1964 / Фриц Лейбер / Шепчущий, Пересмотр

В тече­ние чет­вер­ти века со дня смер­ти Г.Ф. Лав­краф­та его рас­ска­зы полу­чи­ли щед­рую похва­лу и горь­кое непри­я­тие, и то, и дру­гое, в основ­ном, некри­тич­ное. Хотя это пре­ре­ка­ние может удо­вле­тво­рить одних и поте­шить дру­гих, для меня это­го недо­ста­точ­но, так как на меня силь­но повли­ял и этот чело­век, и его сочи­не­ния. Так что ради само­го себя я дол­жен ста­рать­ся быть настоль­ко чест­ным с Лав­краф­том и ана­ли­зом его работ, насколь­ко смо­гу.

В ста­тье “Копер­ник в Лите­ра­ту­ре” (кото­рую мож­но было бы точ­нее назвать “Копер­ник совре­мен­ных ужас­ных исто­рий”) я про­ана­ли­зи­ро­вал досто­ин­ства сочи­не­ний Лав­краф­та, а так­же лите­ра­тур­ных и твор­че­ских при­ё­мов, кото­рые он исполь­зо­вал. Теперь я попы­та­юсь крат­ко рас­ска­зать о дру­гой сто­роне кар­ти­ны не для того, что­бы обес­це­нить свой ста­рый ана­лиз, но, что­бы округ­лить его, запол­нить фигу­ра­ми чёр­ные и белые клет­ки.

Я наме­рен сде­лать, это в основ­ном, на при­ме­ре “Шеп­чу­ще­го во тьме”, мое­го люби­мо­го рас­ска­за Лав­краф­та, про­дук­том его луч­ше­го, зре­ло­го пери­о­да твор­че­ства (рас­сказ был напи­сан в 1930 году). Он доста­точ­но длин­ный (25 000 слов), что­бы послу­жить хоро­шим образ­цом для ана­ли­за, силь­но про­буж­да­ет как ожи­да­ние при­клю­че­ний, так и страх, рав­но­мер­но соче­та­ет в себе как преды­ду­щие сочи­не­ния Лав­краф­та, содер­жа­щие ссыл­ки на чёр­ную магию и леген­ды, так и более позд­ние рабо­ты с укло­ном в тео­ре­ти­че­скую нау­ку. Он – источ­ник для жут­кой атмо­сфе­ры и, веро­ят­но, глав­ным обра­зом пото­му, что “Шеп­чу­щий” потряс меня боль­ше все­го, когда я впер­вые про­чи­тал этот рас­сказ.

Вкрат­це пере­ска­жу сюжет (что­бы осве­жить вос­по­ми­на­ния у тех, кто про­чи­тал рас­сказ; все осталь­ные… спер­ва про­чи­тай­те его!):

Аль­берт Уил­март, люби­тель фольк­ло­ра и пре­по­да­ва­тель лите­ра­ту­ры в Мис­ка­то­ник­ском уни­вер­си­те­те, скеп­ти­че­ски отно­сит­ся к аргу­мен­та­ции науч­ной газе­ты о том, что в хол­мах Вер­мон­та живут стран­ные суще­ства из ино­го мира. Ген­ри Эйке­ли, учё­ный-затвор­ник, живу­щий в тех местах, убеж­да­ет Уил­мар­та в сво­их пись­мах, что такие суще­ства дей­стви­тель­но есть, они родом с Плу­то­на, но Эйке­ли так­же убеж­да­ет Уил­мар­та сохра­нить это зна­ние в сек­ре­те, посколь­ку эти суще­ства могут решить­ся на захват Зем­ли, если их будут бес­по­ко­ить. Эйке­ли убеж­да­ет­ся, что плу­тон­цы ско­ро убьют или похи­тят его, посколь­ку он слиш­ком мно­го зна­ет. Он умо­ля­ет Уил­мар­та дер­жать­ся подаль­ше от этой темы. Затем он пишет Уил­мар­ту пись­мо, по кото­ро­му замет­но, что его взгля­ды и лич­ность пре­тер­пе­ли силь­ные изме­не­ния: он свя­зал­ся с ино­пла­не­тя­на­ми и они ока­за­лись вели­ко­душ­ны­ми суще­ства­ми. Эйке­ли при­зы­ва­ет Уил­мар­та наве­стить его (и при­вез­ти все их пись­ма). Уил­март при­ез­жа­ет и несколь­ко часов бесе­ду­ет со стран­но непо­движ­ным Эйке­ли в тём­ной ком­на­те. В ту ночь – по-види­мо­му толь­ко пото­му, что он не стал пить какой-то горь­кий кофе со сно­твор­ным, — он под­слу­шал раз­го­вор, ука­зы­ва­ю­щий на то, что одно из существ с Плу­то­на выда­ва­ло себя за Эйке­ли, и что они наме­ре­ны таким же обра­зом похи­тить и Уил­мар­та. Он видит дока­за­тель­ства это­го и успеш­но сбе­га­ет из дома Эйке­ли и из хол­мов Вер­мон­та.

Это крат­кое опи­са­ние нико­им обра­зом не пере­да­ет атмо­сфе­ру и силу рас­ска­за, но поз­во­ля­ет мне поме­стить свои ком­мен­та­рии — или, ско­рее, мои “реак­ции чита­те­ля.” 

Во-пер­вых, мне не вери­лось, что Уил­мар­та так лег­ко было вве­сти в заблуж­де­ние и зама­нить в Вер­монт, посколь­ку заго­вор плу­тон­цев заме­тен за кило­метр. Мне все­гда при­хо­ди­лось оста­нав­ли­вать­ся, что­бы убе­дить себя в том, что, долж­но быть, Уил­март был так оча­ро­ван, что поте­рял вся­кое чув­ство осто­рож­но­сти – хотя исто­рия нико­гда не убеж­да­ла меня в этом, – а потом я про­дол­жал чте­ние. После при­бы­тия в Вер­монт до Уил­мар­та очень дол­го дохо­дит, что его обма­ны­ва­ют, хотя ему дают одну под­сказ­ку за дру­гой.

Во-вто­рых, нет ника­ких реаль­ных объ­яс­не­ний – выска­зан­ных или в виде намё­ков – о том, поче­му ино­пла­нет­ные суще­ства игра­ют в кош­ки-мыш­ки с Уил­мар­том так дол­го, и с Эйке­ли тоже, если уж на то пошло. Утвер­жде­ние, что им труд­но летать в зем­ной атмо­сфе­ре после того, как в тече­ние несколь­ких сотен лет у них был здесь фор­пост, не кажет­ся очень убе­ди­тель­ным. Дей­стви­тель­но, это дела­ет плу­тон­цев таки­ми же сла­бы­ми, как д‑ра Фу Ман­чу в его игре с Ней­лан­дом Сми­том; но от ино­пла­не­тян, лета­ю­щих по галак­ти­ке, мы ждём чего-то намно­го боль­ше­го. Кро­ме того, их мето­ды в основ­ном отно­сят­ся к мело­дра­ме: кофе со сно­твор­ным, фаль­ши­вые теле­грам­мы, гип­ноз, слож­ные мас­ки­ров­ки лица и тай­ные авто­мо­биль­ные поезд­ки ночью.

В‑третьих, пей­заж Вер­мон­та опи­сы­ва­ет­ся доволь­но подроб­но не менее четы­рёх раз: в пред­ва­ри­тель­ных замет­ках Уил­мар­та, в пись­ме Эйке­ли, во вре­мя поезд­ки Уил­мар­та в вер­монт­ский дом Эйке­ли и во вре­мя бег­ства из него. Это повто­ре­ние, кото­рое я все­гда нахо­дил уто­ми­тель­ным, пред­ве­ща­ет мно­го­крат­но повто­ря­ю­щи­е­ся про­хож­де­ния через кори­до­ры цик­ло­пи­че­ской клад­ки в рас­ска­зах “За гра­нью вре­мён” и “Хреб­ты Безу­мия”.

В исто­рии есть вели­ко­леп­ные эффек­тив­ные момен­ты, как, напри­мер, когда Уил­мар­ту впер­вые пока­за­ли малень­кий бле­стя­щий цилиндр, содер­жа­щий пле­нён­ный мозг, оста­вив ему толь­ко чув­ства зре­ния, слу­ха, и воз­мож­ность гово­рить.

(Я исполь­зо­вал ту же кон­цеп­цию в сво­ем романе “Сереб­ря­ные Яйце­гла­вы”, напи­сан­ную в знак при­зна­ния работ Лав­краф­та). 

Но исто­рия эффек­тив­но дра­ма­ти­зи­ру­ет­ся толь­ко в несколь­ких местах; длин­ные отрез­ки обоб­щён­но­го опи­са­ния, искус­ные намё­ки и пред­на­ме­рен­ные повто­ре­ния, как пра­ви­ло, затя­ну­ты.

Мне кажет­ся, что при­чи­ной такой струк­ту­ры рас­ска­за явля­ет­ся то, что Лав­крафт пла­ни­ро­вал колос­саль­ный куль­ми­на­ци­он­ный страх для Уил­мар­та (и чита­те­ля) и неустан­но направ­лял глав­но­го героя к нему, реши­тель­но избе­гая любых побоч­ных тро­пи­нок, хотя послед­ние часто явля­ют­ся наи­бо­лее пло­до­твор­ны­ми частя­ми исто­рии, пере­да­вая идеи, наблю­де­ния за повсе­днев­ной жиз­нью и тон­ко­сти харак­те­ров.

Этот марш к куль­ми­на­ци­он­но­му испу­гу, по-види­мо­му, явля­ет­ся при­чи­ной ред­ко­го появ­ле­ния пол­но­стью дра­ма­ти­зи­ро­ван­ных момен­тов в рас­ска­зе. Долж­но быть, нара­щи­ва­ние собы­тий от обоб­щен­ных всту­пи­тель­ных заяв­ле­ний, вещей, види­мых изда­ле­ка, слу­хов и намё­ков, до окон­ча­тель­ной, ослеп­ля­ю­ще яркой вспыш­ки мол­нии, и боль­шое коли­че­ство подроб­ной инфор­ма­ции в нача­ле исто­рии могут испор­тить поша­го­вое дви­же­ние к пику ужа­са. Это и есть при­чи­на для игры в кош­ки-мыш­ки с Уил­мар­том: плу­тон­цы долж­ны потра­тить мно­гие часы на то, что­бы давать ему намё­ки после того, как он ока­зал­ся в их вла­сти про­сто пото­му, что это уве­ли­чит его страх. Лав­крафт тоже дол­жен играть в кош­ки-мыш­ки с нами, бес­ко­неч­но экс­плу­а­ти­ро­вать коле­ба­ния и неже­ла­ния сво­е­го глав­но­го героя рас­ска­зать нам о том, что ока­за­лось основ­ным ужа­сом. Такие при­ё­мы могут сра­бо­тать доста­точ­но хоро­шо, посколь­ку порож­да­ют сверхъ­есте­ствен­ный страх, но они созда­ны для жёст­ко­го, огра­ни­чен­но­го типа рас­ска­за, име­ю­ще­го толь­ко одну линию повест­во­ва­ния.

И боль­шин­ство рас­ска­зов Лав­краф­та име­ют такой жёст­кий, узкий шаб­лон. От корот­ко­го рас­ска­за, подоб­но­го “Заяв­ле­нию Рэн­доль­фа Кар­те­ра” к пове­сти “Хреб­ты Безу­мия” есть ощу­ще­ние, что вто­рая из этих исто­рий идёт не даль­ше пер­вой. Идеи сле­ду­ет выда­вать в намё­ках, неже­ли ана­ли­зи­ро­вать, пер­со­на­жам прак­ти­че­ски нико­гда не поз­во­ля­ет­ся дра­ма­ти­че­ски вза­и­мо­дей­ство­вать друг с дру­гом, мон­стры, в част­но­сти, не долж­ны рас­смат­ри­вать­ся вбли­зи и в сво­ей сути, посколь­ку любая из этих подроб­но­стей может испор­тить настро­е­ние ужа­са, нару­шить его оча­ро­ва­ние.

В “Замет­ках о напи­са­нии фан­та­сти­че­ских исто­рий” Лав­крафт поды­то­жил это огра­ни­че­ние: “Всё, чем может быть необыч­ная исто­рия, если гово­рить серьёз­но, – это живая кар­ти­на опре­де­лён­но­го типа настро­е­ния чело­ве­ка”. Это эсте­ти­че­ское изре­че­ние, хотя и име­ет неко­то­рую тех­ни­че­скую обос­но­ван­ность, дышит оди­но­че­ством и может быть весь­ма губи­тель­ным стрем­ле­ни­ем писа­те­ля рас­ска­зать о реаль­ном мире, реаль­ных людях, пред­ла­га­ет раз­мыш­ле­ние и попыт­ку сбли­же­ния со сво­им чита­те­лем. Это не про­сто попыт­ка поде­лить­ся “смут­ной иллю­зи­ей стран­ной реаль­но­сти нере­аль­но­го”.

Я пред­по­ла­гаю, что всё сво­дит­ся к сле­ду­ю­ще­му: ГФЛ, будучи пури­тан­ско­го вос­пи­та­ния, писал сверхъ­есте­ствен­ные исто­рии ужа­сов для узко­го кру­га люби­те­лей. Напри­мер, ана­лиз мон­стров или их тща­тель­ное иссле­до­ва­ние может изме­нить жанр рас­ска­за – вме­сто сверхъ­есте­ствен­но­го ужа­са он ста­нет науч­но-фан­та­сти­че­ским.

Есть и такое пред­по­ло­же­ние: рас­ска­зы ГФЛ захва­ты­ва­ют чита­те­ля, как кош­ма­ры, и были напи­са­ны таким же обра­зом, созна­ние не может вый­ти из сво­ей ужас­ной колеи и огля­нуть­ся, пока не будет достиг­нут конец. Звук бара­ба­нов, сом­нам­бу­ли­че­ская интен­сив­ность – чита­тель и писа­тель бес­ко­неч­но и без­воль­но опус­ка­ют­ся в какой-то высо­кий нескон­ча­е­мый кори­дор или идут через какой-то бес­ко­неч­ный город, или ужас­ный лес – дви­же­ние через пано­ра­му ужа­са­ю­щих кар­тин – эти эпи­зо­ды кажут­ся вышед­ши­ми пря­мо из кош­ма­ра или како­го-то виде­ния под гип­но­зом. И, в част­но­сти, в отно­ше­нии “Шеп­чу­ще­го”, кото­ро­го Лав­крафт напи­сал за неде­лю, чита­тель дол­жен, ради прав­до­по­до­бия исто­рии, согла­сить­ся с тем, что Уил­март нахо­дит­ся в каком-то пост­гип­но­ти­че­ском состо­я­нии кош­ма­ра с момен­та полу­че­ния послед­не­го пись­ма Эйке­ли.

Мне жаль, что эта крат­кая ста­тья долж­на пре­не­бречь мно­ги­ми гран­ди­оз­ны­ми веща­ми вокруг “Шеп­чу­ще­го”: как этот рас­сказ воз­ник из дей­стви­тель­но слу­чив­ших­ся собы­тий, таких как навод­не­ние в Вер­мон­те в 1927 году; откры­тие Плу­то­на и появ­ле­ние боль­шо­го чис­ла дешё­вых лет­них курор­тов в Новой Англии; плав­ный спо­соб, с помо­щью кото­ро­го Лав­крафт при­вно­сит Мей­че­на, Фор­та и вли­я­ние дру­гой лите­ра­ту­ры, несколь­ко тон­ких, корот­ких эпи­зо­дов с дра­ма­ти­че­ски­ми диа­ло­га­ми, пре­вос­ход­ное исполь­зо­ва­ние отпе­чат­ков клеш­ней и дру­гих кро­шеч­ных под­ска­зок; отлич­ная науч­ная фан­та­сти­ка, слу­чай­ные чув­ства кипя­ще­го аван­тюр­но­го воз­буж­де­ния при мыс­ли о бес­чис­лен­ных чуде­сах и стран­но­стях, кото­рые долж­на содер­жать Все­лен­ная. Эти гран­ди­оз­ные вещи настоль­ко же важ­ны и ярки, насколь­ко они, кста­ти, почти пол­но­стью отсут­ству­ют в рас­ска­зах под­ра­жа­те­лей Лав­краф­та. Пото­му что, несмот­ря на тес­ные огра­ни­че­ния его люби­мой вымыш­лен­ной сре­ды, кото­рая вре­ме­на­ми ужас­но ско­вы­ва­ла его, я счи­таю, что Лав­крафт все­гда пытал­ся исполь­зо­вать эту сре­ду, что­бы выра­зить то, что он знал и чув­ство­вал отно­си­тель­но самой жиз­ни, а не про­сто сочи­нял бла­го­вос­пи­тан­ные жут­кие исто­рии.

[“Haunted”, Декабрь, 1964]
Пере­вод: Алек­сей Чере­па­нов
Июнь, 2018