2001 / Роберт Блох / Наследие ужаса

Роберт Блох¹
Hа рус­ском язы­ке изда­но в каче­стве пре­ди­сло­вия к кни­ге “Аза­тот” изда­тель­ства “Гудьял-Пресс”.

---

“Страх — самое древ­нее и силь­ное из чело­ве­че­ских чувств, а самый древ­ний и силь­ный страх — страх неве­до­мо­го“².

Так начи­на­ет­ся одно из луч­ших эссе о лите­ра­ту­ре ужа­са, оза­глав­лен­ное “Сверхъ­есте­ствен­ный ужас в лите­ра­ту­ре”. Его авто­ра, Г. Ф. Лав­краф­та, мно­гие при­зна­ют одним из самых неза­у­ряд­ных писа­те­лей это­го жан­ра.

Говард Фил­липс Лав­крафт родил­ся 20 авгу­ста 1890 г. в горо­де Про­ви­денс, штат Род-Айленд и был пря­мым потом­ком ста­ро­го рода из Новой Англии, зна­вав­ше­го луч­шие вре­ме­на. Его отец скон­чал­ся от паре­за в 1898 г.; мать про­жи­ла до 1921 г., но рез­кое ухуд­ше­ние мате­ри­аль­но­го поло­же­ния семьи вызва­ло у нее умствен­ное рас­строй­ство.

Лав­крафт писал: “Я был доволь­но стран­ным ребен­ком и отли­чал­ся повы­шен­ной чув­стви­тель­но­стью. Мне все­гда боль­ше нра­ви­лось общать­ся со взрос­лы­ми, неже­ли со сво­и­ми сверст­ни­ка­ми”. На самом деле, это мать, стра­дав­шая нев­ро­ти­че­ским рас­строй­ством, заяви­ла, что он стран­ный, и “защи­ти­ла” его от кон­так­тов с дру­ги­ми детьми. Раз­ви­ва­ясь не по летам быст­ро, Лав­крафт уже к четы­рем годам научил­ся читать и вско­ре при­нял­ся осва­и­вать пись­мо. Из-за сла­бо­го здо­ро­вья ему не при­шлось посе­щать уни­вер­си­тет, да и финан­со­вое поло­же­ние семьи тре­бо­ва­ло от моло­до­го писа­те­ля не раз­ме­ни­вать­ся на люби­тель­скую жур­на­ли­сти­ку, а занять­ся сочи­не­ни­ем ста­тей для при­знан­ных авто­ров или редак­ти­ро­ва­ни­ем чужих про­из­ве­де­ний для про­фес­си­о­наль­ных изда­ний. В это вре­мя Лав­крафт про­бо­вал писать сти­хи и поне­мно­гу осва­и­вал про­зу.

После смер­ти мате­ри Лав­крафт какое-то вре­мя жил в Нью-Йор­ке, там женил­ся на жен­щине стар­ше него, но спу­стя два года они рас­ста­лись по обо­юд­но­му согла­сию, и Лав­крафт воз­вра­тил­ся в Про­ви­денс, где посе­лил­ся в одном доме со сво­и­ми дву­мя пожи­лы­ми тет­ка­ми. Одна из них умер­ла в 1932 г. Дру­гая пере­жи­ла пле­мян­ни­ка, умер­ше­го 15 мар­та 1937 года.

Про­фес­си­о­наль­ная писа­тель­ская карье­ра Г. Ф. Лав­краф­та про­дол­жа­лась недол­го — при­мер­но шест­на­дцать лет. В сущ­но­сти при жиз­ни он не добил­ся извест­но­сти, раз­ве что у огра­ни­чен­но­го кру­га чита­те­лей жур­на­лов, спе­ци­а­ли­зи­ро­вав­ших­ся на сен­са­ци­ях, вро­де “Таин­ствен­ных рас­ска­зов“³, — в кото­рых он тогда печа­тал­ся за жал­кие гро­ши. Несмот­ря на неболь­шое наслед­ство, денег не хва­та­ло, и он про­дол­жал ано­ним­ное сочи­ни­тель­ство. Скра­сить небо­га­тую собы­ти­я­ми жизнь ему помо­га­ла актив­ная пере­пис­ка с собра­тья­ми по перу и чита­те­ля­ми фан­та­сти­че­ской лите­ра­ту­ры. Самые посто­ян­ные и вер­ные чле­ны этой груп­пы обра­зо­ва­ли кру­жок, впо­след­ствии назван­ный “Лав­краф­тов­ским круж­ком”. Сво­и­ми про­стран­ны­ми пись­ма­ми с ком­мен­та­ри­я­ми, кри­ти­кой и прак­ти­че­ски­ми сове­та­ми Лав­крафт побуж­дал их писать или пытать­ся писать в этом жан­ре. Когда Лав­крафт скон­чал­ся в воз­расте соро­ка шести лет от тяже­лой фор­мы рака и неф­ри­та, его опла­ки­ва­ли все дру­зья, мно­гие из кото­рых зна­ли его толь­ко по пере­пис­ке.

Лите­ра­тур­ный стиль Лав­краф­та лег­ко опре­де­ля­ем, и моло­дые писа­те­ли из “Лав­краф­тов­ско­го круж­ка” неред­ко ими­ти­ро­ва­ли его. Эти и дру­гие сочи­ни­те­ли с одоб­ре­ния само­го Лав­краф­та заим­ство­ва­ли фан­та­сти­че­ские эле­мен­ты из его рас­ска­зов, при­ду­ман­ные им кни­ги об ужас­ных богах, кото­рые созда­ва­лись для уси­ле­ния атмо­сфе­ры ужа­са.

К кон­цу жиз­ни Лав­крафт стал, как сего­дня при­ня­то гово­рить, “куль­то­вой фигу­рой”. Одна­ко его культ был незна­чи­тель­ным и не ока­зы­вал ника­ко­го вли­я­ния на кри­ти­ков или изда­те­лей. Потре­бо­ва­лись дол­гие годы, что­бы про­из­ве­де­ния Лав­краф­та заво­е­ва­ли вни­ма­ние более широ­кой ауди­то­рии.

Сего­дня Г. Ф. Лав­крафт счи­та­ет­ся пер­вым аме­ри­кан­ским писа­те­лем, тво­рив­шим в жан­ре фэн­те­зи и, по мне­нию мно­гих кри­ти­ков, не усту­па­ю­щим Э. А. По. Его кни­ги печа­та­ют­ся в США и за гра­ни­цей, и тихий, ста­ро­мод­ный и кон­сер­ва­тив­ный гос­по­дин из Новой Англии стал при­знан­ным масте­ром лите­ра­ту­ры ужа­сов.

Одна­ко не все кри­ти­ки соглас­ны с подоб­ной оцен­кой. Веро­ят­но, пер­вым, кто выска­зал­ся о твор­че­стве Лав­краф­та отри­ца­тель­но, был Эдмунд Уил­сон. В ста­тье, опуб­ли­ко­ван­ной в жур­на­ле “The New Yorker” в 1945 году, он обви­нил писа­те­ля в “дур­ном вку­се и отсут­ствии мастер­ства”. Дру­гие недоб­ро­же­ла­те­ли опол­чи­лись не толь­ко на про­из­ве­де­ния Лав­краф­та, но и на него само­го. Не очень дав­но Тед Уайт, в про­шлом редак­тор жур­на­ла “Уди­ви­тель­ное и фан­та­сти­че­ское“⁴ заявил, буд­то такая “боль­ная” лите­ра­ту­ра есть про­дукт “боль­но­го” ума, и намек­нул, что она при­вле­ка­ет “боль­ных людей”.

Доволь­но любо­пыт­ный взгляд, одна­ко явно реви­зи­о­нист­ский под­ход к лите­ра­ту­ре гро­зит обер­нуть­ся дале­ко иду­щи­ми послед­стви­я­ми. Если ради сохра­не­ния умствен­но­го здо­ро­вья мы не ста­нем читать кни­ги писа­те­лей, образ жиз­ни кото­рых рас­хо­дит­ся с обще­при­ня­ты­ми нор­ма­ми, то на наших книж­ных пол­ках будет пусто. Допус­каю, что лите­ра­тур­ные опы­ты хро­ни­че­ских алко­го­ли­ков, нар­ко­ма­нов, сек­су­аль­ных извра­щен­цев и жертв пси­хи­че­ских забо­ле­ва­ний, склон­ных к само­убий­ству, воз­мож­но, не заслу­жи­ва­ют наше­го вни­ма­ния, но заду­ма­ем­ся, к чему может при­ве­сти сам прин­цип подоб­но­го отбо­ра.

Мы, конеч­но же, поте­ря­ем про­из­ве­де­ния По, Готор­на, де Мопас­са­на и Каф­ки. Но мы лишим­ся так­же “Али­сы в Стране чудес”, “При­клю­че­ний Гекль­бе­ри Фин­на”, “Моби-Дика”, “Пре­ступ­ле­ния и нака­за­ния”, “Про­щай ору­жие”, “Вели­ко­го Гетс-би”, “Вос­по­ми­на­ний о былых вещах” и сотен дру­гих про­из­ве­де­ний, кото­рые мно­ги­ми при­зна­ют­ся шедев­ра­ми. Нам при­дет­ся отка­зать­ся от О. Ген­ри, Кэтрин Мэнс­филд, Шерву­да Андер­со­на, Вир­джи­нии Вулф, Дже­ка Лон­до­на, Андре Жида, Тома­са Вул­фа, Сомер­се­та Моэ­ма, Син­кле­ра Лью­и­са, Жана Кокто, Кри­сто­фе­ра Ишерву­да, Уилья­ма Фолк­не­ра и Оска­ра Уайль­да, — и это лишь крат­кий пере­чень имен. То же самое отно­сит­ся к таким раз­ным писа­те­лям, как Д. Хэм­мет, Ф. Ниц­ше, Б. Бехен, Р. Чанд­лер, А. Шопен­гау­эр и Г. X. Андер­сен. Исчез­ли бы поэты: Бай­рон, Оден, Бод­лер, Рем­бо, Дилан Томас, Эдна Сент-Вин­сент Мил­л­эй, Суин­берн, Вер­лен, Харт Крейн, Уолт Уит­мен. Были бы пре­да­ны забве­нию пье­сы Кри­сто­фе­ра Мар­ло, Жана Жене, Тен­нес­си Уильям­са, Юджи­на О’Ни­ла, Ноэ­ля Ковар­да и — если при­нять во вни­ма­ние мне­ние неко­то­рых спе­ци­а­ли­стов — все сочи­не­ния Уилья­ма Шекс­пи­ра.

Пожа­луй, это слиш­ком доро­гая цена за умствен­ную гиги­е­ну, осо­бен­но если гово­рить о Лав­краф­те. В кон­це кон­цов, он не пил, не курил, не упо­треб­лял нар­ко­ти­ков. Его сек­су­аль­ная жизнь, по-види­мо­му, огра­ни­чи­лась непро­дол­жи­тель­ным бра­ком, но, по мне­нию супру­ги писа­те­ля, он был “пре­вос­ход­ным любов­ни­ком”, так что даже наи­бо­лее горя­чие хули­те­ли не смог­ли подо­брать дока­за­тельств его гомо­сек­су­аль­ных при­стра­стий. И хотя, по обще­му при­зна­нию, Лав­крафт стра­дал пси­хи­че­ским рас­строй­ством, его мало­по­движ­ный образ жиз­ни труд­но назвать анти­об­ще­ствен­ным.

“Болезнь”, как кра­со­та, все­гда бро­са­ет­ся в гла­за. Порой одно­го это­го доста­точ­но, что­бы заслу­жить обще­ствен­ное пори­ца­ние; Артур Конан Дойл на самом деле верил в фей, а Эмма­ну­э­лю Све­ден­бор­гу в самом деле были виде­ния рая и ада. И тот и дру­гой откро­вен­но дели­лись с чита­те­ля­ми сво­и­ми неор­то­док­саль­ны­ми взгля­да­ми, одна­ко ни один не про­слыл “боль­ным”.

Чисто умо­зри­тель­но — как вос­при­ни­мать взрос­ло­го чело­ве­ка, посвя­тив­ше­го всю жизнь опи­са­нию хоб­би­тов или стра­ны Оз? Несмот­ря на пафос сочи­не­ний Джо­на Р. Р. Тол­ки­е­на⁵ и Лай­мон­да Фрэн­ка Бау­ма⁶, в их кни­гах фигу­ри­ру­ют тем­ные, ужас­ные созда­ния, пря­чу­щи­е­ся в вымыш­лен­ных под­зем­ных мирах; гно­мы и чуди­ща, сви­ре­пые суще­ства, наде­лен­ные сверхъ­есте­ствен­ны­ми сила­ми и кол­дов­ски­ми чара­ми. Они тоже “боль­ные”?

А как быть с теми писа­те­ля­ми, кото­рые поме­ща­ют свои ужа­сы в совре­мен­ный кон­текст? Неуже­ли малень­кая Мэри Шел­ли, автор рома­на о Фран­кен­штейне, была неурав­но­ве­шен­ной? Мож­но ли объ­яс­нить повесть Сти­вен­со­на “Стран­ный слу­чай док­то­ра Дже­ки­ла и мисте­ра Хай­да” душев­ной болез­нью? Зна­чит, надо быть сума­сшед­шим, что­бы уни­что­жить мир, подоб­но Гер­бер­ту Уэлл­су, или жесто­ко, с пато­ло­ги­че­ской извра­щен­но­стью играть его буду­щи­ми судь­ба­ми подоб­но Хакс­ли и Ору­эл­лу?

“Боль­ная” или здо­ро­вая — любая твор­че­ская дея­тель­ность, вклю­чая труд писа­те­ля, есть про­дукт инди­ви­ду­аль­но­го вооб­ра­же­ния и миро­воз­зре­ния, то есть отно­ше­ния к жиз­ни и субъ­ек­тив­но­го миро­вос­при­я­тия. Оче­вид­но, боль­шую роль игра­ет потреб­ность в обще­нии.

Боль­шин­ство из нас удо­вле­тво­ря­ет эту потреб­ность более про­стым спо­со­бом. Физи­че­ски при­вле­ка­тель­ные и энер­ге­ти­че­ски агрес­сив­ные люди ред­ко при­бе­га­ют к “твор­че­ско­му” само­вы­ра­же­нию, дабы насла­дить­ся обще­ствен­ным при­зна­ни­ем.

Неудач­ни­ки и нелю­ди­мы избе­га­ют любо­го сопер­ни­че­ства, они как бы исклю­ча­ют себя из обще­ства или при­мы­ка­ют к аль­тер­на­тив­ной куль­ту­ре; даже пре­ступ­ни­ки извле­ка­ют удо­воль­ствие из сво­е­го тем­но­го поло­же­ния. Про­ти­во­по­став­ле­ние себя обще­ству, пло­хое пове­де­ние — это спо­соб при­влечь к себе вни­ма­ние и даже вызвать вос­хи­ще­ние.

До того, как обще­ство не ста­ло тер­пи­мо отно­сить­ся к экс­тра­ва­гант­ным фор­мам само­утвер­жде­ния, интро­вер­там при­хо­ди­лось нелег­ко. Как извест­но, любой ребе­нок тре­бу­ет к себе вни­ма­ния, и если никто не откли­ка­ет­ся на крик: “Посмот­ри­те на меня!” — он, воз­мож­но, поста­ра­ет­ся вызвать к себе инте­рес ина­че: “Посмот­ри­те на мои рисун­ки”, “Послу­шай­те, как я играю (на музы­каль­ном инстру­мен­те)”, “Я вам что-то рас­ска­жу” и т.п. В этом смыс­ле всех авто­ров мож­но назвать “боль­ны­ми”, вклю­чая тех, что берут на себя роль кри­ти­ков, как бы воз­вы­ша­ю­щую их над дру­ги­ми.

Не все твор­че­ские люди могут похва­стать­ся физи­че­ской при­вле­ка­тель­но­стью, оба­я­ни­ем или обхо­ди­тель­но­стью. У боль­шин­ства есть ощу­ще­ние сво­ей неадек­ват­но­сти обще­ству или нена­деж­но­сти сво­е­го поло­же­ния, что побуж­да­ет их к веч­но­му пре­одо­ле­нию, — и так, види­мо, было с неза­па­мят­ных вре­мен.

Итак, худож­ни­ки из дале­ко­го про­шло­го укра­ша­ли пещер­ные сте­ны наскаль­ны­ми рисун­ка­ми, музы­кан­ты испол­ня­ли пес­ни и акком­па­ни­ро­ва­ли себе на при­ми­тив­ных инстру­мен­тах в гул­ких пеще­рах, ска­зи­те­ли при­стра­и­ва­лись на кор­точ­ках воз­ле поход­ных кост­ров. И хотя сред­ства и мето­ды само­вы­ра­же­ния изме­ни­лись, побу­ди­тель­ные моти­вы и усло­вия, при­во­дя­щие в дви­же­ние твор­че­ский потен­ци­ал худож­ни­ка, сего­дня все те же; все дело в талан­те.

Итак, Лав­крафт. В ран­нем дет­стве это был болез­нен­ный и при­леж­ный ребе­нок; когда он стал под­рост­ком, соб­ствен­ная мать вну­ши­ла ему уве­рен­ность в его “урод­стве”; моло­дым чело­ве­ком буду­щий писа­тель осо­знал свое болез­нен­ное состо­я­ние и неспо­соб­ность кон­ку­ри­ро­вать со сверст­ни­ка­ми ни в эко­но­ми­че­ской сфе­ре, ни в обще­стве. Есть люди, кото­рых при­ро­да не награ­ди­ла каче­ства­ми, обес­пе­чи­ва­ю­щи­ми пре­вос­ход­ство, и им при­хо­дит­ся при­об­ре­тать их тру­дом и само­вос­пи­та­ни­ем, искать свой соб­ствен­ный путь. Писа­тель­ство реша­ло про­бле­му обще­ния, при­вле­ка­ло к нему вни­ма­ние. Если даже он испы­ты­вал труд­но­сти, стал­ки­ва­ясь с чужи­ми людь­ми, он мог посы­лать свои сочи­не­ния в жур­на­лы, и ждать, что мир сам при­дет к нему.

Но как писать? Лав­крафт про­бо­вал себя во мно­гих жан­рах: в юно­сти он под­ра­жал Э. А. По, но тогда же уни­что­жил свои опу­сы; он писал ста­тьи по аст­ро­но­мии в мест­ные газе­ты; как член несколь­ких обществ жур­на­ли­стов-люби­те­лей, на свои сред­ства печа­тал науч­ные и лите­ра­тур­ные эссе; сочи­нял сти­хи, кри­ти­че­ские ста­тьи, кро­ме того, писал кни­ги, кото­рые изда­ва­лись дру­ги­ми, и редак­ти­ро­вал чужие про­из­ве­де­ния. Желан­ное при­зна­ние не при­хо­ди­ло. Что­бы не мучить­ся из-за неудач, он заявил о пре­зре­нии к ком­мер­че­ско­му успе­ху; насто­я­щий джентль­мен может быть толь­ко люби­те­лем, кото­ро­го не стес­ня­ют ника­кие огра­ни­че­ния. Одна­ко он посте­пен­но выра­бо­тал свою мане­ру.

Худо­же­ствен­ная лите­ра­ту­ра, как извест­но, мно­го­об­раз­на: от жесто­ко­го реа­лиз­ма до самой неправ­до­по­доб­ной фан­та­сти­ки. Раз­ли­чая жан­ры, мы в состо­я­нии понять при­чи­ны, поче­му автор избрал для себя тот, а не дру­гой жанр. Писа­тель фор­ми­ру­ет свой образ — неред­ко жела­е­мый (иде­аль­ный образ) — муску­ли­сто­го “насто­я­ще­го муж­чи­ны”, нату­раль­но­го извра­щен­ца, роман­тич­но­го любов­ни­ка, про­ни­ца­тель­но­го иссле­до­ва­те­ля чело­ве­че­ско­го пове­де­ния, цинич­но­го реа­ли­ста, состра­да­тель­но­го иде­а­ли­ста, муд­ро­го фило­со­фа, сек­су­аль­но при­вле­ка­тель­но­го атле­та, поэта, без­за­бот­но­го аван­тю­ри­ста или любо­го дру­го­го в пан­теоне архи­ти­пов Юнга.

Писа­те­ли игра­ют свои роли, но роль еще не чело­век, хотя она вклю­ча­ет в себя прин­ци­пы и убеж­де­ния чело­ве­ка.

Твор­че­ство Лав­краф­та бес­спор­ное тому дока­за­тель­ство. Его пожиз­нен­ная нелю­бовь к холо­ду с оче­вид­но­стью про­яв­ля­ет­ся, к при­ме­ру, в рас­ска­зе “Холод­ный воз­дух” и пове­сти “Хреб­ты безу­мия”. Аллер­гия на мол­люс­ков и про­чие море­про­дук­ты оче­вид­на в пове­сти “Морок над Инс­му­том”, музы­каль­ная глу­хо­та и, как след­ствие, непри­язнь к музы­ке, вос­при­ни­ма­е­мой как дис­со­нанс, отра­зи­лись в “Музы­ке Эри­ха Зан­на”. И любовь к кош­кам тоже про­сле­жи­ва­ет­ся во мно­гих рас­ска­зах, не гово­ря уж о том, что Лав­крафт обо­жал коло­ни­аль­ную архи­тек­ту­ру и болез­нен­но отно­сил­ся к раз­ру­ше­нию памят­ни­ков.

Лите­ра­тур­ный изыс­ка­тель без тру­да оты­щет зна­ки, ука­зы­ва­ю­щие на неиз­мен­ную англо­фи­лию Лав­краф­та; она обна­ру­жи­ва­ет­ся даже в его склон­но­сти к англий­ской орфо­гра­фии, как напри­мер, в назва­нии “Цвет из иных миров“⁷. Его стиль выда­ет пред­по­чте­ние, то есть “favour“⁸ (напи­сал бы Лав­крафт) к язы­ку, лите­ра­тур­ным фор­мам и обра­зу жиз­ни восем­на­дца­то­го сто­ле­тия, почи­тав­ше­го­ся им более, чем то, в кото­ром он жил. В узком кру­гу он неред­ко выска­зы­вал страст­ное жела­ние жить во вре­ме­на коро­ля Геор­га III до аме­ри­кан­ской рево­лю­ции⁹ и, воз­мож­но, был искре­нен.

После того, как ему испол­ни­лось трид­цать, Лав­крафт стал назы­вать себя “пожи­лым” и в пись­мах под­пи­сы­вать­ся “деду­лей”. Ста­рость ста­ла играть боль­шую роль в жиз­ни Лав­краф­та, и она же непре­мен­ный пер­со­наж в его про­из­ве­де­ни­ях. Ста­рые дома и ста­рые моги­лы в пре­из­быт­ке фигу­ри­ру­ют в его повест­во­ва­ни­ях, они непри­ят­ны и неесте­ствен­ны. Чудо­вищ­ные тай­ны скры­ва­ют ста­рые дома в рас­ска­зах “Кры­сы в сте­нах”, “При­та­ив­ший­ся ужас”, “Морок над Инс­му­том”, “Тень вне вре­ме­ни”, “Бро­ше­ный дом”, “Гре­зы в ведь­мов­ском доме” и десят­ках дру­гих. Ста­ри­ки у Лав­краф­та зача­стую отож­деств­ля­ют­ся со злом; кол­дун Уэйт­ли из “Дан­вич­ско­го кош­ма­ра” — не совсем тот фер­мер, кото­ро­му был бы рад Депар­та­мент сель­ско­го хозяй­ства, да и врач-дие­то­лог не одоб­рил бы дие­ту пожи­ло­го хозя­и­на из “Кар­ти­ны в доме”. Дру­гие ста­ри­ки из рас­ска­зов и пове­стей “Он”, “Жизнь Чарль­за Декс­те­ра Вар­да” и “Страш­ный ста­рик” отнюдь не пред­став­ля­ют послед­ние дости­же­ния гери­ат­рии, а в рас­ска­зе “Таин­ствен­ный дом в туман­ном под­не­бе­сье” оди­на­ко­вое любо­пыт­ство вызы­ва­ют и жили­ще, и его оби­та­тель. А Древ­ние Боги, те, Кото­рые Были Преж­де, из позд­них сочи­не­ний Лав­краф­та едва ли помо­га­ют пре­одо­ле­вать про­пасть меж­ду поко­ле­ни­я­ми. В луч­шем слу­чае отно­ше­ние Лав­краф­та к про­бле­ме воз­рас­та мож­но назвать двой­ствен­ным, но то, что он был погло­щен этой темой, ясно выра­же­но в “Изгое”.

Не мень­шее при­стра­стие Лав­крафт питал к аст­ро­но­мии и физи­че­ским нау­кам; будучи при­знан­ным люби­те­лем древ­но­стей, он всю жизнь оста­вал­ся чело­ве­ком, жад­но инте­ре­со­вав­шим­ся новы­ми дости­же­ни­я­ми нау­ки. Обыч­но Лав­краф­та рас­смат­ри­ва­ют как писа­те­ля в жан­ре фэн­те­зи, одна­ко в его сочи­не­ни­ях гораз­до боль­ше науч­ных дан­ных, чем в боль­шин­стве про­из­ве­де­ний, кото­рые мы отно­сим к науч­ной фан­та­сти­ке или — выра­жа­ясь высо­ким сти­лем — “спе­ку­ля­тив­ной бел­ле­три­сти­ке”.

“Цвет из иных миров”, “Хреб­ты Безу­мия” и “За гра­нью вре­мен” впер­вые были опуб­ли­ко­ва­ны в науч­но-фан­та­сти­че­ских жур­на­лах, и не без­осно­ва­тель­но. Одна­ко боль­шая часть про­из­ве­де­ний Лав­краф­та уви­де­ла свет в “Таин­ствен­ных рас­ска­зах” (Weird Tales), и это обсто­я­тель­ство поме­ша­ло чита­те­лям по досто­ин­ству оце­нить их под­лин­ное содер­жа­ние. В “Холод­ном воз­ду­хе” писа­тель пред­вос­хи­ща­ет крио­ген­ные иссле­до­ва­ния; в “Гре­зах в ведь­мов­ском доме” автор гово­рит о том, что в буду­щем уче­ные-физи­ки обоб­щат откры­тия в обла­сти кол­дов­ства. “Шеп­чу­щий во тьме” пред­став­ля­ет собой одну из пер­вых и выда­ю­щих­ся попы­ток обыг­рать чуть ли не самый попу­ляр­ный мотив науч­ной фан­та­сти­ки — “при­сут­ствие сре­ди нас ино­пла­нет­ных существ”. В “Моро­ке над Инс­му­том” Лав­крафт живо­пи­су­ет про­цесс страш­но­го обвет­ша­ния горо­дов, изоб­ра­жа­ет без­об­раз­ных ста­ри­ков на фоне извра­щен­ных бого­слу­же­ний, про­во­ди­мых неесте­ствен­ны­ми суще­ства­ми, но глав­ный упор дела­ет­ся им все же не на про­ти­во­есте­ствен­ном. Гро­теск­ные чуди­ща — про­дукт ско­рее био­ло­ги­че­ской мута­ции, чем чер­ной магии. Тема деге­не­ра­тив­ной мута­ции при­сут­ству­ет так­же в рас­ска­зах “Изгой”, “При­та­ив­ший­ся ужас”, “Кры­сы в сте­нах”, и в гро­теск­ном виде обыг­ры­ва­ет­ся в “Дан­вич­ском кош­ма­ре” и “Арту­ре Джер­мине”. Неко­то­рые кри­ти­ки ссы­ла­ют­ся на эти про­из­ве­де­ния как на при­мер замас­ки­ро­ван­но­го расиз­ма, кото­рый оче­ви­ден в рас­ска­зах “Он”, “Кош­мар в Ред-Хуке” и дру­гих.

Если Лав­крафт и был раси­стом, то мы не долж­ны забы­вать, что в его вре­мя это сло­во не счи­та­лось оскор­би­тель­ным. В два­дца­тых-трид­ца­тых годах пре­вос­ход­ство англо-сак­сон­ской расы фак­ти­че­ски не ста­ви­лось под сомне­ние, при­чем это каса­лось не толь­ко лите­ра­ту­ры, но и обы­ден­ной жиз­ни. И нигде это убеж­де­ние не тор­же­ство­ва­ло столь явно, как в Новой Англии. Здесь доми­ни­ро­ва­ла орга­ни­за­ция “Доче­ри аме­ри­кан­ской рево­лю­ции”, и насе­ле­ние само­зва­ной Свя­ты­ни сво­бо­ды тре­пе­та­ло от стра­ха, так как в общи­нах было мно­го имми­гран­тов. Игно­ри­руя тот факт, что боль­шая часть “ино­стран­цев” была заве­зе­на на кон­ти­нент сто­про­цент­ны­ми аме­ри­кан­ца­ми с голу­бой кро­вью, дабы снаб­дить деше­вой рабо­чей силой фаб­ри­ки и заво­ды, апо­ло­ге­ты белой расы с тре­во­гой наблю­да­ли, как пере­пол­ня­ют­ся горо­да, как на месте ста­рых и узна­ва­е­мых объ­ек­тов вста­ют новые соору­же­ния, как белые аме­ри­кан­цы теря­ют поли­ти­че­ский, эко­но­ми­че­ский и соци­аль­ный кон­троль в стране.

Лав­крафт про­кли­нал подоб­ные пере­ме­ны и свою пози­цию с оди­на­ко­вой энер­ги­ей отста­и­вал в кон­фи­ден­ци­аль­ном обще­нии и через пуб­ли­ка­ции. Одна­ко его взгля­ды меня­лись. По мере взрос­ле­ния Лав­крафт посте­пен­но пре­одо­ле­вал замкну­тость и неуклон­но рас­ши­рял свой кру­го­зор. В позд­них рас­ска­зах, в отли­чие от ран­них, расист­ские нот­ки зву­чат более при­глу­шен­но или вовсе отсут­ству­ют. Раз­ве анти­се­мит женит­ся на еврей­ке, дру­жит с евре­я­ми, ведет с ними пере­пис­ку и в тече­ние дол­гих лет поль­зу­ет­ся услу­га­ми лите­ра­тур­но­го аген­та, еврея по наци­о­наль­но­сти?

Еще одна тема зани­ма­ла помыс­лы Лав­краф­та на про­тя­же­нии всей жиз­ни, что, несо­мнен­но, не мог­ло не отра­зить­ся и на его твор­че­стве — это тема снов.

С ран­не­го дет­ства сны вво­ди­ли Лав­краф­та в мир, пол­ный ярких виде­ний с нездеш­ни­ми экзо­ти­че­ски­ми пей­за­жа­ми, на фоне кото­рых вре­мя от вре­ме­ни разыг­ры­ва­лись страш­ные кош­ма­ры.

В сво­их ран­них про­из­ве­де­ни­ях Лав­крафт неред­ко исполь­зо­вал стран­ные обра­зы, мель­ком под­ме­чен­ные им в цар­стве сно­ви­де­ний; они иде­аль­но под­хо­ди­ли для сти­хов в про­зе в сти­ле По или Дан­сей­ни¹⁰. Поз­же, раз­ра­бо­тав свой соб­ствен­ный стиль, он тоже исполь­зо­вал ноч­ные кош­ма­ры и пере­во­дил их в страш­ную, но убе­ди­тель­ную реаль­ность. Мно­гие его пер­со­на­жи нахо­дят­ся во вла­сти снов. Таков Рэн­дольф Кар­тер — явный меч­та­тель и аль­тер-эго писа­те­ля, встре­ча­ю­щий­ся в серии рас­ска­зов; в “Сереб­ря­ном клю­че” и “Вра­тах сереб­ря­но­го клю­ча” (напи­сан в сотруд­ни­че­стве с Е. Хофман Прайс) писа­тель акцен­ти­ру­ет вни­ма­ние на ноч­ных фан­та­зи­ях Кар­те­ра. В повест­во­ва­тель­ную ткань рома­на “Сом­нам­бу­ли­че­ский поиск неве­до­мо­го Када­та” впле­та­ет­ся цар­ство грез Кар­те­ра, а пер­вая исто­рия, где появ­ля­ет­ся этот пер­со­наж — “Пока­за­ния Рэн­доль­фа Кар­те­ра”, спи­са­на с одно­го из ноч­ных кош­ма­ров само­го Лав­краф­та. Сны фигу­ри­ру­ют в “Кры­сах в сте­нах”, “Гре­зах в ведь­мов­ском доме” и мно­гих дру­гих рас­ска­зах. В “Зове Ктул­ху” — пер­вой исто­рии, где обыг­ры­ва­ет­ся сюжет, поз­же назван­ный “Миф Ктул­ху”, — нев­ро­тич­ный худож­ник и его кол­ле­ги со все­го све­та видят сны, из кото­рых узна­ют о вос­кре­се­нии отвра­ти­тель­но­го Древ­не­го Бога, до поры пре­бы­вав­ше­го на дне моря.

Так назы­ва­е­мый “Миф Ктул­ху” гово­рит о потреб­но­сти Лав­краф­та в извест­но­сти, поэто­му не толь­ко здесь, но и в дру­гих рас­ска­зах, где есть отзву­ки это­го мифа, соеди­ня­ют­ся как инте­ре­сы писа­те­ля, так и фак­то­ры, ока­зав­шие на него вли­я­ние.

В вымыш­лен­ном мире этих исто­рий вопло­ти­лись любовь писа­те­ля к ухо­дя­щей коло­ни­аль­ной Новой Англии и страх из-за ее ухо­да. Кинг­спорт и Инс­мут — ста­рые пор­то­вые горо­да; Арк­хем — тоже ста­рый город, жите­ли кото­ро­го тра­ди­ци­он­но вовле­че­ны в кол­дов­ство, что впо­след­ствии про­яви­лось в сре­де пре­по­да­ва­те­лей и сту­ден­тов Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та. Там живут и рабо­та­ют тон­ко чув­ству­ю­щие уче­ные, высту­па­ю­щие в роли рас­сказ­чи­ков и глав­ных дей­ству­ю­щих лиц. Неко­то­рым из них уда­ет­ся иссле­до­вать одну из шести сохра­нив­ших­ся копий стран­ной кни­ги, рас­кры­ва­ю­щей сек­рет суще­ство­ва­ния неко­ей расы, зна­чи­тель­но пре­вос­хо­дя­щей по воз­рас­ту чело­ве­че­ство — Вели­ких древ­них. Явив­шись из дру­гих изме­ре­ний и миров, они пра­ви­ли на зем­ле, но усту­пи­ли дру­гим при­шель­цам из кос­мо­са. Неко­то­рые из них были зато­че­ны в узи­ли­ща, как Ктул­ху в зато­нув­шем горо­де Р’лах или под пусты­ня­ми и ледя­ны­ми поляр­ны­ми шап­ка­ми. Но леген­да о них выжи­ла, как не исчез­ло их теле­па­ти­че­ское воз­дей­ствие, им покло­ня­ют­ся отдель­ные при­ми­тив­ные люди, но сре­ди почи­та­те­лей встре­ча­ют­ся и более иску­шен­ные инди­ви­ду­у­мы — это после­до­ва­те­ли куль­тов, чаю­щих воз­вра­тить мир преж­ним куми­рам.

В пове­сти “Если верить звез­дам“¹¹ Вели­кие древ­ние спо­соб­ны пере­хо­дить из одно­го мира в дру­гой, впа­дать в летар­гию и про­буж­дать­ся в нуж­ное вре­мя. В про­кля­той кни­ге “Некро­но­ми­кон” есть закли­на­ния, с помо­щью кото­рых мож­но их вызвать, но мож­но и побе­дить.

Ори­ги­наль­ный араб­ский текст кни­ги яко­бы утра­чен, но она была пере­ве­де­на на гре­че­ский язык, потом на латин­ский, и за этим пере­во­дом гоня­лись почи­та­те­ли Древ­них и те, кто им про­ти­во­сто­ял. В цик­ле рас­ска­зов, объ­еди­нен­ных “Мифом Ктул­ху”, фигу­ри­ру­ют Йог-Сотот и Ньяр­ла­то­теп.

Ньяр­ла­то­теп воз­ник непо­сред­ствен­но из сно­ви­де­ний Лав­краф­та, рав­но как неко­то­рые таин­ствен­ные места, где раз­во­ра­чи­ва­ет­ся повест­во­ва­ние — пла­то Ленг и Кадат в Холод­ной пустыне. Юггот, оби­та­ли­ще ужас­ных ино­пла­нет­ных существ, суть назва­ния пла­не­ты Плу­тон; а в поэ­ти­че­ском цик­ле “Гриб­ки с Югго­та” мно­го аллю­зий на еще более фан­та­сти­че­ских существ и места дей­ствия, зна­ко­мые по про­за­и­че­ским про­из­ве­де­ни­ям Лав­краф­та.

Неко­то­рые из них Лав­крафт поза­им­ство­вал у дру­гих авто­ров, а клю­че­вой иде­ей “Мифа Ктул­ху” он, веро­ят­нее все­го, был обя­зан Арту­ру Мей­че­ну, опи­сав­ше­му кар­ли­ко­вый наро­дец, дегра­ди­ро­вав­ший до при­ми­тив­но­го суще­ство­ва­ния, но яко­бы все еще тай­но оби­тав­ший под отда­лен­ны­ми вал­лий­ски­ми хол­ма­ми. Мысль о воз­мож­ном выжи­ва­нии существ, насе­ляв­ших зем­лю до чело­ве­ка, серьез­но увле­ка­ла Лав­краф­та, но он един­ствен­ный, кто раз­вил эту идею до соб­ствен­ной про­стран­ной кос­мо­ло­гии.

Со вре­ме­нем Лав­крафт под­вел под реаль­ность и сно­ви­де­ния логи­че­ское обос­но­ва­ние и создал нечто вро­де исто­рии все­лен­ной. По суще­ству “Миф Ктул­ху” как лите­ра­тур­но-вымыш­лен­ный мир зна­чи­тель­но пре­вос­хо­дит ана­ло­гич­ные миры Д. Кэбел­ла, К. С. Лью­и­са или Д. Р. Тол­ки­е­на.

Несмот­ря на то, что нынеш­ний жанр фэн­те­зи изоби­лу­ет вымыш­лен­ны­ми мира­ми, лишь немно­гие совре­мен­ные писа­те­ли выби­ра­ют для сво­их саг Пуак­те­см, Пере­лан­ду или Сре­ди­зе­мье¹². Зато рас­ска­зов и рома­нов, сюжет­но завя­зан­ных на Мифе, ста­но­вит­ся все боль­ше. Если оце­ни­вать Лав­краф­та по чис­лу под­ра­жа­те­лей и после­до­ва­те­лей, то из наших совре­мен­ни­ков с ним может поспо­рить раз­ве что Эрнест Хемин­гу­эй.

Одна­ко это слу­чи­лось не сра­зу. Как мы отме­ча­ли, кри­ти­ка доволь­но вяло и не все­гда бла­го­же­ла­тель­но отзы­ва­лась о про­из­ве­де­ни­ях Лав­краф­та на про­тя­же­нии всей его жиз­ни. В сбор­ни­ках “луч­ших рас­ска­зов года” были отме­че­ны, но не напе­ча­та­ны, лишь две из его работ, не попав­шие в чис­ло побе­ди­те­лей. Да и в “Таин­ствен­ных рас­ска­зах” — деше­вом жур­на­ле, где печа­та­лись почти все его про­из­ве­де­ния, ни один рас­сказ писа­те­ля не был заяв­лен на облож­ке. Таких поче­стей удо­ста­и­ва­лись более попу­ляр­ные авто­ры — Сибе­ри Куинн с его рома­на­ми о фран­цуз­ском сыщи­ке Жюле де Гран­дене и Роберт Э. Хацард с рома­на­ми о Конане-вар­ва­ре.

При жиз­ни Лав­краф­та сочи­не­ния наи­бо­лее удач­ли­вых постав­щи­ков корот­ких фан­та­сти­че­ских про­из­ве­де­ний охот­но и за при­лич­ные гоно­ра­ры бра­ли попу­ляр­ные иллю­стри­ро­ван­ные еже­не­дель­ни­ки типа “Collier’s”, “Liberty”, “The Saturday Evening” и мно­го­ти­раж­ные еже­ме­сяч­ные жур­на­лы. “Серьез­ные” писа­те­ли как пра­ви­ло выби­ра­ли “The Atlantic Monthly”, “The American Mercury”, “The New Yorker”, “Story” или реги­о­наль­ные пери­о­ди­че­ские изда­ния. Самым извест­ным масте­ром рас­ска­за счи­тал­ся Уильям Саро­ян; по край­ней мере, он сам счи­тал себя тако­вым.

Пре­тен­зии Лав­краф­та были скром­нее. Смерть писа­те­ля была отме­че­на колон­кой в жур­на­ле “Таин­ствен­ные рас­ска­зы”, а сре­ди немно­го­чис­лен­ных люби­те­лей жан­ра фэн­те­зи и науч­ной фан­та­сти­ки част­ным поряд­ком были рас­про­стра­не­ны несколь­ко люби­тель­ских жур­наль­чи­ков “для поклон­ни­ков”. Но круг их чита­те­лей был весь­ма и весь­ма неве­лик, и они не име­ли прак­ти­че­ски ника­ко­го вли­я­ния.

Если не счи­тать скром­но­го канад­ско­го жур­на­ла “Таин­ствен­ные рас­ска­зы”, за гра­ни­цей Лав­краф­та печа­та­ли лишь в бри­тан­ской серии “Толь­ко не на ночь“¹³, доволь­но неряш­ли­вом изда­нии, при­над­ле­жав­шем Кри­стине Кэм­п­бел Томп­сон. Один рас­сказ был пере­пе­ча­тан в “Аме­ри­кан­ской анто­ло­гии”, одна­ко попыт­ки издать две новел­лы Лав­краф­та отдель­ной кни­гой в пере­пле­те закон­чи­лись неуда­чей. На ино­стран­ные язы­ки его про­из­ве­де­ния не пере­во­ди­ли. После смер­ти писа­те­ля одна-един­ствен­ная исто­рия была адап­ти­ро­ва­на для радио­пе­ре­да­чи. Дея­те­ли кино к его твор­че­ству инте­ре­са не про­яв­ля­ли; теле­ви­де­ния тогда не было, как не было и пей­пер­б­э­ков — кни­га облож­ках. Лав­крафт ушел из жиз­ни, и его тво­ре­ния по суще­ству жда­ла та же судь­ба.

Но оста­лись кор­ре­спон­ден­ты- “Лав­краф­тов­ский кру­жок”. Двое из них — собра­тья по перу Огюст Дер­лет и Дональд Ван­дрей — уго­ва­ри­ва­ли изда­те­лей выпу­стить сбор­ник рас­ска­зов Лав­краф­та. Не добив­шись успе­ха, они осно­ва­ли соб­ствен­ную ком­па­нию под назва­ни­ем “Арк­хем Хаус” и объ­яви­ли об изда­нии “Изгоя” и дру­гих про­из­ве­де­ний. Этот вну­ши­тель­ный том более чем в три­ста тысяч слов, дол­жен был сто­ить пять дол­ла­ров, но по под­пис­ке пред­ла­гал­ся за три с поло­ви­ной дол­ла­ра. Несмот­ря на широ­кую рекла­му в изда­ни­ях, спе­ци­а­ли­зи­ро­вав­ших­ся на жан­рах фэн­те­зи и науч­ной фан­та­сти­ки, было полу­че­но все­го 150 зака­зов, и осталь­ные 1118 экзем­пля­ров рас­про­да­ва­лись более четы­рех лет.

Решив во что бы то ни ста­ло пре­одо­леть чита­тель­ское без­раз­ли­чие, ком­па­ния “Арк­хем Хаус” вслед за пер­вой кни­гой выпу­сти­ла вто­рую “По ту сто­ро­ну сна“¹⁴, после чего ста­ла поне­мно­гу рас­ши­рять спи­сок авто­ров, вклю­чая в него дру­гих совре­мен­ных писа­те­лей, рабо­тав­ших в жан­ре фэн­те­зи. Поз­же изда­те­ли столк­ну­лись с целым рядом труд­но­стей: от выпла­ты про­цен­тов тете Лав­краф­та, уна­сле­до­вав­шей пра­ва на его про­из­ве­де­ния (она умер­ла в 1941 году) до само­убий­ства его лите­ра­тур­но­го экзе­ку­то­ра деся­тью года­ми поз­же и юри­ди­че­ских спо­ров меж­ду Ван­дре­ем и Дер­ле­том.

Твор­че­ское насле­дие Лав­краф­та выдер­жа­ло всё. Даже под­ра­жа­ния Дер­ле­та, в соро­ко­вые годы начав­ше­го писать тем же сти­лем и на те же темы. Дер­лет заслу­жил спра­вед­ли­вые похва­лы за свои pastiches “Сол­неч­ный мост“¹⁵, осно­ван­ные на исто­ри­ях Конан Дой­ля о Шер­ло­ке Холм­се, одна­ко его попыт­ки писать “под Лав­краф­та” ока­за­лись мало­убе­ди­тель­ны­ми. Вкрап­ле­ние двух-трех строк из обще­из­вест­ной кни­ги Лав­краф­та едва ли мож­но счи­тать доста­точ­ным осно­ва­ни­ем для того, что­бы назы­вать рабо­ту “посмерт­ным сотруд­ни­че­ством”. Но и отка­зав­шись от это­го, Дер­лет не мог схва­тить глав­ное, что отли­ча­ло лав­краф­тов­ский стиль; зву­ча­ли отдель­ные ноты, но мело­дия не скла­ды­ва­лась.

Имен­но Дер­лет посто­ян­но поль­зо­вал­ся тер­ми­ном “Миф Ктул­ху” для обо­зна­че­ния кос­мо­ло­ги­че­ских пред­став­ле­ний Лав­краф­та. К сожа­ле­нию, в сво­их сочи­не­ни­ях Дер­лет иска­зил лав­краф­тов­ские идеи, по види­мо­му, ска­за­лось то обсто­я­тель­ство, что он либо вовсе ото­шел от като­ли­че­ской церк­ви, либо не стес­нял себя стро­гой цер­ков­ной дог­ма­ти­кой. Во вся­ком слу­чае он раз­де­лил Вели­ких древ­них, тех, Что Были Преж­де на “Хоро­ших Пар­ней и Пло­хих Пар­ней”, кото­рые борют­ся меж­ду собой за пра­во вла­деть зем­лей, буд­то за ран­чо. Впо­след­ствии еще несколь­ко под­ра­жа­те­лей Лав­краф­та под­хва­ти­ли это, и очень дале­ко ушли от логи­ки Лав­краф­та.

Гово­ря о Дер­ле­те, нель­зя, одна­ко, не под­черк­нуть один факт, имев­ший пер­во­сте­пен­ное зна­че­ние — он борол­ся за воз­рож­де­ние инте­ре­са к твор­че­ству Лав­краф­та. После воз­вра­ще­ния Дональ­да Ван­дрея с Вто­рой миро­вой вой­ны его дея­тель­ность в “Арк­хем Хаус” све­лась, по сути, к соби­ра­нию писем Лав­краф­та, кото­рые в ито­ге были опуб­ли­ко­ва­ны в пяти томах. Дер­лет же про­дол­жал печа­тать рас­ска­зы Лав­краф­та, пере­со­став­ляя сбор­ни­ки и давая им дру­гие назва­ния. Когда в моду вошли анто­ло­гии фан­та­сти­че­ской лите­ра­ту­ры, он про­да­вал пра­ва на одно­ра­зо­вое пере­из­да­ние раз­лич­ных рас­ска­зов Лав­краф­та, вклю­чая и те, что нахо­ди­лись в обще­ствен­ной соб­ствен­но­сти, и до самой смер­ти (в 1961 г.) пре­тен­до­вал на то, что­бы кон­тро­ли­ро­вать его лите­ра­тур­ное насле­дие. Еще в 1945 году он соста­вил из про­из­ве­де­ний Лав­краф­та кни­гу в деше­вой облож­ке спе­ци­аль­но для воен­но­слу­жа­щих. Кни­га неожи­дан­но име­ла успех, вдох­но­вив­ший аме­ри­кан­ских и ино­стран­ных изда­те­лей на выпуск книг в таком же оформ­ле­нии. Про­па­ган­дист­ские ста­ра­ния “Арк­хем Хаус” не про­па­ли даром. Посте­пен­но сфор­ми­ро­ва­лось новое поко­ле­ние поклон­ни­ков Лав­краф­та, кото­рое с увле­че­ни­ем иссле­до­ва­ло все сто­ро­ны твор­че­ства и лич­но­сти писа­те­ля. Вслед за при­зна­ни­ем Лав­краф­та ино­стран­ны­ми кри­ти­ка­ми, он — подоб­но сво­е­му пред­ше­ствен­ни­ку Эдга­ру Ала­ну По — нако­нец-то был заме­чен и аме­ри­кан­ским лите­ра­тур­ным истеб­лиш­мен­том.

Едва ста­ли появ­лять­ся пер­вые кни­ги Лай­мо­на Фрэн­ка Бау­ма, как защит­ни­ки моло­де­жи и раде­те­ли о нрав­ствен­но­сти нача­ли кам­па­нию за изгна­ние исто­рии о вол­шеб­ни­ке из стра­ны Оз из пуб­лич­ных биб­лио­тек. Вре­мя пока­за­ло, что анти-бау­мов­ское дви­же­ние завер­ши­лось про­ва­лом. Тако­му исхо­ду автор в нема­лой сте­пе­ни был обя­зан успе­ху худо­же­ствен­но­го филь­ма “Вол­шеб­ник из стра­ны Оз”, пока­зан­но­му в 1939 году. Несмот­ря на то, что мно­же­ство рас­ска­зов Лав­краф­та было поло­же­но в осно­ву теле­ви­зи­он­ных и пол­но­мет­раж­ных филь­мов, до сего вре­ме­ни хоро­ше­го филь­ма не полу­чи­лось. В резуль­та­те “Ктул­ху” — едва ли не рас­хо­жий тер­мин.

Тем не менее год от года пишет­ся все боль­ше тези­сов и серьез­ных кри­ти­че­ских ста­тей. Лав­краф­ту посвя­ще­ны несколь­ко био­гра­фи­че­ских и мему­ар­ных книг, не счи­тая мно­же­ства ака­де­ми­че­ских иссле­до­ва­ний. Его кни­ги сто­ят на биб­лио­теч­ных пол­ках. Уни­вер­си­тет Бра­у­на в горо­де Про­ви­денс собрал Лав­краф­тов­скую кол­лек­цию. Про­за, сти­хи и избран­ные пись­ма писа­те­ля посто­ян­но пере­из­да­ют­ся и, похо­же, поток изда­ний не пре­кра­тит­ся и в буду­щем. Твор­че­ство Лав­краф­та полу­ча­ет все боль­шее при­зна­ние, сла­ва его рас­тет. Извест­ность, кото­рой Лав­крафт без­успеш­но доби­вал­ся при жиз­ни, при­шла к нему через пол­ве­ка после смер­ти.

Поче­му чита­тель­ский инте­рес к лите­ра­ту­ре ужа­са так дол­го не про­буж­дал­ся? И чем объ­яс­нить нынеш­нюю попу­ляр­ность жан­ра?

Воз­мож­но, ответ в самих про­из­ве­де­ни­ях Лав­краф­та. Вели­кий Ктул­ху и Древ­ние Боги на самом деле не умер­ли, но их мож­но про­бу­дить лишь в том слу­чае, если “вос­тор­же­ству­ет прав­да звезд”. Изна­чаль­ный и самый силь­ный, по мне­нию Лав­краф­та, вид стра­ха — страх неве­до­мо­го — хоть и бес­смер­тен, дол­го не про­сы­пал­ся.

В то вре­мя про­цве­тал мате­ри­а­лизм, и чело­ве­че­ство при­вет­ство­ва­ло нау­ку, наде­ясь, что она осво­бо­дит мир от искон­но­го стра­ха перед неве­до­мым. Даже те, кто все еще не рас­стал­ся с верой в сверхъ­есте­ствен­ное, иска­ли науч­ные обос­но­ва­ния пара­нор­маль­ным фено­ме­нам в чело­ве­че­ской пси­хи­ке.

В лите­ра­ту­ре того вре­ме­ни доми­ни­ро­вал раци­о­наль­ный эле­мент. Пре­вра­ще­ния док­то­ра Дже­ки­ла при­пи­сы­ва­лись дей­ствию хими­че­ских пре­па­ра­тов, а не бесов­ской одер­жи­мо­сти. Если и появ­ля­лись порой суще­ства вро­де Дра­ку­лы, то бла­го­да­ря Ван Хел­син­гу и дру­гим уче­ным люди научи­лись их обна­ру­жи­вать и побеж­дать.

В немно­гих ужас­ных рас­ска­зах той поры, снис­кав­ших одоб­ре­ние лите­ра­тур­но­го ист­эб­лиш­мен­та, в основ­ном фигу­ри­ро­ва­ли веж­ли­вые анти­ква­ры и бла­го­род­ные англий­ские гос­по­да в отстав­ке, столк­нув­ши­е­ся с при­ви­де­ни­ем. Страх рас­смат­ри­вал­ся как отдель­ный фено­мен, воз­ни­ка­ю­щий из необыч­но­го инди­ви­ду­аль­но­го опы­та.

Пер­вая миро­вая вой­на всё изме­ни­ла. Почти каж­дый в той или иной сте­пе­ни пере­жил ката­стро­фу, страх стал частью суще­ство­ва­ния, мил­ли­о­ны узна­ли, что такое смерть. Раци­о­на­ли­сты иска­ли пути пре­одо­ле­ния стра­ха через отри­ца­ние смер­ти; в после­ду­ю­щее за вой­ной деся­ти­ле­тие мно­гие увлек­лись спи­ри­тиз­мом и пси­хи­че­ски­ми иссле­до­ва­ни­я­ми.

Дру­гое дело — изоб­ра­же­ние лите­ра­тур­ны­ми сред­ства­ми леген­дар­но­го стра­ха; подоб­ные “пош­ло­сти” посы­ла­лись в сла­бень­кие изда­ния вро­де “Таин­ствен­ных рас­ска­зов”. Во вре­ме­на Лав­краф­та ни один кри­тик даже с “извра­щен­ны­ми” при­стра­сти­я­ми к новым лите­ра­тур­ным фор­мам не посмел бы наста­и­вать на серьез­ном к ним отно­ше­нии — как к лите­ра­тур­но­му явле­нию или мета­фо­ре совре­мен­ной дей­стви­тель­но­сти. В то вре­мя печат­ное сло­во столк­ну­лось со все воз­рас­тав­шей кон­ку­рен­ци­ей кино и радио. Когда же появи­лось зву­ко­вое кино, сим­па­тии мас­со­вой ауди­то­рии без­ого­во­роч­но пере­шли на сто­ро­ну ново­го вида искус­ства.

В после­во­ен­ное вре­мя, зна­ме­на­тель­ное потря­се­ни­я­ми в эко­но­ми­че­ской и соци­аль­ной сфе­ре, гер­ман­ские кино­сту­дии выпу­сти­ли целую серию филь­мов с фан­та­сти­че­ски­ми сюже­та­ми, в кото­рых отра­жа­лись сомне­ния и стра­хи, вла­дев­шие евро­пей­ца­ми. Аме­ри­кан­цы, пере­жи­вав­шие пери­од эко­но­ми­че­ско­го роста и мате­ри­аль­но­го про­цве­та­ния, отно­си­лись к подоб­ной тема­ти­ке с явным пре­зре­ни­ем. В аме­ри­кан­ских филь­мах ужа­сов с уча­сти­ем Лона Чени¹⁶ страш­ные явле­ния полу­ча­ли реа­ли­сти­че­скую трак­тов­ку.

Лишь после того, как Аме­ри­ка сама позна­ла эко­но­ми­че­скую депрес­сию, она изме­ни­ла свое отно­ше­ние к теме сверхъ­есте­ствен­но­го, к кото­рой нако­нец-то ста­ли отно­сить­ся с долж­ным вни­ма­ни­ем. Радио­по­ста­нов­ки вро­де “Огней сна­ру­жи” и “Внут­рен­ней свя­то­сти“¹⁷ были очень попу­ляр­ны в первую оче­редь сре­ди моло­де­жи. Имен­но моло­дежь гаран­ти­ро­ва­ла успех филь­мам ужа­сов, став­ших неиз­беж­ной пла­той за тяже­лые трид­ца­тые; тогда без­раз­дель­но цар­ство­вал Кинг­конг, и граф Дра­ку­ла был тем­ным, но бла­го­род­ным куми­ром. Чудо­вищ­ное порож­де­ние Фран­кен­штей­на было сур­ро­га­том их соб­ствен­но­го вос­при­я­тия себя как неже­лан­ных изго­ев, жертв в обще­стве все­об­ще­го сопер­ни­че­ства, жест­ко кон­тро­ли­ру­е­мом стар­шим поко­ле­ни­ем.

Но основ­ная часть зри­тель­ской ауди­то­рии по-преж­не­му пред­по­чи­та­ла подоб­ным фан­тас­ма­го­ри­ям дру­гие фор­мы бег­ства от дей­стви­тель­но­сти: экс­цен­три­че­ские коме­дии, в кото­рых сума­сброд­ные наслед­ни­цы совер­ша­ли раз­лич­ные “подви­ги”, роман­ти­че­ские саги, где испол­ня­лись жела­ния скром­ных про­дав­щиц, или филь­мы о бед­ных, но чест­ных моло­дых людях, добив­ших­ся богат­ства. Даже ганг­стер­ские филь­мы уго­жда­ли запро­сам этой части пуб­ли­ки; ведь анти­ге­рои из этих филь­мов стре­ми­лись к общей для всех цели — дости­же­нию бла­го­со­сто­я­ния, пусть и неор­то­док­саль­ны­ми мето­да­ми. Но “аме­ри­кан­ской мечте” суж­де­но было уме­реть, про­цве­та­ние каза­лось совсем близ­ким; уси­лия отдель­ных людей, под­дер­жи­ва­е­мые науч­ны­ми дости­же­ни­я­ми, все еще обес­пе­чи­ва­ли успех. Сомне­ва­ю­щи­е­ся и ина­ко­мыс­ля­щие мог­ли читать новую “про­ле­тар­скую лите­ра­ту­ру” или даже по мере сил спо­соб­ство­вать делу ком­му­низ­ма, но они про­дол­жа­ли верить в то, что смо­гут сво­и­ми сила­ми пере­де­лать мир по соб­ствен­но­му сокро­вен­но­му жела­нию. Подоб­но кон­сер­ва­тив­ным сто­рон­ни­кам сохра­не­ния ста­тус-кво, они упор­но не при­ни­ма­ли при­зра­ков и сверхъ­есте­ствен­ных стра­ши­лок.

Вто­рая миро­вая вой­на оди­на­ко­во под­ко­си­ла аме­ри­кан­ских меч­та­те­лей и ина­ко­мыс­ля­щих. Выжив­шие столк­ну­лись с пуга­ю­щей исти­ной: в пре­ступ­ных руках может ока­зать­ся чудо­вищ­ная сила, мир может пре­кра­тить суще­ство­ва­ние, нау­ка, воору­жен­ная ею же раз­ра­бо­тан­ным био­ло­ги­че­ским и ядер­ным ору­жи­ем, — не спа­си­тель, но вез­де­су­щий враг чело­ве­че­ства.

В обще­стве рос­ло недо­ве­рие к любой идео­ло­гии, дозрев­шей до “-изма” — фашизм, ком­му­низм, мили­та­ризм, раз­лич­но­го рода сек­тант­ство, мак­кар­тизм, расизм, тер­ро­ризм и даже иде­а­лизм не спа­са­ли от без­нрав­ствен­ных вла­стей. В такой ситу­а­ции кино­мон­стры трид­ца­тых годов не пуга­ли зри­те­лей соро­ко­вых годов. Даже Эббот­ту и Кастел­ло¹⁸ лег­ко уда­ва­лось их пере­хит­рить. Место мон­стров заня­ли безум­ные уче­ные, дои­сто­ри­че­ские живот­ные и кос­ми­че­ские тва­ри. Какие толь­ко вари­ан­ты тут не обыг­ры­ва­лись, но все опас­ные суще­ства име­ли лишь два вида моти­ва­ций — власть над миром или его уни­что­же­ние.

Тем не менее герой как пра­ви­ло одер­жи­вал над ними верх. На какое-то вре­мя мир был спа­сен, и на чело­ве­ка снис­хо­дил покой.

В после­ду­ю­щие деся­ти­ле­тия люди все ост­рее чув­ство­ва­ли свою неза­щи­щен­ность. Исто­ще­ние при­род­ных ресур­сов, рас­кру­чи­вав­ша­я­ся инфля­ция, рели­ги­оз­ное про­ти­во­сто­я­ние, пра­ви­тель­ствен­ная кор­руп­ция и спад про­мыш­лен­но­сти, поли­ти­че­ские убий­ства, улич­ная пре­ступ­ность, мас­со­вые убий­ства и нар­ко­ма­ния — эти явле­ния в совре­мен­ном мире ста­но­ви­лись все оче­вид­нее. Каза­лось, нет тако­го героя, кото­рый может прий­ти на помощь и пред­ло­жить выход из создав­шей­ся ситу­а­ции.

Мир нахо­дил­ся в состо­я­нии, срав­ни­мом с хао­сом, кото­рый пред­ше­ство­вал воз­вра­ще­нию тех, Что Были Преж­де из фан­та­сти­че­ских про­из­ве­де­ний Лав­краф­та, и, каза­лось, гото­вил­ся к сво­ей смер­ти, теперь… когда “звез­ды не солга­ли”.

Тогда, в смя­те­нии, в отча­я­нии мно­гие обра­ти­лись к послед­не­му “изму”, кото­ро­му еще дове­ря­ли.

Экзор­цизм, или изгна­ние дья­во­ла.

На сте­нах над­пи­си: “Бог умер”. Теле­ви­зи­он­ный комик, завер­шая пере­да­чу, объ­яс­ня­ет свое пове­де­ние тем, что им вла­дел ДЬЯВОЛ.

Воз­мож­но, это был чер­ный юмор, одна­ко в каж­дой шут­ке есть доля прав­ды. И когда вышли в свет кни­га и фильм “Ребе­нок Роз­ма­ри”, зна­ме­нуя воз­рож­де­ние Сата­ны на зем­ле, их сати­ри­че­ская подо­пле­ка ока­за­лась прак­ти­че­ски не заме­чен­ной. Кол­дов­ские и сата­нин­ские куль­ты полу­ча­ли все боль­шее рас­про­стра­не­ние, рос­ло чис­ло людей, уве­ро­вав­ших в ощу­ти­мое при­сут­ствие Зла на зем­ле. Мате­ри­а­ли­сты про­дол­жа­ли посме­и­вать­ся, но кое-кто из них уже кле­ил на бам­пе­ры сво­их авто­мо­би­лей сти­ке­ры с пре­ду­пре­жда­ю­щей над­пи­сью: “Ричард Ник­сон — ребе­нок Роз­ма­ри”. Здесь тоже про­сле­жи­ва­ет­ся эле­мент юмо­ра, — но в каж­дой шут­ке чув­ству­ет­ся непод­дель­ное жела­ние пер­со­ни­фи­ци­ро­вать источ­ник лич­ных зло­клю­че­ний. Сата­ну сде­ла­ли коз­лом отпу­ще­ния. А экзор­цизм — древ­ний, полу­за­бы­тый риту­ал изгна­ния дья­во­ла — вне­зап­но овла­дел вооб­ра­же­ни­ем мил­ли­о­нов и стал мас­со­вым увле­че­ни­ем.

В ретро­спек­тив­ном плане повесть “Экзор­цист” вряд ли явля­ет­ся пово­рот­ным пунк­том в раз­ви­тии лите­ра­ту­ры, и худо­же­ствен­ный фильм с таким же назва­ни­ем вышел ало­гич­ным и скуч­ным. Мало кто из зри­те­лей отчет­ли­во пони­мал, отку­да взял­ся демон, поче­му он завла­дел ребен­ком, и что ожи­да­ло зло­счаст­ное суще­ство в буду­щем. При этом зри­тель­ский инте­рес нель­зя объ­яс­нить рели­ги­оз­ны­ми настро­е­ни­я­ми. Народ боль­ше при­вле­ка­ла малень­кая девоч­ка с лицом, изуро­до­ван­ным кос­ме­ти­кой до того “недо­умоч­но­го” выра­же­ния, кото­рое любил кор­чить Хар­по Маркс¹⁹. Девоч­ка изры­га­ла руга­тель­ства впе­ре­меш­ку с остат­ка­ми горо­хо­во­го супа и кру­ти­ла голо­вой на 360 гра­ду­сов.

Сце­на­рий филь­ма не поз­во­лял усо­мнить­ся, что она про­де­лы­ва­ла это по нау­ще­нию дья­во­ла. Судя по выруч­ке от про­да­жи биле­тов, кино­про­из­во­ди­те­ли и изда­те­ли хоро­шо нагре­ли руки на этом про­ек­те. Ста­ло ясно, что на теме пре­ис­под­ней мож­но нажить состо­я­ние.

С это­го момен­та дья­вол со сво­и­ми чер­тя­ми-при­спеш­ни­ка­ми сно­ва запо­ло­нил лите­ра­тур­ный и кине­ма­то­гра­фи­че­ский рынок; фильм “Экзор­цист” полу­чил про­дол­же­ние, из “Оме­на” вышла три­ло­гия, в “Стра­же“²⁰ и серии дру­гих филь­мов обыг­ры­вал­ся сюжет о том, что дья­вол не про­сто живет и здрав­ству­ет, но под­жи­да­ет в бли­жай­шем кино­те­ат­ре под откры­тым небом.

Если ожил дья­вол, то с ним долж­ны были пре­успеть и дру­гие злоб­ные суще­ства. Так оно и про­изо­шло. Вос­ста­ли вам­пи­ры, дабы вос­ста­но­вить силы ста­кан­чи­ком кро­ви; уве­рен­ные в сво­ей неуяз­ви­мо­сти в мире живых, повы­ле­за­ли из могил мерт­ве­цы заку­сить ове­чьи­ми киш­ка­ми или — что тоже непло­хо — чело­ве­че­ски­ми внут­рен­но­стя­ми. Воло­са­то­го, — при этом, прав­да, в одеж­де, — пси­хо­ти­че­ско­го вида обо­рот­ня, убив­ше­го за фильм десят­ки людей, пси­хи­атр не в шут­ку опре­де­ля­ет как “при­зра­ка”. При­ви­де­ния, вам­пи­ры, сук­ку­бы и инку­бы запо­ло­ни­ли зем­лю; даже в дале­ком кос­мо­се в гру­ди аст­ро­нав­та тай­но вызре­ва­ет враж­деб­ное суще­ство (фильм “Чужой“²¹) и устра­и­ва­ет на бор­ту кораб­ля ката­стро­фу.

“Чер­нуш­ная” кино­про­дук­ция ори­ен­ти­ру­ет­ся на непри­кры­тое наси­лие, а сце­ны мас­со­вых побо­ищ и рез­ни, без кото­рых теперь обхо­дит­ся ред­кий роман ужа­са, напи­са­ны хал­тур­но во всех отно­ше­ни­ях. “Гран гиньол“²² выро­дил­ся в поток вало­вой про­дук­ции, не содер­жа­щей в себе ниче­го вели­ко­го²³.

Все эти фан­та­зии силь­но — если не ска­зать прин­ци­пи­аль­но ‑отли­ча­ют­ся от опас­но­стей, кото­рые опи­сы­вал в сво­их про­из­ве­де­ни­ях Г. Ф. Лав­крафт. Или мы оши­ба­ем­ся?

Рас­смот­рим фено­мен экзор­циз­ма, или изгна­ния бесов, не с пози­ции ауди­то­рии, а с пози­ции авто­ра. Боль­шин­ство писа­те­лей, рабо­та­ю­щих в жан­ре ужа­са, под­со­зна­тель­но рас­счи­ты­ва­ет изгнать страх из соб­ствен­ной души, раз­об­ла­чая его перед ауди­то­ри­ей. Обыч­но такие писа­те­ли уже в дет­стве несут в себе дар — или про­кля­тие — гипер­тро­фи­ро­ван­но­го вооб­ра­же­ния. Повзрос­лев, они обле­ка­ют свои дет­ские стра­хи перед болью, смер­тью и неиз­вест­но­стью в фан­та­зии; то, что пуга­ло их когда-то, дума­ют они, напу­га­ет и чита­те­лей. Заим­ствуя опыт обще­го куль­тур­но­го насле­дия — мифы, леген­ды, сказ­ки, — они при­да­ют сво­им виде­ни­ям реаль­ные убе­ди­тель­ные чер­ты.

Успех в этом слу­чае зави­сит от уме­ния авто­ра вовлечь чита­те­ля в эмо­ци­о­наль­ное сопе­ре­жи­ва­ние, вну­шить ему, что назы­ва­ет­ся “вре­мен­ный отказ от недо­ве­рия”. Эта зада­ча не из лег­ких, и какие-бы жерт­вы ни при­но­си­ли начи­на­ю­щие авто­ры, про­бу­ю­щие себя в жан­ре ужа­са, не будем пре­уве­ли­чи­вать их заслу­ги. Лав­крафт не был исклю­че­ни­ем. В ран­них рас­ска­зах он неред­ко зло­упо­треб­лял при­ла­га­тель­ны­ми, не умея вну­шить дове­рия к себе, и это вело к ужас­ным резуль­та­там. Но посте­пен­но он оце­нил пре­иму­ще­ства сдер­жан­но­го и более реа­ли­сти­че­ско­го под­хо­да к теме. Очи­стив свой стиль, он обла­го­ро­дил и метод.

В общем, боль­шую часть про­зы мож­но поде­лить на две кате­го­рии в зави­си­мо­сти от прав­до­по­доб­но­сти исто­рии. Про­ще гово­ря, рас­сказ­чик может быть умнее и глу­пее чита­те­ля.

В пер­вом слу­чае автор стре­мит­ся убе­дить чита­те­ля в том, что вся­кий умный чело­век, не усту­па­ю­щий сочи­ни­те­лю в интел­лек­ту­аль­ном раз­ви­тии, дол­жен дога­ды­вать­ся, о чем идет речь в повест­во­ва­нии, и верить, что автор не обма­ны­ва­ет. Вера в рас­сказ­чи­ка помо­га­ет пове­рить в исто­рию.

Дру­гой под­ход, пожа­луй, луч­ше все­го демон­стри­ру­ет рас­сказ “Стриж­ка” Рин­га Лард­не­ра²⁴, в кото­ром неве­же­ствен­ный про­вин­ци­аль­ный парик­ма­хер в моно­ло­ге неволь­но откры­ва­ет чита­те­лю боль­ше, неже­ли зна­ет сам автор.

Лав­крафт сде­лал гени­аль­ный ход и объ­еди­нил оба мето­да.

Его рас­сказ­чи­ки обык­но­вен­но есте­ство­ис­пы­та­те­ли или высо­ко­об­ра­зо­ван­ные уче­ные-гума­ни­та­рии, то есть люди, заве­до­мо вызы­ва­ю­щие у чита­те­ля ува­же­ние. В то же вре­мя их род­нит оче­вид­ный недо­ста­ток — не глу­пость, но склон­ность ‑может быть, из излиш­ней осто­рож­но­сти, делать необ­ду­ман­ные заме­ча­ния по пово­ду фан­та­сти­че­ских фак­тов, кото­рые в их изло­же­нии кажут­ся столь убе­ди­тель­ны­ми и объ­ек­тив­ны­ми. В резуль­та­те в ско­ром вре­ме­ни у чита­те­ля не оста­ет­ся сомне­ний в том, что пред­мет их туман­ных выска­зы­ва­ний — чудо­вищ­ная реаль­ность. И когда в заклю­чи­тель­ной части повест­во­ва­ния рас­сказ­чик вынуж­ден­но при­зна­ет суще­ство­ва­ние того, что сто­ит за его наме­ка­ми, чита­тель испы­ты­ва­ет бес­пре­дель­ный ужас перед прав­дой.

Писа­тель­ские фан­та­зии несут в себе нема­ло отпе­чат­ков кра­соч­ных впе­чат­ле­ний от про­чи­тан­но­го и уви­ден­но­го в юные годы, когда чело­век наи­бо­лее вос­при­им­чив. Зна­чи­тель­ная часть совре­мен­ных писа­те­лей-фан­та­стов и кино­про­из­во­ди­те­лей лишь в зре­лом воз­расте зна­ко­мит­ся с лите­ра­тур­ны­ми тра­ди­ци­я­ми. Их юно­ше­ское миро­воз­зре­ние фор­ми­ро­ва­лось в основ­ном под вли­я­ни­ем науч­но-фан­та­сти­че­ских филь­мов и комик­сов пяти­де­ся­тых-шести­де­ся­тых годов. В резуль­та­те мно­гое из того, что им пред­став­ля­ет­ся страш­ным, осно­вы­ва­ет­ся на гру­бом и непри­кры­том наси­лии. Сма­ко­ва­ни­ем отвра­ти­тель­ных подроб­но­стей на бума­ге, шоки­ру­ю­щи­ми спе­ц­эф­фек­та­ми на экране и дру­ги­ми нехит­ры­ми сред­ства­ми они вызы­ва­ют у ауди­то­рии чув­ство тош­но­ты и отвра­ще­ния вме­сто под­лин­но­го стра­ха. Даже отно­си­тель­но без­обид­ные про­из­ве­де­ния с “супер-геро­ем” ‑выда­ют интел­лек­ту­аль­ную зави­си­мость таких авто­ров от зна­ко­мых с дет­ства комик­сов. Отто­го их созда­ния сего­дня при­вле­ка­ют глав­ным обра­зом юную ауди­то­рию.

Твор­че­ство Лав­краф­та цели­ком опи­ра­лось на тво­ре­ния клас­си­ков жан­ра. Бла­го­да­ря это­му его тру­ды выдер­жа­ли испы­та­ние вре­ме­нем и сего­дня, спу­стя пол­ве­ка пере­мен и хао­са, у писа­те­ля есть нема­ло увле­чен­ных поклон­ни­ков зре­ло­го воз­рас­та.

В эссе “Сверхъ­есте­ствен­ный ужас в лите­ра­ту­ре” Лав­крафт писал: “Дети все­гда будут боять­ся тем­но­ты, а взрос­лые, чув­стви­тель­ные к уна­сле­до­ван­но­му опы­ту, будут тре­пе­тать при мыс­ли о неве­до­мых и без­мер­ных про­стран­ствах где-то дале­ко за звез­да­ми с, воз­мож­но, пуль­си­ру­ю­щей жиз­нью, не похо­жей на зем­ную, или ужа­сать­ся при мыс­ли о жут­ких мирах на нашей соб­ствен­ной пла­не­те, кото­рые извест­ны толь­ко мерт­вым и сума­сшед­шим”.

В столь напы­щен­ных выра­же­ни­ях Лав­крафт наде­ял­ся объ­яс­нить, поче­му лите­ра­ту­ра ужа­са обра­ща­ет­ся к опре­де­лен­ным типам чита­те­лей. И сам того не созна­вая, рас­крыл при­чи­ны, побу­див­шие его взять­ся за перо: то была попыт­ка разо­брать­ся со стра­хом перед неве­до­мым, кото­рый мучил его на про­тя­же­нии всей жиз­ни.

Выска­зы­ва­ния Лав­краф­та о чита­те­лях пяти­де­ся­ти­лет­ней дав­но­сти акту­аль­ны до сих пор. В сума­тош­ные вре­ме­на широ­ко быту­ет убеж­де­ние — рож­ден­ное не наслед­ствен­ным пред­ощу­ще­ни­ем, а совре­мен­ной реаль­но­стью, — что поту­сто­рон­ние демо­ни­че­ские силы спо­соб­ны про­ни­кать в наш мир как само­сто­я­тель­но, так и через чело­ве­ка. Мы, конеч­но, можем отмах­нуть­ся от лав­краф­тов­ской кос­мо­ло­гии как от абсурд­ной, но какая-то часть наше­го есте­ства под­ска­зы­ва­ет, что эти тай­ные стра­хи небез­осно­ва­тель­ны.

В то вре­мя, когда Лав­крафт созда­вал “Миф Ктул­ху” и леген­ду о вос­кре­се­нии Древ­них Богов, воз­вра­ща­ю­щих­ся, что-бы пра­вить зем­лей, мно­гие с лег­ко­стью откре­щи­ва­лись от подоб­ных фан­та­зий, не видя в них ниче­го, кро­ме пара­но­и­даль­но­го бре­да о буду­щем. Сего­дня в обще­стве все более креп­нет подо­зре­ние, что это буду­щее может стать нашим насто­я­щим.

Если так, то Г. Ф. Лав­крафт в самом деле заве­щал нам ужас.

---

При­ме­ча­ния:

1. Г. Ф. Лав­крафт опе­кал Робер­та Бло­ха, когда тот был совсем юным. С тех пор про­шло мно­го вре­ме­ни, и Р. Блох пре­вра­тил­ся в масте­ра совре­мен­ной лите­ра­ту­ры ужа­сов. Сво­ей попу­ляр­но­стью более все­го он, пожа­луй, обя­зан рома­ну “Пси­хо­пат”, по сюже­ту кото­ро­го был снят извест­ный фильм. Спу­стя два­дцать два года Р. Блох вер­нул­ся к теме внут­рен­не­го мира Нор­ма­на Бейт­са и в сен­тяб­ре 1982 г. опуб­ли­ко­вал про­дол­же­ние — “Пси­хо­пат II”

2. Пере­вод с англ. Л. Воло­дар­ской.

3. Weird Tales

4. Amazing & Fantastic

5. Джон Рональд Руэл Тол­ки­ен (1892–1973), англий­ский уче­ный-фило­лог и писа­тель, автор зна­ме­ни­той три­ло­гии “Вла­сте­лин колец” и дру­гих про­из­ве­де­ний.

6. Лай­мон Фрэнк Баум (1856–1919), аме­ри­кан­ский писа­тель, автор “Вол­шеб­ни­ка из стра­ны Оз”

7. У авто­ра: “The colour Out of Space”. В аме­ри­кан­ском вари­ан­те сло­во “цвет” пишет­ся “color”.

8. В аме­ри­кан­ском напи­са­нии “favor”, в англ. — “favour”.

9. Георг III, король Вели­ко­бри­та­нии и Ирлан­дии (1738–1820). Его поли­ти­ка вызва­ла недо­воль­ство аме­ри­кан­ских коло­ни­стов и при­ве­ла к Аме­ри­кан­ской рево­лю­ции или Войне за неза­ви­си­мость — затяж­ной борь­бе трид­ца­ти бри­тан­ских коло­ний на восточ­ном побе­ре­жье Север­ной Аме­ри­ки с мет­ро­по­ли­ей (1776–1783). Объ­еди­нив­ши­е­ся коло­нии в кон­це кон­цов доби­лись неза­ви­си­мо­сти и полу­чи­ли назва­ние Соеди­нен­ных Шта­тов Аме­ри­ки.

10. Лорд Дан­сей­ни или Эдвард Джон Мор­тон Дре­ке План­кетт (1878–1957), ирланд­ский писа­тель и зна­ме­ни­тый охот­ник.

11. “When the stars are right”

12. Пуак­те­см — вымыш­лен­ная про­вин­ция в сред­не­ве­ко­вой Фран­ции, место дей­ствия в романе Джейм­са Кэбел­ла;
Пере­лан­да — вымыш­лен­ная стра­на К. С. Лью­и­са;
Сре­ди­зе­мье (в неко­то­рых пере­во­дах Сред­не­зе­мье) — мир Тол­ки­е­на.

13. “Not at Night”

14. “Beyond the Wall of Sleep”

15. “Solar Pons”

16. Лон Чени (1883–1930), зна­ме­ни­тый аме­ри­кан­ский кино­ак­тер, высту­пав­ший в роли мон­стров.

17. “Lights Out”, “Inner Sanctum”

18. Вильям Эбботт (1898–1974) и Лу Кастел­ло (1908–1959) — аме­ри­кан­ские коме­дий­ные акте­ры, сняв­ши­е­ся дуэ­том в несколь­ких попу­ляр­ных филь­мах, в част­но­сти, “Эбботт и Кастел­ло повстре­ча­ли Фран­кен­штей­на” (1948).

19. Хар­по Маркс, насто­я­щее имя Адольф Артур Хар­по (1888–1964), зна­ме­ни­тый аме­ри­кан­ский актер, пик попу­ляр­но­сти кото­ро­го при­хо­дит­ся на 30‑е гг.

20. “Sentinel”

21. “The Allien”

22. Поста­но­воч­ный жанр, при кото­ром акцент дела­ет­ся на стра­хе или явле­ни­ях, отно­ся­щих­ся к смер­ти, загроб­но­му. Свое назва­ние полу­чил по назва­нию париж­ско­го теат­ра Grand Gignol.

23. Игра слов: “вели­кий” — grand (англ, и фр.)

24. Рин­голд Уил­мер Лард­нер (1885–1933) — аме­ри­кан­ский писа­тель-юмо­рист.

Архив­ная ста­тья с lovecraft.ru