Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с Hazel Heald

КОШМАР В МУЗЕЕ

(The Horror in the Museum)
Напи­са­но в 1932 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод В. Вла­ди­ми­ро­ва

////

Когда Сти­вен Джонс впер­вые пере­сту­пил порог музея Род­жер­са, им дви­га­ло обык­но­вен­ное любо­пыт­ство. Он от кого-то услы­шал про это под­зе­ме­лье на Саутворк-стрит, где выстав­ле­ны вос­ко­вые фигу­ры, еще ужас­нее, чем в музее мадам Тюс­со. И как-то апрель­ским днем он решил наве­дать­ся туда, наме­ре­ва­ясь воочию разо­ча­ро­вать­ся в уви­ден­ном. Как ни стран­но, это­го не про­изо­шло. Зре­ли­ще ока­за­лось необыч­ным и непо­хо­жим на все, что ему при­хо­ди­лось видеть рань­ше. Разу­ме­ет­ся, здесь так же при­сут­ство­ва­ли тра­ди­ци­он­ные кро­ва­вые экс­по­на­ты — Ланд­рю, док­тор Крип­пен, мадам Демерс, Риц­цио, леди Джейн Грей, бес­чис­лен­ные и страш­но изу­ве­чен­ные жерт­вы раз­лич­ных войн и рево­лю­ций, а так­же чудо­ви­ща, вро­де Жиля де Рея и мар­ки­за де Сада. Одна­ко попа­да­лись и такие экс­по­на­ты, при виде кото­рых у него уча­ща­лось дыха­ние. Чело­век, собрав­ший подоб­ную кол­лек­цию, никак не мог быть обыч­ным куста­рем, его выбор сви­де­тель­ство­вал о неза­у­ряд­ном вооб­ра­же­нии, даже о неко­ей болез­нен­ной гени­аль­но­сти.

Позд­нее Сти­вен кое-что узнал об этом самом Джор­дже Род­жер­се. Рань­ше он рабо­тал у мадам Тюс­со, но потом у них воз­ник­ли какие-то тре­ния, и ему при­шлось уво­лить­ся. Рас­про­стра­ня­лись и сма­хи­вав­шие на кле­вет­ни­че­ские утвер­жде­ния насчет его пси­хи­че­ской непол­но­цен­но­сти, а так­же все­воз­мож­ные исто­рии о его безум­ном увле­че­нии тай­ны­ми куль­та­ми. Спу­стя неко­то­рое вре­мя, одна­ко, успех под­валь­но­го музея отча­сти при­ту­пил остро­ту заяв­ле­ний одних кри­ти­ков, тогда как дру­гие, напро­тив, набро­си­лись на него с удво­ен­ной силой. Тера­то­ло­гия и ико­но­гра­фия все­гда были его хоб­би, одна­ко он нашел в себе доста­точ­но бла­го­ра­зу­мия укрыть неко­то­рые из сво­их наи­бо­лее омер­зи­тель­ных ста­туй в спе­ци­аль­ной нише, доступ в кото­рую был раз­ре­шен толь­ко взрос­лым. Имен­но эта ниша и при­влек­ла осо­бое вни­ма­ние Джон­са. В ней рас­по­ла­га­лись бес­фор­мен­ные вос­ко­вые гибри­ды и тво­ре­ния, создан­ные дья­воль­ской рукой масте­ра и рас­цве­чен­ные донель­зя нату­ра­ли­сти­че­ски­ми тона­ми, поро­дить кото­рые мог­ла лишь необык­но­вен­ная фан­та­зия.

Одни из экс­по­на­тов пред­став­ля­ли собой извест­ные мифи­че­ские пер­со­на­жи — гор­го­ны, химе­ры, дра­ко­ны, цик­ло­пы; дру­гие же явно были извле­че­ны из мрач­ных тайн и лишь украд­кой упо­ми­на­е­мых легенд — чер­ный, бес­фор­мен­ный Цато­гуа, Цтул­ху с его бес­чис­лен­ны­ми щупаль­ца­ми, хобо­то­об­раз­ный Чонар-Фон и подоб­ные им бого­хуль­ные обра­зы из запрет­ных книг вро­де «Некро­но­ми­ко­на» и «Кни­ги Эйбо­на». Но самое страш­ное впе­чат­ле­ние про­из­во­ди­ли соб­ствен­ные тво­ре­ния Род­жер­са, опи­сать кото­рые не взял­ся бы ни один из авто­ров про­из­ве­де­ний древ­ней антич­но­сти. Неко­то­рые из них явля­ли собой омер­зи­тель­ные паро­дии на извест­ные людям фор­мы орга­ни­че­ской жиз­ни, дру­гие каза­лись оли­це­тво­ре­ни­ем кош­мар­ных сно­ви­де­ний, уви­ден­ных на дру­гих пла­не­тах и в иных галак­ти­ках. Неко­то­рое пред­став­ле­ние об этом мож­но было полу­чить, гля­дя на полот­на Клар­ка Эшто­на Сми­та, но ничто не могдо пере­дать эффек­та неисто­во­го, омер­зи­тель­но­го ужа­са, создан­но­го в пол­ный рост изощ­рен­ной и жесто­кой рукой масте­ра и уси­лен­но­го дья­воль­ски хит­рым и про­ду­ман­ным рас­по­ло­же­ни­ем све­тиль­ни­ков.

Само­го Род­жер­са Сти­вен Джонс нашел в его мрач­ном каби­не­те-мастер­ской, кото­рый рас­по­ла­гал­ся поза­ди свод­ча­то­го поме­ще­ния, отдан­но­го под соб­ствен­но музей. Это был зло­ве­ще­го вида склеп, осве­ща­е­мый скуд­ным днев­ным све­том, кото­рый про­ни­кал через щеле­вид­ные окон­ца, про­руб­лен­ные в кир­пич­ной стене почти на одном уровне с булыж­ным покры­ти­ем внут­рен­не­го гряз­но­ва­то­го дво­ри­ка. Здесь реста­ври­ро­ва­ли вос­ко­вые фигу­ры, здесь же неко­то­рые из них появи­лись на свет. Повсю­ду, на все­воз­мож­ных стел­ла­жах в вычур­ных позах лежа­ли вос­ко­вые руки, ноги, голо­вы и туло­ви­ща. На верх­них яру­сах полок валя­лись спу­тан­ные пари­ки, алч­но­го вида челю­сти и хао­тич­но рас­ки­дан­ные стек­лян­ные, изум­лен­но гля­дя­щие гла­за. С крю­ков сви­са­ли костю­мы все­воз­мож­ных фасо­нов, а в одном из закут­ков лежа­ли гру­ды вос­ка телес­но­го цве­та, над кото­ры­ми гро­моз­ди­лись бан­ки с крас­кой и кисти раз­но­об­раз­ных форм и раз­ме­ров. В цен­тре ком­на­ты рас­по­ла­га­лась пла­виль­ная печь для вос­ка, под­ве­шен­ный над нею на шар­ни­рах гро­мад­ный желез­ный чан сбо­ку имел желоб, поз­во­ляв­ший вос­ку при малей­шем при­кос­но­ве­нии паль­ца сте­кать вниз.

Осталь­ные пред­ме­ты, нахо­див­ши­е­ся в мрач­ном скле­пе, опи­сать гораз­до слож­нее, посколь­ку это были отдель­ные части зага­доч­ных существ, кото­рые в собран­ном виде мог­ли стать самы­ми нево­об­ра­зи­мы­ми фан­то­ма­ми бре­до­во­го вооб­ра­же­ния. В даль­нем кон­це ком­на­ты рас­по­ла­га­лась тяже­лая доща­тая дверь, запер­тая на необыч­но боль­шой замок; поверх две­ри был нари­со­ван стран­ный знак. Джонс, кото­ро­му одна­жды уда­лось позна­ко­мить­ся с жут­ким «Некро­но­ми­ко­ном», при виде его неволь­но вздрог­нул. Он узнал этот знак. Теперь ему было ясно, что хозя­ин музея дей­стви­тель­но обла­да­ет глу­бо­ки­ми зна­ни­я­ми в обла­сти тай­ных и весь­ма сомни­тель­ных дел.

Не разо­ча­ро­ва­ла его и бесе­да с самим Род­жер­сом. Это был высо­кий, сухо­ща­вый, неряш­ли­во­го вида муж­чи­на с боль­ши­ми чер­ны­ми гла­за­ми, горя­щи­ми на мерт­вен­но-блед­ном, зарос­шем щети­ной лице. Визит Джон­са отнюдь не раз­до­са­до­вал его, напро­тив, он, каза­лось, был рад излить душу перед про­явив­шим к нему инте­рес чело­ве­ком. Голос его, необы­чай­ной глу­би­ны и темб­ра, вре­ме­на­ми выда­вал весь­ма силь­ные, под­час нахо­дя­щи­е­ся на гра­ни сры­ва эмо­ции. Джон­су не пока­за­лось уди­ви­тель­ным, что мно­гие счи­та­ют хозя­и­на музея сума­сшед­шим.

При каж­дой новой встре­че — а они ста­но­ви­лись едва ли не еже­не­дель­ны­ми — Род­жерс делал­ся все более раз­го­вор­чи­вым и откро­вен­ным. Пона­ча­лу он огра­ни­чи­вал­ся лишь смут­ны­ми наме­ка­ми на какие-то веро­ва­ния, с кото­ры­ми ему при­хо­ди­лось стал­ки­вать­ся, но позд­нее они пере­рас­та­ли в целые рас­ска­зы, истин­ность кото­рых под­твер­жда­лась весь­ма стран­ны­ми фото­сним­ка­ми — вычур­ны­ми и, как каза­лось Джон­су, почти комич­ны­ми. Одна­жды июнь­ским вече­ром Джонс при­хва­тил с собой бутыл­ку хоро­ше­го вис­ки и щед­ро пот­че­вал им хозя­и­на музея, после чего того потя­ну­ло на вовсе безум­ные повест­во­ва­ния. Он и до это­го рас­ска­зы­вал ему доволь­но дикие исто­рии про таин­ствен­ные путе­ше­ствия на Тибет, в глу­би­ны Афри­ки, араб­ские пусты­ни, доли­ну Ама­зон­ки, на Аляс­ку и мало­из­вест­ные ост­ро­ва юга Тихо­го оке­а­на, а так­же ссы­лал­ся на казав­ши­е­ся Джон­су неве­ро­ят­ны­ми и ужас­ны­ми кни­ги о дои­сто­ри­че­ских чудо­ви­щах и явле­ни­ях. Но ни одна из этих исто­рий не зву­ча­ла столь сума­сброд­но как та, что про­зву­ча­ла июнь­ским вече­ром под воз­дей­стви­ем выпи­то­го вис­ки.

По сути дела, Род­жерс стал хваст­ли­во и не вполне опре­де­лен­но заяв­лять, буд­то ему уда­лось обна­ру­жить некие тво­ре­ния при­ро­ды, кото­рые до него не были извест­ны абсо­лют­но нико­му, и что в каче­стве под­твер­жде­ний сво­их откры­тий он даже при­вез с собой реаль­ные сви­де­тель­ства этих нахо­док. Если пове­рить его хмель­ной бол­товне, то полу­ча­лось, что ему, как нико­му дру­го­му, уда­лось про­дви­нуть­ся в тол­ко­ва­нии неко­то­рых ста­рин­ных книг, над изу­че­ни­ем кото­рых он про­вел нема­ло вре­ме­ни и кото­рые ука­за­ли ему направ­ле­ние даль­ней­ших поис­ков. Руко­вод­ству­ясь эти­ми кни­га­ми, он отправ­лял­ся в забро­шен­ные угол­ки пла­не­ты, что­бы отыс­кать там стран­ные суще­ства, являв­ши­е­ся яко­бы совре­мен­ни­ка­ми дои­сто­ри­че­ских эпох, а в неко­то­рых слу­ча­ях про­ис­хо­див­шие и вовсе из дру­гих миров и изме­ре­ний, связь с кото­ры­ми в древ­ние, пред­ше­ству­ю­щие появ­ле­нию чело­ве­ка вре­ме­на была доволь­но обыч­ным явле­ни­ем. Игно­ри­руя насмеш­ки, Род­жерс явно давал понять собе­сед­ни­ку, что отнюдь не все из его демо­ни­че­ских экс­по­на­тов искус­ствен­ные.

Полу­чи­лось, одна­ко, так, что имен­но откро­вен­ный скеп­ти­цизм Джон­са и его недо­ве­рие к подоб­ным без­от­вет­ствен­ным заяв­ле­ни­ям раз­ру­ши­ли зарож­дав­шу­ю­ся сер­деч­ность их отно­ше­ний: Род­жерс отно­сил­ся к сво­им повест­во­ва­ни­ям серьез­но и пото­му сидел с мрач­ным, оби­жен­ным видом, согла­ша­ясь тер­петь обще­ство Джон­са лишь из угрю­мо­го стрем­ле­ния пре­рвать поток его язви­тель­ных заме­ча­ний. Он про­дол­жал изла­гать свои дикие исто­рии про древ­ние обря­ды и жерт­во­при­но­ше­ния безы­мян­ным богам и вре­мя от вре­ме­ни наме­кал гостю на скры­тые за пере­го­род­кой урод­ли­вые тво­ре­ния бого­хуль­ной мыс­ли, обри­со­вы­вая при этом такие их дета­ли, сотво­рить кото­рые не смог бы даже самый искус­ный мастер чело­ве­че­ской поро­ды.

Джонс про­дол­жал нано­сить свои визи­ты в музей, хотя и чув­ство­вал, что поте­рял былое рас­по­ло­же­ние хозя­и­на. Вре­ме­на­ми он в шут­ли­вой фор­ме выра­жал согла­сие с неко­то­ры­ми безум­ны­ми утвер­жде­ни­я­ми Род­жер­са, одна­ко кост­ля­во­го масте­ра, похо­же, подоб­ная так­ти­ка обма­нуть не мог­ла. Напря­жен­ность в их вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях достиг­ла сво­ей выс­шей точ­ки в сен­тяб­ре. Как-то раз, днем, Джонс загля­нул в музей и стал про­гу­ли­вать­ся по его мрач­ным кори­до­рам, устав­лен­ным столь хоро­шо зна­ко­мы­ми ему ужас­ны­ми, фигу­ра­ми, когда услы­шал стран­ный звук, доно­сив­ший­ся со сто­ро­ны мастер­ской Род­жер­са. Дру­гие посе­ти­те­ли тоже услы­ша­ли его и затих­ли, при­слу­ши­ва­ясь к колы­хав­ше­му­ся под свод­ча­ты­ми потол­ка­ми под­ва­ла эху. Трое слу­жи­те­лей музея обме­ня­лись стран­ны­ми взгля­да­ми, а один из них, смуг­лый, мол­ча­ли­вый, похо­жий на ино­стран­ца, кото­рый обыч­но зани­мал­ся рестав­ра­ци­он­ны­ми рабо­та­ми и часто помо­гал Род­жер­су, изоб­ра­зил на лице улыб­ку, оза­да­чив­шую, его кол­лег и бук­валь­но полос­нув­шую по нер­вам чув­стви­тель­ную нату­ру Джон­са. Это был визг или вопль како­го-то живот­но­го, ско­рее все­го соба­ки, в состо­я­нии край­не­го ужа­са и пред­смерт­ной аго­нии. Леде­ня­щий душу, пре­ис­пол­нен­ный боли крик был осо­бен­но жут­ким имен­но здесь, в окру­же­нии всех этих чудо­вищ и уро­дов. Меж­ду тем Джонс вспом­нил, что вход в музей с соба­ка­ми запре­щен.

Он напра­вил­ся к две­ри, веду­щей в мастер­скую, но смуг­лый слу­жи­тель жестом оста­но­вил его. Мяг­ким, с чуть замет­ным акцен­том голо­сом, в кото­ром зву­ча­ли одно­вре­мен­но и изви­не­ние, и язви­тель­ная насмеш­ка, он ска­зал, что мисте­ра Род­жер­са сей­час нет, а вход в мастер­скую в его отсут­ствие запре­щен. Он пояс­нил, что крик ско­рее все­го донес­ся из неболь­шо­го дво­ри­ка поза­ди музея. В окру­ге было пол­но без­дом­ных двор­няг, и дра­ки их ока­зы­ва­лись под­час весь­ма шум­ны­ми. В самом музее ника­ких собак не дер­жа­ли.

По стер­тым камен­ным сту­пе­ням Джонс выбрал­ся на ули­цу и с инте­ре­сом обсле­до­вал убо­гий рай­он, окру­жа­ю­щий музей. Поко­сив­ши­е­ся зда­ния, неко­гда жилые, а теперь заня­тые в основ­ном под мага­зи­ны и скла­ды, выгля­де­ли вет­хи­ми и древни­ми. Над всем рай­о­ном пла­ва­ла отвра­ти­тель­ная вонь. Мрач­ное зда­ние, под­вал кото­ро­го слу­жил музе­ем, име­ло свод­ча­тый про­ход, выло­жен­ный тём­ным булыж­ни­ком, по кото­ро­му и дви­нул­ся Джонс. Его обу­ре­ва­ло смут­ное жела­ние отыс­кать внут­рен­ний дво­рик и разо­брать­ся с зага­доч­ным соба­чьим воп­лем.

Даже в све­те после­по­лу­ден­но­го солн­ца двор казал­ся мрач­ным и выгля­дел еще более урод­ли­во и зло­ве­ще, чем раз­ру­ша­ю­щи­е­ся фаса­ды вет­хих постро­ек. Ника­ких собак Джонс, одна­ко, не обна­ру­жил и про себя уди­вил­ся, что если они и были, то как же стре­ми­тель­но смог­ли уле­ту­чить­ся все сле­ды столь отча­ян­ной и сви­ре­пой дра­ки?

Джонс поста­рал­ся загля­нуть в окна под­валь­ной мастер­ской — узкие пря­мо­уголь­ни­ки с гряз­ны­ми стек­ла­ми, рас­по­ло­жен­ные почти на одном уровне с тро­туа­ром, кото­рые сво­им без­ли­ким, оттал­ки­ва­ю­щим видом напо­ми­на­ли гла­за мерт­вой рыбы. Сле­ва он раз­гля­дел ста­рую, потер­тую от вре­ме­ни лест­ни­цу, кото­рая вела к тем­ной две­ри, запер­той на мас­сив­ный замок. Под­чи­ня­ясь како­му-то импуль­су, он как мож­но ниже накло­нил­ся к влаж­но­му, поби­то­му булыж­ни­ку мосто­вой и загля­нул внутрь поме­ще­ния в надеж­де на то, что тяже­лые Зеле­ные пор­тье­ры, кото­рые, как он заме­тил во вре­мя посе­ще­ния мастер­ской Род­жер­са, ока­жут­ся не задер­ну­ты­ми. Сна­ру­жи на стек­лах лежал тол­стый слой гря­зи, но Джонс про­тер одно из окон плат­ком и с радо­стью обна­ру­жил, что пор­тье­ры дей­стви­тель­но не задер­ну­ты.

В под­ва­ле, одна­ко, царил такой мрак, что прак­ти­че­ски невоз­мож­но было что-либо раз­гля­деть. Пере­дви­га­ясь от окна к окну, Джонс смог разо­брать лишь необыч­ные рабо­чие инстру­мен­ты, кото­рые при­чуд­ли­во выри­со­вы­ва­лись то там, то здесь. Было ясно, что в поме­ще­нии нико­го нет, но, когда Джонс накло­нил­ся над окном, рас­по­ла­гав­шим­ся бли­же всех к свод­ча­то­му про­хо­ду, он заме­тил в даль­нем кон­це под­ва­ла сла­бый свет. Он почув­ство­вал неко­то­рое заме­ша­тель­ство. Отку­да там мог

быть свет? Это была внут­рен­няя сто­ро­на ком­на­ты, и сей­час он не при­по­ми­нал, что­бы видел там рань­ше газо­вый рожок или элек­три­че­скую лам­поч­ку. Сно­ва загля­нув внутрь, он опре­де­лил, что источ­ник све­та име­ет фор­му вер­ти­каль­но­го пря­мо­уголь­ни­ка доволь­но солид­ных раз­ме­ров, и вновь заду­мал­ся. Имен­но в этом месте нахо­ди­лась тяже­лая дере­вян­ная дверь с необыч­но мас­сив­ным навес­ным зам­ком; та самая дверь, кото­рую нико­гда не откры­ва­ли и над кото­рой рас­по­ла­га­лось гру­бо нама­ле­ван­ное изоб­ра­же­ние неко­е­го таин­ствен­но­го сим­во­ла, явно поза­им­ство­ван­но­го из ста­рин­ных маги­че­ских куль­тов или веро­ва­ний. Полу­ча­лось, что сей­час эта дверь была при­от­кры­та и где-то за ней горел свет.

Джонс при­нял­ся бес­цель­но бро­дить по мрач­ным ули­цам, уби­вая вре­мя и наде­ясь поз­же застать Род­жер­са в музее. Едва ли он мог чет­ко отве­тить на вопрос, зачем имен­но ему пона­до­би­лось видеть хозя­и­на музея. Види­мо, его бес­по­ко­и­ли какие-то смут­ные пред­чув­ствия, свя­зан­ные с тем диким соба­чьим воп­лем и источ­ни­ком све­та за зага­доч­ной две­рью с тяже­лым навес­ным зам­ком. Слу­жи­те­ли музея как раз соби­ра­лись ухо­дить и ему пока­за­лось, что Ора­бо­на — тот самый смуг­лый ино­стра­нец — посмот­рел на него с лука­вым, сдер­жан­ным любо­пыт­ством. Джон­су не понра­вил­ся этот взгляд, хотя он преж­де не раз заме­чал, что слу­жи­тель подоб­ным обра­зом смот­рит и на сво­е­го хозя­и­на. Опу­стев­ший демон­стра­ци­он­ный зал казал­ся в этот вечер осо­бен­но мрач­ным, одна­ко Джонс быст­рым шагом пере­сек его и посту­чал в дверь рабо­че­го каби­не­та Род­жер­са. Ответ послы­шал­ся лишь после неко­то­рой пау­зы, хотя он отчет­ли­во слы­шал за две­рью шар­ка­нье шагов. Нако­нец, после повтор­но­го сту­ка загре­мел засов и ста­рин­ная шести­па­нель­ная дверь с ворч­ли­вым скре­же­том при­от­кры­лась, пред­ста­вив взо­ру гостя сог­бен­ную фигу­ру Род­жер­са с пыла­ю­щи­ми гла­за­ми. С пер­во­го взгля­да мож­но было опре­де­лить, что хозя­ин музея нахо­дит­ся в необыч­ном состо­я­нии. В его при­вет­ствии про­зву­ча­ли оттен­ки явно­го зло­рад­ства и даже отвра­ще­ния, а речь сра­зу же сби­лась на вычур­ные бор­мо­та­ния само­го неве­ро­ят­но­го и зло­ве­ще­го свой­ства.

Слу­же­ние древним богам, безы­мян­ные жерт­во­при­но­ше­ния, есте­ствен­ное про­ис­хож­де­ние неко­то­рых из его пота­ён­ных экс­по­на­тов — опять та же хваст­ли­вая бол­тов­ня, кото­рую он выска­зы­вал сей­час со все уси­ли­ва­ю­щим­ся само­до­воль­ством в голо­се. Джон­су ста­ло ясно, что безу­мие с новой силой охва­ты­ва­ет несчаст­но­го масте­ра. Вре­ме­на­ми Род­жерс бро­сал мимо­лет­ные взгля­ды в сто­ро­ну запер­той на вися­чий замок внут­рен­ней две­ри в даль­нем кон­це ком­на­ты, а так­же на кусок гру­бой меш­ко­ви­ны, валяв­ший­ся на полу непо­да­ле­ку от нее, — под тряп­кой явно уга­ды­вал­ся какой-то неболь­шой пред­мет. С каж­дой мину­той Джонс чув­ство­вал себя все более неуют­но и теперь отго­нял мысль обсу­дить с хозя­и­ном музея собы­тия минув­ше­го дня с таким же упор­ством, с каким несколь­ки­ми часа­ми рань­ше наме­ре­вал­ся пого­во­рить с ним.

Замо­гиль­ный бас Род­жер­са хри­пел от еле сдер­жи­ва­е­мо­го воз­буж­де­ния, вре­ме­на­ми сби­ва­ясь на напря­жен­ное бор­мо­та­ние.

— Помни­те, — вос­клик­нул он, — что я рас­ска­зы­вал вам о раз­ру­шен­ном горо­де в одном из горо­дов Индо­ки­тая, где когда-то жило Чо-Чо? Вы не мог­ли не при­знать тот факт, что я дей­стви­тель­но был там — я же пока­зы­вал вам фото­гра­фии, хотя вы и выска­за­ли пред­по­ло­же­ние, что фигу­ру того плов­ца я выле­пил из вос­ка. Если бы вы, как и я, виде­ли его, изви­ва­ю­ще­го­ся в под­зем­ных водо­е­мах…

Ну так вот, я рас­ска­жу вам еще кое-что. Я не касал­ся рань­ше этой темы, пото­му что хотел сна­ча­ла дове­сти дело до кон­ца, а уж потом высту­пать с каки­ми-то заяв­ле­ни­я­ми. Вы уви­ди­те сним­ки и пой­ме­те, что гео­гра­фию под­де­лать невоз­мож­но, а кро­ме того у меня есть дру­гие спо­со­бы дока­зать вам, что Оно пред­став­ля­ет собой отнюдь не про­дукт мое­го вос­ко­во­го тво­ре­ния. Вы нико­гда не виде­ли Его, пото­му что про­во­ди­мые экс­пе­ри­мен­ты исклю­ча­ли воз­мож­ность орга­ни­за­ции каких-либо выста­вок или экс­по­зи­ций. Хозя­ин музея бро­сил стран­ный взгляд в сто­ро­ну запер­той две­ри:

— Все ухо­дит кор­ня­ми в тот дол­гий риту­ал, свя­зан­ный с вось­мым фраг­мен­том Пуа­хо­та. Когда я нако­нец разо­брал­ся, то понял, что он может иметь лишь одно-един­ствен­ное зна­че­ние. Там, на севе­ре, еще до зем­ли Лома­ра и до того как появил­ся пер­вый чело­век, жили некие суще­ства, и Оно было одним из них. Поэто­му наша экс­пе­ди­ция дви­ну­лась в сто­ро­ну Аляс­ки, из Форт- Мор­то­на нача­ла вос­хож­де­ние на Нутак, при­чем я все вре­мя был убеж­ден, что обя­за­тель­но най­дем Его там. Перед нами пред­ста­ли гро­мад­ные, испо­лин­ские раз­ва­ли­ны, целые гек­та­ры руин. Мы рас­счи­ты­ва­ли на боль­шее, но чего мож­но ожи­дать по про­ше­ствии трех мил­ли­о­нов лет? И не об этом ли рас­ска­зы­ва­ют эски­мос­ские леген­ды? Нам не уда­лось най­ти ни одно­го про­вод­ни­ка, даже само­го нище­го, так что при­шлось самим доби­рать­ся на санях до Нома, к аме­ри­кан­цам. Хуже всех в том кли­ма­те при­шлось Ора­боне — он всю доро­гу был хму­рый, посто­ян­но злил­ся.

Чуть поз­же я рас­ска­жу, как мы нашли Его. Когда мы взрыв­чат­кой раз­ру­ши­ли лед, скры­вав­ший опо­ры в самом цен­тре раз­ва­лин, то обна­ру­жи­ли лест­нич­ный марш — он ока­зал­ся точ­но таким, каким я его себе и пред­став­лял, даже резь­ба сохра­ни­лась. Для нас не соста­ви­ло осо­бо­го тру­да изба­вить­ся от аме­ри­кан­цев, да они и сами не горе­ли жела­ни­ем сопро­вож­дать нас даль­ше.

Ора­бо­на дро­жал как оси­но­вый лист — нико­гда не поду­ма­ешь, когда видишь, с какой над­мен­но­стью и важ­но­стью он ходит сей­час.

Стем­не­ло, но у нас с собой были фона­ри. Мы обна­ру­жи­ли кости тех, кто при­хо­дил туда до нас — мно­го эпох назад, когда кли­мат там был еще доволь­но уме­рен­ный. Неко­то­рые из этих костей при­над­ле­жа­ли суще­ствам, кото­рых даже труд­но себе пред­ста­вить, вооб­ра­зить. А ниже, на тре­тьем уровне, мы обна­ру­жи­ли трон из сло­но­вой кости, о кото­ром повест­во­ва­ли мно­гие фраг­мен­ты. И пред­ставь­те себе, он не пусто­вал.

Сидев­шее на нем созда­ние даже не шеве­ли­лось, и мы поня­ли, что ему тре­бу­ет­ся жерт­вен­ное под­но­ше­ние. Тогда мы еще не хоте­ли будить Его, сна­ча­ла надо было орга­ни­зо­вать достав­ку в Лон­дон. Мы с Ора­бо­ной отпра­ви­лись наверх, что­бы раз­до­быть боль­шой ящик. Закон­чив упа­ков­ку, мы обна­ру­жи­ли, что одним нам не под силу пре­одо­леть три лест­нич­ных про­ле­та — слиш­ком вели­ки были сту­пе­ни. Да и груз тоже ока­зал­ся дья­воль­ски тяже­лым. При­шлось позвать аме­ри­кан­цев, что­бы помог­ли под­нять Его на поверх­ность. Вой­ти туда они не побо­я­лись, но ведь самое-то глав­ное нахо­ди­лось в ящи­ке. Мы ска­за­ли им, что там лежит кол­лек­ция рез­ных укра­ше­ний из сло­но­вой кости, в общем, архео­ло­ги­че­ские наход­ки. Уви­дев кра­е­шек рез­но­го тро­на, они, похо­же, пове­ри­ли. До сих пор удив­ля­юсь, как они не дога­да­лись, что там нахо­ди­лось сокро­ви­ще, и не потре­бо­ва­ли свою долю.

Род­жерс сде­лал пау­зу, поко­пал­ся у себя на сто­ле и извлек вну­ши­тель­ных раз­ме­ров кон­верт с фото­сним­ка­ми. Один из них он поло­жил на стол перед собой — изоб­ра­же­ни­ем вниз, а осталь­ные про­тя­нул Джон­су. На фото­гра­фи­ях были поис­ти­не стран­ные пред­ме­ты: покры­тые льдом вер­ши­ны гор, соба­чьи упряж­ки с саня­ми, люди в мехо­вых шубах, и на фоне сне­га — нагро­мож­де­ния руин, при­чуд­ли­вые очер­та­ния кото­рых и раз­ме­ры камен­ных бло­ков не под­да­ва­лись ника­ко­му опи­са­нию.

Один из сним­ков, сде­лан­ных с фото­вспыш­кой, запе­чат­лел пора­зи­тель­ный инте­рьер какой-то пала­ты, сте­ны кото­рой укра­ша­ла фан­та­сти­че­ская резь­ба по кам­ню, а в цен­тре сто­ял трон, по сво­им про­пор­ци­ям никак не под­хо­див­ший для чело­ве­ка. И сно­ва резь­ба — на гигант­ской камен­ной клад­ке высо­ких стен и при­чуд­ли­вых потол­ков, — кото­рая ско­рее все­го была напол­не­на неким сим­во­ли­че­ским смыс­лом и состо­я­ла из совер­шен­но непо­нят­ных рисун­ков и отдель­ных иеро­гли­фи­че­ских зна­ков, неко­то­рые из кото­рых упо­ми­на­лись в древ­них леген­дах. Над тро­ном был изоб­ра­жен тот самый жут­ко­ва­тый сим­вол, кото­рый сей­час кра­со­вал­ся в мастер­ской над запер­той на замок дере­вян­ной две­рью.

И все же Джонс не мог до кон­ца исклю­чать, что весь этот инте­рьер был не чем иным, как лов­кой под­дел­кой, уме­ло создан­ной деко­ра­ци­ей, а пото­му был не скло­нен про­яв­лять излиш­нюю довер­чи­вость.

Род­жерс тем вре­ме­нем про­дол­жал:

— Таким обра­зом мы бла­го­по­луч­но выеха­ли из Нома и при­бы­ли в Лон­дон. Это был пер­вый слу­чай, когда мы при­вез­ли из экс­пе­ди­ции нечто такое, что мож­но было попы­тать­ся ожи­вить. Я не стал выстав­лять свою наход­ку перед посе­ти­те­ля­ми музея, посколь­ку надо было сде­лать кое-что еще. Оно нуж­да­лось в жерт­вен­ном под­но­ше­нии, ибо явля­лось боже­ством. Разу­ме­ет­ся, я не рас­по­ла­гал тем, что Оно при­вык­ло полу­чать, посколь­ку в наше вре­мя подоб­ных пред­ме­тов и вещей попро­сту не суще­ству­ет. Но в моем рас­по­ря­же­нии было нечто иное. Вы же пони­ма­е­те, кровь — это жизнь. Даже зло­ве­щие при­зра­ки и мик­ро­ско­пи­че­ские созда­ния, по воз­рас­ту пре­вос­хо­дя­щие саму Зем­лю, ожи­ва­ют, когда им при соот­вет­ству­ю­щих усло­ви­ях под­но­сят кровь зве­ря или чело­ве­ка.

Лицо рас­сказ­чи­ка при­об­ре­та­ло все более зло­ве­щее и оттал­ки­ва­ю­щее выра­же­ние, отче­го Джонс нелов­ко заер­зал в крес­ле. Похо­же, Род­жерс заме­тил состо­я­ние собе­сед­ни­ка и теперь про­дол­жал уже с явно зло­ве­щей улыб­кой на лице:

— В Лон­дон мы при­бы­ли в про­шлом году и с тех пор я про­бую при­ме­нять раз­лич­ные вари­ан­ты риту­а­лов и жерт­во­при­но­ше­ний.

От Ора­бо­ны осо­бо­го про­ку нет, посколь­ку он с само­го нача­ла выска­зы­вал­ся про­тив идеи Его ожив­ле­ния. Я чув­ствую, как его пере­пол­ня­ет нена­висть, — веро­ят­но, этот тузе­мец попро­сту боит­ся, кем ста­нет Оно, когда пре­об­ра­зит­ся и вый­дет из сво­е­го застыв­ше­го состо­я­ния. С неко­то­рых пор Ора­бо­на все­гда носит с собой писто­лет — бол­ван, как буд­то суще­ству­ет на Зем­ле спо­соб, поз­во­ля­ю­щий защи­тить­ся от Него! Кля­нусь, если я еще хоть раз уви­жу, как он доста­ет писто­лет, то сво­и­ми рука­ми уду­шу его! А еще он хотел, что­бы я окон­ча­тель­но умерт­вил Его и пре­вра­тил в вос­ко­вую фигу­ру. Но я дове­ду до кон­ца свой замы­сел, вопре­ки уси­ли­ям всех этих тру­сов вро­де Ора­бо­ны и про­кля­тых, посме­и­ва­ю­щих­ся скеп­ти­ков вро­де вас, Джонс! Я про­дол­жал вос­пе­вать ему молит­вы, делал необ­хо­ди­мые жерт­во­при­но­ше­ния, и на про­шлой неде­ле пре­об­ра­же­ние про­изо­шло. Оно при­ня­ло жерт­ву и одоб­ри­ло ее!

Род­жерс облиз­нул губы, тогда как Джонс про­дол­жал сидеть непо­движ­но, ско­ван­ный напря­же­ни­ем. Хозя­ин музея немно­го поко­ле­бал­ся, затем пере­сек ком­на­ту и подо­шел к меш­ко­вине, под кото­рой уга­ды­вал­ся некий пред­мет. Накло­нив­шись, он взял­ся за один из углов рого­жи и про­из­нес:

— Вы доста­точ­но посме­я­лись над моей рабо­той, но теперь наста­ло вре­мя предъ­явить вам неко­то­рые фак­ты. Ора­бо­на ска­зал мне, что сего­дня днем вы слы­ша­ли вопль какой-то соба­ки. Зна­е­те ли вы, что озна­чал этот вопль? Джонс не сво­дил с него глаз. Несмот­ря на все свое любо­пыт­ство, он с вели­кой радо­стью убрал­ся бы отсю­да, так и не выяс­нив, что же скры­ва­ет­ся за столь вол­но­вав­шей его загад­кой. Но Род­жерс был неумо­лим и стал при­под­ни­мать меш­ко­ви­ну. Под ней ока­за­лась какая-то смя­тая, почти бес­фор­мен­ная мас­са, внеш­ние очер­та­ния кото­рой пока усколь­за­ли от пони­ма­ния Джон­са. Была ли она неко­гда живым суще­ством, кото­рое неве­до­мая сила рас­плю­щи­ла, высо­са­ла из него всю кровь, про­ткну­ла в тыся­че мест и пре­вра­ти­ла в обмяк­шую, пере­ло­ма­ную и истер­зан­ную гру­ду пло­ти?

Спу­стя мгно­ве­ние Джонс понял, что перед ним лежа­ли остан­ки того, что неко­гда было соба­кой, при­чем доста­точ­но вну­ши­тель­ных раз­ме­ров, покры­той беле­сой шер­стью. Поро­ду живот­но­го опре­де­лить было невоз­мож­но, посколь­ку неве­до­мая и злоб­ная сила иска­зи­ла его до неузна­ва­е­мо­сти. Шерсть при­сут­ство­ва­ла лишь места­ми, слов­но выжжен­ная кис­ло­той, а ого­лен­ная, лишен­ная кро­ви ткань была пора­же­на бес­чис­лен­ным коли­че­ством ран и поре­зов необыч­ной округ­лой фор­мы. Самое фан­та­сти­че­ское вооб­ра­же­ние не мог­ло под­ска­зать, какую муку при­шлось выне­сти несчаст­но­му живот­но­му. Охва­чен­ный при­сту­пом отвра­ще­ния, к кото­ро­му при­ме­ши­ва­лось омер­зе­ние от уви­ден­но­го, Джонс с кри­ком вско­чил на ноги:

— Вы мерз­кий садист, вы сума­сшед­ший! Совер­ша­е­те подоб­ное и еще осме­ли­ва­е­тесь раз­го­ва­ри­вать с нор­маль­ным чело­ве­ком!

Род­жерс бро­сил меш­ко­ви­ну и со злоб­ной ухмыл­кой посмот­рел на воз­вы­ша­ю­ще­го­ся гостя. Его сло­ва про­зву­ча­ли неесте­ствен­но спо­кой­но:

— С чего это вы, бол­ван, реши­ли, что это сде­лал я сам? Готов, при­знать, что с нашей огра­ни­чен­ной чело­ве­че­ской точ­ки зре­ния полу­чен­ные резуль­та­ты выгля­дят дей­стви­тель­но мало­сим­па­тич­но. Ну и что из это­го? Ведь речь идет не о чело­ве­ке, и Оно не соби­ра­ет­ся изоб­ра­жать из себя чело­ве­ка. Делать жерт­во­при­но­ше­ние — зна­чит про­сто пред­ла­гать. Я пред­ло­жил Ему соба­ку, а что уж из все­го это­го полу­чи­лось, не моя забо­та. Оно нуж­да­лось в под­но­ше­нии и при­ня­ло его в свой­ствен­ной Ему мане­ре. Давай­те я пока­жу вам, как Оно выгля­дит. Пока Джонс сто­ял, объ­ятый сомне­ни­я­ми, хозя­ин каби­не­та повер­нул­ся к сто­лу и взял ту самую фото­гра­фию, кото­рая преж­де лежа­ла изоб­ра­же­ни­ем вниз. Теперь он со стран­ным выра­же­ни­ем на лице про­тя­нул ее Джон­су. Тот взял сни­мок, маши­наль­но посмот­рел на него, и уже через секун­ду его взгляд стал более ост­рым и вни­ма­тель­ным, ибо запе­чат­лен­ная на сним­ке поис­ти­не сата­нин­ская сила ока­зы­ва­ла почти гип­но­ти­че­ское воз­дей­ствие.

Опре­де­лен­но, Род­жер­су уда­лось пре­взой­ти само­го себя, когда он изго­то­вил этот схва­чен­ный объ­ек­ти­вом фото­ка­ме­ры жут­кий кош­мар. Объ­ект пред­став­лял собой вопло­ще­ние без­мер­но­го, незем­но­го, адско­го гения, и Джонс поче­му-то поду­мал о том, как на него будет реа­ги­ро­вать музей­ная пуб­ли­ка. Подоб­ное чудо­вищ­ное тво­ре­ние попро­сту не име­ло пра­ва на суще­ство­ва­ние; воз­мож­но, одно лишь созер­ца­ние его по завер­ше­нии про­де­лан­ной рабо­ты окон­ча­тель­но сокру­ши­ло рас­су­док его твор­ца. Лишь не замут­нен­ный поме­ша­тель­ством разум мог выне­сти кош­мар­ное пред­по­ло­же­ние о том, что это бого­про­тив­ное тво­ре­ние есть, или когда-то было, пусть болез­нен­ной и без­мер­но экзо­ти­че­ской, но все же фор­мой реаль­ной жиз­ни.

Суще­ство на сним­ке как бы сиде­ло на кор­точ­ках или балан­си­ро­ва­ло на том, что каза­лось уме­лой репро­дук­ци­ей тро­на, кото­рый укра­ша­ла заво­ра­жи­ва­ю­щая взгляд резь­ба, встре­чав­ша­я­ся, и на дру­гих сним­ках. Сло­варь любо­го язы­ка ока­зал­ся бы недо­ста­точ­ным, что­бы опи­сать его внеш­ность, ибо нор­маль­ное чело­ве­че­ское вооб­ра­же­ние не смог­ло бы най­ти даже при­бли­зи­тель­ных выра­же­ний для пере­да­чи уви­ден­но­го. В нем уга­ды­ва­лось неко­то­рое сход­ство с позво­ноч­ны­ми суще­ства­ми, неко­гда насе­ляв­ши­ми Зем­лю, одна­ко и это вызы­ва­ло нема­ло сомне­ний. Чудо­ви­ще име­ло цик­ло­пи­че­ские раз­ме­ры, посколь­ку даже в сгорб­лен­ном поло­же­нии оно вдвое пре­вы­ша­ло фигу­ру Ора­бо­ны, запе­чат­лен­но­го рядом с тро­ном.

У него был почти шаро­вид­ный торс с шестью изви­ва­ю­щи­ми­ся чле­на­ми, каж­дый из кото­рых завер­шал­ся кра­бо­по­доб­ны­ми клеш­ня­ми. На верх­ней части туло­ви­ща рас­по­ла­гал­ся еще один шар, высту­па­ю­щий впе­ред напо­до­бие пузы­ря; рас­по­ло­жен­ные тре­уголь­ни­ком три выпу­чен­ных гла­за чем-то напо­ми­на­ли рыбьи, а трид­ца­ти­сан­ти­мет­ро­вый и, оче­вид­но, гиб­кий хобот и раз­ду­вав­ши­е­ся боко­вые орга­ны, похо­дя­щие на жаб­ры, поз­во­ля­ли пред­по­ло­жить, что это была голо­ва. Прак­ти­че­ски все тело было покры­то тем, что пона­ча­лу пока­за­лось Джон­су неким подо­би­ем меха, но при более при­сталь­ном изу­че­нии ока­за­лось густо про­из­рас­та­ю­щи­ми тем­ны­ми и тон­ки­ми щупаль­ца­ми или нитя­ми- капил­ля­ра­ми, каж­дая из кото­рых завер­ша­лась чем-то похо­жим на зме­и­ный рот. На голо­ве и под хобо­том щупаль­ца были длин­нее и тол­ще и нес­ли на себе отме­ти­ны в виде спи­раль­ных борозд, отда­лен­но напо­ми­ная вью­щи­е­ся локо­ны гор­го­ны Меду­зы.

Утвер­жде­ние о том, что подоб­ное созда­ние мог­ло иметь какое-то выра­же­ние, пока­за­лось бы чудо­вищ­ным пара­док­сом, и все же Джонс ощу­тил, что этот тре­уголь­ник выпу­чен­ных рыбьих глаз и косо накло­нен­ный хобот каким-то обра­зом наво­ди­ли на мысль о сме­си нена­ви­сти, алч­но­сти и без­гра­нич­ной жесто­ко­сти, выра­зить кото­рую на чело­ве­че­ском язы­ке было невоз­мож­но, посколь­ку она была заме­ша­на на эмо­ци­ях ино­го мира, ско­рее даже совер­шен­но дру­гой галак­ти­ки.

«И вот в эту зве­ри­ную ано­ма­лию, — поду­мал Джонс, — Род­жерс вло­жил всю свою зло­ве­щую пато­ло­гию, весь жут­кий гений скуль­пто­ра». Суще­ство каза­лось неве­ро­ят­ным, и все же фото­гра­фия под­твер­жда­ла факт его суще­ство­ва­ния.

— Ну что, — пре­рвал его раз­ду­мья Род­жерс, — как Оно вам нра­вит­ся? Пони­ма­е­те теперь, что сокру­ши­ло ту соба­ку и мил­ли­о­ном ртов высо­са­ло из нее кровь? Ему была нуж­на жерт­ва, а в даль­ней­шем потре­бу­ют­ся новые. Это в самом деле боже­ство, и я — Его пер­во­свя­щен­ник нынеш­них дней. Йа! Шуб- Ниг­гу­рат!

Джонс с отвра­ще­ни­ем и жало­стью опу­стил фото­гра­фию.

— Зна­е­те, Род­жерс, ниче­го у вас не вый­дет. Суще­ству­ют ведь опре­де­лен­ные гра­ни­цы, и вы сами это зна­е­те. Это пре­крас­ная рабо­та, но вот, пожа­луй, и все. Но вам она ниче­го хоро­ше­го не при­не­сет. Луч­ше вооб­ще не смот­реть на подоб­ное — пусть Ора­бо­на уни­что­жит ее, а вы поста­рай­тесь про нее забыть. Я же пря­мо сей­час разо­рву эту фото­гра­фию.

Род­жерс с рыча­ни­ем вырвал у него из рук сни­мок и сно­ва усел­ся за стол. — Иди­от! Вы что, до сих пор счи­та­е­те, что я бле­фую?! Дума­е­те, что я выле­пил Его, пола­га­е­те, что это тво­ре­ние — лишь куча вос­ка? Неуже­ли вы ока­за­лись глу­пее самой обыч­ной вос­ко­вой кук­лы? Ну что ж, у меня есть реаль­ные дока­за­тель­ства и вы сами все узна­е­те! Не сра­зу, конеч­но, — сей­час Оно отды­ха­ет после при­ня­тия жерт­вы;— но поз­же. О, кля­нусь, тогда вы сами убе­ди­тесь в Его силе.

При этих сло­вах Род­жерс бро­сил взгляд в сто­ро­ну запер­той две­ри, а Джонс взял со ска­мьи свою шля­пу.

— Ну что ж, Род­жерс, пусть это слу­чит­ся поз­же. А сей­час мне надо идти. Но зав­тра во вто­рой поло­вине дня я наве­щу вас. Поду­май­те еще раз над моим пред­ло­же­ни­ем — воз­мож­но, оно пока­жет­ся вам здра­вым. Заод­но и Ора­бо­ну спро­си­те, как и что он дума­ет по это­му пово­ду.

Род­жерс обна­жил зубы в зве­ро­по­доб­ном оска­ле:

— Ах, вам надо идти, да? Стру­си­ли, зна­чит?! Наго­во­ри­ли кучу дер­зо­стей, а сами — в кусты! Утвер­жда­е­те, что все это — сплош­ной воск, а когда я пред­ло­жил вам про­де­мон­стри­ро­вать дока­за­тель­ства, взду­ма­ли рети­ро­вать­ся? Вы вро­де тех моих при­я­те­лей, с кото­ры­ми я заклю­чал пари на то, что они не смо­гут про­ве­сти в музее ночь. При­хо­ди­ли сюда такие бра­вые, а через какой-то час не мог­ли унять дрожь и коло­ти­ли в дверь, что­бы их выпу­сти­ли. Зна­чит, мне надо спро­сить мне­ние Ора­бо­ны? Вы оба про­тив меня! Вы заду­ма­ли сокру­шить насту­па­ю­щее цар­ствие Его!

Джонс хра­нил мол­ча­ние.

— Нет, Род­жерс, — нако­нец про­го­во­рил он, — никто не настро­ен про­тив вас. Кста­ти ска­зать, я не боюсь ваших фигур и, более того, вос­хи­ща­юсь вашим мастер­ством. Но сего­дня мы оба немно­го раз­го­ря­чи­лись, так что, думаю, будет луч­ше, если мы оба как сле­ду­ет отдох­нем, а потом про­дол­жим наш спор.

Род­жерс меж­ду тем не отста­вал:

— Зна­чит, не бои­тесь? Так что же вы торо­пи­тесь уйти? Послу­шай­те, мне дей­стви­тель­но инте­рес­но, хва­тит ли у вас сил про­ве­сти здесь, в музее, ночь? Одно­му, в пол­ной тем­но­те. Куда вы так спе­ши­те, если утвер­жда­е­те, что не вери­те в Него?

Похо­же, Род­жер­са обу­я­ла какая-то новая идея, и теперь Джонс вни­ма­тель­но смот­рел на него.

— Нику­да я осо­бо не спе­шу, — спо­кой­но воз­ра­зил он, — но что за поль­за будет от того, что я про­ве­ду здесь ночь в пол­ном оди­но­че­стве? И кому это что дока­жет? Меня лич­но сму­ща­ет лишь то обсто­я­тель­ство, что здесь неудоб­но спать. И что от все­го это­го полу­чи­те вы?

Вне­зап­но его посе­ти­ла новая идея.

— Послу­шай­те, Род­жерс, — при­ми­ри­тель­но про­го­во­рил он, — я спро­сил вас, зачем вам все это надо? И кому это вооб­ще надо? А ведь в самом деле, если я согла­шусь, это дока­жет лишь то, что все ваши кук­лы оста­ют­ся лишь кук­ла­ми и что вы не долж­ны впредь поз­во­лять сво­е­му вооб­ра­же­нию разыг­ры­вать­ся настоль­ко, что­бы устра­и­вать сце­ны подоб­ные той, сви­де­те­лем кото­рой я толь­ко что был. Ну хоро­шо, пред­ста­вим, что я дей­стви­тель­но оста­нусь на ночь. Но если я про­си­жу здесь до утра, согла­си­тесь ли вы по- ново­му взгля­нуть на все эти вещи? Напри­мер, отпра­ви­тесь меся­ца на три в отпуск и поз­во­ли­те Ора­боне раз­ру­шить ваше новое тво­ре­ние? Ну как, раз­ве подоб­ное усло­вие неспра­вед­ли­во?

Труд­но было опре­де­лить, что имен­но скры­ва­лось за выра­же­ни­ем лица хозя­и­на музея. Ясно было одно: он пытал­ся сооб­ра­жать, при­чем быст­ро, и в целой вере­ни­це раз­лич­ных про­ти­во­ре­чи­вых эмо­ций опре­де­лен­но брал верх зло­ве­щий три­умф. Каза­лось, он зады­хал­ся, когда нако­нец про­из­нес:

— Совер­шен­но спра­вед­ли­во! Если вы дей­стви­тель­но вытер­пи­те, я при­му ваш совет. Давай­те сей­час схо­дим пообе­да­ем, а потом вер­нем­ся. Я запру вас в демон­стра­ци­он­ном зале, а сам пой­ду домой. Утром при­ду рань­ше Ора­бо­ны — обыч­но он появ­ля­ет­ся здесь за пол­ча­са до нача­ла рабо­ты — и посмот­рю, как вы тут. Но сове­тую еще раз поду­мать, сто­ит ли идти на подоб­ный шаг, если не испы­ты­ва­е­те пол­ной уве­рен­но­сти в сво­ем скеп­ти­циз­ме. Дру­гие, быва­ло, отка­зы­ва­лись, так что и у вас есть такое пра­во. Мож­но, конеч­но, начать коло­тить во вход­ную дверь, тогда навер­ня­ка при­дет кон­стебль. Кро­ме того, спу­стя неко­то­рое вре­мя после нача­ла экс­пе­ри­мен­та у вас может про­пасть вся­кое жела­ние нахо­дить­ся здесь — ведь вы буде­те сидеть в том же зда­нии, что и Оно, пусть и не в одной и той же ком­на­те.

По вза­им­но­му мол­ча­ли­во­му согла­сию обе­да­ли они порознь, пред­ва­ри­тель­но дого­во­рив­шись в один­на­дцать часов вече­ра сно­ва встре­тить­ся у две­рей музея.

Джонс взял так­си и с облег­че­ни­ем вздох­нул, когда маши­на пере­сек­ла мост Ватер­лоо и ста­ла при­бли­жать­ся к рас­цве­чен­но­му огня­ми Стр­эн­ду. Нена­дол­го загля­нув в неболь­шое и тихое кафе, он затем напра­вил­ся домой, в Порт­ленд-плейс, что­бы при­нять ван­ну и взять кое-какие вещи. Его посе­ти­ла лени­вая мысль: «Что-то сей­час дела­ет Род­жерс?» Он слы­шал, что тот живет в гро­мад­ном мрач­ном, доме где-то на Вул­ворт-роуд, в окру­же­нии ста­рин­ных книг, пред­ме­тов оккульт­ных наук и изде­лий из вос­ка, кото­рые даже по его мне­нию не сле­до­ва­ло выстав­лять в музее. Насколь­ко он понял, Ора­бо­на жил в том же доме, толь­ко в дру­гом его кры­ле.

В один­на­дцать часов Джонс уви­дел Род­жер­са, сто­яв­ше­го на тро­туа­ре рядом с музе­ем на Саутворк-стрит. Они обме­ня­лись несколь­ки­ми фра­за­ми, но мож­но было заме­тить, что каж­дый испы­ты­ва­ет силь­ное напря­же­ние. Потом дого­во­ри­лись, что местом ноч­но­го бде­ния Джон­са ста­нет свод­ча­тое поме­ще­ние демон­стра­ци­он­но­го зала, при­чем Род­жерс не стал наста­и­вать на том, что моло­до­му чело­ве­ку обя­за­тель­но сле­ду­ет нахо­дить­ся в той его части, кото­рая была отве­де­на под наи­бо­лее страш­ные и омер­зи­тель­ные экс­по­на­ты, пред­на­зна­чен­ные «Толь­ко для взрос­лых». Хозя­ин выклю­чил в мастер­ской все лам­поч­ки и запер две­ри скле­па на ключ, висев­ший на широ­ком коль­це. Не удо­су­жив­шись пожать Джон­су руку, он вышел через наруж­ную дверь, так­же запер ее и по истер­тым сту­пе­ням стал под­ни­мать­ся на ули­цу. Когда шаги стих­ли, Джонс осо­знал, что его дол­гое и скуч­ное дежур­ство нача­лось.

Поз­же, сидя в кро­меш­ной тем­но­те гро­мад­но­го свод­ча­то­го под­ва­ла, Джонс про­кли­нал свою дет­скую наив­ность, из-за кото­рой ока­зал­ся здесь. Пер­вые пол­ча­са он вре­мя от вре­ме­ни зажи­гал кар­ман­ный фона­рик, при­хва­чен­ный из дома, одна­ко потом почув­ство­вал, что это застав­ля­ет его, в оди­но­че­стве сидя­ще­го на ска­мье для посе­ти­те­лей, еще боль­ше нерв­ни­чать. Вся­кий раз, когда из фона­ри­ка выры­вал­ся луч све­та, он обя­за­тель­но выхва­ты­вал какой- нибудь зло­ве­щий, урод­ли­вый пред­мет: гильо­ти­ну, гибрид безы­мян­но­го чудо­ви­ща, одут­ло­ва­тое боро­да­тое лицо, иска­жен­ное хит­рой ухмыл­кой, тело, зали­тое кро­ва­вы­ми пото­ка­ми, истор­га­е­мы­ми из пере­ре­зан­но­го гор­ла. Джонс пони­мал, что ниче­го осо­бен­но­го и дей­стви­тель­но страш­но­го во всех этих экс­по­на­тах нет, одна­ко по исте­че­нии пер­во­го полу­ча­са пред­по­чел все же не видеть их.

Теперь он и сам не пони­мал, зачем ему пона­до­би­лось высме­и­вать это­го безум­ца. Было бы гораз­до про­ще вооб­ще оста­вить его в покое или обра­тить­ся к спе­ци­а­ли­сту-пси­хи­ат­ру. Воз­мож­но, все дело заклю­ча­лось в тех чув­ствах, кото­рые один худож­ник пита­ет к дру­го­му. В лич­но­сти Род­жер­са настоль­ко отчет­ли­во про­смат­ри­ва­лось гени­аль­ное нача­ло, что Джон­су хоте­лось исполь­зо­вать любой шанс, лишь бы помочь ему изба­вить­ся от мед­лен­но при­бли­жа­ю­ще­го­ся поме­ша­тель­ства.

В пол­ночь до него донес­ся про­рвав­ший­ся сквозь тем­но­ту бой башен­ных часов, и Джонс не без удо­воль­ствия вос­при­нял это напо­ми­на­ние о суще­ство­вав­шем там, сна­ру­жи, живом и реаль­ном мире. Свод­ча­тая музей­ная пала­та сво­ей ужа­са­ю­щей, абсо­лют­ной уеди­нен­но­стью чем-то напо­ми­на­ла гроб­ни­цу. Даже самая обыч­ная мышь мог­ла бы сей­час соста­вить ему при­ят­ную ком­па­нию, одна­ко Род­жерс как-то обмол­вил­ся, что «по опре­де­лен­ным при­чи­нам» ни мыши, ни даже насе­ко­мые нико­гда не при­бли­жа­лись к зда­нию музея. Как ни стран­но, это ока­за­лось сущей прав­дой. Окру­жав­шая его гне­ту­щая тиши­на дей­стви­тель­но каза­лась абсо­лют­но пол­ной, а ему так хоте­лось услы­шать хоть какой-нибудь звук! Он пошар­кал нога­ми по полу, и в напря­жен­ной тишине заме­та­лось рас­хо­дя­ще­е­ся кон­цен­три­че­ски­ми кру­га­ми эхо. Потом каш­ля­нул, но тут же понял, как несе­рьез­ны все эти корот­кие, отры­ви­стые, отра­жен­ные сте­на­ми и потол­ком зву­ки. Он поклял­ся себе, что ни в коем слу­чае не ста­нет раз­го­ва­ри­вать сам с собой, посколь­ку это озна­ча­ло бы нача­ло рас­па­да пси­хи­ки. И все же Джон­су каза­лось, что вре­мя течет ненор­маль­но, удру­ча­ю­ще мед­лен­но, и что с той мину­ты, когда он в послед­ний раз зажег свой фона­рик, про­шла целая веч­ность, хотя на самом деле башен­ные часы лишь недав­но про­би­ли пол­ночь.

Вре­ме­на­ми Джонс улав­ли­вал незри­мые, почти иллю­зор­ные шоро­хи, кото­рые не вполне соот­вет­ство­ва­ли ноч­но­му гулу окру­жав­ших музей убо­гих улиц, и ему в голо­ву ста­ли при­хо­дить мыс­ли о смут­ных, про­ти­во­ре­ча­щих реаль­но­сти вещах вро­де музы­ки и неве­до­мой, недо­ся­га­е­мой жиз­ни дру­гих изме­ре­ний, давя­щих на наше бытие. Род­жерс не раз упо­ми­нал про такие явле­ния. Окру­жа­ю­щее Джон­са про­стран­ство было пол­но­стью закры­то, и все же в этой общей, тоталь­ной непо­движ­но­сти атмо­сфе­ры он ощу­щал едва замет­ное дви­же­ние воз­ду­ха. Ему пока­за­лось, что в поме­ще­нии ста­ло необыч­но зяб­ко; в воз­ду­хе чув­ство­вал­ся соле­ный при­вкус, к кото­ро­му добав­лял­ся сла­бый намек на затх­лый, отвра­ти­тель­ный запдах. В днев­ное вре­мя он ни разу не заме­чал, что­бы вос­ко­вые фигу­ры как-то пах­ли, и сей­час этот сла­бый аро­мат ско­рее наво­дил на мысль о музее есте­ствен­ной исто­рии. Ему пока­за­лось это стран­ным, но Род­жерс дей­стви­тель­но неод­но­крат­но упо­ми­нал, что отнюдь не все фигу­ры име­ют искус­ствен­ную при­ро­ду, и, воз­мож­но, имен­но это утвер­жде­ние вызы­ва­ло теперь в его созна­нии подоб­ные обо­ня­тель­ные обра­зы. «Во вся­ком слу­чае, — решил он, — сле­ду­ет поосте­речь­ся от подоб­ных вывер­тов вооб­ра­же­ния, посколь­ку раз­ве не подоб­ные им фан­та­зии сокру­ши­ли рас­су­док бед­ня­ги Род­жер­са?»

И все же без­дон­ное оди­но­че­ство поме­ще­ния оста­ва­лось пуга­ю­щим. Джонс вспом­нил ту дья­воль­скую фото­гра­фию, кото­рую пока­зал ему Род­жерс — безум­ная резь­ба по кам­ню, зага­доч­ный трон и это чудо­ви­ще, обна­ру­жен­ное яко­бы вос­се­дав­шим на нем, — что за полет боль­но­го вооб­ра­же­ния! Подоб­ный образ попро­сту не мог родить­ся в чело­ве­че­ском моз­гу.

С каж­дым боем часов, отме­ряв­ших оче­ред­ные чет­верть часа, бли­зость бес­чис­лен­ных вос­ко­вых обра­зов все более и более дей­ство­ва­ла Джон­су на нер­вы. Он настоль­ко хоро­шо изу­чил музей, что даже теперь, в пол­ной тем­но­те, не мог пол­но­стью изба­вить­ся от вос­по­ми­на­ний о них. Напро­тив, тем­но­та слов­но уси­ли­ва­ла, акти­ви­зи­ро­ва­ла его память, добав­ляя к обли­ку этих тво­ре­ний осо­бен­но омер­зи­тель­ные обер­то­ны. Каза­лось, что гильо­ти­на легонь­ко поскри­пы­ва­ет, а боро­да­тое лицо Ланд­рю, убий­цы всех сво­их пяти­де­ся­ти жен, иска­жа­ет­ся в зло­ве­щей, чудо­вищ­ной ухмыл­ке. Из пере­ре­зан­но­го гор­ла мадам Демерс истор­га­лись ужа­са­ю­щие буль­ка­ю­щие зву­ки, а обез­глав­лен­ная и лишен­ная ног жерт­ва исто­рии о «тру­пе в чемо­дане» мед­лен­но, но неуклон­но при­бли­жа­лась к нему на сво­их окро­вав­лен­ных куль­тях. Джонс закрыл гла­за; наде­ясь, что это изба­вит его от дья­воль­ских обра­зов, одна­ко вско­ре понял бес­по­лез­ность этой попыт­ки. Тогда он решил изме­нить так­ти­ку и стал уси­лен­но удер­жи­вать в созна­нии самые жут­кие обра­зы, от созер­ца­ния кото­рых несколь­ко секунд назад вся­че­ски ста­рал­ся изба­вить­ся. Он стал это делать, пото­му что, оста­ва­ясь в его моз­гу, они попро­сту вытал­ки­ва­ли иные, еще более отвра­ти­тель­ные и омер­зи­тель­ные виде­ния. Ему было ясно: сей­час он воз­вра­ща­ет­ся во вре­ме­на кош­ма­ров сво­е­го дет­ства и пыта­ет­ся исполь­зо­вать раци­о­наль­ное мыш­ле­ние взрос­ло­го чело­ве­ка, что­бы огра­дить себя от насе­да­ю­щих фан­то­мов. Кро­ме того, он несколь­ко раз полых­нул фона­ри­ком, и это, как ему пока­за­лось, немно­го помог­ло. Осве­щен­ные им созда­ния ока­за­лись не столь омер­зи­тель­ны­ми и чудо­вищ­ны­ми, как те, кото­рые всплы­ва­ли в его созна­нии.

Но были в этой так­ти­ке и свои изъ­я­ны. Даже при све­те фона­ри­ка он не смог изба­вить­ся от ощу­ще­ния сла­бо­го, таин­ствен­но­го подра­ги­ва­ния хол­ще­вой пере­го­род­ки, закры­вав­шей нишу «Толь­ко для взрос­лых». Он знал, что за ней нахо­дит­ся, и при мыс­ли об этом начал дро­жать.

Вер­нув­шись на преж­нее место в демон­стра­ци­он­ном зале, он сомкнул веки и почув­ство­вал, как перед гла­за­ми зале­та­ли свет­лые кра­пин­ки, кру­жа­щи­е­ся в заво­ра­жи­ва­ю­щем тан­це. Дале­ко за окном послы­шал­ся оди­ноч­ный удар башен­ных часов. «Неуже­ли толь­ко один?» Он осве­тил фона­ри­ком соб­ствен­ные наруч­ные часы и убе­дил­ся — все­го лишь час ночи. Род­жерс при­дет к вось­ми, даже рань­ше Ора­бо­ны. Свет с ули­цы про­ник­нет в основ­ное поме­ще­ние задол­го до это­го, но сюда не про­скольз­нет ни еди­ный луч — все окна в этой части под­ва­ла были зало­же­ны кир­пи­чом, и застек­лен­ны­ми оста­ва­лись лишь три узень­кие окон­ца-бой­ни­цы, выхо­дя­щие во двор. Все ука­зы­ва­ло на то, что ожи­да­ние ока­жет­ся дол­гим.

Сей­час его слух ока­зал­ся в пле­ну самых диких гал­лю­ци­на­ций — он мог поклясть­ся в том, что слы­шит мед­лен­ные, кра­ду­щи­е­ся шаги за запер­той две­рью мастер­ской. Затем ему пока­за­лось, что он раз­ли­ча­ет звук пово­ра­чи­ва­е­мо­го в две­ри мастер­ской клю­ча. Он вклю­чил фона­рик, но уви­дел лишь ста­рин­ный шести­па­нель­ный пря­мо­уголь­ник две­ри, кото­рый ни на дюйм не сдви­нул­ся с места. Джонс сно­ва вер­нул­ся во тьму, закрыл гла­за, но так и не смог отде­лать­ся от мучи­тель­ной иллю­зии како­го-то скри­па — на сей раз опре­де­лен­но не гильо­ти­ны, но мед­лен­но, тай­ком откры­ва­е­мой две­ри в мастер­скую.

Нет, он не закри­чит — если это слу­чит­ся, то он опре­де­лен­но поте­ря­ет кон­троль над собой. Теперь Джонс отчет­ли­во раз­ли­чал мед­лен­ные, шар­ка­ю­щие шаги, кото­рые неумо­ли­мо при­бли­жа­лись. Он дол­жен дер­жать себя в руках, раз­ве ему это не уда­лось, когда созна­ние запол­ни­ли безы­мян­ные чуди­ща, пытав­ши­е­ся завла­деть им? Шар­ка­ю­щие шаги при­бли­зи­лись, и от всей его реши­мо­сти не оста­лось и сле­да. Он не закри­чал, а лишь натуж­но выда­вил в тем­но­ту:

— Кто там? Кто ты? Что тебе надо?

Отве­та не после­до­ва­ло, хотя шорох не сти­хал. Джонс не мог уяс­нить, чего боит­ся боль­ше — вклю­чить фона­рик или оста­вать­ся в пол­ной тем­но­те, пока неве­до­мое не при­бли­зит­ся к нему. Гор­ло и паль­цы пара­ли­зо­вал леде­ня­щий ужас. Тиши­на ста­но­ви­лась невы­но­си­мой, а кош­мар пол­ной тем­но­ты стал похо­дить на безум­ную пыт­ку. Он сно­ва исте­ри­че­ски про­кри­чал неве­до­мо куда и кому:

— Стой! Кто ты?! — и тут же послал впе­ред луч фона­ри­ка.

Через мгно­ве­ние, пара­ли­зо­ван­ный тем, что пред­ста­ло перед его взо­ром, он выро­нил фона­рик и закри­чал, заорал, заво­пил не пере­ста­вая…

К нему мед­лен­но при­бли­жа­лась чер­ная фигу­ра гигант­ских раз­ме­ров и самых омер­зи­тель­ных очер­та­ний, пред­став­ляв­шая собой некую помесь обе­зья­ны и насе­ко­мо­го. Шку­ра лох­мо­тья­ми бол­та­лась на костях, а мор­щи­ни­стый руди­мент голо­вы с омерт­вев­ши­ми гла­за­ми мер­но пока­чи­вал­ся, как у пья­но­го, из сто­ро­ны в сто­ро­ну. Перед­ние конеч­но­сти с широ­ко раз­не­сен­ны­ми ког­тя­ми были вытя­ну­ты впе­ред, а все тело нес­ло на себе отпе­ча­ток убий­ствен­но­го, зло­ве­ще­го напря­же­ния, несмот­ря на то, что лицо было лише­но како­го-либо выра­же­ния. Когда раз­да­лись кри­ки и все кру­гом сно­ва оку­та­ла непро­гляд­ная тем­но­та, суще­ство прыг­ну­ло впе­ред, и Джонс мгно­вен­но ока­зал­ся сокру­шен­ным и повер­жен­ным на пол. Борь­бы как тако­вой не было, посколь­ку моло­дой чело­век тут же поте­рял созна­ние.

Бес­па­мят­ство Джон­са дли­лось не более несколь­ких секунд, посколь­ку, когда безы­мян­ное созда­ние ста­ло по-обе­зья­ньи воло­чить его по полу, он начал посте­пен­но при­хо­дить в себя. Созна­ние вер­ну­лось пол­но­стью, когда он услы­шал изда­ва­е­мые чудо­ви­щем зву­ки. Ему пока­за­лось, что голос при­над­ле­жит чело­ве­ку и даже зна­ком ему.

— Йа-йа! — под­вы­вал голос. — Я иду, Ран-Тегот, иду со сво­им жерт­во­под­но­ше­ни­ем. Ты дол­го ждал, пло­хо ел, но нако­нец полу­чишь обе­щан­ное. И вме­сто Ора­бо­ны это будет некто повы­ше клас­сом, тот, кто отка­зы­вал­ся пове­рить в тебя. Ты сокру­шишь его, высо­сешь всю его кровь, лишишь его всех сомне­ний, и от это­го ста­нешь еще силь­нее. А потом он пред­ста­нет перед людь­ми как мону­мент во сла­ву тебе, Ран­Те­гот, бес­ко­неч­ный и непо­бе­ди­мый, и мне — тво­е­му рабу и вер­хов­но­му жре­цу. Ты голо­ден, и я несу тебе пищу. Я понял твой знак и пошел за тобой. Я напою тебя кро­вью. Йа-йа!

В одно мгно­ве­ние ужа­сы ночи сва­ли­лись с Джон­са, подоб­но сбро­шен­ной одеж­де. Он сно­ва пол­но­стью управ­лял сво­им рас­суд­ком, ибо осо­зна­вал вполне зем­ную и мате­ри­аль­ную сущ­ность того зла, с кото­рым имел сей­час дело. Это был отнюдь не мифи­че­ский монстр, а все­го лишь опас­ный безу­мец. Это был Род­жерс, обла­чив­ший­ся в дикое, оче­вид­но им же самим сотво­рен­ное, кош­мар­ное оде­я­ние и явно наме­ре­вав­ший­ся совер­шить свое мерз­кое жерт­во­при­но­ше­ние богу-дья­во­лу, слеп­лен­но­му им из вос­ка. Совер­шен­но ясно, что он про­ник в поме­ще­ние мастер­ской через зад­нюю дверь, выхо­див­шую во двор, наце­пил на себя этот мас­ка­рад­ный костюм, после чего наме­ре­вал­ся захва­тить врас­плох запер­тую в ловуш­ку и очу­мев­шую от стра­ха жерт­ву. При этом он был пора­зи­тель­но силь­ным, и если ока­зы­вать ему сопро­тив­ле­ние, поду­мал Джонс, то мед­лить нель­зя. Сей­час он навер­ня­ка счи­та­ет, что его плен­ник без созна­ния, поэто­му Джонс решил застать его врас­плох. Ощу­тив спи­ной порог, Джонс смек­нул, что его воло­кут в тем­ную как смоль мастер­скую.

С отча­я­ни­ем при­го­во­рен­но­го к смер­ти он неожи­дан­но под­прыг­нул из сво­ей полу­ле­жа­чей позы, на какое-то мгно­ве­ние осво­бо­дил­ся от рук изум­лен­но­го манья­ка и уже в сле­ду­ю­щую секун­ду рва­нул­ся во мра­ке, вце­пив­шись обе­и­ми рука­ми в лов­ко замас­ки­ро­ван­ное гор­ло сво­е­го мучи­те­ля. Одна­ко Род­жерс тут же обла­пил его, после чего оба без каких-либо даль­ней­ших при­го­тов­ле­ний сце­пи­лись в отча­ян­ной схват­ке. Атле­ти­че­ская под­го­тов­ка Джон­са оста­ва­лась, пожа­луй, его един­ствен­ным спа­се­ни­ем, посколь­ку взбе­сив­ший­ся про­тив­ник дей­ство­вал подоб­но машине жесто­ко­го раз­ру­ше­ния, напо­ми­ная сво­ей страш­ной неисто­во­стью обе­зу­мев­ше­го зве­ря.

Вре­ме­на­ми оже­сто­чен­ная схват­ка огла­ша­лась раз­да­вав­ши­ми­ся во мра­ке гор­тан­ны­ми выкри­ка­ми. Лилась кровь, тре­ща­ла одеж­да, но нако­нец Джон­су уда­лось добрать­ся до шеи манья­ка, лишив­ше­го­ся сво­е­го устра­ша­ю­ще­го мас­ка­ра­да. Он не про­ро­нил ни сло­ва и отдал защи­те соб­ствен­ной жиз­ни всю энер­гию. Род­жерс же бил кула­ка­ми, пинал­ся, цеп­лял­ся, — цара­пал­ся, кусал­ся и даже пле­вал­ся, вре­мя от вре­ме­ни нахо­дя силы для того, что­бы выкри­ки­вать целые фра­зы. В основ­ном это был его риту­аль­ный жар­гон, пере­пол­нен­ный ссыл­ка­ми на «Него» или «Ран-Тего­та», но Джоне уже не вос­при­ни­мал их все­рьез. Под конец оба пока­ти­лись по полу, пере­во­ра­чи­вая ска­мьи, уда­ря­ясь о сте­ны и кир­пич­ное осно­ва­ние пла­виль­ной печи. Силь­но ткнув Род­жер­са коле­ном в грудь, моло­дой чело­век окон­ча­тель­но сокру­шил про­тив­ни­ка и спу­стя неко­то­рое вре­мя понял, что побе­дил.

С тру­дом кон­тро­ли­руя свои дви­же­ния, Джонс все же встал на ноги и, шата­ясь, побрел вдоль стен в поис­ках выклю­ча­те­ля, посколь­ку лишил­ся как сво­е­го фона­ря, так и боль­шей части одеж­ды. При этом он не выпус­кал из рук обмяк­шее тело сопер­ни­ка, воло­ча его за собой и с опас­кой ожи­дая ново­го воз­мож­но­го напа­де­ния, когда тот очнет­ся. Нако­нец добрав­шись до выклю­ча­те­ля, он нащу­пал нуж­ную руко­ят­ку. Когда поме­ще­ние при­ве­ден­ной в пол­ный бес­по­ря­док мастер­ской залил яркий свет, он при­нял­ся свя­зы­вать Род­жер­са верев­ка­ми и рем­ня­ми, кото­рые в изоби­лии валя­лись повсю­ду. Гро­теск­ный наряд хозя­и­на музея или, точ­нее, то, что от него оста­лось, был изго­тов­лен из какой-то совер­шен­но необыч­ной кожи. При при­кос­но­ве­нии к ней кожа само­го Джон­са покры­лась мураш­ка­ми, и он почув­ство­вал незна­ко­мый, стран­но­про­горк­лый запах. Под оде­я­ни­ем он нащу­пал преж­нюю одеж­ду Род­жер­са и висев­шие на поя­се клю­чи. Совер­шен­но выбив­ший­ся из сил побе­ди­тель схва­тил их, пони­мая, что сей­час имен­но в этом его спа­се­ние. Малень­кие окон­ца-щел­ки были закры­ты плот­ны­ми пор­тье­ра­ми, и он решил их пока не тро­гать.

Смыв в одном из чанов сле­ды кро­ви, Джонс подо­брал себе наи­бо­лее про­за­и­че­ский, и хотя бы отда­лен­но под­хо­див­ший по раз­ме­ру наряд из тех, что висе­ли на костю­мер­ных крю­ках. Осмот­рев выхо­див­шую во двор дверь, он обна­ру­жил, что та запи­ра­ет­ся на пру­жин­ный замок, и для того, что­бы ее отпе­реть изнут­ри, ключ не нужен. Связ­ку с клю­ча­ми он, одна­ко, оста­вил при себе на тот слу­чай, если при­дет­ся вер­нуть­ся сюда поз­же — теперь уже с под­мо­гой, посколь­ку не сомне­вал­ся, что без вме­ша­тель­ства пси­хи­ат­ра не обой­тись. Теле­фо­на в музее не было, одна­ко его мож­но было най­ти в одном из близ­ле­жа­щих и круг­ло­су­точ­но рабо­та­ю­щих ресто­ра­нов или в какой-нибудь апте­ке. Он уже было открыл дверь, когда из-за спи­ны полил­ся поток омер­зи­тель­ной бра­ни. Обер­нув­шись, он уви­дел, что Род­жерс, все види­мые уве­чья кото­ро­го огра­ни­чи­ва­лись лишь одной глу­бо­кой цара­пи­ной на левой щеке, нако­нец при­шел в себя:

— Дурак! Отро­дье всех свя­щен­ных чудо­вищ! Сукин сын, вою­щий в водо­во­ро­те Аза­то­та! Ты мог стать свя­щен­ным и обре­сти бес­смер­тие, а вме­сто это­го пре­да­ешь Его и Его жре­ца. Бере­гись, ибо Оно голод­но! На тво­ем месте дол­жен был нахо­дить­ся Ора­бо­на, но этот про­кля­тый, пре­да­тель­ский зверь готов отвер­нуть­ся и от меня, и от Него. Я же решил сна­ча­ла ока­зать эту честь тебе. Но теперь бере­ги­тесь оба! Йа-йа! Отмще­ние близ­ко! Зна­ешь ли ты, каким обра­зом мог обре­сти бес­смер­тие? Посмот­ри на эту печь — в ней уже сей­час мож­но раз­ве­сти огонь, а чан напол­нен вос­ком. Я посту­пил бы с тобой так же, как и с осталь­ны­ми, неко­гда живы­ми фор­ма­ми. Хей! Ты, кото­рый утвер­ждал, что все мои фигу­ры искус­ствен­ные, дол­жен был сам стать вос­ко­вой фигу­рой! Печь была наго­то­ве. Когда Оно насы­ти­лось бы, а ты стал как та соба­ка, что я пока­зы­вал, я бы пре­вра­тил твое иссох­шее, обес­кров­лен­ное тело в бес­смерт­ный экс­по­нат! Воск сде­лал бы его таким. Раз­ве не ты гово­рил, что я вели­кий худож­ник? Воск в каж­дой поре, на каж­дом квад­рат­ном дюй­ме тво­ей кожи, йа-йа! А после это­го весь мир взи­рал бы на твою изу­ве­чен­ную тушу и зада­вал­ся вопро­сом, как я мог сотво­рить подоб­ный образ. Хей! Сле­ду­ю­щий был бы Ора­бо­на, за ним — все осталь­ные, и тогда бы моя вос­ко­вая семья суще­ствен­но попол­ни­лась бы! Соба­ка! Неуже­ли ты дей­стви­тель­но дума­ешь, что я создал все свои кук­лы? А поче­му бы не ска­зать — сохра­нил? Теперь ты зна­ешь, в каких неве­до­мых местах я побы­вал и какие зага­доч­ные наход­ки при­вез отту­да. Трус, ты даже, не можешь пред­ста­вить себе раз­ме­ры того чудо­ви­ща, шку­ру кото­ро­го я наце­пил, что­бы испу­гать тебя. Один лишь вид это­го суще­ства или хотя бы пред­став­ле­ние его в сво­ем созна­нии тут же на месте заста­ви­ло бы тебя испу­стить дух от стра­ха, йа-йа! Оно голод­но и жаж­дет кро­ви, а кровь — это жизнь.

Род­жерс при­сло­нил­ся к стене и, опу­тан­ный верев­ка­ми, стал рас­ка­чи­вать­ся из сто­ро­ны в сто­ро­ну:

— Послу­шай, Джонс, если я отпу­щу тебя, согла­сишь­ся ты сде­лать то же самое — отпу­стить меня? О Нем дол­жен забо­тить­ся вер­хов­ный жрец. Что­бы сохра­нить Его жизнь, хва­тит и одно­го Ора­бо­ны, а когда с ним будет покон­че­но, я выстав­лю его вос­ко­вые остан­ки на обо­зре­ние все­му све­ту. На его месте мог бы ока­зать­ся ты, но тебе было угод­но отверг­нуть эту честь. Боль­ше я не ста­ну тебя бес­по­ко­ить. Отпу­сти меня — и я согла­шусь раз­де­лить с тобой власть, кото­рой Оно наде­лит меня. Йа-йа! Вели­кий Ран- Тегот! Отпу­сти меня! Отпу­сти меня! Оно голо­да­ет там, за две­рью, и если, умрет, Ста­ри­ки нико­гда не смо­гут вер­нуть­ся. Хей-хей! Отпу­сти меня! Взгляд хозя­и­на музея упер­ся в запер­тую дверь, и он, неот­рыв­но гля­дя на нее, стал бить­ся голо­вой о кир­пич­ную сте­ну, коло­тить в нее свя­зан­ны­ми нога­ми. Джонс побо­ял­ся, что он может серьез­но пора­нить­ся, и при­бли­зил­ся, что­бы при­вя­зать Род­жер­са к како­му-нибудь непо­движ­но­му пред­ме­ту. Но плен­ник, изви­ва­ясь, отполз подаль­ше и издал серию неисто­вых завы­ва­ний, ужас­ный тембр кото­рых не имел ниче­го обще­го с чело­ве­че­ски­ми зву­ка­ми, а гром­кость была почти невы­но­си­ма. Каза­лось неве­ро­ят­ным, что­бы чело­ве­че­ское гор­ло было спо­соб­но поро­дить зву­ки подоб­ной силы и прон­зи­тель­но­сти, и Джонс поду­мал, что если подоб­ное про­длит­ся еще неко­то­рое вре­мя, то отпа­дет необ­хо­ди­мость спе­ци­аль­но звать кого-то на под­мо­гу. Вско­ре сюда обя­за­тель­но заявит­ся кон­стебль, бла­го в этом застро­ен­ном скла­да­ми пустын­ном рай­оне люди прак­ти­че­ски не жили.

Меж­ду тем из глот­ки безум­ца про­дол­жа­ли выле­тать бес­смыс­лен­ные для Джон­са, неве­до­мые ему зву­ки и сло­ва, сре­ди кото­рых мож­но было разо­брать лишь упо­ми­нав­ши­е­ся ранее вро­де «Цтул­ху» и «Ран-Тегот». Туго спе­ле­на­тое безум­ное созда­ние нача­ло изви­вать­ся по гряз­но­му полу, мед­лен­но под­пол­зая к запер­той две­ри, а достиг­нув ее, ста­ло, с силой бить­ся о нее голо­вой. Джон­су была омер­зи­тель­на сама мысль о том, что плен­ни­ка при­дет­ся свя­зать еще креп­че, тем более что он и сам все еще никак не мог собрать­ся с сила­ми после недав­ней дра­ки. Оже­сто­чен­ное сопро­тив­ле­ние про­тив­ни­ка ста­ло дей­ство­вать ему на нер­вы, и он почув­ство­вал, что его сно­ва захле­сты­ва­ет та же безы­мян­ная тре­во­га, кото­рую он ощу­щал в тем­но­те. Все свя­зан­ное с Род­жер­сом и его музе­ем было столь дья­воль­ски ненор­маль­ным, наве­ва­ю­щим мыс­ли о чер­ном, гне­ту­щем без­бре­жии поту­сто­рон­ней жиз­ни! Ему было отвра­ти­тель­но осо­зна­вать, что рядом где-то в тем­но­те поме­ще­ния за запер­той дере­вян­ной две­рью в этот самый момент таит­ся вос­ко­вое изоб­ра­же­ние дья­во­ла, слеп­лен­ное рука­ми безум­но­го гения.

И в этот самый момент про­изо­шло нечто такое, что вновь прон­зи­ло все есте­ство Джон­са ощу­ще­ни­ем леде­ня­ще­го ужа­са, и заста­ви­ло покры­ва­ю­щие его тело воло­сы — даже тонень­кие воло­соч­ки, про­из­рас­тав­шие на пред­пле­чьях, — встать дыбом от не под­да­ю­ще­го­ся опи­са­нию кош­ма­ра. Род­жерс вне­зап­но пере­стал вопить и коло­тить­ся голо­вой о дере­вян­ные пане­ли две­ри, даже поста­рал­ся при­нять сидя­чую позу. Голо­ва его скло­ни­лась набок, слов­но он вни­ма­тель­но при­слу­ши­вал­ся к чему-то. В то же мгно­ве­ние его лицо иска­зи­ла дья­воль­ская ухмыл­ка три­ум­фа, и он заго­во­рил вполне нор­маль­ным голо­сом.

— Слу­шай, глу­пец! Вни­ма­тель­но слу­шай! Оно услы­ша­ло мой при­зыв и идет сюда. Раз­ве ты не слы­шишь, как оно выби­ра­ет­ся из сво­е­го чана, что сто­ит там, в кон­це кори­до­ра? Мне при­шлось выко­пать глу­бо­кую яму, пото­му что ничто дру­гое Ему не под­хо­ди­ло. Это зем­но­вод­ное, ты же зна­ешь — сам видел на той фото­гра­фии. Оно при­шло на Зем­лю из свин­цо­во-серо­го Юго­та — мира, горо­да кото­ро­го скры­ты под вода­ми теп­ло­го, глу­бо­ко­го моря. Оно не может встать там в пол­ный рост, раз­ме­ры не поз­во­ля­ют, а пото­му при­хо­дит­ся все вре­мя сидеть на кор­точ­ках, скрю­чив­шись. Отдай мне клю­чи, мы долж­ны выпу­стить Его и встать перед Ним на коле­ни. Потом мы вый­дем отсю­да и пой­ма­ем какую-нибудь соба­ку или хотя бы кош­ку, оты­щем како­го-нибудь пьян­чу­гу, что­бы сде­лать Ему жерт­во­при­но­ше­ние.

Не столь­ко сло­ва сума­сшед­ше­го, сколь­ко то, как они были про­из­не­се­ны, вызва­ли в душе Джон­са силь­ней­шее смя­те­ние. Под­черк­ну­тая уве­рен­ность, даже искрен­ность, зву­чав­шие в этом безум­ном шепо­те, ока­зы­ва­ли заво­ра­жи­ва­ю­щее дей­ствие. Вооб­ра­же­ние, в кото­ром скво­зи­ла подоб­ная сила, все­ля­ло под­лин­ную угро­зу в дья­воль­скую вос­ко­вую фигу­ру, тая­щу­ю­ся где-то за тяже­лой две­рью. При­гля­дев­шись к ней, Джонс слов­но заво­ро­жен­ный, уви­дел на ее поверх­но­сти несколь­ко тре­щин, хотя ника­ких сле­дов физи­че­ско­го воз­дей­ствия с этой сто­ро­ны двер­ной пане­ли вид­но не было. Он пред­ста­вил себе, како­го же раз­ме­ра, были ком­на­та или шкаф, скры­вав­ши­е­ся по дру­гую ее сто­ро­ну, и каким обра­зом была укреп­ле­на в ней вос­ко­вая фигу­ра. Сло­ва манья­ка про чан и кори­дор, несо­мнен­но, явля­лись пло­дом его вооб­ра­же­ния, рав­но как и все осталь­ное.

На какое-то ужас­ное мгно­ве­ние Джонс пол­но­стью утра­тил спо­соб­ность дышать. Кожа­ный пояс, кото­рый он подо­брал для того, что­бы допол­ни­тель­но свя­зать Род­жер­са, выпал из его вне­зап­но обес­си­лев­ших рук, а все тело с голо­вы до пят сотряс­ла кон­вуль­сия. Он чув­ство­вал, что это поме­ще­ние спо­соб­но све­сти его с ума, как уже слу­чи­лось с Род­жер­сом, но лишь теперь понял, что на самом деле лишил­ся рас­суд­ка. Он обе­зу­мел, пото­му что его разум запол­ни­ли гал­лю­ци­на­ции, еще более фан­та­сти­че­ские, чем те, что он уже пере­жил в эту ночь. Безум­ный хозя­ин музея уве­рял его, что слы­шит, как мифи­че­ский монстр пле­щет­ся в сво­ем резер­ву­а­ре за две­рью, и — о Боже! — он сам теперь слы­шал это!

Род­жерс заме­тил, как спазм ужа­са ско­вал лицо Джон­са, пре­вра­тив его в застыв­шую мас­ку стра­ха. И заго­го­тал.

— Ну что, иди­от, нако­нец-то пове­рил! Теперь и ты узнал это! Слы­шишь — Оно идет! Отдай клю­чи, дурак, мы долж­ны при­не­сти Ему жерт­ву!

Но Джонс был уже не в состо­я­нии вос­при­ни­мать чело­ве­че­скую речь, здра­вую или безум­ную. Пара­лич стра­ха напо­ло­ви­ну лишил его созна­ния и спо­соб­но­сти пере­дви­гать­ся. Ведь он дей­стви­тель­но слы­шал всплес­ки, на самом деле раз­ли­чал шле­па­ю­щие и хло­па­ю­щие шаги, слов­но гро­мад­ные мок­рые лапы сту­па­ли по твер­дой поверх­но­сти. Что-то дей­стви­тель­но при­бли­жа­лось к ним. В нозд­ри уда­рил про­рвав­ший­ся сквозь щели в две­ри зло­вон­ный живот­ный запах, похо­жий и одно­вре­мен­но несхо­жий с той вонью, кото­рую ему при­хо­ди­лось ощу­щать в зоо­ло­ги­че­ском саду Риджент-пар­ка.

Теперь он почти не созна­вал, гово­рит ли что-то Род­жерс или мол­чит. Реаль­ность усколь­за­ла от его разу­ма, а сам он пре­вра­тил­ся в ста­тую, охва­чен­ную настоль­ко неесте­ствен­ны­ми виде­ни­я­ми и гал­лю­ци­на­ци­я­ми, что они почти обре­ли нату­раль­ную плоть. Джон­су каза­лось, что он раз­ли­ча­ет доно­ся­ще­е­ся отку­да-то из без­дны за две­рью фыр­ка­нье и пых­те­ние, а когда неожи­дан­ный лаю­щий и труб­ный звук ата­ко­вал его уши, даже не сра­зу понял, что издал его свя­зан­ный маньяк. В его созна­нии про­дол­жа­ла парить фото­гра­фия той про­кля­той, неве­до­мой ему вос­ко­вой тва­ри. Подоб­ное созда­ние не име­ло пра­ва на суще­ство­ва­ние, но не мог­ло ли оно и в самом деле све­сти его с ума?

Едва очнув­шись, он полу­чил новое под­твер­жде­ние окру­жав­ше­го его безу­мия. Ему почу­ди­лось, как что-то при­кос­ну­лось к запо­ру тяже­лой дере­вян­ной две­ри и ста­ло цара­пать, скре­стись, тол­кать мас­сив­ную панель. Послы­шал­ся глу­хой стук, кото­рый с каж­дой секун­дой ста­но­вил­ся все гром­че. Вонь сто­я­ла невы­но­си­мая. Вско­ре уда­ры по две­ри загро­хо­та­ли с новой зло­ве­щей силой, слов­но неви­ди­мый таран пытал­ся раз­ру­шить раз­де­ляв­шую их пере­го­род­ку. Раз­дал­ся оглу­ши­тель­ный треск лома­ю­ще­го­ся дере­ва, нака­ти­ла новая вол­на оду­ря­ю­ще­го зло­во­ния, послы­шал­ся гро­хот выва­лив­шей­ся пане­ли — и пока­за­лось чер­ное щупаль­це, увен­чан­ное кра­бо­вид­ной клеш­ней…

— Помо­ги­те! Помо­ги­те! Боже, помо­ги мне! А‑аааааа!..

Лишь ценой зна­чи­тель­ных уси­лий Джон­су уда­лось вспом­нить тот вне­зап­ный, пара­ли­зу­ю­щий страх, оку­нув­ший его в пучи­ну некон­тро­ли­ру­е­мо­го, безум­но­го поле­та в нику­да. То, что он сде­лал на самом деле, оче­вид­но, шло на стран­ном, парал­лель­ном кур­се его созна­ния с диким, стре­ми­тель­ным поле­том ужа­са­ю­ще­го кош­ма­ра. Ока­зы­ва­ет­ся, он чуть ли не одним прыж­ком пре­одо­лел про­стран­ство скле­па, рва­нул на себя наруж­ную дверь, кото­рая захлоп­ну­лась за его спи­ной, издав при этом харак­тер­ный щел­чок, после чего взле­тел по истер­той камен­ной лест­ни­це, пере­ска­ки­вая одно­вре­мен­но через три сту­пе­ни, и в отча­я­нии, не имея перед собой ника­кой кон­крет­ной цели, бро­сил­ся бежать по влаж­но­му булыж­ни­ку дво­ра и убо­гим улоч­кам Саутвор­ка.

На этом его вос­по­ми­на­ния обры­ва­лись.

Джонс не пом­нил, как добрал­ся до дома, — при этом никто не видел, что­бы он брал так­си. Воз­мож­но, он про­бе­жал все это рас­сто­я­ние, под­чи­ня­ясь лишь сле­по­му инстинк­ту — через мост Ватер­лоо, вдоль Стр­эн­да, Чер­ринг-кросс к Хай­мар­ке­ту и отту­да по Риджент-стрит. На нем все еще бол­та­лись лох­мо­тья неле­по­го музей­но­го наря­да, когда он понял, что надо обра­тить­ся к вра­чу. Неде­лю спу­стя нев­ро­па­то­лог раз­ре­шил ему вста­вать с посте­ли, что­бы гулять на све­жем воз­ду­хе.

Вра­чам он рас­ска­зал немно­го. Все пере­жи­тое в его созна­нии оку­ты­ва­ла какая-то пеле­на, заве­са, соткан­ная из безу­мия и кош­ма­ра, и он пони­мал, что в подоб­ной ситу­а­ции самым луч­шим будет попри­дер­жать язык. Чуть опра­вив­шись, он про­смот­рел все газе­ты, кото­рые вышли в Лон­доне после той сума­сшед­шей ночи, но ника­ких пуб­ли­ка­ций о стран­ном про­ис­ше­ствии в музее вос­ко­вых фигур не обна­ру­жил. Мог­ло ли, в кон­це кон­цов, все это быть на самом деле? Где кон­ча­ет­ся реаль­ность и начи­на­ют­ся болез­нен­ные гре­зы? Неуже­ли его рас­су­док пол­но­стью рас­пал­ся на части в «Пала­те ужа­сов», а эта схват­ка с Род­жер­сом ока­за­лась лишь пло­дом лихо­ра­доч­но­го вооб­ра­же­ния. Он пони­мал, что смо­жет окон­ча­тель­но встать на ноги лишь тогда, когда пол­но­стью раз­бе­рет­ся, что с ним слу­чи­лось. Ему нуж­но сно­ва уви­деть ту омер­зи­тель­ную фото­гра­фию вос­ко­во­го чуди­ща, име­ну­е­мо­го «Оно», посколь­ку ни один разум, кро­ме того, что при­над­ле­жал Род­жер­су, не мог сотво­рить подоб­но­го про­кля­то­го Богом созда­ния.

Одна­ко про­шло еще две неде­ли, преж­де чем он отва­жил­ся сно­ва пой­ти на Саутворк-стрит.

Над вхо­дом в музей висе­ла преж­няя вывес­ка, а когда он подо­шел бли­же, то уви­дел, что заве­де­ние откры­то. Биле­тер любез­но кив­нул ему как ста­ро­му зна­ко­мо­му, когда он набрал­ся сме­ло­сти пере­сту­пить порог музея, а один из смот­ри­те­лей демон­стра­ци­он­но­го зала даже почти­тель­но при­кос­нул­ся к краю фураж­ки.

«А может, все это дей­стви­тель­но было лишь сном? Хва­тит ли ему муже­ства сно­ва посту­чать в дверь мастер­ской и встре­тить­ся лицом к лицу с Род­жер­сом?» Навстре­чу ему вышел Ора­бо­на. Его тем­ное холе­ное лицо было по-преж­не­му укра­ше­но сар­до­ни­че­ской улыб­кой, хотя Джонс не мог утвер­ждать, что слу­жи­тель пока­зал­ся ему непри­вет­ли­вым.

— Доб­рое утро, мистер Джонс, — про­го­во­рил он с лег­ким акцен­том. Дав­нень­ко мы вас не виде­ли. Вы хоте­ли пови­дать мисте­ра Род­жер­са?

Сожа­лею, но он уехал. У него какое-то дело в Аме­ри­ке, так что при­шлось уехать. Да, отъ­езд был совер­шен­но неожи­дан­ным. Сей­час я здесь за стар­ше­го — и здесь, и у нас в доме. Поста­ра­юсь оправ­дать надеж­ды мисте­ра Род­жер­са до тех пор, пока он не вер­нет­ся.

Он улыб­нул­ся, хотя нель­зя было исклю­чать, что сде­лал это лишь из веж­ли­во­сти. Джонс не знал, что отве­тить, но все же про­ле­пе­тал несколь­ко вопро­сов отно­си­тель­но того, что и как было в музее после той памят­ной ночи. Ора­бо­на был непод­дель­но изум­лен, услы­шав эти вопро­сы, одна­ко поста­рал­ся дать гостю исчер­пы­ва­ю­щую инфор­ма­цию.

— О да, мистер Джонс — два­дцать вось­мое чис­ло. Мне оно запом­ни­лось по несколь­ким при­чи­нам. Утром, еще до при­хо­да мисте­ра Род­жер­са, пони­ма­е­те, я застал в мастер­ской страш­ный бес­по­ря­док. При­шлось осно­ва­тель­но потру­дить­ся, что­бы… убрать­ся там. Да, пора­бо­тать при­шлось на совесть. Глав­ный новый экс­по­нат при­шлось отли­вать зано­во — я сам кон­тро­ли­ро­вал весь про­цесс. Вооб­ще-то это доволь­но слож­ная про­це­ду­ра, но мистер Род­жерс хоро­шо меня под­го­то­вил. Вы же зна­е­те, он поис­ти­не вели­кий худож­ник. А потом он уехал, даже не попро­щав­шись с дру­ги­ми сотруд­ни­ка­ми. Повто­ряю, его вызва­ли так вне­зап­но. Перед этим мы рабо­та­ли с хими­че­ски­ми реак­ти­ва­ми. Доволь­но шум­ное, зна­е­те ли, заня­тие. Про­хо­жие, когда слы­ша­ли все эти взры­вы и хлоп­ки, поду­ма­ли даже, что здесь, в музее, стре­ля­ют из писто­ле­та. Надо же, поду­мать такое! Вот толь­ко с новым экс­по­на­том немно­го не повез­ло. Это же под­лин­ное про­из­ве­де­ние искус­ства, мистер Род­жерс сам его раз­ра­бо­тал и изго­то­вил. Когда он вер­нет­ся, обя­за­тель­но при­ве­дет его в пол­ный поря­док.

Ора­бо­на сно­ва улыб­нул­ся:

— Пони­ма­е­те, при­шлось даже вме­шать­ся поли­ции. Неде­лю назад мы выста­ви­ли его в зале и два или три посе­ти­те­ля упа­ли в обмо­рок. С одним бедо­ла­гой пря­мо перед скульп­ту­рой слу­чил­ся эпи­леп­ти­че­ский при­па­док. Види­те ли, этот экс­по­нат, ну… несколь­ко… ока­зы­ва­ет более силь­ное воз­дей­ствие, чем дру­гие. Хотя бы пото­му, что намно­го круп­нее их. Разу­ме­ет­ся, он сто­ял в нише, пред­на­зна­чен­ной толь­ко для взрос­лых. На дру­гой день несколь­ко чело­век из Скот­ленд-Ярда осмот­ре­ли его и реши­ли, что он слиш­ком ужа­сен, что­бы быть выстав­лен­ным перед пуб­ли­кой, и при­ка­за­ли убрать его. Надо же, такой стыд — насто­я­щее про­из­ве­де­ние искус­ства! Одна­ко в отсут­ствие мисте­ра Род­жер­са я не решил­ся пода­вать в суд. Думаю, он не одоб­рил бы излиш­ней шуми­хи вокруг это­го дела, тем более с при­вле­че­ни­ем поли­ции. Но когда он вер­нет­ся, когда вер­нет­ся…

По непо­нят­ной для себя при­чине Джонс почув­ство­вал неожи­дан­ный при­лив смут­ной тре­во­ги и отвра­ще­ния.

Ора­бо­на меж­ду тем про­дол­жал:

— Вы, мистер Джонс, насто­я­щий цени­тель и зна­ток. Пола­гаю, что не нару­шу ника­ких зако­нов, если раз­ре­шу вам в поряд­ке исклю­че­ния взгля­нуть на него. Как знать, хотя решать, конеч­но, будет сам мистер Род­жерс, может, мы в кон­це кон­цов дей­стви­тель­но уни­что­жим этот экс­по­нат, но мне лич­но кажет­ся, что это было бы пре­ступ­ле­ни­ем перед искус­ством.

Джонс почув­ство­вал острое жела­ние отка­зать­ся от пред­ло­жен­но­го осмот­ра и вооб­ще как мож­но ско­рее поки­нуть музей, но Ора­бо­на с увле­чен­ным видом уже вел его по кори­до­ру. У раз­де­ла, пред­на­зна­чен­но­го толь­ко для взрос­лых, нико­го не было. В даль­нем кон­це поме­ще­ния была рас­по­ло­же­на еще одна закры­тая зана­вес­кой ниша, и имен­но к ней слу­жи­тель вел сей­час Джон­са.

— Хочу вам ска­зать, мистер Джонс, что назы­ва­ет­ся этот экс­по­нат «Жерт­во­при­но­ше­ние Ран-Тего­ту».

Джонс выка­тил изум­лен­ные гла­за, но Ора­бо­на, каза­лось, это­го не заме­тил. — Это бес­фор­мен­ное, гро­мад­ное боже­ство упо­ми­на­ет­ся в неко­то­рых древ­них леген­дах, над кото­ры­ми рабо­тал мистер Род­жерс. Разу­ме­ет­ся, как вы и утвер­жда­ли, все это сущая ерун­да. Пред­по­ла­га­ет­ся, что оно при­ле­те­ло к нам из дру­гих миров и три мил­ли­о­на лет назад жило где-то в Арк­ти­ке. Со сво­и­ми жерт­ва­ми оно обхо­ди­лось весь­ма свое­об­раз­но, и надо ска­зать, доволь­но жесто­ко. Впро­чем, вы сами все уви­ди­те. Мисте­ру Род­жер­су уда­лось добить­ся дья­воль­ско­го прав­до­по­до­бия, в том чис­ле и в отно­ше­нии лица жерт­вы чудо­ви­ща. Содро­га­ясь от неукро­ти­мой дро­жи, Джонс вце­пил­ся рука­ми в брон­зо­вый пору­чень перед задра­пи­ро­ван­ной нишей. Он уже соби­рал­ся было ска­зать Ора­боне, что­бы тот оста­вил свою затею, одна­ко неве­до­мый импульс удер­жал его. Слу­жи­тель побед­но улы­бал­ся:

— Смот­ри­те!

Джонс зара­нее, что было сил, вце­пил­ся обе­и­ми рука­ми в пору­чень, и все же его бук­валь­но заша­та­ло.

— Боже пра­вед­ный!

Высо­той в целых три мет­ра, несмот­ря на скор­чен­ную, полу­при­сев­шую позу перед ним засты­ло неве­ро­ят­ное чудо­ви­ще, гла­зев­шее со сво­е­го цик­ло­пи­че­ско­го тро­на, кото­рый был изго­тов­лен из сло­но­вой кости и покрыт изощ­рен­ной резь­бой. Цен­траль­ной парой сво­их шести ног оно сжи­ма­ло смор­щен­ный, упло­щен­ный, иска­жен­ный и обес­кров­лен­ный объ­ект, про­ды­ряв­лен­ный мил­ли­о­на­ми уко­лов, а в неко­то­рых местах слов­но обо­жжен­ный едкой кис­ло­той. Лишь по изу­ве­чен­ной, бол­та­ю­щей­ся вверх и вниз голо­ве это­го суще­ства мож­но было дога­дать­ся, что когда-то она при­над­ле­жа­ла чело­ве­ку. Шаро­об­раз­ный торс, похо­жая на пузырь голо­ва, три рыбьих гла­за, трид­ца­ти­сан­ти­мет­ро­вый хобот, выпи­ра­ю­щие жаб­ры, омер­зи­тель­ные, гадю­ко­по­доб­ные сосу­щие волос­ки-капил­ля­ры, шесть изо­гну­тых чле­нов, закан­чи­ва­ю­щих­ся чер­ны­ми щупаль­ца­ми с кра­бьи­ми клеш­ня­ми… О как зна­ко­ма была ему эта чер­ная лапа с ее кра­бьей клеш­ней!

На сей раз улыб­ка Ора­бо­ны пока­за­лась Джон­су отвра­ти­тель­ной. Не нахо­дя сил пере­ве­сти дыха­ние, Джонс слов­но заво­ро­жен­ный уста­вил­ся на чудо­вищ­ный экс­по­нат — он был пол­но­стью сбит с тол­ку и опре­де­лен­но встре­во­жен. Какой-то едва скры­тый ужас застав­лял его сто­ять и все при­сталь­нее всмат­ри­вать­ся в это суще­ство, раз­гля­ды­вая его мель­чай­шие дета­ли. Ведь имен­но от это­го Род­жерс сошел с ума… Род­жерс, выда­ю­щий­ся худож­ник, кото­рый утвер­ждал, что не все его экс­по­на­ты име­ют искус­ствен­ное про­ис­хож­де­ние…

Нако­нец он понял, что имен­но удер­жи­ва­ло его воз­ле это­го мон­стра. Это была раз­дав­лен­ная, пока­чи­ва­ю­ща­я­ся из сто­ро­ны в сто­ро­ну вос­ко­вая голо­ва жерт­вы, и то, какие ассо­ци­а­ции она у него вызы­ва­ла. Сохра­ни­лись неко­то­рые части голо­вы, то, что оста­лось от лица, пока­за­лось ему зна­ко­мым. Чем-то оно напо­ми­на­ло безум­ный лик бед­ня­ги

Род­жер­са. Джонс накло­нил­ся бли­же, сам тол­ком не пони­мая, зачем он это дела­ет.

Воск с пора­зи­тель­ным мастер­ством был нане­сен на изу­ве­чен­ную голо­ву. Эти сле­ды уко­лов — с каким совер­шен­ством они вос­про­из­во­ди­ли мири­а­ды кро­шеч­ных ран, усе­ив­ших тело той бед­ной соба­ки! Но было в этом что-то еще. На левой щеке жерт­вы сохра­ни­лись сле­ды какой-то неров­но­сти, явно, выпа­дав­шей из общей схе­мы — созда­ва­лось впе­чат­ле­ние, буд­то скуль­птор стре­мил­ся скрыть дефект, вызван­ный пред­ва­ри­тель­ной рабо­той с объ­ек­том. Чем доль­ше всмат­ри­вал­ся в него Джонс, тем более отчет­ли­во ощу­щал нарас­та­ю­щий ужас. Вне­зап­но он при­пом­нил все слу­чив­ше­е­ся, отче­го зата­ив­ший­ся в под­со­зна­нии кош­мар сно­ва выплес­нул­ся нару­жу. Та ночь в кро­меш­ной тьме, дра­ка, свя­зан­ный безу­мец, и длин­ная, глу­бо­кая цара­пи­на на левой щеке живо­го Род­жер­са…

Джонс сва­лил­ся без чувств.

С лица Ора­бо­ны не схо­ди­ла улыб­ка.