Говард Филлипс Лавкрафт

ТЕНЬ БЕЗВРЕМЕНЬЯ

(The Shadow Out of Time)
Напи­са­но в 1935 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Э. Серо­вой

////

После того как в тече­ние два­дца­ти двух лет почти непре­рыв­ных муче­ний и ужас­ных пере­жи­ва­ний мой разум спа­сал­ся лишь отча­ян­ной верой в мифи­че­ское про­ис­хож­де­ние тер­зав­ших его виде­ний, я уже не имею мораль­но­го пра­ва пору­чить­ся за реаль­ность суще­ство­ва­ния все­го того, что, как мне пред­став­ля­ет­ся, мне уда­лось отыс­кать в ночь с 17 на 18 июля 1935 года в пустыне Запад­ной Австра­лии. У меня сохра­ня­ет­ся, прав­да, неко­то­рая надеж­да на то, что дан­ное откры­тие яви­лось цели­ком, либо, по край­ней мере, отча­сти пло­дом гал­лю­ци­на­ции, хотя вопи­ю­щая реаль­ность все­го пере­жи­то­го пред­став­ля­ет­ся мне настоль­ко оче­вид­ной, что я уже начи­наю счи­тать подоб­ную надеж­ду абсо­лют­но бес­поч­вен­ной.

Если все опи­сы­ва­е­мые собы­тия дей­стви­тель­но име­ли место, то в таком слу­чае чело­ве­ку сле­ду­ет быть гото­вым к тому, что­бы сми­рить­ся с суще­ство­ва­ни­ем тако­го поня­тия как Кос­мос и осо­знать свое истин­ное место в бур­ля­щем водо­во­ро­те вре­ме­ни, одно лишь упо­ми­на­ние о кото­ром спо­соб­но ока­зать на него оше­лом­ля­ю­щее и даже пара­ли­зу­ю­щее воз­дей­ствие. Кро­ме того, он дол­жен быть посто­ян­но наче­ку перед весь­ма необыч­ной и глу­бо­ко зата­ив­шей­ся угро­зой, кото­рая если и не спо­соб­на пора­зить разом все чело­ве­че­ство, одна­ко может под­верг­нуть сво­е­му чудо­вищ­но­му и досе­ле нераз­га­дан­но­му воз­дей­ствию отдель­ных его наи­бо­лее без­рас­суд­ных пред­ста­ви­те­лей. Имен­но по этой послед­ней при­чине я хотел бы со всей настой­чи­во­стью предо­сте­речь любо­го иссле­до­ва­те­ля или уче­но­го от каких- либо попы­ток повтор­но рас­ко­пать фраг­мен­ты того зага­доч­но­го пер­во­быт­но­го соору­же­ния, кото­рое было обна­ру­же­но в ходе рабо­ты нашей экс­пе­ди­ции.

С уче­том того, что во вре­мя опи­сы­ва­е­мых собы­тий я пре­бы­вал в здра­вом уме и трез­вой памя­ти, смею утвер­ждать, что выпав­шие на мою долю испы­та­ния нико­гда еще не были извест­ны ни одно­му из насе­ля­ю­щих нашу пла­не­ту людей. Они яви­лись чудо­вищ­ным под­твер­жде­ни­ем реаль­но­сти все­го того, что я так дол­го и настой­чи­во пытал­ся опро­верг­нуть как некий миф или выдум­ку. Как ни стран­но, я бла­го­да­рю судь­бу за то, что в насто­я­щее вре­мя не суще­ству­ет ника­ких дока­за­тельств мое­го откры­тия, посколь­ку, объ­ятый ужа­сом, я тогда поте­рял тот зло­ве­щий пред­мет, кото­рый, будучи извле­чен­ным на зем­ную поверх­ность, несо­мнен­но, с неопро­вер­жи­мой убе­ди­тель­но­стью под­твер­дил бы его нали­чие.

Свою кош­мар­ную наход­ку я обна­ру­жил в оди­ноч­ку и до насто­я­ще­го вре­ме­ни нико­му о ней не рас­ска­зы­вал. Разу­ме­ет­ся, я был не в пра­ве запре­тить дру­гим иссле­до­ва­те­лям зани­мать­ся рас­коп­ка­ми в том же рай­оне, одна­ко волею судь­бы и бла­го­да­ря сме­ще­нию зыбу­чих пес­ков они с тех пор так ниче­го там и не нашли. Сей­час же я счи­таю себя обя­зан­ным сде­лать вполне кон­крет­ное заяв­ле­ние — не столь­ко во имя сохра­не­ния соб­ствен­но­го душев­но­го спо­кой­ствия и умствен­но­го рав­но­ве­сия, сколь­ко для того, что­бы пре­ду­пре­дить и предо­сте­речь тех людей, кото­рые не толь­ко с дове­ри­ем, но и с доста­точ­ной серьез­но­стью отне­сут­ся к содер­жа­нию этих строк.

Дан­ное повест­во­ва­ние, началь­ная часть кото­ро­го во мно­гом пока­жет­ся зна­ко­мой вни­ма­тель­ным чита­те­лям прес­сы, осо­бен­но — сле­дя­щим за пуб­ли­ка­ци­я­ми на науч­ные темы, напи­са­но в каю­те паро­хо­да, кото­рый вер­нул меня к род­ным бере­гам. По завер­ше­нии рабо­ты я наме­рен пере­дать их сво­е­му сыну, про­фес­со­ру Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та Уин­гей­ту Пейнс­ли, явля­ю­ще­му­ся един­ствен­ным чле­ном моей семьи, сохра­нив­шим ко мне род­ствен­ные чув­ства и любовь после постиг­ше­го меня мно­го лет назад стран­но­го при­сту­па амне­зии, и оста­ю­ще­му­ся наи­бо­лее инфор­ми­ро­ван­ным чело­ве­ком по части подо­пле­ки опи­сы­ва­е­мых собы­тий. Из всех живу­щих людей он, наде­юсь, будет в наи­мень­шей сте­пе­ни скло­нен высме­и­вать содер­жа­ние мое­го повест­во­ва­ния о собы­ти­ях той роко­вой ночи.

Перед посад­кой на суд­но я воз­дер­жал­ся от пере­да­чи ему какой-либо инфор­ма­ции в уст­ной фор­ме, посколь­ку пола­гал, что будет луч­ше, если он озна­ко­мит­ся имен­но с мои­ми запи­ся­ми.

Про­чте­ние, а затем, воз­мож­но, и повтор­ное озна­ком­ле­ние с ними в досу­жий час, поз­во­лит ему полу­чить гораз­до более целост­ное пред­став­ле­ние о пере­жи­том мною, неже­ли на то может рас­счи­ты­вать мой сбив­чи­вый и во мно­гом непо­сле­до­ва­тель­ный рас­сказ.

Он так­же впра­ве исклю­чи­тель­но по соб­ствен­но­му усмот­ре­нию рас­по­ря­дить­ся дан­ны­ми запи­ся­ми, в том чис­ле и обна­ро­до­вать их в той или иной части, сопро­во­див, воз­мож­но, соб­ствен­ны­ми ком­мен­та­ри­я­ми, кото­рые пока­жут­ся ему наи­бо­лее соот­вет­ству­ю­щи­ми бла­гим целям. В инте­ре­сах же тех чита­те­лей, кото­рые незна­ко­мы с ран­ни­ми ста­ди­я­ми моей исто­рии, я пред­ва­ряю соб­ствен­но рас­сказ о пере­жи­том доволь­но подроб­ным отче­том о пред­ше­ство­вав­ших ему собы­ти­ях.

Зовут меня Ната­ни­ель Уин­гейт Пейнс­ли, и те чита­те­ли, кото­рым еще памят­ны ста­рые газе­ты или ста­тьи пси­хо­ло­ги­че­ско­го жур­на­ла шести­се­ми­лет­ней дав­но­сти, несо­мнен­но, вспом­нят, кто я такой. В то вре­мя едва ли не все газе­ты были испещ­ре­ны сооб­ще­ни­я­ми о постиг­шей меня в 1908–1913 годах стран­ной амне­зии и после­до­вав­ших за нею кри­во­тол­ках в сти­ле и тра­ди­ци­ях тех ужа­сов, мас­со­вых поме­ша­тельств и кол­дов­ства, кото­рые испо­кон веку при­пи­сы­ва­ют­ся древ­не­му Мас­са­чу­сет­су, явля­ю­ще­му­ся в насто­я­щее вре­мя местом мое­го про­жи­ва­ния. Мне так­же хоте­лось бы заявить — пря­мо и без оби­ня­ков, — что ни по части моей наслед­ствен­но­сти, ни в собы­ти­ях дет­ства и юно­ше­ства, в моей жиз­ни нико­гда не было и наме­ка на какое-либо душев­ное забо­ле­ва­ние или иной пси­хи­че­ский порок. Дан­ное обсто­я­тель­ство явля­ет­ся крайне важ­ным с уче­том того, что тень подо­зре­ний в моем душев­ном нездо­ро­вье впо­след­ствии завис­ла надо мной, хотя в осно­ве ее лежит при­чи­на исклю­чи­тель­но внеш­не­го свой­ства.

Воз­мож­но, дол­гие деся­ти­ле­тия мрач­но­го, застой­но­го умствен­но­го бро­же­ния и тягост­ных раз­ду­мий, издрев­ле при­су­щих жите­лям наше­го раз­ва­ли­ва­ю­ще­го­ся на кус­ки и одер­жи­мо­го слу­ха­ми Эрк­ха­ма, сде­ла­ли их осо­бен­но вос­при­им­чи­вы­ми к любым подо­зре­ни­ям подоб­но­го рода — хотя, надо при­знать, это пред­став­ля­ет­ся мне весь­ма мало­ве­ро­ят­ным в све­те тех собы­тий и явле­ний, к изу­че­нию кото­рых я впо­след­ствии при­сту­пил. Сей­час же мне хочет­ся осо­бо повто­рить: и пред­ки мои, и соб­ствен­ные юно­ше­ские годы были самы­ми что ни на есть нор­маль­ны­ми, а то неве­до­мое, что при­шло, что каким-то обра­зом про­кра­лось в мою жизнь, до сих пор не нахо­дит ни сво­е­го убе­ди­тель­но­го объ­яс­не­ния, ни, тем более, слов для его выра­же­ния.

Я явля­юсь сыном Джо­на­та­на и Хан­ны Уин­гейт Пейнс­ли, при­чем оба моих роди­те­ля про­ис­хо­дят из ста­рин­ных хэвер­хилл­ских родов. Родил­ся я и вырос так­же в Хэвер­хил­ле, в ста­ром доме, рас­по­ла­гав­шем­ся в то вре­мя на Борд­мен-стрит, что непо­да­ле­ку от Золо­то­го хол­ма, и в Эрк­ха­ме не бывал вплоть до тех пор, пока в 1895 году не посту­пил на рабо­ту в Мис­ка­то­ник­ский уни­вер­си­тет в каче­стве асси­стен­та кафед­ры полит­эко­но­мии. В тече­ние три­на­дца­ти после­до­вав­ших за этим лет жизнь моя про­те­ка­ла вполне глад­ко и, мож­но ска­зать, счаст­ли­во. В 1896 году я женил­ся на Элис Кизар, а в 1898, 1900 и 1903 годах у нас роди­лись трое детей, соот­вет­ствен­но Роберт, Уин­гейт и Хан­на. В год рож­де­ния наше­го пер­вен­ца я стал асси­стен­том про­фес­со­ра, а в 1902 — пол­ным про­фес­со­ром, и за все это вре­мя не про­яв­лял ни малей­ше­го инте­ре­са ни к оккуль­тиз­му, ни к про­бле­мам пато­ло­ги­че­ской пси­хо­ло­гии.

Во втор­ник 14 мая 1908 года я впал в состо­я­ние весь­ма стран­ной амне­зии. Все про­изо­шло совер­шен­но вне­зап­но, а насту­пив­шие за несколь­ко часов до это­го корот­кие и доволь­но смут­ные виде­ния — совер­шен­но хао­тич­ные и силь­но меня тогда встре­во­жив­шие имен­но сво­ей необъ­яс­ни­мо­стью — ско­рее все­го были пред­вест­ни­ком под­сту­пав­ше­го забо­ле­ва­ния. У меня вне­зап­но раз­бо­ле­лась голо­ва и воз­ник­ло стран­ное чув­ство — так­же новое для меня, — буд­то некто пыта­ет­ся силой завла­деть мои­ми мыс­ля­ми.

Пара­лич насту­пил ров­но в 10.20 утра, когда я вел в одной из ауди­то­рий заня­тия с пер­во­курс­ни­ка­ми. Я вдруг начал видеть у себя перед гла­за­ми стран­ные обра­зы и ощу­щать себя нахо­дя­щим­ся не в клас­се, а в каком-то совер­шен­но дру­гом поме­ще­нии.

Мои мыс­ли и речь утра­ти­ли вся­кую связь с темой заня­тия, и пото­му сту­ден­ты сра­зу же заме­ти­ли, что тво­рит­ся что-то нелад­ное. Затем я, все так же сидя на сту­ле, как-то рез­ко обмяк и впал в оце­пе­не­ние, из кото­ро­го меня нико­му не уда­ва­лось выве­сти. Забе­гая впе­ред, ска­жу, что про­шло целых пять лет, четы­ре меся­ца и три­на­дцать дней, преж­де чем ко мне вер­ну­лись все мои нор­маль­ные спо­соб­но­сти.

Ход даль­ней­ших собы­тий стал мне изве­стен исклю­чи­тель­но со слов дру­гих людей. Хотя меня сра­зу же пере­вез­ли из уни­вер­си­те­та домой и назна­чи­ли луч­шее меди­цин­ское обслу­жи­ва­ние, я шест­на­дцать с поло­ви­ной часов нахо­дил­ся без созна­ния.

15 мая в три часа утра я нако­нец открыл гла­за и ко мне вер­нул­ся дар речи, хотя еще дол­гое вре­мя док­то­ра и чле­ны моей семьи испы­ты­ва­ли серьез­ное бес­по­кой­ство по пово­ду моей лек­си­ки и выра­же­ния лица. Было совер­шен­но оче­вид­но, что я не пом­ню ни сво­е­го про­шло­го, ни вооб­ще кто я такой, хотя пона­ча­лу я уси­лен­но пытал­ся скрыть от окру­жа­ю­щих дан­ный про­вал в памя­ти. Я с непод­дель­ным изум­ле­ни­ем гла­зел на сто­яв­ших вокруг меня людей, кото­рым сра­зу пока­за­лась незна­ко­мой моя мими­ка.

Речь моя ста­ла нелов­кой и какой-то чужой. Я с замет­ным тру­дом поль­зо­вал­ся сво­им арти­ку­ля­ци­он­ным аппа­ра­том, а в моей дик­ции появи­лись стран­ные, слов­но искус­ствен­ные инто­на­ции, как буд­то я лишь недав­но изу­чил англий­ский язык, при­чем сде­лал это исклю­чи­тель­но по кни­гам. Про­из­но­ше­ние было про­сто вар­вар­ским, донель­зя чужим, тогда как отдель­ные иди­о­мы вклю­ча­ли в себя неле­пые арха­из­мы и выра­же­ния само­го что ни на есть зага­доч­но­го свой­ства.

В част­но­сти, два­дцать лет спу­стя один из наи­бо­лее моло­дых (на пери­од мое­го забо­ле­ва­ния) вра­чей с извест­ной долей зло­ве­щей мно­го­зна­чи­тель­но­сти при­пом­нил кое-что из моих выска­зы­ва­ний — к тому вре­ме­ни ана­ло­гич­ные фра­зы ста­ли полу­чать рас­про­стра­не­ние как в Евро­пе, в первую оче­редь в Англии, так и в Соеди­нен­ных Шта­тах, и, несмот­ря на всю свою замыс­ло­ва­тость и явную новиз­ну, они стран­ным обра­зом в мель­чай­ших подроб­но­стях повто­ря­ли непо­нят­ные сло­ва, про­из­не­сен­ные в 1908 году его чуда­ко­ва­тым паци­ен­том из Эрк­ха­ма.

Физи­че­ская сила вер­ну­лась ко мне прак­ти­че­ски сра­зу же, хотя мне и при­шлось потра­тить неко­то­рое вре­мя на то, что­бы зано­во научить­ся как сле­ду­ет поль­зо­вать­ся сво­и­ми нога­ми, рука­ми, да и вооб­ще всем телом. По этой, а так­же ряду дру­гих при­чин, обыч­но свя­зан­ных с вре­мен­ной поте­рей паци­ен­том памя­ти, я посто­ян­но нахо­дил­ся под при­сталь­ным меди­цин­ским наблю­де­ни­ем.

Убе­див­шись в тщет­но­сти всех сво­их попы­ток скрыть от окру­жа­ю­щих факт утра­ты памя­ти, я чест­но при­знал­ся им в этом, после чего стал настой­чи­во доби­вать­ся полу­че­ния бук­валь­но любой инфор­ма­ции извне. Пожа­луй, у вра­чей сло­жи­лось впе­чат­ле­ние, что как толь­ко я сми­рил­ся с фак­том поте­ри памя­ти как с чем-то вполне есте­ствен­ным и чуть ли не нор­маль­ным, то тут же поте­рял инте­рес ко все­му тому, что преж­де при­вле­ка­ло и вол­но­ва­ло меня. Осо­бен­но бро­са­лось в гла­за то, что я стре­мил­ся полу­чить све­де­ния по совер­шен­но кон­крет­ным отрас­лям исто­рии, есте­ствен­ных наук, искус­ства, язы­ко­зна­ния и фольк­ло­ра ино­гда дей­стви­тель­но фун­да­мен­таль­ные, а под­час по-дет­ски наив­ные, кото­рые, как ни стран­но, очень часто не име­ли ника­ко­го отно­ше­ния к моей преж­ней дея­тель­но­сти и суще­ство­ва­нию в целом. С дру­гой сто­ро­ны, окру­жа­ю­щие под­ме­ти­ли, что я непо­сти­жи­мым обра­зом пре­крас­но ори­ен­ти­ро­вал­ся во мно­гих прак­ти­че­ски неиз­вест­ных нау­ке обла­стях зна­ния, и при этом вся­че­ски ста­рал­ся ута­ить от них факт подоб­ной осве­дом­лен­но­сти. Я неред­ко с под­черк­ну­той небреж­но­стью и одно­вре­мен­но обес­ку­ра­жи­ва­ю­щей уве­рен­но­стью мани­пу­ли­ро­вал ссыл­ка­ми на собы­тия, про­ис­шед­шие едва ли не за пре­де­ла­ми тра­ди­ци­он­ной исто­рии древ­не­го мира, но вся­кий раз, когда подоб­ные ремар­ки и заме­ча­ния с моей сто­ро­ны вызы­ва­ли явное удив­ле­ние слу­ша­ю­щих, ста­рал­ся обра­тить ска­зан­ное в шут­ку. Быва­ло и так, что я вдруг заво­дил речь о дале­ком буду­щем, чем пару-трой­ку раз вызы­вал сре­ди окру­жа­ю­щих пря­мо-таки испу­ган­ный пере­по­лох.

Посте­пен­но подоб­ные жут­ко­ва­тые всплес­ки памя­ти ста­но­ви­лись все реже и нако­нец исчез­ли вовсе, хотя неко­то­рые спе­ци­а­ли­сты были склон­ны объ­яс­нять это не столь­ко утра­той мною кон­крет­ных зна­ний, сколь­ко моей повы­шен­ной насто­ро­жен­но­стью и неже­ла­ни­ем про­бол­тать­ся. Со сво­ей сто­ро­ны, я с непод­дель­ным инте­ре­сом впи­ты­вал в себя осо­бен­но­сти речи, при­вы­чек и даже внеш­но­сти окру­жав­ших меня людей, слов­но являл­ся неким пыт­ли­вым путе­ше­ствен­ни­ком, при­быв­шим в этот край из даль­них замор­ских стран.

Как толь­ко вра­чи поз­во­ли­ли, я стал чуть ли не дне­вать и ноче­вать в нашей уни­вер­си­тет­ской биб­лио­те­ке, а вско­ре после это­го совер­шил свое­об­раз­ное турне по ряду аме­ри­кан­ских и евро­пей­ских горо­дов, где высту­пил с лек­ци­я­ми, наде­лав­ши­ми нема­ло шума в науч­ных кру­гах ряда стран.

Таким обра­зом я отнюдь не испы­ты­вал недо­стат­ка в науч­ных кон­так­тах, а кро­ме того мой слу­чай к тому вре­ме­ни уже при­об­рел доволь­но широ­кую извест­ность в сре­де пси­хо­ло­гов. В сво­их лек­ци­ях они частень­ко упо­ми­на­ли меня как сво­е­го рода живое под­твер­жде­ние фено­ме­на так назы­ва­е­мой вто­рич­ной или «побоч­ной» лич­но­сти, хотя вре­ме­на­ми я и ста­вил их в доволь­но затруд­ни­тель­ное поло­же­ние неко­то­ры­ми подо­зри­тель­ны­ми выход­ка­ми, весь­ма сма­хи­вав­ши­ми на тща­тель­но замас­ки­ро­ван­ное при­твор­ство.

С под­лин­но дру­же­ским отно­ше­ни­ем к себе я стал­ки­вал­ся неча­сто. Было, навер­ное, в моем пове­де­нии и, в част­но­сти, в речи нечто такое, что вызы­ва­ло прак­ти­че­ски у всех, с кем мне при­хо­ди­лось стал­ки­вать­ся, смут­ное ощу­ще­ние стра­ха и острой анти­па­тии, как если бы я был неким суще­ством, бес­ко­неч­но дале­ким от все­го того, что сами они счи­та­ли нор­маль­ным и есте­ствен­ным.

Не состав­ля­ла исклю­че­ния и моя семья. С того само­го момен­та, когда я вер­нул­ся из стран­но­го забы­тья, моя жена ста­ла вос­при­ни­мать меня с явным ужа­сом и непод­дель­ным отвра­ще­ни­ем, убеж­дая всех в том, что я стал совер­шен­но чужим, даже враж­деб­ным ей суще­ством, как буд­то кто-то посто­рон­ний все­лил­ся в тело ее мужа. В 1910 году она нако­нец доби­лась раз­во­да, но и после мое­го воз­вра­ще­ния к нор­маль­ной жиз­ни в 1913 году кате­го­ри­че­ски отка­зы­ва­лась даже видеть­ся со мной. Ана­ло­гич­ные чув­ства раз­де­ля­ли так­же мой стар­ший сын и дочь, кото­рых я с тех пор так ни разу и не видел.

Лишь мой вто­рой сын — Уин­гейт — каза­лось, смог пре­одо­леть ужас и отвра­ще­ние, кото­рые про­из­во­ди­ло мое неожи­дан­ное пре­об­ра­же­ние. Он так­же при­зна­вал, что я стал совер­шен­но дру­гим чело­ве­ком, но на про­тя­же­нии всех этих дол­гих лет свя­то хра­нил надеж­ду на то, что когда-нибудь я вновь обре­ту само­го себя. Вско­ре он пред­ло­жил мне жить у него в доме и добил­ся через суд пра­ва опе­ки надо мной; кро­ме того, в послед­ние годы он актив­но помо­гал мне в моих иссле­до­ва­ни­ях, при­чем настоль­ко успеш­но, что сам стал круп­ным уче­ным-пси­хо­ло­гом.

По прав­де гово­ря, меня отнюдь не удив­ля­ет то обсто­я­тель­ство, что я повсе­мест­но вызы­вал сво­им появ­ле­ни­ем чув­ство нелов­ко­сти и даже острой непри­яз­ни, посколь­ку разум, голос и выра­же­ние лица суще­ства, проснув­ше­го­ся 15 мая 1908 года, при­над­ле­жа­ли отнюдь не тому чело­ве­ку, кото­ро­го все зна­ли под име­нем Ната­ни­е­ля Уин­гей­та Пейнс­ли.

Я не наме­рен подроб­но опи­сы­вать здесь свои жиз­нен­ные пери­пе­тии в пери­од с 1908 по 1913 годы, посколь­ку чита­те­ли смо­гут без тру­да собрать — как, соб­ствен­но, сде­лал это и я сам — нуж­ные све­де­ния в под­шив­ках ста­рых газет и науч­ных жур­на­лов. При этом отме­чу лишь, что за мной было остав­ле­но пра­во в разум­ных пре­де­лах рас­по­ря­жать­ся соб­ствен­ны­ми сред­ства­ми, что я и делал, путе­ше­ствуя по све­ту и посе­щая мно­го­чис­лен­ные науч­ные цен­тры. Поезд­ки эти, надо при­знать, были весь­ма стран­ны­ми, посколь­ку я неиз­мен­но пред­по­чи­тал весь­ма отда­лен­ные и наи­бо­лее укром­ные места.

В част­но­сти, в 1909 году я про­вел месяц в Гима­ла­ях, в 1911 вызвал зна­чи­тель­ный инте­рес чита­ю­щей пуб­ли­ки сво­им пере­хо­дом на вер­блю­дах через неиз­ве­дан­ные рай­о­ны ара­вий­ских пустынь. Мне, одна­ко, так и не пред­ста­ви­лась воз­мож­ность пове­дать миру о том, что про­ис­хо­ди­ло во вре­мя этих экс­пе­ди­ций.

Летом 1912 года я нанял суд­но и отпра­вил­ся на нем в пла­ва­ние по Север­но­му Ледо­ви­то­му оке­а­ну север­нее Шпиц­бер­ге­на, одна­ко остал­ся разо­ча­ро­ван резуль­та­та­ми это­го путе­ше­ствия.

В тот же год, но чуть поз­же, я в пол­ном оди­но­че­стве про­вел несколь­ко недель в досе­ле неиз­ве­дан­ных обшир­ных извест­ня­ко­вых пеще­рах Запад­ной Вир­джи­нии — эта сеть пота­ен­ных лаби­рин­тов ока­за­лась настоль­ко запу­тан­ной, что с тех пор по моим сто­пам боль­ше не про­шел ни один чело­век.

Мое пре­бы­ва­ние в зару­беж­ных уни­вер­си­те­тах неиз­мен­но сопро­вож­да­лось пора­зи­тель­но быст­рой адап­та­ци­ей к новым местам, как буд­то моя «побоч­ная» лич­ность по уров­ню сво­е­го интел­лек­ту­аль­но­го раз­ви­тия намно­го пре­вос­хо­ди­ла мою соб­ствен­ную. Я так­же обна­ру­жил у себя пора­зи­тель­ные спо­соб­но­сти к быст­ро­му чте­нию и усво­е­нию ново­го науч­но­го мате­ри­а­ла. В част­но­сти, я мог наизусть пере­ска­зать содер­жа­ние кни­ги, пред­ва­ри­тель­но одно­крат­но про­смот­рев ее с такой ско­ро­стью, с какой паль­цы успе­ва­ли листать стра­ни­цы; что же до моей спо­соб­но­сти рабо­тать со слож­ны­ми чис­ла­ми, то у окру­жа­ю­щих она порой даже вызы­ва­ла чув­ство бла­го­го­вей­но­го стра­ха.

Вре­ме­на­ми то и дело появ­ля­лись тре­вож­ные сооб­ще­ния о моих спо­соб­но­стях ока­зы­вать вли­я­ние на мыс­ли и поступ­ки дру­гих людей, хотя я и ста­рал­ся све­сти к мини­му­му любые про­яв­ле­ния подоб­но­го рода. Поми­мо это­го мое имя неред­ко мель­ка­ло в сооб­ще­ни­ях о встре­чах с гла­ва­ми раз­лич­ных оккуль­тист­ских групп и уче­ны­ми, кото­рые подо­зре­ва­лись в свя­зях с безы­мян­ны­ми когор­та­ми поклон­ни­ков все­воз­мож­ных древ­них богов. Все эти слу­хи, кста­ти ска­зать, так и не нашед­шие сво­е­го под­твер­жде­ния, во мно­гом осно­вы­ва­лись на общей направ­лен­но­сти изу­чав­ших­ся мною книг, посколь­ку сам по себе факт мое­го озна­ком­ле­ния с ред­ки­ми биб­лио­теч­ны­ми изда­ни­я­ми едва ли мог дол­го оста­вать­ся в тайне.

В спис­ках про­чи­тан­ных мною книг фигу­ри­ру­ют такие про­из­ве­де­ния разу­ме­ет­ся, это лишь ничтож­ная их кру­пи­ца, — как «Куль­ты вам­пи­ров» гра­фа д’Эр­лет­та, «Тай­ны при­ми­тив­ных наро­дов» Людви­га Прин­на, «Неве­до­мые куль­ты» фон Юнц­та, уце­лев­шие фраг­мен­ты зага­доч­ной «Кни­ги Эйбон», зло­ве­щий «Некро­но­ми­кон» безум­но­го ара­ба Абду­лы Аль­хаз­ре­да. Кро­ме того, не сле­ду­ет забы­вать и тот неоспо­ри­мый факт, что за вре­мя моей стран­ной мута­ции под­ня­лась новая вол­на увле­че­ния все­воз­мож­ны­ми куль­та­ми и про­чей таин­ствен­ной дея­тель­но­стью.

Летом 1913 года я все чаще стал про­яв­лять при­зна­ки апа­тии, ску­ки и осла­бе­ва­ю­ще­го инте­ре­са ко всем подоб­ным вещам, одно­вре­мен­но с этим зага­доч­но наме­кая сво­им кол­ле­гам, что не исклю­чаю воз­мож­но­сти в ско­ром вре­ме­ни наступ­ле­ния неко­ей «оче­ред­ной транс­фор­ма­ции». Я начал пого­ва­ри­вать о посте­пен­ном вос­ста­нов­ле­нии вос­по­ми­на­ний о моей про­шлой жиз­ни, хотя, надо при­знать, мно­гие с боль­шим недо­ве­ри­ем отно­си­лись к подоб­ным выска­зы­ва­ни­ям, посколь­ку все упо­ми­нав­ши­е­ся мною фраг­мен­ты носи­ли харак­тер самых зауряд­ных и даже баналь­ных вещей, све­де­ния о кото­рых мож­но было без тру­да почерп­нуть из моих же ста­рых запи­сей. При­мер­но в сере­дине авгу­ста я вер­нул­ся в Эрк­хам и вновь отпер две­ри соб­ствен­но­го дома на Крейн-стрит. Вско­ре по при­ез­де я уста­но­вил в нем один агре­гат, кото­рый имел поис­ти­не стран­ный вид и был собран из раз­лич­ных меха­низ­мов евро­пей­ско­го и аме­ри­кан­ско­го про­из­вод­ства. При этом я тща­тель­но сле­дил за тем, что­бы ни один доста­точ­но обра­зо­ван­ный чело­век не имел воз­мож­но­сти уви­деть его и, тем более, заду­мать­ся над его назна­че­ни­ем.

Те, кому дове­лось все же взгля­нуть на него, — а это были помо­гав­ший мне в его сбор­ке меха­ник, слу­га и моя новая эко­ном­ка, — утвер­жда­ли, что по виду он напо­ми­нал стран­ную смесь все­воз­мож­ных стерж­ней, колес и зер­кал. В высо­ту вся кон­струк­ция немно­гим пре­вы­ша­ла пол­мет­ра, а в шири­ну дости­га­ла при­мер­но трид­цать сан­ти­мет­ров, и в цен­тре ее рас­по­ла­га­лось сфе­ри­че­ское выпук­лое зер­ка­ло.

Вече­ром в пят­ни­цу 26 сен­тяб­ря 1913 года я отпу­стил эко­ном­ку и слу­жан­ку до сере­ди­ны сле­ду­ю­ще­го дня. Как мог­ли заме­тить сосе­ди, в доме уже зажег­ся свет, когда к нему на авто­мо­би­ле подъ­е­хал высо­кий, худо­ща­вый, похо­жий на ино­стран­ца чело­век, оде­тый в тем­ное.

В послед­ний раз свет в доме виде­ли при­мер­но в час ночи.

Несколь­ко поз­же, где-то в нача­ле тре­тье­го, пат­руль­ный поли­цей­ский заме­тил, что дом погру­жен в тем­но­ту, но авто­мо­биль незна­ком­ца по-преж­не­му сто­ит у тро­туа­ра; к четы­рем же часа утра маши­ны у дома уже не было.

В шесть часов утра док­то­ру Виль­со­ну позво­нил неиз­вест­ный, кото­рый неуве­рен­ным голо­сом с явным ино­стран­ным акцен­том попро­сил его при­быть ко мне домой, что­бы выве­сти меня из состо­я­ния глу­бо­ко­го обмо­ро­ка. Этот зво­нок — как впо­след­ствии выяс­ни­лось, меж­ду­го­род­ний был сде­лан из теле­фо­на-авто­ма­та на Север­ном вок­за­ле Босто­на, одна­ко ника­ких сле­дов высо­ко­го худо­ща­во­го гос­по­ди­на впо­след­ствии так и не обна­ру­жи­ли. При­быв­ший по вызо­ву док­тор обна­ру­жил меня в бес­со­зна­тель­ном состо­я­нии в гости­ной — я сидел на сту­ле за пись­мен­ным сто­лом. На его поли­ро­ван­ной поверх­но­сти оста­лись цара­пи­ны от како­го-то тяже­ло­го пред­ме­та. Что же до зага­доч­но­го агре­га­та, то он бес­след­но исчез и боль­ше о нем никто и нико­гда не слы­шал. Мало кто выра­жал сомне­ние в том, что его унес с собой тот самый таин­ствен­ный ино­стра­нец.

В рас­по­ло­жен­ном в биб­лио­те­ке камине лежа­ла боль­шая куча пеп­ла, остав­ше­го­ся, судя по все­му, после сожже­ния мно­го­чис­лен­ных запи­сей, кото­рые я регу­ляр­но вел после того как вышел из бес­со­зна­тель­но­го состо­я­ния. Пона­ча­лу док­тор Виль­сон выра­жал серьез­ные опа­се­ния по пово­ду состо­я­ния мое­го дыха­ния, одна­ко после соот­вет­ству­ю­ще­го уко­ла оно при­шло в нор­му.

27 сен­тяб­ря в нача­ле две­на­дца­то­го часа я рез­ко вздрог­нул и на моем досе­ле похо­див­шем на мас­ку лице ста­ли про­сту­пать пер­вые при­зна­ки ожив­ле­ния. Док­тор Виль­сон отме­тил, что они уже не похо­ди­ли на выра­же­ние, при­су­щее моей «побоч­ной» лич­но­сти, а боль­ше напо­ми­на­ли сле­ды моей преж­ней, так ска­зать — нор­маль­ной лич­но­сти. В 11.30 я про­из­нес несколь­ко невнят­ных зву­ков и сло­гов, кото­рые не име­ли абсо­лют­но ника­ко­го сход­ства с чело­ве­че­ской речью. Сам же я как буд­то пре­бы­вал в состо­я­нии борь­бы с неко­ей неве­до­мой мне силой.

Вско­ре после полу­дня, когда вер­ну­лись эко­ном­ка и слу­жан­ка, я сно­ва забор­мо­тал по-англий­ски, про­из­не­ся что-то вро­де : «…из орто­док­саль­ных эко­но­ми­стов того пери­о­да Йевонс явля­ет­ся типич­ным пред­ста­ви­те­лем гос­под­ству­ю­щей тен­ден­ции науч­ной кор­ре­ля­ции. Его попыт­ки увя­зать про­из­вод­ствен­ные цик­лы про­цве­та­ния и депрес­сии с пери­о­дич­но­стью появ­ле­ния пятен на Солн­це, воз­мож­но, пред­став­ля­ют собой вер­ши­ну…» Таким обра­зом Ната­ни­ел Уин­гейт Пейнс­ли сно­ва вер­нул себе соб­ствен­ное «я», поки­нув­шее его во втор­ник утром 1908 года, когда он про­во­дил со сту­ден­та­ми заня­тия по полит­эко­но­мии.

Мое воз­вра­ще­ние к нор­маль­ной жиз­ни про­хо­ди­ло доволь­но непро­сто и, надо ска­зать, весь­ма болез­нен­но. Поте­ря пяти лет актив­ной жиз­ни обу­сло­ви­ла более тяже­лые послед­ствия, неже­ли я мог пред­по­ло­жить преж­де, тогда как мне в моем поло­же­нии пред­сто­я­ло еще ула­дить мас­су важ­ных дел.

То, что я услы­шал о соб­ствен­ных дея­ни­ях, совер­шен­ных после 1908 года, меня не толь­ко крайне пора­зи­ло, но и не на шут­ку встре­во­жи­ло, хотя я и пытал­ся отно­сить­ся к слу­чив­ше­му­ся с фило­соф­ским спо­кой­стви­ем. Нахо­дясь под опе­кой млад­ше­го сына и посе­лив­шись с ним в доме на Крейн-стрит, я попы­тал­ся было воз­об­но­вить свою пре­по­да­ва­тель­скую дея­тель­ность — кол­ледж к тому вре­ме­ни любез­но вос­ста­но­вил меня в долж­но­сти про­фес­со­ра.

К рабо­те я при­сту­пил с нача­ла вто­ро­го семест­ра 1914 года и в тече­ние одно­го кур­са зани­мал­ся с отдель­ной груп­пой сту­ден­тов. Ко вре­ме­ни окон­ча­ния это­го сро­ка я понял, сколь серьез­ны­ми ока­за­лись послед­ствия пере­не­сен­но­го мною забо­ле­ва­ния. Физи­че­ски — во вся­ким слу­чае, я искренне наде­юсь на это — абсо­лют­но здо­ро­вый и не стра­да­ю­щий каким-либо явным душев­ным неду­гом, я, к сожа­ле­нию, во мно­гом утра­тил твор­че­скую энер­гию былых лет. Кро­ме того, по ночам меня ста­ли пре­сле­до­вать смут­ные, слов­но раз­мы­тые сно­ви­де­ния, а днем воз­ни­ка­ли какие-то стран­ные идеи. Когда раз­ра­зи­лась Миро­вая вой­на и мое вни­ма­ние неволь­но пере­клю­чи­лось на исто­ри­че­ские про­бле­мы, я обна­ру­жил, что пред­став­ляю себе про­ис­хо­дя­щие про­цес­сы и явле­ния в весь­ма при­чуд­ли­вом, попро­сту фан­та­сти­че­ском виде. Мое пред­став­ле­ние о вре­ме­ни — а точ­нее спо­соб­ность про­ве­сти чет­кую грань меж­ду после­до­ва­тель­но­стью и одно­вре­мен­но­стью двух раз­ных собы­тий — ока­за­лось при­чуд­ли­во дез­ор­га­ни­зо­ван­ным. У меня ста­ли фор­ми­ро­вать­ся неле­пые идеи о воз­мож­но­сти такой ситу­а­ции, когда инди­ви­ду­ум, напри­мер, суще­ству­ет в одну эпо­ху, тогда как разум его пыта­ет­ся — при­чем отнюдь не орто­док­саль­ны­ми и сугу­бо науч­ны­ми спо­со­ба­ми — осво­ить без­бреж­ные про­сто­ры зна­ния минув­ших и, что самое глав­ное, гря­ду­щих веков!

Вой­на созда­ла у меня стран­ное пред­став­ле­ние, буд­то я пом­ню ее дале­кие гря­ду­щие послед­ствия — как если бы я знал, чему суж­де­но про­изой­ти в даль­ней­шем, и мог огля­нуть­ся назад, что­бы оце­нить нынеш­ние собы­тия с точ­ки зре­ния буду­щей инфор­ма­ции. Подоб­ные псев­до­вос­по­ми­на­ния вос­при­ни­ма­лись мною с мучи­тель­ной болью и сопро­вож­да­лись незна­ко­мым досе­ле ощу­ще­ни­ем, слов­но на пути их воз­двиг­нут некий искус­ствен­ный пси­хо­ло­ги­че­ский барьер.

Когда я пытал­ся роб­ко намек­нуть дру­гим людям о сво­их впе­чат­ле­ни­ях, то встре­чал с их сто­ро­ны весь­ма неод­но­знач­ную реак­цию. Кто-то погля­ды­вал на меня с труд­но скры­ва­е­мым сму­ще­ни­ем и нелов­ко­стью, зато кол­ле­ги с мате­ма­ти­че­ских кафедр тут же начи­на­ли при­пи­сы­вать мне автор­ство поис­ти­не нетри­ви­аль­ной трак­тов­ки тео­рии отно­си­тель­но­сти. В то вре­мя она обсуж­да­лась лишь в узких науч­ных кру­гах и, по их сло­вам, док­тор Аль­берт Эйн­штейн научил­ся доволь­но ори­ги­наль­но сво­ра­чи­вать вре­мя, дово­дя его до ста­ту­са орди­нар­но­го изме­ре­ния.

Все эти сны и обра­зы про­дол­жа­ли пре­сле­до­вать меня с нарас­та­ю­щей силой, а пото­му в 1915 году я был вынуж­ден оста­вить пре­по­да­ва­тель­скую дея­тель­ность. Неко­то­рые из моих пред­став­ле­ний к тому же начи­на­ли при­об­ре­тать весь­ма непри­ят­ную окрас­ку, созда­вая у меня все более креп­нув­шее ощу­ще­ние того, что амне­зия сфор­ми­ро­ва­ла некую зло­ве­щую раз­но­вид­ность обме­на : буд­то моя «побоч­ная» лич­ность и в самом деле ока­за­лась неким при­шель­цем из неве­до­мых миров, тогда как мое основ­ное, под­лин­ное «я» отча­ян­но стра­да­ло от сво­е­го сме­ще­ния.

Все это под­толк­ну­ло меня к смут­ным и, надо при­знать­ся, доволь­но жут­ко­ва­тым рас­суж­де­ни­ям и догад­кам насчет того, где же пре­бы­ва­ла моя под­лин­ная лич­ность все то вре­мя, пока ее место зани­мал зага­доч­ный двой­ник ? Любо­пыт­ные зна­ния и стран­ное пове­де­ние послед­не­го оби­та­те­ля мое­го тела вол­но­ва­ли меня все боль­ше по мере того, как я узна­вал от людей, а так­же из газет и жур­на­лов, все новые фак­ти­че­ские подроб­но­сти сво­их поступ­ков.

Моя стран­ность и экс­цен­трич­ность, столь силь­но сму­щав­шая в те годы окру­жа­ю­щих, непо­сти­жи­мым обра­зом гар­мо­ни­ро­ва­ла с неким пота­ен­ным, тем­ным зна­ни­ем, гнез­див­шим­ся в глу­би­нах мое­го под­со­зна­ния. Почув­ство­вав это, я при­нял­ся лихо­ра­доч­но выис­ки­вать любые кро­хи инфор­ма­ции, кото­рая бы ука­зы­ва­ла на те дей­ствия, кото­рые мое вто­рое «я» пред­при­ня­ло в те смут­ные годы.

Сле­ду­ет при­знать, что дале­ко не все мои тре­во­ги носи­ли такой же рас­плыв­ча­тый и полу­аб­стракт­ный харак­тер. Оста­ва­лись еще сно­ви­де­ния, кото­рые, каза­лось, с каж­дым днем при­об­ре­та­ли все боль­шую живость и кон­крет­ность. Подо­зре­вая, как к ним могут отно­сить­ся окру­жав­шие меня люди, я ста­рал­ся в сво­их бесе­дах как мож­но мень­ше рас­про­стра­нять­ся на этот счет, делая исклю­че­ние лишь для соб­ствен­но­го сына и для неко­то­рых осо­бо дове­рен­ных док­то­ров. Вско­ре, одна­ко, я при­шел к мыс­ли о целе­со­об­раз­но­сти изу­че­ния дру­гих слу­ча­ев забо­ле­ва­ния амне­зи­ей, что­бы про­ве­рить, сколь типич­ны, либо, напро­тив, нети­пич­ны были мои соб­ствен­ные виде­ния на фоне общей кар­ти­ны забо­ле­ва­ния.

Полу­чен­ные резуль­та­ты, под­креп­лен­ные дан­ны­ми пси­хо­ло­гов, исто­ри­ков, антро­по­ло­гов и ряда дру­гих спе­ци­а­ли­стов само­го широ­ко­го про­фи­ля, а так­же иссле­до­ва­ни­я­ми всех слу­ча­ев рас­щеп­ле­ния пси­хи­ки, извест­ных со вре­мен легенд о все­ле­нии в чело­ве­ка дья­во­ла вплоть до совре­мен­ных и вполне досто­вер­ных меди­цин­ских отче­тов, пона­ча­лу не столь­ко успо­ко­и­ли, сколь­ко встре­во­жи­ли меня.

Я вско­ре обна­ру­жил, что мои соб­ствен­ные сно­ви­де­ния и обра­зы не име­ют ниче­го обще­го с подав­ля­ю­щим боль­шин­ством слу­ча­ев забо­ле­ва­ния амне­зи­ей. Оста­ва­лась, прав­да, жал­кая куч­ка сви­де­тельств и фак­тов, кото­рые на про­тя­же­нии ряда лет сби­ва­ли с тол­ку и шоки­ро­ва­ли меня сво­ей бли­зо­стью к моим соб­ствен­ным пере­жи­ва­ни­ям и ощу­ще­ни­ям. Неко­то­рые из них име­ли отно­ше­ние к древним фольк­лор­ным пре­да­ни­ям; дру­гие же были почерп­ну­ты из анна­лов исто­рии меди­ци­ны; нашлась и пароч­ка попро­сту анек­до­тич­ных повест­во­ва­ний.

Из все­го это­го сле­до­ва­ло, что хотя моя осо­бая раз­но­вид­ность забо­ле­ва­ния дей­стви­тель­но пред­став­ля­ла собой исклю­чи­тель­но ред­кое явле­ние, в исто­рии чело­ве­че­ства подоб­ные слу­чаи отме­ча­лись и преж­де, хотя и с очень боль­ши­ми вре­мен­ны­ми интер­ва­ла­ми. В неко­то­рые сто­ле­тия мог­ло най­тись по одно­му-двум, от силы трем ана­ло­гич­ным при­ме­рам, в дру­гие же века они не отме­ча­лись вовсе — по край­ней мере, если верить сохра­нив­шим­ся запи­сям. Резю­ме, одна­ко, вся­кий раз оста­ва­лось одним и тем же : чело­век, обла­да­ю­щий неза­у­ряд­ны­ми для сво­е­го вре­ме­ни умствен­ны­ми спо­соб­но­стя­ми, вне­зап­но слов­но начи­нал вести совер­шен­но иной образ жиз­ни, неже­ли преж­де, что пона­ча­лу про­яв­ля­лось в затруд­не­ни­ях его рече­вой и мотор­ной актив­но­сти, а затем сме­ня­лось пря­мо-таким обваль­ным увле­че­ни­ем исто­ри­че­ски­ми, худо­же­ствен­ны­ми, антро­по­ло­ги­че­ски­ми и ины­ми ана­ло­гич­ны­ми изыс­ка­ни­я­ми, кото­рые он про­во­дил с лихо­ра­доч­ной актив­но­стью и поис­ти­не пато­ло­ги­че­ским рве­ни­ем. Вслед за этим насту­па­ло вос­ста­нов­ле­ние преж­не­го нор­маль­но­го созна­ния, вре­ме­на­ми пере­ме­жав­ше­го­ся смут­ны­ми, некон­крет­ны­ми виде­ни­я­ми, в кото­рых слов­но высве­чи­ва­лись отдель­ные фраг­мен­ты тща­тель­но бло­ки­ро­вав­ших­ся, зло­ве­щих, а под­час и про­сто ужас­ных псев­до­вос­по­ми­на­ний. Близ­кое подо­бие всех этих кош­ма­ров моим соб­ствен­ным ощу­ще­ни­ям — вплоть до мель­чай­ших дета­лей — не остав­ля­ло для меня ника­ких сомне­ний в их отно­си­тель­ной типич­но­сти. В одном или двух слу­ча­ях отме­ча­лись смут­но при­по­ми­на­е­мые, но все же чер­тов­ски зна­ко­мые мне явле­ния, слов­но я уже слы­шал о них рань­ше, при­чем инфор­ма­ция эта дошла до меня по каким-то неве­до­мым, кос­ми­че­ским кана­лам, слиш­ком неве­до­мым и жут­ким, что­бы все­рьез заду­мы­вать­ся над их стро­е­ни­ем. В трех слу­ча­ях пря­мо гово­ри­лось о нали­чии неко­ей таин­ствен­ной маши­ны, ана­ло­гич­ной той, кото­рая нахо­ди­лась у меня в доме до мое­го выздо­ров­ле­ния.

Дру­гое обсто­я­тель­ство, кото­рое бес­по­ко­и­ло меня во вре­мя этих иссле­до­ва­ний, заклю­ча­лось в том, что доволь­но часто встре­ча­лись слу­чаи, в кото­рых корот­кие, почти непри­мет­ные штри­хи моих типич­ных кош­ма­ров отме­ча­лись у людей, не стра­дав­ших амне­зи­ей в ее клас­си­че­ской фор­ме.

В боль­шин­стве сво­ем это были лич­но­сти с самым зауряд­ным интел­лек­том, а то и менее того — неко­то­рые из них ока­за­лись настоль­ко при­ми­тив­ны­ми, что едва ли бы их мог­ли избрать в каче­стве сред­ства достав­ки на зем­лю каких- то пара­нор­маль­ных зна­ний или сверхъ­есте­ствен­но­го умствен­но­го бага­жа. Их попро­сту спа­лил бы огонь чуже­род­ной силы, а в кон­це пути ожи­дал бы обрат­ный «пере­ход», сопро­вож­да­ю­щий­ся чах­лы­ми, быст­ро зату­ха­ю­щи­ми вос­по­ми­на­ни­я­ми о нече­ло­ве­че­ских ужа­сах.

За послед­ние пол­ве­ка было отме­че­но по мень­шей мере три подоб­ных слу­чая, при­чем послед­ний все­го пят­на­дцать лет назад. Может, из какой-то неве­до­мой без­дны при­ро­ды зага­доч­ная сила пыта­лась на ощупь про­рвать­ся сквозь тол­щу вре­ме­ни ? Или же все эти слу­чаи были лишь чудо­вищ­ны­ми, зло­ве­щи­ми экс­пе­ри­мен­та­ми таин­ствен­но­го нечто, совер­шен­но недо­ступ­но­го усво­е­нию здра­вым разу­мом ?

Вот такие и им подоб­ные раз­мыш­ле­ния зани­ма­ли меня в дол­гие часы мое­го домаш­не­го затвор­ни­че­ства — при­чу­ды, порож­ден­ные пред­став­ши­ми мое­му вни­ма­нию мифа­ми. У меня не оста­ва­лось сомне­ний в том, что неко­то­рые из дошед­ших до нас легенд неза­па­мят­ной ста­ри­ны, оче­вид­но, неве­до­мые ни жерт­вам изу­чен­ных мною слу­ча­ев амне­зии, ни их вра­чам, сфор­ми­ро­ва­ли столь пора­зи­тель­ные и зло­ве­щие, похо­жие на мои соб­ствен­ные завих­ре­ния меха­низ­мов памя­ти.

Я до сих пор не нахо­жу в себе сме­ло­сти заво­дить раз­го­вор о при­ро­де и содер­жа­нии тех виде­ний, кото­рые столь гро­мо­глас­но заяв­ля­ли о себе в моих снах. В них чув­ство­вал­ся опре­де­лен­ный при­вкус безу­мия, а вре­ме­на­ми мне дей­стви­тель­но начи­на­ло казать­ся, что я схо­жу с ума. Были ли у тех, кто стра­дал про­ва­ла­ми памя­ти, какие-то осо­бые раз­но­вид­но­сти гал­лю­ци­на­ций?

А может, имен­но попыт­ка­ми бес­со­зна­тель­но­го разу­ма вос­пол­нить обес­ку­ра­жи­ва­ю­щую пусто­ту реаль­ной памя­ти раз­лич­ны­ми псев­до­вос­по­ми­на­ни­я­ми удаст­ся объ­яс­нить все эти стран­ные всплес­ки при­чуд­ли­во­го вооб­ра­же­ния ? Несмот­ря на то, что аль­тер­на­тив­ная фольк­лор­ная тео­рия каза­лась мне пред­по­чти­тель­ной и более прав­до­по­доб­ной, имен­но к подоб­но­му выво­ду скло­ня­лось боль­шин­ство пси­хи­ат­ров, ока­зы­вав­ших мне помощь в изу­че­нии ана­ло­гич­ных слу­ча­ев и раз­де­ляв­ших мое изум­ле­ние при каж­дом новом откры­тии зага­доч­ных сов­па­де­ний.

При этом они не были склон­ны отно­сить дан­ное состо­я­ние к клас­си­че­ско­му поме­ша­тель­ству, а рас­смат­ри­ва­ли его как некую раз­но­вид­ность нев­ро­ти­че­ско­го рас­строй­ства. Мои попыт­ки выявить и про­ана­ли­зи­ро­вать дан­ные сов­па­де­ния, а не про­сто най­ти их и забыть, вызы­ва­ли со сто­ро­ны спе­ци­а­ли­стов искрен­нюю под­держ­ку как отве­ча­ю­щие выс­шим прин­ци­пам пси­хи­ат­ри­че­ской нау­ки. Осо­бен­но высо­ко я ценил сове­ты тех экс­пер­тов, кото­рые изу­ча­ли мое состо­я­ние во вре­мя забо­ле­ва­ния. Его пер­вые симп­то­мы были прак­ти­че­ски неза­мет­ны и боль­ше име­ли отно­ше­ние к абстракт­ным кате­го­ри­ям, о кото­рых я уже писал выше. Поми­мо это­го там при­сут­ство­ва­ло ощу­ще­ние глу­бо­ко­го, непе­ре­да­ва­е­мо­го ужа­са. Я пытал­ся изу­чить стран­ную раз­но­вид­ность стра­ха, как бы рас­смат­ри­вая свой орга­низм со сто­ро­ны и пыта­ясь отыс­кать в нем при­зна­ки чего-то неимо­вер­но чуж­до­го и нево­об­ра­зи­мо отвра­ти­тель­но­го.

Когда я оки­ды­вал себя взгля­дом и рас­смат­ри­вал зна­ко­мые очер­та­ния чело­ве­че­ской фигу­ры в сером или синем костю­ме, то все­гда испы­ты­вал любо­пыт­ное облег­че­ние, хотя, что­бы достичь его, мне при­хо­ди­лось пона­ча­лу про­ти­во­сто­ять ощу­ще­нию без­дон­но­го отвра­ще­ния. Я даже ста­рал­ся как мож­но реже смот­реть­ся в зер­ка­ло, а брил­ся исклю­чи­тель­но в парик­ма­хер­ских, пред­ва­ри­тель­но попро­сив масте­ра поса­дить меня лицом к стене.

Про­шло нема­ло вре­ме­ни, преж­де чем я совла­дал с подоб­ны­ми без­ра­дост­ны­ми чув­ства­ми бла­го­да­ря бег­лым, сколь­зя­щим осмот­рам сво­е­го тела, кото­рые я стал регу­ляр­но совер­шать по утрам. Надо ска­зать, что пер­вые мои попыт­ки сопро­вож­да­лись стран­ным ощу­ще­ни­ем, буд­то некая внеш­няя искус­ствен­ная сила пыта­ет­ся сдер­жи­вать мою память.

Я чув­ство­вал, что те мгно­ве­ния, когда я раз­гля­ды­вал само­го себя, име­ли огром­ный смысл и были каким-то пуга­ю­щим, даже ужас­ным обра­зом свя­за­ны со мной, одна­ко эта самая неве­до­мая сила удер­жи­ва­ла меня от осо­зна­ния дан­но­го смыс­ла. Позд­нее же нача­лись новые стран­но­сти с поле­та­ми во вре­ме­ни и с отча­ян­ны­ми попыт­ка­ми рас­по­ло­жить фраг­мен­тар­ные про­блес­ки виде­ний в хро­но­ло­ги­че­ском и про­стран­ствен­ном поряд­ке.

Пона­ча­лу эти про­блес­ки каза­лись мне ско­рее стран­ны­ми, неже­ли пуга­ю­щи­ми. Я слов­но ока­зы­вал­ся в гро­мад­ной свод­ча­той пала­те или ком­на­те, высо­чен­ные кре­сто­вые потол­ки кото­рой почти теря­лись в царив­шей в вышине густой тени.

Когда бы и где бы ни были соору­же­ны подоб­ные хоро­мы, сам по себе прин­цип постро­е­ния их ароч­ных пере­кры­тий имел боль­шое сход­ство с куль­ту­рой древ­них рим­лян.

В сте­нах были про­руб­ле­ны огром­ные круг­лые окна и высо­кие ароч­ные две­ри, а сами поме­ще­ния были застав­ле­ны свое­об­раз­ны­ми пье­де­ста­ла­ми или сто­ла­ми, каж­дый из кото­рых по высо­те был сопо­ста­вим с раз­ме­ра­ми нор­маль­ной чело­ве­че­ской ком­на­ты.

Вдоль стен тяну­лись сде­лан­ные из тем­но­го дере­ва пол­ки, на кото­рых сто­я­ло то, что похо­ди­ло на гро­мад­ные фоли­ан­ты с при­чуд­ли­вы­ми иеро­гли­фа­ми на облож­ках.

Обна­жен­ные кам­ни были испещ­ре­ны при­чуд­ли­вой резь­бой, в кото­рой пре­об­ла­да­ли мате­ма­ти­че­ские кри­вые и при­сут­ство­ва­ли над­пи­си, очень напо­ми­нав­шие те, что я видел на облож­ках книг. Пора­жа­ла сво­и­ми чудо­вищ­ны­ми, поис­ти­не цик­ло­пи­че­ски­ми раз­ме­ра­ми тем­ная гра­нит­ная клад­ка, вер­ти­каль­ные, выпук­лые на тор­цах бло­ки кото­рой удер­жи­ва­ли лежав­шие на них столь же мас­сив­ные пли­ты, но уже с вогну­тым осно­ва­ни­ем.

Сту­льев в поме­ще­нии не было, хотя поверх­ность гро­мад­ных пье­де­ста­лов была зава­ле­на кни­га­ми, бума­га­ми и еще чем-то, похо­жим на при­над­леж­но­сти для пись­ма — при­чуд­ли­вы­ми сосу­да­ми, сде­лан­ны­ми из крас­но­ва­то­го метал­ла, и стерж­ня­ми с запач­кан­ны­ми кон­ца­ми. Дости­гая по высо­те неко­то­рых из наи­бо­лее мини­а­тюр­ных пье­де­ста­лов, я мог раз­гля­деть их поверх­ность как бы с неко­то­ро­го воз­вы­ше­ния. На неко­то­рых из них лежа­ли мас­сив­ные шары, сде­лан­ные из како­го-то све­тя­ще­го­ся мине­ра­ла или кри­стал­ла и слу­жив­шие, оче­вид­но, осве­ти­тель­ны­ми лам­па­ми; на дру­гих сто­я­ли все­воз­мож­ные устрой­ства непо­нят­но­го мне назна­че­ния, состав­лен­ные из стек­ло­по­доб­ных тру­бок и метал­ли­че­ских стерж­ней.

Окна были застек­ле­ны и забра­ны проч­ны­ми на вид решет­ка­ми. В пер­вый раз я так и не решил­ся подой­ти к ним и выгля­нуть нару­жу, одна­ко даже с того места, где я нахо­дил­ся, мне были вид­ны вер­хуш­ки каких-то дико­вин­ных, похо­жих на папо­рот­ник рас­те­ний. Пол был сло­жен из мас­сив­ных вось­ми уголь­ных плит; ни ков­ров на полу, ни штор на окнах не было.

Позд­нее у меня ста­ли воз­ни­кать виде­ния того, как я стре­ми­тель­но несусь вверх и вниз по гигант­ским пока­тым плос­ко­стям, сло­жен­ным из той же чудо­вищ­ной гигант­ской клад­ки. Сту­пе­ней в поме­ще­ни­ях не суще­ство­ва­ло, а кори­до­ры дости­га­ли в шири­ну не менее деся­ти мет­ров. Неко­то­рые из кон­струк­ций, мимо кото­рых я пере­ме­щал­ся, на мно­гие сот­ни мет­ров воз­но­си­лись ввысь.

Ниж­ние чер­ные сво­ды рас­по­ла­га­лись в несколь­ко яру­сов, при­чем на самых ниж­них я заме­тил стран­ные люки, кото­рые, похо­же, нико­гда не откры­ва­лись и были наглу­хо запер­ты поло­са­ми из тол­сто­го метал­ла, что наво­ди­ло на мысль о чем-то осо­бо гроз­ном и зло­ве­щем.

Сам себе я пред­став­лял­ся кем-то вро­де плен­ни­ка, и все, на чем оста­нав­ли­вал­ся мой взгляд, каза­лось напол­нен­ным без­от­чет­ным ужа­сом. Я чув­ство­вал, что, не ока­жись я столь мило­серд­но неве­же­ствен­ным, зага­доч­ные изви­ли­стые иеро­гли­фы на сте­нах попро­сту сокру­ши­ли бы мой разум, а заод­но и душу.

Чуть поз­же мои сно­ви­де­ния ста­ли вклю­чать в себя пано­ра­мы, откры­вав­ши­е­ся из боль­ших круг­лых окон и с обшир­ной плос­кой кры­ши, на кото­рой рас­по­ла­га­лись при­чуд­ли­вые сады, име­лись обшир­ные участ­ки невоз­де­лан­ной поч­вы, и края кото­рой были окайм­ле­ны зуб­ча­ты­ми камен­ны­ми пара­пе­та­ми.

Я видел рас­ки­нув­ши­е­ся пере­до мной бес­чис­лен­ные вере­ни­цы гигант­ских стро­е­ний — каж­дое со сво­им садом, — кото­рые выстро­и­лись вдоль моще­ных улиц, дости­гав­ших в шири­ну не менее шести­де­ся­ти мет­ров. В отдель­ных дета­лях они отли­ча­лись друг от дру­га, но лишь ред­кое зда­ние име­ло в высо­ту менее трех­сот мет­ров. Неко­то­рые из них каза­лись настоль­ко без­мер­ны­ми, что их фаса­ды воз­вы­ша­лись на пол­то­ра, а то и два кило­мет­ра, тогда как вер­ши­ны отдель­ных супер­ги­ган­тов вооб­ще теря­лись в подер­ну­тых дым­кой высо­тах.

Сло­же­ны они были из како­го-то кам­ня или бето­на, а неко­то­рые име­ли на себе изви­ли­стые узо­ры, чем-то похо­жие на те, кото­рые укра­ша­ли внут­рен­нюю клад­ку нахо­див­ше­го­ся у меня под нога­ми стро­е­ния. На неко­то­рых плос­ких кры­шах рас­по­ла­га­лись тер­ра­сы, воз­но­сив­шие их на еще более высо­кие уров­ни, а внут­ри неко­то­рых садов были сохра­не­ны обшир­ные про­стран­ства голой зем­ли. На про­стор­ных доро­гах ощу­щал­ся некий намек на какое-то дви­же­ние, одна­ко пона­ча­лу я не смог разо­брать дета­ли дви­жу­щих­ся меха­низ­мов.

В неко­то­рых местах я видел гро­мад­ные, тем­ные, цилин­дри­че­ские баш­ни, взды­мав­ши­е­ся на гораз­до боль­шую высо­ту, чем мно­гие из окру­жав­ших меня стро­е­ний. Мне они каза­лись совер­шен­но уни­каль­ны­ми соору­же­ни­я­ми и нес­ли на себе при­зна­ки солид­но­го воз­рас­та и обвет­ша­ло­сти. Сло­же­ны они были из неве­до­мых мне квад­рат­ных, похо­жих на базальт камен­ных бло­ков и чуть сужа­лись бли­же к закруг­лен­ной вер­шине. Ни на одном из них я не заме­тил ни малей­ших при­зна­ков окон или иных про­емов, за исклю­че­ни­ем лишь, пожа­луй, гро­мад­ных две­рей. Видел я и более при­зе­ми­стые зда­ния — все так­же силь­но потер­тые под воз­дей­стви­ем мно­го­ве­ко­вых вет­ров, — по сво­ей струк­ту­ре чем-то похо­див­шие на цилин­дри­че­ские баш­ни. Вокруг этих необыч­ных кон­струк­ций из квад­рат­ных камен­ных бло­ков висе­ла необъ­яс­ни­мая зло­ве­щая аура угро­зы и кон­цен­три­ро­ван­но­го стра­ха, подоб­но­го тому, кото­рый окру­жал запе­ча­тан­ные люки.

Вну­ши­тель­но­го вида сады ока­зы­ва­ли почти гип­но­ти­че­ское воз­дей­ствие сво­ей необыч­но­стью и при­чуд­ли­вы­ми, незна­ко­мы­ми вида­ми рас­те­ний, скло­нив­ших вер­хуш­ки над широ­ки­ми дорож­ка­ми, по кра­ям кото­рых воз­вы­ша­лись камен­ные бор­дю­ры так­же с при­чуд­ли­во выпол­нен­ной резь­бой. Кру­гом пре­об­ла­да­ли неесте­ствен­но высо­кие папо­рот­ни­ко­вид­ные рас­те­ния — неко­то­рые зеле­ные, а изред­ка доволь­но омер­зи­тель­но­го зеле­но­ва­то­го оттен­ка.

Были сре­ди них и круп­ные про­зрач­ные, похо­жие на гигант­ские хво­щи рас­те­ния, чьи бам­бу­ко­по­доб­ные стеб­ли взме­та­лись на неве­ро­ят­ную высо­ту. Были там и дру­гие рас­те­ния вро­де при­чуд­ли­вых тем­но-зеле­ных кустов и похо­жих на хвой­ные дере­вьев. Зато цве­ты в садах были неесте­ствен­но малень­кие, невзрач­ные и совер­шен­но незна­ко­мых мне видов, про­из­рас­тав­шие на гео­мет­ри­че­ски пра­виль­ных клум­бах и в про­ме­жут­ках меж­ду более круп­ны­ми посад­ка­ми.

На неко­то­рых тер­ра­сах и в садах на кры­шах зда­ний встре­ча­лись более круп­ные и яркие цве­ты почти угро­жа­ю­щих очер­та­ний и наво­дя­щие на мысль о явно селек­ци­он­ном про­ис­хож­де­нии. Повсю­ду пест­ре­ли гри­бы самых неве­ро­ят­ных раз­ме­ров, форм и рас­цве­ток, кото­рые обра­зо­вы­ва­ли замыс­ло­ва­тые узо­ры и явно сви­де­тель­ство­ва­ли о нали­чии неиз­вест­ной мне, но хоро­шо уко­ре­нив­шей­ся садо­вод­че­ской тра­ди­ции. В более обшир­ных садах на поверх­но­сти зем­ли, похо­же, пред­при­ни­ма­лись попыт­ки сохра­нить есте­ствен­ную бес­по­ря­доч­ность рас­ти­тель­но­го мира, тогда как на кры­шах пре­об­ла­да­ли упо­ря­до­чен­ность и фигур­ная стриж­ка.

Небо было почти все­гда затя­ну­то дож­де­вы­ми обла­ка­ми и вре­мя от вре­ме­ни мне дово­ди­лось наблю­дать поис­ти­не оше­лом­ля­ю­щие лив­ни. Изред­ка, прав­да, про­гля­ды­ва­ли солн­це — казав­ше­е­ся неесте­ствен­но круп­ным, — или луна, в очер­та­ни­ях кото­рой при­сут­ство­ва­ло что-то необыч­ное, хотя я так и не смог понять, что имен­но. Когда ноч­ное небо пол­но­стью осво­бож­да­лось от обла­ков — а такое слу­ча­лось крайне ред­ко, — я мог наблю­дать почти незна­ко­мые мне созвез­дия. В неко­то­рых из них уга­ды­ва­лось опре­де­лен­ное сход­ство с «зем­ны­ми» звез­да­ми, а по рас­по­ло­же­нию отдель­ных извест­ных мне групп мож­но было пред­по­ло­жить, что я нахо­жусь где-то в южном полу­ша­рии воз­ле тро­пи­ка Козе­ро­га.

Линия гори­зон­та все­гда оста­ва­лась едва раз­ли­чи­мой из-за засти­лав­шей ее дым­ки, но я все же мог раз­гля­деть гро­мад­ные зарос­ли папо­рот­ни­ко­по­доб­ных дере­вьев, фан­та­сти­че­ская листва кото­рых драз­ня­ще подра­ги­ва­ла на фоне пере­ме­ща­ю­щих­ся пла­стов полу­про­зрач­но­го вда­ли воз­ду­ха. Вре­ме­на­ми на небе мож­но было заме­тить какое-то дви­же­ние, но я со сво­им зре­ни­ем не раз­гля­дел ниче­го кон­крет­но­го.

К авгу­сту 1914 года у меня появи­лись нере­гу­ляр­ные виде­ния како­го-то пла­ва­ния или сколь­же­ния над горо­дом и при­ле­га­ю­щи­ми к нему участ­ка­ми мест­но­сти. Я видел бес­ко­неч­ные доро­ги, кото­рые рас­се­ка­ли леса, зарос­шие гроз­но­го вида дере­вья­ми с крап­ча­ты­ми, гоф­ри­ро­ван­ны­ми и реб­ри­сты­ми ство­ла­ми. Доро­ги эти явно тяну­лись к дру­гим горо­дам, столь же дико­вин­ным, навер­ное, как и тот, образ кото­ро­го неот­ступ­но пре­сле­до­вал меня по ночам.

В про­га­ли­нах меж­ду дере­вья­ми, где посто­ян­но царил полу­мрак, я раз­ли­чал чудо­вищ­ные кон­струк­ции, сло­жен­ные из чер­но­го или пере­лив­ча­то­го кам­ня, а по длин­ным гатям пере­се­кая мрач­ные и тем­ные боло­та, прак­ти­че­ски ниче­го не мог раз­гля­деть за их сырой, буй­ней рас­ти­тель­но­стью.

Одна­жды мне дове­лось уви­деть казав­шу­ю­ся без­гра­нич­ной пустын­ную зону — она была зава­ле­на мно­го­ве­ко­вы­ми базаль­то­вы­ми раз­ва­ли­на­ми, ско­рее все­го остав­ши­ми­ся от стро­е­ний, ана­ло­гич­ных тем глу­хим почти цилин­дри­че­ским баш­ням, кото­рые я наблю­дал в окол­до­вав­шем меня горо­де.

И так­же один раз я уви­дел тамош­нее море — без­бреж­ное, покры­тое паром про­стран­ство, про­сти­рав­ше­е­ся за колос­саль­ны­ми камен­ны­ми вол­но­ло­ма­ми, сплошь усе­и­вав­ши­ми бере­го­вую линию горо­да. Изред­ка над водой про­но­си­лась какая-то тень, а ее поверх­ность слов­но покры­ва­лась бороз­да­ми от недо­ступ­ных взо­ру и чуть жут­ко­ва­тых завих­ре­ний и тече­ний.

Как я уже писал, все эти дикие сно­ви­де­ния отнюдь не сра­зу при­об­ре­ли свою устра­ша­ю­щую отчет­ли­вость.

Более того, если разо­брать­ся, то неко­то­рым людям гре­зи­лись под­час и более жут­кие вещи — кар­ти­ны, слов­но немыс­ли­мым обра­зом сло­жен­ные из несо­че­та­ю­щих­ся друг с дру­гом фраг­мен­тов повсе­днев­ной жиз­ни, зари­со­вок, про­чи­тан­ных или услы­шан­ных сюже­тов, спле­тен­ных по нево­об­ра­зи­мой фан­та­зии сна в самые нево­об­ра­зи­мые сюже­ты.

Неко­то­рое вре­мя я вос­при­ни­мал все эти виде­ния как нечто вполне есте­ствен­ное, хотя в про­шлом отнюдь не заме­чал, что­бы мне сни­лись какие- то осо­бен­но экс­тра­ва­гант­ные сны. Я подо­зре­вал, что мно­гие из этих ано­маль­ных виде­ний име­ли под собой самые что ни на есть баналь­ные при­чи­ны, при­чем настоль­ко раз­но­об­раз­ные, что их невоз­мож­но даже пере­чис­лить; в дру­гих явно отра­жа­лось содер­жа­ние про­чи­тан­ных мною неко­гда книг, в том чис­ле и тех, где опи­сы­ва­лась рас­ти­тель­ность, покры­вав­шая нашу пла­не­ту око­ло ста пяти­де­ся­ти мил­ли­о­нов лет назад — в перм­ский и три­а­со­вый пери­о­ды.

Через несколь­ко меся­цев, одна­ко, во всех этих кар­ти­нах со все нарас­та­ю­щей силой стал про­сту­пать эле­мент кош­ма­ра. При этом мои сны ста­ли более похо­дить на некие псев­до­вос­по­ми­на­ния, сопро­вож­да­ю­щи­е­ся уси­ли­ва­ю­щи­ми­ся рас­строй­ства­ми абстракт­но­го харак­те­ра — ощу­ще­ни­ем бло­ки­ро­ва­ния памя­ти, стран­ны­ми вре­мен­ны­ми сдви­га­ми, выма­ты­ва­ю­щим душу осо­зна­ни­ем было­го вме­ша­тель­ства в мои поступ­ки «побоч­ной» лич­но­сти, а позд­нее и необъ­яс­ни­мым отвра­ще­ни­ем, кото­рое я стал питать к сво­е­му соб­ствен­но­му телу и лич­но­сти в целом.

По мере того как в сно­ви­де­ния ста­ли про­ни­кать более кон­крет­ные дета­ли, их кош­мар­ность воз­рос­ла тыся­че­крат­но, и к октяб­рю 1915 года я понял, что надо что-то делать. Имен­но тогда я‑приступил к интен­сив­но­му изу­че­нию ана­ло­гич­ных слу­ча­ев амне­зии и после­до­вав­ших за нею виде­ний, посколь­ку чув­ство­вал, что смо­гу таким путем хотя бы попы­тать­ся про­яс­нить сущ­ность сво­ей про­бле­мы и очи­стить ее от гне­ту­щих эмо­ци­о­наль­ных насло­е­ний. Одна­ко, как я уже отме­чал, резуль­тат пона­ча­лу ока­зал­ся пря­мо про­ти­во­по­лож­ным. Меня крайне встре­во­жи­ло то обсто­я­тель­ство, что мои сны едва ли не дуб­ли­ро­ва­ли виде­ния дру­гих людей, тем более, что в неко­то­рых слу­ча­ях речь шла об очень дав­них сви­де­тель­ствах, пол­но­стью исклю­чав­ших воз­мож­ность нали­чия у паци­ен­тов каких-либо позна­ний в обла­сти гео­ло­гии, и уж конеч­но по части ланд­шаф­тов дои­сто­ри­че­ских вре­мен.

Более того, во мно­гих отме­чен­ных мною слу­ча­ях появ­ля­лись поис­ти­не потря­са­ю­щие дета­ли, свя­зан­ные с виде­ни­я­ми мас­сив­ных зда­ний, гро­мад­ных садов и тому подоб­но­го. Разу­ме­ет­ся, дета­ли были крайне раз­мы­ты и мало- опре­де­лен­ны, но то, на что наме­ка­ли или о чем пря­мо утвер­жда­ли неко­то­рые мои «кол­ле­ги по несча­стью», опре­де­лен­но име­ло при­вкус безу­мия или явной инфер­наль­но­сти. Хуже все­го было то, что мои соб­ствен­ные псев­до­вос­по­ми­на­ния слов­но рас­пах­ну­ли две­ри перед еще более дики­ми виде­ни­я­ми гря­ду­щих откро­ве­ний. И все же, даже несмот­ря на подоб­ные экс­цес­сы, боль­шин­ство вра­чей нахо­ди­ло мои иссле­до­ва­ния вполне при­ем­ле­мы­ми и даже целе­со­об­раз­ны­ми.

Я доста­точ­но систе­ма­тич­но зани­мал­ся даль­ней­шим само­об­ра­зо­ва­ни­ем. В 1917- 1918 годах я про­слу­шал спец­курс пси­хо­ло­гии в сво­ем род­ном Мис­ка­то­ник­ском уни­вер­си­те­те, а парал­лель­но, с завид­ным посто­ян­ством изу­чал тру­ды по меди­цине, исто­рии и антро­по­ло­гии. Наря­ду с этим я актив­но посе­щал самые отда­лен­ные биб­лио­те­ки и в кон­це кон­цов добрал­ся даже до так назы­ва­е­мо­го запрет­но­го зна­ния, посколь­ку, как мне сооб­щи­ли оче­вид­цы мое­го пове­де­ния во вре­мя болез­ни, имен­но к нему моя «побоч­ная» лич­ность про­яв­ля­ла осо­бо повы­шен­ный инте­рес. Я повтор­но про­смот­рел кни­ги, кото­рые уже дер­жал — сам того не подо­зре­вая — в сво­их руках в пери­од забо­ле­ва­ния, и меня крайне встре­во­жи­ло то обсто­я­тель­ство, что на их полях явно моей рукой были сде­ла­ны мно­го­чис­лен­ные помет­ки и даже поправ­ки к отдель­ным фра­зам и иди­о­ма­ти­че­ским выра­же­ни­ям, кото­рые при повтор­ном про­смот­ре пред­став­ля­лись мне начи­сто лишен­ны­ми како­го-либо смыс­ла. Подоб­ные ремар­ки, как пра­ви­ло, дела­лись на язы­ке соот­вет­ству­ю­щей кни­ги, при­чем было замет­но, что автор их сво­бод­но вла­дел все­ми эти­ми язы­ка­ми, раз­ве что в неко­то­рых его заме­ча­ни­ях ощу­щал­ся неко­то­рый ака­де­мизм. Меж­ду тем одна из поме­ток, сде­лан­ная на полях упо­ми­нав­шей­ся выше кни­ги фон Юнц­та, была совер­шен­но ино­го рода. Она состо­я­ла из стран­ных изви­ли­стых иеро­гли­фов, испол­нен­ных теми же чер­ни­ла­ми, что и над­пи­си по-немец­ки, но при этом не име­ла ни малей­ше­го сход­ства с чело­ве­че­ской пись­мен­но­стью. Эти зако­рюч­ки более похо­ди­ли на те над­пи­си, кото­рые я посто­ян­но встре­чал в сво­их сно­ви­де­ни­ях, и смысл кото­рых, как мне ино­гда каза­лось, я знал или вот-вот дол­жен был вспом­нить.

В довер­ше­ние мое­го край­не­го заме­ша­тель­ства биб­лио­те­ка­ри в один голос уве­ря­ли меня, что если осно­вы­вать­ся на их уче­тах и запи­сях в книж­ных фор­му­ля­рах, то сде­лать эти помет­ки и поправ­ки мог толь­ко я — нахо­дясь, как я пола­гал, под кон­тро­лем сво­ей «побоч­ной» лич­но­сти. И это несмот­ря на то, что я нико­гда не знал трех из исполь­зо­ван­ных авто­ром поме­ток язы­ков!

Соби­рая воеди­но раз­бро­сан­ные фраг­мен­ты ста­рин­ных и совре­мен­ных, антро­по­ло­ги­че­ских и меди­цин­ских сооб­ще­ний и пуб­ли­ка­ций, я обна­ру­жил едва уло­ви­мую после­до­ва­тель­ность и даже неко­то­рую логи­че­скую вза­и­мо­связь меж­ду неко­то­ры­ми древни­ми мифа­ми и мои­ми гал­лю­ци­на­ци­я­ми, что окон­ча­тель­но сби­ва­ло меня с тол­ку. И лишь одна деталь отча­сти при­но­си­ла успо­ко­е­ние — то, что все эти мифы име­ли чуть ли не дои­сто­ри­че­ское про­ис­хож­де­ние. И все же сле­до­ва­ло при­знать, что я и поня­тия не имел, каким обра­зом столь подроб­ные опи­са­ния палео­зой­ских или мезо­зой­ских ланд­шаф­тов про­ник­ли в при­ми­тив­ные леген­ды древ­не­го чело­ве­ка. Одна­ко обра­зы эти суще­ство­ва­ли, а сле­до­ва­тель­но име­лась и воз­мож­ность для воз­ник­но­ве­ния соот­вет­ству­ю­щих гал­лю­ци­на­ций.

Посте­пен­но я стал при­хо­дить к выво­ду о том, что под воз­дей­стви­ем амне­зии у боль­но­го фор­ми­ро­вал­ся общий сюжет мифо­ло­ги­че­ской кар­ти­ны, кото­рый в даль­ней­шем неред­ко при­укра­ши­вал­ся каж­дым кон­крет­ным инди­ви­ду­у­мом, при­вно­сив­шим в свои псев­до­вос­по­ми­на­ния все новые и более при­чуд­ли­вые крас­ки. Как пока­за­ли мои даль­ней­шие поис­ки, я и сам в пери­од забо­ле­ва­ния читал и слы­шал едва ли не все подоб­ные древ­ние исто­рии. Не было ли поэто­му столь же есте­ствен­но пред­по­ло­жить, что и мои соб­ствен­ные после­ду­ю­щие сно­ви­де­ния так­же ста­ли фор­ми­ро­вать­ся и окра­ши­вать­ся под воз­дей­стви­ем того, что моя память тай­ным обра­зом сохра­ни­ла с вре­мен гос­под­ства «побоч­ной» лич­но­сти ?

Неко­то­рые из мифов име­ли зна­чи­тель­ное сход­ство с дру­ги­ми туман­ны­ми леген­да­ми дои­сто­ри­че­ско­го пери­о­да, осо­бен­но инду­ист­ски­ми ска­за­ни­я­ми, содер­жа­щи­ми упо­ми­на­ния о пора­зи­тель­ных вре­мен­ных пере­ста­нов­ках, что явля­ет­ся состав­ной частью уче­ния совре­мен­ных тео­со­фов. В част­но­сти, при­ми­тив­ный миф и совре­мен­ное веро­ва­ние схо­ди­лись в том, что чело­ве­че­ство явля­ет­ся одним — и, воз­мож­но, наи­ме­нее раз­ви­тым — из выс­ших и доми­ни­ру­ю­щих рас, неко­гда насе­ляв­ших зем­лю за всю дол­гую и во мно­гом неиз­вест­ную исто­рию ее суще­ство­ва­ния. Соглас­но их утвер­жде­ни­ям, нево­об­ра­зи­мые суще­ства воз­нес­ли к небу свои небы­ва­лой высо­ты баш­ни и постиг­ли Сокро­вен­ные тай­ны при­ро­ды еще задол­го до того как три­ста мил­ли­о­нов лет назад на поверх­ность суши из горя­че­го моря выполз­ло пер­вое зем­но­вод­ное.

Неко­то­рые из этих существ при­бы­ли к нам со звезд, при­чем отдель­ные осо­би по воз­рас­ту не усту­па­ли само­му кос­мо­су; дру­гие же стре­ми­тель­но раз­ви­лись из таив­ших­ся в зем­ле спор, по вре­ме­ни сво­е­го появ­ле­ния опе­ре­жая наших дале­ких пред­ков настоль­ко же, насколь­ко сами эти пред­ки опе­ре­жа­ют нас, людей нынеш­них. В то вре­мя речи велись об интер­ва­лах в мил­ли­ар­ды лет и о рас­сто­я­ни­ях, на кото­рое сол­неч­ная систе­ма отсто­ит от дру­гих галак­тик. Разу­ме­ет­ся, тогда вооб­ще не суще­ство­ва­ло тако­го поня­тия как вре­мя в его совре­мен­ном чело­ве­че­ском пони­ма­нии.

Одна­ко боль­шин­ство древ­них мифов и сно­ви­де­ний име­ли отно­ше­ние к отно­си­тель­но недав­ним эпо­хам, насе­лен­ным суще­ства­ми со стран­ны­ми и крайне слож­ны­ми фор­ма­ми, не име­ю­щи­ми ника­ко­го сход­ства со всем тем, что извест­но совре­мен­ной нау­ке, и жив­ши­ми при­мер­но «лишь» за пять­де­сят мил­ли­о­нов лет до появ­ле­ния пер­во­го чело­ве­ка. Соглас­но подоб­ным пред­став­ле­ни­ям, это была одна из вели­чай­ших рас, посколь­ку ей в оди­ноч­ку уда­лось постичь зако­ны вре­ме­ни.

Она позна­ла все, что ста­ло или когда-либо ста­нет извест­ным насе­ля­ю­щим зем­лю людям, и достичь это­го ей уда­лось бла­го­да­ря более совер­шен­ным и могу­чим меха­низ­мам разу­ма ее чле­нов, поз­во­ляв­шим им про­еци­ро­вать себя в про­шлое или буду­щее даже через про­па­сти в мил­ли­о­ны лет, и чер­пать таким обра­зом зна­ния из любой эпо­хи. Имен­но из дея­ний этой расы и вырос­ли все суще­ству­ю­щие поныне леген­ды и про­ро­ки, вклю­чая и пер­со­на­жей чело­ве­че­ской мифо­ло­гии.

В их гро­мад­ных биб­лио­те­ках хра­ни­лись тома с тек­ста­ми по все­мир­ной исто­рии, с опи­са­ни­ем каж­до­го вида, кото­рый когда-либо насе­лял или будет насе­лять зем­лю, с пол­ным переч­нем искусств, суще­ство­вав­ших в ту или иную эпо­ху, дости­же­ний, язы­ков и пси­хо­ло­гии.

При помо­щи это­го кос­ми­че­ско­го зна­ния Вели­кая Раса выби­ра­ла из каж­дой эры жиз­ни такие мыс­ли и виды искусств, кото­рые в наи­боль­шей сте­пе­ни отве­ча­ли ее соб­ствен­ным потреб­но­стям на том или ином отрез­ке исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия.

Зна­ние про­шло­го, дости­гав­ше­е­ся путем мыс­лен­но­го, а отнюдь не сен­сор­но­го обзо­ра, дава­лось с несколь­ко боль­шим тру­дом, неже­ли полу­че­ние инфор­ма­ции из буду­ще­го — послед­нее пред­став­ля­лось им более мате­ри­аль­ным и пото­му лег­ко­до­ступ­ным.

При помо­щи соот­вет­ству­ю­щих меха­ни­че­ских устройств разум про­еци­ро­вал себя в гря­ду­щее или про­шлое, ощу­пы­вая свой гря­ду­щий и мрач­ный экс­тра­сен­сор­ный путь, поку­да не дохо­дил до нуж­но­го ему отрез­ка исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия. После проб­ных заме­ров и испы­та­ний выяв­лял­ся наи­бо­лее доступ­ный пред­ста­ви­тель выс­шей на тот пери­од фор­мы зем­ной жиз­ни. Затем они про­ни­ка­ли в мозг дан­но­го суще­ства и начи­на­ли гене­ри­ро­вать свои соб­ствен­ные импуль­сы, а обла­да­тель заме­щен­но­го разу­ма как бы зани­мал их соб­ствен­ное место, пере­но­сясь во вре­мя жиз­ни разума-«интервента» и про­дол­жая жить в его теле вплоть до тех пор, пока не про­изой­дет про­цесс обрат­но­го заме­ще­ния. Таким обра­зом, спро­еци­ро­ван­ный разум, обрет­ший фор­му пред­ста­ви­те­ля орга­низ­ма буду­ще­го, зани­мал свое место сре­ди чле­нов расы, образ кото­рой он при­нял — в дан­ном слу­чае, чело­ве­ка, — стре­мясь как мож­но быст­рее впи­тать в себя всю инфор­ма­цию по инте­ре­су­ю­щим его обла­стям зна­ния. Тем вре­ме­нем заме­щен­ный разум, пере­ме­щен­ный в эпо­ху и тело «интер­вен­та», будет нахо­дить­ся под стро­гим кон­тро­лем пред­ста­ви­те­лей тамош­ней циви­ли­за­ции. Ему ни при каких усло­ви­ях не поз­во­лят при­чи­нить ущерб вре­мен­но зани­ма­е­мо­му им телу, а опыт­ный экс­перт посте­пен­но извле­чет из него всю инте­ре­су­ю­щую его инфор­ма­цию, кото­рый тот рас­по­ла­га­ет. Подоб­ные бесе­ды обыч­но про­во­дят­ся на язы­ке гостя — пред­ва­ри­тель­ный зон­даж буду­ще­го поз­во­ля­ет зара­нее изу­чить дан­ный язык, и если ока­жет­ся, что Вели­кая Раса чисто физи­че­ски не в состо­я­нии вос­про­из­ве­сти его зву­ча­ние, будут созда­ны спе­ци­аль­ные про­грам­мы для элек­трон­ных машин, кото­рые смо­гут добить­ся это­го меха­ни­че­ским путем.

Внешне чле­ны Вели­кой Расы похо­ди­ли на мас­сив­ные мор­щи­ни­стые кону­сы трех­мет­ро­вой высо­ты с голо­вой и дру­ги­ми чле­на­ми, под­со­еди­нен­ны­ми к вер­шине кор­пу­са посред­ством эла­стич­ных отрост­ков. Раз­го­ва­ри­ва­ли они, изда­вая харак­тер­ные щелч­ки или поскре­бы­вая гро­мад­ны­ми ког­ти­сты­ми лапа­ми, кото­ры­ми закан­чи­ва­лись два из четы­рех подоб­ных отрост­ков; пере­дви­же­ние все­го тела осу­ществ­ля­лось за счет рас­тя­же­ния и сокра­ще­ния его «под­мет­ки» — серии вяз­ких пла­стин, рас­по­ло­жен­ных на ниж­ней части осно­ва­ния кор­пу­са, диа­метр кото­ро­го состав­лял око­ло трех мет­ров.

Когда изум­ле­ние, либо него­до­ва­ние пле­нен­но­го разу­ма начи­на­ло идти на убыль и посте­пен­но исся­ка­ло чув­ство ужа­са при виде сво­е­го незна­ко­мо­го вре­мен­но­го тела — разу­ме­ет­ся, если гость при­бы­вал из кра­ев, насе­ле­ние кото­ро­го внешне суще­ствен­но отли­ча­лось от або­ри­ге­нов Вели­кой Расы, — ему раз­ре­ша­лось при­сту­пить к зна­ком­ству со сво­ей новой сре­дой оби­та­ния и испы­тать на себе все те чуде­са и почув­ство­вать всю ту муд­рость, кото­рые были при­су­щи жиз­ни истин­но­го обла­да­те­ля кону­со­вид­но­го тела.

При соблю­де­нии соот­вет­ству­ю­щих мер предо­сто­рож­но­сти и обыч­но в обмен на неко­то­рые услу­ги с его сто­ро­ны, гостю раз­ре­ша­лось пере­ме­щать­ся по всей засе­лен­ной части ново­го для него мира — для это­го исполь­зо­ва­лись тита­ни­че­ских раз­ме­ров воз­душ­ные суда или внешне похо­жие на лод­ки гро­мад­ные повоз­ки с атом­ным дви­га­те­лем, кото­рые езди­ли по широ­чен­ным доро­гам. Он так­же мог сво­бод­но захо­дить и поль­зо­вать­ся биб­лио­те­ка­ми, в кото­рых были собра­ны запи­си о про­шлом и буду­щем этой пла­не­ты.

Подоб­ная прак­ти­ка обыч­но спо­соб­ство­ва­ла тому, что гость доволь­но ско­ро при­ми­рял­ся со сво­ей уча­стью. С уче­том же того, что все вновь при­бы­ва­ю­щие отли­ча­лись недю­жин­ным интел­лек­том, то для них позна­ние сокры­тых досе­ле тайн все­лен­ной — неве­до­мых глав ее без­мер­но дале­ко­го про­шло­го или оше­лом­ля­ю­щих завих­ре­ний буду­ще­го, вклю­чая пери­о­ды, опе­ре­жа­ю­щие их соб­ствен­ное теку­щее вре­мя — все­гда пред­став­ля­ло гро­мад­ный инте­рес, даже несмот­ря на то, что неко­то­рые из подоб­ных откры­тий были под­час поис­ти­не оше­лом­ля­ю­щи и даже ужас­ны.

Вре­ме­на­ми отдель­ным гостям раз­ре­ша­лось встре­тить­ся со сво­и­ми сосе­дя­ми по вре­мен­но­му жили­щу — таки­ми же при­шель­ца­ми из буду­щих веков, — что­бы они мог­ли обме­нять­ся впе­чат­ле­ни­я­ми о жиз­ни в пери­од, отсто­я­щий в любую из сто­рон от их соб­ствен­ной жиз­ни на сто, тыся­чу или даже мил­ли­он лет. При этом все они были обя­за­ны вести скру­пу­лез­ные запи­си на сво­их род­ных язы­ках о самих себе и зна­ко­мой им жиз­ни род­ствен­ных им существ — эти отче­ты затем отправ­ля­лись в гро­мад­ные архи­вы.

Сле­ду­ет доба­вить, что сре­ди «гостей» был один осо­бый тип, при­ви­ле­гии кото­ро­го намно­го пре­вы­ша­ли пра­ва любо­го из осталь­ных вре­мен­ных при­шель­цев. Это были уми­ра­ю­щие посто­ян­ные гости, чьи тела были выхва­че­ны из буду­щей жиз­ни наи­бо­лее хит­ро­ум­ны­ми, но пре­ста­ре­лы­ми чле­на­ми Вели­кой Расы, стре­мив­ши­ми­ся подоб­ным обра­зом избе­жать физи­че­ско­го уга­са­ния. Сле­до­ва­ло при­знать, что подоб­ный тип гостей был не столь частым явле­ни­ем, как того мож­но было бы ожи­дать, посколь­ку пора­зи­тель­ное дол­го­ле­тие чле­нов Вели­кой Расы замет­но при­туп­ля­ло их тягу к без­мер­но­му про­дле­нию инди­ви­ду­аль­ной жиз­ни — в первую оче­редь это каса­лось имен­но неза­у­ряд­ных в интел­лек­ту­аль­ном отно­ше­нии существ, спо­соб­ных само­сто­я­тель­но осу­ществ­лять подоб­ные умствен­ные теле­пор­та­ции. Как раз из таких слу­ча­ев пере­се­ле­ния пре­ста­ре­лых раз­умов воз­ник­ло мно­го устой­чи­вых изме­не­ний лич­но­сти, отме­чав­ших­ся в более позд­ней исто­рии, в том чис­ле и чело­ве­че­ской.

В обыч­ных же слу­ча­ях, когда разум-«интервент» узна­вал в буду­щем все, что ему тре­бо­ва­лось, он при­сту­пал к кон­стру­и­ро­ва­нию аппа­ра­та, при помо­щи кото­ро­го пер­во­на­чаль­но ока­зал­ся в новом для него мире и затем наме­ре­вал­ся вер­нуть­ся обрат­но. Таким обра­зом он сно­ва ока­зы­вал­ся в род­ном ему мире и в соб­ствен­ном теле, а вре­мен­но пре­бы­вав­ший в нем разум воз­вра­щал­ся к себе — в буду­щее, к кото­ро­му он пер­во­на­чаль­но при­над­ле­жал. Подоб­ный вза­и­мо­об­мен ока­зы­вал­ся невоз­мож­ным лишь в тех слу­ча­ях, когда меж­ду обе­и­ми его фаза­ми одно из тел поги­ба­ло. В подоб­ных слу­ча­ях, как быва­ло и со ста­ре­ю­щи­ми чле­на­ми Вели­кой Расы, разум-«интервент» про­дол­жал жить в буду­щем, оби­тая в чужом теле; либо наобо­рот — при­ше­лец в мир Вели­кой Расы ста­но­вил­ся посто­ян­ным «гостем» и был вынуж­ден дожи­вать свой век в обли­ке и вре­ме­ни чле­нов Вели­кой Расы. Подоб­ная участь ока­зы­ва­лась осо­бен­но тяже­лой и даже ужас­ной в тех слу­ча­ях, когда «гость» так­же при­над­ле­жал к Вели­кой Расе, что было отнюдь не таким уж ред­ким явле­ни­ем, посколь­ку во все пери­о­ды сво­е­го суще­ство­ва­ния она про­яв­ля­ла осо­бую забо­ту о сво­ем буду­щем.

Коли­че­ство посто­ян­ных «гостей» было в целом крайне незна­чи­тель­нымв первую оче­редь бла­го­да­ря тому, что каж­дая попыт­ка само­про­из­воль­но­го пере­се­ле­ния дрях­ле­ю­ще­го разу­ма влек­ла за собой по зако­нам Вели­кой Расы суро­вое нака­за­ние.

Метод про­ек­ции так­же поз­во­лял пока­рать нару­ши­те­ля даже в тех слу­ча­ях, когда он нахо­дил­ся в чужом теле, а в ряде ситу­а­ций бег­ле­ца насиль­но воз­вра­ща­ли домой, в про­шлое.

Прак­ти­ко­ва­лись и более слож­ные опе­ра­ции по замене того или ино­го «интер­вен­та» или, наобо­рот, «гостя», дру­ги­ми разу­ма­ми, взя­ты­ми из раз­лич­ных пери­о­дов про­шло­го — все подоб­ные экс­пе­ри­мен­ты стро­го кон­тро­ли­ро­ва­лись и учи­ты­ва­лись. Со вре­ме­ни откры­тия мето­да про­ек­ции бук­валь­но в каж­дой эпо­хе зем­ной жиз­ни все­гда при­сут­ство­вал крайне незна­чи­тель­ный, но доста­точ­но хоро­шо рас­по­зна­ва­е­мый про­цент чле­нов Вели­кой Расы.

Перед воз­вра­ще­ни­ем «гостя» в его соб­ствен­ное вре­мя он под­вер­гал­ся осо­бой про­це­ду­ре, отда­лен­но напо­ми­нав­шей глу­бо­кий гип­ноз, с тем, что­бы сте­реть из его памя­ти все полу­чен­ные им у Вели­кой Расы зна­ния. Это было обу­слов­ле­но тем, что ее чле­ны опа­са­лись — и небез­осно­ва­тель­но — воз­мож­ных пагуб­ных послед­ствий про­ник­но­ве­ния избы­точ­но­го коли­че­ства новой инфор­ма­ции в непод­го­тов­лен­ные для это­го усло­вия. Несколь­ко слу­ча­ев пря­мой пере­да­чи подоб­ной инфор­ма­ции уже вызва­ли, а в бли­жай­шем буду­щем, как пред­по­ла­га­лось, навер­ня­ка вызо­вут чудо­вищ­ные ката­стро­фы. Если верить ста­рин­ным мифам, то два подоб­ных слу­чая в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обу­сло­ви­ли полу­че­ние зем­ля­на­ми све­де­ний о суще­ство­ва­нии самой Вели­кой Расы.

Из все­го мате­ри­аль­но­го, что суще­ство­ва­ло в этом отде­лен­ном от нас целы­ми эпо­ха­ми мире, сохра­ни­лись лишь раз­бро­сан­ные по уда­лен­ным кон­цам пла­не­ты и дну моря камен­ные раз­ва­ли­ны, да отдель­ные фраг­мен­ты ста­рин­ных ману­скрип­тов весь­ма зло­ве­ще­го содер­жа­ния.

Таким обра­зом, воз­вра­щен­ный разум вновь обре­тал свой преж­ний воз­раст, но обыч­но сохра­нял лишь скуд­ные и крайне фраг­мен­тар­ные остат­ки тех зна­ний, кото­рые он полу­чил за вре­мя сво­е­го неволь­но­го вре­мен­но­го зато­че­ния. Все вос­по­ми­на­ния, кото­рые мож­но было уни­что­жить, уни­что­жа­лись, так что в боль­шин­стве слу­ча­ев на место сво­е­го было­го оби­та­ния воз­вра­ща­лось суще­ство, имев­шее в сво­ей памя­ти лишь смут­ные обрыв­ки вос­по­ми­на­ний о днях минув­ших. Неко­то­рым осо­бям, прав­да, уда­ва­лось сохра­нить боль­ше, чем дру­гим, а ред­кие и слу­чай­ные сов­па­де­ния из этих вос­по­ми­на­ний ока­зы­ва­лись сво­е­го рода роб­ки­ми наме­ка­ми, доле­тев­ши­ми в буду­щие века из запрет­но­го про­шло­го.

Пожа­луй, не было в исто­рии чело­ве­че­ства таких ее эта­пов, когда отдель­ные груп­пы или куль­ты не пыта­лись бы сохра­нить эти наме­ки и в тайне от осталь­но­го мира покло­нять­ся им. В кни­ге «Некро­но­ми­кон» пря­мо гово­ри­лось о суще­ство­ва­нии в чело­ве­че­ском обще­стве подоб­но­го куль­та — того само­го, кото­рый ино­гда помо­гал отдель­ным разу­мам в их путе­ше­ствии сквозь века от вре­мен Вели­кой Расы.

Позд­нее эта раса, став неким все­ве­ду­щим обра­зо­ва­ни­ем, зада­лась целью нала­дить обмен инфор­ма­ци­ей с разу­ма­ми дру­гих пла­нет и изу­чить как их про­шлое, так и буду­щее. Ей так­же хоте­лось мак­си­маль­но подроб­но иссле­до­вать и свое глу­бо­кое про­шлое, а так­же уста­но­вить исто­ки появ­ле­ния зага­доч­ных и тем­ных миров дале­ко­го кос­мо­са, отку­да к ним при­шло их соб­ствен­ное интел­лек­ту­аль­ное насле­дие, ибо разум Вели­кой Расы по воз­рас­ту намно­го пре­вос­хо­дил ее кону­со­вид­ную телес­ную обо­лоч­ку. Когда-то, в неза­па­мят­ном про­шлом суще­ства ста­ро­го и уми­ра­ю­ще­го мира, муд­рые в сво­ем без­дон­ном зна­нии, загля­ну­ли в отда­лен­ное буду­щее в поис­ках новой сре­ды и новых форм, в кото­рых они мог­ли бы обре­сти еще более про­дол­жи­тель­ное дол­го­ле­тие. По завер­ше­нии всей под­го­то­ви­тель­ной рабо­ты они осу­ще­стви­ли мас­со­вую засыл­ку туда сво­их раз­умов, что­бы те про­ник­ли в тела кону­со­об­раз­ных орга­низ­мов, насе­ляв­ших зем­лю мил­ли­ар­ды лет назад. Так и воз­ник­ла Вели­кая Раса, тогда как мири­а­ды отправ­лен­ных в еще более дале­кое про­шлое раз­умов были обре­че­ны на выми­ра­ние в обра­зе стран­ных для них кош­мар­ных существ. Когда же над этой расой вновь навис­нет угро­за гибе­ли, она в оче­ред­ной раз выжи­вет, имплан­ти­ро­вав луч­ших пред­ста­ви­те­лей сво­е­го разу­ма в такие орга­низ­мы, кото­рые будут иметь боль­ший цикл физи­че­ско­го суще­ство­ва­ния.

Тако­ва была подо­пле­ка чудо­вищ­но­го хит­ро­спле­те­ния легенд и гал­лю­ци­на­ций. Когда же при­мер­но в 1920 году я при­дал сво­им иссле­до­ва­ни­ям доста­точ­но строй­ную фор­му, то сра­зу ощу­тил неко­то­рое ослаб­ле­ние непо­нят­но­го пси­хо­ло­ги­че­ско­го дав­ле­ния, кото­рое испы­ты­вал на более ран­ней их ста­дии. А может, все мои ощу­ще­ния, если их очи­стить от чисто эмо­ци­о­наль­ных насло­е­ний, и в самом деле смо­гут най­ти свое вполне раци­о­наль­ное объ­яс­не­ние ? В пери­од амне­зии любая слу­чай­ность мог­ла подви­нуть мой разум на изу­че­ние тайн оккуль­тиз­ма, и я стал вни­кать в содер­жа­ние запрет­ных легенд, встре­чать­ся с чле­на­ми древ­них и неспра­вед­ли­во ошель­мо­ван­ных куль­тов, что, в свою оче­редь, дало пищу для бес­по­кой­ных снов и тре­вож­ных ощу­ще­ний, кото­рые ста­ли одо­ле­вать мой мозг уже после выздо­ров­ле­ния. Ведь подоб­ное и в самом деле мог­ло стать клю­чом к раз­гад­ке мучив­ших меня тайн.

Что же до заме­ток на полях книг, сде­лан­ных таин­ствен­ны­ми иеро­гли­фа­ми и на дру­гих незна­ко­мых мне язы­ках, но убеж­ден­но при­пи­сы­ва­е­мых мне все­ми биб­лио­те­ка­ря­ми, то, нахо­дясь во вла­сти сво­ей «побоч­ной» лич­но­сти, я мог где-то нахва­тать­ся по вер­хам чуже­зем­ной речи, а непо­нят­ные зако­рюч­ки попро­сту яви­лись про­дук­том моих фан­та­зий, бази­ро­вав­ших­ся на опи­са­нии ста­рин­ных легенд, и позд­нее так­же нашед­ших отра­же­ние в сно­ви­де­ни­ях. В сво­их бесе­дах с извест­ны­ми куль­то­вы­ми дея­те­ля­ми я неод­но­крат­но пытал­ся отыс­кать исто­ки тех или иных фраг­мен­тов моих виде­ний, но так и не смог нащу­пать сколь-нибудь убе­ди­тель­ных свя­зу­ю­щих зве­ньев.

Вре­ме­на­ми меня вновь начи­нал бес­по­ко­ить явный парал­ле­лизм мно­гих эпи­зо­дов из жиз­ни глу­бо­кой древ­но­сти, хотя, с дру­гой сто­ро­ны, я пони­мал, что в дале­ком про­шлом сти­му­ли­ру­ю­щий эмо­ции фольк­лор носил гораз­до более уни­вер­саль­ный харак­тер, неже­ли в наши дни.

Воз­мож­но, все осталь­ные заин­те­ре­со­вав­шие меня жерт­вы амне­зии так­же были дав­но и доста­точ­но близ­ко зна­ко­мы с содер­жа­ни­ем исто­рий , кото­рые мне лич­но ста­ли извест­ны лишь в пери­од гос­под­ства «побоч­ной» лич­но­сти. Когда эти люди лиши­лись памя­ти, они ста­ли ассо­ци­и­ро­вать себя с созда­ни­я­ми, порож­ден­ны­ми их соб­ствен­ны­ми мифа­ми — напри­мер, о леген­дар­ных при­шель­цах, яко­бы под­ме­ня­ю­щих разум людей, — и это послу­жи­ло для них толч­ком к поис­ку источ­ни­ков зна­ния, яко­бы нахо­дя­ще­го­ся в вооб­ра­жа­е­мом дои­сто­ри­че­ском про­шлом. Затем же, когда к ним вновь воз­вра­ща­лась память, они слов­но пово­ра­чи­ва­ли вспять свои ассо­ци­а­тив­ные про­цес­сы, и начи­на­ли думать о себе как о быв­ших «гостя­щих» разу­мах, а не об «интер­вен­тах», что и порож­да­ло сно­ви­де­ния и псев­до­вос­по­ми­на­ния типич­но мифо­ло­ги­че­ско­го харак­те­ра.

Несмот­ря на кажу­щу­ю­ся слож­ность и запу­тан­ность подоб­ных объ­яс­не­ний, они в кон­це кон­цов вытес­ни­ли из мое­го созна­ния все осталь­ные вер­сии, в первую оче­редь по при­чине оче­вид­ной сла­бо­сти тако­вых и, надо ска­зать, зна­чи­тель­ное чис­ло извест­ных пси­хо­ло­гов и антро­по­ло­гов так­же вско­ре вста­ли на мою точ­ку зре­ния.

Чем боль­ше я раз­мыш­лял над этой тео­ри­ей, тем более убе­ди­тель­ной она мне каза­лась, пока в ито­ге я не воз­двиг дей­стви­тель­но непри­ступ­ный басти­он, про­ти­во­сто­яв­ший про­дол­жав­шим оса­ждать меня виде­ни­ям и впе­чат­ле­ни­ям. К при­ме­ру, если ночью меня посе­щал какой-то стран­ный сон, я наут­ро гово­рил себе, что это лишь резуль­тат чего-то про­чи­тан­но­го или услы­шан­но­го мною ранее; или, ска­жем, у меня воз­ни­ка­ло какое-то стран­ное, омер­зи­тель­ное псев­до­вос­по­ми­на­ние — я успо­ка­и­вал себя сло­ва­ми о том, что это так­же лишь отго­ло­сок каких-то мифов, усво­ен­ных в пери­од гос­под­ства моей «побоч­ной» лич­но­сти. Ниче­го из того, что мне мог­ло при­снить­ся или что я мог почув­ство­вать, теперь не име­ло для меня ров­ным сче­том ника­ко­го зна­че­ния, а сле­до­ва­тель­но и не пред­став­ля­ло ника­кой реаль­ной опас­но­сти. Воору­жив­шись подоб­ной кон­цеп­ци­ей, я посте­пен­но вос­ста­нав­ли­вал душев­ное рав­но­ве­сие даже несмот­ря на то, что виде­ния (чаще, чем ощу­ще­ния абстракт­но­го харак­те­ра) с каж­дым днем ста­но­ви­лись все более часты­ми и обес­ку­ра­жи­ва­ю­ще подроб­ны­ми. В 1922 году я сно­ва смог при­сту­пить к регу­ляр­ной рабо­те и най­ти прак­ти­че­ское при­ме­не­ние моим новым зна­ни­ям, устро­ив­шись в уни­вер­си­тет в каче­стве кон­суль­тан­та кафед­ры пси­хо­ло­гии. Мое место на кафед­ре полит­эко­но­мии уже дав­но было заня­то вполне достой­ным пре­ем­ни­ком, а кро­ме того сле­до­ва­ло при­знать, что за истек­шие годы в самой мето­ди­ке пре­по­да­ва­ния это­го пред­ме­та про­изо­шли доволь­но серьез­ные пере­ме­ны. Сын мой так­же успеш­но про­дол­жал свою науч­ную карье­ру, а пото­му мы в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни мог­ли объ­еди­нить наши уси­лия.

Меж­ду тем я упор­но про­дол­жал вести скру­пу­лез­ные запи­си всех сво­их сно­ви­де­ний, кото­рые к тому вре­ме­ни бук­валь­но хлы­ну­ли бур­ным пото­ком, при­чем отдель­ные их фраг­мен­ты по-преж­не­му чер­тов­ски похо­ди­ли на самые насто­я­щие вос­по­ми­на­ния, хотя к тому вре­ме­ни я уже твер­до воз­на­ме­рил­ся напрочь отме­тать все подоб­ные пред­по­ло­же­ния.

Ведя свои запи­си, я ста­рал­ся чет­ко выде­лять все то, что дей­стви­тель­но мог­ло быть резуль­та­том мое­го зри­тель­но­го вос­при­я­тия, а осталь­ные виде­ния попро­сту игно­ри­ро­вал как зауряд­ные ноч­ные иллю­зии и нико­гда не упо­ми­нал о них в сво­их бесе­дах с дру­ги­ми людь­ми. Тем не менее, запи­си эти каким- то обра­зом все же ста­но­ви­лись досто­я­ни­ем окру­жа­ю­щих, что порож­да­ло мас­су слу­хов отно­си­тель­но моей пси­хи­че­ской пол­но­цен­но­сти. Любо­пыт­но было заме­чать, что подоб­ные кри­во­тол­ки рас­про­стра­ня­лись исклю­чи­тель­но сре­ди тол­пы и не при­вле­ка­ли к себе вни­ма­ния про­фес­си­о­наль­ных вра­чей или пси­хо­ло­гов.

Из тех виде­ний, кото­рые посе­ти­ли меня после 1914 года, я упо­мя­ну здесь лишь неко­то­рые, посколь­ку более пол­ный их пере­чень ско­рее пред­ста­вил бы инте­рес для сту­ден­тов уни­вер­си­те­та. Нетруд­но заме­тить, что посте­пен­но я начал как бы осво­бож­дать­ся от суще­ство­вав­ших ранее запре­тов и огра­ни­че­ний, отче­го гра­ни­цы моих виде­ний рас­ши­ри­лись необы­чай­но, хотя сами они при этом неиз­мен­но оста­ва­лись все­го лишь раз­роз­нен­ны­ми фраг­мен­та­ми без какой-либо еди­ной свя­зу­ю­щей их темы.

В сво­их снах я обре­тал все боль­шую сво­бо­ду пере­дви­же­ния и пере­ме­щал­ся по мно­го­чис­лен­ным камен­ным стро­е­ни­ям, пере­хо­дя из одно­го в дру­гое по про­стор­ным под­зем­ным тун­не­лям, кото­рые, похо­же, явля­лись для их оби­та­те­лей нор­маль­ны­ми путя­ми сооб­ще­ния. На самом ниж­нем уровне мне ино­гда попа­да­лись те самые гигант­ские запе­ча­тан­ные люки, вокруг кото­рых цари­ла атмо­сфе­ра осо­бо­го стра­ха.

Я видел огром­ные, укра­шен­ные моза­и­кой бас­сей­ны и ком­на­ты, запол­нен­ные бес­чис­лен­ным коли­че­ством совер­шен­но незна­ко­мых и непо­нят­ных мне пред­ме­тов. На моем пути попа­да­лись вме­сти­тель­ные пеще­ры со сто­я­щи­ми в них замыс­ло­ва­ты­ми устрой­ства­ми, стро­е­ние и назна­че­ние кото­рых так­же оста­ва­лось для меня пол­ней­шей загад­кой, и звук рабо­ты кото­рых я стал рас­по­зна­вать лишь после мно­го­лет­ней прак­ти­ки подоб­ных сно­ви­де­ний. Сле­ду­ет заме­тить, что за вре­мя моих блуж­да­ний по это­му фан­та­сти­че­ско­му миру мои­ми един­ствен­ны­ми орга­на­ми чувств оста­ва­лись зре­ние и слух.

Насто­я­щий кош­мар начал­ся лишь в мае 1915 года, когда я впер­вые повстре­чал­ся с живы­ми суще­ства­ми, при­чем про­изо­шло это еще до того как мои иссле­до­ва­ния древ­них мифов и легенд дали мне хотя бы при­бли­зи­тель­ное пред­став­ле­ние о том, чего имен­но сле­ду­ет ожи­дать. Итак, когда рух­ну­ли все преж­ние барье­ры и огра­ни­че­ния, я стал посте­пен­но раз­ли­чать во всех частях зда­ния и на про­хо­див­ших вни­зу ули­цах гро­мад­ные скоп­ле­ния пара, за кото­ры­ми про­смат­ри­ва­лись смут­ные очер­та­ния неве­до­мых мне фигур. Затем они ста­ли про­сту­пать все более явно, пока я нако­нец не уви­дел доста­точ­но чет­кие и отто­го, навер­ное, пока­зав­ши­е­ся мне осо­бен­но чудо­вищ­ны­ми стран­ные силу­эты. Это были вну­ши­тель­ные, при­мер­но трех­мет­ро­вые кону­са, состо­я­щие из какой-то пере­ли­ва­ю­щей­ся, мор­щи­ни­стой, доста­точ­но эла­стич­ной суб­стан­ции. С их вер­шин про­из­рас­та­ли четы­ре гиб­ких цилин­дри­че­ских стеб­ля, каж­дый тол­щи­ной око­ло трид­ца­ти сан­ти­мет­ров, состо­я­щих, види­мо, из той же тка­ни, что и сами кону­сы.

Ино­гда эти отрост­ки сокра­ща­лись настоль­ко, что прак­ти­че­ски исче­за­ли под склад­ка­ми тела, а под­час вытя­ги­ва­лись чуть ли не на трех­мет­ро­вую дли­ну. Два стеб­ля закан­чи­ва­лись гро­мад­ны­ми ког­тя­ми или чем-то, отда­лен­но напо­ми­нав­шим клеш­ни. На кон­це тре­тье­го име­лись четы­ре ворон­ко­об­раз­ных отрост­ка, тогда как чет­вер­тый завер­шал­ся жел­то­ва­тым, непра­виль­ной фор­мы шаром чуть более полу­мет­ра в диа­мет­ре, с тре­мя тем­ны­ми гла­за­ми, рас­по­ла­гав­ши­ми­ся по гори­зон­та­ли вдоль его окруж­но­сти. Дан­ное подо­бие голо­вы увен­чи­ва­ли четы­ре мяг­ких серых стеб­ля, снаб­жен­ные похо­жи­ми на цве­ток при­дат­ка­ми, из ниж­ней сто­ро­ны кото­рых сви­са­ли восемь зеле­но­ва­тых антенн или мини­а­тюр­ных щупа­лец.. Основ­ная база кону­со­вид­но­го тела была окайм­ле­на эла­стич­ной серой мас­сой, кото­рая посред­ством сво­их сокра­ще­ний и набу­ха­ний при­во­ди­ла в дви­же­ние всю эту живую кон­струк­цию.

Их дей­ствия, по виду, впро­чем, совер­шен­но без­вред­ные и неопас­ные, наво­ди­ли на меня еще боль­ший ужас, чем их оттал­ки­ва­ю­щая внеш­ность, посколь­ку все­гда есть что-то нездо­ро­вое и жут­кое, когда видишь, как чудо­вищ­ные пред­ме­ты совер­ша­ют дей­ствия, кото­рые, вро­де бы, пред­пи­са­но выпол­нять исклю­чи­тель­но чело­ве­ку. Объ­ек­ты совер­шен­но спо­кой­но пере­ме­ща­лись по огром­ным ком­на­там, доста­ва­ли, или, напро­тив, ста­ви­ли на стел­ла­жи гро­мозд­кие кни­ги, под­но­си­ли их к мас­сив­ным сто­лам-пье­де­ста­лам, а ино­гда что-то усерд­но запи­сы­ва­ли на их стра­ни­цах, исполь­зуя при этом любо­пыт­но­го вида стерж­ни, зажа­тые меж­ду зеле­но­ва­ты­ми голов­ны­ми щупаль­ца­ми. Гро­мад­ные кле­щи исполь­зо­ва­лись ими при пере­но­се книг и в обще­нии — речь их состо­я­ла из свое­об­раз­ных пощел­ки­ва­ний.

Объ­ек­ты были лише­ны какой-либо одеж­ды, но носи­ли нечто вро­де ран­цев или рюк­за­ков, сви­сав­ших вдоль кону­со­об­раз­но­го туло­ви­ща. Обыч­но голо­ва и под­дер­жи­ва­ю­щий ее отро­сток нахо­ди­лись на одном уровне с вер­ши­ной кор­пу­са, хотя ино­гда мог­ли при­под­ни­мать­ся, либо опус­кать­ся ниже ее. Осталь­ные три глав­ных отрост­ка как пра­ви­ло без­воль­но сви­са­ли вдоль тела, нахо­дясь как бы в полу­со­кра­щен­ном состо­я­нии. По тому, с какой ско­ро­стью эти суще­ства чита­ли, писа­ли или управ­ля­ли сво­и­ми маши­на­ми — те сто­я­ли на сто­лах и были каким-то обра­зом свя­за­ны с их мыс­ли­тель­ным аппа­ра­том, — я при­шел к выво­ду, что в интел­лек­ту­аль­ном отно­ше­нии они фан­та­сти­че­ски пре­вос­хо­ди­ли чело­ве­ка.

После того пер­во­го слу­чая я стал видеть их бук­валь­но повсю­ду. Они пере­ме­ща­лись по всем пала­там и кори­до­рам, управ­ля­ли чудо­вищ­ны­ми агре­га­та­ми, сто­я­щи­ми в свод­ча­тых скле­пах, и разъ­ез­жа­ли по широ­чен­ным доро­гам в сво­их гигант­ских, похо­жих на лод­ки маши­нах. Вско­ре я прак­ти­че­ски пере­стал их боять­ся, посколь­ку они и в самом деле пре­крас­но впи­сы­ва­лись в окру­жав­шую их сре­ду.

Меж­ду ними мож­но было заме­тить неко­то­рые инди­ви­ду­аль­ные отли­чия, а отдель­ные осо­би, каза­лось, вели себя несколь­ко сдер­жан­нее, чем осталь­ные. Хотя внешне они были таки­ми же как все, сво­и­ми повад­ка­ми и жеста­ми они все же раз­ли­ча­лись, при­чем не столь­ко на фоне общей мас­сы, сколь­ко друг от дру­га.

Писа­ли такие суще­ства осо­бен­но мно­го, при­чем, насколь­ко я мог заме­тить, совер­шен­но раз­лич­ны­ми почер­ка­ми, но нико­гда не поль­зу­ясь иеро­гли­фи­че­ски­ми зако­рюч­ка­ми боль­шин­ства. Мне даже пока­за­лось, что неко­то­рые из них поль­зо­ва­лись зна­ко­мым мне алфа­ви­том. Почти все они рабо­та­ли гораз­до мед­лен­нее осталь­ных осо­бей. В то вре­мя мое лич­ное уча­стие во всех этих сно­ви­де­ни­ях огра­ни­чи­ва­лось бес­страст­ным созер­ца­ни­ем, при­чем с неесте­ствен­но широ­ким диа­па­зо­ном зре­ния. Вплоть до авгу­ста 1915 года я не испы­ты­вал ни малей­ше­го наме­ка не бес­по­кой­ство отно­си­тель­но сво­ей соб­ствен­ной телес­ной фор­мы. Посте­пен­но, одна­ко, дан­ное обсто­я­тель­ство ста­ло все боль­ше зани­мать мое вни­ма­ние. До неко­то­рых пор моей глав­ной забо­той в сно­ви­де­ни­ях было не опус­кать взгляд на соб­ствен­ное тело, и я запом­нил, с каким облег­че­ни­ем вос­при­нял то обсто­я­тель­ство, что в стран­ных ком­на­тах совер­шен­но не было зер­кал. Впро­чем, уже тогда меня смут­но бес­по­ко­и­ло то обсто­я­тель­ство, что я все­гда видел мас­сив­ные сто­лы, высо­та кото­рых была не менее трех мет­ров, отнюдь не сни­зу, а несколь­ко даже воз­вы­ша­ясь над их поверх­но­стью.

С каж­дым днем болез­нен­ное вле­че­ние взгля­нуть на свое тело ста­но­ви­лось все силь­нее, пока одна­жды ночью я не смог усто­ять перед его натис­ком. Пона­ча­лу мой взгляд, устрем­лен­ный вниз, не выявил абсо­лют­но ниче­го, но затем я понял, что моя голо­ва, види­мо, нахо­ди­лась на кон­це неве­ро­ят­но длин­ной и гиб­кой шеи.

Втя­нув ее и рез­ко опу­стив взгляд, я уви­дел мор­щи­ни­стую, пере­ли­ва­ю­щу­ю­ся гро­ма­ду трех­мет­ро­во­го кону­са, поко­ив­шу­ю­ся на таком же трех­мет­ро­вом осно­ва­нии — имен­но в ту ночь я сво­им истош­ным воп­лем раз­бу­дил чуть ли не поло­ви­ну Эрк­ха­ма, выныр­нув из пучи­ны безум­но­го кош­ма­ра.

Лишь после несколь­ких недель омер­зи­тель­ных репе­ти­ций и повто­ров я смог отча­сти сми­рить­ся со сво­им чудо­вищ­ным обли­чьем. В сно­ви­де­ни­ях я пере­дви­гал­ся в мас­се дру­гих неиз­вест­ных мне существ, читал их дико­вин­ные кни­ги и часа­ми про­ста­и­вал за мас­сив­ны­ми сто­ла­ми, что-то впи­сы­вая на стра­ни­цы при­чуд­ли­вым пером, зажа­тым меж­ду зеле­но­ва­ты­ми щупаль­ца­ми, кото­рые тяну­лись от моей голо­вы.

В то вре­мя я искренне наде­ял­ся на то, что отдель­ные фраг­мен­ты про­чи­тан­но­го мною навсе­гда оста­нут­ся в моей памя­ти.

Это были мрач­ные лето­пи­си дру­гих миров, дру­гих все­лен­ных, и даже исто­рия суще­ство­ва­ния бес­фор­мен­ной жиз­ни за их пре­де­ла­ми. Я нахо­дил запи­си о стран­ных общи­нах неких существ, насе­ляв­ших мир в дав­но забы­том про­шлом, и пуга­ю­щие хро­ни­ки новых тво­ре­ний при­ро­ды с неле­пы­ми тела­ми, кото­рые засе­лят их через мил­ли­о­ны лет после исчез­но­ве­ния послед­не­го чело­ве­ка. Мне ста­ли извест­ны отдель­ные гла­вы из исто­рии чело­ве­че­ства, о суще­ство­ва­нии кото­рых совре­мен­ные уче­ные даже не подо­зре­ва­ли. Запи­си эти, как пра­ви­ло, были сде­ла­ны иеро­гли­фа­ми, зна­че­ние кото­рых я пости­гал при помо­щи необыч­ных гудя­щих машин. Я смек­нул тогда, что имею дело с агглю­ти­на­тив­ной фор­мой язы­ка, бази­ру­ю­щей­ся на кор­не­вой систе­ме и не име­ю­щей ни малей­ше­го сход­ства с любым из чело­ве­че­ских язы­ков.

Неко­то­рые тома были напи­са­ны на дру­гих незна­ко­мых мне язы­ках, кото­рые я так­же изу­чил ана­ло­гич­ным спо­со­бом.

Лишь ред­кие гла­вы этих лето­пи­сей были сде­ла­ны на тех язы­ках, кото­ры­ми вла­дел я сам. В рабо­те с кни­га­ми мне очень помо­га­ли талант­ли­во испол­нен­ные иллю­стра­ции, кото­рые содер­жа­лись как непо­сред­ствен­но в кни­гах, так и в отдель­ных аль­бо­мах. Все это вре­мя я скру­пу­лез­но вел по- англий­ски запи­си, имев­шие отно­ше­ние к моей род­ной эпо­хе. Про­сы­па­ясь же, я мог при­пом­нить лишь кро­хот­ные и прак­ти­че­ски лишен­ные смыс­ла отрыв­ки, сде­лан­ные на неве­до­мых мне язы­ках, тогда как закон­чен­ные фра­зы, види­мо, оста­ва­лись сокры­ты­ми где-то в глу­бине мое­го под­со­зна­ния.

Я узнал — еще до того как в долж­ной мере изу­чил род­ствен­ные мне слу­чаи амне­зии и про­ник­ся содер­жа­ни­ем ста­рин­ных мифов и легенд, на осно­ве кото­рых и фор­ми­ро­ва­лись мои сно­ви­де­ния, — что окру­жав­шие меня суще­ства при­над­ле­жа­ли к эли­те Вели­кой Расы, кото­рой уда­лось побе­дить вре­мя и отправ­лять иссле­до­ва­тель­ские разу­мы в любые века. Мне ста­ло извест­но так­же, что я нахо­дил­ся у них в пле­ну, а в это вре­мя мое тело зани­мал чужой разум. Надо ска­зать, что в этом смыс­ле я был не оди­нок, посколь­ку вме­сте с моим они на неко­то­рое вре­мя похи­ти­ли так­же несколь­ко дру­гих раз­умов. Исполь­зуя при­чуд­ли­вый язык щел­ка­ю­щих клеш­ней, я раз­го­ва­ри­вал с пле­нен­ны­ми интел­лек­ту­а­ла­ми, при­быв­ши­ми туда бук­валь­но изо всех угол­ков Сол­неч­ной систе­мы и из-за ее пре­де­лов.

Напри­мер, там был пред­ста­ви­тель пла­не­ты, извест­ной нам под назва­ни­ем Вене­ры, кото­рый дол­жен был появить­ся на свет мил­ли­ар­ды лет спу­стя, а так­же оби­та­тель одно­го из спут­ни­ков Юпи­те­ра, жив­ший шесть мил­ли­о­нов лет назад. Из зем­ных раз­умов там нахо­ди­лись кры­ла­тое звезд­но­го­ло­вое суще­ство, напо­ло­ви­ну рас­те­ние, кото­рое в дои­сто­ри­че­ские вре­ме­на насе­ля­ло про­сто­ры Антарк­ти­ды; пред­ста­ви­те­ли разум­ных реп­ти­лий из былин­ной Валу­зии; трое мох­на­тых дои­сто­ри­че­ских гипер­бо­рей­ца, при­над­ле­жав­ших к чис­лу идо­ло­по­клон­ни­ков Цат­то­гуа; один осо­бен­но омер­зи­тель­ный тип по име­ни Чо-Чо; двое пау­ко­об­раз­ных оби­та­те­лей срав­ни­тель­но недав­не­го про­шло­го Зем­ли; пяте­ро из чис­ла вынос­ли­вых жест­ко­кры­лых существ, эра кото­рых насту­па­ла сра­зу же вслед за чело­ве­че­ством, и к кото­рым Вели­кая Раса наме­ре­ва­лась со вре­ме­нем в мас­со­вом поряд­ке заслать сво­их наи­бо­лее раз­ви­тых пред­ста­ви­те­лей в целях спа­се­ния перед послед­стви­я­ми гря­ду­щих ката­клиз­мов, и, нако­нец, несколь­ко чле­нов обособ­лен­ных вет­вей чело­ве­че­ско­го рода.

Я общал­ся с созна­ни­ем Юанг-Ли, фило­со­фа, кото­рый будет жить око­ло 5000 года н. э. в жесто­кой импе­рии Цан-Чан; с одним из пол­ко­вод­цев боль­ше­го­ло­вых тем­но­ко­жих людей, вла­дев­ших югом Афри­ки за пять­де­сят тыся­че­ле­тий до Хри­ста; с Бар­то­ло­мео Кор­ци, фло­рен­тий­ским мона­хом из 12- го сто­ле­тия; с коро­лем Лома­ра, пра­вив­шим сво­ей жут­кой поляр­ной стра­ной за сто тысяч лет до сокру­ши­тель­но­го наше­ствия с Запа­да низ­ко­рос­лых жел­тых Ину­тов.

Я бесе­до­вал с созна­ни­ем Нуг-Зота, кол­ду­на, воз­глав­ляв­ше­го чер­ных заво­е­ва­те­лей в 16-ом тыся­че­ле­тии н. э., с рим­ля­ни­ном по име­ни Тит Цем­про­ний Блэз, кве­сто­ром вре­мен Сул­лы; с Хеф­не­сом, егип­тя­ни­ном из эпо­хи 14‑й Дина­стии, пове­дав­шим мне страш­ную тай­ну Ньар­латхо­те­па; со жре­цом пери­о­да рас­цве­та Атлан­ти­че­ско­го цар­ства; с Джейм­сом Вудвил­лом, джентль­ме­ном из Суф­фол­ка, сви­де­те­лем бур­ной Кром­ве­лев­ской эпо­хи; с при­двор­ным аст­ро­но­мом до-инк­ско­го Перу; с австра­лий­ским физи­ком Нэве­лом Кинг­стон-Бра­у­ном, кото­рый умрет в 2518 году; с вели­ким магом стра­ны Ыхе, бес­след­но исчез­нув­шей в Тихом оке­ане; с Тео­до­ти­дом, гре­ко-бак­трий­ским чинов­ни­ком из 3‑го века до н. э.; с пожи­лым фран­цу­зом Пье­ром-Луи Мон­те­нью, совре­мен­ни­ком Людо­ви­ка XIII; с Кром-Йа, ким­ме­рий­ским вождем, жив­шим за пят­на­дцать тысяч лет до н.э. – и со мно­ги­ми дру­ги­ми, хотя ныне мой мозг не в состо­я­нии вспом­нить даже тысяч­ной доли всех тех потря­са­ю­щих сек­ре­тов и оше­лом­ля­ю­щих чудес, кото­рые они пове­да­ли мне при наших встре­чах.

Каж­дое утро я про­сы­пал­ся слов­но в лихо­рад­ке, ино­гда испы­ты­вая страст­ное жела­ние удо­сто­ве­рить­ся, либо, напро­тив, опро­верг­нуть всю эту инфор­ма­цию доступ­ны­ми совре­мен­ной нау­ке сред­ства­ми. Тра­ди­ци­он­ные фак­ты пред­ста­ва­ли в совер­шен­но новом све­те, а я вос­хи­щал­ся дико­вин­ны­ми сна­ми, кото­рые спо­соб­ны вне­сти столь рази­тель­ные кор­рек­ти­вы в совре­мен­ное науч­ное зна­ние.

Меня про­би­ра­ла дрожь при мыс­ли о том, какие загад­ки может хра­нить дале­кое про­шлое, и я вздра­ги­вал, пред­став­ляя себе угро­зы, исхо­дя­щие от гря­ду­ще­го буду­ще­го. Что же до соб­ствен­ных ощу­ще­ний, кото­рые я испы­ты­вал, выслу­ши­вая речи моих собе­сед­ни­ков о том, какая судь­ба уго­то­ва­на все­му чело­ве­че­ству, то я реша­юсь вос­про­из­ве­сти их здесь лишь в самом крат­ком виде.

После чело­ве­ка зем­лю запо­ло­нит могу­ще­ствен­ная циви­ли­за­ция жуков, при­чем тела неко­то­рых из них зай­мут луч­шие пред­ста­ви­те­ли Вели­кой Расы, когда над ней навис­нет угро­за физи­че­ско­го уни­что­же­ния. Затем, по завер­ше­нии зем­но­го цик­ла, они совер­шат оче­ред­ную мигра­цию во вре­ме­ни и про­стран­стве, на сей раз избрав в каче­стве сво­е­го при­ста­ни­ща луко­ви­це­об­раз­ных рас­ти­тель­ных оби­та­те­лей Мер­ку­рия. Но и после них будут дру­гие расы, кото­рые ста­нут отча­ян­но цеп­лять­ся за уже остыв­шую к тому вре­ме­ни пла­не­ту, и зака­пы­вать в нее яйца, запол­нен­ные зло­ве­щим содер­жи­мым, поку­да не насту­пит окон­ча­тель­ный финал.

В сво­их снах я вел бес­ко­неч­ные запи­си по исто­рии сво­е­го вре­ме­ни, делая это отча­сти доб­ро­воль­но, а в чем-то и под воз­дей­стви­ем обе­щан­ной боль­шей сво­бо­ды пере­дви­же­ния и досту­па к новым кни­го­хра­ни­ли­щам. Архи­вы Вели­кой Расы рас­по­ла­га­лись под зем­лей в цен­траль­ной части горо­да, о чем мне ста­ло извест­но в ходе моих неустан­ных тру­дов и бес­ко­неч­ных бесед. С уче­том того, что это­му гигант­ско­му поме­ще­нию было суж­де­но сохра­нять­ся на всем про­тя­же­нии вре­ме­ни, поку­да суще­ству­ет сама Вели­кая Раса, про­ти­во­стоя самым раз­ру­ши­тель­ным про­цес­сам на Зем­ле, оно по сво­ей мас­сив­но­сти и необы­чай­ной проч­но­сти кон­струк­ции намно­го пре­вос­хо­ди­ло все дру­гие соору­же­ния.

Запи­си эти — как, впро­чем, и все осталь­ные, — нане­сен­ные на боль­шие листы, сде­лан­ные из како­го-то тон­ко­го, но необыч­но проч­но­го мате­ри­а­ла, пере­пле­та­лись затем в кни­ги, кото­рые откры­ва­лись свер­ху, как блок­нот, и хра­ни­лись каж­дая в отдель­ном футля­ре, сде­лан­ном из стран­но­го, пора­зи­тель­но лег­ко­го, нержа­ве­ю­ще­го серо­ва­то­го метал­ла, и укра­шен­ном мате­ма­ти­че­ски­ми сим­во­ла­ми и тра­ди­ци­он­ны­ми для Вели­кой Расы изви­ли­сты­ми иеро­гли­фа­ми.

Футля­ры рас­по­ла­га­лись ряда­ми в пря­мо­уголь­ных каме­рах, напо­ми­нав­ших закры­ва­ю­щи­е­ся пол­ки, кото­рые были изго­тов­ле­ны из тако­го же зага­доч­но­го метал­ла и снаб­же­ны руч­ка­ми с доволь­но замыс­ло­ва­ты­ми запо­ра­ми. Моей соб­ствен­ной исто­рии было отве­де­но место на пол­ке, пред­на­зна­чен­ной для низ­ших типов, или позво­ноч­ных, где поми­мо чело­ве­че­ских куль­тур содер­жа­лись дан­ные о реп­ти­ли­ях и мле­ко­пи­та­ю­щих, непо­сред­ствен­но пред­ше­ство­вав­ших заво­е­ва­нию чело­ве­ком зем­но­го про­стран­ства.

Одна­ко ни один сон не давал мне пол­но­го пред­став­ле­ния о повсе­днев­ной жиз­ни або­ри­ге­нов Вели­кой Расы, и я видел лишь ее рас­плыв­ча­тые и раз­роз­нен­ные фраг­мен­ты, при­чем выстро­ен­ные отнюдь не в поряд­ке после­до­ва­тель­но­сти. Так, я рас­по­ла­гал самой неопре­де­лен­ной инфор­ма­ци­ей о соб­ствен­ной жиз­ни в этом мире, где у меня, вро­де бы, была отдель­ная камен­ная ком­на­та. Со вре­ме­нем все огра­ни­че­ния пер­во­го эта­па пре­бы­ва­ния, похо­же, были сня­ты, посколь­ку в сво­их виде­ни­ях я совер­шал про­дол­жи­тель­ные поезд­ки по доро­гам, про­хо­див­шим сквозь густые зарос­ли, оста­нав­ли­вал­ся в незна­ко­мых мне горо­дах, и зани­мал­ся иссле­до­ва­ни­ем зага­доч­ных и тем­ных раз­ва­лин домов без окон, кото­рые по непо­нят­ной для меня при­чине сами чле­ны Вели­кой Расы опас­ли­во обхо­ди­ли сто­ро­ной.

Были в моей прак­ти­ке и мор­ские путе­ше­ствия, совер­шав­ши­е­ся на гро­мад­ных мно­го­па­луб­ных судах, пере­дви­гав­ших­ся с пора­зи­тель­ной быст­ро­той, и поле­ты над неосво­ен­ны­ми рай­о­на­ми пла­не­ты в закры­тых, похо­жих на раке­ту аппа­ра­тах на элек­тро­тя­ге.

За обшир­ным и теп­лым оке­а­ном так­же нахо­ди­лись горо­да Вели­кой Расы, а на одном отда­лен­ном кон­ти­нен­те я видел доволь­но гру­бые построй­ки, насе­лен­ные похо­жи­ми на гигант­ских жуков кры­ла­ты­ми суще­ства­ми с чер­ны­ми мор­да­ми, кото­рым суж­де­но было утвер­дить свое гос­под­ству­ю­щее поло­же­ние после того, как Вели­кая Раса теле­пор­ти­ру­ет свой разум в дру­гие миры. Огром­ные про­стран­ства зани­ма­ла ров­ная, но весь­ма буй­ная рас­ти­тель­ность; изред­ка встре­ча­лись невы­со­кие хол­мы, обыч­но имев­шие на себе сле­ды былой вул­ка­ни­че­ской актив­но­сти.

Опи­са­ние уви­ден­ных мною живот­ных мог­ло бы занять целые тома. Все они были дикие, посколь­ку меха­ни­зи­ро­ван­ная куль­ту­ра Вели­кой Расы дав­но пере­ста­ла испы­ты­вать потреб­ность в домаш­них живот­ных, а пища была исклю­чи­тель­но рас­ти­тель­но­го или син­те­ти­че­ско­го про­ис­хож­де­ния. В куря­щих­ся удуш­ли­вы­ми испа­ре­ни­я­ми топях барах­та­лись груз­ные, неук­лю­жие реп­ти­лии, кото­рые встре­ча­лись так­же в морях и озе­рах. Во мно­гих из них я смут­но уга­ды­вал очер­та­ния дои­сто­ри­че­ских дино­зав­ров, пте­ро­дак­ти­лей ихтио­зав­ров, лаби­рин­то­дон­тов и пле­зио­зав­ров, зна­ко­мых мне по тру­дам пале­он­то­ло­гов. При этом я совер­шен­но не обна­ру­жил при­сут­ствия там птиц или мле­ко­пи­та­ю­щих.

Леса и боло­та кише­ли зме­я­ми, яще­ри­ца­ми и кро­ко­ди­ла­ми, а выше, сре­ди заро­с­лей буй­ной рас­ти­тель­но­сти цар­ство­ва­ли бес­чис­лен­ные мас­сы насе­ко­мых. В уда­лен­ных от бере­га оке­ан­ских водах неве­до­мые мне таин­ствен­ные чудо­ви­ща изред­ка истор­га­ли в дым­ное небо горы пены. Одна­жды я даже погру­зил­ся на неко­ем подо­бии под­вод­ной лод­ки в тол­щу оке­а­на, где наблю­дал зло­ве­щих существ самой что ни на есть омер­зи­тель­ной наруж­но­сти; там же я видел раз­ва­ли­ны неве­ро­ят­ных затоп­лен­ных горо­дов и мог любо­вать­ся богат­ства­ми мор­ской жиз­ни во всех ее про­яв­ле­ни­ях.

По части физио­ло­гии, нра­вов и подроб­но­стей исто­рии Вели­кой Расы мои виде­ния сохра­ни­ли мало инфор­ма­ции, а то, что все же уда­лось зафик­си­ро­вать, было в основ­ном почерп­ну­то из легенд и рас­ска­зов дру­гих лиц, пере­нес­ших род­ствен­ное мое­му забо­ле­ва­ние, а не из моих соб­ствен­ных сно­ви­де­ний.

Дело в том, что неред­ко мои иссле­до­ва­ния слов­но опе­ре­жа­ли гря­ду­щие виде­ния, в резуль­та­те чего отдель­ные фраг­мен­ты послед­них объ­яс­ня­лись как бы зара­нее и в даль­ней­шем ста­но­ви­лись под­твер­жде­ни­ем того, что я мог почерп­нуть из книг или дру­гих источ­ни­ков. Это все­ля­ло в меня успо­ко­и­тель­ную мысль о том, что имен­но в ходе подоб­но­го чте­ния, кото­рым зани­ма­лась моя «побоч­ная» лич­ность, закла­ды­ва­лись осно­вы всех по сле­ду­ю­щих кош­мар­ных псев­до­вос­по­ми­на­ний. Пери­о­ды моих сно­ви­де­ний, оче­вид­но, охва­ты­ва­ли собы­тия, про­ис­хо­див­шие чуть менее ста пяти­де­ся­ти мил­ли­о­нов лет назад, когда палео­зой­ская эра усту­па­ла место мезо­зой­ской. Тела, заня­тые Вели­кой Расой, пред­став­ля­ли собой несо­хра­нив­шу­ю­ся — и даже неиз­вест­ную совре­мен­ной нау­ке — ветвь зем­ной эво­лю­ции, и явля­лись спе­ци­фи­че­ской, одно­род­ной, и в выс­шей сте­пе­ни спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ной раз­но­вид­но­стью орга­ни­че­ской жиз­ни, тяго­тев­шей в рав­ной сте­пе­ни как к рас­ти­тель­ным, так и к живот­ным фор­мам.

Их кле­точ­ное стро­е­ние было поис­ти­не уни­каль­ным, по сколь­ку прак­ти­че­ски исклю­ча­ло физи­че­скую утом­ля­е­мость и пол­но­стью устра­ня­ло потреб­ность во сне. Пища усва­и­ва­лась через крас­но­ва­тые ворон­ко­об­раз­ные отрост­ки, рас­по­ла­гав­ши­е­ся на одном из мас­сив­ных гиб­ких отрост­ков, и все­гда упо­треб­ля­лась в полу­жид­ком состо­я­нии, часто совер­шен­но отли­ча­ясь от того, чем пита­лись суще­ство­вав­шие в те вре­ме­на живот­ные.

Мне уда­лось выявить у них лишь две раз­но­вид­но­сти орга­нов чувств зре­ние и слух, — при­чем функ­ции послед­не­го выпол­ня­ли цвет­ко­по­доб­ные отрост­ки на серо­ва­тых стеб­лях поверх голо­вы. Кро­ме того, они рас­по­ла­га­ли мно­ги­ми дру­ги­ми, неве­до­мы­ми мне орга­на­ми чувств, кото­ры­ми, кста­ти ска­зать, «гостя­щие» в их телах разу­мы прак­ти­че­ски нико­гда не поль­зо­ва­лись. Три гла­за рас­по­ла­га­лись таким обра­зом, что обес­пе­чи­ва­ли необы­чай­но широ­кое поле зре­ния, а кровь была густой и тем­но-зеле­ной.

Раз­ни­цы полов у них не суще­ство­ва­ло, а раз­мно­же­ние про­ис­хо­ди­ло посред­ством спор, выра­ба­ты­вав­ших­ся где-то под осно­ва­ни­ем их кону­сов, и спо­соб­ных раз­ви­вать­ся исклю­чи­тель­но в вод­ной сре­де. Для выра­щи­ва­ния моло­ди исполь­зо­ва­лись про­стор­ные и неглу­бо­кие резер­ву­а­ры. Надо ска­зать, что с уче­том их необы­чай­но­го дол­го­ле­тия — от четы­рех до пяти тысяч лет — раз­мно­же­ние было не осо­бен­но интен­сив­ным. Осо­би с явны­ми физи­че­ски­ми поро­ка­ми свое­вре­мен­но уни­что­жа­лись, а болезнь и при­бли­же­ние смер­ти рас­по­зна­ва­лись — за неиме­ни­ем орга­нов ося­за­ния и с уче­том нечув­стви­тель­но­сти к боли, — исклю­чи­тель­но визу­аль­ным путем. Мерт­вые тела кре­ми­ро­ва­лись в тор­же­ствен­ной обста­нов­ке. Как я уже упо­ми­нал выше, тот или иной сооб­ра­зи­тель­ный инди­ви­ду­ум ино­гда пред­при­ни­мал попыт­ку избе­жать смер­ти путем про­еци­ро­ва­ния сво­е­го уга­са­ю­ще­го разу­ма в буду­щее, одна­ко подоб­ное слу­ча­лось весь­ма неча­сто. Когда это все же про­ис­хо­ди­ло, к вновь при­быв­ше­му из буду­ще­го разу­му отно­си­лись с под­черк­ну­тым вни­ма­ни­ем, вплоть до тех пор, пока пол­но­стью не раз­ла­га­лась при­няв­шая его телес­ная обо­лоч­ка.

Ско­рее все­го, Вели­кая Раса пред­став­ля­ла собой еди­ную, хотя и не осо­бен­но плот­но спа­ян­ную нацию или лигу, имев­шую общие глав­ные инсти­ту­ты, хотя в них и про­смат­ри­ва­лось деле­ние на четы­ре отдель­ные груп­пы. Поли­ти­че­ская и эко­но­ми­че­ская систе­ма каж­дой груп­пы в чем-то похо­ди­ла на соци­а­лизм фашист­ско­го тол­ка с раци­о­наль­ным рас­пре­де­ле­ни­ем основ­ных жиз­нен­ных ресур­сов. Власть в них деле­ги­ро­ва­лась неболь­шим орга­нам управ­ле­ния, изби­ра­е­мым из всех живу­щих осо­бей после про­хож­де­ния ими ряда обя­за­тель­ных обще­об­ра­зо­ва­тель­ных и пси­хо­ло­ги­че­ских тестов. Семей­ные узы осо­бой попу­ляр­но­стью не поль­зо­ва­лись, хотя меж­ду пред­ста­ви­те­ля­ми одно­го поко­ле­ния суще­ство­ва­ла неко­то­рая бли­зость, и моло­дежь, как пра­ви­ло, поль­зо­ва­лась под­держ­кой роди­те­лей.

Сход­ство с чело­ве­че­ски­ми оцен­ка­ми и инсти­ту­та­ми про­сту­па­ло осо­бен­но явно в тех обла­стях, где, с одной сто­ро­ны, затра­ги­ва­лись поня­тия выс­ше­го абстракт­но­го поряд­ка, а с дру­гой — доми­ни­ро­ва­ли базис­ные, неспе­ци­фи­че­ские потреб­но­сти, при­су­щие орга­ни­че­ской жиз­ни в целом. Неко­то­рые допол­ни­тель­ные ана­ло­гии про­смат­ри­ва­лись в тех слу­ча­ях, когда в целях гря­ду­щей адап­та­ции Вели­кая Раса забла­го­вре­мен­но опро­бо­ва­ла буду­щее и копи­ро­ва­ла отдель­ные его дета­ли. Про­мыш­лен­ность была высо­ко­ме­ха­ни­зи­ро­ван­ной и тре­бо­ва­ла лишь незна­чи­тель­но­го лич­но­го уча­стия жите­лей; избы­ток сво­бод­но­го вре­ме­ни запол­нял­ся интел­лек­ту­аль­ны­ми и эсте­ти­че­ски­ми вида­ми дея­тель­но­сти само­го раз­лич­но­го харак­те­ра.

Нау­ки достиг­ли неве­ро­ят­но­го рас­цве­та, а искус­ство явля­лось важ­ной состав­ной частью жиз­ни, хотя ко вре­ме­ни нача­ла моих сно­ви­де­ний они уже мино­ва­ли выс­шую точ­ку сво­е­го раз­ви­тия. Тех­но­ло­гия уси­лен­но сти­му­ли­ро­ва­лась необ­хо­ди­мо­стью посто­ян­но вести борь­бу за выжи­ва­ние и под­дер­жи­вать нор­маль­ный облик круп­ных горо­дов, что было осо­бен­но важ­но в тот пери­од бур­ной тек­то­ни­че­ской актив­но­сти. Пре­ступ­ность нахо­ди­лась на пора­зи­тель­но низ­ком уровне и ей про­ти­во­сто­я­ла пре­крас­но отла­жен­ная поли­цей­ская служ­ба. Нака­за­ния пра­во­на­ру­ши­те­лям варьи­ро­ва­ли от лише­ния каких-то при­ви­ле­гий и тюрем­но­го заклю­че­ния до смерт­ной каз­ни или пол­но­го эмо­ци­о­наль­но­го оглу­ше­ния, и выно­си­лись лишь после тща­тель­но­го и объ­ек­тив­но­го изу­че­ния всех обсто­я­тельств дела.

Вой­ны ино­гда слу­ча­лись — за послед­нее тыся­че­ле­тие в основ­ном граж­дан­ские, хотя отме­ча­лись и столк­но­ве­ния с насе­ляв­ши­ми Антарк­ти­ду кры­ла­ты­ми и весь­ма агрес­сив­ны­ми або­ри­ге­на­ми или Ста­ро­жи­ла­ми, сопро­вож­да­ясь, как пра­ви­ло, зна­чи­тель­ны­ми раз­ру­ше­ни­я­ми. Гро­мад­ная армия была воору­же­на похо­жи­ми на нынеш­ние фото­ап­па­ра­ты элек­три­че­ски­ми устрой­ства­ми, обла­дав­ши­ми пора­зи­тель­ной убой­ной силой; содер­жа­ли ее в основ­ном ради ред­ко упо­ми­на­е­мых целей, кото­рые, одна­ко, явно име­ли отно­ше­ние к неиз­быв­но­му стра­ху перед ста­рин­ны­ми раз­ва­ли­на­ми тем­ных, глу­хих зда­ний и опе­ча­тан­ны­ми люка­ми, рас­по­ло­жен­ны­ми на ниж­них под­зем­ных уров­нях город­ских стро­е­ний.

Страх перед эти­ми руи­на­ми и люка­ми пере­да­вал­ся, как пра­ви­ло, посред­ством невер­баль­но­го вну­ше­ния, в край­нем слу­чае — таин­ствен­ным псев­до­ше­по­том. Все, что име­ло хотя бы малей­шее отно­ше­ние к дан­ным объ­ек­там, тща­тель­но выма­ры­ва­лось со стра­ниц сто­яв­ших на стел­ла­жах книг. Пожа­луй, это было един­ствен­ное табу для всей Вели­кой Расы и оно име­ло какую-то связь с ужас­ны­ми древни­ми бит­ва­ми, рав­но как и с гря­ду­щей угро­зой, кото­рая рано или позд­но выну­дит всю расу к мас­со­во­му исхо­ду в дру­гое вре­мя.

Непол­ная и фраг­мен­тар­ная, как, впро­чем, и дру­гие дета­ли моих сно­ви­де­ний и древ­них легенд, эта часть исто­рии Вели­кой Расы была оку­та­на еще боль­шей тай­ной. Ста­рин­ные мифы обхо­ди­ли ее сто­ро­ной или, по край­ней мере, вся­че­ски замал­чи­ва­ли, тогда как в снах — моих соб­ствен­ных и дру­гих людей — наме­ки на нее были крайне скуд­ны­ми. Чле­ны Вели­кой Расы нико­гда по сво­ей воле не каса­лись этой темы, а то, что ино­гда уда­ва­лось раз­уз­нать, посту­па­ло от более наблю­да­тель­ных «гостя­щих» раз­умов.

Судя по этим обрыв­кам инфор­ма­ции, осно­вой стра­хов явля­лась некая ужас­ная ста­рая раса крайне злоб­ных поли­по­вид­ных существ, кото­рые при­бы­ли из неимо­вер­но дале­ких все­лен­ных и доми­ни­ро­ва­ли на Зем­ле и трех дру­гих пла­не­тах Сол­неч­ной систе­мы при­мер­но шесть­сот мил­ли­о­нов лет назад. Насколь­ко мож­но было понять, они лишь частич­но явля­лись мате­ри­аль­ны­ми субъ­ек­та­ми, а их созна­ние и спо­соб вос­при­я­тия корен­ным обра­зом отли­ча­лись от того, что было при­су­ще зем­ным оби­та­те­лям. Напри­мер, их орга­ны чувств вооб­ще не преду­смат­ри­ва­ли такой функ­ции как зре­ние, а мыс­ли­тель­ный мир пред­став­лял собой стран­ный, неви­зу­аль­ный кон­гло­ме­рат пред­став­ле­ний.

Впро­чем, когда воз­ни­ка­ла необ­хо­ди­мость в исполь­зо­ва­нии обыч­ных ору­дий и пред­ме­тов, если тако­вые ока­зы­ва­лись в окру­жа­ю­щем их мире, они обре­та­ли необ­хо­ди­мую мате­ри­аль­ную плот­ность. Были у них и дома, хотя и весь­ма спе­ци­фи­че­ско­го свой­ства. Их орга­ны чувств мог­ли про­ни­кать сквозь любые мате­ри­аль­ные барье­ры, хотя сами они такой спо­соб­но­стью не обла­да­ли. Неко­то­рые виды элек­тро­энер­гии ока­зы­ва­ли на них пол­но­стью раз­ру­ша­ю­щее воз­дей­ствие. Несмот­ря на отсут­ствие кры­льев или дру­гих средств леви­та­ции, они уме­ли пере­ме­щать­ся по воз­ду­ху, а их умствен­ное стро­е­ние пол­но­стью исклю­ча­ло любые кон­так­ты с пред­ста­ви­те­ля­ми Вели­кой Расы. При­быв на зем­лю, эти суще­ства воз­ве­ли мас­сив­ные базаль­то­вые горо­да, состо­яв­шие из глу­хих башен, и при­ня­лись охо­тить­ся за все­ми дру­ги­ми живы­ми суще­ства­ми, кото­рые попа­да­лись им на пути. При­мер­но тогда же из без­дны мрач­но­го транс­га­лак­ти­че­ско­го мира, извест­но­го под мифи­че­ским назва­ни­ем Ид, на зем­лю при­бы­ли разу­мы Вели­кой Расы.

Новые пере­се­лен­цы, воору­жен­ные создан­ны­ми ими ору­ди­я­ми, лег­ко поко­ри­ли хищ­ных тва­рей и загна­ли их в глубь пещер, кото­рые они к тому вре­ме­ни уже при­со­еди­ни­ли к сво­им жили­щам и нача­ли осва­и­вать. Вхо­ды в эти пеще­ры были наглу­хо запе­ча­та­ны, а основ­ная часть гро­мад­ных горо­дов и отдель­ные сохра­нив­ши­е­ся круп­ные стро­е­ния были сохра­не­ны новы­ми пере­се­лен­ца­ми, при­чем не ради ути­ли­тар­ных целей, а ско­рее как объ­ект неко­е­го зло­ве­ще­го суе­ве­рия.

Одна­ко по исте­че­нии ряда веков ста­ли посту­пать смут­ные и зло­ве­щие сиг­на­лы о том, что тва­ри эти, нахо­дясь под зем­лей, замет­но окреп­ли и раз­мно­жи­лись. В отдель­ных малень­ких или отда­лен­ных горо­дах Вели­кой Расы нача­ли отме­чать­ся спо­ра­ди­че­ские втор­же­ния таин­ствен­но­го и непо­нят­но­го свой­ства — это были те самые опу­стев­шие горо­да «поли­пов», кото­рые не ста­ли засе­лять­ся чле­на­ми Вели­кой Расы, и где вхо­ды в их пеще­ры ока­за­лись поче­му-то недо­ста­точ­но проч­но запер­ты­ми и не охра­ня­лись сна­ру­жи.

Сра­зу вслед за этим были при­ня­ты экс­трен­ные меры без­опас­но­сти, а боль­шин­ство вхо­дов в пеще­ры наглу­хо заму­ро­ва­ны — за ред­ким исклю­че­ни­ем, где были соору­же­ны те самые откры­ва­ю­щи­е­ся люки. Подоб­ная мера была при­ня­та на тот слу­чай, если «поли­пов», про­рвав­ших­ся нару­жу в каком-то неожи­дан­ном месте, при­шлось бы пре­сле­до­вать и доби­вать в их соб­ствен­ном нынеш­нем лого­ве. Выше­упо­мя­ну­тые втор­же­ния злоб­ных существ повсе­мест­но вызы­ва­ли состо­я­ние неопи­су­е­мо­го ужа­са, и с тех пор эти эмо­ции навеч­но отпе­ча­та­лись в пси­хи­ке чле­нов Вели­кой Расы. Чув­ство это было настоль­ко силь­ным, что даже одно лишь упо­ми­на­ние «поли­пов» счи­та­лось чем-то вро­де свя­то­тат­ства, и пото­му все мои попыт­ки полу­чить хотя бы намек на то, как они выгля­де­ли и что собой пред­став­ля­ли в более деталь­ном опи­са­нии, окан­чи­ва­лись без­ре­зуль­тат­но.

Выска­зы­ва­лись, прав­да, пред­по­ло­же­ния, что тва­ри обла­да­ли необы­чай­ной пла­стич­но­стью и мог­ли на вре­мя ста­но­вить­ся неви­ди­мы­ми, тогда как, соглас­но дру­гим раз­роз­нен­ным слу­хам, они каким-то обра­зом уме­ли кон­тро­ли­ро­вать и исполь­зо­вать в воен­ных целях силу вет­ра. Им так­же при­пи­сы­ва­лись стран­ные и зло­ве­щие сви­стя­щие зву­ки и гро­мад­ные отпе­чат­ки, состо­яв­шие из пяти округ­лых вдав­лен­ных отме­тин. Было совер­шен­но оче­вид­но, что надви­га­ю­ща­я­ся угро­за, спо­соб­ная в одно­ча­сье отпра­вить мил­ли­о­ны интел­лек­ту­аль­но раз­ви­тых раз­умов сквозь без­дну вре­ме­ни в незна­ко­мые тела без­опас­но­го буду­ще­го, име­ла непо­сред­ствен­ную связь с воз­мож­но­стью ново­го и окон­ча­тель­но­го про­ры­ва зло­ве­щих «поли­пов» на поверх­ность пла­не­ты.

Умствен­ная про­ек­ция сквозь века со всей ясно­стью пред­ска­зы­ва­ла воз­мож­ность наступ­ле­ния подоб­но­го кош­ма­ра, и Вели­кая Раса твер­до реши­ла, что ни один из ее чле­нов, спо­соб­ный к бег­ству, не столк­нет­ся с вра­гом лицом к лицу. То, что наше­ствие про­изой­дет в каче­стве акта мести, а не в целях воз­вра­та себе отня­то­го мира, они узна­ли из буду­щей исто­рии пла­не­ты, посколь­ку про­ек­ция обна­ру­жи­ла, что после­ду­ю­щие расы нико­им обра­зом не испы­ты­ва­ли на себе зло­ве­ще­го вли­я­ния этих чудо­вищ­ных созда­ний.

Воз­мож­но, «поли­пы» сами избра­ли для себя глу­бин­ные без­дны зем­ли, пред­по­чтя их пере­мен­чи­вым и под­вер­жен­ным наше­ствию сти­хий наруж­ных ее сло­ев, тем более, что свет для них не имел ника­ко­го зна­че­ния, а воз­мож­но, они про­сто со вре­ме­нем ста­ли сла­беть. Во вся­ком слу­чае, досто­вер­но извест­но, что в пост­че­ло­ве­че­скую эпо­ху расы жуков, в кото­рой посе­лят­ся лету­чие разу­мы Вели­кой Расы, «поли­пы» уже пре­кра­тят свое суще­ство­ва­ние.

Несмот­ря на все это, Вели­кая Раса про­дол­жа­ла про­яв­лять повы­шен­ную бди­тель­ность и дер­жать «порох сухим», несмот­ря на тща­тель­ное избе­га­ние любо­го упо­ми­на­ния ковар­ных вра­гов в сво­их речах и запи­сях. И посто­ян­но над запе­ча­тан­ны­ми люка­ми и тем­ны­ми глу­хи­ми баш­ня­ми зави­са­ла тень безы­мян­но­го ужа­са. То был мир, мрач­ные и раз­роз­нен­ные отго­лос­ки кото­ро­го сон при­но­сил мне каж­дую ночь. Я не тешу себя надеж­да­ми на то, что смог пере­дать хотя бы самое отда­лен­ное пред­став­ле­ние о том, какой ужас нес­ло с собой каж­дое подоб­ное эхо, ибо все эти виде­ния оста­ва­лись на неко­ем неося­за­е­мом уровне жут­ко­ва­тых и во мно­гом некон­крет­ных псев­до­вос­по­ми­на­ний.

Как я уже гово­рил, посте­пен­но резуль­та­ты моих иссле­до­ва­ний ста­ли предо­став­лять мне все боль­шую воз­мож­ность обо­ро­нять­ся от подоб­ных ощу­ще­ний посред­ством нахож­де­ния им раци­о­наль­ных пси­хо­ло­ги­че­ских объ­яс­не­ний; кро­ме того, на руку мне было и то, что со вре­ме­нем я стал поне­мно­гу при­вы­кать к подоб­ным вещам. Одна­ко, несмот­ря на все эти спа­си­тель­ные обсто­я­тель­ства, меня по-преж­не­му изред­ка охва­ты­ва­ло чув­ство смут­но­го, леде­ня­ще­го душу кош­ма­ра, хотя вли­я­ние его уже не было столь все­объ­ем­лю­щим. Коро­че гово­ря, с неко­то­ры­ми ого­вор­ка­ми мож­но кон­ста­ти­ро­вать, что после 1922 года я начал вести вполне нор­маль­ную, пол­ную твор­че­ских иска­ний жизнь.

С года­ми я стал все боль­ше осо­зна­вать, что мои пере­жи­ва­ния — в соче­та­нии с резуль­та­та­ми изу­че­ний ана­ло­гич­ных слу­ча­ев забо­ле­ва­ния амне­зи­ей и фольк­лор­ны­ми зари­сов­ка­ми — долж­ны быть све­де­ны воеди­но и изда­ны в виде сво­е­го рода учеб­но­го посо­бия для сту­ден­тов. Поэто­му я под­го­то­вил серию ста­тей, где в крат­кой фор­ме изла­га­лась подо­пле­ка опи­сы­ва­е­мых собы­тий, а сам текст был снаб­жен неза­тей­ли­вы­ми иллю­стра­ци­я­ми отдель­ных сюже­тов, обра­зов и иеро­гли­фи­че­ских над­пи­сей, кото­рым уда­лось сохра­нить­ся в угол­ках моей памя­ти.

В пери­од с 1928 по 1929 годы они с раз­ны­ми про­ме­жут­ка­ми во вре­ме­ни появ­ля­лись в «Жур­на­ле Аме­ри­кан­ско­го пси­хо­ло­ги­че­ско­го обще­ства», хотя, надо при­знать, не при­влек­ли к себе широ­ко­го вни­ма­ния науч­ных кру­гов. Тем вре­ме­нем я про­дол­жал с мак­си­маль­ной скру­пу­лез­но­стью фик­си­ро­вать свои сно­ви­де­ния, хотя гру­ды испи­сан­ной бума­ги с каж­дым меся­цем дости­га­ли все более вну­ши­тель­ных раз­ме­ров.

10 июля 1934 года при посред­ни­че­стве Пси­хо­ло­ги­че­ско­го обще­ства я полу­чил пись­мо, с кото­ро­го, мож­но ска­зать, нача­лась реша­ю­щая и, пожа­луй, наи­бо­лее тра­ги­че­ская ста­дия всей пере­не­сен­ной мною безум­ной пыт­ки. Пись­мо это при­шло из нахо­див­ше­го­ся в Запад­ной Австра­лии горо­да Пил­бар­ра и было под­пи­са­но, как я впо­след­ствии выяс­нил, доволь­но извест­ным в тех местах гор­ным инже­не­ром. К пись­му при­ла­га­лось несколь­ко весь­ма любо­пыт­ных люби­тель­ских фото­сним­ков. Текст это­го посла­ния я при­во­жу пол­но­стью, что­бы любой озна­ко­мив­ший­ся с ним мог понять, какое потря­са­ю­щее воз­дей­ствие про­из­ве­ли на меня и само это пись­мо, и при­ло­жен­ные к нему фото­гра­фии.

Неко­то­рое вре­мя я попро­сту отка­зы­вал­ся пове­рить во все это, посколь­ку, хотя я и допус­кал воз­мож­ность суще­ство­ва­ния опре­де­лен­ной фак­ти­че­ской осно­вы под теми леген­да­ми и пре­да­ни­я­ми, кото­рые столь при­чуд­ли­во рас­кра­ши­ва­ли мои сно­ви­де­ния, одна­ко был все же совер­шен­но непод­го­тов­лен к тому, что дей­стви­тель­но сохра­ни­лись какие-то ося­за­е­мые остат­ки того зате­рян­но­го мира, кото­рый был отде­лен от нас нево­об­ра­зи­мой без­дной вре­ме­ни. Наи­боль­шее потря­се­ние вызва­ли имен­но фото­гра­фии, посколь­ку на них, в бес­страст­ной и неоспо­ри­мой фор­ме холод­но­го реа­лиз­ма, пере­до мной вновь пред­ста­ли на фоне пес­ча­ных пустынь вывет­рив­ши­е­ся, изры­тые дож­де­вы­ми пото­ка­ми, потре­пан­ные буря­ми камен­ные бло­ки, чьи слег­ка выпук­лые вер­ши­ны и немно­го вогну­тые осно­ва­ния гово­ри­ли сами за себя.

Вни­ма­тель­но изу­чив их при помо­щи лупы, я смог со всей отчет­ли­во­стью раз­ли­чить сре­ди мно­го­чис­лен­ных выбо­ин и щер­бин сле­ды тех самых бес­ко­неч­ных изви­ли­стых узо­ров и иеро­гли­фи­че­ских над­пи­сей, кото­рые все­гда были пре­ис­пол­не­ны для меня само­го зло­ве­ще­го смыс­ла. Впро­чем, вот оно, это пись­мо.

«49, Дэм­пьер-стрит, Пил­бар­ра, Запад­ная Австра­лия.

18 мая 1934 года.

Проф. Н.У.Пейнсли — через Аме­ри­кан­ское пси­хо­ло­ги­че­ское обще­ство. 30 Е, 41‑я стрит, Нью-Йорк, США.

Доро­гой сэр!

Недав­но состо­яв­ший­ся у меня раз­го­вор с док­то­ром Е.М. Бой­лом из Пер­та и пере­дан­ные им газе­ты с Ваши­ми ста­тья­ми под­толк­ну­ли меня к мыс­ли про­ин­фор­ми­ро­вать Вас о неко­то­рых наход­ках, кото­рые я обна­ру­жил в Вели­кой пес­ча­ной пустыне к восто­ку от наших золо­то­нос­ных место­рож­де­ний. В све­те неко­то­рых опи­сан­ных Вами легенд о ста­рин­ных горо­дах с мас­сив­ны­ми камен­ны­ми построй­ка­ми и стран­ны­ми иеро­гли­фи­че­ски­ми над­пи­ся­ми, мне пред­став­ля­ет­ся, что я обна­ру­жил нечто дей­стви­тель­но очень важ­ное. Мест­ные чер­но­ко­жие жите­ли издрев­ле тол­ко­ва­ли о неких «боль­ших кам­нях с отме­ти­на­ми», при­чем, похо­же, подоб­ные вещи все­гда вызы­ва­ли у них состо­я­ние дико­го стра­ха. Они отча­сти увя­зы­ва­ют их с мест­ны­ми леген­да­ми о неко­ем Буд­дае — гигант­ском стар­це, кото­рый века­ми спит под зем­лей, поло­жив голо­ву себе на руки, но затем одна­жды проснет­ся и погло­тит весь мир.

Поныне быту­ют очень ста­рые, напо­ло­ви­ну забы­тые рас­ска­зы о гро­мад­ных под­зем­ных камен­ных хижи­нах, кори­до­ры в кото­рых спус­ка­ют­ся в самую глубь зем­ли, и где про­изо­шли все опи­сы­ва­е­мые в леген­дах кош­мар­ные вещи. Тузем­цы утвер­жда­ют, что когда-то некие вои­ны в пылу бит­вы спу­сти­лись туда, но назад так и не вер­ну­лись, а вско­ре после их исчез­но­ве­ния сни­зу из под­зе­ме­лья поду­ли силь­ные вет­ры. Впро­чем, Вы и сами зна­е­те, насколь­ко мож­но верить во все эти рос­сказ­ни.

Я же хотел про­ин­фор­ми­ро­вать Вас о дру­гом. Дело в том, что два года назад, когда я зани­мал­ся раз­вед­кой мест­но­сти, то при­мер­но в пяти­стах мет­рах к восто­ку от нашей сто­ян­ки, по направ­ле­нию в глубь пусты­ни, я наткнул­ся на нагро­мож­де­ния доволь­но стран­ных на вид обра­бо­тан­ных кам­ней, каж­дый раз­ме­ра­ми при­мер­но 90 х 60 х 60 сан­ти­мет­ров, при­чем все они нес­ли на себе сле­ды мно­гих веков.

Пона­ча­лу я не мог обна­ру­жить на них ниче­го из того, о чем гла­сят леген­ды тузем­цев, одна­ко при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии все же раз­гля­дел на фоне изъ­еден­ных вре­ме­нем и пого­дой поверх­но­стей сле­ды глу­бо­кой резь­бы по кам­ню. Это были стран­ные на вид завит­ки и узо­ры, очень похо­жие на те, что упо­ми­на­лись в рас­ска­зах здеш­них або­ри­ге­нов. Я насчи­тал трид­цать или сорок таких бло­ков, неко­то­рые из кото­рых почти пол­но­стью уто­па­ли в пес­ке, и все они рас­по­ла­га­лись на тер­ри­то­рии диа­мет­ром при­мер­но в пол­то­ра-два кило­мет­ра.

Обна­ру­жив пер­вые экзем­пля­ры, я при­нял­ся искать и дру­гие, и с помо­щью имев­ших­ся у меня инстру­мен­тов про­из­вел необ­хо­ди­мые заме­ры это­го места. Я так­же сфо­то­гра­фи­ро­вал десять-две­на­дцать наи­бо­лее типич­ных бло­ков — сним­ки при­ла­га­ют­ся.

Все эти све­де­ния вме­сте с фото­гра­фи­я­ми я пере­дал мест­ным вла­стям, одна­ко они никак на это не отре­а­ги­ро­ва­ли.

Потом я встре­тил­ся с док­то­ром Бой­лом, кото­рый читал Ваши ста­тьи в «Жур­на­ле Аме­ри­кан­ско­го пси­хо­ло­ги­че­ско­го обще­ства» и так­же в свое вре­мя что-то рас­ска­зы­вал про ана­ло­гич­ные кам­ни. Он крайне заин­те­ре­со­вал­ся и даже при­шел в неко­то­рое воз­буж­де­ние, когда я пока­зал ему свои сним­ки, и ска­зал, что и кам­ни, и над­пи­си на них в точ­но­сти повто­ря­ют опи­сан­ные вами клад­ки, кото­рые вы виде­ли в сво­их сно­ви­де­ни­ях и встре­ча­ли в раз­лич­ных леген­дах и пре­да­ни­ях.

Он и сам хотел напи­сать Вам, но все как-то не собрал­ся.

Меж­ду тем, он пере­дал мне все жур­на­лы с Ваши­ми ста­тья­ми и по при­во­ди­мым Вами опи­са­ни­ям и зари­сов­кам я сра­зу понял, что обна­ру­жен­ные мною кам­ни как две кап­ли воды похо­жи на Ваши. Вы сами може­те в этом убе­дить­ся, гля­дя на сним­ки, а впо­след­ствии, наде­юсь, пого­во­ри­те и с самим док­то­ром Бой­лом.

Я пони­маю, что для Вас это дей­стви­тель­но может пред­ста­вить опре­де­лен­ный инте­рес. Лич­но я не сомне­ва­юсь в том, что мы име­ем дело с остат­ка­ми древ­ней циви­ли­за­ции, по воз­рас­ту пре­вос­хо­дя­щей все извест­ные нам, и состав­ля­ю­щей осно­ву мно­гих Ваших виде­ний и мно­го­ве­ко­вых легенд.

Будучи гор­ным инже­не­ром, я немно­го раз­би­ра­юсь в гео­ло­гии, и смею уве­рить Вас в том, что неимо­вер­но древ­ний воз­раст этих бло­ков даже у меня вызы­ва­ет чув­ство без­от­чет­но­го стра­ха. В сво­ей мас­се они состо­ят из пес­ча­ни­ка и гра­ни­та, хотя один из обна­ру­жен­ных мной кус­ков явно пред­став­ля­ет собой какую-то раз­но­вид­ность цемен­та или бето­на.

На бло­ках явно оста­лись сле­ды воз­дей­ствия вла­ги, как если бы неко­гда эта часть пла­не­ты была скры­та водой, а спу­стя дли­тель­ный про­ме­жу­ток вре­ме­ни вновь вышла на поверх­ность, при­чем весь этот пери­од они уже суще­ство­ва­ли в обра­бо­тан­ном виде и исполь­зо­ва­лись по како­му-то назна­че­нию. Идет ли речь о сот­нях тысяч лет, а может и более того — ведо­мо одно­му лишь Все­выш­не­му, и мне не хоте­лось бы даже пус­кать­ся в рас­суж­де­ния на эту тему.

С уче­том того, что в про­шлом Вы энер­гич­но пыта­лись уста­но­вить кор­ни раз­лич­ных легенд и все­го с ними свя­зан­но­го, я не сомне­ва­юсь в том, что Вы навер­ня­ка захо­ти­те отпра­вить­ся в эту пусты­ню с экс­пе­ди­ци­ей и про­из­ве­сти там кое-какие архео­ло­ги­че­ские рас­коп­ки. И док­тор Бойл, и я гото­вы при­нять в ней посиль­ное уча­стие, если Вы лич­но, либо любая извест­ная Вам орга­ни­за­ция согла­си­лись бы финан­си­ро­вать подоб­ное меро­при­я­тие.

Для работ по глу­бо­ко­му буре­нию у меня най­дет­ся деся­ток тол­ко­вых рабо­чих — тузем­цы в дан­ном слу­чае не подой­дут, посколь­ку, как я выяс­нил, они испы­ты­ва­ют перед этим местом почти мани­а­каль­ный страх. Ни Бойл, ни я не ска­за­ли нико­му ни сло­ва об этой наход­ке, ибо мы оба пони­ма­ем, что при­о­ри­тет откры­тия в подоб­ных вопро­сах дол­жен остать­ся за Вами.

К месту мож­но будет добрать­ся на трак­то­ре — если сле­до­вать из Пил­бар­ры, это зай­мет при­мер­но четы­ре дня пути.

Рас­по­ло­же­но оно несколь­ко юго-запад­нее марш­ру­та Вар­бур­то­на 1873 года и при­мер­но в двух­стах кило­мет­рах юго-восточ­нее колод­ца Джо­ан­ны. Сна­ря­же­ние мы мог­ли бы доста­вить по реке Де Грей, а не вез­ти с собой из Пил­бар­ры, одна­ко эти и дру­гие дета­ли мож­но будет обсу­дить позд­нее.

По моим оцен­кам, коор­ди­на­ты места, где лежат эти кам­ни, тако­вы : 22 гра­ду­са, 3 мину­ты 14 секунд южной широ­ты и 125 гра­ду­сов 0 минут 39 секунд восточ­ной дол­го­ты. Кли­мат в этой мест­но­сти тро­пи­че­ский, а само пре­бы­ва­ние в пустыне доволь­но уто­ми­тель­но.

Жду Ваше­го воз­мож­но­го отве­та на это пись­мо и, повто­ряю, горю жела­ни­ем при­нять уча­стие в любом пред­при­ня­том Вами начи­на­нии в этой обла­сти. Изу­чив Ваши ста­тьи, я про­ник­ся убеж­ден­но­стью в необы­чай­ной важ­но­сти дан­но­го иссле­до­ва­ния. Док­тор Бойл напи­шет Вам поз­же.

В экс­трен­ных слу­ча­ях може­те вос­поль­зо­вать­ся теле­гра­фом. Искренне Ваш — Роберт Макен­зи»

Собы­тия, после­до­вав­шие непо­сред­ствен­но за полу­че­ни­ем мною это­го пись­ма, были отча­сти осве­ще­ны в печа­ти. Мне крайне повез­ло, что я смог зару­чить­ся под­держ­кой Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та, а Макен­зи и док­тор Бойл про­ве­ли боль­шую под­го­то­ви­тель­ную рабо­ту с австра­лий­ской сто­ро­ны. При этом мы не стре­ми­лись к широ­кой оглас­ке наше­го меро­при­я­тия, хоро­шо пони­мая, какую пищу это мог­ло бы дать буль­вар­ной прес­се. В общем, сооб­ще­ния о нашей экс­пе­ди­ции ока­за­лись весь­ма скуд­ны­ми, одна­ко доста­точ­ны­ми, что­бы полу­чить пред­став­ле­ние о наме­чав­шем­ся иссле­до­ва­нии древ­них австра­лий­ских раз­ва­лин и всей под­го­то­ви­тель­ной рабо­те.

В путе­ше­ствии нас сопро­вож­да­ли про­фес­сор Уильям Даер с кафед­ры гео­ло­гии, воз­глав­ляв­ший в 1930–31 годах антарк­ти­че­скую экс­пе­ди­цию, Фер­ди­нанд Эшли с кафед­ры исто­рии древ­не­го мира, Тай­лер Фри­борн с кафед­ры антро­по­ло­гии, и мой сын Уин­гейт.

В нача­ле 1935 года Макен­зи при­был в Эрк­хам, что­бы при­нять уча­стие в заклю­чи­тель­ной ста­дии под­го­тов­ки экс­пе­ди­ции. Он ока­зал­ся поис­ти­не неза­ме­ни­мым зна­то­ком сво­е­го дела и к тому же весь­ма при­вет­ли­вым чело­ве­ком лет пяти­де­ся­ти, пре­вос­ход­но начи­тан­ным и хоро­шо зна­ко­мым с осо­бен­но­стя­ми путе­ше­ствий по Австра­лии.

В Пил­бар­ре нас жда­ли его трак­то­ры, кото­рые мы погру­зи­ли на плос­ко­дон­ную бар­жу, что­бы добрать­ся по реке до пунк­та назна­че­ния. Рас­коп­ки мы наме­ре­ва­лись про­во­дить мак­си­маль­но тща­тель­но, про­се­и­вая каж­дую при­горш­ню пес­ка и ниче­го не нару­шая на месте про­ве­де­ния работ.

Отпра­вив­шись 28 мар­та 1935 года из Босто­на на пых­тя­щем «Лек­синг­тоне», мы без­за­бот­но отды­ха­ли, пока суд­но пере­се­ка­ло Атлан­ти­че­ский оке­ан, Сре­ди­зем­ное море, Суэц­кий канал, Крас­ное море, и нако­нец напра­ви­лось через Индий­ский оке­ан к цели наше­го путе­ше­ствия. Не ста­ну утом­лять вас опи­са­ни­ем того, сколь гне­ту­щее впе­чат­ле­ние про­из­вел на меня сам вид австра­лий­ской пусты­ни, зато док­тор Бойл, встре­тив­ший нас на месте, ока­зал­ся при­ят­ным интел­ли­гент­ным муж­чи­ной сред­них лет, и мы с сыном про­ве­ли нема­ло вре­ме­ни в обсуж­де­нии с ним раз­лич­ных пси­хо­ло­ги­че­ских про­блем, спе­ци­а­ли­стом в кото­рых он являл­ся.

Дис­ком­форт поле­вых усло­вий и нетер­пе­ли­вое ожи­да­ние стран­ным обра­зом сме­ши­ва­лись в каж­дом из нас, когда экс­пе­ди­ция в коли­че­стве восем­на­дца­ти чело­век нако­нец отпра­ви­лась в путь по бес­край­ним про­сто­рам пес­ка и кам­ня. В пят­ни­цу 31 мая мы вброд пере­сек­ли один из рука­вов Де Грей и всту­пи­ли в цар­ство раз­ва­лин. При­бли­жа­ясь к место­рас­по­ло­же­нию леген­дар­но­го мира, я испы­ты­вал жут­ко­ва­тое ощу­ще­ние, порож­ден­ное, есте­ствен­но, тем, что мои тре­вож­ные сно­ви­де­ния и псев­до­вос­по­ми­на­ния по- преж­не­му про­дол­жа­ли дер­жать меня в сво­ей неодо­ли­мой вла­сти.

В поне­дель­ник 3 июня мы уви­де­ли пер­вые напо­ло­ви­ну врос­шие в песок камен­ные бло­ки. Невоз­мож­но выра­зить сло­ва­ми охва­тив­шие меня эмо­ции, когда я при­кос­нул­ся — не во сне, а наяву — к оскол­кам гигант­ской камен­ной клад­ки, в точ­но­сти повто­ряв­шей дета­ли тех бло­ков, из кото­рых были сло­же­ны сте­ны моих при­зрач­ных соору­же­ний. На них явно про­сту­па­ли сле­ды глу­бо­кой резь­бы, и руки мои дро­жа­ли, когда я опо­знал часть изви­ли­стых узо­ров, с адской настой­чи­во­стью пре­сле­до­вав­ших меня сквозь годы мучи­тель­ных кош­ма­ров и пора­зи­тель­ных иссле­до­ва­ний.

За месяц рас­ко­пок мы обна­ру­жи­ли в общей слож­но­сти тыся­чу две­сти пять­де­сят бло­ков раз­лич­ной сте­пе­ни изно­шен­но­сти и раз­ру­ше­ния. В основ­ном они пред­став­ля­ли собой высе­чен­ные мега­ли­ты с изо­гну­ты­ми вер­ши­на­ми и осно­ва­ни­я­ми; встре­ча­лись так­же экзем­пля­ры мень­ших раз­ме­ров, более плос­кие и глад­кие, квад­рат­ные или вось­ми­уголь­ные похо­жие на те, что в моих сно­ви­де­ни­ях усти­ла­ли полы зда­ний и тро­туа­ры улиц, — а отдель­ные образ­цы отли­ча­лись осо­бой мас­сив­но­стью и спе­ци­фи­че­ски­ми дуго­об­раз­ны­ми или косы­ми сре­за­ми по кра­ям, что наво­ди­ло на мысль об их исполь­зо­ва­нии в свод­ча­тых пере­кры­ти­ях, арках или обрам­ле­нии круг­лых окон.

Мы копа­ли вглубь в север­ном и восточ­ном направ­ле­ни­ях и нахо­ди­ли все новые бло­ки, хотя пока не мог­ли обна­ру­жить в их рас­по­ло­же­нии при­зна­ков сколь-нибудь строй­ной систе­мы. Про­фес­сор Даер был пора­жен колос­саль­ным воз­рас­том этих камен­ных глыб, а Фри­борн выявил сле­ды сим­во­лов, пере­кли­кав­ших­ся с неко­то­ры­ми леген­да­ми папуа­сов и поли­не­зий­цев, дошед­ших до нас с неза­па­мят­ных вре­мен. Состо­я­ние и раз­брос бло­ков без­молв­но ука­зы­ва­ли на голо­во­кру­жи­тель­ные про­ме­жут­ки вре­ме­ни и гео­ло­ги­че­ские потря­се­ния небы­ва­лой, поис­ти­не кос­ми­че­ской мощи.

Мы рас­по­ла­га­ли неболь­шим аэро­пла­ном, и мой сын Уин­гейт неод­но­крат­но под­ни­мал­ся на нем в воз­дух, что­бы с высо­ты огля­деть пес­ча­ные про­сто­ры пусты­ни и попы­тать­ся уло­вить хотя бы самые смут­ные наме­ки на какую-то систе­му, либо обна­ру­жить зна­чи­мые раз­ли­чия в рас­по­ло­же­нии бло­ков.

К сожа­ле­нию, вся­кий раз резуль­та­ты этих поле­тов ока­зы­ва­лись нега­тив­ны­ми, посколь­ку там, где сего­дня он обна­ру­жи­вал некое подо­бие более или менее устой­чи­во­го рисун­ка, зав­тра появ­ля­лись новые, столь же иллю­зор­ные при­зна­ки струк­ту­ры, что, несо­мнен­но, явля­лось след­стви­ем пере­ме­ще­ний масс пес­ка под напо­ром непре­кра­ща­ю­ще­го­ся вет­ра.

Пару раз, одна­ко, его эфе­мер­ные догад­ки вызы­ва­ли в моей душе смут­ные и весь­ма мало­при­ят­ные ощу­ще­ния. Они слов­но стран­ным обра­зом пере­кли­ка­лись с тем, что я видел во сне или о чем когда-то читал, но потом осно­ва­тель­но забыл. Было в них нечто отвра­ти­тель­но зна­ко­мое, что застав­ля­ло меня украд­кой бро­сать опас­ли­вые взгля­ды в раз­ные кон­цы этой без­бреж­ной мест­но­сти.

В первую неде­лю июля у меня сфор­ми­ро­вал­ся необъ­яс­ни­мый ком­плекс эмо­ций, имев­ших отно­ше­ние ко все­му это­му севе­ро-восточ­но­му реги­о­ну. В нем пере­пле­та­лись ужас и любо­пыт­ство, а кро­ме того меня неот­вра­ти­мо пре­сле­до­ва­ла некая запу­тан­ная и про­ти­во­ре­чи­вая иллю­зия вос­по­ми­на­ний. При помо­щи все­воз­мож­ных пси­хо­ло­ги­че­ских при­е­мов я пытал­ся выбро­сить все эти фан­та­зии из голо­вы, одна­ко неиз­мен­но тер­пел пол­ный крах. Потом отку­да ни возь­мись нахлы­ну­ла бес­сон­ни­ца, но я был почти рад ей, посколь­ку она зна­чи­тель­но уко­ра­чи­ва­ла мои сно­ви­де­ния. Вско­ре у меня сфор­ми­ро­ва­лась при­выч­ка совер­шать по ночам дол­гие оди­но­кие про­гул­ки по пустыне — обыч­но в север­ном или севе­ро-запад­ном направ­ле­ни­ях, — куда меня слов­но смут­но влек­ла мас­са новых стран­ных ощу­ще­ний.

В ходе таких про­гу­лок я ино­гда спо­ты­кал­ся о кусок древ­не­го кам­ня, и хотя по срав­не­нию с нача­лом рас­ко­пок лежав­шие на поверх­но­сти глы­бы попа­да­лись отно­си­тель­но ред­ко, я был уве­рен, что под зем­лей их оста­лось во мно­го крат боль­ше, чем нам уда­лось обна­ру­жить. Мест­ность здесь была не столь ров­ной как в зоне наше­го лаге­ря, а бес­пре­рыв­но дув­шие вет­ры то там, то здесь обра­зо­вы­ва­ли при­чуд­ли­вые, почти фан­та­сти­че­ские вре­мен­ные пес­ча­ные кур­га­ны, скры­вая сле­ды верх­них бло­ков и неожи­дан­но обна­жая те, что рас­по­ла­га­лись ниже.

У меня поче­му-то воз­ник­ло стран­ное жела­ние про­ве­сти рас­коп­ки так­же и на тер­ри­то­рии моих ноч­ных блуж­да­ний, хотя к это­му чув­ству при­ме­ши­ва­лось смут­ное опа­се­ние того, какие наход­ки они могут при­не­сти. Я созна­вал, что пси­хи­че­ское состо­я­ние мое с каж­дым днем ста­но­ви­лось все хуже, но самое непри­ят­ное заклю­ча­лось в том, что при­чи­ны этих пере­мен оста­ва­лись для меня совер­шен­но непо­нят­ны­ми.

Под­твер­жде­ни­ем мое­го нерв­но­го исто­ще­ния явля­ет­ся хотя бы то, каким обра­зом я реа­ги­ро­вал на зага­доч­ную наход­ку, обна­ру­жен­ную во вре­мя одной из моих ноч­ных про­гу­лок. Это про­изо­шло вече­ром 11 июля, когда окру­жав­шие нас таин­ствен­ные хол­мы зали­ла почти мисти­че­ская блед­ность лун­но­го све­та.

Прой­дя чуть даль­ше сво­е­го обыч­но­го ноч­но­го марш­ру­та, я наткнул­ся на круп­ный камень, кото­рый замет­но отли­чал­ся от все­го того, что мы нахо­ди­ли ранее. Он был почти пол­но­стью скрыт под сло­ем пес­ка, но я накло­нил­ся и очи­стил часть его, после чего при­нял­ся вни­ма­тель­но раз­гля­ды­вать, под­све­чи­вая к допол­не­ние к лун­но­му све­ту лучом кар­ман­но­го фона­ри­ка.

В отли­чие от дру­гих мас­сив­ных кам­ней, этот имел почти иде­аль­ную куби­че­скую фор­му, без малей­ше­го наме­ка на какие-либо выпук­ло­сти или вдав­лен­но­сти. Изго­тов­лен он был из како­го-то кам­ня, отда­лен­но напо­ми­нав­ше­го базальт, в отли­чие от гра­ни­та, пес­ча­ни­ка или бето­на, из кото­рых были сде­ла­ны наши преды­ду­щие наход­ки.

Вне­зап­но какая-то неве­до­мая мне сила заста­ви­ла меня под­нять­ся, я повер­нул­ся и со всех ног бро­сил­ся бежать назад к лаге­рю. Меня охва­тил совер­шен­но без­от­чет­ный, даже ирра­ци­о­наль­ный страх, и лишь ока­зав­шись у вхо­да в свою палат­ку, я понял, поче­му побе­жал. Это осо­зна­ние слов­но нахлы­ну­ло на меня. Дело в том, что стран­ный тем­ный камень опре­де­лен­но был из чис­ла тех, кото­рые мне дово­ди­лось видеть во сне, о кото­рых я читал и кото­рые были каким-то обра­зом свя­за­ны с кош­мар­ным, чудо­вищ­ным ужа­сом мно­го­ве­ко­вых легенд.

Это был один из бло­ков той ста­рин­ной базаль­то­вой клад­ки, кото­рая все­ля­ла в пред­ста­ви­те­лей Вели­кой Расы без­от­чет­ный и без­дон­ный страх; он являл­ся состав­ной частью раз­ва­лин высо­ких глу­хих башен, остав­ших­ся после неве­до­мых, полу­ма­те­ри­аль­ных и враж­деб­ных существ, кото­рые века­ми гно­и­лись на чудо­вищ­ной глу­бине под зем­лей, и про­тив неви­ди­мой, похо­жей на ветер силы кото­рых были соору­же­ны и наглу­хо опе­ча­та­ны люки, охра­ня­е­мые бес­сон­ны­ми часо­вы­ми.

Всю ночь я не мог сомкнуть глаз и лишь к рас­све­ту осо­знал, как глу­по было поз­во­лить каким-то мифи­че­ским теням настоль­ко под­чи­нить меня сво­ей зага­доч­ной магии, и что вме­сто того что­бы испы­ты­вать страх, мне бы сле­до­ва­ло пере­жи­вать при­лив энту­зи­аз­ма, при­су­щий насто­я­ще­му иссле­до­ва­те­лю.

Наут­ро я рас­ска­зал кол­ле­гам о сво­ей наход­ке, после чего Даер,Фримэн, Бойл, мой сын и, разу­ме­ет­ся, я сам отпра­ви­лись к месту, где нахо­дил­ся сму­тив­ший меня камень. К сожа­ле­нию, нас на этот раз ожи­да­ла неуда­ча. Ночью я не поза­бо­тил­ся о том, что­бы зафик­си­ро­вать его точ­ное место­на­хож­де­ние на кар­те, а ветер окон­ча­тель­но затер вся­кие остат­ки моих сле­дов.

Итак, я пере­хо­жу к реша­ю­щей и наи­бо­лее труд­ной части мое­го повест­во­ва­ния — труд­но­го, посколь­ку не могу быть до кон­ца уве­рен­ным в реаль­но­сти все­го про­ис­шед­ше­го.

Вре­ме­на­ми меня начи­на­ет мучить тре­вож­ная догад­ка, заклю­ча­ю­ща­я­ся в том, что все это отнюдь не было лишь сном или гал­лю­ци­на­ци­ей, и имен­но это чув­ство, с уче­том того, какой огром­ный смысл может быть скрыт за всем слу­чив­шим­ся, застав­ля­ет меня про­дол­жать вести свои запи­си. Мой сын, явля­ю­щий­ся, как вам извест­но, дипло­ми­ро­ван­ным пси­хо­ло­гом, и пре­крас­но зна­ко­мый с пери­пе­ти­я­ми мое­го состо­я­ния, ста­нет глав­ным судьей в оцен­ке все­го того, о чем я наме­рен рас­ска­зать.

Но сна­ча­ла поз­воль­те мне обри­со­вать основ­ные кон­ту­ры собы­тий, насколь­ко они ста­ли извест­ны чле­нам нашей экс­пе­ди­ции. В ночь с 17 на 18 июля, после того как весь день бес­пре­рыв­но дул силь­ный ветер, я рано лег спать, но сон никак не при­хо­дил. Где-то око­ло один­на­дца­ти я нако­нец под­нял­ся и, бес­пре­стан­но дер­жа в голо­ве стран­но манив­ший меня уча­сток мест­но­сти, рас­по­ла­гав­ший­ся к севе­ро-восто­ку от наше­го лаге­ря, отпра­вил­ся на свою обыч­ную ноч­ную про­гул­ку. Выхо­дя за пре­де­лы лаге­ря, я повстре­чал лишь одно­го чле­на экс­пе­ди­ции — австра­лий­ско­го гор­ня­ка по фами­лии Тап­пер. Попри­вет­ство­вав его, я поки­нул пре­де­лы нашей сто­ян­ки.

На чистом ноч­ном небе сия­ла почти пол­ная луна, зали­вав­шая древ­ние пес­ки беле­сым, каким-то мутор­ным сия­ни­ем, кото­рое пока­за­лось мне в ту ночь осо­бен­но гне­ту­щим и даже зло­ве­щим. Ветер, как ни стран­но, совсем не ощу­щал­ся. В общей слож­но­сти я отсут­ство­вал око­ло пяти часов, что под­твер­жда­ет­ся сло­ва­ми Тап­пе­ра и тех людей, кото­рые, воз­мож­но, мог­ли видеть как я быст­ро шагаю по блед­ным, хра­нив­шим под собой нераз­га­дан­ные тай­ны хол­мам в севе­ро-восточ­ном направ­ле­нии.

При­мер­но в поло­вине чет­вер­то­го неожи­дан­но под­нял­ся силь­ный ветер, от кото­ро­го проснул­ся весь лагерь и даже зава­ли­лись три палат­ки. На небе не было ни облач­ка, и пусты­ня по-преж­не­му каза­лась оза­рен­ной мгли­стым, нездо­ро­вым сия­ни­ем. Мое отсут­ствие обна­ру­жи­ли лишь когда ста­ли зано­во ста­вить палат­ки, одна­ко, с уче­том опы­та про­шлых дней, это ни у кого не вызва­ло осо­бой тре­во­ги. И все же по край­ней мере трое чле­нов экс­пе­ди­ции — все они ока­за­лись австра­лий­ца­ми явно ощу­ти­ли в окру­жа­ю­щей атмо­сфе­ре нечто осо­бен­но зло­ве­щее.

Макен­зи объ­яс­нил про­фес­со­ру Фри­бор­ну, что страх этот сво­и­ми кор­ня­ми ухо­дит в неко­то­рые леген­ды мест­ных тузем­цев — або­ри­ге­ны сотво­ри­ли некий мрач­ный и таин­ствен­ный миф о силь­ных вет­рах, кото­рые дуют с опре­де­лен­ны­ми интер­ва­ла­ми над пес­ка­ми под ясным небом. Вет­ра эти, по пре­да­нию, дули из рас­по­ло­жен­ных глу­бо­ко под зем­лей гро­мад­ных камен­ных хижин, в кото­рых нахо­ди­лись ужас­ные суще­ства, и ощу­ща­лись лишь побли­зо­сти от тех мест, где обна­ру­жи­ва­ли скоп­ле­ния круп­ных кам­ней.

Бли­же к четы­рем часам утра пес­ча­ная буря улег­лась, при­чем столь же неожи­дан­но, как и раз­ра­зи­лась, после чего окру­жа­ю­щие хол­мы при­ня­ли совер­шен­но новые, незна­ко­мые очер­та­ния.

Сра­зу после пяти, когда рас­пух­шая, гри­бо­вид­ная луна ста­ла сме­щать­ся к запа­ду, я нако­нец доко­вы­лял до лаге­ря — без шля­пы, обо­рван­ный, до кро­ви исца­ра­пан­ный, и вдо­ба­вок без фона­ря. Боль­шин­ство чле­нов экс­пе­ди­ции уже вер­ну­лись в свои палат­ки, хотя про­фес­сор Даер все еще поку­ри­вал труб­ку, сидя рядом со вхо­дом в свое вре­мен­ное жили­ще. Уви­дев мой крайне потре­пан­ный вид и близ­кое к поме­ша­тель­ству состо­я­ние, он позвал док­то­ра Бой­ла и они оба про­во­ди­ли меня в палат­ку, где насто­я­ли на том что­бы я при­лег и немно­го успо­ко­ил­ся. Вско­ре к ним при­со­еди­нил­ся и мой сын, и они уже втро­ем ста­ли пытать­ся заста­вить меня хоть немно­го вздрем­нуть.

Но о сне не мог­ло быть и речи. Я пре­бы­вал в поис­ти­не небы­ва­лом пси­хи­че­ском воз­буж­де­нии, совер­шен­но непо­хо­жем на все то, что мне дово­ди­лось испы­ты­вать преж­де. Вско­ре я при­нял­ся рас­ска­зы­вать нерв­но и мак­си­маль­но тща­тель­но опи­сы­вая свое при­клю­че­ние.

Я ска­зал им, что во вре­мя про­гул­ки вне­зап­но ощу­тил уста­лость и при­лег на песок, что­бы немно­го отдох­нуть. При этом мне виде­лись еще более пуга­ю­щие, даже страш­ные сны, чем когда-либо ранее, а когда от рез­ко­го поры­ва вет­ра под­ня­лись тучи пес­ка, мои издер­ган­ные нер­вы не выдер­жа­ли. Меня захлест­ну­ла пани­ка, заста­вив без кон­ца спо­ты­кать­ся о полу­при­сы­пан­ные пес­ком кам­ни, отче­го я и при­об­рел этот крайне потре­пан­ный и гряз­ный вид. Про­спал я, навер­ное, доволь­но дол­го — об этом мож­но было судить по вре­ме­ни мое­го отсут­ствия в лаге­ре.

Я ни сло­вом не обмол­вил­ся им о чем-либо стран­ном, что видел или пере­жил, хотя это и сто­и­ло мне нема­лых уси­лий и само­кон­тро­ля, но, гово­ря о целях всей экс­пе­ди­ции, неожи­дан­но для всех стал наста­и­вать на том, что­бы вся­кие рас­коп­ки в севе­ро-восточ­ном направ­ле­нии были пре­кра­ще­ны. Аргу­мен­та­ция моя при этом была доволь­но сла­бой я ссы­лал­ся на то, что там почти нет камен­ных бло­ков, что, дескать, не сто­ит оскорб­лять рели­ги­оз­ные пред­рас­суд­ки мест­ных гор­ня­ков, что под­хо­дят к кон­цу отпу­щен­ные кол­ле­джем сред­ства, в общем, гово­рил о чем-то таком, что было либо неправ­дой, либо в сущ­но­сти не име­ло ника­ко­го зна­че­ния.

Есте­ствен­но, никто не при­нял все­рьез все эти мои воз­ра­же­ния и дово­ды, в том чис­ле и мой сын, кото­ро­го уже явно ста­ло бес­по­ко­ить состо­я­ние мое­го здо­ро­вья.

Весь сле­ду­ю­щий день я бро­дил вокруг наше­го лаге­ря, но ника­ко­го уча­стия в рас­коп­ках не при­ни­мал. Желая побе­речь нер­вы, я решил как мож­но ско­рее вер­нуть­ся домой, и сын пообе­щал доста­вить меня на аэро­плане в Перт — за тыся­чу миль на юго-запад, — но преж­де ему хоте­лось завер­шить изу­че­ние с воз­ду­ха того само­го рай­о­на, от кото­ро­го я пытал­ся отвлечь их вни­ма­ние.

Я рас­счи­ты­вал, что если посе­тив­шее меня виде­ние повто­рит­ся, то мне удаст­ся по край­ней мере попы­тать­ся как-то предо­сте­речь сво­их кол­лег, даже рискуя при этом пока­зать­ся в их гла­зах неле­пым и смеш­ным. При этом я смут­но наде­ял­ся на то, что неко­то­рые чле­ны экс­пе­ди­ции из чис­ла мест­ных жите­лей, знав­шие мест­ные мифы и обы­чаи, могут меня под­дер­жать. Мой сын в тот же день совер­шил облет упо­мя­ну­то­го мною рай­о­на, но по горь­кой иро­нии судь­бы ниче­го из того, о чем я гово­рил ранее, так и не смог обна­ру­жить. Все поис­ки по-преж­не­му вер­те­лись вокруг того при­мет­но­го базаль­то­во­го бло­ка, кон­ту­ры кото­ро­го ока­за­лись сей­час пол­но­стью сокры­ты­ми пере­ме­ща­ю­щи­ми­ся пес­ка­ми. На какое-то мгно­ве­ние я даже пожа­лел, что в при­сту­пе безум­но­го стра­ха поте­рял свою мрач­ную наход­ку, одна­ко позд­нее стал пони­мать, что забыв­чи­вость эта обер­ну­лась для меня под­лин­ным бла­гом. Я до сих пор сохра­няю спо­соб­ность верить в то, что все это было лишь иллю­зи­ей, сном наяву, осо­бен­но если — на это я наде­юсь осо­бо — ту дья­воль­скую пеще­ру так нико­гда и не оты­щут.

20 июля Уин­гейт отвез меня в Перт, хотя сам решил остать­ся с экс­пе­ди­ци­ей и про­дол­жить рас­коп­ки. Он про­был со мной до два­дцать пято­го чис­ла, когда отплы­вал паро­ход на Ливер­пуль. И вот сей­час, сидя в каю­те “Эмпресс”, я подол­гу раз­мыш­ляю над всем этим делом, и посте­пен­но при­хо­жу к выво­ду о том, что по край­ней мере мой сын дол­жен узнать обо всем, а уж после это­го при­нять реше­ние, сле­ду­ет ли при­да­вать этой исто­рии более широ­кую оглас­ку.

На слу­чай воз­мож­ных непред­ви­ден­ных обсто­я­тельств я изло­жил здесь подо­пле­ку опи­сы­ва­е­мых собы­тий — частич­но и раз­роз­нен­но уже зна­ко­мую неко­то­рым чита­те­лям, — а сей­час в мак­си­маль­но лако­нич­ной фор­ме поста­ра­юсь опи­сать то, что на самом деле про­изо­шло в ту зло­ве­щую ночь, когда я поки­нул наш лагерь.

Чув­ствуя дикое напря­же­ние, под­го­ня­е­мый каким-то извра­щен­ным, почти пато­ло­ги­че­ским рве­ни­ем, во что пере­рос­ла вся мучив­шая меня жут­кая смесь необъ­яс­ни­мых вос­по­ми­на­ний, я брел по пустыне, осве­ща­е­мый зло­ве­щим сия­ни­ем луны. То там, то здесь я вновь раз­ли­чал напо­ло­ви­ну сокры­тые пес­ком древ­ние цик­ло­пи­че­ские бло­ки, остав­ши­е­ся с безы­мян­ных, дав­но забы­тых эпох.

Их неве­ро­ят­ный воз­раст и посто­ян­но бро­див­ший во мне ужас перед лицом этих чудо­вищ­ных раз­ва­лин начал с неви­дан­ной досе­ле силой угне­тать меня; я был не в состо­я­нии изба­вить­ся от мыс­лей о моих безум­ных сно­ви­де­ни­ях, от лежав­ших в их осно­ве пуга­ю­щих легенд, и от того стра­ха, кото­рый испы­ты­ва­ли уже нынеш­ние поко­ле­ния мест­ных жите­лей перед этой пусты­ней и ее кам­ня­ми.

И все же я про­дол­жал бре­сти даль­ше, слов­но меня влек­ло к месту како­го-то жут­ко­го сви­да­ния, а мозг мой бук­валь­но ата­ко­ва­ли все­воз­мож­ные виде­ния, пред­став­ле­ния и псев­до­вос­по­ми­на­ния. Я думал о тех наме­ках на воз­мож­ные кон­ту­ры кам­ней, кото­рые видел с воз­ду­ха мой сын, и бес­по­мощ­но гадал, поче­му они каза­лись мне столь зло­ве­щи­ми и одно­вре­мен­но стран­но зна­ко­мы­ми. Что-то то едва слыш­но бор­мо­та­ло, то оглу­ши­тель­но гро­хо­та­ло у само­го поро­га моей памя­ти, тогда как дру­гая неве­до­мая мне сила пыта­лась сохра­нить ее вра­та на веч­ном и надеж­ном запо­ре.

Ночь выда­лась на удив­ле­ние без­вет­рен­ная, и блед­ные изги­бы пес­ка то взды­ма­лись, то опус­ка­лись пере­до мной подоб­но застыв­шим мор­ским вол­нам. Я шел, не имея перед собой ника­кой кон­крет­ной цели, но про­дол­жал про­дви­гать­ся впе­ред, слов­но вле­ко­мый одер­жи­мо­стью обре­чен­но­го. Былые виде­ния слов­но мате­ри­а­ли­зо­ва­лись в окру­жав­шем меня реаль­ном мире, отче­го каж­дая уку­тан­ная в тол­щу пес­ка камен­ная глы­ба ста­но­ви­лась похо­жей на часть како­го-то бес­ко­неч­но­го кори­до­ра или ком­на­ты дои­сто­ри­че­ско­го стро­е­ния, по кры­той при­чуд­ли­вой резь­бой или иеро­гли­фа­ми, столь хоро­шо зна­ко­мы­ми мне по годам жиз­ни в каче­стве пле­нен­но­го Вели­кой Расой разу­ма. В отдель­ные момен­ты мне каза­лось, что я вижу эти все­ве­ду­щие кони­че­ские суще­ства, кото­рые дви­га­ют­ся вокруг меня и зани­ма­ют­ся сво­и­ми повсе­днев­ны­ми дела­ми, и тогда я не решал­ся опу­стить взгляд, посколь­ку боял­ся уви­деть свою, в точ­но­сти похо­жую на них телес­ную обо­лоч­ку. И все же я про­дол­жал видеть эти покры­тые пес­ком бло­ки, рав­но как и сло­жен­ные из них ком­на­ты и кори­до­ры; раз­ли­чал злоб­ную полы­ха­ю­щую луну и одно­вре­мен­но лам­пы из све­тя­щих­ся кри­стал­лов; созер­цал бес­ко­неч­ную пусты­ню и рас­ка­чи­ва­ю­щи­е­ся за округ­лым окном вер­хуш­ки гигант­ских папо­рот­ни­ко­вид­ных дере­вьев. Я бодр­ство­вал и одно­вре­мен­но с этим гре­зил. Не знаю, как дол­го, дале­ко и даже в каком направ­ле­нии я так про­шел, когда обна­ру­жил пря­мо перед собой при­сы­пан­ную пес­ком гру­ду камен­ных бло­ков. До это­го мне не дово­ди­лось встре­чать столь боль­шое их скоп­ле­ние в одном месте, и зре­ли­ще это про­из­ве­ло на меня настоль­ко силь­ное впе­чат­ле­ние, что виде­ние дале­ких эпох вне­зап­но исчез­ло. Вновь пере­до мной была голая пусты­ня, над голо­вой мер­цал диск луны, а вокруг мая­чи­ли оскол­ки неве­до­мо­го про­шло­го. Я подо­шел к камен­ным надол­бам чуть бли­же, оста­но­вил­ся и напра­вил на них луч фона­ря. Холм слов­но рас­пал­ся, оста­вив на месте себя невы­со­кую округ­лую мас­су непра­виль­ной фор­мы, состо­яв­шую из гро­мад­ных глыб и более мел­ких фраг­мен­тов — в общей слож­но­сти она была мет­ров две­на­дцать в попе­реч­ни­ке и от полу­мет­ра до двух с поло­ви­ной мет­ров в высо­ту.

Уже с пер­во­го взгля­да я понял, что было в этих кам­нях нечто такое, что в корне отли­ча­лось от все­го виден­но­го мною преж­де. И дело было даже не в их небы­ва­лом досе­ле коли­че­стве — про­сто на их изъ­еден­ной пес­ком поверх­но­сти я хотя и не без тру­да, но все же раз­гля­дел в лучах све­та луны и фона­ря сле­ды весь­ма свое­об­раз­но­го рез­но­го узо­ра.

Нель­зя ска­зать, что­бы он в корне отли­чал­ся от все­го того, что попа­да­лось нам преж­де — нет, речь шла о чем-то более тон­ком, почти неуло­ви­мом, при­чем впе­чат­ле­ние это воз­ни­ка­ло лишь тогда, когда я раз­гля­ды­вал не какой-то один камень, а пытал­ся оки­нуть взо­ром всю груп­пу бло­ков. Нако­нец до меня стал дохо­дить истин­ный смысл уви­ден­но­го. Изви­ли­стый узор на мно­гих бло­ках был явно одно­тип­ным и опре­де­лен­но неко­гда пред­став­лял собой еди­ное целое.

Впер­вые за все это вре­мя я наткнул­ся на древ­нюю камен­ную клад­ку, кото­рая почти сохра­ни­лась в сво­ем пер­во­здан­ном поло­же­нии — не вполне точ­ном и отча­сти фраг­мен­тар­ном, но все же опре­де­лен­но сохра­нив­шем­ся.

Я начал взби­рать­ся на вер­ши­ну камен­но­го хол­ма, вре­ме­на­ми счи­щая ладо­ня­ми слои пес­ка и посто­ян­но пыта­ясь оце­нить раз­но­об­ра­зие раз­ме­ров, очер­та­ний и сти­ля нане­сен­но­го узо­ра.

Спу­стя неко­то­рое вре­мя я стал смут­но дога­ды­вать­ся о при­ро­де древ­ней кон­струк­ции и харак­те­ре рисун­ка, неко­гда покры­вав­ше­го ее поверх­ность.

Абсо­лют­ная иден­тич­ность уви­ден­но­го наяву и того, что сохра­ни­лось в отдель­ных моих сно­ви­де­ни­ях, потряс­ла и донель­зя воз­бу­ди­ла меня. Когда-то это было чем-то вро­де цик­ло­пи­че­ских раз­ме­ров кори­до­ра мет­ров деся­ти в шири­ну и столь­ко же в высо­ту, вымо­щен­ным вось­ми­уголь­ны­ми пли­та­ми и обрам­лен­ным свер­ху мас­сив­ным свод­ча­тым потол­ком. По пра­вую руку от него долж­ны были рас­по­ла­гать­ся ком­на­ты, а в даль­нем кон­це его стран­но накло­нен­ной поверх­но­сти начи­нал­ся пере­ход к более низ­ким уров­ням.

Я и сам слов­но ока­ме­нел под воз­дей­стви­ем нахлы­нув­ших мыс­лей, посколь­ку было во всем этом нечто боль­шее, неже­ли про­сто гру­да камен­ных раз­ва­лин. Отку­да мне было извест­но, что этот уро­вень ухо­дил глу­бо­ко под зем­лю ? С чего я взял, что веду­щая наверх плос­кость рас­по­ла­га­ет­ся пря­мо поза­ди меня? Поче­му я был так уве­рен в том, что длин­ный под­зем­ный про­ход, веду­щий к Пло­ща­ди с колон­на­дой, дол­жен нахо­дить­ся сле­ва и на один уро­вень выше меня ?

Как я узнал, что ком­на­та с маши­на­ми и веду­щий к цен­траль­но­му архи­ву тун­нель рас­по­ло­же­ны на два уров­ня ниже меня ? Кто под­ска­зал мне, что на самом дне всей этой кон­струк­ции нахо­дит­ся один из тех зло­ве­щих, опе­ча­тан­ных широ­ки­ми метал­ли­че­ски­ми поло­са­ми люков ? Окон­ча­тель­но сби­тый с тол­ку этим неожи­дан­ным втор­же­ни­ем сно­ви­де­ний в реаль­ную дей­стви­тель­ность, я сто­ял, дро­жа всем телом и обли­ва­ясь холод­ным потом. Под конец все­го это­го чудо­вищ­но­го нагро­мож­де­ния неве­до­мых чувств я ощу­тил сла­бое, едва уло­ви­мое дви­же­ние про­хлад­но­го воз­ду­ха, лег­ки­ми толч­ка­ми выры­вав­ше­го­ся нару­жу из неболь­шой впа­ди­ны, кото­рая рас­по­ла­га­лась почти по цен­тру гро­мад­но­го камен­но­го кур­га­на. И сно­ва, столь же вне­зап­но как и в пер­вый раз, все мои виде­ния исчез­ли и я уви­дел лишь недоб­рое сия­ние лун­но­го све­та, зата­ив­шу­ю­ся вокруг меня пусты­ню, да нагро­мож­де­ние древ­них камен­ных бло­ков.

Нечто реаль­ное и ося­за­е­мое, и одно­вре­мен­но напол­нен­ное зага­доч­ным, непо­сти­жи­мым смыс­лом, воз­ник­ло слов­но из ниче­го, завис­нув пере­до мной. Явное дви­же­ние холод­но­го воз­ду­ха мог­ло гово­рить о чем угод­но, одна­ко одно обсто­я­тель­ство оста­ва­лось неоспо­ри­мым — в тол­ще хао­тич­но нава­лен­ных бло­ков нахо­ди­лось пока сокры­тое от меня отвер­стие.

Пер­вой моей мыс­лью было вос­по­ми­на­ние о леген­дах мест­ных тузем­цев, утвер­ждав­ших, что глу­бо­ко в тол­ще зем­ли нахо­дят­ся огром­ные камен­ные хижи­ны, в кото­рых про­ис­хо­дят вся­кие кош­мар­ные вещи и где зарож­да­ют­ся мощ­ные вет­ры. Потом сно­ва вер­ну­лись былые виде­ния, и я почув­ство­вал как мозг мой попал в цеп­кие объ­я­тия преж­них псев­до­вос­по­ми­на­ний. Что же за про­стран­ство про­сти­ра­лось подо мной ?

Какие пер­во­быт­ные, непо­сти­жи­мые для разу­ма источ­ни­ки под­пи­ты­ва­ли столь дол­го мучив­шие меня мно­го­ве­ко­вые мифы и леген­ды ? Вдруг я сей­час нахо­жусь у само­го поро­га позна­ния этой тай­ны?

Коле­ба­ния мои про­дол­жа­лись недол­го, ибо наря­ду с любо­пыт­ством и рве­ни­ем уче­но­го меня под­сте­ги­вал и более мощ­ный импульс, застав­ляв­ший караб­кать­ся все выше и выше, пре­воз­мо­гая неосла­бе­ва­ю­щий страх.

Дви­же­ния мои были почти авто­ма­ти­че­ски­ми, слов­но под­чи­нен­ны­ми непре­одо­ли­мой воле рока. Убрав фонарь в кар­ман, я при­нял­ся рья­но отку­да толь­ко взя­лись силы? — ото­дви­гать облом­ки кам­ней, пока в их мас­се не обра­зо­ва­лось доволь­но широ­кое отвер­стие, отку­да вырвал­ся поток густо­го влаж­но­го воз­ду­ха, что осо­бен­но явно ощу­ща­лось на фоне сухой атмо­сфе­ры окру­жав­шей меня пусты­ни. Подо мной ста­ли про­сту­пать кон­ту­ры удли­нен­но­го отвер­стия, кото­рое рас­ши­ря­лось с каж­дым извле­чен­ным из него кус­ком кам­ня, пока я не раз­гля­дел в лучах све­та неров­ную щель, вполне, одна­ко, широ­кую, что­бы в нее мож­но было про­тис­нуть­ся.

Я сно­ва вынул фонарь и осве­тил им вход в неве­до­мое. Подо мной вид­не­лись нагро­мож­де­ния остат­ков камен­ной клад­ки, ухо­див­шие в север­ном направ­ле­нии под углом при­мер­но в сорок пять гра­ду­сов, и опре­де­лен­но застыв­шие в таком поло­же­нии под воз­дей­стви­ем како­го-то мощ­но­го дав­ле­ния свер­ху. Про­стран­ство меж­ду теми кам­ня­ми, на кото­рых я сто­ял, и пред­по­ла­га­е­мым осно­ва­ни­ем стро­е­ния, было запол­не­но непро­гляд­ной теме­нью, хотя у самой верх­ней ее гра­ни­цы мож­но было раз­ли­чить при­зна­ки гигант­ско­го, при­няв­ше­го на себя всю силу чудо­вищ­но­го дав­ле­ния сво­да. В этом месте, как мне пока­за­лось, пес­ки пусты­ни усти­ла­ли собой непо­сред­ствен­но пол неко­ей тита­ни­че­ской струк­ту­ры, по воз­рас­ту нена­мно­го усту­пав­шей совсем юной тогда пла­не­те. Как ей уда­лось сохра­нить­ся на про­тя­же­нии эпох гео­ло­ги­че­ских потря­се­ний и зем­ных ката­клиз­мов, я не пони­мал ни тогда, ни сей­час, по сколь­ку постичь подоб­ное чело­ве­че­ский разум попро­сту не спо­со­бен.

Сей­час, мыс­лен­но огля­ды­ва­ясь назад, я счи­таю, что сама по себе идея ночью и в оди­ноч­ку спу­стить­ся в эту без­дон­ную про­пасть, место­на­хож­де­ние и даже само суще­ство­ва­ние кото­рой оста­ва­лось пол­ней­шей загад­кой для всех живых существ, была чистей­шим и выс­шим про­яв­ле­ни­ем безу­мия.

Ско­рее все­го, так оно и было, хотя в тот момент я без малей­ших коле­ба­ний начал спуск, даже не пони­мая, что дви­га­ли мною в те мину­ты исклю­чи­тель­но соблазн неве­до­мой тай­ны и реши­мость обре­чен­но­го. Желая побе­речь бата­рей­ки, я вклю­чал фонарь лишь урыв­ка­ми, и в лучах его све­та, мед­лен­но спол­зая по зло­ве­ще­му цик­ло­пи­че­ско­му укло­ну, ино­гда лицом впе­ред — когда нахо­ди­лись удоб­ные упо­ры для рук и ног, — а чаще повер­нув­шись спи­ной к без­дне и осто­рож­но нащу­пы­вая шеро­хо­ва­то­сти в поверх­но­сти базаль­то­вых бло­ков.

Посве­тив фона­рем, я уви­дел непо­сред­ствен­но под­сту­пав­шие ко мне сте­ны гро­мад­ной пеще­ры, хотя отда­лен­ная пер­спек­ти­ва уто­па­ла в непро­гляд­ном мра­ке.

Спус­ка­ясь в про­вал, я совер­шен­но не сле­дил за вре­ме­нем, и был настоль­ко погло­щен созер­ца­ни­ем зага­доч­ных теней и смут­ных релье­фов, что для все­го осталь­но­го в моем созна­нии попро­сту не оста­ва­лось места. Физи­че­ские ощу­ще­ния слов­но оне­ме­ли, и даже страх ото­дви­нул­ся на зад­ний план, при­об­ре­тя неяс­ные, при­зрач­ные очер­та­ния непо­движ­ной гор­гу­льи, злоб­но, но неопас­но погля­ды­вав­шей на меня с высо­ты.

Нако­нец я достиг отно­си­тель­но ров­ной поверх­но­сти, забро­сан­ной сва­лив­ши­ми­ся свер­ху бло­ка­ми, бес­фор­мен­ны­ми кус­ка­ми кам­ня, пес­ком и про­чим при­род­ным мусо­ром. По обе­им сто­ро­нам от меня на рас­сто­я­нии при­мер­но деся­ти мет­ров друг от дру­га выси­лись мас­сив­ные сте­ны, кото­рые пере­хо­ди­ли навер­ху в гро­мад­ный кре­сто­об­раз­ный свод­ча­тый пото­лок. Я доста­точ­но отчет­ли­во раз­ли­чал покры­вав­шие их рез­ные узо­ры, про­ис­хож­де­ние кото­рых, одна­ко, оста­ва­лось для меня пол­ней­шей загад­кой.

Осо­бен­но меня пора­зи­ло свод­ча­тое пере­кры­тие поме­ще­ния. Луч фона­ря не мог достичь потол­ка, хотя ниж­няя часть чудо­вищ­ных арок была доста­точ­но раз­ли­чи­ма, а их сход­ство с обра­за­ми, бес­ко­неч­ное чис­ло раз всплы­вав­ши­ми в моих сно­ви­де­ни­ях, ока­за­лось настоль­ко явным, что меня в бук­валь­ном смыс­ле затряс­ло от пере­жи­ва­е­мо­го воз­буж­де­ния.

Поза­ди меня и где-то высо­ко над голо­вой про­смат­ри­ва­лось сла­бое, отда­лен­ное лун­ное све­че­ние, роб­ко напо­ми­нав­шее об остав­шем­ся сна­ру­жи мире. Остат­ки осто­рож­но­сти пре­ду­пре­жда­ли меня о том, что­бы я не терял из виду этот маяк, оста­вав­ший­ся, в сущ­но­сти, един­ствен­ным ори­ен­ти­ром для воз­вра­ще­ния на поверх­ность.

Я стал нето­роп­ли­во про­дви­гать­ся впе­ред вдоль левой от меня сте­ны, посколь­ку покры­вав­шая ее резь­ба пока­за­лась мне наи­бо­лее отчет­ли­вой. Пол был настоль­ко захлам­лен, что сту­пать по нему ока­за­лось не лег­че, чем спус­кать­ся в про­вал, одна­ко я настой­чи­во, хотя и очень мед­лен­но, про­би­рал­ся впе­ред.

В одном месте я накло­нил­ся, сдви­нул в сто­ро­ну несколь­ко круп­ных кус­ков кам­ня и раз­греб мусор, что­бы получ­ше раз­гля­деть покры­тие пола — и тут же, вздрог­нул, пора­жен­ный видом зна­ко­мых вось­ми­уголь­ных плит, кото­рые все еще доста­точ­но плот­но при­ле­га­ли друг к дру­гу.

Отой­дя на неко­то­рое рас­сто­я­ние от сте­ны, я при­нял­ся при све­те фона­ря вни­ма­тель­но рас­смат­ри­вать покры­вав­шие ее истер­тые и замыс­ло­ва­тые рез­ные узо­ры. Каза­лось, что сте­кав­шие с высо­ты мил­ли­о­ны лет назад ручей­ки воды про­ре­за­ли в поверх­но­сти пес­ча­ни­ка тонень­кие рус­ла, покрыв ее стран­ны­ми, непо­нят­ны­ми мне завит­ка­ми и иеро­гли­фа­ми.

В неко­то­рых местах клад­ка едва дер­жа­лась, так что мне оста­ва­лось лишь гадать, сколь­ко тыся­че­ле­тий эта пер­во­быт­ная, сокры­тая от всех кон­струк­ция сохра­ня­ла свои при­чуд­ли­вые укра­ше­ния, про­ти­во­стоя бес­чис­лен­ным при­род­ным потря­се­ни­ям.

Но боль­ше все­го меня взвол­но­ва­ла имен­но эта резь­ба по кам­ню. Несмот­ря на свое крайне обвет­ша­лое состо­я­ние, она про­смат­ри­ва­лась доволь­но отчет­ли­во, и вновь меня пора­зи­ло то обсто­я­тель­ство, что я узна­вал в ней дав­но и хоро­шо зна­ко­мые обра­зы, хотя это никак не вме­ща­лось в рам­ки воз­мож­но­го.

Зага­доч­ным спо­со­бом повли­яв на созда­те­лей неко­то­рых мифов, они лег­ли в рус­ло таин­ствен­ных зна­ний, кото­рые, в свою оче­редь, неве­до­мым обра­зом дошли до меня во вре­мя мое­го забы­тья, и вызва­ли в моз­гу живые под­со­зна­тель­ные обра­зы.

Но как мож­но было объ­яс­нить то, что эти узо­ры в мель­чай­ших дета­лях завит­ков и линий повто­ря­ли кар­ти­ны моих сно­ви­де­ний, кото­рые я наблю­дал на про­тя­же­нии ряда лет ? Какая зага­доч­ная, забы­тая ико­но­гра­фия смог­ла настоль­ко точ­но вос­про­из­ве­сти мель­чай­шие оттен­ки и нюан­сы этих рисун­ков, что они с неиз­мен­ной настой­чи­во­стью и после­до­ва­тель­но­стью пре­сле­до­ва­ли меня во вре­мя моих ноч­ных блуж­да­ний в без­вре­ме­нье?

Нет, это не было ни слу­чай­но­стью, ни отда­лен­ным сход­ством. Не вызы­вал ника­ко­го сомне­ния тот факт, что древ­ний, дои­сто­ри­че­ский, века­ми нахо­див­ший­ся в тол­ще зем­ли кори­дор, в кото­ром я сей­час нахо­дил­ся, был про­об­ра­зом того поме­ще­ния, кото­рое я изу­чил во сне с такой же тща­тель­но­стью и осно­ва­тель­но­стью, слов­но это была моя соб­ствен­ная квар­ти­ра на Крейн-стрит. Прав­да, в сво­их сно­ви­де­ни­ях я любо­вал­ся эти­ми хоро­ма­ми, когда они пере­жи­ва­ли пери­од наи­выс­ше­го рас­цве­та и совер­шен­ства, а не тако­го вот упад­ка и запу­ще­ния, и все же сход­ство не вызы­ва­ло ника­ких сомне­ний.

Таким обра­зом, полу­ча­лось, что все те годы моим разу­мом руко­во­ди­ла какая-то жут­кая и все­мо­гу­щая сила.

Та ком­на­та, в кото­рой я сей­час пре­бы­вал, была мне хоро­шо зна­ко­ма, но столь же пре­крас­но я знал ее рас­по­ло­же­ние в кош­мар­ном зда­нии моих снов, и то обсто­я­тель­ство, что я совер­шен­но спо­кой­но мог посе­щать ее в любой из этих двух струк­тур — реаль­ной и вооб­ра­жа­е­мой, при­чем в послед­нем слу­чае она не пре­тер­пе­ва­ла пагуб­ных изме­не­ний под гне­том бес­чис­лен­ных тыся­че­ле­тий, — вне­зап­но дошло до меня со всей сво­ей зло­ве­щей и непре­лож­ной ясно­стью. Но что, о Боже, мог­ло все это озна­чать ? Каким обра­зом я обрел все эти зна­ния ? И какая жут­кая реаль­ность мог­ла скры­вать­ся за эти­ми антич­ны­ми ска­за­ни­я­ми о неве­до­мых суще­ствах, оби­тав­ших в дои­сто­ри­че­ских камен­ных казе­ма­тах ?

Сло­ва лишь отча­сти могут пере­дать весь тот сум­бур, всю ту меша­ни­ну стра­ха и заме­ша­тель­ства, кото­рые тес­ни­лись в моем моз­гу. Мне опре­де­лен­но было зна­ко­мо это место. Я знал, что имен­но рас­по­ла­га­лось подо мной, и что нахо­ди­лось выше, пока мири­а­ды воз­вы­ша­ю­щих­ся эта­жей не рух­ну­ли, пре­вра­тив­шись в облом­ки, пыль и пусты­ню. К чему теперь, поду­мал я с содро­га­ни­ем, посто­ян­но дер­жать в поле зре­ния едва раз­ли­чи­мый беле­сый диск луны, когда я и без него пре­крас­но ори­ен­ти­ру­юсь во всем этом хао­се? Меня раз­ди­ра­ли про­ти­во­ре­чи­вые жела­ния: с одной сто­ро­ны — стрем­ле­ние поско­рее поки­нуть это место, а с дру­гой — лихо­ра­доч­ная, обжи­га­ю­щая жаж­да иссле­до­ва­те­ля. Что же слу­чи­лось с этим гигант­ским мега­по­ли­сом через мил­ли­о­ны лет после того, как он пред­стал пере­до мной в моих снах? Какая судь­ба постиг­ла под­зем­ные лаби­рин­ты, про­ле­гав­шие под горо­дом и свя­зы­вав­шие тита­ни­че­ские баш­ни меж­ду собой? Как дол­го они про­сто­я­ли, сопро­тив­ля­ясь без­удерж­ным кор­чам зем­ной коры?

Или же я при­был на пепе­ли­ще, остав­ше­е­ся от мира нече­сти­во­го арха­из­ма ? Смо­гу ли я отыс­кать дом Учи­те­ля и ту баш­ню, на сте­нах кото­рой высе­кал свои узо­ры С’г­г’­ха — пле­нен­ный разум звезд­но­го­ло­во­го, пло­то­яд­но­го рас­те­ния, неко­гда оби­тав­ше­го в Антарк­ти­де ? Про­хо­дим ли в насто­я­щее вре­мя тот кори­дор, кото­рый спус­кал­ся со вто­ро­го уров­ня в оби­тель чуже­зем­ных раз­умов ? В том зале оби­тал разум пред­ста­ви­те­ля совер­шен­но неве­ро­ят­ной расы существ — полупласт­мас­со­вых жите­лей, кото­рые через восем­на­дцать мил­ли­о­нов лет засе­лят один из спут­ни­ков Плу­то­на, — сохра­нив­ше­го изго­тов­лен­ную им из гли­ны зага­доч­ную модель.

Я сме­жил веки и сжал ладо­ня­ми голо­ву в тщет­ном, жал­ком уси­лии пыта­ясь вытес­нить из сво­е­го созна­ния эти безум­ные, отры­воч­ные вос­по­ми­на­ния. Имен­но тогда я впер­вые ост­ро ощу­тил дви­же­ние окру­жав­ше­го меня про­хлад­но­го, влаж­но­го воз­ду­ха. Вздрог­нув, я осо­знал, что надо и подо мной про­дол­жа­ет суще­ство­вать зия­ю­щая без­дна дав­ным-дав­но погиб­ших миров. Я посте­пен­но извле­кал из сво­ей памя­ти пуга­ю­щие очер­та­ния стран­ных поме­ще­ний, кори­до­ров, подъ­емов и спус­ков.

Открыт ли до сих пор доступ к глав­ным архи­вам ? И вновь в моем моз­гу с одер­жи­мой обре­чен­но­стью всплы­ли очер­та­ния гро­мозд­ких фоли­ан­тов, запе­ча­тан­ных в футля­ры из нержа­ве­ю­ще­го метал­ла и сто­я­щих в пря­мо­уголь­ных нишах.

В них, как гла­си­ли сны и леген­ды, была отра­же­на вся исто­рия — про­шлое и буду­щее в мас­шта­бах кос­ми­че­ско­го лето­ис­чис­ле­ния, — напи­сан­ная пле­нен­ны­ми разу­ма­ми из всех миров и вре­мен сол­неч­ной и иных звезд­ных систем. Безу­мие, конеч­но же, но не столк­нул­ся ли я сей­час с миром, кото­рый, подоб­но мне, впал в чер­ное как ночь без­рас­суд­ство?

Я думал о запер­тых метал­ли­че­ских стел­ла­жах и о хит­ро­ум­ных руко­ят­ках, кото­рые надо было дол­го пово­ра­чи­вать, что­бы про­ник­нуть к завет­ным кни­гам. В моз­гу всплы­ли отчет­ли­вые вос­по­ми­на­ния об отве­ден­ных лич­но мне пол­ках — как часто я совер­шал все эти замыс­ло­ва­тые про­це­ду­ры, в кото­рых чере­до­ва­лись бес­чис­лен­ные нажи­мы и пово­ро­ты, что­бы добрать­ся до сек­ции, отно­ся­щей­ся к низ­шим типам разум­ных существ — позво­ноч­ным! Каж­дая деталь сей­час ясно и чет­ко сто­я­ла перед моим мыс­лен­ным взо­ром.

Если там дей­стви­тель­но име­ет­ся такой стел­лаж, то я без тру­да смо­гу открыть его. Имен­но в тот момент, когда я поду­мал об этом, безу­мие окон­ча­тель­но захлест­ну­ло мой разум: не про­шло и секун­ды как я, спо­ты­ка­ясь и наты­ка­ясь на что-то, стал про­ди­рать­ся через усе­ян­ный камен­ны­ми облом­ка­ми кори­дор в сто­ро­ну так хоро­шо зна­ко­мо­го спус­ка, веду­ще­го к ниж­ним уров­ням.

С это­го момен­та и далее едва ли мож­но цели­ком пола­гать­ся на мои впе­чат­ле­ния, посколь­ку я и в самом деле про­дол­жаю питать отча­ян­ную надеж­ду на то, что все они яви­лись пло­дом како­го-то демо­ни­че­ско­го сна или иллю­зии бре­до­во­го состо­я­ния. Мой мозг охва­ти­ла самая насто­я­щая лихо­рад­ка, и все ощу­ще­ния дости­га­ли его, слов­но про­ди­ра­ясь сквозь какую- то пеле­ну, при­чем неред­ко с интер­ва­ла­ми во вре­ме­ни. Луч мое­го фона­ря едва рас­се­кал слои окру­жав­ше­го меня мра­ка, выхва­ты­вая из него при­зрач­ные всплес­ки пуга­ю­ще зна­ко­мых стен и пещер, нещад­но поста­рев­ших за тыся­че­ле­тия сво­е­го суще­ство­ва­ния. В одном месте огром­ная мас­са свод­ча­то­го пере­кры­тия рух­ну­ла на пол, так что мне при­шлось караб­кать­ся по гро­мад­ным плос­ко­стям камен­ных моно­ли­тов, ино­гда взби­ра­ясь по ним чуть ли не к неров­ной, порос­шей гро­теск­ны­ми ста­лак­ти­та­ми кры­ше. Это был поис­ти­не апо­фе­оз кош­ма­ра, казав­ший­ся еще более тяж­ким под воз­дей­стви­ем чудо­вищ­ных всплес­ков моих псев­до­вос­по­ми­на­ний. Лишь одно каза­лось мне стран­ным и совер­шен­но незна­ко­мым — раз­ме­ры мое­го тела в срав­не­нии с мас­шта­ба­ми окру­жав­ших меня гигант­ских соору­же­ний. Меня угне­та­ло ощу­ще­ние соб­ствен­ной мало­зна­чи­тель­но­сти, как если бы лице­зре­ние всех этих взды­ма­ю­щих­ся стен с высо­ты обыч­но­го чело­ве­че­ско­го роста явля­лось чем-то совер­шен­но новым и ненор­маль­ным. Сно­ва и сно­ва я оки­ды­вал нерв­ным взгля­дом свер­ху вниз свою фигу­ру, испы­ты­вая смут­ное бес­по­кой­ство по пово­ду при­над­ле­жав­ше­го мне чело­ве­че­ско­го обли­чья.

Я стре­ми­тель­но летел, про­ры­ва­ясь сквозь чер­ную без­дну, неред­ко спо­ты­ка­ясь и даже падая, боль­но цара­пая руки и ноги, а одна­жды даже чуть было не раз­бил свой фонарь. Мне был зна­ком каж­дый камень, любой угол в этой демо­ни­че­ской пучине мра­ка, и я часто оста­нав­ли­вал­ся, что­бы напра­вить луч све­та в сто­ро­ну осы­пав­ших­ся, раз­ру­шен­ных, но все так же хоро­шо зна­ко­мых ароч­ных сво­дов.

Неко­то­рые ком­на­ты пре­вра­ти­лись в сплош­ные руи­ны; дру­гие были совер­шен­но пустын­ны­ми, либо засы­пан­ны­ми мусо­ром. В неко­то­рых я заме­тил скоп­ле­ния како­го-то метал­ла — когда цело­го, а когда смя­то­го и иско­вер­кан­но­го, — в кото­ром не без тру­да рас­по­знал колос­саль­ные пье­де­ста­лы или сто­лы из моих сно­ви­де­ний.

Нако­нец я добрал­ся до поло­го­го спус­ка и напра­вил­ся по нему вниз. Вско­ре доро­гу мне пре­гра­дил зия­ю­щий раз­лом с неров­ны­ми кра­я­ми, в самом узком месте дости­гав­ший при­мер­но полу­то­ра мет­ров — здесь камен­ная клад­ка про­би­ла пол, обна­жив нача­ло без­дон­ной, чер­ной как ночь про­па­сти.

Я вспом­нил, что в этом тита­ни­че­ском соору­же­нии суще­ство­ва­ло еще два под­валь­ных уров­ня, и неволь­но вздрог­нул, поду­мав о запе­ча­тан­ных и запа­ян­ных люках на самом ниж­нем из них. Сей­час там, разу­ме­ет­ся, не было ника­кой охра­ны, посколь­ку те жут­кие под­зем­ные суще­ства, кото­рые она была при­зва­на сте­речь, дав­ным-дав­но долж­ны были погиб­нуть. К тому вре­ме­ни, когда на место людей при­дет раса жуков, они окон­ча­тель­но исчез­нут, и все же, памя­туя о древ­них леген­дах, я неволь­но поежил­ся, едва лишь мысль о них посе­ти­ла мое созна­ние. Мне сто­и­ло гро­мад­ных уси­лий заста­вить себя пере­прыг­нуть через эту зия­ю­щую без­дну, тем более, что захлам­лен­ный пол не поз­во­лял как сле­ду­ет раз­бе­жать­ся. Одна­ко безу­мие про­дол­жа­ло пре­сле­до­вать меня, а пото­му я при­ме­тил место у левой сте­ны, где про­лом казал­ся поуже, а точ­ка при­зем­ле­ния была отно­си­тель­но сво­бод­на от ковар­ных облом­ков, и, собрав всю свою волю в кулак, бла­го­по­луч­но достиг про­ти­во­по­лож­но­го края про­ва­ла.

Нако­нец спу­стив­шись на сле­ду­ю­щий уро­вень, я оста­но­вил­ся у вхо­да в машин­ный зал, кото­рый был запол­нен куча­ми иско­вер­кан­но­го метал­ла, напо­ло­ви­ну сокры­то­го под облом­ка­ми рух­нув­ше­го сво­да. Все нахо­ди­лось имен­но там, где ему и над­ле­жа­ло быть, а пото­му я уве­рен­но караб­кал­ся по нагро­мож­де­нию кам­ней, закры­вав­ших доступ к про­стор­но­му попе­реч­но­му кори­до­ру. Я знал, что таким обра­зом смо­гу про­брать­ся в глав­ный под­зем­ный архив.

Мне каза­лось, что про­шли века, пока я пры­гал, полз, спо­ты­кал­ся и караб­кал­ся по это­му заму­со­рен­но­му кори­до­ру. То там, то здесь мне попа­да­лись сле­ды резь­бы по кам­ню веко­вых стен — неко­то­рые из них были мне зна­ко­мы, дру­гие же опре­де­лен­но появи­лись уже после того как я уви­дел это поме­ще­ние в сво­их снах. Посколь­ку дан­ный под­зем­ный про­ход соеди­нял раз­лич­ные зда­ния меж­ду собой, в нем не было ароч­ных сво­дов, за исклю­че­ни­ем тех мест, где он про­ле­гал через ниж­ние уров­ни стро­е­ний. В местах подоб­ных пере­се­че­ний я неред­ко откло­нял­ся от сво­е­го основ­но­го марш­ру­та, что­бы загля­нуть в столь хоро­шо сохра­нив­ши­е­ся в памя­ти ком­на­ты. Лишь два­жды я обна­ру­жил в них доста­точ­но серьез­ные изме­не­ния по срав­не­нию с тем, что запом­нил в сво­их снах.

Поспеш­но и с явной неохо­той пере­се­кая про­стран­ство скле­па одной из тех самых раз­ру­шен­ных глу­хих башен, чья чуже­род­ная базаль­то­вая клад­ка отож­деств­ля­лась в моем созна­нии с зага­доч­ны­ми и ужас­ны­ми суще­ства­ми, я испы­ты­вал непо­нят­но отку­да появив­шу­ю­ся дрожь и стран­ную сла­бость во всем теле, слов­но кто-то наме­рен­но замед­лял мое про­дви­же­ние впе­ред. Этот дои­сто­ри­че­ский склеп имел округ­лую фор­му, в попе­реч­ни­ке дости­гал при­мер­но шести­де­ся­ти мет­ров, а его тем­ные сте­ны были начи­сто лише­ны каких-либо рез­ных узо­ров. Пол был отно­си­тель­но чистым, если не счи­тать мно­го­ве­ко­вой пыли и пес­ка, и в ряде мест вид­не­лись двер­ные про­емы, кото­рые откры­ва­ли доступ в длин­ные, изви­ли­стые кори­до­ры. И нигде не было ни малей­ше­го наме­ка на какой-то уклон или сту­пе­ни — как и в моих сно­ви­де­ни­ях, я чув­ство­вал, что эти ста­рин­ные баш­ни нико­гда не посе­ща­лись пред­ста­ви­те­ля­ми Вели­кой Расы. Те, кто постро­ил их, не нуж­да­лись ни в лест­ни­цах, ни в укло­нах.

В моих снах я видел, что веду­щие вниз две­ри наглу­хо опе­ча­та­ны и посто­ян­но тща­тель­но охра­ня­ют­ся; сей­час же они были рас­пах­ну­ты настежь — чер­ные и зия­ю­щие, — и отту­да стру­и­лись пото­ки про­хлад­но­го влаж­но­го воз­ду­ха, но что таи­лось в глу­бине этих без­дон­ных вытя­ну­тых пещер, я не толь­ко не знал, но и не решал­ся об этом даже поду­мать.

Поз­же, про­би­ра­ясь через осо­бен­но труд­ный уча­сток зава­лен­но­го облом­ка­ми про­хо­да, я выбрал­ся на место, где кры­ша цели­ком обру­ши­лась на пол. Руи­ны взды­ма­лись как горы, и я караб­кал­ся через них, про­би­ра­ясь сквозь гро­мад­ное пустое про­стран­ство, где луч мое­го фона­ри­ка не мог дотя­нуть­ся ни до стен, ни до кра­ев сво­дов. Я смек­нул, что это, долж­но быть, под­вал како­го-то зда­ния, рас­по­ла­гав­ше­го­ся непо­да­ле­ку от глав­но­го архи­ва. Что здесь про­изо­шло, так и оста­лось для меня пол­ней­шей загад­кой.

По дру­гую сто­ро­ну гран­ди­оз­но­го зава­ла я вновь отыс­кал свой кори­дор, но уже через несколь­ко десят­ков мет­ров путь мне пре­гра­ди­ло новое пре­пят­ствие — каза­лось, здесь обру­ши­лось абсо­лют­но все, отче­го вер­ши­ны раз­ва­лин в ряде мест едва не дости­га­ли опас­но про­вис­ше­го потол­ка. Как мне уда­лось раз­гре­сти и отва­лить несколь­ко бло­ков, что­бы обра­зо­вал­ся более или менее при­год­ный лаз, и как я вооб­ще осме­лил­ся потре­во­жить плот­но сле­жав­ши­е­ся глы­бы кам­ня, тогда как малей­шее нару­ше­ние рав­но­ве­сия мог­ло вызвать обвал сотен тонн кам­ня, спо­соб­но­го раз­да­вить меня как муху, я и до сих пор не имею ни малей­ше­го пред­став­ле­ния.

Повто­ряю, я шел, побуж­да­е­мый и направ­ля­е­мый чистей­шим безу­ми­ем если не ска­зать, что сама затея спу­стить­ся под зем­лю так­же была лише­на даже руди­мен­тов здра­во­го смыс­ла, — но все же про­брал­ся, как чер­вяк про­ник сквозь гро­ма­ду зава­ла. Зажав во рту зажжен­ный фонарь, я полз по шер­ша­вым кам­ням и чув­ство­вал, как спи­ну обди­ра­ют зазуб­рен­ные края сви­сав­ших с потол­ка гигант­ских ста­лак­ти­тов. Нако­нец я почти вплот­ную при­бли­зил­ся к под­зем­но­му архи­ву, кото­рый и был глав­ной целью моей аван­тю­ры. Спу­стив­шись — все так же полз­ком — по про­ти­во­по­лож­ной сто­роне пре­гра­ды, изред­ка вклю­чая для ори­ен­ти­ров­ки фонарь, я все же достиг низ­ко­го круг­ло­го скле­па с арка­ми, пре­крас­но сохра­нив­ше­го­ся и имев­ше­го выхо­ды в раз­ные направ­ле­ния.

Сте­ны, насколь­ко их дости­гал луч фона­ря, были покры­ты изыс­кан­ной рез­ной вязью и хоро­шо зна­ко­мы­ми мне изви­ли­сты­ми иеро­гли­фа­ми, а отча­сти и новы­ми, кото­рые я не видел в сво­их снах. Я понял, что достиг цели, и сра­зу же повер­нул нале­во, направ­ля­ясь к вид­нев­ше­му­ся непо­да­ле­ку ароч­но­му про­хо­ду. У меня прак­ти­че­ски не было сомне­ний в том, что там я оты­щу сво­бод­ный наклон­ный про­ход, веду­щий ко всем сохра­нив­шим­ся уров­ням. Это огром­ное, защи­щен­ное тол­щей зем­ли поме­ще­ние, содер­жав­шее в себе тай­ны все­го миро­во­го про­стран­ства, было постро­е­но с вели­ким зна­ни­ем дела и скон­стру­и­ро­ва­но явно таким обра­зом, что­бы усто­ять при любых потря­се­ни­ях. Колос­саль­ных раз­ме­ров бло­ки были раз­ме­ще­ны с мате­ма­ти­че­ской точ­но­стью и соеди­не­ны посред­ством неимо­вер­но проч­но­го цемен­та, отче­го полу­чал­ся креп­кий как камень моно­лит.

И сей­час, по про­ше­ствии сотен веков, его погре­бен­ная под зем­лей гро­ма­да сто­я­ла в цело­сти и сохран­но­сти, чуть при­по­ро­шен­ная про­со­чив­шей­ся свер­ху пылью, тогда как в дру­гих поме­ще­ни­ях всю­ду лежа­ли горы камен­ных облом­ков и мусо­ра.

Мне даже пока­за­лось стран­ным, что я с такой лег­ко­стью пере­дви­га­юсь по это­му залу. Ски­нув с плеч бре­мя преды­ду­щих пре­пят­ствий, я чуть ли не пере­шел на бег и с неожи­дан­ной для себя ско­ро­стью нес­ся по кори­до­рам с низ­ки­ми потол­ка­ми, в кото­рый уже раз ловя себя на мыс­ли, что пре­крас­но пом­ню окру­жа­ю­щую обста­нов­ку. Впро­чем, дан­ное обсто­я­тель­ство уже почти пере­ста­ло удив­лять меня. Сей­час я видел мая­чив­шие повсю­ду гро­мад­ные, покры­тые иеро­гли­фа­ми метал­ли­че­ские две­ри стел­ла­жей; неко­то­рые из них оста­ва­лись запер­ты­ми, дру­гие были рас­пах­ну­ты настежь, а отдель­ные и вовсе погну­ты, рас­плю­ще­ны под воз­дей­стви­ем чудо­вищ­ных гео­ло­ги­че­ских потря­се­ний, ока­зав­ших­ся, впро­чем, недо­ста­точ­ны­ми, что­бы сокру­шить клад­ку само­го поме­ще­ния.

В ряде мест по запо­ро­шен­ным пылью хол­ми­кам под зия­ю­щи­ми, пусты­ми отде­ле­ни­я­ми стел­ла­жей, мож­но было дога­дать­ся, что там лежа­ли фоли­ан­ты, выпав­шие нару­жу от сокру­ши­тель­ных толч­ков зем­ной твер­ди. На неко­то­рых стой­ках сохра­ни­лись брос­кие ука­за­те­ли раз­де­лов и под­раз­де­лов собран­ных здесь томов.

Я оста­но­вил­ся перед одним из рас­пах­ну­тых шка­фов, внут­ри кото­ро­го вид­не­лись зна­ко­мые метал­ли­че­ские футля­ры, покры­тые тол­стым сло­ем вез­де­су­щей пыли. Про­тя­нув руку, я с тру­дом извлек одну из наи­бо­лее тон­ких коро­бок и поло­жил ее на пол. На кор­пу­се были начер­та­ны при­выч­ные изви­ли­стые иеро­гли­фы, хотя что-то в их кон­ту­рах и рас­по­ло­же­нии пока­за­лось мне слег­ка отлич­ным от преж­них над­пи­сей.

Я пре­крас­но пом­нил замыс­ло­ва­тую после­до­ва­тель­ность дей­ствий, кото­рые необ­хо­ди­мо было совер­шить, что­бы открыть футляр, а пото­му быст­ро спра­вил­ся с отлич­но сохра­нив­шим­ся меха­низ­мом, изго­тов­лен­ным из тако­го же нержа­ве­ю­ще­го метал­ла, и извлек лежав­шую внут­ри него кни­гу.

Как я и ожи­дал, раз­ме­ра­ми она была при­мер­но трид­цать на сорок сан­ти­мет­ров, тол­щи­ной при­мер­но в три паль­ца, и откры­ва­лась вверх напо­до­бие блок­но­та.

Каза­лось, что ее срав­ни­тель­но тол­стые, похо­жие на цел­ло­фан стра­ни­цы совер­шен­но не под­верг­лись воз­дей­ствию минув­ших веков, и я сра­зу же при­сту­пил к изу­че­нию тек­ста, испол­нен­но­го совер­шен­но отлич­ной от при­выч­ных мне иеро­гли­фов или каких-либо извест­ных язы­ков пись­мен­но­стью. Я смек­нул, что это была кни­га, напи­сан­ная извест­ным мне по былым снам пле­нен­ным разу­мом — ранее он при­над­ле­жал к неимо­вер­но древ­ней, оби­тав­шей на неве­до­мой пла­не­те циви­ли­за­ции, а позд­нее, когда эта пла­не­та взо­рва­лась, чудом уце­лел на одном из круп­ных асте­ро­и­дов. Одно­вре­мен­но я при­пом­нил, что на этом же уровне архи­ва содер­жа­лись тома, касав­ши­е­ся пла­нет, нахо­див­ших­ся за пре­де­ла­ми сол­неч­ной систе­мы.

Бес­тол­ку про­ве­дя неко­то­рое вре­мя над этим фоли­ан­том, я с тре­во­гой обна­ру­жил, что свет фона­ря замет­но ослаб, а пото­му поспеш­но вста­вил в него новую бата­рей­ку, кото­рую все­гда носил при себе. В более ярких лучах све­та я воз­об­но­вил свои блуж­да­ния по бес­ко­неч­ным про­хо­дам меж­ду стел­ла­жа­ми, то и дело узна­вая зна­ко­мые раз­де­лы и испы­ты­вая смут­ное раз­дра­же­ние от непри­выч­но­го эха, кото­рое порож­да­лось зву­ком моих шагов по полу гигант­ских ката­комб.

Едва взгля­нув на отпе­чат­ки моих баш­ма­ков, остав­ши­е­ся на нетро­ну­том за сот­ни веков тол­стом слое пыли, я неволь­но вздрог­нул, мгно­вен­но пред­ста­вив себе, что нико­гда еще — если в моих безум­ных сно­ви­де­ни­ях дей­стви­тель­но содер­жа­лась хотя бы кру­пи­ца прав­ды — здесь не сту­па­ла нога чело­ве­ка.

Я как одер­жи­мый метал­ся по гро­мад­но­му залу, не имея ни малей­ше­го пред­став­ле­ния о цели сво­их пере­ме­ще­ний.

Вме­сте с тем, мне каза­лось, что эти блуж­да­ния все же не вполне хао­тич­ны, и что мною слов­но руко­во­дит чья-то злоб­ная сила, под­чи­нив­шая себе мою обмяк­шую волю.

Достиг­нув иду­ще­го под уклон про­хо­да, я спу­стил­ся по нему на поря­доч­ную глу­би­ну. В спеш­ке я почти не обра­щал вни­ма­ния на чере­ду сме­няв­ших друг дру­га эта­жей и даже не пытал­ся при­гля­ды­вать­ся к тому, что на них нахо­дит­ся. В моем моз­гу даже стал про­сту­пать опре­де­лен­ный ритм, в такт с кото­рым я изред­ка подер­ги­вал пра­вой рукой, слов­но репе­ти­ро­вал про­це­ду­ру откры­тия хит­ро­ум­но­го сей­фо­во­го зам­ка, но тут же с удив­ле­ни­ем обна­ру­жи­вал что дав­но знаю ком­би­на­цию всех его пово­ро­тов и щелч­ков.

Во сне или наяву, но я когда-то узнал ее, и про­дол­жал хра­нить это зна­ние до сих пор. И все же я не имел ни малей­ше­го поня­тия о том, как мог какой-то сон — или фраг­мент бес­со­зна­тель­но усво­ен­ной леген­ды — в мель­чай­ших дета­лях обу­чить меня всем этим слож­ным, зага­доч­ным опе­ра­ци­ям. И раз­ве не было все это при­клю­че­ние — эта потря­са­ю­щая осве­дом­лен­ность о рас­по­ло­же­нии древ­них раз­ва­лин, и вооб­ще чудо­вищ­ное сход­ство окру­жа­ю­щей обста­нов­ки со всем тем, что мог­ли под­ска­зать мне лишь мои сны и оскол­ки древ­них мифов, — чудо­вищ­ным, неиз­ве­дан­ным еще никем и нико­гда кош­ма­ром ? Воз­мож­но, я уже тогда был почти убеж­ден — как и сей­час, в более спо­кой­ный и раз­ме­рен­ный пери­од моей жиз­ни, — что так до кон­ца и не про­сы­пал­ся, и что весь этот похо­ро­нен­ный город был лишь фраг­мен­том лихо­ра­доч­ной гал­лю­ци­на­ции.

В кон­це кон­цов я добрал­ся до само­го ниж­не­го уров­ня и дви­нул­ся впра­во от наклон­но­го про­хо­да. По непо­нят­ной при­чине я ста­рал­ся сту­пать как мож­но мяг­че, хотя к тому вре­ме­ни замет­но поуба­вил шаг. Было на этом ниж­нем, глу­бо­ко запря­тан­ном под зем­лей уровне, такое про­стран­ство, про­ни­кать в кото­рое я поче­му-то боял­ся. При­бли­зив­шись к нему, я понял, что имен­но все­ля­ло в меня смут­ный страх — это был один из наглу­хо опе­ча­тан­ных и тща­тель­но охра­няв­ших­ся преж­де люков. Сей­час там не мог­ло быть ника­кой охра­ны, а пото­му я дро­жал всем телом и сту­пал на цыпоч­ках, как и когда про­хо­дил через чер­ный базаль­то­вый склеп, где зиял ана­ло­гич­ный люк. Здесь, как и там, ощу­ща­лось дуно­ве­ние холод­но­го сыро­го ветер­ка, и я уже стал сожа­леть, что вооб­ще ока­зал­ся в этом месте. Поче­му же я при­шел сюда, какая сила влек­ла меня на самое дно под­зе­ме­лья, мне было неве­до­мо.

Неожи­дан­но я уви­дел, что крыш­ка люка рас­пах­ну­та настежь. Впе­ре­ди опять начи­на­лись стел­ла­жи, а на полу под одним из них я заме­тил невы­со­кий буго­рок, покры­тый очень тон­ким сло­ем пыли — опре­де­лен­но совсем недав­но сюда с полок сва­ли­лось несколь­ко футля­ров с кни­га­ми. В то же мгно­ве­ние я ощу­тил новый при­ступ пани­ки, хотя пона­ча­лу мне была непо­нят­на при­чи­на ее воз­ник­но­ве­ния.

Лежа­щие под стел­ла­жа­ми гру­ды книг отнюдь не явля­лись ред­ко­стью в этих местах, посколь­ку за истек­шие века зем­ля пере­жи­ла нема­ло под­ни­мав­ших­ся из ее недр толч­ков и встря­сок, и лишь подой­дя почти вплот­ную к этой куче, я понял, что имен­но все­ли­ло в меня столь дикий страх.

Дело было отнюдь не в самих футля­рах с кни­га­ми, а в слое покры­вав­шей их пыли. При бли­жай­шем рас­смот­ре­нии в све­те фона­ря мне пока­за­лось, что пыль на них лежит неров­но — в неко­то­рых местах слой был совсем тон­ким, слов­но бук­валь­но несколь­ко меся­цев назад ее кто-то или что-то потре­во­жи­ло или вовсе смах­ну­ло. Твер­дой уве­рен­но­сти у меня, одна­ко, не было, посколь­ку даже на этих отно­си­тель­но све­жих местах пыли было все же доста­точ­но; и все же нали­чие опре­де­лен­ной систе­мы в рас­по­ло­же­нии неров­но­стей на запы­лен­ной поверх­но­сти футля­ров меня не на шут­ку встре­во­жи­ло.

Под­не­ся фонарь почти вплот­ную к заин­те­ре­со­вав­ше­му меня месту, я почти утвер­дил­ся в сво­ем подо­зре­нии — сле­ды на пыли опре­де­лен­но име­ли отнюдь не хао­тич­ные, а ров­ные, даже сим­мет­рич­ные неров­но­сти. Созда­ва­лось впе­чат­ле­ние, что на ней отпе­ча­та­лись не про­сто поло­сы и пят­на, а вполне опре­де­лен­ные сле­ды, иду­щие груп­па­ми по три и раз­ме­ра­ми око­ло трид­ца­ти квад­рат­ных сан­ти­мет­ров. Каж­дый такой след состо­ял из пяти почти круг­лых пятен при­мер­но по семь-восемь сан­ти­мет­ров в попе­реч­ни­ке : один впе­ре­ди, а четы­ре по бокам и чуть сза­ди.

У меня сло­жи­лось впе­чат­ле­ние, что сле­ды — если это дей­стви­тель­но были чьи-то сле­ды, — вели в двух про­ти­во­по­лож­ных направ­ле­ни­ях, слов­но некое суще­ство шло куда-то, а затем воз­вра­ща­лось обрат­но. Разу­ме­ет­ся, отпе­чат­ки про­сту­па­ли очень сла­бо и мог­ли быть след­стви­ем игры све­та или вооб­ще чистой слу­чай­но­стью, одна­ко было в их рас­по­ло­же­нии нечто такое, что все­ля­ло в меня смут­ный, без­от­чет­ный страх. Дело в том, что один конец цепоч­ки сле­дов явно упи­рал­ся в кучу отно­си­тель­но недав­но сва­лив­ших­ся со стел­ла­жей книг, тогда как дру­гой уво­дил в сто­ро­ну зло­ве­ще­го люка, из кото­ро­го тяну­ло холод­ным, сырым воз­ду­хом, и кото­рый смот­рел на меня чер­ным гла­зом нескон­ча­е­мой без­дны.

Овла­дев­шее мною безум­ное вле­че­ние носи­ло настоль­ко все­объ­ем­лю­щий и непре­одо­ли­мый харак­тер, что почти пол­но­стью вытес­ни­ло любые остат­ки здра­во­го смыс­ла. Ни один раци­о­наль­ный довод не смог бы заста­вить меня отпра­вить­ся на выяс­не­ние при­ро­ды зло­ве­щих отпе­чат­ков и тех смут­ных вос­по­ми­на­ний, кото­рые вско­лых­ну­лись под воз­дей­стви­ем этой наход­ки. И все же моя пра­вая рука, несмот­ря на бив­шую ее дрожь, по-преж­не­му рит­мич­но вздра­ги­ва­ла, слов­но ей не тер­пе­лось как мож­но ско­рее повер­нуть ключ в зага­доч­ном зам­ке. Не успев еще ниче­го тол­ком понять, я мино­вал кучу недав­но сва­лив­ших­ся с полок футля­ров с кни­га­ми и на цыпоч­ках побе­жал по покры­тым дев­ствен­ной пылью про­хо­дам в направ­ле­нии хоро­шо зна­ко­мо­го мне места.

Лишь в те мину­ты мой рас­су­док начал зада­вать­ся вопро­са­ми, о кото­рых любой дру­гой чело­век на моем месте заду­мал­ся бы зара­нее. Смо­гу ли я с высо­ты сво­е­го роста дотя­нуть­ся до нуж­ной мне пол­ки ? Смо­жет ли чело­ве­че­ская рука спра­вить­ся с зам­ком, являв­шим­ся пло­дом тво­ре­ний мно­го­ве­ко­вой древ­но­сти ? В сохран­но­сти ли сам замок и мож­но ли его вооб­ще открыть ? И что я сде­лаю — что я осме­люсь сде­лать — с тем, что, как я толь­ко что начал сооб­ра­жать, хотел и одно вре­мен­но боял­ся там най­ти ? Ста­нет ли это чудо­вищ­ным под­твер­жде­ни­ем прав­ды, кото­рая не вме­ща­ет­ся в рам­ки нор­маль­но­го чело­ве­че­ско­го вос­при­я­тия, или в оче­ред­ной раз дока­жет, что я по-преж­не­му пре­бы­ваю во сне ?

В сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние я осо­знал, что нако­нец пре­кра­тил свой осто­рож­ный бег и оста­но­вил­ся как вко­пан­ный, устре­мив взор на ряд стел­ла­жей с оше­лом­ля­ю­ще зна­ко­мы­ми иеро­гли­фи­че­ски­ми над­пи­ся­ми. Все они пре­бы­ва­ли в почти иде­аль­ном состо­я­нии и на всем их про­тя­же­нии, куда про­сти­рал­ся мой взгляд, были рас­пах­ну­ты лишь три двер­цы.

Я не в состо­я­нии опи­сать свои чув­ства, кото­рые испы­тал при виде этих стел­ла­жей — настоль­ко без­гра­нич­ным и подав­ля­ю­щим было осо­зна­ние их сход­ства с преж­ним зна­ни­ем, слов­но я при­шел на встре­чу со ста­рым дру­гом. Я смот­рел ввысь, уста­вив­шись на самый верх­ний ярус, кото­рый нахо­дил­ся абсо­лют­но вне пре­де­лов моей дося­га­е­мо­сти, и гадал, как же мне до него дотя­нуть­ся. Мож­но было встать на кром­ку откры­той двер­цы, рас­по­ла­гав­шей­ся в чет­вер­том ряду от пола, тогда как зам­ки на осталь­ных, воз­мож­но, послу­жи­ли бы упо­ра­ми для рук и ног. Фонарь мож­но будет зажать в зубах, как я уже делал в дру­гих местах, где при­хо­ди­лось ору­до­вать рука­ми. А плюс ко все­му я не дол­жен был изда­вать ни малей­ше­го шума.

Спу­стить вниз то, что я наме­ре­вал­ся снять с пол­ки, пред­став­ля­лось мне еще более затруд­ни­тель­ным делом, хотя я вско­ре смек­нул, что задвиж­ку зам­ка футля­ра мож­но будет заце­пить за ворот­ник пла­ща, и тем самым сне­сти покла­жу за спи­ной напо­до­бие рюк­за­ка. И сно­ва я поду­мал о том, цел ли сам замок, посколь­ку ничуть не сомне­вал­ся в том, что если с ним все в поряд­ке, то мне удаст­ся про­де­лать все мани­пу­ля­ции по его откры­тию, при­чем совер­шен­но бес­шум­но, по сколь­ку мне очень не хоте­лось, что­бы при этом раз­дал­ся хоть какой-то скрип или лязг.

Все еще удер­жи­вая эти мыс­ли в сво­ем созна­нии, я зажал фонарь во рту и начал подъ­ем. Высту­па­ю­щие зам­ки на повер­ку ока­за­лись сла­бой опо­рой, хотя откры­тая двер­ца, как я и ожи­дал, суще­ствен­но помог­ла мое­му про­дви­же­нию. Исполь­зуя одно­вре­мен­но ее пока­чи­ва­ю­щу­ю­ся плос­кость и край двер­но­го про­ема, я про­дол­жал вос­хож­де­ние, почти не изда­вая при этом замет­но­го шума.

Балан­си­руя на верх­ней кром­ке две­ри и потя­нув­шись дале­ко впра­во, я с тру­дом дотя­нул­ся до нуж­но­го мне зам­ка.

Паль­цы, осно­ва­тель­но оне­мев­шие от дол­го­го цеп­ля­ния за высту­па­ю­щие дета­ли и края, пона­ча­лу дей­ство­ва­ли доволь­но нелов­ко, одна­ко я вско­ре обна­ру­жил, что со сво­ей рабо­той они все же справ­ля­ют­ся. Похо­же, ритм памя­ти накреп­ко засел в них.

Сквозь неве­до­мые тре­щи­ны во вре­ме­ни в мой мозг про­ни­ка­ли чет­кие и точ­ные до мель­чай­ших дета­лей дви­же­ния, и поэто­му при­мер­но через пять минут неустан­ных уси­лий раз­дал­ся харак­тер­ный щел­чок, пока­зав­ший­ся мне почти оглу­ши­тель­ным, посколь­ку созна­ние все еще не было гото­во к его вос­при­я­тию. В сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние метал­ли­че­ская дверь ста­ла мед­лен­но, с едва раз­ли­чи­мым шоро­хом отхо­дить в сто­ро­ну.

Я в изум­ле­нии уста­вил­ся на обна­жив­шу­ю­ся вере­ни­цу серо­ва­тых кореш­ков футля­ров и ощу­тил всплеск непод­да­ю­щих­ся ника­ко­му опи­са­нию эмо­ций. В пре­де­лах дося­га­е­мо­сти моей пра­вой руки нахо­дил­ся футляр, вити­е­ва­тые иеро­гли­фы на кото­ром заста­ви­ли меня задро­жать от мучи­тель­но­го чув­ства, по сво­ей при­ро­де намно­го более слож­но­го, неже­ли про­сто страх. Все так и не уняв дрожь, я ухит­рил­ся вытя­нуть его на себя, хотя и под­ни­мая при этом клу­бы пыли, но по-преж­не­му почти бес­шум­но.

Он был прак­ти­че­ски таких же раз­ме­ров, как и дру­гие фоли­ан­ты, кото­рые мне при­хо­ди­лось дер­жать в руках, хотя и чуть тол­ще — где-то око­ло вось­ми сан­ти­мет­ров. Плот­но при­жи­мая его ладо­нью к поверх­но­сти стел­ла­жа, я под­би­рал­ся паль­ца­ми к застеж­ке зам­ка, пока не отки­нул его крю­чок. При­под­няв крыш­ку, я под­тя­нул ее к ворот­ни­ку пла­ща и заки­нул за его край острие крюч­ка. Теперь руки мои были сво­бод­ны и я начал неук­лю­же спус­кать­ся на пол, после чего при­го­то­вил­ся к осмот­ру сво­е­го тро­фея. Опу­стив­шись коле­ня­ми на похру­сты­ва­ю­щую пыль, я пере­вер­нул футляр и поло­жил перед собой. Руки по-преж­не­му подра­ги­ва­ли, и я сколь­ко мог оття­ги­вал момент извле­че­ния кни­ги, но под конец все же заста­вил себя это сде­лать.

Посте­пен­но и очень мед­лен­но до меня ста­ло дохо­дить, что я нашел имен­но то, что искал, и осо­зна­ние это­го фак­та почти пара­ли­зо­ва­ло все мои умствен­ные спо­соб­но­сти.

Если пред­мет дей­стви­тель­но нахо­дит­ся там — и, соот­вет­ствен­но, я не сплю, — то зна­че­ние это­го откры­тия вый­дет дале­ко за рам­ки чело­ве­че­ско­го вооб­ра­же­ния. Боль­ше все­го меня одо­ле­ва­ла и мучи­ла моя крат­ко­вре­мен­ная неспо­соб­ность допу­стить то, что все это лишь сон. Ощу­ще­ние реаль­но­сти про­ис­хо­дя­ще­го было про­сто пуга­ю­щим — и вновь ста­но­вит­ся тако­вым вся­кий раз, когда я вспо­ми­наю эту сце­ну.

Итак, я нако­нец извлек кни­гу из футля­ра и как зача­ро­ван­ный уста­вил­ся на зна­ко­мые иеро­гли­фы на ее облож­ке.

Она пре­вос­ход­но сохра­ни­лась, а изви­ли­стые бук­вы назва­ния почти поверг­ли меня в гип­но­ти­че­ское состо­я­ние, как если бы я мог понять смысл напи­сан­но­го. При этом я не мог бы поклясть­ся, что и в самом деле не читал их, охва­чен­ный мимо­лет­ным и ужас­ным при­сту­пом пара­нор­маль­ной памя­ти.

Не знаю, сколь­ко про­шло вре­ме­ни, пока я не набрал­ся сме­ло­сти и пере­вер­нул тон­кий метал­ли­че­ский лист облож­ки.

Я явно оття­ги­вал этот момент и нахо­дил тому мас­су оправ­да­ний. Потом вынул изо рта фонарь и выклю­чил его, что­бы дать немно­го пере­дох­нуть бата­рей­кам. Нако­нец, все так же пре­бы­вая в тем­но­те, я взял­ся за край облож­ки и потя­нул ее вверх; потом щелк­нул кноп­кой фона­ря и напра­вил луч све­та на первую стра­ни­цу, застыв в напря­жен­ном ожи­да­нии и гото­вый пода­вить любой свой звук, вне зави­си­мо­сти от того, что там обна­ру­жу.

С меня хва­ти­ло одно­го-един­ствен­но­го взгля­да, после чего я как под­ко­шен­ный рух­нул на зем­лю, хотя все же успел перед этим выклю­чить фонарь и стис­нуть зубы. Я про­ле­жал так неко­то­рое вре­мя, окру­жен­ный кро­меш­ной тем­но­той, после чего нере­ши­тель­но потро­гал ладо­нью лоб. Я уви­дел в кни­ге имен­но то, что ожи­дал и одно­вре­мен­но боял­ся уви­деть. Либо я все еще спал и бре­дил, либо вре­мя и про­стран­ство про­сто реши­ли под­сме­ять­ся надо мной.

Я не мог не гре­зить наяву, но все же был обя­зан пере­жить весь этот ужас и при­не­сти свою наход­ку наверх, что­бы пока­зать сыну, как если бы это и в самом деле было реаль­но­стью.

У меня было такое ощу­ще­ние, буд­то моя голо­ва куда-то плы­вет, хотя я не раз­ли­чал вокруг себя абсо­лют­но ниче­го, за что мог бы заце­пить­ся в тем­но­те мой взгляд. В моем созна­нии тес­ни­лись мыс­ли и обра­зы, насы­щен­ные диким ужа­сом, посте­пен­но пара­ли­зо­вав­шие все орга­ны чувств.

Вне­зап­но я поду­мал о тех сле­дах в пыли, вздрог­нул от зву­ка соб­ствен­но­го дыха­ния, а потом сно­ва на несколь­ко секунд вклю­чил фонарь и посмот­рел на стра­ни­цу, подоб­но тому, как может смот­реть жерт­ва зме­и­но­го напа­де­ния в гла­за и на ядо­ви­тые зубы сво­е­го смер­тель­но­го вра­га.

Затем, вновь ока­зав­шись в пол­ной тем­но­те, я захлоп­нул кни­гу, вста­вил ее в футляр и щелк­нул замыс­ло­ва­ты­ми застеж­ка­ми зам­ка. Я опре­де­лен­но дол­жен был доста­вить ее туда, нару­жу, в реаль­ный и мате­ри­аль­ный мир, если, конеч­но, тако­вой вооб­ще суще­ство­вал — если суще­ство­ва­ла вся эта без­дна, — и если в этом мире еще оста­ва­лось место для меня само­го.

Сей­час я уже не пом­ню, сколь­ко про­шло вре­ме­ни, пока я нако­нец встал на ноги и дви­нул­ся в обрат­ный путь. О том, насколь­ко изо­ли­ро­ван­ным я счи­тал себя от все­го осталь­но­го мира, мож­но судить хотя бы по тому фак­ту, что за все нахож­де­ние под зем­лей ни разу не взгля­нул на часы.

С фона­рем в одной руке и пре­сло­ву­тым футля­ром под мыш­кой дру­гой, я нако­нец почув­ство­вал, что в без­молв­ной пани­ке на цыпоч­ках про­хо­жу мимо той без­дны, из кото­рой дуют холод­ные сквоз­ня­ки и рядом с кото­рой мере­щат­ся зло­ве­щие сле­ды. Идя по бес­чис­лен­ным наклон­ным кори­до­рам, я почув­ство­вал себя немно­го уве­рен­нее, но так и не смог изба­вить­ся от тени смут­но­го стра­ха, кото­ро­го не заме­чал, спус­ка­ясь в это под­зе­ме­лье.

Мне была нена­вист­на сама мысль о том, что при­дет­ся сно­ва про­хо­дить через тот чер­ный базаль­то­вый склеп, кото­рый по воз­рас­ту пре­вос­хо­дил весь осталь­ной город, и где так­же гуля­ли холод­ные вет­ры. Я не пере­ста­вая думал о тех суще­ствах, кото­рых так стра­ши­лись чле­ны Вели­кой Расы и кото­рые мог­ли еще оста­вать­ся там, в глу­бине, пусть даже в очень ослаб­лен­ном, уга­са­ю­щем состо­я­нии. Думал о тех сле­дах из пяти округ­лых пятен, и о том, что рас­ска­зы­ва­лось о них, рав­но как и о свя­зан­ных с ними стран­ных сквоз­ня­ках и сви­стя­щих зву­ках в моих сно­ви­де­ни­ях. Думал о леген­дах, кото­рые пере­ска­зы­ва­ли совре­мен­ные тузем­цы и в кото­рых все стра­хи сосре­до­то­чи­ва­лись имен­но вокруг безы­мян­ных раз­ва­лин и дую­щих побли­зо­сти от них вет­ров.

По харак­тер­но­му настен­но­му сим­во­лу я уста­но­вил нуж­ный мне уро­вень и, мино­вав остав­лен­ную в нем кни­гу, всту­пил в про­стор­ное круг­лое поме­ще­ние с ответв­ля­ю­щи­ми­ся от него ароч­ны­ми про­хо­да­ми. Спра­ва от себя я сра­зу же узнал арку, через кото­рую про­ник сюда, и про­шел в нее, хоро­шо пони­мая, что остав­ша­я­ся часть пути будет гораз­до труд­нее из-за все­го того мусо­ра, кото­рым были запол­не­ны кори­до­ры за пре­де­ла­ми поме­ще­ний архи­ва. Новая метал­ли­че­ская ноша затруд­ня­ла дви­же­ния и я заме­тил, что при каж­дом оче­ред­ном спо­ты­ка­нии о кам­ни и про­чий хлам мне ста­но­вит­ся все труд­нее удер­жать­ся на ногах.

Вско­ре я взо­брал­ся на под­ни­мав­шу­ю­ся к само­му потол­ку гору мусо­ра, в кото­рой по пути сюда про­де­лал узкий, похо­жий на лаз про­ход. Вто­рич­но я про­би­рал­ся через него с чув­ством прон­зи­тель­но­го стра­ха в душе, посколь­ку в пер­вый раз нима­ло не забо­тил­ся о про­из­во­ди­мом шуме, тогда как сей­час, уже обна­ру­жив те зага­доч­ные отпе­чат­ки, отлич­но пони­мал, какую опас­ность могут таить в себе любые гром­кие зву­ки.

Футляр так­же не спо­соб­ство­вал наи­бо­лее бес­шум­но­му про­дви­же­нию через завал.

Мне, одна­ко, уда­лось доста­точ­но бла­го­по­луч­но про­су­нуть его в про­ем, после чего с фона­рем в зубах я про­тис­нул­ся и сам, в оче­ред­ной раз обо­драв спи­ну об ост­рые кон­цы ста­лак­ти­то­вых наро­стов. Выби­ра­ясь нару­жу по дру­гую сто­ро­ну камен­но­го нагро­мож­де­ния, я неосто­рож­но выпу­стил из рук свою ношу, и метал­ли­че­ский короб с ляз­гом про­сколь­зил несколь­ко мет­ров по скло­ну зава­ла, отбра­сы­вая во все сто­ро­ны гул­кие зву­ки уда­ров и застав­ляя меня покрыть­ся холод­ным потом. Нако­нец сно­ва ухва­тив рука­ми свою дра­го­цен­ную наход­ку, я собрал­ся было выпря­мить­ся во весь рост, но уже через секун­ду кам­ни под нога­ми чуть сме­сти­лись, тол­кая один дру­го­го, что вызва­ло вол­ну гул­ко­го, почти оглу­ши­тель­но­го гро­хо­та.

Зву­ки эти сим­во­ли­зи­ро­ва­ли при­бли­же­ние моей поги­бе­ли, посколь­ку в тот же момент я услы­шал — не знаю, было ли это на самом деле или мне лишь почу­ди­лось — дале­ко поза­ди себя новый, совер­шен­но иной, но столь же зло­ве­щий звук.

Мне пока­за­лось, что он похо­дил на прон­зи­тель­ный свист, непо­хо­жий ни на что иное, когда-либо слы­шан­ное мною на зем­ле, и напол­не­ний абсо­лют­но неесте­ствен­ны­ми моду­ля­ци­я­ми.

Я с ужа­сом ожи­дал, что от стра­ха вот-вот окон­ча­тель­но лишусь рас­суд­ка, а пото­му, взяв фонарь в руку и сла­бо удер­жи­вая футляр под мыш­кой, отча­ян­но бро­сил­ся впе­ред, спо­ты­ка­ясь и пере­ска­ки­вая через какие-то нагро­мож­де­ния. При этом я начи­сто лишил­ся воз­мож­но­сти осо­зна­вать что-либо, кро­ме раз­ве лишь дико­го жела­ния как мож­но ско­рее выбрать­ся из этих кош­мар­ных раз­ва­лин и сно­ва очу­тить­ся в мире зем­ной пусты­ни, осве­щен­ном луча­ми лун­но­го све­та.

Я почти ниче­го не сооб­ра­жал, взби­ра­ясь на вер­ши­ну горы камен­ных облом­ков, вос­хо­див­шей в бес­край­нюю чер­ную без­дну про­ло­ма кры­ши, обо что- то цара­пал­ся, уда­рял­ся, но про­дол­жал караб­кать­ся по неров­но­му скло­ну, состо­яв­ше­му из целых и раз­би­тых бло­ков.

Впе­ре­ди же меня под­жи­да­ла ката­стро­фа. Едва взо­брав­шись на самую вер­хо­ту­ру, я совер­шен­но забыл про про­сти­рав­шу­ю­ся в каком-то мет­ре от меня пусто­ту кру­то­го укло­на, и всем телом зава­лил­ся впе­ред, сме­щая сво­ей мас­сой кучи камен­но­го хла­ма, кото­рый, подоб­но снеж­ной лавине в горах, пова­лил вниз, тол­кая ниж­ние пла­сты и вызы­вая все новые и новые вспо­ло­хи оглу­ши­тель­но­го гро­хо­та, уси­лен­но­го сопро­вож­да­ю­щим его гул­ким, мно­го­крат­но повто­рен­ным эхом.

Не пом­ню, как мне уда­лось выбрать­ся из это­го хао­са, но в какие-то про­блес­ки созна­ния я заме­чал, что про­дол­жаю то полз­ти сре­ди мусо­ра, то бежать по отно­си­тель­но ров­ным участ­кам кори­до­ра, по-преж­не­му сжи­мая в руках и фонарь, и футляр. Одна­ко как толь­ко я при­бли­зил­ся к тому пер­во­быт­но­му, чер­но­му базаль­то­во­му скле­пу, кото­рый все­лял в меня неиз­быв­ный ужас, нача­лось уже пол­ное безу­мие. Едва улег­лось эхо гро­хо­та, сопро­вож­дав­ше­го камен­ный обвал, как сно­ва послы­шал­ся тот же устра­ша­ю­щий сви­стя­щий звук, кото­рый, как мне каза­лось, я слы­шал и ранее. На сей раз я рас­слы­шал его вполне отчет­ли­во, но, что было гораз­до хуже, доно­сил­ся он уже не сза­ди, а из какой-то точ­ки, рас­по­ла­гав­шей­ся пере­до мной. Кажет­ся, имен­но тогда я впер­вые за все это вре­мя прон­зи­тель­но закри­чал. Смут­но при­по­ми­наю, как слов­но на кры­льях про­ле­тел по это­му тре­кля­то­му базаль­то­во­му скле­пу, слы­ша подра­ги­ва­ю­щее посви­сты­ва­ние, кото­рое доно­си­лось из рас­пах­ну­той и никем не охра­ня­е­мой чер­ной пасти люка. Неожи­дан­но рез­ко подул ветер — уже не про­сто про­хлад­ный сквоз­няк, а жесто­кие, целе­на­прав­лен­ные поры­вы масс воз­ду­ха, ярост­но выплес­ки­вав­ши­е­ся из той же самой пре­ис­под­ней, отку­да доно­си­лись эти омер­зи­тель­ные сви­стя­щие зву­ки.

Сохра­ни­лись вос­по­ми­на­ния о том, как я пере­пры­ги­вал через все­воз­мож­ные пре­пят­ствия, а в спи­ну с каж­дым мгно­ве­ни­ем все отча­ян­нее била мощ­ная струя поры­ви­сто­го вет­ра, сме­шан­ная со зло­ве­щим, каким-то тяв­ка­ю­щим посви­стом, и все это буд­то нароч­но кру­жи­ло, туго обво­ла­ки­ва­ло, обма­ты­ва­ло мое тело.

Несмот­ря на то, что ветер дул опре­де­лен­но сза­ди, он по стран­ной, непо­нят­ной при­чине пре­пят­ство­вал мое­му про­дви­же­нию впе­ред, слов­но это был вовсе не поток мате­ри­аль­но­го воз­ду­ха, а пет­ля, лас­со, плот­но обви­вав­шая мои ноги и все тело. Не обра­щая уже вни­ма­ния на про­из­во­ди­мый шум, я про­би­рал­ся сквозь зава­лы камен­ных бло­ков и вско­ре вновь ока­зал­ся в поме­ще­нии, отку­да начи­нал­ся путь на поверх­ность.

Пом­ню, как мель­ка­ли перед гла­за­ми кон­ту­ры ароч­но­го про­хо­да в машин­ный зал, и едва было не вскрик­нул при виде наклон­ной плос­ко­сти, веду­щей вниз, туда, где дву­мя уров­ня­ми ниже дол­жен был зиять один из тех зло­ве­щих люков.

Одна­ко вме­сто того, что­бы закри­чать, я при­нял­ся еле слыш­но бор­мо­тать себе под нос, что все это лишь сон и ско­ро я дол­жен окон­ча­тель­но проснуть­ся. Воз­мож­но, я на самом деле нахо­жусь в нашем лаге­ре, а может и вооб­ще у себя дома в Эрк­ха­ме.

Под­бад­ри­вая себя подоб­ны­ми мыс­ля­ми и нахо­дя в них спа­се­ние от поме­ша­тель­ства, я начал взби­рать­ся на верх­ние уров­ни.

Разу­ме­ет­ся, я пом­нил, что мне пред­сто­ит еще пре­одо­леть почти полу­то­ра­мет­ро­вую брешь, одна­ко был настоль­ко вымо­тан все­ми пред­ше­ству­ю­щи­ми пере­жи­ва­ни­я­ми и стра­ха­ми, что в спеш­ке едва не сва­лил­ся в нее. Теперь я шел вниз, а пото­му пры­гать было чуть лег­че, но поче­му я пред­ва­ри­тель­но не рас­чи­стил место для прыж­ка, как сде­лал это на пути сюда ? А может, мне про­сто поме­ша­ли страх, уста­лость и тянув­ший кни­зу груз футля­ра ? Вспом­нил я об этом лишь в самый послед­ний момент, рав­но как и вооб­ще о том, что мог­ло таить­ся на дне про­сти­рав­шей­ся подо мной без­дон­ной про­па­сти.

Бата­рей­ки фона­ря замет­но под­се­ли, но я все же доволь­но хоро­шо пом­нил те мину­ты, когда подо­шел к краю тре­щи­ны.

В те мгно­ве­ния холод­ные поры­вы вет­ра и тош­но­твор­ные сви­стя­щие позы­вы у меня за спи­ной были подоб­ны мило­серд­но­му нар­ко­ти­ку, при­туп­ляв­ше­му цепе­нив­ший меня страх перед рас­ки­нув­шей­ся впе­ре­ди без­дной. Неожи­дан­но я почув­ство­вал, что в грудь и лицо мне так­же уда­ря­ют поры­вы вет­ра и шеле­стя­щий свист — каза­лось, они доле­та­ли не толь­ко с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны про­ва­ла, но так­же выры­ва­лись из его без­дон­ной глу­би­ны.

Это был уже насто­я­щий кош­мар. Мой здра­вый смысл опре­де­лен­но дал тре­щи­ну, посколь­ку не обра­щая вни­ма­ния ни на что, я про­дол­жал под­сту­пать к краю обры­ва, слов­но его не было вовсе. И вот я уви­дел его пря­мо под собой, отча­ян­но прыг­нул с места, собрав все остат­ки сохра­нив­ших­ся сил, и в то же мгно­ве­ние был погло­щен адским водо­во­ро­том отвра­ти­тель­но­го зву­ка и абсо­лют­ной, физи­че­ски ощу­ща­е­мой чер­но­ты.

На этом, насколь­ко я могу пом­нить, закон­чи­лось мое при­клю­че­ние. Все осталь­ные впе­чат­ле­ния цели­ком отно­сят­ся к обла­сти фан­та­сти­че­ско­го бре­да. Сно­ви­де­ния, безу­мие и вос­по­ми­на­ния диким обра­зом пере­пле­лись в клу­бок при­чуд­ли­вых, фраг­мен­тар­ных гал­лю­ци­на­ций, кото­рые могут не иметь ника­кой свя­зи с реаль­но­стью. Я слов­но совер­шил голо­во­кру­жи­тель­ный полет или паде­ние сквозь бес­ко­неч­ную, лип­кую, почти ощу­ти­мую мас­су тем­но­ты и стол­по­тво­ре­ние чудо­вищ­ных зву­ков, абсо­лют­но чуж­дых все­му тому, что мы зна­ем о зем­ле и ее орга­ни­че­ской жиз­ни. Дрем­лю­щие, руди­мен­тар­ные ощу­ще­ния слов­но обре­ли во мне новое дыха­ние, повест­вуя о без­дон­ных ямах и пусты­нях, насе­лен­ных раз­мы­ты­ми кош­ма­ра­ми, и под­во­дя меня к мрач­ным ска­лам, оке­а­нам и ожив­шим горо­дам, состо­я­щим из глу­бо­ких базаль­то­вых башен, над кото­ры­ми нико­гда не сиял источ­ник све­та.

Сек­ре­ты пер­во­быт­ной пла­не­ты и ее неза­па­мят­но­го про­шло­го вспы­хи­ва­ли в моем моз­гу без какой-то помо­щи со сто­ро­ны орга­нов зре­ния или слу­ха, и я полу­чал све­де­ния о таких вещах, кото­рые неспо­соб­но пред­ста­вить себе самое дикое вооб­ра­же­ние. И в тече­ние все­го это­го вре­ме­ни холод­ные паль­цы сыро­го воз­ду­ха тяну­лись и хва­та­ли меня, а жут­кий, дья­воль­ский, прон­зи­тель­ный свист зло­ве­ще заглу­шал чере­ду­ю­щи­е­ся пери­о­ды оду­ря­ю­щей како­фо­нии зву­ков и мол­ча­ния в вих­ре окру­жав­шей меня тем­но­ты.

Вслед за этим насту­пи­ли виде­ния цик­ло­пи­че­ско­го горо­да моих сно­ви­де­ний — не в руи­нах, а имен­но в таком виде, в каком он пред­ста­вал пере­до мной в моих снах. Я сно­ва ока­зы­вал­ся в моем кони­че­ском, а отнюдь не чело­ве­че­ском обли­чье, бро­дя сре­ди дру­гих пред­ста­ви­те­лей Вели­кой Расы и пле­нен­ных раз­умов, кото­рые носи­ли кни­ги по кори­до­рам с высо­чен­ны­ми потол­ка­ми и гро­мад­ным наклон­ным пере­хо­дам.

Затем на эти виде­ния ста­ли насла­и­вать­ся жут­ко­ва­тые вспыш­ки незри­тель­но­го вос­при­я­тия кар­ти­ны какой-то борь­бы, стрем­ле­ния осво­бо­дить­ся от цеп­ких объ­я­тий сви­стя­ще­го вет­ра, безум­но­го, похо­же­го на полет лету­чей мыши сколь­же­ния сквозь мас­сы вяз­ко­го воз­ду­ха, лихо­ра­доч­но­го сквозь пла­сты оше­ло­ми­тель­но вра­ща­ю­щей­ся тем­но­ты, и диких попы­ток уце­пить­ся, караб­ка­нья и цеп­ля­ния за остат­ки рух­нув­шей камен­ной клад­ки.

Одна­жды воз­ник­ла стран­ная, даже навяз­чи­вая, напо­ло­ви­ну зри­мая вспыш­ка — это был сла­бый, рас­се­ян­ный намек на голу­бо­ва­тое све­че­ние где-то высо­ко над голо­вой. А потом при­шел сон, в кото­ром я, пре­сле­ду­е­мый поры­ва­ми вет­ра, куда-то полз, за что-то хва­тал­ся рука­ми, устрем­ля­ясь навстре­чу сар­до­ни­че­ски улы­ба­ю­ще­му­ся мне дис­ку луны, кото­рая про­гля­ды­ва­ла сквозь нагро­мож­де­ние камен­ных облом­ков. Имен­но это виде­ние нако­нец под­ска­за­ло мне, что я дей­стви­тель­но воз­вра­ща­юсь в ста­рую сре­ду, кото­рую все­гда счи­тал реаль­ным и мате­ри­аль­ным, сво­им соб­ствен­ным миром.

Я по-пла­стун­ски полз по пес­кам австра­лий­ской пусты­ни, а вокруг меня буше­вал ура­ган такой оше­ло­ми­тель­ной силы, что пона­ча­лу я даже усо­мнил­ся в его реаль­но­сти. Одеж­да моя пре­вра­ти­лась в сплош­ные лох­мо­тья, а тело покры­лось бес­чис­лен­ны­ми синя­ка­ми и сса­ди­на­ми. Созна­ние воз­вра­ща­лось очень мед­лен­но, и я дол­го не мог с опре­де­лен­но­стью ска­зать, где закан­чи­ва­ют­ся бре­до­вые сно­ви­де­ния, а где начи­на­ют­ся под­лин­ные вос­по­ми­на­ния. Были в нем и высо­кий кур­ган, сло­жен­ный из гро­мад­ных камен­ных бло­ков, и зияв­шая под ним без­дна, мель­ка­ли чудо­вищ­ные зари­сов­ки из про­шло­го, а под конец всплыл и вовсе нево­об­ра­зи­мый кош­мар — но что во всем этом было по-насто­я­ще­му реаль­но­го?

Фонарь мой про­пал, рав­но как и метал­ли­че­ский футляр, кото­рый я обна­ру­жил под зем­лей. Но были ли они — тот футляр, сам кур­ган и вся эта без­дна? При­под­няв голо­ву, я огля­нул­ся, но уви­дел лишь бес­край­ние, места­ми чуть взды­мав­ши­е­ся вол­на­ми пес­ки пусты­ни.

Демо­ни­че­ский ветер рез­ко и пол­но­стью стих, и рас­пух­шая, гри­бо­вид­ная, чуть покрас­нев­шая луна, мед­лен­но спол­за­ла к запа­ду. Я с тру­дом под­нял­ся на ноги и побрел в сто­ро­ну лаге­ря. Что же все-таки со мной про­изо­шло? Мог ли я попро­сту лишить­ся созна­ния и сва­лить­ся в пустыне, после чего непо­сти­жи­мым обра­зом отта­щить свое объ­ятое сном тело на мили в глубь пес­ков и похо­ро­нен­ных под их сло­я­ми камен­ных бло­ков? А если нет, то как же мне жить даль­ше?

В све­те этих вновь нахлы­нув­ших сомне­ний вся преж­няя вера в порож­ден­ную мифа­ми нере­аль­ность моих виде­ний рас­сы­па­лась как кар­точ­ный домик. Если та про­пасть была на самом деле, то зна­чит суще­ство­ва­ла и Вели­кая Раса, а вме­сте с ней и ее фан­та­сти­че­ские экс­пе­ри­мен­ты с пере­ме­ще­ни­я­ми во вре­ме­ни и про­стран­стве. Неуже­ли я и в самом деле ока­зал­ся втя­ну­тым в дои­сто­ри­че­ский мир, суще­ство­вав­ший сто пять­де­сят мил­ли­о­нов лет назад? Было ли мое нынеш­нее тело неким транс­порт­ным сред­ством дико­вин­но­го, чужо­го разу­ма, при­быв­ше­го в него из бес­край­ней без­дны вре­ме­ни? Дей­стви­тель­но ли я, будучи пле­нен­ным разу­мом, попав­шим в лапы чудо­вищ­ных созда­ний, узнал этот пуга­ю­щий камен­ный город в пери­од его наи­выс­ше­го рас­цве­та, и в самом деле блуж­дал по его бес­край­ним, про­стор­ным ули­цам и кори­до­рам зда­ний? Были ли эти сно­ви­де­ния, тер­зав­шие меня на про­тя­же­нии более чем два­дца­ти лет, все­го лишь про­дук­том оле­де­нев­ших, чудо­вищ­ных вос­по­ми­на­ний?

Неуже­ли я дей­стви­тель­но раз­го­ва­ри­вал с разу­ма­ми из дру­гих вре­мен и про­странств, и позна­вал от них сек­ре­ты все­лен­ной — как про­шлые, так и гря­ду­щие, — и запи­сы­вал исто­рию сво­е­го соб­ствен­но­го мира в кни­ги, запе­ча­тан­ные в метал­ли­че­ские футля­ры и поме­щен­ные в их гигант­ские архи­вы ? И были ли те, дру­гие, потряс­шие мое вооб­ра­же­ние неве­до­мые суще­ства, спо­соб­ные порож­дать сокру­ша­ю­щие вет­ра и оглу­ши­тель­ный свист, насто­я­щей, реаль­ной угро­зой, зата­ив­шей­ся глу­бо­ко под зем­лей и мед­лен­но сла­бев­шей в сво­ей чер­ной без­дне?

Все­го это­го я не знаю. Если та про­пасть и ее содер­жи­мое были реаль­но­стью, то ника­кой надеж­ды у меня не оста­ва­лось.

Тогда и в самом деле над этим миром людей завис­ла неве­ро­ят­ная тень без­вре­ме­нья. Но я, к сча­стью, не рас­по­ла­гаю ника­ки­ми дока­за­тель­ства­ми, кото­рые под­твер­жда­ли бы такую воз­мож­ность и озна­ча­ли, что все это не про­сто ново­яв­лен­ный резуль­тат моих порож­ден­ных мифа­ми и леген­да­ми сно­ви­де­ний. Метал­ли­че­ский футляр с кни­гой, кото­рый мог бы стать таким дока­за­тель­ством, я поте­рял, а под­зем­ные тун­не­ли с тех пор так никто и не нашел.

Если зако­ны все­лен­ной сми­ло­сти­вят­ся надо мной, то их вооб­ще нико­гда не най­дут. Но сво­е­му сыну я все же дол­жен рас­ска­зать, что видел, или, ско­рее, думаю что видел, что­бы он, как уче­ный-пси­хо­лог, попы­тал­ся извлечь из все­го это­го кру­пи­цы исти­ны и решил, сто­ит ли рас­ска­зы­вать об этом дру­гим людям.

Я уже гово­рил, что ужас­ная прав­да пере­не­сен­ных мною за два­дцать лет стра­да­ний цели­ком зави­сит от того, сколь реаль­но то, что, как мне каза­лось, я видел сре­ди гигант­ских раз­ва­лин. Мне было очень тяже­ло сде­лать свое откры­тие, и каж­дый, кто уви­дел бы то, что пред­ста­ло перед моим взо­ром, без сомне­ния испы­тал бы те же самые чув­ства, что и я. Одна­ко все это так и оста­лось в той кни­ге в метал­ли­че­ском футля­ре, кото­рую я извлек из пыль­но­го хра­ни­ли­ща после того как она про­ле­жа­ла там мил­ли­о­ны лет.

Ни одна рука не каса­лась, ни один взгляд не сколь­зил по стра­ни­цам той кни­ги с тех самых пор, как на этой пла­не­те появил­ся пер­вый чело­век. И все же, как толь­ко луч фона­ря скольз­нул по глад­ко­му, глян­це­ви­то­му цел­ло­фа­но­во­му листу, я уви­дел, что стран­но окра­шен­ные, нане­сен­ные неве­до­мы­ми мне чер­ни­ла­ми запи­си были отнюдь не безы­мян­ны­ми иеро­гли­фа­ми из вре­мен дале­кой юно­сти зем­ли. На самом деле это были бук­вы хоро­шо зна­ко­мо­го мне латин­ско­го алфа­ви­та, сло­жен­ные в при­выч­ные всем нам англий­ские сло­ва и напи­сан­ные моим соб­ствен­ным почер­ком.