Говард Филлипс Лавкрафт

ПОТОМОК

(The Descendant)
Напи­са­но в 1926 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Л. Воло­дар­ской

////

Я пишу, как ска­зал док­тор, на моем смерт­ном ложе и боль­ше все­го боюсь, что он ошиб­ся. Навер­ное, меня похо­ро­нят на буду­щей неде­ле, если…

В Лон­доне живет чело­век, кото­рый вопит каж­дый раз, когда зво­нят цер­ков­ные коло­ко­ла. Он живет один с поло­са­той кош­кой на посто­я­лом дво­ре Грея, и люди назы­ва­ют его без­обид­ным безум­цем. В его ком­на­те мно­же­ство самых неин­те­рес­ных и пустых книг, кото­рые он чита­ет и чита­ет, ста­ра­ясь забыть­ся. Един­ствен­ное, о чем он меч­та­ет, это не думать. По какой-то при­чине он боль­ше все­го на све­те боит­ся думать и, как чуму, гонит от себя все будо­ра­жа­щее вооб­ра­же­ние. Он очень худ, мор­щи­нист и сед, одна­ко люди гово­рят, что он совсем не так стар, как кажет­ся со сто­ро­ны. Страх цеп­ко дер­жит его сво­и­ми ост­ры­ми ког­тя­ми, и от само­го невин­но­го зву­ка его взгляд впе­ря­ет­ся в пусто­ту, а лоб покры­ва­ет­ся потом. Дру­зей и при­я­те­лей он дер­жит на рас­сто­я­нии, что­бы не отве­чать на их вопро­сы. Те же, кто зна­ют его со вре­мен, когда он был уче­ным и эсте­том, гово­рят, что нет ниче­го печаль­нее, чем видеть его сей­час. Так как он уже дав­но уда­лил­ся ото всех, то никто не может ска­зать с уве­рен­но­стью, уехал он из стра­ны или спря­тал­ся в неве­до­мой дыре. Уже лет десять, как он посе­лил­ся на посто­я­лом дво­ре Грея, но ни разу ни сло­ва не ска­зал, отку­да он явил­ся, пока одна­жды вече­ром юный Уильямс не купил Necronomicon .

Когда меч­та­тель Уильямс, кото­ро­му было все­го два­дцать три года, посе­лил­ся в ста­ром доме, то сра­зу почув­ство­вал что-то необыч­ное в сво­ем седом высох­шем сосе­де, как буд­то на нем было дыха­ние кос­ми­че­ско­го вет­ра. Он поста­рал­ся сой­тись с ним побли­же, ведь ста­рые дру­зья не сме­ли при­бли­зить­ся к нему, и его пора­зил страх, кото­рый не поки­дал кост­ля­во­го наблю­да­те­ля и слу­ша­те­ля. В том, что этот чело­век посто­ян­но наблю­дал и слу­шал, не было ника­ких сомне­ний. Но наблю­дал и слу­шал он ско­рее разу­мом, чем гла­за­ми и уша­ми, и посто­ян­но был занят тем, что­бы забыть­ся в бес­ко­неч­ном чте­нии весе­лень­ких роман­чи­ков. А едва начи­на­ли зво­нить цер­ков­ные коло­ко­ла, он пере­ста­вал слу­шать и вопил, и серая кош­ка, жив­шая в его ком­на­те, тоже выла с ним в уни­сон, пока не сти­хал в отда­ле­нии послед­ний звук.

Уильямс был настой­чив, но и с ним сосед не гово­рил ни о чем серьез­ном или тай­ном. Ста­рик не стре­мил­ся нико­му вну­шать свое на стро­е­ние, поэто­му симу­ли­ро­вал весе­лье и шут­ли­вый тон, лихо­ра­доч­но при­по­ми­ная забав­ные пустя­ки, но с каж­дой мину­той его голос ста­но­вил­ся все более высо­ким и напря­жен­ным, пока не сры­вал­ся на при­ду­шен­ный фаль­цет. Даже самые баналь­ные заме­ча­ния выда­ва­ли недю­жин­ные зна­ния это­го чело­ве­ка, и Уильямс не уди­вил­ся, узнав, что он учил­ся в Хар­роу и Окс­фор­де. Позд­нее Уильям­су ста­ло извест­но, что его сосед не кто иной, как лорд Нор­тем, чей древ­ний наслед­ствен­ный замок в Йорк­ши­ре поро­дил мно­же­ство самых фан­та­сти­че­ских слу­хов, одна­ко сто­и­ло ему заго­во­рить о зам­ке, воз­мож­но, вре­мен рим­лян, как его вла­де­лец наот­рез отка­зал­ся при­знать за ним что-то необыч­ное. Он даже визг­ли­во захи­хи­кал, когда речь зашла о тай­ных ходах, что про­руб­ле­ны в гор­ной гря­де, суро­во взи­ра­ю­щей на Север­ное море.

Так все и шло до того вече­ра, когда Уильямс при­нес домой поль­зу­ю­щий­ся дур­ной сла­вой Necronomicon сума­сшед­ше­го ара­ба Абду­лы Алхаз­ре­да. Об этой кни­ге ему было извест­но лет с шест­на­дца­ти, когда зани­мав­ша­я­ся любовь к таин­ствен­но­му побуж­да­ла его зада­вать стран­ные вопро­сы согну­то­му ста­ро­стью тор­гов­цу кни­га­ми на Чан­дос-стрит, и его все­гда пора­жа­ло, поче­му люди блед­не­ют, сто­ит им заго­во­рить о ней. От тор­гов­ца он узнал, что после всех гнев­ных эдик­тов свя­щен­ни­ков и закон­ни­ков сохра­ни­лись лишь пять экзем­пля­ров, да и те запря­та­ны подаль­ше испу­ган­ны­ми вла­дель­ца­ми, кото­рые осме­ли­лись взгля­нуть на мерз­кие пись­ме­на. И вот теперь ему нако­нец-то повез­ло не толь­ко напасть на след кни­ги, но и купить ее за сме­хо­твор­но малую цену. Он отыс­кал ее в еврей­ской лав­ке в нищем квар­та­ле Клер­мар­кет, где ему и преж­де слу­ча­лось нахо­дить стран­ные вещи, и он почти уве­рен, что ста­рый сог­бен­ный левит улы­бал­ся в нече­са­ную боро­ду, когда он совер­шал свое откры­тие. Гро­мозд­кий кожа­ный пере­плет с мед­ной застеж­кой лез в гла­за, и цена ока­за­лась неле­по низ­кой.

Одно­го взгля­да на заго­ло­вок было доста­точ­но, что­бы его бро­си­ло в жар, а диа­грам­мы, вкрап­лен­ные в непо­нят­ный латин­ский текст, раз­бу­ди­ли в его моз­гу смут­ные и на ред­кость тре­вож­ные вос­по­ми­на­ния. Ему пока­за­лось совер­шен­но необ­хо­ди­мым при­не­сти уве­си­стый том домой и при­нять­ся за его рас­шиф­ров­ку, отче­го он унес его из лав­ки с такой оче­вид­ной поспеш­но­стью, что ста­рый еврей тре­вож­но заку­дах­тал ему вслед. Когда же он, нако­нец, в сво­ей ком­на­те засел за кни­гу, то соче­та­ние ста­рин­но­го англий­ско­го готи­че­ско­го шриф­та и иско­вер­кан­ной сред­не­ве­ко­вой латы­ни ока­за­лось недо­ступ­ным для его линг­ви­сти­че­ских позна­ний, и он с боль­шой неохо­той обра­тил­ся за помо­щью к сво­е­му стран­но­му напу­ган­но­му дру­гу. Лорд Нор­тем, улы­ба­ясь, что-то нашеп­ты­вал сво­ей поло­са­той кош­ке и, когда дверь откры­лась, рез­ко отпря­нул от нее. Потом он заме­тил кни­гу и весь задро­жал, а едва Уилья­ме назвал ее, поте­рял созна­ние. При­дя в себя, он рас­ска­зал юно­ше свою исто­рию, лихо­ра­доч­ным шепо­том пове­дал в сво­ем фан­та­сти­че­ском безу­мии, что­бы тот немед­лен­но сжег про­кля­тую кни­гу и пепел раз­ве­ял по вет­ру.

Навер­ное, шеп­тал лорд Нор­тем, что-то было не так в самом нача­ле, одна­ко ему нико­гда не при­шло бы это в голо­ву, не зай­ди он сам слиш­ком дале­ко. Он девят­на­дца­тый барон в немыс­ли­мо древ­нем роду… В такое даже пове­рить труд­но, если все­рьез занять­ся гене­а­ло­ги­ей, ибо семей­ные пре­да­ния рас­ска­зы­ва­ют о пред­ках, жив­ших еще в досак­сон­ские вре­ме­на, когда некий Луний Габи­ний Капи­то, воен­ный три­бун в тре­тьем леги­оне Авгу­ста, тогда рас­по­ла­гав­шем­ся в Лин­де­ме в Рим­ской Бри­та­нии, был отстра­нен от коман­до­ва­ния за уча­стие в обря­дах, не ведо­мых ни одной извест­ной рели­гии. Гово­рят, Габи­ний при­хо­дил на ска­лу, где соби­ра­лось мно­го стран­ных людей, тво­рив­ших в тем­но­те Ста­рин­ный знак. Об этих стран­ных людях брит­ты поми­на­ли раз­ве лишь со стра­хом, и они были послед­ни­ми, кто уце­лел, когда уто­ну­ла вели­кая зем­ля на запа­де, оста­вив­шая после себя отдель­ные ост­ро­ва с кру­га­ми и свя­ти­ли­ща­ми, из кото­рых Сто­ун­хендж самый боль­шой. Есте­ствен­но, никто не зна­ет, насколь­ко спра­вед­ли­ва леген­да о том, что Габи­ний постро­ил непри­ступ­ную кре­пость вокруг запрет­ной пеще­ры и осно­вал род, кото­рый ни пик­ты, ни сак­сы, ни дат­чане, ни нор­ман­ны не смог­ли уни­что­жить, или о том, что из это­го рода про­изо­шел храб­рый друг и вое­на­чаль­ник Чер­но­го Прин­ца, кото­ро­го Эду­ард III пожа­ло­вал титу­лом баро­на Нор­тем. Никто ниче­го не зна­ет навер­ня­ка, одна­ко гово­рят об этом мно­го, и, если по прав­де, то замок Нор­тем на удив­ле­ние похож на сте­ну Адри­а­на. Ребен­ком лорд Нор­тем видел стран­ные сны, если засы­пал в древ­ней части зам­ка, и при­вык посто­ян­но рыть­ся в глу­би­нах сво­ей памя­ти в поис­ках неяс­ных пей­за­жей, сцен или впе­чат­ле­ний, кото­рые ника­ко­го отно­ше­ния не име­ли к его реаль­ной жиз­ни. Он стал меч­та­те­лем, не удо­вле­тво­рен­ным насто­я­щим, ищу­щим когда-то извест­ные ему места и людей, кото­рых нет на зем­ле.

Уве­рив­шись, что наш види­мый мир все­го лишь атом в бес­пре­дель­ном и гроз­ном про­стран­стве, и неиз­вест­ные миры давят на него и про­ни­ка­ют в него со всех сто­рон, Нор­тем в юно­сти жад­но пил сна­ча­ла из источ­ни­ка офи­ци­аль­ной рели­гии, а потом оккульт­ной тай­ны. Одна­ко ни там, ни там он не нашел покоя и удо­вле­тво­ре­ния, поэто­му, став стар­ше, он начал схо­дить с ума от пош­ло­сти и огра­ни­чен­но­сти жиз­ни. В девя­но­стых годах он уда­рил­ся в сата­низм и навсе­гда разу­ве­рил­ся во всех док­три­нах и тео­ри­ях, кото­рые обе­ща­ли сво­бо­ду от мало­пер­спек­тив­ной нау­ки и скуч­ных в сво­ем посто­ян­стве зако­нов При­ро­ды. Кни­ги, подоб­ные химе­ри­че­ско­му опи­са­нию Атлан­ти­ды неко­е­го Игна­тия Дон­нел­ли, он про­гла­ты­вал с жаром, и дюжи­на мало­из­вест­ных пред­ше­ствен­ни­ков Чарль­за Фор­та увлек­ла его сво­и­ми при­чу­да­ми. Он мог одо­леть боль­шие рас­сто­я­ния, сле­дуя какой-нибудь неве­ро­ят­но пре­крас­ной и таин­ствен­ной исто­рии и одна­жды ока­зал­ся в араб­ской пустыне, когда искал кем-то упо­мя­ну­тый Безы­мян­ный город, кото­рый никто и нико­гда не видел. В душе у него креп­ла мучи­тель­ная уве­рен­ность, что где-то есть воро­та, и, если их най­ти, то они впу­стят его в неве­до­мые сфе­ры, эхо кото­рых посто­ян­но будо­ра­жи­ло его память. Воз­мож­но, они есть в реаль­ном мире, а воз­мож­но, суще­ству­ют лишь в его мыс­лях и чув­ствах. Вполне веро­ят­но, что в его соб­ствен­ном полу­и­зу­чен­ном моз­гу было нечто, тол­кав­шее его в про­шлую и буду­щую жизнь в забы­тых про­стран­ствах, делав­шая его сле­пым к звез­дам и к бес­край­ним про­стран­ствам за ними…