Дагон / Перевод А. Мороз, Г. Кот

Я пишу эти стро­ки в осо­бом состо­я­нии, пото­му что сего­дня ночью я пере­ста­ну суще­ство­вать. Сей­час у меня нет ни еди­но­го су, я достиг пре­де­ла моих нар­ко­ти­че­ских муче­ний, ведь жизнь без дозы для меня теперь невоз­мож­на, и я не хочу боль­ше про­дле­вать эту пыт­ку. Я соби­ра­юсь выбро­сить­ся из окна на эту гряз­ную ули­цу. Одна­ко не сто­ит думать, что мор­фий, рабом кото­ро­го я сде­лал себя сам, пре­вра­тил меня в без­воль­но­го деге­не­ра­та. Когда вы буде­те читать эти несколь­ко, напи­сан­ных на ско­рую руку, стра­ниц вы ниче­му не уди­ви­тесь. И все же навряд ли смо­же­те понять, что у меня оста­вал­ся лишь един­ствен­ный выбор: забве­ние или смерть.

Эта исто­рия слу­чи­лась в одном из самых отда­лен­ных и пустын­ных рай­о­нов необъ­ят­но­го Тихо­го оке­а­на. В то вре­мя я слу­жил помощ­ни­ком меха­ни­ка на поч­то­вом кораб­ле, кото­рый одна­жды был ата­ко­ван мино­нос­цем немец­кой эскад­ры. Это про­изо­шло в самом нача­ле миро­вой вой­ны, и мор­ские силы про­тив­ни­ка еще не были измо­та­ны в жесто­ких боях. Наше суд­но пред­став­ля­ло собой, таким обра­зом, лег­кую добы­чу.

Наши тюрем­щи­ки вели себя настоль­ко бес­печ­но, что после пяти дней пла­ва­ния у меня появи­лась воз­мож­ность совер­шить побег. В моем рас­по­ря­же­нии ока­за­лась малень­кая шлюп­ка с запа­сом воды и про­ви­зии, доста­точ­ным, что­бы не боять­ся голо­да и жаж­ды в откры­том море дли­тель­ное вре­мя.
Лишь нахо­дясь на доста­точ­ном уда­ле­нии от вра­же­ско­го кораб­ля и почув­ство­вав себя в абсо­лют­ной без­опас­но­сти, я вдруг отчет­ли­во осо­знал, что не имею ни малей­ше­го пред­став­ле­ния о сво­ем место­на­хож­де­нии. Я нико­гда не был тем, кого назы­ва­ют “мор­ским вол­ком”, но по солн­цу, а с наступ­ле­ни­ем суме­рек, по рас­по­ло­же­нию звезд, смог опре­де­лить, что нахо­жусь где-то к югу от эква­то­ра. Я ниче­го не знал об этом месте. Ника­кой берег или ост­ров не мог слу­жить мне ори­ен­ти­ром.

День за днем бес­цель­но плыл я под испе­пе­ля­ю­щим солн­цем в мучи­тель­ном ожи­да­нии про­хо­дя­ще­го мимо суд­на или появ­ле­нии какой-нибудь оби­та­е­мой зем­ли. Все было напрас­но. Лазур­ный про­стор в соче­та­нии с моим без­гра­нич­ным оди­но­че­ством начал при­во­дить меня в отча­я­ние. Пере­ме­на про­изо­шла пока я спал. Мне неиз­вест­но, как это слу­чи­лось. Мой тре­вож­ный и бес­по­кой­ный сон был все же кре­пок, несмот­ря на мно­го­чис­лен­ные сно­ви­де­ния.

Когда я нако­нец проснул­ся, то смог лишь раз­ли­чить, что мое тело было напо­ло­ви­ну покры­то какой-то чер­ной лип­кой гря­зью, кото­рая про­сти­ра­лась вокруг насколь­ко хва­та­ло глаз. Моя лод­ка так­же увяз­ла в этой гря­зи неда­ле­ко от меня.

Столь вне­зап­ная и изу­ми­тель­ная пере­ме­на при­ве­ла меня в состо­я­ние оше­лом­лен­но­го удив­ле­ния. Я был в пани­ке. Что-то зло­ве­щее и ужа­са­ю­щее при­сут­ство­ва­ло в воз­ду­хе и на зло­вон­ной зем­ле. Ске­ле­ты рыб, какие-то облом­ки, непо­нят­ные и неопи­су­е­мые пред­ме­ты покры­ва­ли поверх­ность этой необъ­ят­ной топи. И от это­го окру­жа­ю­щее место каза­лось покры­тым гни­лью. Нико­гда не смо­гу я опи­сать кар­ти­ну, пред­став­шую перед мои­ми гла­за­ми, эту чудо­вищ­ную мер­зость, “пла­ва­ю­щую” в абсо­лют­ной тишине обна­жен­но­го про­сто­ра. Не слыш­но было ни еди­но­го зву­ка, и толь­ко огром­ная тер­ри­то­рия, пол­но­стью покры­тая тиной и илом, про­сти­ра­лась вокруг.
Страх, родив­ший­ся в моей душе при виде отвра­ти­тель­но­го и немо­го пей­за­жа, вызвал у меня нестер­пи­мый при­ступ тош­но­ты. Высо­ко в без­об­лач­ном небе све­ти­ло солн­це, кото­рое пока­за­лось мне чер­ным, слов­но оно отра­жа­лось в чер­ной тря­сине у меня под нога­ми.

Пыта­ясь полз­ком добрать­ся до лод­ки, я поду­мал, что есть един­ствен­но воз­мож­ное объ­яс­не­ние в дан­ной ситу­а­ции: после извер­же­ния вул­ка­на боль­шая часть оке­а­ни­че­ско­го дна под­ня­лась, выста­вив на все­об­щее обо­зре­ние то, что мил­ли­о­ны лет оста­ва­лось укры­тым под без­дон­ны­ми вод­ны­ми глу­би­на­ми. Эта вновь обра­зо­вав­ша­я­ся зем­ля была настоль­ко огром­ной, что, даже напря­гая слух, я не мог раз­ли­чить шум оке­а­на. Ни одна мор­ская пти­ца не ожив­ля­ла сво­им при­сут­стви­ем этот уны­лый и мерт­вый пей­заж. Несколь­ко дол­гих часов я про­си­дел, укры­ва­ясь от нестер­пи­мо­го зноя и раз­мыш­ляя, под лод­кой, пере­вер­ну­той на бок. С наступ­ле­ни­ем вече­ра поч­ва под­сох­ла. Каза­лось, все вокруг ста­но­вит­ся суше и твер­же, и я поду­мал, что смо­гу, навер­ное, вос­поль­зо­вать­ся этим. Ночью я едва заснул, а днем, взяв немно­го еды и воды, соби­рал­ся пред­при­нять поход в поис­ках исчез­нув­ше­го моря и в надеж­де на осво­бож­де­ние.
На тре­тье утро поч­ва доста­точ­но под­сох­ла, что­бы я мог сту­пать по ней без осо­бых труд­но­стей. От зло­во­ния раз­ла­га­ю­щей­ся рыбы спи­ра­ло дыха­ние, но я почти не обра­щал на это вни­ма­ния, так как все мои мыс­ли были сосре­до­то­че­ны на стрем­ле­нии спа­стись и вырвать­ся из это­го кош­ма­ра. Собрав все мое муже­ство и волю, я отпра­вил­ся куда гла­за гля­дят. Весь день я дви­гал­ся на запад в направ­ле­нии хол­ма, кото­рый отчет­ли­во выде­лял­ся на гори­зон­те. Я про­ша­гал всю ночь, но едва взо­шло солн­це, цель, к кото­рой я так упор­но дви­гал­ся, пока­за­лась мне не намно­го бли­же, чем в пер­вый день.

На чет­вер­тый день я, нако­нец, добрал­ся до под­но­жия хол­ма, кото­рый вбли­зи пока­зал­ся мне выше, неже­ли изда­ле­ка. Устав­ший и измож­ден­ный, я решил про­ве­сти эту ночь в тени скло­на хол­ма, так как у меня уже не оста­лось сил, что­бы под­нять­ся на него.
Не знаю поче­му, но имен­но в эту ночь мои сны были осо­бен­но бре­до­вы­ми. Преж­де чем блед­ный шар луны успел взой­ти над рав­ни­ной, я проснул­ся в холод­ном поту. И тогда я решил, что боль­ше не сомкну глаз. Сно­ви­де­ния, рож­ден­ные моим устав­шим вооб­ра­же­ни­ем, были настоль­ко ужас­ны­ми, что едва ли мой разум смог без послед­ствий пере­не­сти их еще раз.

При крас­но­ва­том отблес­ке луны я понял, что был неосто­ро­жен, начав путе­ше­ствие в раз­га­ре дня. Бла­го­ра­зум­нее было бы дви­гать­ся в час, когда над гори­зон­том не было это­го обжи­га­ю­ще­го и ослеп­ля­ю­ще­го солн­ца: я затра­тил бы тогда намно­го мень­ше сил и энер­гии. Одна­ко сей­час, уже немно­го отдох­нув, я ощу­щал в себе доста­точ­но сил, что­бы под­нять­ся на холм, что еще совсем недав­но каза­лось мне нере­аль­ным. Собрав свой скуд­ный багаж, я дви­нул­ся впе­ред.
Я уже упо­ми­нал о том, что одно­об­раз­ный вид рав­ни­ны был для меня посто­ян­ным источ­ни­ком бес­по­кой­ства и даже стра­ха. Но страх этот воз­рос еще боль­ше, когда, достиг­нув вер­ши­ны, я заме­тил на про­ти­во­по­лож­ном склоне хол­ма настоль­ко глу­бо­кие уще­лья, что луна, еще не достиг­шая сво­е­го апо­гея, не мог­ла осве­тить все их тем­ные изги­бы. Я ощу­тил себя на вер­шине мира, скло­нив­шим­ся над без­звуч­ным хао­сом веч­ной ночи. Какое-то сата­нин­ское урод­ство чув­ство­ва­лось в этом стран­ном и мрач­ном цар­стве тьмы. В этот момент мне поче­му- то вспом­нил­ся “Поте­рян­ный рай”.

Когда луна высо­ко под­ня­лась над гори­зон­том, я заме­тил, что края доли­ны не были столь обры­ви­сты­ми, как это пока­за­лось мне вна­ча­ле. Наобо­рот, после кру­то­го скло­на дли­ною в несколь­ко сот футов пока­тость уве­ли­чи­ва­лась, что обес­пе­чи­ва­ло отно­си­тель­но лег­кий спуск.
Неожи­дан­но мое вни­ма­ние при­влек пред­мет огром­ных раз­ме­ров, воз­вы­ша­ю­щий­ся на про­ти­во­по­лож­ной сто­роне в ста ярдах от меня. Это был белый камен­ный блок, бле­стев­ший в лун­ном све­те. У меня воз­ник­ло ощу­ще­ние, что это не мог­ло быть про­стым тво­ре­ни­ем при­ро­ды. По мере того как я всмат­ри­вал­ся в гигант­ский камен­ный блок, стран­ное пред­чув­ствие овла­де­ло моим созна­ни­ем. Огром­ный камень навер­ня­ка поко­ил­ся в без­дне моря с само­го сво­е­го рож­де­ния. Я мгно­вен­но осо­знал, что пере­до мной, несо­мнен­но, нахо­дит­ся моно­лит со стро­ги­ми про­пор­ци­я­ми, обра­бо­тан­ный чело­ве­ком, кото­рый являл­ся пред­ме­том почи­та­ния живых существ, наде­лен­ных спо­соб­но­стью мыс­лить разум­но.

Пора­жен­ный и напу­ган­ный одно­вре­мен­но, я вынуж­ден был при­знать­ся себе, что не испы­ты­ваю в эту мину­ту того осо­бо­го тре­пе­та, кото­рый на моем месте почув­ство­вал бы архео­лог или уче­ный; зато я с самым при­сталь­ным вни­ма­ни­ем осмот­рел тер­ри­то­рию вокруг себя. Луна при­бли­жа­лась к сво­ей выс­шей точ­ке и осве­ща­ла скло­ны, воз­вы­ша­ю­щи­е­ся над рас­се­ли­ной, ярким и рез­ким све­том. Я заме­тил, что мощ­ный поток воды начал спус­кать­ся со скло­нов в рас­се­ли­ну. Вода уже под­сту­па­ла и к моим ногам. Неда­ле­ко от меня вол­ны раз­би­ва­лись о гигант­ский моно­лит, на поверх­но­сти кото­ро­го я смог раз­ли­чить иеро­гли­фы и какие-то баре­лье­фы. Подоб­ный вид пись­мен­но­сти нико­гда рань­ше не встре­чал­ся мне ни в одной кни­ге. Иеро­гли­фы состо­я­ли из изоб­ра­же­ний раз­лич­ных мор­ских живот­ных: все­воз­мож­ные рыбы, рако­об­раз­ные, спру­ты, мол­люс­ки, киты и дру­гие оби­та­те­ли оке­а­на. На мно­го­чис­лен­ных идео­грам­мах с пол­ной оче­вид­но­стью были пред­став­ле­ны неиз­вест­ные досе­ле нашей циви­ли­за­ции пред­ме­ты и мор­ские живот­ные, кото­рые я уже виде­ла полу­раз­ло­жив­шем­ся и полу­сгнив­шем состо­я­нии во вре­мя мое­го пере­хо­да по без­гра­нич­но­му про­стран­ству из тины, ила, топи и гря­зи.

Зага­доч­ные баре­лье­фы и над­пи­си поверг­ли меня в ужас. Они были отчет­ли­во вид­ны, так как еще доста­точ­но воз­вы­ша­лись над поверх­но­стью воды. Мне кажет­ся, что эти рисун­ки очень бы заин­те­ре­со­ва­ли Гюста­ва Доре. Я пони­мал, что на баре­лье­фах были изоб­ра­же­ны люди, или, по край­ней мере, какая-то осо­бая кате­го­рия чело­ве­ко­по­доб­ных существ. Они рез­ви­лись, как рыбы, в под­вод­ных гро­тах или сто­я­ли тол­пой перед алта­рем в хра­ме, кото­рый тоже нахо­дил­ся на дне оке­а­на. Я не реша­юсь дать деталь­ное опи­са­ние уви­ден­но­го мною, пото­му что при малей­шем вос­кре­ше­нии в моей памя­ти этих изоб­ра­же­ний я теряю созна­ние. Суще­ства эти были еще более ужас­ны чем те, кото­рые неот­ступ­но пре­сле­до­ва­ли болез­нен­ное вооб­ра­же­ние По или Буль­ве­ра. Несмот­ря на рас­плю­щен­ные ноги, дряб­лые и мяг­кие руки, выпу­чен­ные гла­за, урод­ли­вые чер­ты лица, эти созда­ния име­ли хотя гнус­ный и отвра­ти­тель­ный, но, несо­мнен­но, все же чело­ве­че­ский вид. Худож­ник, создав­ший все эти изоб­ра­же­ния по всей види­мо­сти не обре­ме­нял себя соблю­де­ни­ем про­пор­ции. Так, на одном из баре­лье­фов кит, пав­ший жерт­вой одно­го из чело­ве­ко­по­доб­ных существ, по раз­ме­рам едва ли пре­вос­хо­дил агрес­со­ра. Я решил, что эти пер­со­на­жи мог­ли быть толь­ко вооб­ра­жа­е­мы­ми бога­ми, кото­рым покло­ня­лось пле­мя моря­ков или рыба­ков. Но это пле­мя исчез­ло в пучине моря задол­го до того, как на зем­ле появил­ся пер­вый пре­док неан­дер­таль­ца.

Охва­чен­ный стра­хом, я созер­цал кар­ти­ны из тако­го дале­ко­го и нево­об­ра­зи­мо­го про­шло­го, обра­зы, уви­деть кото­рые не дано ни одно­му антро­по­ло­гу. Я оста­вал­ся в этом состо­я­нии еще неко­то­рое вре­мя, а луна про­дол­жа­ла бро­сать свои таин­ствен­ные отблес­ки на сце­ну, что про­сти­ра­лась пере­до мной.

Вдруг я уви­дел, что из лег­ко­го водо­во­ро­та, над мут­ной поверх­но­стью воды всплы­ло некое огром­ное суще­ство. Это было кош­мар­ное чудо­ви­ще отвра­ти­тель­но­го и гнус­но­го вида, тако­го же огром­но­го роста, как и Поли­фем. Оно бро­си­лось на моно­лит и креп­ко обхва­ти­ло его сво­и­ми огром­ны­ми, покры­ты­ми чешу­ей перед­ни­ми конеч­но­стя­ми.

В сле­ду­ю­щее мгно­ве­нье чудо­ви­ще накло­ни­ло голо­ву и изрек­ло нечто, похо­жее на закли­на­ние. Я твер­до убеж­ден, что имен­но в это мгно­ве­нье я лишил­ся рас­суд­ка.

У меня нет чет­ко­го пред­став­ле­ния о тех собы­ти­ях, кото­рые про­изо­шли со мной в тече­ние все­го безум­но­го дня, когда я пред­при­нял свое неисто­вое вос­хож­де­ние на холм. Думаю, что я пел, или меня охва­ты­ва­ли при­сту­пы без­удерж­но­го сме­ха, когда не оста­ва­лось боль­ше сил для пения. Я смут­но вспо­ми­наю о страш­ной буре, раз­ра­зив­шей­ся после того, как я под­нял­ся на самую вер­ши­ну хол­ма. Во вся­ком слу­чае, я уве­рен, что слы­шал силь­ный гром и зву­ки, кото­рые свой­ствен­ны толь­ко при­ро­де, когда она выхо­дит из себя. Когда я при­шел в себя, то уви­дел, что нахо­жусь в гос­пи­та­ле в Сан- Фран­цис­ко, куда был достав­лен капи­та­ном аме­ри­кан­ско­го суд­на, подо­брав­ше­го меня в откры­том оке­ане. Дол­гое вре­мя я бре­дил, но никто не при­слу­шал­ся к тому, что я гово­рил. Мои спа­са­те­ли ниче­го не слы­ша­ли ни о зем­ле­тря­се­нии, ни о каком-либо под­вод­ном извер­же­нии вул­ка­на в Тихом оке­ане. И я боль­ше не наста­и­вал на сво­ей вер­сии. Зачем? Ведь невоз­мож­но дока­зать то, во что все рав­но не пове­рят. Одна­жды я встре­тил­ся с одним извест­ным этно­ло­гом, кото­рый не при­нял все­рьез мои рас­спро­сы о Дагоне или Боге-рыбе, как его еще назы­ва­ют.

Сей­час ночь. Лун­ный шар чуть накло­нил­ся, помо­гая мне вос­кре­сить в памя­ти это­го жут­ко­го мон­стра. Послед­нее вре­мя я пытал­ся уйти от это­го кош­ма­ра при помо­щи мор­фия. Но нар­ко­ти­ки, давая мне малень­кую отсроч­ку, сде­ла­ли меня сво­им рабом. И теперь, когда я уже закон­чил свои запи­си, кото­рые, быть может, ока­жут­ся полез­ны­ми моим совре­мен­ни­кам, а ско­рее все­го лишь рас­сме­шат их, я соби­ра­юсь покон­чить с этим кош­ма­ром. Ско­рее к окну! К окну!.