лучи. Когда их заво­лок­ла тень, он понял, что сде­лал несколь­ко шагов в про­шлое, ведь цер­ковь кон­гре­га­ци­о­на­ли­стов дав­но снес­ли и выстро­и­ли на ее месте боль­ни­цу. Когда-то он с инте­ре­сом про­чел об этом в газе­те и обра­тил вни­ма­ние на любо­пыт­ную подроб­ность – в хол­ме обна­ру­жи­ли несколь­ко стран­ных и напо­ми­нав­ших боль­шие норы под­зем­ных ходов.

До него донес­ся зна­ко­мый голос, и он с изум­ле­ни­ем повер­нул­ся, не пове­рив сво­им ушам. Ста­рый Бени­джа Кори слу­жил у дяди Кри­сто­фе­ра и уже в те дале­кие годы был весь­ма немо­лод. Сколь­ко же ему сей­час? Долж­но быть, пере­ва­ли­ло за сто. Но Кар­тер мог бы отли­чить этот звуч­ный голос от тыся­чи дру­гих Он не разо­брал слов, но сра­зу узнал инто­на­цию. Поду­мать толь­ко, ста­рый Бени­джа еще жив!

– Мистер Рэн­ди! Мистер Рэн­ди! Где вы? Вы что, хоти­те вогнать в гроб вашу тетуш­ку Мар­ту? Нешто забы­ли, что она запре­ти­ла вам пря­тать­ся в лесу и про­си­ла вер­нуть­ся до вече­ра? Рэн­ди! Рэн­ди! Вот неснос­ный маль­чиш­ка, все норо­вит убе­жать и часа­ми бро­дит, как поме­шан­ный, вокруг зме­и­но­го лого­ва… Эй, эй, Рэн­ди!

Рэн­дольф Кар­тер оста­но­вил­ся в кро­меш­ной тьме и про­тер гла­за. Дело нелад­но. Он заблу­дил­ся. Ему неза­чем тут быть, да и уже, навер­ное, позд­но. Инте­рес­но, кото­рый теперь час? Одна­ко он не полез в кар­ман за малень­кой под­зор­ной тру­бой и не стал гля­деть на часы на кинг­спорт­ской башне. Впро­чем, он пре­крас­но пони­мал, что его опоз­да­ние свя­за­но с чем-то очень стран­ным и необыч­ным. Нако­нец Кар­тер все же сунул руку в кар­ман за под­зор­ной тру­бой, но ее там не ока­за­лось. А вот сереб­ря­ный ключ, кото­рый он нашел в шка­тул­ке, лежал на месте. Дядя Крис одна­жды рас­ска­зал ему зага­доч­ную исто­рию о ста­рой запер­той шка­тул­ке, но тетя Мар­та обо­рва­ла его, заявив, что маль­чик не дол­жен об этом знать, мало ли что взбре­дет ему в голо­ву, ведь он и без того вита­ет в обла­ках. Рэн­дольф попы­тал­ся вспом­нить, где он нашел ключ, но в его созна­нии все пере­пу­та­лось. Вро­де бы шка­тул­ка нахо­ди­лась на чер­да­ке его дома в Бостоне и он обе­щал Парк­су выпла­тить поло­ви­ну его жало­ва­нья за неде­лю, если тот помо­жет ему открыть замок и будет дер­жать язык за зуба­ми. При этом он уви­дел Парк­са мыс­лен­ным взо­ром и был пора­жен, что вме­сто рас­то­роп­но­го, бодро­го кок­ни перед ним пред­стал мор­щи­ни­стый ста­рик.

– Рэн..ди! Рэн..д…и…и!.. Эй, эй, Рэн­ди! Рас­ка­чи­ва­ю­щий­ся фонарь высве­тил тем­ный пово­рот, и ста­рый Бени­джа бро­сил­ся навстре­чу мол­ча­ли­во­му и рас­те­рян­но­му путе­ше­ствен­ни­ку.

– Черт возь­ми, вот вы где, сквер­ный маль­чиш­ка! Я вас пол­ча­са ищу, про­сто с ног сбил­ся. Вы поче­му мол­чи­те? У вас что, язык к гор­лу при­лип? Тетя Мар­та вся изве­лась от вол­не­ния. Куда это вы запро­па­сти­лись? Подо­жди­те, я все рас­ска­жу дяде Кри­су, он вас по голов­ке

не погла­дит! Сколь­ко вас пре­ду­пре­жда­ли, негод­ный маль­чиш­ка, что в лес по вече­рам не ходят. В нем пол­но вся­кой нечи­сти. Мне об этом еще дед рас­ска­зы­вал. Идем­те, мистер Рэн­ди, а то Хан­на не даст вам ужин.

Рэн­дольф Кар­тер напра­вил­ся даль­ше по доро­ге. Сквозь потем­нев­шие осен­ние вет­ки про­све­чи­ва­ли звез­ды, вда­ли гром­ко лая­ли соба­ки, из окон лил­ся ярко-жел­тый свет, и Пле­я­ды туск­ло мер­ца­ли на запа­де за боль­шой дву­скат­ной кры­шей. Тетя Мар­та сто­я­ла на поро­ге. Вопре­ки ожи­да­нию, она не набро­си­лась на Рэн­ди с руга­нью, а лишь доб­ро­душ­но завор­ча­ла. Она слиш­ком хоро­шо зна­ла дядю Кри­са и пони­ма­ла, что все Кар­те­ры с чудин­кой, уж такая у них кровь. Рэн­дольф не стал пока­зы­вать свой ключ, мол­ча поужи­нал и заупря­мил­ся, лишь когда при­шла пора ложить­ся спать. Ино­гда он пред­по­чи­тал гре­зить наяву, и ему хоте­лось поско­рее вос­поль­зо­вать­ся клю­чом.

Он проснул­ся рано утром и уже соби­рал­ся бежать в лес на горе, но дядя Крис успел пере­хва­тить его по доро­ге и уса­дил в крес­ло в сто­ло­вой. Маль­чик обвел тре­вож­ным взгля­дом ком­на­ту с низ­ким потол­ком, лос­кут­ные поло­ви­ки на полу, лучи све­та, играв­шие в углах, и улыб­нул­ся, когда вет­ки засту­ча­ли в окна. Дере­вья и горы были совсем рядом, и он дога­дал­ся, что это и есть воро­та в веч­ную стра­ну, его насто­я­щую роди­ну.

Вырвав­шись на сво­бо­ду, Рэн­дольф пощу­пал ключ в кар­мане, при­обод­рил­ся, впри­прыж­ку про­бе­жал по саду и напра­вил­ся к вер­шине горы. Под нога­ми у него сте­лил­ся мох, покры­тые лишай­ни­ка­ми ска­лы смут­но про­сту­па­ли сквозь утрен­нюю дым­ку, слов­но дол­ме­ны дру­и­дов сре­ди раз­бух­ших и покри­вив­ших­ся ство­лов свя­щен­ной рощи. Он мино­вал водо­пад, вспе­нен­ные воды кото­ро­го пели руни­че­ские закли­на­ния при­та­ив­шим­ся за дере­вья­ми фав­нам, сати­рам и дри­а­дам.

Нако­нец он добрал­ся до стран­ной пеще­ры на леси­стом склоне. Это и было «зме­и­ное лого­во», кото­ро­го так боял­ся ста­рый Бени­джа, да и мест­ные кре­стьяне обхо­ди­ли сто­ро­ной. Пеще­ра ока­за­лась гораз­до глуб­же, чем подо­зре­вал Рэн­дольф. Он обна­ру­жил в даль­нем, тем­ном углу рас­ще­ли­ну, веду­щую к дру­го­му, верх­не­му гро­ту. Ему бро­си­лись в гла­за глад­кие гра­нит­ные сте­ны. Мож­но было поду­мать, что их выто­чи­ли искус­ные масте­ра, а не при­ро­да. Он решил под­полз­ти к ним побли­же и зажег спич­ки, укра­ден­ные в сто­ло­вой. С непо­нят­ной ему само­му реши­мо­стью он добрал­ся до послед­ней рас­ще­ли­ны. Кар­тер не знал, поче­му он так уве­рен­но шел к даль­ней стене и поче­му инстинкт под­ска­зы­вал ему дер­жать сереб­ря­ный ключ в вытя­ну­той руке. Но цель была достиг­ну­та, и когда вече­ром он, при­пры­ги­вая от радо­сти, при­бе­жал домой, то не стал объ­яс­нять, где и поче­му задер­жал­ся. Рэн­дольф даже не про­явил необ­хо­ди­мой осто­рож­но­сти, и когда род­ные при­ня­лись допы­ты­вать­ся, отче­го он не явил­ся к обе­ду, то пред­по­чел отмол­чать­ся.

Теперь все даль­ние род­ствен­ни­ки Рэн­доль­фа Кар­те­ра уве­ре­ны, что на деся­том году жиз­ни его слов­но под­ме­ни­ли. Что-то потряс­ло его вооб­ра­же­ние. Его два­дца­ти­лет­ний в ту пору кузен, эсквайр из Чика­го

Эрнст Б. Эспи­ну­олл, заме­тил, что маль­чик начал менять­ся с осе­ни 1883 года. Рэн­дольф разыг­ры­вал фан­та­сти­че­ские сце­ны, на кото­рые лишь немно­гие мог­ли смот­реть без содро­га­ния. У него обна­ру­жи­лись свой­ства, казав­ши­е­ся стран­ны­ми и неумест­ны­ми в повсе­днев­ной жиз­ни. Он явно обла­дал даром пред­ви­де­ния, и впо­след­ствии мно­гие фак­ты, на пер­вый взгляд незна­чи­тель­ные, лишен­ные смыс­ла или не свя­зан­ные меж­ду собой, пол­но­стью под­твер­ди­лись и оправ­да­ли его реак­цию. Шли годы, сме­ня­лись деся­ти­ле­тия, мир пора­жа­ли новые откры­тия и в нем воз­ни­ка­ли новые име­на. Род­ствен­ни­ки и зна­ко­мые Кар­те­ра с изум­ле­ни­ем вспо­ми­на­ли, что когда-то, дав­ным-дав­но, он небреж­но обмол­вил­ся о сего­дняш­ней сен­са­ции. Ему тоже было непо­нят­но зна­че­ние ска­зан­ных им слов, он не созна­вал, поче­му так, а не ина­че чув­ство­вал, и лишь смут­но подо­зре­вал, что виной все­му какой-то забы­тый сон. В нача­ле 1897 года зна­ко­мый путе­ше­ствен­ник упо­мя­нул фран­цуз­ский город Бел­луа-ан-Сан­тер, и, услы­шав это назва­ние, Рэн­дольф ни с того ни с сего страш­но поблед­нел. Его дру­зья вспом­ни­ли об этом, когда его, слу­жив­ше­го в Ино­стран­ном леги­оне, чуть не уби­ли в 1916 году в том самом горо­де.

Раз­го­во­ры о про­ро­че­ском даре Кар­те­ра уча­сти­лись после его таин­ствен­но­го исчез­но­ве­ния. Ста­рый Пар­ке, слу­га Рэн­доль­фа, за мно­гие годы при­тер­пев­ший­ся к при­чу­дам хозя­и­на, в послед­ний раз видел его утром, когда тот выехал из дома на сво­ей машине, взяв с собой най­ден­ный сереб­ря­ный ключ. Пар­ке был при этом и на него про­из­ве­ли стран­ное впе­чат­ле­ние выре­зан­ные на шка­тул­ке гро­теск­ные фигу­ры и еще какие-то подроб­но­сти, о кото­рых он не решил­ся сооб­щить. Перед отъ­ез­дом Кар­тер ска­зал ему, что хочет пови­дать ста­рую родо­вую усадь­бу непо­да­ле­ку от Арк­хе­ма.

Его авто­мо­биль и дере­вян­ную шка­тул­ку, напу­гав­шую мест­ных жите­лей, нашли на пол­пу­ти к раз­ру­шен­ной усадь­бе, на горе Вязов, но в шка­тул­ке был толь­ко сви­ток с над­пи­ся­ми на неве­до­мом язы­ке, кото­рый не суме­ли рас­шиф­ро­вать ни линг­ви­сты, ни палео­гра­фы. Дождь дав­но смыл сле­ды на шос­се, но сле­до­ва­те­ли из Босто­на обра­ти­ли вни­ма­ние на бес­по­ря­доч­но пова­лен­ные дере­вья на месте усадь­бы Кар­те­ров. Оче­вид­но, кто-то совсем недав­но был тут. На леси­стой вер­шине сыщи­кам попал­ся на гла­за обыч­ный белый носо­вой пла­ток, одна­ко дока­зать, что он при­над­ле­жал Кар­те­ру, ока­за­лось невоз­мож­но.

Пошли раз­го­во­ры о том, что его име­ние сле­ду­ет раз­де­лить меж­ду наслед­ни­ка­ми, но я твер­до воз­ра­зил про­тив это­го, так как не верю в его смерть. Во вре­ме­ни и про­стран­стве, в реаль­но­сти и виде­ни­ях суще­ству­ют кру­тые изло­мы, извест­ные лишь духо­вид­цам. Я непло­хо знал Кар­те­ра и поду­мал, что он нашел спо­соб забрать­ся в эти лаби­рин­ты, но не мог ска­зать, вер­нет­ся или не вер­нет­ся он назад. Он хотел попасть в стра­ну снов и тос­ко­вал по дет­ским годам. Потом он отыс­кал ключ, и я поче­му-то сра­зу решил, что он сумел им вос­поль­зо­вать­ся. Когда мы уви­дим­ся, я непре­мен­но спро­шу его об этом, ибо рас­счи­ты­ваю в ско­ром вре­ме­ни встре­тить­ся с ним в горо­де снов, куда мы оба всю жизнь стре­ми­лись. Ходят слу­хи, буд­то в Улта­ре, что за рекой Скай, власть пере­шла к ново­му коро­лю. Он вос­се­да­ет на опа­ло­вом троне в Илек-Ваде, ска­зоч­ном горо­де, где баш­ни сто­ят на стек­лян­ных уте­сах, нави­сая над сумрач­ным морем. Под ним боро­да­тые гнор­ри с плав­ни­ка­ми про­ры­ли таин­ствен­ные ходы, и мне кажет­ся, я знаю, как объ­яс­нить этот слух. Мне бы очень хоте­лось взгля­нуть на боль­шой сереб­ря­ный ключ. Уве­рен, что в его зага­доч­ной ара­бес­ке спря­та­ны сим­во­лы всех тайн без­раз­лич­но­го Кос­мо­са.