Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с Wilfred Blanch Talman

ДВЕ ЧЕРНЫЕ БУТЫЛКИ

(Two Black Bottles)
Напи­са­но в 1926 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Rovdyr

////

Отнюдь не все из остав­ших­ся оби­та­те­лей Дааль­бер­ге­на, этой кро­хот­ной мрач­ной дере­вуш­ки в горах Рама­по, верят в то, что мой дядя, ста­рый свя­щен­ник Ван­дер­хооф, дей­стви­тель­но мертв. Кое-кто из них уве­рен, что он завис где-то меж­ду небе­са­ми и адом из-за про­кля­тья ста­ро­го цер­ков­но­го сто­ро­жа. Если бы не этот древ­ний кол­дун, он все еще мог бы про­дол­жать читать про­по­ве­ди в малень­кой уны­лой церк­вуш­ке за верес­ко­вой пусто­шью. После все­го того, что слу­чи­лось со мной в Дааль­бер­гене, я стал почти раз­де­лять мне­ние жите­лей дерев­ни. Я не уве­рен, что мой дядюш­ка мертв, но абсо­лют­но уве­рен в том, что его не отне­сешь и к живым в этом мире. Без сомне­ния, ста­рый могиль­щик когда-то похо­ро­нил его, но теперь он вовсе не в моги­ле. Когда я пишу эти стро­ки, то почти физи­че­ски ощу­щаю его поза­ди себя, вну­ша­ю­ще­го мне изло­жить всю прав­ду о тех стран­ных собы­ти­ях, что про­изо­шли в Дааль­бер­гене мно­го лет назад. Я при­е­хал в Дааль­бер­ген чет­вер­то­го октяб­ря по при­гла­ше­нию быв­ше­го чле­на кон­гре­га­ции мое­го дядюш­ки, напи­сав­ше­го, что ста­рик почил в бозе и оста­вил кое-какую недви­жи­мость, кото­рую я, как его един­ствен­ный живой наслед­ник, могу полу­чить. Достиг­нув малень­кой уеди­нен­ной дерев­ни после дол­го­го уто­ми­тель­но­го путе­ше­ствия по желез­но­до­рож­ным вет­кам, я отпра­вил­ся в бака­лей­ную лав­ку Мар­ка Хейн­са, авто­ра пись­ма. Пре­про­во­див меня в зад­нюю слу­жеб­ную ком­на­ту, он пове­дал мне необыч­ную исто­рию, каса­ю­щу­ю­ся смер­ти пас­то­ра Ван­дер­хоофа.

«Вам сле­ду­ет быть осто­рож­ным, Хофф­ман, — ска­зал мне Хейнс, — когда вы встре­ти­те ста­ро­го цер­ков­но­го сто­ро­жа, Абе­ля Фосте­ра. Он в сою­зе с дья­во­лом, поверь­те мне. Две неде­ли назад Сэм Прай­ор, про­хо­дя по ста­ро­му клад­би­щу, слы­шал, как тот бор­мо­чет о чем-то с мерт­ве­ца­ми. И Сэм кля­нет­ся, что в ответ раз­дал­ся голос — глу­хой низ­кий голос, доно­сив­ший­ся как буд­то из-под зем­ли. Есть и дру­гие люди, кото­рые могут рас­ска­зать о том, что они виде­ли его сто­я­щим воз­ле моги­лы ста­ро­го пас­то­ра Слот­та — она нахо­дит­ся пря­мо у древ­ней цер­ков­ной сте­ны. Гово­рят, что он про­тя­ги­вал руки и раз­го­ва­ри­вал со мхом на могиль­ном камне, слов­но с самим ста­рым пас­то­ром».

Ста­рый Фостер, про­дол­жал Хейнс, при­е­хал в Дааль­бер­ген око­ло деся­ти лет назад, и был немед­лен­но нанят Ван­дер­хоофом для ухо­да за обвет­шав­шей камен­ной цер­ко­вью, в кото­рой моли­лись жите­ли дерев­ни. Каза­лось, он при­шел­ся по душе толь­ко Ван­дер­хоофу, посколь­ку его появ­ле­ние при­нес­ло атмо­сфе­ру чего-то сверхъ­есте­ствен­но­го и пуга­ю­ще­го. Ино­гда он сто­ял воз­ле две­ри в тот момент, когда люди захо­ди­ли в цер­ковь, и муж­чи­ны с дро­жью отво­ра­чи­ва­лись от его подо­бо­страст­ных покло­нов, в то вре­мя как жен­щи­ны поспеш­но про­скаль­зы­ва­ли мимо, при­под­ни­мая полы сво­их юбок что­бы не задеть его. В буд­ние дни он под­стри­гал тра­ву на клад­би­ще и уха­жи­вал за цве­та­ми вокруг могил, вре­мя от вре­ме­ни напе­вая и бор­мо­ча сам с собой. И лишь немно­гие заме­ти­ли то, какое осо­бен­ное вни­ма­ние он ока­зы­ва­ет моги­ле пре­по­доб­но­го Гил­лиама Слот­та, став­ше­го пер­вым насто­я­те­лем церк­ви в 1701 году.

Вско­ре после того, как Фостер проч­но осел в деревне, нагря­ну­ли непри­ят­но­сти. Пер­вая каса­лась гор­но­го руд­ни­ка, где рабо­та­ло боль­шин­ство муж­чин. Жила с желез­ной рудой была исчер­па­на, и мно­гие люди уеха­ли в поис­ках новых, более под­хо­дя­щих мест оби­та­ния, а те, кто вла­дел боль­ши­ми наде­ла­ми зем­ли в окрест­но­стях, были вынуж­де­ны пере­брать­ся туда из гор­но­го рай­о­на, что­бы занять­ся зем­ле­де­ли­ем и тор­гов­лей и хоть как-то обес­пе­чить себя. Затем насту­пил раз­лад в церк­ви. При­хо­жане шепо­том пере­да­ва­ли слу­хи о том, что пре­по­доб­ный Йохан­нес Ван­дер­хооф заклю­чил сдел­ку с дья­во­лом и при­нес ему клят­ву в доме Бога. Его про­по­ве­ди ста­ли дики­ми и гро­теск­ны­ми, пол­ны­ми зло­ве­щих вещей, кото­рых неве­же­ствен­ные жите­ли Дааль­бер­ге­на не мог­ли понять. Он пере­но­сил их из эпо­хи стра­ха и суе­ве­рий в цар­ство пота­ен­ных неви­ди­мых духов, и насе­лял их вооб­ра­же­ние ноч­ны­ми гуля­ми. Один за дру­гим чле­ны кон­гре­га­ции поки­да­ли при­ход, в то вре­мя как ста­рей­ши­ны тщет­но умо­ля­ли Ван­дер­хоофа сме­нить тему про­по­ве­дей. Несмот­ря на то, что ста­рый свя­щен­ник посто­ян­но обе­щал усту­пить их прось­бам, каза­лось, он пора­бо­щен кем-то более могу­ще­ствен­ным, кто застав­ля­ет пас­то­ра выпол­нять его волю.

Будучи гигант­ско­го роста, Йохан­нес Ван­дер­хооф отли­чал­ся сла­бым и роб­ким харак­те­ром, так что даже под угро­зой отлу­че­ния от церк­ви он про­дол­жал свои нече­сти­вые про­по­ве­ди до тех пор, пока чис­ло его слу­ша­те­лей по вос­крес­ным утрам не сокра­ти­лось до малень­кой горст­ки. Вслед­ствие недо­стат­ка средств было при­зна­но невоз­мож­ным при­гла­сить ново­го пас­то­ра, и вско­ре ред­кий селя­нин отва­жи­вал­ся прой­ти мимо дома при­ход­ско­го свя­щен­ни­ка, при­мы­ка­ю­ще­го к церк­ви. Повсю­ду царил страх перед теми при­зрач­ны­ми демо­на­ми, с кото­ры­ми, оче­вид­но, всту­пил в союз Ван­дер­хооф. Мой дядюш­ка, рас­ска­зы­вал Марк Хейнс, про­дол­жал жить в пас­то­ра­те, посколь­ку ни у кого не хва­ти­ло духу пре­ду­пре­дить его, что­бы он поки­нул его. Никто его боль­ше не видел, но зато по ночам в доме свя­щен­ни­ка были вид­ны лучи, вре­мя от вре­ме­ни мель­кав­шие даже в церк­ви. Люди шеп­та­лись о том месте, что регу­ляр­но упо­ми­нал в сво­их вос­крес­ных утрен­них про­по­ве­дях Ван­дер­хооф, не подо­зре­вав­ший о том, что паства боль­ше не слу­ша­ет его. У него остал­ся толь­ко ста­рый цер­ков­ный сто­рож, что жил в под­ва­ле церк­ви и про­дол­жал забо­тить­ся о пас­то­ре. Фостер совер­шал еже­не­дель­ные визи­ты по остав­шим­ся в деревне лав­кам, что­бы заку­пать про­ви­зию. Он уже боль­ше не кла­нял­ся всем встреч­ным, но, напро­тив, казал­ся при­бе­жи­щем зло­бы и демо­ни­че­ской нена­ви­сти. Он ни с кем не раз­го­ва­ри­вал, кро­ме как по необ­хо­ди­мо­сти, и, рас­ха­жи­вая по ули­цам, бро­сал напра­во и нале­во злые взгля­ды и сту­чал пал­кой по неров­ной мосто­вой. Сог­бен­ный и смор­щен­ный сво­им неве­ро­ят­ным воз­рас­том, он про­из­во­дил на всех неиз­гла­ди­мое впе­чат­ле­ние — настоль­ко власт­ной была эта лич­ность, кото­рая, как пого­ва­ри­ва­ли жите­ли, заста­ви­ла Ван­дер­хоофа при­знать дья­во­ла сво­им пове­ли­те­лем. Никто в Дааль­бер­гене не сомне­вал­ся в том, что Абель Фостер нахо­дил­ся на дне все­го зем­но­го зла, но никто и не осме­ли­вал­ся под­нять про­тив него голос или даже упо­мя­нуть о нем без стра­ха и содро­га­ния. Его имя, так же как и Ван­дер­хоофа, нико­гда не про­из­но­си­лось гром­ко. Когда бы ни обсуж­дал­ся вопрос о церк­ви за верес­ко­вой пусто­шью, это дела­лось шепо­том, и если дело шло к ночи, шеп­чу­щи­е­ся тре­вож­но огля­ды­ва­лись, что­бы убе­дить­ся в том, что ничто бес­фор­мен­ное и зло­ве­щее не под­пол­за­ет из тем­но­ты под­твер­дить их мрач­ные сло­ва. Цер­ков­ный двор оста­вал­ся зеле­ным и кра­си­вым, как в те вре­ме­на, когда цер­ковь исполь­зо­ва­лась, и цве­ты на моги­лах под­вер­га­лись той же тща­тель­ной забо­те, как и в про­шлом. Здесь рабо­тал ста­рый цер­ков­ный сто­рож, слов­но все еще про­дол­жал выпол­нять свою служ­бу, и те, кто отва­жи­ва­лись прой­ти мимо церк­ви, рас­ска­зы­ва­ли, что он под­дер­жи­вал посто­ян­ную связь с дья­во­лом и с теми духа­ми, что таят­ся внут­ри стен клад­би­ща. Одна­жды утром, про­дол­жал Хейнс, Фосте­ра заме­ти­ли копа­ю­щим моги­лу в том месте, где цер­ков­ный шпиль отбра­сы­ва­ет тень в пол­день. Он тру­дил­ся до тех пор, пока солн­це не зашло за горы и погру­зи­ло всю дерев­ню в сумер­ки. Поз­же цер­ков­ный коло­кол, мол­чав­ший мно­го меся­цев, тор­же­ствен­но про­бил пол­ча­са. И на зака­те наблю­дав­шие с рас­сто­я­ния за Фосте­ром уви­де­ли, что он выка­тил на тач­ке из дома свя­щен­ни­ка гроб, после корот­кой цере­мо­нии опу­стил его в моги­лу и засы­пал ее зем­лей.

Цер­ков­ный сто­рож при­шел в дерев­ню на сле­ду­ю­щее утро, в соот­вет­ствии со сво­им тра­ди­ци­он­ным еже­не­дель­ным рас­по­ряд­ком, и в гораз­до луч­ше рас­по­ло­же­нии духа, неже­ли обыч­но. Каза­лось, ему хочет­ся пого­во­рить, так что он пове­дал о том, что Ван­дер­хооф нака­нуне умер, и он похо­ро­нил его тело за моги­лой пас­то­ра Слот­та воз­ле цер­ков­ной сте­ны. Пери­о­ди­че­ски он улы­бал­ся и поти­рал руки с непод­хо­дя­щим вре­ме­ни и обста­нов­ке весе­льем. Было замет­но, что он нахо­дит в смер­ти Ван­дер­хоофа ненор­маль­ное, дья­воль­ское удо­воль­ствие. Дере­вен­ские жите­ли ощу­ти­ли в нем нарас­та­ю­щее безу­мие и поста­ра­лись как мож­но ско­рее поки­нуть его. После смер­ти Ван­дер­хоофа они чув­ство­ва­ли себя в еще боль­шей опас­но­сти, посколь­ку ста­рый цер­ков­ный сто­рож теперь пол­но­стью осво­бо­дил­ся в сво­ем наме­ре­нии под­чи­нить злым чарам всю дерев­ню, рас­по­ло­жен­ную у церк­ви за верес­ко­вой пусто­шью. Вре­мя от вре­ме­ни бор­мо­ча что-то на язы­ке, кото­ро­го никто не мог понять, Фостер поплел­ся обрат­но по доро­ге через боло­то.

Затем имен­но Марк Хейнс вспом­нил, что слы­шал, как пас­тор Ван­дер­хооф гово­рил обо мне как о сво­ем пле­мян­ни­ке. Поэто­му Хейнс решил напи­сать мне в надеж­де, что я могу знать что-либо, про­яс­ня­ю­щее тай­ну послед­них лет жиз­ни мое­го дядюш­ки. Одна­ко я заве­рил сво­е­го собе­сед­ни­ка в том, что ниче­го не знаю о сво­ем дядюш­ке и его про­шлом, кро­ме того, что моя мать упо­ми­на­ла о нем как о чело­ве­ке огром­ной физи­че­ской силы, но сла­бо­воль­ном и склон­ном к зави­си­мо­сти. Выслу­шав рас­сказ Хейн­са, я опу­стил перед­ние нож­ки мое­го крес­ла на пол и посмот­рел на часы. Было уже позд­нее полу­дня. «Как дале­ко отсю­да цер­ковь? — поин­те­ре­со­вал­ся я. — Как вы пола­га­е­те, добе­русь я до нее до зака­та?»

«Нет, парень, ты не дол­жен ходить туда ночью! Толь­ко не в то место!» — ста­рик замет­но дро­жал каж­дым сво­им чле­ном и напо­ло­ви­ну при­встал из крес­ла, про­сти­рая худые измож­ден­ные руки. — «Зачем, это же совер­шен­ная глу­пость!» Я посме­ял­ся над его опа­се­ни­я­ми и ска­зал, что опре­де­лен­но наме­рен уви­деть ста­ро­го цер­ков­но­го сто­ро­жа нынеш­ним вече­ром и выяс­нить все это дело как мож­но ско­рее. Я не соби­рал­ся при­ни­мать близ­ко к серд­цу суе­ве­рия неве­же­ствен­ных оби­та­те­лей дерев­ни, посколь­ку был уве­рен в том, что все, что я слы­шал, было про­сто цепоч­кой собы­тий, кото­рые чрез­мер­ное вооб­ра­же­ние жите­лей Дааль­бер­ге­на свя­за­ло с их несча­стья­ми. У меня не было ни тени ощу­ще­ния стра­ха и ужа­са.

Убе­див­шись в том, что я твер­до хочу добрать­ся до дома мое­го дядюш­ки до наступ­ле­ния ночи, Хейнс про­во­дил меня из сво­е­го офи­са и неохот­но дал мне неко­то­рые необ­хо­ди­мые ука­за­ния, то и дело уго­ва­ри­вая меня отка­зать­ся от сво­е­го наме­ре­ния. Когда я поки­дал его, он пожал мне руку с таким видом, слов­но уже не ожи­дал меня уви­деть вновь.
«Осте­ре­гай­тесь это­го ста­ро­го дья­во­ла Фосте­ра, не свя­зы­вай­тесь с ним! — Сно­ва и сно­ва уве­ще­вал он. — Я даже не думаю о том, что­бы ока­зать­ся рядом с ним в тем­но­те — ни доб­ро­воль­но, ни за день­ги. Ни за что!»

Он зано­во открыл свой мага­зин­чик, печаль­но пока­чи­вая голо­вой, пока я направ­лял­ся по доро­ге к окра­ине дерев­ни.

Уже через две мину­ты я уви­дел верес­ко­вую пустошь, о кото­рой гово­рил Хейнс. Доро­га, окайм­лен­ная побе­лен­ным изве­стью забо­ром, шла через боль­шое тор­фя­ное боло­то, кото­рое зарос­ло густым кустар­ни­ком, погру­жен­ным в сырую вяз­кую тину. В воз­ду­хе витал запах смер­ти и раз­ло­же­ния, и даже в сол­неч­ный пол­день были вид­ны мел­кие клоч­ки тума­на, вос­хо­дя­щие из это­го вре­до­нос­но­го места.

На про­ти­во­по­лож­ной сто­роне верес­ко­вой пусто­ши я, соглас­но ука­за­ни­ям, рез­ко повер­нул нале­во и сошел с глав­ной доро­ги. Поодаль было вид­но несколь­ко домов, выгля­дев­ших как жал­кие лачу­ги, демон­стри­ру­ю­щие край­нюю бед­ность их вла­дель­цев. Здесь доро­га шла под сви­са­ю­щи­ми вет­вя­ми стран­ных ив, кото­рые почти засло­ня­ли сол­неч­ные лучи. Миаз­мы боло­та по-преж­не­му каса­лись моих нозд­рей; воз­дух был сырым и про­хлад­ным. Я уско­рил шаг с тем, что­бы как мож­но ско­рее поки­нуть этот мрач­ный тон­нель. Через неко­то­рое вре­мя я сно­ва вышел на свет­лое место. Солн­це, завис­шее крас­ным шаром над греб­нем гор, нача­ло мед­лен­но туск­неть, и вско­ре пере­до мной на неко­то­ром рас­сто­я­нии пока­за­лась отли­ва­ю­щая кро­ва­вым блес­ком оди­но­кая цер­ковь. Поне­мно­гу я стал ощу­щать боязнь, о кото­рой упо­ми­нал Хейнс — чув­ство стра­ха, кото­рое вынуж­да­ло всех жите­лей Дааль­бер­ге­на осте­ре­гать­ся это­го места. При­зе­ми­стое камен­ное зда­ние церк­ви с пря­мым шпи­лем было похо­же на идо­ла, кото­ро­му покло­ня­ют­ся и почи­та­ют окру­жа­ю­щие его моги­лы. Каж­дая моги­ла име­ла арко­об­раз­ную вер­хуш­ку, слов­но пле­чи коле­но­пре­кло­нен­но­го чело­ве­ка, в то вре­мя как над все­ми ими подоб­но при­зра­ку парил тем­ный серый дом при­ход­ско­го свя­щен­ни­ка. Уви­дев эту кар­ти­ну, я неволь­но замед­лил шаг. Солн­це быст­ро исче­за­ло за гора­ми, и влаж­ный воз­дух непри­ят­но холо­дил меня. Обер­нув ворот­ник мое­го пла­ща вокруг шеи, я пота­щил­ся впе­ред. Вско­ре что-то про­мельк­ну­ло в поле мое­го зре­ния. В тени цер­ков­ной сте­ны нахо­ди­лось нечто белое — суще­ство, кото­рое, каза­лось, не име­ло опре­де­лен­ной фор­мы. Напря­гая зре­ние по мере того, как я при­бли­жал­ся, я уви­дел, что это был новый дере­вян­ный крест, воз­вы­ша­ю­щий­ся на хол­ми­ке све­жев­ско­пан­ной зем­ли. От это­го откры­тия на меня пове­я­ло еще боль­шим холо­дом. Я поду­мал, что это, долж­но быть, моги­ла дядюш­ки, но что-то под­ска­зы­ва­ло мне, что она чем-то отли­ча­лась от про­чих захо­ро­не­ний, окру­жа­ю­щих ее. Каким-то неуло­ви­мым обра­зом она каза­лась живой, если моги­лу вооб­ще мож­но назвать живой. Совсем близ­ко от нее, как я заме­тил, подой­дя бли­же, рас­по­ла­га­лась дру­гая моги­ла — ста­рый холм, увен­чан­ный искро­шив­шим­ся кам­нем. Это и есть гроб­ни­ца свя­щен­ни­ка Слот­та, поду­мал я, вспо­ми­ная рас­сказ Хейн­са.

В этом месте не было ни при­зна­ка жиз­ни. В сумер­ках я забрал­ся на низ­кий бугор, на кото­ром сто­ял дом свя­щен­ни­ка, и посту­чал молот­ком в дверь. Отве­та не после­до­ва­ло. Я обо­шел вокруг дома и несколь­ко раз загля­ды­вал в окна. Каза­лось, здесь нико­го нет.

Вдруг, в тече­ние бук­валь­но мину­ты, солн­це совер­шен­но скры­лось за низ­ки­ми гора­ми, и насту­пи­ла ночь. Я едва ли мог видеть в несколь­ких футах перед собой. Осто­рож­но нащу­пы­вая путь, я обо­гнул угол дома и оста­но­вил­ся, раз­мыш­ляя, что же теперь пред­при­нять.

Повсю­ду цари­ло спо­кой­ствие. Не было ни дыха­ния вет­ра, ни обыч­ных зву­ков, изда­ва­е­мых живот­ны­ми в их ноч­ной жиз­не­де­я­тель­но­сти. Все зло­ве­щее на вре­мя отсту­пи­ло, но как раз в этой гро­бо­вой тишине вер­ну­лись мои мрач­ные пред­чув­ствия. Я пред­ста­вил воз­дух, насе­лен­ный ужас­ны­ми фан­то­ма­ми, кото­рые тол­пи­лись вокруг меня, делая атмо­сфе­ру совер­шен­но не при­год­ной к дыха­нию. Уже в сотый раз я зада­вал­ся вопро­сом, где же может быть ста­рый цер­ков­ный сто­рож.

Стоя здесь и вооб­ра­жая зло­ве­щих демо­нов, кра­ду­щих­ся в тенях, я заме­тил два све­тя­щих­ся окна в цер­ков­ной коло­кольне. Я вспом­нил, что Хейнс рас­ска­зы­вал мне о том, что Фостер живет в под­ва­ле зда­ния. Кое-как про­би­ра­ясь в тем­но­те, я отыс­кал при­от­кры­тую дверь в цер­ковь. Внут­ри ощу­ща­лись запа­хи пле­се­ни и тле­на. Все, к чему я при­тра­ги­вал­ся, было покры­то холод­ной лип­кой вла­гой. Я зажег спич­ку и при­нял­ся обсле­до­вать поме­ще­ние, пыта­ясь най­ти, каким обра­зом попасть в коло­коль­ную баш­ню. Вне­зап­но я замер.

Меня достиг­ли обрыв­ки отвра­ти­тель­ной гром­кой пес­ни, рас­пе­ва­е­мой гор­тан­ным хрип­лым голо­сом. Спич­ка обо­жгла мои паль­цы, и я бро­сил ее. Два тон­ких луча све­та рас­сек­ли тьму у даль­ней сте­ны церк­ви, и под ними я уви­дел дверь, окайм­лен­ную про­би­ва­ю­щим­ся из щелей све­том. Пес­ня пре­кра­ти­лась так же рез­ко, как и нача­лась, и вновь воца­ри­лась абсо­лют­ная тиши­на. Мое серд­це беше­но коло­ти­лось, и кровь ярост­но пуль­си­ро­ва­ла в вис­ках. Если я не желал ока­ме­неть от стра­ха, мне бы сле­до­ва­ло немед­лен­но бежать отсю­да. Но я выбрал иное. Не осме­ли­ва­ясь зажечь еще одну спич­ку, я стал нао­щупь отыс­ки­вать путь сре­ди цер­ков­ных ска­мей, до тех пор, пока не ока­зал­ся перед осве­щен­ной две­рью. Ощу­ще­ние подав­лен­но­сти было таким, что мне каза­лось, буд­то все это про­ис­хо­дит во сне. Мои дей­ствия были почти бес­со­зна­тель­ны­ми. Взяв­шись за руч­ку две­ри, я обна­ру­жил, что она запер­та. Спу­стя немно­го вре­ме­ни я с силой посту­чал в нее, но не полу­чил отве­та. По-преж­не­му сто­я­ла пол­ная тиши­на. Поша­рив по краю две­ри, я нашел пет­ли, вынул из них креп­ле­ния, и дверь рух­ну­ла на пол. Туск­лый свет зали­вал ряд кру­тых сту­пе­ней. Ощу­щал­ся омер­зи­тель­ный запах вис­ки. Теперь я мог слы­шать, как кто-то шеве­лит­ся навер­ху в башен­ной ком­на­те. Я риск­нул оклик­нуть его, и мне пока­за­лось, что в ответ донес­ся стон. Я стре­ми­тель­но побе­жал по лест­ни­це вверх.

Пер­вый взгляд на это забро­шен­ное место про­из­во­дил поис­ти­не пуга­ю­щее впе­чат­ле­ние. Вся малень­кая ком­на­та была заби­та стран­ны­ми запы­лен­ны­ми кни­га­ми и ману­скрип­та­ми, наво­див­ши­ми на мысль о неве­ро­ят­но древ­них эпо­хах. На рядах полок, дости­гав­ших потол­ка, сто­я­ли ужас­ные пред­ме­ты — стек­лян­ные сосу­ды и бутыл­ки, содер­жа­щие змей, яще­риц и лету­чих мышей. Все было покры­то пылью, пле­се­нью и пау­ти­ной. В цен­тре, за сто­лом, на кото­ром сто­я­ли зажжен­ная све­ча, почти пустая бутыл­ка вис­ки и ста­кан, сиде­ла непо­движ­ная кост­ля­вая фигу­ра с худым смор­щен­ным лицом и дики­ми пусты­ми гла­за­ми, уста­вив­ши­ми­ся на меня. Тот­час я понял, что это Абель Фостер, ста­рый цер­ков­ный сто­рож. По мере того, как я мед­лен­но, с опас­кой под­хо­дил к нему, он не дви­гал­ся и не про­из­но­сил ни зву­ка.

«Мистер Фостер?» — спро­сил я и содрог­нул­ся от необъ­яс­ни­мо­го стра­ха, когда услы­шал эхо сво­е­го голо­са внут­ри закры­то­го про­стран­ства ком­на­ты. Фигу­ра за сто­лом не отве­ча­ла и не дви­га­лась. Я поду­мал, не напил­ся ли он до бес­чув­ствия, и подо­шел к сто­лу, что­бы потря­сти его. «Нет! — закри­чал он. — Не при­ка­сай­ся ко мне! Ухо­ди прочь, ухо­ди!» Я уви­дел, что он одно­вре­мен­но пьян и раз­дав­лен каким-то неиме­ну­е­мым ужа­сом. В мяг­кой мане­ре я пове­дал ему, кто я и зачем при­шел. Каза­лось, он кое-что смут­но понял и апа­тич­но сел обрат­но на стул, сохра­няя непо­движ­ность.

«Я поду­мал, что ты — это он. — про­мям­лил Фостер. — Я поду­мал, что он вер­нул­ся за этим. Он пыта­ет­ся вырвать­ся — пыта­ет­ся вырвать­ся отту­да, куда я его заклю­чил.» — Его голос сно­ва воз­вы­сил­ся до кри­ка, и он креп­ко вце­пил­ся в стул. – «Воз­мож­но, он толь­ко что вырвал­ся. Воз­мож­но, он уже сна­ру­жи!»

Я огля­дел­ся вокруг, под­спуд­но ожи­дая уви­деть какую-нибудь при­зрач­ную фор­му, под­ни­ма­ю­щу­ю­ся по лест­ни­це.

«Воз­мож­но — кто сна­ру­жи?» — спро­сил я.

«Ван­дер­хооф! — взвизг­нул он — Крест на его моги­ле кло­нит­ся каж­дую ночь! Каж­дое утро зем­ли над ней ста­но­вит­ся все мень­ше, а шум из моги­лы — все гром­че. Он пыта­ет­ся вый­ти нару­жу, а я ниче­го не могу поде­лать».

Насиль­но уса­див его на стул, я при­сел рядом на короб­ку. Он дро­жал, охва­чен­ный смер­тель­ным стра­хом; с угол­ков его губ капа­ла слю­на. Вре­мя от вре­ме­ни у меня появ­ля­лось ощу­ще­ние ужа­са, кото­рый опи­сы­вал Хейнс, рас­ска­зы­вая мне о ста­ром цер­ков­ном сто­ро­же. По прав­де гово­ря, в этом чело­ве­ке было что-то сверхъ­есте­ствен­но жут­кое. Теперь его голо­ва опу­сти­лась на грудь; он казал­ся более спо­кой­ным и что-то бор­мо­тал сам себе.

Я тихо встал и открыл окно, что­бы вывет­рить дур­ман вис­ки и запах пле­се­ни. Свет толь­ко что взо­шед­шей туск­лой луны делал все пред­ме­ты едва види­мы­ми. Со сво­е­го места в башне я сумел раз­гля­деть толь­ко моги­лу свя­щен­ни­ка Ван­дер­хоофа, но, толь­ко бро­сив на нее взгляд, сра­зу при­сталь­но всмот­рел­ся. Крест на ней накре­нил­ся! Я твер­до пом­нил, что еще час назад он сто­ял вер­ти­каль­но. Страх сно­ва завла­дел мной. Я быст­ро обер­нул­ся. Фостер сидел на сту­ле и смот­рел на меня. Его взгляд стал более разум­ным. «Так ты пле­мян­ник Ван­дер­хоофа, — про­бор­мо­тал он гну­са­вым тоном. — Ты дол­жен знать все это. Ско­ро он вер­нет­ся за мной — так ско­ро, как смо­жет выбрать­ся из этой моги­лы. Сей­час ты все узна­ешь». Страх поки­нул его. Каза­лось, он при­ми­рил­ся с каким-то ужас­ным роком, кото­ро­го он ожи­дал в любой момент. Его голо­ва сно­ва све­си­лась на грудь, и он при­нял­ся моно­тон­но вещать мне.

«Ты видишь все эти кни­ги и руко­пи­си? Когда-то они при­над­ле­жа­ли пас­то­ру Слот­ту — пас­то­ру Слот­ту, кото­рый жил мно­го лет назад. Все эти пред­ме­ты нуж­ны для магии — чер­ной магии, кото­рую узнал ста­рый свя­щен­ник вско­ре после при­ез­да сюда. Их сжи­га­ли в мас­ле, что­бы полу­чить зна­ние — нездеш­нее зна­ние. Ста­рый Слотт знал это и нико­му ниче­го не рас­ска­зы­вал. Ста­рик Слотт, про­по­ве­до­вав­ший здесь мно­го поко­ле­ний назад, изу­чал эти кни­ги, при­ме­нял эти мерт­вые шту­ки, про­из­но­сил маги­че­ские закли­на­ния и фор­му­лы, но он не поз­во­лял нико­му узнать об этом. Никто не знал это­го — никто, кро­ме свя­щен­ни­ка Слот­та и меня».

«Вас?» — вос­клик­нул я, скло­ня­ясь над сто­лом по направ­ле­нию к нему. «Да, и меня, после того как я изу­чил эту магию. — Его лицо при­об­ре­ло выра­же­ние лукав­ства, когда он отве­тил мне. — Я нашел здесь эти веще­ства и кни­ги, когда стал цер­ков­ным сто­ро­жем, и при­нял­ся изу­чать их в сво­бод­ное вре­мя. И вско­ре я узнал все».

Моно­тон­ным голо­сом ста­рик рас­ска­зы­вал мне свою исто­рию, и я, слов­но окол­до­ван­ный, вни­ма­тель­но слу­шал его. Он пове­дал о том, как изу­чил труд­ные фор­му­лы демо­но­ло­гии и как посред­ством закли­на­ний мог накла­ды­вать чары на чело­ве­че­ские суще­ства. Он осу­ществ­лял ужас­ные оккульт­ные риту­а­лы сво­ей адской веры, пре­дав ана­фе­ме дерев­ню и ее оби­та­те­лей. Обе­зу­мев от сво­их жела­ний, он пытал­ся под­чи­нить сво­ей магии и цер­ковь, но могу­ще­ство Бога было слиш­ком вели­ко. Рас­по­знав сла­бо­во­лие в Йохан­не­се Ван­дер­хоо­фе, он под­чи­нил его себе, так что про­по­ве­ди свя­щен­ни­ка ста­ли стран­ны­ми и пол­ны­ми мисти­че­ско­го смыс­ла, вну­ша­ю­ще­го страх наив­ным серд­цам сель­ских жите­лей. Из сво­е­го поло­же­ния в ком­на­те в коло­кольне за укра­шав­шей зад­нюю сте­ну церк­ви кар­ти­ной, изоб­ра­жа­ю­щей иску­ше­ние Хри­ста, он сле­дил через щели в гла­зах дья­во­ла за Ван­дер­хоофом, когда тот про­из­но­сил про­по­ве­ди. Пора­жен­ные ужа­сом нече­сти­вых вещей, про­ис­хо­див­ших с наро­дом, чле­ны кон­гре­га­ции один за дру­гим поки­ну­ли ее, и Фостер полу­чил воз­мож­ность делать все, что хотел, с цер­ко­вью и с Ван­дер­хоофом.

«Но что вы сде­ла­ли с ним?» — спро­сил я лишен­ным эмо­ций голо­сом, когда ста­рый сто­рож пре­рвал свое при­зна­ние. Из его гру­ди вырва­лось какое-то подо­бие смеш­ка, а голо­ва запро­ки­ну­лась назад в пья­ном весе­лье. «Я забрал его душу! — про­выл он тоном, заста­вив­шим меня содрог­нуть­ся. — Я забрал его душу и заклю­чил ее в бутыл­ку: малень­кую чер­ную бутыл­ку! И я похо­ро­нил его! Лишив­шись души, он не может попасть ни в рай, и в ад! Но он идет за ней. Сей­час он пыта­ет­ся выбрать­ся из моги­лы. Я слы­шу, как он про­тал­ки­ва­ет себе путь через зем­лю — он уже доста­точ­но силен!»

По мере того, как ста­рик изла­гал мне свою исто­рию, я все боль­ше и боль­ше про­ни­кал­ся убеж­де­ни­ем в том, что он гово­рит прав­ду, и это вовсе не пья­ный бред. Каж­дая деталь соот­вет­ство­ва­ла тому, что рас­ска­зы­вал мне Хейнс. Посте­пен­но во мне нарас­тал страх. Теперь ста­рый кол­дун сотря­сал­ся в при­пад­ке демо­ни­че­ско­го сме­ха, а я едва удер­жи­вал себя от жела­ния стрем­глав бро­сить­ся вниз по узкой лест­ни­це — прочь от это­го про­кля­то­го сосед­ства. Пыта­ясь успо­ко­ить себя, я встал и сно­ва взгля­нул в окно. Мои гла­за едва не вылез­ли из орбит, когда я уви­дел, что крест на моги­ле Ван­дер­хоофа замет­но поко­сил­ся в тот момент, когда я бро­сил на него взгляд. Теперь он сто­ял под углом в сорок пять гра­ду­сов!
«Можем ли мы отко­пать Ван­дер­хоофа и вер­нуть ему душу?» — почти неслыш­но спро­сил я, чув­ствуя, что сле­ду­ет пото­ро­пить­ся с тем, что­бы что-нибудь сде­лать. Ста­рик в ужа­се под­нял­ся со сво­е­го сту­ла.

«Нет, нет, нет! — закри­чал он. — Он убьет меня! Я забыл фор­му­лу, и если он вырвет­ся нару­жу, он будет жив, но не будет иметь души. Он убьет нас обо­их!»
«Где нахо­дит­ся бутыл­ка с его душой?» — спро­сил я, угро­жа­ю­ще направ­ля­ясь к нему. Я чув­ство­вал, что долж­но про­изой­ти нечто ужас­ное, что я дол­жен во что бы то ни ста­ло предот­вра­тить.

«Я не ска­жу тебе, щенок! — про­ры­чал он. Я ско­рее почув­ство­вал, чем уви­дел стран­ный свет в его гла­зах, когда он посмот­рел в угол ком­на­ты. — И не тро­гай меня, или ты пожа­ле­ешь об этом!»

Я сде­лал шаг впе­ред, заме­тив, что на низень­кой табу­рет­ке поза­ди него сто­ят две чер­ных бутыл­ки. Фостер бор­мо­тал какие-то зага­доч­ные сло­ва при­глу­шен­ным мело­дич­ным голо­сом. Все посе­ре­ло перед мои­ми гла­за­ми, и что-то внут­ри меня, каза­лось, дер­ну­лось вверх, пыта­ясь вырвать­ся из мое­го гор­ла. Я почув­ство­вал сла­бость в коле­нях.
Скло­нив­шись впе­ред, я схва­тил ста­ро­го сто­ро­жа за глот­ку, а сво­бод­ной рукой достал бутыл­ки на табу­рет­ке. Одна­ко ста­рик пова­лил­ся назад, задев табу­рет­ку ногой, и одна из буты­лок упа­ла на пол, в то вре­мя как дру­гую я успел пой­мать. В ней было вид­но сия­ние голу­бо­го пла­ме­ни. Запах серы про­пи­тал ком­на­ту. Из малень­ко­го оскол­ка раз­би­то­го стек­ла под­нял­ся белый пар, вывет­рив­ший­ся в окно.

«Будь ты про­клят, мошен­ник!» — про­зву­чал голос, казав­ший­ся при­глу­шен­ным и дале­ким. Фостер, кото­ро­го я отпу­стил, когда раз­би­лась бутыл­ка, при­жал­ся к стене и съе­жил­ся и смор­щил­ся еще боль­ше, чем обыч­но. Его лицо посте­пен­но ста­но­ви­лось тем­но-зеле­ным.

«Будь ты про­клят!» — вновь про­из­нес голос, кото­рый, как я с тру­дом понял, исхо­дил из его уст. — Что ты натво­рил! Эта бутыл­ка была моей! Свя­щен­ник Слотт оста­вил ее мне две­сти лет назад!»

Он мед­лен­но соскольз­нул на пол, уста­вив­шись на меня нена­ви­дя­щим взгля­дом, кото­рый стре­ми­тель­но зату­ма­ни­вал­ся. Его плоть меня­лась от бело­го к чер­но­му цве­ту, а затем к жел­то­му. Я с ужа­сом созер­цал, как его тело, каза­лось, рас­сы­па­ет­ся в кло­чья, пока, нако­нец, его одеж­да не рух­ну­ла на пол в виде смор­щен­ных скла­док.

Бутыл­ка в моих руках ста­ла нагре­вать­ся. В стра­хе я посмот­рел на нее. Она засве­ти­лась таин­ствен­ным фос­фо­рес­цент­ным блес­ком. Ока­ме­нев от ужа­са, я поста­вил ее на стол, но не мог ото­рвать от нее взгляд. Насту­пил зло­ве­щий момент тиши­ны, в то вре­мя как бутыл­ка сия­ла все ярче, и затем моих ушей достиг­нул отчет­ли­вый звук пада­ю­щих комьев зем­ли. Зата­ив дыха­ние, я выгля­нул в окно. Теперь луна была хоро­шо замет­на в небе, и в ее све­те я уви­дел, что новый крест на моги­ле Ван­дер­хоофа упал. Сно­ва раз­дал­ся звук осы­па­ю­щей­ся поч­вы, и, не в силах более сдер­жи­вать себя, я кинул­ся вниз по лест­ни­це, разыс­ки­вая путь к две­ри. Вре­мя от вре­ме­ни спо­ты­ка­ясь о коч­ки и падая на зем­лю, я мчал­ся отсю­да, обу­ян­ный невы­но­си­мым ужа­сом. Достиг­нув в том месте, где начи­нал­ся вход в сумрач­ный свод ив, под­но­жья хол­ма, на кото­ром сто­я­ла цер­ковь, я услы­шал поза­ди чудо­вищ­ный гро­хот. Обер­нув­шись, я бро­сил взгляд на цер­ковь. Ее сте­ны отра­жа­ли лун­ный свет, а напро­тив нее уга­ды­вал­ся гигант­ский силу­эт жут­кой чер­ной тени, под­ни­ма­ю­щей­ся из моги­лы мое­го дядюш­ки. Отвра­ти­тель­но дер­га­ясь, она пота­щи­лась по направ­ле­нию к церк­ви.

На сле­ду­ю­щее утром я пове­дал эту исто­рию груп­пе кре­стьян в лав­ке Хейн­са. Во вре­мя мое­го рас­ска­за они пере­гля­ды­ва­лись и едва замет­но улы­ба­лись, но когда я пред­ло­жил им сопро­во­дить меня к тому месту, в раз­но­об­раз­ных выра­же­ни­ях отка­за­лись. Хотя, каза­лось, они с недо­ве­ри­ем отнес­лись к моей исто­рии, никто не осме­лил­ся пой­ти на риск. Тогда я ска­зал им, что пой­ду один, хотя, откро­вен­но при­зна­юсь, такая идея отнюдь не радо­ва­ла меня. Когда я поки­нул лав­ку, один ста­рик с длин­ной седой боро­дой поспе­шил вслед за мной и схва­тил меня за руку.

«Я пой­ду с тобой, парень, — ска­зал он. — Это похо­же на то, что я когда- то слы­шал от сво­е­го деда — что-то насчет ста­ро­го свя­щен­ни­ка Слот­та. Стран­ным типом был он, как я слы­шал, но Ван­дер­хооф был еще хуже».

Когда мы при­бы­ли к церк­ви, моги­ла пас­то­ра Ван­дер­хоофа ока­за­лась вскры­той и пустой. Конеч­но, это, долж­но быть, дело рук гро­бо­ко­па­те­лей, реши­ли мы, и еще: В ком­на­те в коло­коль­ной башне бутыл­ка, кото­рую я оста­вил на сто­ле, исчез­ла, хотя оскол­ки раз­би­той по-преж­не­му валя­лись на полу. А в куче смя­той одеж­ды и жел­той пыли, кото­рая когда-то была Абе­лем Фосте­ром, мы обна­ру­жи­ли чьи-то отпе­чат­ки сле­дов мон­стру­оз­но­го раз­ме­ра. Мель­ком про­смот­рев неко­то­рые кни­ги и руко­пи­си, раз­ло­жен­ные в коло­кольне, мы спу­сти­лись вме­сте с ними вниз по лест­ни­це и пре­да­ли огню как бого­хуль­ные и кощун­ствен­ные. Воору­жив­шись лопа­та­ми, най­ден­ны­ми в под­ва­ле церк­ви, мы засы­па­ли моги­лу Йохан­не­са Ван­дер­хоофа, а затем, после неко­то­ро­го раз­ду­мья, бро­си­ли в костер нече­сти­вый крест. Ста­ру­хи гово­рят, что сей­час, когда вос­хо­дит пол­ная луна, по цер­ков­но­му дво­ру бро­дит жут­кая гигант­ская фигу­ра, сжи­ма­ю­щая в руках бутыл­ку и что-то разыс­ки­ва­ю­щая.