Говард Филлипс Лавкрафт

ИЗ ГЛУБИН МИРОЗДАНИЯ

(From Beyond)
Напи­са­но в 1920 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод О. Сквор­цо­ва

////

Стран­ная, не под­да­ю­ща­я­ся раци­о­наль­но­му объ­яс­не­нию пере­ме­на про­изо­шла в моем дру­ге Кро­уфор­де Тил­лин­га­сте. Я не встре­чал его с того само­го дня, когда два с поло­ви­ной меся­ца назад он пове­дал мне, к какой цели вели его физи­че­ские и мета­фи­зи­че­ские иссле­до­ва­ния. Тогда на мои опа­се­ния и уве­ще­ва­ния он отве­тил тем, что в при­сту­пе яро­сти выдво­рил меня из сво­е­го дома. Я знал, что после это­го он запер­ся в лабо­ра­то­рии с этой нена­вист­ной мне элек­три­че­ской маши­ной, при­ни­мая пищу от слу­чая к слу­чаю и отвер­гая помощь при­слу­ги. Одна­ко я не думал, что такой корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни, как десять недель, спо­со­бен столь силь­но изме­нить и обез­об­ра­зить чело­ве­че­ское суще­ство. Согла­си­тесь, не так уж при­ят­но видеть неко­гда цве­ту­ще­го чело­ве­ка неожи­дан­но и силь­но исху­дав­шим, а еще непри­ят­нее заме­чать, что его обвис­шая кожа жел­те­ет, а места­ми ста­но­вит­ся серой, гла­за про­ва­ли­ва­ют­ся, округ­ля­ют­ся и жут­ко поблес­ки­ва­ют, лоб покры­ва­ет­ся сетью мор­щин с про­сту­па­ю­щи­ми сквозь них кро­ве­нос­ны­ми сосу­да­ми, а руки дро­жат и подер­ги­ва­ют­ся. Если же к это­му еще доба­вить и оттал­ки­ва­ю­щую неряш­ли­вость, нераз­бор­чи­вость в одеж­де, нече­са­ную и начи­на­ю­щую редеть шеве­лю­ру, дав­но не стри­жен­ную седую боро­ду, почти скры­ва­ю­щую неко­гда глад­кое лицо, то неволь­но испы­ты­ва­ешь нечто близ­кое к шоку. Имен­но таким пред­стал пере­до мной Кро­уфорд Тил­лин­гаст в ночь, когда его мало­по­нят­ная запис­ка заста­ви­ла меня после несколь­ких недель изгна­ния вновь появить­ся у зна­ко­мой две­ри. То, что пред­ста­ло пере­до мной со све­чой в тря­су­щей­ся руке на поро­ге ста­ро­го, уеди­нен­но­го дома на Бене­во­лент-стрит, ско­рее напо­ми­на­ло тень чело­ве­ка – кари­ка­тур­ный образ, поми­нут­но ози­ра­ю­щий­ся по сто­ро­нам и пуга­ю­щий­ся каких-то неви­ди­мых либо види­мых толь­ко ему одно­му вещей.

Слу­хи о том, что Кро­уфорд Тил­лин­гаст когда-то зани­мал­ся нау­кой и фило­со­фи­ей, явля­ют­ся не более чем слу­ха­ми. Зани­мать­ся таки­ми веща­ми впо­ру бес­при­страст­но­му чело­ве­ку с холод­ным рас­суд­ком, а для чув­ствен­но­го и импуль­сив­но­го чело­ве­ка, каким был мой друг, нау­ка сули­ла две рав­ные по сво­им тра­ги­че­ским послед­стви­ям воз­мож­но­сти отча­я­ние в слу­чае про­ва­ла или невы­ра­зи­мый и неопи­су­е­мый ужас в слу­чае успе­ха. Одна­жды Тил­лин­гаст уже потер­пел неуда­чу и, как след­ствие, раз­вил в себе склон­ность к затвор­ни­че­ству и мелан­хо­лии. Теперь же, по стра­ху, кото­рый он испы­ты­вал, я понял, что он стал жерт­вой соб­ствен­но­го успе­ха. Я пре­ду­пре­ждал его об этом еще десять недель назад, когда, увле­чен­ный сво­ей фан­та­сти­че­ской иде­ей, он с голо­вой ушел в иссле­до­ва­ния. Тогда он был чрез­вы­чай­но воз­буж­ден, рас­крас­нел­ся и изла­гал свои идеи неесте­ствен­но высо­ким, но, как все­гда, моно­тон­ным голо­сом.

– Что зна­ем мы об этом мире и о Все­лен­ной? – гово­рил он. – У нас до абсурд­но­го мало орга­нов чувств, а наши пред­став­ле­ния об окру­жа­ю­щих пред­ме­тах до неве­ро­ят­но­го скуд­ны. Мы видим вещи таки­ми, каки­ми мы созда­ны их видеть, и мы не в состо­я­нии постичь абсо­лют­ную их суть. Со сво­и­ми пятью жал­ки­ми чув­ства­ми мы лишь обма­ны­ва­ем себя, иллю­зор­но пред­став­ляя, буд­то вос­при­ни­ма­ем весь без­гра­нич­но слож­ный кос­мос. В то же самое вре­мя иные суще­ства, с более силь­ным и широ­ким спек­тром чувств, могут не толь­ко по-ино­му вос­при­ни­мать пред­ме­ты, но спо­соб­ны видеть и изу­чать целые миры мате­рии, энер­гии и жиз­ни, кото­рые окру­жа­ют нас, но кото­рые нико­гда не постичь зем­ны­ми чув­ства­ми. Я все­гда верил, что эти стран­ные, недо­ся­га­е­мые миры суще­ству­ют рядом с нами, а сей­час, как мне кажет­ся, я нашел спо­соб раз­ру­шить пре­гра­ду, отде­ля­ю­щую нас от них. Я не шучу. Через два­дцать четы­ре часа вот эта маши­на, что сто­ит у сто­ла, нач­нет гене­ри­ро­вать энер­гию, спо­соб­ную ожи­вить наши атро­фи­ро­ван­ные или, если угод­но, руди­мен­тар­ные чув­ства. Эта энер­гия откро­ет досе­ле неиз­вест­ные чело­ве­ку пер­спек­ти­вы в пости­же­нии орга­ни­че­ской жиз­ни. Мы узрим при­чи­ну, по кото­рой ночью воют соба­ки, а кош­ки навост­ря­ют слух. Мы уви­дим это и мно­гое дру­гое из того, что недо­ступ­но обык­но­вен­ным смерт­ным. Мы пре­одо­ле­ем вре­мя, про­стран­ство и гра­ни­цы изме­ре­ний и, не схо­дя с это­го места, про­ник­нем в сокро­вен­ные глу­би­ны миро­зда­ния.

Когда Тил­лин­гаст закон­чил свою речь, я при­нял­ся вся­че­ски отго­ва­ри­вать его от этой затеи, ибо, зная его доста­точ­но хоро­шо, испы­тал ско­рее испуг, чем чув­ство радо­сти и тор­же­ства. Но он был фана­тич­но одер­жим сво­ей иде­ей и, не поже­лав меня слу­шать, выста­вил из дома. Его фана­тизм не иссяк и сей­час, но жела­ние выска­зать­ся ока­за­лось силь­нее оби­ды, и он при­слал мне несколь­ко строк, напи­сан­ных в пове­ли­тель­ном тоне, но при этом почер­ком, кото­рый я едва смог разо­брать. Вой­дя в оби­та­ли­ще дру­га, кото­рый так неожи­дан­но пре­вра­тил­ся в тря­су­ще­е­ся подо­бие гор­гу­льи, я похо­ло­дел от ужа­са, кото­рый, каза­лось, исхо­дил от вся­кой тени в этом суме­реч­ном доме. Сло­ва и заве­ре­ния, про­зву­чав­шие здесь десять недель тому назад, слов­но бы при­об­ре­ли физи­че­скую плоть и отчет­ли­вые очер­та­ния. Я вздрог­нул при зву­ке глу­хо­го, изме­нив­ше­го­ся до неузна­ва­е­мо­сти голо­са хозя­и­на. Я хотел было клик­нуть при­слу­гу, но Тил­лин­гаст заявил, что все слу­ги поки­ну­ли его три дня тому назад. Это сооб­ще­ние при­шлось мне очень не по душе. Мне пока­за­лось по мень­шей мере стран­ным, что ста­рый вер­ный Гре­го­ри оста­вил хозя­и­на, даже не сооб­щив об этом мне – его дав­не­му и испы­тан­но­му дру­гу. Имен­но от Гре­го­ри полу­чал я изве­стия обо всем про­ис­хо­див­шем здесь с того дня, как Тил­лин­гаст в при­пад­ке яро­сти выста­вил меня из дома.

Но поне­мно­гу обу­ре­вав­шее меня чув­ство стра­ха вытес­ня­лось все воз­рас­та­ю­щим любо­пыт­ством. О том, что имен­но потре­бо­ва­лось Кро­уфор­ду Тил­лин­га­сту от меня на сей раз, я мог толь­ко дога­ды­вать­ся, – но то, что он обла­дал вели­кой тай­ной, кото­рой жаж­дал поде­лить­ся, не вызы­ва­ло у меня ни малей­ших сомне­ний. Преж­де я вся­че­ски про­ти­вил­ся его жела­нию про­рвать­ся в неве­до­мые сфе­ры бытия; но сей­час, когда он, похо­же, добил­ся опре­де­лен­ных успе­хов, я был почти готов раз­де­лить его лико­ва­ние, хоть и видел, какой страш­ной ценой доста­лась ему эта побе­да. И вот я без­молв­но дви­гал­ся по тем­ным пустын­ным ком­на­там туда, куда вело меня неяр­кое жел­тое пла­мя све­чи в дро­жа­щей руке этой паро­дии на чело­ве­ка. Элек­три­че­ство было отклю­че­но по все­му дому, а когда я спро­сил поче­му, Кро­уфорд отве­тил, что так и долж­но быть.

– Но это уж слиш­ком… Я нико­гда не осме­люсь… – раз­ли­чил я сре­ди сплош­но­го пото­ка невнят­ных фраз, кото­рые мой друг бор­мо­тал себе под нос. Это весь­ма встре­во­жи­ло меня, ибо ранее за ним нико­гда не води­лось при­выч­ки раз­го­ва­ри­вать с самим собой.

Мы вошли в лабо­ра­то­рию, и я сно­ва уви­дел эту отвра­ти­тель­ную элек­три­че­скую маши­ну, излу­чав­шую жут­кий фио­ле­то­вый свет. Она была под­клю­че­на к мощ­ной хими­че­ской бата­рее, но, по-види­мо­му, была обес­то­че­на, ибо в дан­ный момент не виб­ри­ро­ва­ла, изда­вая устра­ша­ю­щие зву­ки, как мне это слу­ча­лось наблю­дать рань­ше. В ответ на мои рас­спро­сы Тил­лин­гаст про­буб­нил, что све­че­ние, исхо­дя­щее от маши­ны, не име­ет элек­три­че­ской при­ро­ды.
Он уса­дил меня сле­ва от нее и повер­нул выклю­ча­тель, рас­по­ло­жен­ный под рядом стек­лян­ных ламп. Послы­ша­лись при­выч­ные зву­ки, сна­ча­ла напо­ми­на­ю­щие плев­ки, затем пере­хо­дя­щие в жалоб­ный вой и завер­ша­ю­щи­е­ся посте­пен­но схо­дя­щим на нет жуж­жа­ни­ем. Одно­вре­мен­но све­че­ние то уси­ли­ва­лось, то осла­бе­ва­ло и нако­нец при­об­ре­ло какой-то блед­ный, тре­во­жа­щий цвет или, точ­нее, палит­ру цве­тов, кото­рую я не мог не то что­бы опи­сать, но даже вооб­ра­зить. Тил­лин­гаст, кото­рый вни­ма­тель­но наблю­дал за мною, усмех­нул­ся, уви­дев мою оза­да­чен­ную гри­ма­су.

– Хочешь знать, что это такое? – про­шеп­тал он. – Это уль­тра­фи­о­лет. Я изум­лен­но выпу­чил гла­за, а он, не пере­ста­вая ухмы­лять­ся, про­дол­жал:

– Ты счи­тал, что уль­тра­фи­о­ле­то­вые лучи не вос­при­ни­ма­ют­ся зре­ни­ем,

– и был абсо­лют­но прав. Но сей­час ты можешь наблю­дать их, как и мно­гое дру­гое, ранее недо­ступ­ное чело­ве­че­ско­му взо­ру. Я объ­яс­ню. Вол­ны, выра­ба­ты­ва­е­мые маши­ной, про­буж­да­ют в нас тыся­чи спя­щих чувств, уна­сле­до­ван­ных нами за пери­од, про­сти­ра­ю­щий­ся от пер­вых до послед­них шагов эво­лю­ции, от состо­я­ния сво­бод­ных элек­тро­нов до фор­ми­ро­ва­ния чело­ве­че­ско­го орга­низ­ма. Я лице­зрел исти­ну и теперь наме­рен открыть ее тебе. Хочешь посмот­реть, как она выгля­дит? Сей­час пока­жу. – Тил­лин­гаст сел, задув све­чу, напро­тив меня и не мигая уста­вил­ся мне в гла­за. – Орга­ны чувств, кото­рые у тебя име­ют­ся, и преж­де все­го слух, уло­вят мно­же­ство новых, досе­ле неиз­вест­ных ощу­ще­ний. Затем появят­ся дру­гие. Ты когда-нибудь слы­шал о шиш­ко­вид­ном теле?1 Мне ста­но­вит­ся смеш­но, когда я думаю об этом жал­ком эндо­кри­но­ло­ге, об этом запу­тав­шем­ся вко­нец чело­ве­чиш­ке, этом выскоч­ке Фрей­де. Тело – это есть вели­чай­ший орган из всех, кото­рые толь­ко име­ют­ся у чело­ве­ка, и открыл это я. Подоб­но гла­зам, оно пере­да­ет зри­тель­ную инфор­ма­цию непо­сред­ствен­но в мозг. Если ты нор­ма­лен, ты полу­ча­ешь эту инфор­ма­цию в пол­ной мере… есте­ствен­но, я имею в виду обра­зы, при­хо­дя­щие из глу­бин миро­зда­ния.

Я оки­нул взо­ром огром­ную, с наклон­ной южной сте­ной ман­сар­ду, зали­тую туск­лы­ми луча­ми, недо­ступ­ны­ми обыч­но­му гла­зу. Даль­ние ее углы были по-преж­не­му тем­ны, и все поме­ще­ние каза­лось погру­жен­ным в нере­аль­ную дым­ку, скры­вав­шую его дей­стви­тель­ную при­ро­ду и вле­ку­щую вооб­ра­же­ние в мир фан­то­мов и иллю­зий. Тил­лин­гаст замол­чал. Мне пред­ста­ви­лось, что я нахо­жусь в неко­ем огром­ном экзо­ти­че­ском хра­ме дав­но умер­ших богов, неко­ем спле­тен­ном из тума­на стро­е­нии с неис­чис­ли­мы­ми колон­на­ми чер­но­го кам­ня, взле­та­ю­щи­ми от осно­ва­ния влаж­ных плит к облач­ным высо­там, что про­сти­ра­ют­ся за пре­де­ла­ми мое­го виде­ния. Кар­ти­на эта неко­то­рое вре­мя сохра­ня­ла отчет­ли­вость, но посте­пен­но пере­шла в жут­кое ощу­ще­ние пол­но­го, абсо­лют­но­го оди­но­че­ства посре­ди бес­ко­неч­но­го, неви­ди­мо­го и без­звуч­но­го про­стран­ства. Каза­лось, меня окру­жа­ет одна пусто­та и боль­ше ниче­го. Я почув­ство­вал, как на меня нава­ли­ва­ет­ся ужас, како­го я не испы­ты­вал с само­го дет­ства. Он-то и заста­вил меня выхва­тить из кар­ма­на револь­вер – с тех пор, как я под­верг­ся напа­де­нию в Ист-Про­ви­ден­се, я все­гда ношу его с собой, поки­дая дом в тем­ное вре­мя суток. Затем отку­да-то из бес­ко­неч­но уда­лен­ных в про­стран­стве и вре­ме­ни обла­стей до меня начал доно­сить­ся звук. Он был едва уло­ви­мым, слег­ка виб­ри­ру­ю­щим и, вне вся­ко­го сомне­ния, музы­каль­ным, но в то же вре­мя в нем был отте­нок какой-то исступ­лен­ной дико­сти, заста­вив­ший все мое есте­ство испы­тать нечто похо­жее на мед­лен­ную, изощ­рен­ную пыт­ку. Затем раз­дал­ся дру­гой звук, напо­ми­на­ю­щий цара­па­нье по шеро­хо­ва­то­му стек­лу. Одно­вре­мен­но потя­ну­ло чем-то вро­де сквоз­ня­ка, каза­лось, исхо­див­ше­го из того же источ­ни­ка, что и звук. В то вре­мя как, зата­ив дыха­ние, я напря­жен­но вслу­ши­вал­ся, звук и поток воз­ду­ха уси­ли­ва­лись, и вне­зап­но я уви­дал себя при­вя­зан­ным к рель­сам на пути быст­ро мча­ще­го­ся поез­да. Но сто­и­ло мне заго­во­рить с Тил­лин­га­стом, как виде­ние это мгно­вен­но пре­кра­ти­лось. Пере­до мной сно­ва были толь­ко чело­век, урод­ли­вая маши­на и погру­жен­ное в полу­мрак про­стран­ство за ней. Тил­лин­гаст омер­зи­тель­но ска­лил­ся, гля­дя на револь­вер, почти бес­со­зна­тель­но выну­тый мною из кар­ма­на. По выра­же­нию его лица я понял, что он видел и слы­шал все то, что видел и слы­шал я, если толь­ко не боль­ше. Я шепо­том пере­ска­зал ему свои впе­чат­ле­ния. В ответ он посо­ве­то­вал мне оста­вать­ся по воз­мож­но­сти спо­кой­ным и сосре­до­то­чен­ным.

– Не дви­гай­ся, – пре­ду­пре­дил он. – Мы можем видеть в этих лучах, но не забы­вай о том, что и нас видят тоже . Я уже гово­рил тебе, что слу­ги ушли из дома, но не ска­зал каким обра­зом. Эта глу­пая баба, моя эко­ном­ка, вклю­чи­ла вни­зу свет, хотя я стро­го-настро­го пре­ду­пре­ждал ее не делать это­го. Есте­ствен­но, в сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние коле­ба­ния тока в энер­го­се­ти при­шли в резо­нанс с излу­че­ни­ем. Долж­но быть, это было страш­но: их истош­ные вопли доно­си­лись до меня, про­ры­ва­ясь сквозь пеле­ну все­го того, что я видел и слы­шал в дру­гом изме­ре­нии. Нуж­но при­знать­ся, что и меня про­брал озноб, когда я обна­ру­жил одеж­ду, куч­ка­ми валяв­шу­ю­ся вокруг дома. Одеж­да мис­сис Апдайк лежа­ла воз­ле выклю­ча­те­ля в хол­ле – тут-то я все и понял. Оно ута­щи­ло их всех до еди­но­го. Но пока мы не дви­га­ем­ся, мы в без­опас­но­сти. Не забы­вай о том, что мы кон­так­ти­ру­ем с миром, в кото­ром мы бес­по­мощ­ны, как мла­ден­цы… Не шеве­лись!
От это­го шоки­ру­ю­ще­го откро­ве­ния и после­до­вав­шей за ним рез­кой коман­ды я испы­тал нечто вро­де сту­по­ра, и в этом необыч­ном состо­я­нии мое­му разу­му вновь пред­ста­ли кар­ти­ны, иду­щие из того, что Тил­лин­гаст назвал «глу­би­на­ми миро­зда­ния». Я погру­зил­ся в водо­во­рот зву­ков, неяс­ных дви­же­ний и раз­мы­тых кар­тин, раз­во­ра­чи­ва­ю­щих­ся перед мои­ми гла­за­ми. Очер­та­ния ком­на­ты окон­ча­тель­но рас­плы­лись, и в обра­зо­вав­шем­ся чер­ном про­стран­стве появи­лось отвер­стие, свое­об­раз­ный фокус, отку­да исхо­дил, посте­пен­но рас­ши­ря­ясь, поток непо­нят­ных клу­бя­щих­ся форм, каза­лось, про­би­вав­ший неви­ди­мую мне кры­шу дома в какой-то опре­де­лен­ной точ­ке ввер­ху и спра­ва от меня. Пере­до мной вновь пред­ста­ло виде­ние хра­ма, но на этот раз колон­ны ухо­ди­ли в оке­ан све­та, из кото­ро­го выры­вал­ся сле­пя­щий луч, уже виден­ный мною преж­де. Кар­ти­ны и обра­зы сме­ня­ли друг дру­га в беше­ном калей­до­ско­пе. В пото­ке виде­ний, зву­ков и незна­ко­мых мне досе­ле чув­ствен­ных впе­чат­ле­ний я ощу­тил в себе жела­ние и готов­ность рас­тво­рить­ся в них или про­сто исчез­нуть. Одну такую вспыш­ку обра­зов я запом­нил навсе­гда. На какое-то мгно­ве­ние мне при­ви­дел­ся кло­чок ноч­но­го неба, испол­нен­но­го све­тя­щих­ся вра­ща­ю­щих­ся сфер. Затем виде­ние отсту­пи­ло, и я уви­дел мири­а­ды сия­ю­щих солнц, обра­зо­вы­вав­ших нечто вро­де созвез­дия или галак­ти­ки необыч­ной фор­мы, смут­но напо­ми­нав­шей иска­жен­ные очер­та­ния лица Кро­уфор­да Тил­лин­га­ста. В сле­ду­ю­щий момент я почув­ство­вал, как огром­ные живые тела каса­ют­ся, а неко­то­рые даже про­са­чи­ва­ют­ся сквозь меня.

Тил­лин­гаст, судя по все­му, вни­ма­тель­но наблю­дал их дви­же­ние. Я вспом­нил, что он гово­рил о шиш­ко­вид­ном теле, и мне ста­ло инте­рес­но узнать, какие неве­до­мые откро­ве­ния явля­ют­ся его сверхъ­есте­ствен­но­му взо­ру.

Неожи­дан­но все окру­жа­ю­щее пред­ста­ло мне в уве­ли­чен­ном виде. Сквозь све­тя­щий­ся эфе­мер­ный хаос про­сту­пи­ла кар­ти­на, в кото­рой хотя и нечет­ко, но все же раз­ли­чи­мо при­сут­ство­ва­ли эле­мен­ты неко­ей связ­но­сти и посто­ян­ства. Это было что-то очень зна­ко­мое, точ­нее, что-то неесте­ствен­но нало­жен­ное на при­выч­ную окру­жа­ю­щую дей­стви­тель­ность, подоб­но тому как кино­кадр про­еци­ру­ет­ся на рас­пис­ной теат­раль­ный зана­вес. Я видел лабо­ра­то­рию, элек­три­че­скую маши­ну и раз­мы­тые очер­та­ния Тил­лин­га­ста, кото­рый сидел напро­тив меня. Но про­стран­ство, сво­бод­ное от при­выч­ных гла­зу вещей, было до отка­за запол­не­но неопи­су­е­мы­ми живы­ми и нежи­вы­ми фор­ма­ми, спле­та­ю­щи­ми­ся друг с дру­гом в отвра­ти­тель­ные клуб­ки, а воз­ле каж­до­го зна­ко­мо­го пред­ме­та кише­ли сон­мы непо­сти­жи­мых чуже­род­ных существ. Каза­лось, все зем­ные пред­ме­ты всту­па­ли в слож­ные вза­и­мо­дей­ствия с чуже­род­ны­ми – и наобо­рот. Сре­ди живых объ­ек­тов выде­ля­лись желе­об­раз­ные, чер­ниль­но­го цве­та чудо­ви­ща, изви­вав­ши­е­ся в уни­сон с виб­ра­ци­ей маши­ны. Они кру­жи­ли вокруг в пуга­ю­щем изоби­лии, и я с ужа­сом взи­рал на то, как они сли­ва­лись и раз­де­ля­лись, – их теку­честь поз­во­ля­ла им про­са­чи­вать­ся сквозь что угод­но, даже сквозь тела, кото­рые мы акси­о­ма­тич­но пола­га­ем твер­ды­ми. Эти суще­ства не сто­я­ли на месте, а неустан­но пла­ва­ли во всех направ­ле­ни­ях, как если бы были одер­жи­мы какой-то зло­ве­щей целью. Вре­ме­на­ми они пожи­ра­ли друг дру­га – ата­ку­ю­щий стре­ми­тель­но бро­сал­ся к жерт­ве, и в сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние послед­няя бес­след­но исче­за­ла. Внут­ренне содрог­нув­шись, я дога­дал­ся, как исчез­ли несчаст­ные слу­ги, и после того уже не мог изба­вить­ся от мыс­ли об этих суще­ствах, про­дол­жая наблю­дать открыв­ший­ся мне запре­дель­ный мир. Тил­лин­гаст, не спус­кая с меня глаз, про­из­нес:

– Ты видишь их? Видишь? Ты видишь этих плы­ву­щих и пры­га­ю­щих вокруг тебя, этих про­ни­ка­ю­щих сквозь тебя существ? Ты видишь то, что состав­ля­ет наш чистый воз­дух и наше голу­бое небо? Раз­ве не пре­успел я в лом­ке ста­рых пред­став­ле­ний и не пока­зал тебе мир, скры­тый от глаз про­стых смерт­ных? Он про­дол­жал истош­но вопить сре­ди все­го это­го хао­са, угро­жа­ю­ще при­бли­зив свое лицо к мое­му. Гла­за его горе­ли, как два рас­ка­лен­ных уголь­ка, и толь­ко теперь я заме­тил, что они были пол­ны нена­ви­сти. Маши­на истор­га­ла из сво­их недр невы­но­си­мые зву­ки.

– Ты, навер­ное, вооб­ра­зил, что эти непо­во­рот­ли­вые суще­ства ута­щи­ли моих слуг? Глу­пец, они без­обид­ны! Но слу­ги исчез­ли, не так ли? Ты пытал­ся оста­но­вить меня, ты пытал­ся разу­ве­рить меня, когда я боль­ше все­го нуж­дал­ся в тво­ей под­держ­ке. Ты убо­ял­ся все­лен­ской исти­ны, жал­кий трус, но ниче­го – сей­час ты в моих руках! Что унес­ло слуг? Что заста­ви­ло их так кри­чать?… Не зна­ешь, да? Подо­жди, ско­ро узна­ешь. Смот­ри мне в гла­за и слу­шай меня вни­ма­тель­но. Ты пола­га­ешь, что суще­ству­ют про­стран­ство и вре­мя. Ты так­же уве­рен в том, что миру при­су­щи мате­рия и фор­ма. Я же иссле­до­вал такие глу­би­ны миро­зда­ния, кото­рые твой убо­гий мозг про­сто не в состо­я­нии пред­ста­вить. Я загля­нул за гра­ни­цы бес­пре­дель­но­го и воз­звал к демо­нам звезд… Я обуз­дал духов, кото­рые, путе­ше­ствуя из одно­го мира в дру­гой, повсю­ду сеют смерть и безу­мие… Кос­мос отныне при­над­ле­жит мне! Ты слы­шишь? Эти суще­ства сей­час охо­тят­ся за мной – суще­ства, кото­рые пожи­ра­ют и пере­ва­ри­ва­ют все живое, но я знаю, как спа­стись от них. Вме­сто меня они забе­рут тебя , как до это­го забра­ли слуг… Что, испу­гал­ся, мой доро­гой? Я пре­ду­пре­ждал тебя, что здесь опас­но шеве­лить­ся. Этим я спас тебя от смер­ти, но спас толь­ко для того, что­бы ты мог еще немно­го погла­зеть вокруг да послу­шать меня. Если бы ты хоть чуточ­ку шелох­нул­ся, они бы уже дав­ным-дав­но тебя сло­па­ли. Не бес­по­кой­ся, они не сде­ла­ют тебе боль­но . Слу­гам тоже не было боль­но – про­сто один вид этих тва­рей заста­вил бед­няг орать что есть мочи. Мои любим­цы не очень-то кра­си­вы, но ведь они из миров, где эсте­ти­че­ские стан­дар­ты слег­ка отли­ча­ют­ся от наших. Пере­ва­ри­ва­ние, уве­ряю тебя, про­ис­хо­дит почти мгно­вен­но. Но я хочу, что­бы ты преж­де уви­дел их по-насто­я­ще­му . Сам я ста­ра­юсь их не видеть, посколь­ку знаю, когда нуж­но оста­но­вить­ся. Ну как, тебе инте­рес­но? Нет? Я так и знал, что ты не насто­я­щий уче­ный! Дро­жишь, а? Дро­жишь от нетер­пе­ния лице­зреть выс­ших существ, обна­ру­жен­ных мной? Поче­му же ты не хочешь шевель­нуть­ся? Что, устал? Брось, не вол­нуй­ся, дру­жи­ще, они уже близ­ко … Взгля­ни, да взгля­ни же, будь ты про­клят!.. Смот­ри, одно из них как раз завис­ло над тво­им левым пле­чом!.

О том, что после­до­ва­ло за этим, рас­ска­зы­вать неин­те­рес­но, да в этом и нет ника­кой надоб­но­сти. Вы навер­ня­ка все зна­е­те из газет. Про­хо­див­шие мимо поли­цей­ские услы­ха­ли выстрел в доме – Тил­лин­га­ста обна­ру­жи­ли мерт­вым, а меня без созна­ния. Сна­ча­ла меня аре­сто­ва­ли, так как револь­вер, из кото­ро­го стре­ля­ли, при­над­ле­жал мне, одна­ко уже через три часа я был на сво­бо­де. Экс­пер­ти­за уста­но­ви­ла, что Тил­лин­гаст скон­чал­ся от апо­плек­си­че­ско­го уда­ра, а я стре­лял по машине, бес­по­лез­ные облом­ки кото­рой теперь были раз­бро­са­ны по все­му полу лабо­ра­то­рии. Об уви­ден­ном мною в ту ночь я не про­ро­нил ни сло­ва, опа­са­ясь, что сле­до­ва­тель отне­сет­ся к это­му со вполне понят­ным недо­ве­ри­ем. Из уклон­чи­вых пока­за­ний, кото­рые я предо­ста­вил на дозна­нии, врач заклю­чил, что я нахо­дил­ся под гип­но­ти­че­ским воз­дей­стви­ем мсти­тель­но­го и одер­жи­мо­го жаж­дой убий­ства манья­ка.

Хоте­лось бы верить вра­чу. Тогда я смог бы нако­нец пере­смот­реть свои вновь при­об­ре­тен­ные пред­став­ле­ния о стро­е­нии воз­ду­ха и небес­ных сфер и при­ве­сти в поря­док мои рас­стро­ен­ные вко­нец нер­вы – а заод­но изба­вить­ся от гне­ту­ще­го ощу­ще­ния чье­го-то посто­ян­но­го при­сут­ствия за моей спи­ной. Един­ствен­ный факт, кото­рый до сих пор застав­ля­ет меня сомне­вать­ся в право­те док­то­ра, заклю­ча­ет­ся в том, что поли­ции так и не уда­лось обна­ру­жить тела про­пав­ших слуг, уби­тых, по их мне­нию, Кро­уфор­дом Тил­лин­га­стом.

Примечания:

1 Шиш­ко­вид­ное тело (эпи­физ) – осо­бое обра­зо­ва­ние в моз­гу чело­ве­ка, отве­ча­ю­щее за интел­лек­ту­аль­но-про­гно­сти­че­скую дея­тель­ность. Функ­ции это­го орга­на до сих пор не вполне ясны. В древ­но­сти он вос­при­ни­мал­ся как «глаз зна­ния или муд­ро­сти». Декарт счи­тал, что здесь поме­ща­ет­ся разум­ная душа, в поль­зу чего, по его мне­нию, гово­ри­ло то обсто­я­тель­ство, что шиш­ко­вид­ная желе­за явля­ет­ся един­ствен­ным непар­ным орга­ном в моз­гу.