Говард Филлипс Лавкрафт

СОБАКА

(The Hound)
Напи­са­но в 1922 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод В. Бер­нац­кой

////

В моем изму­чен­ном моз­гу непре­рыв­но зву­чит шум рас­се­ка­е­мо­го со сви­стом воз­ду­ха, хло­па­нье кры­льев и отда­лен­ный, глу­хой лай гигант­ской соба­ки. Это не сон и, боюсь, даже не безу­мие. Слиш­ком мно­го слу­чи­лось за послед­нее вре­мя, что­бы мож­но было пре­да­вать­ся уте­ши­тель­ным иллю­зи­ям. Сент-Джон теперь – изуро­до­ван­ный труп, и толь­ко я знаю, как все про­изо­шло. Это чудо­вищ­но, и я схо­жу с ума от стра­ха, что и со мной слу­чит­ся такое же. Из таин­ствен­ных и бес­ко­неч­ных кори­до­ров непо­зна­ва­е­мо­го мед­лен­но надви­га­ет­ся тем­ная и бес­фор­мен­ная фигу­ра Неме­зи­ды, кото­рая неот­вра­ти­мо тол­ка­ет меня к само­убий­ству.

Боже, про­сти нашу глу­пость и нездо­ро­вое любо­пыт­ство, при­вед­шие нас к столь пла­чев­ной судь­бе! Устав­шие от ску­ки про­за­и­че­ско­го мира, где быст­ро при­еда­ют­ся даже любов­ные уте­хи и при­клю­че­ния, мы с Сент-Джо­ном с азар­том вклю­чи­лись в интел­лек­ту­а­лист­скую жизнь, при­мы­кая то к одно­му, то к дру­го­му эсте­ти­че­ско­му направ­ле­нию в надеж­де одо­леть завла­дев­шую нами ску­ку. На неко­то­рое вре­мя нас увлек­ли загад­ки сим­во­ли­стов и экс­та­зы пре­ра­фа­эли­тов, но со вре­ме­нем мы пре­сы­ти­лись ими, они, как и мно­гое дру­гое, поте­ря­ли для нас инте­рес и новиз­ну.

Оста­ва­лась надеж­да на мрач­ную фило­со­фию дека­дан­са, но и тут потре­бо­ва­лось все глуб­же погру­жать­ся в ее демо­ни­че­ские тай­ны. Вско­ре и Бод­лер, и Гюисманс утра­ти­ли для нас свою остро­ту, и тогда ста­ло ясно, что удо­вле­тво­рить нашу нена­сыт­ность может толь­ко соб­ствен­ный опыт в поту­сто­рон­них сфе­рах бытия. Эта склон­ность и при­ве­ла нас к гнус­но­му заня­тию, о кото­ром я и сей­час, пре­бы­вая в состо­я­нии непре­рыв­но­го кош­ма­ра, вспо­ми­наю со стра­хом и зами­ра­ни­ем серд­ца. Мы дошли до пре­де­ла чело­ве­че­ско­го паде­ния, пре­дав­шись отвра­ти­тель­но­му поро­ку – гра­бе­жу и осквер­не­нию могил.

Я не могу пове­дать все подроб­но­сти наших чудо­вищ­ных экс­пе­ди­ций, так же как и пере­чис­лить, хотя бы частич­но, зло­ве­щие тро­феи, раз­ме­стив­ши­е­ся в безы­мян­ном музее боль­шо­го камен­но­го дома, где мы жили вдво­ем, обхо­дясь без помо­щи слуг. Наш музей был бого­хуль­ствен­ным, не под­да­ю­щим­ся опи­са­нию местом, где мы с сата­нин­ским, нев­ро­ти­че­ским искус­ством вос­со­зда­ва­ли мир тле­ния и ужа­са, при­зван­ный будо­ра­жить наши уга­са­ю­щие чув­ства. Музей содер­жал­ся в глу­бо­чай­шей тайне и раз­ме­щен был под зем­лей. Там огром­ные кры­ла­тые демо­ны, выто­чен­ные из базаль­та и оник­са, извер­га­ли из оска­лен­ных пастей при­чуд­ли­вый зеле­но­ва­то-оран­же­вый свет, а скры­тые пнев­ма­ти­че­ские тру­бы, обтя­ну­тые крас­ным мате­ри­а­лом и спле­тен­ные в при­чуд­ли­вые тра­ур­ные узо­ры, пря­та­лись в тяже­лых пор­тье­рах. По этим тру­бам к нам пода­ва­лись соот­вет­ству­ю­щие наше­му настро­е­нию запа­хи. Ино­гда это был аро­мат увяд­ших погре­баль­ных лилий, ино­гда – дур­ма­ня­щий запах восточ­ных бла­го­во­ний, вос­ку­ря­е­мых в цар­ствен­ных усы­паль­ни­цах, ино­гда – как тяже­ло вспо­ми­нать! – зло­вон­ный запах све­же­раз­ры­той моги­лы, от кото­ро­го захва­ты­ва­ло дух.

Вдоль стен зло­ве­ще­го зала сто­я­ли застек­лен­ные стен­ды с антич­ны­ми муми­я­ми, чере­до­вав­ши­ми­ся с бла­го­при­стой­ны­ми и жиз­не­по­доб­ны­ми тво­ре­ни­я­ми совре­мен­но­го так­си­дер­ми­ста, а так­же могиль­ные кам­ни со ста­рей­ших клад­бищ Зем­ли. Ниши запол­ня­ли чере­па и заспир­то­ван­ные голо­вы в раз­ной ста­дии раз­ло­же­ния. Здесь мож­но было уви­деть и сгнив­шую лысую гла­ву какой-нибудь зна­ме­ни­то­сти, и неж­ные, чистень­кие голов­ки мла­ден­цев.

Ста­туи и кар­ти­ны обя­за­тель­но долж­ны были нести в себе демо­ни­че­ское нача­ло, неко­то­рые из них явля­лись наши­ми соб­ствен­ны­ми тво­ре­ни­я­ми. В пап­ке из чело­ве­че­ской кожи хра­ни­лись неиз­вест­ные широ­кой пуб­ли­ке дико­вин­ные рисун­ки, кото­рые, как гла­си­ла мол­ва, нари­со­вал сам Гойя, не осме­лив­ший­ся, одна­ко, при­знать­ся в автор­стве. Здесь же хра­ни­лись и оттал­ки­ва­ю­ще­го вида музы­каль­ные инстру­мен­ты – струн­ные, мед­ные и дере­вян­ные духо­вые, – из кото­рых мы с Сент-Джо­ном извле­ка­ли чудо­вищ­ные, пора­зи­тель­ной гнус­но­сти дис­со­нан­сы. В мно­го­чис­лен­ных гор­ках из чер­но­го дере­ва раз­ме­ща­лись наши тро­феи, добы­ча из ограб­лен­ных могил – немыс­ли­мое собра­ние, след­ствие наше­го безу­мия и извра­щен­но­сти. Впро­чем, не сто­ит гово­рить об этой кол­лек­ции, сла­ва Богу, у меня хва­ти­ло муже­ства уни­что­жить ее задол­го до того, как я решил покон­чить с собой.

Хищ­ные набе­ги, при­нес­шие эти сокро­ви­ща, все­гда обстав­ля­лись нами как неза­бы­ва­е­мое эсте­ти­че­ское дей­ство. В отли­чие от зауряд­ных клад­би­щен­ских воров, мы шли на дело при соот­вет­ству­ю­щем настро­е­нии, когда нас удо­вле­тво­ря­ли пей­заж, обста­нов­ка, пого­да, вре­мя года, насы­щен­ность лун­но­го све­та. Эти вече­ра явля­лись для нас изощ­рен­ней­шей фор­мой эсте­ти­че­ско­го пере­жи­ва­ния, и мы тща­тель­но про­ду­мы­ва­ли мель­чай­шие дета­ли пред­сто­я­щей опе­ра­ции. Неуроч­ное вре­мя, рез­кая вспыш­ка све­та или лип­ну­щая к лопа­те сырая зем­ля мог­ли охла­дить экс­та­ти­че­ское воз­буж­де­ние, неиз­мен­но охва­ты­вав­шее нас, когда зем­ля отда­ва­ла нам свои зло­ве­щие тай­ны. Наша тяга к новым местам, к ост­рым ощу­ще­ни­ям ста­но­ви­лась все более страст­ной и нена­сыт­ной. Сент-Джон был все­гда заво­ди­лой, он-то впер­вые и упо­мя­нул об этом зло­ве­щем, про­кля­том месте, навлек­шем на нас ужас­ную и неот­вра­ти­мую кару.

Какой злой рок зама­нил нас на мрач­ное гол­ланд­ское клад­би­ще? Нача­ло, я думаю, поло­жи­ли тем­ные леген­ды, в кото­рых гово­ри­лось о похо­ро­нен­ном там пять­сот лет назад чело­ве­ке, тоже про­мыш­ляв­шем на клад­би­щах и украв­шем из бога­той гроб­ни­цы могу­ще­ствен­ный талис­ман. Я хоро­шо пом­ню послед­ние мгно­ве­ния перед тем, как мы вон­зи­ли лопа­ты в могиль­ную зем­лю. Сто­я­ла осень. Блед­ный свет луны осве­щал моги­лы, отбра­сы­вая длин­ные жут­кие тени. При­зрач­ные дере­вья угрю­мо кло­ни­лись долу, почти каса­ясь неско­шен­ной тра­вы и вяз­кой гря­зи.

Сон­ми­ща на ред­кость круп­ных лету­чих мышей носи­лись в лун­ном све­те. Ста­рин­ная, зарос­шая плю­щом цер­ковь устрем­ля­ла свой шпиль ввысь, как ука­зу­ю­щий перст. А в отда­ле­нии, под тисом, свет­ляч­ки пля­са­ли в воз­ду­хе, похо­жие на дого­ра­ю­щие уголь­ки. Ноч­ной ветер доно­сил до нас вме­сте с запа­хом трав и могиль­ной пле­се­ни дыха­ние даль­них болот и моря. Но более все­го тре­во­жил отда­лен­ный, глу­хой лай огром­ной соба­ки, мы ее не виде­ли и не пони­ма­ли, где она может нахо­дить­ся. Услы­шав леде­ня­щие душу зву­ки, мы вздрог­ну­ли, вспом­нив рас­ска­зы кре­стьян: тот, кого мы разыс­ки­ва­ли, погиб на этом самом месте, разо­рван­ный в кло­чья страш­ным зве­рем.

Пом­ню, как мы раз­ры­ва­ли моги­лу гра­би­те­ля, взвол­но­ван­ные непо­вто­ри­мо­стью мгно­ве­ния. Еще бы! При­зрач­ный лун­ный свет, тре­вож­ные тени, пуга­ю­щие кон­ту­ры дере­вьев, огром­ные лету­чие мыши, тан­цу­ю­щие во тьме уголь­ки, тле­твор­ные запа­хи, жалоб­ный стон вет­ра и стран­ный при­глу­шен­ный лай, о кото­ром мы с сомне­ни­ем дума­ли: не чудит­ся ли он нам?

Нако­нец наши лопа­ты стук­ну­лись обо что-то твер­дое. Перед нами был сгнив­ший про­дол­го­ва­тый ящик, покры­тый твер­дой кор­кой из мине­раль­ных солей, отло­жив­ших­ся на нем за дол­гие годы пре­бы­ва­ния в никем еще не потре­во­жен­ной зем­ле. Налет при­да­вал ему мас­сив­ность и проч­ность. Мы с неимо­вер­ным тру­дом откры­ли его и с любо­пыт­ством впи­лись взгля­дом в его содер­жи­мое.

Про­сто неве­ро­ят­но, до чего хоро­шо сохра­нил­ся ске­лет мерт­ве­ца, несмот­ря на про­шед­шие пять веков: повре­жде­ния вид­не­лись лишь в тех местах, где его кос­ну­лись мощ­ные челю­сти убий­цы. Мыс вос­хи­ще­ни­ем раз­гля­ды­ва­ли чистый череп со стран­но удли­нен­ны­ми белы­ми зуба­ми, пустые глаз­ни­цы – быв­шее вме­сти­ли­ще глаз, горев­ших тем же нена­сыт­ным огнем, что и наши. В гро­бу лежал так­же стран­ный, экзо­ти­че­ско­го вида аму­лет, кото­рый покой­ник, види­мо, носил на шее. Это было гро­теск­ное изоб­ра­же­ние при­пав­шей к зем­ле кры­ла­той соба­ки, или же сфинк­са с полу­со­ба­чьей мор­дой, выто­чен­ное в ста­рин­ной восточ­ной мане­ре из неболь­шо­го кусоч­ка зеле­но­го неф­ри­та. Отвра­ти­тель­ные чер­ты это­го гнус­но­го суще­ства гово­ри­ли о жесто­ко­сти и зло­бе, в них таи­лась сама смерть. Пони­зу была выгра­ви­ро­ва­на над­пись на неиз­вест­ном ни Сент-Джо­ну, ни мне язы­ке, а на тыль­ной сто­роне вме­сто клей­ма масте­ра – зло­ве­щий череп с фан­та­сти­че­ским орна­мен­том.

Лишь взгля­нув на аму­лет, мы уже зна­ли, что он дол­жен при­над­ле­жать нам. Не зря мы раз­ры­ли древ­нюю моги­лу, это сокро­ви­ще сто­и­ло того. И хотя его сим­во­ли­ка была нам непо­нят­на, мы все же реши­ли оста­вить аму­лет себе. Впро­чем, после тща­тель­но­го осмот­ра кое-какие догад­ки у нас на сей счет появи­лись. Об этой вещи, конеч­но, не най­ти ниче­го в том искус­стве и той лите­ра­ту­ре, кото­ры­ми инте­ре­су­ют­ся доб­ро­по­ря­доч­ные и пси­хи­че­ски урав­но­ве­шен­ные люди. Мы же при­зна­ли в нем таин­ствен­ный знак, о коем туман­но Гово­рит в сво­ем «Некро­но­ми­коне» безум­ный араб Абду­ла Аль­хаз­ред. Аму­лет ука­зы­вал на при­над­леж­ность к куль­ту пожи­ра­те­лей тру­пов в недо­ступ­ном Лен­ге, рас­по­ло­жен­ном в Цен­траль­ной Азии. Зло­ве­щие кон­ту­ры само­го чудо­ви­ща так­же соот­вет­ство­ва­ли опи­са­нию ста­ро­го араб­ско­го демо­но­ло­га. По его сло­вам, они соот­вет­ству­ют мета­фи­зи­че­ской сущ­но­сти душ тех людей, кото­рые, пре­зрев таин­ство смер­ти, пожи­ра­ют мерт­вую плоть. Сняв с мерт­ве­ца аму­лет, мы бро­си­ли послед­ний взгляд на его выбе­лен­ные вре­ме­нем кости и зия­ю­щие глаз­ни­цы, а затем заки­да­ли моги­лу зем­лей, поста­рав­шись при­дать ей преж­ний вид. Сент-Джон поло­жил укра­ден­ный аму­лет в кар­ман, и мы зато­ро­пи­лись прочь от зло­ве­ще­го места. Но не успе­ли мы уда­лить­ся, как лету­чие мыши ста­ли уса­жи­вать­ся на осквер­нен­ную и ограб­лен­ную моги­лу, слов­но бы в поис­ках нечи­стой; про­кля­той пищи. Осен­ний свет луны был, впро­чем, настоль­ко туск­лым, что нам мог­ло поме­ре­щить­ся.

Когда на сле­ду­ю­щий день мы отплы­ва­ли из Гол­лан­дии домой, до наше­го слу­ха вновь донес­ся глу­хой дале­кий лай гигант­ской соба­ки. Но и в этом мы не были уве­ре­ны, ведь осен­ний ветер завы­вал так зауныв­но, что сма­хи­вал на про­тяж­ный вой.

Мень­ше чем через неде­лю после воз­вра­ще­ния в Англию в нашем доме ста­ло про­ис­хо­дить что-то стран­ное. Надо ска­зать, жили мы как отшель­ни­ки в ста­рин­ном зам­ке, рас­по­ло­жен­ном в боло­ти­стом уеди­нен­ном месте, без дру­зей и слуг, и посе­ти­те­ли ред­ко сту­ча­ли в наши две­ри.

Теперь же по ночам нас часто бес­по­ко­и­ли какие-то шоро­хи у две­рей и за окна­ми, при­чем не толь­ко пер­во­го, но и вто­ро­го эта­жа. Одна­жды при све­те луны нам пока­за­лось, что огром­ное тем­ное тело засло­ни­ло окно биб­лио­те­ки, а в дру­гой раз мы гото­вы были поклясть­ся, что слы­ша­ли непо­да­ле­ку шум и хло­па­нье боль­ших крыл. Поис­ки каких-либо сле­дов ни к чему не при­ве­ли, и мы были склон­ны все при­пи­сать наше­му рас­стро­ен­но­му вооб­ра­же­нию, вспом­нив, как на гол­ланд­ском клад­би­ще нам послы­шал­ся дале­кий глу­хой лай. Неф­ри­то­вый аму­лет нашел себе при­ста­ни­ще в одной из ниш музея, ино­гда мы вос­ку­ря­ли там экзо­ти­че­ские бла­го­во­ния. Из «Некро­но­ми­ко­на» Аяь­хаз­ре­да мы мно­гое узна­ли о его свой­ствах, а так­же об отно­ше­нии к нему духов, чью сущ­ность он сим­во­ли­зи­ро­вал, и то, что мы узна­ли, напол­ни­ло наши души стра­хом.

А затем насту­пил кош­мар.

В ночь на два­дцать чет­вер­тое сен­тяб­ря 19… года я услы­шал стук в свою дверь. Пола­гая, что это Сент-Джон, я при­гла­сил его вой­ти, но в ответ услы­шал рез­кий смех. В кори­до­ре было пусто. Я раз­бу­дил Сент-Джо­на, кото­рый, конеч­но же, ниче­го не слы­шал, но встре­во­жил­ся так же, как и я. В эту ночь мы опять услы­ша­ли глу­хой дале­кий лай, доно­ся­щий­ся с болот, и на этот раз ника­ких сомне­ний в его реаль­но­сти у нас не воз­ник­ло.

Спу­стя четы­ре дня, когда мы нахо­ди­лись в музее, у един­ствен­ной веду­щей из биб­лио­те­ки две­ри послы­ша­лось осто­рож­ное цара­па­нье. А надо ска­зать, теперь у нас появил­ся, поми­мо стра­ха перед неве­до­мым, еще один повод для бес­по­кой­ства: наша чудо­вищ­ная кол­лек­ция полу­чи­ла неже­ла­тель­ную оглас­ку. Что-то мет­ну­лось от нас, и мы услы­ша­ли уда­ля­ю­щий­ся скрип, хихи­ка­нье и доволь­но внят­ное бор­мо­та­ние. Что это: безу­мие, бред, явь? Слу­чив­ше­е­ся поверг­ло нас в пол­ную рас­те­рян­ность, в одном лишь не при­хо­ди­лось сомне­вать­ся: в бор­мо­та­нии – о ужас! – ясно раз­ли­ча­лись отдель­ные сло­ва на гол­ланд­ском язы­ке.

Все после­ду­ю­щие дни мы жили в атмо­сфе­ре посто­ян­но нагне­та­е­мо­го необъ­яс­ни­мы­ми явле­ни­я­ми стра­ха. Оста­ва­лось гадать, не пому­тил­ся ли у нас обо­их рас­су­док из-за наших про­ти­во­есте­ствен­ных утех. А может, нами все это вре­мя играл неумо­ли­мый и неот­вра­ти­мый рок? Меж тем зло­ве­щие пред­зна­ме­но­ва­ния слу­ча­лись все чаще: в нашем уеди­нен­ном зам­ке несо­мнен­но посе­ли­лось некое злоб­ное созда­ние, чью при­ро­ду мы никак не мог­ли уяс­нить, а каж­дую ночь ветер доно­сил с болот все более отчет­ли­вый дья­воль­ский лай. Два­дцать девя­то­го октяб­ря мы обна­ру­жи­ли под окном биб­лио­те­ки сле­ды неиз­вест­но­го суще­ства, хоро­шо отпе­ча­тав­ши­е­ся на сырой зем­ле. Они чрез­вы­чай­но оза­да­чи­ли нас, так же как и неиз­вест­но отку­да взяв­ши­е­ся стаи круп­ных лету­чих мышей, запо­ло­нив­ших в послед­нее вре­мя замок.

Этот кош­мар достиг сво­е­го апо­гея восем­на­дца­то­го нояб­ря, когда некий дикий кро­во­жад­ный зверь напал на воз­вра­щав­ше­го­ся позд­но вече­ром с желез­но­до­рож­ной стан­ции Сент-Джо­на и рас­тер­зал его. Услы­шав пред­смерт­ные вопли сво­е­го дру­га, я бро­сил­ся на помощь, но успел уви­деть лишь взмет­нув­ший­ся в лун­ном све­те тем­ный, неяс­ный силу­эт и шум кры­льев.

Мой друг уми­рал и не мог связ­но отве­чать на мои вопро­сы. Толь­ко и про­шеп­тал: «Аму­лет… про­кля­тый аму­лет ».

Затем испу­стил дух – без­жиз­нен­ная гру­да истер­зан­ной пло­ти.

В сле­ду­ю­щую пол­ночь я похо­ро­нил Сент-Джо­на в нашем запу­щен­ном саду, про­бор­мо­тав над телом его одно из тех дья­воль­ских закли­на­ний, кото­ры­ми он так увле­кал­ся при жиз­ни. При послед­них сло­вах с боло­та донес­ся глу­хой лай огром­ной соба­ки. Луна уже взо­шла, но я дол­го не осме­ли­вал­ся огля­нуть­ся в ту сто­ро­ну, отку­да слы­шал­ся лай. Когда ж уви­дел, как в туск­лом све­те огром­ная неяс­ная тень пры­га­ет по боло­ту с коч­ки на коч­ку, зажму­рил­ся и упал лицом в тра­ву. Не знаю, сколь­ко я так про­ле­жал, но когда, шата­ясь и все еще дро­жа от стра­ха, вер­нул­ся в дом, то немед­ля дал себе перед аму­ле­том из зеле­но­го неф­ри­та страш­ную клят­ву.

Жить одно­му в ста­рин­ном зам­ке на боло­тах мне было нев­мо­го­ту, и на сле­ду­ю­щий же день я сжег боль­шую часть наших чудо­вищ­ных экс­по­на­тов, зако­пал осталь­ные и тут же пере­ехал в Лон­дон, захва­тив с собой аму­лет. Одна­ко на тре­тью ночь я вновь услы­шал лай, а с кон­ца неде­ли мне повсю­ду мере­щи­лись устрем­лен­ные на меня чьи-то гла­за. Одна­жды, совер­шая вечер­нюю про­гул­ку по набе­реж­ной Вик­то­рии, я уви­дел на воде боль­шую тем­ную тень, В тот же миг силь­ный вихрь про­нес­ся рядом со мной, и я понял, что не мино­вать мне судь­бы Сент­Д­жо­на.

На сле­ду­ю­щий день я тща­тель­но упа­ко­вал неф­ри­то­вый аму­лет и отплыл в Гол­лан­дию. Кто зна­ет, смо­гу ли я рас­счи­ты­вать на про­ще­ние, но серд­це под­ска­зы­ва­ло: испро­буй и это. Неиз­вест­но, что за соба­ка пре­сле­ду­ет меня и поче­му, но ведь не слу­чай­но мы впер­вые услы­ша­ли ее лай на ста­ром клад­би­ще, да и все после­ду­ю­щие собы­тия, в том чис­ле и пред­смерт­ные сло­ва Сент-Джо­на, гово­ри­ли, что пав­шее на нас про­кля­тье свя­за­но с кра­жей. Може­те пред­ста­вить себе мое отча­я­ние, когда, при­быв в Рот­тер­дам, я обна­ру­жил, что воры похи­ти­ли у меня аму­лет – един­ствен­ное сред­ство к спа­се­нию.

Ночью соба­ка лая­ла осо­бен­но гроз­но, а утром я про­чи­тал в газе­тах о таин­ствен­ном про­ис­ше­ствии в город­ских тру­що­бах. Воров­ская чернь была в смя­те­нии, эти слу­жи­те­ли зла нико­гда еще не ока­зы­ва­лись сви­де­те­ля­ми столь жесто­ко­го и кро­ва­во­го пре­ступ­ле­ния. В одном из воров­ских при­то­нов неиз­вест­ный ноч­ной гость разо­рвал на кус­ки всю семью и скрыл­ся, не оста­вив ника­ких сле­дов. Сосе­ди вспо­ми­на­ли, прав­да, что всю ночь им слы­шал­ся глу­хой, отда­лен­ный лай, при­над­ле­жа­щий, по-види­мо­му, гигант­ской соба­ке.

И вот я нако­нец сно­ва стою на этом жут­ком пого­сте. Блед­ная луна так же мерт­вен­но осве­ща­ет все вокруг, а голые дере­вья мрач­но скло­ня­ют­ся к покры­той ине­ем тра­ве и застыв­шим комьям гря­зи. Уви­тая плю­щом цер­ковь высо­ко­мер­но устрем­ля­ет свой шпиль в недру­же­люб­ное небо, а ветер дует с замерз­ших болот и холод­но­го моря, завы­вая, как маньяк. Лай еле слы­шал­ся, а когда я при­бли­зил­ся к ста­рой моги­ле, и совсем умолк. Имен­но эту моги­лу мы недав­но осквер­ни­ли и, объ­ятые стра­хом, бежа­ли отсю­да прочь, оста­вив за собой огром­ную стаю лету­чих мышей, с любо­пыт­ством кру­жив­ших над могиль­ным хол­мом.

Не знаю, поче­му я при­был сюда, а не стал молить­ся у себя дома, каясь и испра­ши­вая про­ще­нья у поко­я­щих­ся здесь без­молв­ных белых костей. Я без­дум­но вон­зил лопа­ту в полу­за­мерз­шую зем­лю, во всех моих дей­стви­ях почти отсут­ство­ва­ла воля – я как бы испол­нял реше­ние, при­ня­тое кем-то дру­гим. Копа­лось лег­че, чем мож­но было пред­по­ло­жить, и я отвлек­ся лишь одна­жды, когда из непри­вет­ли­вой небес­ной мглы стре­лой спла­ни­ро­вал худой как щеп­ка яст­реб и, сме­ло усев­шись на гру­ду зем­ли, начал что-то кле­вать Я убил его уда­ром лопа­ты. Добрав­шись нако­нец до полу­сгнив­ше­го про­дол­го­ва­то­го ящи­ка, ото­дви­нул сырую, покры­тую пле­се­нью крыш­ку. Это было мое послед­нее разум­ное дей­ствие.

Ограб­лен­ный нами ске­лет лежал в ста­ром гро­бу, плот­но окру­жен­ный чудо­вищ­ной сви­той из огром­ных, широ­ко­кры­лых, креп­ко спя­щих лету­чих мышей. Теперь он не выгля­дел уже столь мир­но, а был весь покрыт спек­шей­ся кро­вью, кусоч­ка­ми мяса, вырван­ны­ми кло­чья­ми волос. Ске­лет злоб­но гля­дел на меня све­тя­щи­ми­ся во мгле пусты­ми глаз­ни­ца­ми, а потом ухмыль­нул­ся, как бы пред­ви­дя мой неиз­беж­ный конец и обна­жив при этом ост­рые, выпач­кан­ные кро­вью клы­ки.

А когда из оска­лен­ной пасти вырвал­ся низ­кий злоб­ный лай, кото­рый мог бы при­над­ле­жать круп­ной соба­ке, я уви­дел в мерз­ких зубах чудо­ви­ща укра­ден­ный и вновь обре­тен­ный аму­лет из зеле­но­го неф­ри­та. Я гром­ко закри­чал и бро­сил­ся как безум­ный прочь, и кри­ки мои ско­ро пере­шли в исте­ри­че­ский хохот.

Безу­мие раз­но­сит­ся, как ветер… в тече­ние веков клы­ки и зубы отта­чи­ва­ют­ся на тру­пах… кро­вью исте­ка­ют жерт­вы сре­ди вак­ха­на­лии лету­чих мышей, живу­щих в руи­нах забро­шен­ных хра­мов Вели­а­ра… Лай кост­ля­во­го чудо­вищ­но­го мерт­ве­ца слы­шит­ся все гром­че, все бли­же шум и хло­па­нье про­кля­тых кры­льев, они как бы пле­тут пау­ти­ну вокруг меня. Мне оста­ет­ся лишь под­не­сти к вис­ку писто­лет – толь­ко он один может даро­вать забве­ние от того неве­до­мо­го, чего нико­гда не познать чело­ве­ку.