Говард Филлипс Лавкрафт

ШЕПЧУЩИЙ В НОЧИ

(The Whisperer in Darkness)
Напи­са­но в 1930 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод П. Лебе­де­ва

////

I 

Запом­ни­те раз и навсе­гда — ника­ко­го зри­мо­го кош­ма­ра я, в тот конеч­ный миг перед собой не уви­дел. Ска­зать, что при­чи­ной мое­го реше­ния был пси­хи­че­ский шок — что имен­но он явил­ся той послед­ней кап­лей, кото­рая пере­пол­ни­ла чашу и побу­ди­ла меня выбе­жать из дома Эйке­ли и мчать­ся ночью сквозь пер­во­здан­ные купо­ло­об­раз­ные хол­мы Вер­мон­та на рек­ви­зи­ро­ван­ном авто­мо­би­ле, — озна­ча­ло бы про­игно­ри­ро­вать то, что вне сомне­ния состав­ля­ло мои послед­ние пере­жи­ва­ния. Вопре­ки тому, необы­чай­но важ­но­му и серьез­но­му, что я уви­дел и услы­шал, вопре­ки исклю­чи­тель­ной ярко­сти и живо­сти впе­чат­ле­ния, я не могу даже сей­час утвер­ждать — был ли я прав или не прав в сво­ем ужас­ном умо­за­клю­че­нии. Ибо, в кон­це кон­цов, исчез­но­ве­ние Эйке­ли ниче­го не дока­зы­ва­ет. В доме не было обна­ру­же­но ниче­го стран­но­го — за исклю­че­ни­ем сле­дов от пуль. Как буд­то Эйке­ли вышел погу­лять по хол­мам и не вер­нул­ся. Там не было ника­ких сле­дов пре­бы­ва­ния гостя, так же, как не оста­лось ника­ких при­зна­ков того, что эти страш­ные цилин­дры и меха­низ­мы хра­ни­лись в каби­не­те. То, что он смер­тель­но боял­ся тес­ня­щих­ся хол­мов и жур­ча­щих ручьев, сре­ди кото­рых родил­ся и вырос, в кон­це кон­цов, ниче­го не зна­чи­ло; тыся­чи людей под­вер­же­ны таким труд­но­объ­яс­ни­мым стра­хам. Более того, его непо­нят­ные поступ­ки и опа­се­ния вплоть до само­го послед­не­го момен­та мог­ли быть отне­се­ны за счет чуда­че­ства и экс­цен­трич­но­сти. 

Все нача­лось, насколь­ко я пред­став­ляю, с исто­ри­че­ско­го небы­ва­ло­го навод­не­ния в Вер­мон­те 3 нояб­ря 1927 года. В то вре­мя, как и сей­час, я был пре­по­да­ва­те­лем лите­ра­ту­ры в уни­вер­си­те­те Мис­ка­то­ни­ка, что в Эрк­хе­ме, штат Мас­са­чу­сетс, и с энту­зи­аз­мом начи­нал зани­мать­ся изу­че­ни­ем фольк­ло­ра Новой Англии. Вско­ре после навод­не­ния, сре­ди раз­лич­ных сооб­ще­ний о труд­но­стях, стра­да­ни­ях и орга­ни­зо­ван­ной помо­щи, напол­няв­ших газе­ты, появи­лись стран­ные исто­рии о суще­ствах, обна­ру­жен­ных в пото­ках неко­то­рых вздув­ших­ся рек; так что мно­гие из моих дру­зей ввя­зы­ва­лись по это­му п воду в горя­чие дис­кус­сии и обра­ща­лись ко мне с прось­ба­ми про­лить свет на этот вопрос. Я был польщен тем, что мои иссле­до­ва­ния фольк­ло­ра вос­при­ни­ма­лись столь серьез­но и, как мог, ста­рал­ся раз­вен­чать дикие вымыс­лы, кото­рые, каза­лось мне, порож­де­ны гру­бы­ми ста­ры­ми суе­ве­ри­я­ми. Меня поза­ба­ви­ло, что серьез­ные, обра­зо­ван­ные люди наста­и­ва­ют, что эти слу­хи осно­ва­ны не на пустом месте, а име­ют под собой — пусть неяс­ные и иска­жен­ные, — но фак­ты. 

Исто­рии, на кото­рые было обра­ще­но мое вни­ма­ние, опи­сы­ва­лись в несколь­ких газет­ных замет­ках; один рас­сказ имел уст­ный источ­ник и был пере­дан мое­му зна­ко­мо­му в пись­ме от его мате­ри из Хард­ви­ка, штат Вер­монт. Во всех слу­ча­ях сооб­ща­лось при­мер­но одно и то же, хотя упо­ми­на­лись три раз­лич­ных места — одно в рай­оне реки Винус­ки близ Мон­пе­лье, дру­гое – у Уэст-ривер, округ Уин­дх­эм близ Нью­ф­эй­на, а тре­тье — с цен­тром в Пас­сумп­си­ке, округ Кале­до­ния, выше Лин­дон­ви­ля. Разу­ме­ет­ся, упо­ми­на­лись и дру­гие места, но ана­лиз пока­зы­вал, что все сосре­до­то­чи­ва­лось вокруг трех основ­ных. В ка дом слу­чае сель­ские жите­ли сооб­ща­ли о появ­ле­нии в бур­ля­щей воде, что сте­ка­ла с немно­го­чис­лен­ных хол­мов, одно­го или несколь­ких, очень при­чу ливых и будо­ра­жа­щих вооб­ра­же­ние объ­ек­тов, при­чем име­ла место тен­ден­ция свя­зы­вать эти объ­ек­ты с при­ми­тив­ным полу­за­бы­тым цик­лом уст­ных легенд, кото­рый пом­ни­ли толь­ко ста­ри­ки. 

Люди счи­та­ли, что эти объ­ек­ты пред­став­ля­ли собой орга­ни­че­ские, досе­ле неви­дан­ные, фор­мы. Есте­ствен­но, что в этот тра­ги­че­ский момент поток нес с собой и мно­го чело­ве­че­ских тел, но видев­шие их были уве­ре­ны, что об екты не люди, хотя раз­ме­ры и общие очер­та­ния смут­но напо­ми­на­ли чело­веч ские. Не были они, как уве­ря­ли оче­вид­цы, и каки­ми- либо живот­ны­ми, во вся­ком слу­чае, извест­ны­ми в Вер­мон­те. Это были розо­ва­тые суще­ства пр мер­но пяти футов дли­ной; с тела­ми рако­об­раз­ных и пара­ми круп­ных спин­ных плав­ни­ков или пере­пон­ча­тых кры­льев и несколь­ки­ми чле­ни­сты­ми конечн стя­ми; на месте голо­вы у них имел­ся свер­ну­тый улит­кой эллип­со­ид со мно­же­ством корот­ких уси­ков. Опи­са­ния этих существ, полу­чен­ные из раз­ных и точ­ни­ков, были пора­зи­тель­но похо­жи­ми; прав­да, надо при­нять во вни­ма­ние то обсто­я­тель­ство, что ста­рые леген­ды, рас­про­стра­нен­ные в этой хол­ми­стой мест­но­сти, содер­жа­ли яркие опи­са­ния, кото­рые вполне мог­ли повли­ять на вооб­ра­же­ние сви­де­те­лей. По моей вер­сии все сви­де­те­ли — а ими были наив­ные, про­стые и неоте­сан­ные жите­ли глу­хих рай­о­нов — во всех слу­ча­ях виде­ли иско­вер­кан­ные, дефор­ми­ро­ван­ные сти­хи­ей тела людей, а полу­за­бы­тые мест­ные сказ­ки и леген­ды наде­ли­ли жал­кие остан­ки фан­та­сти­че­ски­ми атри­бу­та­ми. 

Древ­ний фольк­лор, туман­ный, исче­за­ю­щий и почти забы­тый нынеш­ним поко­ле­ни­ем, носил сам по себе весь­ма необыч­ный харак­тер и, по всей веро­ятн сти, испы­тал вли­я­ние более ран­них индей­ских мифов и легенд. Я был хоро­шо зна­ком с этим фольк­ло­ром, преж­де все­го по исклю­чи­тель­но ред­кой моно­гра­фии Эли Давен­порт, кото­рая охва­ты­ва­ла уст­ный мате­ри­ал, собран­ный сре­ди самых пожи­лых людей шта­та еще до 1839 года. Леген­ды эти, вдо­ба­вок, почти сов­па­да­ли с исто­ри­я­ми, кото­рые дове­лось услы­шать мне лич­но от ста­ро­жи­лов в горах Нью-Хэмп­ши­ра. Если крат­ко изло­жить суть легенд, то в них идет речь о скры­той расе мон­стров, кото­рые пря­чут­ся где-то в рай­оне отда­ле ных хол­мов — в густых лесах высо­чай­ших вер­шин и в тем­ных доли­нах, где текут ручьи из неиз­вест­ных источ­ни­ков. Суще­ства эти ред­ко уда­ет­ся уви­деть воочию, одна­ко, сви­де­тель­ства их при­сут­ствия были заме­че­ны лишь теми, кто риск­нул забрать­ся по скло­нам неко­то­рых хол­мов даль­ше, чем обыч­но, или залезть в глу­бо­кие, узкие с отвес­ны­ми кра­я­ми уще­лья, в кот рые не реша­ют­ся захо­дить даже вол­ки. 

Стран­ные сле­ды обна­ру­жи­ва­ли в пере­сох­ших рус­лах ручьев и на бес­плод­ных клоч­ках зем­ли, а так­же нахо­ди­ли уди­ви­тель­ные кру­ги из кам­ней, вокруг к торых тра­ва выцве­ла, при­чем они явно не были поме­ще­ны туда самой При дой. Кро­ме того, в тол­ще хол­мов име­лись пеще­ры зага­доч­ной глу­би­ны, вхо­ды в них были зава­ле­ны валу­на­ми, рас­по­ло­же­ние кото­рых было вряд ли слу­чай­ным, при­чем упо­мя­ну­тые выше стран­ные сле­ды име­лись и там: как веду­щие внутрь, так и нару­жу — если, разу­ме­ет­ся, мож­но точ­но оце­нить по этим сле­дам их направ­ле­ние. И, что хуже все­го, там были тва­ри, кото­рые встре­ча­лись весь­ма ред­ко — в полу­мра­ке отда­лен­ных долин и в густых лесах на вер­ши­нах хол­мов. 

Все это было бы не так тре­вож­но, если бы опи­са­ния не столь сов­па­да­ли меж­ду собой. Здесь же слу­чи­лось так, что все сви­де­тель­ства име­ли н сколь­ко сов­па­да­ю­щих пунк­тов; утвер­жда­ли, в част­но­сти, что суще­ства име­ют вид огром­ных, свет­ло-крас­ных кра­бов с мно­го­чис­лен­ны­ми пара­ми конеч­но­стей и дву­мя боль­ши­ми кры­лья­ми на спине, напо­ми­на­ю­щи­ми кры­лья лету­чих мышей. Порой они ходи­ли на всех ногах, а ино­гда толь­ко на самой зад­ней паре, исполь­зуя перед­ние для пере­ме­ще­ния круп­ных объ­ек­тов неопре­де­лен­ной пр роды. Одна­жды их виде­ли в боль­шом чис­ле, при­чем целая груп­па этих созд ний шество­ва­ла вдоль мел­ко­го лес­но­го ручья по трое в ряд, пред­став­ляя собой явно орга­ни­зо­ван­ную еди­ни­цу. Одна­жды — ночью — виде­ли летя­щую особь. Она взле­те­ла с вер­ши­ны оди­но­ко­го лысо­го хол­ма и исчез­ла в небе после того, как ее гигант­ские хло­па­ю­щие кры­лья на мгно­ве­ние пол­но­стью закры­ли диск пол­ной луны. 

Эти суще­ства в боль­шин­стве слу­ча­ев, каза­лось, не вме­ши­ва­лись в дела людей. Порой же на них воз­ла­га­ли ответ­ствен­ность за исчез­но­ве­ние иска­те­лей при­клю­че­ний — в осо­бен­но­сти тех, кто стро­ил себе дома слиш­ком близ­ко от неко­то­рых долин или слиш­ком высо­ко на неко­то­рых хол­мах. Мно­гие места в силу это­го издрев­ле счи­та­лись неже­ла­тель­ны­ми для посе­ле­ния. Люди с др жью смот­ре­ли на кру­тые отко­сы сосед­них хол­мов, хотя уже дав­но забы­лось, сколь­ко жите­лей про­па­ло без сле­да и сколь­ко фер­мер­ских домов, сто­яв­ших у под­но­жия этих угрю­мых, зеле­ных стра­жей, сго­ре­ло дотла. 

Но, в соот­вет­ствии с ран­ни­ми леген­да­ми, эти созда­ния мог­ли при­чи­нить вред толь­ко тем, кто нару­шал гра­ни­цы их тер­ри­то­рии. Позд­нее появи­лись исто­рии об их любо­пыт­стве по отно­ше­нию к людям и попыт­ках создать сек­рет­ные аван­по­сты в чело­ве­че­ском мире. Име­лись сказ­ки об отпе­чат­ках ког­ти­стых лап, обна­ру­жен­ных по утрам вокруг окон фер­мер­ских домов, и об и чез­но­ве­ни­ях людей в реги­о­нах, дале­ких от их убе­жи­ща. Были, кро­ме того, исто­рии о голо­сах, ими­ти­ру­ю­щих чело­ве­че­скую речь, обра­щав­ших­ся со стран­ны­ми пред­ло­же­ни­я­ми к оди­но­ким пут­ни­кам на доро­гах или лес­ных тро­пин­ках, и о детях, испу­ган­ных до смер­ти суще­ства­ми, кото­рых они виде­ли или слы­ша­ли на опуш­ках леса, выхо­див­ших пря­мо к их домам. Бли­жай­ший к нынеш­ним дням пласт этих легенд — пласт, пред­ше­ство­вав­ший отми­ра­нию и суе­ве­рия и бояз­ни тес­ных кон­так­тов с жут­ки­ми места­ми, — состав­ля­ли леген­ды, в кото­рых рас­ска­зы­ва­лось об отшель­ни­ках и оди­но­ких фер­ме­рах, про­жи­вав­ших обособ­лен­но и в какой-то момент испы­тав­ших пси­хи­че­ский над­лом, тра­ги­че­ский по послед­стви­ям: про таких гово­ри­ли, что они “про­да­ли себя” этим стран­ным созда­ни­ям. В одном из севе­ро-восточ­ных окру­гов в нача­ле XIX века была даже свое­об­раз­ная мода — обви­нять чуда­ко­ва­тых и нелю­ди­мых в пособ­ни­че­стве нена­вист­ным силам или друж­бе с ними. 

Что же каса­ет­ся при­ро­ды этих существ — то объ­яс­не­ния, само собой, варьи­ро­ва­лись. Как пра­ви­ло, их назы­ва­ли “те”, или “быв­шие”, хотя в ходу в раз­ные пери­о­ды и в раз­ных мест­но­стях были и дру­гие назва­ния. Основ­ная мас­са пури­тан без вся­ких эки­во­ков назы­ва­ла их близ­ки­ми дру­зья­ми дья­во­ла и пре­вра­ти­ла в пред­мет ожив­лен­ных тео­ло­ги­че­ских рас­суж­де­ний. Жите­ли, кото­рые по наслед­ству полу­чи­ли кельт­ские леген­ды, — в основ­ном шот­лан ско­го и ирланд­ско­го про­ис­хож­де­ния из Нью-Хэмп­ши­ра, а так­же их род­ня, посе­лив­ша­я­ся в Вер­мон­те, — свя­зы­ва­ли эти суще­ства со злы­ми духа­ми и “м лень­ким народ­цем” болот и лесов и защи­ща­лись от них закли­на­ни­я­ми, пер дава­е­мы­ми от поко­ле­ния к поко­ле­нию. Но, несо­мнен­но, наи­бо­лее фан­та­стич ское объ­яс­не­ние при­ро­ды этих созда­ний при­над­ле­жа­ло индей­цам. Хотя раз­ные пле­ме­на отли­ча­лись сво­и­ми леген­да­ми, но име­лось согла­сие в опре­де­лен­ных, суще­ствен­ных чер­тах: мол­ча­ли­во пред­по­ла­га­лось, что эти созда­ния не явл ются искон­ны­ми жите­ля­ми зем­ли. 

Миф Пен­на­ку­ков, быв­ший наи­бо­лее после­до­ва­тель­ным и самым кра­соч­ным, учил, что “Кры­ла­тые” при­шли с Боль­шей Мед­ве­ди­цы, что в небе­сах, и в хо мах созда­ли шах­ты, в кото­рых добы­ва­ют кам­ни, недо­ступ­ные им ни в каком дру­гом месте Все­лен­ной. Они не живут здесь, гово­рит леген­да, а про­сто дер­жат аван­по­сты и уле­та­ют с огром­ны­ми гру­за­ми кам­ней к себе на звез­ды, на север. Они при­но­сят вред толь­ко тем людям, кото­рые слиш­ком близ­ко к ним при­бли­жа­ют­ся или за ними шпи­о­нят. Живот­ные их избе­га­ют, пото­му, что испы­ты­ва­ют к ним инстинк­тив­ную нена­висть, а не пото­му что боят­ся стать для них добы­чей. Кры­ла­тые не могут есть зем­ные про­дук­ты и жив­ность зем­ли, так что при­во­зят с собой пищу со сво­их звезд. Очень пло­хо ока­зать­ся рядом с ними, и вре­мя от вре­ме­ни моло­дые охот­ни­ки, забре­да­ю­щие на их хол­мы, исче­за­ют и уже не воз­вра­ща­ют­ся. Пло­хо так­же при­слу­ши­вать­ся к тому, что те шеп­чут по ночам в лесах жуж­жа­щи­ми голо­са­ми, ими­ти­ру­ю­щи­ми чело­ве­че­ские. Им извест­на речь раз­ных людей — Пен­на­ку­ков, Гуро­нов, людей Пяти Наций, — но, по всей веро­ят­но­сти, у них нет соб­ствен­ной речи, да она им, похо­же, и не нуж­на. Меж­ду собой они обща­ют­ся, меняя цвет голо­вы, при­чем каж­дый цвет озна­ча­ет что­то свое. 

Разу­ме­ет­ся, все леген­ды, как белых, так и индей­цев, бла­го­по­луч­но почи­ли в девят­на­дца­том веке, оста­вив лишь отдель­ные ата­ви­сти­че­ские вспыш­ки. Жизнь вер­монт­цев усто­я­лась; и как толь­ко места их оби­та­ния и спо­со­бы жиз­ни зафик­си­ро­ва­лись соглас­но неко­то­ро­му пла­ну, они ста­ли все реже и реже вспо­ми­нать о тех стра­хах, кото­рые лег­ли в осно­ву это­го пла­на, да и о том, что такие стра­хи вооб­ще когда-то были. Боль­шин­ству людей было лишь извест­но, что неко­то­рые хол­ми­стые обла­сти счи­та­ют­ся крайне нездор выми, невы­год­ны­ми и неудач­ны­ми для про­жи­ва­ния, и чем даль­ше от них дер­жать­ся — тем луч­ше. Со вре­ме­нем эко­но­ми­че­ские инте­ре­сы так тес­но свя­за­лись с при­выч­ны­ми места­ми про­жи­ва­ния, что в выхо­де за их гра­ни­цы не было ника­ко­го смыс­ла, и полу­ча­лось, что хол­мы остав­ле­ны необи­та­е­мы­ми не по како­му-то замыс­лу, а про­сто в силу сте­че­ния обсто­я­тельств. И теперь мало кто шеп­тал­ся по пово­ду ужас­ных оби­та­те­лей хол­ми­стой мест­но­сти, за исклю­че­ни­ем бабу­шек, любя­щих страш­ные исто­рии, да впав­ших в дет­ство дол­го­жи­те­лей; но и эти пани­ке­ры при­зна­ва­ли, что теперь от тех созда­ний не пр ходит­ся ждать ниче­го пло­хо­го, коль ско­ро они уже при­вык­ли к посе­лив­шим­ся здесь людям и коль ско­ро люди оста­ви­ли оби­та­те­лей хол­мов в покое. 

Обо всем этом я уже дав­но читал, да к тому же знал об этом из рас­ска­зов жите­лей Нью-Хэмп­ши­ра; поэто­му, когда нача­ли появ­лять­ся слу­хи, свя­зан­ные с навод­не­ни­ем, я без тру­да смог уста­но­вить, на чем они осно­ва­ны. Я вся­че­ски ста­рал­ся втол­ко­вать это сво­им дру­зьям; и меня забав­ля­ло, что нах дят­ся упрям­цы, наста­и­ва­ю­щие на при­сут­ствии эле­мен­тов исти­ны в этих рас­ска­зах. 

Эти люди гово­ри­ли, что меж­ду ран­ни­ми леген­да­ми есть суще­ствен­ное сход­ство, в том чис­ле — в дета­лях, и что во мно­гом вер­монт­ские хол­мы оста­ют­ся до кон­ца не иссле­до­ван­ны­ми, так что было бы нера­зум­но похо­дя отме­тать веро­ят­ность нали­чия там зага­доч­ных оби­та­те­лей; нель­зя было убе­дить моих упря­мых дру­зей и в том, что, как извест­но, все мифы име­ют общую струк­ту­ру и объ­яс­ня­ют­ся одним и тем же типом иска­же­ния реаль­но­сти, порож­ден­ным ран­ней ста­ди­ей, раз­ви­тия мыш­ле­ния чело­ве­ка. Не было смыс­ла демон­стри­ро­вать таким оппо­нен­там, что вер­монт­ские мифы по суще­ству мало отли­ча­лись от тех все­об­щих легенд о при­род­ной пер­со­ни­фи­ка­ции, кото­рые напол­ни­ли антич­ный мир фав­на­ми, дри­а­да­ми и сати­ра­ми, пред­по­ло­жи­ли суще­ство­ва­ние кал­ли­кан­за­ра­ев в Гре­ции и дали диким уэльс­цам и ирланд­цам воз­мож­ность пред­по­ло­жить суще­ство­ва­ние стран­ных, малень­ких и тща­тель­но спря­тан­ных пле­мен тро­гло­ди­тов и оби­та­те­лей зем­ля­ных нор. Бес­по­лез­но было так­же напо­ми­нать им о вере непаль­ских гор­ных пле­мен в суще­ство­ва­ние страш­но­го Ми-Го или “Отвра­ти­тель­но­го Снеж­но­го Чело­ве­ка”, тая­ще­го­ся п сре­ди ледя­ных и гор­ных шпи­лей Гима­ла­ев. 

Когда я при­вел сво­им оппо­нен­там все эти дово­ды, они повер­ну­ли их про­тив меня же, заяв­ляя, что из это­го как раз сле­ду­ет акту­аль­ный исто­ри­че­ский харак­тер древ­них легенд; что это как раз и сви­де­тель­ству­ет о реаль­ном суще­ство­ва­нии неко­ей стран­ной “преж­ней” расы, насе­ляв­шей зем­лю, выну ден­ной скрыть­ся после при­хо­да и уста­нов­ле­ния гос­под­ства людей, пред­ста­ви­те­ли кото­рой сохра­ни­лись, хоть и в зна­чи­тель­но умень­шен­ном чис­ле, до сравн тель­но недав­них вре­мен — или даже и до наших дней. 

Чем боль­ше я ста­рал­ся высме­и­вать эти рас­суж­де­ния, тем силь­нее мои упря­мые дру­зья защи­ща­ли их, добав­ляя к сво­им дово­дам то, что и без при вяз­ки к древним леген­дам нынеш­ние сооб­ще­ния выгля­дят слиш­ком ясны­ми, согла­со­ван­ны­ми, дета­ли­зи­ро­ван­ны­ми и трез­во-про­за­ич­ны­ми в изло­же­нии, что­бы от них отмах­нуть­ся. Два или три фана­тич­ных экс­тре­ми­ста дого­во­ри­лись до того, что, ссы­ла­ясь на древ­ние индей­ские ска­за­ния, пред­по­ло­жи­ли незем­ное про­ис­хож­де­ние зага­доч­ных существ, цити­руя при этом дико­вин­ные кни­ги Чарль­за Фор­та, в кото­рых утвер­жда­лось, что при­шель­цы из кос­мо­са и дру­гих миров часто посе­ща­ли Зем­лю. Боль­шин­ство из моих собе­сед­ни­ков были, одна­ко, про­сто роман­ти­ка­ми, страст­но желав­ши­ми при­вне­сти в реаль­ную жизнь фан­та­сти­че­ские пред­став­ле­ния о пря­чу­щем­ся “малень­ком народ­це”, став­шие попу­ляр­ны­ми бла­го­да­ря бле­стя­щей фан­та­зии ужа­сов Арту­ра Мэй­че­на. 

II 

Нет ниче­го уди­ви­тель­но­го, что из подоб­ных деба­тов роди­лись и мате­ри­а­лы для пуб­ли­ка­ций, попав­шие в фор­ме писем в газе­ту “Эрк­хем Эдвер­тай­зер”; неко­то­рые из них пере­пе­ча­ты­ва­ли газе­ты, изда­вав­ши­е­ся в тех рай­о­нах Вер­мон­та, отку­да при­шли зага­доч­ные исто­рии о навод­не­нии. Так, “Рат­л­энд Г ральд” уде­ли­ла поло­ви­ну стра­ни­цы выдерж­кам из этих писем, а “Брэттл­бо­ро Рефор­мер” пол­но­стью пере­пе­ча­та­ла один из моих обшир­ных исто­ри­че­ских и мифо­ло­ги­че­ских ком­мен­та­ри­ев, сопро­во­див их соб­ствен­ны­ми суж­де­ни­я­ми в к лон­ке “Сво­бод­ное Перо”, где выра­зи­ла вос­хи­ще­ние мои­ми скеп­ти­че­ски­ми ум заклю­че­ни­я­ми и пол­но­стью их под­дер­жа­ла. К весне 1928 года я стал широ­ко извест­ной фигу­рой в Вер­мон­те, хотя ни разу не бывал в этом шта­те. И вот тут-то полу­чил я пись­ма от Ген­ри Эйке­ли, кото­рые про­из­ве­ли на меня столь силь­ное впе­чат­ле­ние, что раз и навсе­гда при­ко­ва­ли мое вни­ма­ние к пле­ни­тель­но­му краю тес­ня­щих­ся зеле­ных скло­нов и жур­ча­щих лес­ных ручьев. 

Боль­шая часть све­де­ний о Ген­ри Уэнт­вор­те Эйке­ли была собра­на в резуль­та­те пере­пис­ки с его сосе­дя­ми и един­ствен­ным сыном, про­жи­вав­шим в Кал фор­нии; все эти све­де­ния были собра­ны мной после слу­чая в его оди­но­ком сель­ском доме. Он был, как я выяс­нил, послед­ним пред­ста­ви­те­лем ува­жа­е­мой семьи здеш­них ста­ро­жи­лов, дав­шей юри­стов, адми­ни­стра­то­ров и про­све­щен­ных агра­ри­ев. В его лице, одна­ко, семей­ство пере­жи­ло пере­ход от прак­ти­че­ских заня­тий к чистой нау­ке; он был заме­тен сво­и­ми успе­ха­ми в мате­ма­ти­ке, аст­ро­но­мии, био­ло­гии, антро­по­ло­гии и фольк­ло­ре в уни­вер­си­те­те Вер­мон­та. Ранее я нико­гда о нем не слы­шал, и в сво­их пись­мах он почти ниче­го о себе не сооб­щал; но сра­зу было вид­но, что это чело­век с силь­ным харак­те­ром, обра­зо­ван­ный, с раз­ви­тым интел­лек­том, хотя и затвор­ник, не очень иску­шен­ный в чисто зем­ных делах. 

Несмот­ря на чудо­вищ­ность того, что он отста­и­вал, я с само­го нача­ла о нес­ся к Эйке­ли куда серьез­нее, чем к любо­му дру­го­му сво­е­му оппо­нен­ту. С одной сто­ро­ны, он был дей­стви­тель­но бли­зок к тем реаль­ным собы­ти­ям — визу­аль­но и ощу­ти­мо, — о кото­рых столь нетра­ди­ци­он­но рас­суж­дал; с дру­гой сто­ро­ны, будучи под­лин­ным уче­ным, он изъ­яв­лял непод­дель­ную готов­ность под­верг­нуть свои заклю­че­ния экс­пе­ри­мен­таль­ной про­вер­ке. У него не было лич­ных пред­по­чте­ний в резуль­та­тах, глав­ное — полу­чить убе­ди­тель­ные док затель­ства. Разу­ме­ет­ся, я начал с того, что счел его дово­ды оши­боч­ны­ми, но при­знал его ошиб­ки “интел­лек­ту­аль­ны­ми”, так что нико­гда я не при­пис вал безу­мию ни под­держ­ку идей Эйке­ли неко­то­ры­ми его дру­зья­ми, ни его соб­ствен­но­го стра­ха перед оди­но­ки­ми зеле­ны­ми хол­ма­ми. Я при­зна­вал, что им сде­ла­но мно­го; знал, что мно­гие из сооб­щен­ных им све­де­ний и в самом деле несут в себе необыч­ные обсто­я­тель­ства, заслу­жи­ва­ю­щие рас­сле­до­ва­ния, хотя меня и не устра­и­ва­ли пред­ло­жен­ные им фан­та­сти­че­ские объ­яс­не­ния про­ис­шед­ше­го. Позд­нее я полу­чил от него опре­де­лен­ные веще­ствен­ные доказ тель­ства, кото­рые пере­ве­ли всю про­бле­му на совер­шен­но иную и весь­ма стран­ную осно­ву. 

Мне не при­хо­дит в голо­ву ниче­го луч­ше­го, чем при­ве­сти здесь в воз­мож­но более пол­ном виде пись­мо, в кото­ром Эйке­ли пред­ста­вил­ся мне и кото­рое ста­ло такой важ­ной пово­рот­ной точ­кой в моей соб­ствен­ной интел­лек­ту­аль­ной жиз­ни. У меня уже боль­ше нет это­го пись­ма, но память хра­нит почти каж­дое его сло­во — настоль­ко пора­зи­ло меня его содер­жа­ние; и я еще и еще раз убеж­да­юсь в пол­ной вме­ня­е­мо­сти чело­ве­ка, кото­рый его писал. Вот его текст — текст, попав­ший ко мне, испол­нен­ный нераз­бор­чи­вым, ста­ро­мод­но выгля­дев­шим почер­ком чело­ве­ка, кото­рый, ведя тихую жизнь уче­но­го, явно мало общал­ся с окру­жа­ю­щим миром. 

“Таун­шенд, Уин­дх­эм Ко., Вер­монт 5 мая 1928 года.

Аль­бер­ту Н. Уилм­эр­ту, Эсквай­ру

118 Сэл­тон­ст­эл-стрит, Эрк­хэм. Мас­са­чу­сетс. Ува­жа­е­мый сэр! 

С боль­шим инте­ре­сом про­чи­тал я в “Брэттл­бо­ро Рефор­мер” пере­пе­чат­ку (от 23 апре­ля 1928 года) Ваше­го пись­ма по пово­ду недав­них исто­рий, осо­бен­но — отно­си­тель­но тел, обна­ру­жен­ных в пото­ке во вре­мя навод­не­ния про­шлой осе­нью, и по пово­ду тех любо­пыт­ных эле­мен­тов фольк­ло­ра, с кото­ры­ми про­ис­шед­шее так хоро­шо согла­су­ет­ся. Вполне понят­ны при­чи­ны, кото­рые могут побу­дить того, кто не явля­ет­ся здеш­ним жите­лем, занять подоб­ную пози­цию, и при­чи­ны, по кото­рым с вами соглас­на колон­ка “Сво­бод­ное Перо”. Такая точ­ка зре­ния харак­тер­на для обра­зо­ван­ных людей, как в Вер­мон­те, так и за его пре­де­ла­ми. Точ­но такой же точ­ки зре­ния при­дер­жи­вал­ся и я, будучи моло­дым чело­ве­ком (сей­час мне 51 год), до того, как начал свои иссле­до­ва­ния. Имен­но эти иссле­до­ва­ния, как обще­го харак­те­ра, так и посвя­щен­ные кни­ге Давен­пор­та, поб дили меня изу­чить те участ­ки хол­мов, кото­рые до насто­я­ще­го вре­ме­ни не посе­ща­лись. 

На мысль об этих иссле­до­ва­ни­ях меня наве­ли стран­ные ста­рые леген­ды, кото­рые мне дове­лось услы­шать от пожи­лых фер­ме­ров, гру­бых и неве­же­ствен­ных людей, хотя, при­зна­юсь, теперь я желал бы, что­бы этих иссле­до­ва­ний в обще не было. Я могу без лож­ной скром­но­сти ска­зать, что хоро­шо зна­ком с антро­по­ло­ги­ей и фольк­ло­ром. Я мно­го зани­мал­ся ими в кол­ле­дже и зна­ком с таки­ми при­знан­ны­ми авто­ри­те­та­ми в этой обла­сти, как Тай­лор, Люб­бок, Фрей­зер, Куатре­фей­джес, Мюр­рей, Осборн, Кейт, Буле, Дж. Эллиот Смит и так далее. Для меня не новость то, что исто­рии о тай­ных пле­ме­нах так же ста­ры, как само чело­ве­че­ство. Я уви­дел пере­пе­чат­ки ваших писем и писем тех, кто не согла­сен с вами, в “Рат­л­энд Геральд”, и думаю, что дога­ды­ва­юсь, на чем имен­но осно­вы­ва­ют­ся ваши дово­ды. 

Хотел бы ска­зать, что сей­час, боюсь, ваши оппо­нен­ты бли­же к истине, чем вы, хотя все разум­ные дово­ды, без­услов­но, на вашей сто­роне. Они бли­же к право­те, чем созна­ют это сами, — ведь они-то осно­вы­ва­ют­ся толь­ко на инту­и­тив­ных сооб­ра­же­ни­ях и не зна­ют того, что извест­но теперь мне. Если бы я знал об этом так же мало, как они, то был бы пол­но­стью на вашей сто­роне. 

Вы, навер­ное, заме­ти­ли, что я никак не могу при­сту­пить к делу, веро­ят­но, из-за того, что боюсь; но ска­жу все-таки — у меня есть кон­крет­ные дока­за­тель­ства, что чудо­вищ­ные созда­ния и в самом деле живут в зарос­лях на высо­ких хол­мах, куда никто не захо­дит. 

Я не видел ни одно­го из тех, кото­рые про­плы­ва­ли с пото­ком во вре­мя навод­не­ния, но я видел суще­ства, похо­жие на них, при обсто­я­тель­ствах, о кото­рых стра­шусь рас­ска­зать. Я видел сле­ды, при­чем совсем недав­но, видел их воз­ле сво­е­го дома (а я живу в ста­рой усадь­бе Эйке­ли, южнее местеч­ка Таун­шенд, со сто­ро­ны Тем­ной Горы) так близ­ко, что не реша­юсь об этом ска­зать. И мне дове­лось слы­шать голо­са в лесу в местах, о кото­рых я не смо­гу ниче­го напи­сать. 

Есть место, где я так часто слы­шал эти голо­са, что даже при­нес туда фоно­граф с дик­то­фон­ной при­став­кой, и поста­ра­юсь дать вам воз­мож­ность про­слу­шать свои запи­си. Я демон­стри­ро­вал эти запи­си неко­то­рым мест­ным ста­ри­кам, и один голос напу­гал их почти до пара­ли­ча, так как был похож на тот самый, о кото­ром упо­ми­на­ет Давен­порт и о кото­ром гово­ри­ли им еще их бабуш­ки и даже пыта­лись его ими­ти­ро­вать. Я знаю, что дума­ют люди о тех, кто “слы­шит голо­са”, — но преж­де, чем вы сде­ла­е­те вывод, про­слу­шай­те эту запись и спро­си­те кого-нибудь из ста­рых жите­лей глу­хих рай­о­нов, что они об этом дума­ют. Если вы може­те дать это­му обыч­ное объ­яс­не­ние, хоро­шо; но, воз­мож­но, за этим есть еще что-то. Цель моя состо­ит не в том, что­бы спо­рить с вами, а в том, что­бы предо­ста­вить инфор­ма­цию, кото­рая чело­ве­ку ваших вку­сов навер­ня­ка пока­жет­ся очень инте­рес­ной. Но это стро­го меж­ду нами, стро­го част­ное дело. Для пуб­ли­ки — я на вашей сто­роне, посколь­ку неко­то­рые собы­тия пока­за­ли, что людям не сле­ду­ет знать об этом слиш­ком мно­го. Мои соб­ствен­ные иссле­до­ва­ния носят сугу­бо част­ный харак­тер, п это­му я не хотел бы ника­ки­ми выска­зы­ва­ни­я­ми при­вле­кать вни­ма­ние людей, побуж­дать их посе­щать места, кото­рые я изу­чал. Исти­на, ужас­ная исти­на состо­ит в том, что поту­сто­рон­ние суще­ства все вре­мя наблю­да­ют за нами; они име­ют сре­ди нас сво­их шпи­о­нов, соби­ра­ю­щих инфор­ма­цию. Боль­шую часть сво­их дан­ных я полу­чил от жал­ко­го чело­ве­ка, кото­рый был одним из этих шпи­о­нов, если толь­ко он не сума­сшед­ший (а я думаю, что он был вполне нор­ма­лен). Позд­нее он покон­чил с собой, но я думаю, что есть и дру­гие. Эти созда­ния при­шли с дру­гой пла­не­ты, они спо­соб­ны суще­ство­вать в ме звезд­ном про­стран­стве и пере­ле­тать через него на неук­лю­жих, но мощ­ных кры­льях, кото­рые спо­соб­ны сопро­тив­лять­ся эфи­ру, но мало чем могут помочь им на Зем­ле. Я готов рас­ска­зать вам об этом поз­же, если вы не сочте­те меня сума­сшед­шим. Они при­бы­ли сюда, что­бы добыть метал­лы в шах­тах, пр ложен­ных глу­бо­ко под хол­ма­ми, и я думаю, что знаю, отку­да они яви­лись. Они не при­чи­нят нам вре­да, если мы оста­вим их в покое, но никто не может ска­зать, что будет, если мы про­явим чрез­мер­ное любо­пыт­ство. Разу­ме­ет­ся, боль­шая груп­па людей может сме­сти всю их коло­нию. Это­го они боят­ся. Но если такое слу­чит­ся, то еще боль­ше существ явит­ся “отту­да” — столь­ко, сколь­ко им необ­хо­ди­мо для про­дол­же­ния добы­чи. Они лег­ко мог­ли бы заво вать Зем­лю, но до сих пор не пыта­лись, пото­му что им это не нуж­но. Они пред­по­чли бы оста­вить все, как есть, и избе­жать бес­по­кой­ства. 

Я думаю, что они поста­ра­ют­ся изба­вить­ся от меня, пото­му что я слиш­ком мно­гое узнал. В лесу у Круг­ло­го Хол­ма я нашел боль­шой чер­ный камень с неиз­вест­ны­ми иеро­гли­фа­ми, напо­ло­ви­ну стер­ты­ми, а после того, как я пр нес его домой, все изме­ни­лось. Если они решат, что я узнал слиш­ком мно­го, то либо убьют меня, либо забе­рут меня с Зем­ли к себе, в тот мир, отку­да они сюда яви­лись. Они и рань­ше заби­ра­ли отсю­да обра­зо­ван­ных л дей, что­бы быть инфор­ми­ро­ван­ны­ми о состо­я­нии дел в чело­ве­че­ском мире. 

Тут я под­хо­жу ко вто­рой цели сво­е­го обра­ще­ния к вам — а имен­но, хочу убе­дить вас пред­при­нять все уси­лия, что­бы пре­кра­тить нынеш­ние обсуж­де­ния этой про­бле­мы, ни в коем слу­чае не допус­кать даль­ней­ше­го рас­про­стра­не­ния этой инфор­ма­ции сре­ди широ­кой пуб­ли­ки. Людей сле­ду­ет дер­жать подаль­ше от этих хол­мов, а для это­го нуж­но, в свою оче­редь, не воз­буж­дать более их любо­пыт­ства. Бог сви­де­тель, что шума уже и так было доста­точ­но, со все­ми эти­ми аген­та­ми по про­да­же недви­жи­мо­сти и тол­па­ми отды­ха­ю­щих, кото­рые шля­ют­ся по диким местам и покры­ва­ют хол­мы сво­и­ми раз­ва­лю­ха­ми. 

Я буду рад про­дол­жить пере­пис­ку с вами и поста­ра­юсь выслать запись фоно­гра­фа и чер­ный камень (он так истерт, что фото­гра­фия ниче­го не пока­жет) поез­дом, если вы поже­ла­е­те. Я пишу “поста­ра­юсь”, пото­му что пред­по­ла­гаю со сто­ро­ны этих существ воз­мож­ные пре­пят­ствия. Есть тут один угрю­мый скрыт­ный парень, по име­ни Бра­ун, на фер­ме, что неда­ле­ко от дерев­ни, — я думаю, он их шпи­он. Мало-пома­лу они поста­ра­ют­ся отре­зать меня от остал ного мира, посколь­ку я черес­чур мно­го знаю о них. 

Они обла­да­ют самы­ми неожи­дан­ны­ми воз­мож­но­стя­ми обна­ру­же­ния моих наме­ре­ний. Воз­мож­но, что вы и не полу­чи­те это пись­мо. Думаю, что буду вынуж­ден, в кон­це кон­цов, поки­нуть эту часть стра­ны и пере­ехать жить к мое­му сыну, в Сан-Диего, Кали­фор­ния. Так я и сде­лаю, если дела пой­дут еще хуже, хотя и нелег­ко поки­дать место, где ты родил­ся и где жили шесть п коле­ний тво­ей семьи. Кро­ме того, я вряд ли решусь про­дать этот дом кому бы то ни было сей­час, когда суще­ства уже взя­ли мое жили­ще на замет­ку. По-мое­му, они попы­та­ют­ся полу­чить обрат­но чер­ный камень и уни­что­жить запись фоно­гра­фа, но, пока у меня есть силы, я им не поз­во­лю это­го сде­лать. Мои огром­ные поли­цей­ские псы их сдер­жи­ва­ют, посколь­ку их здесь немно­го и они не очень лов­ки в пере­дви­же­ни­ях. Как я уже ска­зал, их кры­лья не очень под­хо­дят для корот­ких поле­тов в воз­ду­хе. Сей­час я бук­валь­но на гра­ни рас­шиф­ров­ки это­го кам­ня — при этом весь­ма ужас­ным спо­со­бом — и вы, с вашим зна­ни­ем фольк­ло­ра, мог­ли бы ока­зать мне боль­шую помощь в поис­ках про­пав­ших зве­ньев. Вы, без сомне­ния, зна­е­те устра­ша­ю­щие мифы, пред­восх щаю­щие появ­ле­ние на зем­ле людей, — цик­лы про Йог-Сото­та и Ктул­ху, — на кото­рые есть ссыл­ка в “Некро­но­ми­коне”. Я когда-то озна­ко­мил­ся с одним из экзем­пля­ров и слы­шал, что в биб­лио­те­ке ваше­го кол­ле­джа так­же есть экзе пляр, кото­рый вы дер­жи­те под зам­ком. 

Что­бы закон­чить, мистер Уил­мерт, выра­жу уве­рен­ность, что мы с вами мог­ли бы быть очень полез­ны­ми друг дру­гу. Я не желал бы под­вер­гать вас како­му- либо рис­ку, поэто­му пре­ду­пре­ждаю, что хра­не­ние кам­ня и запи­си фоно­гра­фа небез­опас­но; но мне кажет­ся, что Вы сочте­те любой риск оправ­дан­ным в и тере­сах полу­че­ния зна­ний. Я наме­рен поехать в

Нью­ф­эйн или Бреттл­бо­ро, что­бы выслать вам то, что вы поже­ла­е­те, посколь­ку тамош­ним поч­то­вым о деле­ни­ям я дове­ряю боль­ше. Дол­жен ска­зать, что живу сей­час оди­но­ко и не имею воз­мож­но­сти дер­жать при­слу­гу. Никто не хочет оста­вать­ся в этом доме, пото­му что эти суще­ства пыта­ют­ся при­бли­жать­ся по ночам к мое­му жили­щу, а соба­ки из-за это­го бес­пре­рыв­но лают. Хоро­шо, что все нача­лось после того, как умер­ла моя жена, ина­че это, без сомне­ния, све­ло бы ее с ума. 

С надеж­дой, что я не очень потре­во­жил вас и что вы не буде­те выбра­сы­вать это пись­мо в кор­зи­ну, как бред безум­ца, а сочте­те целе­со­об­раз­ным под­дер­жи­вать со мной кон­такт, оста­юсь Искренне пре­дан­ный вам Ген­ри У. Эйке­ли 

Р. S. Я сде­лал несколь­ко отпе­чат­ков фото­гра­фий, кото­рые, как я пола­гаю, помо­гут дока­зать неко­то­рые из выска­зан­ных мною суж­де­ний. Ста­ро­жи­лы утвер­жда­ют, что они истин­ны. Я пошлю вам сним­ки, если вы того поже­ла­е­те. Г. У. Э. 

Труд­но опи­сать, какие чув­ства овла­де­ли мною после про­чте­ния это­го доку­мен­та в пер­вый раз. По идее, я дол­жен был посме­ять­ся над эти­ми чуда­че­ства­ми куда силь­нее, чем над зна­чи­тель­но более уме­рен­ны­ми пред­по­ло­же­ни­я­ми, кото­рые рань­ше поза­ба­ви­ли меня; и все-таки что-то в тоне это­го пись­ма побу­ди­ло меня вос­при­нять его с пара­док­саль­ной серьез­но­стью. Не то, что­бы я хоть на мгно­ве­ние пове­рил в тай­ное пле­мя, при­ле­тев­шее к нам со звезд, о кото­ром тол­ко­вал мой кор­ре­спон­дент; но все же, пре­одо­лев н кото­рые пер­во­на­чаль­ные сомне­ния, почув­ство­вал уве­рен­ность, что имею дело с без­услов­но нор­маль­ным чело­ве­ком и что он в самом деле столк­нул­ся с реаль­но суще­ству­ю­щим, хотя и неве­ро­ят­ным и ано­маль­ным явле­ни­ем, кото­рое не мог объ­яс­нить ина­че, чем делал это в пись­ме. Разу­ме­ет­ся, дело не может обсто­ять так, как он пишет, рас­суж­дал я, но здесь, без­услов­но, есть то, что заслу­жи­ва­ет серьез­но­го иссле­до­ва­ния. Этот чело­век, оче­вид­но, был очень взвол­но­ван и встре­во­жен чем-то, при­чем явно неадек­ват­но, одна­ко труд­но было пред­ста­вить, что­бы его обес­по­ко­ен­ность явля­лась совер­шен­но бес­при­чин­ной. Он изла­гал свои сооб­ра­же­ния настоль­ко кон­крет­но и логич­но, но, тем не менее, его исто­рия уди­ви­тель­ным обра­зом сов­па­да­ла с некот рыми ста­ры­ми мифа­ми и даже — с самы­ми фан­та­сти­че­ски­ми индей­ски­ми леген­да­ми. 

Как то, что он дей­стви­тель­но слы­шал какие-то голо­са на хол­мах, так и то, что он нашел чер­ный камень, о кото­ром упо­ми­нал в пись­ме, было вполне воз­мож­ным. Одна­ко те безум­ные пред­по­ло­же­ния, кото­ры­ми он сопро­во­дил упо­ми­на­ние о голо­сах и камне, были, по всей види­мо­сти, вну­ше­ны ему челов ком, утвер­ждав­шим, что он явля­ет­ся шпи­о­ном поту­сто­рон­них существ, тем самым чело­ве­ком, кото­рый впо­след­ствии покон­чил с собой. Лег­ко было пре поло­жить, что само­убий­ца являл­ся по-насто­я­ще­му сума­сшед­шим, но смог при этом заста­вить наив­но­го Эйке­ли — к тому же под­го­тов­лен­но­го к это­му св ими фольк­лор­ны­ми изыс­ка­ни­я­ми — пове­рить в его бред. Что же до его послед­них сооб­ра­же­ний, то было похо­же, что невоз­мож­ность нанять себе пр слу­гу объ­яс­ня­ет­ся тем, что неве­же­ствен­ные сосе­ди Эйке­ли, так же, как и он, убеж­де­ны в том, что его дом по ночам оса­жда­ют сверхъ­есте­ствен­ные ч дища. Соба­ки, разу­ме­ет­ся, тоже лают по-насто­я­ще­му. 

Нако­нец, что каса­ет­ся запи­си фоно­гра­фа, то я не сомне­вал­ся, что либо это были зву­ки, изда­ва­е­мые живот­ны­ми и напо­ми­нав­шие чело­ве­че­скую речь, либо же зву­ки эти изда­ва­ло некое скры­ва­ю­ще­е­ся сре­ди хол­мов чело­ве­че­ское сущ ство, кото­рое дегра­ди­ро­ва­ло по какой-то при­чине до живот­но­го состо­я­ния. Тут мои мыс­ли обра­ти­лись к чер­но­му кам­ню с иеро­гли­фа­ми. Да, и что мог­ли содер­жать фото­гра­фии, кото­рые Эйке­ли наме­ре­вал­ся мне выслать и кото­рые ста­ро­жи­лы нашли столь пуга­ю­щи­ми? 

По мере того, как я раз за разом пере­чи­ты­вал пись­мо, меня не поки­да­ло ощу­ще­ние, что мои оппо­нен­ты рас­по­ла­га­ют дан­ны­ми, более серьез­ны­ми, чем я пред­по­ла­гал ранее. В кон­це кон­цов, в этих забро­шен­ных, необи­та­е­мых мест­но­стях, близ хол­мов, мог­ли оби­тать каки­е­то стран­ные урод­цы, жерт­вы дур­ной наслед­ствен­но­сти, хотя, разу­ме­ет­ся, они и не были чудо­ви­ща­ми со звезд, как утвер­жда­ли леген­ды. И если они суще­ству­ют, то при­сут­ствие стран­ных тел в бур­ных пото­ках ста­но­вит­ся вполне объ­яс­ни­мым. И я начал испы­ты­вать чув­ство сты­да от того, что сомне­ния в преж­ней моей право­те поро­ди­ло нечто столь экс­цен­трич­ное, как пись­мо Ген­ри Эйке­ли. 

В кон­це кон­цов, я отве­тил на пись­мо Эйке­ли, взяв при этом тон дру­же­люб­но­го инте­ре­са и попро­сив допол­ни­тель­ных подроб­но­стей. Ответ его при­шел почти немед­лен­но; и в кон­вер­те было несколь­ко фото­гра­фий, иллю­стри­ру­ю­щих то, о чем он рас­ска­зы­вал. Гля­нув на эти фото­сним­ки, я ощу­тил уди­ви­тель­ное чув­ство стра­ха и при­кос­но­ве­ния к чему-то запрет­но­му; ибо, несмот­ря на неяс­ность изоб­ра­же­ний, они обла­да­ли дья­воль­ской вну­ша­ю­щей силой. 

Чем боль­ше я смот­рел на них, тем боль­ше убеж­дал­ся в том, что моя серье ная оцен­ка Эйке­ли и его исто­рии была вполне оправ­дан­ной. Без вся­ко­го сомне­ния, эти фото­гра­фии содер­жа­ли убе­ди­тель­ное дока­за­тель­ство суще­ствов ния на вер­монт­ских хол­мах явле­ния, лежа­ще­го дале­ко за пре­де­ла­ми наших при­выч­ных зна­ний и пред­став­ле­ний. Самое жут­кое на этих фото­гра­фи­ях пре став­ля­ли собой сле­ды — сни­мок был сде­лан, когда яркое солн­це осве­ти­ло кло­чок голой зем­ли где-то на пустын­ной вер­шине. Даже бег­лый взгляд по волял убе­дить­ся, что это не мисти­фи­ка­ция; ибо чет­ко очер­чен­ные кам­ни и лез­вия трав пол­но­стью исклю­ча­ли под­дел­ку или двой­ную экс­по­зи­цию. Я назвал это “отпе­чат­ком ноги”, но “отпе­ча­ток ког­тя” было бы точ­нее. Даже сей­час я не могу опи­сать этот след, избе­жав срав­не­ния с ужас­ным, отвр титель­ным кра­бом, при­чем была какая-то неопре­де­лен­ность в направ­ле­нии это­го сле­да. Он был не очень глу­бо­ким или све­жим отпе­чат­ком и по раз­ме­ру не пре­вос­хо­дил раз­мер ноги сред­не­го чело­ве­ка. Из цен­траль­ной поду­шеч­ки выхо­ди­ли в про­ти­во­по­лож­ных направ­ле­ни­ях пары зубьев пилы — вид их сби­вал с тол­ку, если вооб­ще этот объ­ект являл­ся исклю­чи­тель­но орга­ном дви­же­ния. 

Дру­гая фото­гра­фия — явно с боль­шой выдерж­кой, сде­лан­ная в тени, — пред­став­ля­ла собой изоб­ра­же­ние вхо­да в лес­ную пеще­ру, отвер­стие кото­рой закры­вал круг­лый валун. На голой зем­ле перед вхо­дом мож­но было разо­брать густую сеть линий, когда я рас­смот­рел ее в уве­ли­чи­тель­ное стек­ло, то с непри­ят­ным чув­ством убе­дил­ся, что сле­ды точ­но такие же, как и на дру­гом сним­ке. Тре­тий сни­мок изоб­ра­жал коль­цо кам­ней жре­че­ско­го типа, поме­ще ных на вер­шине хол­ма. Вокруг зага­доч­но­го коль­ца тра­ва была силь­но уто тана и почти совсем стер­та, при­чем здесь я не смог раз­ли­чить ни одно­го сле­да даже в уве­ли­чи­тель­ное стек­ло. Исклю­чи­тель­ная отда­лен­ность изобр жен­ной мест­но­сти дока­зы­ва­лась пер­спек­ти­вой ухо­дя­щих за гори­зонт сове шен­но без­люд­ных хол­мов. 

Но если самым непри­ят­ным и пуга­ю­щим было изоб­ра­же­ние отпе­чат­ка на зем­ле, то наи­бо­лее любо­пыт­ным ока­зал­ся сни­мок боль­шо­го чер­но­го кам­ня, най­де ного в лесах воз­ле Круг­ло­го хол­ма. Эйке­ли фото­гра­фи­ро­вал камень, по всей веро­ят­но­сти, на сто­ле в сво­ем каби­не­те, посколь­ку я смог раз­гля­деть ряд книж­ных полок, а на зад­нем плане бюст Миль­то­на. Камень был заснят в ве тикаль­ном поло­же­нии и пред­став­лял собой изре­зан­ную поверх­ность, раз­ме­ром один на два фута, но у меня не хва­та­ет слов, что­бы ска­зать что-либо опре­де­лен­ное об этих узо­рах или хотя бы об общей кон­фи­гу­ра­ции все­го кам­ня. Какие гео­мет­ри­че­ские прин­ци­пы лег­ли в осно­ву его огран­ки — ибо это, несо­мнен­но, была искус­ствен­ная огран­ка, — я могу толь­ко дога­ды­вать­ся; но ска­жу без коле­ба­ний, что нико­гда я не видел пред­ме­та столь стран­но­го и чуж­до­го наше­му миру. Из иеро­гли­фов, начер­тан­ных на поверхн сти, очень немно­гие был раз­ли­чи­мы, но один-два вызва­ли у меня про­сто шок. Конеч­но, это мог­ла быть и фаль­си­фи­ка­ция, ибо есть и кро­ме меня люди, читав­шие чудо­вищ­ный “Некро­но­ми­кон” безум­но­го ара­ба Абду­ла Аль­ха реда; но, тем не менее, я испы­тал нерв­ную дрожь, узнав опре­де­лен­ные идео­грам­мы, кото­рые, как я знал по сво­им иссле­до­ва­ни­ям, свя­за­ны с наи­бо­лее свя­то­тат­ствен­ны­ми и леде­ня­щи­ми кровь исто­ри­я­ми о суще­ствах, кото­рые вели безум­ное полу­су­ще­ство­ва­ние задол­го до того, как были сотво­ре­ны Зем­ля и дру­гие внут­рен­ние миры сол­неч­ной систе­мы. 

Из пяти остав­ших­ся фото­гра­фий три изоб­ра­жа­ли боло­ти­стую или хол­ми­стую мест­ность, кото­рая, каза­лось, нес­ла на себе отпе­ча­ток тай­ных и злов­ре ных оби­та­те­лей. Еще одна изоб­ра­жа­ла стран­ную отме­ти­ну на зем­ле, совсем рядом с домом Эйке­ли, кото­рую он сфо­то­гра­фи­ро­вал наут­ро после того, как соба­ки всю ночь лая­ли осо­бен­но ярост­но. Сни­мок был очень рас­плыв­ча­тый, и по нему труд­но было ска­зать что-либо опре­де­лен­ное; но отпе­ча­ток отд лен­но напо­ми­нал “след ког­тя” на голой зем­ле. Послед­няя фото­гра­фия изо ража­ла само место житель­ства Эйке­ли: акку­рат­ный белень­кий двух­этаж­ный дом, постро­ен­ный, веро­ят­но, лет сто — сто два­дцать тому назад, с хоро­шо под­стри­жен­ным газо­ном и обло­жен­ной кам­ня­ми дорож­кой, веду­щей к искус­но выпол­нен­ной рез­ной две­ри в геор­ги­ан­ском сти­ле. Несколь­ко огром­ных пол цей­ских псов сиде­ли на газоне у ног чело­ве­ка при­ят­ной наруж­но­сти с акк рат­ной седой бород­кой, кото­рый, как я дога­дал­ся, и был сам Эйке­ли — он же и делал этот сни­мок, о чем сви­де­тель­ство­ва­ла лам­поч­ка в его руке. 

Осмот­рев фото­гра­фии, я при­сту­пил к чте­нию обшир­но­го пись­ма и на после­ду­ю­щие три часа погру­зил­ся в пучи­ны неопи­су­е­мо­го ужа­са. То, что ранее Эйке­ли изла­гал лишь в общих чер­тах, он опи­сы­вал подроб­но, в мель­чай­ших дета­лях; пред­став­ляя длин­ные спис­ки слов, улов­лен­ных ночью в лесу, п дроб­ные опи­са­ния розо­ва­тых существ, шны­ряв­ших в сумер­ках в густых зарос­лях воз­ле хол­мов, а так­же чудо­вищ­ные кос­мо­го­ни­че­ские рас­суж­де­ния, извле­чен­ные из соб­ствен­ных науч­ных иссле­до­ва­ний и бес­ко­неч­ных раз­го­во­ров с само­зван­ным безум­ным шпи­о­ном, нало­жив­шим на себя руки. Я столк­нул­ся с име­на­ми, кото­рые встре­чал ранее лишь в кон­тек­сте самых зло­ве­щих пред­по­ло­же­ний — Йюг­гот, Вели­кий Ктул­ху, Тсатхоггуа, Йог-Сотот, Р’льех, Ньяр­латхо­теп, Азатх­отх, Хастур, Йян, Ленг, Озе­ро Хали, Бет­му­ра, Жел­тый Знак, Л’мур-Катху­лос, Брэн и Маг­нум Инно­ми­нан­дум — и был пере­не­сен через бе вест­ные эпо­хи и непо­сти­жи­мые изме­ре­ния в миры древ­них, откры­тых реаль­но­стей, о кото­рых безум­ный автор “Некро­но­ми­ко­на” лишь смут­но дога­ды­вал­ся. Мне было сооб­ще­но о хра­ни­ли­щах пер­вич­ной жиз­ни и о пото­ках, выте­кав­ших отту­да; и, нако­нец, о струй­ках этих пото­ков, кото­рые ока­за­лись свя­зан­ны­ми с судь­ба­ми нашей пла­не­ты. 

Я не в силах был собрать­ся с мыс­ля­ми; и если ранее я пытал­ся мно­гие вещи объ­яс­нять, то теперь начи­нал верить в самые ано­маль­ные и неве­ро­ят­ные ч деса. Мас­сив кон­крет­ных дока­за­тельств был гран­ди­о­зен и подав­лял, а спо­кой­ная, холод­ная науч­ная мане­ра Эйке­ли — в кото­рой не было ни гра­на фана­тиз­ма, исте­ри­ки или экс­тра­ва­гант­но­сти — силь­ней­шим обра­зом повли­я­ла на мое вос­при­я­тие про­бле­мы и на мои оцен­ки. Когда я отло­жил пись­мо в ст рону, то уже мог понять опа­се­ния авто­ра и был готов пред­при­нять все во мож­ное, чтоб поме­шать людям посе­тить эту дикую мест­ность. Даже сей­час, когда вре­мя при­ту­пи­ло мои тогдаш­ние впе­чат­ле­ния и во мно­гом стер­ло из памя­ти мои тогдаш­ние сомне­ния и пере­жи­ва­ния, даже теперь есть такие фраг­мен­ты в пись­ме Эйке­ли, кото­рые я не риск­ну при­ве­сти и даже не дове­рю бума­ге. Я почти рад, что это пись­мо и запись фоно­гра­фа теперь исчез­ли, — и я желал бы, по при­чи­нам, кото­рые ско­ро ста­нут ясны, что­бы новая пла­не­та по ту сто­ро­ну Неп­ту­на не была откры­та. 

После про­чте­ния пись­ма я пре­кра­тил все пуб­лич­ные выступ­ле­ния по пово­ду кош­ма­ра в Вер­мон­те. Дово­ды моих оппо­нен­тов оста­вил без отве­та или отл жил в сто­ро­ну, сде­лав неопре­де­лен­ные обе­ща­ния вер­нуть­ся к ним впо­сле ствии, и в кон­це кон­цов дис­кус­сия была пре­да­на забве­нию. Послед­нюю часть мая и весь июнь мы под­дер­жи­ва­ли ожив­лен­ную пере­пис­ку с Эйке­ли. Прав­да, вре­мя от вре­ме­ни пись­ма теря­лись, и мы были вынуж­де­ны вос­ста­нав­ли­вать напи­сан­ное и тра­тить мно­го сил на копи­ро­ва­ние. Глав­ной нашей целью было срав­нить соб­ствен­ные под­хо­ды к зага­доч­ным мифам, что­бы добить­ся согла­со­ван­но­го пред­став­ле­ния о свя­зи ужас­ных явле­ний в Вер­мон­те со струк­ту­рой и содер­жа­ни­ем при­ми­тив­ных мифов. 

Преж­де все­го, мы согла­си­лись, что эти ужас­ные суще­ства и адское Ми-Го из Гима­ла­ев были кош­мар­ны­ми вопло­ще­ни­я­ми одно­го поряд­ка. Тут были так­же захва­ты­ва­ю­щие зоо­ло­ги­че­ские гипо­те­зы, кото­рые я пред­по­чел обсу­дить с про­фес­со­ром Декс­те­ром из сво­е­го кол­ле­джа, несмот­ря на кате­го­ри­че­ское тре­бо­ва­ние Эйке­ли нико­му не сооб­щать о воз­ник­шей перед нами про­бле­ме. Если я и нару­шил это тре­бо­ва­ние, то лишь пото­му, что счи­тал: на этой ста­дии пре­ду­пре­жде­ние отно­си­тель­но опас­но­сти вер­монт­ских хол­мов — и гима­лай­ских пиков, на кото­рые отча­ян­ные иссле­до­ва­те­ли стре­ми­лись забрать­ся, — более отве­ча­ет инте­ре­сам людей, чем мол­ча­ние. Одной из ко крет­ных задач, сто­яв­ших перед нами, была рас­шиф­ров­ка иеро­гли­фов на зло­счаст­ном камне, рас­шиф­ров­ка, кото­рая долж­на была сде­лать нас обла­да­те­ля­ми тайн, более глу­бо­ких и более потря­са­ю­щих, чем все тай­ны, извест­ные теперь чело­ве­ку. 

III 

К кон­цу июня я, нако­нец, полу­чил запись фоно­гра­фа — из Бреттл­бо­ро, посколь­ку Эйке­ли не дове­рял желез­но­до­рож­ной вет­ке, рас­по­ло­жен­ной север­нее. Им овла­де­ла все воз­рас­тав­шая шпи­о­но­ма­ния, уси­лив­ша­я­ся после про­па­жи неко­то­рых из наших писем; он часто стал гово­рить о ковар­ных дей­стви­ях неко­то­рых людей, кото­рых счи­тал аген­та­ми скрыт­ных созда­ний, их тай­ны­ми ору­ди­я­ми. Более все­го он подо­зре­вал угрю­мо­го фер­ме­ра Уол­те­ра Бра­у­на, жив­ше­го в оди­но­че­стве у под­но­жия хол­ма, вбли­зи от густо­го леса, и ув рял, что часто видел его празд­но шата­ю­щим­ся в Бреттл­бо­ро, Бел­ло­уз- Фол­лз, Нью­ф­эйне и Южном Лон­дон­дер­ри, когда появ­ле­ние его там было совер­шен­но немо­ти­ви­ро­ван­ным и ничем не оправ­дан­ным. Более того, он пре­бы­вал в уве­рен­но­сти, что слы­шал голос Бра­у­на при опре­де­лен­ных обсто­я­тель­ствах во вре­мя одно­го ужас­но­го раз­го­во­ра; а одна­жды обна­ру­жил след или, точ­ней, отпе­ча­ток ког­тя неда­ле­ко от дома Бра­у­на. След этот был рас­по­ло­жен под зри­тель­но близ­ко к отпе­чат­ку ноги само­го Бра­у­на и они были повер­ну­ты друг к дру­гу. 

Итак, запись при­бы­ла из Бреттл­бо­ро, куда Эйке­ли при­е­хал на сво­ем “Фор­де” по пустын­ным доро­гам Вер­мон­та. Он при­знал­ся в сопро­вож­да­ю­щей посыл­ку запис­ке, что начи­на­ет боять­ся этих дорог и даже за про­дук­та­ми в Таун­шенд пред­по­чи­та­ет ездить лишь при днев­ном све­те. Сно­ва и сно­ва он повто­рял, что нель­зя при­бли­жать­ся к этим тихим и зага­доч­ным хол­мам, зная так мно­го, как он, и что ско­ро он соби­ра­ет­ся пере­ехать в Кали­фор­нию к сыну. 

Преж­де, чем про­слу­шать запись на аппа­ра­те, кото­рый я взял в адми­ни­стра­тив­ном зда­нии кол­ле­джа, я вни­ма­тель­но про­чел сопро­во­ди­тель­ную запис­ку Эйке­ли и все его пред­ше­ство­вав­шие пись­ма, где эта запись упо­ми­на­лась. Она была полу­че­на, соглас­но его дан­ным, при­мер­но в час ночи 1 мая 1915 года, близ закры­то­го вхо­да в пеще­ру на леси­стом запад­ном склоне Тем­ной Горы, там, где она воз­вы­ша­ет­ся над боло­том. В этом месте все­гда зву­ча­ли стран­ные голо­са, и имен­но поэто­му он и при­нес туда фоно­граф, дик­то­фон и вос­ко­вой валик. Про­шлый опыт под­ска­зы­вал ему, что ночь нака­нуне Пер­во­го Мая — или ночь Шаба­ша, соглас­но евро­пей­ским леген­дам, — долж­на быть наи­бо­лее удач­ной, и это под­твер­ди­лось. Сто­ит отме­тить, одна­ко, что боль­ше он ни разу не слы­шал голо­сов на этом месте. 

В отли­чие от боль­шин­ства лес­ных зву­ков, содер­жа­ние этой запи­си было похо­же на запись како­го-то риту­а­ла, при­чем вклю­ча­ло один явно раз­ли­чи­мый чело­ве­че­ский голос, кото­рый Эйке­ли не мог иден­ти­фи­ци­ро­вать. Голос этот не при­над­ле­жал Бра­у­ну, а был, по всей види­мо­сти, голо­сом чело­ве­ка более высо­ко­го куль­тур­но­го уров­ня. Вто­рой же голос, соб­ствен­но и пред­став­ля ший собой глав­ное в этой запи­си, был ско­рее похож на отвра­ти­тель­ное жу жание. 

По-види­мо­му, фоно­граф и дик­то­фон при запи­си рабо­та­ли не очень хоро­шо, что было печаль­но, учи­ты­вая при­глу­шен­ное и невнят­ное зву­ча­ние само­го з писы­ва­ю­ще­го­ся риту­а­ла; в резуль­та­те разо­брать мож­но было лишь отдель­ные фраг­мен­ты. Эйке­ли при­слал мне соб­ствен­ную пись­мен­ную рас­шиф­ров­ку запи­си, и я еще раз про­гля­дел ее преж­де, чем вклю­чить аппа­ра­ту­ру. Текст ско­рее был тем­ным и зага­доч­ным, чем ужас­ным, хотя зна­ние обсто­я­тельств и источ­ни­ка при­да­ва­ло ему допол­ни­тель­ную жуть, кото­рую не мог­ли бы отра­зить н какие сло­ва. Я пред­став­лю все это здесь пол­но­стью, так, как смог запом­нить, — после неод­но­крат­но­го про­чте­ния запи­си и про­слу­ши­ва­ния – все дос­ко­наль­но. Такое нелег­ко забыть! (Нераз­бор­чи­вые зву­ки) 

(Хоро­шо постав­лен­ный муж­ской голос)… он Пове­ли­тель Леса, даже для… и дары людей Лен­га… итак, из колод­цев ночи в без­дны кос­мо­са, и из бездн кос­мо­са в колод­цы ночи, веч­но воз­не­сут­ся хва­лы Вели­ко­му Ктул­ху, Тсат‑х гуа, и к Тому, Чье Имя Не Может Быть Назва­но. Веч­ны хва­лы Им, и поже­ла­ние изоби­лия Чер­но­му Козе­ро­гу Лесов. Йа! Шаб-Ниг­гу­ратх! Козе­рог с Тысяч­ным Потом­ством! 

(Жуж­жа­щая ими­та­ция чело­ве­че­ской речи) Йа! Шаб-Ниг­гу­ратх! Чер­ный

Козе­рог Лесов С Тысяч­ным Потом­ством! (Чело­ве­че­ский голос) 

Насту­пи­ло вре­мя для Пове­ли­те­ля Лесов… семь и девять, вниз по сту­пе­ням из оник­са… посвя­тить Ему, тому, кто из Без­дны, Аза­то­ту, Из Тех, Кому Ты учил нас покло­нять­ся… на кры­льях ночи за пре­де­лы кос­мо­са, за пр делы т… Тому, кому Йюг­гот — млад­ший сын, катя­щий­ся в оди­но­че­стве в чер­ном эфи­ре у края…(Жужжащий звук)… ходить сре­ди людей и най­ти пути к тому, что зна­ет Тот, кто из Без­дны. Ньяр­латхо­те­пу, Могу­ще­ствен­но­му П слан­цу, ему все долж­но быть ска­за­но. И Он при­мет внеш­ность чело­ве­ка, вос­ко­вую мас­ку и одеж­ды, кото­рые скро­ют его, и спу­стит­ся вниз из стра­ны Семи Солнц, что­бы при­тво­рить­ся… (Сно­ва жуж­жа­щий звук)… (Ньярл) атхо­теп, Вели­кий Посла­нец, при­но­ся­щий из пусто­ты чудес­ную радость Йюг­го­ту, Отец Мил­ли­о­на Избран­ных, Стал­кер сре­ди.. 

(Здесь речь пре­ры­ва­ет­ся — конец запи­си) 

Вот, что я услы­шал, вклю­чив фоно­граф. Меня охва­тил насто­я­щий страх, когда я нажал руко­ят­ку и услы­шал скрип игол­ки по вали­ку, так что я обрад вал­ся, когда пер­вые сла­бо раз­ли­чи­мые сло­ва ока­за­лись про­из­не­сен­ны­ми чело­ве­че­ским голо­сом — мяг­ким, при­ят­ным, интел­ли­гент­ным голо­сом, с босто ским акцен­том, явно не при­над­ле­жа­щим уро­жен­цу Вер­мон­та. При­слу­ши­ва­ясь к запи­си, я обна­ру­жил ее иден­тич­ной тща­тель­но выпол­нен­но­му про­то­ко­лу Э кели. Этот соч­ный бостон­ский голос рас­пе­вал: “…Йа! Шаб-Ниг­гу­ратх! Козе­рог с Тысяч­ным Потом­ством!…” И тут я услы­шал дру­гой голос. До сих пор меня охва­ты­ва­ет дрожь, сто­ит лишь поду­мать, как меня пора­зи­ли эти зву­ки, хоть я и был, каза­лось, под­го­тов­лен к ним пись­ма­ми Эйке­ли. Те люди, кото­рым я впо­след­ствии опи­сы­вал ту запись, ниче­го не нахо­ди­ли в ней, кро­ме деше­во­го шар­ла­тан­ства или при­зна­ков безу­мия; но если бы им дове­лось услы­шать этот отвра­ти­тель­ный голос или про­честь все пись­ма Э кели (в осо­бен­но­сти то — ужас­ное энцик­ло­пе­ди­че­ски пол­ное вто­рое пись­мо), я уве­рен, что они рез­ко изме­ни­ли бы свое отно­ше­ние. Мне очень жаль, что я под­чи­нил­ся тре­бо­ва­нию Эйке­ли и боль­ше нико­му не дал про­слу­шать запи­си — не менее жаль, что все пись­ма его тоже про­па­ли. Что же каса­ет­ся меня само­го, то с уче­том реаль­но­го впе­чат­ле­ния от зву­ча­ния, да еще моих зн ний о подо­пле­ке всей исто­рии и ее обсто­я­тельств, голос этот был про­сто чудо­вищ­ным. В испол­не­нии это­го адско­го обря­да он зву­чал син­хрон­но с чело­ве­че­ским голо­сом, но в моем вооб­ра­же­нии являл­ся отвра­ти­тель­ным эхом, кото­рое доно­сит­ся через нево­об­ра­зи­мые без­дны из дья­воль­ских миров. Про­шло более двух лет с тех пор, как я про­слу­шал этот бого­хуль­ный вос­ко­вой цилин­дрик, до сих пор у меня в ушах зву­чит это дро­жа­щее жуж­жа­ние, как буд­то я услы­шал его толь­ко что. 

“Йа! Шаб-Ниг­гу­ратх! Чер­ный Козе­рог Лесов с Тысяч­ным Потом­ством!” Но хоть и зву­чит этот голос неот­рыв­но в моих ушах, я все-таки не могу еще доста­точ­но точ­но под­верг­нуть его ана­ли­зу для того, что­бы опи­сать. Он был подо­бен гуде­нию како­го-то отвра­ти­тель­но­го гигант­ско­го насе­ко­мо­го, умыш­лен­но пре­об­ра­зо­ван­но­му в арти­ку­ли­ро­ван­ную речь како­го-то чуж­до­го с щества, при­чем я был совер­шен­но уве­рен, что орга­ны, про­ду­ци­ру­ю­щие этот звук, ничем не похо­жи на вокаль­ные орга­ны чело­ве­ка, как, впро­чем, и дру­гих мле­ко­пи­та­ю­щих. Были тут вари­а­ции в темб­ре, диа­па­зоне и полу­то­нах, пол­но­стью выво­див­шие это явле­ние за рам­ки чело­ве­че­ско­го, зем­но­го опы­та. Пер­вое появ­ле­ние это­го зву­ча­ния настоль­ко пора­зи­ло меня, что всю оста шую­ся часть запи­си я слу­шал в состо­я­нии неко­ей про­стра­ции. Когда же зву­ча­ли более раз­вер­ну­тые пас­са­жи жуж­жа­щей речи, ощу­ще­ние кощун­ствен­ной бес­ко­неч­но­сти, пора­зив­шее меня при пер­вых зву­ках, обост­ри­лось. Нако­нец, запись рез­ко обо­рва­лась в момент про­из­не­се­ния выска­зы­ва­ний исклю­чи­тель­но чет­ким и ясным чело­ве­че­ским голо­сом с бостон­ским акцен­том; но я по- пре­не­му сидел, тупо гля­дя перед собой, даже когда аппа­рат авто­ма­ти­че­ски выклю­чил­ся. 

Нече­го и гово­рить, что я неод­но­крат­но про­слу­шал эту ужа­са­ю­щую запись и пред­при­нял отча­ян­ные попыт­ки ана­ли­за и ком­мен­ти­ро­ва­ния, срав­ни­вая свои сооб­ра­же­ния с запи­ся­ми Эйке­ли. Было бы неже­ла­тель­но, да и бес­смыс­лен­но изла­гать здесь все наши заклю­че­ния; но заме­чу, что, по наше­му убеж­де­нию, ключ лежал в неко­то­рых наи­бо­лее отвра­ти­тель­ных обря­дах из пер­во­быт­ных тай­ных веро­ва­ний людей. Для нас было так­же ясно, что меж­ду скры­ва­ю­щи­ми­ся созда­ни­я­ми “отту­да” и опре­де­лен­ны­ми пред­ста­ви­те­ля­ми чело­ве­че­ско­го рода суще­ство­ва­ли древ­ние и весь­ма проч­ные свя­зи. Насколь­ко раз­ветв­лен­ны­ми были эти свя­зи и в какой сте­пе­ни их состо­я­ние в наши дни соот­но­си­лось с их состо­я­ни­ем в древ­но­сти, мы не дога­ды­ва­лись; в луч­шем слу­чае здесь было поле для неогра­ни­чен­ных спе­ку­ля­ций. По всей види­мо­сти, меж­ду чел веком и безы­мян­ной бес­ко­неч­но­стью име­лись чудо­вищ­ные узы с неза­па­мят­ных вре­мен. Те кощун­ствен­ные дей­ства, кото­рые про­ис­хо­ди­ли на Зем­ле, ско­рее все­го при­шли с тем­ной пла­не­ты Йюг­гот, на краю Сол­неч­ной систе­мы; одна­ко сама она пред­став­ля­ла собой, веро­ят­но, все­го лишь излюб­лен­ный аван­пост какой-то наво­дя­щей страх меж­звезд­ной расы, за пре­де­ла­ми эйн­штей­нов­ско­го про­стран­ствен­но-вре­мен­но­го кон­ти­ну­у­ма или вели­чай­ше­го извест­но­го Ко моса. 

Меж­ду тем мы про­дол­жа­ли обсуж­дать чер­ный камень и спо­со­бы достав­ки его в Эрк­хем — Эйке­ли счи­тал неце­ле­со­об­раз­ным мой при­езд к нему, на место страш­ных иссле­до­ва­ний. По тем или иным при­чи­нам он так­же боял­ся дове­рить пере­воз­ку кам­ня какой-либо из при­выч­ных транс­порт­ных маги­стра­лей. Его идея сво­ди­лась к тому, что­бы доста­вить камень через сель­скую мест­ность в Бел­ло­уз-Фол­лз, затем отпра­вить его через Киин, Уин­чен­дон и Фич­бург, хотя это и потре­бо­ва­ло бы от него поезд­ки в поряд­ке сопро­вож­де­ния по доволь­но пустын­ным, про­ле­га­ю­щим сре­ди хол­мов доро­гам, часто пере­се­ка­е­мым леса­ми, что было куда менее удоб­ным, чем поезд­ка по глав­ной маги­стра­ли на Бре тлбо­ро. Он сооб­щил, что когда посы­лал мне запись фоно­гра­фа, то заме­тил воз­ле офи­са чело­ве­ка, чьи дей­ствия и внеш­ний вид не вну­ши­ли ему дове­рия. Чело­век этот как-то слиш­ком наро­чи­то стре­мил­ся раз­го­во­рить­ся с клер­ка­ми и сел имен­но на тот поезд, кото­рым была отправ­ле­на запись. Эйке­ли при­знал­ся, что не был спо­ко­ен за судь­бу посыл­ки до тех пор, пока не полу­чил от меня уве­дом­ле­ния о ее бла­го­по­луч­ном при­бы­тии. 

При­мер­но в это же вре­мя — то есть во вто­рую неде­лю июля – зате­ря­лось еще одно мое пись­мо, о чем я узнал из тре­вож­но­го сооб­ще­ния Эйке­ли. После это­го он попро­сил меня боль­ше не писать ему в Таун­шенд, а отсы­лать всю кор­ре­спон­ден­цию на Глав­ный поч­тамт в Бреттл­бо­ро, куда он будет часто наез­жать в сво­ей машине или поез­дом. Я почув­ство­вал, что его тре­во­га все вре­мя воз­рас­та­ет, ибо он очень подроб­но сооб­щал мне об уси­лив­шем­ся лае собак в без­лун­ные ночи, а так­же о све­жих отпе­чат­ках ког­тей, порой обн ружи­ва­е­мых им по утрам на доро­ге и на сво­ем зад­нем дво­ре. Как-то раз он рас­ска­зал о насто­я­щем ско­пи­ще отпе­чат­ков, выстро­ив­ших­ся в линию, напро­тив не менее густой линии соба­чьих сле­дов, и при­слал мне устра­ша­ю­щий фото­сни­мок в под­твер­жде­ние сво­их слов. Это слу­чи­лось как раз после той п мят­ной ночи, когда соба­чий лай пре­взо­шел все мыс­ли­мые пре­де­лы. 

В сре­ду 18 июля, утром, я полу­чил теле­грам­му из Бел­ло­уз-Фол­лз, в кото­рой Эйке­ли сооб­щал, что он отпра­вил чер­ный камень поез­дом N 5508, отпра­вив­шим­ся из Бел­ло­уз-Фол­лз в 12:15, то есть в свое обыч­ное вре­мя, и при­бы­ва­ю­щим в Бостон на Север­ный Вок­зал в 4:12 попо­лу­дни. Он дол­жен был, по моим рас­че­там, при­быть в Эрк­хем, по мень­шей мере, к сле­ду­ю­ще­му полу­дню, так что почти все утро чет­вер­га я его ожи­дал. Но насту­пил и про­шел по день, а когда я позво­нил в поч­то­вый офис, мне сооб­ща­ли, что ника­ко­го гру­за для меня не при­бы­ло. Уже силь­но встре­во­жив­шись, я позво­нил тран порт­но­му аген­ту в Бостон на Север­ный Вок­зал; и без осо­бо­го удив­ле­ния узнал, что груз не при­был и туда. Поезд N 5508 при­был вче­ра с 35-минут­ным опоз­да­ни­ем, и ника­кой короб­ки для меня там не было. Агент обе­щал наве­сти справ­ки и все выяс­нить; я же послал в кон­це дня теле­грам­му Эке­ли, в кото­рой обри­со­вал сло­жив­шу­ю­ся ситу­а­цию. 

Ответ из Босто­на при­шел на сле­ду­ю­щий день, агент позво­нил мне, как толь­ко выяс­нил все обсто­я­тель­ства. Похо­же, что посыль­ный на поез­де

N5508 при­пом­нил инци­дент, кото­рый мог иметь отно­ше­ние к про­па­же мое­го гру­за — пере­бран­ку с худо­ща­вым, рыже­во­ло­сым, неоте­сан­ным муж­чи­ной с очень стра ным голо­сом, про­ис­шед­шую, когда поезд делал сто­ян­ку в Киине, Нью-Хэм шир, при­мер­но после часа дня. 

Этот муж­чи­на, как он ска­зал, был крайне взвол­но­ван и уве­рял, что ожи­да­ет при­бы­тия тяже­ло­го ящи­ка, кото­ро­го не было в поез­де и кото­рый даже не упо­ми­нал­ся в жур­на­лах посыль­но­го. Он назвал­ся Стен­ли Эдам­сом, и у него был такой моно­тон­ный густой голос, что клерк почув­ство­вал себя дур­но, раз­го­ва­ри­вая с ним. В резуль­та­те посыль­ный даже не смог запом­нить, чем же раз­го­вор закон­чил­ся, а пом­нил лишь, что когда он вновь при­шел в пол­ное созна­ние, поезд уже тро­нул­ся. Бостон­ский агент доба­вил, что этот п сыль­ный был моло­дым чело­ве­ком исклю­чи­тель­ной чест­но­сти и надеж­но­сти, с хоро­ши­ми реко­мен­да­ци­я­ми и уже дав­но рабо­тал на ком­па­нию. 

Этим вече­ром я выехал в Бостон, что­бы лич­но рас­спро­сить посыль­но­го о слу­чив­шем­ся, полу­чив его имя и адрес в кон­то­ре. Он ока­зал­ся откро­вен­ным чело­ве­ком, с при­ят­ны­ми мане­ра­ми, но я ско­ро понял, что он не смо­жет н чего доба­вить к тому, что мне уже было извест­но. Стран­ным мне пока­за­лось лишь то, что он не был уве­рен, смо­жет ли узнать того чело­ве­ка, если встре­тит его еще раз. Поняв, что от него я боль­ше ниче­го не смо­гу добить­ся, я вер­нул­ся в Эрк­хем и до утра писал Эйке­ли, затем в поч­то­вую ком­па­нию, поли­цей­ское управ­ле­ние и поч­то­во­му аген­ту в Киине. Я чув­ство­вал, что чело­век с необыч­ным голо­сом, кото­рый так силь­но повли­ял на п сыль­но­го, игра­ет клю­че­вую роль во всем этом зага­доч­ном деле, и наде­ял­ся, что стан­ци­он­ные слу­жи­те­ли или теле­гра­фи­сты в Киине смо­гут что- то сооб­щить о нем, о том, как он обра­тил­ся со сво­им запро­сом, когда и где. Я вынуж­ден, одна­ко, при­знать­ся, что все мои попыт­ки рас­сле­до­вать ситу­а­цию ока­за­лись тщет­ны­ми. Дей­стви­тель­но, чело­век со стран­ным голо­сом был заме­чен после попо­лу­дни 18 июля в Киине, а какой-то зева­ка смут­но запо нил у него в руках тяже­лый ящик; одна­ко чело­век этот был им абсо­лют­но неиз­ве­стен, и преж­де, как и впо­след­ствии, никто его не видел. Он не захо­дил в поме­ще­ние теле­гра­фа и не полу­чал ника­ких све­де­ний, рав­но как н каких сооб­ще­ний каса­тель­но при­сут­ствия чер­но­го кам­ня на поез­де N 5508 ни для кого по теле­гра­фу не посту­па­ло. Есте­ствен­но, Эйке­ли при­со­еди­нил­ся ко мне в рас­сле­до­ва­нии это­го про­ис­ше­ствия и даже сам съез­дил в Киин, что­бы опро­сить воз­мож­ных оче­вид­цев слу­чив­ше­го­ся и людей, живу­щих непо­да­ле­ку от стан­ции; одна­ко его отно­ше­ние к про­ис­ше­ствию было куда более фата­ли­сти­че­ским, чем мое. Он скло­нен был счи­тать поте­рю ящи­ка зло­ве­щим след­стви­ем неиз­беж­но­го про­ти­во­дей­ствия и ничуть не наде­ял­ся на воз­мож­ность най­ти утра­чен­ное. Он гово­рил о несо­мнен­ной теле­па­ти­че­ской и гип­но­ти­че­ской силе созда­ний, живу­щих на хол­мах, и их аген­тов, а в одном из писем наме­кал, что, по его убеж­де­нию, камень уже дав­но поки­нул нашу пла­не­ту. Я, со сво­ей сто­ро­ны, был силь­но раз­гне­ван, посколь­ку видел в изу­че­нии ста­рых, полу­стер­тых иеро­гли­фов воз­мож­ность узнать нечто новое и уди­ви­тель­ное. Этот эпи­зод еще дол­го будо­ра­жил бы мое вооб­ра­же­ние, если бы после­ду­ю­щие пись­ма Эйке­ли не озна­ме­но­ва­ли собой нача­ло совер­шен­но новой фазы ужас­ной исто­рии зага­доч­ных хол­мов, кото­рая сра­зу же завла­де­ла моим вни­ма­ни­ем. 

IV 

Неиз­вест­ные созда­ния, писал Эйке­ли все более неров­ным почер­ком, взя­лись за него гораз­до серьез­нее, чем рань­ше, и с более опре­де­лен­ны­ми целя­ми. Ноч­ной лай собак в без­лун­ные ночи или когда луна была полу­за­кры­та обл ками стал про­сто чудо­вищ­ным, а кро­ме того, были отме­че­ны попыт­ки при­стать к Эйке­ли, когда он ока­зы­вал­ся на пустын­ных доро­гах. Вто­ро­го авгу­ста, направ­ля­ясь на машине в дерев­ню, он уви­дел сруб­лен­ный ствол дере­ва, пере­го­ро­див­ший ему доро­гу там, где она пере­се­ка­ла уча­сток густо­го леса; в то же вре­мя лай двух огром­ных собак, быв­ших с ним вме­сте, ясно пред пре­дил его о созда­ни­ях, кото­рые могут пря­тать­ся побли­зо­сти. Что мог­ло бы слу­чить­ся, не будь рядом с ним собак, — он не решал­ся даже пред­по­ло­жить — но с тех пор боль­ше нику­да не выхо­дил без собак из сво­ей сво­ры – по край­ней мере, двух вер­ных и силь­ных помощ­ни­ков. Вско­ре име­ли место еще два дорож­ных про­ис­ше­ствия, пято­го и шесто­го авгу­ста; один раз маши­ну о стре­ля­ли; в дру­гой раз зали­ви­стый соба­чий лай изве­стил его о при­сут­ствии дья­воль­ских созда­ний в лесу. 

Пят­на­дца­то­го авгу­ста я полу­чил отча­ян­ное пись­мо, кото­рое необы­чай­но меня взвол­но­ва­ло, так что я искренне поже­лал, что­бы Эйке­ли отбро­сил свою скрыт­ность и при­звал на помощь закон. В ночь с 12 на

13 авгу­ста случ лось уж нечто совсем ужас­ное, воз­ле дома была стрель­ба, и утром он обн ружил трех из сво­их две­на­дца­ти огром­ных псов уби­ты­ми. На доро­ге вид­ны были мно­го­чис­лен­ные отпе­чат­ки ког­тей и, меж­ду ними, сле­ды Уол­те­ра Бра­у­на. Эйке­ли позво­нил в Бреттл­бо­ро, что­бы ему доста­ви­ли новых собак, но теле­фон­ная линия отклю­чи­лась, преж­де чем он успел что-либо ска­зать. Поз­же он отпра­вил­ся на машине в Бреттл­бо­ро и выяс­нил, что мон­тер нашел глав­ный кабель пере­руб­лен­ным, при­чем как раз на том участ­ке, что нахо­дил­ся близ оди­но­ких хол­мов Нью­ф­эй­на. Но Эйке­ли напра­вил­ся домой с четырь­мя новы­ми пса­ми и несколь­ки­ми ящи­ка­ми патро­нов для сво­е­го круп­но­ка­ли­бер­но­го ружья. Пись­мо было напи­са­но в поч­то­вом отде­ле­нии Бреттл­бо­ро и при­шло ко мне безо вся­кой задерж­ки. 

Мое отно­ше­ние к про­ис­хо­дя­ще­му в этот момент пере­ста­ло быть чисто науч­ным и пре­вра­ти­лось в сугу­бо лич­ную тре­во­гу, Я боял­ся за жизнь Эйке­ли, в его отда­лен­ном оди­но­ком сель­ском доме, и частич­но за себя само­го из-за моей явной при­част­но­сти к зага­доч­ной про­бле­ме хол­мов. Эти тва­ри мог­ли дот нуть­ся и сюда. Смо­гут ли они всо­сать и загло­тить меня? В сво­ем отве­те на его пись­мо я умо­лял Эйке­ли обра­тить­ся за помо­щью к вла­стям и пре­дупр ждал, что сде­лаю это сам, если он меня не послу­ша­ет­ся. Я выра­зил наме­ре­ние лич­но посе­тить

Вер­монт, несмот­ря на его про­те­сты, и помочь ему объ­яс­нить ситу­а­цию пред­ста­ви­те­лям вла­сти. В ответ на это при­шла теле­грам­ма из Бел­ло­уз-Фол­лз сле­ду­ю­ще­го содер­жа­ния: 

“ВЫСОКО ЦЕНЮ ВАШ ПОРЫВ НО НИЧЕГО НЕ МОГУ СДЕЛАТЬ НЕ ПРЕДПРИНИМАЙТЕ

НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ САМИ ПОТОМУ ЧТО ЭТО МОЖЕТ ТОЛЬКО НАВРЕДИТЬ ОБОИМ

ЖДИТЕ ОБЪЯСНЕНИЙ”

ГЕНРИ ЭЙКЛИ 

Но это ничуть не про­яс­ни­ло дела, совсем наобо­рот. После мое­го отве­та на теле­грам­му я полу­чил запис­ку от Эйке­ли, напи­сан­ную дро­жа­щей рукой и содер­жа­щую потря­са­ю­щее сооб­ще­ние, что он не толь­ко не посы­лал мне тел грам­му, но и не полу­чал пись­ма. Спеш­ное рас­сле­до­ва­ние, про­ве­ден­ное им в Бел­ло­уз-Фол­лз, обна­ру­жи­ло, что теле­грам­ма была отправ­ле­на стран­ным рыж воло­сым муж­чи­ной с необык­но­вен­ным, густым, моно­тон­ным голо­сом, како­вы­ми све­де­ни­я­ми и исчер­пы­ва­лось то, что уда­лось выяс­нить Эйке­ли. Клерк пок зал ему ори­ги­нал тек­ста теле­грам­мы, наца­ра­пан­ный каран­да­шом, но почерк был совер­шен­но незна­ко­мым для мое­го кол­ле­ги. Он обра­тил вни­ма­ние толь­ко на то, что под­пись была неточ­ной — Э‑Й-К-Л‑И, без бук­вы “Е”. Напра­ши­ва­лись неко­то­рые пред­по­ло­же­ния, но охва­чен­ный несо­мнен­ным кри­зи­сом, Эйке­ли не выска­зы­вал их. 

Он сооб­щал так­же о гибе­ли еще несколь­ких собак и при­об­ре­те­нии дру­гих н заме­ну, а так­же о ружей­ной стрель­бе, кото­рая ста­ла неотъ­ем­ле­мой при­ме­той всех без­лун­ных ночей. Сре­ди отпе­чат­ков ког­тей на доро­ге и на зад­нем дво­ре его фер­мы регу­ляр­но появ­ля­лись сле­ды Бра­у­на и еще одно­го-двух ч ловек, обу­тых в ботин­ки. Эйке­ли при­зна­вал, что тут ниче­го хоро­ше­го нет и что ему пора поско­рее пере­ез­жать к сыну в Кали­фор­нию, даже если не удаст­ся быст­ро про­дать дом. Но нелег­ко поки­дать то един­ствен­ное место, кото­рое ты счи­та­ешь по-насто­я­ще­му сво­им домом. Он попро­бу­ет еще сколь­ко- нибудь про­дер­жать­ся; воз­мож­но, ему удаст­ся отва­дить непро­ше­ных гостей — осо­бен­но если он откры­то отка­жет­ся от даль­ней­ших попы­ток про­ник­нуть в их сек­ре­ты. 

Я тут же отве­тил Эйке­ли, вновь пред­ло­жив свою помощь, и еще раз выска­зал горя­чее жела­ние при­е­хать к нему, что­бы вме­сте убе­дить пред­ста­ви­те­лей вла­сти в опас­но­сти сло­жив­шей­ся вокруг него ситу­а­ции. Его ответ содер­жал уже менее твер­дые воз­ра­же­ния про­тив мое­го пла­на, чем рань­ше, но он п сал, что пред­по­чи­та­ет немно­го пере­ждать — что­бы при­ве­сти свои дела в поря­док и под­го­то­вить­ся к отъ­ез­ду из отче­го дома, кото­рый стал почти смер­тель­но опас­ным. Люди подо­зри­тель­но отно­сят­ся к его иссле­до­ва­ни­ям, и луч­ше будет уехать поти­хонь­ку, не будо­ра­жа окру­жа­ю­щих и не порож­дая с мне­ний в его пси­хи­че­ской нор­маль­но­сти. На его долю выпа­ло уже более чем доста­точ­но испы­та­ний, при­зна­вал он, но, тем не менее, ему хоте­лось бы уехать отсю­да, сохра­няя досто­ин­ство. 

Это пись­мо я полу­чил 28 авгу­ста и отпра­вил в ответ мак­си­маль­но обод­ря­ю­щее посла­ние. Оче­вид­но, мое сочув­ствие име­ло свое дей­ствие, посколь­ку в сле­ду­ю­щем пись­ме Эйке­ли выра­зил мне при­зна­тель­ность и куда мень­ше соо щал о сво­их стра­хах. Вме­сте с тем, его пись­мо нель­зя было назвать слиш­ком опти­ми­стич­ным, посколь­ку он выра­зил убеж­де­ние, чту страш­ные созда­ния оста­ви­ли его в покое лишь на вре­мя, види­мо, на пери­од пол­но­лу­ния. Он наде­ял­ся, что ночи будут ясны­ми, и смут­но наме­кал на воз­мож­ность пер брать­ся в Бреттл­бо­ро, когда пол­но­лу­ние кон­чит­ся. Сно­ва я попы­тал­ся в пись­ме при­обод­рить его, но 5 сен­тяб­ря при­шло новое посла­ние, оче­вид­но, опе­ре­див­шее мое пись­мо, кото­рое еще было в пути и на кото­рое я уже не смог бы дать тако­го без­мя­теж­но­го откли­ка. Учи­ты­вая его важ­ность, при­ве­ду текст пись­ма пол­но­стью — насколь­ко мне уда­лось запе­чат­леть в памя­ти эти напи­сан­ные дро­жа­щим почер­ком стро­ки. Пись­мо сооб­ща­ло сле­ду­ю­щее: 

“Поне­дель­ник Доро­гой Уил­мерт! 

Вот доволь­но обес­ку­ра­жи­ва­ю­щий пост­скрип­тум к мое­му послед­не­му пись­му. Про­шлой ночью небо закры­ли густые обла­ка — лун­ный свет совер­шен­но не про­би­вал­ся сквозь них — хотя дождя не было. Дела обсто­ят пло­хо, и мне кажет­ся, что конец бли­зок, вопре­ки всем нашим надеж­дам. После полу­но­чи что-то опу­сти­лось на кры­шу дома. Я слы­шал, как соба­ки рвут­ся с при­вя­зи, отпу­стил их, и одной уда­лось вспрыг­нуть на кры­шу с низень­кой при­строй­ки. 

Там завя­за­лась ярост­ная схват­ка, и я услы­шал ужа­са­ю­щее жуж­жа­ние, кото­ро­го нико­гда не забу­ду. А потом почув­ство­вал этот чудо­вищ­ный запах. Пр мер­но в этот же момент про­гре­ме­ли выстре­лы, и про­бив­шие кры­шу пули едва не настиг­ли меня. Я думаю, что основ­ные силы этих существ подо­шли с хо мов, и соба­ки раз­де­ли­лись, отвле­чен­ные про­ис­хо­дя­щим на кры­ше. В чем там дело, я еще не знал, но боял­ся, что эти тва­ри научи­лись луч­ше управ­лять­ся со сво­им кры­лья­ми. Я пога­сил свет в доме, рас­пах­нул окна, как бой­ни­цы, и открыл огонь по кру­гу, ста­ра­ясь стре­лять так, что­бы не уго­дить в собак. На этом все и закон­чи­лось, а утром я обна­ру­жил во дво­ре боль­шие лужи кро­ви, а рядом с ним зеле­ную лип­кую жижу, с запа­хом, отвр титель­нее кото­ро­го мне до сих пор не встре­ча­лось. Я вска­раб­кал­ся на кры­шу и там обна­ру­жил ту же отвра­ти­тель­ную лип­кую гадость. Пяте­ро собак были уби­ты, при­чем, боюсь, что одну под­стре­лил я сам по неосто­рож­но­сти, пото­му что она полу­чи­ла пулю в спи­ну. Теперь я заде­лал дыры от пуль и соби­ра­юсь в Бреттл­бо­ро за новы­ми соба­ка­ми. Люди на тамош­ней псарне навер­ня­ка дума­ют, что я сума­сшед­ший. Поз­же напи­шу вам еще. Види­мо, через одну-две неде­ли я буду готов уехать, хоть мне тяже­ло даже думать об этом. Изви­ни­те, спе­шу —  Эйке­ли”. 

Но это было не един­ствен­ное пись­мо, опе­ре­див­шее мое. На сле­ду­ю­щее утро — б сен­тяб­ря — при­шло еще одно; на этот раз неисто­вые кара­ку­ли, кото­рые совер­шен­но поста­ви­ли меня в тупик, так что я не знал, что делать даль­ше. 

Это пись­мо я тоже поста­ра­юсь вос­про­из­ве­сти как мож­но пол­нее, насколь­ко поз­во­ля­ет моя память. 

“Втор­ник

Обла­ка так и не рас­се­я­лись, луны вновь не вид­но — да она и так на ущер­бе. Я бы опу­тал дом элек­три­че­ски­ми про­во­да­ми и поста­вил бы про­жек­тор, не будь я уве­рен, что они пере­ре­жут кабель, как толь­ко он будет про­тя­нут. 

Кажет­ся, я схо­жу с ума. Может быть, все, о чем я вам пишу, это сон или бред безум­ца. И рань­ше это было ужас­но, но теперь пре­взо­шло все пре­де­лы. Про­шлой ночью они со мной гово­ри­ли — гово­ри­ли этим про­кля­тым жуж­жа­щим голо­сом и ска­за­ли такие вещи, кото­рые я не решусь вам пере­дать. Я отче ливо слы­шал их голос на фоне соба­чье­го лая, а когда этот голос зати­хал, то ему помо­гал чело­ве­че­ский голос. Дер­жи­тесь от это­го подаль­ше, Уил­мерт, — это гораз­до хуже, чем мы с вами мог­ли пред­ста­вить. Они не наме­ре­ны отпус­кать меня в Кали­фор­нию — они хотят забрать меня отсю­да живым или же живым в тео­ре­ти­че­ском пони­ма­нии, пси­хи­че­ски, умствен­но живым. При­чем не толь­ко на Йюг­гот, но и еще даль­ше — за пре­де­лы Галак­ти­ки, а может быть, и за пре­де­лы изо­гну­то­го края Все­лен­ной. Я ска­зал им, что не отправ­люсь туда, куда они хотят меня взять — или куда они сво­им ужас­ным спо­со­бом пред­ло­жи­ли мне отпра­вить­ся, но боюсь, что сопро­тив­ле­ние бес­по­лез­но. Дом мой рас­по­ло­жен настоль­ко изо­ли­ро­ван­но, что они могут прий­ти не толь­ко ночью, но и средь бела дня. Еще шесть собак уби­ты, и когда я ехал сег дня в Бреттл­бо­ро, то в тех местах, где доро­га идет по лесу, я чув­ство­вал при­сут­ствие существ. С моей сто­ро­ны было ошиб­кой отправ­лять вам запись фоно­гра­фа и зло­по­луч­ный чер­ный камень. Луч­ше уни­чтожь­те запись, пока не позд­но. Хоро­шо было бы собрать все мои вещи и кни­ги и оста­но­вить­ся в Бреттл­бо­ро. Я сбе­жал бы и без вещей, если бы мог, но что-то внут­ри меня не поз­во­ля­ет это­го сде­лать. Я мог бы ускольз­нуть от них в

Бреттл­бо­ро, где обрел бы без­опас­ность, но чув­ствую себя плен­ни­ком в сво­ем доме. И у меня такое чув­ство, что даже если я попы­та­юсь скрыть­ся, все бро­сив, — дале­ко мне от них не уйти. Поверь­те, это ужас­но — и не вме­ши­вай­тесь в это. Ваш Эйке­ли”. 

Полу­чив это пись­мо, я не мог заснуть всю ночь. Меня пора­зи­ли остат­ки трез­во­го рас­суд­ка Эйке­ли. Содер­жа­ние пись­ма было пол­но­стью безум­ным, о нако мане­ра изло­же­ния — в све­те все­го слу­чив­ше­го­ся — отли­ча­лась мрач­ной убе­ди­тель­но­стью. Я не пытал­ся отве­тить на это пись­мо, ожи­дая реак­ции Э кели на мое преды­ду­щее посла­ние. Реак­ция не замед­ли­ла появить­ся уже на сле­ду­ю­щий день, хотя новые обсто­я­тель­ства пол­но­стью пере­черк­ну­ли содер­жа­ние мое­го пись­ма. Вот что мне запом­ни­лось из оче­ред­но­го пись­ма Эйке­ли, наспех наца­ра­пан­но­го и покры­то­го кляк­са­ми.  “Сре­да 

У — полу­чил ваше пись­мо, но уже не вижу смыс­ла что-либо обсуж­дать.

Я пол­но­стью капи­ту­ли­ро­вал. Уди­ви­тель­но, что у меня вооб­ще были­си­лы сопро­тив­лять­ся им. Теперь мне не спа­стись, даже если бы я был готов все бро­сить и скрыть­ся. Они меня не отпу­стят. 

Вче­ра я полу­чил от них пись­мо — его при­нес посыль­ный, когда я был в Бреттл­бо­ро. Отпе­ча­та­но и отправ­ле­но по почте из Бел­ло­уз-Фол­лз. Сооб­ща­ют, что наме­ре­ны со мной сде­лать, — не могу это­го повто­рить.

Бере­ги­те себя, умо­ляю! Раз­бей­те этот валик с запи­сью. Ночи про­дол­жа­ют оста­вать­ся облач­ны­ми, а серп луны все вре­мя убы­ва­ет. Хоте­лось бы мне набрать­ся храб­ро­сти и попро­сить о помо­щи — но вся­кий, кто не побо­ит­ся прий­ти, сочтет меня сума­сшед­шим, пока не полу­чит кон­крет­ных дока­за­тельств. А при­гла­сить к себе людей про­сто так я не могу, ибо дол­гие годы жил отшель­ни­ком и ни с кем не под­дер­жи­вал кон­так­тов. 

Но я не сооб­щил вам еще самое худ­шее, Уил­мерт. Собе­ри­тесь с сила­ми, преж­де чем буде­те читать даль­ше, ибо это вызо­вет у вас шок. Но помни­те, что я гово­рю чистую прав­ду. Вот она — я видел одну из этих тва­рей и пр кос­нул­ся к ней, или, по край­ней мере, к ее части. О, Боже мило­серд­ный, это было чудо­вищ­но! Разу­ме­ет­ся, суще­ство это было мерт­вым. Одна из собак при­кон­чи­ла его, и я нашел его утром у псар­ни. Я попро­бо­вал укрыть его в дро­вя­ном сарае, что­бы пока­зать людям, но за несколь­ко часов оно пол­но­стью испа­ри­лось. Ниче­го не оста­лось. Вы же зна­е­те, что все эти объ­ек­ты во вре­мя навод­не­ния были заме­че­ны толь­ко на пер­вое утро после раз­ли­ва. А вот и самое худ­шее. Я попы­тал­ся сфо­то­гра­фи­ро­вать это созда­ние, но когда про­явил плен­ку, на ней ниче­го не было, кро­ме дро­вя­но­го сарая. 

Из чего же была сде­ла­на эта тварь? Я ведь видел ее и при­ка­сал­ся к ней, и они остав­ля­ют сле­ды. Они явно состо­ят из мате­рии — но что это за мат рия? Фор­ма не под­да­ет­ся опи­са­нию. Это как гигант­ский краб со мно­же­ством мяси­стых коле­чек, обра­зу­ю­щих пира­мид­ки, или узел­ков из тол­стых волок­ни­стых обра­зо­ва­ний, а на том месте, где у чело­ве­ка нахо­дит­ся голо­ва, — у него мно­го­чис­лен­ные щупаль­ца. Лип­кая зеле­но­ва­тая мас­са — это его кровь или сок. И каж­дую мину­ту их ста­но­вит­ся все боль­ше и боль­ше здесь, на Зем­ле. 

Уол­тер Бра­ун исчез — я боль­ше нигде не вижу его, хотя рань­ше он попа­дал­ся мне бук­валь­но за каж­дым углом. Может быть, я попал в него одним их моих выстре­лов, ведь эти суще­ства, похо­же, все­гда ста­ра­ют­ся убрать сво­их уби­тых и ране­ных. 

Дое­хал сего­дня до горо­да без вся­ких ослож­не­ний, но боюсь, что они ста­ли воз­дер­жи­вать­ся от напа­де­ний, пото­му что теперь уже уве­ре­ны во мне. Пишу это в поч­то­вом отде­ле­нии Бреттл­бо­ро. Воз­мож­но, это мое послед­нее пись­мо, про­щаль­ное — если так, то напи­ши­те мое­му сыну, Джор­джу Гуди­наф Эйке­ли, 176, Пле­зант-стрит, Сан-Диего. Кали­фор­ния, но про­шу, не при­ез­жай­те сюда. Если через неде­лю от меня не будет весточ­ки, напи­ши­те маль­чи­ку и сле­ди­те за ново­стя­ми в газе­тах. 

Теперь я наме­рен разыг­рать две свои послед­ние кар­ты — если у меня хва­тит силы воли. Во-пер­вых, испро­бо­вать про­тив них отрав­ля­ю­щий газ (у меня есть соот­вет­ству­ю­щие хими­ка­лии, и я сде­лал мас­ки для себя и для собак), а если и это не сра­бо­та­ет, то поста­вить в извест­ность шери­фа. Меня могут отпра­вить в сума­сшед­ший дом — все рав­но, это луч­ше, чем то, что собир ются сде­лать те, “дру­гие”. Пови­ди­мо­му, я смо­гу при­влечь их вни­ма­ние к сле­дам вокруг дома — они доволь­но сла­бые, но появ­ля­ют­ся каж­дое утро. Хотя поли­ция может ска­зать, что я их сам сфаб­ри­ко­вал, посколь­ку за мной водит­ся сла­ва чуда­ко­ва­то­го субъ­ек­та. 

Мож­но попы­тать­ся зазвать поли­цей­ских ко мне в дом на ночь, что­бы они сами убе­ди­лись в про­ис­хо­дя­щем, — хотя не сле­ду­ет исклю­чать того, что эти суще­ства пой­мут, в чем дело, и в такую ночь воз­дер­жат­ся от вся­кой актив­но­сти. Они пере­ре­за­ют теле­фон­ный кабель, сто­ит мне толь­ко позво­нить куда-нибудь ночью, — мон­те­ры нахо­дят это очень стран­ным и могут сви­де­тель­ство­вать, если толь­ко не отка­жут­ся от сво­их наблю­де­ний и не поду­ма­ют, что это я сам режу кабель. Вот уже боль­ше неде­ли я не вызы­вал нико­го, что­бы вос­ста­но­вить связь. 

Я мог бы попро­сить кого-нибудь из про­стых людей высту­пить в каче­стве сви­де­те­лей и под­твер­дить реаль­ность всех этих ужа­сов, но ведь все же сме­ют­ся над ними, да и к тому же эти люди так дав­но не быва­ли у меня, что сами ниче­го не подо­зре­ва­ют. Ни одно­го из живу­щих в этой мест­но­сти фер­ме­ров не зата­щить бли­же, чем на милю, к мое­му дому — их сюда не зам нишь ни день­га­ми, ни лас­кой. Посыль­ный, кото­рый при­но­сит мне почту, сл шал, что они гово­рят. Боже пра­вый! Если бы я толь­ко мог убе­дить его в том, насколь­ко это все реаль­но!

Думаю, что смог бы пока­зать ему сле­ды, но ведь он при­хо­дит в сере­дине дня, а к это­му момен­ту сле­ды уже исче­за­ют. Если бы я попы­тал­ся сохра­нить какой-нибудь след, накрыв его короб­кой или кастрю­лей, то он навер­ня­ка поду­мал бы, что я сам его нари­со­вал. 

Если б я не жил все­гда таким отшель­ни­ком, то люди захо­ди­ли бы ко мне, как быва­ло рань­ше. Я нико­гда не решал­ся нико­му пока­зать ни чер­ный к мень, ни свои фото­сним­ки, нико­гда не давал про­слу­ши­вать ту самую запись, нико­му, кро­ме про­стых, гру­бых людей. Дру­гие ска­за­ли бы, что я все это выду­мал и про­сто посме­я­лись бы надо мной. Но я все-таки могу попро­бо­вать и пока­зать фото­сним­ки. На них отчет­ли­во вид­ны сле­ды этих ког­тей, хотя сами суще­ства, оста­вив­шие их, и не мог­ли быть сфо­то­гра­фи­ро­ва­ны. Как жаль, что никто боль­ше не видел эту тварь утром, до того, как она исчез­ла! 

Не знаю, чем все это окон­чит­ся. После все­го, что со мной было, сума­сшед­ший дом — не самое пло­хое для меня место. Вра­чи помо­гут мне при­ве­сти моз­ги в поря­док, отвлечь­ся от это­го дома, а это для меня сей­час глав­ное, что­бы спа­стись. 

Если не полу­чи­те изве­стий от меня в бли­жай­шее вре­мя, напи­ши­те мое­му сыну Джор­джу. Про­шу вас. Про­щай­те, раз­бей­те эту запись и боль­ше не вме­ши­вай­тесь в это дело. 

Ваш — Эйке­ли.” 

Это пись­мо поверг­ло меня в бес­про­свет­ный ужас. Я не знал, как реа­ги­ро­вать, поэто­му наспех напи­сал несколь­ко бес­связ­ных слов уте­ше­ния и невра­зу­ми­тель­ных сове­тов и отпра­вил заказ­ной поч­той. Пом­ню, что умо­лял Эйке­ли немед­лен­но при­е­хать в Бреттл­бо­ро и обра­тить­ся к вла­стям с прось­бой о защи­те; доба­вил, что я тоже при­еду в город, захва­тив с собой запись фоно­гра­фа, что­бы убе­дить экс­пер­тов в пси­хи­че­ской нор­маль­но­сти Эйке­ли. По-мое­му, я еще напи­сал, что, на мой взгляд, наста­ло вре­мя пре­ду­пре­дить людей об угро­зе со сто­ро­ны этих существ. Лег­ко заме­тить, что в этот момент моя вера во все, что сооб­щал Эйке­ли, была пол­ной, хотя я думал, что неуда шая­ся попыт­ка полу­чить сни­мок мерт­во­го мон­стра объ­яс­ня­ет­ся не насмеш­кой При­ро­ды, а про­ма­хом само­го Эйке­ли, совер­шен­ным из-за вол­не­ния. 

V 

Вско­ре после это­го, опе­ре­жая мое бес­связ­ное посла­ние, в суб­бо­ту 8 се тяб­ря днем при­шло совер­шен­но иное, вполне успо­ка­и­ва­ю­щее пись­мо, акк рат­но отпе­ча­тан­ное на новой машин­ке; стран­ное пись­мо с уве­ре­ни­я­ми и пр гла­ше­ни­ем, озна­ме­но­вав­шее уди­ви­тель­ней­ший пово­рот всей кош­мар­ной дра­мы дале­ких хол­мов. Цити­рую вновь по памя­ти — при этом я поста­рал­ся как мож­но точ­нее пере­дать стиль это­го пись­ма. На нем сто­ял поч­то­вый штем­пель Бел­ло­уз-Фол­лз, при­чем под­пись была напе­ча­та­на так же, как и основ­ной текст, — что часто быва­ет с нович­ка­ми в жан­ре маши­но­пис­ных посла­ний. Вме­сте с тем текст был исклю­чи­тель­но акку­ра­тен, что как раз нети­пич­но для нович­ка; из все­го это­го я заклю­чил, что Эйке­ли, долж­но быть, исполь­зо­вал машин­ку рань­ше — воз­мож­но, в кол­ле­дже. Ска­зать, что пись­мо при­нес­ло чув­ство облег­че­ния, было бы не совсем точ­но, посколь­ку под этим чув­ством еще лежал слой бес­по­кой­ства. Если Эйке­ли пси­хи­че­ски нор­ма­лен в состо­я­нии ужа­са, то нор­ма­лен ли он теперь, в состо­я­нии избав­ле­ния? И к гда он гово­рит об “улуч­ше­нии вза­и­мо­по­ни­ма­ния”, что имен­но он име­ет в виду? Вооб­ще, все в целом выгля­де­ло настоль­ко про­ти­во­ре­ча­щим его недав­не­му настро­е­нию! Одна­ко вот содер­жа­ние пись­ма, скру­пу­лез­но сохра­нен­ное в памя­ти, что состав­ля­ет пред­мет моей нема­лой гор­до­сти. 

“Таун­шенд, Вер­монт,

Втор­ник, 6 сен­тяб­ря, 1928 г. Мой доро­гой Уил­мерт! 

Мне достав­ля­ет боль­шое удо­воль­ствие успо­ко­ить вас по пово­ду всех глу­по­стей, о кото­рых я вам писал. Я гово­рю “глу­по­сти”, хотя имею в виду ско­рее соб­ствен­ную иска­жен­ную стра­хом уста­нов­ку, чем мои опи­са­ния опред лен­ных явле­ний. Явле­ния эти реаль­ны и зна­чи­мы, моя же ошиб­ка состо­ит в том, что я сфор­ми­ро­вал у себя неадек­ват­ное к ним отно­ше­ние. 

Я, кажет­ся, уже упо­ми­нал, что мои стран­ные посе­ти­те­ли нача­ли общать­ся со мной, по край­ней мере, попы­та­лись всту­пить в кон­такт. Вче­ра ночью такой рече­вой обмен стал реаль­но­стью. В ответ на опре­де­лен­ные сиг­на­лы я при­нял в сво­ем доме их послан­ца — поспе­шу ска­зать, что это был пред­ста­ви­тель чело­ве­че­ско­го рода. Он сооб­щил мне мно­го тако­го, о чем ни вы, ни я даже не дога­ды­ва­лись, и ясно пока­зал, насколь­ко оши­боч­ны­ми были наши пре став­ле­ния о целях “Существ Извне” в созда­нии тай­ной коло­нии на этой пла­не­те. 

Похо­же, что зло­ве­щие леген­ды отно­си­тель­но того, что они наме­ре­ны сде­лать с чело­ве­че­ством, явля­ют­ся след­стви­ем неве­же­ствен­но­го иска­же­ния алле­го­ри­че­ских выска­зы­ва­ний — выска­зы­ва­ний, разу­ме­ет­ся, порож­ден­ных куль­тур­ной поч­вой и фор­мой мыш­ле­ния, кото­рые пре­вос­хо­дят все, о чем мы толь­ко можем меч­тать. Мои соб­ствен­ные пред­по­ло­же­ния, как я охот­но при­знаю, так же дале­ки были от исти­ны, как любая догад­ка неве­же­ствен­ных фер­ме­ров и диких индей­цев. То, что я счи­тал болез­нен­ным, постыд­ным и уни­зи­тель­ным, в де стви­тель­но­сти явля­ет­ся заслу­жи­ва­ю­щим бла­го­го­ве­ния, осво­бож­да­ю­щим разум и даже вос­хи­ти­тель­ным — мои же преж­ние оцен­ки были про­сто-напро­сто проя лени­ем при­су­щей чело­ве­ку издав­на тен­ден­ции нена­ви­деть и боять­ся того, что совер­шен­но отли­ча­ет­ся от него. 

Теперь я сожа­лею о том ущер­бе, кото­рый при­чи­нил этим уди­ви­тель­ным поту­сто­рон­ним суще­ствам во вре­мя наших ноч­ных пере­стре­лок. Если бы я сра­зу дога­дал­ся спо­кой­но и разум­но пого­во­рить с ними! Одна­ко они не зата­и­ли оби­ды на меня, их пове­де­ние в этом смыс­ле очень отли­ча­ет­ся от наше­го. К несча­стью, в каче­стве сво­их аген­тов в Вер­мон­те они исполь­зу­ют неко­то­рых лиц весь­ма низ­ко­го уров­ня раз­ви­тия — взять хотя бы того же Уол­те­ра Бра­у­на. Он спо­соб­ство­вал воз­ник­но­ве­нию у меня пред­взя­то­го отно­ше­ния к этим суще­ствам. В дей­стви­тель­но­сти же они нико­гда не при­чи­ня­ют людям вре­да созна­тель­но, одна­ко часто под­вер­га­ют­ся жесто­ко­му пре­сле­до­ва­нию со сто­ро­ны пред­ста­ви­те­лей чело­ве­че­ско­го рода. Суще­ству­ет, напри­мер, тай­ный культ сата­ни­стов (вы, как эру­ди­ро­ван­ный в обла­сти мисти­ки чело­век, пой­ме­те, если я свя­жу их с Хасту­ром или Жел­тым Зна­ком), целью кото­ро­го явля­ет­ся высле­дить эти созда­ния и нане­сти им удар, как чудо­вищ­ным силам из дру­го­го изме­ре­ния. Имен­но про­тив таких агрес­со­ров — а не про­тив нор­маль­ных людей — направ­ле­ны серьез­ные охра­ни­тель­ные меры Существ Извне. Кста­ти, мне ста­ло извест­но, что мно­гие из наших утра­чен­ных писем были похи­ще­ны не Суще­ства­ми Извне, а эмис­са­ра­ми это­го само­го зло­ве­ще­го куль­та. 

Все, чего хотят Суще­ства Извне от чело­ве­ка, — это мира и невме­ша­тел ства, а так­же интел­лек­ту­аль­но­го вза­и­мо­по­ни­ма­ния. Послед­нее сей­час абс лют­но необ­хо­ди­мо, посколь­ку наши зна­ния и тех­ни­че­ские сред­ства достиг­ли тако­го уров­ня, при кото­ром ста­но­вит­ся невоз­мож­ным сохра­нять тай­ну сущ ство­ва­ния на зем­ле аван­по­стов Существ Извне, столь для них необ­хо­ди­мых. Чуже­род­ные созда­ния, хоте­ли бы луч­ше узнать чело­ве­ка, и побу­дить некот рых духов­ных и науч­ных лиде­ров чело­ве­че­ства поболь­ше узнать о них. В р зуль­та­те тако­го обме­на инфор­ма­ци­ей все недо­ра­зу­ме­ния пре­кра­тят­ся и будет уста­нов­лен обо­ю­до­при­ем­ле­мый “модус вивен­ди”. Вся­кое же пред­по­ло­же­ние о пора­бо­ще­нии или при­ни­же­нии чело­ве­че­ства явля­ет­ся про­сто сме­хо­твор­ным. 

В каче­стве пер­во­го шага на пути “улуч­ше­ния вза­и­мо­по­ни­ма­ния” Суще­ства Извне, есте­ствен­ным обра­зом, реши­ли при­бег­нуть к мое­му опы­ту – посколь­ку я о них собрал мно­го инфор­ма­ции — и исполь­зо­вать меня в каче­стве пер­во­го их пере­вод­чи­ка на Зем­ле. Вче­ра ночью они мно­гое мне объ­яс­ни­ли – фак­ты колос­саль­ной важ­но­сти, откры­ва­ю­щие без­гра­нич­ные гори­зон­ты — в даль­ней­шем мне будет сооб­ще­но еще боль­ше, как уст­но, так и пись­мен­но. Меня не пр гла­ша­ли пока совер­шить путе­ше­ствие “вовне”, хотя я не исклю­чаю такой воз­мож­но­сти в буду­щем, чего искренне желаю, — с исполь­зо­ва­ни­ем осо­бых средств, пре­вос­хо­дя­щих все, к чему мы теперь при­вык­ли и что рас­смат­ри­ва­ем, как опыт чело­ве­че­ства. Дом мой более не будет под­вер­гать­ся оса­де. Все воз­вра­ща­ет­ся в нор­маль­ное рус­ло, и необ­хо­ди­мость дер­жать собак тоже отпа­да­ет. Вза­мен ужа­са я полу­чу доступ к колос­саль­ным источ­ни­кам зна­ния и интел­лек­ту­аль­но­го пир­ше­ства, недо­ступ­но­го ни одно­му из смерт­ных. 

Суще­ства Извне явля­ют­ся, по всей види­мо­сти, наи­бо­лее изу­ми­тель­ны­ми орга­ни­че­ски­ми тво­ре­ни­я­ми в про­стран­стве и вре­ме­ни, как и за пре­де­ла­ми их, — пред­ста­ви­те­ля­ми насе­ля­ю­щей весь кос­мос расы, по отно­ше­нию к кото­рой все осталь­ные фор­мы жиз­ни пред­став­ля­ют все­го лишь ее вырож­ден­ные вет­ви. Они в боль­шей сте­пе­ни рас­те­ния, чем живот­ные, если поз­во­ли­тель­но при­ме­нять эти тер­ми­ны к мате­рии, их обра­зу­ю­щей, и име­ют сво­е­го рода губ­ча­тую струк­ту­ру; хотя нали­чие подоб­ной хло­ро­фил­лу суб­стан­ции и весь­ма своео раз­ная пище­ва­ри­тель­ная систе­ма пол­но­стью отли­ча­ют их от насто­я­щих лист сте­бель­ных гри­бо­вид­ных. Тип их стро­е­ния вооб­ще явля­ет­ся совер­шен­но чу дым нашей части кос­мо­са — с элек­тро­на­ми, обла­да­ю­щи­ми иным уров­нем вибр ции. Имен­но поэто­му созда­ния тако­го типа не могут быть запе­чат­ле­ны на обыч­ной фото­плен­ке или фото­пла­стин­ках, хотя наши гла­за в состо­я­нии их уви­деть. С дру­гой сто­ро­ны, любой тол­ко­вый химик смо­жет создать фото­эмуль­сию, спо­соб­ную сохра­нить их изоб­ра­же­ние. Суще­ства тако­го рода обла­да­ют уни­каль­ной спо­соб­но­стью пере­ме­щать­ся в холод­ном без­воз­душ­ном меж­звезд­ном про­стран­стве в сво­ем телес­ном виде, хотя неко­то­рые из под­ви­дов нуж­да­ют­ся в меха­ни­че­ских при­спо­соб­ле­ни­ях или необыч­ных хирур­ги­че­ских пере­сад­ках. Лишь немно­гие осо­би обла­да­ют кры­лья­ми, сопро­тив­ля­ю­щи­ми­ся эфи­ру, типич­ны­ми для вер­монт­ских пред­ста­ви­те­лей. Внеш­нее сход­ство с н кото­ры­ми фор­ма­ми живот­ных, рав­но как и стро­е­ние, кото­рое мы можем при­нять за мате­ри­аль­ное, явля­ет­ся след­стви­ем ско­рее парал­лель­ной эво­лю­ции, чем близ­ко­го род­ства. Спо­соб­но­сти их моз­га пре­вос­хо­дят все суще­ству­ю­щие живые фор­мы, хотя кры­ла­тые суще­ства с наших хол­мов не явля­ют­ся в этом смыс­ле наи­бо­лее раз­ви­ты­ми. Обыч­ным сред­ством их 

обще­ния слу­жит теле­па­тия, хотя у них есть руди­мен­тар­ные вокаль­ные о ганы, кото­рые после неслож­ной хирур­ги­че­ской опе­ра­ции (ибо хирур­гия для них вещь при­выч­ная, и мож­но ска­зать — рутин­ная), могут при­мер­но воспр изво­дить речь любо­го суще­ства, кото­рый ею вла­де­ет. 

Их основ­ное нынеш­нее оби­та­ли­ще — это до сих пор неот­кры­тая и почти абсо­лют­но неосве­щен­ная пла­не­та на самом краю нашей сол­неч­ной систе­мы – ра поло­жен­ная за пре­де­ла­ми Неп­ту­на и девя­тая от Солн­ца по рас­сто­я­нию. Это, как уда­лось выяс­нить, объ­ект, удо­сто­ив­ший­ся таин­ствен­но­го обра­ще­ния “Йюг­гот” в неко­то­рых древ­них и запрет­ных руко­пи­сях; и в ско­ром вре­ме­ни ему пред­сто­ит стать сре­до­то­чи­ем мыш­ле­ния о нашем мире, с целью уси­ле­ния вза­и­мо­по­ни­ма­ния. Я не удив­люсь, если аст­ро­но­мы ста­нут осо­бен­но под­ве жены этим пото­кам мыс­лей и “откро­ют” Йюг­гот, когда Суще­ства Извне того поже­ла­ют. Но Йюг­гот, вне вся­ко­го сомне­ния, лишь про­ме­жу­точ­ная сту­пень. Основ­ная мас­са этих созда­ний насе­ля­ет при­чуд­ли­во орга­ни­зо­ван­ные пучи­ны, нахо­дя­щи­е­ся за пре­де­ла­ми само­го сме­ло­го чело­ве­че­ско­го вооб­ра­же­ния. Сфе­ра про­стран­ства-вре­ме­ни, кото­рую мы счи­та­ем вме­сти­ли­щем все­го кос­мо­са, на самом деле пред­став­ля­ет собой лишь атом в под­лин­ной бес­ко­неч­но­сти, пр над­ле­жа­щей им. И та часть этой бес­ко­неч­но­сти, какую толь­ко в состо­я­нии вме­стить чело­ве­че­ский мозг, была посте­пен­но откры­та пере­до мной, как до того было сде­ла­но в отно­ше­нии не более, чем пяти­де­ся­ти дру­гих людей за всю исто­рию суще­ство­ва­ния чело­ве­че­ства. Все это пока­жет­ся вам пона­ча­лу бре­дом, Уил­мерт, но со вре­ме­нем вы оце­ни­те ту колос­саль­ную воз­мож­ность, кото­рая пере­до мной откры­лась. Я хочу, что­бы вы вос­поль­зо­ва­лись ею вм сте со мной, тем более что я дол­жен рас­ска­зать вам еще мас­су вещей, к торых не опи­шешь на бума­ге. Рань­ше я пре­ду­пре­ждал, что­бы вы не езди­ли ко мне. Теперь же, когда мы в без­опас­но­сти, я с удо­воль­стви­ем сни­маю это пре­ду­пре­жде­ние и при­гла­шаю вас. 

Може­те ли вы при­е­хать сюда до того, как нач­нет­ся семестр в вашем кол­ле­дже? Это было бы вели­ко­леп­но. Захва­ти­те с собой запись фоно­гра­фа и все мои пись­ма к вам — они пона­до­бят­ся нам при обсуж­де­нии и помо­гут восс здать в целост­но­сти эту пора­зи­тель­ную исто­рию. Жела­тель­но что­бы вы при­вез­ли и фото­сним­ки, пото­му что я куда-то заде­вал и фото­гра­фии, и нег тивы в недав­ней сума­то­хе. Но если бы вы толь­ко зна­ли, какой потря­са­ю­щий мате­ри­ал я хочу при­со­еди­нить к этим отры­воч­ным и неточ­ным све­де­ни­ям – и какое изу­ми­тель­ное при­спо­соб­ле­ние будет слу­жить осно­вой для моих добав­ле­ний! 

Не надо дол­го раз­ду­мы­вать — теперь я сво­бо­ден от слеж­ки, и вам не угро­жа­ет встре­ча с чем-либо неесте­ствен­ным или пуга­ю­щим. При­ез­жай­те сра­зу, и я встре­чу вас на стан­ции Бреттл­бо­ро, куда при­еду на машине, — при­го­тов тесь про­быть у меня подоль­ше, помни­те, что вас ожи­да­ют мно­гие вече­ра о суж­де­ния таких вещей, кото­рые пре­вос­хо­дят все чело­ве­че­ские устрем­ле­ния. Не надо толь­ко нико­му об этом гово­рить — ибо эта инфор­ма­ция не долж­на, разу­ме­ет­ся, стать досто­я­ни­ем нашей испор­чен­ной пуб­ли­ки. 

Желез­но­до­рож­ное сооб­ще­ние с Бреттл­бо­ро хоро­шее — може­те озна­ко­мить­ся с рас­пи­са­ни­ем в Бостоне. Доез­жай­те экс­прес­сом до Грин­фил­да, а затем пере­сядь­те, что­бы про­де­лать неболь­шой отре­зок остав­ше­го­ся пути. Я реко­мен­дую вам сесть на поезд 4:10 вече­ра из Босто­на. Он при­бы­ва­ет в Грин­филд в 7:35, а в 9:19 отту­да идет поезд, при­бы­ва­ю­щий в Бреттл­бо­ро в 10:01. Это по буд­ним дням. Дай­те мне знать дату при­ез­да, и я встре­чу вас с маши­ной на стан­ции. 

Про­шу про­ще­ния за то, что пись­мо напе­ча­та­но на машин­ке, но мой почерк за послед­нее вре­мя стал, как вы зна­е­те, весь­ма неров­ным, и я не в состо­я­нии писать длин­ные тек­сты. Эту новую “Коро­ну” я полу­чил вче­ра в Бреттл­бо­ро — похо­же, что она очень хоро­шо рабо­та­ет. 

Ожи­даю отве­та и наде­юсь ско­ро уви­деть вас с запи­сью фоно­гра­фа и все­ми пись­ма­ми от меня — а так­же с фото­гра­фи­я­ми —  Оста­юсь в ожи­да­нии встре­чи Ваш Ген­ри У. Эйке­ли. 

Аль­бер­ту Н. Уил­мер­ту, эсквай­ру, Уни­вер­си­тет Мис­ка­то­ник Эрк­хем, штат Мас­са­чу­сетс”. 

Чув­ства мои после про­чте­ния и пере­чи­ты­ва­ния это­го стран­но­го и непред­ви­ден­но­го пись­ма были настоль­ко сме­ша­ны, что это не под­да­ет­ся опи­са­нию. Я ска­зал, что испы­тал одно­вре­мен­но чув­ство облег­че­ния и тре­во­гу, но это лишь гру­бо пере­да­ет те оттен­ки моих под­со­зна­тель­ных ощу­ще­ний, кото­рые про­ни­зы­ва­ли как облег­че­ние, так и тре­во­гу. Начать с того, что это посл ние нахо­ди­лось в пол­ном про­ти­во­ре­чии с пред­ше­ство­вав­шей цепоч­кой посла­ний — сме­на настро­е­ния с дико­го ужа­са на спо­кой­ное бла­го­ду­шие и даже в оду­шев­ле­ние была слиш­ком пол­ной и неожи­дан­ной, подоб­но уда­ру мол­нии! Я с тру­дом мог пове­рить, что один- един­ствен­ный день мог так силь­но изме­нить пси­хо­ло­ги­че­ское состо­я­ние того, кто напи­сал недав­нее чудо­вищ­ное излож ние собы­тий, про­ис­шед­ших в сре­ду, какие бы бла­го­при­ят­ные откры­тия этот день ни при­нес. Вре­ме­на­ми ощу­ще­ние про­ти­во­ре­чи­во­сти побуж­да­ло меня зад вать­ся вопро­сом, а не была ли вся эта дра­ма фан­та­сти­че­ских сил, прои шед­шая вда­ли от меня, неким полу­бре­дом, создан­ным моим соб­ствен­ным воо раже­ни­ем? Но тут я вспо­ми­нал о запи­си фоно­гра­фа и чув­ство­вал себя еще более оза­да­чен­ным. 

Менее все­го мог я ожи­дать вот тако­го пись­ма! Ана­ли­зи­руя свои впе­чат­ле­ния, я смог выде­лить в них две совер­шен­но раз­лич­ных фазы. Во- пер­вых, если пред­по­ло­жить пси­хи­че­скую нор­маль­ность Эйке­ли в дан­ный момент и р нее, то отме­чен­ная пере­ме­на в нем пред­став­ля­лась слиш­ком быст­рой и нев роят­ной. Во-вто­рых, соб­ствен­но мане­ра Эйке­ли, его уста­нов­ка, его язык изме­ни­лись так­же черес­чур кар­ди­наль­но. Вся его лич­ность, каза­лось, по верг­лась какой-то скры­той мута­ции — мута­ции настоль­ко глу­бо­кой, что было очень слож­но соче­тать два его обра­за, если пред­по­ла­гать, повто­ряю, что и тогда и теперь он был вме­ня­е­мым. Под­бор слов, стиль — все было как буд­то несколь­ко иное. Отли­ча­ясь ака­де­ми­че­ской сен­зи­тив­но­стью к осо­бен­но­стям изло­же­ния, я лег­ко заме­тил откло­не­ния в рит­ми­ке и харак­те­ре постро­е­ния фраз. Разу­ме­ет­ся, эмо­ци­о­наль­ное потря­се­ние или откро­ве­ние, вызы­ва­ю­щие столь ради­каль­ную пере­ме­ну, долж­ны быть по-насто­я­ще­му экс­тре­маль­ны­ми! С дру­гой сто­ро­ны, во мно­гом это было пись­мо, весь­ма харак­тер­ное для Э кели. Та же ста­рая склон­ность ссы­лать­ся на веч­ность и бес­ко­неч­ность — та же типич­но науч­ная дотош­ность. Я не мог даже на мгно­ве­ние — по край­ней мере, боль­ше, чем на мгно­ве­ние, — пове­рить в воз­мож­ность фаль­шив­ки или злост­ной под­ме­ны. Раз­ве при­гла­ше­ние – готов­ность предо­ста­вить мне воз­мож­ность лич­но убе­дить­ся в истине — не дока­зы­ва­ло под­лин­но­сти пись­ма? 

Я не смог заснуть суб­бот­ней ночью, а пото­му все вре­мя думал о смут­ных момен­тах и чуде­сах, свя­зан­ных с полу­чен­ным пись­мом. Разум, устав­ший от нако­пив­ших­ся стра­хов и чудо­вищ­ных фак­тов, с кото­ры­ми он столк­нул­ся за послед­ние четы­ре меся­ца, без­оста­но­воч­но рабо­тал над этим потря­са­ю­щим н вым мате­ри­а­лом, сно­ва и сно­ва про­хо­дя цик­лы коле­ба­ния и убеж­де­ния, уже не раз пере­жи­тые при столк­но­ве­нии с преж­ни­ми сен­са­ци­я­ми. Безу­мен он или нор­ма­лен, под­верг­ся какой-то мета­мор­фо­зе или про­сто испы­тал облег­че­ние, но, похо­же было, что Эйке­ли дей­стви­тель­но столк­нул­ся с каким-то неве­ро­ят­ным изме­не­ни­ем всей пер­спек­ти­вы его опас­ных иссле­до­ва­ний; изме­не­ни­ем, кото­рое пол­но­стью устра­ни­ло чув­ство опас­но­сти — реаль­ной или вооб­ра­жа­е­мой, — и откры­ло новые голо­во­кру­жи­тель­ные сфе­ры кос­ми­че­ско­го и сверх­че­ло­ве­че­ско­го зна­ния. Моя соб­ствен­ная жаж­да познать неиз­ве­дан­ное ничуть не усту­па­ла его стрем­ле­ни­ям, и я ощу­тил, что тоже захва­чен ситу­а­ци­ей раз­ру­ше­ния зага­доч­но­го барье­ра. Сбро­сить безум­ные и огра­ни­чи­ва­ю­щие нас во всем путы про­стран­ства, вре­ме­ни и есте­ствен­ных зако­нов, — что­бы обре­сти связь с поту­сто­рон­ним — при­бли­зить­ся к без­дон­ным пучи­нам бес­ко­неч­но­сти и ее сек­ре­там — ради это­го, без­услов­но, сто­и­ло риск­нуть сво­ей жиз­нью, сво­ей душой и сво­им здра­вым рас­суд­ком! Да к тому же Эйке­ли уве­ря­ет, что более нет ника­ких пре­пят­ствий, — он сам при­гла­ша­ет меня, в то вре­мя как ранее убе­ди­тель­но отго­ва­ри­вал от поезд­ки. При мыс­ли о том, что он может мне сооб­щить, я про­сто задро­жал от воз­буж­де­ния — воз­ник­ло чув­ство к кого-то столб­ня­ка от пред­вку­ше­ния того, что я буду сидеть в оди­но­ком и недав­но под­вер­гав­шем­ся оса­де сель­ском доме с чело­ве­ком, кото­рый общал­ся с послан­ца­ми из откры­то­го кос­мо­са; сидеть там с этой ужас­ной зву­ко­за­пи­сью и пач­кой писем, в кото­рых Эйке­ли сум­ми­ро­вал свои ран­ние заклю­че­ния. 

Итак, утром в вос­кре­се­нье я теле­гра­фи­ро­вал Эйке­ли, что встре­чусь с ним в Бреттл­бо­ро в сле­ду­ю­щую сре­ду — 12 сен­тяб­ря, если, конеч­но, эта дата его устра­и­ва­ет. Лишь в одном отно­ше­нии я не после­до­вал его сове­ту – а имен­но, в выбо­ре поез­да. Чест­но гово­ря, мне не хоте­лось при­ез­жать в эту мрач­ную мест­ность Вер­мон­та на ночь гля­дя; а пото­му я позво­нил на стан­цию и выяс­нил дру­гие воз­мож­но­сти. Встав порань­ше и отпра­вив­шись на поез­де 8:07 утра в Бостон, я мог успеть на утрен­ний до Грин­фил­да в 9:25, кот­рый при­бы­вал туда в 12:22. Это дава­ло воз­мож­ность при­быть в Бреттл­бо­ро в 1:08 попо­лу­дни, то есть вре­мя гораз­до более под­хо­дя­щее, чем 10:01 вече­ра, что­бы встре­тить­ся с Эйке­ли и ехать вме­сте с ним в рай­он забро­ше ных, таин­ствен­ных хол­мов. 

Я сооб­щил о сво­ем марш­ру­те в теле­грам­ме и был рад полу­чить ответ уже этим вече­ром, что мой вари­ант вполне устра­и­ва­ет кор­ре­спон­ден­та. Его теле­грам­ма гла­си­ла: 

“УСЛОВИЯ ВПОЛНЕ ПОДХОДЯЩИЕ ВСТРЕЧАЮ ПОЕЗДОМ ОДИН НОЛЬ ВОСЕМЬ СРЕДУ

НЕ ЗАБУДЬТЕ ЗАПИСЬ И ПИСЬМА И СНИМКИ СОХРАНИТЕ ЦЕЛЬ ПОЕЗДКИ ТАЙНЕ ОЖИДАЙТЕ ВАЖНЫХ ОТКРЫТИЙ ЭЙКЕЛИ” 

Полу­че­ние этой теле­грам­мы в ответ на мою, послан­ную Эйке­ли, и, разу­ме­ет­ся, достав­лен­ную к нему домой со стан­ции Таун­шенд либо офи­ци­аль­ным посыль­ным, либо сооб­щен­ную по теле­фо­ну, изба­ви­ло меня от вся­ких под­со­зн тель­ных сомне­ний отно­си­тель­но автор­ства оше­лом­ля­ю­ще­го пись­ма. Облег­че­ние мое было оче­вид­ным, оно было даже силь­нее, чем я мог ожи­дать, — види­мо, все мои сомне­ния были запря­та­ны доста­точ­но глу­бо­ко. Одна­ко в эту ночь я спал креп­ким и спо­кой­ным сном, а после­ду­ю­щие два дня был занят под­го­тов­кой к поезд­ке. 

VI 

В сре­ду я выехал соглас­но наме­чен­но­му гра­фи­ку, захва­тив с собой сак­во­яж, запол­нен­ный всем необ­хо­ди­мым в доро­гу, науч­ны­ми мате­ри­а­ла­ми, вклю­ча­ю­щи­ми запись фоно­гра­фа, фото­сним­ки и целую пап­ку с пись­ма­ми Эйке­ли. Как было услов­ле­но, я нико­му не сооб­щил о цели сво­ей поезд­ки, ибо пони­мал, что дело тре­бу­ет мак­си­маль­ной сек­рет­но­сти, даже если все будет скла­ды­вать­ся для нас наи­луч­шим обра­зом. Мысль о пред­сто­я­щем интел­лек­ту­аль­ном и духо ном кон­так­те с чуж­ды­ми, поту­сто­рон­ни­ми суще­ства­ми была оше­ло­ми­тель­на даже для мое­го, под­го­тов­лен­но­го к это­му разу­ма; что же гово­рить о ее воз­мож­ном вли­я­нии на огром­ные мас­сы несве­ду­щих диле­тан­тов? Не знаю, что пре­об­ла­да­ло во мне — страх или ожи­да­ние захва­ты­ва­ю­ще­го при­клю­че­ния, — когда я в Бостоне пере­са­жи­вал­ся на поезд, иду­щий на запад сна­ча­ла через хоро­шо зна­ко­мые мне места, а затем через все менее и менее извест­ные: Уолт­х­эм — Кон­корд — Эйер — Фитч­бург — Гард­нер — Этхол… 

Мой поезд при­был в Грин­филд с семи­ми­нут­ным опоз­да­ни­ем, одна­ко, мест­ный в север­ном направ­ле­нии еще не ото­шел. Поспеш­но пере­сев на него, я смот­рел в окно ваго­на и с зами­ра­ни­ем серд­ца наблю­дал, как поезд про­но­сит­ся через зали­тые днев­ным солн­цем мест­но­сти, о кото­рых я так мно­го читал, но где нико­гда до сих пор не был. Я знал, что въез­жаю на ста­рую и сохра­нив­шую свой пер­во­здан­ный облик тер­ри­то­рию Новой Англии, в отли­чие от меха­низ рован­ных и урба­ни­зи­ро­ван­ных рай­о­нов юга и побе­ре­жья, где про­шла вся моя жизнь; неис­пор­чен­ная, древ­няя зем­ля без ино­стран­цев и фаб­рич­ных дымов, реклам­ных щитов и бетон­ных покры­тий, то есть без всех тех при­зна­ков с вре­мен­но­сти, кото­рые при­жи­лись в осталь­ной части. Здесь ожи­да­ешь уви­деть сохра­нив­ши­е­ся в непри­кос­но­вен­но­сти атри­бу­ты мест­ных тра­ди­ций, жиз­ни, глу­бо­кие кор­ни кото­рой пол­но­стью врос­ли в окру­жа­ю­щий ланд­шафт — сохра­нив­ше­го­ся обра­за жиз­ни, где еще оста­лись стран­ные древ­ние вос­по­ми­на­ния и где поч­ва весь­ма бла­го­при­ят­на для зага­доч­ных, ред­ко упо­ми­на­е­мых веро­ва­ний. 

Вре­мя от вре­ме­ни я видел голу­бую реку Кон­нек­ти­кут, свер­ка­ю­щую на солн­це, а после Норт­фил­да мы ее пере­сек­ли. Впе­ре­ди неяс­но выри­со­вы­ва­лись зеле­ные зага­доч­ные хол­мы, и когда подо­шел кон­дук­тор, я узнал, что мы, нако­нец, въе­ха­ли на тер­ри­то­рию Вер­мон­та. Он пред­ло­жил мне пере­ве­сти стрел­ки часов на час назад, посколь­ку эта область север­ных хол­мов не участ­во­ва­ла в исполь­зо­ва­нии режи­мов лет­не­го и зим­не­го вре­ме­ни. Выпол­няя его совет, я как буд­то почув­ство­вал, что одно­вре­мен­но и кален­дарь пере­во­ра­чи­ваю на целый век назад. 

Поезд ехал совсем рядом с рекой, а на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу в

Нью- Хэмп­ши­ре мож­но было видеть при­бли­жа­ю­щий­ся склон кру­то­го Вэн­те­сти­кьюта, ср дото­чия мно­гих древ­них легенд. Сле­ва от меня появи­лись ули­цы, а спра­ва, в пото­ке, пока­зал­ся зеле­ный ост­ров. Люди вста­ли с мест и напра­ви­лись к две­ри. Я после­до­вал за ними. Вагон оста­но­вил­ся, и я уви­дел вни­зу длин­ный пер­рон стан­ции Бреттл­бо­ро. 

Огля­дев шерен­гу ожи­да­ю­щих на сто­ян­ке машин, я мгно­ве­ние раз­мыш­лял, какая из них мог­ла быть “Фор­дом” Эйке­ли, но мой выбор ока­зал­ся затруд­нен одним обсто­я­тель­ством. Похо­же, что меня узна­ли рань­ше, чем я про­явил ини­ци тиву. И в то же вре­мя чело­век, под­хо­див­ший ко мне с про­тя­ну­той для руко­по­жа­тия рукой, явно не был Эйке­ли, хотя он и спро­сил соч­ным при­ят­ным голо­сом, не я ли мистер Аль­берт Н. Уил­мерт из Эрк­хе­ма. Чело­век этот ничуть не похо­дил на боро­да­то­го седо­го Эйке­ли, каким я видел того на фот сним­ке; он был зна­чи­тель­но моло­же, явно город­ской житель, мод­но оде­тый, с малень­ки­ми чер­ны­ми уси­ка­ми. Его хоро­шо постав­лен­ный голос был мне чем то зна­ком, хотя с опре­де­лен­но­стью при­пом­нить его я не мог. 

Пока я его раз­гля­ды­вал, он сооб­щил, то при­был сюда из Таун­шен­да вме­сто сво­е­го дру­га, мисте­ра Эйке­ли. С послед­ним, как он объ­яс­нил, слу­чил­ся при­ступ аст­мы, и он ока­зал­ся не в состо­я­нии совер­шить поезд­ку по све­же­му воз­ду­ху. Ниче­го серьез­но­го, заве­рил он меня, и это никак не поме­ша­ет нашим пла­нам. Я не мог сра­зу понять, насколь­ко мистер Ной­ес, — так он себя назвал, — был в кур­се иссле­до­ва­ний Эйке­ли и его откры­тий, хотя мне пока­за­лось, что его небреж­ная мане­ра выда­ет чело­ве­ка совер­шен­но пост рон­не­го. При­пом­нив, что Эйке­ли вел жизнь отшель­ни­ка, я был несколь­ко удив­лен нали­чи­ем у него тако­го дру­га, но мое удив­ле­ние не поме­ша­ло мне сесть в маши­ну, на кото­рую он пока­зал. Это ока­зал­ся вовсе не древ­ний а томо­биль, кото­рый я ожи­дал уви­деть, вспом­нив пись­ма Эйке­ли, где он его упо­ми­нал, а боль­шой и без­уко­риз­нен­но чистый пред­ста­ви­тель послед­не­го п коле­ния машин — явно соб­ствен­ность Ной­е­са, с мас­са­чу­сет­ским номе­ром. Мой про­вод­ник, решил я, долж­но быть, про­сто на лето при­е­хал в Таун­шенд. 

Ной­ес забрал­ся в маши­ну, и мы сра­зу же тро­ну­лись. Я пора­до­вал­ся тому, что мой попут­чик не слиш­ком раз­го­вор­чив, так как необыч­ная напря­же ность, висев­шая в воз­ду­хе этим днем, не рас­по­ла­га­ла к обще­нию. В све­те днев­но­го солн­ца горо­док выгля­дел очень при­вле­ка­тель­ным; я успел заме­тить это, пока мы дви­га­лись вниз под уклон и пово­ра­чи­ва­ли напра­во на глав­ную ули­цу. Погру­жен­ный в полу­дре­му, как все ста­рин­ные горо­да Новой Англии, кото­рые пом­нишь с дет­ства: к тому же что-то в рас­по­ло­же­нии крыш и шп лей, дымо­вых труб и кир­пич­ных стен тро­га­ло стру­ны самых глу­бо­ких, св зан­ных с дале­ким про­шлым чувств. Я ощу­щал себя у поро­га мест­но­сти, еще напо­ло­ви­ну закол­до­ван­ной нетро­ну­ты­ми насло­е­ни­я­ми про­шед­ших вре­мен: мес ности, где еще мог­ли слу­чить­ся стран­ные собы­тия из про­шло­го, кото­ро­го до сих пор никто не будо­ра­жил. 

Когда мы выеха­ли из Бреттл­бо­ро, моя напря­жен­ность и пред­чув­ствие чего-то дур­но­го уси­ли­лись, чему спо­соб­ство­ва­ла окру­жа­ю­щая нас хол­ми­стая мест­ность, с ее гро­моз­дя­щи­ми­ся, давя­щи­ми, угро­жа­ю­щи­ми зеле­ны­ми и гра­нит­ны­ми скло­на­ми, тая­щи­ми страш­ные тай­ны и сохра­нив­ши­ми­ся с неза­па­мят­ных вре­мен оби­та­те­ля­ми, кото­рые мог­ли быть, а мог­ли и не быть угро­зой для все­го ч лове­че­ства. Неко­то­рое вре­мя мы еха­ли вдоль широ­кой, но мел­ко­вод­ной реки, теку­щей от неиз­вест­ных хол­мов на севе­ре и нося­щей назва­ние Вест-Ривер. Услы­шав это назва­ние от сво­е­го попут­чи­ка, я пере­дер­нул­ся от стра­ха, п тому что вспом­нил, что имен­но в этом пото­ке, как сооб­ща­ли газе­ты, было обна­ру­же­но одно из этих чудо­вищ­ных кра­бо­вид­ных созда­ний во вре­мя зло­по­луч­но­го навод­не­ния. 

Посте­пен­но мест­ность вокруг ста­но­ви­лась все более дикой и пустын­ной. Ста­рин­но­го вида мосты выгля­ды­ва­ли из скла­док хол­мов, как при­зра­ки пр шло­го, а забро­шен­ная желез­но­до­рож­ная линия, бегу­щая парал­лель­но реке, каза­лось, исто­ча­ла явствен­ный аро­мат запу­сте­ния. Перед нами воз­ни­ка­ли яркие кар­ти­ны живо­пис­ных долин, где воз­вы­ша­лись огром­ные ска­лы; де ствен­ный гра­нит Новой Англии, серый и аске­тич­ный, про­би­вал­ся через зел ную лист­ву, обрам­ляв­шую вер­ши­ны гор. В узких уще­льях бежа­ли ручьи, до кото­рых не дости­га­ли лучи солн­ца, и кото­рые нес­ли к реке бес­чис­лен­ные тай­ны пиков, куда не сту­па­ла еще нога чело­ве­ка. От доро­ги ответв­ля­лись в обе сто­ро­ны узкие, едва раз­ли­чи­мые тро­пы, про­кла­ды­вав­шие свой путь сквозь густые, рос­кош­ные чащи лесов, сре­ди пер­во­быт­ных дере­вьев кото­рых вполне мог­ли оби­тать целые армии духов. Уви­дев все это, я поду­мал о том, как доса­жда­ли Эйке­ли неви­ди­мые оби­та­те­ли лесов во вре­мя его поез­док по этой доро­ге, и понял, нако­нец, какие чув­ства он мог тогда испы­ты­вать. 

Ста­рин­ная, живо­пис­ная дере­вень­ка Нью­ф­эйн, кото­рую мы про­еха­ли спу­стя менее часа пути, была нашим послед­ним пунк­том в том мире, кото­рый чело­век мог счи­тать без­услов­но при­над­ле­жа­щим себе. После это­го мы утра­ти­ли вс кую связь с нынеш­ни­ми, реаль­ны­ми и отме­чен­ны­ми вре­ме­нем явле­ни­я­ми и всту­пи­ли в фан­та­сти­че­ский мир мол­ча­щей нере­аль­но­сти, в кото­ром узкая лен­точ­ка доро­ги под­ни­ма­лась и опус­ка­лась, обе­гая как буд­то по сво­ей при­хо­ти необи­та­е­мые зеле­ные вер­ши­ны и почти пустын­ные доли­ны. Поми­мо шума наше­го мото­ра и лег­ко­го дви­же­ния, зву­ки кото­ро­го доно­си­лись от ред­ких оди­но­ких ферм, кото­рые мы про­ез­жа­ли вре­мя от вре­ме­ни, един­ствен­ным зву­ком, дости­гав­шим ушей, было буль­ка­ние стран­ных источ­ни­ков, скры­тых в тени­стых лесах. 

От бли­зо­сти кар­ли­ко­вых, купо­ло­об­раз­ных хол­мов теперь по-насто­я­ще­му пере­хва­ты­ва­ло дыха­ние. Их кру­тиз­на и обры­ви­стость пре­взо­шли мои ожи­да­ния и ничем не напо­ми­на­ли сугу­бо про­за­и­че­ский мир, в кото­ром мы живем. Густые, нетро­ну­тые леса на этих недо­ступ­ных скло­нах, каза­лось, скры­ва­ли в себе чуж­дые и ужа­са­ю­щие вещи, и мне при­шло в голо­ву, что и необыч­ная фор­ма хол­мов сама по себе име­ет какое-то стран­ное дав­ным-дав­но утра­чен­ное зн чение, как буд­то они были гигант­ски­ми иеро­гли­фа­ми, остав­лен­ны­ми здесь расой гиган­тов, о кото­рой сло­же­но столь­ко легенд, и чьи подви­ги живут толь­ко в ред­ких глу­бо­ких снах. Все леген­ды про­шло­го и все леде­ня­щие кровь дока­за­тель­ства, содер­жа­щи­е­ся в пись­мах и пред­ме­тах, при­над­ле­жа­щих Ген­ри Эйке­ли, всплы­ли в моей памя­ти, уси­лив ощу­ще­ние напря­жен­но­сти ра тущей угро­зы. Цель мое­го визи­та и все чудо­вищ­ные обсто­я­тель­ства, кото­рые были с ним свя­за­ны, вдруг обру­ши­лись на меня разом, вызвав холо­док в спине и почти пере­ве­сив мою жаж­ду познать неиз­ве­дан­ное. 

Мой спут­ник, по всей види­мо­сти, уга­дал мое настро­е­ние, ибо по мере того, как доро­га ста­но­ви­лась шире и менее ухо­жен­ной, а наше про­дви­же­ние замед­ля­лось, и виб­ра­ция маши­ны уси­ли­ва­лась, его любез­ные пояс­не­ния ста­но­ви­лись все более про­стран­ны­ми, пре­вра­тив­шись посте­пен­но в непре­рыв­ный р чевой поток. Он гово­рил о кра­со­те и зага­доч­но­сти этих мест и обна­ру­жи­вал зна­ком­ство с фольк­лор­ны­ми иссле­до­ва­ни­я­ми мое­го буду­ще­го хозя­и­на. Его веж­ли­вые вопро­сы пока­зы­ва­ли, что ему изве­стен сугу­бо науч­ный харак­тер мое­го при­ез­да, а так­же то, что я везу важ­ные мате­ри­а­лы; но он ни одним сло­вом не намек­нул на зна­ком­ство с глу­би­ной и неве­ро­ят­но­стью истин, к торые откры­лись перед Эйке­ли. 

Мане­ра пове­де­ния мое­го попут­чи­ка была столь любез­ной, бод­рой, вполне город­ской и абсо­лют­но нор­маль­ной, что его выска­зы­ва­ния, по идее, долж­ны были бы успо­ко­ить и под­бод­рить меня; но, как это ни стран­но, я лишь все более и более тре­во­жил­ся по мере того, как мы углуб­ля­лись в пер­во­здан­ную дикость хол­мов и лес­ных чащ. Вре­ме­на­ми мне каза­лось, что он про­сто хочет выпы­тать все, что мне извест­но о чудо­вищ­ных тай­нах этих мест; к тому же с каж­дым его сло­вом уси­ли­ва­лось ощу­ще­ние, смут­ное, драз­ня­щее и пуга­ю­щее, что этот голос я где-то слы­шал. Он был не про­сто зна­ком мне, несмот­ря на мяг­кую и интел­ли­гент­ную мане­ру. Я поче­му-то свя­зы­вал его в памя­ти с к кими­то забы­ты­ми ноч­ны­ми кош­ма­ра­ми и чув­ство­вал, что сой­ду с ума, если не вспом­ню, где я его слы­шал. Если бы в этот момент под­вер­ну­лась ува­жи­тель­ная при­чи­на, ей богу, я отка­зал­ся бы от сво­е­го визи­та. Но ясно было, что такой при­чи­ны нет, — и я уте­шал себя надеж­дой, что спо­кой­ный науч­ный раз­го­вор с самим Эйке­ли помо­жет мне взять себя в руки. 

Кро­ме того, в кос­ми­че­ской кра­со­те гип­но­ти­че­ско­го пей­за­жа, откры­вав­ше­го­ся моим гла­зам, был какой-то стран­ный эле­мент успо­ко­е­ния. Вре­мя, каза­лось, зате­ря­лось в лаби­рин­тах доро­ги, кото­рые оста­лись поза­ди, и вокруг нас раз­ли­ва­лись цве­ту­щие вол­ны вооб­ра­же­ния, вос­крес­шая кра­со­та ушед­ших сто­ле­тий — седые рощи, нетро­ну­тые паст­би­ща с ярки­ми осен­ни­ми цве­та­ми, да еще — на боль­ших рас­сто­я­ни­ях друг от дру­га — малень­кие корич­не­вые стро­е­ния фер­мер­ских уса­деб, уют­но устро­ив­ших­ся в тени гигант­ских дере­вьев посре­ди аро­ма­тов шипов­ни­ка и луго­во­го мят­ли­ка. Даже сол­неч­ный свет был здесь каким-то необыч­но ярким, как буд­то осо­бая атмо­сфе­ра суще­ство­ва­ла спе­ци­аль­но для этой мест­но­сти. Мне нико­гда еще не при­хо­ди­лось видеть ниче­го похо­же­го, раз­ве что — фоно­вый пей­заж на полот­нах ита­льян­ских при­ми­ти­ви­стов. Содо­ма и Лео­нар­до пере­да­ва­ли подоб­ный про­стор на сво­их кар­ти­нах, но лишь толь­ко в дале­кой пер­спек­ти­ве, сквозь свод­ча­тые арки эпо­хи Воз­рож­де­ния. Теперь мы как бы наяву погру­жа­лись в атмо­сфе­ру этих книг, и мне каза­лось, что я при­об­ре­таю то изна­чаль­но мне зна­ко­мое или уна­сле­до­ван­ное, что я все­гда без­успеш­но пытал­ся най­ти. 

Неожи­дан­но, обо­гнув пово­рот, на вер­шине кру­то­го скло­на маши­на оста­но­ви­лась. Сле­ва от меня, по ту сто­ро­ну ухо­жен­но­го газо­на, под­хо­див­ше­го к самой доро­ге и ого­ро­жен­но­го барье­ром из бело­го кам­ня, сто­ял двух-с-полов ною-этаж­ный дом необыч­но­го для этой мест­но­сти раз­ме­ра и изыс­кан­но­сти, с целой груп­пой при­со­еди­нив­ших­ся к нему сза­ди и спра­ва стро­е­ний: амба­ров, сара­ев и вет­ря­ной мель­ни­цы. Я сра­зу же узнал его, так как видел на фото­гра­фии, при­слан­ной Эйке­ли, так что не уди­вил­ся, заме­тив его имя на желез­ном поч­то­вом ящи­ке воз­ле доро­ги. На неко­то­ром рас­сто­я­нии от дома сза­ди тяну­лась поло­са болот и ред­ко­ле­сья, за кото­рой под­ни­мал­ся кру­той, густо порос­ший лесом холм, завер­шав­ший­ся ост­ро­ко­неч­ной вер­ши­ной. Послед­няя, как я дога­дал­ся, была вер­ши­ной Тем­ной Горы, поло­ви­ну подъ­ема на кото­рую мы толь­ко что совер­ши­ли. 

Вый­дя из маши­ны и при­няв из моих рук сак­во­яж, Ной­ес пред­ло­жил подо­ждать, пока он схо­дит пре­ду­пре­дить Эйке­ли о моем при­бы­тии. Сам он, по его сл вам, чрез­вы­чай­но торо­пил­ся и не мог задер­жи­вать­ся. Когда он быст­рым шагом напра­вил­ся по дорож­ке к дому, я вылез из маши­ны, что­бы слег­ка ра мять ноги перед длин­ным раз­го­во­ром. Чув­ство нер­воз­но­сти и напря­же­ния, каза­лось, вновь достиг­ло мак­си­му­ма теперь, когда я ока­зал­ся на месте, где про­ис­хо­ди­ли страш­ные собы­тия, опи­сан­ные Эйке­ли, и, чест­но ска­жу, я поба­и­вал­ся пред­сто­я­ще­го обсуж­де­ния, в ходе кото­ро­го мне пред­сто­я­ло столк­нуть­ся с чуж­дым и запрет­ным миром. 

Близ­кий кон­такт с чем-то чрез­вы­чай­но необыч­ным чаще ужа­са­ет, чем вдох­нов­ля­ет, так что меня вовсе не бод­ри­ла мысль о том, что этот уча­сток доро­ги видел чудо­вищ­ные сле­ды и зло­вон­ную зеле­ную жижу, най­ден­ные после без­лун­ной ночи, ночи ужа­са и смер­ти. С удив­ле­ни­ем я обна­ру­жил, что не вид­но собак Эйке­ли. Неуже­ли он их про­дал после того, как Суще­ства Извне заклю­чи­ли с ним мир? Как я ни ста­рал­ся, но не мог ощу­тить уве­рен­ность, в глу­бине и под­лин­но­сти это­го мира, кото­рые Эйке­ли пытал­ся пред­ста­вить в сво­ем послед­нем стран­но не похо­жем не преды­ду­щие пись­ме. В кон­це кон­цов, он был чело­ве­ком про­сто­душ­ным, не отя­го­щен­ным боль­шим жиз­нен­ным опы­том и прак­ти­циз­мом. Не было ли каких-либо глу­бо­ких и зло­ве­щих под­вод­ных теч ний под поверх­но­стью это­го ново­го аль­ян­са?

Ведо­мый сво­и­ми мыс­ля­ми, я посмот­рел на пыль­ную поверх­ность, кото­рая нес­ла на себе столь жут­кие сви­де­тель­ства. Несколь­ко послед­них дней были­су­хи­ми, так что самые раз­но­об­раз­ные сле­ды испещ­ри­ли поверх­ность до роги, несмот­ря на то, что рай­он этот посе­щал­ся крайне ред­ко. Из смут­но­го любо­пыт­ства я стал ана­ли­зи­ро­вать свои впе­чат­ле­ния, пыта­ясь сов­ме­стить­кош­мар­ные обра­зы с кон­крет­ным местом и свя­зан­ны­ми с ним собы­ти­я­ми. Было что-то напря­жен­ное и угро­жа­ю­щее в клад­би­щен­ской тишине, в при­глу­шен­ном, еле слыш­ном плес­ке отда­лен­ных ручей­ков, в тол­пя­щих­ся вокруг зеле­ных вер­ши­нах и чер­ных лесах, душив­ших гори­зонт. 

И тут в моем созна­нии всплыл образ, кото­рый сде­лал все эти смут­ные угро­зы и поле­ты фан­та­зии совер­шен­но несу­ще­ствен­ны­ми. Я ска­зал, что осмат­ри­вал при­чуд­ли­вую сеть отпе­чат­ков на доро­ге с неко­то­рым любо­пы ством — одна­ко в одно мгно­ве­ние любо­пыт­ство сме­ни­лось неожи­дан­ным пара­ли­зу­ю­щим уда­ром под­лин­но­го ужа­са. Ибо, хотя сле­ды в пыли и были в основ­ном спу­тан­ны­ми и накла­ды­ва­лись друг на дру­га, и не мог­ли при­влечь слу­чай­но­го взо­ра, но мой неуто­ми­мый взгляд уло­вил опре­де­лен­ные дета­ли близ того места, где дорож­ка к дому соеди­ня­лась с доро­гой, по кото­рой мы еха­ли: я, без вся­ко­го сомне­ния, и безо вся­кой надеж­ды рас­по­знал страш­ное зна­че­ние этих дета­лей. Не зря же, в кон­це кон­цов, я часа­ми изу­чал фото­сним­ки, при­слан­ные Эйке­ли, с изоб­ра­же­ни­я­ми отпе­чат­ков ког­тей Существ Извне. Слиш­ком хоро­шо запом­нил я эти клеш­ни, и эту неопре­де­лен­ность направ­ле­ния сле­да, кото­рую нель­зя было встре­тить ни у одно­го зем­но­го суще­ства. Мне не было остав­ле­но ни одно­го шан­са для спа­си­тель­ной ошиб­ки. Вновь, несо­мнен­но, перед мои­ми гла­за­ми были остав­лен­ные не более несколь­ких часов назад, по край­ней мере, три сле­да, кото­рые явно и бого­хуль­ствен­но выде­ля­лись из уди­ви­тель­ной вязи отпе­чат­ков чело­ве­че­ских ног, покры­вав­ших дорож­ку к дому Эйке­ли. Это были адские сле­ды живых гри­бов с пла­не­ты Йюг­гот. Тем не менее я взял себя в руки. Чего, в кон­це кон­цов, я еще ожи­дал, если все­рьез отно­сил­ся к пись­мам Эйке­ли? Он гово­рил, что уста­но­вил мир с эти­ми суще­ства­ми. Чего же стран­но­го в том, что одно из них посе­ти­ло его дом? Но ужас, охва­тив­ший меня, был силь­нее вся­ких дово­дов рас­суд­ка. Раз­ве кто-нибудь может оста­вать­ся спо­кой­ным, впер­вые столк­нув­шись со сле­да­ми ког­тей живо­го суще­ства, при­быв­ше­го из откры­тых глу­бин кос­мо­са? Тут я уви­дел Ной­е­са, выхо­див­ше­го из две­рей и при­бли­жав­ше­го­ся ко мне быст­ры­ми шага­ми. Мне необ­хо­ди­мо, ска­зал я себе, ничем не выдать свое вол­не­ние, посколь­ку друг Эйке­ли может ниче­го не знать о глу­бо­ком про­ник­но­ве­нии того в сфе­ру запрет­но­го. 

Ной­ес поспе­шил сооб­щить мне, что Эйке­ли рад меня видеть и готов при­нять, хотя неожи­дан­ный при­ступ аст­мы не поз­во­ля­ет ему до кон­ца испол­нить роль госте­при­им­но­го хозя­и­на еще, по край­ней мере, день или два. Эти при­сту­пы очень силь­но отра­жа­ют­ся на нем, при­во­дя к пони­же­нию тем­пе­ра­ту­ры и общей сла­бо­сти. Под их воз­дей­стви­ем он обыч­но вынуж­ден гово­рить шепо­том, а так­же быва­ет немо­щен и неук­люж. У него рас­пух­ли ступ­ни и лодыж­ки, так что он был вынуж­ден пере­бин­то­вать их, как ста­рый англи­ча­нин, стра­да­ю­щий подагрой. Сего­дня он в неваж­ной фор­ме, так что мне луч­ше само­му спла­ни­ро­вать свое вре­мя; хотя он жаж­дет пого­во­рить со мной. Я най­ду его в каби­не­те, что сле­ва от цен­траль­но­го вхо­да, — там, где опу­ще­ны што­ры. Когда он болен, то пред­по­чи­та­ет обхо­дить­ся без сол­неч­но­го све­та, пото­му что гла­за его слиш­ком чув­стви­тель­ны. 

Когда Ной­ес попро­щал­ся со мной и ука­тил в сво­ей машине на север, я мед­лен­но пошел по направ­ле­нию к дому. Дверь оста­лась при­от­кры­той; но преж­де, чем подой­ти к ней и вой­ти в дом, я оки­нул взгля­дом весь дом, пыта­ясь понять, что мне пока­за­лось стран­ным. Амба­ры и сараи выгля­де­ли весь­ма про­за­ич­но, и я заме­тил потре­пан­ный “Форд” Эйке­ли в его объ­е­ми­стом неохра­ня­е­мом убе­жи­ще. И тут сек­рет стран­но­сти открыл­ся мне. Ее созда­ва­ла пол­ней­шая тиши­на. Обыч­но фер­му хоть частич­но ожив­ля­ют зву­ки, изда­ва­е­мые раз­лич­ной жив­но­стью. Но здесь вся­кие при­зна­ки жиз­ни отсут­ство­ва­ли, и вот это отсут­ствие, несо­мнен­но, каза­лось стран­ным. 

Я не стал дол­го задер­жи­вать­ся на дорож­ке, а реши­тель­но открыл дверь и вошел, захлоп­нув ее за собой. Не скрою, это потре­бо­ва­ло от меня опре­де­лен­но­го уси­лия, и теперь, ока­зав­шись внут­ри, я испы­тал силь­ней­шее стрем­ле­ние убе­жать отсю­да. Не то, что­бы внеш­ний вид зда­ния был зло­ве­щим; напро­тив, я решил, что создан­ный в позд­нем коло­ни­аль­ном сти­ле, он выгля­дел очень закон­чен­ным и изыс­кан­ным и вос­хи­щал явным чув­ством вку­са чело­ве­ка, кото­рый его стро­ил. То, что побуж­да­ло меня к бег­ству, было очень тон­ким, почти неопре­де­лен­ным. Веро­ят­но, это был стран­ный запах, кото­рый я почув­ство­вал, хотя для меня был при­выч­ным запах затх­ло­сти, при­су­щий даже луч­шим ста­рин­ным домам. 

VII 

Отбро­сив эти смут­ные коле­ба­ния, я, сле­дуя ука­за­ни­ям Ной­е­са, толк­нул окан­то­ван­ную медью белую дверь сле­ва. Ком­на­та была затем­не­на, о чем я был пре­ду­пре­жден; вой­дя в нее, я почув­ство­вал тот же стран­ный запах, кото­рый здесь был явно силь­нее. Поми­мо это­го, чув­ство­ва­лась сла­бая, почти неощу­ти­мая виб­ра­ция в воз­ду­хе. На мгно­ве­ние опу­щен­ные што­ры сде­ла­ли меня почти сле­пым, но тут изви­ня­ю­ще­е­ся покаш­ли­ва­ние или шепот при­влек­ли мое вни­ма­ние к крес­лу в даль­нем, тем­ном углу ком­на­ты. В окру­же­нии этой тем­но­ты я раз­гля­дел белые пят­на лица и рук; я пере­сек ком­на­ту, что­бы попри­вет­ство­вать чело­ве­ка, пытав­ше­го­ся заго­во­рить. Как ни при­глу­ше­но было осве­ще­ние, я тем не менее дога­дал­ся, что это дей­стви­тель­но мой хозя­ин. Я мно­го раз рас­смат­ри­вал фото­гра­фии, и, без сомне­ния, пере­до мной было это стро­гое, обвет­рен­ное лицо с акку­рат­но под­стри­жен­ной седой бород­кой. 

Но, вгля­ды­ва­ясь, я почув­ство­вал, как радость узна­ва­ния сме­ши­ва­ет­ся с печа­лью и тре­во­гой; ибо пере­до мной было, несо­мнен­но, лицо чело­ве­ка очень боль­но­го. Мне пока­за­лось, что нечто более серьез­ное, чем аст­ма, скры­ва­лось за этим напря­жен­ным, непо­движ­ным лицом, неми­га­ю­щи­ми стек­лян­ны­ми гла­за­ми; толь­ко тут я понял, как тяже­ло повли­я­ло на него пере­жи­тое. Слу­чив­ше­го­ся было доста­точ­но, что­бы сло­мать любо­го чело­ве­ка, и раз­ве любой, даже моло­дой и креп­кий, смог бы выдер­жать подоб­ную встре­чу с запрет­ным? Неожи­дан­ное и стран­ное облег­че­ние, дога­дал­ся я, при­шло к нему слиш­ком позд­но, что­бы спа­сти от серьез­но­го сры­ва. Зре­ли­ще блед­ных, вялых рук, без­жиз­нен­но лежа­щих на коле­нях, вызва­ло у меня укол состра­да­ния. На нем был про­стор­ный домаш­ний халат, а шея была высо­ко обмо­та­на ярким жел­тым шар­фом. 

Тут я заме­тил, что он пыта­ет­ся гово­рить тем же сухим шепо­том, каким при­вет­ство­вал меня. Пона­ча­лу было труд­но уло­вить этот шепот, посколь­ку серые усы скры­ва­ли дви­же­ния губ, и что-то в его темб­ре силь­но меня бес­по­ко­и­ло; но, сосре­до­то­чив­шись, я вско­ре смог хоро­шо раз­би­рать его сло­ва. Про­из­но­ше­ние явно не было мест­ным, а язык отли­чал­ся даже боль­шей изыс­кан­но­стью, чем мож­но было пред­по­ло­жить по пись­мам. — Мистер Уил­мерт, если не оши­ба­юсь? Изви­ни­те, что я не встаю попри­вет­ство­вать вас. Види­мо, мистер Ной­ес ска­зал, что я неваж­но себя чув­ствую; но я не мог не при­нять вас сего­дня. Вам извест­но содер­жа­ние мое­го послед­не­го пись­ма — но у меня есть еще мно­гое, что я хотел бы сооб­щить вам зав­тра, когда буду получ­ше себя чув­ство­вать. Не могу выра­зить, как при­ят­но мне лич­но позна­ко­мить­ся с вами после нашей пере­пис­ки. Наде­юсь, вы захва­ти­ли с собой пись­ма? А так­же зву­ко­за­пи­си и фото­гра­фии? Ноейс оста­вил ваш сак­во­яж в при­хо­жей — вы, навер­но, заме­ти­ли. К сожа­ле­нию, нам при­дет­ся отло­жить раз­го­вор, так что сего­дня вы може­те рас­по­ла­гать сво­им вре­ме­нем. Ваша ком­на­та навер­ху — пря­мо над этой, а ван­ная воз­ле лест­ни­цы. Обед для вас остав­лен в сто­ло­вой — через дверь напра­во – може­те вос­поль­зо­вать­ся им в любое вре­мя. Зав­тра я смо­гу про­явить боль­шее госте­при­им­ство, а сей­час, про­шу изви­нить, чув­ствую себя слиш­ком сла­бым. Будь­те, как дома, — може­те оста­вить пись­ма, запись фоно­гра­фа и фото­гра­фии здесь, на сто­ле, преж­де чем под­ни­ме­тесь к себе наверх. Мы с вами обсу­дим все  это здесь — види­те, в углу нахо­дит­ся фоно­граф. 

Бла­го­да­рю вас, но ваша помощь не потре­бу­ет­ся. Эти при­сту­пы уже дав­но муча­ют меня, так что я при­вык к ним. Загля­ни­те ко мне нена­дол­го перед сном. Я ночую здесь; я часто так делаю. Утром мне навер­ня­ка будет луч­ше, так что мы смо­жем с вами занять­ся наши­ми дела­ми. Вы, конеч­но, пони­ма­е­те, что мы столк­ну­лись с про­бле­мой колос­саль­ной важ­но­сти. Нам, един­ствен­ным на зем­ле, откры­лись без­дны про­стран­ства, вре­ме­ни и зна­ния, пре­вос­хо­дя­щие все, что до сих пор было доступ­но нау­ке и фило­со­фии чело­ве­че­ства. 

Зна­е­те ли вы, что Эйн­штейн был неправ, и что суще­ству­ют объ­ек­ты, спо­соб­ные пере­ме­щать­ся со ско­ро­стью, пре­вы­ша­ю­щей ско­рость све­та? Суще­ству­ют так­же спо­со­бы пере­ме­ще­ния впе­ред и назад во вре­ме­ни, так что мож­но уви­деть и ощу­тить про­шлое и буду­щее. Вы и пред­ста­вить себе не може­те, до какой сте­пе­ни ушли впе­ред эти суще­ства в обла­сти науч­ных зна­ний. Для них нет бук­валь­но ниче­го невоз­мож­но­го в обла­сти мани­пу­ля­ции с созна­ни­ем и телом живо­го суще­ства. Я наде­юсь совер­шить путе­ше­ствие на дру­гие пла­не­ты и даже на дру­гие звез­ды и в дру­гие галак­ти­ки. Пер­вым будет посе­ще­ние пла­не­ты Йюг­гот, бли­жай­ше­го из миров, насе­лен­но­го эти­ми суще­ства­ми. Это стран­ная тем­ная сфе­ра на самом краю сол­неч­ной систе­мы, до сих пор неиз­вест­ная нашим аст­ро­но­мам. Но я писал вам об этом. Наста­нет день, когда отту­да будет направ­лен на нас управ­ля­е­мый поток созна­ния, и пла­не­та в резуль­та­те будет откры­та людь­ми — или же один из их союз­ни­ков здесь даст намек уче­ным. 

Там, на Йюг­го­те, име­ют­ся огром­ные горо­да — гигант­ские мно­го­ярус­ные соору­же­ния из чер­но­го кам­ня, подоб­но­го тому образ­цу, кото­рый я пытал­ся вам послать. Он попал сюда с Йюг­то­та. Солн­це на этой пла­не­те све­тит не ярче звезд, но тамош­ние оби­та­те­ли не нуж­да­ют­ся в све­те. Они обла­да­ют ины­ми, более тон­ким орга­на­ми чувств и не дела­ют окон в сво­их гигант­ских домах и баш­нях. Наобо­рот, свет при­но­сит им вред и меша­ет им, посколь­ку его нет в чер­ных глу­би­нах кос­мо­са по ту сто­ро­ну про­стран­ства вре­ме­ни, где они оби­та­ют и отку­да они яви­лись. Посе­ще­ние Йюг­го­та све­ло бы с ума любо­го сла­бо­го чело­ве­ка — и, тем не менее, я туда отправ­люсь. Чер­ные смо­ля­ные реки, теку­щие под зага­доч­ны­ми цик­ло­пи­че­ски­ми моста­ми, — постро­ен­ны­ми еще более древ­ней расой, изгнан­ной и забы­той преж­де, чем нынеш­ние созда­ния при­шли на Йюг­гот из пучин бес­ко­неч­но­сти, — пре­вра­ти­ли бы любо­го чело­ве­ка в ново­го Дан­те или По, если толь­ко он сохра­нил рас­су­док, что­бы опи­сать уви­ден­ное. 

Но поверь­те — тамош­ний тем­ный мир гриб­ных садов и горо­дов без еди­но­го окна не столь ужа­сен, как может пока­зать­ся. Толь­ко наше вос­при­я­тие спо­соб­но уви­деть его кош­ма­ром. Воз­мож­но, и для этих созда­ний тот мир пред­став­лял­ся ужас­ным, когда они при­бы­ли туда в неза­па­мят­ные вре­ме­на. Они были здесь задол­го до окон­ча­ния ска­зоч­ной эпо­хи Ктул­ху и пом­нят скрыв­ший­ся под вода­ми Р’льех, когда он еще воз­вы­шал­ся над оке­а­ном. Они были и внут­ри этой зем­ли — есть такие отвер­стия в зем­ной коре, о кото­рых людям ниче­го не извест­но, — в том чис­ле и здесь, в хол­мах Вер­мон­та, — а в них вели­кие неиз­ве­дан­ные миры 

непо­знан­ной жиз­ни; зали­тый голу­бым све­том К’ньян, зали­тый крас­ным све­том Йотх, и чер­ный, лишен­ный све­та Н’кай. Имен­но из Н’кая явил­ся ужа­са­ю­щий Тсатхоггуа — это, зна­е­те ли, бес­фор­мен­ное, жабо­по­доб­ное божье созда­ние, упо­ми­на­ю­ще­е­ся в “Некро­но­ми­коне” и цик­ле легенд “Ком­мо­ри­он”, сохра­нен­ным для нас пер­во­свя­щен­ни­ком Атлан­ти­ды по име­ни Клар­каш-Тон. 

Но об этом мы с вами пого­во­рим поз­же. Сей­час уже, навер­ное, четы­ре или уже пять часов. Давай­те-ка при­не­си­те все, что вы при­вез­ли, потом схо­ди­те пере­ку­сить и воз­вра­щай­тесь для обсто­я­тель­ной бесе­ды. 

Я мед­лен­но повер­нул­ся и пови­но­вал­ся хозя­и­ну; при­нес свой сак­во­яж, открыл его и выло­жил на стол при­ве­зен­ные мате­ри­а­лы, а потом под­нял­ся в ком­на­ту, отве­ден­ную для меня. В соче­та­нии со сле­да­ми ког­тей, уви­ден­ны­ми мною на доро­ге, сло­ва, кото­рые про­шеп­тал мне Эйке­ли, ока­за­ли на меня при­чуд­ли­вое воз­дей­ствие, а отзву­ки зна­ком­ства с неиз­вест­ным миром гри­бо­вид­ных — запрет­ным Йюг­го­том — вызва­ли у меня на теле мураш­ки, чего я, при­знать­ся, не ожи­дал. Я очень сожа­лел о болез­ни Эйке­ли, но дол­жен при­знать­ся, что его хрип­лый шепот вызы­вал не толь­ко сочув­ствие и жалость, но и нена­висть. Если бы он не так тор­же­ство­вал по пово­ду Йюг­го­та и его тем­ных сек­ре­тов! 

Отве­ден­ная мне ком­на­та ока­за­лась очень уют­ной и хоро­шо меб­ли­ро­ван­ной, лишен­ной как непри­ят­но­го затх­ло­го запа­ха, так и раз­дра­жа­ю­щей виб­ра­ции воз­ду­ха; оста­вив там сак­во­яж, я спу­стил­ся вниз, побла­го­да­рил Эйке­ли и отпра­вил­ся в сто­ло­вую, что­бы съесть остав­лен­ный для меня ланч. Сто­ло­вая нахо­ди­лась по ту сто­ро­ну от каби­не­та, и я уви­дел, что кухон­ная при­строй­ка рас­по­ло­же­на в том же направ­ле­нии. На обе­ден­ном сто­ле нахо­ди­лось несколь­ко санд­ви­чей, кекс, сыр, а рядом с чаш­кой и блюд­цем меня ждал тер­мос с горя­чим кофе. Плот­но заку­сив, я налил себе боль­шую чаш­ку, но обна­ру­жил, что здесь каче­ство не соот­вет­ство­ва­ло кули­нар­ным стан­дар­там. Пер­вая же ложеч­ка ока­за­лась со сла­бым при­вку­сом кис­ло­ты, так что я боль­ше не стал пить. Во вре­мя все­го лан­ча меня не поки­да­ла мысль об Эйке­ли, сидев­шем в тем­но­те сосед­ней ком­на­ты, в глу­бо­ком крес­ле. Я даже загля­нул туда, пред­ло­жив ему тоже съесть что-нибудь, но он про­шеп­тал, что еще не может есть. — Позд­нее, — ска­зал он, — перед сном я выпью моло­ка с соло­дом — и это будет все на сего­дня. 

После лан­ча я вымыл посу­ду в рако­вине на кухне — вылив туда кофе, кото­ро­му я не смог отдать долж­ное. Вер­нув­шись после это­го в тем­ную ком­на­ту, я при­дви­нул крес­ло к сво­е­му хозя­и­ну и при­го­то­вил­ся выслу­шать все, что он сочтет нуж­ным мне сооб­щить. Пись­ма, фото­гра­фии и запись все еще лежа­ли на боль­шом сто­ле в цен­тре ком­на­ты, но пока что мы к ним не обра­ща­лись. Вско­ре я пере­стал обра­щать вни­ма­ние даже на непри­выч­ный запах и стран­ное ощу­ще­ние виб­ра­ции. 

Я ска­зал уже, что в неко­то­рых пись­мах Эйке­ли — осо­бен­но во вто­ром пись­ме, наи­бо­лее обшир­ном, — были таки вещи, кото­рые я не реша­юсь повто­рить или даже запи­сать на бума­ге. Это в еще боль­шей сте­пе­ни отно­сит­ся к тому шепо­ту, кото­рый я выслу­шал тем вече­ром в тем­ной ком­на­те в доме, сто­яв­шем близ оди­но­ких хол­мов. Я не могу даже намек­нуть на без­гра­нич­ность кос­ми­че­ско­го ужа­са, откры­тую мне этим хрип­лым голо­сом. Он и ранее знал мно­го чудо­вищ­но­го, но то, что он узнал теперь, заклю­чив мир с Суще­ства­ми Извне, было чрез­мер­ным бре­ме­нем для нор­маль­ной пси­хи­ки. Даже и теперь я пол­но­стью отка­зы­ва­юсь пове­рить в то, что он гово­рил о фор­ми­ро­ва­нии пер­вич­ной бес­ко­неч­но­сти, о нало­же­нии изме­ре­ний, об угро­жа­е­мом поло­же­нии наших кос­ми­че­ских про­стран­ства и вре­ме­ни в бес­ко­неч­ной цепи свя­зан­ных кос­мо­сов-ато­мов, кото­рые обра­зу­ют бли­жай­ший супер-кос­мос кри­вых, углов, а так­же мате­ри­аль­ной и полу­ма­те­ри­аль­ной элек­трон­ной струк­ту­ры. 

Нико­гда еще пси­хи­че­ски нор­маль­ный чело­век не ока­зы­вал­ся в такой бли­зо­сти к тайне бытия — нико­гда еще орга­ни­че­ский мозг не был бли­же к анни­ги­ля­ции в хао­се, кото­рый пол­но­стью пере­сту­па­ет все пре­де­лы фор­мы, энер­гии и сим­мет­рии. Я узнал, отку­да впер­вые при­шел

Ктул­ху и поче­му с тех пор заси­я­ла поло­ви­на вели­ких звезд исто­рии.

Я дога­дал­ся — по наме­кам, кото­рые даже мой хозя­ин делал с пау­за­ми, — о тай­нах Магел­ла­но­вых Обла­ков и шаро­вид­ных туман­но­стей, чер­ной истине, скры­той за древ­ней алле­го­ри­ей Дао. Была пол­но­стью рас­кры­та тай­на Доэлей, и мне ста­ла извест­на сущ­ность (хотя и не источ­ник про­ис­хож­де­ния) Псов Тин­да­ло­са. Леген­да о Йиге, Отце Змей, уже пере­ста­ла быть мета­фо­ри­че­ской, и я стал испы­ты­вать отвра­ще­ние, узнав о чудо­вищ­ном ядер­ном хао­се по ту сто­ро­ну искрив­лен­но­го про­стран­ства, кото­рое в “Некро­но­ми­коне” было скры­то под име­нем Аза­то­та. Было шоки­ру­ю­щим пере­жи­ва­ни­ем при­сут­ство­вать при сня­тии покро­вов тай­ны с кош­ма­ров древ­них мифов, кото­рые, будучи изло­же­ны в кон­крет­ных поня­ти­ях, сво­ей нена­вист­но­стью пре­взо­шли самые дерз­кие пред­ска­за­ния антич­ных и сред­не­ве­ко­вых мисти­ков. С неиз­беж­но­стью я был под­ве­ден к мыс­ли, что пер­вые, кто про­шеп­тал эти страш­ные сказ­ки, долж­но быть, име­ли кон­так­ты с Суще­ства­ми Извне и, веро­ят­но, посе­ти­ли кос­ми­че­ские сфе­ры, кото­рые теперь пред­ло­же­но посе­тить Эйке­ли. 

Мне было сооб­ще­но о Чер­ном камне и о том, что он обо­зна­ча­ет, после чего я искренне пора­до­вал­ся, что камень ко мне не попал. Мои догад­ки отно­си­тель­но иеро­гли­фов на камне ока­за­лись пра­виль­ны­ми. Несмот­ря на все это, Эйке­ли заклю­чил мир с дья­воль­ской силой; мало того – жаж­дал загля­нуть еще глуб­же в ее чудо­вищ­ные пучи­ны. Я поин­те­ре­со­вал­ся, с кем из поту­сто­рон­них существ бесе­до­вал он после его послед­не­го пись­ма ко мне, и мно­го ли сре­ди них было столь же близ­ких к чело­ве­че­ско­му роду, как тот пер­вый посла­нец, кото­ро­го он упо­мя­нул. Ощу­ще­ние напря­же­ния в голо­ве у меня ста­ло нестер­пи­мым, и мне при­хо­ди­ли на ум самые дикие мыс­ли отно­си­тель­но стран­но­го, устой­чи­во­го запа­ха и стран­ных виб­ра­ций в тем­ной ком­на­те. 

При­бли­жа­лась ночь, и, при­пом­нив рас­ска­зы Эйке­ли о преж­них ночах, я задро­жал, поду­мав, что сего­дня ночь будет без­лун­ной. Не нра­ви­лось мне и то, что дом нахо­дил­ся вбли­зи от зарос­ше­го лесом кру­то­го скло­на, веду­ще­го к необи­та­е­мой вер­шине Тем­ной Горы. С раз­ре­ше­ния Эйке­ли я зажег малень­кую лам­пу, при­кру­тил ее, так что она све­ти­ла еле-еле, и поста­вил на книж­ную пол­ку рядом с бюстом Миль­то­на, похо­жим на при­ви­де­ние; потом я, одна­ко, об этом пожа­лел, пото­му что свет лам­пы сде­лал лицо мое­го хозя­и­на, и без того напря­жен­ное, непо­движ­ное, а так­же его без­воль­но лежа­щие на коле­нях руки, похо­жи­ми на лицо и руки покой­ни­ка. Похо­же было, что он совер­шен­но не в силах шевель­нуть­ся, хотя несколь­ко раз я заме­тил, как он кива­ет голо­вой. 

После все­го им ска­зан­но­го оста­ва­лось недо­уме­вать, какие важ­ные сек­ре­ты он оста­вил на зав­тра; одна­ко, в кон­це кон­цов, ста­ло ясно, что темой зав­траш­не­го раз­го­во­ра будет его путе­ше­ствие на Йюг­гот и по ту сто­ро­ну от него — и мое соб­ствен­ное воз­мож­ное уча­стие в путе­ше­ствии. Его, по всей види­мо­сти, поза­ба­ви­ло чув­ство ужа­са, кото­рое я испы­тал, услы­шав пред­ло­же­ние о путе­ше­ствии через кос­ми­че­ские про­сто­ры, ибо голо­ва его силь­но затряс­лась, когда мой страх стал оче­вид­ным. Затем он очень мяг­ко объ­яс­нил, как чело­ве­че­ские суще­ства могут совер­шить — и уже несколь­ко раз совер­ша­ли – на пер­вый взгляд совер­шен­но неве­ро­ят­ный пере­лет через меж­звезд­ное про­стран­ство. Насколь­ко я понял, чело­ве­че­ское тело цели­ком не совер­ша­ло это­го поле­та, дело в том, что потря­са­ю­щий уро­вень хирур­ги­че­ских, био­ло­ги­че­ских, хими­че­ских и меха­ни­че­ских воз­мож­но­стей Существ Извне поз­во­лил им най­ти спо­соб пере­ме­щать чело­ве­че­ский мозг без сопут­ству­ю­щей физи­че­ской суб­стан­ции. 

Суще­ство­вал без­бо­лез­нен­ный спо­соб извле­че­ния моз­га и сохра­не­ния орга­ни­че­ско­го остат­ка в живом состо­я­нии во вре­мя его отсут­ствия. Обна­жен­ное моз­го­вое веще­ство поме­ща­лось затем в пери­о­ди­че­ски попол­ня­е­мую жид­кость внут­ри непро­ни­ца­е­мо­го для эфи­ра цилин­дра, изго­тов­лен­но­го из метал­ла, кото­рый добы­ва­ли толь­ко на пла­не­те Йюг­гот. Через систе­му элек­тро­дов, поме­щен­ных в веще­ство моз­га, и соеди­нен­ных с хит­ро­ум­ной аппа­ра­ту­рой, уда­ва­лось вос­про­из­ве­сти функ­ции зре­ния, слу­ха и речи. Для кры­ла­тых гри­бо­вид­ных существ пере­ме­ще­ние этих метал­ли­че­ских цилин­дров через кос­мос не пред­став­ля­ло ника­кой слож­но­сти. На каж­дой из пла­нет, при­над­ле­жа­щей к их циви­ли­за­ции, они мог­ли исполь­зо­вать мно­го­чис­лен­ные ста­ци­о­нар­ные при­бо­ры, спо­соб­ные к вза­и­мо­дей­ствию, с гер­ме­ти­че­ски закры­тым моз­гом. В резуль­та­те, после неболь­шой настрой­ки, эти пере­ме­щен­ные интел­лек­ты мог­ли вновь обре­сти пол­ную спо­соб­ность к сен­сор­ной дея­тель­но­сти и арти­ку­ля­ции — при­чем на любом эта­пе их пере­ме­ще­ния через кон­ти­ну­ум про­стран­ства-вре­ме­ни и за его пре­де­ла­ми. Это было для них не слож­нее, чем пере­вез­ти запись зву­ка и вос­про­из­ве­сти ее в любом месте, где име­ет­ся фоно­граф соот­вет­ству­ю­щей кон­струк­ции. Надеж­ность про­цес­са не под­ле­жа­ла сомне­нию. Посколь­ку это путе­ше­ствие совер­ша­лось мно­го­крат­но, у Эйке­ли не было осно­ва­ний боять­ся пере­ле­та. 

Тут в пер­вый раз за весь вечер одна из вялых, тощих рук ука­за­ла на даль­нюю сте­ну ком­на­ты, где нахо­ди­лась высо­ко рас­по­ло­жен­ная пол­ка. На этой пол­ке в ров­ном ряду сто­я­ло более дюжи­ны цилин­дров из метал­ла, подоб­но­го кото­ро­му я ранее нико­гда не встре­чал, — цилин­дры эти были высо­той при­мер­но в фут и несколь­ко мень­ше­го диа­мет­ра с тре­мя углуб­ле­ни­я­ми, рас­по­ло­жен­ны­ми в фор­ме рав­но­сто­рон­не­го тре­уголь­ни­ка на выпук­лой перед­ней поверх­но­сти. Один из цилин­дров был соеди­нен через два углуб­ле­ния или гнез­да с дву­мя же стран­но­го вида при­бо­ра­ми, сто­яв­ши­ми вни­зу. Мне уже не нуж­но было объ­яс­нять их пред­на­зна­че­ние, и меня стал бить озноб, как при маля­рий­ной лихо­рад­ке. Потом рука ука­за­ла на ближ­ний угол, где так­же рас­по­ла­га­лись какие-то слож­ные при­бо­ры с при­со­еди­нен­ны­ми к ним про­во­да­ми и ште­ке­ра­ми, неко­то­рые из них были похо­жи на два устрой­ства, сто­яв­шие на пол­ке за цилин­дра­ми. — Перед вами четы­ре типа при­бо­ров, Уил­мерт, — вновь зазву­чал шепот. — Четы­ре типа – по три функ­ции каж­дый — все­го дает две­на­дцать еди­ниц. В этих цилин­драх навер­ху пред­став­ле­но четы­ре вида раз­лич­ных существ. Трое из них — люди, шесте­ро — гри­бо­вид­ные суще­ства, кото­рые не могут телес­но пере­ме­щать­ся в кос­мо­се, двое — суще­ства с Неп­ту­на (Гос­по­ди! Если бы вы толь­ко виде­ли, какие у них тела на сво­ей пла­не­те!), Осталь­ные же про­ис­хо­дят из цен­траль­ных пещер одной тем­ной звез­ды, лежа­щей по ту сто­ро­ну Галак­ти­ки. На глав­ном аван­по­сту внут­ри Круг­ло­го Хол­ма вы може­те обна­ру­жить дру­гие цилин­дры и при­бо­ры – цилин­дры вне­кос­ми­че­ских веществ моз­га, орга­ны чувств у кото­рых отлич­ны от наших, — это союз­ни­ки и иссле­до­ва­те­ли из самых даль­них пре­де­лов, рас­по­ло­жен­ных

Извне — и спе­ци­аль­ные при­бо­ры, пред­на­зна­чен­ные для того, что­бы их вос­при­я­тие и воз­мож­но­сти выра­же­ния устра­и­ва­ли как их самих, так и их слу­ша­те­лей. Круг­лый холм, как боль­шин­ство из аван­по­стов, исполь­зу­е­мых суще­ства­ми в раз­ных частях Все­лен­ной, пред­став­ля­ет собой крайне кос­мо­по­ли­ти­че­ское место. Разу­ме­ет­ся, мне для экс­пе­ри­мен­тов были пере­да­ны толь­ко пред­ста­ви­те­ли самых про­стых типов. 

Теперь возь­ми­те вот эти три при­бо­ра, на кото­рые я ука­зы­ваю, и поставь­те их на стол. Вон тот высо­кий с дву­мя стек­лян­ны­ми лин­за­ми на перед­ней части — потом ящик с элек­трон­ны­ми лам­па­ми и резо­на­то­ром — и еще вон тот с метал­ли­че­ским дис­ком навер­ху. А теперь цилиндр с эти­кет­кой “Б‑67”, види­те? Под­ставь­те этот вин­дзор­ский стул, что­бы дотя­нуть­ся до пол­ки. Тяже­лый ли? Не бес­по­кой­тесь! Не пере­пу­тай­те эти­ке­ту — “Б‑67”. Не задень­те тот новень­кий, бле­стя­щий цилиндр, кото­рый при­со­еди­нен к двум изме­ри­тель­ным инстру­мен­там — тот, что с моим име­нем на эти­кет­ке. Так, поставь­те теперь “Б‑67” на стол рядом с при­бо­ра­ми — и уста­но­ви­те вот этот пере­клю­ча­тель на всех трех при­бо­рах в край­нее левое поло­же­ние. 

Сей­час соеди­ни­те про­вод от при­бо­ра с лин­за­ми с верх­ним гнез­дом цилин­дра — да, вот так! При­со­еди­ни­те теперь таким же обра­зом при­бор с элек­трон­ны­ми лам­па­ми к лево­му гнез­ду, а при­бор с дис­ком к внеш­не­му гнез­ду. А теперь пере­ме­сти­те все ука­за­те­ли при­бо­ров в край­нее пра­вое поло­же­ние — сна­ча­ла у того, что с лин­за­ми, потом — с дис­ком, а потом – с лам­па­ми. Так, хоро­шо. Я дол­жен вам ска­зать, что перед вами здесь одно из чело­ве­че­ских существ. Такое же, как и любой из нас. Неко­то­рых дру­гих я пока­жу вам зав­тра. 

До сих пор не могу понять, поче­му я так покор­но под­чи­нял­ся шепо­ту, и еще — кем я тогда счи­тал Эйке­ли — пси­хи­че­ски нор­маль­ным или безум­цем. После про­ис­шед­ше­го я, кажет­ся, дол­жен был бы ко все­му при­го­то­вить­ся; одна­ко этот меха­ни­че­ский бала­ган столь напо­ми­нал при­чу­ды сума­сшед­ших изоб­ре­та­те­лей или уче­ных-манья­ков, что у меня воз­ник­ли сомне­ния более силь­ные, чем даже те, что вызвал пред­ше­ство­вав­ший раз­го­вор. То, что сооб­щил шеп­чу­щий, лежа­ло дале­ко за пре­де­ла­ми всех чело­ве­че­ских зна­ний и веро­ва­ний, — одна­ко раз­ве дру­гие вещи, еще более выхо­дя­щие за ука­зан­ные пре­де­лы, не выгля­дят менее абсурд­ны­ми толь­ко пото­му, что не пред­по­ла­га­ют кон­крет­ных веще­ствен­ных дока­за­тельств? 

Пока мой разум метал­ся в тво­ря­щем­ся хао­се, я уло­вил скрип и жуж­жа­ние от всех трех при­бо­ров, при­со­еди­нен­ных к цилин­дру, — скрип и жуж­жа­ние, кото­рые вско­ре ослаб­ли до пол­ной бес­шум­но­сти. Что долж­но было про­изой­ти? Или мне пред­сто­я­ло услы­шать голос? А если так, то как мне мож­но было убе­дить­ся, что все это — не хит­ро­ум­ное при­спо­соб­ле­ние, в кото­рое гово­рит спря­тан­ный чело­век? Даже сей­час я не могу с уве­рен­но­стью ска­зать, что же я услы­шал или что там на самом деле про­ис­хо­ди­ло. Но что-то опре­де­лен­но про­ис­хо­ди­ло. 

Что­бы быть крат­ким, ска­жу толь­ко, что маши­на с лам­па­ми и гром­ко­го­во­ри­тель нача­ли гово­рить, при­чем по содер­жа­нию речи ста­ло оче­вид­ным при­сут­ствие гово­ря­ще­го и его воз­мож­ность нас видеть. Голос был гром­ким, без­жиз­нен­ным, метал­ли­че­ским и меха­ни­че­ским во всех сво­их про­яв­ле­ни­ях. В нем не было ника­ко­го наме­ка на инто­на­цию или выра­зи­тель­ность, и он дре­без­жал и скри­пел с чрез­вы­чай­ной чет­ко­стью и нето­роп­ли­во­стью. 

– Мистер Уил­мерт, — про­из­нес голос, — наде­юсь, что не испу­гал вас. Я — такое же чело­ве­че­ское суще­ство, как и вы, но тело мое в дан­ный момент нахо­дит­ся в без­опас­но­сти внут­ри Круг­ло­го Хол­ма, при­мер­но в полу­то­ра милях к восто­ку отсю­да — оно под­вер­га­ет­ся сей­час тре­бу­е­мо­му ожив­ля­ю­ще­му воз­дей­ствию. Сам же я здесь, слы­шу и гово­рю при помо­щи этих элек­трон­ных виб­ра­то­ров. Через неде­лю я отправ­ля­юсь через про­стран­ство, как уже мно­го раз делал до это­го, и наде­юсь, что мистер Эйке­ли соста­вит мне при­ят­ную ком­па­нию. Я хотел бы и вас видеть рядом, ибо мне извест­ны ваши взгля­ды и ваша репу­та­ция, а кро­ме того, я хоро­шо зна­ком с вашей пере­пиской. Я явля­юсь, как вы, разу­ме­ет­ся, дога­да­лись, одним из союз­ни­ков Существ Извне, кото­рые посе­ща­ют нашу пла­не­ту. Впер­вые я встре­тил­ся с ними в Гима­ла­ях и там ока­зал им неко­то­рые услу­ги. В ответ они дали мне воз­мож­ность испы­тать то, что мало кому из людей когда-либо при­хо­ди­лось испы­ты­вать. 

Вы може­те себе пред­ста­вить, что я побы­вал на трид­ца­ти семи раз­лич­ных небес­ных телах — пла­не­тах, тем­ных звез­дах, а так­же менее опре­де­лен­ных объ­ек­тах — вклю­чая восемь, нахо­дя­щих­ся за пре­де­ла­ми нашей галак­ти­ки, а два — вооб­ще, по ту сто­ро­ну искрив­лен­но­го кос­мо­са про­стран­ства и вре­ме­ни. Все это не при­чи­ни­ло мне ни малей­ше­го вре­да. Мозг мой был отде­лен от мое­го тела при помо­щи столь искус­ных раз­ре­зов и сече­ний, что назвать это хирур­ги­че­ской опе­ра­ци­ей было бы слиш­ком гру­бо. При­ле­та­ю­щие суще­ства обла­да­ют мето­да­ми, поз­во­ля­ю­щи­ми так искус­но отде­лять мозг от тела, что тело не ста­ре­ет, когда из него извле­чен мозг. Добав­лю, что с при­ме­не­ни­ем аппа­ра­ту­ры мозг ста­но­вит­ся прак­ти­че­ски бес­смерт­ным, необ­хо­ди­мо толь­ко пери­о­ди­че­ски менять рас­твор, в кото­ром он сохра­ня­ет­ся. 

В общем, я искренне наде­юсь, что вы реши­тесь на это путе­ше­ствие вме­сте со мной и мисте­ром Эйке­ли. При­шель­цы жаж­дут зна­ком­ства со зна­ю­щи­ми людь­ми, таки­ми, как вы, что­бы пока­зать им вели­чай­шие пер­во­здан­ные пучи­ны, кото­рые мы мог­ли раз­ве что вооб­ра­жать по сво­е­му неве­же­ству. Пер­вая встре­ча с эти­ми суще­ства­ми может вас оза­да­чить, но я не сомне­ва­юсь, что вы буде­те выше это­го. Я думаю, что мистер Ной­ес тоже отпра­вит­ся с нами — это тот, кто при­вез вас сюда в сво­ей машине. Он уже несколь­ко лет с нами — думаю, что вы узна­ли его голос по той запи­си, кото­рую при­слал вам мистер Эйке­ли. 

Тут гово­ря­щий сде­лал неболь­шую пау­зу, отре­а­ги­ро­вав на то, как я вско­чил с места, а затем про­дол­жил.

– Итак, мистер Уил­мерт, остав­ляю реше­ние на ваше усмот­ре­ние; добав­лю лишь, что чело­век с вашей любо­вью ко все­му необыч­но­му, инте­ре­сом к фольк­ло­ру не может про­пу­стить такой шанс. Вам абсо­лют­но нече­го боять­ся. Все пере­ме­ще­ния про­из­во­дят­ся без­бо­лез­нен­но, более того — есть осо­бо­го рода насла­жде­ние в пол­но­стью маши­ни­зи­ро­ван­ном состо­я­нии орга­нов чувств. Когда же элек­тро­ды отклю­че­ны, то вы про­сто погру­жа­е­тесь в сон, пол­ный ярких фан­та­сти­че­ских виде­ний. 

А теперь, если не воз­ра­жа­е­те, мы пре­рвем наш раз­го­вор до зав­траш­не­го утра. Доб­рой ночи — пожа­луй­ста, отклю­чи­те все эти тум­бле­ры, вер­ни­те их в левое край­нее поло­же­ние; поря­док не име­ет зна­че­ния, хотя луч­ше, если при­бор с лин­за­ми вы отклю­чи­те послед­ним. Доб­рой ночи, мистер Эйке­ли, — про­шу вас, отне­си­тесь к наше­му гостю с мак­си­маль­ным ува­же­ни­ем! Ну, что, гото­вы выклю­чить? 

Я меха­ни­че­ски под­чи­нил­ся и выклю­чил все три тум­бле­ра, хотя меня раз­ди­ра­ли сомне­ния по пово­ду все­го про­ис­хо­дя­ще­го. Моя голо­ва все еще кру­жи­лась, когда я услы­шал шепот Эйке­ли, кото­рый попро­сил меня оста­вить все при­бо­ры на сто­ле. Он никак не про­ком­мен­ти­ро­вал слу­чив­ше­е­ся здесь, да и вряд ли какой-либо ком­мен­та­рий мог быть вос­при­нят моим пере­гру­жен­ным созна­ни­ем. Я услы­шал, как он пред­ло­жил мне взять в свою ком­на­ту лам­пу и заклю­чил тем, что ему хочет­ся теперь побыть одно­му в тем­но­те. Пора было отды­хать, ибо его днев­ной и вечер­ний моно­ло­ги уто­ми­ли бы и совер­шен­но здо­ро­во­го чело­ве­ка. Все еще оша­ра­шен­ный, я поже­лал хозя­и­ну доб­рой ночи и стал под­ни­мать­ся по лест­ни­це, дер­жа в руке лам­пу, хотя в кар­мане у меня лежал пре­вос­ход­ный фона­рик. 

Я был рад поки­нуть этот каби­нет, с его стран­ным запа­хом и смут­ным ощу­ще­ни­ем виб­ра­ции, и в то же вре­мя никак не мог отре­шить­ся от кош­мар­но­го ощу­ще­ния стра­ха, зага­доч­но­сти и кос­ми­че­ской ано­маль­но­сти про­ис­хо­див­ше­го в ком­на­те, из кото­рой толь­ко что вышел, и столк­но­ве­ния с неви­дан­ной силой. Дикая, пустын­ная мест­ность; тем­ный, таин­ствен­ный, порос­ший лесом склон, подо­шед­ший так близ­ко к дому; сле­ды на доро­ге; болез­нен­ный, непо­движ­ный хозя­ин дома, шеп­чу­щий во тьме; дья­воль­ские цилин­дры и при­бо­ры, и в довер­ше­ние все­го — при­гла­ше­ние под­верг­нуть­ся неве­ро­ят­ной хирур­гии и совер­шить немыс­ли­мое путе­ше­ствие — все это, столь неожи­дан­ное и мно­го­чис­лен­ное, обру­ши­лось на меня с нарас­та­ю­щей силой, кото­рая подо­рва­ла мою волю и, похо­же, физи­че­ское здо­ро­вье. 

Осо­бен­но шоки­ру­ю­щим ока­за­лось то обсто­я­тель­ство, что мой доб­ро­воль­ный гид Ной­ес был участ­ни­ком чудо­вищ­но­го древ­не­го риту­а­ла, шаба­ша, зафик­си­ро­ван­но­го фоно­гра­фом, хотя я с само­го нача­ла почув­ство­вал что-то смут­но зна­ко­мое в его голо­се. Дру­гим шоком было мое отно­ше­ние к хозя­и­ну, пора­жав­шее меня вся­кий раз, когда я пытал­ся его ана­ли­зи­ро­вать; пото­му что, насколь­ко я испы­ты­вал сим­па­тию к нему рань­ше, по его пись­мам, настоль­ко оттал­ки­ва­ю­щее впе­чат­ле­ние про­из­вел он на меня сего­дня. Каза­лось бы, его болезнь долж­на была вызвать у меня состра­да­ние; но вме­сто это­го меня охва­ти­ла дрожь ужа­са. Он был таким без­жиз­нен­ным, мало­по­движ­ным, похо­жим на труп — а этот бес­пре­стан­ный шепот был таким нена­вист­ным и нече­ло­ве­че­ским! 

Мне при­шло в голо­ву, что этот шепот отли­чал­ся от все­го, что мне когда- либо при­хо­ди­лось слу­шать; что, несмот­ря на уди­ви­тель­ную непо­движ­ность губ шеп­чу­ще­го, при­кры­тых уса­ми, в нем была некая скры­тая сила и мощь, уди­ви­тель­ная для сдав­лен­ной речи аст­ма­ти­ка. Я мог разо­брать все сло­ва гово­ря­ще­го, сидя в дру­гом кон­це ком­на­ты, а пару раз мне пока­за­лось, что сла­бые, но все­про­ни­ка­ю­щие зву­ки его речи отра­жа­ли не столь­ко сла­бость, сколь­ко умыш­лен­ное подав­ле­ние силы — при­чи­ны это­го были мне неяс­ны. С само­го нача­ла в темб­ре голо­са обна­ру­жи­лось что-то раз­дра­жа­ю­щее. Теперь, когда я пытал­ся в этом разо­брать­ся, мне пока­за­лось, что сло­жив­ше­е­ся впе­чат­ле­ние ана­ло­гич­но тому, кото­рое сде­ла­ло голос Ной­е­са таким смут­но зло­ве­щим для меня. Но где или когда я с ним стал­ки­вал­ся, по-преж­не­му оста­ва­лось загад­кой. 

Одно было совер­шен­но ясно — я не хотел бы про­ве­сти здесь еще одну ночь. Моя жаж­да зна­ний уле­ту­чи­лась, рас­тво­рив­шись в ужа­се и отвра­ще­нии, и теперь у меня было лишь един­ствен­ное жела­ние — побыст­рее убе­жать из этой пау­ти­ны болез­нен­но­сти и про­ти­во­есте­ствен­ных откро­ве­ний. Того, что я узнал, было для меня вполне доста­точ­но. По всей види­мо­сти, стран­ные кос­ми­че­ские кон­так­ты име­ли место в дей­стви­тель­но­сти, — но нор­маль­но­му чело­ве­ку, без­услов­но, не сто­и­ло с ними свя­зы­вать­ся. 

Бого­хуль­ство как буд­то обсту­пи­ло меня со всех сто­рон и невы­но­си­мо дави­ло на все мои чув­ства. Я понял, что заснуть в эту ночь мне не удаст­ся; я про­сто пога­сил лам­пу и лег на постель пря­мо в одеж­де. Это было, конеч­но, абсурд­но, но я гото­вил­ся к любой неожи­дан­но­сти, сжав в пра­вой руке захва­чен­ный на вся­кий слу­чай револь­вер, а в левой — свой кар­ман­ный фона­рик. Сни­зу не было слыш­но ни зву­ка, и я пред­став­лял себе, что мой­хо­зя­ин сидит в крес­ле, как мерт­вец, в жест­кой непо­движ­но­сти, окру­жен­ный тьмой. 

Отку­да-то доно­си­лось тика­нье часов, и нор­маль­ность это­го зву­ка порож­да­ла во мне смут­ное чув­ство при­зна­тель­но­сти. Одна­ко этот звук напо­ми­нал мне еще одно обсто­я­тель­ство, кото­рое вну­ша­ло тре­во­гу, — пол­ное отсут­ствие при­зна­ков живот­ных, а теперь я осо­знал, что и при­выч­ные шумы дикой при­ро­ды тоже совер­шен­но отсут­ство­ва­ли. Если не счи­тать зло­ве­ще­го плес­ка отда­лен­ных вод, тиши­на созда­ва­ла впе­чат­ле­ние ано­маль­но­сти про­ис­хо­дя­ще­го — меж­пла­не­тар­ную пусто­ту — и я задал­ся вопро­сом — какая неяс­ная пор­ча, порож­ден­ная дале­ки­ми звез­да­ми, обру­ши­лась на эту мест­ность. Я при­пом­нил из ста­рых легенд, что соба­ки и дру­гие живот­ные все­гда нена­ви­де­ли Существ Извне, поду­мал о том, что же мог­ли зна­чить те сле­ды на доро­ге. 

VIII 

Не спра­ши­вай­те меня, сколь­ко дли­лось мое забы­тье и что из после­до­вав­ше­го было про­сто сном. Если я ска­жу, что вре­ме­на­ми про­сы­пал­ся, что-то слы­шал или видел, вы отве­ти­те, что это мне тоже толь­ко сни­лось и что все слу­чив­ше­е­ся даль­ше было сном вплоть до момен­та, когда я выбе­жал из дома, добрал­ся до сарая, в кото­ром уви­дел ста­рый “форд”, забрал­ся в него и начал безум­ную, бес­цель­ную гон­ку по хол­ми­стой мест­но­сти, кото­рая, в кон­це кон­цов, выве­ла меня — после мно­го­ча­со­во­го блуж­да­ния по пуга­ю­щим лес­ным лаби­рин­там — в дерев­ню, ока­зав­шу­ю­ся Таун­шен­дом. 

Вы, навер­ня­ка, не склон­ны буде­те дове­рять и всем осталь­ным дета­лям мое­го рас­ска­за: ска­же­те, что все фото­гра­фии, зву­ко­за­пи­си, цилин­дры, раз­го­ва­ри­ва­ю­щие при помо­щи при­бо­ров, и тому подоб­ные дока­за­тель­ства есть не что иное, как чистой воды обман со сто­ро­ны исчез­нув­ше­го Ген­ри Эйке­ли, самая насто­я­щая мисти­фи­ка­ция. Вы може­те даже намек­нуть, что он сго­во­рил­ся с дру­ги­ми чуда­ка­ми, что­бы осу­ще­ствить эту глу­пую, но изощ­рен­ную мисти­фи­ка­цию, — что он сам орга­ни­зо­вал инци­дент в Киине, когда с поез­да сня­ли посыл­ку с чер­ным кам­нем, и что он под­го­во­рил Ной­е­са сде­лать ту чудо­вищ­ную запись на вос­ко­вом вали­ке. Одна­ко оста­ет­ся стран­ным, что Ной­е­са так нико­гда и не обна­ру­жи­ли; что он ока­зал­ся неиз­вест­ным во всех дерев­нях близ дома Эйке­ли, нигде его не зна­ли, хотя он часто бывал в этих местах. Я хотел бы пре­кра­тить попыт­ки вспом­нить номер его авто­мо­би­ля — а может быть, луч­ше, что я и не вспом­нил. Ибо я, что бы вы там ни гово­ри­ли, и что бы сам я ни гово­рил себе, знаю, что зло­ве­щие созда­ния Извне долж­ны скры­вать­ся где-то в обла­сти мало­изу­чен­ных хол­мов и что суще­ства эти име­ют сво­их шпи­о­нов и послан­цев сре­ди людей. Дер­жать­ся подаль­ше от этих существ и их послан­цев — вот все, чего бы мне хоте­лось в даль­ней­шей жиз­ни.  

Когда мой безум­ный рас­сказ побу­дил шери­фа послать отряд к дому, Эйке­ли исчез безо вся­ко­го сле­да. Его про­стор­ный халат, жел­тый шарф и нож­ные бин­ты лежа­ли на полу в каби­не­те рядом с его изящ­ным креслом, при­чем нель­зя было понять, что еще из одеж­ды про­па­ло вме­сте с ним. Соба­ки и скот дей­стви­тель­но отсут­ство­ва­ли, а на сте­нах дома и внут­ри его име­лись необыч­ные сле­ды пуль; одна­ко, поми­мо это­го, ниче­го необыч­но­го обна­ру­же­но не было. Ни цилин­дров, ни при­бо­ров, ни тех дока­за­тельств, кото­рые я при­вез с собой в сак­во­я­же, ни стран­но­го запа­ха, ни виб­ра­ций, ни сле­дов на доро­ге, ниче­го зага­доч­но­го, на что я обра­тил вни­ма­ние в послед­ний момент. 

Неде­лю, после­до­вав­шую за моим бег­ством, я про­вел в Бреттл­бо­ро, рас­спра­ши­вая самых раз­ных людей, кото­рые зна­ли Эйке­ли, и убе­дил­ся, что все слу­чив­ше­е­ся не есть плод иллю­зий или сна. Стран­ные закуп­ки собак и бое­при­па­сов, а так­же хими­ка­тов, кото­рые осу­ществ­лял Эйке­ли, раз­ре­за­ния его теле­фон­ных кабе­лей, кото­рые были запи­са­ны; вме­сте с тем все, кто его знал, — вклю­чая сына в Кали­фор­нии — наста­и­ва­ли, что его отры­воч­ные выска­зы­ва­ния по пово­ду сво­их стран­ных иссле­до­ва­ний были весь­ма после­до­ва­тель­ны. Солид­ные люди счи­та­ли его сума­сшед­шим и, не раз­ду­мы­вая, заяв­ля­ли, что все собран­ные дока­за­тель­ства явля­ют­ся лишь мисти­фи­ка­ци­я­ми, сфаб­ри­ко­ван­ны­ми с изощ­рен­но­стью безум­ца и, воз­мож­но, под­дер­жи­ва­ли его сооб­ра­же­ния во всех дета­лях. Он пока­зы­вал кое-кому из этих про­стых дере­вен­ских жите­лей фото­гра­фии и чер­ный камень и даже давал про­слу­ши­вать ужа­са­ю­щую зву­ко­за­пись; и все до еди­но­го твер­до ска­за­ли, что сле­ды и жуж­жа­щий голос были точ­но таки­ми же, как опи­сы­ва­ли ста­рин­ные леген­ды. 

Они под­твер­ди­ли так­же, что воз­ле дома Эйке­ли все чаще и чаще мож­но было видеть и слы­шать что-либо подо­зри­тель­ное после того, как он обна­ру­жил чер­ный камень, и что это место теперь избе­га­ют все, кро­ме поч­та­льо­на и слу­чай­ных людей. Тем­ная Гора и Круг­лый Холм были дав­но уже печаль­но зна­ме­ни­ты, как места, посе­ща­е­мые при­зра­ка­ми, так что мне не уда­лось най­ти людей, кото­рые когда-либо тща­тель­но осмат­ри­ва­ли хоть одно из этих мест. Слу­чав­ши­е­ся вре­мя от вре­ме­ни исчез­но­ве­ния мест­ных жите­лей в исто­рии это­го рай­о­на были тща­тель­но зафик­си­ро­ва­ны, сре­ди них зна­чи­лось исчез­но­ве­ние полу­б­ро­дя­ги Уол­те­ра Бра­у­на, о кото­ром неод­но­крат­но упо­ми­нал Эйке­ли в сво­их пись­мах. Я даже встре­тил одно­го фер­ме­ра, утвер­ждав­ше­го, что он сво­и­ми гла­за­ми видел одно из стран­ных мерт­вых тел во вре­мя навод­не­ния в пото­ке вспу­чен­ной Уест-Ривер, одна­ко, рас­сказ его был слиш­ком пута­ным, что­бы отно­сить­ся к нему серьез­но. 

Поки­дая Бреттл­бо­ро, я решил нико­гда боль­ше не воз­вра­щать­ся в Вер­монт ив тот момент был уве­рен, что реше­ние мое окон­ча­тель­ное. Эти дикие хол­мы и вса­мом деле были аван­по­стом наво­дя­щей страх кос­ми­че­ской расы — в чем я уже почти не сомне­вал­ся после того, как про­чи­тал сооб­ще­ние об откры­тии девя­той пла­не­ты за пре­де­ла­ми Неп­ту­на, что было пред­ска­за­но при­шель­ца­ми. Аст­ро­но­мы, даже не подо­зре­вая сами, насколь­ко зло­ве­ще точ­ны­ми они ока­за­лись, назва­ли эту пла­не­ту Плу­тон. Я пони­мал, что это — не что иное, как Йюг­гот — мрач­ный, как ночь, — и меня охва­ты­ва­ла дрожь при попыт­ках понять, поче­му ее чудо­вищ­ные оби­та­те­ли жела­ли откры­тия сво­ей пла­не­ты имен­но таким обра­зом и имен­но в это вре­мя. Я без­успеш­но ста­рал­ся убе­дить себя, что демо­ни­че­ские созда­ния не наме­ре­ны совер­шить нечто враж­деб­ное по отно­ше­нию к Зем­ле и ее оби­та­те­лям. 

Но я еще не рас­ска­зал вам, чем же закон­чи­лась та ужас­ная ночь в сель­ском доме. Как я упо­мя­нул, в кон­це кон­цов, меня захва­тил в свои объ­я­тия тре­вож­ный сон; дре­мо­та, пере­пол­нен­ная обрыв­ка­ми сно­ви­де­ний, в кото­рых пере­до мной явля­лись чудо­вищ­ные пей­за­жи. Что имен­но раз­бу­ди­ло меня, я не могу еще ска­зать, но то, что в какой­то момент я дей­стви­тель­но проснул­ся, не под­ле­жит сомне­нию. Пер­вое смут­ное впе­чат­ле­ние состо­я­ло в том, что мне послы­ша­лись кра­ду­щи­е­ся шаги за моей две­рью, скрип поло­виц и неук­лю­жие попыт­ки спра­вить­ся с двер­ным зам­ком. Это, одна­ко, очень быст­ро пре­кра­ти­лось; а затем очень явствен­но донес­лись до меня голо­са сни­зу, из каби­не­та. Там, по всей види­мо­сти, было несколь­ко гово­рив­ших, при­чем чув­ство­ва­лось, что меж­ду ними идет спор. 

При­слу­шав­шись несколь­ко секунд, я пол­но­стью стрях­нул с себя сон, ибо голо­са были такие, что помыш­лять о про­дол­же­нии ноч­но­го отды­ха было совер­шен­но невоз­мож­но. Инто­на­ции гово­рив­ших были раз­лич­ны­ми, но тот, кто хоть раз слу­шал эту про­кля­тую запись фоно­гра­фа, ничуть не сомне­вал­ся бы в про­ис­хож­де­нии и при­над­леж­но­сти, по край­ней мере, двух из них. Как ни чудо­вищ­на была эта мысль, но я понял, то нахо­жусь под одной кры­шей с безы­мян­ны­ми суще­ства­ми из пучин кос­мо­са; ибо эти два голо­са, несо­мнен­но, пред­став­ля­ли собой дья­воль­ское жуж­жа­ние, кото­рое исполь­зо­ва­ли Суще­ства Извне в сво­их раз­го­во­рах с людь­ми. Голо­са эти были раз­ны­ми — они отли­ча­лись по высо­те, тем­пу и инто­на­ции, — но это были те самые про­кля­тые голо­са. 

Тре­тий голос, без­услов­но, шел от маши­ны, кото­рая соеди­ня­лась с одним из изо­ли­ро­ван­ных веществ моз­га, содер­жав­шим­ся в цилин­дре. Отли­чить его мож­но было даже яснее, чем жуж­жа­ние при­шель­цев; гром­кий; метал­ли­че­ский, без­жиз­нен­ный голос, кото­рый я слы­шал нака­нуне вече­ром, с его без­ли­кой, лишен­ной вся­кой инто­на­ции, скри­пу­чей мане­рой был неза­бы­ва­е­мым. Я не пытал­ся задать­ся вопро­сом, был ли он иден­ти­чен тому само­му, кото­рый я слы­шал вече­ром, пото­му что понял, что любой мозг будет про­ду­ци­ро­вать вокаль­ные тона оди­на­ко­во­го харак­те­ра, будучи при­со­еди­нен­ным к тому же само­му при­бо­ру; един­ствен­ные отли­чия мог­ли касать­ся язы­ка, рит­ма, ско­ро­сти и про­из­но­ше­ния. В довер­ше­ние кар­ти­ны были слыш­ны два под­лин­ных чело­ве­че­ских голо­са: один — гру­бый голос неиз­вест­но­го мне и, без вся­ко­го сомне­ния, мест­но­го жите­ля; в дру­гом я без тру­да узнал мяг­кие бостон­ские нот­ки мое­го давеш­не­го гида, мисте­ра Ной­е­са. 

По мере того, как я пытал­ся разо­брать сло­ва, кото­рые мас­сив­ный пол моей ком­на­ты столь надеж­но глу­шил, я уло­вил так­же шум, шар­ка­нье и скри­пы в той ком­на­те, где собра­лись гово­рив­шие; это не поз­во­ля­ло изба­вить­ся от впе­чат­ле­ния, что каби­нет пере­пол­нен живы­ми суще­ства­ми — их, по всей види­мо­сти, было куда боль­ше, чем поз­во­ля­ли пред­по­ло­жить голо­са. Истин­ную при­ро­ду царив­ше­го там воз­буж­де­ния и шума опи­сать труд­но, ибо не с чем было срав­нить про­ис­хо­дя­щее. По ком­на­те пере­дви­га­лись какие-то пред­ме­ты, при­чем слов­но они были разум­ны­ми суще­ства­ми; звук их шагов был подо­бен тяже­ло­му топо­ту — как буд­то по полу тяже­ло и неук­лю­же шата­лись пло­хо ско­ор­ди­ни­ро­ван­ные созда­ния из твер­дой рези­ны или рого­вой мас­сы. Если при­ме­нить более кон­крет­ное, но менее точ­ное срав­не­ние, — как буд­то люди в раз­би­тых дере­вян­ных ботин­ках не по раз­ме­ру ковы­ля­ли и топа­ли на поли­ро­ван­ном полу. Я даже не пытал­ся пред­ста­вить себе про­ис­хож­де­ние и внеш­ний вид тех, кто изда­вал эти зву­ки. 

Вско­ре я понял, что разо­брать что-то связ­ное в про­ис­хо­див­шем раз­го­во­ре мне не удаст­ся. Отдель­ные сло­ва — вклю­чая имя Эйке­ли и мое – зву­ча­ли вре­мя от вре­ме­ни доволь­но раз­бор­чи­во, осо­бен­но когда их про­из­но­сил меха­ни­че­ский голос; одна­ко под­лин­ное зна­че­ние их оста­ва­лось неяс­ным. И по сей день я не могу выве­сти опре­де­лен­но­го связ­но­го содер­жа­ния из услы­шан­но­го, а страх, порож­ден­ный ими, был ско­рее вну­шен­ным, чем открыв­шим­ся в резуль­та­те ужас­нув­ше­го меня откро­ве­ния. Леде­ня­щий кровь кон­клав собрал­ся там, вни­зу, пони­мал я; но что имен­но обсуж­да­лось — было загад­кой. Любо­пыт­но, что меня охва­ти­ло ощу­ще­ние без­услов­но­го свя­то­тат­ства и гибель­но­сти про­ис­хо­дя­ще­го, вопре­ки уве­ре­ни­ям Эйке­ли о дру­же­лю­бии Существ Извне. 

Тер­пе­ли­во при­слу­ши­ва­ясь, я, нако­нец, начал отли­чать голо­са друг от дру­га, хотя еще не в силах был схва­тить суть про­из­но­си­мо­го вни­зу. Одна­ко мне уда­лось, насколь­ко я понял, уло­вить эмо­ции, вла­дев­шие основ­ны­ми участ­ни­ка­ми обсуж­де­ния. Один из жуж­жа­щих голо­сов, несо­мнен­но, при­над­ле­жал носи­те­лю каких-либо власт­ных пол­но­мо­чий, посколь­ку в нем слы­ша­лись нот­ки авто­ри­тар­но­сти; меха­ни­че­ский же голос, несмот­ря на свою гром­кость и регу­ляр­ность, явно при­над­ле­жал носи­те­лю под­чи­нен­ной пози­ции, в нем была даже моль­ба. В голо­се Ной­е­са зву­ча­ли при­ми­ри­тель­ные оттен­ки. Что каса­ет­ся дру­гих участ­ни­ков, то тут я не решал­ся сде­лать пред­по­ло­же­ния. Я не рас­слы­шал уже зна­ко­мый мне шепот Эйке­ли, но это меня не уди­ви­ло, посколь­ку столь сла­бый звук ни за что не про­ник бы через мас­сив­ный пол моей ком­на­ты. Я попы­та­юсь при­ве­сти здесь кое-что из раз­роз­нен­ных слов, а так­же дру­гих зву­ков, с ука­за­ни­ем тех, кто их про­из­но­сил, разу­ме­ет­ся, по моей догад­ке. Пер­вые раз­бор­чи­вые фра­зы при­над­ле­жа­ли гово­ря­щей машине. 

(Гово­ря­щая маши­на)

“…взял это на себя… полу­чить обрат­но пись­ма и запись… кон­чить на этом… обма­нут… видеть и слы­шать… черт побе­ри… без­лич­ная сила, в кон­це кон­цов… новень­кий, бле­стя­щий цилиндр… Боже пра­вый…”: 

(Пер­вый Жуж­жа­щий Голос)

“…в этот раз мы оста­но­ви­лись… малень­кий и чело­ве­че­ский… Эйке­ли… мозг… гово­рит…” 

(Вто­рой Жуж­жа­щий Голос)

“…Ньяр­латхо­теп… Уил­мерт… Запи­си и пись­ма… деше­вое жуль­ни­че­ство…”  (Ной­ес) 

“…(Непро­из­но­си­мое сло­во или имя, может быть, — Н’га-Ктхан)… без­вред­но… покой… пару недель… теат­раль­но… гово­рил вам об этом рань­ше…” 

(Пер­вый Жуж­жа­щий Голос) 

“…нет пово­да… пер­во­на­чаль­ный план… резуль­та­ты. Ной­ес может сте­речь… Круг­лый Холм… новый цилиндр… маши­на Ной­е­са…” 

(Ной­ес)

“…лад­но… все ваши… здесь вни­зу… отдох­нуть,… место” (Несколь­ко Голо­сов одно­вре­мен­но и совер­шен­но нераз­бор­чи­во)

(Топот мно­же­ства ног, сли­ва­ю­щий­ся с воз­буж­ден­ным шумом и гро­хо­том)

(Стран­ный звук хло­па­ю­щих кры­льев)

(Шум заве­ден­но­го авто­мо­би­ля, посте­пен­но уда­ля­ю­щий­ся)

(Тиши­на) 

Вот какие зву­ки донес­лись до моих ушей сни­зу, пока я, не шеве­лясь, лежал на кро­ва­ти в этом сель­ском доме — при­ста­ни­ще при­зра­ков, рас­по­ло­жив­шем­ся вбли­зи демо­ни­че­ских хол­мов — я лежал совер­шен­но оде­тый, сжи­мая в пра­вой руке револь­вер, а в левой — кар­ман­ный фона­рик. Сна у меня не было, как я уже ска­зал, ни в одном гла­зу; и, тем не менее, какой-то жут­кий пара­лич ско­вал меня до тех пор, пока эхо послед­них зву­ков не исчез­ло вда­ли. Я слы­шал тика­нье ста­рин­ных дере­вян­ных кон­нек­ти­кут­ских часов отку­да-то сни­зу, а так­же неров­ный храп спя­ще­го чело­ве­ка. Види­мо, Эйке­ли заснул после это­го бур­но­го ноч­но­го обсуж­де­ния, и я нисколь­ко не был удив­лен. 

Даже про­сто поду­мать, что все это зна­чит или решить, что мне делать, я не мог. В кон­це-то кон­цов, что я услы­шал поми­мо того, на что меня уже наве­ла преды­ду­щая инфор­ма­ция? Раз­ве я не знал, что При­шель­цы теперь сво­бод­но при­хо­дят в этот дом? Эйке­ли, несо­мнен­но, был удив­лен их столь неожи­дан­ным визи­том сего­дня. И все-таки что­то в этом отры­воч­ном раз­го­во­ре нево­об­ра­зи­мо испу­га­ло меня, про­бу­ди­ло самые чудо­вищ­ные подо­зре­ния и самые ужас­ные сомне­ния, заста­ви­ло страст­но желать, что­бы все это ока­за­лось не более, чем сном. Я думаю, что мое под­со­зна­ние уло­ви­ло нечто, недо­ступ­ное пока мое­му рас­суд­ку. Но как там Эйке­ли? Как он себя вел? Раз­ве он не мой друг и раз­ве он мог допу­стить, что­бы мне был при­чи­нен какой-нибудь вред? Мир­ное похра­пы­ва­ние сни­зу, каза­лось, дока­зы­ва­ло сме­хо­твор­ность охва­тив­ших меня стра­хов. 

Воз­мож­но ли, что­бы Эйке­ли был исполь­зо­ван зло­ве­щи­ми сила­ми в каче­стве сред­ства, что­бы зама­нить меня сюда, в эти хол­мы, вме­сте с пись­ма­ми, фото­гра­фи­я­ми и запи­сью фоно­гра­фа? Неуже­ли эти суще­ства собра­лись уни­что­жить нас обо­их, пото­му что мы слиш­ком мно­го зна­ем о них? Вновь мне на ум при­шла мысль о неожи­дан­но­сти и неесте­ствен­но­сти того изме­не­ния ситу­а­ции, кото­рое про­изо­шло меж­ду пред­по­след­ним и послед­ним пись­ма­ми Эйке­ли. Что-то, под­ска­зы­ва­ло мне чутье, было не так. Все было не так, как выгля­де­ло. Этот кис­лый кофе, кото­рый я выплес­нул, — не было ли тут попыт­ки со сто­ро­ны неиз­вест­ной силы под­ме­шать яд или нар­ко­тик? Я дол­жен пого­во­рить с Эйке­ли, при­чем немед­лен­но, и при­звать его к трез­вой оцен­ке ситу­а­ции. Они загип­но­ти­зи­ро­ва­ли его сво­и­ми обе­ща­ни­я­ми кос­ми­че­ских путе­ше­ствий и откры­тий, но теперь он вынуж­ден будет при­слу­шать­ся к дово­дам рас­суд­ка. Мы долж­ны выбрать­ся отсю­да, пока не позд­но. Если ему не хва­та­ет силы воли, что­бы вырвать­ся на сво­бо­ду, то я дол­жен его под­дер­жать. Ну, а уж если мне не удаст­ся убе­дить его, то, по край­ней мере, само­му нуж­но отсю­да бежать. Я уве­рен, что он одол­жит мне свой “форд”, а я могу оста­вить его в Бреттл­бо­ро, в гара­же. Я уви­дел его в сарае — дверь была при­от­кры­та, и я был уве­рен, что маши­ну удаст­ся сра­зу заве­сти. Та минут­ная непри­язнь к Эйке­ли, кото­рую я ощу­тил во вре­мя наше­го вечер­не­го раз­го­во­ра и сра­зу после его окон­ча­ния, теперь бес­след­но исчез­ла. Теперь он был в таком же поло­же­нии, как и я, так что мы долж­ны были дер­жать­ся друг дру­га.

Зная о его болез­нен­ном состо­я­нии, я очень не хотел будить его, но ино­го выхо­да не было. Я понял, что оста­вать­ся в этом доме до утра невоз­мож­но. 

Нако­нец, я почув­ство­вал, что смо­гу начать дей­ство­вать, и вытя­нул­ся, что­бы напрячь все мыш­цы и вос­ста­но­вить свой кон­троль над ними. Под­няв­шись, я стал дей­ство­вать очень осмот­ри­тель­но и тихо, пови­ну­ясь ско­рее импуль­су, чем созна­тель­но­му обду­мы­ва­нию. Я нашел свою шля­пу, взял сак­во­яж и напра­вил­ся вниз по лест­ни­це, осве­щая себе путь фона­ри­ком. В пра­вой руке я по-преж­не­му нерв­но сжи­мал револь­вер, дер­жа в левой и сак­во­яж и фона­рик одно­вре­мен­но. Зачем я пред­при­нял эти предо­сто­рож­но­сти, я не очень пони­мал, посколь­ку на самом деле спус­кал­ся вниз, что­бы раз­бу­дить един­ствен­но­го, поми­мо меня, оби­та­те­ля дома. 

Спу­стив­шись на цыпоч­ках по скри­пя­щей лест­ни­це в ниж­ний холл, я смог услы­шать спя­ще­го более явствен­но и понял, что он, ско­рее все­го, нахо­дит­ся в ком­на­те сле­ва от меня — гости­ной, в кото­рую я не захо­дил. Спра­ва от меня раз­верз­лась дверь каби­не­та, из кото­ро­го я неко­то­рое вре­мя назад слы­шал голо­са. Открыв неза­пер­тую дверь гости­ной, я про­вел дорож­ку све­том фона­ри­ка по направ­ле­нию к источ­ни­ку хра­па и, нако­нец, осве­тил лицо спя­ще­го. Но в сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние я рез­ко отвел от него луч фона­ри­ка и быст­ро, по-коша­чьи выско­чил в холл, на этот раз про­явив осто­рож­ность не инстинк­тив­но, а совер­шен­но созна­тель­но. Дело в том, что спя­щим на диване был вовсе не Эйке­ли, а мой быв­ший попут­чик Ной­ес. 

В чем тут дело, я не мог понять; но здра­вый смысл под­ска­зы­вал мне, что самое без­опас­ное было бы — выяс­нить как мож­но боль­ше, преж­де чем кого либо будить. Вер­нув­шись в холл, я тща­тель­но при­крыл за собой дверь в гости­ную; тем самым сни­зив шан­сы раз­бу­дить Ной­е­са. После это­го я тихонь­ко вошел в каби­нет, где ожи­дал уви­деть Эйке­ли, спя­ще­го или бодр­ству­ю­ще­го, в боль­шом угло­вом крес­ле, кото­рое, оче­вид­но, было излюб­лен­ным местом его отды­ха. Пока я дви­гал­ся впе­ред, луч фона­ри­ка пой­мал боль­шой цен­траль­ный стол, на кото­ром сто­ял один из этих дья­воль­ских цилин­дров, с маши­на­ми для зре­ния и слу­ха, при­со­еди­нен­ных к нему, а так­же с гово­ря­щей маши­ной, кото­рую мож­но было при­со­еди­нить в любой момент. Здесь, как я пред­по­ла­гал, нахо­дил­ся мозг, кото­рый гово­рил со мной во вре­мя той жут­кой встре­чи преды­ду­щим вече­ром; на секун­ду я испы­тал непре­одо­ли­мое жела­ние при­со­еди­нить к нему гово­ря­щую маши­ну и посмот­реть, что он теперь ска­жет. 

Долж­но быть, он и сей­час ощу­щал мое при­сут­ствие; ибо при­бо­ры для зре­ния и слу­ха не мог­ли бы про­пу­стить свет мое­го фона­ри­ка и скрип поло­виц под мои­ми нога­ми. Одна­ко мне сей­час было не до того, что­бы выслу­ши­вать эту шту­ку. Я без­участ­но отме­тил про себя, что это было совсем новень­кий цилиндр с име­нем Эйке­ли на нем, кото­рый я рань­ше видел на пол­ке и кото­рый мой хозя­ин про­сил не тро­гать. Вспо­ми­ная теперь это обсто­я­тель­ство, я могу толь­ко пожа­леть о сво­ей робо­сти и думаю, что необ­хо­ди­мо было заста­вить этот цилиндр гово­рить. Бог зна­ет, какие тай­ны, ужас­ные сомне­ния и вопро­сы это мог­ло бы про­яс­нить! Но в тот момент с моей сто­ро­ны ока­за­лось мило­сер­ди­ем, что я оста­вил этот пре­па­рат в покое. 

Со сто­ла я пере­вел луч фона­ри­ка в угол, где, как я думал, сидит Эйке­ли, но обна­ру­жил, к сво­е­му изум­ле­нию, что крес­ло было пустым, то есть в нем никто не сидел. С сиде­нья на пол све­ши­вал­ся зна­ко­мый ста­рый домаш­ний халат, а рядом с ним на полу лежал жел­тый шарф, а так­же гро­мозд­кие бин­ты – повяз­ки на ступ­ни, кото­рые пока­за­лись мне таки­ми стран­ны­ми. Пока я раз­мыш­лял, куда мог девать­ся Эйке­ли и поче­му это он так лег­ко рас­стал­ся со сво­и­ми аксес­су­а­ра­ми боль­но­го, я заме­тил, что ком­на­та очи­сти­лась от стран­но­го запа­ха и что виб­ра­ция, на кото­рую я обра­щал вни­ма­ние рань­ше, тоже отсут­ству­ет. Что же, в таком слу­чае, было их источ­ни­ком? Неожи­дан­но я сооб­ра­зил, что ощу­щал их толь­ко во вре­мя при­сут­ствия здесь Эйке­ли. Они были силь­нее все­го там, где он сидел, и пол­но­стью отсут­ство­ва­ли за две­рью этой ком­на­ты. Я оста­но­вил­ся и стал обво­дить ком­на­ту лучом сво­е­го фона­ри­ка, напря­гая свой мозг поис­ка­ми объ­яс­не­ний того, что про­изо­шло здесь. 

О, если бы Небу было угод­но, что­бы я ушел преж­де, чем свет фона­ри­ка упал на пустое крес­ло еще раз! После того, как это все-таки про­изо­шло, я не мог уйти тихо; вме­сто это­го я издал при­глу­шен­ный крик, кото­рый, види­мо, потре­во­жил, хотя и не раз­бу­дил спя­ще­го с дру­гой сто­ро­ны хол­ла. Мой сдав­лен­ный крик и преж­нее ров­ное похра­пы­ва­ние Ной­е­са были послед­ни­ми зву­ка­ми, кото­рые я слы­шал в подав­лен­ном безу­ми­ем доме под покры­той чер­ны­ми дере­вья­ми вер­ши­ной хол­ма, насе­лен­но­го при­зра­ка­ми, — в этом доме, став­шем сре­до­то­чи­ем тран­с­кос­ми­че­ско­го ужа­са меж оди­но­ких зеле­ных хол­мов и шеп­чу­щих про­кля­тия ручьев этой древ­ней зем­ли. 

Уди­ви­тель­но, что я не выро­нил из рук фона­рик, сак­во­яж и револь­вер во вре­мя сво­е­го пани­че­ско­го бег­ства, но мне как-то уда­лось все это удер­жать. Я выбрал­ся из ужас­ной ком­на­ты и из это­го дома без вся­ко­го лиш­не­го шума, сумел забрать­ся со сво­и­ми пожит­ка­ми в ста­рый “форд”, сто­яв­ший под наве­сом, и выве­сти эту древ­нюю раз­ва­лю­ху, что­бы отпра­вить­ся на ней в неиз­вест­ную мне пока зону без­опас­но­сти посре­ди этой чер­ной без­лун­ной ночи. После­до­вав­шая затем гон­ка была похо­жа на бред, порож­ден­ный вооб­ра­же­ни­ем По или Рем­бо, или гра­вю­ра­ми Гюста­ва Доре, но, в кон­це кон­цов, я достиг Таун­шен­да. Вот и все. Если мое пси­хи­че­ское здо­ро­вье до сих пор сохра­ни­лось, то это чистая уда­ча. Вре­мя от вре­ме­ни меня охва­ты­ва­ет страх при мыс­ли, что при­не­сут пред­сто­я­щие годы, осо­бен­но это про­яв­ля­ет­ся с тех пор, как была откры­та столь неожи­дан­но пла­не­та Плу­тон. 

Как я уже упо­ми­нал, тогда мой фона­рик вновь вер­нул­ся к пусто­му крес­лу, опи­сав перед этим круг по ком­на­те; и тут я в пер­вый раз заме­тил на сиде­нье стран­ные пред­ме­ты, пона­ча­лу не раз­гля­дев их изза раз­бро­сан­ных пол пусто­го хала­та. Эти пред­ме­ты, все­го три, не были впо­след­ствии обна­ру­же­ны сле­до­ва­те­ля­ми. Как я ска­зал уже в самом нача­ле, ниче­го соб­ствен­но ужас­но­го в них не было. Кош­мар опре­де­лял­ся тем, что мож­но было пред­по­ло­жить, исхо­дя из их при­сут­ствия здесь. Даже теперь меня не поки­да­ют сомне­ния — момен­ты, во вре­мя кото­рых я почти готов раз­де­лить скеп­сис людей, при­пи­сав­ших все слу­чив­ше­е­ся со мною сну, гал­лю­ци­на­ци­ям и рас­стро­ен­ным нер­вам. 

Эти три пред­ме­та были чер­тов­ски умно скон­стру­и­ро­ва­ны и снаб­же­ны весь­ма ори­ги­наль­ны­ми метал­ли­че­ски­ми зажи­ма­ми для их при­со­еди­не­ния к орга­ни­че­ским обра­зо­ва­ни­ям, о кото­рых я не пыта­юсь делать ника­ких пред­по­ло­же­ний. Я наде­юсь — искренне наде­юсь — что то были вос­ко­вые объ­ек­ты, про­из­ве­де­ния искус­ней­ше­го худож­ни­ка, хотя мой глу­бо­ко кро­ю­щий­ся внут­рен­ний страх под­ска­зы­ва­ет совер­шен­но иное. Боже пра­вед­ный! Этот шеп­чу­щий во тьме, окру­жен­ный отвра­ти­тель­ным запа­хом и виб­ра­ци­я­ми! Кол­дун, чаро­дей, послан­ник, ребе­нок, под­ме­нен­ный эль­фа­ми, тот, что извне… этот страш­ный шепот… подав­лен­ное жуж­жа­ние… и все это вре­мя — в новень­ком бле­стя­щем цилин­дре на пол­ке… бед­ня­га… “Потря­са­ю­щий уро­вень хирур­ги­че­ских, био­ло­ги­че­ских, хими­че­ских и меха­ни­че­ских воз­мож­но­стей…” 

Дело в том что три пред­ме­та на крес­ле были совер­шен­ны­ми, до самой послед­ней мик­ро­ско­пи­че­ской дета­ли точ­ны­ми копи­я­ми — или ори­ги­на­ла­ми — лица и обе­их рук Ген­ри Уэнт­вор­та Эйке­ли.