Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с Duane W. Rimel

ВОССТАВШИЙ ИЗ МОГИЛЫ

(The Disinterment)
Напи­са­но в 1935 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Неиз­ве­стен

////

Вне­зап­но про­бу­див­шись от страш­но­го сна, я с ужа­сом огля­дел­ся вокруг. Уви­дев высо­кий дуго­об­раз­ный пото­лок и узкие, залеп­лен­ные жир­ны­ми пят­на­ми окна ком­на­ты мое­го дру­га, я с тре­во­гой осо­знал, что все пла­ны Энд­рю­са осу­ще­стви­лись. Я лежал на спине в боль­шой кро­ва­ти, даль­ние стой­ки кото­рой мая­чи­ли где-то в туман­ной пер­спек­ти­ве; на мно­го­чис­лен­ных пол­ках по пери­мет­ру ком­на­ты сто­я­ли зна­ко­мые кни­ги и пред­ме­ты анти­ква­ри­а­та, кото­рые я при­вык видеть в этом укром­ном угол­ке вет­хо­го ста­рин­но­го особ­ня­ка, дол­гие годы слу­жив­ше­го нам общим домом. На сто­ле, при­дви­ну­том вплот­ную к стене ком­на­ты, сто­ял огром­ный под­свеч­ник ста­рин­ной рабо­ты, а вме­сто обыч­ных свет­лых окон­ных зана­ве­сок висе­ли мрач­ные чер­ные пор­тье­ры, сквозь кото­рые с тру­дом про­ни­кал при­зрач­но-туск­лый свет уга­сав­ше­го дня. Я заста­вил себя вспом­нить собы­тия, пред­ше­ство­вав­шие мое­му уеди­не­нию в этой по-насто­я­ще­му сред­не­ве­ко­вой кре­по­сти. Вос­по­ми­на­ния были не из при­ят­ных, и я сно­ва вздрог­нул, поду­мав о ложе, на кото­ром недав­но поко­ил­ся и кото­ро­му, по мне­нию всех, суж­де­но было стать моим послед­ним при­ста­ни­щем. Я сно­ва вос­кре­шал в памя­ти обсто­я­тель­ства, заста­вив­шие меня осу­ще­ствить выбор меж­ду дей­стви­тель­ной и гипо­те­ти­че­ской смер­тью, пред­по­ла­гав­шей после­ду­ю­щую реани­ма­цию с помо­щью лечеб­ных мето­дов, извест­ных толь­ко мое­му това­ри­щу – Мар­шал­лу Энд­рю­су. Все нача­лось год назад, когда я вер­нул­ся с Восто­ка и к сво­е­му ужа­су обна­ру­жил, что нахо­дясь за гра­ни­цей, умуд­рил­ся забо­леть про­ка­зой. Я знал, что под­вер­гал­ся серьез­но­му рис­ку, уха­жи­вая за боль­ным бра­том на Филип­пи­нах, но вплоть до воз­вра­ще­ния на роди­ну ника­ких опас­ных симп­то­мов у меня не про­яв­ля­лось. Пер­вые при­зна­ки болез­ни обна­ру­жил Энд­рюс и скры­вал ее от меня, как толь­ко мог, но посто­ян­но обща­ясь, труд­но сохра­нить в тайне подоб­ные вещи.

С тех пор, как я посе­лил­ся в древ­нем жили­ще на вер­шине ска­ли­сто­го хол­ма, воз­вы­ша­ю­ще­го­ся над тихим про­вин­ци­аль­ным Хэмп­де­ном, я был обре­чен на зато­че­ние в этих затх­лых ком­на­тах с веч­но запер­ты­ми свод­ча­ты­ми две­ря­ми. Мое суще­ство­ва­ние было невы­но­си­мым – надо мной посто­ян­но висе­ла мрач­ная тень неду­га. И все же Энд­рюс не терял надеж­ды на бла­го­по­луч­ный исход лече­ния и делал все воз­мож­ное для того, что­бы вынуж­ден­ное уеди­не­ние не каза­лось мне слиш­ком тягост­ным. Энд­рюс был вид­ным хирур­гом, и его широ­кая, хоть и несколь­ко мрач­но­ва­тая извест­ность удер­жи­ва­ла посто­рон­них от вме­ша­тель­ства в его дела и не поз­во­ля­ла вла­стям узнать о моем состо­я­нии и забрать меня из дома.

При­мер­но через год после нача­ла мое­го затвор­ни­че­ства, в кон­це авгу­ста, Энд­рюс решил съез­дить в Вест-Индию для изу­че­ния, как он выра­зил­ся, «тамош­них мето­дов лече­ния». Я был остав­лен на попе­че­нии домаш­не­го слу­ги по фами­лии Саймс. К тому вре­ме­ни внеш­ние симп­то­мы болез­ни еще не были замет­ны, и я в отсут­ствие сво­е­го дру­га вел не лишен­ную при­ят­но­сти, хотя и не слиш­ком раз­но­об­раз­ную жизнь. Имен­но тогда я про­чи­тал мно­же­ство ста­рин­ных книг, кото­рые Энд­рюс при­об­рел за два­дцать лет сво­ей хирур­ги­че­ской дея­тель­но­сти, и узнал, поче­му его высо­кая в мест­ных кру­гах репу­та­ция име­ла несколь­ко сомни­тель­ный отте­нок. В кни­гах мож­но было най­ти упо­ми­на­ния о стран­ных вещах, крайне дале­ких от совре­мен­ной меди­ци­ны; там попа­да­лись трак­та­ты и не вну­ша­ю­щие дове­рия ста­тьи о чудо­вищ­ных экс­пе­ри­мен­тах в обла­сти хирур­гии, отче­ты о стран­ных послед­стви­ях опе­ра­ций по пере­сад­ке желез и омо­ла­жи­ва­нию живот­ных и людей, опи­са­ния попы­ток транс­план­та­ции моз­га и мно­же­ство дру­гих фан­та­сти­че­ских измыш­ле­ний, не выдер­жи­ва­ю­щих серьез­ной науч­ной кри­ти­ки. Выяс­ни­лось так­же, что Энд­рюс был весь­ма све­дущ в обла­сти при­ме­не­ния мало­из­вест­ных и нетра­ди­ци­он­ных лекарств. Судя по тем немно­гим кни­гам, кото­рые я с тру­дом оси­лил, он мно­го зани­мал­ся хими­че­ски­ми опы­та­ми и поис­ка­ми новых меди­ка­мен­тов для при­ме­не­ния их в хирур­гии. Вспо­ми­ная эти заня­тия сей­час, я не могу не отме­тить их дья­воль­скую связь с его более позд­ни­ми экс­пе­ри­мен­та­ми.

Энд­рюс отсут­ство­вал доль­ше, чем я ожи­дал. Он вер­нул­ся в нача­ле нояб­ря, то есть почти четы­ре меся­ца спу­стя. К момен­ту его воз­вра­ще­ния симп­то­мы про­ка­зы ста­ли уже оче­вид­ны­ми – раз­ви­тие болез­ни достиг­ло той ста­дии, когда мне было необ­хо­ди­мо абсо­лют­ное уеди­не­ние. Но мое жела­ние уви­деть­ся с Энд­рю­сом не шло ни в какое срав­не­ние с его стрем­ле­ни­ем поде­лить­ся со мной новым пла­ном, кото­рый он раз­ра­бо­тал в Вест-Индии. Для осу­ществ­ле­ния это­го пла­на Энд­рюс наме­ре­вал­ся исполь­зо­вать любо­пыт­ное лекар­ство, о кото­ром узнал от одно­го док­то­ра-тузем­ца на Гаи­ти. Когда он объ­яс­нил, что его план име­ет отно­ше­ние ко мне, я немно­го встре­во­жил­ся, хотя вряд ли что-либо на этом све­те мог­ло ухуд­шить мое поло­же­ние. Я и в самом деле уже поду­мы­вал о том, что­бы разом покон­чить с муче­ни­я­ми при помо­щи револь­ве­ра или же прыг­нуть с кры­ши на лежав­шие вни­зу ост­рые кам­ни.

На сле­ду­ю­щий день после при­ез­да, уеди­нив­шись со мной в туск­ло осве­щен­ном каби­не­те, он изло­жил свой ужас­ный про­ект. На Гаи­ти он узнал о лекар­стве, хими­че­скую фор­му­лу кото­ро­го еще пред­сто­я­ло выве­сти экс­пе­ри­мен­таль­ным путем. Это лекар­ство вызы­ва­ло состо­я­ние глу­бо­ко­го сна у всех, кто его при­ни­мал. При­чем обмо­рок был настоль­ко силь­ным, что напо­ми­нал смерть – во вся­ком слу­чае, он сопро­вож­дал­ся вре­мен­ным пре­кра­ще­ни­ем всех мышеч­ных рефлек­сов, дыха­ния и серд­це­би­е­ния. По сло­вам Энд­рю­са, он мно­го раз видел, как лекар­ство дей­ство­ва­ло на тузем­цев. Неко­то­рые из них оста­ва­лись без созна­ния несколь­ко дней, а их состо­я­ние нель­зя было отли­чить от смер­ти даже при самом тща­тель­ном вра­чеб­ном обсле­до­ва­нии. Одна­жды он сам по всем пра­ви­лам вынуж­ден был засви­де­тель­ство­вать смерть у чело­ве­ка, при­няв­ше­го такое лекар­ство. Энд­рюс отме­тил, что тело это­го чело­ве­ка пол­но­стью напо­ми­на­ло труп: наблю­да­лось даже лег­кое труп­ное око­че­не­ние.

Какое-то вре­мя я не совсем пони­мал его наме­ре­ния, но когда смысл его слов окон­ча­тель­но про­яс­нил­ся, я почув­ство­вал вне­зап­ный при­ступ сла­бо­сти и тош­но­ту. В то же вре­мя я успо­ко­ил­ся, так как при помо­щи это­го сред­ства я мог хотя бы отча­сти изба­вить­ся от мое­го про­кля­тья, избе­жать уча­сти отвер­жен­но­го и позо­ра, неиз­мен­но сопут­ству­ю­ще­го мед­лен­ной раз­ру­ши­тель­ной смер­ти от про­ка­зы. Вкрат­це его план заклю­чал­ся в том, что­бы дать мне силь­ную дозу лекар­ства и вызвать пред­ста­ви­те­лей мест­ной вла­сти для офи­ци­аль­ной реги­стра­ции моей смер­ти и при­сут­ствия на похо­ро­нах. Он был уве­рен, что при небреж­ном обсле­до­ва­нии им не удаст­ся обна­ру­жить у меня симп­то­мы про­ка­зы, кото­рые были едва замет­ны. С момен­та мое­го забо­ле­ва­ния про­шло все­го пят­на­дцать меся­цев, а для пол­но­го раз­ло­же­ния тка­ней тре­бу­ет­ся не менее семи лет.

Затем, по его сло­вам, долж­но насту­пить вос­кре­се­ние. Все про­изой­дет после того, как я буду погре­бен на семей­ном клад­би­ще рядом с моим родо­вым поме­стьем, нахо­дя­щим­ся в чет­вер­ти мили от его особ­ня­ка. В кон­це кон­цов, после оформ­ле­ния соот­вет­ству­ю­щих доку­мен­тов и повсе­мест­но­го про­воз­гла­ше­ния моей кон­чи­ны, он тай­ком вскро­ет моги­лу и сно­ва забе­рет меня к себе, где я и буду оста­вать­ся, уже не рискуя попасть в леп­ро­зо­рий. План пока­зал­ся мне опас­ным и дерз­ким, но для меня это была един­ствен­ная надеж­да пусть на непол­ную, но сво­бо­ду, и поэто­му я при­нял его пред­ло­же­ние, хоть и не без сомне­ний. А что, если дей­ствие лекар­ства пре­кра­тит­ся в то вре­мя, пока я буду лежать в моги­ле? А если коро­нер рас­кро­ет ужас­ный обман и отка­жет­ся от погре­бе­ния? Эти и дру­гие страш­ные вопро­сы одо­ле­ва­ли меня перед нача­лом экс­пе­ри­мен­та. Несмот­ря на то, что смерть мог­ла бы изба­вить меня от мое­го про­кля­тия, я боял­ся ее еще боль­ше, чем отвра­ти­тель­но­го неду­га.

К сча­стью, я не мог наблю­дать ужас­ную кар­ти­ну сво­их похо­рон и погре­бе­ния. Одна­ко все, веро­ят­но, про­шло так, как пла­ни­ро­вал Энд­рюс, вплоть до после­ду­ю­ще­го извле­че­ния из моги­лы. После пер­вой дозы гаи­тян­ско­го яда я погру­зил­ся сна­ча­ла в полу­па­ра­ли­зо­ван­ное состо­я­ние, а затем в глу­бо­кий сон. Я при­ни­мал лекар­ство в сво­ей ком­на­те, и перед тем, как дать его мне, Энд­рюс ска­зал, что посо­ве­ту­ет коро­не­ру зафик­си­ро­вать смерть от сер­деч­ной недо­ста­точ­но­сти в резуль­та­те нерв­но­го пере­на­пря­же­ния. Конеч­но, Энд­рюс про­сле­дил, что­бы обо­шлось без баль­за­ми­ро­ва­ния, и вся про­це­ду­ра, вклю­чая обрат­ное пере­не­се­ние меня с клад­би­ща в его поме­стье, заня­ла три дня. После похо­рон, состо­яв­ших­ся днем на тре­тьи сут­ки, Энд­рюс извлек мое тело из моги­лы. Он вос­ста­но­вил све­жий дерн на том же месте, где его оста­вил могиль­щик. Ста­рый Саймс, покляв­ший­ся хра­нить тай­ну, помог Энд­рю­су выпол­нить эту мало­при­ят­ную рабо­ту.

После это­го я боль­ше неде­ли про­ле­жал в посте­ли. В резуль­та­те непред­ви­ден­но­го дей­ствия лекар­ства все мое тело было пол­но­стью пара­ли­зо­ва­но, и я с тру­дом мог пово­ра­чи­вать голо­ву. Одна­ко созна­ние мое было ясным, и уже через неде­лю я смог при­ни­мать пищу. Энд­рюс объ­яс­нил, что мое тело посте­пен­но вос­ста­но­вит свою преж­нюю чув­стви­тель­ность, хотя из-за про­ка­зы этот про­цесс может быть дли­тель­ным. Еже­днев­но справ­ля­ясь о моем само­чув­ствии, он инте­ре­со­вал­ся бук­валь­но каж­дым новым моим ощу­ще­ни­ем.

Мно­го дней про­шло, преж­де чем ко всем участ­кам мое­го тела вер­ну­лась чув­стви­тель­ность, а спу­стя еще какое-то вре­мя пара­лич оста­вил мои осла­бев­шие конеч­но­сти, и у меня нача­ли вос­ста­нав­ли­вать­ся нор­маль­ные физи­че­ские реак­ции. Когда я лежал и смот­рел на свое оне­мев­шее тело, мне каза­лось, что оно нахо­дит­ся под воз­дей­стви­ем како­го-то посто­ян­но дей­ству­ю­ще­го обез­бо­ли­ва­ю­ще­го сред­ства. Я никак ина­че не мог истол­ко­вать это чув­ство пол­но­го отчуж­де­ния, тем более что мои голо­ва и шея дав­но уже были в поряд­ке.

Энд­рюс объ­яс­нил, что сна­ча­ла он вос­ста­но­вил дея­тель­ность верх­ней части мое­го тела и не пред­ви­дел воз­мож­но­сти пара­ли­ча; впро­чем, мое состо­я­ние, каза­лось, бес­по­ко­и­ло его куда мень­ше, чем это было в самом нача­ле. Когда в наших раз­го­во­рах воз­ни­ка­ли пау­зы, я мно­го раз заме­чал стран­ный блеск в его гла­зах – блеск побед­но­го тор­же­ства, кото­рое он нико­гда не выска­зы­вал вслух, хотя, как мне каза­лось, был рад тому, что я избе­жал объ­я­тий смер­ти. Поне­мно­гу к став­ше­му уже при­выч­ным чув­ству отча­я­ния от соб­ствен­ной бес­по­мощ­но­сти начал при­ме­ши­вать­ся новый, пока еще неяс­ный страх. Энд­рюс меж тем уве­рял, что вско­ре я вста­ну на ноги и буду чув­ство­вать себя так, как боль­шин­ству людей и не сни­лось. Одна­ко его сло­ва не подей­ство­ва­ли на меня, а их истин­ный и страш­ный смысл я осо­знал лишь мно­го дней спу­стя.

В тече­ние это­го дол­го­го и тягост­но­го пери­о­да вре­ме­ни в наших с Энд­рю­сом отно­ше­ни­ях наме­ти­лось неко­то­рое охла­жде­ние. Он стал счи­тать меня не дру­гом, а ско­рее инстру­мен­том в сво­их уме­лых и бес­по­щад­ных руках. Я обна­ру­жи­вал в нем все новые неожи­дан­ные чер­ты харак­те­ра. При­ме­ры под­ло­сти и жесто­ко­сти, оче­вид­ные даже для бес­чув­ствен­но­го Сайм­са, необы­чай­но меня бес­по­ко­и­ли. С под­опыт­ны­ми живот­ны­ми в сво­ей лабо­ра­то­рии он и вовсе не цере­мо­нил­ся, про­во­дя воис­ти­ну садист­ские экс­пе­ри­мен­ты по пере­сад­ке желез и мышц у живых мор­ских сви­нок и кро­ли­ков. В сво­их стран­ных опы­тах с отклю­че­ни­ем созна­ния он так­же исполь­зо­вал изоб­ре­тен­ное им самим сно­твор­ное зелье. Но обо всем этом он мне очень мало рас­ска­зы­вал, хотя ста­рый Саймс частень­ко делал слу­чай­ные ого­вор­ки, про­ли­вав­шие свет на неко­то­рые из его экс­пе­ри­мен­тов. Я не знал, посвя­ща­ет ли Энд­рюс в свои тай­ны пожи­ло­го слу­гу, но дога­ды­вал­ся, что будучи нашим посто­ян­ным собе­сед­ни­ком, он был о мно­гом осве­дом­лен.

Дни шли за дня­ми, жизнь очень мед­лен­но, но все же воз­вра­ща­лось в мое тело. Появ­ле­ние новых симп­то­мов выздо­ров­ле­ния вызы­ва­ло у Энд­рю­са пря­мо- таки фана­тич­ный инте­рес. На пер­вый взгляд его отно­ше­ние ко мне было по- преж­не­му ско­рее холод­но-ана­ли­ти­че­ским, чем сочув­ствен­ным, но, изме­ряя мой пульс и серд­це­би­е­ние, он выгля­дел непри­выч­но взвол­но­ван­ным. Я слу­чай­но заме­тил, что во вре­мя осмот­ров его руки слег­ка дро­жат. Это было абсо­лют­но несвой­ствен­но тако­му опыт­но­му хирур­гу, но он, каза­лось, не обра­щал вни­ма­ния на мои испы­ту­ю­щие взгля­ды. Мне не раз­ре­ша­лось даже мель­ком осмат­ри­вать свое тело, но как толь­ко ося­за­ние ста­ло воз­вра­щать­ся ко мне, я почув­ство­вал его тяжесть – оно пока­за­лось мне непри­выч­но гро­мозд­ким и неук­лю­жим.

Посте­пен­но я вновь научил­ся дви­гать рука­ми, а когда пара­лич стал про­хо­дить, при­шло новое и ужас­ное ощу­ще­ние телес­но­го отчуж­де­ния. Мои конеч­но­сти с тру­дом выпол­ня­ли коман­ды разу­ма, а дви­же­ния были отры­ви­сты­ми и неуве­рен­ны­ми. Руки мои были настоль­ко непо­слуш­ны­ми, что я дол­жен был зано­во осва­и­вать про­стей­шие опе­ра­ции. Я счи­тал, что все это было вызва­но моей болез­нью и раз­ви­ти­ем инфек­ции в орга­низ­ме. Не имея чет­ко­го пред­став­ле­ния о ран­них симп­то­мах болез­ни (у мое­го бра­та была более позд­няя ста­дия), я оста­вал­ся в неве­де­нии, так как Энд­рюс избе­гал затра­ги­вать эту тему. Одна­жды я спро­сил Энд­рю­са – тогда я уже не счи­тал его дру­гом, – мож­но ли мне под­ни­мать­ся и садить­ся в кро­ва­ти. Пона­ча­лу он энер­гич­но воз­ра­жал, но поз­же раз­ре­шил, пре­ду­пре­див меня о том, что­бы я обмо­тал под­бо­ро­док оде­я­лом во избе­жа­ние пере­охла­жде­ния. Это заме­ча­ние пока­за­лось мне стран­ным, учи­ты­вая доста­точ­но высо­кую тем­пе­ра­ту­ру воз­ду­ха в поме­ще­нии. Дело в том, что насту­па­ла зима и ком­на­та хоро­шо отап­ли­ва­лась. Об изме­не­нии вре­ме­ни года я узна­вал лишь по все более про­хлад­ным ночам да свин­цо­во-серым тучам, вре­мя от вре­ме­ни появ­ляв­шим­ся за окном – на выцвет­ших сте­нах моей ком­на­ты не было кален­да­ря. Пока Саймс осто­рож­но помо­гал мне сесть, Энд­рюс вни­ма­тель­но наблю­дал за мной из про­ема две­ри, веду­щей в лабо­ра­то­рию. Когда я нако­нец сел, улыб­ка мед­лен­но рас­плы­лась по его злоб­но­му лицу и он отвер­нул­ся, что­бы исчез­нуть в тем­но­те сво­е­го свя­ти­ли­ща. В послед­нее вре­мя его отно­ше­ние ко мне замет­но изме­ни­лось в худ­шую сто­ро­ну. Ста­рый Саймс, обыч­но такой пунк­ту­аль­ный и после­до­ва­тель­ный, тоже стал часто опаз­ды­вать, ино­гда остав­ляя меня в оди­но­че­стве на несколь­ко часов.

Сидя­чая поза еще боль­ше усу­губ­ля­ла чув­ство отчуж­де­ния. Ноги и руки слу­ша­лись меня крайне пло­хо; каж­дое дви­же­ние тре­бо­ва­ло огром­но­го уси­лия воли. Мои ужас­но непо­во­рот­ли­вые паль­цы абсо­лют­но не чув­ство­ва­ли при­кос­но­ве­ния к чему-либо, и я счи­тал, что мне суж­де­но про­жить оста­ток жиз­ни в таком состо­я­нии из-за моей страш­ной болез­ни.

На сле­ду­ю­щий вечер после мое­го частич­но­го выздо­ров­ле­ния у меня нача­лись виде­ния. Вско­ре они ста­ли пре­сле­до­вать меня не толь­ко по ночам, но и во вре­мя днев­но­го сна. Со страш­ным кри­ком я про­сы­пал­ся от ужас­ных кош­ма­ров, о кото­рых не решал­ся даже вспо­ми­нать после про­буж­де­ния. Эти сны состо­я­ли глав­ным обра­зом из самой насто­я­щей дья­воль­щи­ны: ноч­ные клад­би­ща, ходя­чие мерт­ве­цы и при­зра­ки, воз­ни­ка­ю­щие из хао­са сле­пя­ще­го све­та и мрач­ных теней. Но боль­ше все­го я был встре­во­жен ужа­са­ю­щей реаль­но­стью этих виде­ний: каза­лось, что страш­ные виды зали­тых лун­ным све­том могиль­ных кам­ней и бес­ко­неч­ных под­зе­ме­лий с ожив­ши­ми тру­па­ми исхо­ди­ли отку­да-то изнут­ри мое­го суще­ства. Я не мог опре­де­лить при­чи­ну появ­ле­ния этих снов и к кон­цу неде­ли нахо­дил­ся уже на гра­ни поме­ша­тель­ства, без­успеш­но ста­ра­ясь изба­вить­ся от отвра­ти­тель­ных мыс­лей, стре­мив­ших­ся про­ник­нуть в мое созна­ние.

Посте­пен­но у меня созрел план бег­ства из того ада, в кото­рый я был вверг­нут отча­сти по соб­ствен­ной воле. Энд­рюс с каж­дым днем уде­лял мне все мень­ше вни­ма­ния, инте­ре­су­ясь лишь про­цес­сом вос­ста­нов­ле­ния моих мышеч­ных реак­ций. С каж­дым днем я все более убеж­дал­ся в том, что в сосед­ней лабо­ра­то­рии про­ис­хо­дит что-то нелад­ное: кри­ки несчаст­ных живот­ных ужас­но дей­ство­ва­ли на мои и без того воз­буж­ден­ные нер­вы. И я посте­пен­но начал пони­мать, что Энд­рюс спас меня от леп­ро­зо­рия не ради мое­го бла­га, а пре­сле­дуя какие-то низ­мен­ные свое­ко­рыст­ные цели. Саймс уха­жи­вал за мной все более небреж­но, и я был убеж­ден, что он тоже участ­ву­ет в этом дья­воль­ском заго­во­ре. Для Энд­рю­са я был уже не дру­гом, а лишь инстру­мен­том для про­ве­де­ния опы­тов. Меня раз­дра­жа­ло, когда он, вер­тя в руках скаль­пель, сто­ял в узком двер­ном про­еме и раз­гля­ды­вая меня так, слов­но я был одним из экзем­пля­ров его науч­ной кол­лек­ции. Ни в ком преж­де я не наблю­дал таких рази­тель­ных пере­мен. Он отпу­стил бакен­бар­ды, его кра­си­вое неко­гда лицо покры­лось мор­щи­на­ми, а в гла­зах появил­ся демо­ни­че­ский блеск. От это­го рас­чет­ли­во­го взгля­да меня бро­са­ло в дрожь, и во мне креп­ла реши­мость как мож­но быст­рее вырвать­ся из его рук. Запу­тав­шись в бес­ко­неч­ной чере­де сно­ви­де­ний, я поте­рял счет вре­ме­ни и не мог опре­де­лить ско­рость тече­ния дней. Зана­вес­ки в ком­на­те были опу­ще­ны, и она осве­ща­лась лишь вос­ко­вы­ми све­ча­ми в боль­шом ста­рин­ном под­свеч­ни­ке. Пере­жи­вая все эти чудо­вищ­ные кош­ма­ры, я тем не менее поне­мно­гу ста­но­вил­ся силь­нее. Я все­гда обсто­я­тель­но отве­чал на вопро­сы Энд­рю­са о моем само­чув­ствии, но скры­вал от него, что с каж­дым днем ко мне при­хо­дят все новые силы, кото­рые, несмот­ря на их чуж­дую мне при­ро­ду, я рас­счи­ты­вал исполь­зо­вать в реши­тель­ный момент.

И вот одна­жды вече­ром, когда све­чи были поту­ше­ны и блед­ный луч лун­но­го све­та, про­ник­нув через отвер­стие в тем­ных што­рах, упал на мою постель, я решил под­нять­ся и осу­ще­ствить свой план. Уже несколь­ко часов я не слы­шал ни зву­ка от сво­их над­смотр­щи­ков и был уве­рен, что оба они спят в сосед­них спаль­нях. Осто­рож­но меняя поло­же­ние сво­е­го груз­но­го тела, я выбрал­ся из кро­ва­ти. У меня сра­зу же закру­жи­лась голо­ва, и вол­на сла­бо­сти про­бе­жа­ла по телу. Но в кон­це кон­цов силы вер­ну­лись ко мне, и, ухва­тив­шись за кро­вать, я смог под­нять­ся на ноги – впер­вые за мно­го меся­цев. Когда я надел тем­ный халат, висев­ший на сосед­нем сту­ле, ока­за­лось, что, несмот­ря на его изряд­ную дли­ну, он не доста­ет даже до ниж­не­го края моей ноч­ной рубаш­ки. Меня сно­ва посе­ти­ло то же чув­ство отчуж­де­ния, кото­рое я испы­ты­вал, нахо­дясь в посте­ли. Мои конеч­но­сти с тру­дом мог­ли выпол­нять свои функ­ции. Но мне нуж­но было спе­шить, пока мои ничтож­ные силы не иссяк­ли. Я сунул ноги в ста­рые баш­ма­ки, и хотя я мог поклясть­ся, что рань­ше они при­над­ле­жа­ли мне, я решил, это баш­ма­ки ста­ри­ка Сайм­са – так силь­но они мне жали.

Не най­дя в ком­на­те дру­гих тяже­лых пред­ме­тов, я схва­тил со сто­ла огром­ный под­свеч­ник, бли­ста­ю­щий в мерт­вен­но-блед­ном све­те луны, и очень тихо напра­вил­ся к лабо­ра­то­рии.

Мои пер­вые шаги были неуве­рен­ны­ми и дались мне с огром­ным тру­дом, тем более что в пол­ной тем­но­те я не мог идти очень быст­ро. Когда я дошел до поро­га и посмот­рел внутрь ком­на­ты, то уви­дел, что мой преж­ний друг дрем­лет в боль­шом мяг­ком крес­ле, а рядом с ним сто­ит сто­лик с несколь­ки­ми бутыл­ка­ми и ста­ка­ном. Голо­ва его была отки­ну­та назад, и лун­ный свет, вли­ва­ясь через боль­шое окно, осве­щал застыв­шую на его лице пья­ную ухмыл­ку. У него на коле­нях лежал рас­кры­тый том – один из тех дья­воль­ских фоли­ан­тов, что хра­ни­лись в его част­ной биб­лио­те­ке.

Неко­то­рое вре­мя я с нена­ви­стью смот­рел перед собой, а затем, быст­ро шаг­нув впе­ред, обру­шил тяже­лое ору­дие на его неза­щи­щен­ную голо­ву. Послы­шал­ся звук тупо­го уда­ра, что-то хруст­ну­ло, я уви­дел струю кро­ви, и мой недруг рух­нул на пол с рас­ко­ло­тым чере­пом. Я не рас­ка­и­вал­ся в том, что таким обра­зом лишил чело­ве­ка жиз­ни. Отвра­ти­тель­ных сви­де­тельств его хирур­ги­че­ско­го кол­дов­ства, раз­бро­сан­ных по всей ком­на­те, было вполне доста­точ­но для того, что­бы душа его погиб­ла без­воз­врат­но и без моей помо­щи. Энд­рюс слиш­ком дале­ко зашел в сво­их заня­ти­ях, что­бы жить даль­ше, и я, будучи одной из жертв его чудо­вищ­ных экс­пе­ри­мен­тов, был обя­зан его уни­что­жить.

Я пони­мал, что покон­чить с Сайм­сом будет не так про­сто, ведь толь­ко необы­чай­ное везе­ние поз­во­ли­ло мне застать Энд­рю­са врас­плох. Доко­вы­ляв нако­нец до две­ри в спаль­ню слу­ги, я очень ослаб и понял, что для успеш­но­го завер­ше­ния дела мне потре­бу­ет­ся собрать все остав­ши­е­ся силы. В ком­на­те ста­ри­ка, рас­по­ло­жен­ной в север­ном кры­ле зда­ния, было очень тем­но, но он, долж­но быть, заме­тил мой силу­эт, когда я вошел. Он издал хрип­лый вопль, и я с поро­га уда­рил под­свеч­ни­ком в ту сто­ро­ну, отку­да этот вопль раз­ра­зил­ся. Под­свеч­ник погру­зил­ся во что-то мяг­кое, но вопль не зати­хал. Даль­ней­шие собы­тия пере­ме­ша­лись в моей памя­ти, но я пом­ню, как вце­пил­ся в Сайм­са и начал его душить. Перед тем, как я достал его гор­ло, он изда­вал какие-то нечле­но­раз­дель­ные зву­ки, пла­кал и про­сил о поща­де. В тот безум­ный момент я с тру­дом отда­вал себе отчет в сво­их дей­стви­ях.

Вый­дя из тем­ной ком­на­ты, я наткнул­ся на дверь, веду­щую на лест­ни­цу, про­скольз­нул в нее и добрал­ся до ниж­ней пло­щад­ки. Лам­пы не горе­ли, а лун­ный свет почти не про­ни­кал сквозь узкие окна при­хо­жей. Я про­дол­жал судо­рож­но пере­дви­гать­ся по сырым камен­ным пли­там, поша­ты­ва­ясь от ужас­ной сла­бо­сти; путь до парад­ной две­ри пока­зал­ся мне невы­но­си­мо дол­гим.

Под ста­рин­ны­ми сво­да­ми кори­до­ра меня ста­ли пре­сле­до­вать какие-то смут­ные вос­по­ми­на­ния и при­зрач­ные тени про­шло­го. Сна­ча­ла эти тени каза­лись мне вполне без­обид­ны­ми и зна­ко­мы­ми, но затем при­об­ре­ли чужой, откро­вен­но враж­деб­ный облик, и, неук­лю­же спус­ка­ясь по ста­рым сту­пень­кам, я испы­ты­вал чув­ство безум­но­го стра­ха. На какое-то мгно­ве­ние я задер­жал­ся в тени мас­сив­но­го камен­но­го особ­ня­ка, гля­дя на осве­щен­ную луной тро­пин­ку, кото­рая вела к дому моих пред­ков, рас­по­ло­жен­но­му все­го в чет­вер­ти мили отсю­да. Сей­час этот путь казал­ся мне неве­ро­ят­но длин­ным, и я вовсе не был уве­рен в том, что смо­гу его пре­одо­леть.

И все же я схва­тил кусок ста­ро­го дере­ва и, исполь­зуя его в каче­стве тро­сти, пошел по изви­ли­стой доро­ге. Впе­ре­ди, на рас­сто­я­нии все­го несколь­ких десят­ков мет­ров, выри­со­вы­вал­ся в лун­ном све­те древ­ний особ­няк, где жили и уми­ра­ли мно­гие поко­ле­ния моих пред­ков. Его башен­ки при­зрач­но выси­лись в мер­ца­ю­щем сия­нии, а чер­ные тени, отбра­сы­ва­е­мые ими на склон хол­ма, пере­ме­ща­лись и колы­ха­лись так, буд­то про­об­ра­зом их был какой-то нере­аль­ный замок. Я поки­нул родо­вое гнез­до мно­го лет тому назад, что­бы жить вме­сте с этим фана­ти­ком Энд­рю­сом. В ту роко­вую ночь ста­рый замок был пуст и, наде­юсь, оста­нет­ся тако­вым навсе­гда.

Я не пом­ню, как доби­рал­ся до места, но вот нако­нец пока­за­лось семей­ное клад­би­ще, где я наде­ял­ся най­ти забве­ние сре­ди покры­тых мхом ста­рых могил и осы­па­ю­щих­ся над­гро­бий. Когда я при­бли­зил­ся к это­му осве­щен­но­му лун­ным све­том участ­ку зем­ли, ко мне вер­ну­лось какое-то преж­де зна­ко­мое чув­ство, отсут­ство­вав­шее в тече­ние все­го пери­о­да мое­го ненор­маль­но­го суще­ство­ва­ния. Я подо­шел к сво­е­му соб­ствен­но­му могиль­но­му кам­ню, и почув­ство­вал, что вер­нул­ся домой. Вме­сте с этим чув­ством вер­ну­лось и невы­но­си­мое ощу­ще­ние чуже­род­но­сти. Я был рад, что конец уже бли­зок, но до поры до вре­ме­ни еще кон­тро­ли­ро­вал свои эмо­ции.

Чутье под­ска­зы­ва­ло мне, что это моя соб­ствен­ная моги­ла, так как тра­ва на ней едва про­би­ва­лась в щелях меж­ду пла­ста­ми дер­на. В лихо­ра­доч­ной спеш­ке я начал раз­гре­бать могиль­ный холм и выбра­сы­вать влаж­ную зем­лю из ямы, обра­зо­вав­шей­ся после уда­ле­ния тра­вы и кор­ней. Не могу ска­зать, сколь­ко вре­ме­ни про­шло, преж­де чем мои паль­цы кос­ну­лись крыш­ки гро­ба; пом­ню толь­ко, что я был весь в поту, а мои ног­ти пре­вра­ти­лись в какие-то кро­во­то­ча­щие обруб­ки.

Нако­нец я выбро­сил послед­ний комок рых­лой поч­вы и дро­жа­щи­ми паль­ца­ми дер­нул тяже­лую крыш­ку. Она немно­го пода­лась, и я готов был пол­но­стью открыть ее, но тут мне в нозд­ри уда­рил тяже­лый зло­вон­ный дух. В ужа­се я отпря­нул. Неуже­ли какой-то иди­от поло­жил мой могиль­ный камень на чужую моги­лу, и я отко­пал чье-то дру­гое тело? Я не мог оши­бить­ся – это был имен­но труп­ный запах. Поне­мно­гу меня нача­ли одо­ле­вать ужас­ные сомне­ния, и я выполз обрат­но из ямы. Одно­го взгля­да на недав­но изго­тов­лен­ную крыш­ку гро­ба было доста­точ­но. Это и в самом деле была моя моги­ла… Но что за глу­пец захо­ро­нил в ней дру­гое тело?

Неожи­дан­но в моем моз­гу про­мельк­ну­ла страш­ная мысль. Несмот­ря на гни­е­ние, этот запах пока­зал­ся мне поче­му-то зна­ко­мым – ужас­но зна­ко­мым… И все же я никак не мог пове­рить сво­им ощу­ще­ни­ям. Пошат­нув­шись и выру­гав­шись, я сно­ва сполз в чер­ное углуб­ле­ние моги­лы и при све­те горя­щей спич­ки пол­но­стью открыл длин­ную крыш­ку. В сле­ду­ю­щий миг сла­бый ого­нек затре­пе­тал и погас, а я в пани­ке бро­сил­ся прочь из этой про­кля­той ямы, кри­ча от стра­ха и отвра­ще­ния.

Когда созна­ние вер­ну­лось ко мне, я лежал перед две­рью мое­го древ­не­го особ­ня­ка, до кото­ро­го едва дополз после ужас­ной сце­ны на семей­ном клад­би­ще. Я понял, что ско­ро насту­пит рас­свет и, с тру­дом под­няв­шись на ноги, открыл ста­рые воро­та и вошел в поме­ще­ние, куда более деся­ти лет не сту­па­ла нога чело­ве­ка. Мое осла­бев­шее тело тряс­лось от лихо­рад­ки; едва дер­жась на ногах, я мед­лен­но про­шел через пыль­ные, туск­ло осве­щен­ные ком­на­ты и ока­зал­ся в сво­ем каби­не­те, кото­рый поки­нул мно­го лет тому назад.

Когда взой­дет солн­це, я пой­ду к забро­шен­но­му колод­цу, сто­яв­ше­му под ста­рой ивой рядом с клад­би­щем, и бро­шусь в него. И пусть нико­гда боль­ше не свер­шит­ся подоб­ное бого­хуль­ство, в резуль­та­те кото­ро­го жизнь чело­ве­ка дли­лась доль­ше, чем ей было пред­на­зна­че­но. Я не знаю, что ска­жут люди, уви­дев мою раз­ры­тую моги­лу, но это меня уже мало тре­во­жит. Преж­де все­го я дол­жен как мож­но ско­рее забыть то, что про­ис­хо­ди­ло в этом ужас­ном месте сре­ди кро­ша­щих­ся могиль­ных плит и покры­тых мхом древ­них кам­ней. Теперь я знаю, что имен­но скры­вал от меня Энд­рюс и что озна­ча­ло то зло­рад­ное тор­же­ство, кото­рое я не раз заме­чал в его взгля­де после моей искус­ствен­ной смер­ти. Он все вре­мя счи­тал меня лишь образ­чи­ком сво­е­го вели­ко­го мастер­ства, шедев­ром отвра­ти­тель­ной дья­воль­ской магии… при­ме­ром извра­щен­но­го искус­ства, слу­жив­ше­го толь­ко ему одно­му. Веро­ят­но, я нико­гда не узнаю, где Энд­рюс нашел то дру­гое тело , вме­сте с кото­рым я лежал в его доме. Ско­рее все­го, он при­вез его с Гаи­ти, как и то про­кля­тое лекар­ство. Эти длин­ные воло­са­тые руки и непро­пор­ци­о­наль­но корот­кие ноги никак не могут при­над­ле­жать мне… Это про­тив­но всем есте­ствен­ным и разум­ным зако­нам чело­ве­че­ства. Жить и испы­ты­вать муки вме­сте с этим чужим телом рав­но­силь­но пре­бы­ва­нию в аду.

А сей­час я могу лишь меч­тать о том, что когда-то было частью меня само­го; о том, чем каж­дый чело­век, полу­чив­ший бла­го­сло­ве­ние Божье, дол­жен обла­дать вплоть до сво­е­го смерт­но­го часа; о том, что я уви­дел в тот ужас­ный момент на клад­би­ще, при­под­няв крыш­ку гро­ба, – о моем соб­ствен­ном смор­щен­ном, раз­ло­жив­шем­ся и обез­глав­лен­ном теле.