Говард Филлипс Лавкрафт

СЛУЧАЙ ЧАРЛЬЗА ДЕКСТЕРА ВАРДА

(The Case of Charles Dexter Ward)
Напи­са­но в 1927 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Р. Шид­фа­ра

////

Глав­ные Соки и Соли (сиречь Зола) живот­ных таким Спо­со­бом при­го­тов­ля­е­мы и сохра­ня­е­мы быть могут, что Муж Зна­ю­щий в силах собрать в Доме сво­ем весь Ноев Ков­чег, вызвав к жиз­ни из пра­ха Фор­му любо­го Живот­но­го по Жела­нию сво­е­му; подоб­ным же Спо­со­бом из основ­ных Солей, содер­жа­щих­ся в чело­ве­че­ском Пра­хе, Фило­соф может, не при­бе­гая к запрет­ной Некро­ман­тии, вос­со­здать Фор­му любо­го Усоп­ше­го Пред­ка, где бы его Тело погре­бе­но ни было.

Бореллий1

ГЛАВА ПЕРВАЯ Развязка и пролог

1

Недав­но из част­ной пси­хи­ат­ри­че­ской кли­ни­ки док­то­ра Вей­та, рас­по­ло­жен­ной в окрест­но­стях Про­ви­ден­са, штат Род-Айленд, бес­след­но исчез чрез­вы­чай­но стран­ный паци­ент. Моло­дой чело­век – его зва­ли Чарльз Декс­тер Вард – был с боль­шой неохо­той отправ­лен в лечеб­ни­цу уби­тым горем отцом, на гла­зах у кото­ро­го умствен­ное рас­строй­ство сына раз­ви­ва­лось от невин­ных на пер­вый взгляд стран­но­стей до глу­бо­чай­шей мании, таив­шей в себе пер­спек­ти­ву буй­но­го поме­ша­тель­ства либо пол­но­го пере­рож­де­ния лич­но­сти. По при­зна­нию вра­чей, этот слу­чай поста­вил их в тупик, посколь­ку в нем наблю­да­лись необыч­ные эле­мен­ты как физио­ло­ги­че­ско­го, так и сугу­бо пси­хи­че­ско­го свой­ства. Преж­де все­го, паци­ент казал­ся стар­ше сво­их два­дца­ти шести лет. Бес­спор­но, душев­ные болез­ни быст­ро ста­рят, но здесь дело было не столь­ко в его внеш­но­сти, сколь­ко в том едва уло­ви­мом выра­же­нии, какое обыч­но появ­ля­ет­ся лишь на лицах глу­бо­ких ста­ри­ков. Во-вто­рых, жиз­нен­ные про­цес­сы его орга­низ­ма про­те­ка­ли совер­шен­но осо­бен­ным обра­зом, преж­де неиз­вест­ным в меди­цин­ской прак­ти­ке. В дыха­тель­ной и сер­деч­ной дея­тель­но­сти боль­но­го наблю­да­лась зага­доч­ная арит­мия; он почти лишил­ся голо­са и мог толь­ко шеп­тать; пище­ва­ре­ние было до край­но­сти замед­лен­ным, а нерв­ные реак­ции на про­стей­шие внеш­ние раз­дра­жи­те­ли не име­ли ниче­го обще­го со все­ми наблю­дав­ши­ми­ся ранее реак­ци­я­ми, будь они нор­маль­ны­ми или пато­ло­ги­че­ски­ми. Кожа ста­ла неесте­ствен­но холод­ной и сухой; лабо­ра­тор­ные иссле­до­ва­ния сре­зов тка­ней пока­за­ли, что они при­об­ре­ли необыч­ную гру­бость и рых­лость. Боль­шая оваль­ная родин­ка на пра­вом бед­ре рас­со­са­лась, а на гру­ди появи­лось очень стран­ное чер­ное пят­но, кото­ро­го преж­де не суще­ство­ва­ло. В целом все обсле­до­вав­шие его вра­чи схо­ди­лись во мне­нии, что про­цесс обме­на веществ у Вар­да прак­ти­че­ски затор­мо­зил­ся, и не мог­ли най­ти это­му фено­ме­ну ни пре­це­ден­та, ни како­го-либо объ­яс­не­ния. С точ­ки зре­ния пси­хи­ки слу­чай Чарль­за Вар­да так­же был един­ствен­ным в сво­ем роде. Его безу­мие не похо­ди­ло ни на одну душев­ную болезнь, опи­сан­ную даже в самых подроб­ных и авто­ри­тет­ных науч­ных источ­ни­ках, и сопро­вож­да­лось рас­цве­том умствен­ных спо­соб­но­стей, кото­рые мог­ли бы сде­лать его гени­аль­ным уче­ным или выда­ю­щим­ся обще­ствен­ным дея­те­лем, если бы не при­ня­ли столь неесте­ствен­ную и даже урод­ли­вую фор­му. Док­тор Вил­лет, домаш­ний врач Вар­дов, утвер­жда­ет, что объ­ем зна­ний его паци­ен­та в обла­стях, выхо­дя­щих за пре­де­лы его мании, неиз­ме­ри­мо воз­рос с нача­ла болез­ни. Нуж­но ска­зать, что Вард все­гда питал склон­ность к науч­ным заня­ти­ям, и осо­бен­но к изу­че­нию ста­ри­ны, но даже в самых бле­стя­щих из его ран­них работ не вид­но той уди­ви­тель­ной точ­но­сти суж­де­ний и того уме­ния вник­нуть в самую суть пред­ме­та, кото­рые он позд­нее обна­ру­жил в раз­го­во­рах с пси­хи­ат­ра­ми. При нали­чии у моло­до­го чело­ве­ка столь выда­ю­щих­ся спо­соб­но­стей было нелег­ко добить­ся раз­ре­ше­ния на его гос­пи­та­ли­за­цию; и толь­ко вви­ду засви­де­тель­ство­ван­ных мно­ги­ми людь­ми стран­но­стей пове­де­ния, а так­же незна­ния им самых эле­мен­тар­ных вещей, что каза­лось неве­ро­ят­ным при его интел­лек­те, Вард был нако­нец поме­щен под наблю­де­ние в лечеб­ни­цу для душев­но­боль­ных. До само­го момен­та исчез­но­ве­ния он читал запо­ем и был бле­стя­щим собе­сед­ни­ком, насколь­ко это поз­во­лял его голос, на како­вом осно­ва­нии иные про­ни­ца­тель­ные лич­но­сти, и в мыс­лях не дер­жав­шие воз­мож­ность его побе­га, во все­услы­ша­ние пред­ска­зы­ва­ли, что пре­бы­ва­ние Вар­да в боль­нич­ных сте­нах не затя­нет­ся. Толь­ко док­то­ра Вил­ле­та, кото­рый в свое вре­мя помог Чарль­зу Вар­ду появить­ся на свет и с тех пор наблю­дал за его телес­ным и духов­ным раз­ви­ти­ем, каза­лось, пуга­ла сама мысль о выпис­ке это­го паци­ен­та из кли­ни­ки, ибо док­то­ру дове­лось пере­жить ужас­ные вещи и сде­лать чудо­вищ­ные откры­тия, о кото­рых он не решал­ся пове­дать сво­им скеп­ти­че­ски настро­ен­ным кол­ле­гам. По прав­де гово­ря, сама по себе связь Вил­ле­та с этим слу­ча­ем доволь­на таин­ствен­на. Он был послед­ним, кто видел паци­ен­та и общал­ся с ним, при­чем по выхо­де из ком­на­ты Вар­да лицо док­то­ра выра­жа­ло ужас и в то же вре­мя облег­че­ние. Мно­гие вспом­ни­ли об этом через три часа, когда ста­ло извест­но, что боль­ной сбе­жал. Обсто­я­тель­ства это­го бег­ства так и оста­лись тай­ной, кото­рую в кли­ни­ке док­то­ра Вей­та никто не смог раз­га­дать. Прав­да, окно в ком­на­те было откры­то, но оно выхо­ди­ло на отвес­ную сте­ну высо­той в шесть­де­сят футов. Как бы то ни было, после раз­го­во­ра с док­то­ром Вил­ле­том моло­дой чело­век исчез. Сам Вил­лет не пред­ста­вил каких-либо объ­яс­не­ний, но стран­ным обра­зом казал­ся спо­кой­нее, чем до бег­ства Вар­да. Чув­ство­ва­лось, что он охот­но рас­ска­зал бы о паци­ен­те намно­го боль­ше, но опа­са­ет­ся, что ему про­сто не пове­рят. Док­тор еще застал Вар­да в ком­на­те, но после его ухо­да сани­та­ры дол­го сту­ча­лись в запер­тую дверь, не полу­чая отве­та. Когда они нако­нец про­ник­ли в ком­на­ту, боль­но­го там уже не было. Им уда­лось най­ти лишь куч­ку мел­ко­го голу­бо­ва­то-серо­го порош­ка, и они едва не задох­ну­лись, когда холод­ный апрель­ский ветер, дув­ший из рас­пах­ну­то­го настежь окна, раз­нес поро­шок по ком­на­те. Мно­гие так­же отме­ча­ли жут­кий вой, вне­зап­но под­ня­тый окрест­ны­ми соба­ка­ми, одна­ко это про­изо­шло в то вре­мя, когда док­тор Вил­лет еще нахо­дил­ся в ком­на­те; позд­нее же, в пред­по­ла­га­е­мый момент бег­ства, соба­ки вели себя спо­кой­но. О побе­ге сра­зу же сооб­щи­ли отцу Чарль­за, но тот, каза­лось, был не столь­ко удив­лен, сколь­ко опе­ча­лен. Когда док­тор Вейт позво­нил Вар­ду-стар­ше­му, тот уже был в кур­се собы­тий, посколь­ку его успел про­ин­фор­ми­ро­вать Вил­лет; оба реши­тель­но отри­ца­ли, что име­ют какое-либо отно­ше­ние к бег­ству. Кое-какую допол­ни­тель­ную инфор­ма­цию о Чарль­зе уда­лось полу­чить от близ­ких дру­зей Вил­ле­та и Вар­да-стар­ше­го, но эти све­де­ния выгля­де­ли слиш­ком фан­та­сти­че­ски­ми для того, что­бы вну­шать дове­рие. Един­ствен­но неоспо­ри­мым оста­ет­ся лишь тот факт, что до сего вре­ме­ни так и не обна­ру­же­но ника­ких сле­дов про­пав­ше­го безум­ца.

Чарльз Вард с дет­ства очень инте­ре­со­вал­ся ста­ри­ной, испы­ты­вая осо­бое вле­че­ние к древним квар­та­лам род­но­го горо­да и к релик­ви­ям про­шло­го, кото­ры­ми был напол­нен ста­рин­ный дом его роди­те­лей на Про­спект-стрит, сто­яв­ший на самой вер­шине хол­ма. С года­ми его пре­кло­не­ние перед всем, свя­зан­ным с про­шлым, лишь уси­ли­ва­лось; так что исто­рия, гене­а­ло­гия, изу­че­ние архи­тек­ту­ры, мебе­ли и реме­сел коло­ни­аль­но­го пери­о­да вытес­ни­ли все дру­гие его инте­ре­сы. Эти склон­но­сти нуж­но все­гда иметь в виду, ана­ли­зи­руя его душев­ную болезнь, ибо хотя они и не были ее источ­ни­ком, но сыг­ра­ли важ­ную роль в ее после­ду­ю­щих про­яв­ле­ни­ях. Все отме­чен­ные пси­хи­ат­ра­ми про­ва­лы в памя­ти каса­лись исклю­чи­тель­но совре­мен­ных реа­лий, ком­пен­си­ру­ясь обшир­ны­ми, хотя и тща­тель­но скры­ва­е­мы­ми паци­ен­том зна­ни­я­ми о самых раз­ных вещах, отно­ся­щих­ся к про­шло­му, – зача­стую эти зна­ния выяв­ля­лись лишь в ходе спе­ци­аль­но­го вра­чеб­но­го опро­са. Каза­лось, паци­ент мыс­лен­но пере­но­сил­ся в отда­лен­ные века, обла­дая неким подо­би­ем ясно­ви­де­ния. Одна­ко с раз­ви­ти­ем болез­ни Вард, судя по все­му, пере­стал инте­ре­со­вать­ся анти­ква­ри­а­том. Он утра­тил былое почте­ние к ста­рине, теперь отно­сясь к ней как к чему-то извест­но­му и даже надо­ев­ше­му; и все его уси­лия были направ­ле­ны на позна­ние обыч­ных реа­лий совре­мен­но­го мира, кото­рые, как в этом убе­ди­лись вра­чи, пол­но­стью изгла­ди­лись из его памя­ти. Он тща­тель­но скры­вал свое незна­ние обще­из­вест­ных вещей, но всем наблю­да­те­лям было ясно, что выбор им книг для чте­ния и его бесе­ды с окру­жа­ю­щи­ми отме­че­ны лихо­ра­доч­ным стрем­ле­ни­ем впи­тать эти фак­ты, как мож­но боль­ше узнать о соб­ствен­ной, забы­той им био­гра­фии, осо­бен­но­стях повсе­днев­ной жиз­ни и куль­ту­ры XX сто­ле­тия, кото­рые он и без того дол­жен был хоро­шо знать, ибо родил­ся в 1902 году и полу­чил вполне совре­мен­ное обра­зо­ва­ние. После его бег­ства пси­хи­ат­ры выра­жа­ли сомне­ние, что он смо­жет адап­ти­ро­вать­ся в окру­жа­ю­щем мире, почти ниче­го об этом мире не зная. Неко­то­рые счи­та­ли, что он «ушел в под­по­лье» и зата­ил­ся, вре­мен­но удо­вле­тво­рив­шись самым скром­ным суще­ство­ва­ни­ем, пока не срав­ня­ет­ся зна­ни­я­ми со сво­и­ми совре­мен­ни­ка­ми.

Меди­ки рас­хо­дят­ся во мне­ни­ях отно­си­тель­но того, когда впер­вые про­яви­лось безу­мие Вар­да. Док­тор Лай­ман, бостон­ская зна­ме­ни­тость, утвер­жда­ет, что это про­изо­шло в 1919 или 1920 году, когда юно­ша закон­чил шко­лу Мозе­са Бра­у­на и вне­зап­но пере­шел от изу­че­ния про­шло­го к заня­ти­ям оккульт­ны­ми нау­ка­ми, отка­зав­шись сда­вать выпуск­ные экза­ме­ны на том осно­ва­нии, что занят иссле­до­ва­ни­я­ми, кото­рые для него гораз­до важ­нее. Это под­твер­жда­лось рез­ким изме­не­ни­ем при­вы­чек Вар­да – он стал про­во­дить мно­го вре­ме­ни, роясь в город­ских архи­вах и разыс­ки­вая на ста­рых клад­би­щах моги­лу одно­го сво­е­го пред­ка по име­ни Джо­зеф Карвен, погре­бен­но­го в 1771 году. Кое-что из лич­ных бумаг это­го чело­ве­ка Вард, по его соб­ствен­но­му при­зна­нию, слу­чай­но обна­ру­жил в ста­ром квар­та­ле Стем­перс-Хилл, за обли­цов­кой сте­ны вет­хо­го дома в Олни-Корт, где неко­гда оби­тал Карвен. Как бы то ни было, не под­ле­жит сомне­нию тот факт, что зимой с 1919-го на 1920 год в харак­те­ре Чарль­за Вар­да про­изо­шла бес­спор­ная пере­ме­на: он вне­зап­но пре­кра­тил свои изыс­ка­ния по исто­рии коло­ни­аль­но­го пери­о­да и со всей стра­стью погру­зил­ся в тай­ны мисти­че­ских наук, изу­чая их как на родине, так и за гра­ни­цей, и настой­чи­во про­дол­жал поис­ки моги­лы сво­е­го дале­ко­го пред­ка.

Одна­ко док­тор Вил­лет ни в коей мере не раз­де­ля­ет мне­ние Лай­ма­на, осно­вы­вая соб­ствен­ные выво­ды на близ­ком и дли­тель­ном зна­ком­стве с паци­ен­том, а так­же на неких рис­ко­ван­ных иссле­до­ва­ни­ях и ужас­ных откры­ти­ях, кото­рые были им сде­ла­ны за послед­нее вре­мя. Все это силь­но отра­зи­лось па состо­я­нии док­то­ра: голос его пре­ры­ва­ет­ся, когда он гово­рит о тех собы­ти­ях, а рука силь­но дро­жит, когда он пыта­ет­ся изло­жить их на бума­ге. Вил­лет допус­ка­ет, что изме­не­ния, про­ис­шед­шие в 1919–1920 годах, озна­ме­но­ва­ли нача­ло про­грес­си­ру­ю­ще­го ухуд­ше­ния, завер­шив­ше­го­ся в 1928 году страш­ной и неесте­ствен­ной транс­фор­ма­ци­ей, но на осно­ве лич­ных наблю­де­ний отме­ча­ет здесь более тон­кое раз­ли­чие. При­зна­вая, что Чарльз все­гда отли­чал­ся неурав­но­ве­шен­ным харак­те­ром и был скло­нен слиш­ком бур­но реа­ги­ро­вать на окру­жа­ю­щее, он отка­зы­ва­ет­ся согла­сить­ся с тем, что про­ис­шед­шая ранее пере­ме­на озна­ме­но­ва­ла пере­ход от нор­маль­но­го состо­я­ния к болез­ни; вме­сто это­го он скло­нен пове­рить само­му Вар­ду, утвер­ждав­ше­му, что он открыл или вос­со­здал нечто, ока­зы­ва­ю­щее глу­бо­кое и уди­ви­тель­ное воз­дей­ствие на чело­ве­че­скую при­ро­ду.

Док­тор Вил­лет уве­рен, что истин­ное безу­мие нача­лось поз­же, когда Вард отыс­кал порт­рет Карве­на и ста­рин­ные доку­мен­ты; после путе­ше­ствия за гра­ни­цу, в дале­кие таин­ствен­ные угол­ки све­та, где во вре­мя совер­ше­ния неве­до­мых обря­дов были про­из­не­се­ны ужас­ные закли­на­ния, на кото­рые отклик­ну­лись страш­ные силы; после того, как при неиз­вест­ных обсто­я­тель­ствах изму­чен­ный и пол­ный стра­ха юно­ша напи­сал свое отча­ян­ное пись­мо. Истин­ное безу­мие Вар­да, пола­гал док­тор, нача­лось после эпи­де­мии вам­пи­риз­ма и серии необъ­яс­ни­мых про­ис­ше­ствий, о кото­рых мно­го гово­ри­ли в Потак­се­те, когда из памя­ти паци­ен­та ста­ли выпа­дать све­де­ния, свя­зан­ные с совре­мен­но­стью, когда он лишил­ся голо­са и орга­низм его пре­тер­пел на пер­вый взгляд незна­чи­тель­ные изме­не­ния, позд­нее заме­чен­ные все­ми.

Вил­лет наста­и­ва­ет, что имен­но с это­го вре­ме­ни Вард при­об­рел неко­то­рые свой­ства, кото­рые обыч­ным людям могут при­ви­деть­ся раз­ве что в кош­мар­ном сне; по его сло­вам, суще­ству­ют доста­точ­но солид­ные сви­де­тель­ства, под­твер­жда­ю­щие сло­ва юно­ши о наход­ке, кото­рой суж­де­но было сыг­рать роко­вую роль в его жиз­ни. Преж­де все­го, двое стро­и­тель­ных рабо­чих, надеж­ные и наблю­да­тель­ные люди, при­сут­ство­ва­ли при обна­ру­же­нии ста­рин­ных бумаг, при­над­ле­жав­ших Джо­зе­фу Карве­ну. Во-вто­рых, Вард, тогда еще совсем юный, одна­жды пока­зал док­то­ру эти бума­ги, в том чис­ле стра­нич­ку из днев­ни­ка Карве­на, и под­лин­ность их не вызы­ва­ла ника­ко­го сомне­ния. Сохра­ни­лось отвер­стие в стене, где Вард, по его сло­вам, нашел доку­мен­ты, и док­тор Вил­лет навсе­гда запом­нил тот миг, когда видел их в послед­ний раз при обсто­я­тель­ствах, реаль­ность кото­рых труд­но осо­знать и невоз­мож­но дока­зать. К это­му сле­ду­ет доба­вить пол­ные скры­то­го смыс­ла сов­па­де­ния в пись­мах Орна и Хат­чин­со­на; стран­но­сти, свя­зан­ные с почер­ком Карве­на; све­де­ния о неко­ем док­то­ре Аллене, добы­тые детек­ти­ва­ми, а так­же посла­ние, напи­сан­ное сред­не­ве­ко­вы­ми угло­ва­ты­ми бук­ва­ми и обна­ру­жен­ное док­то­ром Бил­ле­том в сво­ем кар­мане, когда он очнул­ся от забы­тья после одно­го смер­тель­но опас­но­го при­клю­че­ния. Но самым убе­ди­тель­ным явля­ет­ся резуль­тат, достиг­ну­тый док­то­ром, когда он при­ме­нил фор­му­лу, выяв­лен­ную в ходе его послед­них изыс­ка­ний, – резуль­тат, неопро­вер­жи­мо дока­зав­ший под­лин­ность бумаг и их чудо­вищ­ное зна­че­ние, хотя сами бума­ги ста­ли наве­ки недо­ступ­ны людям.

2

Чарльз Вард про­вел юные годы в атмо­сфе­ре столь люби­мой им ста­ри­ны. Осе­нью 1918 года он посту­пил на пер­вый курс шко­лы Мозе­са Бра­у­на, что непо­да­ле­ку от его дома, выка­зав похваль­ное рве­ние в обя­за­тель­ной для того вре­ме­ни воен­ной под­го­тов­ке. Ста­рин­ное глав­ное зда­ние шко­лы, воз­ве­ден­ное в 1819 году, все­гда при­вле­ка­ло юно­го исто­ри­ка; ему нра­вил­ся и живо­пис­ный обшир­ный парк, окру­жав­ший шко­лу. Мало бывая в обще­стве, боль­шую часть сво­е­го вре­ме­ни он про­во­дил дома, часто совер­шал дол­гие про­гул­ки, при­леж­но учил­ся и мар­ши­ро­вал на пла­цу. При этом он не остав­лял сво­их исто­ри­че­ских и гене­а­ло­ги­че­ских изыс­ка­ний в город­ском архи­ве, мэрии и рату­ше, пуб­лич­ной биб­лио­те­ке, Ате­не­уме, Исто­ри­че­ском обще­стве, в биб­лио­те­ке Джо­на Кар­те­ра Бра­у­на и Джо­на Хея в уни­вер­си­те­те Бра­у­на, а так­же в недав­но откры­той биб­лио­те­ке Шеп­ли на Бене­фит-стрит. Это был высо­кий, худо­ща­вый и свет­ло­во­ло­сый юно­ша с серьез­ны­ми гла­за­ми; он немно­го суту­лил­ся, оде­вал­ся с лег­кой небреж­но­стью и про­из­во­дил впе­чат­ле­ние не очень при­вле­ка­тель­но­го, нелов­ко­го, но вполне при­лич­но­го моло­до­го чело­ве­ка.

Его про­гул­ки все­гда пред­став­ля­ли собой нечто вро­де путе­ше­ствия в про­шлое, и ему уда­ва­лось из мно­же­ства дета­лей, остав­ших­ся от было­го вели­ко­ле­пия, вос­со­зда­вать кар­ти­ну ушед­ших веков. Вар­ды зани­ма­ли боль­шой особ­няк в георгианском2 сти­ле, сто­яв­ший на доволь­но кру­том хол­ме к восто­ку от реки. Из зад­них окон сво­е­го фли­ге­ля Чарльз мог с голо­во­кру­жи­тель­ной высо­ты любо­вать­ся тес­но сгруп­пи­ро­ван­ны­ми шпи­ля­ми, купо­ла­ми и ост­ро­ко­неч­ны­ми кров­ля­ми Ниж­не­го горо­да, рас­ки­нув­ше­го­ся на фоне пур­пур­ных хол­мов и полей пред­ме­стий. В этом доме он родил­ся, и отсю­да, из кра­си­во­го клас­си­че­ско­го пор­ти­ка с двой­ным рядом колонн, няня впер­вые выка­ти­ла его в коля­соч­ке, что­бы затем про­вез­ти мимо малень­кой белой фер­мы, постро­ен­ной два века тому назад и дав­но уже погло­щен­ной горо­дом, к солид­ным зда­ни­ям кол­ле­джей, выстро­ив­ших­ся вдоль респек­та­бель­ной ули­цы, где квад­рат­ные кир­пич­ные особ­ня­ки и дере­вян­ные зда­ния помень­ше, с узки­ми пор­ти­ка­ми, обрам­лен­ны­ми колон­на­ми в дори­че­ском сти­ле, дре­ма­ли, отго­ро­див­шись от мира щед­ро отме­рен­ны­ми про­стран­ства­ми садов и цвет­ни­ков.

Его ката­ли в коля­соч­ке и вдоль сон­ной Кон­г­дон-стрит, рас­по­ло­жен­ной на кру­том склоне хол­ма, так что по ее восточ­ной сто­роне дома под­ни­ма­лись кру­ты­ми усту­па­ми. Эти неболь­шие дере­вян­ные дома сохра­ни­лись с тех вре­мен, когда рас­ту­щий город караб­кал­ся вверх по хол­му, и во вре­мя таких про­гу­лок малень­кий Вард пости­гал коло­рит ста­ро­го посе­ле­ния вре­мен коло­ни­за­ции. Няня обыч­но люби­ла поси­деть на ска­мей­ке у Про­спект-Тер­рас и побол­тать с поли­цей­ским; одним из пер­вых дет­ских вос­по­ми­на­ний Вар­да было подер­ну­тое лег­кой туман­ной дым­кой море крыш, купо­лов и шпи­лей, про­сти­ра­ю­ще­е­ся к запа­ду, и даль­ние хол­мы, кото­рые он уви­дел одна­жды в зим­ний день с этой огром­ной ого­ро­жен­ной тер­ра­сы окра­шен­ны­ми в мисти­че­ский фио­ле­то­вый цвет на фоне горя­ще­го крас­ным, золо­тым и пур­пур­ным огнем апо­ка­лип­си­че­ско­го зака­та, под­цве­чен­но­го стран­ны­ми зеле­ны­ми луча­ми. Высо­кий мра­мор­ный купол рату­ши выде­лял­ся сплош­ной тем­ной мас­сой, а вен­чав­шая его ста­туя, на кото­рую упал слу­чай­ный сол­неч­ный луч из раз­ры­ва в обла­ках на пыла­ю­щем небе, была окру­же­на фан­та­сти­че­ским орео­лом.

Когда Чарльз под­рос, нача­лись его бес­ко­неч­ные про­гул­ки; сна­ча­ла маль­чик нетер­пе­ли­во тащил за руку свою няню, а потом уже ходил один, пре­да­ва­ясь меч­та­тель­но­му созер­ца­нию. Он устрем­лял­ся науда­чу все ниже и ниже по кру­то­му скло­ну, каж­дый раз дости­гая все более древ­них и уди­ви­тель­ных угол­ков ста­ро­го горо­да. Пред­вку­шая новые откры­тия, он недол­го коле­бал­ся перед тем, как спу­стить­ся по почти отвес­ной Дженкс-стрит, где дома были ограж­де­ны камен­ны­ми забо­ра­ми, а вход зате­ня­ли наве­сы в коло­ни­аль­ном сти­ле, до тени­сто­го угол­ка Бене­фит-стрит, где пря­мо перед ним воз­вы­шал­ся древ­ний дом – насто­я­щий музей­ный экс­по­нат с дву­мя вхо­да­ми, каж­дый из кото­рых окру­жа­ли пиляст­ры в иони­че­ском сти­ле; рядом – почти «дои­сто­ри­че­ское» стро­е­ние с дву­скат­ной кры­шей, с остат­ка­ми скот­но­го дво­ра и дру­гих фер­мер­ских при­стро­ек, а чуть поодаль – гран­ди­оз­ный особ­няк судьи Дюф­ри в блес­ке было­го геор­ги­ан­ско­го вели­чия. Сей­час это уже были тру­що­бы; но гигант­ские топо­ля бро­са­ли вокруг живи­тель­ную тень, и маль­чик шел даль­ше к югу, вдоль длин­ных рядов зда­ний, воз­ве­ден­ных еще до Революции,3 с высо­ки­ми тру­ба­ми в самой сере­дине дома и клас­си­че­ски­ми пор­та­ла­ми. На восточ­ной сто­роне ули­цы они сто­я­ли на высо­ких фун­да­мен­тах, а к две­рям вели два мар­ша камен­ных сту­пе­ней, и малень­кий Вард мог пред­ста­вить себе, как выгля­де­ли эти дома, когда ули­ца была еще совсем моло­дой, – он слов­но видел крас­ные каб­лу­ки и пуд­ре­ные пари­ки людей, иду­щих по камен­ной мосто­вой, сей­час почти совсем стер­той.

С запад­ной сто­ро­ны хол­ма почти такой же кру­той склон вел к ста­рой Таун-стрит, кото­рую осно­ва­те­ли горо­да зало­жи­ли вдоль бере­га реки в 1636 году. Этот склон про­ре­за­ли бес­чис­лен­ные тро­пин­ки, вдоль кото­рых ску­чи­лись полу­раз­ва­лив­ши­е­ся вет­хие домиш­ки, постро­ен­ные в неза­па­мят­ные вре­ме­на. Как ни оча­ро­ван был ими Чарльз, он дале­ко не сра­зу осме­лил­ся спу­стить­ся в этот древ­ний лаби­ринт, боясь, что они ока­жут­ся лишь при­зрач­ны­ми виде­ни­я­ми либо вра­та­ми в неве­до­мый ужас. Он счи­тал гораз­до менее рис­ко­ван­ным про­дол­жать свои про­гул­ки вдоль Бене­фит-стрит, где за желез­ной огра­дой пря­тал­ся двор церк­ви Свя­то­го Иоан­на, мимо постро­ен­но­го в 1761 году зда­ния коло­ни­аль­ной адми­ни­стра­ции и полу­раз­ва­лив­ше­го­ся посто­я­ло­го дво­ра «Золо­той шар», в кото­ром когда-то оста­нав­ли­вал­ся Вашинг­тон. Стоя на Митинг-стрит преж­де име­но­вав­шей­ся Тюрем­ной, а позд­нее Коро­лев­ской ули­цей, – он смот­рел вверх на восток и видел изги­ба­ю­щу­ю­ся дугой лест­ни­цу, в кото­рую пере­хо­ди­ло шос­се; вни­зу, на запа­де, он раз­ли­чал ста­рое кир­пич­ное зда­ние шко­лы, напро­тив кото­ро­го, через доро­гу, до Рево­лю­ции висе­ла ста­рин­ная вывес­ка с изоб­ра­же­ни­ем голо­вы Шекс­пи­ра на доме, где печа­та­лись «Про­ви­денс газетт» и «Кан­три джор­нал». Потом шла изыс­кан­ная Пер­вая Бап­тист­ская цер­ковь построй­ки 1775 года, осо­бую кра­со­ту кото­рой при­да­ва­ли несрав­нен­ная коло­коль­ня в сти­ле Гиббса,4 геор­ги­ан­ские кров­ли и купо­ла. Отсю­да к югу состо­я­ние улиц замет­но улуч­ша­лось, появ­ля­лись груп­пы неболь­ших особ­няч­ков; но все еще мно­го было дав­ным-дав­но про­топ­тан­ных тро­пи­нок, кото­рые вели по кру­то­му скло­ну вниз на запад, где ску­чен­ные дома с арха­ич­ны­ми ост­ро­вер­хи­ми кры­ша­ми каза­лись при­зрач­ны­ми, нахо­дясь на раз­ных ста­ди­ях живо­пис­но­го раз­ло­же­ния. Эти дома сто­я­ли там, где изви­ли­стая набе­реж­ная и ста­рый порт, каза­лось, еще пом­ни­ли эпо­ху коло­ни­за­ции с ее поро­ка­ми, богат­ством и нище­той. Здесь на полу­сгнив­ших вер­фях све­ти­ли мут­но­гла­зые кора­бель­ные фона­ри, а улоч­ки носи­ли мно­го­зна­чи­тель­ные назва­ния: Добы­ча, Сли­ток, Золо­той пере­улок, Сереб­ря­ный тупик, Монет­ный про­езд, Дуб­лон, Сове­рен, Гуль­ден, Дол­лар, Грош и Цент. Когда Вард стал немно­го стар­ше и уже отва­жи­вал­ся на более рис­ко­ван­ные при­клю­че­ния, он ино­гда спус­кал­ся в этот водо­во­рот поко­сив­ших­ся и гото­вых рух­нуть доми­шек, сло­ман­ных шпан­го­у­тов, угро­жа­ю­ще скри­пя­щих сту­пе­ней, шата­ю­щих­ся перил, чер­ных от зага­ра и гря­зи лиц и неве­до­мых запа­хов; он про­хо­дил от Саут-Мейн до Сау­тУ­о­тер, забре­дая в доки, где, вплот­ную сопри­ка­са­ясь бор­та­ми, дожи­ва­ли свой век ста­рые паро­хо­ды, и воз­вра­щал­ся север­ной доро­гой вдоль бере­га, мимо постро­ен­ных в 1816 году скла­дов с кру­ты­ми кры­ша­ми и скве­ра у Боль­шо­го моста, близ кото­ро­го выги­ба­ло свои арки все еще креп­кое зда­ние город­ско­го рын­ка, постро­ен­ное в 1773 году. В этом скве­ре он оста­нав­ли­вал­ся, впи­ты­вая в себя пья­ня­щую кра­со­ту ста­ро­го горо­да, что воз­вы­шал­ся на восто­ке в смут­ной дым­ке тума­на, про­ре­зы­ва­е­мо­го шпи­ля­ми коло­ни­аль­ных вре­мен и увен­чан­но­го мас­сив­ным купо­лом новой церк­ви «хри­сти­ан­ской науки»,5 как Лон­дон увен­чан купо­лом хра­ма Свя­то­го Пав­ла. Боль­ше все­го ему нра­ви­лось при­хо­дить сюда перед зака­том, когда косые лучи солн­ца пада­ют на зда­ние город­ско­го рын­ка, на вет­хие кров­ли на хол­ме и строй­ные коло­коль­ни, окра­ши­вая их золо­том, при­да­вая вол­шеб­ную таин­ствен­ность сон­ным вер­фям, где рань­ше бро­са­ли якорь купе­че­ские кораб­ли, при­хо­див­шие в Про­ви­денс со все­го све­та. После дол­го­го созер­ца­ния он ощу­щал, как кру­жит­ся голо­ва от щемя­ще­го чув­ства люб­ви к этой пре­крас­ной кар­тине. Тогда он под­ни­мал­ся по скло­ну, воз­вра­ща­ясь домой уже в сумер­ках, мимо ста­рой белой церк­ви, по узким кру­тым улоч­кам, где жел­тый свет уже про­са­чи­вал­ся сквозь малень­кие окош­ки, рас­по­ло­жен­ные высо­ко над дву­мя мар­ша­ми камен­ных сту­пе­ней с пери­ла­ми кова­но­го чугу­на. Поз­же в ходе сво­их про­гу­лок Вард стал выка­зы­вать пред­по­чте­ние рез­ким кон­трастам. Часть вре­ме­ни он посвя­щал при­шед­шим в упа­док квар­та­лам коло­ни­аль­но­го вре­ме­ни к севе­ро-запа­ду от дома, где нахо­дил­ся ниж­ний уступ хол­ма – Стем­перс-Хилл с его гет­то и негри­тян­ским квар­та­лом, рас­по­ло­жен­ным вокруг стан­ции, отку­да преж­де отправ­ля­лись поч­то­вые каре­ты до Босто­на. Затем он шел в иную часть горо­да, цар­ство кра­со­ты и изя­ще­ства, на Джордж‑, Бенсволент‑, Пау­эр- и Вильямс-стрит, где зеле­ные скло­ны хра­нят в пер­во­здан­ном виде рос­кош­ные особ­ня­ки и обне­сен­ные сте­на­ми сады, а наверх ведет кру­тая, зате­нен­ная густой зеле­нью доро­га, с кото­рой свя­за­но столь­ко при­ят­ных вос­по­ми­на­ний. Все эти ски­та­ния, вку­пе с при­леж­ным изу­че­ни­ем исто­ри­че­ских доку­мен­тов, бес­спор­но спо­соб­ство­ва­ли тому, что Вард при­об­рел необы­чай­но широ­кую эру­ди­цию во всем, что каса­лось ста­ри­ны, и эти зна­ния в кон­це кон­цов пол­но­стью вытес­ни­ли совре­мен­ный мир из созна­ния Чарль­за; они под­го­то­ви­ли поч­ву, на кото­рую в роко­вую зиму 1919/20 года пали семе­на, дав­шие столь необыч­ные и ужас­ные всхо­ды. Док­тор Вил­лет уве­рен, что до этой зло­по­луч­ной зимы, когда были отме­че­ны пер­вые изме­не­ния в харак­те­ре Вар­да, его заня­тия ста­ри­ной не содер­жа­ли ниче­го пато­ло­ги­че­ско­го и мисти­че­ско­го. Клад­би­ща при­вле­ка­ли его лишь ори­ги­наль­но­стью памят­ни­ков и сво­ей исто­ри­че­ской цен­но­стью; в нем не заме­ча­лось ниче­го похо­же­го на страсть к наси­лию, не было ника­ких про­яв­ле­ний жесто­ких инстинк­тов. Затем, посте­пен­но и почти неза­мет­но, ста­ли обна­ру­жи­вать­ся любо­пыт­ные послед­ствия одно­го из его самых бле­стя­щих гене­а­ло­ги­че­ских откры­тий, кото­рое он сде­лал годом ранее, обна­ру­жив, что сре­ди его пред­ков по мате­рин­ской линии был некий Джо­зеф Карвен, про­жив­ший необы­чай­но дол­гую жизнь. Карвен при­е­хал в Про­ви­денс из Сале­ма в мар­те 1692 года, и о нем пере­да­ва­ли шепо­том мно­же­ство стран­ных и вну­ша­ю­щих ужас исто­рий.

Пра­пра­дед Вар­да, Бел­кам Пот­тер, в 1785 году взял в жены некую Энн Тил­лин­гест, дочь мис­сис Эли­зы и внуч­ку капи­та­на Джейм­са Тил­лин­ге­ста, о кото­ром в семье не оста­лось ника­ких вос­по­ми­на­ний. В кон­це 1918 года моло­дой люби­тель исто­рии и гене­а­ло­гии, изу­чая город­ские акты, обна­ру­жил запись об уза­ко­нен­ном вла­стя­ми изме­не­нии фами­лии: в 1772 году мис­сис Эли­за Карвен, вдо­ва Джо­зе­фа Карве­на, а так­же ее семи­лет­няя дочь Энн вер­ну­ли себе деви­чью фами­лию мате­ри – Тил­лин­гест. «Поне­же имя ее Супру­га зву­чит как Упрек в устах мест­ных жите­лей по При­чине того, что ста­ло извест­но после его Кон­чи­ны; послед­няя под­твер­ди­ла дур­ную сла­ву, за ним по обще­му Мне­нию укре­пив­шу­ю­ся, чему не мог­ла пове­рить вер­ная Дол­гу сво­е­му закон­ная его Супру­га до тех пор, пока о Слу­хах сих была хотя бы тень Сомне­ния». Эта запись была най­де­на иссле­до­ва­те­лем совер­шен­но слу­чай­но, когда он раз­ле­пил два листа кни­ги, кото­рые были спе­ци­аль­но и доволь­но тща­тель­но скле­е­ны и про­ну­ме­ро­ва­ны как один лист.

Чарль­зу Вар­ду сра­зу ста­ло ясно, что он нашел до сих пор неиз­вест­но­го пра­пра­пра­де­да. Откры­тие это взвол­но­ва­ло его вдвойне, пото­му что он уже слы­шал кое-что о Карвене и нахо­дил в ста­рых текстах неяс­ные наме­ки, отно­ся­щи­е­ся к это­му чело­ве­ку, о кото­ром оста­лось так мало доступ­ных све­де­ний; неко­то­рые доку­мен­ты были выяв­ле­ны лишь в послед­нее вре­мя. Созда­ва­лось впе­чат­ле­ние, что суще­ство­вал какой-то заго­вор, целью кото­ро­го было пол­но­стью изгнать из памя­ти жите­лей горо­да имя Карве­на. Но те вос­по­ми­на­ния, кото­рые сохра­ни­лись о нем, и дошед­шие доку­мен­ты были настоль­ко стран­ны­ми и пуга­ю­щи­ми, что неволь­но воз­ни­ка­ло жела­ние узнать, что же имен­но так тща­тель­но пыта­лись скрыть и пре­дать забве­нию соста­ви­те­ли город­ских хро­ник коло­ни­аль­но­го вре­ме­ни – надо пола­гать, у них были для это­го доста­точ­но вес­кие при­чи­ны.

До сво­е­го откры­тия Чарльз Вард отно­сил­ся к Карве­ну с чисто роман­ти­че­ским инте­ре­сом; но, обна­ру­жив, что состо­ит в род­стве с этим таин­ствен­ным субъ­ек­том, само суще­ство­ва­ние кото­ро­го пыта­лись скрыть, он начал систе­ма­ти­че­ские поис­ки, бук­валь­но выка­пы­вая из-под зем­ли все, что каса­лось это­го чело­ве­ка. В лихо­ра­доч­ном стрем­ле­нии узнать как мож­но боль­ше о сво­ем отда­лен­ном пред­ке он пре­успел боль­ше, чем мог даже наде­ять­ся, ибо в ста­рых пись­мах, днев­ни­ках и мему­а­рах, най­ден­ных им на затя­ну­тых густой пау­ти­ной чер­да­ках ста­рых домов Про­ви­ден­са и во мно­гих дру­гих местах, содер­жа­лось нема­ло све­де­ний, кото­рые не каза­лись писав­шим настоль­ко важ­ны­ми, что­бы их скры­вать. Допол­ни­тель­ный свет про­ли­ли важ­ные доку­мен­ты из столь дале­ко рас­по­ло­жен­но­го от Про­ви­ден­са горо­да, как Нью-Йорк, где в музее Френ­сис-Таверн на Лонг-Айлен­де хра­ни­лась пере­пис­ка коло­ни­аль­но­го пери­о­да. Но реша­ю­щей наход­кой, кото­рая, по мне­нию док­то­ра Вил­ле­та, послу­жи­ла глав­ной при­чи­ной слу­чив­ше­го­ся с Чарль­зом Вар­дом, ста­ли бума­ги, най­ден­ные в авгу­сте 1919 года за обли­цов­кой полу­раз­ру­шен­но­го дома в Олни-Корт. Имен­но они откры­ли перед юно­шей путь к чер­ной без­дне глу­бо­чай­ше­го паде­ния.

ГЛАВА ВТОРАЯ Предыстория и трагедия

1

Соглас­но леген­дам, пере­да­вав­шим­ся изуст­но и частью сохра­нив­шим­ся в най­ден­ных Бар­дом доку­мен­тах, Джо­зеф Карвен был пора­зи­тель­ным, зага­доч­ным и вну­ша­ю­щим неяс­ный ужас субъ­ек­том. Он бежал из Сале­ма в Про­ви­денс – город, тра­ди­ци­он­но давав­ший при­ют все­му необыч­но­му, сво­бод­но­му и про­те­сту­ю­ще­му, – в самом нача­ле вели­кой охо­ты на ведьм,6 опа­са­ясь, что будет осуж­ден из-за сво­ей склон­но­сти к затвор­ни­че­ству и весь­ма подо­зри­тель­ным хими­че­ским или алхи­ми­че­ским экс­пе­ри­мен­там. Это был чело­век доволь­но бес­цвет­но­го вида, лет под трид­цать; очень ско­ро его сочли достой­ным стать пол­но­прав­ным граж­да­ни­ном горо­да Про­ви­денс, и он купил уча­сток для построй­ки дома к севе­ру от дома Гре­го­ри Декс­те­ра, в нача­ле Олни-стрит. Его дом был воз­ве­ден на хол­ме Стем­перс к запа­ду от Таун-стрит, в месте, кото­рое поз­же ста­ло назы­вать­ся Олни-Корт; а в 1761 году он пере­стро­ил этот особ­няк, в том же виде сохра­нив­ший­ся до сих пор. Пер­вая стран­ность Джо­зе­фа Карве­на заклю­ча­лась в том, что он как буд­то совер­шен­но не ста­рел и все­гда выгля­дел так же, как по при­бы­тии в Про­ви­денс. Он при­об­рел вер­фи близ Майл-Энд-Ков, сна­ря­жал кораб­ли, при­ни­мал уча­стие в пере­строй­ке Боль­шо­го моста в 1713 году и был в чис­ле осно­ва­те­лей церк­ви Кон­гре­га­ции в 1723‑м, и при этом все­гда казал­ся чело­ве­ком неопре­де­лен­но­го воз­рас­та, одна­ко не стар­ше трид­ца­ти – трид­ца­ти пяти лет. Когда про­шло несколь­ко деся­ти­ле­тий со вре­ме­ни его при­бы­тия в Про­ви­денс, это стран­ное явле­ние было заме­че­но все­ми; Карвен все­гда объ­яс­нял его тем, что пред­ки его были людь­ми креп­ки­ми, а сам он пред­по­чи­та­ет про­стую жизнь без изли­шеств, бла­го­да­ря чему смог хоро­шо сохра­нить­ся. Горо­жа­нам было не совсем ясно, как мож­но согла­со­вать сло­ва о про­стой жиз­ни с посто­ян­ны­ми ноч­ны­ми путе­ше­стви­я­ми куп­ца, нико­го не посвя­щав­ше­го в свои тай­ны, а так­же со стран­ным све­том, кото­рый всю ночь вид­нел­ся из его окон; и они были склон­ны при­пи­сать его моло­жа­вость и дол­го­ле­тие совсем дру­гим при­чи­нам. Мно­гие счи­та­ли, что он обя­зан этим хими­че­ским опы­там, посто­ян­но­му сме­ши­ва­нию и выпа­ри­ва­нию раз­но­об­раз­ных веществ. Пого­ва­ри­ва­ли о каких-то подо­зри­тель­ных суб­стан­ци­ях, кото­рые он при­во­зил на сво­их кораб­лях из Лон­до­на и с ост­ро­вов Вест-Индии или выпи­сы­вал из Нью­пор­та, Босто­на и Нью-Йор­ка; а с той поры как ста­рый док­тор Джей­бз Бовен по при­ез­ду из Рехо­бо­та открыл напро­тив Боль­шо­го моста свою апте­ку под вывес­кой «Еди­но­рог и ступ­ка», нача­лись раз­го­во­ры о раз­ных зельях, кис­ло­тах и метал­лах, кото­рые мол­ча­ли­вый отшель­ник поку­пал и зака­зы­вал у док­то­ра. Подо­зре­вая, что Карвен обла­да­ет чудес­ны­ми, нико­му, кро­ме него, не доступ­ны­ми меди­цин­ски­ми зна­ни­я­ми, мно­же­ство людей, стра­да­ю­щих раз­ны­ми болез­ня­ми, обра­ща­лись к нему за помо­щью. Но хотя он все­гда давал им в ответ на их прось­бы декокты7 необыч­но­го цве­та, было заме­че­но, что его сове­ты и лекар­ства при­но­си­ли очень мало поль­зы. Нако­нец, когда про­шло свы­ше пяти­де­ся­ти лет с того дня, как он посе­лил­ся в горо­де, а меж­ду тем его лицо и весь внеш­ний вид сви­де­тель­ство­ва­ли о том, что он поста­рел от силы лет на пять, по горо­ду пополз­ли зло­ве­щие слу­хи – и теперь уж люди были доволь­ны, что Карвен ни с кем не обща­ет­ся, пред­по­чи­тая оди­но­че­ство.

Част­ные пись­ма и днев­ни­ки, отно­ся­щи­е­ся к тому вре­ме­ни, рас­ска­зы­ва­ют и о мно­гих дру­гих при­чи­нах, по кото­рым люди диви­лись Джо­зе­фу Карве­ну, боя­лись его и нако­нец ста­ли избе­гать как чумы. Всем извест­на была его страсть к посе­ще­нию клад­бищ, где его виде­ли в любое вре­мя суток и при раз­ных обсто­я­тель­ствах, одна­ко никто не мог обви­нить его в каком-нибудь свя­то­тат­ствен­ном дея­нии. У него была фер­ма на Потак­сет-роуд, где он обык­но­вен­но про­во­дил лето и куда, по сви­де­тель­ству оче­вид­цев, часто направ­лял­ся вер­хом в жар­кий пол­день или в самое глу­хое вре­мя ночи. Там его един­ствен­ны­ми слу­га­ми и работ­ни­ка­ми была супру­же­ская чета индей­цев из пле­ме­ни нар­ра­ган­сет – немой муж­чи­на, покры­тый каки­ми-то стран­ны­ми шра­ма­ми, и его жена, неимо­вер­но урод­ли­вая, может быть, из-за при­ме­си негри­тян­ской кро­ви. В при­строй­ке к дому поме­ща­лась лабо­ра­то­рия, где про­во­ди­лись хими­че­ские опы­ты. Любо­пыт­ные воз­чи­ки и рас­сыль­ные, кото­рые достав­ля­ли на фер­му бутыл­ки, фла­ко­ны, меш­ки и ящи­ки, вно­ся их через низ­кую зад­нюю дверь в ком­на­ту с мно­же­ством настен­ных полок, дели­лись сво­и­ми впе­чат­ле­ни­я­ми о виден­ных там плос­ких стек­лян­ных кол­бах, тиг­лях для плав­ки метал­лов, пере­гон­ных кубах и жар­ко пыла­ю­щих печах; они про­ро­че­ство­ва­ли шепо­том, что мол­ча­ли­вый «химик» (они хоте­ли ска­зать «алхи­мик») ско­ро обя­за­тель­но най­дет фило­соф­ский камень.8

2

Бли­жай­шие сосе­ди Карве­на – Фен­не­ры, жив­шие за чет­верть мили от фер­мы, – рас­ска­зы­ва­ли еще более уди­ви­тель­ные вещи о зву­ках, кото­рые ночью доно­си­лись из сель­ско­го дома Карве­на. Это были прон­зи­тель­ные вопли, гово­ри­ли они, и какой-то сдав­лен­ный вой; им каза­лось подо­зри­тель­ным, что на фер­му достав­ля­лось по раз­ным доро­гам огром­ное коли­че­ство вся­кой еды и одеж­ды, так как труд­но было вооб­ра­зить, что­бы оди­но­кий пожи­лой джентль­мен и пара слуг мог­ли съесть столь­ко моло­ка, мяса и хле­ба и изно­сить столь­ко ком­плек­тов проч­но­го шер­стя­но­го пла­тья. Каж­дую неде­лю достав­ля­лись новые при­па­сы, а с ферм Кинг­ста­у­на гна­ли целые ста­да ско­та. Мрач­ное впе­чат­ле­ние остав­ля­ло так­же боль­шое камен­ное зда­ние во дво­ре фер­мы, у кото­ро­го вме­сто нор­маль­ных окон были про­ре­за­ны узкие бой­ни­цы. Без­дель­ни­ки, день и ночь шатав­ши­е­ся по Боль­шо­му мосту, мно­гое мог­ли рас­ска­зать и о город­ском доме Карве­на в Олни-Корт – не столь­ко о его новом особ­ня­ке, постро­ен­ном в 1761 году, когда отшель­ни­ку долж­но было испол­нить­ся сто лет, сколь­ко о его пер­вом доме, низень­ком, со ста­рин­ной ман­сар­дой, чер­да­ком без окон и сте­на­ми, обши­ты­ми тесом. После сно­са это­го дома Карвен очень вни­ма­тель­но про­сле­дил за тем, что­бы все брев­на и дос­ки были сожже­ны. Этот дом был не таким зага­доч­ным в срав­не­нии с фер­мой – одна­ко свет в его окнах, появ­ляв­ший­ся в самые неуроч­ные часы, несо­кру­ши­мое мол­ча­ние двух чер­но­ко­жих, выве­зен­ных неве­до­мо отку­да и быв­ших един­ствен­ной при­слу­гой в доме, вну­шав­шее ужас нераз­бор­чи­вое бор­мо­та­ние неве­ро­ят­но ста­ро­го фран­цу­за-домо­пра­ви­те­ля, ни с чем не сооб­раз­ное коли­че­ство пищи, достав­ля­е­мое, по сви­де­тель­ству оче­вид­цев, в дом, где про­жи­ва­ло толь­ко четы­ре чело­ве­ка, стран­ные и пуга­ю­щие голо­са, кото­рые вели при­глу­шен­ные спо­ры в совер­шен­но непод­хо­дя­щее для это­го вре­мя, – все это вме­сте со слу­ха­ми, ходив­ши­ми о фер­ме в Потак­се­те, при­нес­ло это­му месту недоб­рую сла­ву.

В выс­шем обще­стве Про­ви­ден­са так­же не обхо­ди­ли вни­ма­ни­ем дом Карве­на, ибо по при­ез­де сюда он посте­пен­но обза­вел­ся свя­зя­ми в цер­ков­ных и тор­го­вых кру­гах, к кото­рым есте­ствен­ным обра­зом при­над­ле­жал по сво­е­му обра­зо­ва­нию и вос­пи­та­нию. Он был из хоро­шей семьи – салем­ские Карве­ны поль­зо­ва­лись широ­кой извест­но­стью в Новой Англии. В горо­де узна­ли, что Джо­зеф Карвен еще в ран­ней юно­сти мно­го путе­ше­ство­вал, неко­то­рое вре­мя про­жил в Англии и совер­шил по край­ней мере две поезд­ки на Восток; его речь, когда он удо­ста­и­вал кого-нибудь раз­го­во­ром, вполне мог­ла исхо­дить из уст обра­зо­ван­но­го и изыс­кан­но вос­пи­тан­но­го англи­ча­ни­на. Но по неиз­вест­ным при­чи­нам Карвен не любил обще­ства. Нико­гда не про­яв­ляя явной невеж­ли­во­сти к посе­ти­те­лям, он был чрез­вы­чай­но сдер­жан, слов­но воз­дви­гая меж­ду ними и собой неви­ди­мую сте­ну, так что гости не зна­ли, о чем вести бесе­ду, опа­са­ясь, что их сло­ва будут сочте­ны неле­пы­ми и глу­пы­ми.

В его пове­де­нии скво­зи­ло какое-то зага­доч­ное, пре­зри­тель­ное высо­ко­ме­рие, слов­но он, обща­ясь с неки­ми неве­до­мы­ми и могу­чи­ми суще­ства­ми, стал счи­тать людей скуч­ны­ми и ничтож­ны­ми. Когда док­тор Чек­ли, зна­ме­ни­тый ост­ро­слов, назна­чен­ный пас­то­ром в Коро­лев­скую цер­ковь, при­е­хал в Про­ви­денс из Босто­на в 1733 году, он не упу­стил слу­чая посе­тить чело­ве­ка, о кото­ром так мно­го слы­шал; но визит был весь­ма крат­ко­вре­мен­ным, пото­му что он уло­вил некий мрач­ный под­текст в речах любез­но­го хозя­и­на. Одна­жды зим­ним вече­ром, когда Чарльз бесе­до­вал со сво­им отцом о Карвене, юно­ша ска­зал, что мно­го дал бы, что­бы узнать, какие сло­ва таин­ствен­но­го пред­ка так пора­зи­ли жиз­не­ра­дост­но­го пас­то­ра, при том что все соста­ви­те­ли мему­а­ров в один голос под­твер­жда­ют неже­ла­ние док­то­ра Чек­ли повто­рить хоть что-нибудь из услы­шан­но­го. Несо­мнен­но одно: сей достой­ный джентль­мен был поис­ти­не шоки­ро­ван и с тех пор при одном упо­ми­на­нии име­ни Карве­на вмиг лишал­ся сво­ей про­слав­лен­ной весе­ло­сти. Более опре­де­лен­ной и ясной была при­чи­на, по кото­рой еще один обра­зо­ван­ный и почтен­ный чело­век избе­гал обще­ства высо­ко­мер­но­го отшель­ни­ка. В 1746 году мистер Джон Мер­рит, пожи­лой англий­ский джентль­мен, име­ю­щий склон­ность к лите­ра­ту­ре и нау­ке, при­е­хал из Нью­пор­та в Про­ви­денс, кото­рый к тому вре­ме­ни уже затмил былую сла­ву Нью­пор­та, и постро­ил кра­си­вый заго­род­ный дом на Пере­шей­ке, в месте, кото­рое сей­час ста­ло цен­тром луч­ше­го жило­го рай­о­на. Он жил как англий­ский ари­сто­крат, окру­жив себя ком­фор­том и рос­ко­шью, пер­вым в горо­де стал дер­жать коляс­ку с ливрей­ным лаке­ем на запят­ках и очень гор­дил­ся сво­и­ми теле­ско­пом, мик­ро­ско­пом и тща­тель­но собран­ной биб­лио­те­кой, состо­я­щей из книг на англий­ском и латин­ском язы­ках. Услы­шав, что Карвен явля­ет­ся вла­дель­цем луч­ше­го собра­ния книг в горо­де, мистер Мер­рит сра­зу же нанес ему визит и был при­нят с гораз­до боль­шей сер­деч­но­стью, чем кто-либо из преж­них посе­ти­те­лей. Его вос­хи­ти­ла огром­ная биб­лио­те­ка хозя­и­на дома, где на широ­ких пол­ках рядом с гре­че­ски­ми, латин­ски­ми и англий­ски­ми клас­си­ка­ми раз­ме­сти­лось солид­ное собра­ние фило­соф­ских, мате­ма­ти­че­ских и про­чих науч­ных тру­дов, в том чис­ле сочи­не­ния Парацельса,9 Агриколы,10 Ван Хельмонта,11 Сильвиуса,12 Глаубера,13 Бойля,14 Бургаве,15 Бехера16 и Шталя.17 Это искрен­нее вос­хи­ще­ние побу­ди­ло Карве­на пред­ло­жить сво­е­му гостю посмот­реть так­же фер­му и лабо­ра­то­рию, куда он нико­го преж­де не при­гла­шал; и они тот­час же вме­сте отпра­ви­лись туда в коляс­ке Мер­ри­та. Мистер Мер­рит гово­рил впо­след­ствии, что не видел на фер­ме ниче­го дей­стви­тель­но ужас­но­го, но утвер­ждал, что сами назва­ния сочи­не­ний, посвя­щен­ных магии, алхи­мии и тео­ло­гии, кото­рые Карвен дер­жал в ком­на­те перед лабо­ра­то­ри­ей, вну­ши­ли ему непре­одо­ли­мое отвра­ще­ние. Воз­мож­но, это­му нема­ло спо­соб­ство­ва­ло и выра­же­ние лица хозя­и­на фер­мы, когда он демон­стри­ро­вал свои при­об­ре­те­ния. Стран­ное это собра­ние, наря­ду со мно­же­ством ред­ко­стей, кото­рые мистер Мер­рит охот­но поме­стил бы, по соб­ствен­но­му его при­зна­нию, в свою биб­лио­те­ку, вклю­ча­ло тру­ды почти всех каббалистов,18 демо­но­ло­гов и зна­то­ков чер­ной магии; оно было так­же насто­я­щей сокро­вищ­ни­цей зна­ний в под­вер­га­е­мой здра­во­мыс­ля­щи­ми людь­ми сомне­нию обла­сти алхи­мии и аст­ро­ло­гии. Мистер Мер­рит уви­дел здесь гео­ло­гии, гор­но­му делу и метал­лур­гии. Ярост­но кри­ти­куя алхи­мию, он, одна­ко, в послед­ние годы жиз­ни сам занял­ся поис­ком спо­со­бов пре­вра­ще­ния небла­го­род­ных метал­лов в золо­то.

3

Гер­ме­са Трисмегиста19 в изда­нии Мепа­ра, кни­гу «Turba Philosophorum»,20 «Кни­гу иссле­до­ва­ний» Аль-Джабера,21 «Ключ муд­ро­сти» Артефия,22 каб­ба­ли­сти­че­ский «Зохар»,23 Аль­бер­та Великого24 в изда­нии Пите­ра Джем­ми, «Вели­кое и непре­взой­ден­ное искус­ство» Рай­мун­да Луллия25 в изда­нии Зетц­не­ра, «Сокро­вищ­ни­цу алхи­мии» Род­же­ра Бэкона,26 «Ключ к алхи­мии» Фладда,27 сочи­не­ние Тритемия28 «О фило­соф­ском камне». В изоби­лии были пред­став­ле­ны сред­не­ве­ко­вые еврей­ские и араб­ские мисти­ки, и док­тор Мер­рит поблед­нел, когда, сняв с пол­ки том, нося­щий невин­ное назва­ние «Закон исла­ма», уви­дел, что в дей­стви­тель­но­сти это запре­щен­ный и под­верг­ну­тый про­кля­тию «Некро­но­ми­кон» – кни­га безум­но­го ара­ба Абду­ла Альхазреда,29 о кото­рой он слы­шал неве­ро­ят­ные вещи несколь­ко лет назад, когда вскры­лась прав­да о чудо­вищ­ных обря­дах, совер­шав­ших­ся в стран­ном рыбац­ком город­ке Кинг­спор­те, в коло­нии Мас­са­чу­сетс.

Но как ни стран­но, силь­нее все­го достой­но­го джентль­ме­на пора­зи­ла одна мелочь, кото­рая вну­ши­ла ему неяс­ное бес­по­кой­ство. На боль­шом поли­ро­ван­ном сто­ле лежал силь­но потре­пан­ный экзем­пляр кни­ги Борел­лия, на полях и меж­ду строк кото­ро­го было мно­же­ство зага­доч­ных над­пи­сей, сде­лан­ных рукой Карве­на. Кни­га была откры­та почти на сере­дине, и строч­ки одно­го пара­гра­фа были под­черк­ну­ты жир­ны­ми неров­ны­ми лини­я­ми, что побу­ди­ло посе­ти­те­ля про­честь это место в сочи­не­нии зна­ме­ни­то­го мисти­ка. Содер­жа­ние ли под­черк­ну­тых строк или осо­бый нажим про­ве­ден­ных пером линий, почти про­рвав­ших бума­гу, – он не мог ска­зать, что имен­но вну­ши­ло посе­ти­те­лю непо­нят­ный ужас. Он пом­нил этот отры­вок до кон­ца жиз­ни, запи­сал его по памя­ти в сво­ем днев­ни­ке и одна­жды попы­тал­ся про­ци­ти­ро­вать сво­е­му близ­ко­му дру­гу док­то­ру Чек­ли, но не дошел до кон­ца, уви­дев, как это потряс­ло доб­рей­ше­го пас­то­ра. Отры­вок гла­сил:

«Глав­ные Соки и Соли (сиречь Зола) живот­ных таким Спо­со­бом при­го­тов­ля­е­мы и сохра­ня­е­мы быть могут, что Муж Зна­ю­щий в силах собрать в Доме сво­ем весь Ноев Ков­чег, вызвав к жиз­ни из пра­ха Фор­му любо­го Живот­но­го по Жела­нию сво­е­му; подоб­ным же Спо­со­бом из основ­ных Солей, содер­жа­щих­ся в чело­ве­че­ском Пра­хе, Фило­соф может, не при­бе­гая к запрет­ной Некро­ман­тии, вос­со­здать Фор­му любо­го Усоп­ше­го Пред­ка, где бы его Тело погре­бе­но ни было».

Одна­ко самые зло­ве­щие слу­хи ходи­ли о Джо­зе­фе Карвене воз­ле доков, рас­по­ло­жен­ных вдоль южной части Таун-стрит. Моря­ки – суе­вер­ный народ, и про­со­лен­ные мор­ские вол­ки, из кото­рых состо­я­ли коман­ды шлю­пов, пере­во­зив­ших ром, рабов и пато­ку, каперов30 и боль­ших бри­гов, при­над­ле­жа­щих Бра­у­нам, Кро­уфор­дам и Тил­лин­ге­стам, осе­ня­ли себя крест­ным зна­ме­ни­ем и скре­щи­ва­ли паль­цы, когда виде­ли, как худо­ща­вый и обман­чи­во моло­дой, жел­то­во­ло­сый Джо­зеф Карвен, слег­ка сгор­бив­шись, захо­дил в при­над­ле­жав­ший ему склад на Дуб­лон-стрит или раз­го­ва­ри­вал с капи­та­на­ми и суперкарго31 на длин­ном при­ча­ле, у кото­ро­го бес­по­кой­но пока­чи­ва­лись при­над­ле­жав­шие ему кораб­ли. Даже слу­жа­щие и капи­та­ны, рабо­тав­шие у Карве­на, боя­лись и нена­ви­де­ли его, а коман­ды его судов были сбро­дом сме­шан­ных кро­вей с Мартиники32 или Гол­ланд­ских Антил, из Гава­ны или Порт-Ройала.33 По прав­де гово­ря, имен­но то обсто­я­тель­ство, что коман­ды Карве­на так часто меня­лись, было основ­ной при­чи­ной суе­вер­но­го стра­ха, кото­рый моря­ки испы­ты­ва­ли перед таин­ствен­ным ста­ри­ком. Обыч­но коман­да, полу­чив раз­ре­ше­ние сой­ти на берег, рас­се­и­ва­лась по горо­ду, а неко­то­рых моря­ков посы­ла­ли с раз­ны­ми пору­че­ни­я­ми. Но когда люди вновь соби­ра­лись на палу­бе, мож­но было бить­ся об заклад, что одно­го-двух обя­за­тель­но недо­счи­та­ют­ся. Эти пору­че­ния боль­шей частью каса­лись фер­мы на Потак­сет-роуд, и ни одно­го из моря­ков, отправ­лен­ных туда, боль­ше не виде­ли. Все это зна­ли, и со вре­ме­нем Карве­ну ста­ло очень труд­но под­би­рать свою раз­но­шерст­ную коман­ду. Почти все­гда, послу­шав раз­го­во­ры в гава­ни Про­ви­ден­са, несколь­ко чело­век сра­зу же дезер­ти­ро­ва­ли; про­бле­мы воз­ни­ка­ли и с попол­не­ни­ем эки­па­жей на ост­ро­вах Вест-Индии.

1

К 1760 году Джо­зеф Карвен фак­ти­че­ски стал изго­ем; с ним никто не хотел знать­ся, ибо его подо­зре­ва­ли в свя­зи с дья­во­лом и во все­воз­мож­ных зло­де­я­ни­ях, кото­рые каза­лись тем более жут­ки­ми, что ни один из горо­жан не мог ска­зать внят­но, в чем они заклю­ча­ют­ся, или даже при­ве­сти хоть одно дока­за­тель­ство того, что эти ужа­сы дей­стви­тель­но име­ют место. Может быть, послед­ней кап­лей ста­ло дело о про­пав­ших в 1758 году сол­да­тах: в мар­те и апре­ле это­го года два коро­лев­ских пол­ка, направ­ляв­ши­е­ся в Новую Францию,34 были рас­квар­ти­ро­ва­ны в горо­де и непо­нят­ным обра­зом поре­де­ли в гораз­до боль­шей сте­пе­ни, чем быва­ет обыч­но в резуль­та­те дезер­тир­ства. Ходи­ли слу­хи, что Карве­на часто виде­ли бесе­ду­ю­щим с пар­ня­ми в крас­ных мун­ди­рах; и так как мно­гие из них про­па­ли без вести, сно­ва вспом­ни­ли о стран­ных исчез­но­ве­ни­ях моря­ков. Труд­но ска­зать, что слу­чи­лось бы, задер­жись пол­ки в горо­де на более дли­тель­ный срок.

Тем вре­ме­нем состо­я­ние Карве­на все рос­ло и рос­ло. Он фак­ти­че­ски моно­поль­но тор­го­вал селит­рой, чер­ным пер­цем и кори­цей и с лег­ко­стью пре­взо­шел дру­гие тор­го­вые дома, за исклю­че­ни­ем дома Бра­у­нов, в импор­те мед­ной утва­ри, инди­го, хлоп­ка, шер­сти, соли, таке­ла­жа, желе­за, бума­ги и раз­лич­ных англий­ских това­ров. Такие куп­цы, как Джеймс Шрин из Чип­сай­да, на лав­ке кото­ро­го кра­со­вал­ся слон, Рас­сел­лы, тор­го­вав­шие напро­тив Боль­шо­го моста под вывес­кой «Золо­той орел», или Кларк и Най­тин­гейл, вла­дель­цы хар­чев­ни «Рыба на ско­во­род­ке», почти пол­но­стью зави­се­ли от него, ибо он вла­дел боль­шей частью их недви­жи­мо­сти; дого­во­ры же с мест­ны­ми вино­ку­ра­ми, с коне­во­да­ми и мас­ло­де­ла­ми из Нар­ра­ган­се­та и со свеч­ных дел масте­ра­ми из Нью­пор­та пре­вра­ти­ли его в одно­го из наи­бо­лее круп­ных тор­гов­цев коло­нии.

Под­верг­ну­тый свое­об­раз­но­му ост­ра­киз­му, Карвен все же порой демон­стри­ро­вал нали­чие у него чув­ства граж­дан­ско­го дол­га. Когда сго­ре­ло зда­ние коло­ни­аль­ной адми­ни­стра­ции, он щед­ро под­пи­сал­ся на зна­чи­тель­ную сум­му для устрой­ства серии бла­го­тво­ри­тель­ных лоте­рей, бла­го­да­ря кото­рым в 1761 году было постро­е­но новое кир­пич­ное зда­ние, по сей день кра­су­ю­ще­е­ся на глав­ной ули­це горо­да. В том же году он помог пере­стро­ить Боль­шой мост, раз­ру­шен­ный октябрь­ским ура­га­ном. Он вос­ста­но­вил пуб­лич­ную биб­лио­те­ку, сго­рев­шую при пожа­ре, и сде­лал огром­ное коли­че­ство поку­пок на бла­го­тво­ри­тель­ном база­ре, на выруч­ку от кото­ро­го были вымо­ще­ны булыж­ни­ком гряз­ная ули­ца Мар­кет­Па­рад и изре­зан­ная глу­бо­ки­ми коле­я­ми Таун-стрит, да еще были устро­е­ны осо­бые дорож­ки для пеше­хо­дов. К тому вре­ме­ни он уже выстро­ил себе не отли­ча­ю­щий­ся осо­бой ори­ги­наль­но­стью, но вну­ши­тель­ный новый дом, две­ри кото­ро­го пред­став­ля­ют собой шедевр резь­бы по дере­ву. Когда в 1743 году при­вер­жен­цы Уайтфилда35 отде­ли­лись от Церк­ви-на-Хол­ме док­то­ра Кот­то­на и осно­ва­ли новую цер­ковь во гла­ве с дека­ном Сноу по ту сто­ро­ну Боль­шо­го моста, Карвен при­со­еди­нил­ся к ним, хотя так и не стал рев­ност­ным при­хо­жа­ни­ном. Одна­ко впо­след­ствии он сно­ва начал про­яв­лять набож­ность, оче­вид­но желая рас­се­ять пав­шую на него тень, ибо созна­вал, что зло­ве­щие слу­хи могут силь­но повре­дить его тор­го­вым делам.

2

Наблю­дая за тем, как этот стран­ный блед­но­ли­кий чело­век, на вид совсем не ста­рый, хотя на самом деле ему испол­ни­лось не менее ста лет, изо всех сил пыта­ет­ся рас­се­ять сло­жив­шу­ю­ся вокруг него атмо­сфе­ру нена­ви­сти и неопре­де­лен­но­го, бес­при­чин­но­го стра­ха, люди испы­ты­ва­ли одно­вре­мен­но жалость, смут­ное бес­по­кой­ство и пре­зре­ние. Но сила богат­ства и лег­ко­ве­рие людей так вели­ки, что предубеж­де­ние про­тив Карве­на ослаб­ло, осо­бен­но после того, как пре­кра­ти­лись исчез­но­ве­ния моря­ков. К тому же его пере­ста­ли заме­чать на клад­би­щах, что, впро­чем, мог­ло сви­де­тель­ство­вать все­го лишь о его удво­ен­ной осто­рож­но­сти. Одно­вре­мен­но пере­ста­ли рас­про­стра­нять­ся слу­хи о жут­ких воп­лях, доно­сив­ших­ся с его фер­мы в Потак­се­те, и о стран­ных вещах, кото­рые там тво­ри­лись. Коли­че­ство про­ви­зии, кото­рую ему достав­ля­ли, оста­ва­лось неесте­ствен­но вели­ко – по-преж­не­му на фер­му гна­ли целые ста­да овец и при­во­зи­ли цель­ные туши в город­ской дом. Вплоть до послед­не­го вре­ме­ни, когда Чарльз Вард стал изу­чать его бума­ги и сче­та, хра­нив­ши­е­ся в биб­лио­те­ке Шеп­ли, нико­му – за исклю­че­ни­ем это­го любо­зна­тель­но­го юно­ши, потря­сен­но­го сво­и­ми­от­кры­ти­я­ми, – не при­шло в голо­ву про­ве­сти срав­не­ние меж­ду пора­зи­тель­ным мно­же­ством чер­но­ко­жих, кото­рых Карвен достав­лял из Гви­неи вплоть до 1766 года, и ничтож­ным коли­че­ством чеков, удо­сто­ве­ря­ю­щих про­да­жу этих рабов рабо­тор­гов­цам, чей рынок нахо­дил­ся у Боль­шо­го моста, или окрест­ным план­та­то­рам. Да, этот ужас­ный чело­век отли­чал­ся хит­ро­стью и изоб­ре­та­тель­но­стью – каче­ства­ми, кото­рые он пол­но­стью исполь­зо­вал, когда воз­ни­ка­ла необ­хо­ди­мость.

Но как и сле­до­ва­ло ожи­дать, запоз­да­лые ста­ра­ния Карве­на не увен­ча­лись успе­хом. Все про­дол­жа­ли избе­гать его, никто ему не дове­рял уже то, что в глу­бо­кой ста­ро­сти он выгля­дел почти юно­шей, вну­ша­ло подо­зре­ния, – и он понял, что в кон­це кон­цов это может обер­нуть­ся поте­рей его вну­ши­тель­но­го состо­я­ния. Его слож­ные изыс­ка­ния и опы­ты, каки­ми бы они ни были, тре­бо­ва­ли нешу­точ­ных рас­хо­дов, и, посколь­ку пере­езд на новое место лишал его пре­иму­ществ в тор­го­вых делах, кото­рых ему уда­лось добить­ся, начи­нать все сно­ва где-нибудь в дру­гом горо­де не име­ло смыс­ла. Логи­ка под­ска­зы­ва­ла, что нуж­но под­дер­жи­вать доб­рые отно­ше­ния с горо­жа­на­ми, что­бы рас­се­ять окру­жав­шую его атмо­сфе­ру угрю­мой сдер­жан­но­сти, подо­зри­тель­но­сти и стра­ха. Его очень бес­по­ко­и­ли клер­ки, зара­ба­ты­вав­шие все мень­ше с начав­шим­ся засто­ем в его делах и не бро­сав­шие рабо­ту толь­ко пото­му, что никто дру­гой не хотел брать их на служ­бу; он удер­жи­вал сво­их капи­та­нов и мат­ро­сов толь­ко хит­ро­стью, при­вя­зы­вая их к себе каким-либо спо­со­бом – зало­гом, заем­ным пись­мом или шан­та­жом, про­знав что-нибудь ком­про­ме­ти­ру­ю­щее. В этом Карвен обна­ру­жи­вал необык­но­вен­ную лов­кость. За послед­ние пять лет жиз­ни он выве­дал такие вещи, кото­рые, каза­лось, мог­ли быть извест­ны лишь дав­но умер­шим, и посто­ян­но дер­жал эти сек­ре­ты наго­то­ве.

Вот тогда-то хит­рый тор­го­вец и пред­при­нял послед­нюю отча­ян­ную попыт­ку вос­ста­но­вить свое поло­же­ние в горо­де. Отшель­ник по при­ро­де, он наду­мал заклю­чить выгод­ный брак, избрав в жены девуш­ку из ува­жа­е­мо­го семей­ства. Быть может, суще­ство­ва­ли и более глу­бо­кие при­чи­ны, побуж­дав­шие его заклю­чить подоб­ный союз; при­чи­ны, нахо­дя­щи­е­ся так дале­ко за пре­де­ла­ми доступ­ных нам зна­ний, что лишь в бума­гах, най­ден­ных через пол­то­ра сто­ле­тия после его смер­ти, мож­но было отыс­кать к ним какой-то ключ; но ниче­го опре­де­лен­но­го так никто и не узнал. Конеч­но, Карвен пони­мал, что обыч­ное уха­жи­ва­ние вызо­вет толь­ко ужас и отвра­ще­ние, поэто­му он стал искать под­хо­дя­щую избран­ни­цу, на роди­те­лей кото­рой мог ока­зать дав­ле­ние. Это было не так-то лег­ко, посколь­ку у него были доволь­но высо­кие тре­бо­ва­ния отно­си­тель­но кра­со­ты, обра­зо­ва­ния и обще­ствен­но­го поло­же­ния неве­сты. Нако­нец он оста­но­вил­ся на доче­ри луч­ше­го и стар­ше­го из нахо­дя­щих­ся у него на служ­бе капи­та­нов мор­ских судов, вдов­ца с без­упреч­ной родо­слов­ной и репу­та­ци­ей, кото­ро­го зва­ли Джеймс Тил­лин­гест. Его един­ствен­ная дочь Эли­за отли­ча­лась все­ми вооб­ра­зи­мы­ми досто­ин­ства­ми, кро­ме одно­го: она не была бога­той наслед­ни­цей. Капи­тан Тил­лин­гест пол­но­стью нахо­дил­ся под вли­я­ни­ем Карве­на и, когда тот вызвал капи­та­на в свой дом с высо­ким купо­лом, нахо­дя­щий­ся на вер­шине Пау­эр-лейн, и чем-то при­гро­зил, согла­сил­ся бла­го­сло­вить этот чудо­вищ­ный союз.

Эли­зе Тил­лин­гест в то вре­мя было восем­на­дцать лет, и она полу­чи­ла наи­луч­шее вос­пи­та­ние, какое мог поз­во­лить себе ее отец при сво­их стес­нен­ных обсто­я­тель­ствах. Она посе­ща­ла шко­лу Сти­ве­на Джек­со­на, что напро­тив Рату­ши, и при­леж­но учи­лась руко­де­лию и домо­вод­ству у сво­ей матуш­ки, кото­рая умер­ла от оспы в 1757 году. Вышив­ки Эли­зы, сде­лан­ные ею в девя­ти­лет­нем воз­расте, в 1753 году, мож­но уви­деть в одном из залов исто­ри­че­ско­го музея Род-Айлен­да. После смер­ти мате­ри Эли­за сама вела все хозяй­ство с помо­щью един­ствен­ной чер­но­ко­жей ста­ру­хи слу­жан­ки. Долж­но быть, спо­ры меж­ду девуш­кой и ее отцом отно­си­тель­но бра­ка с Карве­ном были весь­ма бур­ным и; но днев­ни­ки и мему­а­ры о них не упо­ми­на­ют. Извест­но лишь, что ее помолв­ка с Эзрой Виде­ном, моло­дым штур­ма­ном на пакет­бо­те Кро­уфор­да под назва­ни­ем «Энтер­прайз», была рас­торг­ну­та, а брач­ный союз с Карве­ном заклю­чен седь­мо­го мар­та 1763 года в бап­тист­ской церк­ви в при­сут­ствии само­го избран­но­го обще­ства, цве­та город­ской ари­сто­кра­тии; брач­ная цере­мо­ния была совер­ше­на Сэмю­элем Вин­со­ном-млад­шим.

«Газетт» очень корот­ко упо­мя­ну­ла об этом собы­тии, и в боль­шин­стве сохра­нив­ших­ся экзем­пля­ров замет­ка была выре­за­на или вырва­на. После дол­гих поис­ков Вард нашел един­ствен­ный нетро­ну­тый номер «Газетт» в част­ном архи­ве кол­лек­ци­о­не­ра и про­чел его, забав­ля­ясь ста­ро­мод­но­учти­вы­ми обо­ро­та­ми:

«Вече­ром про­шед­ше­го поне­дель­ни­ка мистер Джо­зеф Карвен, ува­жа­е­мый житель наше­го Горо­да, Него­ци­ант, соче­тал­ся брач­ны­ми уза­ми с Мисс Эли­зой Тил­лин­гест, Доче­рью Капи­та­на Джейм­са Тил­лин­ге­ста. Юная Дама, обла­да­ю­щая истин­ны­ми Досто­ин­ства­ми, соеди­нен­ны­ми с пре­лест­ным Обли­ком, будет Укра­ше­ни­ем бра­ка и соста­вит Сча­стье сво­е­го любя­ще­го Супру­га».

Из собра­ния писем Дюф­ри-Арноль­да, най­ден­но­го Чарль­зом Вар­дом неза­дол­го до пред­по­ла­га­е­мо­го пер­во­го при­сту­па душев­ной болез­ни в част­ной кол­лек­ции Мел­вил­ла Ф. Петер­са с Джордж-стрит и охва­ты­ва­ю­ще­го этот и немно­го более ран­ний пери­од, мож­но заклю­чить, какое воз­му­ще­ние вызвал у горо­жан этот нерав­ный брак. Одна­ко вли­я­ние Тил­лин­ге­стов на жизнь горо­да было неоспо­ри­мым, и дом Джо­зе­фа Карве­на вновь ста­ли посе­щать люди, кото­рых при иных обсто­я­тель­ствах ничто не заста­ви­ло бы пере­сту­пить его порог. Обще­ство не в пол­ной мере при­зна­ло Карве­на, от чего осо­бен­но стра­да­ла его жена; но как бы то ни было, он уже не счи­тал­ся изго­ем. Стран­ный ново­брач­ный уди­вил как свою супру­гу, так и всех окру­жа­ю­щих, обра­ща­ясь с ней в выс­шей сте­пе­ни галант­но и ува­жи­тель­но. В новом доме на Олни-Корт боль­ше не про­ис­хо­ди­ло ниче­го, вну­ша­ю­ще­го бес­по­кой­ство, и, хотя Карвен часто отлу­чал­ся на свою фер­му в Потак­се­те, где его жена так ни разу и не побы­ва­ла, он стал боль­ше похо­дить на обыч­но­го горо­жа­ни­на, чем когда бы то ни было за дол­гое вре­мя его про­жи­ва­ния в Про­ви­ден­се. Лишь один чело­век про­яв­лял к нему откры­тую враж­ду – моло­дой кора­бель­ный штур­ман, помолв­ка кото­ро­го с Эли­зой Тил­лин­гест была так вне­зап­но рас­торг­ну­та. Эзра Виден при сви­де­те­лях поклял­ся ото­мстить и, несмот­ря на свой спо­кой­ный и в общем мяг­кий харак­тер, взял­ся за дело с упор­ством, про­дик­то­ван­ным нена­ви­стью, а это не обе­ща­ло ниче­го хоро­ше­го чело­ве­ку, отняв­ше­му у него неве­сту. Седь­мо­го мая 1765 года роди­лась един­ствен­ная дочь Карве­на, полу­чив­шая имя Энн. Кре­стил ее пре­по­доб­ный Джон Грей­вз из Коро­лев­ской церк­ви, при­хо­жа­на­ми кото­рой ста­ли Карве­ны через неко­то­рое вре­мя после сва­дьбы, это было свое­об­раз­ным ком­про­мис­сом меж­ду кон­гре­га­ци­о­на­ли­ста­ми и баптистами,36 к како­вым церк­вям при­над­ле­жа­ли их бли­жай­шие род­ствен­ни­ки. Запись о рож­де­нии девоч­ки, так же как запись о реги­стра­ции бра­ка, заклю­чен­но­го дву­мя года­ми ранее, в боль­шин­стве цер­ков­ных книг и анна­лах мэрии были выма­ра­ны. Чарльз Вард с боль­шим тру­дом смог най­ти доку­мен­таль­ные под­твер­жде­ния этим фак­там лишь после того, как узнал о сво­ем род­стве с Карве­ном. Юно­ша со стра­стью пре­дал­ся изыс­ка­ни­ям, каса­ю­щим­ся это­го чело­ве­ка. Запись о рож­де­нии Энн он нашел совер­шен­но слу­чай­но, в ходе пере­пис­ки с наслед­ни­ка­ми док­то­ра Грей­вза, кото­рый, в ходе Рево­лю­ции поки­дая свою паст­ву как вер­ный сто­рон­ни­кам коро­ля, при­хва­тил дуб­ли­ка­ты всех цер­ков­ных запи­сей. Вард напи­сал им, пото­му что знал, что его пра­пра­ба­буш­ка, Энн Тил­лин­гест Пот­тер, при­над­ле­жа­ла к епи­ско­паль­ной церкви.37

Вско­ре после рож­де­ния доче­ри – собы­тия, по пово­ду кото­ро­го пре­док Вар­да выра­зил огром­ную радость, стран­ную при его обыч­ной сдер­жан­но­сти, – Карвен решил зака­зать свой порт­рет. Он пору­чил эту рабо­ту жив­ше­му тогда в Нью­пор­те талант­ли­во­му худож­ни­ку – шот­ланд­цу по име­ни Кос­мо Алек­сан­дер, впо­след­ствии полу­чив­ше­му извест­ность как пер­вый учи­тель Джил­бер­та Стюарта.38 Гово­ри­ли, что порт­рет, отли­ча­ю­щий­ся необык­но­вен­ным сход­ством, был напи­сан на стен­ной пане­ли в биб­лио­те­ке дома на Олни-Корт, но ни один из днев­ни­ков, где упо­ми­на­ет­ся этот порт­рет, не гово­рит о его даль­ней­шей судь­бе. В то вре­мя сам Карвен стал как-то необыч­но задум­чив и про­во­дил почти все вре­мя на потак­сет­ской фер­ме. Утвер­жда­ли, что он посто­ян­но нахо­дил­ся в состо­я­нии тща­тель­но скры­ва­е­мо­го лихо­ра­доч­но­го бес­по­кой­ства, слов­но ожи­дая чего-то важ­но­го, как чело­век, кото­рый вот-вот сде­ла­ет необык­но­вен­ное откры­тие. По всей веро­ят­но­сти, это было свя­за­но с его хими­че­ски­ми или алхи­ми­че­ски­ми экс­пе­ри­мен­та­ми, ибо он пере­вез на фер­му огром­ное коли­че­ство книг по этим пред­ме­там.

Его инте­рес к обще­ствен­ной дея­тель­но­сти не умень­шил­ся, и Карвен не упус­кал воз­мож­но­сти помочь Сти­ве­ну Хоп­к­ин­су, Джо­зе­фу Бра­у­ну и Бен­джа­ми­ну Весту, пытав­шим­ся ожи­вить куль­тур­ную жизнь горо­да, уро­вень кото­рой был гораз­до ниже, чем в Нью­пор­те, про­сла­вив­шем­ся сво­и­ми меце­на­та­ми. Он помог Дэни­е­лу Дженк­су в 1763 году осно­вать книж­ную лав­ку и был его посто­ян­ным и луч­шим кли­ен­том, а так­же ока­зы­вал денеж­ную помощь испы­ты­вав­шей труд­но­сти «Газетт», кото­рая печа­та­лась по пят­ни­цам в типо­гра­фии под вывес­кой с изоб­ра­же­ни­ем Шекс­пи­ра. Он горя­чо под­дер­жи­вал губер­на­то­ра Гоп­кин­са про­тив пар­тии Вар­да, опло­том кото­рой был Нью­порт, а в 1765 году его яркое крас­но­ре­чи­вое выступ­ле­ние в Хечерз-Хол­ле про­тив выде­ле­ния Север­но­го Про­ви­ден­са в само­сто­я­тель­ную муни­ци­паль­ную еди­ни­цу спо­соб­ство­ва­ло тому, что предубеж­де­ние про­тив него мало-пома­лу рас­се­я­лось. Одна­ко Эзра Виден, кото­рый посто­ян­но наблю­дал за Карве­ном, лишь пре­не­бре­жи­тель­но фыр­кал, когда при нем упо­ми­на­ли об этих поступ­ках, и пуб­лич­но клял­ся, что все это не более чем мас­ка, слу­жа­щая для при­кры­тия дел, более чер­ных, чем глу­би­ны Тар­та­ра. Моло­дой чело­век при­нял­ся тща­тель­но соби­рать све­де­ния обо всем, что каса­лось Карве­на, и осо­бен­но инте­ре­со­вал­ся тем, что тот дела­ет в гава­ни и на сво­ей фер­ме. Виден про­во­дил целые ночи близ вер­фи, дер­жа наго­то­ве лег­кую рыбац­кую плос­ко­дон­ку, и вся­кий раз, уви­дев свет в окне скла­да Карве­на, скрыт­но пре­сле­до­вал его неболь­шой бот, кур­си­ро­вав­ший по бух­те. Он так­же вел самое при­сталь­ное наблю­де­ние за фер­мой на Потак­сет-роуд и одна­жды был силь­но иску­сан соба­ка­ми, кото­рых натра­ви­ла на него стран­ная чета индей­ских слуг.

3

В 1766 году в пове­де­нии Джо­зе­фа Карве­на про­изо­шла рази­тель­ная пере­ме­на: напря­жен­ное ожи­да­ние, в кото­ром он пре­бы­вал послед­нее вре­мя, сме­ни­лось радост­ным воз­буж­де­ни­ем, и он стал появ­лять­ся на людях с видом побе­ди­те­ля, с тру­дом скры­ва­ю­ще­го лико­ва­ние по пово­ду неких бле­стя­щих успе­хов. Каза­лось, он еле удер­жи­ва­ет­ся от того, что­бы все­на­род­но объ­явить о сво­их откры­ти­ях; но, по-види­мо­му, необ­хо­ди­мость соблю­дать тай­ну была все же силь­нее, чем потреб­ность раз­де­лить с ближ­ни­ми радость, так как он нико­го не посвя­тил в при­чи­ну такой рез­кой сме­ны настро­е­ния. Сра­зу же после пере­ез­да в новый дом, что про­изо­шло, по всей веро­ят­но­сти, в нача­ле июля, Карвен стал повер­гать людей в удив­ле­ние, рас­ска­зы­вая вещи, кото­рые мог­ли быть извест­ны раз­ве что дав­ным-дав­но усоп­шим пред­кам.

Но лихо­ра­доч­ная тай­ная дея­тель­ность Карве­на отнюдь не умень­ши­лась с этой пере­ме­ной. Напро­тив, она ско­рее уси­ли­лась – все боль­шее коли­че­ство его мор­ских пере­во­зок пору­ча­лось капи­та­нам, кото­рых он при­вя­зы­вал к себе уза­ми стра­ха, таки­ми же креп­ки­ми, как до сих пор боязнь разо­ре­ния. Он пол­но­стью оста­вил рабо­тор­гов­лю, утвер­ждая, что дохо­ды от нее посто­ян­но пада­ют; почти все вре­мя про­во­дил на фер­ме в Потак­се­те, но, по слу­хам, ино­гда его виде­ли вбли­зи клад­би­ща, так что мно­гие не раз заду­мы­ва­лись над тем, так ли уж силь­но изме­ни­лись повад­ки сто­лет­не­го куп­ца. Эзра Виден, вынуж­ден­ный вре­мя от вре­ме­ни пре­ры­вать свою слеж­ку за Карве­ном, отправ­ля­ясь в пла­ва­ние, не мог зани­мать­ся этим систе­ма­ти­че­ски, но зато обла­дал мсти­тель­ным упор­ством, кото­ро­го были лише­ны заня­тые сво­и­ми дела­ми горо­жане и фер­ме­ры; он тща­тель­но, как нико­гда ранее, изу­чал все свя­зан­ное с Карве­ном.

Стран­ные манев­ры судов таин­ствен­но­го куп­ца не вызы­ва­ли осо­бо­го удив­ле­ния в эти бес­по­кой­ные вре­ме­на, когда, каза­лось, каж­дый коло­нист был полон реши­мо­сти игно­ри­ро­вать усло­вия Сахар­но­го акта,39 кото­рый пре­пят­ство­вал ожив­лен­ным мор­ским пере­воз­кам. Доста­вить кон­тра­бан­ду и улиз­нуть счи­та­лось ско­рее доб­ле­стью в Нар­ра­ган­сет­ской бух­те, и ноч­ная раз­груз­ка недоз­во­лен­ных това­ров была совер­шен­но обыч­ным делом. Одна­ко, наблю­дая каж­дую ночь, как лих­те­ры или неболь­шие шлю­пы отча­ли­ва­ют от скла­дов Карве­на в доках Таун-стрит, Виден очень ско­ро про­ник­ся убеж­де­ни­ем, что его зло­ве­щий враг ста­ра­ет­ся избе­жать не толь­ко воен­ных кораб­лей его вели­че­ства. Рань­ше, до 1766 года, когда пове­де­ние Карве­на рез­ко изме­ни­лось, эти кораб­ли были нагру­же­ны боль­шей частью зако­ван­ны­ми в цепи негра­ми. Живой груз пере­прав­ля­ли через бух­ту и выгру­жа­ли на пустын­ном участ­ке бере­га к севе­ру от Потак­се­та; затем их гна­ли по суше наверх по кру­то­му скло­ну и далее на фер­му Карве­на, где запи­ра­ли в огром­ной камен­ной при­строй­ке с узки­ми бой­ни­ца­ми вме­сто окон. Но теперь все пошло по-дру­го­му. Неожи­дан­но пре­кра­тил­ся ввоз рабов, и на вре­мя Карвен отка­зал­ся от сво­их ноч­ных выла­зок. Затем, вес­ной 1767 года, Карвен избрал новый спо­соб дей­ствий. Лихтеры40 сно­ва регу­ляр­но отплы­ва­ли, поки­дая тем­ные мол­ча­ли­вые доки, но теперь спус­ка­лись вдоль бух­ты на неко­то­рое рас­сто­я­ние, оче­вид­но, не далее Нен­квит­Пойнт, где встре­ча­ли боль­шие кораб­ли раз­ных типов и пере­гру­жа­ли с них неиз­вест­ные това­ры. Потом коман­да Карве­на отво­зи­ла этот груз к обыч­но­му месту на бере­гу бух­ты и пере­прав­ля­ла его по суше на фер­му, скла­ды­вая в том же зага­доч­ном камен­ном зда­нии, кото­рое преж­де слу­жи­ло для содер­жа­ния негров. Груз боль­шей частью состо­ял из круп­ных коро­бок и ящи­ков, мно­гие из них име­ли про­дол­го­ва­тую фор­му и вызы­ва­ли непри­ят­ные ассо­ци­а­ции с гро­ба­ми.

Виден с неосла­бе­ва­ю­щим упор­ством про­дол­жал наблю­дать за фер­мой; не про­хо­ди­ло неде­ли, что­бы он не побы­вал там, за исклю­че­ни­ем тех ночей, когда све­же­вы­пав­ший снег давал воз­мож­ность обна­ру­жить его сле­ды. Но даже тогда он под­би­рал­ся как мож­но бли­же по про­ез­жей доро­ге или льду про­те­кав­шей побли­зо­сти реч­ки, что­бы посмот­реть, какие сле­ды оста­ви­ли дру­гие посе­ти­те­ли фер­мы. Когда, отправ­ля­ясь в пла­ва­ние, Виден дол­жен был пре­ры­вать свои наблю­де­ния, он обра­щал­ся к сво­е­му дав­не­му зна­ко­мо­му по име­ни Эле­азар Смит, кото­рый заме­нял его на этом посту. Оба при­я­те­ля мог­ли бы пове­дать мно­же­ство стран­ных вещей, но не дела­ли это­го толь­ко пото­му, что зна­ли – лиш­ние слу­хи могут пре­ду­пре­дить их жерт­ву и сде­лать таким обра­зом невоз­мож­ным их даль­ней­шие наблю­де­ния. Преж­де чем что-либо пред­при­нять, они хоте­ли добыть точ­ные све­де­ния. Долж­но быть, они узна­ли нема­ло уди­ви­тель­но­го, и Чарльз Вард часто гово­рил сво­им роди­те­лям, как он сожа­ле­ет, что Виден решил сжечь свои запи­си. Все, что мож­но ска­зать об их откры­ти­ях, почерп­ну­то из доволь­но невра­зу­ми­тель­но­го днев­ни­ка Эле­аза­ра Сми­та, а так­же выска­зы­ва­ний еще несколь­ких мему­а­ри­стов и авто­ров писем, кото­рые мог­ли лишь повто­рить услы­шан­ное от дру­гих. По их сло­вам, фер­ма была лишь внеш­ней обо­лоч­кой, под кото­рой скры­ва­лась бес­пре­дель­но опас­ная без­дна, мрач­ные глу­би­ны кото­рой недо­ступ­ны чело­ве­че­ско­му разу­му.

Виден и Смит уже дав­но убе­ди­лись в том, что под фер­мой про­ле­га­ет целая сеть тун­не­лей и ката­комб, в кото­рых кро­ме ста­ро­го индей­ца и его жены нахо­дит­ся мно­же­ство дру­гих людей. Само зда­ние фер­мы, со ста­рин­ной ост­ро­ко­неч­ной кры­шей, огром­ной дымо­вой тру­бой и ром­бо­вид­ны­ми решет­ка­ми на окнах, было постро­е­но в сере­дине XVII века. Лабо­ра­то­рия нахо­ди­лась в север­ном кры­ле, где кров­ля спус­ка­лась почти до зем­ли. Дом сто­ял в сто­роне от дру­гих постро­ек, и, посколь­ку отту­да в самое необыч­ное вре­мя часто доно­си­лись стран­ные зву­ки, дол­жен был суще­ство­вать доступ в него через под­зем­ные потай­ные ходы. До 1766 года здесь раз­да­ва­лись невнят­ное бор­мо­та­ние и шепот негров, лихо­ра­доч­ные кри­ки, сопро­вож­дав­ши­е­ся стран­ны­ми пес­но­пе­ни­я­ми или закли­на­ни­я­ми. Но начи­ная с 1766 года чело­ве­че­ские голо­са, доно­сив­ши­е­ся отту­да, сли­лись в омер­зи­тель­ную и страш­ную како­фо­нию, в кото­рой выде­ля­лись то моно­тон­ный моно­лог чело­ве­ка, покор­но скло­няв­ше­го­ся перед чужой волей, то взры­вы беше­ной яро­сти, то диа­лог, пре­ры­ва­е­мый угро­жа­ю­щи­ми воп­ля­ми, зады­ха­ю­щи­ми­ся моль­ба­ми и про­те­сту­ю­щи­ми кри­ка­ми на самых раз­ных язы­ках. Рез­кий голос Карве­на уре­зо­ни­ва­ю­щий, упре­ка­ю­щий или угро­жа­ю­щий – часто мож­но было раз­ли­чить сре­ди дру­гих. Созда­ва­лось впе­чат­ле­ние, что в доме нахо­ди­лось как мини­мум несколь­ко чело­век – Карвен, его плен­ни­ки и страж­ни­ки, кото­рые их сте­рег­ли. Неред­ко Виден и Смит слы­ша­ли зву­ки чуж­дой речи, такой необыч­ной, что ни тот ни дру­гой не мог­ли опре­де­лить наци­о­наль­ность гово­рив­ше­го, несмот­ря на то, что оба побы­ва­ли во мно­гих шум­ных и раз­но­язы­ких гава­нях мира. Но часто они, хотя и с тру­дом, раз­би­ра­ли сло­ва. Под­слу­шан­ные ими раз­го­во­ры все­гда пред­став­ля­ли собой что-то вро­де допро­са, слов­но Карвен любы­ми путя­ми ста­рал­ся вырвать нуж­ные ему све­де­ния у испу­ган­ных или непо­кор­ных плен­ни­ков.

Виден зано­сил раз­роз­нен­ные отрыв­ки этих раз­го­во­ров в свою запис­ную книж­ку, когда раз­го­вор вел­ся на англий­ском, фран­цуз­ском или испан­ском язы­ках, кото­рые он знал; но ни одна из этих запи­сей не сохра­ни­лась. Одна­ко он утвер­ждал, что, кро­ме несколь­ких раз­го­во­ров, в кото­рых речь шла о мрач­ных пре­ступ­ле­ни­ях, совер­шен­ных в про­шлом в знат­ных семей­ствах горо­да, боль­шая часть вопро­сов и отве­тов, кото­рые он смог разо­брать, каса­лась раз­лич­ных про­блем исто­рии и дру­гих наук, часто отно­ся­щих­ся к отда­лен­ным местам и эпо­хам. Одна­жды, напри­мер, некий голос, то под­ни­ма­ясь до взбе­шен­но­го кри­ка, то воз­вра­ща­ясь к мрач­ной покор­но­сти, отве­чал по-фран­цуз­ски на вопро­сы отно­си­тель­но побо­и­ща, учи­нен­но­го Чер­ным прин­цем в Лимо­же в 1370 году,41 при­чем допра­ши­вав­ше­го инте­ре­со­ва­ли некие скры­тые при­чи­ны этих собы­тий, пред­по­ло­жи­тель­но извест­ные отве­чав­ше­му. Карвен спра­ши­вал плен­ни­ка – если это был плен­ник, – был ли отдан при­каз о все­об­щей резне из-за Зна­ка Коз­ла, най­ден­но­го на алта­ре в древ­не­рим­ской гроб­ни­це, нахо­дя­щей­ся неда­ле­ко от собо­ра, или же Чер­ный чело­век из Выс­ше­го сбо­ра Вьен­ны про­из­нес маги­че­ские Три Сло­ва. Так и не добив­шись отве­та, Карвен при­ме­нил край­ние меры – раз­дал­ся ужас­ный вопль, за кото­рым после­до­ва­ло мол­ча­ние, потом тихий стон и звук паде­ния чего-то тяже­ло­го.

Ни один из этих допро­сов им не уда­лось под­смот­реть, пото­му что окна были все­гда плот­но заве­ше­ны. Но одна­жды, после тира­ды на незна­ко­мом язы­ке, в окне появи­лась тень, глу­бо­ко пора­зив­шая Виде­на; она напом­ни­ла ему одну из кукол, кото­рых он видел в 1764 году в Хечер-Хол­ле, когда некий чело­век из Джер­мен­тай­на, в Пен­силь­ва­нии, демон­стри­ро­вал искус­но сде­лан­ные меха­ни­че­ские фигу­ры в пред­став­ле­нии, вклю­чав­шем, соглас­но афи­ше: «Вид зна­ме­ни­то­го горо­да Иеру­са­ли­ма, храм Соло­мо­на, цар­ский пре­стол, про­слав­лен­ные баш­ни и хол­мы, а так­же Стра­сти Ваше­го Спа­си­те­ля, что пре­тер­пел Он от Сада Геф­си­ман­ско­го до Кре­ста на Горе Гол­го­фе; искус­ней­ший образ­чик Меха­ни­че­ских фигур, Достой­ный Вни­ма­ния Любо­пыт­ству­ю­щих». Имен­но тогда пре­ста­ре­лая индей­ская чета, раз­бу­жен­ная шумом, кото­рый про­из­вел отпря­нув­ший от окна испу­ган­ный согля­да­тай, спу­сти­ла на него собак. После это­го слу­чая в доме боль­ше не было слыш­но раз­го­во­ров, из чего Виден и Смит сде­ла­ли вывод, что Карвен пере­ме­стил свои опы­ты в под­зе­ме­лье.

На то, что подоб­ное под­зе­ме­лье дей­стви­тель­но суще­ству­ет, ука­зы­ва­ло мно­гое. Сла­бые кри­ки и сто­ны вре­мя от вре­ме­ни слы­ша­лись, каза­лось, из сплош­ной ска­лы в местах, где не было ника­ких стро­е­ний; кро­ме того, в кустах на кру­том реч­ном бере­гу в долине Потак­се­та была обна­ру­же­на дверь из проч­но­го оре­хо­во­го дере­ва, имев­шая вид низ­кой арки и окру­жен­ная солид­ной камен­ной клад­кой, – оче­вид­но, вход в под­зе­ме­лье внут­ри хол­ма. Виден не мог ска­зать, когда и как были постро­е­ны эти ката­ком­бы, но заме­тил, что рабо­чих сюда очень лег­ко доста­вить по реке. Поис­ти­не, Джо­зеф Карвен нахо­дил самое раз­но­об­раз­ное при­ме­не­ние сво­ей собран­ной со все­го све­та раз­но­шерст­ной коман­де! Во вре­мя затяж­ных дождей вес­ной 1769 года оба при­я­те­ля не сво­ди­ли глаз с кру­то­го скло­на на бере­гу реки, наде­ясь, что на свет божий вый­дут какие-нибудь тай­ны под­зе­ме­лий, и были воз­на­граж­де­ны, ибо пото­ки дож­де­вой воды вынес­ли в глу­бо­кие про­мо­и­ны на ска­лах огром­ное коли­че­ство костей, при­над­ле­жа­щих как живот­ным, так и людям. Конеч­но, мож­но было най­ти есте­ствен­ные объ­яс­не­ния это­му ведь они нахо­ди­лись вбли­зи фер­мы, в местах, где на каж­дом шагу встре­ча­лись забро­шен­ные индей­ские клад­би­ща, но у Виде­на и Сми­та было на сей счет соб­ствен­ное мне­ние. В янва­ре 1770 года, когда Виден и Смит без­успеш­но пыта­лись решить, что им пред­при­нять – если вооб­ще мож­но было что-нибудь пред­при­нять, опи­ра­ясь на такие раз­роз­нен­ные и неяс­ные дан­ные, – про­изо­шел инци­дент с кораб­лем «Фор­та­ле­за». Обо­злен­ный под­жо­гом тамо­жен­но­го шлю­па «Либер­ти» в Нью­пор­те про­шлым летом, адми­рал Вел­лес, коман­ду­ю­щий все­ми погра­нич­ны­ми суда­ми, про­яв­лял уси­лен­ную бди­тель­ность по отно­ше­нию к ино­стран­ным судам; по это­му слу­чаю воен­ная шху­на его вели­че­ства «Лебедь» под коман­до­ва­ни­ем капи­та­на Чарль­за Лес­ли одна­жды ран­ним утром после недол­го­го пре­сле­до­ва­ния захва­ти­ла суд­но «Фор­та­ле­за», при­пи­сан­ное к горо­ду Бар­се­ло­на в Испа­нии, кото­рое вел капи­тан Ману­эль Арру­да.

«Фор­та­ле­за», соглас­но судо­во­му жур­на­лу, сле­до­ва­ла из Каи­ра в Про­ви­денс. Во вре­мя обыс­ка кораб­ля в поис­ках кон­тра­бан­ды обна­ру­жил­ся уди­ви­тель­ный факт: его груз состо­ял исклю­чи­тель­но из еги­пет­ских мумий, а полу­ча­те­лем чис­лил­ся некий «Капи­тан А.В.С.», кото­рый дол­жен был пере­гру­зить эти мумии на лих­тер у Нен­квит-Пойнт. Капи­тан Арру­да умол­чал о под­лин­ном име­ни полу­ча­те­ля, счи­тая вопро­сом чести соблю­де­ние дан­ной им клят­вы. Вице-адми­рал­тей­ство Нью­пор­та не зна­ло, как посту­пить, вви­ду того что груз не пред­став­лял собой кон­тра­бан­ду, но, с дру­гой сто­ро­ны, «Фор­та­ле­за» вошла в бух­ту тай­но, не соблю­дая закон­ной про­це­ду­ры. Нако­нец, по сове­ту кон­тро­ле­ра Робин­со­на, был най­ден ком­про­мисс: суд­но осво­бо­ди­ли, но запре­ти­ли ему вхо­дить в воды Род-Айлен­да. Впо­след­ствии ходи­ли слу­хи, что испан­ский корабль виде­ли в бостон­ской гава­ни, хотя он и не полу­чал раз­ре­ше­ния вой­ти в порт.

Этот необыч­ный инци­дент не пре­ми­нул вызвать ожив­лен­ные раз­го­во­ры в Про­ви­ден­се, и мало кто сомне­вал­ся в суще­ство­ва­нии свя­зи меж­ду таин­ствен­ным гру­зом и зло­ве­щей фигу­рой Джо­зе­фа Карве­на. Все зна­ли о его необыч­ных опы­тах и об экзо­ти­че­ских суб­стан­ци­ях, кото­рые он выпи­сы­вал ото­всю­ду; все подо­зре­ва­ли его в при­стра­стии к посе­ще­нию клад­бищ; не надо было обла­дать осо­бен­но живым вооб­ра­же­ни­ем, что­бы свя­зать его имя с отвра­ти­тель­ным гру­зом, кото­рый не мог быть пред­на­зна­чен ни для кого в Про­ви­ден­се, кро­ме него. Дога­ды­ва­ясь, что о нем гово­рят, Карвен несколь­ко раз как бы слу­чай­но упо­ми­нал об осо­бой хими­че­ской цен­но­сти баль­за­ма, нахо­ди­мо­го в муми­ях, оче­вид­но пола­гая, что может пред­ста­вить все это пред­при­я­тие как не столь уж неесте­ствен­ное, но впря­мую никак не при­зна­вая сво­ей при­част­но­сти к нему. Виден и Смит, конеч­но, не пита­ли ника­ких сомне­ний отно­си­тель­но пред­на­зна­че­ния мумий, выска­зы­вая самые неве­ро­ят­ные тео­рии каса­тель­но само­го Карве­на и его чудо­вищ­ных заня­тий. Сле­ду­ю­щей вес­ной, как и год назад, про­шли силь­ные дожди, и оба при­я­те­ля про­дол­жа­ли вни­ма­тель­но наблю­дать за бере­гом реки близ фер­мы Карве­на. Смы­ло боль­шие кус­ки бере­го­во­го скло­на, обна­жи­лись новые зале­жи костей, но по-преж­не­му каких-либо сле­дов под­зем­ных поме­ще­ний или про­хо­дов не было. Одна­ко в селе­нии Потак­сет, рас­по­ло­жен­ном милей ниже по реке, там, где она пре­одо­ле­ва­ет ска­ли­стые поро­ги и затем раз­ли­ва­ет­ся в широ­кую гладь, рас­про­стра­ни­лись стран­ные слу­хи. Здесь, где затей­ли­вые ста­рин­ные построй­ки слов­но напе­ре­гон­ки взби­ра­лись на вер­ши­ну хол­ма от дере­вян­но­го мости­ка, а в сон­ных доках сто­я­ли рыба­чьи шлю­пы, люди рас­ска­зы­ва­ли о страш­ных пред­ме­тах, плы­ву­щих вниз по тече­нию, кото­рые мож­но было уви­деть яснее в тот миг, когда они ска­ты­ва­лись по поро­гам. Конеч­но, Потак­сет – боль­шая река, про­хо­дя­щая по несколь­ким насе­лен­ным рай­о­нам, где нема­ло клад­бищ, а весен­ние дожди в этом году были необы­чай­но обиль­ны; но удив­ших у моста рыба­ков при­вел в смя­те­ние сви­ре­пый взгляд, кото­рым, как им пока­за­лось, оки­ну­ло их непо­нят­ное суще­ство, про­мчав­ше­е­ся мимо к спо­кой­но­му вод­но­му зер­ка­лу, рас­сти­лав­ше­му­ся ниже моста, а так­же при­глу­шен­ный крик, кото­рый изда­ло дру­гое стран­ное суще­ство, почти пол­но­стью раз­ло­жив­ше­е­ся. Эти слу­хи немед­лен­но при­ве­ли Сми­та (Виден тогда нахо­дил­ся в пла­ва­нии) к бере­гу Потак­се­та вбли­зи фер­мы, где веро­ят­нее все­го мож­но было най­ти сле­ды зем­ля­ных работ. Одна­ко в кру­том склоне не обна­ру­жи­лось и наме­ка на какой-либо тун­нель: поло­во­дье нагро­моз­ди­ло здесь целую сте­ну зем­ли и вырван­но­го с кор­ня­ми кустар­ни­ка. Смит при­нял­ся было рыть науда­чу, но вско­ре отка­зал­ся от этой затеи, имея мало надежд на успех, а может быть, под­со­зна­тель­но опа­са­ясь это­го успе­ха. Неиз­вест­но, как бы на его месте посту­пил упря­мый и мсти­тель­ный Виден, если бы в то вре­мя он не был в пла­ва­нии.

4

Осе­нью 1770 года Виден решил, что при­шло нако­нец вре­мя рас­ска­зать о резуль­та­те сво­их наблю­де­ний. Ему было необ­хо­ди­мо свя­зать воеди­но мно­же­ство фак­тов, и он нуж­дал­ся в сви­де­те­ле, кото­рый мог бы опро­верг­нуть обви­не­ние в том, что все это – измыш­ле­ния, порож­ден­ные рев­но­стью и жаж­дой мести. Сво­им глав­ным пове­рен­ным он избрал капи­та­на Джейм­са Мэтью­со­на, коман­ди­ра «Энтер­прай­за», кото­рый, с одной сто­ро­ны, знал его доста­точ­но хоро­шо, что­бы не сомне­вать­ся в его прав­ди­во­сти, а с дру­гой – был доста­точ­но ува­жа­е­мым лицом в горо­де. Бесе­да Виде­на с капи­та­ном состо­я­лась в ком­на­те на верх­нем эта­же тавер­ны «Саби­на», что близ доков; там же при­сут­ство­вал Смит, под­твер­див­ший все заяв­ле­ния Виде­на. Рас­сказ про­из­вел огром­ное впе­чат­ле­ние на капи­та­на Мэтью­со­на, кото­рый, как мно­гие жите­ли Про­ви­ден­са, питал глу­бо­кие подо­зре­ния отно­си­тель­но Джо­зе­фа Карве­на. Таким обра­зом, пона­до­би­лось лишь при­ве­сти несколь­ко фак­тов, что­бы пол­но­стью его убе­дить. Под конец бесе­ды он стал мра­чен и заста­вил при­я­те­лей поклясть­ся в том, что они будут хра­нить пол­ное мол­ча­ние. Он ска­зал, что кон­фи­ден­ци­аль­но пере­даст полу­чен­ные све­де­ния несколь­ким самым обра­зо­ван­ным и вли­я­тель­ным граж­да­нам Про­ви­ден­са, выслу­ша­ет их мне­ние и в даль­ней­шем будет сооб­ра­зо­вы­вать с этим мне­ни­ем свои дей­ствия. Во вся­ком слу­чае, очень важ­но было дер­жать все в тайне, ибо это не такое дело, с кото­рым мог­ли бы спра­вить­ся город­ские кон­стеб­ли. И глав­ное, об этом не долж­на была знать лег­ко­воз­бу­ди­мая тол­па, ина­че мог­ло повто­рить­ся салем­ское безу­мие постиг­шее людей менее ста лет назад и выну­див­шее Карве­на бежать из Сале­ма в Про­ви­денс.

По мне­нию капи­та­на Мэтью­со­на, в тай­ну сле­до­ва­ло посвя­тить док­то­ра Бен­джа­ми­на Веста, чей труд об орби­те Вене­ры снис­кал ему сла­ву глу­бо­ко­го уче­но­го и мыс­ли­те­ля; пре­по­доб­но­го Джейм­са Мен­нин­га, пре­зи­ден­та кол­ле­джа, кото­рый недав­но при­е­хал из Уор­ре­на и вре­мен­но сни­мал квар­ти­ру на Кинг-стрит, ожи­дая завер­ше­ния отде­лоч­ных работ в зда­нии кол­ле­джа на хол­ме у Пре­сви­те­ри­ал-лейн; быв­ше­го губер­на­то­ра Сти­ве­на Хоп­кин­са, кото­рый был чле­ном фило­соф­ско­го обще­ства в Нью­пор­те и отли­чал­ся заме­ча­тель­ной широ­той взгля­дов; Джо­на Кар­те­ра, изда­те­ля мест­ной «Газетт»; всех четы­рех бра­тьев Бра­ун – Джо­на, Джо­зе­фа, Нико­ла­са и Мозе­са, мест­ных финан­со­вых маг­на­тов (при том что Джо­зеф про­яв­лял искрен­ний инте­рес к нау­ке); апте­ка­ря Джей­б­за Бове­на, боль­шо­го эру­ди­та, непо­сред­ствен­но зна­ко­мо­го со стран­ны­ми зака­за­ми Карве­на; и капер­ско­го капи­та­на Абра­ха­ма Виппла, чело­ве­ка фан­та­сти­че­ской энер­гии и храб­ро­сти, кото­ро­го про­чи­ли в руко­во­ди­те­ли на тот слу­чай, если при­дет­ся при­бег­нуть к актив­ным дей­стви­ям. Мис­сия капи­та­на Мэтью­со­на была выпол­не­на успеш­но сверх его соб­ствен­ных ожи­да­ний, ибо, хотя кое-кто из кон­фи­ден­тов отнес­ся доволь­но скеп­ти­че­ски к мрач­ным дета­лям в рас­ска­зе Виде­на, никто из них не сомне­вал­ся в необ­хо­ди­мо­сти при­нять тай­ные и хоро­шо про­ду­ман­ные меры. Было ясно, что Карвен пред­став­ля­ет потен­ци­аль­ную опас­ность для жиз­ни не толь­ко горо­да, но и всей коло­нии и дол­жен быть уни­что­жен любой ценой. В кон­це декаб­ря 1770 года груп­па ува­жа­е­мых горо­жан собра­лась в доме Сти­ве­на Хоп­кин­са и обсу­ди­ла пред­ва­ри­тель­ные дей­ствия. Были вни­ма­тель­но про­чи­та­ны запи­си Виде­на, кото­рые он пере­дал капи­та­ну Мэтью­со­ну; само­го Виде­на вме­сте со Сми­том при­гла­си­ли, что­бы засви­де­тель­ство­вать неко­то­рые дета­ли. К кон­цу встре­чи при­сут­ству­ю­щих охва­тил неяс­ный ужас, но его пере­си­ли­ла мрач­ная реши­мость, кото­рую луч­ше все­го выра­зил гро­мо­глас­ный и гру­бо­ва­тый капи­тан Виппл. Они не будут ста­вить в извест­ность губер­на­то­ра, заявил он, ибо, как пред­став­ля­ет­ся, закон­ные сред­ства здесь недо­ста­точ­ны. Имея в сво­ем рас­по­ря­же­нии тай­ные силы, о могу­ще­стве кото­рых у собрав­ших­ся не было пред­став­ле­ния, Карвен не отно­сил­ся к тем людям, кото­рых мож­но было про­сто-напро­сто изве­стить о том, что их при­сут­ствие в горо­де неже­ла­тель­но. Он мог при­нять ответ­ные меры; но даже если этот страш­ный чело­век согла­сил­ся бы уехать, это озна­ча­ло бы все­го лишь пере­не­се­ние на дру­гих бре­ме­ни его тягост­но­го при­сут­ствия. Вре­ме­на тогда были без­за­кон­ные, и люди, кото­рые дол­гие годы слу­жи­ли на коро­лев­ских тамо­жен­ных судах, не оста­но­ви­лись бы ни перед каки­ми жесто­ко­стя­ми, если того тре­бо­вал долг. Карве­на нуж­но было застать врас­плох в Потак­се­те, отпра­вив на его фер­му боль­шой отряд испы­тан­ных в сра­же­ни­ях моря­ков, и заста­вить нако­нец дать исчер­пы­ва­ю­щие объ­яс­не­ния. Если ока­жет­ся, что он – безу­мец, забав­ля­ю­щий­ся кри­ка­ми и вооб­ра­жа­е­мы­ми раз­го­во­ра­ми на раз­ные голо­са, его сле­ду­ет отпра­вить в при­ют для душев­но­боль­ных. Если же здесь кро­ет­ся что-нибудь поху­же, если дей­стви­тель­но суще­ству­ют ужас­ные под­зе­ме­лья, то он и все, нахо­дя­щи­е­ся в его доме, долж­ны уме­реть. Это мож­но сде­лать без лиш­не­го шума, и даже супру­га Карве­на и его тесть не долж­ны узнать, поче­му и как все про­изо­шло.

Пока обсуж­да­лись эти серьез­ные меры, в горо­де про­изо­шел слу­чай, настоль­ко дикий и необъ­яс­ни­мый, что в тече­ние несколь­ких дней во всей окру­ге толь­ко о нем и суда­чи­ли. В глу­хой час лун­ной январ­ской ночи, когда зем­ля была покры­та глу­бо­ким сне­гом, послы­ша­лись ужа­са­ю­щие кри­ки, кото­рые раз­да­ва­лись сна­ча­ла со сто­ро­ны реки, а затем выше по скло­ну хол­ма. Во мно­гих окнах пока­за­лись голо­вы раз­бу­жен­ных горо­жан; люди, жив­шие вокруг Вей­бос­сет-Пойнт, виде­ли, как что-то белое лихо­ра­доч­но барах­та­лось в ледя­ной воде перед гряз­ной пло­ща­дью у тавер­ны «Голо­ва тур­ка». Вда­ли гром­ко лая­ли соба­ки, но этот лай умолк, когда до них доле­тел шум на ули­цах раз­бу­жен­но­го горо­да. Груп­пы людей с фона­ря­ми и заря­жен­ны­ми муш­ке­та­ми выбе­га­ли из домов посмот­реть, что про­ис­хо­дит, но их поис­ки не увен­ча­лись успе­хом. Одна­ко на сле­ду­ю­щее утро в ледя­ных зато­рах у южных опор Боль­шо­го моста, меж­ду Длин­ным доком и вин­ным заво­дом Эббо­та, было най­де­но обна­жен­ное тело огром­но­го муску­ли­сто­го муж­чи­ны, и это ста­ло темой бес­ко­неч­ных дога­док и пере­су­дов. Шеп­та­лась не столь­ко моло­дежь, сколь­ко люди стар­ше­го поко­ле­ния, пото­му что замерз­шее лицо с выпу­чен­ны­ми от ужа­са гла­за­ми про­бу­ди­ло у город­ских пат­ри­ар­хов вос­по­ми­на­ния. Ста­ри­ки, дро­жа от стра­ха, обме­ни­ва­лись недо­умен­ны­ми репли­ка­ми, ибо в застыв­ших иска­жен­ных чер­тах уга­ды­ва­лось сход­ство хотя это было совер­шен­но неве­ро­ят­но – с чело­ве­ком, кото­рый умер доб­рых пять­де­сят лет назад!

Эзра Виден был сре­ди тех, кто обна­ру­жил тело; он при­пом­нил, как беше­но лая­ли соба­ки про­шлой ночью в домах вдоль Вей­бос­сет-стрит и за мостом у доков, отку­да исхо­ди­ли кри­ки. Он слов­но ожи­дал чего-то необыч­но­го и поэто­му не уди­вил­ся, уви­дев сле­ды на сне­гу в том месте, где кон­чал­ся жилой рай­он и ули­ца пере­хо­ди­ла в доро­гу на Потак­сет. Обна­жен­но­го гиган­та пре­сле­до­ва­ли соба­ки и несколь­ко чело­век, обу­тых в сапо­ги; мож­но было так­же заме­тить сле­ды воз­вра­ща­ю­щих­ся собак и их хозя­ев. Види­мо, они отка­за­лись от пре­сле­до­ва­ния, не желая слиш­ком при­бли­жать­ся к горо­ду. Виден зло­ве­ще улыб­нул­ся и, желая дове­сти дело до кон­ца, про­шел по этим сле­дам до места, отку­да они начи­на­лись. Как он и думал, это была потак­сет­ская фер­ма Джо­зе­фа Карве­на. Эзра мно­го дал бы за то, что­бы двор перед домом не был так силь­но истоп­тан. Одна­ко он не хотел рыс­кать у фер­мы сре­ди бела дня, пока­зы­вая свою заин­те­ре­со­ван­ность. Док­тор Бовен, кото­ро­му Виден пото­ро­пил­ся доло­жить об уви­ден­ном, вскрыл стран­ный труп и обна­ру­жил ано­ма­лии, поста­вив­шие его в тупик. Орга­ны пище­ва­ре­ния гиган­та нахо­ди­лись в зача­точ­ном состо­я­нии – желу­док и кишеч­ник выгля­де­ли так, буд­то он ни разу не ел, кожа име­ла вид гру­бой и в то же вре­мя рых­лой дерю­ги – явле­ние, кото­рое док­тор никак не мог объ­яс­нить. Нахо­дясь под впе­чат­ле­ни­ем слу­хов, рас­пус­ка­е­мых ста­ри­ка­ми, о том, что труп как две кап­ли воды похож на дав­но умер­ше­го куз­не­ца Дэни­е­ла Гри­на, чей пра­внук, Аарон Хоппин, был супер­кар­го на одном из кораб­лей, при­над­ле­жа­щих Карве­ну, Виден, слов­но меж­ду про­чим, при­нял­ся рас­спра­ши­вать людей, где был похо­ро­нен Грин. Той же ночью груп­па из пяти чело­век отпра­ви­лась на забро­шен­ное Север­ное клад­би­ще, что напро­тив Хер­рен­ден-лейн, и рас­ко­па­ла моги­лу. Как они и ожи­да­ли, моги­ла была пуста. Меж­ду тем всех поч­та­льо­нов горо­да попро­си­ли задер­жи­вать кор­ре­спон­ден­цию, адре­со­ван­ную Джо­зе­фу Карве­ну. Неза­дол­го до того, как было най­де­но обна­жен­ное тело неиз­вест­но­го, капи­та­ну Мэтью­со­ну доста­ви­ли послан­ное Карве­ну пись­мо из Сале­ма от неко­е­го Дже­де­дии Орна, кото­рое заста­ви­ло при­за­ду­мать­ся всех, кто участ­во­вал в заго­во­ре­про­тив Карве­на. Вот часть это­го пись­ма, пере­пи­сан­ная и хра­нив­ша­я­ся в част­ном семей­ном архи­ве, где ее нашел Чарльз Вард:

Мне достав­ля­ет изряд­ное удо­воль­ствие изве­стие, что Вы про­дол­жа­е­те свои шту­дии Древ­них Мате­рий извест­ным Вам спо­со­бом; и я пола­гаю, что Мистер Хат­чин­сон в горо­де нашем Сале­ме добил­ся, увы, не боль­ших успе­хов. Разу­ме­ет­ся, ниче­го, кро­ме ожив­шей Мон­стру­оз­но­сти, не вышло, когда Хат­чин­сон вос­со­здал Целое из того, что сумел собрать лишь в малой части. То, что Вы посла­ли, не возы­ме­ло нуж­но­го Дей­ствия либо из-за того, что Неко­ей Вещи недо­ста­ва­ло, либо тай­ные Сло­ва я непра­виль­но про­из­нес, а Вы невер­но запи­са­ли. Без Вас обре­чен я на Неуда­чу. Я не обла­даю Ваши­ми зна­ни­я­ми в обла­сти мате­рий Хими­че­ских, дабы сле­до­вать ука­за­ни­ям Борел­лия, и не могу долж­ным обра­зом разо­брать­ся в Кни­ге VII «Некро­но­ми­ко­на», Вами реко­мен­до­ван­ной. Но хотел бы я, что­бы Вы при­пом­ни­ли, что было нам ска­за­но в отно­ше­нии соблю­де­ния Осто­рож­но­сти в том, кого мы вызы­вать ста­нем, ибо ведо­мо Вам, что запи­сал Мистер Мэзер в Мар­ги­на­ли­ях, и Вы може­те судить, насколь­ко вер­но сия Ужа­са­ю­щая вещь изло­же­на. Я вновь и вновь гово­рю Вам: не Вызы­вай­те Того, кого не смо­же­те под­чи­нить воле сво­ей. Под сими сло­ва­ми под­ра­зу­ме­ваю я Того, кто смо­жет в свою оче­редь при­звать про­тив Вас такие Силы, про­тив кото­рых ока­жут­ся бес­по­лез­ны Ваши самые мощ­ные инстру­мен­ты и закли­на­ния. Про­си Мень­ше­го, ибо Вели­кий может не поже­лать тебе Отве­тить, и в его вла­сти ока­жешь­ся не толь­ко ты, но и мно­го боль­шее. Я ужас­нул­ся, про­чи­тав, что Вам извест­но, что дер­жал Бен Зарист­нат­мик в Сун­ду­ке Чер­но­го Дере­ва, ибо дога­дал­ся, Кто ска­зал Вам об Этом. И сно­ва я обра­ща­юсь с прось­бой писать мне на имя Дже­де­дии, а не Сай­мо­на. В нашем Обще­стве чело­век не может жить так дол­го, как ему взду­ма­ет­ся, и Вам изве­стен мой замы­сел, соглас­но кото­ро­му я вер­нул­ся под видом соб­ствен­но­го Сына.

Я с Нетер­пе­ни­ем дожи­да­юсь, когда Вы позна­ко­ми­те меня с тем, что Чер­ный Чело­век узнал от Силь­ва­ну­са Коци­ди­у­са в Скле­пе под Рим­ской сте­ной, и буду чрез­вы­чай­но обя­зан Вам, если Вы при­шле­те мне на вре­мя Ману­скрипт, Вами упо­мя­ну­тый.

На мрач­ные мыс­ли наво­ди­ло и дру­гое, не под­пи­сан­ное пись­мо, отправ­лен­ное из Фила­дель­фии, в осо­бен­но­сти сле­ду­ю­щий отры­вок:

Я при­му во вни­ма­ние Вашу прось­бу отправ­лять Зака­зы толь­ко на Ваших судах, но не все­гда могу знать с точ­но­стью, когда ожи­дать их. В том, что каса­ет­ся упо­мя­ну­то­го Пред­ме­та, я тре­бую толь­ко еще одной вещи; но хочу удо­сто­ве­рить­ся, что понял Вас с пол­ною точ­но­стью. Вы ста­ви­те меня в извест­ность, что ни одна Часть уте­ря­на быть не долж­на, если мы жела­ем наи­луч­ше­го Эффек­та, но Вам, несо­мнен­но, извест­но, как труд­но быть в том уве­рен­ным. Будет изряд­ным Риском и непо­мер­ной Тяже­стью гру­зить Гроб цели­ком, в Горо­де же (то есть в церк­вах Свя­то­го Пет­ра, Свя­то­го Пав­ла, Свя­той Марии или в Собо­ре Иису­са Хри­ста) сие вооб­ще не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным. Но я знаю, чего недо­ста­ва­ло тем, кто был вос­со­здан в Октяб­ре, и сколь­ко живых Образ­цов Вы были вынуж­де­ны создать, преж­де чем нашли пра­виль­ную Мето­ду в 1766 году, и буду вер­ным после­до­ва­те­лем Вашим во всех сих Мате­ри­ях. С нетер­пе­ни­ем ожи­даю Ваше­го Бри­га, о коем еже­днев­но справ­ля­юсь на вер­фи мисте­ра Бид­д­ля.

Тре­тье подо­зри­тель­ное пись­мо было напи­са­но на незна­ко­мом язы­ке незна­ко­мы­ми бук­ва­ми. В днев­ни­ке Сми­та, най­ден­ном Чарль­зом Вар­дом, гру­бо ско­пи­ро­ва­на часто повто­ря­ю­ща­я­ся ком­би­на­ция букв; авто­ри­тет­ные уче­ные из Уни­вер­си­те­та Бра­у­на объ­яви­ли, что это амхар­ский (или абис­син­ский) алфавит,42 но сам текст рас­шиф­ро­вать не смог­ли. Ни одно из этих посла­ний не было достав­ле­но Карве­ну, а исчез­но­ве­ние из Сале­ма Дже­де­дии Орна при­мер­но в это же вре­мя пока­зы­ва­ет, что заго­вор­щи­ки из Про­ви­ден­са поти­хонь­ку нача­ли дей­ство­вать. Исто­ри­че­ское обще­ство в Пен­силь­ва­нии, руко­во­ди­мое док­то­ром Шип­пе­ном, полу­чи­ло пись­мо отно­си­тель­но при­сут­ствия в Фила­дель­фии неко­е­го опас­но­го субъ­ек­та. Одна­ко чув­ство­ва­лась необ­хо­ди­мость более реши­тель­ных дей­ствий, и груп­пы отваж­ных, не раз про­ве­рен­ных в деле моря­ков тай­но соби­ра­лись по ночам в вер­фях и скла­дах Бра­у­на. Мед­лен­но, но вер­но раз­ра­ба­ты­вал­ся план, кото­рый дол­жен был не оста­вить и сле­да от зло­ве­щих тайн Джо­зе­фа Карве­на.

Несмот­ря на при­ня­тые ими меры предо­сто­рож­но­сти, Карвен, каза­лось, чув­ство­вал, что про­тив него зре­ет заго­вор, про­яв­ляя преж­де несвой­ствен­ное ему бес­по­кой­ство. Его эки­паж посто­ян­но сно­вал меж­ду горо­дом и доро­гой на Потак­сет, и мало-пома­лу с него сошла мас­ка при­твор­ной весе­ло­сти, с помо­щью кото­рой он в послед­нее вре­мя пытал­ся бороть­ся со сло­жив­шим­ся про­тив него предубеж­де­ни­ем. Фен­не­ры, его бли­жай­шие сосе­ди, одна­жды ночью заме­ти­ли яркий луч све­та, выры­ва­ю­щий­ся из отвер­стия в кры­ше зага­доч­но­го камен­но­го зда­ния с высо­ки­ми узки­ми окна­ми; об этом про­ис­ше­ствии они немед­лен­но уве­до­ми­ли Джо­на Бра­у­на из Про­ви­ден­са. Мистер Бра­ун, руко­во­ди­тель тща­тель­но ото­бран­ной груп­пы, кото­рая долж­на была покон­чить с Карве­ном, сооб­щил Фен­не­рам, что вско­ре будут при­ня­ты реши­тель­ные меры. Он счел это необ­хо­ди­мым, ибо пони­мал, что от них будет невоз­мож­но скрыть дав­но гото­вя­щий­ся налет на фер­му. Пред­сто­я­щую опе­ра­цию он объ­яс­нил тем, что Карвен яко­бы являл­ся шпи­о­ном нью­порт­ских тамо­жен­ни­ков, к кото­рым пита­ли явную или тай­ную враж­ду все шки­пе­ры, куп­цы и фер­ме­ры в окру­ге Про­ви­денс. Неиз­вест­но, пове­ри­ли ли этой хит­ро­сти сосе­ди Карве­на, видев­шие на его фер­ме так мно­го стран­ных вещей. Впро­чем, Фен­не­ры были гото­вы при­пи­сать любые гре­хи это­му на ред­кость подо­зри­тель­но­му типу. Мистер Бра­ун пору­чил им наблю­дать за фер­мой и сооб­щать ему обо всем, что там про­ис­хо­дит.

5

Опа­се­ние, что Карвен о чем-то подо­зре­ва­ет и наме­ре­ва­ет­ся пред­при­нять нечто необыч­ное – дока­за­тель­ством тому был стран­ный ухо­дя­щий в небо луч све­та, – нако­нец уско­ри­ло акцию, столь тща­тель­но под­го­тов­лен­ную почтен­ны­ми горо­жа­на­ми. Как запи­са­но в днев­ни­ке Сми­та, око­ло сот­ни воору­жен­ных людей собра­лись в десять часов вече­ра в пят­ни­цу две­на­дца­то­го апре­ля 1771 года в боль­шом зале тавер­ны Тар­сто­на «Золо­той лев», что рас­по­ло­же­на на Вей­бос­сет-Пойнт, напро­тив моста. Из чис­ла вид­ных горо­жан поми­мо коман­ди­ра отря­да Джо­на Бра­у­на при­сут­ство­ва­ли: док­тор Бовен с набо­ром хирур­ги­че­ских инстру­мен­тов; пре­зи­дент Мен­нинг, на этот раз без сво­е­го зна­ме­ни­то­го пари­ка (само­го боль­шо­го в коло­нии), что все сра­зу заме­ти­ли; губер­на­тор Хоп­кинс, заку­тан­ный в тем­ный плащ и сопро­вож­да­е­мый сво­им бра­том Эйзой, опыт­ным море­хо­дом, кото­ро­го он посвя­тил в тай­ну в послед­ний момент с раз­ре­ше­ния осталь­ных; Джон Кар­тер; капи­тан Мэтью­сон и капи­тан Виппл – послед­ний и дол­жен был руко­во­дить напа­де­ни­ем на фер­му. Эти люди неко­то­рое вре­мя сове­ща­лись отдель­но в зад­ней ком­на­те, после чего капи­тан Виппл вышел в зал, что­бы еще раз напом­нить собрав­шим­ся моря­кам о взя­том ими обе­те мол­ча­ния и дать послед­ние ука­за­ния. Эле­азар Смит нахо­дил­ся с про­чи­ми руко­во­ди­те­ля­ми набе­га в зад­ней ком­на­те, ожи­дая при­бы­тия Эзры Виде­на, кото­рый дол­жен был сле­дить за Карве­ном и сооб­щить, когда его эки­паж выедет на фер­му.

При­мер­но в десять трид­цать на Боль­шом мосту раз­дал­ся шум, после чего звук колес эки­па­жа Карве­на донес­ся уже с ули­цы за мостом. В подоб­ный час не нуж­ны были горя­чие речи Виде­на, что­бы понять: обре­чен­ный ими на смерть чело­век собрал­ся в послед­ний путь для свер­ше­ния сво­е­го полу­ноч­но­го кол­дов­ства. Через мгно­ве­ние, когда уда­ля­ю­ща­я­ся коляс­ка чуть слыш­но про­гро­мы­ха­ла по мосту у Мад­ди Док, появил­ся Виден; люди мол­ча выстро­и­лись на ули­це перед тавер­ной, взва­лив на пле­чи крем­не­вые муш­ке­ты, охот­ни­чьи ружья и гар­пу­ны. Виден и Смит при­со­еди­ни­лись к воз­глав­лен­но­му капи­та­ном Вип­плом отря­ду; здесь же были капи­тан Эйза Хоп­кинс, Джон Кар­тер, пре­зи­дент Мен­нинг, капи­тан Мэтью­сон и док­тор Бовен; к один­на­дца­ти часам подо­шел Мозес Бра­ун, кото­рый не при­сут­ство­вал на послед­нем собра­нии в таверне. Все эти име­ни­тые горо­жане и сот­ня моря­ков, испол­нен­ные угрю­мой реши­мо­сти, без про­мед­ле­ния пусти­лись в дол­гий путь. Тре­вож­ное чув­ство все более овла­де­ва­ло ими по мере дви­же­ния мимо доков и далее в подъ­ем по Бро­уд-стрит, по направ­ле­нию к доро­ге на Потак­сет. Прой­дя цер­ковь Элде­ра Сноу, неко­то­рые моря­ки огля­ну­лись, что­бы бро­сить про­щаль­ный взгляд на Про­ви­денс, ули­цы и дома кото­ро­го рас­ки­ну­лись под весен­ним звезд­ным небом. Ман­сар­ды и ост­ро­ко­неч­ные кров­ли под­ни­ма­лись тем­ны­ми силу­эта­ми, сла­бый бриз доно­сил соле­ный запах моря со сто­ро­ны бух­ты, к севе­ру от моста. В реч­ных водах отра­жа­лась Вега, под­ни­ма­ясь над хол­мом, на гребне кото­ро­го выри­со­вы­ва­лись силу­эты дере­вьев и кры­ша неза­кон­чен­но­го зда­ния кол­ле­джа. У под­но­жия хол­ма и вдоль узких, под­ни­ма­ю­щих­ся по скло­ну дорог дре­мал ста­рый город – ста­рый доб­рый Про­ви­денс, во имя без­опас­но­сти и про­цве­та­ния кото­ро­го надо было сте­реть с лица зем­ли гнез­до чудо­вищ­ных и бого­про­тив­ных пре­ступ­ле­ний.

Через час с чет­вер­тью отряд, как было зара­нее услов­ле­но, при­был на фер­му Фен­не­ров, где люди услы­ша­ли послед­ние сооб­ще­ния, каса­ю­щи­е­ся наме­чен­ной ими жерт­вы. Карвен при­е­хал на свою фер­му око­ло полу­ча­са назад, и почти сра­зу же после его при­бы­тия из кров­ли камен­но­го зда­ния под­нял­ся в небо яркий луч, но в осталь­ных окнах не было све­та, как все­гда в послед­нее вре­мя. А вско­ре еще один луч вырвал­ся из верх­не­го эта­жа дома, устре­мив­шись к югу, и собрав­ши­е­ся поня­ли, что про­ис­хо­дит нечто ужас­ное и сверхъ­есте­ствен­ное.

Капи­тан Виппл раз­де­лил отряд на три части. Одна груп­па, состо­яв­шая из два­дца­ти чело­век, под коман­дой Эле­аза­ра Сми­та, долж­на была напра­вить­ся к мор­ско­му бере­гу, что­бы охра­нять место воз­мож­ной высад­ки вра­же­ско­го под­креп­ле­ния, и оста­вать­ся там до нача­ла реши­тель­ных дей­ствий. Вто­рой груп­пе, так­же состо­яв­шей из два­дца­ти чело­век, под нача­лом капи­та­на Эйзы Хоп­кин­са, над­ле­жа­ло про­красть­ся по реч­ной долине за фер­му Карве­на и раз­ру­шить топо­ра­ми или поро­хо­вым взры­вом проч­ную дверь на высо­ком кру­том бере­гу. Основ­ная груп­па долж­на была окру­жить дом и все служ­бы фер­мы. Треть этой послед­ней груп­пы капи­тан Мэтью­сон дол­жен был пове­сти к таин­ствен­но­му камен­но­му стро­е­нию с узки­ми окна­ми. Еще одна треть во гла­ве с капи­та­ном Вип­плом пред­на­зна­ча­лась для напа­де­ния на дом, а остав­ша­я­ся треть долж­на была нахо­дить­ся в резер­ве до сиг­на­ла.

Соглас­но это­му пла­ну груп­па, нахо­див­ша­я­ся на бере­гу реки, долж­на была штур­мо­вать дверь по свист­ку и захва­тить всех, кто появит­ся из под­зе­ме­лья. Услы­шав два свист­ка, груп­па долж­на была про­ник­нуть через дверь в само под­зе­ме­лье. Груп­па у камен­но­го стро­е­ния по тем же сиг­на­лам долж­на была вна­ча­ле взло­мать вход­ную дверь, а затем спу­стить­ся в под­зе­ме­лье и при­со­еди­нить­ся к напа­да­ю­щим со сво­ей сто­ро­ны. Послед­ний сиг­нал – три свист­ка – вызы­вал резерв­ные силы, охра­няв­шие под­ступ к фер­ме; часть из состав­ляв­ших их два­дца­ти чело­век долж­на была вой­ти в под­зем­ные поме­ще­ния через дом, а дру­гие – через камен­ное зда­ние. Капи­тан Виппл был абсо­лют­но уве­рен в суще­ство­ва­нии ката­комб и учи­ты­вал это при состав­ле­нии пла­на. У него был боц­ман­ский сви­сток, изда­вав­ший очень силь­ный и рез­кий звук, кото­рый было труд­но не услы­шать даже на при­лич­ном рас­сто­я­нии. Сиг­на­лы мог­ла про­пу­стить лишь груп­па на мор­ском бере­гу, и пото­му их пред­по­ла­га­лось про­дуб­ли­ро­вать, напра­вив туда гон­ца. Мозес Бра­ун и Джон Кар­тер отпра­ви­лись к реке вме­сте с капи­та­ном Хоп­кин­сом, а пре­зи­дент Мен­нинг дол­жен был оста­вать­ся с капи­та­ном Мэтью­со­ном у камен­но­го стро­е­ния. Док­тор Бовен и Эзра Виден нахо­ди­лись в груп­пе капи­та­на Виппла, кото­рая долж­на была начать штурм дома сра­зу, как толь­ко к капи­та­ну Вип­плу при­бу­дет гонец от капи­та­на Хоп­кин­са, сооб­щая о готов­но­сти его груп­пы. Тогда коман­дир отря­да подаст сиг­нал – один гром­кий сви­сток, и все они одно­вре­мен­но нач­нут штурм в трех местах. В час ночи с мину­та­ми все три груп­пы поки­ну­ли фер­му Фен­не­ра: одна напра­ви­лась к мор­ско­му бере­гу, вто­рая – в доли­ну реки, к веду­щей в под­зе­ме­лье две­ри, а тре­тья в свою оче­редь раз­де­ли­лась на две части и дви­ну­лась к фер­ме Карве­на.

Эле­азар Смит, сопро­вож­дав­ший бере­го­вую груп­пу, пишет в сво­ем днев­ни­ке, что при­бы­ли они к месту назна­че­ния без вся­ких про­ис­ше­ствий и дол­го жда­ли у кру­то­го скло­на, спус­ка­ю­ще­го­ся к бух­те. Один раз тиши­на была нару­ше­на неяс­ным зву­ком, напо­ми­на­ю­щим сиг­нал, вто­рой раз – сви­ре­пым ревом и кри­ка­ми, затем – взры­вом, про­ис­шед­шим, по всей веро­ят­но­сти, в том же месте. Поз­же одно­му из моря­ков пока­за­лось, что он слы­шит отда­лен­ные муш­кет­ные и ружей­ные выстре­лы, а еще через неко­то­рое вре­мя Смит почув­ство­вал, как все вокруг захо­ди­ло ходу­ном и воз­дух содрог­нул­ся от зву­ка таин­ствен­ных и страш­ных слов, про­из­не­сен­ных неве­до­мым гигант­ским суще­ством.

Толь­ко перед самым рас­све­том к ним в оди­ноч­ку добрал­ся гонец, изму­чен­ный, с дико блуж­да­ю­щим взгля­дом; одеж­да его исто­ча­ла ужа­са­ю­щее зло­во­ние. Он велел им без вся­ко­го шума рас­хо­дить­ся по домам и нико­гда не упо­ми­нать и даже не думать о делах этой ночи и о том, чье имя было Джо­зеф Карвен. Вид гон­ца был убе­ди­тель­нее вся­ких слов. Преж­де он слыл про­стым и чест­ным моря­ком, имев­шим мно­же­ство дру­зей, но с той ночи в нем про­изо­шла непо­нят­ная пере­ме­на: что-то как буд­то над­ло­ми­лось в его душе и он начал сто­ро­нить­ся людей. Ана­ло­гич­ные пере­ме­ны, как потом выяс­ни­лось, про­изо­шли и с дру­ги­ми участ­ни­ка­ми напа­де­ния, побы­вав­ши­ми в самом гнез­де неве­до­мых ужа­сов. Каж­дый из этих людей, каза­лось, утра­тил части­цу сво­е­го суще­ства, уви­дев и услы­шав нечто, не пред­на­зна­чен­ное для чело­ве­че­ских ушей и глаз, и не сумев это забыть. Они нико­гда ни о чем не рас­ска­зы­ва­ли, ибо инстинкт само­со­хра­не­ния – самый при­ми­тив­ный из чело­ве­че­ских инстинк­тов – застав­ля­ет чело­ве­ка оста­нав­ли­вать­ся перед страш­ным и неве­до­мым. Этот невы­ра­зи­мый страх пере­дал­ся людям из бере­го­вой груп­пы от един­ствен­но­го добрав­ше­го­ся до них гон­ца. Они так­же почти ниче­го не рас­ска­зы­ва­ли об этом деле; и днев­ник Эле­аза­ра Сми­та явля­ет­ся един­ствен­ной запи­сью, остав­шей­ся от ноч­но­го похо­да воору­жен­но­го отря­да, кото­рый высту­пил из тавер­ны «Золо­той лев» в ту весен­нюю звезд­ную ночь. Одна­ко Чарльз Вард нашел кос­вен­ные све­де­ния об этой экс­пе­ди­ции в пись­мах Фен­не­ров, обна­ру­жен­ных им в Нью-Лон­доне, где про­жи­ва­ла дру­гая ветвь это­го семей­ства. По всей веро­ят­но­сти, потак­сет­ские Фен­не­ры, из чье­го дома была вид­на обре­чен­ная фер­ма, заме­ти­ли, как туда шли груп­пы воору­жен­ных людей, и ясно слы­ша­ли беше­ный лай собак Карве­на, за кото­рым после­до­вал прон­зи­тель­ный сви­сток – сиг­нал к штур­му. После свист­ка из камен­но­го зда­ния во дво­ре фер­мы в небо вновь вырвал­ся яркий луч све­та, и сра­зу же раз­дал­ся вто­рой сиг­нал, зову­щий все груп­пы на при­ступ. Послы­ша­лась сла­бая рос­сыпь муш­кет­ных выстре­лов, почти заглу­шён­ная ужа­са­ю­щим воп­лем и ревом. Ника­ки­ми опи­са­ни­я­ми нель­зя пере­дать весь ужас этих зву­ков; по сло­вам Люка Фен­не­ра, его мать поте­ря­ла созна­ние, едва их услы­шав. Потом вопль повто­рил­ся немно­го тише, сопро­вож­да­е­мый глу­хи­ми выстре­ла­ми и оглу­ши­тель­ным взры­вом, раз­дав­шим­ся со сто­ро­ны реки. При­мер­но через час после это­го соба­ки ста­ли лаять уже с испу­гом, послы­шал­ся глу­хой под­зем­ный гул и пол в доме задро­жал так, что покач­ну­лись све­чи, сто­яв­шие на камин­ной дос­ке. Почув­ство­вал­ся силь­ный запах серы, и в это вре­мя отец Люка Фен­не­ра ска­зал, что слы­шал тре­тий сиг­нал, зову­щий на помощь, хотя дру­гие чле­ны семьи ниче­го не заме­ти­ли. Сно­ва про­зву­ча­ли зал­пы муш­ке­тов, сопро­вож­да­е­мые глу­хим гор­тан­ным кри­ком, не таким прон­зи­тель­ным, как преж­де, но еще более ужас­ным – он был чем-то вро­де злоб­но­го буль­ка­нья или каш­ля, так что назвать это звук кри­ком мож­но было лишь пото­му, что он про­дол­жал­ся бес­ко­неч­но дол­го и его было труд­нее выно­сить, чем любой самый гром­кий вопль.

Затем отту­да, где нахо­ди­лась фер­ма Карве­на, вне­зап­но вырва­лась огром­ная пыла­ю­щая фигу­ра и послы­ша­лись отча­ян­ные кри­ки пора­жен­ных стра­хом людей. Затре­ща­ли муш­ке­ты, и она упа­ла на зем­лю. Но за ней появил­ся вто­рой охва­чен­ный пла­ме­нем неяс­ный силу­эт. В оглу­ши­тель­ном шуме едва мож­но было раз­ли­чить чело­ве­че­ские голо­са. Фен­нер пишет, что он смог рас­слы­шать лишь несколь­ко слов, исторг­ну­тых ужа­сом в лихо­ра­доч­ной попыт­ке спа­се­ния: «Все­мо­гу­щий, защи­ти паст­ву твою!» После несколь­ких выстре­лов упа­ла и вто­рая горя­щая фигу­ра. Затем насту­пи­ла тиши­на, кото­рая дли­лась при­мер­но три чет­вер­ти часа. Нако­нец малень­кий Артур Фен­нер, млад­ший брат Люка, крик­нул, что он видит, как от про­кля­той фер­мы под­ни­ма­ет­ся к звез­дам «крас­ный туман». Это уви­дел толь­ко ребе­нок, но Люк отме­ча­ет мно­го­зна­чи­тель­ное сов­па­де­ние: в этот момент три кош­ки, нахо­див­ши­е­ся в ком­на­те, были охва­че­ны необъ­яс­ни­мым стра­хом – они выгну­лись гор­бом, и шерсть на их спи­нах под­ня­лась дыбом.

Через пять минут подул ледя­ной ветер, и воз­дух напол­нил­ся таким нестер­пи­мым зло­во­ни­ем, что толь­ко све­жий бриз не дал почув­ство­вать его груп­пе на мор­ском бере­гу или кому-то ино­му в селе­нии Потак­сет. Это зло­во­ние не было похо­же ни на один запах, кото­рый Фен­не­рам при­хо­ди­лось ощу­щать преж­де, и вызы­ва­ло какой-то лип­кий бес­фор­мен­ный страх, намно­го силь­нее того, что испы­ты­ва­ет чело­век, нахо­дясь на клад­би­ще у раз­вер­стой моги­лы. Вско­ре после это­го про­зву­чал зло­ве­щий голос, кото­рый нико­гда не суж­де­но забыть тому, кто имел несча­стье его услы­шать. Он про­гре­мел с неба, слов­но вест­ник гибе­ли, и, когда замер­ло его эхо, во всех окнах задро­жа­ли стек­ла. Голос был низ­ким и силь­ным, слов­но зву­ки орга­на, и зло­ве­щим, как тай­ные закли­на­ния в древ­них араб­ских кни­гах. Никто не мог ска­зать, какие сло­ва он про­из­нес, ибо гово­рил он на неве­до­мом язы­ке, но Люк Фен­нер попы­тал­ся запи­сать услы­шан­ное: «ДЕЕСМЕЕС ЙЕСХЕТ БОНЕ ДОСЕФЕ ДУВЕМА ЭНИТЕМОСС». До 1919 года ни одна душа не усмот­ре­ла свя­зи этой при­бли­зи­тель­ной запи­си с чем-либо извест­ным людям ранее, но Чарльз Вард покрыл­ся вне­зап­ной блед­но­стью, узнав сло­ва, кото­рые Мирандола43 опре­де­лил как самое страш­ное закли­на­ние, упо­треб­ля­е­мое в чер­ной магии. Это­му дья­воль­ско­му зову отве­тил целый хор отча­ян­ных кри­ков, без сомне­ния чело­ве­че­ских, кото­рые раз­да­лись со сто­ро­ны фер­мы Карве­на, после чего к зло­во­нию при­ме­шал­ся новый запах, такой же нестер­пи­мо едкий. Кри­кам сопут­ство­вал вой, то гром­кий, то зати­ха­ю­щий, слов­но пере­хва­чен­ный спаз­ма­ми. Ино­гда он ста­но­вил­ся почти чле­но­раз­дель­ным, хотя ни один из слу­ша­те­лей не мог разо­брать слов; ино­гда пере­хо­дил в страш­ный исте­ри­че­ский смех. Потом раз­дал­ся вопль ужа­са, крик леде­ня­ще­го безу­мия, вырвав­ший­ся из чело­ве­че­ских гло­ток, ясный и гром­кий, несмот­ря на то, что, веро­ят­но, исхо­дил из самых глу­бин под­зе­ме­лья, после чего воца­ри­лись тиши­на и пол­ный мрак. Клу­бы едко­го дыма под­ня­лись к небу, затме­вая звез­ды, хотя нигде не было вид­но огня и ни одна построй­ка на фер­ме Карве­на не была повре­жде­на, как выяс­ни­лось на сле­ду­ю­щее утро.

Неза­дол­го до рас­све­та двое людей в про­пи­тан­ной чудо­вищ­ным зло­во­ни­ем одеж­де посту­ча­лись к Фен­не­рам и попро­си­ли у них бочо­нок рома, очень щед­ро за него запла­тив. Один из них ска­зал Фен­не­рам, что с Джо­зе­фом Карве­ном покон­че­но и что им не сле­ду­ет ни в коем слу­чае упо­ми­нать о собы­ти­ях этой ночи. Как ни само­на­де­ян­но зву­чал при­каз, в нем было нечто, не поз­во­ляв­шее его ослу­шать­ся, слов­но он исхо­дил от какой-то выс­шей вла­сти; так что об уви­ден­ном и услы­шан­ном Фен­не­ра­ми в ту ночь рас­ска­зы­ва­ют лишь слу­чай­но уце­лев­шие пись­ма Люка, кото­рые он про­сил уни­что­жить по про­чте­нии. Толь­ко необя­за­тель­ность кон­нек­ти­кут­ско­го род­ствен­ни­ка, кото­ро­му писал Люк – ведь пись­ма в кон­це кон­цов уце­ле­ли, – сохра­ни­ла это собы­тие от все­ми жела­е­мо­го забве­ния. Чарльз Вард мог доба­вить одну деталь, добы­тую им после дол­гих рас­спро­сов жите­лей Потак­се­та об их пред­ках. Ста­рый Чарльз Сло­кум, всю жизнь про­жив­ший в этом селе­нии, сооб­щил о стран­ном слу­хе, пере­ска­зан­ном его дедуш­кой: буд­то бы в поле неда­ле­ко от селе­ния через неде­лю после того, как было объ­яв­ле­но о смер­ти Джо­зе­фа Карве­на, было най­де­но обуг­лив­ше­е­ся изуро­до­ван­ное тело. Раз­го­во­ры об этом дол­го не умол­ка­ли, пото­му что этот труп, прав­да, силь­но обго­рев­ший, не при­над­ле­жал ни чело­ве­ку, ни како­му-нибудь живот­но­му, зна­ко­мо­му жите­лям Потак­се­та или опи­сан­но­му в кни­гах.

6

Никто из участ­ни­ков ноч­но­го набе­га ниче­го о нем не рас­ска­зы­вал, и все подроб­но­сти, дошед­шие до нас, пере­да­ны людь­ми, при сем не при­сут­ство­вав­ши­ми. Пора­зи­тель­на тща­тель­ность, с кото­рой непо­сред­ствен­ные участ­ни­ки штур­ма избе­га­ли малей­ше­го упо­ми­на­ния об этом пред­ме­те. Восемь моря­ков были уби­ты, но, хотя их тела не были пере­да­ны семьям, те удо­воль­ство­ва­лись исто­ри­ей о стыч­ке с тамо­жен­ни­ка­ми. Так же были объ­яс­не­ны и мно­го­чис­лен­ные раны, тща­тель­но забин­то­ван­ные док­то­ром Джей­б­зом Бове­ном, кото­рый сопро­вож­дал отряд. Труд­нее все­го было объ­яс­нить стран­ный запах, кото­рым про­пи­та­лись все участ­ни­ки штур­ма, – об этом гово­ри­ли в горо­де несколь­ко недель. Из коман­ди­ров самые тяже­лые ране­ния полу­чи­ли капи­тан Виппл и Мозес Бра­ун. Пись­ма, отправ­лен­ные их жена­ми сво­им род­ствен­ни­кам, гово­рят о том, в каком отча­я­нии были эти жен­щи­ны, когда ране­ные реши­тель­но запре­ти­ли им при­ка­сать­ся к повяз­кам и менять их.

Участ­ни­ки напа­де­ния на фер­му Карве­на сра­зу как-то поста­ре­ли, ста­ли раз­дра­жи­тель­ны­ми и мрач­ны­ми. По сча­стью, все это были люди зака­лен­ные, при­вык­шие дей­ство­вать в самых тяже­лых усло­ви­ях, и при­том глу­бо­ко рели­ги­оз­ные, не при­зна­ю­щие ника­ких откло­не­ний от тра­ди­ци­он­ных поня­тий и норм. Умей они глуб­же заду­мы­вать­ся над пере­жи­тым и обла­дай более раз­ви­тым вооб­ра­же­ни­ем, они бы постра­да­ли куда боль­ше. Тяже­лее все­го при­шлось пре­зи­ден­ту Мен­нин­гу, но и он сумел пре­одо­леть мрач­ные вос­по­ми­на­ния, заглу­шая их молит­ва­ми. Каж­дый из этих выда­ю­щих­ся людей сыг­рал впо­след­ствии важ­ную роль. Не более чем через две­на­дцать меся­цев после это­го собы­тия капи­тан Виппл стал во гла­ве вос­став­шей тол­пы, кото­рая сожгла тамо­жен­ное суд­но «Гэс­пи», и в этом его поступ­ке мож­но усмот­реть жела­ние навсе­гда изба­вить­ся от ужас­ных обра­зов, отя­го­ща­ю­щих его память, сме­нив их дру­ги­ми вос­по­ми­на­ни­я­ми.

Вдо­ве Джо­зе­фа Карве­на ото­сла­ли запе­ча­тан­ный свин­цо­вый гроб стран­ной фор­мы, оче­вид­но най­ден­ный на фер­ме, где он был при­го­тов­лен на слу­чай необ­хо­ди­мо­сти; в нем, как ей ска­за­ли, нахо­ди­лось тело мужа. Ей объ­яви­ли, что он был убит в стыч­ке с тамо­жен­ни­ка­ми, подроб­но­стей кото­рой ей луч­ше не знать. Боль­ше никто ни сло­вом не обмол­вил­ся о кон­чине Джо­зе­фа Карве­на, и Чарльз Вард имел в сво­ем рас­по­ря­же­нии толь­ко неяс­ный намек, на кото­ром и постро­ил свою тео­рию. Это была лишь тон­кая нить – под­черк­ну­тый дро­жа­щей рукой отры­вок из кон­фис­ко­ван­но­го посла­ния Дже­де­дии Орна к Карве­ну, кото­рое было частич­но пере­пи­са­но почер­ком Эзры Виде­на. Копия была най­де­на у потом­ков Сми­та, и мож­но было лишь гадать, отдал ее Виден сво­е­му при­я­те­лю, когда все было кон­че­но, как объ­яс­не­ние слу­чив­ших­ся с ними чудо­вищ­ных вещей, либо, что было более веро­ят­но, пись­мо нахо­ди­лось у Сми­та еще до это­го и он под­черк­нул эти фра­зы соб­ствен­ной рукой. Вот какой отры­вок под­черк­нут в этом пись­ме:

Я вновь и вновь гово­рю Вам: не вызы­вай­те Того, кого не смо­же­те Поко­рить воле сво­ей. Под сими сло­ва­ми под­ра­зу­ме­ваю я Того, кто смо­жет в свою Оче­редь при­звать про­тив Вас такие силы, про­тив кото­рых бес­по­лез­ны ока­жут­ся Ваши самые силь­ные инстру­мен­ты и закли­на­ния. Про­си Мень­ше­го, ибо Вели­кий может не поже­лать тебе Отве­тить, и в его вла­сти ока­жешь­ся не толь­ко ты, но и мно­го боль­шее.

Раз­мыш­ляя о том, каких невы­ра­зи­мо ужас­ных союз­ни­ков мог вызвать сила­ми магии Карвен в мину­ту отча­я­ния, Чарльз Вард зада­вал себе вопрос, дей­стви­тель­но ли его пре­док пал от руки одно­го из граж­дан Про­ви­ден­са. Вли­я­тель­ные люди, руко­во­див­шие штур­мом фер­мы Карве­на, при­ло­жи­ли нема­ло уси­лий к тому, что­бы вся­кое упо­ми­на­ние о нем было стер­то из памя­ти людей и из анна­лов горо­да. Прав­да, пона­ча­лу они были не столь реши­тель­но настро­е­ны и не предъ­яв­ля­ли подоб­ных тре­бо­ва­ний вдо­ве погиб­ше­го, его тестю и доче­ри; но капи­тан Тил­лин­гест был чело­ве­ком про­ни­ца­тель­ным и ско­ро узнал доста­точ­но, что­бы ужас­нуть­ся и потре­бо­вать от сво­ей доче­ри воз­вра­ще­ния деви­чьей фами­лии. Он при­ка­зал сжечь все кни­ги покой­но­го и остав­ши­е­ся после него бума­ги и сте­реть над­пись с над­гро­бия на моги­ле сво­е­го зятя. Он был хоро­шо зна­ком с капи­та­ном Вип­плом и, веро­ят­но, смог узнать у это­го бра­во­го моря­ка боль­ше, чем кто-нибудь иной, о послед­них мину­тах кол­ду­на, заклей­мен­но­го веч­ным про­кля­ти­ем.

С того вре­ме­ни было стро­го запре­ще­но даже упо­ми­нать имя Карве­на и при­ка­за­но уни­что­жить все каса­ю­щи­е­ся его запи­си в город­ских архи­вах и замет­ки в мест­ной газе­те. Подоб­ные меры мож­но срав­нить раз­ве что с тща­тель­ным замал­чи­ва­ни­ем име­ни Оска­ра Уайль­да на про­тя­же­нии деся­ти лет после его осуж­де­ния или с печаль­ной судь­бой героя сказ­ки лор­да Дансени44 – коро­ля стра­ны Руна­зар, кото­ро­го боги лиши­ли не толь­ко суще­ство­ва­ния, но и про­шло­го, сде­лав так, что он вооб­ще не суще­ство­вал нико­гда. Мис­сис Тил­лин­гест, как ста­ла назы­вать­ся вдо­ва Карве­на после 1772 года, про­да­ла дом на Олни-Корт и жила вме­сте со сво­им отцом на Пау­эр-лейн до самой смер­ти, кото­рая после­до­ва­ла в 1817 году. Фер­ма в Потак­се­те, кото­рую все избе­га­ли, на удив­ле­ние быст­ро вет­ша­ла и раз­ру­ша­лась. К 1780 году там оста­ва­лись толь­ко камен­ные и кир­пич­ные зда­ния, а к 1800 году даже они пре­вра­ти­лись в гру­ду раз­ва­лин. Никто не осме­ли­вал­ся про­брать­ся через раз­рос­ший­ся кустар­ник на бере­гу реки, где мог­ла скры­вать­ся потай­ная дверь; никто даже не пытал­ся пред­ста­вить себе обсто­я­тель­ства, при кото­рых Джо­зе­фа Карве­на унес­ло из это­го мира нечто ужас­ное, им же самим и вызван­ное.

И толь­ко упря­мый капи­тан Виппл, по утвер­жде­нию неких обла­да­те­лей очень тон­ко­го слу­ха, вре­мя от вре­ме­ни бор­мо­тал себе под нос не совсем понят­ные сло­ва: «Чума его возь­ми… если уж вопишь, то не смей­ся… Этот про­кля­тый мер­за­вец напо­сле­док при­пря­тал самое сквер­ное… Кля­нусь честью, надо было спа­лить дотла его дом».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Поиск и воплощение

1

Как уже отме­ча­лось, Чарльз Вард толь­ко в 1918 году узнал, что Джо­зеф Карвен – один из его пред­ков. Вряд ли сто­ит удив­лять­ся тому, что он тот­час про­явил живей­ший инте­рес к исто­рии это­го таин­ствен­но­го чело­ве­ка, каж­дая подроб­ность жиз­ни кото­ро­го ста­ла для Чарль­за осо­бен­но важ­ной, ибо в нем самом тек­ла кровь Джо­зе­фа Карве­на. Да и вся­кий спе­ци­а­лист по гене­а­ло­гии, наде­лен­ный живым вооб­ра­же­ни­ем и пре­дан­ный сво­ей нау­ке, не пре­ми­нул бы в подоб­ном слу­чае начать систе­ма­ти­че­ский сбор дан­ных.

Свои пер­вые наход­ки он не пытал­ся дер­жать в тайне, так что док­тор Лай­ман даже коле­бал­ся, счи­тать ли нача­лом безу­мия моло­до­го чело­ве­ка момент, когда он узнал о сво­ем род­стве с Карве­ном, или отне­сти это вре­мя к 1919 году. Он обо всем рас­ска­зы­вал роди­те­лям (хотя мате­ри и не доста­ви­ло осо­бой радо­сти изве­стие, что сре­ди ее пред­ков был чело­век, подоб­ный Карве­ну) и работ­ни­кам мно­гих музеев и биб­лио­тек, кото­рые посе­щал. Обра­ща­ясь к вла­дель­цам част­ных архи­вов с прось­бой озна­ко­мить его с име­ю­щи­ми­ся в их рас­по­ря­же­нии запи­ся­ми, он не скры­вал сво­ей цели, раз­де­ляя их несколь­ко насмеш­ли­вое и скеп­ти­че­ское отно­ше­ние к авто­рам ста­рых днев­ни­ков и писем. При всем том он выка­зы­вал искрен­нее жела­ние узнать, что в дей­стви­тель­но­сти про­изо­шло пол­то­рас­та лет назад на той потак­сет­ской фер­ме, чье место­по­ло­же­ние он тщет­но ста­рал­ся отыс­кать, и кем, соб­ствен­но, был Джо­зеф Карвен.

Полу­чив в свое рас­по­ря­же­ние днев­ник и архив Сми­та и обна­ру­жив пись­мо от Дже­де­дии Орна, он решил посе­тить Салем, что­бы выяс­нить, как про­вел Карвен моло­дость и с кем был там свя­зан, что он и сде­лал во вре­мя пас­халь­ных кани­кул в 1919 году. В Эссексском инсти­ту­те, кото­рый был ему хоро­шо зна­ком по про­шлым визи­там в этот роман­ти­че­ский ста­рый город с вет­хи­ми англий­ски­ми фрон­то­на­ми и тес­ня­щи­ми­ся друг к дру­гу ост­ро­ко­неч­ны­ми кров­ля­ми, Чарльз был очень любез­но при­нят и нашел мно­же­ство дан­ных о пред­ме­те сво­е­го иссле­до­ва­ния. Он узнал, что его отда­лен­ный пре­док родил­ся в местеч­ке Салем-Вил­лидж, ныне Ден­ве­ре, в семи милях от горо­да, восем­на­дца­то­го фев­ра­ля (по ста­ро­му сти­лю) 1662 или 1663 года, что он удрал из дому в воз­расте пят­на­дца­ти лет, стал моря­ком, вер­нул­ся домой толь­ко через девять лет, при­об­ре­тя речь, одеж­ду и мане­ры англий­ско­го джентль­ме­на, и осел в Сале­ме. В ту пору он почти пре­кра­тил обще­ние с чле­на­ми сво­ей семьи, про­во­дя боль­шую часть вре­ме­ни за изу­че­ни­ем неви­дан­ных здесь преж­де книг, при­ве­зен­ных им из Евро­пы, и зани­ма­ясь хими­че­ски­ми опы­та­ми с веще­ства­ми, достав­лен­ны­ми из Англии, Фран­ции и Гол­лан­дии. Ино­гда он совер­шал экс­кур­сии по окрест­ным селе­ни­ям, что со вре­ме­нем нача­ло вызы­вать бес­по­кой­ство сре­ди мест­ных жите­лей, кото­рые свя­зы­ва­ли эти его похо­ды со слу­ха­ми о таин­ствен­ных кострах, пылав­ших по ночам на вер­ши­нах хол­мов.

Един­ствен­ны­ми близ­ки­ми дру­зья­ми Карве­на были некие Эдвард Хат­чин­сон из Салем-Вил­лидж и Сай­мон Орн из Сале­ма. Часто виде­ли, как он бесе­до­вал с эти­ми людь­ми о город­ских делах, и они неред­ко наве­ща­ли друг дру­га. Дом Хат­чин­со­на сто­ял почти в самом лесу и заслу­жил дур­ную репу­та­цию сре­ди при­хо­жан, ибо по ночам отту­да доно­си­лись стран­ные зву­ки. Гово­ри­ли, что к нему явля­ют­ся не совсем обыч­ные посе­ти­те­ли, а окна ком­нат часто све­тят­ся раз­ны­ми цве­та­ми. Боль­шие подо­зре­ния вызы­ва­ло и то, что он знал слиш­ком мно­го о дав­но умер­ших людях, о полу­за­бы­тых собы­ти­ях. Он исчез, когда нача­лась зна­ме­ни­тая салем­ская охо­та на ведьм, и более о нем никто не слы­шал. Тогда же из горо­да выехал и Джо­зеф Карвен, но в Сале­ме ско­ро узна­ли, что он обос­но­вал­ся в Про­ви­ден­се. Сай­мон Орн про­жил в Сале­ме до 1720 года, пока его слиш­ком моло­жа­вый вид, несмот­ря на почтен­ный воз­раст, стал при­вле­кать все­об­щее вни­ма­ние. Тогда он бес­след­но исчез, но трид­цать лет спу­стя в Салем при­е­хал его сын, похо­жий на него как две кап­ли воды, и предъ­явил свои пра­ва на наслед­ство. Его пре­тен­зии были удо­вле­тво­ре­ны, ибо он пред­ста­вил доку­мен­ты, напи­сан­ные хоро­шо всем извест­ным почер­ком Сай­мо­на Орна. Дже­де­дия Орн про­дол­жал жить в Сале­ме вплоть до 1771 года, когда пись­ма от ува­жа­е­мых граж­дан горо­да Про­ви­ден­са к пре­по­доб­но­му Тома­су Бер­нар­ду и неко­то­рым дру­гим при­ве­ли к тому, что Дже­де­дию без вся­ко­го шума отпра­ви­ли в края неве­до­мые.

Неко­то­рые доку­мен­ты, в кото­рых речь шла о весь­ма стран­ных вещах, Вард смог полу­чить в Эссексском инсти­ту­те, судеб­ном архи­ве и в запи­сях, хра­нив­ших­ся в рату­ше. Мно­гие из этих бумаг содер­жа­ли самые обыч­ные дан­ные – назва­ния земель­ных участ­ков, тор­го­вые сче­та и тому подоб­ное, но сре­ди них попа­да­лись и более инте­рес­ные све­де­ния. Вард нашел три или четы­ре бес­спор­ных ука­за­ния на то, что его непо­сред­ствен­но инте­ре­со­ва­ло. В запи­сях про­цес­сов о кол­дов­стве упо­ми­на­лось, что некая Хеп­зи­ба Лоусон деся­то­го июля 1692 года в суде Ойе­ра и Тер­ми­не­на при­сяг­ну­ла перед судьей Хетор­ном в том, что «сорок ведьм и Чер­ный Чело­век име­ли обык­но­ве­ние устра­и­вать шабаш в лесу за домом мисте­ра Хат­чин­со­на», а некая Эми­ти Хоу заяви­ла на судеб­ном засе­да­нии от вось­мо­го авгу­ста в при­сут­ствии судьи Дже­дни, что «в ту Ночь Дья­вол поме­тил сво­им Зна­ком Бри­джит С, Джо­на­та­на Э., Сай­мо­на О., Дели­ве­ренс В., Джо­зе­фа К., Сью­зен П., Мехи­тей­бл К. и Дебо­ру В.». Суще­ство­вал, кро­ме того, ката­лог книг с устра­ша­ю­щи­ми назва­ни­я­ми из биб­лио­те­ки Хат­чин­со­на, най­ден­ный после его исчез­но­ве­ния, и напи­сан­ный его почер­ком неза­кон­чен­ный зашиф­ро­ван­ный ману­скрипт, кото­рый никто не смог про­честь. Вард зака­зал фото­ко­пию этой руко­пи­си и сра­зу же после ее полу­че­ния стал зани­мать­ся рас­шиф­ров­кой. К кон­цу авгу­ста он начал рабо­тать над ней осо­бен­но интен­сив­но, почти не отры­ва­ясь, и впо­след­ствии из его слов и поступ­ков мож­но было сде­лать вывод, что в октяб­ре или нояб­ре он нако­нец нашел ключ к шиф­ру. Но юно­ша нико­гда пря­мо не гово­рил о том, уда­лось ли ему добить­ся успе­ха.

Еще более инте­рес­ным ока­зал­ся мате­ри­ал, каса­ю­щий­ся Орна. Вар­ду пона­до­би­лось очень немно­го вре­ме­ни, что­бы дока­зать, что Сай­мон Орн и тот, кто объ­явил себя его сыном, в дей­стви­тель­но­сти – одно и то же лицо. Как писал Орн при­я­те­лю, вряд ли было разум­но при его обсто­я­тель­ствах жить слиш­ком дол­го в Сале­ме, поэто­му он про­вел трид­цать лет за пре­де­ла­ми роди­ны и вер­нул­ся туда уже как пред­ста­ви­тель ново­го поко­ле­ния. Орн, соблю­дая все предо­сто­рож­но­сти, тща­тель­но уни­что­жил боль­шую часть сво­ей кор­ре­спон­ден­ции, но люди, кото­рые заня­лись его делом в 1771 году, сохра­ни­ли несколь­ко доку­мен­тов и писем, вызвав­ших их недо­уме­ние. Это были зага­доч­ные фор­му­лы и диа­грам­мы с над­пи­ся­ми, кото­рые были сде­ла­ны рукой Орна и дру­гим почер­ком и кото­рые Вард тща­тель­но пере­пи­сал или сфо­то­гра­фи­ро­вал, а так­же в выс­шей сте­пе­ни таин­ствен­ное пись­мо, напи­сан­ное рукой Джо­зе­фа Карве­на, что уда­лось выяс­нить при его сли­че­нии с неко­то­ры­ми уце­лев­ши­ми запи­ся­ми в город­ской кни­ге актов.

Это пись­мо было, оче­вид­но, состав­ле­но рань­ше кон­фис­ко­ван­но­го посла­ния Орна. По содер­жа­нию Вард уста­но­вил дату его напи­са­ния – не позд­нее 1750 или пер­вых меся­цев 1751 года. Небезын­те­рес­но при­ве­сти текст это­го пись­ма цели­ком как обра­зец сти­ля таин­ствен­но­го чело­ве­ка, вну­шав­ше­го страх совре­мен­ни­кам. К полу­ча­те­лю пись­ма Карвен обра­ща­ет­ся «Сай­мон», но это имя вез­де пере­черк­ну­то (Вард не смог опре­де­лить кем: Карве­ном или Орном).

Про­ви­денс, 1 мая.

Брат мой!

При­вет­ствую Вас, мой досто­ува­жа­е­мый ста­рин­ный друг, и да будет веч­но сла­вен Тот, кому мы слу­жи­ли, дабы овла­деть абсо­лют­ной вла­стью. Я толь­ко что узнал нечто, любо­пыт­ное так­же для Вас, каса­тель­но Гра­ни­цы Доз­во­лен­но­го и того, как посту­пать отно­си­тель­но это­го долж­но. Я не рас­по­ло­жен сле­до­вать при­ме­ру Ваше­му и поки­нуть город из-за сво­е­го воз­рас­та, ибо в Про­ви­ден­се, не в при­мер Мас­са­чу­сет­су, не отно­сят­ся с Нетер­пи­мо­стью к Вещам неиз­вест­ным и необыч­ным и не пре­да­ют людей Суду с подоб­ной Лег­ко­стью. Я свя­зан забо­та­ми о сво­их това­рах и тор­го­вых судах и не смог бы посту­пить так, как Вы, тем паче что фер­ма моя в Потак­се­те содер­жит в сво­их под­зе­ме­льях то, что Вам извест­но и что не будет ждать мое­го воз­вра­ще­ния под личи­ной Дру­го­го.

Но я готов к любым пре­врат­но­стям Фор­ту­ны, как уже гово­рил Вам, и дол­го раз­мыш­лял о путях к Воз­вра­ще­нию. Про­шлой Ночью я напал на Сло­ва, при­зы­ва­ю­щие ЙОГ-СОТОТА, и впер­вые узрел сей лик, о коем гово­рит Ибн-Шака­бак в сво­ей кни­ге. И Он ска­зал, что IX пса­лом Кни­ги Про­кля­то­го содер­жит Ключ. Когда Солн­це перей­дет в пятый Дом, а Сатурн ока­жет­ся в бла­го­при­ят­ном Поло­же­нии, начер­ти Пен­та­грам­му 45 Огня и три­жды про­из­не­си IX Стих. Повто­ряй сей Стих каж­дый раз в Страст­ную Пят­ни­цу 46 и в Канун Дня всех свя­тых, 47 и пред­мет сей заро­дит­ся во Внеш­них Сфе­рах.

И из Семе­ни Древ­не­го Пред­ка воз­ро­дит­ся Тот, кто загля­нет в Про­шлое, хоть и не ведая сво­их целей.

Но нель­зя Ниче­го ожи­дать от это­го, если не будет Наслед­ни­ка и если Соли или спо­соб изго­тов­ле­ния Солей будут еще не гото­вы. И здесь я дол­жен при­знать­ся, что не пред­при­нял доста­точ­но Шагов, дабы открыть Боль­ше. Про­цесс идет весь­ма туго и тре­бу­ет тако­го Коли­че­ства Спе­ций, что мне едва удаст­ся добыть доволь­но, несмот­ря на мно­же­ство моря­ков, завер­бо­ван­ных мною в Вест-Индии. Люди вокруг меня начи­на­ют про­яв­лять любо­пыт­ство, но я могу дер­жать их на долж­ном рас­сто­я­нии. Знат­ные хуже Про­сто­на­ро­дья, ибо вхо­дят во вся­кие мело­чи и более упор­ны в сво­их Дей­стви­ях, кро­ме того, их сло­ва поль­зу­ют­ся боль­шей верой. Этот Насто­я­тель и док­тор Мер­рит, как я опа­са­юсь, про­го­во­ри­лись кое о чем, но пока нет ника­кой Опас­но­сти. Хими­че­ские суб­стан­ции доста­вать нетруд­но, ибо в горо­де два хоро­ших апте­ка­ря – док­тор Бовен и Сент-Керью. Я выпол­няю инструк­ции Борел­лия и при­бе­гаю к помо­щи VII Кни­ги Абду­ла Алъ­хаз­ре­да. Я уде­лю вам долю из все­го, что мне удаст­ся полу­чить. А пока что не про­яв­ляй­те небре­же­ния в исполь­зо­ва­нии Слов, кото­рые я сооб­щил вам. Я пере­пи­сал их со всем тща­ни­ем, но, если вы пита­е­те Жела­ние уви­деть Его, при­ме­ни­те то, что запи­са­но на Кус­ке пер­га­мен­та, кото­рый я вло­жил в этот кон­верт. Посто­ян­но про­из­но­си­те Сти­хи из Псал­ма в Страст­ную Пят­ни­иу и в Канун Дня всех свя­тых, и, если ваш Род не пре­рвет­ся, через годы дол­жен явить­ся тот, кто огля­нет­ся в Про­шлое и исполь­зу­ет Соли или мате­ри­ал для изго­тов­ле­ния Солей, кото­рый вы ему оста­ви­ли. Смот­ри Кни­гу Иова, 14:14.

Я счаст­лив, что вы сно­ва в Сале­ме, и наде­юсь, что вско­ре смо­гу с вами сви­деть­ся. Я при­об­рел доб­ро­го коня и наме­ре­ва­юсь купить коляс­ку, бла­го в Про­ви­ден­се уже есть одна (док­то­ра Мер­ри­та), хотя доро­ги здесь пло­хи. Если вы рас­по­ло­же­ны к путе­ше­ствию, не минуй­те меня. Из Босто­на сади­тесь в поч­то­вую каре­ту через Дед­хем, Рен­тем и Эттл­бо­ро: в каж­дом из этих горо­дов име­ет­ся изряд­ная тавер­на. В Рен­те­ме оста­но­ви­тесь в таверне мисте­ра Бол­ко­ма, где посте­ли луч­ше, чем у Хет­ча, но ото­бе­дай­те у послед­не­го, где повар искус­нее. Повер­ни­те в Про­ви­денс у поро­гов Потак­се­та, затем сле­дуй­те по Доро­ге мимо тавер­ны Сайл­са. Мой Дом за Таун-стрит, напро­тив тавер­ны Эпе­не­ту­са Олни, к севе­ру от подво­рья Одни. Рас­сто­я­ние от Босто­на при­мер­но сорок четы­ре мили.

Сэр, оста­юсь вашим вер­ным дру­гом и покор­ным Слу­гой во имя Аль­мон­си­на-Мет­ра­то­на.

Джо­зе­фус К.

Мисте­ру Сай­мо­ну Орну, Вильямс-лейн, Салем.

Как ни стран­но, имен­но это пись­мо ука­за­ло Вар­ду точ­ное место­по­ло­же­ние дома Карве­на в Про­ви­ден­се; ни одна запись, най­ден­ная им до сих пор, не гово­ри­ла об этом с подоб­ной опре­де­лен­но­стью. Откры­тие было важ­ным вдвойне, ибо ука­зы­ва­ло на то, что новый дом Карве­на был постро­ен в 1761 году точ­но на месте ста­ро­го. Ныне это обвет­ша­лое зда­ние все еще сто­я­ло в Олни-Корт и было хоро­шо извест­но Вар­ду, кото­рый мно­го раз про­хо­дил мимо него во вре­мя сво­их ски­та­ний по Стем­перс-Хилл. Место это было не так уж дале­ко от его соб­ствен­но­го дома, сто­я­ще­го выше по скло­ну хол­ма. Там про­жи­ва­ла негри­тян­ская чета, кото­рую вре­мя от вре­ме­ни при­гла­ша­ли к Вар­дам для стир­ки, убор­ки и заго­тов­ки дров для печей. На юно­шу про­из­ве­ло огром­ное впе­чат­ле­ние най­ден­ное в дале­ком Сале­ме неожи­дан­ное дока­за­тель­ство зна­че­ния это­го фамиль­но­го гнез­да для исто­рии его соб­ствен­ной семьи, и он решил сра­зу же по воз­вра­ще­нии тща­тель­но осмот­реть дом. Самые таин­ствен­ные фра­зы пись­ма, кото­рые Чарльз счел свое­об­раз­ны­ми сим­во­ла­ми, в выс­шей сте­пе­ни заин­три­го­ва­ли его; и лег­кий холо­док стра­ха, сме­шан­но­го с любо­пыт­ством, охва­тил юно­шу, когда он при­пом­нил, что отры­вок из Биб­лии, отме­чен­ный как «Кни­га Иова, 14:14», был извест­ным сти­хом: «Когда умрет чело­век, то будет ли он опять жить? Во все дни опре­де­лен­но­го мне вре­ме­ни я ожи­дал бы, пока при­дет мне сме­на».

2

Моло­дой Вард при­е­хал домой в состо­я­нии при­ят­но­го воз­буж­де­ния, а сле­ду­ю­щую суб­бо­ту про­вел в дол­гом и уто­ми­тель­ном осмот­ре дома на Олни-Корт. Это ста­рое вет­хое зда­ние пред­став­ля­ло собой доволь­но скром­ный двух­этаж­ный особ­няк в коло­ни­аль­ном сти­ле: про­стая ост­ро­ко­неч­ная кры­ша, высо­кая дымо­вая тру­ба в самом цен­тре стро­е­ния, покры­тая вычур­ной резь­бой вход­ная дверь с полу­круг­лым над­двер­ным окош­ком, тре­уголь­ный фрон­тон и тон­кие колон­ны в дори­че­ском сти­ле. Внешне дом почти совсем не изме­нил­ся со вре­мен построй­ки, и Вард сра­зу почув­ство­вал, что нако­нец-то вплот­ную сопри­кос­нул­ся со зло­ве­щим объ­ек­том сво­е­го иссле­до­ва­ния.

Нынеш­ние оби­та­те­ли дома, упо­мя­ну­тая негри­тян­ская чета, были ему хоро­шо зна­ко­мы. Ста­рый Эйза и его туч­ная супру­га Хан­на очень любез­но пока­за­ли ему все внут­рен­нее убран­ство. Здесь ока­за­лось боль­ше пере­мен, чем мож­но было судить по внеш­не­му виду зда­ния, и Вард с сожа­ле­ни­ем отме­тил, что боль­шая часть мра­мор­ных урн, завит­ков, укра­шав­ших ками­ны, и дере­вян­ной резь­бы буфе­тов и стен­ных шка­фов про­па­ла, а мно­же­ство пре­крас­ных пане­лей и леп­ных укра­ше­ний отби­ты, изма­за­ны, покры­ты глу­бо­ким цара­пи­на­ми или закле­е­ны деше­вы­ми обо­я­ми. В общем, зре­ли­ще было не столь захва­ты­ва­ю­щим, как ожи­дал Вард, но по край­ней мере он испы­тал неко­то­рое вол­не­ние, стоя в сте­нах жили­ща одно­го из сво­их пред­ков – дома, слу­жив­ше­го при­ютом тако­му страш­но­му чело­ве­ку, как Джо­зеф Карвен. Мураш­ки про­бе­жа­ли по его спине, когда он заме­тил, что со ста­рин­но­го мед­но­го двер­но­го молот­ка тща­тель­но вытрав­ле­на моно­грам­ма преж­не­го вла­дель­ца.

С это­го момен­та и вплоть до окон­ча­ния учеб­но­го года Вард про­во­дил все сво­бод­ное вре­мя, иссле­дуя фото­ко­пию шиф­ро­ван­но­го ману­скрип­та Хат­чин­со­на и собран­ную инфор­ма­цию о Карвене. Шифр все еще не под­да­вал­ся раз­гад­ке, но зато из доку­мен­тов Вард извлек мно­го ново­го, най­дя ряд клю­чей к дру­гим источ­ни­кам, и нако­нец решил совер­шить путе­ше­ствие в Нью-Лон­дон и Нью-Йорк, что­бы позна­ко­мить­ся с неко­то­ры­ми ста­ры­ми пись­ма­ми, кото­рые, по его дан­ным, долж­ны были там нахо­дить­ся. Поезд­ка ока­за­лась успеш­ной: он нашел пись­ма Фен­не­ра с опи­са­ни­ем напа­де­ния на фер­му в Потак­се­те, а так­же посла­ния Най­тин­гейл-Тол­бо­та, отку­да узнал о порт­ре­те, напи­сан­ном на одной из пане­лей в биб­лио­те­ке Карве­на. Осо­бен­но заин­те­ре­со­ва­ло его упо­ми­на­ние о порт­ре­те: он мно­гое бы отдал, что­бы узнать, как выгля­дел Джо­зеф Карвен, и при­нял реше­ние еще раз осмот­реть дом на Олни-Корт в надеж­де най­ти хоть какой-нибудь след дав­но умер­ше­го чело­ве­ка под сло­ем облу­пив­шей­ся ста­ро­дав­ней крас­ки или полу­ис­тлев­ших обо­ев.

В нача­ле авгу­ста Вард пред­при­нял эти поис­ки, тща­тель­но осмат­ри­вая и ощу­пы­вая сте­ны каж­дой ком­на­ты, доста­точ­но про­стор­ной для того, что­бы слу­жить биб­лио­те­кой быв­ше­го вла­дель­ца дома. Осо­бое вни­ма­ние он обра­щал на пане­ли над сохра­нив­ши­ми­ся ками­на­ми и при­шел в неопи­су­е­мое вол­не­ние, когда при­мер­но через час обна­ру­жил обшир­ное про­стран­ство над камин­ной дос­кой в одной из ком­нат пер­во­го эта­жа, где поверх­ность пане­ли, с кото­рой он соскреб несколь­ко сло­ев крас­ки, была гораз­до тем­нее, чем обыч­ная дере­вян­ная обли­цов­ка. Еще несколь­ко осто­рож­ных дви­же­ний ост­рым перо­чин­ным ножом – и Вард убе­дил­ся, что нашел боль­шой порт­рет, напи­сан­ный мас­ля­ной крас­кой. Про­явив тер­пе­ние и выдерж­ку под­лин­но­го уче­но­го, юно­ша не риск­нул повре­дить порт­рет, сца­ра­пы­вая даль­ше крас­ку ножом в попыт­ке сра­зу же посмот­реть на обна­ру­жен­ную кар­ти­ну; вме­сто это­го он стал искать чело­ве­ка, кото­рый мог бы ока­зать ему ква­ли­фи­ци­ро­ван­ную помощь. Через три дня он вер­нул­ся с опыт­ным худож­ни­ком, мисте­ром Уол­те­ром Дуай­том, чья мастер­ская нахо­ди­лась у под­но­жия Кол­ледж-Хилл, и этот искус­ный рестав­ра­тор кар­тин тот­час при­нял­ся за рабо­ту, при­ме­няя свои испы­тан­ные мето­ды и соот­вет­ству­ю­щие хими­че­ские веще­ства. Ста­рый Эйза и его жена, несколь­ко встре­во­жен­ные визи­та­ми необыч­ных посе­ти­те­лей, были долж­ным обра­зом воз­на­граж­де­ны за при­чи­нен­ные им неудоб­ства.

Рабо­та худож­ни­ка про­дви­га­лась, и Чарльз Вард со все воз­рас­та­ю­щим инте­ре­сом сле­дил за тем, как на свет после дол­го­го забве­ния появ­ля­ют­ся все новые дета­ли порт­ре­та. Дуайт начал реста­ври­ро­вать сни­зу, и, посколь­ку порт­рет был в три чет­вер­ти нату­раль­ной вели­чи­ны, лицо появи­лось лишь спу­стя неко­то­рое вре­мя. Но уже вско­ре ста­ло замет­но, что на нем изоб­ра­жен худо­ща­вый муж­чи­на пра­виль­но­го сло­же­ния в тем­но-синем кам­зо­ле, выши­том жиле­те, корот­ких шта­нах из чер­но­го атла­са и белых шел­ко­вых чул­ках, сидя­щий в рез­ном крес­ле на фоне окна, за кото­рым вид­не­лись вер­фи и кораб­ли. Когда худож­ник рас­чи­стил верх­нюю часть порт­ре­та, Вард уви­дел акку­рат­ный парик и худо­ща­вое, спо­кой­ное, ничем не при­ме­ча­тель­ное лицо, кото­рое пока­за­лось зна­ко­мым как Чарль­зу, так и худож­ни­ку. И лишь потом, когда про­яс­ни­лись все дета­ли это­го глад­ко­го, блед­но­го лика, у рестав­ра­то­ра и у его заказ­чи­ка пере­хва­ти­ло дыха­ние от удив­ле­ния: с чув­ством, близ­ким к ужа­су, они поня­ли, какую зло­ве­щую шут­ку сыг­ра­ла здесь наслед­ствен­ность. Ибо когда послед­няя мас­ля­ная ван­на и послед­нее дви­же­ние лез­вия извлек­ли на свет божий лицо, скры­тое сто­ле­ти­я­ми, пора­жен­ный Чарльз Декс­тер Вард, чьи думы были посто­ян­но обра­ще­ны в про­шлое, узрел соб­ствен­ные чер­ты в обли­чье сво­е­го зло­ве­ще­го пра­пра­пра­де­да!

Вард при­вел роди­те­лей, что­бы те полю­бо­ва­лись на откры­тую им дико­ви­ну, и отец тот­час же решил при­об­ре­сти кар­ти­ну, хотя она и была выпол­не­на на вде­лан­ной в сте­ну пане­ли. Бро­сав­ше­е­ся в гла­за сход­ство с юно­шей, несмот­ря на то что изоб­ра­жен­ный на порт­ре­те чело­век смот­рел­ся несколь­ко стар­ше, каза­лось чудом; какая-то стран­ная игра при­ро­ды созда­ла точ­но­го двой­ни­ка Джо­зе­фа Карве­на через пол­то­ра сто­ле­тия. Мис­сис Вард совер­шен­но не похо­ди­ла на сво­е­го отда­лен­но­го пред­ка, хотя она мог­ла при­пом­нить несколь­ких род­ствен­ни­ков, кото­рые име­ли какие-то чер­ты, общие с ее сыном и дав­но умер­шим Карве­ном. Она не осо­бен­но обра­до­ва­лась наход­ке и ска­за­ла мужу, что порт­рет луч­ше было бы сжечь, чем при­во­зить домой. Она твер­ди­ла, что в порт­ре­те есть что-то оттал­ки­ва­ю­щее, он про­ти­вен ей и сам по себе, и осо­бен­но из-за необы­чай­но­го сход­ства с Чарль­зом. Одна­ко мистер Вард, прак­тич­ный и власт­ный биз­нес­мен, вла­де­лец мно­го­чис­лен­ных ткац­ких фаб­рик в Ривер-Пойн­те и долине Потак­се­та, не скло­нен был при­слу­ши­вать­ся к жен­ской бол­товне и пота­кать суе­ве­ри­ям. Порт­рет пора­зил его сход­ством с сыном, и он пола­гал, что юно­ша заслу­жи­ва­ет тако­го подар­ка. Не сто­ит и гово­рить, что Чарльз горя­чо под­дер­жал отца в его реше­нии. Через несколь­ко дней мистер Вард, най­дя вла­дель­ца дома и при­гла­сив юри­ста – малень­ко­го чело­веч­ка с кры­си­ным лицом и гор­тан­ным акцен­том, – купил весь камин вме­сте с верх­ней пане­лью, на кото­рой была напи­са­на кар­ти­на, за назна­чен­ную им самим нема­лую цену, назвав кото­рую он разом поло­жил конец тор­гу.

Оста­ва­лось лишь снять панель и пере­вез­ти ее в дом Вар­дов, где были сде­ла­ны при­го­тов­ле­ния для окон­ча­тель­ной рестав­ра­ции порт­ре­та и уста­нов­ки его в каби­не­те Чарль­за на тре­тьем эта­же, над элек­три­че­ским ками­ном. На Чарль­за воз­ло­жи­ли зада­чу наблю­дать за пере­воз­кой, и 28 авгу­ста он при­вел двух опыт­ных рабо­чих из отде­лоч­ной фир­мы Кру­ке­ра в дом на Олни-Корт, где камин и панель были очень осто­рож­но разо­бра­ны для погруз­ки в маши­ну, при­над­ле­жа­щую фир­ме. После это­го в стене остал­ся кусок откры­той кир­пич­ной клад­ки у нача­ла тру­бы; там моло­дой Вард заме­тил углуб­ле­ние вели­чи­ной око­ло квад­рат­но­го фута, кото­рое долж­но было нахо­дить­ся пря­мо за голо­вой порт­ре­та. Заин­те­ре­со­вав­шись, что мог­ло озна­чать или содер­жать это углуб­ле­ние, юно­ша подо­шел и загля­нул внутрь. Под тол­стым сло­ем пыли и сажи он нашел какие-то раз­роз­нен­ные пожел­тев­шие листы бума­ги, тол­стую тет­радь в гру­бой облож­ке и несколь­ко истлев­ших кус­ков тка­ни, в кото­рую, оче­вид­но, были завер­ну­ты эти доку­мен­ты. Вард сдул пыль и золу с бумаг, взял тет­радь и уви­дел над­пись на ее облож­ке, сде­лан­ную почер­ком, кото­рый он научил­ся хоро­шо раз­би­рать еще при рабо­те в Эссек­ском инсти­ту­те. Тет­радь была оза­глав­ле­на «Днев­ник и замет­ки Джо­зе­фа Карве­на, джентль­ме­на из Про­ви­ден­са, родив­ше­го­ся в Сале­ме».

Вард при­шел в неопи­су­е­мое вол­не­ние и пока­зал тет­радь рабо­чим, сто­яв­шим воз­ле него. Ныне они кля­нут­ся в под­лин­но­сти най­ден­ных бумаг, и док­тор Вил­лет пол­но­стью пола­га­ет­ся на их сло­ва, дока­зы­вая, что юно­ша в ту пору не был безум­ным, хотя в его пове­де­нии уже были замет­ны неко­то­рые стран­но­сти. Все дру­гие бума­ги так­же были напи­са­ны почер­ком Карве­на, и одна из них, может быть самая важ­ная, носи­ла мно­го­зна­чи­тель­ное назва­ние: «Тому, Кто При­дет Поз­же: Как Он Смо­жет Пре­одо­леть Вре­мя и Про­стран­ство Сфер». Дру­гая была напи­са­на шиф­ром – воз­мож­но, тем же, что и ману­скрипт Хат­чин­со­на, кото­рый Вард до сих пор не смог раз­га­дать. Тре­тья, к радо­сти моло­до­го иссле­до­ва­те­ля, судя по все­му, содер­жа­ла ключ к шиф­ру; а чет­вер­тая и пятая были адре­со­ва­ны соот­вет­ствен­но «Эдвар­ду Хат­чин­со­ну, эсквай­ру» и «Дже­де­дии Орну, эсквай­ру» либо их «Наслед­ни­ку или Наслед­ни­кам, а так­же Лицам, их Пред­став­ля­ю­щим». Шестая, и послед­няя, назы­ва­лась: «Джо­зеф Карвен, Его Жиз­не­опи­са­ние и Путе­ше­ствия; Где Он Побы­вал, Кого Видел и Что Узнал».

3

Сей­час мы под­хо­дим к тому пери­о­ду, с кото­ро­го, как утвер­жда­ют пси­хи­ат­ры кон­сер­ва­тив­ной шко­лы, нача­лось безу­мие Чарль­за Вар­да. Най­дя бума­ги сво­е­го пра­пра­пра­де­да, Чарльз сра­зу же про­смот­рел неко­то­рые места и, по всей веро­ят­но­сти, нашел что-то крайне инте­рес­ное. Но, пока­зы­вая рабо­чим заго­лов­ки, он ста­ра­тель­но при­кры­вал рукой сам текст и про­яв­лял бес­по­кой­ство, кото­рое едва ли мож­но было объ­яс­нить исто­ри­че­ской и гене­а­ло­ги­че­ской цен­но­стью наход­ки. Воз­вра­тив­шись домой, он сооб­щил эту новость с каким-то рас­се­ян­ным видом, не скры­вая необы­чай­ной важ­но­сти най­ден­ных доку­мен­тов, но при всем том явно не горя жела­ни­ем про­де­мон­стри­ро­вать их роди­те­лям. Он даже не упо­мя­нул их назва­ния, ска­зав толь­ко, что нашел кое-какие запи­си Карве­на, боль­шей частью зашиф­ро­ван­ные, кото­рые нуж­но тща­тель­но изу­чить, что­бы понять, о чем там гово­рит­ся. Вряд ли он пока­зал бы рабо­чим даже заго­лов­ки, если бы не их откро­вен­ное любо­пыт­ство. Во вся­ком слу­чае, он не желал про­яв­лять осо­бую скрыт­ность, кото­рая мог­ла бы вызвать подо­зре­ния роди­те­лей и заста­вить их спе­ци­аль­но обсуж­дать эту тему.

Всю ночь Чарльз Вард про­си­дел у себя в ком­на­те, читая най­ден­ные бума­ги, и с рас­све­том не пре­рвал сво­е­го заня­тия. Когда мать позва­ла его, что­бы узнать, что слу­чи­лось, он попро­сил при­не­сти зав­трак наверх. Днем он пока­зал­ся лишь на корот­кое вре­мя, когда при­шли рабо­чие уста­нав­ли­вать камин и порт­рет Карве­на в его каби­не­те. Сле­ду­ю­щую ночь юно­ша спал урыв­ка­ми, не раз­де­ва­ясь, так как про­дол­жал лихо­ра­доч­но бить­ся над раз­гад­кой шиф­ра, кото­рым был напи­сан ману­скрипт. Утром его мать уви­де­ла, что он рабо­та­ет над фото­ко­пи­ей Хат­чин­со­но­вой руко­пи­си, кото­рую рань­ше часто ей пока­зы­вал, но, когда она спро­си­ла, не может ли ему помочь ключ, дан­ный в бума­гах Карве­на, он отве­тил отри­ца­тель­но. Днем, оста­вив тру­ды, он, слов­но зача­ро­ван­ный, наблю­дал за рабо­чи­ми, завер­шав­ши­ми уста­нов­ку порт­ре­та в раме над хит­ро­ум­ным устрой­ством в камине, где бута­фор­ское брев­но весь­ма реа­ли­стич­но пыла­ло элек­три­че­ским огнем, и под­го­няв­ши­ми боко­вые пане­ли ками­на, что­бы они не осо­бен­но выби­ва­лись из обще­го оформ­ле­ния ком­на­ты. Перед­няя панель, на кото­рой был напи­сан порт­рет, была под­пи­ле­на и уста­нов­ле­на так, что поза­ди нее обра­зо­ва­лось что-то вро­де стен­но­го шка­фа. По завер­ше­нии работ Чарльз окон­ча­тель­но пере­се­лил­ся в каби­нет и рас­по­ло­жил­ся там, погля­ды­вая то на раз­ло­жен­ные перед ним бума­ги, то на порт­рет, кото­рый в свою оче­редь взи­рал на юно­шу подоб­но соста­рив­ше­му его облик зер­ка­лу, напо­ми­ная о про­шед­ших сто­ле­ти­ях. Роди­те­ли Чарль­за, раз­мыш­ляя позд­нее о пове­де­нии сына в тот пери­од, сооб­ща­ют инте­рес­ные дета­ли отно­си­тель­но его ста­ра­ний скрыть пред­мет сво­их иссле­до­ва­ний. В при­сут­ствии слуг он ред­ко пря­тал какой-либо из доку­мен­тов, кото­рый изу­чал, ибо совер­шен­но спра­вед­ли­во пред­по­ла­гал, что они все рав­но ниче­го не пой­мут в слож­ных и арха­ич­ных пись­ме­нах Карве­на. Одна­ко в обще­стве роди­те­лей он про­яв­лял боль­шую осто­рож­ность, и хотя упо­мя­ну­тый ману­скрипт был напи­сан шиф­ром, являя собой соче­та­ние зага­доч­ных сим­во­лов и неве­до­мых идеограмм48 (как и руко­пись, оза­глав­лен­ная «Тому, Кто При­дет Поз­же…»), он спе­шил накрыть его пер­вым попав­шим­ся листом бума­ги. На ночь юно­ша запи­рал все бума­ги в ста­рин­ный шкаф­чик, сто­яв­ший у него в каби­не­те. Так же он посту­пал вся­кий раз, выхо­дя из ком­на­ты. Посте­пен­но он вер­нул­ся к более регу­ляр­но­му обра­зу жиз­ни, рабо­тая толь­ко в днев­ные часы, но дол­гие про­гул­ки по горо­ду пре­кра­ти­лись, види­мо, боль­ше его не при­вле­кая. Нача­ло заня­тий в шко­ле, где Чарльз учил­ся в выпуск­ном клас­се, было для него лишь поме­хой, и он неод­но­крат­но заяв­лял, что не наме­рен в даль­ней­шем посту­пать в кол­ледж. Он гово­рил, что дол­жен занять­ся чрез­вы­чай­но важ­ны­ми иссле­до­ва­ни­я­ми, кото­рые дадут гораз­до боль­ше зна­ний, чем все уни­вер­си­те­ты мира.

Все это уже тогда мог­ло бы обес­по­ко­ить окру­жа­ю­щих, если бы Чарльз и ранее не про­яв­лял склон­но­сти к уеди­не­нию и дол­гим науч­ным шту­ди­ям. Он был уче­ным-отшель­ни­ком по скла­ду харак­те­ра, поэто­му роди­те­ли не столь­ко удив­ля­лись, сколь­ко сожа­ле­ли о его стро­гом затвор­ни­че­стве и скрыт­но­сти.

В то же вре­мя они сочли стран­ным, что он не пока­зы­вал им ни одно­го листоч­ка из най­ден­но­го сокро­ви­ща и ниче­го не сооб­щал о ходе и резуль­та­тах сво­их иссле­до­ва­ний. Эту таин­ствен­ность Вард объ­яс­нял жела­ни­ем подо­ждать до тех пор, пока он не смо­жет офор­мить свое откры­тие как нечто цель­ное, но неде­ли про­хо­ди­ли без види­мо­го про­грес­са, и в его отно­ше­ни­ях с род­ны­ми рос­ла напря­жен­ность, тем более что мис­сис Вард с само­го нача­ла не одоб­ря­ла всю эту воз­ню с бума­га­ми Карве­на.

В октяб­ре Вард сно­ва начал посе­щать биб­лио­те­ки, но теперь он искал не исто­ри­че­ские доку­мен­ты, а лите­ра­ту­ру по кол­дов­ству и вол­шеб­ству, оккуль­тиз­му и демо­но­ло­гии. Если нуж­ных ему мате­ри­а­лов не ока­зы­ва­лось в Про­ви­ден­се, он отправ­лял­ся на поез­де в Бостон, в боль­шую биб­лио­те­ку на Коп­ли-Сквер, в гар­вард­скую биб­лио­те­ку Вай­де­не­ра или в Сион­скую биб­лио­те­ку в Бруклине, где хра­ни­лись ред­кие тру­ды по биб­лей­ской тема­ти­ке. Он поку­пал мно­го необыч­ных книг, быст­ро запол­нив ими несколь­ко новых полок, соору­жен­ных в его каби­не­те. Во вре­мя рож­де­ствен­ских кани­кул он пред­при­нял ряд поез­док по бли­жай­шим горо­дам, вклю­чая посе­ще­ние Сале­ма, где он све­рял­ся с неко­то­ры­ми мате­ри­а­ла­ми в архи­вах Эссексско­го инсти­ту­та.

В сере­дине янва­ря 1920 года Вард, судя по его тор­же­ству­ю­ще­му виду, добил­ся опре­де­лен­ных успе­хов, но и теперь не дал ника­ких объ­яс­не­ний. С той поры он уже не кор­пел часа­ми над шиф­ром Хат­чин­со­на, а вме­сто это­го при­сту­пил к хими­че­ским экс­пе­ри­мен­там, парал­лель­но зани­ма­ясь изу­че­ни­ем демо­гра­фи­че­ской ста­ти­сти­ки Про­ви­ден­са. Под лабо­ра­то­рию был при­спо­соб­лен чер­дак дома. Опро­шен­ные впо­след­ствии мест­ные апте­ка­ри и фар­ма­цев­ты пред­ста­ви­ли длин­ный спи­сок веществ и инстру­мен­тов, им при­об­ре­тен­ных. В то же вре­мя пока­за­ния слу­жа­щих мэрии, рату­ши и раз­лич­ных биб­лио­тек схо­ди­лись на том, что вто­рое направ­ле­ние его дея­тель­но­сти име­ло целью обна­ру­же­ние моги­лы Джо­зе­фа Карве­на, с над­гро­бья кото­рой в свое вре­мя было преду­смот­ри­тель­но стер­то имя покой­но­го.

Посте­пен­но в семье Вар­дов при­шли к выво­ду, что с их отпрыс­ком про­ис­хо­дит что-то нелад­ное. Неболь­шие стран­но­сти, и ранее отме­ча­е­мые в пове­де­нии Чарль­за, сме­ни­лись рас­ту­щей скрыт­но­стью и уже явно нездо­ро­вой увле­чен­но­стью каки­ми-то непо­нят­ны­ми иссле­до­ва­ни­я­ми. Он толь­ко делал вид, что учит­ся, и, хотя ни разу не про­ва­лил­ся на экза­ме­нах, было оче­вид­но, что круг его инте­ре­сов силь­но изме­нил­ся: он целы­ми дня­ми кол­до­вал в сво­ей хими­че­ской лабо­ра­то­рии сре­ди ста­рин­ных тру­дов по алхи­мии, рыл­ся в запи­сях захо­ро­не­ний во всех церк­вях горо­да или сидел, уткнув­шись в кни­ги по оккульт­ным нау­кам, в сво­ем каби­не­те, где уди­ви­тель­но – и, мож­но ска­зать, все более и более – похо­жее на него лицо Джо­зе­фа Карве­на бес­страст­но раз­гля­ды­ва­ло сво­е­го потом­ка с пане­ли на север­ной стене.

В кон­це мар­та к архив­ным изыс­ка­ни­ям Вар­да при­ба­ви­лись таин­ствен­ные вылаз­ки на забро­шен­ные город­ские клад­би­ща. Впо­след­ствии от клер­ков мэрии ста­ло извест­но, что он, по всей види­мо­сти, нашел ключ к раз­гад­ке в ста­рых реги­стра­ци­он­ных кни­гах. Поми­мо моги­лы Джо­зе­фа Карве­на его инте­ре­со­ва­ло погре­бе­ние неко­е­го Наф­та­ли Фил­да. При­чи­на это­го инте­ре­са выяс­ни­лась поз­же, когда в бума­гах Вар­да была най­де­на копия крат­кой запи­си о похо­ро­нах Карве­на, чудом избе­жав­шей уни­что­же­ния и сооб­ща­ю­щей, что зага­доч­ный свин­цо­вый гроб был зако­пан «в 10 футах к югу и 5 футах к запа­ду от моги­лы Наф­та­ли Фил­да в…». Отсут­ствие в уце­лев­шем отрыв­ке ука­за­ния на клад­би­ще, где нахо­ди­лась упо­мя­ну­тая моги­ла, силь­но ослож­ни­ло поис­ки, и моги­ла Наф­та­ли Фил­да каза­лась такой же при­зрач­но-неуло­ви­мой, как и место погре­бе­ния само­го Карве­на, но в слу­чае с пер­вым не суще­ство­ва­ло обще­го заго­во­ра мол­ча­ния и мож­но было с пол­ной уве­рен­но­стью ожи­дать, что рано или позд­но най­дет­ся над­гроб­ный камень с над­пи­сью, даже если все запи­си ока­жут­ся уте­рян­ны­ми. Отсю­да и ски­та­ния Чарль­за но всем клад­би­щам, исклю­чая лишь то, что нахо­ди­лось при церк­ви Свя­то­го Иоан­на (быв­шая Коро­лев­ская цер­ковь), и погре­бе­ния кон­гре­га­ци­о­на­ли­стов на клад­би­ще Сван-Пойнт, так как ему ста­ло извест­но, что усоп­ший в 1729 году Наф­та­ли Филд был бап­ти­стом.

4

В мае док­тор Вил­лет по прось­бе Вар­да-стар­ше­го серьез­но пого­во­рил с его сыном, пред­ва­ри­тель­но озна­ко­мив­шись со все­ми све­де­ни­я­ми о Карвене, кото­рые Чарльз сооб­щил роди­те­лям, когда еще не хра­нил в такой стро­гой тайне свои иссле­до­ва­ния. Эта бесе­да не при­ве­ла к каким-либо ощу­ти­мым послед­стви­ям – ибо Вил­лет убе­дил­ся, что Чарльз пре­бы­ва­ет в здра­вом уме и целе­на­прав­лен­но занят делом, кото­рое счи­та­ет очень важ­ным, – но она по край­ней мере заста­ви­ла юно­шу дать неко­то­рые раци­о­наль­ные объ­яс­не­ния сво­им поступ­кам. Вард, при­над­ле­жав­ший к типу сухих и бес­страст­ных людей, кото­рых нелег­ко сму­тить, с готов­но­стью согла­сил­ся рас­ска­зать о харак­те­ре сво­их поис­ков, одна­ко умол­чал об их конеч­ной цели. Он при­знал, что бума­ги его пра­пра­пра­де­да содер­жат неко­то­рые сек­ре­ты уче­ных дале­ко­го про­шло­го, боль­шей частью зашиф­ро­ван­ные, важ­ность кото­рых срав­ни­ма толь­ко с откры­ти­я­ми Бэкона,49 а может быть, даже пре­вос­хо­дит их. Но для того что­бы пол­но­стью постиг­нуть суть этих тайн, необ­хо­ди­мо соот­не­сти их с тео­ри­я­ми того вре­ме­ни, мно­гие из кото­рых уже пол­но­стью уста­ре­ли или забы­ты, так что если рас­смат­ри­вать их в све­те совре­мен­ных науч­ных кон­цеп­ций, то они пока­жут­ся лишен­ны­ми вся­кой реаль­ной зна­чи­мо­сти. Что­бы занять достой­ное место в исто­рии чело­ве­че­ской мыс­ли, такие откры­тия долж­ны быть пред­став­ле­ны на фоне соот­вет­ству­ю­щей эпо­хи, и Вард посвя­тил себя имен­но этой зада­че. Он стре­мил­ся как мож­но ско­рее постиг­нуть забы­тые зна­ния и искус­ства древ­них для уяс­не­ния сути работ Карве­на и наде­ял­ся когда-нибудь сде­лать пол­ное сооб­ще­ние о пред­ме­тах, пред­став­ля­ю­щих необы­чай­ный инте­рес для все­го чело­ве­че­ства, и преж­де все­го для нау­ки. Даже Эйн­штейн, заяв­лял он, не смог бы глуб­же изме­нить пони­ма­ние сущ­но­сти миро­зда­ния.

Что же каса­ет­ся похо­дов на клад­би­ще, то он заявил – не посвя­тив, впро­чем, док­то­ра в дета­ли сво­их поис­ков, – что наде­ет­ся отыс­кать на изуро­до­ван­ном могиль­ном камне Джо­зе­фа Карве­на опре­де­лен­ные мисти­че­ские сим­во­лы, выгра­ви­ро­ван­ные соглас­но его заве­ща­нию и остав­ши­е­ся нетро­ну­ты­ми, когда сти­ра­ли его имя. Эти сим­во­лы, по его сло­вам, совер­шен­но необ­хо­ди­мы для окон­ча­тель­ной раз­гад­ки тео­рии Карве­на. Этот послед­ний, как понял док­тор из рас­ска­за Вар­да, желал как мож­но тща­тель­нее убе­речь свою тай­ну и при­чуд­ли­вым обра­зом скрыл резуль­та­ты откры­тий в раз­ных местах. Когда же Вил­лет попро­сил юно­шу пока­зать ему доку­мен­ты, най­ден­ные за порт­ре­том, тот выра­зил недо­воль­ство и попы­тал­ся отде­лать­ся от даль­ней­ших рас­спро­сов, под­су­нув док­то­ру фото­ко­пию ману­скрип­та Хат­чин­со­на и диа­грам­мы Орна, но в кон­це кон­цов пока­зал изда­ли часть сво­ей наход­ки: «Запи­си» (назва­ние было так­же зашиф­ро­ва­но), содер­жа­щие мно­же­ство фор­мул, и посла­ние «Тому, Кто При­дет Поз­же», куда он поз­во­лил загля­нуть, так как оно все рав­но было напи­са­но непо­нят­ны­ми зна­ка­ми.

Он так­же открыл днев­ник Карве­на, тща­тель­но выбрав самое невин­ное место, и поз­во­лил Вил­ле­ту озна­ко­мить­ся с почер­ком. Док­тор очень вни­ма­тель­но рас­смот­рел нераз­бор­чи­вые и вычур­ные бук­вы и отме­тил, что и почерк, и стиль харак­тер­ны для сем­на­дца­то­го сто­ле­тия, хотя автор днев­ни­ка дожил до восем­на­дца­то­го века, так что с этой точ­ки зре­ния под­лин­ность доку­мен­тов не вызы­ва­ла сомне­ний. Сам по себе текст был доволь­но обыч­ным, и Вил­лет запом­нил толь­ко фраг­мент:

«Пятн. 16 окт. 1754. Мой шлюп “Уэйк­фул” отча­лил сего дня из Лон­до­на, имея на Бор­ту два­дцать новых Людей, набран­ных в Вест-Индии, испан­цев с Мар­ти­ни­ки и гол­ланд­ских под­дан­ных из Сури­на­ма. Гол­ланд­цы, сда­ет­ся мне, склон­ны Дезер­ти­ро­вать, ибо услы­ша­ли нечто устра­ша­ю­щее о сем Пред­при­я­тии, но я при­гля­жу за тем, что­бы заста­вить их Остать­ся. Для мисте­ра Най­та Декс­те­ра в Мас­са­чу­сет­се 120 штук камлота,50 100 штук тон­ко­го кам­ло­та раз­ных цве­тов, 20 штук синей фла­не­ли, 50 штук каламянки,51 по 300 штук чесу­чи и лег­ко­го шел­ку. Для мисте­ра Гри­на из “Сло­на” 50 гал­ло­нов сид­ра, 20 боль­ших кастрюль, 15 кот­лов, 10 свя­зок коп­че­ных язы­ков. Для мисте­ра Пер­ри­го 1 набор сто­ляр­ных инстру­мен­тов. Для мисте­ра Най­тин­гей­ла 50 стоп луч­шей пис­чей бума­ги. Про­шлой ночью три­жды про­из­нес САВАОФ,52 но Никто не явил­ся. Мне нуж­но боль­ше узнать от Мисте­ра X., что в Трансильвании,53 хотя и весь­ма труд­но добрать­ся до него, и еще более стран­но, что он не может научить меня упо­треб­ле­нию того, что так изряд­но исполь­зо­вал в послед­ние сто лет. Сай­мон не писал мне все эти пять недель, но я ожи­даю вестей от него вско­ро­сти».

Когда, дочи­тав до это­го места, док­тор Вил­лет пере­вер­нул стра­ни­цу, его немед­лен­но пре­рвал Вард, кото­рый почти выхва­тил днев­ник из его рук. Все, что док­тор успел уви­деть на откры­той стра­ни­це, была пара корот­ких фраз, но они поче­му-то вре­за­лись ему в память. Там гово­ри­лось: «Стих из Кни­ги Про­кля­то­го был про­чтен пять раз в Страст­ную Пят­ни­цу и четы­ре раза в Канун Празд­ни­ка всех свя­тых, и я наде­юсь, что сия Вещь заро­дит­ся во Внеш­них Сфе­рах. Это при­вле­чет Того, Кто При­дет, если быть уве­рен­ным, что тако­вой будет, и ста­нет помыш­лять он лишь о Про­шлых вещах и загля­нет назад через Все про­шед­шие годы, так что я дол­жен иметь гото­вые Соли либо то, из чего при­го­тов­лять их».

Вил­лет ниче­го боль­ше не уви­дел, но бег­ло­го взгля­да на стра­ни­цу днев­ни­ка было доста­точ­но, что­бы ощу­тить смут­ный ужас перед изоб­ра­жен­ным на порт­ре­те лицом Карве­на, кото­рый, каза­лось, насмеш­ли­во смот­рел на него с пане­ли над ками­ном. Дол­гое вре­мя после это­го его пре­сле­до­ва­ло стран­ное чув­ство, быв­шее, как он пони­мал, не более чем игрой вооб­ра­же­ния: ему каза­лось, что гла­за порт­ре­та живут соб­ствен­ной жиз­нью и име­ют обык­но­ве­ние пово­ра­чи­вать­ся в ту сто­ро­ну, куда дви­жет­ся юный Чарльз Вард.

Перед ухо­дом док­тор оста­но­вил­ся перед изоб­ра­же­ни­ем, что­бы рас­смот­реть его побли­же, пора­жа­ясь сход­ству с Чарль­зом и запо­ми­ная каж­дую деталь это­го зага­доч­но­го обли­ка. Он отме­тил даже неболь­шой шрам или углуб­ле­ние на глад­ком лбу над пра­вым гла­зом. «Худож­ник Кос­мо Алек­сан­дер был досто­ин сво­ей слав­ной роди­ны Шот­лан­дии, взрас­тив­шей

Реборна,54 а учи­тель досто­ин сво­е­го зна­ме­ни­то­го уче­ни­ка, Джил­бер­та Стю­ар­та», – заклю­чил док­тор по завер­ше­нии осмот­ра.

Полу­чив уве­ре­ния от док­то­ра, что душев­но­му здо­ро­вью Чарль­за ничто не угро­жа­ет и что он занят иссле­до­ва­ни­я­ми, кото­рые могут при­не­сти уди­ви­тель­ные резуль­та­ты, роди­те­ли Вар­да отнес­лись срав­ни­тель­но спо­кой­но к тому, что в июне юно­ша реши­тель­но отка­зал­ся посе­щать кол­ледж. Он заявил, что дол­жен занять­ся гораз­до более важ­ны­ми веща­ми, и выра­зил жела­ние отпра­вить­ся на сле­ду­ю­щий год за гра­ни­цу, что­бы най­ти кое-какую инфор­ма­цию о Карвене, отсут­ству­ю­щую в аме­ри­кан­ских источ­ни­ках. Вард-стар­ший, откло­нив это жела­ние как абсурд­ное для моло­до­го чело­ве­ка, кото­ро­му едва испол­ни­лось восем­на­дцать лет, нехо­тя согла­сил­ся с тем, что Чарльз не будет про­дол­жать систе­ма­ти­че­ское обра­зо­ва­ние. Итак, после дале­ко не бле­стя­ще­го окон­ча­ния шко­лы Чарльз в тече­ние трех лет зани­мал­ся оккульт­ны­ми нау­ка­ми и поис­ка­ми на город­ских клад­би­щах. Его счи­та­ли экс­цен­трич­ным, а он по-преж­не­му ста­рал­ся избе­гать встреч со зна­ко­мы­ми и дру­зья­ми роди­те­лей и лишь изред­ка совер­шал поезд­ки в дру­гие горо­да, что­бы про­яс­нить те или иные не вполне понят­ные ему запи­си. Одна­жды он отпра­вил­ся на юг, что­бы пого­во­рить с чуда­ко­ва­тым ста­ри­ком-мула­том, оби­тав­шим в хижине сре­ди болот, о кото­ром газе­ты напе­ча­та­ли ста­тью, заин­те­ре­со­вав­шую Вар­да. Он так­же посе­тил одно неболь­шое гор­ное селе­ние, отку­да при­шли вести о совер­ша­ю­щих­ся там уди­ви­тель­ных риту­а­лах. Но его роди­те­ли все еще не раз­ре­ша­ли ему совер­шить путе­ше­ствие в Ста­рый Свет, чего он так страст­но желал.

Став совер­шен­но­лет­ним в апре­ле 1923 года и полу­чив до это­го наслед­ство от дедуш­ки с мате­рин­ской сто­ро­ны, Вард нако­нец-то смог отпра­вить­ся в Евро­пу. Он ниче­го не гово­рил о пред­по­ла­гав­шем­ся марш­ру­те, кро­ме того, что его иссле­до­ва­ния тре­бу­ют посе­ще­ния раз­ных мест, но обе­щал регу­ляр­но и подроб­но писать роди­те­лям. Видя, что пере­убе­дить сына невоз­мож­но, они пере­ста­ли пре­пят­ство­вать его наме­ре­ни­ям и, напро­тив, помог­ли по мере сил. И вот в июне моло­дой чело­век отплыл в Ливер­пуль под про­щаль­ные бла­го­сло­ве­ния роди­те­лей, кото­рые про­во­ди­ли его до Босто­на и маха­ли плат­ка­ми на пир­се до тех пор, пока паро­ход не скрыл­ся из виду. Пись­ма сына сооб­ща­ли о его бла­го­по­луч­ном при­бы­тии и о том, что он нашел хоро­шую квар­ти­ру на Рас­сел-стрит в Лон­доне, где и наме­ре­вал­ся про­жи­вать, пока не изу­чит все инте­ре­су­ю­щие его источ­ни­ки в Бри­тан­ском музее. О сво­ей повсе­днев­ной жиз­ни он писал очень мало, оче­вид­но, пото­му, что писать было нече­го. Чте­ние и хими­че­ские опы­ты зани­ма­ли все его вре­мя, и он упо­ми­нал в пись­мах лабо­ра­то­рию, кото­рую устро­ил в одной из сво­их ком­нат. Он ниче­го не сооб­щал о сво­их про­гул­ках по это­му заме­ча­тель­но­му горо­ду и не опи­сы­вал лон­дон­ские пей­за­жи с древни­ми купо­ла­ми и коло­коль­ня­ми, с маня­щей пер­спек­ти­вой спле­та­ю­щих­ся аллей и улиц, где за каж­дым пово­ро­том мож­но открыть новый потря­са­ю­щий пей­заж. Роди­те­ли сочли его мол­ча­ние на сей счет доб­рым зна­ком, ука­зы­ва­ю­щим на то, в какой сте­пе­ни их сын был увле­чен новым объ­ек­том иссле­до­ва­ний.

В июне 1924 года Вард сооб­щил о сво­ем пере­ез­де из Лон­до­на в Париж, куда он пару раз нена­дол­го выби­рал­ся и до это­го, что­бы озна­ко­мить­ся с мате­ри­а­ла­ми, хра­ня­щи­ми­ся в Наци­о­наль­ной биб­лио­те­ке. Сле­ду­ю­щие три меся­ца он посы­лал лишь открыт­ки с адре­сом на ули­це Сен-Жак, корот­ко сооб­щая, что зани­ма­ет­ся изу­че­ни­ем ред­ких руко­пи­сей в одной из част­ных кол­лек­ций. Он избе­гал зна­ко­мых, и ни один из побы­вав­ших там аме­ри­кан­ских тури­стов не пере­да­вал Вар­ду-стар­ше­му изве­стий о его сыне. Затем насту­пи­ла пау­за, а в октяб­ре Вар­ды полу­чи­ли цвет­ную открыт­ку из Пра­ги, изве­щав­шую, что Чарльз нахо­дит­ся в этом древ­нем горо­де, что­бы побе­се­до­вать с неким чело­ве­ком весь­ма пре­клон­но­го воз­рас­та, кото­рый пред­по­ло­жи­тель­но был послед­ним живым носи­те­лем уни­каль­ных све­де­ний об откры­ти­ях сред­не­ве­ко­вых уче­ных. Далее Чарльз отпра­вил­ся в Ной­штадт и оста­вал­ся там до янва­ря, затем при­слал несколь­ко откры­ток из Вены, сооб­щая, что нахо­дит­ся здесь про­ез­дом по пути на восток, в неболь­шой горо­док, куда его при­гла­сил один из кор­ре­спон­ден­тов и кол­лег, так­же изу­чав­ший оккульт­ные нау­ки.

Сле­ду­ю­щая открыт­ка при­шла из Кла­у­зен­бур­га в Тран­силь­ва­нии; в ней Чарльз сооб­щал, что почти добрал­ся до цели. Он соби­рал­ся посе­тить баро­на Ферен­ци, чье име­ние нахо­ди­лось в горах восточ­нее Раку­са, и про­сил писать ему туда на имя это­го бла­го­род­но­го дво­ря­ни­на. Еще одна открыт­ка была полу­че­на из Раку­са, куда, по сло­вам Вар­да, барон при­слал за ним свой эки­паж, что­бы пере­вез­ти из горо­да в горы. Затем насту­пи­ло дли­тель­ное мол­ча­ние. Он не отве­чал на мно­го­чис­лен­ные пись­ма роди­те­лей вплоть до мая, когда сооб­щил, что вынуж­ден рас­стро­ить пла­ны мате­ри, жела­ю­щей встре­тить­ся с ним в Лон­доне, Пари­же или Риме в тече­ние лета, – Вар­ды реши­ли так­же совер­шить поезд­ку в Евро­пу. Его рабо­та, писал Чарльз, зани­ма­ет так мно­го вре­ме­ни, что он не может оста­вить име­ние баро­на Ферен­ци, а замок нахо­дит­ся в таком состо­я­нии, что вряд ли роди­те­ли захо­тят его посе­тить. Он рас­по­ло­жен на кру­том склоне в горах, зарос­ших густым лесом, и про­стой люд избе­га­ет этих мест, так что любо­му посе­ти­те­лю поне­во­ле ста­нет не по себе. Более того, сам барон не такой чело­век, что­бы понра­вить­ся бла­го­при­стой­ным, кон­сер­ва­тив­ным пожи­лым жите­лям Новой Англии. Его вид и мане­ры могут вну­шить отвра­ще­ние, и он неве­ро­ят­но стар. Было бы луч­ше, писал Чарльз, если бы роди­те­ли подо­жда­ли его воз­вра­ще­ния в Про­ви­денс, что про­изой­дет в ско­ром вре­ме­ни.

Одна­ко вер­нул­ся он лишь в мае 1926 года. Зара­нее пре­ду­пре­див роди­те­лей несколь­ки­ми открыт­ка­ми о сво­ем при­ез­де, моло­дой путе­ше­ствен­ник с ком­фор­том пере­сек оке­ан на кораб­ле «Гомер» и про­де­лал неблиз­кий путь из Нью-Йор­ка до Про­ви­ден­са в авто­бу­се, упи­ва­ясь зре­ли­щем невы­со­ких зеле­ных хол­мов, жад­но вды­хая бла­го­уха­ние цве­ту­щих садов и любу­ясь белы­ми зда­ни­я­ми про­вин­ци­аль­ных город­ков Кон­нек­ти­ку­та. Впер­вые за послед­ние годы он сно­ва ощу­тил пре­лесть сель­ской Новой Англии. Авто­бус катил по Род-Айлен­ду в золо­том све­те весен­не­го дня, и серд­це моло­до­го чело­ве­ка радост­но заби­лось при въез­де в Про­ви­денс по ули­цам Резер­ву­ар и Элм­вуд. С пло­ща­ди у вер­ши­ны хол­ма, там, где схо­дят­ся ули­цы Бро­уд, Вей­бос­сет и Эмпай­ер, он уви­дел вни­зу, в огнен­ном све­те зака­та, зна­ко­мые уют­ные дома, купо­ла и ост­рые кров­ли ста­ро­го горо­да. У него закру­жи­лась голо­ва с при­бли­же­ни­ем конеч­ной стан­ции, когда за рекой на хол­ме пока­за­лись высо­кий купол и зелень садов, испещ­рен­ная ярки­ми пят­на­ми крыш, а далее – высо­кий шпиль ста­рой бап­тист­ской церк­ви, све­тя­щий­ся розо­вым отблес­ком в вол­шеб­ном вечер­нем све­те на фоне едва рас­пу­стив­шей­ся лист­вы.

Ста­рый Про­ви­денс! Таин­ствен­ные силы дол­гой и непре­рыв­ной исто­рии это­го места спер­ва про­из­ве­ли его на свет, а потом заста­ви­ли огля­нуть­ся в про­шлое, что­бы познать уди­ви­тель­ные, без­гра­нич­ные тай­ны жиз­ни и смер­ти. В этом горо­де было скры­то нечто чудес­ное и пуга­ю­щее, и все дол­гие годы при­леж­ных изыс­ка­ний, все стран­ствия яви­лись лишь под­го­тов­кой к воз­вра­ще­нию и дол­го­ждан­ной встре­че с Неве­до­мым. Так­си про­вез­ло его мимо поч­то­вой пло­ща­ди и ста­ро­го рын­ка к месту, где начи­на­лась бух­та, а затем вверх по кру­то­му изви­ли­сто­му подъ­ему, к севе­ру от кото­ро­го засвер­ка­ли в закат­ном заре­ве иони­че­ские колон­ны и огром­ный купол церк­ви «Хри­сти­ан­ской нау­ки». Вот пока­за­лись уют­ные ста­рые име­ния, зна­ко­мые ему с дет­ских лет, и при­чуд­ли­во выло­жен­ные кир­пи­чом тро­туа­ры, но кото­рым он ходил еще совсем малень­ким. И нако­нец он уви­дел спра­ва белые сте­ны ста­рой фер­мы, а сле­ва – клас­си­че­ский пор­тик и фасад боль­шо­го кир­пич­но­го дома, где он родил­ся. Так, с наступ­ле­ни­ем суме­рек, Чарльз Декс­тер Вард вер­нул­ся в отчий дом.

5

Пси­хи­ат­ры менее кон­сер­ва­тив­ной шко­лы, неже­ли та, к кото­рой при­над­ле­жит док­тор Лай­ман, свя­зы­ва­ют нача­ло под­лин­но­го безу­мия Вар­да с его путе­ше­стви­ем по Евро­пе. Допус­кая, что Вард был совер­шен­но здо­ров, когда поки­нул Аме­ри­ку, они пола­га­ют, что воз­вра­тил­ся он уже пора­жен­ным болез­нью. Одна­ко док­тор Вил­лет не согла­сен и с этим утвер­жде­ни­ем. Что-то про­изо­шло поз­же, упря­мо твер­дит док­тор, при­пи­сы­вая извест­ные стран­но­сти юно­ши в дан­ный пери­од тому, что за гра­ни­цей он при­учил­ся совер­шать опре­де­лен­ные риту­а­лы, без­услов­но необыч­ные, но ни в коем слу­чае не гово­ря­щие о пси­хи­че­ских откло­не­ни­ях. Чарльз Вард, зна­чи­тель­но воз­му­жав­ший и окреп­ший, был на пер­вый взгляд совер­шен­но нор­маль­ным, а при обще­нии с Вил­ле­том про­явил само­об­ла­да­ние и урав­но­ве­шен­ность, кото­рые ни один безум­ный – даже при скры­той фор­ме душев­ной болез­ни – не смог бы демон­стри­ро­вать в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни, как бы он ни желал при­тво­рить­ся здо­ро­вым. На мысль о безу­мии наво­ди­ли лишь зву­ки, кото­рые в раз­ное вре­мя суток мож­но было услы­шать из лабо­ра­то­рии Чарль­за, поме­щав­шей­ся на чер­да­ке. Это были моно­тон­ные закли­на­ния, напе­вы и гром­кая декла­ма­ция в необыч­ных рит­мах. И хотя все это про­из­но­си­лось голо­сом само­го Вар­да, в харак­те­ре зву­ков, инто­на­ци­ях и сло­вах было нечто такое, отче­го у неволь­но­го слу­ша­те­ля кровь сты­ла в жилах. Было заме­че­но, что чер­ный кот Ниг, все­ми люби­мый и ува­жа­е­мый оби­та­тель их дома, шипел и испу­ган­но выги­бал спи­ну, услы­шав опре­де­лен­ные соче­та­ния зву­ков.

Запа­хи, кото­рые вре­ме­на­ми про­ни­ка­ли из лабо­ра­то­рии, так­же были в выс­шей сте­пе­ни необыч­ны: ино­гда едкие и ядо­ви­тые, они порой сме­ня­лись маня­ще-неуло­ви­мы­ми аро­ма­та­ми, кото­рые, каза­лось, обла­да­ли какой-то вол­шеб­ной силой и вызы­ва­ли в уме фан­та­сти­че­ские обра­зы.

Вды­хав­шие их люди гово­ри­ли, что перед ними вста­ва­ли, как мира­жи, вели­ко­леп­ные виды – горы стран­ной фор­мы либо бес­ко­неч­ные ряды сфинксов55 и гиппогрифов,56 исче­за­ю­щие в необо­зри­мом про­стран­стве. Вард боль­ше не пред­при­ни­мал, как преж­де, про­гу­лок по горо­ду, цели­ком отдав­шись изу­че­нию экзо­ти­че­ских книг, кото­рые он при­вез домой, и не менее экзо­ти­че­ским заня­ти­ям в сво­ем каби­не­те. Он объ­яс­нял, что евро­пей­ские источ­ни­ки дали ему новый импульс и предо­ста­ви­ли новые воз­мож­но­сти, и обе­щал вско­ре потря­сти мир вели­ки­ми откры­ти­я­ми. Изме­нив­ше­е­ся и как-то поста­рев­шее лицо Вар­да пре­вра­ти­лось в почти точ­ную копию порт­ре­та Карве­на, висев­ше­го в биб­лио­те­ке. После раз­го­во­ров с Чарль­зом док­тор Вил­лет часто оста­нав­ли­вал­ся перед ками­ном, удив­ля­ясь фено­ме­наль­но­му сход­ству юно­ши с его отда­лен­ным пред­ком и раз­мыш­ляя о том, что един­ствен­ным раз­ли­чи­ем меж­ду дав­но усоп­шим кол­ду­ном и моло­дым Вар­дом оста­лось неболь­шое углуб­ле­ние над пра­вым гла­зом, хоро­шо замет­ное на кар­тине.

Любо­пыт­ны были бесе­ды док­то­ра с его моло­дым паци­ен­том, кото­рые велись по прось­бе отца Чарль­за. Вард нико­гда не отка­зы­вал­ся встре­чать­ся и гово­рить с док­то­ром, но послед­ний так и не смог добить­ся пол­ной искрен­но­сти от моло­до­го чело­ве­ка: его душа была как бы замкну­та в себе. Часто Вил­лет заме­чал в ком­на­те стран­ные пред­ме­ты: неболь­шие изоб­ра­же­ния из вос­ка, кото­рые сто­я­ли на пол­ках или на сто­лах, полу­стер­тые остат­ки кру­гов, тре­уголь­ни­ков и пен­та­грамм, начер­чен­ных мелом или углем на полу в цен­тре про­стор­ной ком­на­ты. И по-преж­не­му каж­дую ночь зву­ча­ли закли­на­ния и напе­вы со стран­ны­ми рит­ма­ми, так что Вар­дам ста­ло все труд­нее удер­жи­вать у себя при­слу­гу, рав­но как и пре­се­кать раз­го­во­ры о безу­мии Чарль­за.

В янва­ре 1927 года про­изо­шел необыч­ный инци­дент. Одна­жды, когда око­ло полу­но­чи Чарльз про­из­но­сил закли­на­ние, гор­тан­ные зву­ки кото­ро­го угро­жа­ю­ще зву­ча­ли во всех ком­на­тах, со сто­ро­ны бух­ты донес­ся силь­ный порыв ледя­но­го вет­ра, и все, вклю­чая сосе­дей Вар­дов, ощу­ти­ли сла­бую дрожь, сотря­сав­шую зем­лю вокруг их дома. Кот метал­ся по ком­на­там в ужа­се, и на милю вокруг жалоб­но выли соба­ки. Это явле­ние ста­ло как бы пре­лю­ди­ей к силь­ной гро­зе, необыч­ной для зим­не­го вре­ме­ни года, а в кон­це ее раз­дал­ся такой гро­хот, что мистер и мис­сис Вард поду­ма­ли, что в их дом уда­ри­ла мол­ния. Они бро­си­лись наверх, что­бы посмот­реть, какие повре­жде­ния нане­се­ны кров­ле, но Чарльз встре­тил их у две­рей чер­да­ка, блед­ный, реши­тель­ный и серьез­ный. Его лицо каза­лось жут­кой мас­кой, выра­жа­ю­щей насмеш­ли­вое тор­же­ство. Он заве­рил роди­те­лей, что гро­за обо­шла дом сто­ро­ной и ветер ско­ро утих­нет. Они немно­го посто­я­ли рядом с ним и, посмот­рев в окно, убе­ди­лись, что Чарльз прав: мол­нии свер­ка­ли все даль­ше, и дере­вья боль­ше не кло­ни­лись под поры­ва­ми ледя­но­го вет­ра, насы­щен­но­го водя­ны­ми брыз­га­ми. Гром, посте­пен­но сти­хая, пре­вра­тил­ся в глу­хой рокот, похо­жий на сата­нин­ский смех, и в кон­це кон­цов замер вда­ли. На небе сно­ва пока­за­лись звез­ды, а тор­же­ство на лице Чарль­за Вар­да сме­ни­лось иным, очень стран­ным выра­же­ни­ем.

В тече­ние двух меся­цев после это­го Чарльз про­во­дил в сво­ей лабо­ра­то­рии зна­чи­тель­но мень­ше вре­ме­ни. Он про­яв­лял досе­ле ему не свой­ствен­ный инте­рес к пого­де и без осо­бых при­чин рас­спра­ши­вал, когда в этих местах отта­и­ва­ет зем­ля. Одна­жды ночью в кон­це мар­та он ушел из дома после полу­но­чи и вер­нул­ся толь­ко утром. Его мать, не спав­шая все это вре­мя, услы­ша­ла звук мото­ра у зад­ней две­ри, где обыч­но сгру­жа­ли про­ви­зию. Мож­но было раз­ли­чить спо­ря­щие голо­са и при­глу­шен­ные руга­тель­ства; мис­сис Вард, встав с посте­ли и подой­дя к окну, уви­де­ла четы­ре тем­ные фигу­ры, под при­смот­ром Чарль­за сни­мав­шие с гру­зо­ви­ка длин­ный и явно тяже­лый ящик, кото­рый они внес­ли в зад­нюю дверь. Она услы­ша­ла тяже­лое дыха­ние груз­чи­ков, гул­кие шаги и, нако­нец, глу­хой удар на чер­да­ке, слов­но на пол поста­ви­ли что-то очень тяже­лое; после это­го шаги раз­да­лись сно­ва, и чет­ве­ро муж­чин, вый­дя из дома, уеха­ли на сво­ей машине.

На сле­ду­ю­щее утро Чарльз сно­ва запер­ся на чер­да­ке, задер­нул тем­ные што­ры на окнах лабо­ра­то­рии и, судя по зву­ку, рабо­тал с чем-то метал­ли­че­ским. Он нико­му не откры­вал дверь и отка­зы­вал­ся от еды. Око­ло полу­дня послы­шал­ся шум, слов­но Вард борол­ся с кем-то, потом ужас­ный крик и удар. На пол упа­ло что-то тяже­лое, но, когда мис­сис Вард посту­ча­ла в дверь, сын отве­тил ей сла­бым голо­сом и ска­зал, что ниче­го не слу­чи­лось. Неопи­су­е­мо отвра­ти­тель­ная вонь, доно­сив­ша­я­ся из-за две­ри, как ска­зал Чарльз, совер­шен­но без­вред­на, но, к сожа­ле­нию, это­го нель­зя избе­жать. Он непре­мен­но дол­жен пока оста­вать­ся один, но к обе­ду вый­дет. И дей­стви­тель­но, к вече­ру, когда пре­кра­ти­лись стран­ные шипя­щие зву­ки, слы­ши­мые сквозь запер­тую дверь, он нако­нец появил­ся, измож­ден­ный и как буд­то разом поста­рев­ший, и запре­тил кому бы то ни было под любым пред­ло­гом вхо­дить в лабо­ра­то­рию. С это­го вре­ме­ни начал­ся новый пери­од затвор­ни­че­ства Вар­да – нико­му не раз­ре­ша­лось посе­щать ни лабо­ра­то­рию, ни сосед­нюю с ней кла­до­вую, кото­рую он обста­вил самой необ­хо­ди­мой мебе­лью и при­об­щил к сво­им вла­де­ни­ям в каче­стве спаль­ни. Здесь он посто­ян­но нахо­дил­ся, изу­чая кни­ги, кото­рые велел при­не­сти из рас­по­ло­жен­ной эта­жом ниже биб­лио­те­ки, пока не при­об­рел дере­вян­ный кот­тедж в Потак­се­те и не пере­вез туда все свои науч­ные кни­ги и инстру­мен­ты.

Тем же вече­ром Чарльз поспе­шил вынуть из ящи­ка газе­ту и яко­бы слу­чай­но ото­рвал часть стра­ни­цы. Позд­нее Вил­лет, уста­но­вив дату по сви­де­тель­ству домо­чад­цев, про­смот­рел тот выпуск «Джор­нал» в редак­ции и уста­но­вил, что на ото­рван­ном Вар­дом кус­ке была поме­ще­на замет­ка сле­ду­ю­ще­го содер­жа­ния:

«ПРОИСШЕСТВИЕ НА СЕВЕРНОМ КЛАДБИЩЕ. ПОХИТИТЕЛЕЙ ТРУПОВ ЗАСТАЛИ ВРАСПЛОХ

Роберт Харт, ноч­ной сто­рож на Север­ном клад­би­ще, застал врас­плох этим утром в самой ста­рой части клад­би­ща груп­пу людей, при­е­хав­ших на гру­зо­вой машине, и, по всей веро­ят­но­сти, спуг­нул их преж­де, чем они смог­ли совер­шить заду­ман­ное.

Око­ло четы­рех часов ночи вни­ма­ние Хар­та, нахо­див­ше­го­ся у себя в сто­рож­ке, при­влек звук мото­ра. Вый­дя, что­бы посмот­реть, что про­ис­хо­дит, он уви­дел боль­шой гру­зо­вик на глав­ной аллее клад­би­ща на рас­сто­я­нии при­мер­но ста мет­ров, но не смог неза­мет­но при­бли­зить­ся к машине, так как неиз­вест­ные услы­ша­ли звук его шагов на покры­той гра­ви­ем дорож­ке. Они поспеш­но погру­зи­ли в кузов гру­зо­ви­ка боль­шой ящик и так быст­ро выеха­ли с тер­ри­то­рии клад­би­ща, что сто­рож не успел их задер­жать. Посколь­ку ни одна заре­ги­стри­ро­ван­ная и извест­ная сто­ро­жу моги­ла не была раз­ры­та, Харт счи­та­ет, что они хоте­ли зако­пать при­ве­зен­ный ими ящик.

Гро­бо­ко­па­те­ли, по всей веро­ят­но­сти, про­ве­ли на клад­би­ще дол­гое вре­мя, преж­де чем их заме­тил сто­рож, пото­му что Харт нашел глу­бо­кую яму, выры­тую на зна­чи­тель­ном рас­сто­я­нии от глав­ной аллеи, на даль­нем краю клад­би­ща, назы­ва­е­мом Амос-Филд, где уже дав­но не оста­лось ника­ких памят­ни­ков или над­гро­бий. Яма, раз­ме­ры кото­рой соот­вет­ству­ют раз­ме­рам обыч­ной моги­лы, была пуста. Соглас­но реги­стра­ци­он­ным кни­гам клад­би­ща, где отме­че­ны погре­бе­ния за послед­ние пять­де­сят лет, там нет ника­ко­го захо­ро­не­ния.

Сер­жант Рили из Вто­ро­го поли­цей­ско­го участ­ка осмот­рел место про­ис­ше­ствия и выра­зил пред­по­ло­же­ние, что яма была выры­та бутлегерами,57 кото­рые с при­су­щи­ми им изоб­ре­та­тель­но­стью и циниз­мом пыта­лись устро­ить тай­ный склад спирт­ных напит­ков в таком месте, где его вряд ли ста­нут искать. При допро­се Харт ска­зал, что гру­зо­вик напра­вил­ся в сто­ро­ну Рошам­бо-аве­ню, хотя он в этом не совсем уве­рен».

В тече­ние несколь­ких после­ду­ю­щих дней роди­те­ли Вар­да почти не виде­ли сына. Чарльз запер­ся в сво­ей спальне и велел при­но­сить еду наверх, остав­ляя ее у две­ри чер­да­ка. Он не откры­вал дверь, что­бы взять под­нос, не убе­див­шись, что слу­ги ушли. Вре­мя от вре­ме­ни раз­да­ва­лись моно­тон­ные зву­ки закли­на­ний и риту­аль­ные пес­но­пе­ния, ино­гда мож­но было раз­ли­чить звон стек­ла, харак­тер­ное шипе­ние, сопро­вож­да­ю­щее хими­че­ские реак­ции, шум теку­щей воды или рев газо­вой горел­ки. Через дверь часто про­са­чи­ва­лись запа­хи, совер­шен­но непо­хо­жие на преж­ние, а напря­жен­ный и обес­по­ко­ен­ный вид отшель­ни­ка в тех ред­ких слу­ча­ях, когда он поки­дал свое убе­жи­ще, наво­дил на самые груст­ные раз­мыш­ле­ния. Одна­жды он тороп­ли­во напра­вил­ся в «Ате­не­ум» за какой-то кни­гой, а в дру­гой раз нанял чело­ве­ка, кото­рый дол­жен был при­вез­ти ему из Босто­на какой-то ред­кий ману­скрипт. В доме уста­но­ви­лась атмо­сфе­ра тре­вож­но­го ожи­да­ния; док­тор Вил­лет и роди­те­ли Чарль­за пре­бы­ва­ли в рас­те­рян­но­сти, не зная, как посту­пать в такой ситу­а­ции. Затем пят­на­дца­то­го апре­ля про­изо­шла суще­ствен­ная пере­ме­на. Каза­лось, внешне все оста­ва­лось по-преж­не­му, но напря­жен­ность воз­рос­ла и ста­ла почти нестер­пи­мой, что осо­бо отме­ча­ет док­тор Вил­лет. Была Страст­ная пят­ни­ца – дан­ный факт пока­зал­ся нема­ло­важ­ным суе­вер­ной при­слу­ге, но осталь­ные домо­чад­цы сочли его про­стым сов­па­де­ни­ем. К вече­ру моло­дой Вард начал повто­рять некую фор­му­лу необы­чай­но гром­ким голо­сом, одно­вре­мен­но сжи­гая какое-то веще­ство, обла­да­ю­щее настоль­ко прон­зи­тель­ным запа­хом, что он рас­про­стра­нил­ся по все­му дому. Хотя дверь чер­да­ка была запер­та, сло­ва фор­му­лы были так ясно слыш­ны в хол­ле, что мис­сис Вард, при­слу­ши­ва­ясь в бес­по­кой­ном ожи­да­нии, запом­ни­ла их и поз­же запи­са­ла по прось­бе док­то­ра Вил­ле­та. Зна­ю­щие люди ска­за­ли док­то­ру, что это закли­на­ние почти бук­валь­но сов­па­да­ет с тем, что мож­но най­ти в мисти­че­ских откро­ве­ни­ях Эли­фа­са Леви,58 впер­вые при­под­няв­ших запрет­ный покров и поз­во­лив­ших загля­нуть в лежа­щую за ним страш­ную без­дну:

Per Adonai Eloim, Adonai Jehova,

Adonai Sabaoth, Metraton On Agla Mathon, verbum pythonicum, mysterium salamandrae, conventus sylvorum, antra gnomorum, daemonia Coeli God, Almonsin, Gibor, Jehosua, Evam, Zariatnatmik, veni, veni, veni!

Закли­наю име­на­ми Адо­най Эло­хим, Адо­най Иего­ва, Адо­най Сава­оф, Мет­ра­тон Он Агла Матон, сло­вом зме­и­ным пито­на, тай­ной сала­манд­ры, дуно­ве­ни­ем силь­фов, тяже­стью гномов,небесных демо­нов Боже­ство, Аль­мон­син, Гибор, Йехо­шуа, Эвам, Зари­ат­нат­мик, при­ди, при­ди, при­ди!

Закли­на­ние зву­ча­ло два часа без изме­не­ний или пере­ры­вов, и все это вре­мя в окру­ге не умол­кал ужа­са­ю­щий вой собак. О под­ня­том ими адском шуме мож­но судить по сооб­ще­ни­ям газет, вышед­ших на сле­ду­ю­щий день, но в доме Вар­дов его почти не слы­ша­ли, зады­ха­ясь от невы­но­си­мой вони. И в этой про­пи­тан­ной жут­ким зло­во­ни­ем атмо­сфе­ре вдруг что-то блес­ну­ло подоб­но мол­нии, осле­пи­тель­ной даже при ярком днев­ном све­те, а затем послы­шал­ся голос, кото­рый не суж­де­но забыть тем, чьих ушей он кос­нул­ся, ибо звук его напо­ми­нал даль­ний рас­кат гро­ма, неимо­вер­но низ­кий и жут­кий, ничем не похо­жий на речь Чарль­за. Дом содрог­нул­ся до осно­ва­ния, и голос этот, заглу­шив­ший гром­кий вой собак, услы­ша­ли все сосе­ди Вар­дов. Мис­сис Вард, сто­яв­шая за две­рью лабо­ра­то­рии, задро­жа­ла, при­пом­нив, что гово­рил ей сын в преж­ние дни о голо­се, слов­но исхо­дя­щем из самой пре­ис­под­ней, о кото­ром со стра­хом повест­ву­ют древ­ние мисти­че­ские кни­ги. Она вспом­ни­ла так­же рас­сказ Фен­не­ра о том, как про­гре­мел этот голос над обре­чен­ной на гибель фер­мой в Потак­се­те в ту ночь, когда был убит Джо­зеф Карвен. Чарльз даже назвал ей сло­ва, кото­рые про­из­нес голос. Он нашел то закли­на­ние в одной из бумаг Карве­на: «ДИЕС МИЕС ЙЕСХЕТ БОЭНЕ ДОЭСЕФ ДОУВЕМА ЭНИТЕМОС». Сра­зу после того, как про­зву­чал гро­мо­вой голос, на мгно­ве­ние воца­ри­лась кро­меш­ная тьма, хотя солн­це долж­но было зай­ти толь­ко через час, потом вокруг рас­про­стра­нил­ся новый запах, отлич­ный от пер­во­го, но такой же стран­ный и нестер­пи­мо зло­вон­ный. Чарльз сно­ва запел закли­на­ния, и мис­сис Вард суме­ла рас­слы­шать неко­то­рые сло­ги, кото­рые зву­ча­ли как «Йи-нэш-Йог-Сотот-хе-лгеб-фи-тро­дог», а в кон­це раз­да­лось оглу­ши­тель­но «Йа!», завер­шив­ше­е­ся воем, кото­рый посте­пен­но пере­шел в исте­ри­че­ский сата­нин­ский смех. Мис­сис Вард, в душе кото­рой страх борол­ся с без­за­вет­ной отва­гой мате­ри, защи­ща­ю­щей свое дитя, подо­шла к две­ри и посту­ча­ла, но не полу­чи­ла ника­ко­го отве­та. Она посту­ча­ла еще раз, но в ужа­се замер­ла, когда раз­дал­ся новый вопль; на этот раз она узна­ла голос сына, кото­рый зву­чал одно­вре­мен­но со взры­ва­ми дья­воль­ско­го сме­ха. Тут бед­ная жен­щи­на лиши­лась чувств и не пом­нит, что про­изо­шло даль­ше. К сча­стью, чело­ве­ку даро­ва­на воз­мож­ность забы­тья.

Мистер Вард вер­нул­ся домой в чет­верть седь­мо­го и, не най­дя жену в сто­ло­вой, стал рас­спра­ши­вать испу­ган­ных слуг, кото­рые ска­за­ли ему, что она, веро­ят­но, нахо­дит­ся у чер­дач­ной две­ри, отку­да исхо­ди­ли зву­ки еще более стран­ные, чем преж­де. Мистер Вард немед­лен­но под­нял­ся наверх, где и нашел жену, лежав­шую на полу в кори­до­ре перед две­рью лабо­ра­то­рии. Поняв, что она лиши­лась чувств, он схва­тил ста­кан с водой, сто­яв­ший рядом в нише. Брыз­нув холод­ной водой ей в лицо, Вард убе­дил­ся, что она при­хо­дит в созна­ние, и немно­го успо­ко­ил­ся. Но в то же самое вре­мя, когда мис­сис Вард откры­ла гла­за, с ужа­сом вспо­ми­ная про­ис­шед­шее, он сам едва не упал в обмо­рок, от кото­ро­го толь­ко что очну­лась его супру­га. Ибо в лабо­ра­то­рии слы­шал­ся негром­кий раз­го­вор, слов­но два чело­ве­ка вели бесе­ду, и, хотя разо­брать сло­ва было невоз­мож­но, тон этой бесе­ды не мог не вну­шать глу­бо­кое бес­по­кой­ство.

Чарльз и рань­ше подол­гу про­из­но­сил впол­го­ло­са раз­лич­ные фор­му­лы, но теперь все было ина­че. Это был явный диа­лог или ими­та­ция диа­ло­га, в кото­ром пере­ме­жа­лись вопро­сы и отве­ты, про­из­но­си­мые раз­ны­ми голо­са­ми. Один из них бес­спор­но при­над­ле­жал Чарль­зу, вто­рым же был густой и гул­кий бас, како­го нико­гда не слы­ша­ли от Чарль­за даже во вре­мя его исступ­лен­ных риту­аль­ных пес­но­пе­ний. В этом голо­се было что-то отвра­ти­тель­ное и неесте­ствен­ное; еще немно­го – и Тео­дор Хоуленд Вард боль­ше не смог бы с гор­до­стью утвер­ждать, что ни разу в жиз­ни не падал в обмо­рок. Но тут мис­сис Вард при­от­кры­ла гла­за и гром­ко вскрик­ну­ла. Мистер Вард, вспом­нив, что он преж­де все­го дол­жен поза­бо­тить­ся о супру­ге, под­хва­тил ее и понес вниз, но перед самым ухо­дом все же успел рас­слы­шать сло­ва, от кото­рых покач­нул­ся и едва не поте­рял рав­но­ве­сие. Ибо крик мис­сис Вард, по всей веро­ят­но­сти, был услы­шан не толь­ко им. Невнят­ный диа­лог за две­рью пре­рвал­ся, и голос, несо­мнен­но при­над­ле­жав­ший Чарль­зу, про­из­нес тре­вож­но: «Шшш! Запи­сы­вай­те!» После обе­да супру­ги дол­го сове­ща­лись, и мистер Вард решил тем же вече­ром серьез­но пого­во­рить с сыном. Как бы ни были важ­ны заня­тия Чарль­за, такое пове­де­ние пред­став­ля­лось совер­шен­но недо­пу­сти­мым; послед­ние собы­тия поста­ви­ли на грань нерв­но­го сры­ва всех оби­та­те­лей дома. Юно­ша, оче­вид­но, совсем поте­рял рас­су­док: толь­ко безу­мие мог­ло послу­жить при­чи­ной диких­кри­ков и раз­го­во­ров с самим собой раз­ны­ми голо­са­ми. Все это сле­до­ва­ло пре­кра­тить немед­лен­но, ина­че мис­сис Вард мог­ла серьез­но забо­леть, а слу­ги уже настро­и­лись бежать прочь из это­го дома.

После ужи­на мистер Вард реши­тель­но отпра­вил­ся в лабо­ра­то­рию Чарль­за. Одна­ко на тре­тьем эта­же он оста­но­вил­ся, услы­шав зву­ки, доно­ся­щи­е­ся из дав­но уже пусто­вав­шей биб­лио­те­ки сына. Каза­лось, кто-то рас­ки­ды­вал кни­ги и шур­шал бумаж­ны­ми листа­ми. Пере­сту­пив порог, мистер Вард застал в ком­на­те Чарль­за, тороп­ли­во соби­рав­ше­го нуж­ный ему мате­ри­ал, сре­ди кото­ро­го были запи­си и самые раз­лич­ные изда­ния. Чарльз казал­ся силь­но поху­дев­шим и измож­ден­ным. Уви­дев отца в две­рях ком­на­ты, он уро­нил на пол всю охап­ку, слов­но его заста­ли врас­плох за чем-то недоз­во­лен­ным. Когда отец велел ему сесть, он пови­но­вал­ся и неко­то­рое вре­мя мол­ча вни­мал заслу­жен­ным упре­кам. С его сто­ро­ны не после­до­ва­ло ника­ких воз­ра­же­ний. Выслу­шав отца, он при­знал его право­ту, согла­сив­шись с тем, что стран­ные раз­го­во­ры на раз­ные голо­са, гром­кая декла­ма­ция, пение закли­на­ний, а так­же зло­во­ние от хими­че­ских опы­тов непро­сти­тель­ны и меша­ют всем домо­чад­цам. Чарльз обе­щал, что боль­ше это­го не повто­рит­ся и он будет вести себя спо­кой­но, но наста­и­вал, что­бы и даль­ше никто не нару­шал его уеди­не­ния. Во вся­ком слу­чае, боль­шая часть его даль­ней­ших иссле­до­ва­ний, гово­рил Чарльз, тре­бу­ет рабо­ты над кни­га­ми, а для совер­ше­ния раз­лич­ных риту­а­лов, если это пона­до­бит­ся на более позд­ней ста­дии, он смо­жет най­ти дру­гое место. Он выра­зил глу­бо­кое сожа­ле­ние, узнав, что его матуш­ка поте­ря­ла от стра­ха созна­ние, и объ­яс­нил, что услы­шан­ный ими раз­го­вор был частью слож­но­го сим­во­ли­че­ско­го риту­а­ла, пред­на­зна­чен­но­го для созда­ния опре­де­лен­ной эмо­ци­о­наль­ной атмо­сфе­ры. Мисте­ра Вар­да пора­зи­ло, что он упо­треб­лял стран­ные, по-види­мо­му, очень древ­ние тер­ми­ны для обо­зна­че­ния хими­че­ских веществ, оче­вид­но, быв­шие в ходу у зна­то­ков алхи­мии. Из раз­го­во­ра с сыном мистер Вард вынес впе­чат­ле­ние, что тот совер­шен­но здо­ров пси­хи­че­ски и пол­но­стью вла­де­ет собой, хотя кажет­ся подав­лен­ным и напря­жен­ным. В общем, встре­ча была совер­шен­но без­ре­зуль­тат­ной, и, когда Чарльз, собрав свои кни­ги и доку­мен­ты, вышел из ком­на­ты, мистер Вард не знал, что и поду­мать. Все это было столь же зага­доч­но, как и вне­зап­ная смерть бед­но­го ста­ро­го кота Нига, чье око­лев­шее тело с выпу­чен­ны­ми гла­за­ми и оска­лен­ной в парок­сиз­ме стра­ха пастью было часом ранее обна­ру­же­но в под­ва­ле дома. В отча­ян­ной попыт­ке доко­пать­ся до исти­ны мистер Вард осмот­рел полу­пу­стые биб­лио­теч­ные пол­ки, дабы выяс­нить, что взял с собой Чарльз. Кни­ги в его биб­лио­те­ке все­гда сто­я­ли в стро­гом поряд­ке, так что, взгля­нув на пол­ки, мож­но было сра­зу ска­зать, какие из них отсут­ству­ют. Мистер Вард был удив­лен, что все тру­ды по оккульт­ным нау­кам и древним куль­ту­рам, кро­ме тех, что были взя­ты рань­ше, сто­ят на сво­их местах. Зато опу­сте­ли пол­ки, где поме­ща­лись совре­мен­ные рабо­ты по новой исто­рии, точ­ным нау­кам, гео­гра­фии и фило­со­фии, а так­же позд­ней­шая лите­ра­ту­ра и под­шив­ки газет и жур­на­лов за послед­ние годы. Похо­же, дав­но уста­но­вив­ший­ся круг чте­ния Чарль­за изме­нил­ся самым ради­каль­ным обра­зом, что лишь усу­гу­би­ло недо­уме­ние его роди­те­ля. Чув­ство неправ­до­по­доб­но­сти про­ис­хо­дя­ще­го было столь явствен­ным, что ощу­ща­лось физи­че­ски – как буд­то неви­ди­мые ког­ти­стые лапы сда­ви­ли ему грудь. При­чем на сей раз изме­не­ния были зри­мы и ося­за­е­мы. С того момен­та, как Вард пере­сту­пил порог этой ком­на­ты, его не поки­да­ло чув­ство, буд­то здесь чего-то не хва­та­ет, и теперь он содрог­нул­ся, най­дя ответ.

Рез­ной камин из дома на Олни-Корт был невре­дим; несча­стье про­изо­шло с тща­тель­но отре­ста­ври­ро­ван­ным порт­ре­том Карве­на. Види­мо, вре­мя и пере­па­ды тем­пе­ра­тур все-таки сде­ла­ли свое дело: крас­ка, отстав от дере­ва, облу­пи­лась, сжа­лась в тугие катыш­ки и нако­нец осы­па­лась напрочь.

Порт­рет­ный Джо­зеф Карвен боль­ше нико­гда не будет при­сталь­но наблю­дать со сво­е­го воз­вы­ше­ния за юно­шей, на кото­ро­го он так похо­дил. То, что от него оста­лось, лежа­ло на полу, пре­вра­тив­шись в тон­кий слой мел­кой голу­бо­ва­то-серой пыли.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Преображение и безумие

1

На про­тя­же­нии неде­ли после той памят­ной Страст­ной пят­ни­цы Чарль­за Вар­да виде­ли чаще, чем обыч­но: он был занят пере­нос­кой книг из сво­ей биб­лио­те­ки на чер­дак. Дер­жал­ся он спо­кой­но, и в его дей­стви­ях не было ниче­го неесте­ствен­но­го, но при этом он имел какой-то затрав­лен­ный вид, очень не понра­вив­ший­ся мис­сис Вард. Одно­вре­мен­но у моло­до­го чело­ве­ка про­бу­дил­ся воис­ти­ну звер­ский аппе­тит, судя по зака­зам, кото­рые стал полу­чать от него повар. Док­то­ру Вил­ле­ту рас­ска­за­ли о собы­ти­ях той пят­ни­цы, и на сле­ду­ю­щей неде­ле, во втор­ник, он дол­го раз­го­ва­ри­вал с Чарль­зом в биб­лио­те­ке, где теперь уже отсут­ство­вал порт­рет Карве­на. Бесе­да сно­ва ни к чему не при­ве­ла, но док­тор Вил­лет мог поклясть­ся, что Вард тогда был совер­шен­но таким же, как обыч­но. Он обе­щал, что вско­ре откро­ет свою тай­ну, и гово­рил, что ему необ­хо­ди­мо иметь еще одну лабо­ра­то­рию вне дома. Об утра­те порт­ре­та он почти не жалел, что было уди­ви­тель­но, учи­ты­вая, как вос­тор­жен­но он отно­сил­ся к сво­ей наход­ке преж­де. Более того, он даже посме­и­вал­ся над тем, что крас­ка на кар­тине столь вне­зап­но рас­трес­ка­лась и осы­па­лась.

Со сле­ду­ю­щей неде­ли Чарльз стал надол­го отлу­чать­ся из дома. Ста­рая негри­тян­ка Хан­на, при­дя к Вар­дам помочь при еже­год­ной весен­ней убор­ке, рас­ска­за­ла, что юно­ша часто посе­ща­ет ста­рин­ный дом на Олни-Корт, куда при­хо­дит с боль­шим бау­лом в руках и подол­гу возит­ся в под­ва­ле. Он был очень добр к ней и ста­ро­му Эйзе, но казал­ся еще более бес­по­кой­ным, чем все­гда, и это очень рас­стра­и­ва­ло ста­ру­ху, кото­рая зна­ла его с колы­бе­ли. Новые изве­стия о Чарль­зе при­шли из Потак­се­та, где дру­зья Вар­дов виде­ли его чуть ли не каж­дый день. Он зача­стил в неболь­шой курорт­ный посе­лок – Родос-на-Потак­се­те – и вся­кий раз отправ­лял­ся на лод­ке к даль­ней и пустын­ной излу­чине реки, вдоль кото­рой, выса­див­шись на берег, шел в север­ном направ­ле­нии и воз­вра­щал­ся лишь спу­стя дол­гое вре­мя.

В кон­це мая на чер­да­ке дома Вар­дов вновь раз­да­лись риту­аль­ные пес­но­пе­ния и закли­на­ния, что вызва­ло рез­кие упре­ки мисте­ра Вар­да. Доволь­но рас­се­ян­ным тоном Чарльз обе­щал пре­кра­тить их. Одна­жды утром повто­рил­ся раз­го­вор моло­до­го Вар­да с вооб­ра­жа­е­мым собе­сед­ни­ком, такой же, как в ту зло­счаст­ную Страст­ную пят­ни­цу. Чарльз уго­ва­ри­вал и горя­чо спо­рил сам с собой; слы­ша­лись воз­му­щен­ные воз­гла­сы, слов­но при­над­ле­жа­щие двум раз­ным людям, один ил кото­рых что-то настой­чи­во тре­бо­вал, а вто­рой отка­зы­вал­ся. Мис­сис Вард взбе­жа­ла по лест­ни­це на чер­дак и при­слу­ша­лась. Стоя у запер­той две­ри, она смог­ла раз­ли­чить лишь обры­вок фра­зы: «…три меся­ца нуж­на кровь». Когда мис­сис Вард посту­ча­ла в дверь, все стих­ло. Поз­же мистер Вард стал рас­спра­ши­вать Чарль­за, и тот ска­зал, что про­изо­шел некий «кон­фликт в раз­ных сфе­рах созна­ния», кото­ро­го мож­но избе­жать, лишь обла­дая боль­шим искус­ством, но он поста­ра­ет­ся это сде­лать.

В сере­дине июня про­изо­шел еще один стран­ный слу­чай. Вече­ром из лабо­ра­то­рии послы­ша­лись шум и топот. Мистер Вард решил пой­ти посмот­реть, в чем дело, но шум вне­зап­но пре­кра­тил­ся. Когда все усну­ли, а лакей запи­рал на ночь вход­ную дверь, у под­но­жия лест­ни­цы вдруг появил­ся Чарльз, нетвер­до дер­жав­ший­ся на ногах, с боль­шим чемо­да­ном. Он сде­лал лакею знак, что хочет поки­нуть дом. Моло­дой чело­век не ска­зал ни сло­ва, но лакей – респек­та­бель­ный йорк­ши­рец – посмот­рел ему в гла­за и вздрог­нул без вся­кой види­мой при­чи­ны. Он отпер дверь, и моло­дой Вард вышел. Утром лакей сооб­щил о про­ис­шед­шем мате­ри Чарль­за. По его сло­вам, было что-то дья­воль­ское во взгля­де, кото­рым тот его оки­нул. Моло­дые джентль­ме­ны не смот­рят так на чест­ных слуг, и он не жела­ет более ни дня оста­вать­ся в этом доме. Мис­сис Вард рас­счи­та­ла лакея, не обра­тив осо­бо­го вни­ма­ния на его сло­ва. Утвер­жде­ние о ноч­ном ухо­де Чарль­за было про­сто неле­по­стью в ту ночь она дол­го не мог­ла уснуть и все это вре­мя слы­ша­ла сла­бые зву­ки, доно­сив­ши­е­ся из лабо­ра­то­рии, кото­рая была пря­мо над ней: Чарльз бес­по­кой­но ходил по ком­на­те, глу­бо­ко взды­хал и даже как буд­то рыдал, слов­но чело­век, погру­жен­ный в самую без­дну отча­я­ния. Мис­сис Вард дав­но уже заве­ла при­выч­ку при­слу­ши­вать­ся по ночам, глу­бо­ко обес­по­ко­ен­ная зло­ве­щи­ми тай­на­ми, окру­жав­ши­ми ее сына.

На сле­ду­ю­щий вечер, как и три меся­ца назад, Чарльз Вард пер­вым взял из поч­то­во­го ящи­ка газе­ту и яко­бы слу­чай­но поте­рял где-то одну из стра­ниц. Это вспом­ни­ли поз­же, когда док­тор Вил­лет попы­тал­ся свя­зать раз­роз­нен­ные фак­ты в одно целое. В редак­ции «Джор­нал» он про­смот­рел стра­ни­цу, уте­рян­ную Чарль­зом, и нашел там две замет­ки.

«СНОВА ГРОБОКОПАТЕЛИ Сего­дня утром Роберт Харт, ноч­ной сто­рож на Север­ном клад­би­ще, стал сви­де­те­лем того, что похи­ти­те­ли тру­пов сно­ва при­ня­лись за свое страш­ное дело в самой ста­рой части клад­би­ща. Моги­ла Эзры Виде­на, родив­ше­го­ся в 1740 и умер­ше­го в 1824 году, как было начер­та­но на его извле­чен­ном из зем­ли и вар­вар­ски раз­би­том камен­ном над­гро­бии, раз­ры­та и опу­сто­ше­на. Это было, по всей веро­ят­но­сти, про­де­ла­но с помо­щью лопа­ты, укра­ден­ной из сосед­ней сто­рож­ки.

Како­во бы ни было содер­жи­мое моги­лы после более чем сто­лет­не­го пре­бы­ва­ния в зем­ле, все это исчез­ло, кро­ме несколь­ких полу­сгнив­ших щепок. Отпе­чат­ков колес не заме­че­но, но поли­ци­ей най­де­ны вбли­зи от это­го места сле­ды одно­го чело­ве­ка, оче­вид­но муж­чи­ны из выс­ших сло­ев обще­ства, так как он был обут в мод­ные ост­ро­но­сые туфли.

Харт скло­нен свя­зы­вать это собы­тие со слу­ча­ем, про­ис­шед­шим в мар­те, когда он спуг­нул груп­пу людей, при­е­хав­ших на гру­зо­ви­ке, кото­рые успе­ли вырыть глу­бо­кую яму; одна­ко сер­жант Рай­ли из Вто­ро­го участ­ка опро­вер­га­ет эту вер­сию, ука­зы­вая на корен­ное раз­ли­чие меж­ду дву­мя про­ис­ше­стви­я­ми. В мар­те рас­коп­ки про­из­во­ди­лись там, где, как извест­но, не было ника­ких могил; в послед­нем же слу­чае явно целе­на­прав­лен­но и зло­на­ме­рен­но раз­ры­та отме­чен­ная во всех запи­сях моги­ла и вар­вар­ски раз­ру­ше­но над­гро­бие, нахо­див­ше­е­ся до насто­я­ще­го вре­ме­ни в пре­крас­ном состо­я­нии.

Потом­ки Виде­на, кото­рым сооб­щи­ли о слу­чив­шем­ся, выра­зи­ли свое удив­ле­ние и глу­бо­кое сожа­ле­ние. Они совер­шен­но не могут себе пред­ста­вить, что­бы нашел­ся чело­век, пита­ю­щий такую смер­тель­ную нена­висть к их пред­ку, что­бы пой­ти на осквер­не­ние его моги­лы. Хэза­рд Виден, про­жи­ва­ю­щий на Энджел-стрит, 598, вспом­нил семей­ную леген­ду, гла­ся­щую, что Эзра Виден неза­дол­го до Рево­лю­ции участ­во­вал в каком-то таин­ствен­ном пред­при­я­тии, впро­чем, отнюдь не заде­ва­ю­щем его честь. Одна­ко он не смог при­пом­нить ника­ко­го нынеш­не­го вра­га его семьи или какую-то свя­зан­ную с ней тай­ну. Рас­сле­до­ва­ние дела пору­че­но инспек­то­ру Кан­нин­ге­му, и есть надеж­да, что в бли­жай­шем буду­щем мы узна­ем что-нибудь опре­де­лен­ное».

«ЛАЙ СОБАК БУДИТ ЖИТЕЛЕЙ ПОТАКСЕТА Сего­дня ночью, око­ло трех часов, жите­ли Потак­се­та были раз­бу­же­ны необык­но­вен­но гром­ким лаем и воем собак, кото­рый начал­ся в местах, рас­по­ло­жен­ных у реки, к севе­ру от Родо­са-на-Потак­се­те. Как утвер­жда­ют люди, живу­щие побли­зо­сти, соба­ки выли на ред­кость гром­ко и страш­но. Фред Лем­дин, ноч­ной сто­рож из Родо­са, заяв­ля­ет, что к это­му вою при­ме­ши­ва­лось что-то очень похо­жее на кри­ки до смер­ти пере­пу­ган­но­го чело­ве­ка. Силь­ная, но крат­ко­вре­мен­ная гро­за, раз­ра­зив­ша­я­ся непо­да­ле­ку от бере­га реки, поло­жи­ла конец шуму. Люди свя­зы­ва­ют с этим про­ис­ше­стви­ем омер­зи­тель­ное зло­во­ние, рас­про­стра­нив­ше­е­ся, оче­вид­но, от неф­те­хра­ни­лищ, рас­по­ло­жен­ных вдоль бере­гов бух­ты. Воз­мож­но, имен­но это зло­во­ние повли­я­ло на пове­де­ние собак».

Чарльз худел и ста­но­вил­ся все бес­по­кой­нее, и, огля­ды­ва­ясь назад, все при­шли к обще­му мне­нию, что в то вре­мя он хотел сде­лать какое-то заяв­ле­ние или в чем-то при­знать­ся, но воз­дер­жи­вал­ся от это­го из стра­ха. Мис­сис Вард, полу­боль­ная от посто­ян­но­го нерв­но­го напря­же­ния, при­слу­ши­ва­ясь по ночам к малей­ше­му шоро­ху, выяс­ни­ла, что он часто совер­ша­ет вылаз­ки под покро­вом тем­но­ты, и в насто­я­щее вре­мя боль­шая часть пси­хи­ат­ров склон­на винить Чарль­за Вар­да в отвра­ти­тель­ных актах вам­пи­риз­ма, кото­рые в то вре­мя были пода­ны прес­сой как глав­ная сен­са­ция, но так и оста­лись нерас­кры­ты­ми, посколь­ку маньяк не был най­ден. Жерт­ва­ми этих пре­ступ­ле­ний, слиш­ком извест­ных, что­бы рас­ска­зы­вать о них подроб­но, ста­но­ви­лись люди раз­но­го пола и воз­рас­та. Они совер­ша­лись в двух местах: на хол­ме в север­ной части горо­да, близ дома Вар­да, и в пред­ме­стье напро­тив стан­ции Крен­сто­ун, неда­ле­ко от Потак­се­та. Напа­да­ли как на запоз­да­лых про­хо­жих, так и на неосто­рож­ных, спя­щих с откры­ты­ми окна­ми жите­лей, и все остав­ши­е­ся в живых рас­ска­зы­ва­ют о тон­ком, гиб­ком чудо­ви­ще с горя­щи­ми гла­за­ми, кото­рое набра­сы­ва­лось на них, вон­за­ло зубы в шею или руку и жад­но пило кровь.

Док­тор Вил­лет, не соглас­ный с тем, что безу­мие Вар­да нача­лось в этот пери­од, про­яв­ля­ет боль­шую осто­рож­ность при объ­яс­не­нии всех этих ужа­сов. Он заяв­ля­ет, что име­ет соб­ствен­ную точ­ку зре­ния на сей счет, и, не гово­ря ниче­го опре­де­лен­но­го, огра­ни­чи­ва­ет­ся утвер­жде­ни­я­ми о непри­част­но­сти Чарль­за Вар­да к диким пре­ступ­ле­ни­ям. «Не буду гово­рить о том, – заяв­ля­ет он, – кто или что, по мое­му мне­нию, совер­ша­ло эти напа­де­ния и убий­ства, но наста­и­ваю, что Чарльз Вард в них непо­ви­нен. У меня есть при­чи­ны быть уве­рен­ным в том, что Чарльз нико­гда не был вам­пи­ром, и луч­шим дока­за­тель­ством тому яви­лись его про­грес­си­ро­вав­шее мало­кро­вие и ужа­са­ю­щая блед­ность. Вард забав­лял­ся очень опас­ны­ми веща­ми и доро­го запла­тил за это, но он нико­гда не был чудо­ви­щем и зло­де­ем. Сей­час мне не хочет­ся думать о подоб­ных вещах. Мы были сви­де­те­ля­ми рез­кой пере­ме­ны в нем, и мне хочет­ся верить, что преж­ний Чарльз Вард умер в тот час, когда это слу­чи­лось. Как бы то ни было, душа его умер­ла, ибо безум­ный сгу­сток пло­ти, кото­рый исчез из сво­ей ком­на­ты в боль­ни­це Вей­та, имел совсем дру­гую душу».

К сло­вам Вил­ле­та сто­ит при­слу­шать­ся: он часто посе­щал дом Вар­дов, зани­ма­ясь лече­ни­ем мис­сис Вард, забо­лев­шей нерв­ным рас­строй­ством от посто­ян­но­го напря­же­ния. Бес­сон­ные ночи, когда она с тре­пе­том при­слу­ши­ва­лась к доно­сив­шим­ся свер­ху зву­кам, вызва­ли у нее болез­нен­ные гал­лю­ци­на­ции, о кото­рых она, после дол­гих коле­ба­ний, пове­да­ла док­то­ру.

Тот успо­ко­ил ее, но серьез­но заду­мал­ся над услы­шан­ным. Ей каза­лось, что она слы­шит глу­хие рыда­ния и вздо­хи в лабо­ра­то­рии и спальне сына навер­ху. В нача­ле июня док­тор Вил­лет реко­мен­до­вал мис­сис Вард поехать в Атлан­тик-Сити на неопре­де­лен­ное вре­мя и как сле­ду­ет отдох­нуть, реши­тель­но пре­ду­пре­див как мисте­ра Вар­да, так и исху­дав­ше­го и ста­рав­ше­го­ся избе­гать его Чарль­за, что­бы они писа­ли ей толь­ко весе­лые и обод­ря­ю­щие пись­ма. Веро­ят­но, этой реко­мен­да­ции док­то­ра она сей­час обя­за­на тем, что сохра­ни­ла жизнь и душев­ное здо­ро­вье.

2

Через неко­то­рое вре­мя после отъ­ез­да мате­ри Чарльз решил купить дом в Потак­се­те. Это было неболь­шое дере­вян­ное зда­ние, кот­тедж с бетон­ным гара­жом, высо­ко на склоне почти неза­се­лен­но­го реч­но­го бере­га над курорт­ным город­ком. По при­чи­нам, извест­ным лишь ему одно­му, моло­дой Вард желал при­об­ре­сти имен­но его. Он не давал покоя агент­ствам по про­да­же недви­жи­мо­сти, пока они не купи­ли для него этот дом, пре­одо­лев сопро­тив­ле­ние преж­не­го вла­дель­ца, не усто­яв­ше­го перед несо­об­раз­но высо­кой ценой. Как толь­ко дом осво­бо­дил­ся, Чарльз пере­ехал в него, погру­зив в боль­шую закры­тую маши­ну все содер­жи­мое сво­ей лабо­ра­то­рии, в том чис­ле кни­ги из биб­лио­те­ки, как ста­рин­ные, так и совре­мен­ные. Он отпра­вил­ся в Потак­сет в самую тем­ную пору ночи, и мистер Вард при­по­ми­на­ет, как сквозь сон слы­шал при­глу­шен­ные руга­тель­ства рабо­чих и гром­кий топот, когда они спус­ка­лись по лест­ни­це. По воз­вра­ще­нии в город Чарльз пере­се­лил­ся в свои ста­рые покои на тре­тьем эта­же и нико­гда боль­ше не под­ни­мал­ся на чер­дак.

Дом в Потак­се­те стал вме­сти­ли­щем всех сек­ре­тов, кото­рые преж­де таи­лись в лабо­ра­то­рии. Чарльз все так же жил отшель­ни­ком, но теперь его оди­но­че­ство раз­де­ля­ли двое: раз­бой­ни­чье­го вида пор­ту­га­лец с при­ме­сью негри­тян­ской кро­ви – бро­дя­га с набе­реж­ной Саут-Мейн­стрит, выпол­няв­ший обя­зан­но­сти слу­ги; и худо­ща­вый незна­ко­мец, по виду уче­ный, в чер­ных очках, с густой и длин­ной боро­дой, кото­рая выгля­де­ла как при­кле­ен­ная, – по всей види­мо­сти, кол­ле­га Чарль­за. Сосе­ди тщет­но пыта­лись вовлечь в раз­го­вор этих стран­ных субъ­ек­тов. Мулат, кото­ро­го зва­ли Гомес, почти не гово­рил по-англий­ски, а боро­да­тый при­я­тель Вар­да, назы­вав­ший себя док­то­ром Алле­ном, был крайне нераз­го­вор­чив. Сам Вард пытал­ся общать­ся с мест­ны­ми жите­ля­ми, но лишь вызы­вал их недоб­ро­же­ла­тель­ное любо­пыт­ство сво­и­ми рас­ска­за­ми о слож­ных хими­че­ских опы­тах. Сра­зу же нача­лись раз­го­во­ры о том, что в доме всю ночь горит свет; немно­го поз­же, когда это вне­зап­но пре­кра­ти­лось, появи­лись еще более стран­ные слу­хи о том, что Вард зака­зы­ва­ет у мяс­ни­ка целые туши, что из дома раз­да­ют­ся при­глу­шен­ные кри­ки, декла­ма­ция, пес­но­пе­ния или закли­на­ния и вопли, слов­но выхо­дя­щие из како­го-то глу­бо­ко­го под­зе­ме­лья. Само собой разу­ме­ет­ся, достой­ные бур­жуа, оби­тав­шие по сосед­ству, силь­но невзлю­би­ли новых подо­зри­тель­ных жиль­цов, и неуди­ви­тель­но, что дела­лись доволь­но про­зрач­ные наме­ки на их воз­мож­ную связь с мно­го­чис­лен­ны­ми слу­ча­я­ми вам­пи­риз­ма и убийств, осо­бен­но с тех пор, как они рас­про­стра­ни­лись, слов­но эпи­де­мия, исклю­чи­тель­но в Потак­се­те и при­ле­га­ю­щих к нему рай­о­нах Эдж­ву­да.

Вард боль­шую часть вре­ме­ни про­во­дил в Потак­се­те, лишь изред­ка ночуя в роди­тель­ском доме, кото­рый счи­тал­ся его офи­ци­аль­ным местом про­жи­ва­ния. Два­жды он на целую неде­лю уез­жал из горо­да неве­до­мо куда. Он ста­но­вил­ся все блед­нее, ката­стро­фи­че­ски худел и лишил­ся преж­ней уве­рен­но­сти в себе, что док­тор Вил­лет не пре­ми­нул отме­тить, в оче­ред­ной раз выслу­шав ста­рую исто­рию о важ­ных иссле­до­ва­ни­ях и буду­щих откры­ти­ях. Вил­лет не раз пытал­ся под­сте­речь моло­до­го чело­ве­ка в доме его отца, кото­рый ста­рал­ся сде­лать так, что­бы за его сыном хоть как-то при­смат­ри­ва­ли, насколь­ко это было воз­мож­но в дан­ном слу­чае, ибо Чарльз уже стал совер­шен­но­лет­ним и к тому же обла­дал очень скрыт­ным и неза­ви­си­мым харак­те­ром. Ныне док­тор наста­и­ва­ет, что моло­дой чело­век даже тогда был совер­шен­но здо­ров пси­хи­че­ски, и при­во­дит в дока­за­тель­ство содер­жа­ние их тогдаш­них бесед.

К сен­тяб­рю «эпи­де­мия вам­пи­риз­ма» сошла на нет, но в янва­ре Чарльз едва не ока­зал­ся заме­шан­ным в круп­ных непри­ят­но­стях. Люди уже неко­то­рое вре­мя пого­ва­ри­ва­ли о таин­ствен­ных ноч­ных кара­ва­нах гру­зо­ви­ков, при­бы­ва­ю­щих к Вар­ду в Потак­сет, и вот одна­жды слу­чай­но откры­лось, како­го рода гру­зы они достав­ля­ли. В без­люд­ном месте близ Ноуп-Вэл­ли налет­чи­ки под­сте­рег­ли один из таких кара­ва­нов, думая, что в маши­нах нахо­дит­ся спирт­ное, но на этот раз им суж­де­но было испы­тать насто­я­щий шок. Ибо длин­ные ящи­ки, захва­чен­ные и сра­зу же откры­тые ими, содер­жа­ли поис­ти­не страш­ные вещи – настоль­ко страш­ные, что не выдер­жа­ли нер­вы даже у отпе­тых голо­во­ре­зов. Похи­ти­те­ли спеш­но зако­па­ли свои наход­ки, но когда о слу­чив­шем­ся узна­ли в поли­ции шта­та, было про­ве­де­но тща­тель­ное рас­сле­до­ва­ние. Один из задер­жан­ных бан­ди­тов, кото­ро­му пообе­ща­ли не предъ­яв­лять каких-либо допол­ни­тель­ных обви­не­ний, согла­сил­ся пока­зать поли­цей­ским место, где было зары­то захва­чен­ное; и в сде­лан­ном наспех захо­ро­не­нии были най­де­ны поис­ти­не ужас­ные пред­ме­ты. Опуб­ли­ко­ва­ние резуль­та­тов этой опе­ра­ции мог­ло иметь крайне непри­ят­ный резо­нанс в наци­о­наль­ном или даже меж­ду­на­род­ном – мас­шта­бе; по тако­му пово­ду в Вашинг­тон было с лихо­ра­доч­ной поспеш­но­стью отправ­ле­но несколь­ко теле­грамм. Ящи­ки были адре­со­ва­ны Чарль­зу Вар­ду в Потак­сет, и пред­ста­ви­те­ли как мест­ной, так и феде­раль­ной поли­ции, доста­вив в уча­сток всех оби­та­те­лей кот­те­джа, под­верг­ли их стро­го­му допро­су. Чарльз и его спут­ни­ки выгля­де­ли испу­ган­ны­ми, одна­ко поли­ция полу­чи­ла от хозя­и­на дома объ­яс­не­ния, кото­рые, каза­лось, пол­но­стью его оправ­ды­ва­ли. Ему яко­бы потре­бо­ва­лись неко­то­рые ана­то­ми­че­ские образ­цы для науч­ных иссле­до­ва­ний, глу­би­ну и важ­ность кото­рых могут под­твер­дить все, знав­шие его в послед­ние десять лет, и он зака­зал необ­хо­ди­мые объ­ек­ты в нуж­ном ему коли­че­стве в агент­ствах, кото­рые, как он пола­гал, дей­ство­ва­ли вполне закон­ным поряд­ком. Отку­да взя­ты эти образ­цы, ему абсо­лют­но неиз­вест­но. Вард казал­ся потря­сен­ным, когда инспек­тор намек­нул на то, какое чудо­вищ­ное впе­чат­ле­ние про­из­ве­дет на пуб­ли­ку изве­стие о наход­ках и насколь­ко все это повре­дит наци­о­наль­но­му пре­сти­жу. Пока­за­ния Чарль­за были пол­но­стью под­твер­жде­ны его кол­ле­гой, док­то­ром Алле­ном, чей стран­ный гул­кий голос зву­чал гораз­до более убе­ди­тель­но, неже­ли нерв­ный, сры­ва­ю­щий­ся голос Вар­да. В кон­це кон­цов поли­ция оста­ви­ла дело без послед­ствий, но ее сотруд­ни­ки тща­тель­но запи­са­ли нью-йорк­ский адрес агент­ства и его вла­дель­ца. Даль­ней­шее рас­сле­до­ва­ние ни к чему не при­ве­ло. Оста­ет­ся лишь доба­вить, что «образ­цы» были поспеш­но и в пол­ной тайне воз­вра­ще­ны на преж­нее место, и никто так и не узнал об этом бого­про­тив­ном осквер­не­нии памя­ти усоп­ших.

Деся­то­го фев­ра­ля 1928 года док­тор Вил­лет полу­чил от Чарль­за Вар­да пись­мо, кото­рое счи­та­ет исклю­чи­тель­но важ­ным и часто спо­рит на эту тему с док­то­ром Лай­ма­ном. Послед­ний счи­та­ет пись­мо убе­ди­тель­ным дока­за­тель­ством того, что они столк­ну­лись с харак­тер­ным слу­ча­ем «dementia praecox» – быст­ро про­грес­си­ру­ю­щей острой душев­ной болез­ни. Вил­лет же счи­та­ет, что это послед­ние сло­ва несчаст­но­го юно­ши, напи­сан­ные им в здра­вом уме. Он обра­ща­ет осо­бое вни­ма­ние на харак­тер почер­ка, хотя и неров­но­го, но несо­мнен­но при­над­ле­жа­ще­го Вар­ду. Вот пол­ный текст это­го пись­ма:

100 Про­спект-стрит, Про­ви­денс, Р. И. 8 мар­та 1926 г.

Доро­гой док­тор Вил­лет!

Я чув­ствую, что нако­нец при­шло вре­мя сде­лать при­зна­ние, с кото­рым я мед­лил, несмот­ря на Ваши прось­бы. Я нико­гда не пере­ста­ну ценить тер­пе­ние, с кото­рым Вы его ожи­да­ли, и дове­рие, с кото­рым Вы отнес­лись ко мне как к чело­ве­ку и паци­ен­ту.

Я дол­жен, к сожа­ле­нию, при­знать, что нико­гда не дождусь три­ум­фа, о кото­ром меч­тал. Вме­сто него я добил­ся лишь встре­чи с гибель­ным ужа­сом, и мои сло­ва, обра­щен­ные к Вам, будут не побед­ным кли­чем, а моль­бой о помо­щи: посо­ве­туй­те, как спа­сти не толь­ко меня, но и весь мир от чудо­вищ­ной опас­но­сти, кото­рую не может себе пред­ста­вить чело­ве­че­ский разум. Вспом­ни­те, что гово­рит­ся в пись­мах Фен­не­ра о рей­де на фер­му в Потак­се­те. Это нуж­но сде­лать сно­ва, и как мож­но ско­рее. От нас зави­сит боль­ше, чем мож­но выра­зить сло­ва­ми, вся циви­ли­за­ция, все зако­ны при­ро­ды, может быть, даже судь­ба всей Сол­неч­ной систе­мы и все­го миро­зда­ния. Я вызвал к жиз­ни страш­но­го мон­стра, но сде­лал это лишь во имя нау­ки. А сей­час во имя жиз­ни чело­ве­че­ства и всей Зем­ли вы долж­ны помочь мне загнать чудо­ви­ще в те чер­ные без­дны, отку­да оно яви­лось.

Я поки­нул то место в Потак­се­те, и мы долж­ны извлечь отту­да все, что в нем нахо­дит­ся, – живым или мерт­вым. Я нико­гда не вер­нусь туда, и вы не долж­ны верить, если кто-нибудь ска­жет, буд­то видел меня там. Подроб­нее объ­яс­ним­ся при встре­че. Я вер­нул­ся домой навсе­гда и хотел бы, что­бы вы посе­ти­ли меня сра­зу же, как толь­ко у вас появят­ся пятъ-шесть сво­бод­ных часов, что­бы вы смог­ли выслу­шать мое сооб­ще­ние. Это зай­мет доволь­но мно­го вре­ме­ни – и поверь­те мне, нико­гда еще ваш про­фес­си­о­наль­ный долг не при­зы­вал вас с такой насто­я­тель­ной необ­хо­ди­мо­стью, как сей­час. На кар­ту постав­ле­но зна­чи­тель­но боль­ше, чем рас­су­док или даже моя жизнь.

Я не риск­ну рас­ска­зать обо всем отцу; вряд ли он пой­мет, о чем идет речь. Но я при­знал­ся ему, что мне угро­жа­ет опас­ность, и он нанял четы­рех детек­ти­вов, кото­рые сле­дят за нашим домом. Не уве­рен, что они смо­гут помочь, пото­му что им при­дет­ся иметь дело с сила­ми, само суще­ство­ва­ние кото­рых пока­жет­ся неве­ро­ят­ным даже вам. Итак, при­хо­ди­те ско­рее, если хоти­те застать меня в живых и услы­шать, как изба­вить все миро­зда­ние от адско­го заго­во­ра.

При­хо­ди­те в любое вре­мя: я не наме­рен поки­дать дом. Зара­нее не зво­ни­те, пото­му что труд­но ска­зать, кто или что попы­та­ет­ся пере­хва­тить вас. Будем молить­ся всем богам, что­бы ничто не поме­ша­ло нашей встре­че.

Я в пол­ном отча­я­нии.

Чарльз Декс­тер Вард.

P. S. Если уви­ди­те док­то­ра Алле­на, застре­ли­те его немед­ля и брось­те тело в кис­ло­ту, что­бы от него ниче­го не оста­лось. Не сжи­гай­те его.

Док­тор Вил­лет полу­чил это пись­мо при­мер­но в десять трид­цать утра и тот­час устро­ил так, что­бы у него ока­за­лись сво­бод­ны­ми вто­рая поло­ви­на дня и весь вечер для раз­го­во­ра, кото­рый мог, если необ­хо­ди­мо, про­дол­жать­ся до позд­ней ночи. Он соби­рал­ся прий­ти к Вар­дам при­мер­но в четы­ре часа попо­лу­дни и остав­ши­е­ся до это­го часы про­вел в бес­по­кой­стве, строя самые неве­ро­ят­ные догад­ки. Чело­ве­ку посто­рон­не­му мог­ло пока­зать­ся, что это посла­ние напи­са­но манья­ком, но док­тор Вил­лет был слиш­ком хоро­шо осве­дом­лен о стран­ных вещах, кото­рые про­ис­хо­ди­ли с Чарль­зом, и был далек от того, что­бы счи­тать его сло­ва бре­дом безум­ца. Он был уве­рен, что в этом деле и вправ­ду при­сут­ству­ет нечто таин­ствен­ное и чудо­вищ­ное, воз­ник­шее из глу­би­ны веков, а упо­ми­на­ние док­то­ра Алле­на сра­зу же про­бу­ди­ло в памя­ти Вил­ле­та все раз­го­во­ры, что велись в Потак­се­те отно­си­тель­но зага­доч­но­го ком­па­ньо­на Чарль­за. Док­тор нико­гда не видел это­го чело­ве­ка, но мно­го слы­шал о его внеш­но­сти и пове­де­нии и не мог не заду­мы­вать­ся над тем, что скры­ва­ют нико­гда не сни­ма­е­мые им на людях непро­ни­ца­е­мо-чер­ные очки.

Ров­но в четы­ре часа док­тор Вил­лет явил­ся в дом Вар­дов, но с раз­дра­же­ни­ем и бес­по­кой­ством услы­шал, что Чарльз не сдер­жал сво­е­го обе­ща­ния остать­ся дома. По сло­вам дежу­рив­ших у дома детек­ти­вов, моло­дой чело­век вро­де бы пре­одо­лел свои преж­ние стра­хи. Утром он дол­го раз­го­ва­ри­вал по теле­фо­ну, спо­рил и, по всей види­мо­сти, отка­зы­вал­ся выпол­нить то, что тре­бо­вал его собе­сед­ник. Один из детек­ти­вов рас­слы­шал сло­ва: «Я очень устал и хочу немно­го отдох­нуть», «Изви­ни­те меня, но я сего­дня не могу нико­го при­нять», «Пожа­луй­ста, отло­жи­те реши­тель­ные дей­ствия, пока мы не при­дем к како­му-нибудь ком­про­мис­су» – и нако­нец: «Мне очень жаль, но я дол­жен от все­го совер­шен­но отой­ти на неко­то­рое вре­мя. Я пого­во­рю с вами поз­же». Потом, оче­вид­но поду­мав и набрав­шись храб­ро­сти, он выскольз­нул из дома так тихо, что никто не заме­тил его ухо­да. Око­ло часа дня Чарльз вер­нул­ся и про­шел внутрь, не гово­ря ни сло­ва. Он под­нял­ся наверх, вошел в биб­лио­те­ку, и там что-то его силь­но испу­га­ло: все услы­ша­ли вопль ужа­са, кото­рый пере­шел в какие-то буль­ка­ю­щие зву­ки, слов­но моло­до­го чело­ве­ка души­ли. Одна­ко, когда туда под­нял­ся лакей, что­бы про­ве­рить, все ли в поряд­ке, Чарльз с дерз­ким и над­мен­ным видом встал в две­рях и мол­ча ото­слал слу­гу жестом, от кото­ро­го тому ста­ло не по себе. Позд­нее моло­дой Вард, по всей веро­ят­но­сти, что-то пере­став­лял у себя на пол­ках: в тече­ние неко­то­ро­го вре­ме­ни слы­шал­ся топот, зву­ки пере­дви­га­е­мых тяже­лых пред­ме­тов, гро­хот и треск дере­ва, после чего он вышел из биб­лио­те­ки и сра­зу же поки­нул дом. Вил­лет осве­до­мил­ся, не велел ли Чарльз что-нибудь пере­дать ему, но услы­шал отри­ца­тель­ный ответ. Лакей был обес­по­ко­ен видом и пове­де­ни­ем Чарль­за и забот­ли­во осве­до­мил­ся у док­то­ра, есть ли надеж­да выле­чить моло­до­го чело­ве­ка от нерв­но­го рас­строй­ства.

Без мало­го два часа док­тор Вил­лет напрас­но про­ждал Чарль­за в его биб­лио­те­ке, огля­ды­вая пыль­ные пол­ки с зия­ю­щи­ми пусто­та­ми в тех местах, отку­да были выну­ты кни­ги, и мрач­но улы­ба­ясь при виде ками­на, с пане­ли кото­ро­го все­го год назад на него без­мя­теж­но взи­рал ста­рый Джо­зеф Карвен. Через неко­то­рое вре­мя в ком­на­те сгу­сти­лись тени, и живые цве­та сол­неч­но­го зака­та усту­пи­ли место жут­ко­ва­то­му полу­мра­ку – вест­ни­ку насту­па­ю­щей ночи. Нако­нец явил­ся Вард-стар­ший, кото­рый выра­зил удив­ле­ние и гнев по пово­ду отсут­ствия сына, для охра­ны кото­ро­го он при­ло­жил столь­ко уси­лий. Отец не знал, что Чарльз при­гла­сил док­то­ра Вил­ле­та, и обе­щал изве­стить его тот­час по воз­вра­ще­нии сына. Про­ща­ясь, мистер Вард выра­зил край­нее бес­по­кой­ство состо­я­ни­ем здо­ро­вья Чарль­за и умо­лял док­то­ра сде­лать все воз­мож­ное, что­бы юно­ша вер­нул­ся к нор­маль­но­му обра­зу жиз­ни. Вил­лет был рад поки­нуть биб­лио­те­ку, ибо в тамош­ней атмо­сфе­ре ощу­ща­лось при­сут­ствие чего-то омер­зи­тель­но­го и нечи­сто­го, слов­но дух сги­нув­ше­го порт­ре­та все еще витал в этих сте­нах. Док­то­ру нико­гда не нра­ви­лась эта кар­ти­на, и даже теперь, когда порт­рет исчез, это­му чело­ве­ку с весь­ма креп­ки­ми нер­ва­ми все вре­мя чуди­лось за глад­кой пане­лью чье­то незри­мое при­сут­ствие, так что он был рад нако­нец вый­ти отсю­да на све­жий воз­дух.

3

На сле­ду­ю­щее утро Вил­лет полу­чил запис­ку от мисте­ра Вар­да, в кото­рой гово­ри­лось, что Чарльз все еще не появил­ся. Вард писал, что ему позво­нил док­тор Аллен, сооб­щив­ший, что Чарльз на неко­то­рое вре­мя оста­нет­ся в Потак­се­те и не жела­ет, что­бы его бес­по­ко­и­ли. При­сут­ствие Чарль­за было необ­хо­ди­мо, так как сам Аллен, по его сло­вам, дол­жен будет уехать на неопре­де­лен­ный срок, а их опы­ты тре­бу­ют посто­ян­но­го наблю­де­ния. Уста­ми кол­ле­ги Чарльз пере­дал всем горя­чий при­вет и сожа­ле­ния, если неожи­дан­ная пере­ме­на его пла­нов созда­ла кому-нибудь неудоб­ства. Мистер Вард впер­вые услы­шал голос Алле­на, что-то ему смут­но напом­нив­ший. Он не мог с уве­рен­но­стью ска­зать, что имен­но, одна­ко ассо­ци­а­ции были самые непри­ят­ные.

Полу­чив столь стран­ные и про­ти­во­ре­чи­вые изве­стия, док­тор Вил­лет не знал, что и поду­мать. Пись­мо Чарль­за было явно про­дик­то­ва­но отча­я­ни­ем и стра­хом, но поче­му тогда он ушел из дому вопре­ки соб­ствен­ным же пла­нам? Моло­дой Вард напи­сал, что его изыс­ка­ния таят в себе чудо­вищ­ную угро­зу, что боро­да­тый док­тор Аллен дол­жен быть уни­что­жен любой ценой и что он боль­ше нико­гда не вер­нет­ся в Потак­сет. Одна­ко, если верить послед­ним сооб­ще­ни­ям, он забыл свои сло­ва и вновь отпра­вил­ся в это гнез­до мрач­ных тайн. Здра­вый смысл под­ска­зы­вал док­то­ру, что луч­ше все­го оста­вить в покое моло­до­го Вар­да со все­ми его дики­ми при­чу­да­ми, но какое-то более глу­бо­кое чув­ство не дава­ло изгла­дить­ся впе­чат­ле­нию от пись­ма. Вил­лет пере­чи­тал его и вновь убе­дил­ся, что оно отнюдь не столь бес­связ­но и бес­тол­ко­во, как это мог­ло пока­зать­ся на пер­вый взгляд. В нем чув­ство­вал­ся под­лин­ный и глу­бо­кий страх, а учи­ты­вая уже извест­ные док­то­ру фак­ты, намек на чудо­вищ­ное втор­же­ние в наш мир из иных вре­мен и про­странств уже не пред­став­лял­ся ему все­го-навсе­го глу­пой выдум­кой. Где-то совсем рядом таил­ся неска­зан­ный ужас, и, даже не будучи в силах постичь его суть, надо было дер­жать­ся насто­ро­же, в пол­ной готов­но­сти дать ему отпор.

Боль­ше неде­ли док­тор Вил­лет раз­мыш­лял над встав­шей перед ним дилем­мой, все более скло­ня­ясь к мыс­ли наве­стить Чарль­за в Потак­се­те. Ни один из зна­ко­мых моло­до­го чело­ве­ка не отва­жил­ся про­ник­нуть в это тай­ное убе­жи­ще, и даже мистер Вард знал о нем толь­ко то, что сын нашел нуж­ным ему сооб­щить. Но Вил­лет чув­ство­вал необ­хо­ди­мость пого­во­рить с паци­ен­том начи­сто­ту. Мистер Вард вре­мя от вре­ме­ни полу­чал от Чарль­за крат­кие бес­со­дер­жа­тель­ные пись­ма, напе­ча­тан­ные на машин­ке; насколь­ко он знал, ана­ло­гич­ные посла­ния полу­ча­ла и мис­сис Вард в Атлан­тик-Сити. Итак, док­тор решил дей­ство­вать и, невзи­рая на недоб­рые пред­чув­ствия, свя­зан­ные со ста­рин­ны­ми леген­да­ми о Джо­зе­фе Карвене и недав­ни­ми предо­сте­ре­же­ни­я­ми Чарль­за, отпра­вил­ся к дере­вян­но­му кот­те­джу на кру­том реч­ном бере­гу. Вил­лет одна­жды уже побы­вал в этих местах из чисто­го любо­пыт­ства – хотя, конеч­но, не вхо­дил в дом и никак не обо­зна­чал свое при­сут­ствие, – так что доро­га была ему извест­на. В кон­це фев­ра­ля, вско­ре после полу­дня, он сел в свой неболь­шой авто­мо­биль и выехал на Бро­уд-стрит. По пути ему вдруг пред­ста­ви­лась кар­ти­на полу­то­ра­ве­ко­вой дав­но­сти, когда в том же направ­ле­нии дви­га­лась тол­па угрю­мых людей, что­бы свер­шить жут­кий тай­ный суд, подроб­но­сти кото­ро­го так и оста­лись нерас­кры­ты­ми.

Поезд­ка через при­хо­дя­щие в упа­док город­ские окра­и­ны не заня­ла мно­го вре­ме­ни, и ско­ро перед ним уже рас­сти­ла­лись чистень­кий Эдж­вуд и сон­ный Потак­сет. Вил­лет повер­нул напра­во, вниз по Локвуд-стрит, и про­ехал впе­ред, сколь­ко поз­во­ля­ла забро­шен­ная про­се­лоч­ная доро­га, а потом вышел из маши­ны и пошел на север, к обры­ви­сто­му реч­но­му бере­гу, за кото­рым­про­сти­ра­лись затя­ну­тые тума­ном низи­ны. Домов здесь было мало, и он без тру­да отыс­кал дере­вян­ный кот­тедж с бетон­ным гара­жом. Быст­ро прой­дя по мощен­ной гра­ви­ем дорож­ке, док­тор твер­дой рукой посту­чал в дверь и реши­тель­но обра­тил­ся к мрач­но­му мула­ту, при­от­крыв­ше­му одну створ­ку. Док­тор ска­зал, что дол­жен немед­лен­но видеть Чарль­за Вар­да по очень важ­но­му делу. Он не при­мет ника­ких отго­во­рок, а если его не пустят, то об этом сра­зу же будет доло­же­но стар­ше­му мисте­ру Вар­ду. Мулат сто­ял в нере­ши­тель­но­сти и при­дер­жал дверь, когда Вил­лет попы­тал­ся толк­нуть ее, но док­тор еще гром­че повто­рил свое тре­бо­ва­ние. Затем из тем­но­ты дома раз­дал­ся шепот, от кото­ро­го у док­то­ра по спине побе­жа­ли мураш­ки.

– Впу­сти его, Тони, – ска­зал стран­ный голос. – Сей­час столь же под­хо­дя­щее вре­мя для раз­го­во­ра, как и любое дру­гое.

Но каким бы пуга­ю­щим ни был этот низ­кий, слов­но отда­ю­щий­ся эхом голос, док­тор Вил­лет еще силь­нее испу­гал­ся в сле­ду­ю­щую мину­ту, когда дос­ки пола заскри­пе­ли и из тем­но­ты пока­зал­ся гово­рив­ший – это был Чарльз Вард соб­ствен­ной пер­со­ной.

Тща­тель­ность, с кото­рой док­тор Вил­лет впо­след­ствии вос­ста­но­вил раз­го­вор с Чарль­зом, вызва­на тем, что он при­да­вал осо­бое зна­че­ние это­му пери­о­ду. Имен­но тогда лич­ность Чарль­за Декс­те­ра Вар­да пре­тер­пе­ла окон­ча­тель­ную транс­фор­ма­цию – мозг, порож­дав­ший мыс­ли и сло­ва нынеш­не­го Чарль­за Вар­да, уже не имел ниче­го обще­го с моз­гом того чело­ве­ка, за ростом и раз­ви­ти­ем кото­ро­го он наблю­дал в тече­ние два­дца­ти шести лет. Науч­ная поле­ми­ка с док­то­ром Лай­ма­ном побу­ди­ла его стре­мить­ся к мак­си­маль­ной точ­но­сти, и он с пол­ной уве­рен­но­стью дати­ру­ет нача­ло под­лин­но­го безу­мия Чарль­за Вар­да тем днем, когда роди­те­ли полу­чи­ли от него пер­вое пись­мо, напе­ча­тан­ное на машин­ке. Стиль писем, кото­рые он регу­ляр­но отправ­лял им, совер­шен­но не похож на стиль Вар­да. Он чрез­вы­чай­но арха­и­чен, слов­но вне­зап­ное пере­рож­де­ние авто­ра писем высво­бо­ди­ло целый поток мыс­лей и впе­чат­ле­ний, кото­рые он бес­со­зна­тель­но при­об­рел в дни сво­е­го дет­ско­го увле­че­ния ста­ри­ной. В них наблю­да­ет­ся явное стрем­ле­ние казать­ся совре­мен­ным, но от их духа, не гово­ря уже о язы­ке, явствен­но веет про­шлым.

Дух про­шло­го скво­зил и в каж­дом сло­ве, в каж­дом дви­же­нии Вар­да, когда он бесе­до­вал с док­то­ром в полу­мра­ке ста­ро­го дере­вян­но­го дома. Он покло­нил­ся, ука­зал Вил­ле­ту на крес­ло и заго­во­рил сип­лым шепо­том, при­чи­ну кото­ро­го сра­зу же попы­тал­ся объ­яс­нить.

– Я изряд­но засту­дил гор­ло, – начал он, – и едва не под­хва­тил чахот­ку от этих тре­кля­тых реч­ных миазмов.59 Не взы­щи­те, про­шу вас, за мою речь. Я пред­по­ла­гаю, вы яви­лись от батюш­ки, дабы взгля­нуть, как обсто­ят мои дела. Смею наде­ять­ся, что ваш рас­сказ не пред­ста­вит ему ника­ких резо­нов для бес­по­кой­ства.

Вил­лет очень вни­ма­тель­но при­слу­ши­вал­ся к скри­пя­щим зву­кам голо­са Чарль­за, но еще более вни­ма­тель­но всмат­ри­вал­ся в его лицо. Он чув­ство­вал, что здесь не все лад­но, вспом­нив, что рас­ска­зы­ва­ли ему роди­те­ли Вар­да о вне­зап­ном стра­хе, пора­зив­шем в ту памят­ную ночь их слу­гу. В ком­на­те сто­ял полу­мрак, но док­тор не попро­сил открыть хотя бы один ста­вень. Вме­сто это­го он сра­зу пере­шел к делу и пря­мо спро­сил моло­до­го Вар­да, поче­му тот не дождал­ся его визи­та, о кото­ром так отча­ян­но умо­лял менее неде­ли тому назад.

– Я как раз к это­му вел речь, – отве­тил хозя­ин дома. – Вам долж­но быть извест­но, что я стра­даю силь­ным нерв­ным рас­строй­ством и часто делаю и гово­рю стран­ные вещи, в кото­рых не отдаю себе отче­та. Не раз я заяв­лял вам, что нахо­жусь нака­нуне вели­ких откры­тий и свер­ше­ний, и само вели­чие их застав­ля­ет меня по вре­ме­нам терять голо­ву. Мало най­дет­ся людей, кото­рые не почув­ству­ют стра­ха перед тем, что мной обна­ру­же­но, но теперь уже недол­го оста­ет­ся ждать. Я был глуп­цом, когда согла­сил­ся на этих страж­ни­ков и на сиде­ние дома, ибо сей­час мое место здесь. Я знаю, что обо мне зло­сло­вят любо­пыт­ству­ю­щие сосе­ди. Может стать­ся, тще­сла­вие – эта сла­бость, при­су­щая всем людям, – побу­ди­ло меня иметь о себе слиш­ком высо­кое мне­ние. Одна­ко нет ниче­го дур­но­го в том, что я делаю, пока я делаю сие пра­виль­но. Если вы собла­го­во­ли­те подо­ждать еще шесть меся­цев, я пока­жу вам такое, что без­мер­но воз­на­гра­дит вас за тер­пе­ние. Вам так­же сле­ду­ет знать, что я нашел спо­соб изу­чать нау­ки, в кото­рых пре­успе­ли древ­ние, чер­пая из источ­ни­ка, более надеж­но­го, чем все кни­ги. Вско­ро­сти вы смо­же­те сами судить о важ­но­сти све­де­ний в обла­сти исто­рии, фило­со­фии и изящ­ных искусств, кои я сде­лаю доступ­ны­ми посред­ством это­го источ­ни­ка. Мой пре­док овла­дел все­ми эти­ми зна­ни­я­ми, но обде­лен­ные разу­мом ничтож­ные людиш­ки тол­пой ворва­лись к нему в дом и уби­ли. Теперь я по мере сво­их сла­бых сил вос­со­здал боль­шую часть из утра­чен­но­го пред­ком. На этот раз ниче­го дур­но­го не долж­но слу­чить­ся, и менее все­го я желаю непри­ят­но­стей по при­чине соб­ствен­ных постыд­ных при­сту­пов мало­ду­шия. Умо­ляю вас, сэр, забудь­те все, что я напи­сал вам, и не опа­сай­тесь ни это­го дома, ни его оби­та­те­лей. Док­тор Аллен – весь­ма достой­ный джентль­мен, и я дол­жен при­не­сти ему изви­не­ния за все дур­ное, что напи­сал о нем. Я бы желал не рас­ста­вать­ся с ним, но у него были важ­ные дела в дру­гом месте. Он столь же рев­ност­но отно­сит­ся к изу­че­нию сих наи­важ­ней­ших мате­рий. Долж­но быть, я, стра­шась вели­чия сто­я­щей перед нами зада­чи, неволь­но пере­но­сил этот страх на док­то­ра Алле­на как на сво­е­го бли­жай­ше­го помощ­ни­ка.

Вард умолк; док­тор тоже мол­чал, пре­бы­вая в рас­те­рян­но­сти. Он чув­ство­вал себя в нелов­ком поло­же­нии, слу­шая, как моло­дой чело­век отре­ка­ет­ся от сво­е­го пись­ма. В то же вре­мя речь нынеш­не­го Вар­да была очень неесте­ствен­ной и без­услов­но бре­до­вой, тогда как отча­ян­ное и тра­ги­че­ское посла­ние явно при­над­ле­жа­ло тому Чарль­зу Вар­ду, кото­ро­го док­тор знал с дет­ских лет. В попыт­ке вер­нуть былой дове­ри­тель­ный тон их бесед Вил­лет упо­мя­нул кое-какие эпи­зо­ды их преж­них встреч и был неожи­дан­но и глу­бо­ко потря­сен резуль­та­та­ми этой попыт­ки (сход­ное потря­се­ние испы­та­ли впо­след­ствии и дру­гие вра­чи­пси­хи­ат­ры). Как выяс­ни­лось, из памя­ти Чарль­за начи­сто изгла­ди­лись целые пла­сты, свя­зан­ные с его соб­ствен­ной жиз­нью и собы­ти­я­ми новей­ше­го вре­ме­ни, и в то же вре­мя всплы­ли исто­ри­че­ские све­де­ния, при­об­ре­тен­ные в пору его увле­че­ния ста­ри­ной, – то есть под­со­зна­тель­ное про­шлое вытес­ни­ло его совре­мен­ную инди­ви­ду­аль­ность. Осве­дом­лен­ность моло­до­го Вар­да обо всем, что име­ло отно­ше­ние к дале­ко­му про­шло­му, при­об­ре­ла пря­мо-таки пуга­ю­щий и нездо­ро­вый харак­тер, так что он даже пытал­ся ее скрыть. Впро­чем, это ему не уда­ва­лось – когда Вил­лет заго­во­рил об исто­рии горо­да, изу­че­ни­ем кото­рой Чарльз увле­кал­ся с дет­ских лет, в отве­тах собе­сед­ни­ка то и дело встре­ча­лись подроб­но­сти, какие вряд ли мог­ли быть извест­ны совре­мен­но­му чело­ве­ку, и док­тор неволь­но вздра­ги­вал, слу­шая бой­кую речь Чарль­за.

Труд­но было пред­ста­вить, отку­да моло­дой чело­век узнал, как сва­лил­ся парик с голо­вы тол­сто­го шери­фа, когда тот пере­гнул­ся через бор­тик ложи при испол­не­нии пье­сы в Теат­раль­ной ака­де­мии мисте­ра Дугла­са на Кинг-стрит в пят­ни­цу 11 фев­ра­ля 1762 года, или как акте­ры неудач­но сокра­ти­ли текст пье­сы Ста­ла «Совест­ли­вые влюбленные»,60 испор­тив ее до такой сте­пе­ни, что мож­но было лишь радо­вать­ся реше­нию город­ско­го сове­та, кото­рый две неде­ли спу­стя закрыл театр по насто­я­нию общи­ны бап­ти­стов. Ста­рые пись­ма вполне мог­ли содер­жать упо­ми­на­ние о том, что «бостон­ская коляс­ка Тома­са Себи­на была дья­воль­ски неудоб­ной», но какой даже самый выда­ю­щий­ся иссле­до­ва­тель коло­ни­аль­но­го пери­о­да мог знать, что скрип новой вывес­ки Эпе­не­ту­са Олни (он велел нама­ле­вать на ней аля­по­ва­тую коро­ну после того, как пере­име­но­вал свою тавер­ну в «Коро­лев­ский кофей­ный зал») был в точ­но­сти похож на пер­вые зву­ки ново­мод­ной джа­зо­вой пье­сы, часто зву­ча­щей по радио в Потак­се­те?

Одна­ко Вард недол­го рас­про­стра­нял­ся на подоб­ные темы, дав понять, что его более не инте­ре­су­ют ни совре­мен­ность, ни ста­ри­на. Было совер­шен­но ясно, что он жела­ет лишь удо­вле­тво­рить любо­пыт­ство посе­ти­те­ля, что­бы тот поско­рее убрал­ся восво­я­си и боль­ше не при­хо­дил. Оче­вид­но, с этой целью он пред­ло­жил Вил­ле­ту пока­зать дом и про­вел его по всем ком­на­там, от под­ва­ла до чер­да­ка. Док­тор вни­ма­тель­но при­смат­ри­вал­ся к обста­нов­ке и заме­тил, что сто­яв­ших на виду книг было слиш­ком мало – явно недо­ста­точ­но для того, что­бы запол­нить зия­ю­щие про­бе­лы на книж­ных пол­ках домаш­ней биб­лио­те­ки Чарль­за. Он понял так­же, что так назы­ва­е­мая лабо­ра­то­рия устро­е­на весь­ма небреж­но, явно для отво­да глаз. Без сомне­ния, насто­я­щие биб­лио­те­ка и лабо­ра­то­рия рас­по­ла­га­лись где-то в дру­гом поме­ще­нии, но где имен­но, уга­дать было невоз­мож­но. Итак, потер­пев пол­ную неуда­чу и не узнав ниче­го опре­де­лен­но­го, Вил­лет к вече­ру воз­вра­тил­ся в город и обо всем рас­ска­зал мисте­ру Вар­ду. Они при­шли к обще­му мне­нию, что юно­ша окон­ча­тель­но сошел с ума, но реши­ли не спе­шить с при­ня­ти­ем мер, сочтя необ­хо­ди­мым и даль­ше дер­жать в пол­ном неве­де­нии мис­сис Вард, какой бы поме­хой это­му ни были стран­ные пись­ма ее сына.

Теперь и мистер Вард решил посе­тить сына – при­чем так, что­бы его визит стал для Чарль­за пол­ной неожи­дан­но­стью. Одна­жды вече­ром док­тор Вил­лет отвез его в Потак­сет на сво­ей машине, изда­ли пока­зал дере­вян­ный кот­тедж и остал­ся тер­пе­ли­во ждать его воз­вра­ще­ния. Раз­го­вор затя­нул­ся надол­го, и мистер Вард вышел из дома груст­ным и взвол­но­ван­ным. Чарльз при­нял его так же, как и Вил­ле­та, с той толь­ко раз­ни­цей, что очень дол­го не появ­лял­ся. Неждан­ный посе­ти­тель вынуж­ден был силой вло­мить­ся в при­хо­жую и отпра­вил мула­та с насто­я­тель­ным тре­бо­ва­ни­ем позвать к нему сына. В пове­де­нии моло­до­го Вар­да не было и сле­да сынов­ней при­вя­зан­но­сти. В ком­на­те было полу­тем­но – Чарльз жало­вал­ся, что у него даже при сла­бом све­те страш­но болят гла­за. Он гово­рил при­глу­шен­ным голо­сом, объ­яс­няя это тем, что у него раз­дра­же­ние голо­со­вых свя­зок, и его хрип­лый шепот вну­шал отцу неяс­ную тре­во­гу, от кото­рой тот не смог изба­вить­ся до кон­ца встре­чи.

Дого­во­рив­шись вме­сте пред­при­нять все, что будет в их силах, что­бы спа­сти Чарль­за от пол­но­го безу­мия, мистер Вард и док­тор Вил­лет ста­ли по кру­пи­цам соби­рать све­де­ния, кото­рые мог­ли бы хоть что-нибудь доба­вить к тому, что им было уже извест­но. Преж­де все­го они обра­ти­лись к слу­хам, ходив­шим в Потак­се­те. Выяс­нить это было нетруд­но, посколь­ку оба име­ли нема­ло дру­зей в окру­ге. С док­то­ром Бил­ле­том люди гово­ри­ли откро­вен­нее, чем с отцом Чарль­за, и из услы­шан­но­го он сде­лал вывод, что в послед­нее вре­мя Чарльз вел дей­стви­тель­но стран­ную жизнь. Досу­жие язы­ки при­пи­сы­ва­ли оби­та­те­лям кот­те­джа при­част­ность к вам­пи­риз­му, сви­реп­ство­вав­ше­му про­шлым летом; а гру­зо­ви­ки, подъ­ез­жав­шие к дому моло­до­го Вар­да в глу­хие часы ночи, дава­ли пищу самым мрач­ным пред­по­ло­же­ни­ям. Мест­ные тор­гов­цы рас­ска­зы­ва­ли о подо­зри­тель­ных зака­зах Вар­да, посту­пав­ших к ним через угрю­мо­го мула­та, и глав­ным обра­зом о неимо­вер­ном коли­че­стве мяса и све­жей кро­ви, кото­рую достав­ля­ли мяс­ни­ки с бли­жай­шей бой­ни. Посколь­ку в доме жили лишь три чело­ве­ка, эти зака­зы пред­став­ля­лись поис­ти­не абсурд­ны­ми.

Кро­ме того, люди рас­ска­зы­ва­ли о голо­сах, раз­да­вав­ших­ся из-под зем­ли. Про­ве­рить эти слу­хи было зна­чи­тель­но труд­нее, но для них име­лись вполне реаль­ные осно­ва­ния. Когда слы­ша­лись эти зву­ки, окна дома были тем­ны, а это зна­чи­ло, что источ­ник их – в каком-то под­ва­ле. Все были убеж­де­ны, что под домом нахо­дит­ся раз­ветв­лен­ная сеть глу­бо­ких под­зем­ных ходов. При­пом­нив ста­рин­ные леген­ды о ката­ком­бах, выры­тых Джо­зе­фом Карве­ном, и не сомне­ва­ясь в том, что Чарльз выбрал этот кот­тедж имен­но пото­му, что он рас­по­ло­жен на месте той зло­ве­щей фер­мы, Вил­лет и мистер Бард не оста­ви­ли эти слу­хи без вни­ма­ния. Они несколь­ко раз без­успеш­но ста­ра­лись отыс­кать на кру­том реч­ном бере­гу потай­ную дверь, о кото­рой упо­ми­нал ста­рый ману­скрипт. В том, что каса­лось оби­та­те­лей дома, обще­ствен­ное мне­ние было еди­но­душ­но: мулат вну­шал всем отвра­ще­ние, боро­да­то­го док­то­ра Алле­на в чер­ных очках боя­лись, а к блед­но­му моло­до­му уче­но­му испы­ты­ва­ли инстинк­тив­ную непри­язнь. В послед­ние неде­ли две Вард очень силь­но изме­нил­ся: он оста­вил попыт­ки казать­ся любез­ным и общи­тель­ным в тех немно­гих слу­ча­ях, когда выхо­дил из дома, и раз­го­ва­ри­вал лишь хрип­лым, вну­ша­ю­щим непо­нят­ный страх шепо­том.

Тако­вы были подроб­но­сти, собран­ные мисте­ром Вар­дом и док­то­ром Вил­ле­том, и они дол­го их обсуж­да­ли, в меру сво­их сил пыта­ясь при­ме­нить индук­тив­ный и дедук­тив­ный мето­ды, сопо­став­ляя все извест­ные фак­ты жиз­ни Чарль­за за послед­нее вре­мя – в том чис­ле его отча­ян­ное пись­мо, кото­рое док­тор нако­нец решил пока­зать отцу, – со скуд­ны­ми доку­мен­таль­ны­ми дан­ны­ми, каса­ю­щи­ми­ся покой­но­го Джо­зе­фа Карве­на. Они мно­гое бы дали за то, что­бы хоть мель­ком загля­нуть в най­ден­ные Чарль­зом бума­ги, ибо не сомне­ва­лись, что исто­ки безу­мия юно­ши свя­за­ны с тем, что он узнал о ста­ром кол­дуне и его дея­ни­ях.

4

Вско­ре эта стран­ная исто­рия при­ня­ла иной обо­рот, но в том нет заслу­ги мисте­ра Вар­да или док­то­ра Вил­ле­та, кото­рые без­дей­ство­ва­ли, столк­нув­шись с чем-то не под­да­вав­шим­ся объ­яс­не­нию. Чарльз писал роди­те­лям все реже. Насту­пи­ло нача­ло меся­ца, когда он обыч­но ула­жи­вал свои финан­со­вые дела, и клер­ки неко­то­рых бан­ков в недо­уме­нии пожи­ма­ли пле­ча­ми и сове­то­ва­лись друг с дру­гом по теле­фо­ну. Пред­ста­ви­те­ли бан­ков, знав­шие Чарль­за Вар­да в лицо, посе­ти­ли его кот­тедж в Потак­се­те и поста­ра­лись выяс­нить, поче­му все чеки, кото­рые он под­пи­сы­вал в послед­нее вре­мя, пред­став­ля­ют собой гру­бую под­дел­ку. Они оста­лись недо­воль­ны объ­яс­не­ни­я­ми, про­из­не­сен­ны­ми хрип­лым шепо­том. Моло­дой Вард уве­рял их, что нерв­ное рас­строй­ство так повли­я­ло на пра­вую руку, что ему труд­но писать. Он даже вынуж­ден печа­тать на машин­ке все свои пись­ма. Одна­ко бан­ков­ских инспек­то­ров пора­зи­ло не столь­ко это обсто­я­тель­ство, в кото­ром не было ниче­го необыч­но­го или подо­зри­тель­но­го, и даже не ходив­шие в Потак­се­те раз­го­во­ры, отго­лос­ки кото­рых доле­те­ли и до них. Глав­ным обра­зом их сму­ти­ла бес­связ­ная речь моло­до­го чело­ве­ка, сви­де­тель­ству­ю­щая о пол­ной поте­ре памя­ти во всем, что каса­лось финан­со­вых вопро­сов и рас­че­тов, кото­рые пару меся­цев назад не пред­став­ля­ли для него ника­ких затруд­не­ний.

На пер­вый взгляд он гово­рил вполне связ­но и разум­но, но про­яв­лял пол­ное неве­же­ство в важ­ней­ших вещах, кото­рое тщет­но пытал­ся скрыть. И хотя никто из этих людей не был осо­бен­но бли­зок с моло­дым Вар­дом, они поне­во­ле заме­ча­ли пере­ме­ну в его пове­де­нии и речи. Они слы­ша­ли, что Чарльз Вард – люби­тель и зна­ток ста­ри­ны, но ни один самый заяд­лый поклон­ник все­го ста­рин­но­го не поль­зу­ет­ся в обы­ден­ной жиз­ни уста­рев­ши­ми выра­же­ни­я­ми и жеста­ми. Все это, вме­сте взя­тое, – сип­лый голос, тря­су­щи­е­ся, слов­но пора­жен­ные пара­ли­чом руки, про­ва­лы в памя­ти, затруд­нен­ная речь и стран­ные мане­ры – каза­лось про­яв­ле­ни­ем тяж­кой болез­ни, кото­рая дава­ла пищу для новых слу­хов, вско­ре широ­ко рас­про­стра­нив­ших­ся. Поки­дая сво­е­го кли­ен­та, инспек­то­ры реши­ли, что им совер­шен­но необ­хо­ди­мо пере­го­во­рить с Вар­дом-стар­шим.

Шесто­го мая 1928 года в кон­то­ре мисте­ра Вар­да состо­я­лась дли­тель­ная и серьез­ная бесе­да, после кото­рой до край­но­сти рас­стро­ен­ный мистер Вард вызвал док­то­ра Вил­ле­та и при­знал­ся, что бес­си­лен что-либо пред­при­нять. Вил­лет, про­смот­рев чеки Чарль­за с неук­лю­же наца­ра­пан­ны­ми под­пи­ся­ми, мыс­лен­но срав­нил их с почер­ком, кото­рым было напи­са­но послед­нее пись­мо. Раз­ни­ца бро­са­лась в гла­за, но такой почерк, как на чеках, док­тор уже где-то встре­чал. Бук­вы были угло­ва­ты­ми и арха­и­че­ски­ми, их очер­та­ния и наклон рази­тель­но отли­ча­лись от напи­са­ния этих букв Вар­дом. Весь­ма необыч­ный почерк, но где он мог его видеть? Не оста­ва­лось сомне­ний в том, что Чарльз сошел с ума, не пра­во­мо­чен рас­по­ря­жать­ся сво­им иму­ще­ством и дол­жен быть изо­ли­ро­ван от внеш­не­го мира. Его сле­до­ва­ло сроч­но взять под наблю­де­ние и лечить. Мистер Вард вызвал извест­ных пси­хи­ат­ров – док­то­ров Пека и Вей­та из Про­ви­ден­са и док­то­ра Лай­ма­на из Босто­на – и при уча­стии док­то­ра Вил­ле­та подроб­но рас­ска­зал им о предыс­то­рии болез­ни Чарль­за. Они собра­лись в быв­шей биб­лио­те­ке боль­но­го, про­смат­ри­вая остав­лен­ные Чарль­зом кни­ги и бума­ги, что­бы полу­чить пред­став­ле­ние о его наклон­но­стях и харак­те­ре. Изу­чив этот мате­ри­ал, а так­же пись­мо, напи­сан­ное Вил­ле­ту, пси­хи­ат­ры согла­си­лись, что столь интен­сив­ные заня­тия Чарль­за Вар­да мог­ли раз­ру­шить или, по край­ней мере, дефор­ми­ро­вать нор­маль­ный интел­лект, и выра­зи­ли жела­ние уви­деть про­чие кни­ги и доку­мен­ты, с кото­ры­ми Чарльз рабо­та­ет в насто­я­щее вре­мя. Но это мож­но было сде­лать толь­ко в его доме в Потак­се­те. Вил­лет занял­ся слу­ча­ем Вар­да с удво­ен­ной энер­ги­ей и сре­ди про­че­го добыл пока­за­ния рабо­чих, видев­ших, как Чарльз нашел доку­мен­ты

Карве­на, а так­же обна­ру­жил, про­смат­ри­вая под­шив­ки «Джор­нал», что Чарльз скры­вал от сво­их домо­чад­цев газет­ные замет­ки о клад­би­щен­ских про­ис­ше­стви­ях.

В чет­верг, 8 мар­та, Вил­лет, Пек, Лай­ман и Вейт нанес­ли моло­до­му Вар­ду визит, не скры­вая сво­их целей. Они наме­ре­ва­лись задать ему, уже офи­ци­аль­но при­знан­но­му их паци­ен­том, мно­же­ство вопро­сов, инте­ре­су­ясь каж­дой мело­чью. Чарльз, кото­ро­го им при­шлось чрез­вы­чай­но дол­го ждать, нако­нец появил­ся, исто­чая стран­ный и непри­ят­ный запах, и казал­ся очень взвол­но­ван­ным. Одна­ко он был настро­ен мир­но и без вся­ких воз­ра­же­ний при­знал, что его память и общее само­чув­ствие силь­но постра­да­ли от непо­силь­ных заня­тий. Он не воз­ра­жал, когда вра­чи настой­чи­во посо­ве­то­ва­ли ему сме­нить обста­нов­ку, и про­де­мон­стри­ро­вал поис­ти­не бле­стя­щие зна­ния во всем, что не каса­лось совре­мен­ной жиз­ни. Его спо­кой­ное и сдер­жан­ное пове­де­ние мог­ло бы сму­тить вра­чей, если бы не арха­ич­ный строй его речи, несвой­ствен­ный совре­мен­но­му чело­ве­ку, что ука­зы­ва­ло на явные откло­не­ния в пси­хи­ке. О сво­ей рабо­те он рас­ска­зал вра­чам не боль­ше, чем ранее сооб­щил роди­те­лям и док­то­ру Вил­ле­ту, а пись­мо, напи­сан­ное им в про­шлом меся­це, при­пи­сы­вал нерв­но­му рас­строй­ству, кото­рое вызва­ло исте­ри­че­ский при­па­док. Он утвер­ждал, что в кот­те­дже нет ни вто­рой биб­лио­те­ки, ни лабо­ра­то­рии, и объ­яс­нял вре­мен­ный уход из роди­тель­ско­го дома неже­ла­ни­ем напол­нять его запа­ха­ми, кото­рые пря­мо-таки про­пи­та­ли всю его одеж­ду. Раз­го­во­ры сосе­дей он счи­тал глу­пы­ми выдум­ка­ми неве­же­ствен­ных людей, тер­за­е­мых неуто­лен­ным любо­пыт­ством. Отно­си­тель­но нынеш­не­го место­пре­бы­ва­ния мистерa Алле­на он не ска­зал ниче­го опре­де­лен­но­го, но уве­рял, что тот появит­ся, когда в этом будет необ­хо­ди­мость. Рас­пла­чи­ва­ясь с мол­ча­ли­вым мула­том, не отве­тив­шим ни на один вопрос гостей, и запи­рая свое таин­ствен­ное жили­ще, моло­дой Вард не про­явил ника­кой нер­воз­но­сти и лишь на корот­кое вре­мя задер­жал­ся у две­ри, слов­но при­слу­ши­ва­ясь к каким-то очень сла­бым зву­кам. По-види­мо­му, он отнес­ся к про­ис­хо­дя­ще­му фило­соф­ски, решив поко­рить­ся, слов­но его отъ­езд – вре­мен­ное и незна­чи­тель­ное обсто­я­тель­ство и для него будет луч­ше, если все прой­дет без лиш­них ослож­не­ний. Каза­лось, он был абсо­лют­но уве­рен в том, что выда­ю­щий­ся ум и сооб­ра­зи­тель­ность помо­гут ему выбрать­ся из непри­ят­но­го поло­же­ния, в кото­рое его поста­ви­ли про­бе­лы в памя­ти, утра­та голо­са и изме­нив­ший­ся почерк, затвор­ни­че­ство и экс­цен­трич­ное пове­де­ние. Все сошлись во мне­нии, что мис­сис Вард не сле­ду­ет ни о чем сооб­щать, а муж про­дол­жит посы­лать ей пись­ма от име­ни Чарль­за.

Моло­до­го Вар­да поме­сти­ли в част­ную лечеб­ни­цу док­то­ра Вей­та в Кон­нек­ти­кут-Айлен­де, рас­по­ло­жен­ную на бере­гу зали­ва, в уеди­нен­ном и живо­пис­ном месте, где он нахо­дил­ся под посто­ян­ным вра­чеб­ным наблю­де­ни­ем. Имен­но тогда были заме­че­ны стран­но­сти физио­ло­ги­че­ско­го харак­те­ра – замед­лен­ный обмен веществ, огру­бев­шая и вялая кожа, ано­ма­лии нерв­ных реак­ций. Боль­ше все­го этим был обес­по­ко­ен док­тор Вил­лет, посколь­ку он знал Вар­да с само­го рож­де­ния и луч­ше всех мог заме­тить, насколь­ко дале­ко зашел этот про­цесс. Даже хоро­шо зна­ко­мая док­то­ру оваль­ная родин­ка на бед­ре Чарль­за рас­со­са­лась, а на гру­ди появи­лось боль­шое роди­мое пят­но или шрам, кото­ро­го там рань­ше не было. Уви­дев эту отме­ти­ну, Вил­лет стал поду­мы­вать, не под­верг­ся ли юно­ша опе­ра­ции, про­из­во­ди­мой на сбо­ри­щах сата­ни­стов в диких и уеди­нен­ных местах, в резуль­та­те кото­рой на теле появ­ля­ет­ся так назы­ва­е­мый «ведь­мин знак». Док­тор при­пом­нил одну из запи­сей о салем­ских ведь­мах, кото­рую ему пока­зы­вал Чарльз еще тогда, когда не хра­нил в тайне свои наход­ки. В ней гово­ри­лось сле­ду­ю­щее: «Мистер Г. Б. сооб­ща­ет, что в ту Ночь Дья­вол поме­тил сво­им Зна­ком Бри­джит С, Джо­на­та­на А., Сай­мо­на О., Дели­ве­ренс В., Джо­зе­фа К., Сью­зен П., Мехи­тей­бл К. и Дебо­ру В.». Само по себе лицо моло­до­го Вар­да вызы­ва­ло у док­то­ра без­от­чет­ный страх, и в один пре­крас­ный день он осо­знал при­чи­ну это­го. Над пра­вым гла­зом юно­ши появи­лась какая-то неров­ность, ранее отсут­ство­вав­шая: неболь­шой шрам или углуб­ле­ние, точ­но такое же, как на ста­ром порт­ре­те Джо­зе­фа Карве­на, – воз­мож­но, след како­го-нибудь риту­аль­но­го над­ре­за или уко­ла, про­из­ве­ден­но­го Чарль­зом Бар­дом на опре­де­лен­ной ста­дии маги­че­ских изыс­ка­ний, как в свое вре­мя посту­пил и Джо­зеф Карвен.

Слу­чай Чарль­за Вар­да поста­вил в тупик вра­чей лечеб­ни­цы; тем не менее велось тща­тель­ное наблю­де­ние за кор­ре­спон­ден­ци­ей, адре­со­ван­ной как ему, так и док­то­ру Алле­ну. Мистер Вард рас­по­ря­дил­ся пере­прав­лять все пись­ма пря­мо к нему. Впро­чем, док­тор Вил­лет был зара­нее убеж­ден, что эти меры не дадут суще­ствен­ных резуль­та­тов, ибо все дей­стви­тель­но важ­ное Аллен навер­ня­ка пере­да­вал через послан­цев. Одна­ко в кон­це мар­та при­шло пись­мо из Пра­ги, кото­рое заста­ви­ло мисте­ра Вар­да и док­то­ра серьез­но заду­мать­ся. Напи­сан­ное ста­рин­ны­ми угло­ва­ты­ми бук­ва­ми, оно изоби­ло­ва­ло теми же стран­ны­ми арха­из­ма­ми, какие упо­треб­лял в сво­ей речи моло­дой Вард. Вот содер­жа­ние пись­ма:

Кляйн­штрас­се 11, Альт­штадт, Пра­га, 11-го дня меся­ца фев­ра­ля 1928 года

Брат мой в Аль­мон­сине-Мет­ра­тоне!

Сего дня полу­чил уве­дом­ле­ние Ваше каса­тель­но того, что воз­ро­ди­лось из золы, послан­ной мною. Сия ошиб­ка озна­ча­ет со всей ясно­стью, что над­гро­бья были пере­став­ле­ны, когда Бар­на­бус доста­вил мне сей Обра­зец. Такое слу­ча­ет­ся весь­ма часто, как Вы долж­ны были заклю­чить по Вещи, что полу­чи­ли из Коро­лев­ской Усы­паль­ни­цы в году 1769, памя­туя так­же о Вещи, добы­той X. в году 1690 с Клад­би­ща в Олдбе­ри-Пойнт, что едва его не погу­би­ло. Нечто подоб­ное полу­чил я в зем­лях Еги­пет­ских тому назад 75 лет, отку­да и про­ис­хо­дит Шрам, заме­чен­ный Маль­чиш­кой на моем теле в году 1924. Как и мно­го лет назад, сно­ва гово­рю вам: не вызы­вай­те То, что не смо­же­те одо­леть из мерт­вой Золы, рав­но как и из внеш­них Сфер. Дер­жи­те посто­ян­но наго­то­ве Сло­ва, потреб­ные для того, что­бы вер­нуть нечто в небы­тие, и немед­лен­но оста­но­ви­тесь, если появит­ся хотя бы, малей­шее сомне­ние отно­си­тель­но того, КТО перед вами. Над­гро­бья пере­став­ле­ны уже в 9 слу­ча­ях из 10. Пока не выяс­нишь дос­ко­наль­но, нель­зя быть уве­рен­ным. Сего дня слы­шал я изве­стие о X., у кото­ро­го слу­чи­лось несо­гла­сие с Сол­да­та­ми. Думаю, он горь­ко жале­ет, что Тран­силь­ва­ния пере­шла от Вен­грии к Румы­нии, и сме­нил бы место­жи­тель­ство, если бы Замок не был полон Тем, что Нам с Вами извест­но. Впро­чем, о сем пред­ме­те он, без сомне­ния, уже отпи­сал Вам. В сле­ду­ю­щей моей Посыл­ке будет кое-что из содер­жи­мо­го Восточ­но­го Кур­га­на; наде­юсь, это доста­вит

Вам нема­лую радость. Тем вре­ме­нем не забы­вай­те, что я имею силь­ное жела­ние полу­чить Б. Ф.; не смо­же­те ли добыть его для меня? Дж. из Фила­дель­фии Вам изве­стен луч­ше, чем мне. Предо­став­ляю Вам взять его пер­вым, но не исполь­зуй­те его с чрез­мер­ным усер­ди­ем, что­бы он не стал про­яв­лять Упор­ство, ибо в кон­це я тоже наме­рен гово­рить с ним.

Йог-Сотот Неблод Зин Сай­мон О.

Мисте­ру Дж. К.
в Про­ви­ден­се.

Мистер Вард и док­тор Вил­лет не зна­ли, что и думать об этом посла­нии, нося­щем явные сле­ды безу­мия его авто­ра. Толь­ко со вре­ме­нем про­ник­ли они в суть стран­но­го доку­мен­та. Зна­чи­ло ли это, что душой изыс­ка­ний, кото­рые велись в Потак­се­те, был не Чарльз Вард, а отсут­ству­ю­щий ныне док­тор Аллен? Это мог­ло объ­яс­нить мно­гие казав­ши­е­ся дики­ми и безум­ны­ми заяв­ле­ния, содер­жа­щи­е­ся в послед­нем, напи­сан­ном в лихо­ра­доч­ном воз­буж­де­нии, пись­ме юно­ши. Поче­му кор­ре­спон­дент назы­ва­ет стран­но­го боро­да­то­го чело­ве­ка в тем­ных очках не Алле­ном, а «Дж. К.»? Един­ствен­ное объ­яс­не­ние, напра­ши­вав­ше­е­ся при этом, каза­лось слиш­ком неве­ро­ят­ным. Кто такой «Сай­мон О.»? Некий неве­ро­ят­но ста­рый чело­век, кото­ро­го Чарльз Вард посе­тил в Пра­ге четы­ре года назад? Не исклю­че­но, хотя пол­то­ра сто­ле­тия назад суще­ство­вал еще один Сай­мон О.: Сай­мон Орн, он же Дже­де­дия из Сале­ма, исчез­нув­ший бес­след­но в 1771 году. Более того: харак­тер­ный почерк «Сай­мо­на О.» из Пра­ги док­тор Виля­ет при­знал иден­тич­ным тому, кото­рым были напи­са­ны фор­му­лы Орна на фото­ко­пии ста­рин­но­го доку­мен­та, одна­жды пока­зан­ной ему Чарль­зом Бар­дом. Какие запрет­ные тай­ны, какие жут­кие извра­ще­ния зако­нов при­ро­ды вновь, спу­стя пол­то­ра сто­ле­тия, про­бу­ди­лись в ста­ром Про­ви­ден­се, дото­ле мир­но дре­мав­шем под сенью сво­их купо­лов и ост­ро­ко­неч­ных крыш?

Оза­да­чен­ный мистер Вард в сопро­вож­де­нии док­то­ра Вил­ле­та отпра­вил­ся в лечеб­ни­цу, где они со всей воз­мож­ной дели­кат­но­стью ста­ли рас­спра­ши­вать Чарль­за о док­то­ре Аллене, о путе­ше­ствии в Пра­гу и о том, что было ему извест­но о Сай­моне или Дже­де­дии Орне из Сале­ма. На все это моло­дой чело­век с веж­ли­во-без­раз­лич­ным видом, про­из­но­ся фра­зы все тем же лаю­щим хрип­лым шепо­том, отве­чал, что при­влек к сво­им иссле­до­ва­ни­ям док­то­ра Алле­на для того, что­бы иметь как мож­но более тес­ную спи­ри­ти­че­скую связь с духа­ми опре­де­лен­ных людей, вызы­вая их из про­шло­го, и что праж­ский кор­ре­спон­дент док­то­ра Алле­на, долж­но быть, обла­да­ет ана­ло­гич­ным даром. Поки­дая Чарль­за, раз­до­са­до­ван­ные Вил­лет и Вард осо­зна­ли, что на самом деле имен­но их под­верг­ли тща­тель­но­му допро­су: изо­ли­ро­ван­ный от мира паци­ент пси­хуш­ки очень лов­ко вытя­нул из них всю инфор­ма­цию, содер­жав­шу­ю­ся в пись­ме из Пра­ги.

Док­то­ра Пек, Войт и Лай­ман не были склон­ны при­да­вать боль­шое зна­че­ние это­му стран­но­му посла­нию кол­ле­ги моло­до­го Вар­да; они зна­ли, что подоб­ные люди, осо­бен­но если они охва­че­ны одной и той же мани­ей, стре­мят­ся кон­так­ти­ро­вать друг с дру­гом. Док­то­ра счи­та­ли, что

Чарльз или Аллен про­сто-напро­сто разыс­ка­ли како­го-нибудь эми­гран­та, кото­рый, веро­ят­но, когда-то видел почерк Орна и ста­рал­ся теперь как мож­но тща­тель­нее ско­пи­ро­вать его, пыта­ясь пред­ста­вить себя вопло­ще­ни­ем дав­но умер­ше­го чело­ве­ка. Воз­мож­но, таким же был и сам Аллен, заста­вив­ший моло­до­го Вар­да при­знать себя аватарой61 Джо­зе­фа Карве­на, кото­рый скон­чал­ся пол­то­ра века назад. Подоб­ные слу­чаи мании были извест­ны­ми и преж­де, на како­вом осно­ва­нии вра­чи отмах­ну­лись от гипо­тез док­то­ра Вил­ле­та, про­яв­ляв­ше­го все боль­шее бес­по­кой­ство по пово­ду нынеш­не­го почер­ка Чарль­за Вар­да, о кото­ром он мог судить по несколь­ким образ­цам, добы­тым с помо­щью раз­лич­ных уло­вок. Вил­лет нако­нец вспом­нил, где ему попа­дал­ся похо­жий почерк, – боль­ше все­го он напо­ми­нал руку ста­ро­го Джо­зе­фа Карве­на. Одна­ко при­ез­жие зна­ме­ни­то­сти счи­та­ли изме­нив­ший­ся почерк новой фазой под­ра­жа­ния, что и сле­до­ва­ло ожи­дать при мани­а­каль­ном состо­я­нии подоб­но­го вида, и отка­зы­ва­лись при­да­вать это­му фак­ту какое-либо иное зна­че­ние. Не встре­тив пони­ма­ния у сво­их кол­лег, Вил­лет посо­ве­то­вал мисте­ру Вар­ду оста­вить у себя пись­мо, кото­рое при­шло вто­ро­го апре­ля из местеч­ка Ракус в Тран­силь­ва­нии на имя док­то­ра Алле­на. Адрес был напи­сан почер­ком, столь схо­жим с шиф­ро­ван­ным ману­скрип­том Хат­чин­со­на, что изум­лен­ные мистер Вард и док­тор не сра­зу реши­лись вскрыть кон­верт. В пись­ме гово­ри­лось:

Замок Ферен­ци, 7 мар­та 1928 года

Дра­жай­ший друг К.

В Зам­ке побы­вал отряд Мили­ции в два­дцать чело­век чис­лом. Стре­ми­лись выве­дать, есть ли прав­да в том, что бол­та­ют мест­ные посе­ляне. Сле­ду­ет, луч­ше хра­нить Тай­ну, дабы не допу­стить рас­про­стра­не­ния Слу­хов. Эти про­кля­тые румы­ны силь­но доку­ча­ют мне, ибо ведут себя как важ­ные чинов­ни­ки и чва­нят­ся; мадь­яр же все­гда мож­но было рас­по­ло­жить к себе доб­рым вином и уго­ще­ни­ем. В про­шлом меся­це М. достал мне Сар­ко­фаг Пяти Сфинк­сов из Акро­по­ля, где обе­щал пре­бы­вать Тот, Кого я вызвал, и я имел три Бесе­ды с Тем, Кто был Внут­ри. Он отбыл в Пра­гу пря­мо к С. О., а отту­да напра­вит­ся к вам. Он упря­мит­ся, но Вы зна­е­те, как управ­лять­ся с подоб­ны­ми.

Поис­ти­не, Вы про­яви­ли Муд­рость, дер­жа тако­вых в мень­шем коли­че­стве, неже­ли ранее, ведь теперь нет необ­хо­ди­мо­сти дер­жать Стра­жей наго­то­ве, и будет мень­ше най­де­но в слу­чае Непри­ят­но­стей, как вам слиш­ком хоро­шо извест­но. Вы може­те пере­ехать в иное место и рабо­тать там, не под­вер­га­ясь опас­но­сти, хотя я питаю надеж­ду, что ныне Никто не заста­вит Вас пред­при­нять такой шаг, чре­ва­тый мно­ги­ми тру­да­ми. Я весь­ма дово­лен, что Вы реже обща­е­тесь с Теми, что оби­та­ют Вне Наше­го Мира, ибо в этом все­гда таи­лась смер­тель­ная опас­ность. Вы сами зна­е­те, что про­изо­шло, когда Вы попро­си­ли Защи­ты, у одно­го из Них, не рас­по­ло­жен­но­го снис­хо­дить к этой прось­бе. Вы пре­вос­хо­ди­те меня в искус­стве состав­лять фор­му­лы таким обра­зом, что про­из­но­сить их успеш­но смо­жет дру­гой; одна­ко Борел­лий утвер­жда­ет, что глав­ное – най­ти вер­ные Сло­ва. Часто ли упо­треб­ля­ет их Маль­чиш­ка? Искренне сожа­лею, что он начи­на­ет про­яв­лять Непо­слу­ша­ние и Строп­ти­вость. Впро­чем, я опа­сал­ся это­го, когда он гостил у меня здесь целых пят­на­дцать меся­цев. Но извест­но мне, что Вы отмен­но с ним управ­ля­е­тесь. Вы не може­те поверг­нуть его с помо­щью фор­мул, ибо они ока­зы­ва­ют дей­ствие лишь на тех, кто вызван к жиз­ни из Золы дру­ги­ми фор­му­ла­ми, от тех отлич­ны­ми, но в Вашем рас­по­ря­же­нии силь­ные Руки, Нож и Писто­лет, и не состав­ля­ет осо­бо­го тру­да вырыть Моги­лу либо облить тело кис­ло­той, дабы его уни­что­жить. О. сооб­ща­ет, что Вы обе­ща­ли ему Б. Ф. Я дол­жен полу­чить его сле­ду­ю­щим. Б. ско­ро при­бу­дет к Вам и, наде­юсь, пове­да­ет о Тем­ном Суще­стве из-под Мем­фи­са. Будь­те осто­рож­ны с Тем, что вызы­ва­е­те к жиз­ни, и бере­ги­тесь Маль­чиш­ки. Вре­мя при­спе­ло, через год к Вам могут явить­ся Леги­о­ны из Без­дны, и тогда не будет пре­де­лов наше­му Могу­ще­ству. Верь­те моим сло­вам, ибо Вы зна­е­те О., да и я про­жил на 150 лет доль­ше Ваше­го и имел боль­ше вре­ме­ни на изу­че­ние сих Мате­рий. Нефрен-Ка наи Хадот

Эдв. X.

Дж. Карве­ну, эсквай­ру, Про­ви­денс.

Вил­лет и мистер Вард не ста­ли пока­зы­вать это пись­мо пси­хи­ат­рам, одна­ко не пре­ми­ну­ли пред­при­нять опре­де­лен­ные само­сто­я­тель­ные шаги. Все уче­ные рас­суж­де­ния, все дово­ды совре­мен­ной нау­ки были бес­силь­ны опро­верг­нуть тот факт, что док­тор Аллен, щего­ляв­ший явно фаль­ши­вой боро­дой и нико­гда не сни­мав­ший чер­ных очков, кото­ро­го Вард в сво­ем пани­че­ском пись­ме пред­ста­вил как некую чудо­вищ­ную угро­зу, под­дер­жи­вал посто­ян­ную связь с дву­мя зага­доч­ны­ми и опас­ны­ми лич­но­стя­ми.

Этих людей Вард посе­тил во вре­мя сво­их стран­ствий; эти люди утвер­жда­ли, что явля­ют­ся салем­ски­ми кол­ле­га­ми Карве­на или же их ава­та­ра­ми. Без сомне­ния, Аллен рас­смат­ри­вал себя как вопло­ще­ние само­го Джо­зе­фа Карве­на и наме­ре­вал­ся осу­ще­ствить (во вся­ком слу­чае, к это­му его посто­ян­но побуж­да­ли сообщ­ни­ки) некий зло­ве­щий план отно­си­тель­но «маль­чиш­ки», под како­вым почти навер­ня­ка под­ра­зу­ме­вал­ся Чарльз Вард. Нали­цо был некий чудо­вищ­ный заго­вор, гла­вой кото­ро­го являл­ся док­тор Аллен. По сча­стью, Чарльз нахо­дил­ся в лечеб­ни­це, где ему ничто не угро­жа­ло. Мистер Вард, не теряя вре­ме­ни, нанял детек­ти­вов, дав им зада­ние раз­уз­нать как мож­но боль­ше о зага­доч­ном боро­да­том «док­то­ре»: выяс­нить, когда имен­но он явил­ся в Потак­сет, что дума­ют о нем мест­ные жите­ли, и, если воз­мож­но, уста­но­вить его нынеш­нее место­пре­бы­ва­ние. Пере­дав детек­ти­вам один из клю­чей от дома в Потак­се­те, взя­тый у Чарль­за, мистер Вард попро­сил тща­тель­но осмот­реть ком­на­ту, кото­рую ранее зани­мал Аллен, и попы­тать­ся добыть какие-нибудь ули­ки, наво­дя­щие на след «док­то­ра». Вард инструк­ти­ро­вал детек­ти­вов в ста­рой биб­лио­те­ке Чарль­за, и эти люди с облег­че­ни­ем вздох­ну­ли, поки­нув поме­ще­ние, где им было явно не по себе. Воз­мож­но, на детек­ти­вов про­из­ве­ло впе­чат­ле­ние то, что они услы­ша­ли о недоб­рой памя­ти ста­ром кол­дуне, чей порт­рет еще недав­но укра­шал панель над ками­ном, а быть может, дело было в самой тамош­ней атмо­сфе­ре. Так или ина­че, им каза­лось, буд­то они нады­ша­лись ядо­ви­тых миаз­мов, как буд­то исхо­див­ших от рез­но­го ками­на и вре­ме­на­ми сгу­щав­ших­ся в физи­че­ски ощу­ти­мую эма­на­цию зла.

ГЛАВА ПЯТАЯ Ужас и катастрофа

1

При­бли­жа­лось собы­тие, навсе­гда отме­тив­шее печа­тью стра­ха душу Мари­ну­са Бик­нел­ла Вил­ле­та и соста­рив­шее на доб­рый деся­ток лет это­го чело­ве­ка, чья моло­дость и без того дав­но уже мино­ва­ла. Вил­лет дол­го сове­щал­ся с Вар­дом-стар­шим, и они при­шли к еди­но­му мне­нию отно­си­тель­но про­ис­хо­дя­ще­го, хотя пони­ма­ли, что пси­хи­ат­ры, как и весь циви­ли­зо­ван­ный мир, узнав об их выво­дах, навер­ня­ка под­ня­ли бы их на смех. Тем­ные силы с помо­щью некро­ман­тии и кол­дов­ства куда более древ­не­го, чем обря­ды салем­ских ведьм, пле­ли адскую сеть, в кото­рую долж­но было уго­дить чело­ве­че­ство. Хоть это и про­ти­во­ре­чи­ло всем извест­ным зако­нам при­ро­ды, неопро­вер­жи­мые фак­ты ука­зы­ва­ли на суще­ство­ва­ние по край­ней мере двух (а так­же тре­тье­го, чье имя они по воз­мож­но­сти избе­га­ли упо­ми­нать) вопло­ще­ний неких таин­ствен­ных существ, о кото­рых впер­вые ста­ло извест­но в 1690 году. Дея­ния и цели этих чудо­вищ – а так­же, увы, Чарль­за Вар­да – были ясны из их посла­ний друг дру­гу и из сооб­ще­ний тех, кто был зна­ком с ними как в дале­ком про­шлом, так и в наши дни. Они похи­ща­ли из могил недав­но погре­бен­ные или дав­ным-дав­но истлев­шие тела, в том чис­ле остан­ки вели­чай­ших муд­ре­цов мира, в надеж­де вытя­нуть из них все зна­ния, каки­ми те обла­да­ли при жиз­ни.

Дья­воль­ские созда­ния вели меж­ду собой тор­гов­лю, одна мысль о кото­рой заста­ви­ла бы содрог­нуть­ся любо­го нор­маль­но­го чело­ве­ка: со счаст­ли­вой без­мя­теж­но­стью и холод­ной рас­чет­ли­во­стью школь­ни­ков, меня­ю­щих­ся кар­тин­ка­ми, они обме­ни­ва­лись костя­ми зна­ме­ни­тых усоп­ших, и те зна­ния, что они извле­ка­ли из тыся­че­лет­них остан­ков, долж­ны были дать им могу­ще­ство, кото­рым не обла­дал досе­ле ни один смерт­ный. Они изоб­ре­ли про­тив­ные при­ро­де и чело­ве­че­ско­му есте­ству спо­со­бы вос­кре­шать тело и мозг дав­но умер­ше­го и истлев­ше­го чело­ве­ка, остан­ки кото­ро­го им достав­ля­ли, и извле­кать из него любые све­де­ния. Они сле­до­ва­ли ука­за­ни­ям сред­не­ве­ко­во­го фило­со­фа Борел­лия, учив­ше­го при­го­тов­лять из истлев­ше­го пра­ха «основ­ные соли», из кото­рых мож­но вос­со­здать живое подо­бие дав­но умер­ше­го чело­ве­ка. Им была извест­на фор­му­ла, с помо­щью кото­рой они ожив­ля­ли эти «тени», и еще одна фор­му­ла, кото­рая их уни­что­жа­ла. Они достиг­ли в сво­их мерз­ких дея­ни­ях совер­шен­ства и мог­ли научить страш­ным фор­му­лам любо­го. Одна­ко, вызы­вая тени, они мог­ли оши­бить­ся и вос­кре­сить не того, кто им нужен, ибо с тече­ни­ем вре­ме­ни над­гро­бья мог­ли быть пере­став­ле­ны.

Док­тор Вил­лет и мистер Вард с ужа­сом поня­ли, что кол­ду­ны спо­соб­ны вызвать страш­ные тени не толь­ко из чело­ве­че­ских могил, но и из иных сфер, и эти суще­ства могут пред­став­лять гроз­ную опас­ность. Джо­зеф Карвен, без сомне­ния, совер­шал нема­ло того, что даже в их кол­дов­ском кру­гу счи­та­лось запрет­ным, – может быть, на что-то подоб­ное отва­жил­ся и Чарльз? Какие силы из «иных сфер» дошли до нас со вре­мен Джо­зе­фа Карве­на и заста­ви­ли разум Чарль­за обра­тить­ся к про­шло­му? Эти силы направ­ля­ли его, и он был не в состо­я­нии им про­ти­вить­ся: Чарльз вел дол­гие бесе­ды с одним из кол­ду­нов в Пра­ге и гостил у дру­го­го, зата­ив­ше­го­ся в горах Тран­силь­ва­нии. В кон­це кон­цов он нашел под­лин­ную моги­лу Джо­зе­фа Карве­на. Такой вывод мож­но было сде­лать из газет­ных заме­ток; об этом же гово­рил стран­ный шум, услы­шан­ный ночью мис­сис Вард в поко­ях сына. Чарльз вызвал нечто ужас­ное, и оно яви­лось на его зов. Гро­мо­вой голос, кото­рый домо­чад­цы Чарль­за слы­ша­ли в Страст­ную пят­ни­цу, и стран­ные раз­го­во­ры в его лабо­ра­то­рии на чер­да­ке – на что были похо­жи эти глу­хие зву­ки, отда­вав­ши­е­ся вокруг мно­го­крат­ным эхом? Не был ли обла­да­тель это­го голо­са пред­те­чей таин­ствен­но­го док­то­ра Алле­на, вну­шав­ше­го ужас всем, кто слы­шал его низ­кий бас, слов­но исхо­дя­щий из без­дны? Неда­ром у мисте­ра Вар­да так силь­но заби­лось серд­це, когда он гово­рил по теле­фо­ну с этим чело­ве­ком – если это дей­стви­тель­но был чело­век. Какое дья­воль­ское суще­ство, какая тень, вырвав­ша­я­ся из ада, яви­лась к Чарль­зу Вар­ду в ответ на его закли­на­ния, про­из­не­сен­ные за креп­ко запер­той две­рью лабо­ра­то­рии? А что озна­ча­ли сло­ва: «Три меся­ца нуж­на кровь»? Боже пра­вый! Раз­ве все это не пред­ше­ство­ва­ло появ­ле­нию неиз­вест­но­го вам­пи­ра? Осквер­не­ние моги­лы, где поко­ил­ся Эзра Виден, страш­ные вопли в Потак­се­те – кто заду­мал эту месть, кто нашел забро­шен­ное гнез­до бого­про­тив­ных дея­ний? Уеди­нен­но сто­я­щий кот­тедж, боро­да­тый незна­ко­мец, пере­су­ды и стра­хи сосе­дей… Мистер Вард и док­тор Вил­лет были уве­ре­ны, что разум и воля Джо­зе­фа Карве­на вер­ну­лись на зем­лю и про­дол­жа­ют леле­ять нечи­стые замыс­лы. Неуже­ли одер­жи­мость дья­во­лом – не выдум­ка? Во всем этом был заме­шан таин­ствен­ный док­тор Аллен, и детек­ти­вы полу­чи­ли зада­ние узнать все об этом чело­ве­ке или фан­то­ме, чье суще­ство­ва­ние угро­жа­ло жиз­ни моло­до­го Вар­да. Без сомне­ния, под уеди­нен­ным кот­те­джем рас­ки­ну­лась целая сеть под­зе­ме­лий, и нуж­но было, при­ло­жив мак­си­мум уси­лий, как мож­но ско­рее их отыс­кать. Вра­чи-пси­хи­ат­ры скеп­ти­че­ски отно­сят­ся ко все­му сверхъ­есте­ствен­но­му; посе­му Вил­лет и Вард реши­ли пред­при­нять поис­ки само­сто­я­тель­но, не упус­кая ни одной мело­чи. Они дого­во­ри­лись встре­тить­ся на сле­ду­ю­щее утро у дома в Потак­се­те, взяв с собой необ­хо­ди­мые инстру­мен­ты, что­бы рас­ко­пать вход в под­зе­ме­лье, если они его обна­ру­жат.

Шесто­го апре­ля сто­я­ла ясная пого­да, и они были на месте ров­но в десять часов. Мистер Вард, имев­ший ключ от дома, открыл вход­ную дверь, и они про­шли по ком­на­там, вни­ма­тель­но их осмат­ри­вая. В ком­на­те, кото­рую преж­де, веро­ят­но, зани­мал док­тор Аллен, царил бес­по­ря­док, явно остав­лен­ный побы­вав­ши­ми здесь детек­ти­ва­ми. Мистер Вард выра­зил надеж­ду, что они нашли что-нибудь важ­ное. Осо­бый инте­рес пред­став­лял погреб, поэто­му дру­зья, не меш­кая, спу­сти­лись туда и обо­шли его кру­гом. В тот день, когда Чарль­за увез­ли в лечеб­ни­цу, они уже обыс­ки­ва­ли под­вал, одна­ко без­ре­зуль­тат­но. Каж­дый дюйм утоп­тан­но­го зем­ля­но­го пола и камен­ных стен казал­ся настоль­ко проч­ным и нетро­ну­тым, что труд­но было даже пред­по­ло­жить нали­чие где-то здесь отвер­стия, веду­ще­го в мрач­ное под­зе­ме­лье. «Этот погреб неко­гда вырыл чело­век, не имев­ший ни малей­ше­го поня­тия о скры­тых под ним ката­ком­бах, – поду­мал Вил­лет. – Зна­чит, под­зем­ный ход, соеди­ня­ю­щий под­вал с ката­ком­ба­ми, был про­рыт Чарль­зом и его сообщ­ни­ка­ми совсем недав­но и, воз­мож­но, не с пер­вой попыт­ки».

Док­тор попро­бо­вал поста­вить себя на место Чарль­за – где бы тот в первую оче­редь пред­при­нял рас­коп­ки? – но ему ниче­го не при­хо­ди­ло в голо­ву. Тогда он решил при­бег­нуть к мето­ду исклю­че­ния и сно­ва обо­шел под­вал, вни­ма­тель­но рас­смат­ри­вая и высту­ки­вая каж­дый дюйм стен и пола. Вско­ре пло­щадь его поис­ков зна­чи­тель­но сокра­ти­лась, и нако­нец остал­ся толь­ко неболь­шой уча­сток пола – пли­та перед тру­ба­ми отоп­ле­ния, где рань­ше он ниче­го не заме­тил. Нагнув­шись, док­тор Вил­лет нажал на пли­ту изо всех сил, пыта­ясь ее повер­нуть, и вне­зап­но она под­да­лась, соскольз­нув в сто­ро­ну и открыв акку­рат­но зали­тое цемен­том углуб­ле­ние с желез­ным люком посре­дине. Мистер Вард с юно­ше­ской живо­стью тот­час же спрыг­нул туда и под­нял крыш­ку люка. Он сде­лал это без осо­бых уси­лий, одна­ко док­тор заме­тил, что лицо Вар­да покры­лось мерт­вен­ной блед­но­стью, после чего он пошат­нул­ся и уро­нил голо­ву на грудь. Из чер­но­го отвер­стия, зияв­ше­го у их ног, вырва­лась струя затх­ло­го зло­вон­но­го воз­ду­ха.

Док­тор Вил­лет быст­ро выта­щил из ямы сво­е­го теря­ю­ще­го созна­ние спут­ни­ка и брыз­нул ему в лицо холод­ной водой. Мистер Вард открыл гла­за и глу­бо­ко вздох­нул; блед­ность сошла с его щек, но было вид­но, что зло­вон­ные миаз­мы, про­ник­шие из под­зе­ме­лья, не дают ему дышать сво­бод­но. Не желая рис­ко­вать, Вил­лет выбе­жал из дома, добрал­ся до шос­се, пой­мал так­си и отпра­вил нахо­див­ше­го­ся в полу­об­мо­роч­ном состо­я­нии мисте­ра Вар­да к нему домой, несмот­ря на его сла­бые про­те­сты. Затем док­тор вынул из сум­ки элек­три­че­ский фона­рик, закрыл рот повяз­кой из сте­риль­ной мар­ли и спу­стил­ся к люку, что­бы загля­нуть в обна­ру­жен­ное ими под­зе­ме­лье. Зло­во­ние немно­го рас­се­я­лось, и Вил­лет, нагнув­шись, осве­тил лучом фона­ри­ка внут­рен­ность этой адской дыры. При­мер­но на десять футов вниз про­сти­рал­ся бетон­ный коло­дец, по стене кото­ро­го шла желез­ная лест­ни­ца, а ниже ее сме­ни­ли истер­тые камен­ные сту­пе­ни – веро­ят­но, когда-то они выхо­ди­ли пря­мо на поверх­ность зем­ли немно­го южнее того места, где теперь сто­ял дом.

2

Поз­же Вил­лет при­знал­ся, что доволь­но дол­го сто­ял у люка, не реша­ясь в оди­ноч­ку спу­стить­ся в зло­вон­ную без­дну и вспо­ми­ная рас­ска­зы Люка Фен­не­ра о послед­ней ночи ста­ро­го кол­ду­на. Нако­нец чув­ство дол­га побе­ди­ло страх, и док­тор начал спуск. Он взял с собой сум­ку, куда наме­ре­вал­ся скла­ды­вать най­ден­ные бума­ги, кото­рые сочтет доста­точ­но важ­ны­ми. Мед­лен­но, как и подо­ба­ло чело­ве­ку его воз­рас­та, спу­стил­ся он по желез­ной лест­ни­це и сту­пил на скольз­кий камен­ный пол. Луч фона­ри­ка осве­тил сту­пе­ни, высе­чен­ные в ска­ле пол­то­ра века тому назад; на соча­щих­ся сыро­стью сте­нах он уви­дел болез­нен­ноблед­ный мох, каза­лось, питав­ший­ся миаз­ма­ми под­зе­ме­лья. Все даль­ше вниз вела лест­ни­ца, делав­шая три кру­тых пово­ро­та. Спуск был так узок, что два чело­ве­ка с тру­дом мог­ли бы разой­тись. Вил­лет насчи­тал око­ло трид­ца­ти сту­пе­ней, когда его ушей достиг сла­бый звук, заста­вив­ший его поза­быть о вся­ких под­сче­тах.

Этот дья­воль­ский звук соче­тал в себе низ­кий тягу­чий вой, при­глу­шен­ный вопль нестер­пи­мой боли, душе­раз­ди­ра­ю­щий пред­смерт­ный стон и без­на­деж­ную моль­бу лишен­ной разу­ма и обре­чен­ной на гибель пло­ти. Не к это­му ли зву­ку при­слу­ши­вал­ся моло­дой Вард в тот день, когда его уво­зи­ли в лечеб­ни­цу? Вил­лет нико­гда в жиз­ни не слы­шал ниче­го подоб­но­го. Меж­ду тем исхо­дя­щий из неве­до­мых глу­бин вой не пре­кра­щал­ся ни на мину­ту. Док­тор, мед­лен­но спус­ка­ясь по истер­тым сту­пе­ням, дошел до кон­ца лест­ни­цы и, посве­тив вокруг фона­ри­ком, уви­дел высо­кие сте­ны с цик­ло­пи­че­ски­ми сво­да­ми и мно­же­ство тем­ных ароч­ных про­емов по бокам. Высо­та свод­ча­то­го зала пре­вос­хо­ди­ла четыр­на­дцать футов при ширине от деся­ти до две­на­дца­ти футов. Пол покры­ва­ли боль­шие пли­ты теса­но­го кам­ня, сте­ны и пото­лок были ошту­ка­ту­ре­ны. О длине поме­ще­ния труд­но было судить – оно каза­лось ухо­дя­щим в тем­ную бес­ко­неч­ность. Неко­то­рые из боко­вых ходов име­ли две­ри из широ­ких досок в ста­ром коло­ни­аль­ном сти­ле, в дру­гих две­рей не было вовсе.

Пре­одо­ле­вая страх, вну­шен­ный зло­во­ни­ем и неути­ха­ю­щим воем, Вил­лет стал один за дру­гим иссле­до­вать боко­вые ходы. Они вели в залы с кре­сто­вы­ми сво­да­ми или неболь­шие ком­на­ты; во мно­гих были устро­е­ны ками­ны или печи, тру­бы кото­рых пред­став­ля­ли собой любо­пыт­ные образ­чи­ки ста­рин­но­го ремес­ла. Ото­всю­ду из-под тол­стых сло­ев пыли и пау­ти­ны, нако­пив­шей­ся здесь за пол­то­ра века, выгля­ды­ва­ли дета­ли дико­вин­ных при­спо­соб­ле­ний и инстру­мен­тов, каких Вил­ле­ту не при­хо­ди­лось видеть ни ранее, ни впо­след­ствии. Мно­гие из них были сло­ма­ны и каза­лись наме­рен­но раз­бро­сан­ны­ми, слов­но эти ком­на­ты под­верг­лись напа­де­нию или обыс­ку. Одна­ко мно­гие поме­ще­ния были совер­шен­но нетро­ну­ты – судя по при­ми­тив­ным инстру­мен­там, как раз в них Джо­зеф Карвен про­во­дил свои пер­вые опы­ты. Нако­нец Вил­лет набрел на ком­на­ту, обу­стро­ен­ную совсем недав­но. Там име­лись воз­ду­хо­на­гре­ва­те­ли, книж­ные пол­ки, сто­лы, сту­лья и шка­фы, а так­же пись­мен­ный стол, зава­лен­ный ста­рин­ны­ми и совре­мен­ны­ми доку­мен­та­ми. Обна­ру­жив мас­ля­ные лам­пы, под­свеч­ни­ки и короб­ку спи­чек, док­тор зажег несколь­ко све­чей.

Когда в поме­ще­нии ста­ло свет­лее, Вил­лет понял, что это и есть новый каби­нет или биб­лио­те­ка Чарль­за Вар­да. Он узнал мно­гие из нахо­див­ших­ся здесь книг, а мебель почти вся была пере­ве­зе­на из особ­ня­ка Вар­дов на Про­спект-стрит. Всю­ду попа­да­лись вещи, хоро­шо зна­ко­мые Вил­ле­ту, и это чув­ство узна­ва­ния овла­де­ло им настоль­ко, что он уже не заме­чал смра­да и зло­ве­ще­го воя, хотя они ощу­ща­лись здесь силь­нее, чем у нача­ла лест­ни­цы. Глав­ной его зада­чей было най­ти какие-нибудь важ­ные бума­ги, и в первую оче­редь те доку­мен­ты, кото­рые Чарльз обна­ру­жил за порт­ре­том Карве­на в Олни-Корт. Начав поис­ки, док­тор понял, с каки­ми неимо­вер­ны­ми труд­но­стя­ми при­дет­ся встре­тить­ся тем, кто будет дос­ко­наль­но рас­сле­до­вать это дело, ибо сот­ни папок были запол­не­ны бума­га­ми, напи­сан­ны­ми необыч­ным почер­ком и снаб­жен­ны­ми непо­нят­ны­ми иллю­стра­ци­я­ми. Для того что­бы все это про­честь и рас­шиф­ро­вать, мог­ли пона­до­бить­ся меся­цы и даже годы. Он нашел сре­ди бумаг целые связ­ки писем, отправ­лен­ных из Пра­ги и Раку­са, при­чем адре­са на кон­вер­тах были про­став­ле­ны рукой Орна или Хат­чин­со­на. Все эти пись­ма док­тор Вил­лет ото­брал и поме­стил в свою сум­ку.

Нако­нец в запер­том шкаф­чи­ке крас­но­го дере­ва, кото­рый рань­ше укра­шал каби­нет моло­до­го Вар­да, док­тор нашел кучу ста­рых бумаг Карве­на, тот­час их узнав, хотя Чарльз неко­гда поз­во­лил ему взгля­нуть на них лишь мель­ком. Все было на месте, кро­ме писем, адре­со­ван­ных Орну и Хат­чин­со­ну, и шиф­ро­ван­но­го ману­скрип­та с клю­чом к шиф­ру. Вил­лет поло­жил все эти бума­ги в сум­ку и про­дол­жал про­смат­ри­вать пап­ки. Желая понять при­чи­ну вне­зап­но­го безу­мия Чарль­за, док­тор с осо­бым вни­ма­ни­ем изу­чал позд­ней­шие запи­си. К его удив­ле­нию, лишь немно­гие из них были сде­ла­ны обыч­ным почер­ком Чарль­за – самая позд­няя более двух меся­цев тому назад. Зато име­лись целые гру­ды листов, покры­тых сим­во­ла­ми и фор­му­ла­ми, мно­го­чис­лен­ные замет­ки по исто­рии и фило­со­фии – все это было напи­са­но угло­ва­тым почер­ком Джо­зе­фа Карве­на, при­чем напи­са­но совсем недав­но. Воз­ни­ка­ло впе­чат­ле­ние, что в послед­нее вре­мя Чарльз Вард ста­ра­тель­но ими­ти­ро­вал арха­ич­ную мане­ру пись­ма ста­ро­го кол­ду­на и поис­ти­не достиг в этом совер­шен­ства. При этом здесь не обна­ру­жи­лось образ­цов ино­го почер­ка, кото­рые мож­но было бы при­пи­сать Алле­ну. Если он дей­стви­тель­но был в этом деле за глав­но­го, то, оче­вид­но, застав­лял моло­до­го Вар­да испол­нять роль пис­ца.

Осо­бен­но часто в запи­сях попа­да­лась некая маги­че­ская фор­му­ла, кото­рую Вил­лет по мере чте­ния неволь­но затвер­дил наизусть. Фор­му­ла состо­я­ла из двух парал­лель­ных столб­цов; над левым был начер­тан арха­и­че­ский сим­вол, нося­щий назва­ние «Голо­ва дра­ко­на», или «Вос­хо­дя­щий узел», а над пра­вым – соот­вет­ствен­но, «Хвост дра­ко­на», или «Нис­хо­дя­щий узел». Док­тор с удив­ле­ни­ем заме­тил, что вто­рая часть фор­му­лы в целом повто­ря­ла первую, но с пере­став­лен­ны­ми стро­ка­ми и сло­га­ми. Исклю­че­ние состав­ля­ли послед­ние, несов­па­да­ю­щие стро­ки и остав­лен­ное неиз­мен­ным имя ЙОГ-СОТОТ, кото­рое он встре­чал рань­ше в дру­гих бума­гах в раз­лич­ных напи­са­ни­ях.

Вил­лет мог поклясть­ся, что уже слы­шал где-то эту фор­му­лу, и каж­дый раз, когда он встре­чал ее в тек­сте, по спине про­бе­гал холо­док стра­ха. Не в ту ли ужас­ную Страст­ную пят­ни­цу он слы­шал нечто подоб­ное? Фор­му­ла повто­ря­лась в бума­гах так часто, что док­тор, сам того не заме­чая, стал бор­мо­тать ее вслух. Нако­нец, про­смот­рев все бума­ги и ото­брав самые, по его мне­нию, важ­ные, док­тор решил оста­вить про­чие до той поры, когда смо­жет при­ве­сти сюда сво­их кол­лег­скеп­ти­ков для более систе­ма­ти­че­ско­го даль­ней­ше­го осмот­ра. Надо было еще най­ти тай­ную лабо­ра­то­рию; поэто­му, оста­вив сум­ку в осве­щен­ной ком­на­те, Вил­лет сно­ва вышел в чер­ный зло­вон­ный кори­дор, под сво­да­ми кото­ро­го эхом отда­вал­ся непре­кра­ща­ю­щий­ся тоск­ли­вый вой.

Откры­вая пооче­ред­но две­ри сле­ду­ю­щих ком­нат, док­тор уви­дел, что неко­то­рые из них совер­шен­но пусты, дру­гие застав­ле­ны полу­ис­тлев­ши­ми дере­вян­ны­ми ящи­ка­ми и свин­цо­вы­ми гро­ба­ми – раз­мах чудо­вищ­ных экс­пе­ри­мен­тов ста­ро­го Джо­зе­фа Карве­на был воис­ти­ну впе­чат­ля­ю­щим. Вил­лет раз­мыш­лял о бес­след­но про­пав­ших чер­но­ко­жих рабах и мест­ных моря­ках, о моги­лах, под­верг­ших­ся осквер­не­нию во всех частях све­та, и о том, что долж­ны были уви­деть те люди, кото­рые участ­во­ва­ли в напа­де­нии на фер­му Карве­на. Но вот спра­ва по ходу тун­не­ля он уви­дел широ­кую камен­ную лест­ни­цу и поду­мал, что она долж­на вести к одно­му из домов в быв­ших вла­де­ни­ях Карве­на – воз­мож­но, к тому само­му печаль­но зна­ме­ни­то­му камен­но­му стро­е­нию с узки­ми бой­ни­ца­ми вме­сто окон, если счи­тать, что лест­ни­ца, по кото­рой он спу­стил­ся, нахо­ди­лась на месте глав­но­го зда­ния фер­мы. Вне­зап­но сте­ны раз­да­лись вширь, зло­во­ние и вой ста­ли нестер­пи­мы­ми, и перед док­то­ром открыл­ся огром­ный под­зем­ный зал. Он был так обши­рен, что луч фона­ря не дости­гал его про­ти­во­по­лож­но­го кон­ца. Сво­ды потол­ка под­дер­жи­ва­ли мас­сив­ные колон­ны.

Через неко­то­рое вре­мя он подо­шел к целой груп­пе камен­ных плит, рас­по­ло­жен­ных коль­цом, напо­до­бие моно­ли­тов Стоунхенджа.62 В цен­тре коль­ца на пье­де­ста­ле высил­ся рез­ной алтарь, к кото­ро­му вели три сту­пе­ни. Док­тор подо­шел побли­же, что­бы рас­смот­реть при­чуд­ли­вую резь­бу при све­те фона­ря, но тут же подал­ся назад, охва­чен­ный дро­жью, и уже не пытал­ся иссле­до­вать при­ро­ду тем­ных пятен, покры­вав­ших верх­нюю часть алта­ря и тон­ки­ми полос­ка­ми спус­кав­ших­ся по его боко­вым сто­ро­нам. Про­брав­шись меж­ду колон­на­ми к про­ти­во­по­лож­ной стене, он пошел вдоль ее мас­сив­ной камен­ной клад­ки, обра­зу­ю­щей гигант­ский круг, кое-где раз­ры­ва­е­мый чер­ны­ми пря­мо­уголь­ни­ка­ми две­рей и усе­ян­ный мно­же­ством забран­ных желез­ны­ми решет­ка­ми ниш, в глу­бине кото­рых вид­не­лись руч­ные и нож­ные кан­да­лы, вде­лан­ные в зад­нюю сте­ну. Все ниши были пусты. Зло­во­ние и вой ста­но­ви­лись все силь­нее, и ино­гда к сто­нам при­ме­ши­ва­лись новые зву­ки, напо­ми­нав­шие уда­ры по чему-то скольз­ко­му и лип­ко­му.

3

Жут­кие зву­ки и смрад настоль­ко уси­ли­лись, что Вил­лет уже не мог сосре­до­то­чить­ся на чем-либо ином. Зву­ки эхом пере­ка­ты­ва­лись в огром­ном зале и каза­лись исхо­дя­щи­ми из какой-то без­дон­ной про­па­сти, рас­по­ло­жен­ной еще глуб­же, чем этот погру­жен­ный в тем­но­ту зага­доч­ный под­зем­ный мир. Преж­де чем сту­пить на одну из лест­ниц, ухо­дя­щих вниз от цен­траль­но­го зала, док­тор осве­тил лучом фона­ри­ка вымо­щен­ный камен­ны­ми пли­та­ми пол. На нерав­ном рас­сто­я­нии друг от дру­га попа­да­лись пли­ты со мно­же­ством неболь­ших, бес­по­ря­доч­но рас­по­ло­жен­ных отвер­стий; в одном углу зала была небреж­но бро­ше­на очень длин­ная дере­вян­ная лест­ни­ца, исто­чав­шая осо­бо рез­кое зло­во­ние. Осто­рож­но обой­дя лест­ни­цу, Вил­лет заме­тил, что и запах, и зло­ве­щие зву­ки чув­ство­ва­лись силь­нее все­го у стран­ных плит с про­де­лан­ны­ми в них отвер­сти­я­ми. Похо­же, они здесь игра­ли роль люков, веду­щих еще глуб­же, в самое сре­до­то­чие ужа­са. Встав на коле­ни у одной из плит, док­тор попы­тал­ся при­под­нять ее, и ценой огром­ных уси­лий ему уда­лось это сде­лать. Когда он дотро­нул­ся до холод­но­го кам­ня, вой вни­зу стал гром­че, но, собрав все свое муже­ство, док­тор при­от­крыл камен­ную крыш­ку под­зем­но­го колод­ца. Из отвер­стия вырва­лась струя невы­но­си­мо­го зло­во­ния, от кото­ро­го Вил­лет едва не поте­рял созна­ние, но он все же отки­нул камен­ную пли­ту и осве­тил зия­ю­щую чер­ную дыру.

Он ожи­дал, что уви­дит сту­пе­ни, веду­щие вглубь, к источ­ни­ку стран­ных зву­ков, но, зады­ха­ясь от ядо­ви­тых испа­ре­ний, из-за кото­рых нача­лась резь в гла­зах, раз­ли­чил лишь кир­пич­ный коло­дец диа­мет­ром при­мер­но в пол­то­ра ярда. Ни сту­пе­нек, ни каких-либо иных при­спо­соб­ле­ний для спус­ка там не было. Когда луч све­та скольз­нул вниз, вой немед­лен­но сме­нил­ся ужа­са­ю­щи­ми воп­ля­ми, скре­же­щу­щи­ми зву­ка­ми; нако­нец раз­дал­ся глу­хой гул­кий стук, слов­но неве­до­мое суще­ство, тая­ще­е­ся в колод­це, цара­пая ког­тя­ми по скольз­ким сте­нам, попы­та­лось выбрать­ся из сво­ей тем­ни­цы и сорва­лось на дно. Док­то­ра охва­тил ужас. Он боял­ся даже пред­ста­вить себе, как может выгля­деть скры­вав­ше­е­ся вни­зу чудо­ви­ще. Все же, собрав­шись с духом, он лег на пол и све­сил голо­ву за край люка, дер­жа фона­рик на рас­сто­я­нии вытя­ну­той руки и вгля­ды­ва­ясь в тем­но­ту. Вна­ча­ле были вид­ны лишь скольз­кие, оброс­шие мхом кир­пич­ные сте­ны, бес­ко­неч­но ухо­дя­щие вниз, туда, где клу­би­лись тош­но­твор­ные испа­ре­ния и раз­да­вал­ся злоб­ный рев, а потом он раз­ли­чил лихо­ра­доч­ное дви­же­ние в самой глу­бине узко­го колод­ца, дно кото­ро­го было на два­дцать – два­дцать пять футов ниже уров­ня камен­но­го пола: что-то тем­ное неук­лю­же пры­га­ло, пыта­ясь выбрать­ся нару­жу. Рука, дер­жав­шая фона­рик, дрог­ну­ла, но док­тор заста­вил себя сно­ва посмот­реть вниз; он дол­жен был убе­дить­ся, что в глу­бине зло­ве­ще­го под­зе­ме­лья дей­стви­тель­но заму­ро­ва­но живое суще­ство. Чарльз оста­вил его здесь уми­рать от голо­да ведь про­шло уже несколь­ко меся­цев с тех пор, как его увез­ли в лечеб­ни­цу, и из мно­же­ства подоб­ных тва­рей, заклю­чен­ных в камен­ные гро­бы с про­свер­лен­ной крыш­кой, кото­рых так мно­го в этом огром­ном свод­ча­том под­зе­ме­лье, навер­ня­ка выжи­ло лишь несколь­ко. Каким бы ни было зажи­во погре­бен­ное суще­ство, оно не мог­ло даже улечь­ся в сво­ей тес­ной узкой норе: все эти страш­ные неде­ли оно сто­на­ло, кор­чи­лось и выло, под­пры­ги­вая на сла­бых ногах, тщет­но ожи­дая избав­ле­ния, ибо хозя­ин оста­вил его голод­ным и бес­по­мощ­ным.

Мари­нус Бик­нелл Вил­лет, опыт­ный хирург, за свою жизнь чего толь­ко не пови­дав­ший в про­зек­тор­ской, до сих пор сожа­ле­ет, что решил­ся бро­сить в глу­би­ну колод­ца еще один взгляд. Труд­но ска­зать, поче­му вид это­го суще­ства, каким бы урод­ли­вым оно ни было, мог так потря­сти его. Воз­мож­но, опре­де­лен­ные фор­мы спо­соб­ны вну­шать необъ­яс­ни­мый ужас, про­буж­дая древ­ние, тая­щи­е­ся в под­со­зна­нии инстинк­ты, слов­но исче­за­ет на миг спа­си­тель­ное покры­ва­ло, и чело­век оста­ет­ся один на один с непо­зна­ва­е­мы­ми все­лен­ски­ми сила­ми, с тем неве­до­мым, что досе­ле скры­ва­ли от него спа­си­тель­ные иллю­зии здра­во­го смыс­ла. Как раз одну из таких форм узрел Вил­лет в глу­бине колод­ца и на несколь­ко минут был охва­чен безу­ми­ем, слов­но сам пре­вра­тил­ся в паци­ен­та лечеб­ни­цы док­то­ра Вей­та. Фона­рик выпал из его оне­мев­ших паль­цев, но док­тор даже не обра­тил вни­ма­ния на хруст, раз­дав­ший­ся вни­зу, когда фонарь достиг страш­но­го плен­ни­ка. Вил­лет кри­чал и кри­чал, не в силах оста­но­вить­ся. Ни один из его дру­зей не пове­рил бы, что подоб­ный пани­че­ский визг может исхо­дить из уст почтен­но­го док­то­ра. Ноги не дер­жа­ли его, и он пытал­ся полз­ти, катить­ся по скольз­ко­му полу, стре­мясь ока­зать­ся как мож­но даль­ше от адско­го колод­ца, оби­та­тель кото­ро­го отве­чал зауныв­ным воем на его пани­че­ские вопли. Он обо­драл руки о гру­бо оте­сан­ные кам­ни и несколь­ко раз уда­рил­ся голо­вой о колон­ну.

Поне­мно­гу док­тор при­шел в себя. Вокруг рас­сти­лал­ся зло­вон­ный мрак. Вил­лет закрыл ладо­ня­ми уши, что­бы не слы­шать глу­хих злоб­ных сто­нов, кото­ры­ми сме­ни­лись давеш­ние вопли. Тело док­то­ра покры­лось лип­ким потом. Вокруг цари­ли непро­гляд­ная тьма и неиз­быв­ный страх. Вни­зу, под ним, копо­ши­лись десят­ки несчаст­ных созда­ний, все еще живых; с одно­го из колод­цев он сам, соб­ствен­ны­ми рука­ми снял крыш­ку… Вил­лет созна­вал, что суще­ство, кото­рое он уви­дел, нико­гда не смо­жет взо­брать­ся вверх по скольз­ким сте­нам, и все же дро­жал, не в силах изба­вить­ся от навяз­чи­вой мыс­ли, что оно най­дет какую-нибудь опо­ру и выка­раб­ка­ет­ся из сво­ей тем­ни­цы.

Впо­след­ствии док­тор не мог опи­сать это суще­ство; он гово­рил лишь, что оно напом­ни­ло ему одну из фигур, выре­зан­ных на чудо­вищ­ном под­зем­ном алта­ре. При­ро­да нико­гда не созда­ва­ла чего-либо подоб­но­го: созда­ние выгля­де­ло как бы неза­вер­шен­ным, слов­но некий безу­мец сле­пил его из частей, не под­хо­дя­щих друг к дру­гу. Оче­вид­но, они были вос­со­зда­ны из того, что Вард назы­вал «несо­вер­шен­ны­ми соля­ми», и при­но­си­лись в жерт­ву во вре­мя свер­ше­ния раз­лич­ных риту­а­лов. Пото­му-то их изоб­ра­же­ния и были выре­за­ны на алта­ре. Сре­ди изоб­ра­же­ний попа­да­лись тва­ри постраш­нее той, что так испу­га­ла док­то­ра Вил­ле­та, – а ведь он загля­нул толь­ко в один из колод­цев! Блуж­дая под тем­ны­ми сво­да­ми ста­ро­го под­зе­ме­лья, Вил­лет вдруг при­пом­нил фра­зу из пись­ма Сай­мо­на Орна (он же Дже­де­дия Орн), адре­со­ван­но­го Карве­ну: «Разу­ме­ет­ся, ниче­го, кро­ме ожив­шей Мон­стру­оз­но­сти, не вышло, когда Хат­чин­сон вос­со­здал Целое из того, что сумел собрать лишь в малой части».

Потом он поду­мал о най­ден­ном в поле близ Потак­се­та обуг­лен­ном тру­пе полу­че­ло­ве­ка-полу­зве­ря. По сло­вам ста­ро­го Сло­ку­ма, это про­изо­шло сра­зу же после напа­де­ния на фер­му Карве­на.

Жут­кие обра­зы тес­ни­лись в голо­ве Вил­ле­та, рас­ка­чи­вав­ше­го­ся на кор­точ­ках в пол­ной тем­но­те на полу зло­вон­но­го под­зе­ме­лья. Он ста­рал­ся взять себя в руки, гром­ко повто­ряя все, что при­хо­ди­ло ему на ум: зна­ко­мые с дет­ства молит­вы, модер­нист­ские пас­са­жи из «Бес­плод­ной зем­ли» Элиота,63 и нако­нец, сам не зная поче­му, стал про­из­но­сить запав­шую в память двой­ную фор­му­лу, кото­рую нашел в под­зем­ной лабо­ра­то­рии Чарль­за: «Й’АИ ‘НГ’НГАХ, ЙОГ-СОТОТ…» и далее, вплоть до послед­не­го сло­ва «ЗХРО». Звук соб­ствен­но­го голо­са немно­го успо­ко­ил его, и через неко­то­рое вре­мя он под­нял­ся на ноги. Как он жалел сей­час о поте­рян­ном фона­ри­ке! Он искал хотя бы про­блеск све­та в густом, как чер­ни­ла, мра­ке. Сырой, леде­ня­щий воз­дух слов­но при­ли­пал к телу. Док­тор огля­ды­вай­ся по сто­ро­нам, напря­гая гла­за. Может быть, на одной из стен пока­жет­ся отра­же­ние све­та ламп, кото­рые он зажег в лабо­ра­то­рии Чарль­за? Через неко­то­рое вре­мя ему пока­за­лось, что он уви­дел сла­бый блик где-то очень дале­ко, и он пополз туда на чет­ве­рень­ках, ощу­пы­вая перед собой пол, что­бы не упасть в откры­тый коло­дец и не уда­рить­ся о какую-нибудь из бес­чис­лен­ных колонн. Его дро­жа­щие паль­цы нащу­па­ли сту­пень, веду­щую к алта­рю, и он с отвра­ще­ни­ем отдер­нул руку. Немно­го поз­же он наткнул­ся на про­свер­лен­ную пли­ту, затем – на край отвер­стия и стал дви­гать­ся еще осто­рож­нее, почти не отры­вая ладо­ни от пола. Нако­нец коло­дец остал­ся поза­ди. Суще­ство, заклю­чен­ное в нем, уже не выло и не шеве­ли­лось. Оче­вид­но, про­гло­чен­ный элек­три­че­ский фона­рик не пошел ему впрок. Вил­ле­ту попа­да­лись все новые про­свер­лен­ные пли­ты, закры­вав­шие отвер­стия колод­цев, и каж­дый раз, как руки док­то­ра каса­лись такой пли­ты, он вздра­ги­вал, и вой вни­зу ста­но­вил­ся гром­че, хотя он ста­рал­ся дви­гать­ся бес­шум­но. Вдруг док­тор заме­тил, что свет­лое пят­но, к кото­ро­му он уже под­полз доволь­но близ­ко, туск­не­ет, и понял, что лам­пы одна за дру­гой гас­нут. Он может остать­ся в пол­ной тем­но­те и заблу­дить­ся в этом кош­мар­ном цар­стве под­зем­ных лаби­рин­тов! Док­тор вско­чил на ноги и бро­сил­ся бежать – ведь откры­тый коло­дец остал­ся поза­ди и он боль­ше не боял­ся упасть в него. Если свет погас­нет и он заблу­дит­ся, ему оста­ет­ся наде­ять­ся толь­ко на Вар­да. Добе­жав до бли­жай­ше­го кори­до­ра, док­тор уви­дел, что свет выхо­дит из откры­той две­ри спра­ва. Собрав все силы, док­тор бро­сил­ся туда и очу­тил­ся в лабо­ра­то­рии Чарль­за. Зады­ха­ясь от изне­мо­же­ния, он уви­дел, как мед­лен­но гас­нет огонь послед­ней лам­пы, спас­шей ему жизнь.

4

В сле­ду­ю­щую секун­ду док­тор с лихо­ра­доч­ной поспеш­но­стью наша­рил в углу спич­ки и еще ранее при­ме­чен­ную им кани­стру с мас­лом, после чего запра­вил и зажег все лам­пы. Теперь ком­на­та сно­ва была ярко осве­ще­на, и он стал искать фона­рик, что­бы про­дол­жать осмотр под­зе­ме­лья. Хотя док­тор чув­ство­вал силь­ную уста­лость и был потря­сен уви­ден­ным, он не отка­зал­ся от наме­ре­ния выяс­нить под­лин­ную при­чи­ну вне­зап­но­го безу­мия Чарль­за. Не най­дя фона­ря, он взял самую малень­кую мас­ля­ную лам­пу, рас­со­вал по кар­ма­нам несколь­ко короб­ков спи­чек и све­чей и вдо­ба­вок при­хва­тил еще кани­стру с мас­лом вме­сти­мо­стью око­ло гал­ло­на, рас­су­див, что запас не поме­ша­ет, если тай­ная лабо­ра­то­рия Чарль­за нахо­дит­ся где-то дале­ко в глу­бине под­зе­ме­лья, поза­ди цен­траль­но­го зала с его мерз­ким алта­рем в окру­же­нии бес­чис­лен­ных камен­ных колод­цев. Вил­ле­ту пона­до­би­лось собрать все свое муже­ство, что­бы вновь прой­ти тем же путем. На этот раз он решил дви­гать­ся вдоль сте­ны зала, подаль­ше от алта­ря и откры­то­го колод­ца, один за дру­гим обсле­дуя отхо­дя­щие от зала тун­не­ли. И вот он сно­ва очу­тил­ся сре­ди воя и смра­да, про­би­ра­ясь меж мас­сив­ных колонн под навис­ши­ми сво­да­ми под­зем­но­го зала. Он немно­го при­кру­тил фитиль лам­пы, что­бы при туск­лом све­те нель­зя было даже изда­ли раз­ли­чить очер­та­ния алта­ря и зия­ю­щее отвер­стие откры­то­го колод­ца. В неко­то­рых про­хо­дах были две­ри, кото­рые боль­шей частью вели в малень­кие ком­на­ты. Иные из них были совер­шен­но пусты, а в дру­гих, когда-то быв­ших кла­до­вы­ми, Вил­лет нашел целую кол­лек­цию любо­пыт­ных пред­ме­тов. Одна кла­до­вая была довер­ху заби­та полу­ис­тлев­ши­ми гру­да­ми тря­пья; в основ­ном это была одеж­да, какую носи­ли пол­то­ра-два сто­ле­тия тому назад. В сле­ду­ю­щей ком­на­те хра­ни­лось мно­же­ство ком­плек­тов совре­мен­ной муж­ской одеж­ды, кото­рой хва­ти­ло бы на доб­рую сот­ню чело­век. В неко­то­рых поме­ще­ни­ях сто­я­ли боль­шие мед­ные чаны, в каких обыч­но дер­жат едкую кис­ло­ту. Об их пред­на­зна­че­нии мож­но было дога­дать­ся по остат­кам чело­ве­че­ских костей на дне неко­то­рых чанов. Это зре­ли­ще вну­ши­ло ему даже боль­шее омер­зе­ние, чем свин­цо­вые гро­бы стран­ной фор­мы, еще хра­нив­шие часть сво­е­го отвра­ти­тель­но­го содер­жи­мо­го. Вокруг них витал тош­но­твор­ный слад­ко­ва­тый запах раз­ло­же­ния, уло­ви­мый даже сквозь смрад, кото­рый про­пи­тал все под­зе­ме­лье. Прой­дя боль­шую часть полу­кру­га, обра­зо­ван­но­го сте­ной, док­тор Вил­лет обна­ру­жил еще один широ­кий кори­дор со мно­же­ством боко­вых две­рей. Пер­вые три ком­на­ты были неве­ли­ки и не содер­жа­ли ниче­го инте­рес­но­го. Чет­вер­тая ком­на­та была гораз­до боль­ше­го раз­ме­ра. Здесь име­лось несколь­ко сто­лов, баки, газо­вые горел­ки, раз­лич­ные инстру­мен­ты и в бес­по­ряд­ке раз­бро­сан­ные на сто­лах кни­ги, а вдоль стен бес­ко­неч­ные ряды полок, устав­лен­ных кол­ба­ми и буты­ля­ми. Каза­лось, хозя­ин этой ком­на­ты толь­ко что вышел отсю­да. Вот она – тай­ная лабо­ра­то­рия Чарль­за Вар­да! И без сомне­ния, эта ком­на­та неко­гда была лабо­ра­то­ри­ей Джо­зе­фа Карве­на.

Док­тор Вил­лет зажег несколь­ко мас­ля­ных ламп, резер­ву­а­ры кото­рых были напол­не­ны еще Чарль­зом, и стал с инте­ре­сом осмат­ри­вать ком­на­ту. На пол­ках сто­я­ло мно­же­ство раз­лич­ных хими­че­ских реак­ти­вов. Их назва­ния наво­ди­ли на мысль, что инте­ре­сы моло­до­го Вар­да лежа­ли глав­ным обра­зом в обла­сти орга­ни­че­ской химии. В лабо­ра­то­рии сто­ял так­же стол для ана­то­ми­че­ско­го вскры­тия, но в целом по харак­те­ру науч­но­го обо­ру­до­ва­ния нель­зя было сде­лать вывод, чем имен­но зани­мал­ся Вард. Осмот­рев ком­на­ту, док­тор почув­ство­вал даже неко­то­рое разо­ча­ро­ва­ние: здесь не было ниче­го могу­ще­го объ­яс­нить при­чи­ну безу­мия Чарль­за. Сре­ди лежав­ших на сто­ле книг док­тор уви­дел ста­рин­ное изда­ние Борел­лия, в кото­ром, как ока­за­лось, Вард под­черк­нул тот же пас­саж, что пол­то­ра века назад так напу­гал доб­ро­го мисте­ра Мер­ри­та. Экзем­пляр Карве­на навер­ня­ка про­пал вме­сте с дру­ги­ми кни­га­ми по оккульт­ным нау­кам во вре­мя напа­де­ния на фер­му. Из лабо­ра­то­рии вели три две­ри, и док­тор пооче­ред­но открыл каж­дую. За дву­мя ока­за­лись неболь­шие кла­дов­ки; Вил­лет вни­ма­тель­но осмот­рел их содер­жи­мое. Сре­ди про­че­го там обна­ру­жи­лось несколь­ко рядов постав­лен­ных друг на дру­га полу­сгнив­ших и почти целых гро­бов с при­би­ты­ми к ним таб­лич­ка­ми, несколь­ко над­пи­сей на кото­рых он сумел разо­брать. В этих поме­ще­ни­ях были так­же целые кипы самой раз­но­об­раз­ной одеж­ды, несколь­ко совер­шен­но новых, зако­ло­чен­ных гвоз­дя­ми ящи­ков, кото­рые он не открыл из-за недо­стат­ка вре­ме­ни. По мне­нию док­то­ра, самым инте­рес­ным из все­го, что он там нашел, были стран­ные пред­ме­ты, кото­рые, оче­вид­но, пред­став­ля­ли собой остат­ки лабо­ра­тор­ных при­бо­ров ста­ро­го Карве­на. Силь­но повре­жден­ные участ­ни­ка­ми дав­не­го набе­га, они тем не менее были вполне узна­ва­е­мы как обо­ру­до­ва­ние для хими­че­ских опы­тов, при­ме­няв­ше­е­ся в XVIII веке.

Тре­тья дверь вела в про­стор­ное поме­ще­ние, сте­ны кото­ро­го были цели­ком застав­ле­ны шка­фа­ми, а в цен­тре сто­ял стол с дву­мя боль­ши­ми мас­ля­ны­ми лам­па­ми. Вил­лет зажег их и в ярком све­те стал вни­ма­тель­но огля­ды­вать окру­жав­шие его шерен­ги полок. Верх­ние были пусты, а осталь­ные сплошь застав­ле­ны свин­цо­вы­ми сосу­да­ми двух типов: одни высо­кие и без ручек, как древ­не­гре­че­ские леки­фы – кув­ши­ны для мас­ла, дру­гие с одной руч­кой, широ­кие и низ­кие. Все они были заку­по­ре­ны метал­ли­че­ски­ми проб­ка­ми и испещ­ре­ны рельеф­но высту­па­ю­щи­ми зага­доч­ны­ми сим­во­ла­ми. Док­то­ру бро­си­лось в гла­за, что сосу­ды рас­став­ле­ны в стро­гом поряд­ке: все высо­кие сосу­ды раз­ме­сти­лись на пол­ках с одной сто­ро­ны ком­на­ты, где была при­би­та дере­вян­ная дощеч­ка с над­пи­сью «Custodes», а низ­кие сто­я­ли с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны, под над­пи­сью «Materia». На каж­дом сосу­де – кро­ме несколь­ких пустых на верх­них пол­ках – име­лась бир­ка с номе­ром, веро­ят­но, обо­зна­ча­ю­щим соот­вет­ству­ю­щий номер ката­ло­га. Вил­лет решил непре­мен­но отыс­кать этот ката­лог. Но сей­час его боль­ше инте­ре­со­ва­ло, чем кро­ме фор­мы раз­нят­ся меж­ду собой сосу­ды. Он науда­чу открыл несколь­ко высо­ких и низ­ких кув­ши­нов, что­бы полу­чить пред­став­ле­ние об их содер­жи­мом. Во всех было одно и то же: немно­го мел­ко­го, как пыль, порош­ка раз­ных цве­тов – серо­го, свет­ло-зеле­но­го, туск­ло-корич­не­во­го или бело­го. Содер­жи­мое сосу­дов раз­ли­ча­лось лишь по цве­ту, при­чем невоз­мож­но было заме­тить какую-либо зако­но­мер­ность. Голу­бо­ва­то-серый поро­шок мог сто­ять рядом со свет­ло-розо­вым, неко­то­рые сосу­ды – неваж­но, высо­кие или низ­кие – име­ли совер­шен­но оди­на­ко­вое с виду содер­жи­мое. Самым при­ме­ча­тель­ным было то, что этот поро­шок ни к чему не при­ли­пал. Вил­лет высы­пал на ладонь немно­го порош­ка, а когда вер­нул его обрат­но в сосуд, на руке не оста­лось ни еди­ной кру­пин­ки.

Назва­ния двух раз­но­вид­но­стей сосу­дов пона­ча­лу оза­да­чи­ли док­то­ра, кото­рый, кро­ме того, не мог понять, поче­му они поме­ще­ны отдель­но от стек­лян­ных банок, хра­ня­щих­ся в сосед­ней ком­на­те. Он знал, что латин­ские сло­ва «Custodes» и «Materia» соот­вет­ствен­но озна­ча­ют «Стра­жи» и «Мате­ри­ал», а потом вдруг вспом­нил: конеч­но же, сло­во «стра­жи» фигу­ри­ро­ва­ло в недав­но полу­чен­ном на имя док­то­ра Алле­на пись­ме от чело­ве­ка, утвер­жда­ю­ще­го, что он – про­жив­ший мафу­са­и­лов век64 Эдвард Хат­чин­сон. Одна фра­за из это­го пись­ма запом­ни­лась док­то­ру почти дослов­но: «Нет необ­хо­ди­мо­сти дер­жать Стра­жей наго­то­ве, и будет мень­ше най­де­но в слу­чае Непри­ят­но­стей, как вам слиш­ком хоро­шо извест­но». Что бы это мог­ло зна­чить? «Пого­ди-ка, – ска­зал он себе, – а не упо­ми­на­лись ли эти стра­жи еще где-нибудь?» И тут его осе­ни­ло. В то вре­мя, когда Чарльз еще не был таким скрыт­ным, он мно­го рас­ска­зы­вал о днев­ни­ке Эле­аза­ра Сми­та. В одном месте днев­ни­ка, где гово­ри­лось о том, как Виден и Смит наблю­да­ли за фер­мой Карве­на, упо­ми­нал­ся под­слу­шан­ный ими раз­го­вор, в кото­ром шла речь о каких-то плен­ни­ках, кото­рых Карвен дер­жал в под­зе­ме­лье, и о стра­жах этих плен­ни­ков. Эти «стра­жи», судя по пись­му Хат­чин­со­на, не были у Алле­на «наго­то­ве», то есть вос­со­здан­ны­ми в сво­ем пер­во­на­чаль­ном виде. Зна­чит, они хра­нят­ся в виде порош­ка, или «солей», в кото­рые эта бан­да кол­ду­нов пре­вра­ща­ла чело­ве­че­ские остан­ки.

Так вот что хра­ни­лось в этих леки­фах: чудо­вищ­ный резуль­тат бого­про­тив­ных риту­а­лов и пре­ступ­ных дея­ний, прах людей, кото­рые долж­ны были поми­мо сво­ей воли поко­рить­ся могу­ще­ствен­ным закли­на­ни­ям и, полу­чив новую, про­ти­во­есте­ствен­ную жизнь, защи­щать сво­е­го мучи­те­ля и при­во­дить к пови­но­ве­нию непо­кор­ных! Вил­лет содрог­нул­ся, поду­мав о том, какой поро­шок он толь­ко что дер­жал на ладо­ни. На мину­ту им овла­де­ла сла­бость, и он готов был бежать сло­мя голо­ву из это­го под­зем­но­го хра­ни­ли­ща, от ужас­ных полок, на кото­рых сто­я­ли мол­ча­ли­вые, но, воз­мож­но, сле­див­шие за каж­дым его шагом часо­вые. Потом док­тор поду­мал о «мате­ри­а­ле», содер­жа­щем­ся в низ­ких широ­ких сосу­дах. Тоже прах, «соли», но чей прах? О гос­по­ди! Воз­мож­но ли, что­бы в этой пеще­ре были собра­ны остан­ки вели­ких мыс­ли­те­лей, уче­ных и фило­со­фов Зем­ли от глу­бо­кой древ­но­сти вплоть до наших дней, похи­щен­ные эти­ми чудо­ви­ща­ми из могил и скле­пов, где они долж­ны поко­ить­ся в мире? Неужто долж­ны они пови­но­вать­ся воле безум­ца, заду­мав­ше­го извлечь все их зна­ния и муд­рость для испол­не­ния сво­е­го ужас­но­го замыс­ла, от кото­ро­го будет зави­сеть, как писал несчаст­ный Чарльз, «судь­ба всей чело­ве­че­ской циви­ли­за­ции, всех зако­нов при­ро­ды, может быть, даже Сол­неч­ной систе­мы и все­го миро­зда­ния»? А он, Мари­нус Бик­нелл Вил­лет, без­дум­но пере­би­рал паль­ца­ми их прах!

Немно­го успо­ко­ив­шись, док­тор про­дол­жил обсле­до­ва­ние ком­на­ты. Заме­тив неболь­шую дверь в про­ти­во­по­лож­ной стене, он стал изу­чать знак, небреж­но начер­тан­ный над ней. Этот про­стой сим­вол напол­нил его душу смут­ным стра­хом, ибо один его друг, чудак и меч­та­тель по име­ни Рэн­дольф Кар­тер, одна­жды нари­со­вал такой же знак на бума­ге и объ­яс­нил, чего сле­ду­ет ожи­дать, встре­тив его в тем­ных без­днах сно­ви­де­ний. Этот знак люди видят ино­гда во сне начер­тан­ным над вхо­дом в мрач­ную чер­ную баш­ню, едва раз­ли­чи­мую в при­зрач­ных сумер­ках. Вил­лет пом­нил, как непри­ят­но пора­зи­ло его то, что Кар­тер гово­рил о силе, кото­рой обла­да­ет знак. Но уже через мгно­ве­ние док­тор забыл о нем, почув­ство­вав рез­кий запах каких-то ядо­ви­тых хими­ка­лий, кото­рый про­ни­кал из ком­на­ты, нахо­дя­щей­ся за две­рью, и был явствен­но раз­ли­чим даже в насы­щен­ном зло­во­ни­ем воз­ду­хе. Вил­лет сра­зу узнал этот запах – им была про­пи­та­на одеж­да Чарль­за Вар­да в тот день, когда его увез­ли в лечеб­ни­цу. Зна­чит, он нахо­дил­ся имен­но здесь, когда незва­ные посе­ти­те­ли пре­рва­ли его опы­ты. Он ока­зал­ся бла­го­ра­зум­нее ста­ро­го Джо­зе­фа Карве­на и не стал сопро­тив­лять­ся. Пол­ный реши­мо­сти раз­га­дать все тай­ны зло­ве­ще­го под­зе­ме­лья, док­тор взял лам­пу и пере­сту­пил порог. Ком­на­та была неве­ли­ка. В ней нахо­ди­лись стол, един­ствен­ный стул и несколь­ко стран­ных при­спо­соб­ле­ний с зажи­ма­ми и вин­та­ми, напом­нив­ших Вил­ле­ту сред­не­ве­ко­вые ору­дия пыт­ки. На стене рядом с две­рью висе­ли на крю­ках пле­ти и бичи устра­ша­ю­ще­го вида, над ними были при­би­ты пол­ки с ряда­ми неглу­бо­ких свин­цо­вых чаш на под­став­ках, напо­ми­нав­ших гре­че­ские кили­ки. Все чаши были пусты. На сто­ле, рядом с боль­шой лам­пой, лежа­ли блок­нот и каран­даш; здесь же нахо­ди­лись заку­по­рен­ные высо­кие сосу­ды «стра­жей», сня­тые с лабо­ра­тор­ных полок. Судя по бес­по­ряд­ку, это поме­ще­ние было поки­ну­то в боль­шой спеш­ке. Вил­лет зажег лам­пу и стал пере­ли­сты­вать стра­ни­цы блок­но­та, но нашел лишь отры­воч­ные замет­ки, сде­лан­ные угло­ва­тым почер­ком Карве­на и ни о чем ему не гово­рив­шие:

В. не умер. Про­шел сквозь сте­ны и скрыл­ся Вни­зу.

Видел ста­ро­го В. Он про­из­нес имя Сава­оф и узнал истин­ный Путь. Три­жды вызы­вал того, чье имя Йог-Сотот, и на сле­ду­ю­щий день отсы­лал Его. Ф. пытал­ся все уни­что­жить, при­звав Тех, что оби­та­ют в Иных Сфе­рах.

В ярком све­те лам­пы док­тор уви­дел, что в сте­ну, по сосед­ству с ору­ди­я­ми пыток, вби­то мно­же­ство дере­вян­ных колыш­ков, на кото­рых висят неко­гда белые, а сей­час силь­но пожел­тев­шие бес­фор­мен­ные оде­я­ния. Все сте­ны в ком­на­те были покры­ты изоб­ра­же­ни­я­ми мисти­че­ских сим­во­лов и фор­му­ла­ми, гру­бо высе­чен­ны­ми на глад­ком камне. Серые пли­ты пола тоже были исчер­че­ны, и Вил­лет про­сле­дил линии, обра­зу­ю­щие боль­шую пен­та­грам­му в цен­тре ком­на­ты. Меж­ду пен­та­грам­мой и угла­ми ком­на­ты были нари­со­ва­ны мелом кру­ги диа­мет­ром при­мер­но в три фута. В одном из кру­гов нахо­ди­лись пожел­тев­шее оде­я­ние, свин­цо­вая чаша на под­став­ке и низ­кий пуза­тый кув­шин из сосед­ней ком­на­ты на кото­ром висе­ла бир­ка с номе­ром 118. Он был отку­по­рен и, как убе­дил­ся док­тор, осмот­рев его, совер­шен­но пуст. Его содер­жи­мое, веро­ят­но, было пере­сы­па­но в чашу, содер­жав­шую сухой, серо­ва­тый, слег­ка све­тя­щий­ся поро­шок, такой лег­кий, что он оста­вал­ся в чаше толь­ко пото­му, что воз­дух здесь был совер­шен­но непо­дви­жен. Док­тор вздрог­нул, поду­мав о том, что про­ис­хо­ди­ло в этой ком­на­те. Раз­роз­нен­ные фак­ты ста­ли свя­зы­вать­ся в еди­ное целое. Бичи, пле­ти и ору­дия пыток, прах из кув­ши­нов с «мате­ри­а­лом», два сосу­да с пра­хом «стра­жей», фор­му­лы на сте­нах, помет­ки в блок­но­те, стран­ные оде­я­ния… Док­тор с ужа­сом вспом­нил зага­доч­ные пись­ма и леген­ды, а так­же мучи­тель­ные подо­зре­ния, тер­зав­шие дру­зей и род­ных Вар­да.

Сде­лав над собой уси­лие, Вил­лет ото­гнал эти мыс­ли и стал рас­смат­ри­вать высе­чен­ные на сте­нах фор­му­лы. Их покры­ва­ли зеле­но­ва­тые пят­на пле­се­ни; неко­то­рые зна­ки почти стер­лись – веро­ят­но, над­пи­си были сде­ла­ны еще во вре­ме­на Карве­на. Одна из фор­мул была зна­ко­ма док­то­ру – имен­но ее слы­ша­ла мис­сис Вард в ночь на Страст­ную пят­ни­цу. Чарльз повто­рял ее мно­го­крат­но, так что она поне­во­ле запом­ни­ла эти сло­ва и потом пере­ска­за­ла их док­то­ру. Тогда же Вил­лет обра­тил­ся за разъ­яс­не­ни­ем к извест­но­му зна­то­ку магии, и тот ска­зал, что это одно из самых силь­ных закли­на­ний, с помо­щью кото­рых вызы­ва­ют неве­до­мые суще­ства из внеш­них сфер. Здесь это закли­на­ние слег­ка отли­ча­лось как от пере­ска­за мис­сис Вард, так и от вари­ан­та, про­де­мон­стри­ро­ван­но­го Вил­ле­ту упо­мя­ну­тым спе­ци­а­ли­стом в запрет­ном сочи­не­нии Эли­фа­са Леви, но это без сомне­ния была та же самая фор­му­ла, где фигу­ри­ро­ва­ли име­на Сава­о­фа, Мет­ра­то­на, Аль­мон­си­на и Зари­ат­нат­ми­ка. Все это не мог­ло не поверг­нуть в тре­пет чело­ве­ка, совсем недав­но ощу­тив­ше­го при­сут­ствие незем­но­го, запре­дель­но­го ужа­са.

Закли­на­ние было высе­че­но на стене сле­ва от две­ри. На пра­вой стене над­пи­сей было мень­ше; сре­ди них Вил­лет уви­дел пар­ную фор­му­лу, уже встре­чав­шу­ю­ся ему при раз­бо­ре запи­сей в под­зем­ной биб­лио­те­ке. Ее пред­ва­ря­ли сим­во­лы «Голо­вы дра­ко­на» и «Хво­ста дра­ко­на», одна­ко напи­са­ние слов силь­но отли­ча­лось от совре­мен­ной вер­сии – веро­ят­но, Карвен исполь­зо­вал иной спо­соб обо­зна­че­ния зву­ков или же новей­шие иссле­до­ва­ния выяви­ли более совер­шен­ный вари­ант закли­на­ния. Док­тор попы­тал­ся сопо­ста­вить над­пись на стене с той, что запом­нил при чте­нии запи­сей Вар­да, одна­ко это ока­за­лось непро­стым делом. У Вар­да закли­на­ние начи­на­лось сло­ва­ми «Й’аи ‘нг’н­гах, Йог-Сотот», а здесь оно выгля­де­ло как «Айе, энген­гах, Йог-Сотот», что пред­по­ла­га­ло несколь­ко иную раз­бив­ку на сло­ги во вто­ром сло­ве.

Посколь­ку он успел накреп­ко затвер­дить «совре­мен­ную» вер­сию, это меша­ло сосре­до­то­чить­ся на усво­е­нии древ­не­го вари­ан­та. Впив­шись взгля­дом в над­пись на стене, док­тор, сам того не заме­чая, при­нял­ся вслух про­из­но­сить фор­му­лу. Жут­ко и угро­жа­ю­ще зву­чал его голос; посте­пен­но сло­ва сли­лись в моно­тон­ный гудя­щий напев, от кото­ро­го вея­ло чем-то древним и таин­ствен­ным, и ему вто­рил леде­ня­щий душу вой, доно­сив­ший­ся изда­ли из гул­ких колод­цев, то взмы­вая, то ути­хая в каком-то стран­ном рит­ме:

Й’АИ’ НГ’НГАХ, ЙОГ-СОТОТ Х’ЕЕ-Л’ГЕБ Ф’АИ ТРОДОГ УАААХ!

Отку­да взял­ся прон­зи­тель­ный холод­ный ветер, что закру­жил по ком­на­те в ответ на этот напев? Огонь в лам­пах заме­тал­ся под его поры­ва­ми; ста­ло так тем­но, что над­пись на стене едва мож­но было раз­ли­чить. Заклу­бил­ся дым; вокруг раз­нес­ся едкий запах, заглу­шив­ший даже смрад, доно­ся­щий­ся из колод­цев, – этот запах чув­ство­вал­ся и рань­ше, но сей­час стал нестер­пи­мо силь­ным. Док­тор повер­нул­ся, что­бы посмот­реть, что про­ис­хо­дит за его спи­ной. Из чаши на полу, хра­нив­шей све­тя­щий­ся поро­шок, под­ни­ма­лись густые клу­бы чер­но-зеле­но­го дыма. Боже мой! Этот прах… он был взят на пол­ке с над­пи­сью «Materia»… Что здесь про­ис­хо­дит? Фор­му­ла, кото­рую он сей­час про­из­нес – «Голо­ва дра­ко­на», или «Вос­хо­дя­щий узел», – это пер­вая часть пар­но­го закли­на­ния… Боже мило­серд­ный, неуже­ли дей­стви­тель­но… Док­тор покач­нул­ся. В голо­ве мель­ка­ли обрыв­ки про­чи­тан­но­го, бес­связ­ные кар­ти­ны – все, что он видел и слы­шал за послед­нее вре­мя. «Как и мно­го лет назад, сно­ва гово­рю вам: не вызы­вай­те То, что не смо­же­те одо­леть, – из мерт­вой Золы, рав­но как и из внеш­них Сфер… Дер­жи­те посто­ян­но наго­то­ве Сло­ва, потреб­ные для того, что­бы вер­нуть нечто в небы­тие, и немед­лен­но оста­но­ви­тесь, если появит­ся хотя бы малей­шее сомне­ние отно­си­тель­но того, КТО перед вами… Я имел три Бесе­ды с Тем, Кто был Внут­ри…» Силы небес­ные! Что за фигу­ра пока­за­лась в посте­пен­но таю­щем обла­ке дыма?

5

Мари­нус Бик­нелл Вил­лет не наде­ял­ся, что ему пове­рят, и пото­му рас­ска­зал о сво­ем при­клю­че­нии лишь узко­му кру­гу избран­ных дру­зей. Люди, узнав­шие об этом из тре­тьих уст, высме­и­ва­ли док­то­ра, гово­ря, что он впа­да­ет в стар­че­ский маразм. Ему сове­то­ва­ли хоро­шень­ко отдох­нуть и в буду­щем не иметь дела с душев­ны­ми болез­ня­ми. Но Вард­стар­ший знал, что док­тор не солгал и ниче­го не при­укра­сил. Раз­ве он не видел соб­ствен­ны­ми гла­за­ми зло­вон­ное отвер­стие в под­ва­ле кот­те­джа? Вер­нув­шись домой в то зло­по­луч­ное утро, мистер Вард, раз­би­тый и обес­си­лев­ший, забыл­ся тяже­лым сном и про­спал до само­го вече­ра. На сле­ду­ю­щий день он мно­го раз зво­нил док­то­ру Вил­ле­ту, но никто ему не отве­чал. Когда стем­не­ло, встре­во­жен­ный Вард отпра­вил­ся в Потак­сет, где нашел сво­е­го дру­га лежав­шим без созна­ния на кой­ке в одной из верх­них ком­нат кот­те­джа. Вил­лет дышал с тру­дом, но, сде­лав гло­ток брен­ди, кото­рое Вард преду­смот­ри­тель­но захва­тил с собой, мед­лен­но открыл гла­за. Потом он вне­зап­но соско­чил с кро­ва­ти и крик­нул, слов­но в бре­ду: «О боже, кто вы такой? Эта боро­да… гла­за…» Сло­ва его про­зву­ча­ли по мень­шей мере стран­но, ибо с ними он обра­щал­ся к акку­рат­но­му, чисто выбри­то­му джентль­ме­ну, кото­ро­го знал уже мно­го лет. Меж­ду тем при све­те дня все вокруг выгля­де­ло так же, как нака­нуне. Одеж­да Вил­ле­та была почти в пол­ном поряд­ке, лишь на коле­нях мож­но было заме­тить пят­на и неболь­шие про­ре­хи. Почти вывет­рив­ший­ся терп­кий запах напом­нил мисте­ру Вар­ду кис­лую вонь, кото­рой про­пах­ла одеж­да его сына в тот день, когда его уво­зи­ли в лечеб­ни­цу. Фона­рик док­то­ра про­пал, но сум­ка была на месте, совер­шен­но пустая. Ниче­го не объ­яс­няя Вар­ду, Вил­лет нетвер­ды­ми шага­ми спу­стил­ся в под­вал и попро­бо­вал при­под­нять пли­ту, но она не под­да­ва­лась. Прой­дя в угол под­ва­ла, где лежа­ли инстру­мен­ты, док­тор взял ломик и с его помо­щью немно­го при­под­нял пли­ту. Под ней дру­зья уви­де­ли акку­рат­но забе­то­ни­ро­ван­ную поверх­ность – ника­ких сле­дов отвер­стия! Исчез зло­вон­ный люк, боль­ше не было досту­па к под­зем­но­му миру ужа­сов, к тай­ной лабо­ра­то­рии с высе­чен­ны­ми на сте­нах фор­му­ла­ми, к глу­бо­ким камен­ным колод­цам, отку­да раз­да­вал­ся вой и стру­и­лось зло­во­ние… Док­тор Вил­лет поблед­нел и схва­тил за руку сво­е­го спут­ни­ка.

– Вче­ра… Вы ведь сами виде­ли… – про­бор­мо­тал он. – Вы ведь чув­ство­ва­ли запах? Мистер Вард, сам донель­зя удив­лен­ный и испу­ган­ный, утвер­ди­тель­но кив­нул.

– Тогда я вам все рас­ска­жу, – ска­зал док­тор.

Они под­ня­лись наверх и рас­по­ло­жи­лись в самой свет­лой из ком­нат кот­те­джа, после чего док­тор пове­дал обо всем слу­чив­шем­ся в под­зе­ме­лье. Послед­нее, что он пом­нил, были мед­лен­но рас­се­и­ва­ю­щи­е­ся клу­бы зеле­но­ва­то-чер­но­го дыма, сквозь кото­рые про­сту­пал неяс­ный силу­эт. Вил­лет слиш­ком устал, что­бы стро­ить догад­ки о про­изо­шед­шем потом. Мистер Вард, изум­лен­но качав­ший голо­вой во вре­мя рас­ска­за, нако­нец ска­зал при­глу­шен­ным голо­сом: – Может, попро­бу­ем рас­ко­пать вход в под­зе­ме­лье?

Док­тор про­мол­чал, не пред­став­ляя, чем может отве­тить чело­ве­че­ский разум на втор­же­ние в при­выч­ный ему мир неве­до­мых сил, заро­див­ших­ся по ту сто­ро­ну Вели­кой Без­дны.

– Но куда делось суще­ство, воз­ник­шее из дыма? – спро­сил мистер Вард. – Ведь это оно отнес­ло вас сюда, а потом каким-то обра­зом заде­ла­ло отвер­стие!

Док­тор Вил­лет про­мол­чал и на сей раз.

Одна­ко неве­до­мое суще­ство все же оста­ви­ло после себя след. Когда Вил­лет хотел достать носо­вой пла­ток, он обна­ру­жил у себя кар­мане поми­мо све­чей и спи­чек из лабо­ра­то­рии неиз­вест­но как очу­тив­ший­ся там кло­чок бума­ги. Это был обыч­ный лист, веро­ят­но, вырван­ный из блок­но­та, лежав­ше­го на сто­ле в той под­зем­ной ком­на­те ужа­сов. Над­пись на бума­ге была сде­ла­на обыч­ным каран­да­шом – без сомне­ния тем, что лежал рядом с блок­но­том. Лист был небреж­но сло­жен, как самая обыч­ная запис­ка, и лишь сла­бые сле­ды едко­го запа­ха напо­ми­на­ли о том, отку­да яви­лось это посла­ние. Сам же текст был поис­ти­не необыч­ным: состав­ляв­шие его бук­вы боль­ше похо­ди­ли на вычур­ные изло­ман­ные сим­во­лы. И все же док­тор смог раз­ли­чить отдель­ные зна­ки, кото­рые пока­за­лись ему зна­ко­мы­ми.

Это набро­сан­ное тороп­ли­вой рукой посла­ние слов­но при­ба­ви­ло им реши­мо­сти. Они тороп­ли­во вышли из дома, сели в маши­ну, и Вард при­ка­зал шофе­ру отвез­ти их в какой-нибудь не шум­ный ресто­ран. Под­кре­пив­шись, они отпра­ви­лись в биб­лио­те­ку Джо­на Хея в верх­ней части горо­да, где до позд­не­го вече­ра изу­ча­ли раз­лич­ные тру­ды и посо­бия по палеографии.65

Нако­нец они нашли то, что им тре­бо­ва­лось. Сим­во­лы в запис­ке ока­за­лись не тай­но­пи­сью, а обыч­ным руко­пис­ным шриф­том, упо­треб­ляв­шим­ся в ран­нем Сред­не­ве­ко­вье. Это были ста­рин­ные сак­сон­ские бук­вы вось­мо­го или девя­то­го века нашей эры – сви­де­те­ли неспо­кой­ных вре­мен, когда под тон­ким покро­вом хри­сти­ан­ско­го уче­ния еще таи­лись древ­ние веро­ва­ния и риту­а­лы, когда на Бри­тан­ских ост­ро­вах под блед­ным све­том луны еще совер­ша­лись тай­ные обря­ды сре­ди раз­ва­лин рим­ских кре­по­стей Кер­лео­на и Гекс­хэ­ма и в баш­нях раз­ру­шав­шей­ся сте­ны Адриана.66 Запис­ка была состав­ле­на на вар­вар­ской латы­ни, харак­тер­ной для тех веков: «Corvinus necandus est. Cadaver aq(ua) forti dissolvendum, nec aliq(ui)d retinendum. Tace ut potes». Это мож­но было при­бли­зи­тель­но пере­ве­сти так: «Карвен дол­жен быть уни­что­жен. Тело сле­ду­ет рас­тво­рить в кис­ло­те, ниче­го не остав­ляя. Хра­ни­те пол­ное мол­ча­ние».

Вил­лет и мистер Вард, рас­шиф­ро­вав посла­ние, дол­го мол­ча­ли. После все­го пере­жи­то­го ничто уже не мог­ло их уди­вить. Они про­си­де­ли в биб­лио­те­ке до само­го закры­тия, затем отпра­ви­лись домой к Вар­ду на Про­спект-стрит и про­го­во­ри­ли всю ночь, так и не при­дя ни к како­му реше­нию. Док­тор про­был у Вар­да до вос­кре­се­нья, когда позво­ни­ли детек­ти­вы, кото­рым было пору­че­но раз­уз­нать как мож­но боль­ше о таин­ствен­ном док­то­ре Аллене.

Мистер Вард, нерв­но рас­ха­жи­вав­ший по ком­на­те, бро­сил­ся к теле­фо­ну и, услы­шав от детек­ти­вов, что рас­сле­до­ва­ние почти закон­че­но, попро­сил их прий­ти к нему на сле­ду­ю­щее утро. И Вил­лет, и Вард были совер­шен­но уве­ре­ны, что Карвен, кото­ро­го автор посла­ния про­сил уни­что­жить, – не кто иной, как док­тор Аллен. Чарльз тоже боял­ся это­го чело­ве­ка и напи­сал, что тело его сле­ду­ет рас­тво­рить в кис­ло­те. Аллен полу­чал пись­ма из Евро­пы, адре­со­ван­ные Карве­ну, и, без сомне­ния, счи­тал себя его вопло­ще­ни­ем. Такое вряд ли мож­но назвать про­стым сов­па­де­ни­ем. И раз­ве Аллен не наме­ре­вал­ся убить Чарль­за по нау­ще­нию неко­е­го суще­ства, име­но­вав­ше­го себя Хат­чин­со­ном? Из писем, кото­ры­ми обме­ни­ва­лись эти люди, было ясно, что Аллен попы­та­ет­ся убрать юно­шу, если тот ста­нет слиш­ком «строп­ти­вым». Сле­до­ва­ло как мож­но ско­рее най­ти Алле­на и сде­лать все, что­бы он не смог повре­дить Чарль­зу.

В тот же день Вард вме­сте с Вил­ле­том отпра­вил­ся в лечеб­ни­цу, наде­ясь, что Чарльз сооб­щит что-нибудь новое. Вил­лет спо­кой­ным тоном рас­ска­зал юно­ше обо всем уви­ден­ном в под­зе­ме­лье, при­ве­дя мно­же­ство дета­лей, дока­зы­ва­ю­щих, что это не пустые выдум­ки. Щеки Чарль­за покры­лись мерт­вен­ной блед­но­стью. Рас­ска­зы­вая о камен­ных колод­цах и сидя­щих в них чудо­вищ­ных тва­рях, док­тор поста­рал­ся, как мог, рас­цве­тить свое опи­са­ние устра­ша­ю­щи­ми подроб­но­стя­ми, одна­ко Чарльз оста­вал­ся без­участ­ным. Вил­лет него­ду­ю­ще заго­во­рил о том, что эти суще­ства уми­ра­ют от голо­да, обви­нив Чарль­за в бес­сер­де­чии и жесто­ко­сти. Одна­ко в ответ он услы­шал лишь сар­ка­сти­че­ский смех. Чарльз, поняв бес­по­лез­ность увер­ток, каза­лось, вос­при­ни­мал про­ис­хо­дя­щее с мрач­ным юмо­ром. Он про­из­нес сво­им непри­ят­ным сви­стя­щим шепо­том:

– Черт возь­ми! Эти про­кля­тые тва­ри жрут, но вовсе не нуж­да­ют­ся в посто­ян­ном пита­нии. Вы гово­ри­те, месяц без еды? Это про­сто смеш­но, сэр, – что для них месяц! Их созда­ли спе­ци­аль­но для того, что­бы под­шу­тить над бед­ным ста­ри­ной Вип­плом, кото­рый посто­ян­но бол­тал о боже­ствен­ной бла­го­да­ти и гро­зил небес­ным воз­мез­ди­ем. Про­кля­тье! Ста­ри­каш­ка тогда чуть не оглох от гро­хо­та Внеш­них Сфер! Дья­вол возь­ми этих чер­то­вых тва­рей, они воют там вни­зу вот уже сто пять­де­сят семь лет, с тех самых пор, как при­кон­чи­ли Карве­на!

Боль­ше Вил­лет ниче­го от него не добил­ся. Гля­дя на Чарль­за, док­тор испы­ты­вал одно­вре­мен­но состра­да­ние и страх. Как он изме­нил­ся за послед­ние меся­цы! Это неуди­ви­тель­но – ведь моло­до­му чело­ве­ку при­шлось столь­ко пере­жить! Он про­дол­жал свой рас­сказ, наде­ясь, что какая-нибудь подроб­ность все же сорвет с Чарль­за мас­ку напуск­но­го без­раз­ли­чия. Когда док­тор упо­мя­нул о ком­на­те с начер­тан­ны­ми на сте­нах фор­му­ла­ми и зеле­но­ва­тым порош­ком в чаше, Чарльз несколь­ко ожи­вил­ся. Он насмеш­ли­во улыб­нул­ся, услы­шав, что про­чел Вил­лет в запис­ной книж­ке, лежав­шей на сто­ле, и ска­зал, что это ста­рые замет­ки, бес­по­лез­ные для людей, недо­ста­точ­но зна­ко­мых с исто­ри­ей магии.

– Но, – доба­вил он, – если бы вы зна­ли сло­ва, спо­соб­ные воз­ро­дить к жиз­ни то, что я высы­пал в чашу, вы бы не смог­ли явить­ся сюда и гово­рить со мной. Это был номер сто восем­на­дцать, и, дума­ет­ся мне, вы были бы потря­се­ны, если бы узна­ли, кто зна­чит­ся под этим номе­ром в моем ката­ло­ге. Преж­де я нико­гда не вызы­вал его и соби­рал­ся сде­лать это как раз в тот день, когда вы увез­ли меня сюда.

Потом Вил­лет рас­ска­зал о том, как про­из­нес закли­на­ние и как со дна бока­ла под­нял­ся дым, – и тут впер­вые уви­дел страх в гла­зах Чарль­за.

– Он таки явил­ся, и вы оста­лись живы! – про­из­нес он уже не хрип­лым шепо­том, а звуч­ным басом, кото­рый отдал­ся в ком­на­те зло­ве­щим эхом. Вил­лет решил вос­поль­зо­вать­ся вне­зап­ным вол­не­ни­ем сво­е­го паци­ен­та и про­ци­ти­ро­вал отры­вок из пись­ма, кото­рый запом­нил наизусть: «Не забудь, что все над­гро­бия пере­став­ле­ны, и нико­гда нет пол­ной уве­рен­но­сти…» Потом он мол­ча вынул из кар­ма­на полу­чен­ное им стран­ное посла­ние и под­нес его к гла­зам паци­ен­та. Резуль­тат пре­взо­шел все его ожи­да­ния: Чарльз Вард тот­час лишил­ся чувств.

Этот раз­го­вор про­ис­хо­дил в отсут­ствие пси­хи­ат­ров, и содер­жа­ние его оста­лось неиз­вест­ным ни вра­чам лечеб­ни­цы, ни при­ез­жим зна­ме­ни­то­стям, дабы те не мог­ли обви­нить док­то­ра Вил­ле­та в том, что он спо­соб­ству­ет раз­ви­тию мании моло­до­го Вар­да. Вил­лет и мистер Вард не ста­ли звать нико­го из пер­со­на­ла лечеб­ни­цы; они под­ня­ли рух­нув­ше­го на пол Чарль­за и пере­нес­ли его на кро­вать. При­от­крыв гла­за, боль­ной несколь­ко раз невнят­но про­бор­мо­тал, что нуж­но ско­рее пре­ду­пре­дить Орна и Хат­чин­со­на. Когда Чарльз окон­ча­тель­но при­шел в себя, док­тор ска­зал ему, что по край­ней мере один из этих подо­зри­тель­ных субъ­ек­тов – его злей­ший враг, посо­ве­то­вав­ший док­то­ру Алле­ну рас­пра­вить­ся с ним. Чарльз никак на это не сре­а­ги­ро­вал, лицо его было слов­но у загнан­ной дичи. Вско­ре посе­ти­те­ли уда­ли­лись и на про­ща­ние сно­ва предо­сте­рег­ли юно­шу насчет Алле­на. Чарльз отве­тил, что об этом чело­ве­ке уже поза­бо­ти­лись и он не смо­жет при­чи­нить ника­ко­го вре­да, даже если очень захо­чет. Это было про­из­не­се­но со зло­ве­щим смеш­ком, от, кото­ро­го мороз про­бе­жал у них по коже. Вил­лет и Вард были уве­ре­ны, что Чарльз не суме­ет пре­ду­пре­дить Орна и Хат­чин­со­на, посколь­ку адми­ни­стра­ция лечеб­ни­цы задер­жи­ва­ла для про­вер­ки все пись­ма, отправ­ля­е­мые боль­ны­ми, и не про­пу­сти­ла бы посла­ние, отме­чен­ное при­зна­ка­ми явно­го безу­мия.

Одна­ко исто­рия Орна и Хат­чин­со­на – если кор­ре­спон­ден­та­ми Алле­на дей­стви­тель­но были эти изгнан­ные из Сале­ма кол­ду­ны – име­ла любо­пыт­ное про­дол­же­ние. Дви­жи­мый каким-то неяс­ным пред­чув­стви­ем, Вил­лет обра­тил­ся в меж­ду­на­род­ное пресс-бюро, попро­сив при­сы­лать ему газет­ные вырез­ки, рас­ска­зы­ва­ю­щие о раз­лич­ных про­ис­ше­стви­ях и пре­ступ­ле­ни­ях, совер­шен­ных за послед­ний год в Пра­ге и восточ­ной Тран­силь­ва­нии. Через несколь­ко меся­цев он нашел сре­ди пере­ве­ден­ных для него выре­зок две очень инте­рес­ные замет­ки. В одной гово­ри­лось о том, как в древ­нем квар­та­ле Пра­ги неожи­дан­но рух­нул дом и его един­ствен­ный жилец, некий Иозеф Наде, глу­бо­кий ста­рик, бес­след­но исчез. В дру­гой замет­ке сооб­ща­лось о мощ­ном взры­ве в горах Тран­силь­ва­нии, к восто­ку от Раку­са, в резуль­та­те чего был стерт с лица зем­ли древ­ний замок Ферен­ци, поль­зу­ю­щий­ся дур­ной сла­вой. Вла­де­лец его зани­мал­ся каки­ми-то таин­ствен­ны­ми экс­пе­ри­мен­та­ми, тре­во­жив­ши­ми мест­ных жите­лей. Вил­лет понял, что автор ста­ро­сак­сон­ско­го посла­ния был спо­со­бен на боль­шее, неже­ли про­стое пре­ду­пре­жде­ние: предо­ста­вив док­то­ру раз­би­рать­ся с Карве­ном, он само­лич­но занял­ся Орном и Хат­чин­со­ном. О том, какая участь их постиг­ла, док­тор ста­рал­ся не думать.

6

На сле­ду­ю­щее утро после раз­го­во­ра с Чарль­зом док­тор Вил­лет поспе­шил к мисте­ру Вар­ду, что­бы при­сут­ство­вать при его встре­че с детек­ти­ва­ми. Он был уве­рен, что необ­хо­ди­мо любой ценой уни­что­жить или под­верг­нуть стро­го­му заклю­че­нию Алле­на, и поста­рал­ся убе­дить в этом Вар­да. На этот раз они не под­ня­лись в биб­лио­те­ку, ибо все ста­ра­лись лиш­ний раз не захо­дить на верх­ний этаж из-за слад­ко­ва­то­го тош­но­твор­но­го запа­ха, кото­рый никак не вывет­ри­вал­ся отту­да, слу­ги при­пи­сы­ва­ли это зло­во­ние про­кля­тию, кото­рое навлек на дом порт­рет Карве­на.

В девять часов утра детек­ти­вы вошли в каби­нет мисте­ра Вар­да и доло­жи­ли о резуль­та­тах рас­сле­до­ва­ния. К сожа­ле­нию, они не смог­ли разыс­кать мула­та, кото­ро­го зва­ли Бра­ва Тони Гомеш, и не выяс­ни­ли, отку­да при­е­хал в Про­ви­денс док­тор Аллен. Им так­же не было извест­но, где Аллен нахо­дит­ся в насто­я­щее вре­мя. Одна­ко им все же уда­лось собрать кое-какие фак­ты, каса­ю­щи­е­ся зага­доч­но­го чуже­стран­ца. В Потак­се­те его счи­та­ли очень стран­ным типом; по обще­му мне­нию, боро­да его была либо кра­ше­ной, либо фаль­ши­вой. Это мне­ние под­твер­ди­лось: в ком­на­те, кото­рую он зани­мал, детек­ти­вы нашли чер­ные очки и искус­ствен­ную боро­ду. У него был неза­бы­ва­е­мый голос – это мог под­твер­дить мистер Вард, одна­жды гово­рив­ший с ним по теле­фо­ну, гул­кий и очень низ­кий бас, слов­но отда­вав­ший­ся вокруг мно­го­крат­ным эхом. Взгляд его, по сви­де­тель­ству тех, кто с ним встре­чал­ся, был тяже­лым и злоб­ным, и это было замет­но даже сквозь тем­ные очки. Некий тор­го­вец, полу­чив­ший рас­пис­ку от док­то­ра Алле­на, обра­тил вни­ма­ние на его необыч­ный угло­ва­тый почерк; тем же почер­ком сде­ла­ны най­ден­ные в его ком­на­те мно­го­чис­лен­ные запи­си. Рас­ска­зы­вая о слу­ча­ях вам­пи­риз­ма, кото­рые наблю­да­лись в тех местах про­шлым летом, люди счи­та­ли, что эти пре­ступ­ле­ния совер­шал имен­но Аллен. Детек­ти­вы озна­ко­ми­лись так­же с докла­дом поли­цей­ских, посе­тив­ших кот­тедж Чарль­за после напа­де­ния на гру­зо­ви­ки. Стра­жи зако­на не уви­де­ли ниче­го осо­бо стран­но­го в Аллене, но при­шли к выво­ду, что из них дво­их имен­но он был глав­ной фигу­рой, а Чарльз лишь выпол­нял его при­ка­за­ния. В доме царил полу­мрак, и они не смог­ли ясно раз­ли­чить его чер­ты, но узна­ли бы это­го чело­ве­ка, если бы им дове­лось уви­деть его еще раз. Поми­мо необыч­ной боро­ды, они отме­ти­ли неболь­шой шрам у него на лбу над пра­вым гла­зом. Тща­тель­ный обыск в ком­на­те Алле­на не дал резуль­та­тов, кро­ме уже упо­мя­ну­тых очков, фаль­ши­вой боро­ды и несколь­ких каран­даш­ных заме­ток, напи­сан­ных коря­вым угло­ва­тым почер­ком – иден­тич­ным, как с пер­во­го взгля­да понял Вил­лет, почер­ку в руко­пи­сях ста­ро­го Карве­на и замет­ках в блок­но­те, кото­рый док­тор видел в исчез­нув­ших зага­доч­ным обра­зом ката­ком­бах.

Сопо­ста­вив все эти фак­ты, Вил­лет и Вард с ужа­сом посмот­ре­ли друг на дру­га – почти одно­вре­мен­но им при­шла в голо­ву одна и та же безум­ная мысль… Фаль­ши­вая боро­да и чер­ные очки, свое­об­раз­ный почерк Карве­на, ста­рый порт­рет с неболь­шим шра­мом на лбу над пра­вым гла­зом, моло­дой чело­век с точ­но таким же шра­мом там, в лечеб­ни­це, гул­кий бас… Мистер Вард вспом­нил, что во вре­мя послед­не­го визи­та он слы­шал этот голос из уст сво­е­го сына, забыв­ше­го на вре­мя, что он яко­бы обре­чен изъ­яс­нять­ся жалоб­ным хрип­лым шепо­том…

Кто видел Чарль­за и Алле­на вме­сте после визи­та поли­цей­ских в кот­тедж? Раз­ве не после исчез­но­ве­ния Алле­на Чарльз забыл о сво­ем стра­хе и пере­се­лил­ся в Потак­сет? Карвен – Аллен – Вард – в какой про­ти­во­есте­ствен­ный и чудо­вищ­ный сплав сли­лись две эпо­хи и два чело­ве­ка! А неве­ро­ят­ное сход­ство с порт­ре­том ста­ро­го кол­ду­на, кото­рый как буд­то не отры­вал взгля­да от Чарль­за! И поче­му оба – и Аллен, и Чарльз – ста­ра­лись копи­ро­вать почерк Карве­на, даже когда были одни и никто не сле­дил за ними? Бого­мерз­кие дея­ния этих людей – невесть как сги­нув­шее под­зе­ме­лье, посе­ще­ние кото­ро­го соста­ри­ло док­то­ра на несколь­ко лет; голод­ные мон­стры в зло­вон­ных колод­цах; фор­му­ла, про­из­не­се­ние кото­рой при­ве­ло к неожи­дан­но­му резуль­та­ту; посла­ние, начер­тан­ное ста­ры­ми сак­сон­ски­ми бук­ва­ми; бума­ги и пись­ма с упо­ми­на­ни­я­ми могил, «солей» и кош­мар­ных откры­тий – что из все­го это­го сле­до­ва­ло? И тогда мистер Вард, ста­ра­ясь даже в мыс­лях не ком­мен­ти­ро­вать свои дей­ствия, вру­чил детек­ти­вам некий пред­мет, попро­сив пока­зать его тем тор­гов­цам, кото­рые виде­ли док­то­ра Алле­на вбли­зи. Этим пред­ме­том была фото­гра­фия его несчаст­но­го сына, на кото­рой он акку­рат­но при­ри­со­вал тушью очки в тол­стой опра­ве и чер­ную ост­ро­ко­неч­ную боро­ду, в точ­но­сти похо­жую на ту, что была най­де­на в ком­на­те Алле­на.

Два часа про­ве­ли они в напря­жен­ном ожи­да­нии, не выхо­дя из ста­ро­го дома, где посте­пен­но сгу­ща­лась атмо­сфе­ра стра­ха и уси­ли­ва­лось зло­во­ние, сре­до­то­чи­ем кото­ро­го каза­лась пустая панель над ками­ном. Нако­нец детек­ти­вы вер­ну­лись. Раз­ри­со­ван­ная фото­гра­фия была точ­ным подо­би­ем док­то­ра Алле­на. Мистер Вард поблед­нел, Вил­лет вытер носо­вым плат­ком вне­зап­но вспо­тев­ший лоб. Аллен – Вард- Карвен – страш­но было даже поду­мать об этом. Какой фан­том вызвал юно­ша из чер­ной без­дны небы­тия и что этот фан­том сде­лал с ним самим? Кто такой этот Аллен, кото­рый наме­ре­вал­ся убить Чарль­за, став­ше­го, по его мне­нию, слиш­ком строп­ти­вым? Поче­му Вард в пост­скрип­ту­ме к сво­е­му послед­не­му пись­му напи­сал, что тело Алле­на долж­но быть рас­тво­ре­но в кис­ло­те? И поче­му в таин­ствен­ном посла­нии гово­ри­лось, что Карвен дол­жен быть уни­что­жен тем же спо­со­бом? Как про­ис­хо­ди­ла под­ме­на и когда насту­пи­ла ее послед­няя ста­дия? В тот день, когда док­тор полу­чил от моло­до­го Вар­да пани­че­ское пись­мо, тот с утра про­яв­лял край­нюю нер­воз­ность, но потом его пове­де­ние рез­ко пере­ме­ни­лось. Он неза­ме­чен­ным выскольз­нул из дома и через неко­то­рое вре­мя вер­нул­ся, прой­дя мимо людей, кото­рых наня­ли для его охра­ны. Оче­вид­но, все про­изо­шло имен­но тогда, когда он нахо­дил­ся вне дома. Но ведь он вскрик­нул в ужа­се, вой­дя в каби­нет! Что он застал там? Или, быть может, что-то заста­ло его? Этот псев­до-Вард, пре­спо­кой­но вошед­ший в дом, отку­да перед тем никто не видел его ухо­дя­щим, – не был ли он тенью из чуж­до­го мира, захва­тив­шей врас­плох испу­ган­но­го чело­ве­ка, кото­рый и не поки­дал сво­ей ком­на­ты? Раз­ве лакей не рас­ска­зы­вал о необыч­ном шуме, доно­сив­шем­ся из каби­не­та Чарль­за?

Вил­лет позво­нил лакею и очень тихо задал ему несколь­ко вопро­сов. Да, конеч­но, там слу­чи­лось что-то нехо­ро­шее. Он слы­шал стран­ные зву­ки: крик, пре­ры­ви­стый вздох, хрип – буд­то кого-то души­ли, потом гро­хот, треск и топот. И мистер Чарльз был не похож на себя, когда выгля­нул из ком­на­ты, не ска­зав при этом ни сло­ва. Лакей вздрог­нул, про­из­но­ся эти сло­ва и вды­хая тяже­лый слад­ко­ва­тый запах, доно­ся­щий­ся с верх­не­го эта­жа. С этой мину­ты страх проч­но посе­лил­ся в доме, и лишь погло­щен­ные сво­им делом детек­ти­вы не сра­зу это заме­ти­ли. Но ими так­же овла­де­ло бес­по­кой­ство, ибо вся эта исто­рия была не очень-то им по вку­су. Док­тор Вил­лет погру­зил­ся в мрач­ные раз­ду­мья, и вре­мя от вре­ме­ни, забыв­шись, он что-то бор­мо­тал себе под нос, мыс­лен­но вос­ста­нав­ли­вая цепь собы­тий.

Нако­нец мистер Вард сде­лал знак, что сове­ща­ние окон­че­но, и все, кро­ме него и док­то­ра, поки­ну­ли ком­на­ту. Ярко све­ти­ло солн­це, но каза­лось, что мрак наве­ки погло­тил дом, в кото­ром витал дух ста­ро­го Карве­на. Вил­лет вызвал­ся взять даль­ней­шее рас­сле­до­ва­ние на себя, заявив, что ему будет лег­че выне­сти неко­то­рые непри­ят­ные момен­ты, с кото­ры­ми оно сопря­же­но. На пра­вах семей­но­го вра­ча он потре­бо­вал опре­де­лен­ной сво­бо­ды дей­ствий и преж­де все­го попро­сил оста­вить его на неко­то­рое вре­мя одно­го навер­ху, в биб­лио­те­ке Чарль­за.

У мисте­ра Вар­да голо­ва шла кру­гом. Пред­по­ло­же­ния одно дру­го­го страш­нее тес­ни­лись в его моз­гу. Док­тор запер­ся в биб­лио­те­ке, где рань­ше с пане­ли над ками­ном смот­рел порт­рет Джо­зе­фа Карве­на. Мистер Вард, сто­яв­ший за две­рью, ибо он не решал­ся оста­вить Вил­ле­та одно­го в этом месте, услы­шал шум пере­дви­га­е­мой мебе­ли и сухой треск – оче­вид­но, док­тор открыл плот­но при­ле­га­ю­щую двер­цу стен­но­го шка­фа за пане­лью. Послы­шал­ся сдав­лен­ный крик, и двер­ца быст­ро захлоп­ну­лась. Потом Вил­лет выбе­жал из биб­лио­те­ки, блед­ный как смерть, с оста­но­вив­шим­ся взгля­дом, и потре­бо­вал, что­бы ему тот­час же при­нес­ли дро­ва для боль­шо­го ками­на. По его сло­вам, в ком­на­те было слиш­ком холод­но, а элек­три­че­ский камин играл ско­рее деко­ра­тив­ную роль. Не реша­ясь рас­спра­ши­вать док­то­ра, Вард отдал при­ка­за­ния, и один из слуг при­нес охап­ку сос­но­вых поле­ньев. С опас­кой вой­дя в биб­лио­те­ку, он поло­жил дро­ва в камин. Тем вре­ме­нем Вил­лет отпра­вил­ся в забро­шен­ную лабо­ра­то­рию Чарль­за и в закры­той кор­зине при­нес несколь­ко пред­ме­тов, не пока­зав их Вар­ду.

Затем док­тор сно­ва запер­ся в биб­лио­те­ке, и по густым клу­бам тяже­ло­го дыма, кото­рые, выле­тая из тру­бы, опус­ка­лись и заво­ла­ки­ва­ли окна, Вард понял, что в камине горит силь­ный огонь. Через неко­то­рое вре­мя зашур­ша­ла бума­га, потом сно­ва раз­дал­ся треск откры­ва­е­мой двер­цы и звук паде­ния чего-то тяже­ло­го; за этим после­до­ва­ли уда­ры, слов­но нано­си­мые топо­ром мяс­ни­ка. Дым, при­би­ва­е­мый кни­зу вет­ром, стал чер­ным и зло­вон­ным, и оби­та­те­ли особ­ня­ка плот­но закры­ли окна, что­бы не задох­нуть­ся. Каза­лось, про­шла целая веч­ность, преж­де чем дым посвет­лел и почти рас­се­ял­ся, а за две­рью биб­лио­те­ки, судя по зву­кам, док­тор тща­тель­но скреб и мыл пол. И нако­нец на поро­ге появил­ся Вил­лет, изму­чен­ный, блед­ный и печаль­ный, дер­жа в руках закры­тую кор­зи­ну. Он оста­вил окно биб­лио­те­ки откры­тым, и в ком­на­ту вли­вал­ся чистый све­жий воз­дух. Чув­ство­вал­ся сла­бый запах дез­ин­фи­ци­ру­ю­ще­го рас­тво­ра. Панель над ками­ном более не про­из­во­ди­ла зло­ве­ще­го впе­чат­ле­ния, слов­но на ней нико­гда и не было изоб­ра­же­ния Джо­зе­фа Карве­на. Надви­га­лась ночь, но тем­но­та уже не каза­лась пуга­ю­щей – теперь она ско­рее наве­ва­ла лег­кую грусть. Док­тор нико­му не сооб­щил, чем он зани­мал­ся в биб­лио­те­ке. Он лишь заме­тил, обра­ща­ясь к мисте­ру Вар­ду:

– Я не могу отве­чать ни на какие вопро­сы, ска­жу лишь, что есть раз­ные виды магии. С помо­щью извест­ной мне магии я очи­стил этот дом от зла. Его оби­та­те­ли могут теперь спать спо­кой­но.

Это «очи­ще­ние» было для Вил­ле­та почти таким же тяж­ким испы­та­ни­ем, как и блуж­да­ния по под­зем­но­му лаби­рин­ту. В тот вечер, вер­нув­шись домой, Вил­лет чув­ство­вал себя совер­шен­но раз­би­тым и обес­си­лен­ным. Трое суток не выхо­дил он из сво­ей спаль­ни, хотя поз­же слу­ги шеп­та­лись, что в сре­ду, в самую пол­ночь, вход­ная дверь дома тихо откры­лась и через мгно­ве­ние почти бес­шум­но затво­ри­лась. К сча­стью, слу­ги не отли­ча­лись черес­чур живым вооб­ра­же­ни­ем, ина­че они мог­ли бы сопо­ста­вить этот факт со сле­ду­ю­щей замет­кой в вечер­нем выпус­ке мест­ной газе­ты:

«ГРОБОКОПАТЕЛИ СЕВЕРНОГО КЛАДБИЩА СНОВА ЗА ДЕЛОМ После вре­мен­но­го зати­шья, про­дол­жав­ше­го­ся десять меся­цев, с тех пор как был совер­шен акт ван­да­лиз­ма над моги­лой Виде­на на Север­ном клад­би­ще, ноч­ной сто­рож Роберт Харт сно­ва заме­тил зло­умыш­лен­ни­ков сего­дня в два часа ночи. Выгля­нув слу­чай­но из сво­ей сто­рож­ки, Харт уви­дел непо­да­ле­ку сла­бый луч кар­ман­но­го фона­ря. Открыв дверь поши­ре, он раз­ли­чил в све­те бли­жай­шей элек­три­че­ской лам­пы фигу­ру муж­чи­ны, дер­жав­ше­го в руке лопа­ту. Выбе­жав из сто­рож­ки, Харт стал пре­сле­до­вать зло­умыш­лен­ни­ка, кото­рый бро­сил­ся к воро­там клад­би­ща, добе­жал до нача­ла ули­цы и скрыл­ся в тем­но­те, так что сто­рож не смог догнать и задер­жать его.

Как и гро­бо­ко­па­те­ли, заме­чен­ные на клад­би­ще в про­шлом году, этот чело­век не успел нане­сти како­го-либо уро­на. На участ­ке, при­над­ле­жа­щем семье мисте­ра Вар­да, обна­ру­же­ны сле­ды поверх­ност­ных рас­ко­пок, но не заме­че­но ни попы­ток вырыть более глу­бо­кую яму, раз­ме­ром с обыч­ную моги­лу, ни повре­жде­ния ста­рых захо­ро­не­ний.

Харт может лишь при­бли­зи­тель­но опи­сать зло­умыш­лен­ни­ка: это муж­чи­на неболь­шо­го роста, с боро­дой. Сто­рож скло­нен пред­по­ло­жить, что все три слу­чая свя­за­ны меж­ду собой, одна­ко поли­цей­ские с этим не соглас­ны, при­ни­мая во вни­ма­ние вар­вар­ский харак­тер, отли­чав­ший вто­рой слу­чай, когда был похи­щен труп дав­но умер­ше­го чело­ве­ка вме­сте с гро­бом, а над­гро­бье было рас­ко­ло­то уда­ра­ми лопа­ты либо дру­го­го тяже­ло­го пред­ме­та. Пер­вый слу­чай – неудач­ная попыт­ка что-то зарыть – про­изо­шел год назад, в мар­те. Его при­пи­са­ли бут­ле­ге­рам, наме­ре­вав­шим­ся устро­ить на клад­би­ще тай­ный склад спирт­но­го. Сер­жант Рай­ли заме­ча­ет, что, воз­мож­но, сей­час пре­сле­до­ва­лась та же цель. Поли­ция при­ло­жит все уси­лия, что­бы обна­ру­жить бан­ду мер­зав­цев, осквер­ня­ю­щих моги­лы наших пред­ков».

В сре­ду док­тор Вил­лет отды­хал весь день, слов­но вос­ста­нав­ли­вая силы после какой-то тяже­лой рабо­ты или гото­вясь к чему-то очень важ­но­му. Вече­ром он напи­сал мисте­ру Вар­ду пись­мо, при­ка­зав сво­е­му лакею вру­чить его адре­са­ту на сле­ду­ю­щее утро. Мистер Вард все эти три дня не выхо­дил из дома, забро­сив все свои дела. Он не мог опра­вить­ся от шока, вызван­но­го рас­ска­за­ми детек­ти­вов и «очи­ще­ни­ем», про­из­ве­ден­ным док­то­ром, но, как это ни стран­но, пись­мо Вил­ле­та его отча­сти успо­ко­и­ло, несмот­ря на мрач­ные наме­ки, кото­рые в нем содер­жа­лись:

Барт-стрит, 10, Про­ви­денс, Род-Айленд, 12 апре­ля 1928 года. Доро­гой Тео­дор.

Я дол­жен Вам кое-что сооб­щить, преж­де чем зав­тра испол­ню то, что заду­мал. Это будет завер­ше­ни­ем тяж­ко­го испы­та­ния, через кото­рое нам суж­де­но было прой­ти (ибо ни одна живая душа не смо­жет теперь рас­ко­пать вход в оби­тель ужа­са, о кото­рой зна­ем толь­ко мы). Боюсь, одна­ко, что это не при­не­сет Вашей душе желан­но­го покоя, пока я не смо­гу убе­дить Вас в том, что мои дей­ствия явля­ют­ся завер­ше­ни­ем всей цепи страш­ных собы­тий.

Вы зна­е­те меня с юных лет и, наде­юсь, пове­ри­те, если я ска­жу, что неко­то­рых вещей луч­ше не касать­ся и оста­вить их как они есть. Не думай­те боль­ше о том, что слу­чи­лось с Чарль­зом; не сле­ду­ет так­же сооб­щать его мате­ри боль­ше того, о чем она и так уже подо­зре­ва­ет.

Когда я при­ду к Вам зав­тра, Чарльз уже поки­нет пре­де­лы лечеб­ни­цы. Он совер­шит побег, и это все, что долж­ны знать окру­жа­ю­щие: сума­сшед­ший паци­ент сбе­жал из боль­ни­цы. Позд­нее у Вас будет воз­мож­ность рас­ска­зать о его болез­ни Вашей супру­ге, сде­лав это посте­пен­но и с мак­си­маль­ной дели­кат­но­стью. Тогда нако­нец отпа­дет необ­хо­ди­мость посы­лать ей отпе­ча­тан­ные на машин­ке пись­ма от име­ни сына. Я бы посо­ве­то­вал Вам при­со­еди­нить­ся к супру­ге в Атлан­тик-Сити и хоро­шень­ко отдох­нуть. Видит Бог, Вы нуж­да­е­тесь в пере­дыш­ке после тако­го страш­но­го потря­се­ния. Я так­же соби­ра­юсь на неко­то­рое вре­мя уехать на юг, что­бы успо­ко­ить­ся от пере­жи­то­го.

Когда я при­ду к Вам зав­тра, не зада­вай­те ника­ких вопро­сов. Если что-то вый­дет не так, как было заду­ма­но, я сра­зу об этом ска­жу. Теперь уже бес­по­ко­ить­ся не о чем: Чарль­зу ничто не угро­жа­ет. Когда я пишу эти стро­ки, он нахо­дит­ся в боль­шей без­опас­но­сти, чем Вы пред­по­ла­га­е­те. Може­те так­же не боять­ся Алле­на и не ломать голо­ву над тем, кто он и отку­да взял­ся. В насто­я­щий момент он про­сто часть про­шло­го, такая же как порт­рет Джо­зе­фа Карве­на. Когда услы­ши­те мой зво­нок в дверь, будь­те уве­ре­ны, что это­го чело­ве­ка боль­ше не суще­ству­ет. И таин­ствен­ный незна­ко­мец, кото­рый напи­сал то посла­ние на латы­ни, боль­ше не побес­по­ко­ит Вас и Ваших домо­чад­цев.

Но Вы и Ваша супру­га долж­ны при­го­то­вить­ся к само­му худ­ше­му. Ска­жу откро­вен­но, бег­ство Чарль­за вовсе не озна­ча­ет, что он когда-нибудь к Вам вер­нет­ся. Он пора­жен очень опас­ной и необыч­ной болез­нью, как явству­ет из опре­де­лен­ных изме­не­ний не толь­ко в пси­хи­ке, но и в его физи­че­ском состо­я­нии. Не надей­тесь сно­ва его уви­деть. Пусть уте­ше­ни­ем Вам послу­жит то, что он не был зло­де­ем, да и безум­цем его назвать нель­зя. Это все­го лишь сне­да­е­мый неуем­ным любо­пыт­ством юно­ша, чье при­стра­стие к древ­не­му и таин­ствен­но­му навлек­ло на него все эти беды. Он столк­нул­ся с тем, что пре­вос­хо­дит разум обыч­ных смерт­ных, и мрач­ная тень из про­шло­го погло­ти­ла его суще­ство.

А сей­час о деле, в кото­ром про­шу пове­рить мне на сло­во, не тре­буя пояс­не­ний. Откро­вен­но гово­ря, мне хоро­шо извест­но, какая судь­ба постиг­ла Чарль­за Вар­да. При­мер­но через год Вы смо­же­те, если поже­ла­е­те, при­ду­мать какую-нибудь тро­га­тель­ную исто­рию о смер­ти сына, ибо его уже не будет в живых. Поставь­те над­гроб­ный памят­ник на Вашем участ­ке Север­но­го клад­би­ща, отме­рив ров­но десять футов к запа­ду от моги­лы Ваше­го отца, и этот памят­ник отме­тит истин­ное место погре­бе­ния Ваше­го сына. Прах, поко­я­щий­ся там, будет при­над­ле­жать Вашей пло­ти и кро­ви, а не како­му-то чудо­ви­щу или посто­рон­не­му чело­ве­ку, – там будет лежать тот Чарльз Декс­тер Вард, кото­ро­го Вы выпе­сто­ва­ли, насто­я­щий Чарльз, отме­чен­ный родин­кой на бед­ре, а не дья­воль­ским зна­ком на гру­ди и шра­мом на лбу. Чарльз, кото­рый нико­гда не совер­шал ниче­го дур­но­го и запла­тил жиз­нью за свою «строп­ти­вость».

Вот и все. Чарльз сбе­жит из лечеб­ни­цы, а через год Вы смо­же­те увен­чать его моги­лу над­гро­би­ем. Зав­тра ни о чем меня не спра­ши­вай­те. И поверь­те, чести Вашей семьи ничто не угро­жа­ет и ее репу­та­ция оста­нет­ся без­упреч­ной, какой была в про­шлом.

С глу­бо­чай­шим сочув­стви­ем и поже­ла­ни­ем быть стой­ким и спо­кой­но сми­рить­ся с судь­бой, оста­юсь Вашим пре­дан­ным дру­гом, Мари­нус Б. Вил­лет.

Утром в пят­ни­цу три­на­дца­то­го апре­ля 1928 года в ком­на­ту паци­ен­та част­ной лечеб­ни­цы док­то­ра Вей­та, Чарль­за Декс­те­ра Вар­да, вошел док­тор Вил­лет. Не пыта­ясь избе­жать раз­го­во­ра со сво­им посе­ти­те­лем, моло­дой чело­век тем не менее был настро­ен мрач­но и явно не желал вести бесе­ду на темы, избран­ные Вил­ле­том. Про­шлый раз­го­вор лишь уве­ли­чил вза­им­ную непри­язнь, так что после обме­на обыч­ны­ми, доволь­но натя­ну­ты­ми при­вет­стви­я­ми оба сме­ша­лись, не зная, с чего начать. Атмо­сфе­ра ста­ла еще более напря­жен­ной, когда Вард уви­дел в застыв­шем, слов­но мас­ка, лице док­то­ра, реши­тель­ность и жест­кость, кото­рых преж­де не было. Паци­ент тре­вож­но напряг­ся, осо­зна­вая, что со вре­ме­ни послед­не­го посе­ще­ния с Вил­ле­том про­изо­шла рази­тель­ная пере­ме­на: излу­чав­ший забот­ли­вость семей­ный врач ныне выгля­дел как без­жа­лост­ный и неумо­ли­мый мсти­тель.

Вард поблед­нел. Вил­лет заго­во­рил пер­вым.

– Най­де­ны важ­ные ули­ки, – ска­зал он, – и я дол­жен откро­вен­но пре­ду­пре­дить вас – рас­пла­ты не избе­жать.

– Выко­па­ли еще немно­го голод­ных зве­рю­шек? – насмеш­ли­во про­из­нес Вард. Было ясно, что он наме­рен до кон­ца выдер­жать вызы­ва­ю­щий тон.

– Нет, – мед­лен­но отве­тил Вил­лет. – На этот раз мне не пона­до­би­лось ниче­го рас­ка­пы­вать. Мы наня­ли детек­ти­вов, что­бы выяс­нить прав­ду о док­то­ре Аллене, и они нашли в кот­те­дже искус­ствен­ную боро­ду и чер­ные очки.

– Заме­ча­тель­но! – вос­клик­нул паци­ент, ста­ра­ясь за насмеш­ли­вой наг­ло­стью скрыть тре­во­гу. – Они навер­ное боль­ше подо­шли бы вам, чем боро­да и очки, кото­рые сей­час на вас.

– Вам они боль­ше к лицу, – после­до­вал спо­кой­ный, слов­но обду­ман­ный зара­нее ответ. – Ведь рань­ше они вам под­хо­ди­ли.

После этих слов в ком­на­те вне­зап­но потем­не­ло, буд­то обла­ко засло­ни­ло солн­це, хотя небо за окном было ясным.

Нако­нец Вард спро­сил:

– И толь­ко поэто­му вы так тор­же­ствен­но заяв­ля­е­те, что рас­пла­та неиз­беж­на? Вы счи­та­е­те таким уж страш­ным пре­ступ­ле­ни­ем, что я счел необ­хо­ди­мым на вре­мя изме­нить свой облик?

– Нет, – спо­кой­но про­из­нес Вил­лет. – Вы сно­ва ошиб­лись. Не мое дело, если кто-то ведет двой­ную жизнь. Но толь­ко при усло­вии, что у него вооб­ще есть пра­во на суще­ство­ва­ние, и если этот кто-то не уни­что­жил несчаст­но­го, вызвав­ше­го его к жиз­ни из иных сфер.

Вард беше­но крик­нул:

– Что еще вы там нашли, сэр, и что вы хоти­те от меня?

Док­тор немно­го помол­чал, слов­но под­би­рая сло­ва для реши­тель­но­го отве­та. – Я нашел, – про­из­нес он нако­нец, – некий пред­мет в стен­ном шка­фу над ста­рым ками­ном за пане­лью, на кото­рой когда-то был напи­сан мас­лом порт­рет. Я сжег наход­ку и похо­ро­нил прах там, где долж­на быть моги­ла Чарль­за Декс­те­ра Вар­да.

Его собе­сед­ник, зады­ха­ясь, вско­чил со сту­ла.

– Ах, будь ты про­клят, кому еще ты ска­зал… и кто пове­рит это­му теперь… про­шло пол­ных два меся­ца, а я сижу здесь… Что ты заду­мал?

Несмот­ря на свой малень­кий рост, Вил­лет выгля­дел почти вели­че­ствен­но, жестом при­звав его успо­ко­ить­ся.

– Я нико­му не ска­зал. Перед нами необыч­ный слу­чай – безу­мие, про­ник­шее из глу­би­ны веков; ужас, при­шед­ший сюда из неве­до­мых сфер; слу­чай, нераз­ре­ши­мый в рам­ках обыч­ной логи­ки, перед кото­рым бес­силь­ны и вра­чи, и поли­ция, и судьи. Сла­ва богу, я смог вый­ти за пре­де­лы обыч­ных пред­став­ле­ний, ина­че мой рас­су­док не выдер­жал бы, столк­нув­шись с Неве­до­мым. Вы не обма­не­те меня, Джо­зеф Карвен, ибо эта ваша про­кля­тая магия, бла­го­да­ря кото­рой вы сто­и­те сей­час пере­до мной, – реаль­ность! Я знаю, как вы сотка­ли кол­дов­скую сеть, пере­жив­шую пол­то­ра века, и как пой­ма­ли в нее ваше­го потом­ка-двой­ни­ка; знаю, как вы затя­ну­ли его в про­шлое и заста­ви­ли под­нять ваш прах из смрад­ной моги­лы. Мне извест­но, что он пря­тал вас в сво­ей лабо­ра­то­рии. Извест­но, что днем вы зани­ма­лись изу­че­ни­ем реа­лий совре­мен­ной жиз­ни, а по ночам, пре­вра­ща­ясь в вам­пи­ра, рыс­ка­ли по окру­ге в поис­ках жерт­вы, что­бы напи­тать све­жей кро­вью свое тело. Позд­нее, надев боро­ду и тем­ные очки, что­бы не вызвать удив­ле­ния сво­им фено­ме­наль­ным сход­ством с Чарль­зом, вы пока­за­лись на людях. Я знаю, что вы реши­ли сде­лать, когда Чарльз стал про­те­сто­вать про­тив того, что вы осквер­ня­е­те моги­лы. Знаю, какой вы соста­ви­ли план и как вы его осу­ще­стви­ли. Вы оста­ви­ли дома боро­ду и очки и оду­ра­чи­ли охран­ни­ков, сто­яв­ших вокруг дома. Они реши­ли, что это Чарльз вошел в дом, а поз­же вышел на ули­цу, на самом же деле тогда вы уже заду­ши­ли юно­шу и спря­та­ли труп в стен­ном шка­фу. Но вы забы­ли о том, что от Чарль­за вас отде­ля­ют пол­то­ра века, не учли раз­ни­цу в интел­лек­те, харак­те­ре. Каким же глуп­цом вы были, Карвен, пола­гая, что доста­точ­но будет внеш­не­го сход­ства! Поче­му вы не поду­ма­ли о мане­ре выра­жать­ся, о голо­се и почер­ке? Но в кон­це кон­цов, как види­те, вас постиг­ла неуда­ча. Вам луч­ше, чем мне, извест­но, кто напи­сал ту запис­ку ста­ры­ми сак­сон­ски­ми бук­ва­ми, и имей­те в виду, что его пре­ду­пре­жде­ние не про­шло даром. То, что извра­ща­ет саму при­ро­ду чело­ве­че­скую, долж­но быть стер­то с лица зем­ли, и, думаю, автор запис­ки поза­бо­тит­ся об Орне и Хат­чин­соне. Один из них когда-то писал: «Не вызы­вай того, кого не смо­жешь поверг­нуть». Одна­жды вы уже попла­ти­лись за свою опро­мет­чи­вость, и ваше про­кля­тое кол­дов­ство погу­бит вас сно­ва. Чело­век может играть сила­ми при­ро­ды лишь до опре­де­лен­ных пре­де­лов; то, что вы созда­ли, обер­нет­ся про­тив вас.

Вне­зап­но сло­ва док­то­ра пре­рвал судо­рож­ный вопль, исторг­ну­тый сто­яв­шим перед ним суще­ством. Без­оруж­ный, загнан­ный в угол, поте­ряв­ший вся­кую надеж­ду, созна­вая, что любое про­яв­ле­ние наси­лия лишь при­ве­дет на помощь док­то­ру дюжих сани­та­ров, Джо­зеф Карвен решил при­бег­нуть к един­ствен­но­му остав­ше­му­ся у него сред­ству и начал совер­шать маги­че­ские пас­сы. Он делал кру­го­вые дви­же­ния ука­за­тель­ны­ми паль­ца­ми обе­их рук, и гул­кий бас, кото­рый он более не ста­рал­ся замас­ки­ро­вать хри­по­той, раз­нес­ся по ком­на­те. Про­зву­ча­ли пер­вые сло­ва ужас­ной фор­му­лы: «Закли­наю име­на­ми Адо­най Эло­хим, Адо­най Иего­ва, Адо­най Сава­оф, Мет­ра­тон…»

Но Вил­лет опе­ре­дил его. Уже во дво­ре вокруг дома завы­ли соба­ки, уже ледя­ной ветер под­нял­ся со сто­ро­ны глу­бо­ких вод бух­ты; но тут док­тор начал нарас­пев про­из­но­сить закли­на­ние, кото­рое при­го­то­вил, направ­ля­ясь сюда. Око за око, кол­дов­ство за кол­дов­ство, – сей­час ста­нет ясно, насколь­ко проч­но усво­ил он уро­ки само­го Карве­на! Твер­дым голо­сом Вил­лет стал про­из­но­сить вто­рую фор­му­лу из пары, пер­вая часть кото­рой вызва­ла к жиз­ни в под­зе­ме­лье того, кто напи­сал запис­ку, – таин­ствен­ное закли­на­ние, над кото­рым было изоб­ра­же­ние Хво­ста Дра­ко­на – знак «Нис­хо­дя­ще­го узла»:

ОГТРОД АИ’Ф ГЕБ’Л-ЕЕ’Х ЙОГ-СОТОТ ‘НГАХ’НГ АИ’Й ЗХРО!

Как толь­ко Вил­лет про­из­нес пер­вое сло­во фор­му­лы, Карвен замер.

Лишив­шись дара речи, он делал лихо­ра­доч­ные дви­же­ния рука­ми, но вско­ре и они засты­ли, слов­но пара­ли­зо­ван­ные. Когда было назва­но страш­ное имя ЙОГ-СОТОТ, нача­лись ужа­са­ю­щие изме­не­ния. То, что сто­я­ло перед док­то­ром, не рас­сы­па­лось, а мед­лен­но рас­тво­ря­лось в воз­ду­хе, при­ни­мая чудо­вищ­ные фор­мы, и Вил­лет закрыл гла­за, что­бы не лишить­ся чувств преж­де, чем закон­чит про­из­не­се­ние фор­му­лы.

Он смог про­дер­жать­ся до кон­ца, и суще­ство, порож­ден­ное нечи­стой маги­ей, навсе­гда исчез­ло из мира людей. Могу­ще­ству тем­ных сил, вырвав­ших­ся из недр сто­ле­тий, при­шел конец – так закон­чи­лась исто­рия Чарль­за Декс­те­ра Вар­да. Открыв гла­за, Вил­лет понял, что не напрас­но хра­нил в памя­ти сло­ва, мно­го раз повто­ряв­ши­е­ся в ману­скрип­те Карве­на. Как он и пред­по­ла­гал, не было нуж­ды при­бе­гать к кис­ло­те. Ибо кол­ду­на постиг­ла та же участь, что и его порт­рет год назад: на полу ком­на­ты, там, где за секун­ду до того нахо­дил­ся Джо­зеф Карвен, теперь лежа­ла лишь куч­ка лег­кой голу­бо­ва­то-серой пыли.

Примечания:

1. Борел­лий, Джо­ван­ни Аль­фон­со (1608–1679) – ита­льян­ский уче­ный, врач и аст­ро­ном. Сре­ди его мно­го­чис­лен­ных сочи­не­ний на самые раз­ные темы осо­бое место при­над­ле­жит клас­си­че­ско­му в сво­ем роде тру­ду о при­ро­де чело­ве­че­ско­го орга­низ­ма и меха­низ­ме мускуль­ных дви­же­ний, послу­жив­ше­му тео­ре­ти­че­ской осно­вой для мно­гих позд­ней­ших иссле­до­ва­те­лей.
2. Геор­ги­ан­ский – отно­ся­щий­ся ко вре­ме­ни прав­ле­ния одно­го из трех коро­лей Ган­но­вер­ской дина­стии, пооче­ред­но зани­мав­ших англий­ский трон на про­тя­же­нии более ста лет: Геор­га I (1714–1727), Геор­га II (1727–1760) и Геор­га III (1760–1820).
3. Рево­лю­ция – здесь име­ет­ся в виду аме­ри­кан­ская Вой­на за неза­ви­си­мость 1775–1783 гг.
4. …коло­коль­ня в сти­ле Гибб­са… – Бри­тан­ский архи­тек­тор Джеймс Гиббс (1682–1754), в отли­чие от его пред­ше­ствен­ни­ков, при воз­ве­де­нии церк­вей рас­по­ла­гал коло­коль­ню не с краю, а непо­сред­ствен­но над цен­тром зда­ния; при­мер тому – постро­ен­ная им цер­ковь Свя­то­го Мар­ти­на на Тра­фаль­гар­ской пло­ща­ди в Лон­доне.
5. «Хри­сти­ан­ская нау­ка» – про­те­стант­ская сек­та, осно­ван­ная в 1870‑х гг. в США Мэри Бей­кер Эдди (1821–1910) и прак­ти­ку­ю­щая т. н. духов­ное вра­че­ва­ние.
6. Вели­кая охо­та на ведьм – име­ют­ся в виду мас­со­вые пре­сле­до­ва­ния лиц, подо­зре­ва­е­мых в «сно­ше­ни­ях с дья­во­лом», про­хо­див­шие в севе­ро­аме­ри­кан­ских коло­ни­ях Англии в послед­ние годы XVII века. Город Салем, рас­по­ло­жен­ный непо­да­ле­ку от Босто­на, про­сла­вил­ся как место само­го круп­но­го «ведь­мов­ско­го про­цес­са».
7. Декокт – жид­кая лекар­ствен­ная фор­ма, полу­ча­е­мая в резуль­та­те отва­ри­ва­ния коры, кор­ней или ино­го рас­ти­тель­но­го сырья с после­ду­ю­щим про­це­жи­ва­ни­ем отва­ра.
8. Фило­соф­ский камень («камень муд­ре­цов», «элик­сир», «тинк­ту­ра») по пред­став­ле­ни­ям сред­не­ве­ко­вых алхи­ми­ков, чудо­дей­ствен­ное веще­ство, спо­соб­ное обра­щать любые небла­го­род­ные метал­лы в золо­то, изле­чи­вать все болез­ни и воз­вра­щать моло­дость.
9. Пара­цельс (наст. имя Филипп Ауре­ол Тео­фраст Бом­баст фон Гоген­гейм) (1493–1541) – врач и есте­ство­ис­пы­та­тель, одним из пер­вых под­верг­ший кри­ти­че­ско­му пере­смот­ру идеи и мето­ды древ­них вра­че­ва­те­лей. Спо­соб­ство­вал внед­ре­нию хими­че­ских пре­па­ра­тов в меди­ци­ну. Новые идеи Пара­цель­са про­ти­во­сто­я­ли тра­ди­ци­он­ной сред­не­ве­ко­вой алхи­мии и в то же вре­мя были в зна­чи­тель­ной мере осно­ва­ны на общих с ней прин­ци­пах.
10. Агри­ко­ла (наст. имя Георг Бау­эр) (1494–1555) – немец­кий уче­ный, автор 12-том­но­го трак­та­та «О гор­ном деле», кото­рый вплоть до XVIII века слу­жил основ­ным посо­би­ем по
11. Ван Хелъ­монт, Иоганн Бап­тист (1577–1644) – фла­манд­ский уче­ный­хи­мик, один из вид­ней­ших после­до­ва­те­лей Пара­цель­са, при­дав­ший его иде­ям науч­ное направ­ле­ние. Про­сла­вил­ся сво­и­ми яко­бы удач­ны­ми опы­та­ми по полу­че­нию алхи­ми­че­ско­го золо­та.
12. Силь­ви­ус, Яко­бус (он же Жак Дюбуа) (1478–1555) – фран­цуз­ский ана­том, одним из пер­вых начав­ший про­во­дить иссле­до­ва­ния с исполь­зо­ва­ни­ем чело­ве­че­ских тру­пов.
13. Глау­бер, Иоганн Рудольф (1604–1670) – немец­кий химик и врач, рас­смат­ри­вал болез­ни как резуль­тат нару­ше­ния хими­че­ско­го рав­но­ве­сия в орга­низ­ме и ста­вил зада­чу поис­ка хими­че­ских средств их лече­ния. Впер­вые полу­чил в чистом виде мно­гие соли, в том чис­ле назван­ную по его име­ни глау­бе­ро­ву соль.
14. Бойль, Роберт (1627–1691) – англий­ский химик и физик. Ввел в химию экс­пе­ри­мен­таль­ный метод, поло­жил нача­ло хими­че­ско­му ана­ли­зу и уста­но­вил один из основ­ных газо­вых зако­нов (закон Бой­ля – Мари­от­та).
15. Бур­га­ве, Гер­ман (1668–1738) – гол­ланд­ский врач и химик, осно­вав­ший в Лей­дене круп­ную кли­ни­че­скую шко­лу и имев­ший уче­ни­ков и после­до­ва­те­лей во всех стра­нах Евро­пы.
16. Бехер, Иоганн Иоахим (1635–1682) – уни­вер­си­тет­ский про­фес­сор химии, лейб-медик майнц­ско­го кур­фюр­ста; с помо­щью раз­лич­ных алхи­ми­че­ских средств пытал­ся най­ти «огнен­ную мате­рию».
17. Шталь, Георг Эрнст (1659–1734) – немец­кий химик и врач; сфор­му­ли­ро­вал первую общую хими­че­скую тео­рию, впо­след­ствии опро­верг­ну­тую Анту­а­ном Лаву­а­зье.
18. Каб­ба­ла – мисти­че­ское уче­ние, соеди­няв­шее иудей­скую тра­ди­цию алле­го­ри­че­ско­го тол­ко­ва­ния Биб­лии с эле­мен­та­ми, заим­ство­ван­ны­ми у нео­пла­то­ни­ков и гно­сти­ков. Так назы­ва­е­мая прак­ти­че­ская каб­ба­ла осно­ва­на на вере в то, что при помо­щи спе­ци­аль­ных риту­а­лов и молитв чело­век может актив­но вме­ши­вать­ся в боже­ствен­но-кос­ми­че­ский про­цесс.
19. Гер­мес Три­с­ме­гист («Три­жды вели­чай­ший») – леген­дар­ный антич­ный муд­рец. В его сочи­не­ни­ях изло­же­ны зна­ния, кото­рые яко­бы были пове­да­ны ему самим Гер­ме­сом (древ­не­гре­че­ским богом тор­гов­ли и покро­ви­те­лем магии) и дают все­объ­ем­лю­щее пред­став­ле­ние о загад­ках мира. В эпо­ху элли­низ­ма и позд­ней антич­но­сти на осно­ве его откро­ве­ний, допол­нен­ных мно­го­чис­лен­ны­ми тру­да­ми его после­до­ва­те­лей по аст­ро­ло­гии, алхи­мии, магии и оккуль­тиз­му, сло­жи­лось рели­ги­оз­но-фило­соф­ское уче­ние «гер­ме­тизм», ока­зав­шее замет­ное вли­я­ние на мисти­че­скую тра­ди­цию Сред­не­ве­ко­вья и эпо­хи Воз­рож­де­ния.
20. «Turba Philosophorum» – один из древ­ней­ших латин­ских алхи­ми­че­ских трак­та­тов, создан­ный в XII веке. Пред­став­ля­ет собой ком­пи­ля­цию из сочи­не­ний выда­ю­щих­ся уче­ных и фило­со­фов.
21. Аль-Джа­бер (Джа­бир ибн Хай­ян) (ок. 721 – ок. 815) – араб­ский уче­ный, писав­ший свои тру­ды на араб­ском и латин­ском язы­ках. Наи­бо­лее извест­ны его сочи­не­ния по алхи­мии, в кото­рых даны опи­са­ния мно­гих хими­че­ских опе­ра­ций.
22. Арте­фий – полу­ле­ген­дар­ный сред­не­ве­ко­вый алхи­мик, кото­ро­му при­пи­сы­ва­ют один из рецеп­тов полу­че­ния фило­соф­ско­го кам­ня.
23. «Зохар» (от евр. «блеск, сия­ние») – мисти­че­ский ком­мен­та­рий к Пяти­кни­жию Мои­се­е­ву; одно из глав­ных лите­ра­тур­ных про­из­ве­де­ний «умо­зри­тель­ной Каб­ба­лы», напи­сан­ное в Испа­нии в кон­це XIII века пред­по­ло­жи­тель­но Моше де Лео­ном (по дру­гой вер­сии «Зохар» пред­став­ля­ет собой лишь послед­нюю редак­цию сочи­не­ний, созда­вав­ших­ся на про­тя­же­нии дол­го­го вре­ме­ни, начи­ная со II века).
24. Аль­берт Вели­кий (Аль­берт фон Боль­ш­тедт; ок. 1193–1280) – немец­кий фило­соф и тео­лог. Начал энцик­ло­пе­ди­че­скую систе­ма­ти­за­цию като­ли­че­ско­го бого­сло­вия; кро­ме чисто фило­соф­ских сочи­не­ний писал трак­та­ты на раз­лич­ные темы, боль­шей частью о мине­ра­лах, рас­те­ни­ях и живот­ных.
25. Лул­лий, Рай­мунд (ок. 1235 – ок. 1315) – фило­соф, тео­лог и поэт, родом с испан­ско­го ост­ро­ва Май­ор­ка; писал на ката­лон­ском и араб­ском язы­ках. В сочи­не­нии «Вели­кое и непре­взой­ден­ное искус­ство» выска­зал идею «логи­че­ской маши­ны» (при­ми­тив­но­го про­об­ра­за совре­мен­ных ком­пью­те­ров) и попы­тал­ся реа­ли­зо­вать эту идею на прак­ти­ке.
26. Бэкон, Род­жер (ок. 1214–1292) – англий­ский фило­соф и есте­ство­ис­пы­та­тель; целью наук счи­тал уве­ли­че­ние вла­сти чело­ве­ка над при­ро­дой. Его метод позна­ния был осно­ван на мате­ма­ти­че­ских рас­че­тах и прак­ти­че­ских экс­пе­ри­мен­тах, но в первую оче­редь он пола­гал­ся на внут­рен­нее мисти­че­ское «оза­ре­ние». Пред­вос­хи­тил мно­гие позд­ней­шие откры­тия в аст­ро­но­мии, опти­ке и дру­гих обла­стях.
27. Фладд, Роберт(1574–1637) – англий­ский врач и фило­соф-мистик. Счи­тал, что чело­век, а так­же мине­ра­лы и рас­те­ния могут менять внеш­нюю обо­лоч­ку и таким обра­зом обре­тать бес­смер­тие.
28. Три­те­мий, Иоганн (1462–1516) – немец­кий мыс­ли­тель, не являв­ший­ся откры­тым при­вер­жен­цем алхи­мии, но уде­лив­ший ей нема­ло вни­ма­ния в сво­их сочи­не­ни­ях.
29. …«Некро­но­ми­кон»… Абду­ла Аль­хаз­ре­да… – кни­га, как и ее автор, выду­ма­ны Лав­краф­том; подроб­но о ней повест­ву­ет­ся в рас­ска­зе «Исто­рия “Некро­но­ми­ко­на”» (1927).
30. Капе­ры (от голл. kaper – «мор­ской раз­бой­ник») – сна­ря­жен­ные за част­ный счет бое­вые кораб­ли, кото­рые с раз­ре­ше­ния вла­стей вою­ю­ще­го госу­дар­ства совер­ша­ли напа­де­ния на тор­го­вые суда непри­я­тель­ских стран.
31. Супер­кар­го – чело­век, сопро­вож­да­ю­щий груз на тор­го­вом кораб­ле, осу­ществ­ля­ю­щий по пору­че­нию вла­дель­ца закуп­ку или про­да­жу това­ров в дру­гих пор­тах.
32. Мар­ти­ни­ка – ост­ров из груп­пы Навет­рен­ных ост­ро­вов в Вест-Индии, вла­де­ние Фран­ции.
33. Порт-Рой­ал – город на ост­ро­ве Ямай­ка, во вто­рой поло­вине XVII века полу­чив­ший широ­кую извест­ность в каче­стве круп­ней­ше­го цен­тра рабо­тор­гов­ли и «пират­ской сто­ли­цы» все­го Кариб­ско­го бас­сей­на. 7 июня 1692 года этот город был пол­но­стью уни­что­жен в резуль­та­те силь­ней­ше­го зем­ле­тря­се­ния. В дан­ном слу­чае, веро­ят­но, име­ет­ся в виду Кинг­стон, нынеш­няя сто­ли­ца Ямай­ки, осно­ван­ная в 1693 году непо­да­ле­ку от того места, где преж­де нахо­дил­ся Порт-Рой­ал.
34. Новая Фран­ция – так в то вре­мя име­но­ва­лись фран­цуз­ские вла­де­ния на тер­ри­то­рии нынеш­ней Кана­ды, захва­чен­ные англи­ча­на­ми в ходе Семи­лет­ней вой­ны 1756–1763 годов.
35. При­вер­жен­цы Уайт­фил­да – речь идет о Джор­дже Уайт­фил­де (17141770), одном из двух глав­ных учре­ди­те­лей сек­ты мето­ди­стов, отде­лив­шей­ся от англи­кан­ской церк­ви. В 1738 году он пере­ехал из Англии в Аме­ри­ку, где два года спу­стя осно­вал рели­ги­оз­но-поли­ти­че­ское дви­же­ние «пар­ти­ку­ля­ри­стов».
36. …это было свое­об­раз­ным ком­про­мис­сом меж­ду кон­гре­га­ци­о­на­ли­ста­ми и бап­ти­ста­ми… – Не желая пор­тить отно­ше­ния ни с одной из круп­ных про­те­стант­ских общин горо­да, Карвен при­мкнул к офи­ци­аль­ной церк­ви (см. прим. ниже), кото­рая в силу мало­чис­лен­но­сти сво­их при­вер­жен­цев сре­ди жите­лей севе­ро­аме­ри­кан­ских коло­ний избе­га­ла всту­пать в кон­фликт с более ради­каль­ны­ми направ­ле­ни­я­ми про­те­стант­ства.
37. Епи­ско­паль­ная цер­ковь – так в Шот­лан­дии и США назы­ва­ют англи­кан­скую цер­ковь, кото­рая в Англии име­ет ста­тус госу­дар­ствен­ной. По куль­ту и орга­ни­за­ци­он­ным прин­ци­пам она сто­ит бли­же к като­ли­че­ству, чем осталь­ные про­те­стант­ские церк­ви. Кос­мо Алек­сан­дер (ок. 17241772) – аме­ри­кан­ский порт­ре­тист шот­ланд­ско­го про­ис­хож­де­ния.
38. Джил­берт Стю­арт (1755–1828) – аме­ри­кан­ский живо­пи­сец, мастер реа­ли­сти­че­ско­го порт­ре­та, уро­же­нец Род-Айлен­да.
39. Сахар­ный акт. – В 1764 году англий­ский пар­ла­мент ввел высо­кие пошли­ны на ввоз саха­ра в коло­нии, нане­ся тем самым чув­стви­тель­ный удар при­быль­ной тор­гов­ле севе­ро­аме­ри­кан­ских куп­цов с ост­ро­ва­ми Вест-Индии.
40. Лих­тер – мор­ская бар­жа, исполь­зу­е­мая для пере­воз­ки гру­зов в при­бреж­ных водах либо для погруз­ки или раз­груз­ки на рей­де судов, кото­рые не могут вой­ти в порт по при­чине глу­бо­кой осад­ки.
41. …побо­и­ща, учи­нен­но­го Чер­ным прин­цем в Лимо­же в 1370 году… Эду­ард, принц Уэль­ский (1330–1376), один из пол­ко­вод­цев Сто­лет­ней вой­ны, полу­чив­ший про­зви­ще по цве­ту лат, в 1370 году взял штур­мом фран­цуз­ский город Лимож, истре­бив при этом всех его защит­ни­ков и боль­шую часть мир­ных жите­лей.
42. …амхар­ский (или абис­син­ский) алфа­вит… – Име­ет­ся в виду сло­го­вое пись­мо Эфи­о­пии, вос­хо­дя­щее к одно­му из вари­ан­тов древ­ней южно­ара­вий­ской пись­мен­но­сти.
43. Миран­до­ла, Джо­ван­ни Пикоделла(1463–1494) – ита­льян­ский мыс­ли­тель эпо­хи Воз­рож­де­ния, пред­ста­ви­тель ран­не­го гума­низ­ма. В сво­ем трак­та­те «О досто­ин­стве чело­ве­ка» утвер­жда­ет без­гра­нич­ные воз­мож­но­сти чело­ве­ка, кото­рый «может опу­стить­ся до скот­ско­го состо­я­ния, но может и воз­вы­сить­ся до боже­ства». Выда­ю­щий­ся зна­ток мно­гих древ­них и восточ­ных язы­ков, Миран­до­ла открыл для Запад­ной Евро­пы еврей­ское рели­ги­оз­но-мисти­че­ское уче­ние Каб­ба­лу. В дан­ном слу­чае, по всей види­мо­сти, речь идет как раз о его пере­во­де Каб­ба­лы.
44. …героя сказ­ки лор­да Дан­се­ни – коро­ля стра­ны Руна­зар… – Речь идет о сказ­ке лор­да Дан­се­ни (1878–1957) «Король, кото­ро­го не было».
45. Пен­та­грам­ма – пра­виль­ный пяти­уголь­ник, на каж­дой сто­роне кото­ро­го постро­е­ны рав­но­бед­рен­ные тре­уголь­ни­ки, рав­ные по высо­те. В Сред­ние века пен­та­грам­ма явля­лась одним из самых рас­про­стра­нен­ных маги­че­ских зна­ков.
46. Страст­ная пят­ни­ца – пят­ни­ца на пред­пас­халь­ной, так назы­ва­е­мой Страст­ной неде­ле, когда был рас­пят Иисус Хри­стос.
47. День всех свя­тых – 1 нояб­ря; канун Дня всех свя­тых – Хел­ло­уин по сред­не­ве­ко­вым пове­рьям счи­тал­ся празд­ни­ком нечи­стой силы.
48. Идео­грам­ма – пись­мен­ный знак (услов­ное изоб­ра­же­ние или рису­нок), соот­вет­ству­ю­щий не зву­ку речи, а цело­му сло­ву или мор­фе­ме – напри­мер, древ­не­еги­пет­ские, шумер­ские, китай­ские иеро­гли­фы.
49. …с откры­ти­я­ми Бэко­на… – Речь идет о Род­же­ре Бэконе.
50. Кам­лот – плот­ная гру­бая ткань из чер­ных и корич­не­вых нитей; обыч­но пред­на­зна­ча­лась для поши­ва кре­стьян­ской одеж­ды.
51. Кала­мян­ка – проч­ная льня­ная ткань.
52. Сава­оф (букв, «воин­ствен­ный») – в иуда­из­ме одно из имен бога Яхве, в хри­сти­ан­стве пер­вое лицо Тро­и­цы, Бог Отец.
53. Тран­силь­ва­ния – исто­ри­че­ская область, дол­гое вре­мя нахо­див­ша­я­ся в соста­ве Вен­грии, а в 1920 году пере­шед­шая к Румы­нии. Кро­ме румын и вен­гров в этих кра­ях про­жи­ва­ло так­же зна­чи­тель­ное чис­ло немец­ких коло­ни­стов. Об уеди­нен­ных зам­ках и хуто­рах Тран­силь­ва­нии издав­на ходи­ли леген­ды, так или ина­че свя­зан­ные с при­ви­де­ни­я­ми, обо­рот­ня­ми, вам­пи­ра­ми, ожив­ши­ми мерт­ве­ца­ми и про­чи­ми поту­сто­рон­ни­ми явле­ни­я­ми.
54. Реборн, Ген­ри (1756–1823) – извест­ный шот­ланд­ский худож­ник­порт­ре­тист.
55. Сфинкс – в Древ­нем Егип­те ста­туя фан­та­сти­че­ско­го суще­ства с телом льва и голо­вой чело­ве­ка, реже – живот­но­го (соко­ла или бара­на).
56. Гип­по­гриф – кры­ла­тый конь, образ, полу­чив­ший широ­кое рас­про­стра­не­ние в искус­стве мно­гих стран Древ­не­го мира.
57. Бут­ле­ге­ры – люди, зани­ма­ю­щи­е­ся кон­тра­бан­дой и неле­галь­ной тор­гов­лей спирт­ны­ми напит­ка­ми. Дей­ствие рома­на про­ис­хо­дит во вре­ме­на «сухо­го зако­на» в США.
58. Эли­фас Леви (наст, имя Аль­фонс-Луи Кон­стан; 1810–1875) – фран­цуз­ский мистик и оккуль­тист, сфор­му­ли­ро­вав­ший основ­ные прин­ци­пы выс­шей магии.
59. Миаз­мы (греч., букв, «сквер­на», «грязь») – ядо­ви­тые гни­лост­ные испа­ре­ния, кото­рые дол­гое вре­мя счи­та­лись одним из глав­ных источ­ни­ков зараз­ных болез­ней.
60. «Совест­ли­вые влюб­лен­ные» – нра­во­учи­тель­ная пье­са ирланд­ско­го лите­ра­то­ра Ричар­да Сти­ла (1672–1729), впер­вые постав­лен­ная на сцене в 1722 году.
61. Ава­та­ра – в инду­из­ме вопло­ще­ние бога Виш­ну в обли­ке раз­лич­ных людей и живот­ных. В дан­ном слу­чае речь идет о пред­по­ла­га­е­мом вопло­ще­нии духа Джо­зе­фа Карве­на в теле Чарль­за Вар­да.
62. Сто­ун­хендж (гэлъск. «изо­гну­тый камень») – одно из самых извест­ных дои­сто­ри­че­ских соору­же­ний, отно­ся­ще­е­ся к эпо­хе нео­ли­та или к брон­зо­во­му веку (боль­шин­ство уче­ных дати­ру­ют его II тыся­че­ле­ти­ем до н. э.). Рас­по­ло­жен на юге Вели­ко­бри­та­нии, близ г. Сол­с­бе­ри. Зем­ля­ные валы, гро­мад­ные камен­ные стол­бы и пли­ты обра­зу­ют три кон­цен­три­че­ских кру­га. По пре­да­нию, Сто­ун­хендж был воз­двиг­нут дру­и­да­ми – жре­ца­ми древ­них кель­тов, яко­бы обла­дав­ши­ми бес­пре­дель­ным могу­ще­ством. О назна­че­нии его до сих пор ведут­ся дис­кус­сии; соглас­но одной из наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ных вер­сий, это был храм Солн­ца, одно­вре­мен­но выпол­няв­ший функ­ции аст­ро­но­ми­че­ской обсер­ва­то­рии.
63. …модер­нист­ские пас­са­жи из «Бес­плод­ной зем­ли» Эли­о­та… – Томас Элиот (1888–1965) – англо-аме­ри­кан­ский поэт, один из круп­ней­ших пред­ста­ви­те­лей лите­ра­тур­но­го модер­низ­ма. В поэ­ме «Бес­плод­ная зем­ля» (1922) создал кар­ти­ну уга­са­ния сози­да­тель­ной энер­гии чело­ве­че­ства.
64. …про­жив­ший мафу­са­и­лов век… – то есть необы­чай­но дол­го. Соглас­но биб­лей­ско­му пре­да­нию, дед Ноя Мафу­са­ил про­жил 969 лет.
65. Палео­гра­фия – нау­ка, изу­ча­ю­щая памят­ни­ки древ­ней пись­мен­но­сти. 66 Сте­на Адри­а­на (Адри­а­нов вал) – пояс камен­ных и зем­ля­ных укреп­ле­ний в Север­ной Англии, про­тя­нув­ший­ся на 117 км от зали­ва Солу­эй в Ирланд­ском море до устья впа­да­ю­щей в Север­ное море реки Тайн. Постро­ен рим­ля­на­ми в 120–130 гг. н. э., в цар­ство­ва­ние импе­ра­то­ра Адри­а­на, для защи­ты от напа­де­ний пик­тов. Отдель­ные участ­ки сте­ны сохра­ни­лись до насто­я­ще­го вре­ме­ни.