Говард Филлипс Лавкрафт

ХРЕБТЫ БЕЗУМИЯ

(At the Mountains of Madness)
Напи­са­но в 1931 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод В. Бер­нац­кой

////

I 

Про­тив сво­ей воли начи­наю я этот рас­сказ, меня вынуж­да­ет явное неже­ла­ние уче­но­го мира при­слу­шать­ся к моим сове­там, они жаж­дут дока­за­тельств. Не хоте­лось бы рас­кры­вать при­чи­ны, застав­ля­ю­щие меня сопро­тив­лять­ся гря­ду­ще­му поко­ре­нию Антарк­ти­ки – попыт­кам рас­то­пить веч­ные льды и повсе­мест­но­му буре­нию в поис­ках полез­ных иско­па­е­мых. Впро­чем, сове­ты мои и на этот раз могут ока­зать­ся ненуж­ны­ми. 

Пони­маю, что рас­сказ мой посе­лит в души мно­гих сомне­ния в его­прав­ди­во­сти, но скрой я самые экс­тра­ва­гант­ные и неве­ро­ят­ные собы­тия, что оста­нет­ся от него? В мою поль­зу, одна­ко, сви­де­тель­ству­ют неиз­вест­ные дото­ле фото­гра­фии, в том чис­ле и сде­лан­ные с воз­ду­ха,– очень чет­кие и крас­но­ре­чи­вые. Хотя, конеч­но, и здесь най­дут­ся сомне­ва­ю­щи­е­ся – ведь неко­то­рые лов­ка­чи научи­лись вели­ко­леп­но под­де­лы­вать фото. Что каса­ет­ся зари­со­вок, то их-то уж навер­ня­ка сочтут мисти­фи­ка­ци­ей, хотя, думаю, искус­ство­ве­ды осно­ва­тель­но поло­ма­ют голо­ву над тех­ни­кой зага­доч­ных рисун­ков. 

Мне при­хо­дит­ся наде­ять­ся лишь на пони­ма­ние и под­держ­ку тех немно­гих гени­ев нау­ки, кото­рые, с одной сто­ро­ны, обла­да­ют боль­шой неза­ви­си­мо­стью мыс­ли и спо­соб­ны оце­нить ужа­са­ю­щую убе­ди­тель­ность предъ­яв­лен­ных дока­за­тельств, сопо­ста­вив их с неко­то­ры­ми таин­ствен­ны­ми пер­во­быт­ны­ми мифа­ми; а с дру­гой – име­ют доста­точ­ный вес в науч­ном мире, что­бы при­оста­но­вить раз­ра­бот­ку все­воз­мож­ных гран­ди­оз­ных про­грамм осво­е­ния “хреб­тов безу­мия”. Жаль, что ни я, ни мои кол­ле­ги, скром­ные тру­же­ни­ки нау­ки из про­вин­ци­аль­ных уни­вер­си­те­тов, не можем счи­тать­ся доста­точ­ны­ми авто­ри­те­та­ми в столь слож­ных и абсо­лют­но фан­та­сти­че­ских обла­стях бытия.  

В стро­гом смыс­ле сло­ва мы и спе­ци­а­ли­ста­ми-то в них не явля­ем­ся. Меня, напри­мер, Мис­ка­то­ник­ский уни­вер­си­тет напра­вил в Антарк­ти­ку как гео­ло­га: с помо­щью заме­ча­тель­ной буро­вой уста­нов­ки, скон­стру­и­ро­ван­ной про­фес­со­ром наше­го же уни­вер­си­те­та Фрэн­ком Х. Пэбо­ди, мы долж­ны были добыть с боль­шой глу­би­ны образ­цы поч­вы и пород. Не стре­мясь про­слыть пио­не­ром в дру­гих обла­стях нау­ки, я, тем не менее, наде­ял­ся, что это новое меха­ни­че­ское устрой­ство помо­жет мне мно­гое раз­ве­дать и уви­деть в ином све­те. 

Как чита­тель, несо­мнен­но, зна­ет из наших сооб­ще­ний, уста­нов­ка Пэбо­ди прин­ци­пи­аль­но нова и пока не име­ет себе рав­ных. Ее незна­чи­тель­ный вес, пор­та­тив­ность и соче­та­ние прин­ци­па арте­зи­ан­ско­го дей­ствия бура с прин­ци­пом вра­ща­ю­ще­го­ся пер­фо­ра­то­ра дают воз­мож­ность рабо­тать с поро­да­ми раз­ной твер­до­сти. Сталь­ная буриль­ная корон­ка, склад­ной хво­сто­вик бура, бен­зи­но­вый дви­га­тель, раз­бор­ная дере­вян­ная буро­вая выш­ка, при­над­леж­но­сти для взрыв­ных работ, тро­сы, спе­ци­аль­ное устрой­ство для уда­ле­ния раз­ру­шен­ной поро­ды, несколь­ко сек­ций буриль­ных труб – шири­ной по пять дюй­мов, а дли­ной, в собран­ном виде, до тыся­чи футов,– все это необ­хо­ди­мое для рабо­ты сна­ря­же­ние мог­ло раз­ме­стить­ся все­го на трех санях, в каж­дые из кото­рых впря­га­лось по семь собак. Ведь боль­шин­ство метал­ли­че­ских частей изго­тов­ля­лись из лег­ких алю­ми­ни­е­вых спла­вов. Четы­ре огром­ных само­ле­та, скон­стру­и­ро­ван­ных фир­мой Дор­нье для поле­тов на боль­шой высо­те в арк­ти­че­ских усло­ви­ях и снаб­жен­ных спе­ци­аль­ны­ми устрой­ства­ми для подо­гре­ва горю­че­го, а так­же для ско­рей­ше­го запус­ка дви­га­те­ля (послед­нее – так­же изоб­ре­те­ние Пэбо­ди), мог­ли доста­вить нашу экс­пе­ди­цию в пол­ном соста­ве из базы на краю лед­ни­ко­во­го барье­ра в любую нуж­ную нам точ­ку. А там мож­но пере­дви­гать­ся уже и на соба­ках. 

Мы пла­ни­ро­ва­ли иссле­до­вать за один антарк­ти­че­ский сезон – немно­го задер­жав­шись, если потре­бу­ет­ся,– как мож­но боль­ший рай­он, сосре­до­то­чив­шись в основ­ном у гор­ных хреб­тов и на пла­то к югу от моря Рос­са. До нас в этих местах побы­ва­ли Шекл­тон, Амунд­сен, Скотт и

Бэрд. Имея воз­мож­ность часто менять сто­ян­ку и пере­ле­тать на боль­шие рас­сто­я­ния, мы наде­я­лись полу­чить самый раз­но­род­ный гео­ло­ги­че­ский мате­ри­ал. Осо­бен­но инте­ре­со­вал нас докем­брий­ский пери­од – образ­цы антарк­ти­че­ских пород это­го вре­ме­ни мало­из­вест­ны науч­но­му миру. Хоте­лось так­же при­вез­ти с собой и кус­ки отло­же­ний из верх­них пла­стов, содер­жа­щих орга­ни­че­ские остат­ки,– ведь зна­ние ран­ней исто­рии это­го суро­во­го, пустын­но­го цар­ства холо­да и смер­ти необы­чай­но важ­но для нау­ки о про­шлом Зем­ли. Извест­но, что в дав­ние вре­ме­на кли­мат на антарк­ти­че­ском мате­ри­ке был теп­лым и даже тро­пи­че­ским, а рас­ти­тель­ный и живот­ный мир бога­тым и раз­но­об­раз­ным; теперь же из все­го это­го изоби­лия сохра­ни­лись лишь лишай­ни­ки, мор­ская фау­на, пау­ко­об­раз­ные и пинг­ви­ны. Мы очень наде­я­лись попол­нить и уточ­нить инфор­ма­цию о былых фор­мах жиз­ни. В тех слу­ча­ях, когда буре­ние пока­жет, что здесь нахо­дят­ся остат­ки фау­ны и фло­ры, мы взры­вом уве­ли­чим отвер­стие и добу­дем образ­цы нуж­но­го раз­ме­ра и кон­ди­ции. 

Из-за того, что вни­зу, на рав­нине, тол­ща ледя­но­го покро­ва рав­ня­лась миле, а то и двум, нам при­хо­ди­лось бурить сква­жи­ны раз­ной глу­би­ны на гор­ных скло­нах. Мы не мог­ли поз­во­лить себе терять вре­мя и бурить лед даже зна­чи­тель­но мень­шей тол­щи­ны, хотя Пэбо­ди и при­ду­мал, как рас­тап­ли­вать его с помо­щью вмон­ти­ро­ван­ных в пер­фо­ра­тор мед­ных элек­тро­дов, рабо­та­ю­щих от дина­мо-маши­ны. После несколь­ких экс­пе­ри­мен­тов мы отка­за­лись от такой затеи, а теперь имен­но этот отверг­ну­тый нами метод соби­ра­ет­ся исполь­зо­вать, несмот­ря на все наши предо­сте­ре­же­ния, буду­щая экс­пе­ди­ция Стар­ку­эте­ра-Мура. 

Об экс­пе­ди­ции Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та широ­кая обще­ствен­ность зна­ла из наших теле­граф­ных отче­тов, пуб­ли­ко­вав­ших­ся в “Арк­хем­ской газе­те” и мате­ри­а­лах “Ассо­ши­эй­тед Пресс”, а позд­нее – из ста­тей Пэбо­ди и моих. Сре­ди ее чле­нов были четы­ре пред­ста­ви­те­ля уни­вер­си­те­та: Пэбо­ди, био­лог Лейк, физик Этвуд, он же метео­ро­лог, и я, гео­лог и номи­наль­ный гла­ва груп­пы, а так­же шест­на­дцать помощ­ни­ков: семе­ро сту­ден­тов послед­не­го кур­са и девять опыт­ных меха­ни­ков. Две­на­дцать из шест­на­дца­ти мог­ли управ­лять само­ле­том, и все, кро­ме дво­их, были уме­лы­ми ради­ста­ми. Восемь раз­би­ра­лись в нави­га­ции, уме­ли поль­зо­вать­ся ком­па­сом и сек­стан­том, в том чис­ле Пэбо­ди, Этвуд и я. Кро­ме того, на двух наших кораб­лях – допо­топ­ных дере­вян­ных кито­бой­цах, пред­на­зна­чен­ных для рабо­ты в арк­ти­че­ских широ­тах и име­ю­щих допол­ни­тель­ные паро­вые дви­га­те­ли, – были пол­но­стью уком­плек­то­ван­ные коман­ды. 

Финан­си­ро­ва­ли нашу экс­пе­ди­цию Фонд Ната­ни­э­ля Дер­би Пик­ме­на, а так­же еще несколь­ко спон­со­ров; сбо­ры про­хо­ди­ли очень тща­тель­но, хотя осо­бой рекла­мы не было. Соба­ки, сани, палат­ки с необ­хо­ди­мым сна­ря­же­ни­ем, сбор­ные части само­ле­тов – все пере­во­зи­лось в Бостон и там гру­зи­лось на паро­хо­ды. Вели­ко­леп­ной осна­щен­но­стью экс­пе­ди­ции мы во мно­гом обя­за­ны бес­цен­но­му опы­ту наших недав­них бле­стя­щих пред­ше­ствен­ни­ков: мы при­дер­жи­ва­лись их реко­мен­да­ций во всем, что каса­лось про­до­воль­ствия, транс­пор­та, раз­бив­ки лаге­ря и режи­ма рабо­ты.

Мно­го­чис­лен­ность таких пред­ше­ствен­ни­ков и их заслу­жен­ная сла­ва ста­ли при­чи­ной того, что наша экс­пе­ди­ция, несмот­ря на ее зна­чи­тель­ные успе­хи, не при­влек­ла осо­бо­го вни­ма­ния обще­ствен­но­сти. 

Как упо­ми­на­лось в газе­тах, мы отплы­ли из Босто­на 2 сен­тяб­ря 1930 года и шли вна­ча­ле вдоль севе­ро­аме­ри­кан­ско­го побе­ре­жья. Прой­дя Панам­ский канал, взя­ли курс на ост­ро­ва Самоа, сде­лав оста­нов­ку там, а затем в Хобар­те, адми­ни­стра­тив­ном цен­тре Тасма­нии, где в послед­ний раз попол­ни­ли запа­сы про­до­воль­ствия. Никто из нас преж­де не был в поляр­ных широ­тах, и пото­му мы цели­ком пола­га­лись на опыт наших капи­та­нов, ста­рых мор­ских вол­ков, не один год ловив­ших китов в южных морях, – Дж. Б. Дугла­са, коман­до­вав­ше­го бри­гом “Арк­хем” и осу­ществ­ляв­ше­го так­же общее руко­вод­ство кораб­ля­ми, и Геор­га Тор­фин­се­на, воз­глав­ляв­ше­го эки­паж бар­ка “Мис­ка­то­ник”. 

По мере уда­ле­ния от циви­ли­зо­ван­но­го мира солн­це все поз­же захо­ди­ло за гори­зонт – день уве­ли­чи­вал­ся. Око­ло 62′ южной широ­ты мы заме­ти­ли пер­вые айс­бер­ги – плос­кие, похо­жие на огром­ные сто­лы глы­бы с вер­ти­каль­ны­ми стен­ка­ми, и еще до пере­се­че­ния Южно­го поляр­но­го кру­га, кое собы­тие было отпразд­но­ва­но нами 20 октяб­ря с тра­ди­ци­он­ной экс­цен­трич­но­стью, ста­ли посто­ян­но наты­кать­ся на ледя­ные зато­ры. После дол­го­го пре­бы­ва­ния в тро­пи­ках рез­кий спад тем­пе­ра­ту­ры осо­бен­но мучил меня, но я поста­рал­ся взять себя в руки в ожи­да­нии более суро­вых испы­та­ний. Меня часто при­во­ди­ли в вос­торг уди­ви­тель­ные атмо­сфер­ные явле­ния, в том чис­ле впер­вые уви­ден­ный мною пора­зи­тель­но чет­кий мираж: отда­лен­ные айс­бер­ги вдруг ясно пред­ста­ви­лись зуб­ча­ты­ми сте­на­ми гран­ди­оз­ных и фан­та­стич­ных зам­ков. 

Про­бив­шись сквозь льды, кото­рые, к сча­стью, име­ли в себе откры­тые раз­ло­мы, мы вновь вышли в сво­бод­ные воды в рай­оне 67′ южной широ­ты и 175′ восточ­ной дол­го­ты. Утром два­дцать шесто­го октяб­ря на юге появи­лась осле­пи­тель­но бли­став­шая белая полос­ка, а к полу­дню всех нас охва­тил вос­торг: перед наши­ми взо­ра­ми про­сти­ра­лась огром­ная засне­жен­ная гор­ная цепь, каза­лось, не имев­шая кон­ца. Слов­но часо­вой на посту, выси­лась она на краю вели­ко­го и неве­до­мо­го мате­ри­ка, охра­няя таин­ствен­ный мир застыв­шей Смер­ти. Несо­мнен­но, то были откры­тые Рос­сом Горы Адми­рал­тей­ства, и, сле­до­ва­тель­но, нам пред­сто­я­ло, обо­гнув мыс Адэр, плыть вдоль восточ­но­го бере­га зем­ли Вик­то­рии до места буду­щей базы на побе­ре­жье зали­ва Мак-Мер­до, у под­но­жья вул­ка­на Эре­бус на 77’9′ южной широ­ты. Заклю­чи­тель­ный этап наше­го пути был осо­бен­но впе­чат­ля­ю­щим и будо­ра­жил вооб­ра­же­ние. Вели­че­ствен­ные, пол­ные тай­ны хреб­ты скры­ва­ли от нас мате­рик, а сла­бые лучи солн­ца, невы­со­ко под­ни­мав­ше­го­ся над гори­зон­том даже в пол­день, не гово­ря уж о полу­но­чи, бро­са­ли розо­вый отблеск на белый снег, голу­бо­ва­тый лед, раз­во­дья меж­ду льди­на­ми и на тем­ные, тор­ча­щие из-под сне­га гра­нит­ные высту­пы скал. Вда­ли, сре­ди оди­но­ких вер­шин, буй­ство­вал сви­ре­пый антарк­ти­че­ский ветер; лишь нена­дол­го усми­рял он свои беше­ные поры­вы; завы­ва­ния его вызы­ва­ли смут­ное пред­став­ле­ние о дико­ва­тых зву­ках сви­ре­ли; они раз­но­си­лись дале­ко и в силу неких под­со­зна­тель­ных мне­мо­ни­че­ских при­чин бес­по­ко­и­ли и даже все­ля­ли ужас. Все вокруг напо­ми­на­ло стран­ные и тре­вож­ные ази­ат­ские пей­за­жи Нико­лая Рери­ха, а так­же еще более неве­ро­ят­ные и нару­ша­ю­щие душев­ный покой опи­са­ния зло­ве­ще­го плос­ко­го­рья Ленг, кото­рые дает безум­ный араб Абду­ла Аль­хаз­ред в мрач­ном “Некро­но­ми­коне”. Впо­след­ствии я не раз пожа­лел, что, будучи сту­ден­том кол­ле­джа, загля­ды­вал в эту чудо­вищ­ную кни­гу. 

7 нояб­ря гор­ная цепь на запа­де вре­мен­но исчез­ла из поля наше­го зре­ния; мы мино­ва­ли ост­ров Фран­кли­на, а на сле­ду­ю­щий день вда­ли, на фоне длин­ной цепи гор Пер­ри, зама­я­чи­ли кону­сы вул­ка­нов Эре­бус и Тер­рор на ост­ро­ве Рос­са. На восто­ке же беле­сой поло­сой про­тя­нул­ся огром­ный ледя­ной барьер тол­щи­ной не менее двух­сот футов. Рез­ко обры­ва­ясь, подоб­но отвес­ным ска­лам у бере­гов Кве­бе­ка, он ясно гово­рил, что кораб­лям идти даль­ше нель­зя. В пол­день мы вошли в залив Мак-Мер­до и вста­ли на якорь у куря­ще­го­ся вул­ка­на Эре­бус. Чет­кие очер­та­ния это­го гиган­та высо­той 12 700 футов напом­ни­ли мне япон­скую гра­вю­ру свя­щен­ной Фуд­зи­я­мы; сра­зу же за ним при­зрач­но белел потух­ший вул­кан Тер­рор, высо­та его рав­ня­лась 10 900 футам. 

Эре­бус рав­но­мер­но выпус­кал из сво­е­го чре­ва дым, и один из наших асси­стен­тов, ода­рен­ный сту­дент по фами­лии Ден­форт, обра­тил наше вни­ма­ние, что на засне­жен­ном склоне тем­не­ет нечто, напо­ми­на­ю­щее лаву. Он так­же при­ба­вил, что, по-види­мо­му, имен­но эта гора, откры­тая в 1840 году, послу­жи­ла источ­ни­ком вдох­но­ве­ния для По, кото­рый спу­стя семь лет напи­сал: 

Было серд­це мое горя­чее, Чем серы поток огне­вой, Чем лавы поток огне­вой, Бегу­щий с горы Эореи 

Под вет­ра поляр­но­го вой, Свер­га­ю­щий­ся с Эореи, Под бури арк­ти­че­ской вой. 

Ден­форт, боль­шой люби­тель тако­го рода стран­ной, экс­цен­три­че­ской лите­ра­ту­ры, мог гово­рить о По часа­ми. Меня само­го инте­ре­со­вал этот писа­тель, сде­лав­ший Антарк­ти­ду местом дей­ствия сво­е­го само­го длин­но­го про­из­ве­де­ния – вол­ну­ю­щей и зага­доч­ной “Пове­сти о при­клю­че­ни­ях Арту­ра Гор­до­на Пима”. 

А на голом побе­ре­жье и на ледя­ном барье­ре вда­ли с шум­ным гого­та­ни­ем бро­ди­ли, пере­ва­ли­ва­ясь и хло­пая ласта­ми, тол­пы неле­пей­ших созда­ний – пинг­ви­нов. В воде пла­ва­ло мно­же­ство жир­ных чаек, поверх­ность мед­лен­но дрей­фу­ю­щих льдин была так­же усе­я­на ими. 

Девя­то­го чис­ла, сра­зу после полу­но­чи, мы с пре­ве­ли­ким тру­дом добра­лись на кро­шеч­ных лод­чон­ках до ост­ро­ва Рос­са, таща за собой кана­ты, соеди­ня­ю­щие нас с обо­и­ми кораб­ля­ми; сна­ря­же­ние и про­до­воль­ствие доста­ви­ли поз­же на пло­тах. Сту­пив на антарк­ти­че­скую зем­лю, мы пере­жи­ли чув­ства ост­рые и слож­ные, несмот­ря на то, что до нас здесь уже побы­ва­ли Скотт и Шекл­тон. Пала­точ­ный лагерь, раз­би­тый нами пря­мо у под­но­жия вул­ка­на, был все­го лишь вре­мен­ным при­ста­ни­щем, центр же управ­ле­ния экс­пе­ди­ци­ей оста­вал­ся на “Арк­хе­ме”. Мы пере­вез­ли на берег все буриль­ные уста­нов­ки, а так­же собак, сани, палат­ки, про­до­воль­ствие, кани­стры с бен­зи­ном, экс­пе­ри­мен­таль­ную уста­нов­ку по рас­тап­ли­ва­нию льда, фото­ап­па­ра­ты, аэро­ка­ме­ры, разо­бран­ные само­ле­ты и про­чее сна­ря­же­ние, в том чис­ле три мини­а­тюр­ных радио­при­ем­ни­ка – поми­мо тех, что поме­ща­лись в само­ле­тах. В какой бы части ледя­но­го кон­ти­нен­та мы ни ока­за­лись, они помог­ли бы нам не терять связь с “Арк­хе­мом”. А с помо­щью мощ­но­го радио­пе­ре­дат­чи­ка на “Арк­хе­ме” осу­ществ­ля­лась связь с внеш­ним миром; сооб­ще­ния о ходе работ регу­ляр­но посы­ла­лись в “Арк­хем­скую газе­ту”, имев­шую свою радио­стан­цию в Кинг­порт-Хеде (штат Мас­са­чу­сетс). Мы наде­я­лись завер­шить дела к исхо­ду антарк­ти­че­ско­го лета, а в слу­чае неуда­чи пере­зи­мо­вать на “Арк­хе­ме”, послав “Мис­ка­то­ник” домой забла­го­вре­мен­но – до того, как ста­нет лед,– за све­жим запа­сом про­до­воль­ствия. 

Не хочет­ся повто­рять то, о чем писа­ли все газе­ты, и рас­ска­зы­вать еще раз о штур­ме Эре­бу­са; об удач­ных про­бах, взя­тых в раз­ных частях ост­ро­ва; о неиз­мен­ной, бла­го­да­ря изоб­ре­те­нию Пэбо­ди, ско­ро­сти буре­ния, кото­рая не сни­жа­лась даже при рабо­те с очень твер­ды­ми поро­да­ми; об удач­ных испы­та­ни­ях устрой­ства по рас­тап­ли­ва­нию льда; об опас­ней­шем подъ­еме на ледя­ной барьер с саня­ми и сна­ря­же­ни­ем и о сбор­ке пяти само­ле­тов в лаге­ре на ледя­ной кру­че. Все чле­ны нашей экс­пе­ди­ции – два­дцать муж­чин и пять­де­сят пять ездо­вых собак – чув­ство­ва­ли себя пре­вос­ход­но, прав­да, до сих пор мы еще не испы­ты­ва­ли люто­го холо­да или ура­ган­но­го вет­ра. Ртуть в тер­мо­мет­ре дер­жа­лась на отмет­ках 4′ — 7′ ниже нуля – моро­зы, к кото­рым мы при­вык­ли у себя в Новой Англии, где зимы быва­ют доволь­но суро­вы­ми. Лагерь на ледя­ном барье­ре был так­же про­ме­жу­точ­ным, там пред­по­ла­га­лось хра­нить бен­зин, про­ви­зию, дина­мит и еще неко­то­рые необ­хо­ди­мые вещи. 

Экс­пе­ди­ция мог­ла рас­счи­ты­вать толь­ко на четы­ре само­ле­та, пятый оста­вал­ся на базе под при­смот­ром лет­чи­ка и еще двух под­руч­ных и в слу­чае про­па­жи осталь­ных само­ле­тов дол­жен был доста­вить нас на “Арк­хем”. Поз­же, когда какой-нибудь само­лет или даже два были сво­бод­ны от пере­воз­ки аппа­ра­ту­ры, мы исполь­зо­ва­ли их для свя­зи: поми­мо этой основ­ной базы, у нас име­лось еще одно вре­мен­ное при­ста­ни­ще на рас­сто­я­нии шести­сот – семи­сот миль – в южной части огром­но­го плос­ко­го­рья, рядом с лед­ни­ком Бирд­мо­ра. Несмот­ря на мете­ли и жесто­чай­шие вет­ры, посто­ян­но дую­щие с плос­ко­го­рья, мы в целях эко­но­мии и эффек­тив­но­сти работ отка­за­лись от про­ме­жу­точ­ных баз. 

В радио­свод­ках от 21 нояб­ря сооб­ща­лось о нашем захва­ты­ва­ю­щем бес­по­са­доч­ном поле­те в тече­ние четы­рех часов над бес­край­ней ледя­ной рав­ни­ной, окайм­лен­ной на запа­де гор­ной гря­дой. Рев мото­ра раз­ры­вал веко­вое без­мол­вие; ветер не мешал поле­ту, а, попав в туман, мы про­дол­жи­ли путь по радио­ком­па­су. 

Когда меж­ду 83′ и 84′ южной широ­ты впе­ре­ди зама­я­чил некий мас­сив, мы поня­ли, что достиг­ли лед­ни­ка Бирд­мо­ра, само­го боль­шо­го шель­фо­во­го лед­ни­ка в мире; ледя­ной покров моря сме­ня­ла здесь суша, гор­ба­тив­ша­я­ся хреб­та­ми. Теперь мы окон­ча­тель­но всту­па­ли в свер­ка­ю­щее белиз­ной мерт­вое без­мол­вие край­не­го юга. Не успе­ли мы это осо­знать, как вда­ли, на восто­ке, пока­за­лась гора Нан­се­на, высо­та кото­рой рав­ня­ет­ся почти 15 000 футов. Удач­ная раз­бив­ка лаге­ря за лед­ни­ком на 86′ 7′ южной широ­ты и 174′ 23′ восточ­ной дол­го­ты и неве­ро­ят­но быст­рые успе­хи в буриль­ных и взрыв­ных рабо­тах, про­во­див­ших­ся в несколь­ких местах, куда мы доби­ра­лись на соба­ках или на само­ле­тах,– все это успе­ло стать досто­я­ни­ем исто­рии, так же как и три­ум­фаль­ное вос­хож­де­ние Пэбо­ди с дву­мя сту­ден­та­ми, Гед­ни и Кэр­ро­лом, на гору Нан­се­на, кото­рое они совер­ши­ли 13–15 декаб­ря. Нахо­дясь на высо­те 8500 футов над уров­нем моря, мы путем проб­но­го буре­ния обна­ру­жи­ли твер­дую поч­ву уже на глу­бине два­дца­ти футов и, при­бег­нув к уста­нов­ке Пэбо­ди, рас­тап­ли­ва­ю­щей снег и лед, смог­ли добыть образ­цы пород там, где до нас не помыс­лил бы это сде­лать ни один иссле­до­ва­тель. Полу­чен­ные таким обра­зом докем­брий­ские гра­ни­ты и пес­ча­ни­ки под­твер­ди­ли наше пред­по­ло­же­ние, что у пла­то и боль­шей, про­сти­ра­ю­щей­ся к запа­ду, части кон­ти­нен­та одно про­ис­хож­де­ние, чего нель­зя было ска­зать о рай­о­нах, лежа­щих к юго-восто­ку от Южной Аме­ри­ки; они, по наше­му разу­ме­нию, состав­ля­ли дру­гой, мень­ший, кон­ти­нент, отде­лен­ный от основ­но­го вооб­ра­жа­е­мой лини­ей, соеди­ня­ю­щей моря Рос­са и Уэд­дел­ла. Впро­чем, Бэрд нико­гда не согла­шал­ся с нашей тео­ри­ей. 

В неко­то­рых образ­цах пес­ча­ни­ков, кото­рые после буре­ния и взрыв­ных работ обра­ба­ты­ва­лись уже доло­том, мы обна­ру­жи­ли крайне любо­пыт­ные вкрап­ле­ния орга­ни­че­ских остат­ков – ока­ме­нев­шие папо­рот­ни­ки, мор­ские водо­рос­ли, три­ло­би­ты, кри­ной­ды и неко­то­рых мол­люс­ков – линг­велл и гастро­по­дов, что пред­став­ля­ло исклю­чи­тель­ный инте­рес для изу­че­ния пер­во­быт­ной исто­рии кон­ти­нен­та. Встре­ча­лись там и стран­но­го вида тре­уголь­ные поло­са­тые отпе­чат­ки, око­ло фута в осно­ва­нии, кото­рые Лейк соби­рал по частям из слан­ца, добы­то­го на боль­шой глу­бине в самой запад­ной точ­ке буре­ния, неда­ле­ко от гор Коро­ле­вы Алек­сан­дры. Био­лог Лейк посчи­тал поло­са­тые вкрап­ле­ния фак­том необыч­ным и наво­дя­щим на раз­мыш­ле­ния; я же как гео­ло­гне нашел здесь ниче­го уди­ви­тель­но­го – такой эффект часто встре­ча­ет­ся в оса­доч­ных поро­дах. Слан­цы сами по себе – мета­мор­фи­зи­ро­ван­ные обра­зо­ва­ния, в них все­гда есть спрес­со­ван­ные оса­доч­ные поро­ды; под дав­ле­ни­ем они могут при­ни­мать самы­ене­ве­ро­ят­ные фор­мы – так что осо­бых при­чин для недо­уме­ния я тут не видел. 

6 янва­ря 1931 года Лейк, Пэбо­ди, Дэни­элз, все шесте­ро сту­ден­тов, четы­ре меха­ни­ка и я выле­те­ли на двух само­ле­тах в направ­ле­нии Южно­го полю­са, одна­ко разыг­рав­ший­ся не на шут­ку ветер, кото­рый, к сча­стью, не пере­рос в частый здесь сви­ре­пый ура­ган, заста­вил нас пой­ти на вынуж­ден­ную посад­ку. Как писа­ли газе­ты, это был один из наших раз­ве­ды­ва­тель­ных поле­тов, когда мы нано­си­ли на кар­ту топо­гра­фи­че­ские осо­бен­но­сти мест­но­сти, где еще не побы­вал ни один иссле­до­ва­тель Антарк­ти­ды. Преды­ду­щие поле­ты ока­за­лись в этом отно­ше­нии неудач­ны­ми, хотя мы вдо­воль налю­бо­ва­лись тогда при­зрач­но- обман­чи­вы­ми поляр­ны­ми мира­жа­ми, о кото­рых во вре­мя мор­ско­го путе­ше­ствия полу­чи­ли лишь сла­бое пред­став­ле­ние. Дале­кие гор­ные хреб­ты пари­ли в воз­ду­хе как ска­зоч­ные горо­да, а белая пусты­ня под вол­шеб­ны­ми луча­ми низ­ко­го пол­ноч­но­го солн­ца часто обре­та­ла золо­тые, сереб­ря­ные и алые крас­ки стра­ны грез, суля смель­ча­ку неве­ро­ят­ные при­клю­че­ния. В пас­мур­ные дни поле­ты ста­но­ви­лись почти невоз­мож­ны: зем­ля и небо сли­ва­лись в одно таин­ствен­ное целое и раз­гля­деть линию гори­зон­та в этой снеж­ной хма­ри было очень труд­но. 

Нако­нец мы при­сту­пи­ли к выпол­не­нию наше­го пер­во­на­чаль­но­го пла­на, гото­вясь пере­ле­теть на пять­сот миль к запа­ду и раз­бить там еще один лагерь, кото­рый, как мы оши­боч­но пола­га­ли, будет нахо­дить­ся на дру­гом малом кон­ти­нен­те. Было инте­рес­но срав­нить гео­ло­ги­че­ские образ­цы обо­их рай­о­нов. Наше физи­че­ское состо­я­ние оста­ва­лось пре­вос­ход­ным – сок лай­ма раз­но­об­ра­зил наше пита­ние, состо­яв­шее из кон­сер­вов и соло­ни­ны, а уме­рен­ный холод поз­во­лял пока не кутать­ся. Лето было в самом раз­га­ре, и, поспе­шив, мы мог­ли закон­чить рабо­ту к мар­ту и тем избе­жать дол­гой тяж­кой зимов­ки в пери­од антарк­ти­че­ской ночи. На нас уже обру­ши­лось несколь­ко жесто­ких ура­га­нов с запа­да, но уро­на мы не понес­ли бла­го­да­ря изоб­ре­та­тель­но­сти Этву­да, поста­вив­ше­го эле­мен­тар­ные защит­ные устрой­ства вокруг наших само­ле­тов и укре­пив­ше­го палат­ки. Нам фан­та­сти­че­ски вез­ло. 

В мире зна­ли о нашей про­грам­ме, а так­же об упря­мой настой­чи­во­сти, с кото­рой Лейк тре­бо­вал до пере­се­ле­ния на новую базу совер­шить вылаз­ку в запад­ном, а точ­нее, в севе­ро-запад­ном направ­ле­нии. Он мно­го думал об этих стран­ных тре­уголь­ных вкрап­ле­ни­ях, мысль о них не дава­ла ему покоя; в резуль­та­те уче­ный при­шел к выво­ду, что их при­сут­ствие в слан­цах про­ти­во­ре­чит при­ро­де вещей и не отве­ча­ет соот­вет­ству­ю­ще­му гео­ло­ги­че­ско­му пери­о­ду. Любо­пыт­ство его было до край­но­сти воз­буж­де­но, ему отча­ян­но хоте­лось воз­об­но­вить буро­вые и взрыв­ные рабо­ты в запад­ном рай­оне, где отыс­ка­лись эти тре­уголь­ни­ки. Он поче­му-то уве­ро­вал в то, что мы встре­ти­лись со сле­да­ми круп­но­го, неиз­вест­но­го нау­ке орга­низ­ма, осно­ва­тель­но про­дви­нув­ше­го­ся на пути эво­лю­ции, одна­ко поче­му-то выпа­да­ю­ще­го из клас­си­фи­ка­ции. Стран­но, но гор­ная поро­да, сохра­нив­шая их, отно­си­лась к глу­бо­кой древ­но­сти – кем­брий­ско­му, а может, и докем­брий­ско­му пери­о­ду, что исклю­ча­ло воз­мож­ность суще­ство­ва­ния не толь­ко высо­ко­раз­ви­той, но и про­чей жиз­ни, кро­ме раз­ве одно­кле­точ­ных и три­ло­би­тов. Слан­цам, в кото­рых отыс­ка­лись стран­ные сле­ды, было от пяти­сот до тыся­чи мил­ли­о­нов лет. 

II 

Пола­гаю, чита­те­ли с неосла­бе­ва­ю­щим вни­ма­ни­ем сле­ди­ли за наши­ми сооб­ще­ни­я­ми о про­дви­же­нии груп­пы Лей­ка на севе­ро-запад, в края, куда не толь­ко не сту­па­ла нога чело­ве­ка, но о кото­рых и помыс­лить-то рань­ше было невоз­мож­но. А какой бы под­нял­ся пере­по­лох, упо­мя­ни мы о его надеж­дах на пере­смотр целых раз­де­лов био­ло­гии и гео­ло­гии.

Его пред­ва­ри­тель­ная вылаз­ка сов­мест­но с Пэбо­ди и еще пятью чле­на­ми экс­пе­ди­ции, длив­ша­я­ся с 11 по 18 янва­ря, омра­чи­лась гибе­лью двух собак при столк­но­ве­нии саней с оле­де­нев­ши­ми камен­ны­ми высту­па­ми. Одна­ко буре­ние при­нес­ло Лей­ку допол­ни­тель­ные образ­цы архей­ских слан­цев, и тут даже я заин­те­ре­со­вал­ся явны­ми и мно­го­чис­лен­ны­ми сви­де­тель­ства­ми при­сут­ствия орга­ни­че­ских остат­ков в этих древ­ней­ших пла­стах. Впро­чем, то были сле­ды крайне при­ми­тив­ных орга­низ­мов – рево­лю­ции в нау­ке подоб­ное откры­тие не сде­ла­ло бы, оно гово­ри­ло лишь в поль­зу того, что низ­шие фор­мы жиз­ни суще­ство­ва­ли на Зем­ле еще в докем­брии. Поэто­му я по-преж­не­му не видел смыс­ла в тре­бо­ва­нии Лей­ка изме­нить наш пер­во­на­чаль­ный план; вне­ся в него экс­пе­ди­цию на севе­ро-запад, что потре­бо­ва­ло бы уча­стия всех четы­рех само­ле­тов, боль­шо­го коли­че­ства людей и всех машин. И все же я не запре­тил эту экс­пе­ди­цию, хотя сам решил не участ­во­вать в ней, несмот­ря на все уго­во­ры Лей­ка. После отле­та груп­пы на базе оста­лись толь­ко мы с Пэбо­ди и еще пять чело­век; я тут же засел за подроб­ную раз­ра­бот­ку марш­ру­та восточ­ной экс­пе­ди­ции. Еще рань­ше при­шлось при­оста­но­вить поле­ты само­ле­та, начав­ше­го пере­во­зить бен­зин из лаге­ря у про­ли­ва Мак-Мер­до. На базе оста­лись толь­ко одни сани и девять собак: совсем без транс­пор­та нахо­дить­ся в этом без­люд­ном крае веч­ной Смер­ти было нера­зум­но. 

Как извест­но, Лейк на сво­ем пути в неве­до­мое посы­лал с само­ле­та корот­ко­вол­но­вые сооб­ще­ния, они при­ни­ма­лись как нами, в южном лаге­ре, так и на “Арк­хе­ме”, сто­яв­шем на яко­ре в зали­ве Мак-Мер­до, отку­да пере­да­ва­лись даль­ше все­му миру – на волне око­ло пяти­де­ся­ти мет­ров. Экс­пе­ди­ция стар­то­ва­ла в четы­ре часа утра 22 янва­ря, а пер­вое посла­ние мы полу­чи­ли уже два часа спу­стя. В нем Лейк изве­щал нас, что они при­зем­ли­лись в трех­стах милях от базы и тот­час при­сту­па­ют к буре­нию. Через шесть часов посту­пи­ло вто­рое, очень взвол­но­ван­ное сооб­ще­ние: после напря­жен­ной рабо­ты им уда­лось про­бу­рить узкую сква­жи­ну и подо­рвать поро­ду; награ­дой ста­ли кус­ки слан­цем – на нихоб­на­ру­жи­лись те жеот­пе­чат­ки, из-за кото­рых и зава­рил­ся весь этот сыр-бор. 

Через три часа мы полу­чи­ли оче­ред­ную крат­кую свод­ку: экс­пе­ди­ция воз­об­но­ви­ла полет в усло­ви­ях силь­но­го вет­ра. На мой при­каз не рис­ко­вать Лейк рез­ко воз­ра­зил, что новые наход­ки оправ­да­ют любой риск. Я пони­мал, что он поте­рял голо­ву и взбун­то­вал­ся – даль­ней­шая судь­ба всей экс­пе­ди­ции нахо­ди­лась теперь под угро­зой. Оста­ва­лось толь­ко ждать, и я со стра­хом пред­став­лял себе, как мои това­ри­щи стре­ми­тель­но дви­жут­ся в глубь ковар­но­го и зло­ве­ще­го бело­го без­мол­вия, гото­во­го обру­шить на них сви­ре­пые ура­га­ны, оза­да­чить непо­сти­жи­мы­ми тай­на­ми и про­сти­ра­ю­ще­го­ся на пол­то­ры тыся­чи миль – вплоть до мало­изу­чен­но­го побе­ре­жья Зем­ли Коро­ле­вы Мэри и Бере­га Нок­са. 

Затем часа через пол­то­ра посту­пи­ло еще одно, крайне эмо­ци­о­наль­ное посла­ние пря­мо с само­ле­та, оно почти изме­ни­ло мое отно­ше­ние к экс­пе­ди­ции Лей­ка и заста­ви­ло пожа­леть о сво­ем неуча­стии: 

“22.05. С бор­та само­ле­та. После снеж­ной бури впе­ре­ди пока­за­лись горы необы­чай­ной вели­чи­ны. Воз­мож­но, не усту­па­ют Гима­ла­ям, осо­бен­но если при­нять во вни­ма­ние высо­ту само­го пла­то. Наши коор­ди­на­ты; при­мер­но 76′ 15′ южной широ­ты и 113′.10′ восточ­ной дол­го­ты. Горы засти­ла­ют весь гори­зонт. Кажет­ся, вижу два куря­щих­ся кону­са. Вер­ши­ны все чер­ные – сне­га на них нет. Рез­кий ветер ослож­ня­ет полет”. 

После это­го сооб­ще­ния все мы, зата­ив дыха­ние, засты­ли у радио­при­ем­ни­ка. При мыс­ли о гигант­ских гор­ных хреб­тах, воз­вы­ша­ю­щих­ся непри­ступ­ной кре­по­стью в семи­стах милях от наше­го лаге­ря, у нас пере­хва­ти­ло дыха­ние. В нас проснул­ся дух пер­во­про­ход­цев, и мы от души радо­ва­лись, что наши това­ри­щи, пусть без нас, совер­ши­ли такое важ­ное откры­тие. Через пол­ча­са Лейк сно­ва вышел на связь: 

“Само­лет Мул­то­на совер­шил вынуж­ден­ную посад­ку у под­но­жия гор. Никто не постра­дал, дума­ем сами устра­нить повре­жде­ния. Все необ­хо­ди­мое пере­не­сем на осталь­ные три само­ле­та – неза­ви­си­мо от того, поле­тим даль­ше или вер­нем­ся на базу. Теперь нет нуж­ды путе­ше­ство­вать с гру­зом. Невоз­мож­но пред­ста­вить себе вели­чие этих гор. Сей­час налег­ке поле­чу на раз­вед­ку в само­ле­те Кэр­рол­ла. 

Вам труд­но вооб­ра­зить себе здеш­ний пей­заж. Самые высо­кие вер­ши­ны взды­ма­ют­ся ввысь более чем на трид­цать пять тысяч футов. У Эве­ре­ста нет ника­ких шан­сов. Этвуд оста­ет­ся на зем­ле – будет опре­де­лять с помо­щью тео­до­ли­та высо­ту мест­но­сти, а мы с Кэр­рол­лом немно­го поле­та­ем. Воз­мож­но, я ошиб­ся отно­си­тель­но кону­сов, пото­му что фор­ма­ция выгля­дит сло­и­стой. Долж­но быть, докем­брий­ские слан­цы с вкрап­ле­ни­ем дру­гих пла­стов. На фоне неба про­чер­че­ны стран­ные кон­фи­гу­ра­ции – на самых высо­ких вер­ши­нах как бы лепят­ся пра­виль­ные сек­ции каких-то кубов. В золо­ти­сто-алых лучах захо­дя­ще­го солн­ца все это выгля­дит очень впе­чат­ля­ю­ще – буд­то при­от­кры­лась дверь в ска­зоч­ный, чудес­ный мир. Или – ты дрем­лешь, и тебе снит­ся таин­ствен­ная, дико­вин­ная стра­на. Жаль, что вас здесь нет – хоте­лось бы услы­шать ваше мне­ние “. 

Хотя была глу­бо­кая ночь, ни один из нас не поду­мал идти спать.

Долж­но быть, то же самое про­ис­хо­ди­ло на базе в зали­ве и на “Арк­хе­ме”, где так­же при­ня­ли это сооб­ще­ние. Капи­тан Дуглас сам вышел в эфир, поздра­вив всех с важ­ным откры­ти­ем, к нему при­со­еди­нил­ся Шер­ман, радист с базы. Мы, конеч­но, сожа­ле­ли о полом­ке само­ле­та, нона­де­я­лись, что ее лег­ко устра­нить. И вот в два­дцать три часа мы опять услы­ша­ли Лей­ка: 

“Летим с Кэр­рол­лом над гора­ми. Пого­да не поз­во­ля­ет штур­мо­вать самые высо­кие вер­ши­ны, но это мож­но будет сде­лать поз­же. Труд­но и страш­но под­ни­мать­ся на такую высо­ту, но игра сто­ит свеч. Гор­ная цепь тянет­ся сплош­ным мас­си­вом – ника­ко­го про­блес­ка с дру­гой сто­ро­ны. Неко­то­рые вер­ши­ны пре­вос­хо­дят самые высо­кие пики Гима­ла­ев и выгля­дят очень необыч­но. Хреб­ты состо­ят из докем­брий­ских слан­це­вых пород, но в них явно уга­ды­ва­ют­ся пла­сты дру­го­го про­ис­хож­де­ния. Насчет вул­ка­нов я ошиб­ся. Кон­ца этим горам не вид­но. Выше два­дца­ти одной тыся­чи футов сне­га нет”. 

“На склоне высо­ких гор стран­ные обра­зо­ва­ния. Мас­сив­ные, низ­кие глы­бы с отвес­ны­ми боко­вы­ми стен­ка­ми; чет­кие пря­мые углы дела­ют их похо­жи­ми на сте­ны кре­пост­но­го вала. Неволь­но вспо­ми­на­ешь кар­ти­ны Рери­ха, где древ­ние ази­ат­ские двор­цы лепят­ся по скло­нам гор. Изда­ли это смот­рит­ся потря­са­ю­ще. Когда мы под­ле­те­ли бли­же, Кэр­рол­лу пока­за­лось, что глы­бы состо­ят из более мел­ких частей, но, види­мо, это опти­че­ская иллю­зия – про­сто края искро­ши­лись и обто­чи­лись, и немуд­ре­но – сколь­ко бурь и про­чих пре­врат­но­стей кли­ма­та при­шлось им выне­сти за мил­ли­о­ны лет”. 

“Неко­то­рые слои, осо­бен­но верх­ние, выгля­дят более свет­лы­ми, чем дру­гие, и, сле­до­ва­тель­но, при­ро­да их кри­стал­ли­че­ская. С близ­ко­го рас­сто­я­ния вид­но мно­же­ство пещер или впа­дин, неко­то­рые необы­чай­но пра­виль­ной фор­мы – квад­рат­ные или полу­круг­лые. Надо обя­за­тель­но осмот­реть их. На одном пике видел что-то напо­до­бие арки. Высо­та его при­бли­зи­тель­но от трид­ца­ти до трид­ца­ти пяти тысяч футов. Да я и сам нахо­жусь сей­час на высо­те два­дца­ти одной тыся­чи пяти­сот футов – здесь жут­кий холод, про­дрог до костей. Ветер завы­ва­ет и сви­щет вовсю, гуля­ет по пеще­рам, но для само­ле­та реаль­ной опас­но­сти не пред­став­ля­ет”. 

Еще с пол­ча­са Лейк раз­жи­гал наше любо­пыт­ство сво­и­ми рас­ска­за­ми, а потом поде­лил­ся наме­ре­ни­ем поко­рить эти вер­ши­ны. Я заве­рил его, что состав­лю ему ком­па­нию, пусть при­шлет за мной само­лет. Толь­ко преж­де нам с Пэбо­ди нуж­но решить, как луч­ше рас­по­ря­дить­ся бен­зи­ном и где сосре­до­то­чить его основ­ной запас в свя­зи с изме­не­ни­ем марш­ру­та. Теперь, учи­ты­вая буро­вые рабо­ты Лей­ка и частую аэро­раз­вед­ку, боль­шая мас­са горю­че­го долж­на хра­нить­ся на новой базе, он пред­по­ла­гал раз­бить ее у под­но­жия гор. Полет же в восточ­ном направ­ле­нии откла­ды­вал­ся – во вся­ком слу­чае, до буду­ще­го года. Я вызвал по рации капи­та­на Дугла­са и попро­сил его пере­слать нам как мож­но боль­ше бен­зи­на с той един­ствен­ной упряж­кой, кото­рая оста­ва­лась в зали­ве. Нам пред­сто­я­ло пустить­ся в путь через неис­сле­до­ван­ные зем­ли меж­ду базой на зали­ве Мак-Мер­до и сто­ян­кой Лей­ка. 

Позд­нее на связь вышел Лейк и сооб­щил, что решил раз­бить лагерь на месте полом­ки само­ле­та Мул­то­на, где уже вовсю шел ремонт. Ледя­ной покров там очень тон­кий, в неко­то­рых местах даже чер­не­ет грунт, так что Лейк смо­жет про­во­дить буро­вые и взрыв­ные рабо­ты, не совер­шая вылаз­ки на санях и не караб­ка­ясь в горы. Его окру­жа­ет зре­ли­ще неопи­су­е­мой кра­со­ты, про­дол­жал он, но ему как-то не по себе у под­но­жия этих гиган­тов, выся­щих­ся плот­ной сте­ной и вспа­ры­ва­ю­щих пика­ми небо. По рас­че­там Этву­да, высо­та пяти глав­ных вер­шин колеб­лет­ся от трид­ца­ти до трид­ца­ти четы­рех тысяч футов. Лей­ка явно бес­по­ко­и­ло, что мест­ность не защи­ще­на от вет­ра: мож­но ожи­дать любой мете­ли, от кото­рых нас пока Бог мило­вал. Лагерь нахо­дил­ся на рас­сто­я­нии немно­гим более пяти миль от под­но­жия высо­чай­ших гор. В про­бив­шем­ся сквозь ледя­ную пусты­ню голо­се Лей­ка я уло­вил под­со­зна­тель­ное бес­по­кой­ство, очень уж он при­зы­вал нас пото­ро­пить­ся и как мож­но ско­рее соста­вить пред­став­ле­ние об этом таин­ствен­ном угол­ке Антарк­ти­ки. Сам он, нако­нец, собрал­ся отдох­нуть после это­го безум­но­го дня, бес­при­мер­но­го по нагруз­кам и полу­чен­ным резуль­та­там. 

Утром Лейк, Дуглас и я про­ве­ли одно­вре­мен­но пере­го­во­ры с наших, так дале­ко отсто­я­щих друг от дру­га баз и дого­во­ри­лись, что один из само­ле­тов, Лей­ка доста­вит к нему в лагерь Пэбо­ди, меня и: еще пяте­рых чле­нов экс­пе­ди­ции, а так­же столь­ко горю­че­го, сколь­ко смо­жет под­нять. Вопрос об осталь­ном топ­ли­ве оста­вал­ся откры­тым и зави­сел от того, какое мы при­мем реше­ние отно­си­тель­но восточ­ной экс­пе­ди­ции. Сошлись на том, что­бы подо­ждать с этим несколь­ко дней,– у Лей­ка пока хва­та­ло горю­че­го и на нуж­ды лаге­ря, и на буре­ние. Хоро­шо было бы попол­нить запа­сы, и южной базы, хотя в том слу­чае, если экс­пе­ди­ция на восток откла­ды­ва­лась, база будет пусто­вать до сле­ду­ю­ще­го лета. Лей­ку вме­ни­ли в обя­зан­ность послать само­лет с зада­ни­ем про­ло­жить трас­су от откры­тых им гор до зали­ва Мак- Мер­до. 

Пэбо­ди и я гото­ви­лись к закры­тию базы на более или менее дли­тель­ный срок. Даже если будет при­ня­то реше­ние зимо­вать в Антарк­ти­ке, мы, воз­вра­ща­ясь на “Арк­хем”, сюда не завер­нем. Несколь­ко пала­ток были уже укреп­ле­ны куба­ми плот­но­го сне­га, и теперь мы реши­ли довер­шить нача­тое. У Лей­ка на новой базе пала­ток хва­та­ло – в чем­чем, а в этом недо­стат­ка не было, так что вез­ти их с собой не пред­став­ля­лось разум­ным. Я послал радио­грам­му, что уже через сут­ки мы с Пэбо­ди гото­вы выле­теть на новое место. 

Одна­ко после четы­рех часов, когда мы полу­чи­ли взвол­но­ван­ное и неожи­дан­ное посла­ние от Лей­ка, дея­тель­ность наша несколь­ко затор­мо­зи­лась. Рабо­чий день его начал­ся неудач­но: обзор­ный полет пока­зал, что в бли­жай­ших, сво­бод­ных от сне­га, ска­лах пол­но­стью­от­сут­ству­ют столь нуж­ные ему древ­ние архей­ские пла­сты, коих было вели­кое мно­же­ство на вер­ши­нах хреб­тов, маня­щих и драз­ня­щих его вооб­ра­же­ние. Боль­шин­ство скал состо­я­ло из юрских и команч­ских пес­ча­ни­ков, а так­же из перм­ских и три­а­со­вых кри­стал­ли­че­ских слан­цев, в кото­рых поблес­ки­ва­ла тем­ная обна­жен­ная поро­да – по виду камен­ный уголь. Это не мог­ло не разо­ча­ро­вать Лей­ка, кото­рый наде­ял­ся напасть здесь на древ­ней­шие– стар­ше пяти­сот мил­ли­о­нов лет – поро­ды. Он пони­мал, что архей­ские пла­сты, где ему впер­вые повстре­ча­лись стран­ные отпе­чат­ки, зале­га­ют на кру­тых скло­нах гигант­ских гор, к кото­рым сле­до­ва­ло еще доби­рать­ся на санях. 

Тем не менее Лейк решил в инте­ре­сах дела начать буро­вые рабо­ты и, уста­но­вив буро­вую маши­ну, пору­чил пяте­рым чле­нам экс­пе­ди­ции управ­лять­ся с нею; осталь­ные тем вре­ме­нем обу­стра­и­ва­ли лагерь и зани­ма­лись ремон­том само­ле­та. Для работ выбра­ли место в чет­вер­ти мили от базы, где гор­ная поро­да каза­лась не очень твер­дой. Пес­ча­ник здесь бурил­ся отлич­но – почти обо­шлись­без сопут­ству­ю­щих взрыв­ных работ. Через три часа после пер­во­го осно­ва­тель­но­го взры­ва раз­да­лись воз­буж­ден­ные кри­ки буриль­щи­ков, и руко­во­ди­тель работ, моло­дой чело­век по фами­лии Гед­ни, при­бе­жал в лагерь с потря­са­ю­щим изве­сти­ем. 

Они наткну­лись на пеще­ру. После нача­ла буре­ния пес­ча­ник быст­ро сме­нил­ся извест­ня­ком, пол­ным мель­чай­ших орга­ни­че­ских отло­же­ний – цефа­ло­по­дов, корал­лов, мор­ских ежей и спи­ри­фе­рид; изред­ка попа­да­лось нечто, напо­ми­на­ю­щее губ­ки и позвон­ки рыб,– ско­рее все­го, из отря­дов теле­остов, акул и гано­и­дов. Это была уже сама по себе важ­ная наход­ка: пер­вый раз в наши руки попа­да­ли орга­ни­че­ские остат­ки позво­ноч­ных, но когда вско­ре после это­го буро­вая корон­ка, прой­дя оче­ред­ной пласт, вышла в пусто­ту, буриль­щи­ков охва­тил двой­ной вос­торг. Зало­жи­ли дина­мит, и после­до­вав­ший взрыв при­от­крыл заве­су над под­зем­ной тай­ной: сквозь зия­ю­щее неров­ное отвер­стие – пять на пять футов – жад­ным взо­рам людей пред­ста­ла впа­ди­на в извест­ня­ке, раз­мы­том боле­е­пя­ти­де­ся­ти мил­ли­о­нов лет назад мед­лен­но сочив­ши­ми­ся грун­то­вы­ми вода­ми это­го неко­гда тро­пи­че­ско­го мира. 

Пещер­ка была не глуб­же семи-вось­ми футов, зато раз­ветв­ля­лась во всех направ­ле­ни­ях и, судя по гуляв­ше­му в ней вет­ру, состав­ля­ла лишь одно зве­но в целой под­зем­ной систе­ме, верх и низ кото­рой были густо усе­я­ны круп­ны­ми ста­лак­ти­та­ми и ста­лаг­ми­та­ми, неко­то­рые – столб­ча­той струк­ту­ры. Но что важ­нее все­го, тут были рос­сы­пи рако­вин и костей, кое-где они про­сто заби­ва­ли про­хо­ды. Это кост­ное меси­во, выне­сен­ное пото­ком из неве­до­мых заро­с­лей мезо­зой­ских дре­вес­ных папо­рот­ни­ков и гри­бов, лесов тре­тич­ной систе­мы с веер­ны­ми паль­ма­ми и при­ми­тив­ны­ми цвет­ко­вы­ми рас­те­ни­я­ми, содер­жа­ло в себе остан­ки тако­го мно­же­ства пред­ста­ви­те­лей живот­но­го мира – мело­во­го, эоце­но­во­го и про­чих пери­о­дов, что даже вели­чай­ше­му пале­он­то­ло­гу потре­бо­ва­лось бы боль­ше года на опись и клас­си­фи­ка­цию это­го богат­ства. Мол­люс­ки, рако­об­раз­ные, рыбы, амфи­бии, реп­ти­лии, пти­цы и низ­шие мле­ко­пи­та­ю­щие – круп­ные и мел­кие, извест­ные и неиз­вест­ные нау­ке. Немуд­ре­но, что Гед­ни бро­сил­ся сло­мя голо­ву к лаге­рю, после чего все, побро­сав рабо­ту, помча­лись, несмот­ря на лютый мороз, туда, где буро­вая выш­ка ука­зы­ва­ла на место­на­хож­де­ние толь­ко что най­ден­ной двер­цы в тай­ны зем­но­го про­шло­го и канув­ших в веч­ность тыся­че­ле­тий. 

Слег­ка уто­лив свое любо­пыт­ство уче­но­го, Лейк наца­ра­пал в блок­но­те корот­кую инфор­ма­цию о собы­ти­ях и отпра­вил моло­до­го Мул­то­на в лагерь с прось­бой послать сооб­ще­ние в эфир. Так я впер­вые услы­шал об этом уди­ви­тель­ном откры­тии – о най­ден­ных рако­ви­нах, костях гано­и­дов и пла­ко­дерм, остан­ках лаби­рин­то­дон­тов и теко­дон­тов, череп­ных костях и позвон­ках дино­зав­ра, кус­ках пан­ци­ря бро­не­нос­ца, зубах и кры­льях пте­ро­дак­ти­ля, остан­ках архео­пте­рик­са, зубах мио­цен­ских акул, костях пер­во­быт­ных птиц, а так­же обна­ру­жен­ных остан­ках древ­ней­ших мле­ко­пи­та­ю­щих – палео­те­рий, кеи­фо­дон­тов, эогип­пу­сов, оре­одон­тов и тита­но­фо­не­усов. Остан­ки позд­ней­ших видов, вро­де масто­дон­тов, сло­нов, вер­блю­дов или быков, отсут­ство­ва­ли, и пото­му Лейк опре­де­лил воз­раст пла­ста и содер­жа­щих­ся в нем ока­ме­не­ло­стей доволь­но точ­но – не менее трид­ца­ти мил­ли­о­нов лет, при­чем самые послед­ние отло­же­ния при­хо­ди­лись на оли­го­цен. 

С дру­гой сто­ро­ны, пре­об­ла­да­ние сле­дов древ­ней­ших орга­низ­мов про­сто пора­жа­ло. Хотя извест­ня­ко­вая фор­ма­ция по всем при­зна­кам, в том чис­ле и вкрап­лен­ным орга­ни­че­ским остан­кам, отно­си­лась к команч­ско­му пери­о­ду и никак не к более ран­не­му, в раз­бро­сан­ных по пеще­ре костях узна­ва­лись остан­ки орга­низ­мов, обыч­но отно­си­мых к зна­чи­тель­но более древ­не­му вре­ме­ни – руди­мен­тар­ных рыб, мол­люс­ков и корал­лов, рас­про­стра­нен­ных в силу­рий­ском и ордо­вик­ском пери­о­дах. Вывод напра­ши­вал­ся сам собой: в этой части Зем­ли- суще­ство­ва­ли орга­низ­мы, жив­шие как три­ста, так и трид­цать мил­ли­о­нов лет тому назад. Про­дол­жа­лось ли это мир­ное сосу­ще­ство­ва­ние на антарк­ти­че­ских зем­лях и даль­ше – после того, как во вре­ме­на оли­го­це­на пеще­ру наглу­хо зава­ли­ло? Это оста­ва­лось загад­кой. Во вся­ком слу­чае, нача­ло мате­ри­ко­вых оле­де­не­ний в пери­од плей­сто­це­на пять­сот тысяч лет назад – ничтож­ная циф­ра по срав­не­нию с воз­рас­том этой пеще­ры: навер­ня­ка уби­ло все ран­ние фор­мы жиз­ни, кото­рые каким-то чудом здесь удер­жа­лись. 

Лейк не успо­ко­ил­ся, послав нам первую свод­ку, а тут же нака­тал еще одно доне­се­ние и отпра­вил его в лагерь, не дождав­шись воз­вра­ще­ния Мул­то­на. Тот так и остал­ся сидеть в одном из само­ле­тов у пере­дат­чи­ка, дик­туя мне – и разу­ме­ет­ся, ради­сту “Арк­хе­ма”, кото­рый дер­жал связь с внеш­ним миром, – серию посла­ний Лей­ка. Те из чита­те­лей, кто сле­дил за газет­ны­ми пуб­ли­ка­ци­я­ми, несо­мнен­но, пом­нят, какой ажи­о­таж вызва­ли они в науч­ном мире. Имен­но они побу­ди­ли сна­ря­дить экс­пе­ди­цию Стар­ку­эте­ра-Мура, кото­рая вот-вот отпра­вит­ся в путь, если мне не удаст­ся отго­во­рить ее энту­зи­а­стов от безум­но­го пла­на. При­ве­ду эти посла­ния дослов­но, как запи­сал их наш радист Мак­тай,– так будет вер­нее. 

“Во вре­мя буре­ния Фау­лер обна­ру­жил необы­чай­но цен­ные сви­де­тель­ства в пес­ча­ных и извест­ня­ко­вых пла­стах – отчет­ли­вые тре­уголь­ные отпе­чат­ки, подоб­ные тем, что мы виде­ли в архей­ском слан­це. Зна­чит, этот вид про­су­ще­ство­вал шесть­сот мил­ли­о­нов лет – вплоть до команч­ско­го пери­о­да, не пре­тер­пев зна­чи­тель­ных мор­фо­ло­ги­че­ских изме­не­ний и лишь слег­ка умень­шив­шись в объ­е­ме. Команч­ские отпе­чат­ки сохра­ни­лись хуже древ­них. Прес­се сле­ду­ет под­черк­нуть исклю­чи­тель­ную важ­ность откры­тия. Для био­ло­гии оно не менее цен­но, чем для физи­ки и мате­ма­ти­ки – тео­рии Эйн­штей­на. И пол­но­стью под­креп­ля­ет выво­ды, к кото­рым я при­шел за годы рабо­ты”. 

“Откры­тие дока­зы­ва­ет, как я и подо­зре­вал, что на Зем­ле сме­ни­лось несколь­ко цик­лов орга­ни­че­ской жиз­ни, поми­мо того, извест­но­го всем, что начал­ся с архео­зой­ской клет­ки. Еще тыся­чу мил­ли­о­нов лет назад юная пла­не­та, счи­тав­ша­я­ся непри­год­ной для любых форм жиз­ни и даже для обыч­ной про­то­плаз­мы, была уже оби­та­е­ма. Вста­ет вопрос: когда и каким обра­зом нача­лась эво­лю­ция”. 

“Неко­то­рое вре­мя спу­стя. Раз­гля­ды­вая оклос­ке­лет­ные кости круп­ных назем­ных и мор­ских яще­ров и древ­них мле­ко­пи­та­ю­щих, нашел отдель­ные сле­ды уве­чий, кото­рые не мог­ло нане­сти ни одно из извест­ных нау­ке хищ­ных или пло­то­яд­ных живот­ных. Уве­чья эти двух типов, от коло­тых и реза­ных ран. В одном или даже двух слу­ча­ях кости кажут­ся акку­рат­но отруб­лен­ны­ми. Но в общем повре­жде­но не так уж мно­го экзем­пля­ров. Послал в лагерь за элек­три­че­ски­ми фона­ри­ка­ми. Хочу рас­ши­рить гра­ни­цы пеще­ры, обру­бив часть ста­лак­ти­тов”. 

“Еще немно­го спу­стя. Нашел любо­пыт­ный мыль­ный камень дли­ной око­ло шести дюй­мов и шири­ной пол­то­ра. Очень отли­ча­ет­ся от мест­ных пород – зеле­но­ва­тый; непо­нят­но, к како­му пери­о­ду его отне­сти. Уди­ви­тель­но глад­кий, пра­виль­ной фор­мы. Напо­ми­на­ет пяти­ко­неч­ную звез­ду с отло­ман­ны­ми кра­я­ми и с насеч­ка­ми во внут­рен­них углах и в цен­тре. Неболь­шое плав­ное углуб­ле­ние посе­ре­дине. Инте­рес­но, како­во его про­ис­хож­де­ние и как он при­об­рел столь уди­ви­тель­ную фор­му? Воз­мож­но, дей­ствие воды. Кэр­ролл наде­ет­ся с помо­щью лин­зы уточ­нить его гео­ло­ги­че­ские осо­бен­но­сти. На нем пра­виль­ные узо­ры из кро­шеч­ных точек. Все вре­мя, пока мы изу­ча­ли камень, соба­ки непре­рыв­но лая­ли. Кажет­ся, он им нена­ви­стен. Нуж­но про­ве­рить, нет ли у него осо­бо­го запа­ха. Сле­ду­ю­щее сооб­ще­ние отправ­лю после при­хо­да Мил­л­за с фона­ря­ми, когда мы про­дви­нем­ся по пеще­ре даль­ше”. 

“22.15. Важ­ное откры­тие. Оррен­дорф и Уот­кинс, рабо­тая при све­те фона­рей под зем­лей, наткну­лись на устра­ша­ю­ще­го вида экзем­пляр – нечто боч­ко­об­раз­ное, непо­нят­но­го про­ис­хож­де­ния. Может, рас­ти­тель­но­го? Раз­рос­ши­е­ся мор­ские водо­рос­ли? Ткань сохра­ни­лась, оче­вид­но, под дей­стви­ем про­пи­тав­ших ее мине­раль­ных солей. Проч­ная, как кожа, места­ми уди­ви­тель­но гиб­кая. По бокам и кон­цам – сле­ды раз­ры­вов. Дли­на наход­ки – шесть футов, шири­на – три с поло­ви­ной; мож­но наки­нуть на каж­дый раз­мер, учи­ты­вая поте­ри, еще по футу. Похо­же на бочо­нок, а в тех местах, где обыч­но клеп­ки,– набух­шие вер­ти­каль­ные склад­ки. Боко­вые обры­вы – види­мо, более тон­ких стеб­лей – про­хо­дят как раз посе­ре­дине. В бороз­дах меж­ду склад­ка­ми – любо­пыт­ные отрост­ки, что-то вро­де гре­беш­ков или кры­льев; они скла­ды­ва­ют­ся и рас­кры­ва­ют­ся, как веер. Все отрост­ки в пло­хом состо­я­нии, силь­но попор­че­ны, кро­ме одно­го, он рав­ня­ет­ся почти семи футам. Видом стран­ная особь напо­ми­на­ет чудо­вищ из пер­во­быт­ной мифо­ло­гии, в осо­бен­но­сти леген­дар­ных Стар­цев из “Некро­но­ми­ко­на”. 

“Кры­лья этой тва­ри пере­пон­ча­тые, остов их труб­ча­тый. На кон­цах каж­дой сек­ции вид­ны кро­шеч­ные отвер­стия. Поверх­ность ссох­лась, и пото­му непо­нят­но, что нахо­дит­ся внут­ри и что ото­рва­лось. Нуж­но будет, вер­нув­шись на базу, тут же вскрыть этот таин­ствен­ный орга­низм. Пока не могу решить – рас­те­ние это или живот­ное? Мно­гое, гово­рит в поль­зу того, что неиз­вест­ный орга­низм отно­сит­ся к древ­ней­ше­му вре­ме­ни. В это труд­но пове­рить. Заста­вил всех обру­бать ста­лак­ти­ты и искать дру­гие экзем­пля­ры, подоб­ные это­му. Нашли еще несколь­ко костей с глу­бо­ки­ми заруб­ка­ми, но с этим мож­но подо­ждать.

Не знаю, что делать с соба­ка­ми. Они буд­то взбе­си­лись, остер­ве­не­ло лают на наход­ку и навер­ня­ка разо­рва­ли бы ее на кус­ки, не удер­жи­вай мы их на рас­сто­я­нии силой”. 

“23.30. Всем, всем – Дай­е­ру, Пэбо­ди, Дугла­су. Дело, мож­но ска­зать, чрез­вы­чай­ной важ­но­сти. Пусть “Арх­кем” тут же свя­жет­ся с радио­стан­ци­ей Кинг­спор­та. Отпе­чат­ки в архей­ском слан­це при­над­ле­жат имен­но это­му боч­ко­об­раз­но­му “рас­те­нию”. Мил­лз, Буд­ро и Фау­лер нашли и дру­гих подоб­ных осо­бей – целых три­на­дцать штук – в соро­ка футах от сква­жи­ны. Они лежа­ли впе­ре­меш­ку с облом­ка­ми тех глад­ких, при­чуд­ли­вой фор­мы мыль­ных кам­ней: все кам­ни – мень­ше преды­ду­щих, тоже звезд­ча­тые, но без отби­тых кон­цов, раз­ве толь­ко покро­ши­лись немно­го”. 

“Из этих орга­ни­че­ских осо­бей восемь сохра­ни­лись пре­вос­ход­но, целы все отрост­ки. Все экзем­пля­ры извлек­ли из пеще­ры, пред­ва­ри­тель­но отве­дя подаль­ше собак. Те их про­сто не выно­сят, так и зали­ва­ют­ся истош­ным лаем. Про­слу­шай­те вни­ма­тель­но точ­ное опи­са­ние нашей наход­ки и для вер­но­сти повто­ри­те. В газе­тах оно долж­но появить­ся пре­дель­но точ­ным. 

Дли­на каж­до­го экзем­пля­ра – восемь футов. Само боч­ко­об­раз­ное, пяти- скла­доч­ное тело рав­ня­ет­ся шести футам в дли­ну и трем с поло­ви­ной – в шири­ну. Шири­на ука­зы­ва­ет­ся в цен­траль­ной части, диа­метр же осно­ва­ний – один фут. Все осо­би тем­но-серо­го цве­та, хоро­шо гнут­ся и необы­чай­но проч­ные. Семи­фу­то­вые пере­пон­ча­тые “кры­лья” того же цве­та, най­ден­ные сло­жен­ны­ми, идут из борозд меж­ду склад­ка­ми. Они более свет­ло­го цве­та, остов труб­ча­тый, на кон­цах име­ют­ся неболь­шие отвер­стия. В рас­кры­том состо­я­нии – по кра­ям зуб­ча­тые. В цен­тре тела, на каж­дой из пяти вер­ти­каль­ных, похо­жих на клеп­ки, скла­док – свет­ло-серые гиб­кие лапы щупаль­ца. Обвер­ну­тые в насто­я­щий момент вокруг тела, они спо­соб­ны в дея­тель­ном состо­я­нии дотя­ги­вать­ся до пред­ме­тов на рас­сто­я­нии трех футов – как при­ми­тив­ная мор­ская лилия с вет­вя­щи­ми­ся луча­ми. Отдель­ные щупаль­ца у осно­ва­ния – трех дюй­мов в диа­мет­ре, через шесть дюй­мов они чле­нят­ся на пять щупа­лец, каж­дое из кото­рых еще через восемь дюй­мов раз­ветв­ля­ет­ся на столь­ко же тон­ких, сужа­ю­щих­ся к кон­цу щупа­лец- уси­ков – так что на каж­дой ” гроз­ди” их ока­зы­ва­ет­ся по два­дцать пять. 

Вен­ча­ет торс свет­ло-серая, раз­ду­тая, как от жабр, “шея “, на кото­рой сидит жел­тая пяти­ко­неч­ная, похо­жая на мор­скую звез­ду “голов­ка”, порос­шая жест­ки­ми раз­но­цвет­ны­ми воло­си­ка­ми дли­ной в три дюй­ма. 

Гиб­кие жел­то­ва­тые тру­боч­ки дли­ной три дюй­ма сви­са­ют с каж­до­го из пяти кон­цов мас­сив­ной (око­ло двух футов в окруж­но­сти) голов­ки. В самом цен­тре ее – узкая щель, воз­мож­но, началь­ная часть дыха­тель­ных путей. На кон­це каж­дой тру­боч­ки сфе­ри­че­ское утол­ще­ние, затя­ну­тое жел­той плен­кой, под кото­рой скры­ва­ет­ся стек­ло­вид­ный шарик с радуж­ной обо­лоч­кой крас­но­го цве­та – оче­вид­но, глаз. 

Из внут­рен­них углов голов­ки тянут­ся еще пять крас­но­ва­тых тру­бо­чек, несколь­ко длин­нее пер­вых, они закан­чи­ва­ют­ся сво­е­го рода мешоч­ка­ми, кото­рые при нажи­ме рас­кры­ва­ют­ся, и по кра­ям круг­лых отвер­стий, диа­мет­ром два дюй­ма, хоро­шо вид­ны ост­рые высту­пы бело­го цве­та, напо­до­бие зубов. По-види­мо­му, это рот. Все эти тру­боч­ки, воло­си­ки и пять кон­цов голов­ки акку­рат­но сло­же­ны и при­жа­ты к раз­ду­той шее и тор­су. Гиб­кость тка­ней при такой проч­но­сти – уди­ви­тель­ная. 

В ниж­ней части туло­ви­ща нахо­дит­ся гру­бая копия голов­ки, но с дру­ги­ми функ­ци­я­ми. На свет­ло-серой раз­ду­той лже­шее отсут­ству­ет подо­бие жабр, она сра­зу пере­хо­дит в зеле­но­ва­тое пяти­ко­неч­ное утол­ще­ние, тоже напо­ми­на­ю­щее мор­скую звез­ду. 

Вни­зу так­же нахо­дят­ся проч­ные муску­ли­стые щупаль­ца дли­ной око­ло четы­рех футов. У само­го туло­ви­ща шири­на их в диа­мет­ре состав­ля­ет семь дюй­мов, но к кон­цу они утон­ча­ют­ся, дости­гая не более двух с поло­ви­ной дюй­мов, и пере­хо­дят в зеле­но­ва­тую тре­уголь­ную пере­пон­ча­тую “лап­ку” с пятью фалан­га­ми. Дли­на ее – восемь дюй­мов, шири­на у “запя­стья” – шесть. Эта лапа, плав­ник или нога, сло­вом, то, что оста­ви­ло свой след на камне от тыся­чи до пяти­де­ся­ти – шести­де­ся­ти мил­ли­о­нов лет назад. 

Из внут­рен­них углов пяти­ко­неч­но­го ниж­не­го утол­ще­ния так­же тянут­ся двух­фу­то­вые крас­но­ва­тые тру­боч­ки, шири­на кото­рых колеб­лет­ся от трех дюй­мов у осно­ва­ния до одно­го – на кон­це. Закан­чи­ва­ют­ся они отвер­сти­я­ми. Тру­боч­ки необы­чай­но плот­ные и проч­ные, и при этом уди­ви­тель­но гиб­кие. 

Четы­рех­фу­то­вые щупаль­ца с лап­ка­ми, несо­мнен­но, слу­жи­ли для пере­дви­же­ния – по суше или в воде. Похо­же, очень муску­ли­стые. В насто­я­щее вре­мя все эти отрост­ки плот­но обви­ты вокруг лже­шеи и низа туло­ви­ща – точ­но так же, как и в верх­ней части. 

Не совсем уве­рен, к рас­ти­тель­но­му или живот­но­му миру отне­сти это суще­ство, но ско­рее все же к живот­но­му. Может быть, это неве­ро­ят­но про­дви­ну­тая на пути эво­лю­ции мор­ская звез­да, не утра­тив­шая, одна­ко, и неко­то­рых при­зна­ков при­ми­тив­но­го орга­низ­ма. Свой­ства семей­ства игло­ко­жих нали­цо, хотя кое-что явно не согла­су­ет­ся. 

При том, что мор­ское про­ис­хож­де­ние в выс­шей сте­пе­ни веро­ят­но, оза­да­чи­ва­ет нали­чие ” кры­ла” (хотя оно мог­ло помо­гать при пере­дви­же­нии в воде), а так­же сим­мет­рич­ное рас­по­ло­же­ние отдель­ных частей, более свой­ствен­ное рас­те­ни­ям с их вер­ти­каль­ной поста­нов­кой, в отли­чие от гори­зон­таль­ной – у живот­ных. Эта тварь нахо­дит­ся у исто­ков эво­лю­ции, пред­ше­ствуя даже про­стей­шим архей­ским одно­кле­точ­ным орга­низ­мам; это сби­ва­ет с тол­ку, когда заду­мы­ва­ешь­ся о про­ис­хож­де­нии таин­ствен­ной наход­ки. 

Непо­вре­жден­ные осо­би так напо­ми­на­ют неко­то­рых существ из древ­ней мифо­ло­гии, что нель­зя не пред­по­ло­жить, что когда-то они оби­та­ли вне Антарк­ти­ки. Дай­ер и Пэбо­ди чита­ли “Некро­но­ми­кон”, виде­ли жут­кие рисун­ки вдох­нов­лен­но­го им Клар­ка Эшто­на Сми­та и пото­му пони­ма­ют меня, когда я гово­рю о Стар­цах – тех, кото­рые яко­бы поро­ди­ли жизнь на Зем­ле не то шут­ки ради, не то по ошиб­ке. Уче­ные все­гда счи­та­ли, что про­об­раз этих Стар­цев – древ­няя тро­пи­че­ская мор­ская звез­да, фан­та­сти­че­ски пре­об­ра­жен­ная болез­нен­ным созна­ни­ем. Вро­де чудо­вищ из дои­сто­ри­че­ско­го фольк­ло­ра, о кото­рых писал Уил­март. Вспо­ми­на­ет­ся культ Ктул­ху… 

Мате­ри­ал для изу­че­ния огром­ный. Судя по все­му, гео­ло­ги­че­ские пла­сты отно­сят­ся к позд­не­му мелу или к ран­не­му эоце­ну. Над ними нави- сают мас­сив­ные ста­лаг­ми­ты. Отко­лоть их сто­ит боль­шо­го тру­да, но имен­но такая высо­кая проч­ность пре­пят­ство­ва­ла раз­ру­ше­нию. Уди­ви­тель­но, как хоро­шо все здесь сохра­ни­лось – оче­вид­но, бла­го­да­ря бли­зо­сти извест­ня­ка.

Дру­гих инте­рес­ных нахо­док пока нет – воз­об­но­вим поис­ки поз­же.

Глав­ное теперь – пере­пра­вить четыр­на­дцать круп­ных экзем­пля­ров на базу и убе­речь их от собак, кото­рые уже  хри­пят от лая. Дер­жать живот­ных вбли­зи нахо­док нель­зя ни в коем слу­чае. Оста­вив трех чело­век сте­речь собак, мы вде­вя­те­ром без тру­да пере­ве­зем  дра­го­цен­ные экзем­пля­ры на трех санях, хотя ветер силь­ный. Нуж­но сра­зу же нала­дить воз­душ­ное сооб­ще­ние с базой у зали­ва и занять­ся транс­пор­ти­ров­кой нахо­док на корабль. Перед сном пре­па­ри­рую одну из осо­бей. Жаль, нет здесь насто­я­щей лабо­ра­то­рии. Дай­е­ру, долж­но быть, стыд­но, что он воз­ра­жал про­тив экс­пе­ди­ции на запад. Сна­ча­ла откры­ли высо­чай­шие в мире горы, а теперь вот и это. Думаю, наши наход­ки сде­ла­ли бы честь любой экс­пе­ди­ции. Если это не так, зна­чит, я ниче­го не смыс­лю. Сде­лан боль­шой вклад в нау­ку. Спа­си­бо Пэбо­ди за его устрой­ство, оно нам очень помог­ло при буре­нии, ина­че мы не про­ник­ли бы в пеще­ру. А теперь вы, на “Арк­хе­ме”, повто­ри­те дослов­но опи­са­ние най­ден­ных осо­бей”. 

Труд­но пере­дать наши с Пэбо­ди чув­ства после полу­че­ния этой радио­грам­мы. Лико­ва­ли и все наши спут­ни­ки. Мак­тай тороп­ли­во пере­во­дил на англий­ский зву­ки, моно­тон­но доно­сив­ши­е­ся из при­ни­ма­ю­ще­го устрой­ства. Как толь­ко радист Лей­ка закон­чил дик­тов­ку, Мак­тай акку­рат­но пере­пи­сал все доне­се­ние. Все мы пони­ма­ли, что это откры­тие зна­ме­ну­ет пере­во­рот в нау­ке, и я сра­зу же после того, как радист с “Арк­хе­ма” повто­рил опи­са­ние нахо­док, поздра­вил Лей­ка. К этим поздрав­ле­ни­ям при­со­еди­ни­лись Шер­ман, гла­ва базы в зали­ве Мак-Мер­до, и капи­тан Дуглас от име­ни коман­ды “Арк­хе­ма”. Поз­же я как науч­ный руко­во­ди­тель экс­пе­ди­ции ска­зал несколь­ко слов, ком­мен­ти­руя это откры­тие. Радист “Арк­хе­ма” дол­жен был доне­сти моис­ло­ва до миро­вой обще­ствен­но­сти. О сне, есте­ствен­но, никто и поду­мать не мог. Все нахо­ди­лись в состо­я­нии край­не­го воз­буж­де­ния, а моим един­ствен­ным жела­ни­ем было как мож­но ско­рее ока­зать­ся в лаге­ре Лей­ка. Меня очень рас­стро­и­ло его изве­стие, что ветер в горах уси­ли­ва­ет­ся, делая воз­душ­ное сооб­ще­ние на какое-то вре­мя невоз­мож­ным. 

Но через пол­то­ра часа мое разо­ча­ро­ва­ние вновь сме­ни­лось жгу­чим инте­ре­сом. Лейк в новых доне­се­ни­ях рас­ска­зы­вал, как все четыр­на­дцать­эк­зем­пля­ров бла­го­по­луч­но доста­ви­ли в лагерь. Путе­ше­ствие ока­за­лось нелег­ким – наход­ки ока­за­лись на удив­ле­ние тяже­лы: девять чело­век едва спра­ви­лись сэтим гру­зом. Для собак при­шлось горо­дить на без­опас­ном от базы рас­сто­я­нии укры­тие из сне­га. Пред­по­ла­га­лось, что тамих будут дер­жать и кор­мить. Все­най­ден­ные экзем­пля­ры раз­ло­жи­ли на плот­ном сне­гу рядом с палат­ка­ми, кро­ме того, кото­рый Лейк ото­брал для пред­ва­ри­тель­но­го вскры­тия. 

Пре­па­ри­ро­ва­ние ока­за­лось делом не столь лег­ким, как мог­ло на пер­вый­взгляд пока­зать­ся. Несмот­ря на жар, шед­ший от газо­ли­но­вой горел­ки в наско­ро обо­ру­до­ван­ной под лабо­ра­то­рию палат­ке, обман­чи­во гиб­кая ткань выбран­ной, хоро­шо сохра­нив­шей­ся и муску­ли­стой осо­би нисколь­ко не утра­ти­ла сво­ей уди­ви­тель­ной плот­но­сти. Лейк ломал голо­ву, как сде­лать необ­хо­ди­мые над­ре­зы и одно­вре­мен­но не нару­шить внут­рен­ней целост­но­сти орга­низ­ма. Конеч­но, онрас­по­ла­гал еще семью абсо­лют­но непо­вре­жден­ны­ми осо­бя­ми, но ему не хоте­лось кром­сать их без край­ней надоб­но­сти, не зная, обна­ру­жат­ся ли в пеще­ре дру­гие. В кон­це кон­цов, Лейк решил не вскры­вать этот экзем­пляр, а, убрав его, занял­ся­тем, у кото­ро­го хоть и сохра­ни­лись звезд­ча­тые утол­ще­ния на кон­цах, были повре­жде­ния и раз­ры­вы вдоль одной из скла­док туло­ви­ща. 

Резуль­та­ты, о кото­рых тут же сооб­щи­ли по радио, пора­жа­ли и насто­ра­жи­ва­ли. Гово­рить об осо­бой тща­тель­но­сти и акку­рат­но­сти вскры­тия не при­хо­ди­лось – инстру­мен­ты с тру­дом реза­ли необыч­ную ткань, но даже то немно­гое, чего уда­лось достичь, при­во­ди­ло в недо­уме­ние и вну­ша­ло бла­го­го­вей­ный страх. Вся био­ло­гия под­ле­жа­ла теперь пере­смот­ру: эта ткань не име­ла кле­точ­но­го стро­е­ния. Одна­ко орга­низм при­над­ле­жал явно к орга­ни­че­ско­му миру, и, несмот­ря на солид­ный воз­раст – око­ло соро­ка мил­ли­о­нов лет, – егов­нут­рен­ние орга­ны сохра­ни­лись в иде­аль­ном виде. Одним из свойств этой неиз­вест­ной фор­мы жиз­ни была нераз­ру­ша­е­мая вре­ме­нем, необы­чай­но плот­ная кожа, создан­ная при­ро­дой в про­цес­се эво­лю­ции бес­по­зво­ноч­ных на неко­ем неве­до­мом нам эта­пе. Когда Лейк при­сту­пил к вскры­тию, вла­га в орга­низ­ме отсут­ство­ва­ла, но посте­пен­но, под вли­я­ни­ем теп­ла, у непо­вре­жден­ной сто­ро­ны тела собра­лось немно­го жид­ко­сти с рез­ким, оттал­ки­ва­ю­щим запа­хом. Густую тем­но-зеле­ную жижу труд­но было назвать кро­вью, хотя она, оче­вид­но, выпол­ня­ла ее функ­ции. К тому вре­ме­ни все трид­цать семь собак уже нахо­ди­лись в загоне – не обу­стро­ен­ном, одна­ко, до кон­ца,– но даже отту­да доно­сил­ся их сви­ре­пый лай. С рас­про­стра­не­ни­ем едко­го запа­ха он еще более уси­лил­ся. 

Сло­вом, пред­ва­ри­тель­ное вскры­тие не толь­ко не внес­ло ясно­сти, но, напро­тив, напу­сти­ло еще боль­ше тума­ну. Пред­по­ло­же­ния о назна­че­нии внеш­них орга­нов неиз­вест­ной осо­би ока­за­лись пра­виль­ны­ми, и, види­мо, были все осно­ва­ния счи­тать ее при­над­ле­жа­щей к живот­но­му миру, одна­ко обсле­до­ва­ние внут­рен­них орга­нов дало мно­го сви­де­тельств бли­зо­сти к рас­те­ни­ям, и Лейк окон­ча­тель­но рас­те­рял­ся. Таин­ствен­ный орга­низм имел систе­мы пище­ва­ре­ния и кро­во­об­ра­ще­ния, а так­же выбра­сы­вал про­дук­ты отхо­дов через крас­но­ва­тые труб­ки у звезд­ча­то­го осно­ва­ния. На пер­вый взгляд, орга­ны дыха­ния потреб­ля­ли кис­ло­род, а не угле­кис­лый газ; внут­ри обна­ру­жи­лись так­же спе­ци­аль­ные каме­ры, где задер­жи­вал­ся воз­дух; вско­ре ста­ло понят­но, что кис­ло­род­ный обмен осу­ществ­ля­ли еще и жаб­ры, а так­же поры кожи. Сле­до­ва­тель­но, Лейк имел дело с амфи­би­ей, кото­рая мог­ла про­жить дол­гое вре­мя без поступ­ле­ния кис­ло­ро­да. Голо­со­вые связ­ки нахо­ди­лись, види­мо, в непо­сред­ствен­ной свя­зи с систе­мой дыха­ния, но име­ли такие откло­не­ния от нор­мы, что делать окон­ча­тель­ные выво­ды не сто­и­ло. Отчет­ли­вая, арти­ку­ли­ро­ван­ная речь вряд ли была воз­мож­на, но изда­вать труб­ные зву­ки раз­ной высо­ты эта тварь вполне мог­ла. Муску­ла­ту­ра была раз­ви­та даже чрез­мер­но. 

Но осо­бен­но обес­ку­ра­жи­ла Лей­ка неве­ро­ят­но слож­ная и высо­ко­раз­ви­тая нерв­ная систе­ма. Будучи в неко­то­рых отно­ше­ни­ях чрез­вы­чай­но при­ми­тив­ной и арха­ич­ной, эта тварь име­ла систе­му ган­гли­ев и нерв­ных воло­кон, свой­ствен­ных высо­ко­раз­ви­то­му орга­низ­му. Состо­я­щий из пяти глав­ных отде­лов мозг был уди­ви­тель­но раз­вит, нали­че­ство­ва­ли и при­зна­ки орга­нов чувств. К ним отно­си­лись и жест­кие воло­си­ки на голов­ке, хотя пол­но­стью уяс­нить их функ­цию не уда­ва­лось – ниче­го похо­же­го у дру­гих зем­ных существ не име­лось. Воз­мож­но, у тва­ри было боль­ше, чем пять чувств: Лейк с тру­дом пред­став­лял себе пове­де­ние и образ жиз­ни, исхо­дя из извест­ных сте­рео­ти­пов. Он пола­гал, что встре­тил­ся с высо­ко­чув­стви­тель­ным орга­низ­мом, выпол­няв­шим в пер­во­быт­ном мире спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ные функции,вроде наших мура­вьев и пчел. Раз­мно­жа­лась тварь как бес­се­мян­ные рас­те­ния – бли­же все­го к папо­рот­ни­ко­об­раз­ным: на кон­чи­ках кры­льев у нее обра­зо­вы­ва­лись спо­ры – про­ис­хож­де­ние ее явно про­сле­жи­ва­лось от тал­лом­ных рас­те­ний и про­тал­ли­ев. 

При­чис­лить ее куда-либо было невоз­мож­но. Хотя внешне тварь выгля­де­ла как мор­ская звез­да, но явля­лась несрав­нен­но более высо­ким орга­низ­мом. Обла­дая при­зна­ка­ми рас­те­ния, она на три чет­вер­ти при­над­ле­жа­ла к живот­но­му миру. О ее мор­ском про­ис­хож­де­нии гово­ри­ли сим­мет­рич­ные очер­та­ния и про­чие при­зна­ки, одна­ко, далее она раз­ви­ва­лась в дру­гих направ­ле­ни­ях. В кон­це кон­цов, у нее вырос­ли кры­лья, зна­чит, не исклю­че­но, что эво­лю­ция ото­рва­ла ее от зем­ли. Когда успе­ла она про­де­лать весь этот слож­ный путь раз­ви­тия и оста­вить свои сле­ды на архей­ских кам­нях, если Зем­ля в те дале­кие годы была совсем моло­дой пла­не­той? Это невоз­мож­но ура­зу­меть. Замеч­тав­ший­ся Лейк при­пом­нил древ­ние мифы о Стар­цах, при­ле­тев­ших с дале­кой звез­ды и шут­ки ради, а то и по ошиб­ке, сотво­рив­ших здесь жизнь, при­пом­нил он и фан­та­сти­че­ские рас­ска­зы дру­га фольк­ло­ри­ста из Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та о живу­щих в горах тва­рях родом из кос­мо­са. 

Лейк, конеч­но, поду­мы­вал и о том, не мог­ло ли на докем­брий­ском камне оста­вить сле­ды суще­ство более при­ми­тив­ное, чем лежа­щая перед ним особь, но быст­ро отка­зал­ся от тако­го лег­ко­го объ­яс­не­ния. Те сле­ды гово­ри­ли ско­рее о более высо­кой орга­ни­за­ции. Раз­ме­ры лже­но­ги у позд­ней­шей осо­би умень­ши­лись, да и вооб­ще фор­ма и стро­е­ние както огру­би­лись и упро­сти­лись. Более того, нерв­ные волок­на и орга­ны вскры­ва­е­мо­го суще­ства ука­зы­ва­ли на то, что име­ла место регрес­сия. Пре­об­ла­да­ли, к удив­ле­нию Лей­ка, атро­фи­ро­ван­ные и руди­мен­тар­ные орга­ны. Во вся­ком слу­чае, для окон­ча­тель­ных выво­дов недо­ста­ва­ло инфор­ма­ции, и тогда Лейк вновь обра­тил­ся к мифо­ло­гии, назвав в шут­ку най­ден­ных тва­рей Стар­ца­ми. 

В поло­вине тре­тье­го ночи, решив на вре­мя пре­кра­тить рабо­ту и немно­го отдох­нуть, Лейк, накрыв рас­се­чен­ную особь бре­зен­том, вышел из палат­ки и с новым инте­ре­сом стал изу­чать непо­вре­жден­ные экзем­пля­ры. Под луча­ми неза­хо­дя­ще­го антарк­ти­че­ско­го солн­ца они несколь­ко обмяк­ли, углы голо­вок и две или три тру­боч­ки немно­го рас­пря­ми­лись, но Лейк не уви­дел в этом ника­кой опас­но­сти, пола­гая, что про­цесс рас­па­да не может идти быст­ро при мину­со­вой тем­пе­ра­ту­ре. Одна­ко он сдви­нул цель­ные экзем­пля­ры бли­же друг к дру­гу и набро­сил на них сво­бод­ную палат­ку, что­бы предо­хра­нить тро­феи от пря­мых сол­неч­ных лучей. Это к тому же уме­ря­ло непри­ят­ный едкий запах, кото­рый необы­чай­но воз­буж­дал собак. Они чуя­ли его даже на зна­чи­тель­ном рас­сто­я­нии: за ледя­ны­ми сте­на­ми, кото­рые рос­ли все выше и выше,– над воз­дви­же­ни­ем это­го снеж­но­го убе­жи­ща теперь тру­ди­лось вдвое боль­ше чело­век. Со сто­ро­ны могу­чих гор подул силь­ный ветер, там, види­мо, зарож­да­лась буря, и Лейк для вер­но­сти при­да­вил углы палат­ки тяже­лы­ми льди­на­ми. Зная, насколь­ко сви­ре­пы­ми быва­ют вне­зап­ные антарк­ти­че­ские ура­га­ны, все под руко­вод­ством Этву­да про­дол­жи­ли нача­тую ранее рабо­ту по укреп­ле­нию сне­гом пала­ток, заго­на для собак и соору­жен­ных на ско­рую руку укры­тий для само­ле­тов. Лей­ка осо­бен­но тре­во­жи­ли недо­ста­точ­но высо­кие снеж­ные сте­ны этих укры­тий, воз­во­див­ших­ся в сво­бод­ную мину­ту, от слу­чая к слу­чаю, и он, нако­нец, бро­сил всю рабо­чую силу на реше­ние этой важ­ней­шей зада­чи. 

После четы­рех часов Лейк дал радио­от­бой, посо­ве­то­вав нам отправ­лять­ся спать; его груп­па, хоро­шо пора­бо­тав, тоже немно­го отдох­нет. Он пере­мол­вил­ся несколь­ки­ми теп­лы­ми сло­ва­ми с Пэбо­ди, еще раз побла­го­да­рив того за уди­ви­тель­ное изоб­ре­те­ние, без кото­ро­го им вряд ли уда­лось бы совер­шить откры­тие. Этвуд тоже дру­же­ски попро­щал­ся с нами. Я еще раз поздра­вил Лей­ка, при­знав, что он был прав, стре­мясь на запад. Мы дого­во­ри­лись о новой встре­че в эфи­ре в десять утра. Если ветер утих­нет, Лейк пошлет за нами само­лет. Перед сном я отпра­вил послед­нюю свод­ку на “Арк­хем”, попро­сив с боль­шой осто­рож­но­стью пере­да­вать эфир инфор­ма­цию о сен­са­ци­ях дня. Слиш­ком все неве­ро­ят­но! Нам мог­ли не пове­рить, нуж­ны дока­за­тель­ства. 

III 

В ту ночь никто из нас не мог заснуть креп­ким сном, все мы поми­нут­но про­сы­па­лись. Воз­буж­де­ние было слиш­ком вели­ко, а тут еще ветер буше­вал с неимо­вер­ной силой. Его сви­ре­пые поры­вы застав­ля­ли нас заду­мы­вать­ся, како­во же там, на базе Лей­ка, у под­но­жья бес­ко­неч­ных неве­до­мых хреб­тов, в самой колы­бе­ли жесто­ко­го ура­га­на. В десять часов Мак­тай был уже на ногах и попы­тал­ся свя­зать­ся по рации с Лей­ком, но поме­ша­ли атмо­сфер­ные усло­вия. Одна­ко нам уда­лось пого­во­рить с “Арк­хе­мом”, и Дуглас ска­зал мне, что так­же не смог вызвать Лей­ка на связь. Об ура­гане он узнал от меня – в рай­оне зали­ва Мак-Мер­до было тихо, хотя в это вери­лось с тру­дом. 

Весь день мы про­ве­ли у при­ем­ни­ка, при­слу­ши­ва­ясь к малей­ше­му шуму и потрес­ки­ва­нию в эфи­ре, и вре­мя от вре­ме­ни тщет­но пыта­лись свя­зать­ся с базой. Око­ло полу­дня с запа­да нале­тел шквал, поры­вы безум­ной силы испу­га­ли нас – не снес­ло бы лагерь. Посте­пен­но ветер утих, лишь око­ло двух часов воз­об­но­вил­ся на непро­дол­жи­тель­ное вре­мя. После трех он окон­ча­тель­но уго­мо­нил­ся, и мы с удво­ен­ной энер­ги­ей ста­ли искать Лей­ка в эфи­ре. Зная, что у него в рас­по­ря­же­нии четы­ре радио­фи­ци­ро­ван­ных само­ле­та, мы не допус­ка­ли мыс­ли, что все вели­ко­леп­ные пере­дат­чи­ки могут разом вый­ти из строя. Одна­ко нам никто не отве­чал, и, пони­мая, какой беше­ной силы мог там дости­гать шква­ли­стый ветер, мы стро­и­ли самые ужас­ные догад­ки. 

К шести часам вече­ра страх наш достиг апо­гея, и, посо­ве­щав­шись по радио с Дугла­сом и Тор­фин­се­ном, я решил дей­ство­вать. Пятый само­лет, остав­лен­ный нами в зали­ве Мак-Мер­до на попе­че­ние Шер­ма­на и двух мат­ро­сов, нахо­дил­ся в пол­ной готов­но­сти, осна­щен­ный для таких вот край­них ситу­а­ций. По все­му было вид­но, что момент насту­пил. Вызвав по радио Шер­ма­на, я при­ка­зал ему сроч­но выле­теть ко мне, взяв обо­их мат­ро­сов: усло­вия для поле­та ста­ли к это­му вре­ме­ни вполне бла­го­при­ят­ны­ми. Мы обго­во­ри­ли состав поис­ко­вой груп­пы и реши­ли, в кон­це кон­цов, отпра­вить­ся все вме­сте, захва­тив так­же сани и собак. Огром­ный само­лет, скон­стру­и­ро­ван­ный по наше­му спе­ци­аль­но­му зака­зу для пере­воз­ки тяже­ло­го машин­но­го обо­ру­до­ва­ния, поз­во­лял это сде­лать. Гото­вясь к поле­ту, я не пре­кра­щал попы­ток свя­зать­ся с Лей­ком, но без­успеш­но. 

Шер­ман вме­сте с мат­ро­са­ми Гунар­сон­ном и Лар­се­ном взле­те­ли в поло­вине вось­мо­го и несколь­ко раз за вре­мя поле­та инфор­ми­ро­ва­ли нас, как обсто­ят дела. Все шло хоро­шо. Они достиг­ли нашей базы в пол­ночь, и мы тут же при­сту­пи­ли к сове­ща­нию, решая, как дей­ство­вать даль­ше. Было доволь­но рис­ко­ван­но лететь всем в одном само­ле­те над ледя­ным мате­ри­ком, не имея про­ме­жу­точ­ных баз, но никто не спа­со­вал. Это был един­ствен­ный выход. Загру­зив часть необ­хо­ди­мо­го в само­лет, мы око­ло двух часов ночи лег­ли отдох­нуть, но уже спу­стя четы­ре часа сно­ва были на ногах, закан­чи­вая пако­вать и укла­ды­вать вещи. 

И вот 5 янва­ря в 7 часов 15 минут утра начал­ся наш полет на север в само­ле­те, кото­рый вел пилот Мак­тай. Кро­ме него в само­ле­те нахо­ди­лись еще десять чело­век, семь собак, сани, горю­чее, запас про­до­воль­ствия, а так­же про­чие необ­хо­ди­мые вещи, в том чис­ле и рация. Пого­да сто­я­ла без­вет­рен­ная, небо чистое, тем­пе­ра­ту­ра для этих мест не слиш­ком низ­кая, так что осо­бых труд­но­стей не пред­ви­де­лось. Мы были уве­ре­ны, что с помо­щью ука­зан­ных Лей­ком коор­ди­нат лег­ко оты­щем лагерь. Но дур­ные пред­чув­ствия нас не поки­да­ли: что обна­ру­жим мы у цели? Ведь радио по- преж­не­му мол­ча­ло, никто не отве­чал на наши посто­ян­ные вызо­вы. 

Каж­дый момент это­го четы­рех­ча­со­во­го поле­та навсе­гда вре­зал­ся в мою память: он изме­нил всю мою жизнь. Имен­но тогда, в 54-лет­нем воз­расте, я навсе­гда утра­тил мир и покой, при­су­щий чело­ве­ку с нор­маль­ным рас­суд­ком и живу­ще­му в согла­сии с при­ро­дой и ее зако­на­ми.

С это­го вре­ме­ни мы – все деся­те­ро, но осо­бен­но мы с Ден­фор­том – неот­рыв­но сле­ди­ли за фан­то­ма­ми, тая­щи­ми­ся в глу­би­нах это­го чудо­вищ­но­го иска­жен­но­го мира, и ничто не заста­вит нас поза­быть его. Мы не ста­ли бы рас­ска­зы­вать, будь это воз­мож­но, о наших пере­жи­ва­ни­ях все­му чело­ве­че­ству. Газе­ты напе­ча­та­ли бюл­ле­те­ни, послан­ные нами с бор­та само­ле­та, в кото­рых сооб­ща­лось о нашем бес­по­са­доч­ном пере­ле­те; о встре­че в верх­них сло­ях атмо­сфе­ры с пре­да­тель­ски­ми поры­ва­ми вет­ра; об уви­ден­ной с высо­ты шах­те, кото­рую Лейк про­бу­рил три дня назад на пол­пу­ти к горам, а так­же о зага­доч­ных снеж­ных цилин­драх, заме­чен­ных ранее Амунд­се­ном и Бэр­дом,– ветер гнал их по бес­край­ней ледя­ной рав­нине. Затем насту­пил момент, когда мы не мог­ли адек­ват­но пере­да­вать охва­тив­шие нас чув­ства, а потом при­шел и такой, когда мы ста­ли стро­го кон­тро­ли­ро­вать свои сло­ва, вве­дя сво­е­го рода цен­зу­ру. 

Пер­вым зави­дел впе­ре­ди зуб­ча­тую линию таин­ствен­ных кра­те­ров и вер­шин мат­рос Лар­сен. Он так заво­пил, что все бро­си­лись к иллю­ми­на­то­рам. Несмот­ря на зна­чи­тель­ную ско­рость само­ле­та, горы, каза­лось, совсем не при­бли­жа­лись; это гово­ри­ло о том, что они бес­ко­неч­но дале­ки и вид­ны толь­ко из-за сво­ей неве­ро­ят­ной, непо­сти­жи­мой высо­ты. И, все же посте­пен­но они мрач­но вырас­та­ли перед нами, засти­лая запад­ную часть неба, и мы уже мог­ли рас­смот­реть голые, лишен­ные рас­ти­тель­но­сти и неза­щи­щен­ные от вет­ра тем­ные вер­ши­ны. Нас про­ни­зы­ва­ло непе­ре­да­ва­е­мое ощу­ще­ние чуда, пере­жи­ва­е­мое при виде этих зали­тых розо­ва­тым антарк­ти­че­ским све­том гро­мад на фоне обла­ков ледя­ной пыли, пере­ли­ва­ю­щей­ся все­ми цве­та­ми раду­ги. 

Эта кар­ти­на рож­да­ла чув­ство бли­зо­сти к неко­ей глу­бо­чай­шей тайне, кото­рая мог­ла вдруг рас­крыть­ся перед нами. За без­жиз­нен­ны­ми жут­ки­ми хреб­та­ми, каза­лось, таи­лись пуга­ю­щие пучи­ны под­со­зна­тель­но­го, некие без­дны, где сме­ша­лись вре­мя, про­стран­ство и дру­гие, неве­до­мые чело­ве­че­ству изме­ре­ния. Эти горы пред­став­ля­лись мне вме­сти­ли­щем зла – хреб­та­ми безу­мия, даль­ние скло­ны кото­рых обры­ва­лись, ухо­дя в про­пасть, за кото­рой ниче­го не было. Полу­про­зрач­ная дым­ка обла­ков, оку­ты­ва­ю­щая вер­ши­ны, как бы наме­ка­ла на начи­на­ю­щи­е­ся за ними бес­край­ние про­сто­ры, на зата­ен­ный и непо­сти­жи­мый мир веч­ной Смер­ти – дале­кий, пустын­ный и скорб­ный. 

Юный Ден­форт обра­тил наше вни­ма­ние на любо­пыт­ную зако­но­мер­ность в очер­та­ни­ях гор­ных вер­шин – каза­лось, к ним при­ле­пи­лись какие-то куби­ки; об этом упо­ми­нал и Лейк в сво­их доне­се­ни­ях, удач­но срав­ни­вая их с при­зрач­ны­ми руи­на­ми пер­во­быт­ных хра­мов в горах Азии, кото­рые так таин­ствен­но и стран­но смот­рят­ся на полот­нах Рери­ха. Дей­стви­тель­но, в нездеш­нем виде это­го кон­ти­нен­та с его зага­доч­ны­ми гора­ми было нечто рери­хов­ское. Впер­вые я почув­ство­вал это в октяб­ре, зави­дев изда­ли Зем­лю Вик­то­рии, теперь преж­нее чув­ство ожи­ло с новой силой. В созна­нии всплы­ва­ли древ­ние мифи­че­ские обра­зы, бес­по­ко­я­щие и будо­ра­жа­щие. Как напо­ми­на­ло это мерт­вое про­стран­ство зло­ве­щее пла­то Ленг, упо­ми­на­е­мое в ста­рин­ных руко­пи­сях! Уче­ные посчи­та­ли, что оно нахо­ди­лось в Цен­траль­ной Азии, но родо­вая память чело­ве­че­ства или его пред­ше­ствен­ни­ков ухо­дит в глу­би­ны веков, и мно­гие леген­ды, несо­мнен­но, зарож­да­лись в зем­лях, горах и мрач­ных хра­мах, суще­ство­вав­ших в те вре­ме­на, когда не было еще самой Азии да и само­го чело­ве­ка, каким мы его себе сей­час пред­став­ля­ем. Неко­то­рые осо­бен­но дерз­кие мисти­ки наме­ка­ли, что дошед­шие до нас отрыв­ки Пна­ко­ти­че­ских руко­пи­сей созда­ны до плей­сто­це­на, и пред­по­ла­га­ли, что после­до­ва­те­ли Цато­гуа не явля­лись людь­ми так же, как и сам Цато­гуа. Но где бы и в какое вре­мя ни суще­ство­вал Ленг, это было не то место, куда бы я хотел попасть, не радо­ва­ла меня и мысль о бли­зо­сти к зем­ле, поро­див­шей стран­ных, при­над­ле­жав­ших непо­нят­но к како­му миру чудо­вищ – тех, о кото­рых упо­ми­нал Лейк. Как сожа­лел я в эти мину­ты, что неко­гда взял в руки отвра­ти­тель­ный “Некро­но­ми­кон” и подол­гу бесе­до­вал в уни­вер­си­те­те с фольк­ло­ри­стом Уил­мар­том, боль­шим эру­ди­том, но крайне непри­ят­ным чело­ве­ком. 

Это настро­е­ние не мог­ло не уси­лить мое и без того непри­яз­нен­ное отно­ше­ние к при­чуд­ли­вым мира­жам, рож­ден­ным на наших гла­зах измен­чи­вой игрой све­та, в то вре­мя как мы при­бли­жа­лись к хреб­там и уже раз­ли­ча­ли хол­ми­стую мест­ность пред­го­рий. За про­шед­шие неде­ли я видел не одну дюжи­ну поляр­ных мира­жей, и неко­то­рые не усту­па­ли нынеш­не­му в жут­ком ирре­аль­ном прав­до­по­до­бии. Но в этом, послед­нем, было что-то новое, какая-то пота­ен­ная угро­за, и я содро­гал­ся при виде под­ни­ма­ю­ще­го­ся навстре­чу бес­ко­неч­но­го лаби­рин­та из фан­та­сти­че­ских стен, башен и мина­ре­тов; соткан­ных из снеж­ной пыли. 

Каза­лось, перед нами рас­ки­нул­ся гигант­ский город, постро­ен­ный по зако­нам неве­до­мой чело­ве­че­ству архи­тек­ту­ры, где про­пор­ции тем­ных как ночь кон­струк­ций гово­ри­ли о чудо­вищ­ном над­ру­га­тель­стве над осно­ва­ми гео­мет­рии. Усе­чен­ные кону­сы с зазуб­рен­ны­ми кра­я­ми увен­чи­ва­лись цилин­дри­че­ски­ми колон­на­ми, кое-где взду­ты­ми и при­кры­ты­ми тон­чай­ши­ми зуб­ча­ты­ми дис­ка­ми; с ними сосед­ство­ва­ли стран­ные плос­кие фигу­ры, как бы состав­лен­ные из мно­же­ства пря­мо­уголь­ных плит, или из круг­лых пла­стин, или пяти­ко­неч­ных звезд, пере­кры­вав­ших друг дру­га. Там были так­же состав­ные кону­сы и пира­ми­ды, неко­то­рые пере­хо­ди­ли в цилин­дры, кубы или усе­чен­ные кону­сы и пира­ми­ды, а ино­гда даже в ост­ро­ко­неч­ные шпи­ли, сби­тые в отдель­ные групп­ки – по пять в каж­дой. Все эти отдель­ные ком­по­зи­ции, как бы порож­ден­ные бре­дом, соеди­ня­лись воеди­но на голо­во­кру­жи­тель­ной высо­те труб­ча­ты­ми мости­ка­ми. Зре­ли­ще подав­ля­ло и ужа­са­ло сво­и­ми гигант­ски­ми раз­ме­ра­ми. Мира­жи тако­го типа не явля­лись чем-то совер­шен­но новым: нечто подоб­ное в 1820 году наблю­дал и даже делал зари­сов­ки поляр­ный кито­бой Скор­с­би, но вре­мя и место усу­губ­ля­ли впе­чат­ле­ние: гля­дя на неве­до­мые горы, воз­вы­шав­ши­е­ся тем­ной сте­ной впе­ре­ди, мы не забы­ва­ли, какие стран­ные откры­тия совер­ши­ли здесь наши дру­зья, а так­же не исклю­ча­ли, что с ними, то есть с боль­шей частью нашей экс­пе­ди­ции, мог­ло при­клю­чить­ся несча­стье. Есте­ствен­но, что в мира­же нам чуди­лись пота­ен­ные угро­за и бес­пре­дель­ное зло. 

Когда мираж начал рас­плы­вать­ся, я не мог не почув­ство­вать облег­че­ния, хотя в про­цес­се исчез­но­ве­ния все эти зло­ве­щие башен­ки и кону­сы при­ни­ма­ли на какое-то вре­мя еще более отвра­ти­тель­ные, непри­ем­ле­мые для чело­ве­ка фор­мы. Когда мираж рас­та­ял, пре­вра­тив­шись в лег­кую дым­ку, мы сно­ва обра­ти­ли свой взор к зем­ле и поня­ли, что наш полет бли­зит­ся к кон­цу. Горы взмы­ва­ли ввысь на голо­во­кру­жи­тель­ную высо­ту, слов­но кре­пость неких гиган­тов, а их уди­ви­тель­ная гео­мет­ри­че­ская пра­виль­ность улав­ли­ва­лась теперь с пора­зи­тель­ной чет­ко­стью про­стым, не воору­жен­ным бинок­лем гла­зом. Мы лете­ли над самым пред­го­рьем и раз­ли­ча­ли сре­ди льда, снеж­ных нано­сов и откры­той зем­ли два тем­ных пят­на – по-види­мо­му, лагерь Лей­ка и место буре­ния. Еще один подъ­ем начи­нал­ся при­мер­но через пять-шесть миль, обра­зуя ниж­нюю гря­ду хол­мов, отте­ня­ю­щих гроз­ный вид пиков, пре­вос­хо­дя­щих самые высо­кие вер­ши­ны Гима­ла­ев. Нако­нец Роупс, сту­дент, сме­нив­ший Мак­тая у штур­ва­ла само­ле­та, начал сни­же­ние, направ­ляя маши­ну к лево­му боль­шо­му “пят­ну”, где, как мы счи­та­ли, рас­по­ла­га­лась база. Мак­тай же тем вре­ме­нем послал в эфир послед­нее, еще не под­верг­ше­е­ся нашей цен­зу­ре, посла­ние миру. 

Не сомне­ва­юсь, что все чита­ли крат­кие, ску­пые бюл­ле­те­ни о ходе наших поис­ко­вых работ. Через несколь­ко часов после посад­ки мы в осто­рож­ных выра­же­ни­ях сооб­щи­ли о гибе­ли всей груп­пы Лей­ка от про­нес­ше­го­ся здесь про­шлым днем или ночью ура­га­на. Были най­де­ны тру­пы деся­ти чело­век, не мог­ли отыс­кать лишь тело моло­до­го Гед­ни. Нам про­сти­ли отсут­ствие подроб­но­стей, объ­яс­нив его шоком от тра­ге­дии, и пове­ри­ли, что все один­на­дцать тру­пов невоз­мож­но пере­вез­ти на корабль из-за мно­же­ства уве­чий, при­чи­нен­ных ура­ган­ным вет­ром. Я гор­жусь тем, что даже в самые страш­ные мину­ты, обес­ку­ра­жен­ные и потря­сен­ные, с пере­хва­чен­ным от жут­ко­го зре­ли­ща дыха­ни­ем, мы все же нашли в себе силы не ска­зать всей прав­ды. Мы недо­го­ва­ри­ва­ли само­го глав­но­го, я и теперь не стал бы воро­шить про­шлое, если бы не воз­ник­ла необ­хо­ди­мость пре­ду­пре­дить смель­ча­ков о пред­сто­я­щих им кош­мар­ных встре­чах, 

Ура­ган дей­стви­тель­но про­из­вел бес­чис­лен­ные раз­ру­ше­ния. Труд­но ска­зать, уда­лось бы людям выжить, не будь еще одно­го вме­ша­тель­ства в их судь­бы. Вряд ли. На нашу экс­пе­ди­цию еще не обру­ши­вал­ся такой жесто­кий ура­ган, кото­рый бы в яро­сти швы­рял и кро­шил ледя­ные глы­бы. Один ангар – все здесь не очень-то под­го­то­ви­ли к подоб­ным сти­хий­ным бед­стви­ям – был про­сто стерт в поро­шок, а буро­вая выш­ка раз­не­се­на вдре­без­ги. Откры­тые метал­ли­че­ские части само­ле­тов и буро­вой тех­ни­ки ледя­ной вихрь отпо­ли­ро­вал до осле­пи­тель­но­го блес­ка, а две неболь­шие палат­ки, несмот­ря на высо­кие снеж­ные укреп­ле­ния, валя­лись, рас­пла­стан­ные на сне­гу. С дере­вян­но­го покры­тия буро­вой уста­нов­ки пол­но­стью сошла вся крас­ка, от ледя­ной крош­ки оно было сплошь выщерб­ле­но. К тому же ветер замел все сле­ды. Мы так­же не нашли ни одно­го цель­но­го экзем­пля­ра древ­не­го орга­низ­ма – с собой увез­ти нам было нече­го. В бес­по­ря­доч­ной куче раз­ных облом­ков нашлось несколь­ко любо­пыт­ных кам­ней, сре­ди них дико­вин­ные пяти­ко­неч­ные кусоч­ки зеле­но­го мыль­но­го кам­ня с еле замет­ны­ми точеч­ны­ми узо­ра­ми, став­ши­ми пред­ме­том спо­ров и раз­ных тол­ко­ва­ний, а так­же неко­то­рое коли­че­ство орга­ни­че­ских остат­ков, в том чис­ле и кости со стран­ны­ми повре­жде­ни­я­ми. 

Ни одна соба­ка не выжи­ла; почти пол­но­стью раз­ру­ши­лось и спеш­но воз­ве­ден­ное для них снеж­ное убе­жи­ще. Это мож­но было при­пи­сать дей­ствию ура­га­на, хотя с под­вет­рен­ной сто­ро­ны укры­тия оста­лись сле­ды раз­ло­ма,– воз­мож­но, обе­зу­мев­шие от стра­ха живот­ные вырва­лись нару­жу сами. Все трое саней исчез­ли; мы объ­яс­ни­ли про­па­жу тем, что беше­ный вихрь унес их в неиз­вест­ном направ­ле­нии. Буро­вая маши­на и устрой­ство по рас­тап­ли­ва­нию льда совсем вышли из строя, о почин­ке не мог­ло быть и речи, мы про­сто спих­ну­ли их в яму – “воро­та в про­шлое”, как назы­вал ее Лейк. Оста­ви­ли мы в лаге­ре и два само­ле­та, боль­ше дру­гих постра­дав­шие при ура­гане, тем более что теперь у нас было толь­ко четы­ре пило­та – Шер­ман, Ден­форт, Мак­тай и Роупс, при­чем перед отле­том Ден­форт пре­бы­вал в состо­я­нии тако­го тяже­ло­го нерв­но­го рас­строй­ства, что допус­кать его к пило­ти­ро­ва­нию ни в коем слу­чае не сле­до­ва­ло. Все, что мы смог­ли отыс­кать – кни­ги, при­бо­ры и про­чее сна­ря­же­ние,– тоже загру­зи­ли в само­лет. Запас­ные палат­ки и мехо­вые вещи либо про­па­ли, либо нахо­ди­лись в негод­ном состо­я­нии. 

Око­ло четы­рех часов дня, совер­шив облет мест­но­сти на неболь­шой высо­те в надеж­де отыс­кать Гед­ни и убе­див­шись, что он бес­след­но исчез, мы посла­ли на “Арк­хем” осто­рож­ное, обду­ман­ное сооб­ще­ние. Пола­гаю, бла­го­да­ря нашим ста­ра­ни­ям оно полу­чи­лось спо­кой­ным и доста­точ­но обте­ка­е­мым, посколь­ку все сошло как нель­зя луч­ше. Подроб­нее все­го мы рас­ска­за­ли о вол­не­ни­ях наших собак при при­бли­же­нии к зага­доч­ным наход­кам, что и сле­до­ва­ло ожи­дать после доне­се­ний бед­ня­ги Лей­ка. Одна­ко, пом­нит­ся, не упо­мя­ну­ли, что они при­хо­ди­ли в такое же воз­буж­де­ние, обню­хи­вая стран­ные зеле­но­ва­тые кам­ни и неко­то­рые дру­гие пред­ме­ты сре­ди все­об­ще­го раз­ва­ла в лаге­ре и на месте буре­ния: при­бо­ры, само­ле­ты, маши­ны были раз­во­ро­че­ны, отдель­ные дета­ли сорва­ны ярост­ным вет­ром – каза­лось, и ему не чуж­до было любо­пыт­ство. 

О четыр­на­дца­ти неве­до­мых тва­рях мы выска­за­лись очень туман­но. И это про­сти­тель­но. Сооб­щи­ли, что на месте ока­за­лись толь­ко повре­жден­ные экзем­пля­ры, но и их хва­ти­ло, что­бы при­знать опи­са­ние бед­ня­ги Лей­ка абсо­лют­но точ­ным. Было нелег­ко скры­вать. Наши истин­ные эмо­ции поэто­му пово­ду, а так­же не назы­вать точ­ных цифр и не упо­ми­нать, где мы обна­ру­жи­ли выше­на­зван­ные экзем­пля­ры. Меж­ду собой мы уже дого­во­ри­лись ни сло­вом не наме­кать на охва­тив­шее, по-види­мо­му, груп­пу Лей­ка безу­мие. А чем еще, как не безу­ми­ем, мож­но было объ­яс­нить захо­ро­не­ние шести повре­жден­ных тва­рей – в сто­я­чем поло­же­нии, в сне­гу, под пяти­уголь­ны­ми ледя­ны­ми пли­та­ми с нане­сен­ны­ми на них точеч­ны­ми узо­ра­ми, точь-в-точь повто­ря­ю­щи­ми узо­ры на уди­ви­тель­ных зеле­но­ва­тых мыль­ных кам­нях, извле­чен­ных из мезо­зой­ских или тре­тич­ных пла­стов. А восемь цель­ных экзем­пля­ров, о кото­рых упо­ми­нал Лейк, сги­ну­ли бес­след­но. 

Мы с Ден­фор­том поста­ра­лись так­же не будо­ра­жить обще­ствен­ное мне­ние, ска­зав лишь несколь­ко общих слов о жут­ком поле­те над гора­ми, кото­рое пред­при­ня­ли на сле­ду­ю­щее утро. С само­го нача­ла было ясно, что одо­леть эти высо­чен­ные горы смо­жет толь­ко почти пустой само­лет, поэто­му на раз­вед­ку поле­те­ли лишь мы двое, что спас­ло дру­гих от немыс­ли­мых испы­та­ний. Когда мы в час ночи вер­ну­лись на базу, Ден­форт был на гра­ни исте­ри­ки, но кое-как дер­жал себя в руках. Я лег­ко убе­дил его нико­му не пока­зы­вать наши запи­си и рисун­ки, а так­же про­чие вещи, кото­рые мы попря­та­ли в кар­ма­ны, и повто­рять всем толь­ко то, что мы реши­ли сде­лать досто­я­ни­ем обще­ствен­но­сти. И еще – подаль­ше упря­тать плен­ки и про­явить их поз­же, в пол­ном уеди­не­нии. Так что мой рас­сказ явит­ся неожи­дан­но­стью не толь­ко для миро­вой обще­ствен­но­сти, но и для быв­ших тогда вме­сте с нами участ­ни­ков экс­пе­ди­ции – Пэбо­ди, Мак­тая, Роупса, Шер­ма­на и дру­гих. Ден­форт ока­зал­ся еще боль­шим мол­чу­ном, чем я: он видел или дума­ет, что видел, нечто такое, о чем не гово­рит даже мне. 

Как извест­но, в сво­ем отче­те мы упо­ми­на­ли о труд­ном взле­те; затем под­твер­ди­ли пред­по­ло­же­ние Лей­ка, что высо­чай­шие вер­ши­ны состо­ят из слан­це­вых и про­чих древ­них пород и окон­ча­тель­но сфор­ми­ро­ва­лись к сере­дине команч­ско­го пери­о­да; еще раз упо­мя­ну­ли о при­ле­пив­ших­ся к скло­нам куби­че­ских фигу­рах необыч­но пра­виль­ной фор­мы, напо­ми­на­ю­щих кре­пост­ные сте­ны; сооб­щи­ли, что, судя по виду рас­ще­лин, здесь име­ют­ся и вкрап­ле­ния извест­ня­ка; пред­по­ло­жи­ли, что неко­то­рые скло­ны и пере­шей­ки вполне пре­одо­ли­мы для аль­пи­ни­стов, если штур­мо­вать их в под­хо­дя­щий сезон, и, нако­нец, объ­яви­ли, что по дру­гую сто­ро­ну зага­доч­ных гор рас­ки­ну­лось поис­ти­не без­гра­нич­ное пла­то столь же древ­не­го про­ис­хож­де­ния, как и сами горы, – высо­той око­ло два­дца­ти тысяч футов над уров­нем моря, с поверх­но­стью, изре­зан­ной скаль­ны­ми обра­зо­ва­ни­я­ми, про­сту­па­ю­щи­ми под ледя­ной кор­кой,– оно плав­но повы­ша­ет­ся, под­хо­дя к вер­ти­каль­но взмы­ва­ю­щей, высо­чай­шей в мире гор­ной цепи. 

Эта инфор­ма­ция в точ­но­сти соот­вет­ство­ва­ла дей­стви­тель­но­сти и вполне удо­вле­тво­ри­ла всех на базе. Наше шест­на­дца­ти­ча­со­вое отсут­ствие – гораз­до боль­шее, чем того тре­бо­ва­ли полет, посад­ка, бег­лая раз­вед­ка и сбор гео­ло­ги­че­ских образ­цов,– мы объ­яс­ни­ли изряд­но потре­пав­шим нас встреч­ным вет­ром, чест­но при­знав­шись, что совер­ши­ли вынуж­ден­ную посад­ку на даль­нем пла­то. К сча­стью, рас­сказ наш выгля­дел вполне прав­ди­во и доста­точ­но про­за­ич­но: нико­му не при­шло в голо­ву после­до­вать наше­му при­ме­ру и совер­шить еще один раз­ве­ды­ва­тель­ный полет. Впро­чем, вся­кий, кто наду­мал бы поле­теть, встре­тил­ся бы с реши­тель­ным сопро­тив­ле­ни­ем с моей сто­ро­ны, не гово­ря уж о Ден­фор­те. Пока мы отсут­ство­ва­ли, Пэбо­ди, Шер­ман, Роупс, Мак­тай и Уильям­сон рабо­та­ли как каторж­ные, вос­ста­нав­ли­вая два луч­ших само­ле­та Лей­ка, систе­ма управ­ле­ния кото­рых была повре­жде­на каким-то непо­сти­жи­мым обра­зом. 

Мы реши­ли загру­зить само­ле­ты уже на сле­ду­ю­щее утро и немед­лен­но выле­теть на нашу преж­нюю базу. Конеч­но, это был осно­ва­тель­ный крюк на пути к зали­ву Мак-Мер­до, но пря­мой пере­лет через неве­до­мые про­сто­ры мерт­во­го кон­ти­нен­та мог быть чре­ват новы­ми неожи­дан­но­стя­ми. Про­дол­же­ние иссле­до­ва­ний не пред­став­ля­лось воз­мож­ным из-за тра­ги­че­ской гибе­ли наших това­ри­щей и полом­ки буро­вой уста­нов­ки. Испы­тан­ный ужас и нераз­ре­ши­мые сомне­ния, кото­ры­ми мы не дели­лись с внеш­ним миром, заста­ви­ли нас поки­нуть этот уны­лый край, где, каза­лось, наве­ки воца­ри­лось безу­мие. 

Как извест­но, наше воз­вра­ще­ние на роди­ну про­шло бла­го­по­луч­но. Уже к вече­ру сле­ду­ю­ще­го дня, а имен­но 27 янва­ря, мы, совер­шив быст­рый бес­по­са­доч­ный пере­лет, ока­за­лись на базе, а 28-го пере­пра­ви­лись в лагерь у зали­ва Мак-Мер­до, сде­лав толь­ко одну крат­ко­вре­мен­ную оста­нов­ку из-за беше­но­го вет­ра, несколь­ко сбив­ше­го нас с кур­са. А еще через пять дней “Арк­хем” и “Мис­ка­то­ник” с людь­ми и обо­ру­до­ва­ни­ем на бор­ту, раз­ла­мы­вая ледя­ную кор­ку, вышли в море Рос­са, оста­вив с запад­ной сто­ро­ны Зем­лю Вик­то­рии и насмеш­ли­во още­рив­ши­е­ся нам вослед гро­ма­ды гор на фоне тем­но­го гро­зо­во­го неба. Поры­вы и сто­ны вет­ра пре­об­ра­жа­лись в горах в стран­ные труб­ные зву­ки, от кото­рых у меня зами­ра­ло серд­це. Не про­шло и двух недель, как мы окон­ча­тель­но вышли из поляр­ных вод, вырвав­шись нако­нец из пле­на это­го про­кля­то­го навод­нен­но­го при­зра­ка­ми цар­ства, где жизнь и смерть, про­стран­ство и вре­мя всту­пи­ли в дья­воль­ский про­ти­во­есте­ствен­ный союз задол­го до того, как мате­рия запуль­си­ро­ва­ла и заби­лась на еще неостыв­шей зем­ной коре 

Вер­нув­шись, мы сде­ла­ли все, дабы предот­вра­тить даль­ней­шее изу­че­ние антарк­ти­че­ско­го кон­ти­нен­та, друж­но дер­жа язык за зуба­ми отно­си­тель­но побуж­да­ю­щих нас к тому при­чин и нико­го не посвя­щая в наши мучи­тель­ные сомне­ния и догад­ки. Даже моло­дой Ден­форт, пере­нес­ший тяже­лый нерв­ный срыв, мол­чал, ни сло­ва не ска­зав сво­е­му леча­ще­му вра­чу, а ведь, как я уже гово­рил, было нечто такое, что, по его разу­ме­нию, толь­ко он один и видел. Со мной Ден­форт тоже как воды в рот набрал, хотя тут уж, пола­гаю, откро­вен­ность пошла бы ему на поль­зу. Его при­зна­ние мог­ло бы мно­гое объ­яс­нить, если, конеч­но, все это не было лишь гал­лю­ци­на­ци­ей, послед­стви­ем пере­не­сен­но­го шока. К тако­му выво­ду я при­шел, слы­ша от него в ред­кие момен­ты, когда он терял над собой кон­троль, отдель­ные бес­связ­ные вещи, кото­рые он, обре­тая вновь рав­но­ве­сие, горя­чо отри­цал. 

Нам сто­и­ло боль­шо­го тру­да сдер­жи­вать энту­зи­азм смель­ча­ков, стре­мив­ших­ся уви­деть воочию гро­мад­ный белый кон­ти­нент, тем более что неко­то­рые наши уси­лия, напро­тив, сыг­ра­ли роль рекла­мы и при­нес­ли обрат­ный резуль­тат. Мы забы­ли, что чело­ве­че­ское любо­пыт­ство неис­тре­би­мо: опуб­ли­ко­ван­ные отче­ты о нашей экс­пе­ди­ции побуж­да­ли и дру­гих к поис­кам неве­до­мо­го. Нату­ра­ли­сты и пале­он­то­ло­ги живо заин­те­ре­со­ва­лись сооб­ще­ни­я­ми Лей­ка об обна­ру­жен­ных им древ­них суще­ствах, хотя мы про­яви­ли муд­рость и нигде не демон­стри­ро­ва­ли ни при­ве­зен­ные с собой части захо­ро­нен­ных осо­бей, ни их фото­гра­фии. Ута­и­ли так­же и кости с наи­бо­лее впе­чат­ля­ю­щи­ми глу­бо­ки­ми руб­ца­ми, и зеле­но­ва­тые мыль­ные кам­ни, а мы с Ден­фор­том скры­ва­ли от посто­рон­них глаз фото­гра­фии и зари­сов­ки, сде­лан­ные нами по дру­гую сто­ро­ну хреб­тов; оста­ва­ясь одни, мы раз­гла­жи­ва­ли смя­тые бума­ги, в стра­хе их рас­смат­ри­ва­ли и вновь пря­та­ли подаль­ше. 

И вот теперь пол­ным ходом идет под­го­тов­ка к экс­пе­ди­ции Стар­ку­эте­ра-Мура, и она, несо­мнен­но, будет гораз­до осна­щен­ней нашей. Если сей­час не отго­во­рить энту­зи­а­стов, они про­ник­нут в самое серд­це Антарк­ти­ки, будут рас­тап­ли­вать лед и бурить поч­ву до тех пор, пока не извле­кут из глу­бин нечто такое, что, как мы поня­ли, может погу­бить чело­ве­че­ство. Поэто­му я сни­маю с себя обет мол­ча­ния и рас­ска­жу все, что знаю,– в том чис­ле и об этой жут­кой неве­до­мой тва­ри по дру­гую сто­ро­ну Хреб­тов Безу­мия. 

IV 

Мне труд­но вер­нуть­ся даже мыс­лен­но в лагерь Лей­ка, я делаю это с боль­шой неохо­той, но надо, нако­нец, откро­вен­но рас­ска­зать; что же мы в дей­стви­тель­но­сти уви­де­ли там, а потом и далее – за Хреб­та­ми Безу­мия. Лов­лю себя на посто­ян­ном иску­ше­нии – хочет­ся опус­кать дета­ли, не делать чет­ких выво­дов, гово­рить не пря­мо, а наме­ка­ми. Думаю, я и так уже мно­гое ска­зал, теперь нуж­но толь­ко запол­нить лаку­ны. Глав­ное – ужас, кото­рый охва­тил нас в лаге­ре. Я уже рас­ска­зы­вал о сокру­шен­ных вет­ром ска­лах, раз­во­ро­чен­ных укры­ти­ях, при­ве­ден­ных в негод­ность маши­нах, стран­ном бес­по­кой­стве собак, про­пав­ших санях, смер­ти наших людей и собак, исчез­но­ве­нии Гед­ни, шести ненор­маль­но захо­ро­нен­ных тва­рях, обла­дав­ших необыч­но плот­ным стро­е­ни­ем тка­ни, осо­бен­но если учесть, что они про­ле­жа­ли сорок мил­ли­о­нов лет в зем­ле. Не пом­ню, упо­ми­нал ли я о том, что мы недо­счи­та­лись одно­го соба­чье­го тру­па. Ско­ро все поза­бы­ли об этом, кро­ме меня и Ден­фор­та. 

Основ­ное, что я стре­мил­ся ута­ить, каса­лось вида тру­пов и еще несколь­ких дели­кат­ных вещей, кото­рые, воз­мож­но, мог­ли при­от­крыть ужас­ную заве­су тай­ны и дать объ­яс­не­ние, каза­лось бы, бес­связ­ным и непо­сти­жи­мым собы­ти­ям. Сра­зу после тра­ге­дии я как мог ста­рал­ся отвлечь вни­ма­ние сво­их това­ри­щей от всех этих несо­от­вет­ствий – было про­ще, да и есте­ствен­ней, при­пи­сать все сти­хий­ной вспыш­ке безу­мия в лаге­ре Лей­ка. Эти чер­то­вы горы мог­ли хоть кого све­сти с ума, осо­бен­но здесь – в самом таин­ствен­ном и пустын­ном месте на Зем­ле. 

Вид тру­пов, и чело­ве­чьих и соба­чьих, при­во­дил в недо­уме­ние. Каза­лось, они погиб­ли в борь­бе, защи­ща­ясь от дья­воль­ски жесто­ко­го напа­де­ния неве­до­мых вра­гов, иска­ле­чив­ших и искром­сав­ших их тела. Насколь­ко мы мог­ли судить, все они были либо заду­ше­ны, либо разо­рва­ны на кус­ки. Нача­лось все, оче­вид­но, с собак, вырвав­ших­ся из нена­деж­но­го загон­чи­ка, кото­рый при­шлось горо­дить на неко­то­ром рас­сто­я­нии от лаге­ря из-за пато­ло­ги­че­ской непри­яз­ни живот­ных к зага­доч­ным древним орга­низ­мам. Одна­ко все предо­сто­рож­но­сти ока­за­лись тщет­ны­ми. Остав­шись одни, они при пер­вых ярост­ных поры­вах ура­ган­но­го вет­ра раз­нес­ли это хилое убе­жи­ще – то ли их испу­гал ветер, то ли рас­тре­во­жил исто­ча­е­мый кош­мар­ны­ми тва­ря­ми едкий запах. 

Но так или ина­че, а зре­ли­ще было пре­мерз­ким. При­дет­ся мне пре­воз­мочь отвра­ще­ние и брезг­ли­вость и открыть нако­нец самое худ­шее, при этом заявив кате­го­ри­че­ски, что сги­нув­ший Гед­ни ни в коем слу­чае не пови­нен в чудо­вищ­ном зло­де­я­нии. Это наше с Ден­фор­том глу­бо­кое убеж­де­ние, обос­но­ван­ное на фак­тах и зако­нах дедук­ции. Я уже гово­рил о том, что тру­пы были страш­но изуро­до­ва­ны. Добав­лю, что у неко­то­рых вспо­ро­ли живо­ты и выта­щи­ли внут­рен­но­сти. В изощ­рен­ной жесто­ко­сти поступ­ка было нечто нече­ло­ве­че­ское. Так обо­шлись нетоль­ко с людь­ми, но и с соба­ка­ми. С рас­чет­ли­во­стью мяс­ни­ка у самых круп­ных и здо­ро­вых дву­но­гих и чет­ве­ро­но­гих существ выре­за­ли осно­ва­тель­ные кус­ки пло­ти. Рас­сы­пан­ная вокруг соль, похи­щен­ная из про­дук­то­вых запа­сов, хра­нив­ших­ся на само­ле­тах, наво­ди­ла на страш­ные подо­зре­ния. Весь этот кош­мар мы обна­ру­жи­ли в одном из вре­мен­ных анга­ров – само­лет из него был, по- види­мо­му, перед тем. выта­щен. Ни одно разум­ное объ­яс­не­ние этой тра­ге­дии не при­хо­ди­ло на ум, тем более что про­нес­ший­ся ветер, воз­мож­но, уни­что­жил сле­ды, кото­рые мог­ли бы про­лить свет на загад­ку. Не вно­си­ли ясность и най­ден­ные клоч­ки одеж­ды, гру­бо сорван­ной с чело­ве­че­ских тел. Прав­да, в одном углу, менее дру­гих постра­дав­шем от ура­га­на, мы уви­де­ли на сне­гу сла­бые отпе­чат­ки, но то были совсем не чело­ве­че­ские сле­ды – ско­рее уж они напо­ми­на­ли те дои­сто­ри­че­ские отпе­чат­ки, о кото­рых так мно­го гово­рил в послед­нее вре­мя бед­ня­га Лейк. Впро­чем, вбли­зи этих мрач­ных Хреб­тов Безу­мия вся­кое мог­ло поме­ре­щить­ся. 

Как я уже гово­рил, вско­ре выяс­ни­лось, что Гед­ни и одна из собак бес­след­но про­па­ли. В убе­жи­ще, где разыг­ра­лась жут­кая тра­ге­дия, мы недо­счи­та­лись двух чело­век и двух собак, но когда, осмот­рев чудо­вищ­ные моги­лы, пере­шли в чудом сохра­нив­шу­ю­ся палат­ку, где Лейк про­во­дил вскры­тие, кое-что про­яс­ни­лось. Здесь мы обна­ру­жи­ли пере­ме­ны: внут­рен­но­сти дои­сто­ри­че­ской тва­ри исчез­ли с импро­ви­зи­ро­ван­но­го сто­ла. Все сопо­ста­вив, мы при­шли к выво­ду, что одной из столь ненор­маль­но погре­бен­ных шести тва­рей, той, от кото­рой шел осо­бен­но невы­но­си­мый запах, была как раз пре­па­ри­ро­ван­ная Лей­ком особь. На лабо­ра­тор­ном сто­ле и вокруг него теперь лежа­ло нечто иное, и нам не пона­до­би­лось мно­го вре­ме­ни, что­бы понять: то были неуме­ло рас­се­чен­ные тру­пы – муж­чи­ны и соба­ки. Щадя чув­ства род­ствен­ни­ков, я не назо­ву имя несчаст­но­го. Инстру­мен­ты Лей­ка про­па­ли, но оста­лись сле­ды того, что их пыта­лись сте­ри­ли­зо­вать. Газо­ли­но­вая горел­ка так­же исчез­ла, а рядом с местом, где она сто­я­ла, валя­лась куча обго­рев­ших спи­чек. Мы захо­ро­ни­ли наше­го рас­чле­нен­но­го това­ри­ща вме­сте с деся­тью дру­ги­ми тру­па­ми, а остан­ки несчаст­ной соба­ки – с трид­ца­тью пятью погиб­ши­ми живот­ны­ми. Что каса­ет­ся непо­нят­ных пятен на лабо­ра­тор­ном сто­ле и на валяв­ших­ся рядом иллю­стри­ро­ван­ных кни­гах, то здесь мы теря­лись в догад­ках, не зная, что и поду­мать. 

Соб­ствен­но, самое страш­ное я уже пове­дал, но насто­ра­жи­ва­ли и дру­гие вещи. Мы не мог­ли объ­яс­нить исчез­но­ве­ния Гед­ни, соба­ки, вось­ми цель­ных, най­ден­ных Лей­ком, орга­низ­мов, трех саней, инстру­мен­тов, мно­гих иллю­стри­ро­ван­ных науч­ных книг и книг по тех­ни­ке, запи­сей и отче­тов, элек­три­че­ских фона­ри­ков и бата­ре­ек, пищи и горю­че­го, нагре­ва­тель­ных при­бо­ров, запас­ных пала­ток, мехо­вых кур­ток и про­чих вещей. При­во­ди­ли в недо­уме­ние и рас­плыв­ши­е­ся пят­на на книж­ных листах, и харак­тер поло­мок в авиа­ци­он­ной и буриль­ной тех­ни­ке – слов­но из-за неуме­ло­го обра­ще­ния. Соба­ки, каза­лось, пита­ли нескры­ва­е­мое отвра­ще­ние к этим испор­чен­ным маши­нам. В месте, где хра­ни­лась про­ви­зия, так­же царил пол­ный бес­по­ря­док, неко­то­рые про­дук­ты пита­ния отсут­ство­ва­ли вовсе; непри­ят­но пора­жа­ло и мно­же­ство сва­лен­ных в кучу кон­серв­ных банок, вскры­тых кое-как и совсем не в тех местах, кото­рые для это­го пред­на­зна­ча­лись. Оста­лось загад­кой и то, зачем пона­до­би­лось раз­бра­сы­вать повсю­ду спич­ки – исполь­зо­ван­ные, поло­ман­ные, а то и совсем целые; при­во­ди­ли так­же в недо­уме­ние стран­ные раз­ры­вы на двух или трех палат­ках и мехо­вых курт­ках – буд­то их неуме­ло при­спо­саб­ли­ва­ли для каких-то непо­нят­ных целей. Пол­ное пре­не­бре­же­ние к тру­пам людей и собак, в то вре­мя как остан­ки древ­них тва­рей были похо­ро­не­ны, хоть и весь­ма стран­ным обра­зом, тоже впи­сы­ва­лось в кар­ти­ну поваль­но­го безу­мия. На вся­кий слу­чай мы тща­тель­но сфо­то­гра­фи­ро­ва­ли эти нагляд­ные при­зна­ки охва­тив­ше­го лагерь поме­ша­тель­ства и теперь обя­за­тель­но предъ­явим их, что­бы предот­вра­тить отправ­ку экс­пе­ди­ции Стар­ку­эте­ра-Мура. 

Обна­ру­жив в укры­тии рас­тер­зан­ные тела людей, мы затем сфо­то­гра­фи­ро­ва­ли и раз­ры­ли ряд дико­вин­ных могил – пяти­ко­неч­ных снеж­ных хол­ми­ков. Нам сра­зу же бро­си­лось в гла­за сход­ство стран­ных ком­по­зи­ций из точек, нане­сен­ных на ледя­ные пли­ты поверх этих жут­ких могил с узо­ра­ми на чуд­ных зеле­ных кам­нях, о кото­рых гово­рил бед­ня­га Лейк. Когда же мы выис­ка­ли эти кам­ни сре­ди про­чих мине­ра­лов, то еще раз убе­ди­лись, что он был прав. Тут нуж­но вне­сти ясность: кам­ни непри­ят­ней­шим обра­зом напо­ми­на­ли звезд­ча­тые голо­вы древ­них тва­рей, и мы все согла­си­лись, что это сход­ство мог­ло сыг­рать роко­вую роль, подей­ство­вав на воз­буж­ден­ное вооб­ра­же­ние смер­тель­но устав­ших людей Лей­ка. 

Сума­сше­ствие – вот един­ствен­ное объ­яс­не­ние, кото­рое при­хо­ди­ло на ум, во вся­ком слу­чае, един­ствен­ное, кото­рое про­из­но­си­лось вслух.

Гед­ни нахо­дил­ся под осо­бым подо­зре­ни­ем – ведь толь­ко он мог остать­ся в живых. Впро­чем, я не настоль­ко наи­вен, что­бы не пред­по­ло­жить, что у каж­до­го из нас были дру­гие объ­яс­не­ния слу­чив­ше­го­ся, но они каза­лись нам слиш­ком уж фан­та­сти­че­ски­ми, и здра­вый смысл удер­жи­вал нас от попы­ток чет­ко их сфор­му­ли­ро­вать. Днем Шер­ман, Пэбо­ди и Мак­тай совер­ши­ли про­дол­жи­тель­ный полет над окрест­но­стя­ми, тщет­но пыта­ясь отыс­кать сле­ды Гед­ни или что- нибудь из про­пав­ших вещей. Вер­нув­шись, они сооб­щи­ли, что гигант­ские горы, похо­же, тянут­ся бес­ко­неч­но дале­ко и впра­во, и вле­во, не сни­жа­ясь и сохра­няя еди­ную струк­ту­ру. На неко­то­рых пиках­пра­виль­ные кубы и нечто, напо­ми­нав­шее кре­пост­ные залы, выри­со­вы­ва­лись чет­че, чем на про­чих, уси­ли­вая сход­ство с изоб­ра­жен­ны­ми на кар­ти­нах Рери­ха руи­на­ми в горах Азии. Что каса­ет­ся зага­доч­ных отвер­стий – воз­мож­ных вхо­дов в пеще­ры, то они рас­пре­де­ля­лись доволь­но рав­но­мер­но на сво­бод­ных от сне­га тем­ных вер­ши­нах. 

Несмот­ря на нис­по­слан­ные тяже­лые испы­та­ния, в нас не уга­са­ла науч­ная любо­зна­тель­ность и томил один и тот же вопрос: что же таит­ся там, за таин­ствен­ны­ми гор­ны­ми хреб­та­ми? В пол­ночь, после кош­мар­но­го дня, пол­но­го нераз­ре­ши­мых зага­док, мы сооб­щи­ли по радио, избе­гая подроб­но­стей, что хотим нако­нец отдох­нуть. На сле­ду­ю­щее утро было наме­че­но совер­шить один или несколь­ко раз­ве­ды­ва­тель­ных поле­тов через хреб­ты – налег­ке, при­хва­тив с собой толь­ко гео­ло­ги­че­ские инстру­мен­ты и аэро­ка­ме­ру. Пер­вы­ми гото­ви­лись лететь мы с Ден­фор­том, поэто­му в семь утра были уже на ногах, но из-за силь­но­го вет­ра полет при­шлось пере­не­сти на девять, о чем мы опять-таки пове­да­ли в крат­кой свод­ке по радио. 

Я уже не раз повто­рял ту неопре­де­лен­но-уклон­чи­вую инфор­ма­цию, кото­рой, вер­нув­шись спу­стя шест­на­дцать часов, мы поде­ли­лись со сво­и­ми остав­ши­ми­ся в лаге­ре това­ри­ща­ми, а так­же с осталь­ны­ми, жду­щи­ми наших сооб­ще­ний вда­ле­ке. Теперь же дол­жен выпол­нить свой тягост­ный долг и запол­нить, нако­нец, остав­лен­ные мной из чув­ства чело­ве­ко­лю­бия лаку­ны, рас­ска­зав хотя бы часть того, что уви­де­ли мы в дей­стви­тель­но­сти по дру­гую сто­ро­ну адских хреб­тов и что при­ве­ло Ден­фор­та к после­ду­ю­ще­му нерв­но­му сры­ву. Хоте­лось, что­бы и Ден­форт чисто­сер­деч­но пове­дал о том, что, по его убеж­де­нию, он видел (хотя не исклю­че­на воз­мож­ность гал­лю­ци­на­ции) и что, допус­каю, и при­ве­ло его к насто­я­ще­му жал­ко­му состо­я­нию. Но он отка­зал­ся наот­рез. Могу лишь вос­про­из­ве­сти на бума­ге его бес­связ­ный лепет по пово­ду зре­ли­ща, из-за кото­ро­го он непре­рыв­но вопил в тече­ние все­го обрат­но­го поле­та, когда нас бол­тал разыг­рав­ший­ся не на шут­ку ветер. Впро­чем, и осталь­но­го, уви­ден­но­го нами вме­сте, хва­ти­ло бы, что­бы све­сти кого угод­но с ума. Об этом я сей­час и пове­даю. Если рас­сказ о дожив­ших до наше­го вре­ме­ни жут­ких мон­страх, на кото­рый я решил­ся, что­бы удер­жать безум­цев от путе­ше­ствия в цен­траль­ную часть Антарк­ти­ки или хотя бы от жела­ния про­ник­нуть в нед­ра это­го бес­край­не­го мате­ри­ка, пол­но­го нераз­га­дан­ных тайн и несу­ще­го печать веко­во­го про­кля­тия пустын­ных про­сто­ров, в кото­рых нет ниче­го чело­ве­че­ско­го, если этот рас­сказ не оста­но­вит их – ну что ж, тогда, по край­ней мере, я не буду в отве­те за чудо­вищ­ные и непред­ска­зу­е­мые послед­ствия. 

Изу­чив запи­си, сде­лан­ные Пэбо­ди во вре­мя его днев­но­го поле­та, све­рив их с пока­за­ни­я­ми сек­стан­та, мы с Ден­фор­том вычис­ли­ли, что самое под­хо­дя­щее место для пере­ле­та через горы нахо­дит­ся пра­вее лаге­ря, высо­та хреб­та там мини­маль­ная – два­дцать три или два­дцать четы­ре тыся­чи футов над уров­нем моря. Все же мы пол­но­стью раз­гру­зи­ли само­лет. Лагерь наш нахо­дил­ся в пред­го­рьях, дости­гав­ших и так при­бли­зи­тель­но две­на­дцать тысяч футов, поэто­му фак­ти­че­ски нам нуж­но было под­нять­ся не на такую уж боль­шую высо­ту. Тем не менее, взле­тев, мы ост­ро почув­ство­ва­ли нехват­ку воз­ду­ха и мучи­тель­ный холод: из-за пло­хой види­мо­сти при­шлось оста­вить иллю­ми­на­то­ры откры­ты­ми. Вряд ли сто­ит гово­рить о том, что мы натя­ну­ли на себя из одеж­ды все, что смог­ли. 

При­бли­жа­ясь к мрач­ным вер­ши­нам, гроз­но тем­нев­шим над снеж­ной лини­ей, отде­ляв­шей обна­жен­ную поро­ду от веч­ных льдов, мы заме­ча­ли все боль­шее коли­че­ство при­ле­пив­ших­ся к гор­ным скло­нам гео­мет­ри­че­ски пра­виль­ных кон­струк­ций и в оче­ред­ной раз вспо­ми­на­ли зага­доч­ные кар­ти­ны Нико­лая Рери­ха из его ази­ат­ской серии. Вид вывет­рив­ших­ся древ­них пород пол­но­стью соот­вет­ство­вал опи­са­ни­ям Лей­ка: ско­рей все­го эти гиган­ты точ­но так же выси­лись здесь и в исклю­чи­тель­но дав­ние вре­ме­на – более пяти­де­ся­ти мил­ли­о­нов лет назад. Гадать, насколь­ко выше они были тогда, пред­став­ля­лось бес­смыс­лен­ным, хотя по всем при­ме­там некие осо­бые атмо­сфер­ные усло­вия в этом таин­ствен­ном рай­оне пре­пят­ство­ва­ли пере­ме­нам, сдер­жи­вая обыч­ный про­цесс раз­ру­ше­ния гор­ных пород. 

Вол­но­ва­ли и драз­ни­ли наше вооб­ра­же­ние ско­рее уж все эти пра­виль­ной фор­мы кубы, пеще­ры и кре­пост­ные валы. Ден­форт вел само­лет, а я рас­смат­ри­вал их в бинокль, то и дело щел­кая аэро­ка­ме­рой и ино­гда заме­щая у руля сво­е­го това­ри­ща, что­бы дать и ему воз­мож­ность полю­бо­вать­ся в бинокль на все эти дико­ви­ны. Впро­чем, нена­дол­го, ибо мое искус­ство пило­ти­ро­ва­ния остав­ля­ло желать луч­ше­го. Мы уже поня­ли, что стран­ные ком­по­зи­ции состо­я­ли по боль­шей части из лег­ко­го архей­ско­го квар­ци­та, кото­ро­го боль­ше нигде вокруг не было, а уди­ви­тель­ная рав­но­мер­ность их чере­до­ва­ния пуга­ла и насто­ра­жи­ва­ла нас, как и бед­ня­гу Лей­ка. 

Все про­чее, ска­зан­ное им, тоже ока­за­лось прав­дой: края этих камен­ных фигур за дол­гие годы искро­ши­лись и закруг­ли­лись, но исклю­чи­тель­ная проч­ность кам­ня помог­ла ему высто­ять. Ниж­ние, при­мы­ка­ю­щие к скло­ну части кубов каза­лись схо­жи­ми с поро­да­ми хреб­тов. Все вме­сте это напо­ми­на­ло раз­ва­ли­ны Мачу Пик­чу в Андах или кре­пост­ные сте­ны Киша, обна­ру­жен­ные архео­ло­ги­че­ской экс­пе­ди­ци­ей Окс­форд­ско­го музея под откры­тым небом. Нам с Ден­фор­том несколь­ко раз почу­ди­лось, что все эти кон­струк­ции состо­ят из отдель­ных гигант­скихг­лыб, то же самое поме­ре­щи­лось и Кэр­рол­лу, сопро­вож­дав­ше­му Лей­ка в поле­те. Какое объ­яс­не­ние мож­но дать это­му, я не пони­мал и чув­ство­вал себя как гео­лог посрам­лен­ным. 

Вул­ка­ни­че­ские поро­ды часто при­ни­ма­ют необыч­ные фор­мы, сто­ит вспом­нить хотя бы зна­ме­ни­тую Доро­гу Вели­ка­нов в Ирлан­дии, но здесь-то, несмот­ря на пер­во­на­чаль­ное пред­по­ло­же­ние Лей­ка о нали­чии в гор­ной цепи вул­ка­нов, было нечто дру­гое. 

Необыч­ные пеще­ры, рядом с кото­ры­ми груп­пи­ро­ва­лись эти дико­вин­ные камен­ные обра­зо­ва­ния, каза­лись не мень­шей загад­кой – слиш­ком уж пра­виль­ной фор­мы были отвер­стия. Чаще все­го они пред­став­ля­ли собой квад­рат или полу­круг (что соот­вет­ство­ва­ло сооб­ще­нию Лей­ка), как если бы чья-то вол­шеб­ная рука при­да­ла этим есте­ствен­ным вхо­дам более закон­чен­ную сим­мет­рич­ную фор­му. Их насчи­ты­ва­лось на удив­ле­ние мно­го, види­мо, весь извест­ня­ко­вый слой был здесь про­ни­зан под­зем­ны­ми тун­не­ля­ми. Хотя нед­ра пещер оста­ва­лись недо­ступ­ны­ми для наших бинок­лей, но у само­го их вхо­да мы кое-что мог­ли рас­смот­реть, но не заме­ти­ли там ни ста­лак­ти­тов, ни ста­лаг­ми­тов. Гор­ная поверх­ность вбли­зи пещер была необыч­но ров­ной и глад­кой, а Ден­фор­ту чуди­лось, что неболь­шие тре­щи­ны и углуб­ле­ния скла­ды­ва­лись в непо­нят­ный узор. Немуд­ре­но, что после пере­жи­тых в лаге­ре потря­се­ний узор этот смут­но напом­нил ему стран­ный точеч­ный рису­нок на зеле­но­ва­тых кам­нях, вос­про­из­ве­ден­ный безум­ца­ми на кош­мар­ных ледя­ных над­гро­би­ях шести чудо­вищ­ных тва­рей. 

Мы мед­лен­но наби­ра­ли высо­ту, гото­вясь пере­ле­теть через горы в том месте, кото­рое каза­лось отно­си­тель­но ниже осталь­но­го хреб­та. Вре­мя от вре­ме­ни погля­ды­вая вниз, мы при­ки­ды­ва­ли, смог­ли бы поко­рить это ледо­вое про­стран­ство, если бы у нас было не новей­шее сна­ря­же­ние, а то, что при­ме­ня­лось рань­ше. К наше­му удив­ле­нию, подъ­ем не отли­чал­ся осо­бой кру­тиз­ной; встре­ча­лись, конеч­но, рас­се­ли­ны и про­чие труд­ные места, но все же сани Скот­та, Шекл­то­на или Амунд­се­на, без сомне­ния, про­шли бы здесь. Лед­ни­ки под­сту­па­ли к откры­тым всем вет­рам пере­ва­лам – ока­зав­шись над нашим, мы убе­ди­лись, что и он не был исклю­че­ни­ем. 

Труд­но опи­сать вол­не­ние, с кото­рым мы ожи­да­ли встре­чи с неве­до­мым миром по дру­гую сто­ро­ну хреб­тов, хотя не было ника­ких осно­ва­ний пола­гать, что он суще­ствен­но отли­ча­ет­ся от осталь­но­го кон­ти­нен­та. Но какая-то мрач­ная, гне­ту­щая тай­на чуди­лась в этих горах, в маня­щей пере­лив­ча­той глу­бине неба меж­ду вер­ши­на­ми – это ощу­ще­ние невоз­мож­но пере­дать на бума­ге, оно слиш­ком неопре­де­лен­но и зыб­ко. Дело здесь, види­мо, заклю­ча­лось в эсте­ти­че­ских ассо­ци­а­ци­ях, в нале­те пси­хо­ло­ги­че­ско­го сим­во­лиз­ма, вспо­ми­на­лись экзо­ти­че­ская поэ­зия и живо­пись, в под­со­зна­нии всплы­ва­ли древ­ние миры из пота­ен­ных книг. Даже в завы­ва­ни­ях вет­ра слы­ша­лась некая злоб­ная воля; порой нам каза­лось, что этот вой сопро­вож­да­ет­ся какой-то дикой музы­кой – то ли сви­стом, то ли труб­ны­ми зву­ка­ми,– так слу­ча­лось, когда ветер заби­рал­ся в мно­го­чис­лен­ные гул­кие пеще­ры. Зву­ки эти вызы­ва­ли у нас какое-то неосо­знан­ное отвра­ще­ние – слож­ное, необъ­яс­ни­мое чув­ство, кото­рое воз­ни­ка­ет, когда стал­ки­ва­ешь­ся с чем-то пороч­ным. 

Мы немно­го сни­зи­ли высо­ту и теперь лете­ли, соглас­но пока­за­ни­ям ане­ро­и­да, на высо­те 23 570 футов – рай­он веч­ных сне­гов остал­ся вни­зу. Выше нас чер­не­ли толь­ко голые ска­ли­стые вер­ши­ны, облеп­лен­ные зага­доч­ны­ми куба­ми и кре­пост­ны­ми вала­ми и про­ды­ряв­лен­ные пою­щи­ми пеще­ра­ми,– все это созда­ва­ло ощу­ще­ние чего-то нена­ту­раль­но­го, фан­та­сти­че­ско­го, иллю­зор­но­го; отсю­да начи­на­ли свой путь и ост­ро­ко­неч­ные лед­ни­ки. Вгля­ды­ва­ясь в высо­чен­ные пики, я, кажет­ся, видел тот, упо­мя­ну­тый несчаст­ным Лей­ком, на вер­шине кото­ро­го ему поме­ре­щил­ся кре­пост­ной вал. Пик этот был почти пол­но­стью затя­нут осо­бым антарк­ти­че­ским тума­ном – Лейк при­нял его за при­зна­ки вул­ка­ни­че­ской актив­но­сти. А перед нами лежал пере­вал, и ветер, завы­вая, про­но­сил­ся меж его неров­ных и мрач­но насуп­лен­ных камен­ных стен. Даль­ше про­сти­ра­лось небо, по нему, осве­щен­но­му низ­ким поляр­ным солн­цем, полз­ли куд­ря­вые облач­ка. Вни­зу же нахо­дил­ся тот неве­до­мый мир, кото­рый еще не уда­ва­лось лице­зреть смерт­но­му. 

Еще немно­го – и он откро­ет­ся перед нами. Заглу­шая все вокруг, с ярост­ным воем нес­ся через пере­вал ветер, в его реве, уси­ли­вав­шем­ся шумом мото­ра, мож­но было рас­слы­шать раз­ве что крик, и пото­му мы с Ден­фор­том обме­ня­лись лишь крас­но­ре­чи­вым взгля­дом. Но вот послед­ние футы поза­ди – и перед нами­не­ожи­дан­но как бы рас­пах­ну­лись две­ри в древ­ний и абсо­лют­но чужой мир, тая­щий мно­же­ство нерас­кры­тых сек­ре­тов. 

V 

Думаю, в этот момент мы оба одно­вре­мен­но изда­ли крик, в кото­ром сме­ша­лось все – вос­торг, удив­ле­ние, ужас и недо­ве­рие. Конеч­но, у нас име­лись кое-какие позна­ния, уме­ряв­шие наши чув­ства. Мож­но было, напри­мер, вспом­нить при­чуд­ли­вую при­род­ную фор­му кам­ней Сада Богов в Коло­ра­до или уди­ви­тель­ную сим­мет­рич­ность отпо­ли­ро­ван­ных вет­ром скал Ари­зон­ской пусты­ни. Или при­нять открыв­ше­е­ся зре­ли­ще за мираж, вро­де того, что созер­ца­ли про­шлым утром, под­ле­тая к Хреб­там Безу­мия. Надо было непре­мен­но опе­реть­ся на что-то извест­ное, при­выч­ное, что­бы не лишить­ся рас­суд­ка при виде бес­край­ней ледя­ной пусты­ни, на кото­рой сохра­ни­лись сле­ды раз­ру­ши­тель­ных ура­га­нов, и кажу­ще­го­ся так­же бес­ко­неч­ным гран­ди­оз­но­го, гео­мет­ри­че­ски пра­виль­но­го камен­но­го лаби­рин­та со сво­ей внут­рен­ней рит­ми­кой, взды­ма­ю­ще­го свои вер­ши­ны, испещ­рен­ные тре­щи­на­ми и впа­ди­на­ми, над веч­ны­ми сне­га­ми.

Снеж­ный покров здесь, кста­ти, был не более соро­ка – пяти­де­ся­ти футов, а кое-где и того мень­ше. 

Невоз­мож­но пере­дать сло­ва­ми впе­чат­ле­ние от кош­мар­но­го зре­ли­ща – ведь здесь, не ина­че как по нау­ще­нию дья­во­ла, ока­за­лись пору­шен­ны­ми все зако­ны при­ро­ды. На этом древ­нем плос­ко­го­рье, воз­не­сен­ном на высо­ту два­дца­ти тысяч футов над уров­нем моря, с кли­ма­там, непри­год­ным для все­го живо­го еще за пять­сот тысяч лет до появ­ле­ния чело­ве­ка, на всем про­тя­же­нии этой ледя­ной рав­ни­ны выси­лись – как бы ни хоте­лось, в целях сохра­не­ния рас­суд­ка, спи­сать все на обман зре­ния – камен­ные джунгли явно искус­ствен­но­го про­ис­хож­де­ния. А ведь рань­ше мы даже и мыс­ли не допус­ка­ли, что все эти кубы и кре­пост­ные валы могут быть сотво­ре­ны отнюдь не при­ро­дой. Да и как допу­стить, если чело­век в те вре­ме­на, когда мате­рик ско­вал веч­ный холод, еще мало чем отли­чал­ся от обе­зья­ны? 

Но теперь власть разу­ма осно­ва­тель­но поко­ле­ба­лась: гигант­ский лаби­ринт из квад­рат­ных, округ­лых и пря­мо­уголь­ных камен­ных глыб давал недву­смыс­лен­ное пред­став­ле­ние о сво­ей под­лин­ной при­ро­де. Это был, несо­мнен­но, тот самый дья­воль­ский город-мираж, толь­ко теперь он рас­ки­нул­ся перед нами как объ­ек­тив­ная, неот­вра­ти­мая реаль­ность. Выхо­дит, про­кля­тое нава­жде­ние име­ло под собой мате­ри­аль­ное осно­ва­ние: отра­жа­ясь в обла­ках ледя­ной пыли, этот дои­сто­ри­че­ский камен­ный монстр посы­лал свой образ через гор­ный хре­бет. При­зрач­ный фан­том, конеч­но, нес в себе неко­то­рые пре­уве­ли­че­ния и иска­же­ния, отли­ча­ясь от пер­во­ис­точ­ни­ка, и все же реаль­ность пока­за­лась нам куда страш­нее и опас­ней гре­зы. 

Толь­ко колос­саль­ная, нече­ло­ве­че­ская плот­ность мас­сив­ных камен­ных башен и кре­пост­ных стен убе­рег­ла от гибе­ли это жут­кое тво­ре­ние, кото­рое сот­ни тысяч – а может, и мил­ли­о­нов – лет дре­ма­ло здесь, посе­ре­дине ледя­но­го без­мол­вия. “Corona Mundi– Кры­ша Мира… ” С наших губ сры­ва­лись фра­зы одна бес­связ­нее дру­гой; наши голо­вы кру­жи­ло от неве­ро­ят­но­го зре­ли­ща, рас­ки­нув­ше­го­ся вни­зу. Мне вновь при­шли на ум таин­ствен­ные древ­ние мифы, кото­рые так часто вспо­ми­на­лись в этом мерт­вом антарк­ти­че­ском крае: демо­ни­че­ское пла­то Ленг; Ми-Го, омер­зи­тель­ный снеж­ный чело­век с Гима­ла­ев; Пна­ко­ти­че­ские руко­пи­си с содер­жа­щи­ми­ся там наме­ка­ми на их “нече­ло­ве­че­ское” про­ис­хож­де­ние; культ Ктул­ху, “Некро­но­ми­кон”; гипер­бо­рей­ские леген­ды о бес­фор­мен­ном Цато­гуа, звезд­ных при­шель­цах, еще более аморф­ных. 

Город тянул­ся бес­ко­неч­но дале­ко в обе сто­ро­ны, лишь изред­ка плот­ность застрой­ки реде­ла. Как бы при­сталь­но ни вгля­ды­ва­лись мы в его пра­вую от нас или левую части, про­тя­нув­ши­е­ся вдоль низ­ких пред­го­рий, мы не виде­ли боль­шо­го про­све­та – толь­ко с левой сто­ро­ны от пере­ва­ла, над кото­рым мы про­ле­те­ли, была неболь­шая про­га­ли­на. По чистой слу­чай­но­сти мы наткну­лись как бы на при­го­род – неболь­шую часть огром­но­го мега­по­ли­са. Пред­го­рья запол­ня­ли фан­та­сти­че­ско­го вида камен­ные построй­ки, соеди­няв­шие зло­ве­щий город с уже зна­ко­мы­ми нам куба­ми и кре­пост­ны­ми вала­ми; послед­ние, по всей види­мо­сти, явля­лись не чем иным, как обо­ро­ни­тель­ны­ми соору­же­ни­я­ми. Здесь, на внут­рен­ней сто­роне хреб­тов, они были, на пер­вый взгляд, столь же осно­ва­тель­ны­ми, как и на внеш­нем склоне. 

Неве­до­мый камен­ный лаби­ринт состо­ял по боль­шей части из стен, высо­та кото­рых коле­ба­лась от деся­ти до ста пяти­де­ся­ти футов (не счи­тая скры­то­го подо льдом), а тол­щи­на – от пяти до деся­ти футов. Сло­же­ны они были из огром­ных глыб – тем­ных про­те­ро­зой­ских слан­цев. Стро­е­ния очень отли­ча­лись друг от дру­га раз­ме­ра­ми. Неко­то­рые соеди­ня­лись на манер сот, и спле­те­ния эти тяну­лись на огром­ные рас­сто­я­ния. Построй­ки помень­ше сто­я­ли отдель­но. Пре­об­ла­да­ли кони­че­ские, пира­ми­даль­ные и тер­ра­си­ро­ван­ные фор­мы, хотя встре­ча­лись соору­же­ния в виде нор­маль­ных цилин­дров, совер­шен­ных кубов или их скоп­ле­ний, а так­же дру­гие пря­мо­уголь­ные фор­мы; кро­ме того, повсю­ду были раз­бро­са­ны при­чуд­ли­вые пяти­уголь­ные стро­е­ния, немно­го напо­ми­нав­шие совре­мен­ные фор­ти­фи­ка­ци­он­ные объ­ек­ты. Стро­и­те­ли посто­ян­но и со зна­ни­ем дела исполь­зо­ва­ли прин­цип арки; воз­мож­но так­же, что в пери­од рас­цве­та город укра­ша­ли купо­ла. 

Все эти камен­ные дебри изряд­но повы­вет­ри­лись, а само ледя­ное поле, на кото­ром воз­вы­ша­лась верх­няя часть горо­да, было засы­па­но облом­ка­ми обру­шив­ших­ся глыб, поко­ив­ших­ся здесь с неза­па­мят­ных вре­мен. Там, где лед был попро­зрач­нее, про­смат­ри­ва­лись фун­да­мен­ты и ниж­ние эта­жи гигант­ских зда­ний, а так­же камен­ные мосты, соеди­няв­шие баш­ни на раз­ных уров­нях. На откры­том воз­ду­хе мосты не уце­ле­ли, но на сте­нах от них оста­лись сле­ды. Вгля­дев­шись при­сталь­нее, мы заме­ти­ли изряд­ное коли­че­ство доволь­но боль­ших окон, кое-где закры­тых став­ня­ми – изго­тов­лен­ны­ми изна­чаль­но, види­мо, из дере­ва, а со вре­ме­нем став­ши­ми ока­ме­не­ло­стью,– но в мас­се сво­ей окна угро­жа­ю­ще зия­ли пусты­ми глаз­ни­ца­ми. Кры­ши в основ­ном отсут­ство­ва­ли, а края стен были стер­ты и закруг­ле­ны, но неко­то­рые стро­е­ния, пре­иму­ще­ствен­но кони­че­ской или пира­ми­даль­ной фор­мы, окру­жен­ные высо­ки­ми ограж­де­ни­я­ми, сто­я­ли незыб­ле­мо напе­ре­кор вре­ме­ни и сти­хи­ям. В бинокль нам уда­лось даже раз­гля­деть орна­мент на кар­ни­зах – в нем при­сут­ство­ва­ли все те же стран­ные груп­пы точек, что и на древ­них кам­нях, но теперь это пред­став­ля­лось в совер­шен­но новом све­те. Мно­гие соору­же­ния раз­ру­ши­лись, а лед рас­ко­лол­ся по при­чи­нам чисто гео­ло­ги­че­ско­го свой­ства. Кое-где камень истер­ся вплоть до само­го льда. Через весь город тянул­ся широ­кий, сво­бод­ный от постро­ек “про­спект” – он шел к рас­ще­лине в гор­ной низине, при­бли­зи­тель­но в миле от пере­шей­ка. По нашим пред­по­ло­же­ни­ям, это мог­ло быть рус­ло боль­шой реки, кото­рая про­те­ка­ла здесь мил­ли­о­ны лет назад, в тре­тич­ный пери­од, теря­ясь под зем­лей и впа­дая в без­дон­ную про­пасть где-нибудь под огром­ны­ми гора­ми, Ведь рай­он этот – со мно­же­ством пещер и ковар­ных бездн – явно таил в себе недо­ступ­ные людям под­зем­ные тай­ны. 

Уди­ви­тель­но, как нам уда­лось сохра­нить рав­но­ве­сие духа при том изум­ле­нии, кото­рое охва­ти­ло нас от пора­зи­тель­но­го, невоз­мож­но­го зре­ли­ща – горо­да, вос­став­ше­го из пред­веч­ных глу­бин, задол­го до появ­ле­ния на Зем­ле чело­ве­ка. Что же все-таки про­ис­хо­ди­ло? Пута­ни­ца с хро­но­ло­ги­ей? Уста­ре­ли науч­ные тео­рии? Нас под­ве­ло соб­ствен­ное созна­ние? Отве­та мы не зна­ли, но все же дер­жа­ли себя в руках, про­дол­жая зани­мать­ся сво­им делом: вели само­лет соглас­но кур­су, наблю­да­ли одно­вре­мен­но мно­же­ство вещей и непре­рыв­но фото­гра­фи­ро­ва­ли, наде­ясь, что это сослу­жит и нам, и все­му чело­ве­че­ству хоро­шую служ­бу. В моем слу­чае рабо­тал уко­ре­нив­ший­ся навык уче­но­го: любо­зна­тель­ность одер­жа­ла верх над непо­нят­ной рас­те­рян­но­стью и даже стра­хом – хоте­лось про­ник­нуть в веко­вые тай­ны и узнать, что за суще­ства жили здесь, воз­во­дя свои жили­ща на столь огром­ной тер­ри­то­рии, и как они соот­но­си­лись с миром. 

То, что мы уви­де­ли, нель­зя было назвать обыч­ным горо­дом, нашим гла­зам откры­лась пора­зи­тель­ная стра­ни­ца из древ­ней­шей и неве­ро­ят­ней­шей гла­вы зем­ной исто­рии. Сле­ды ее сохра­ни­лись раз­ве что в самых тем­ных, иска­жен­ных леген­дах, ведь глу­бо­кие ката­клиз­мы уни­что­жи­ли все, что мог­ло про­со­чить­ся за эти гигант­ские сте­ны. Стра­ни­ца, одна­ко, подо­шла к кон­цу задол­го до того, как чело­ве­че­ство поти­хонь­ку выби­лось из обе­зья­нье­го цар­ства. Перед нами про­сти­рал­ся палео­ген­ный мега­по­лис, в срав­не­нии с кото­рым леген­дар­ные Атлан­ти­да и Лему­рия, Ком­мо­рия, Узул­да­рум и Ола­тое в зем­ле Ломар отно­си­лись даже не ко вче­раш­не­му дню исто­рии, а к сего­дняш­не­му; этот мега­по­лис вста­вал в один ряд с таки­ми дья­воль­ски­ми порож­де­ни­я­ми, как Валу­сия, Р’лай, Иб в зем­ле Мнар и Безы­мян­ный город в Ара­вий­ской пустыне. Когда мы лете­ли над бес­ко­неч­ны­ми ряда­ми без­жиз­нен­ных гигант­ских башен, вооб­ра­же­ние то и дело уно­си­ло меня в мир фан­та­сти­че­ских ассо­ци­а­ций, и тогда про­тя­ги­ва­лись незри­мы­ени­ти меж­ду этим зате­рян­ным кра­ем и ужа­сом, пере­жи­тым мной в лаге­ре и теперь бере­див­шим мой разум неяс­ны­ми догад­ка­ми. 

Нам сле­до­ва­ло соблю­дать осто­рож­ность и не слиш­ком затя­ги­вать полет: стре­мясь как мож­но боль­ше умень­шить вес, мы зали­ли непол­ные баки. И все же мы осно­ва­тель­но про­дви­ну­лись впе­ред, сни­зив высо­ту и тем самым ускольз­нув от вет­ра. Ни гор­ным хреб­там, ни под­хо­див­ше­му к самым пред­го­рьям ужас­но­му горо­ду не было, каза­лось, ни кон­ца, ни края. Пять­де­сят миль поле­та вдоль хреб­тов не выяви­ли ниче­го ново­го в этом неиз­мен­ном камен­ном лаби­рин­те. Выры­ва­ясь, подоб­но зажи­во погре­бен­но­му, из ледя­но­го пле­на, он одно­об­раз­но про­сти­рал­ся в бес­ко­неч­ность. Впро­чем, неко­то­рые неожи­дан­ные вещи все же встре­ча­лись, вро­де­узо­ров, выби­тых на ска­лах уще­лья, где широ­кая река когда-то про­кла­ды­ва­ла себе доро­гу через пред­го­рья, преж­де чем излить­ся в под­зе­ме­лье. Уте­сы по кра­ям уще­лья были дерз­ко пре­вра­ще­ны без­вест­ны­ми вая­те­ля­ми в гигант­ские стол­бы, и что-то в их боч­ко­об­раз­ной фор­ме буди­ло в Ден­фор­те и во мне­смут­ные, тре­вож­ные и непри­ят­ные вос­по­ми­на­ния. 

Нам так­же повстре­ча­лись откры­тые про­стран­ства в виде пяти­ко­неч­ных звезд (по-види­мо­му, пло­ща­ди), обра­ти­ли мы вни­ма­ние и на зна­чи­тель­ные неров­но­сти в поверх­но­сти. Там, где дыби­лись ска­лы, их обыч­но пре­вра­ща­ли в камен­ные зда­ния, но мы заме­ти­ли по мень­шей мере два исклю­че­ния. В одном слу­чае камень слиш­ком истер­ся, что­бы мож­но было понять его пред­на­зна­че­ние; в дру­гом же из ска­лы был высе­чен гран­ди­оз­ный цилин­дри­че­ской фор­мы памят­ник, несколь­ко напо­ми­на­ю­щий зна­ме­ни­тое Зме­и­ное над­гро­бие в древ­ней долине Пет­ры. 

По мере обле­та мест­но­сти нам ста­но­ви­лось ясно, что в шири­ну город имел свои пре­де­лы – в то вре­мя как его про­тя­жен­ность вдоль хреб­тов каза­лась бес­ко­неч­ной. Через трид­цать миль дико­вин­ные камен­ные зда­ния ста­ли попа­дать­ся реже, а еще через десять под нами ока­за­лась голая ледя­ная пусты­ня – без вся­ких сле­дов хит­ро­ум­ных соору­же­ний. Широ­кое рус­ло реки плав­но про­сти­ра­лось вдаль, а поверх­ность зем­ли, каза­лось, ста­но­ви­лась все более неров­ной, отло­го под­ни­ма­ясь к запа­ду и теря­ясь там в беле­сой дым­ке тума­на. 

До сих пор мы не дела­ли попы­ток при­зем­лить­ся, но раз­ве мож­но было вер­нуть­ся, не попро­бо­вав про­ник­нуть в эти жут­кие и вели­че­ствен­ные соору­же­ния! Поэто­му мы реши­ли выбрать для посад­ки место поров­нее – в пред­го­рье, бли­же к пере­шей­ку, и, оста­вив там свой само­лет, совер­шить пешую вылаз­ку. Сни­зив­шись, мы раз­гля­де­ли сре­ди руин несколь­ко доволь­но удоб­ных для нашей цели мест. Выбрав то, что лежа­ло бли­же к пере­ва­лу – ведь нам пред­сто­я­ло воз­вра­щать­ся в лагерь тем же путем, – мы точ­но в 12.30 дня при­зем­ли­лись на ров­ный и плот­ный снеж­ный наст, отку­да ничто не мог­ло поме­шать нам спу­стя неко­то­рое вре­мя лег­ко и быст­ро взле­теть. 

Мы не соби­ра­лись надол­го отлу­чать­ся, да и вет­ра осо­бо­го не было, поэто­му реши­ли не насы­пать вокруг само­ле­та заслон из сне­га, а про­сто укре­пить его лыж­ные шас­си и по воз­мож­но­сти утеп­лить дви­га­тель. Мы сня­ли лиш­нюю мехо­вую одеж­ду, а из сна­ря­же­ния захва­ти­ли с собой в поход немно­гое: ком­пас, фото­ап­па­рат, немно­го еды, бума­гу, тол­стые тет­ра­ди, гео­ло­ги­че­ский моло­ток, доло­то, мешоч­ки для образ­цов, моток верев­ки, мощ­ные элек­три­че­ские фона­ри­ки и запас­ные бата­рей­ки. Всем этим мы запас­лись еще перед отле­том, наде­ясь, что нам удаст­ся-таки совер­шить посад­ку, сде­лать несколь­ко сним­ков, зари­со­вок и топо­гра­фи­че­ских чер­те­жей, а так­же взять несколь­ко образ­цов обна­жен­ных пород – со скал или в пеще­рах. К сча­стью, у нас был с собой осно­ва­тель­ный запас бума­ги, кото­рую мы порва­ли на клоч­ки, сло­жи­ли в сво­бод­ный рюк­зак, что­бы в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти, если попа­дем в под­зем­ные лаби­рин­ты, при­ме­нить прин­цип игры в “зай­цев – собак”. Най­ди мы пеще­ры, где не гулял бы ветер, этот удоб­ный метод поз­во­лил бы про­дви­гать­ся впе­ред с боль­шей ско­ро­стью, чем обыч­ные при таких под­зем­ных экс­кур­си­ях опо­зна­ва­тель­ные насеч­ки на кам­нях. 

Осто­рож­но спус­ка­ясь вниз по плот­но­му снеж­но­му насту в направ­ле­нии необъ­ят­но­го камен­но­го лаби­рин­та, затя­ну­то­го на запа­де при­зрач­ной дым­кой, мы ост­ро ощу­ща­ли бли­зость чуда; подоб­ное состо­я­ние мы пере­жи­ли четы­ре часа назад, когда под­ле­та­ли к пере­ва­лу в этих тая­щих веко­вые тай­ны хреб­тах. Конеч­но, теперь мы уже кое-что зна­ли о том, что пря­чут за сво­ей мощ­ной спи­ной горы, но одно дело гла­зеть на город с само­ле­та, и совсем дру­гое – сту­пить само­му внутрь этих древ­них стен, пони­мая, что воз­раст их исчис­ля­ет­ся мил­ли­о­на­ми лет и что они сто­я­ли здесь задол­го до появ­ле­ния на Зем­ле чело­ве­ка. Ина­че чем бла­го­го­вей­ным ужа­сом это состо­я­ние не назо­вешь, ведь к нему при­ме­ши­ва­лось ощу­ще­ние неко­ей кос­ми­че­ской ано­ма­лии. Хотя на такой зна­чи­тель­ной высо­те воз­дух был окон­ча­тель­но раз­ре­жен, что затруд­ня­ло дви­же­ние, мы с Ден­фор­том чув­ство­ва­ли себя непло­хо, пола­гая в сво­ем энту­зи­аз­ме, что нам по пле­чу любая зада­ча. Непо­да­ле­ку от места посад­ки тор­ча­ли врос­шие в снег бес­фор­мен­ные руи­ны, а немно­го даль­ше под­ни­ма­лась над ледя­ной корой – при­мер­но футов на деся­тьо­дин­на­дцать – огром­ная кре­пость в виде пяти­уголь­ной звез­ды со сне­сен­ной кры­шей. К ней мы и напра­ви­лись, и когда нако­нец при­кос­ну­лись к этим исто­чен­ным вре­ме­нем гигант­ским камен­ным глы­бам, нас охва­ти­ло чув­ство, что мы уста­но­ви­ли бес­пре­це­дент­ную и почти бого­хуль­ствен­ную связь с канув­ши­ми в пучи­ну вре­ме­ни века­ми, до сих пор наглу­хо закры­ты­ми от наших соро­ди­чей. 

Эта кре­пость, рас­сто­я­ние меж­ду угла­ми кото­рой рав­ня­лось трем­стам футам, была сло­же­на из извест­ня­ко­вых глыб юрско­го пери­о­да, каж­дая в сред­нем шири­ной в шесть, дли­ной в восемь футов. Вдоль всех пяти лучей, на четы­рех­фу­то­вой высо­те над свер­ка­ю­щей ледя­ной поверх­но­стью тянул­ся ряд сим­мет­рич­но выдолб­лен­ных свод­ча­тых око­шек. Загля­нув внутрь, мы обна­ру­жи­ли, что сте­ны были не менее пяти футов тол­щи­ной, се пере­го­род­ки внут­ри отсут­ство­ва­ли, зато сохра­ни­лись сле­ды рез­но­го орна­мен­та и баре­льеф­ных изоб­ра­же­ний – о чем мы дога­ды­ва­лись и рань­ше, про­ле­тая низ­ко над подоб­ны­ми соору­же­ни­я­ми. О том, как выгля­дит ниж­няя часть поме­ще­ния, мож­но было толь­ко дога­ды­вать­ся, ибо вся она была сокры­та под тем­ной тол­щей сне­га и льда. 

Мы осто­рож­но пере­дви­га­лись от окна к окну, тщет­но пыта­ясь раз­гля­деть узо­ры на сте­нах, но не делая ника­ких попы­ток влезть внутрь и сой­ти на ледя­ной пол. Во вре­мя поле­та мы убе­ди­лись, что неко­то­рые зда­ния менее дру­гих ско­ва­ны льдом, и нас не остав­ля­ла надеж­да, что там, где сохра­ни­лись кры­ши, мож­но сту­пить на сво­бод­ную от сне­га зем­лю. Преж­де чем поки­нуть кре­пость, мы сфо­то­гра­фи­ро­ва­ли ее в несколь­ких ракур­сах, а так­же вни­ма­тель­но осмот­ре­ли могу­чие сте­ны, ста­ра­ясь понять прин­цип их клад­ки. Как сожа­ле­ли мы, что рядом нет Пэбо­ди: его инже­нер­ные позна­ния помог­ли бы нам понять, как в те безум­но отда­лен­ные от наших дней вре­ме­на, когда созда­вал­ся город, его стро­и­те­ли управ­ля­лись с эти­ми неподъ­ем­ны­ми глы­ба­ми. 

Навсе­гда, до мель­чай­шей подроб­но­сти, запе­чат­лел­ся в моем созна­нии наш путь дли­ной в пол­ми­ли до насто­я­ще­го горо­да; высо­ко над нами, в горах, все это вре­мя буй­ство­вал, сви­ре­по рыча, ветер. Нако­нец перед нами рас­ки­ну­лось при­зрач­ное зре­ли­ще, такая фан­тас­ма­го­рия про­чим смерт­ным мог­ла при­ви­деть­ся толь­ко в страш­ном кош­ма­ре. Чудо­вищ­ные пере­пле­те­ния тем­ных камен­ных башен на фоне беле­со­го, слов­но бы вспу­чен­но­го тума­на меня­ли облик с каж­дым нашим шагом. Это был мираж из кам­ня, и если бы не сохра­нив­ши­е­ся фото­гра­фии, я бы до сих пор сомне­вал­ся, въяве ли все это видел. Прин­цип клад­ки оста­вал­ся тот же, что и в кре­по­сти, но невоз­мож­но опи­сать те при­чуд­ли­вые фор­мы, кото­рые при­ни­мал камень в город­ских стро­е­ни­ях. 

Сним­ки запе­чат­ле­ли лишь пару нагляд­ных при­ме­ров это­го необуз­дан­но­го раз­но­об­ра­зия, гран­ди­оз­но­сти и неве­ро­ят­ной экзо­ти­ки. Вряд ли Эвклид подо­брал бы назва­ния неко­то­рым из встре­ча­ю­щих­ся здесь гео­мет­ри­че­ских фигур – усе­чен­ным кону­сам непра­виль­ной фор­мы; вызы­ва­ю­ще непро­пор­ци­о­наль­ным пор­ти­кам; шпи­лям со стран­ны­ми выпук­ло­стя­ми; необыч­но сгруп­пи­ро­ван­ным раз­ру­шен­ным колон­нам, все­воз­мож­ным пяти­уголь­ным и пяти­ко­неч­ным соору­же­ни­ям, непре­взой­ден­ным в сво­ей гро­теск­ной фан­та­стич­но­сти. Нахо­дясь уже в окрест­но­стях горо­да, мы виде­ли там, где лед был про­зрач­ным, тем­нев­шие в ледя­ной тол­ще тру­бы камен­ных пере­мы­чек, соеди­няв­ших эти неве­ро­ят­ные зда­ния на раз­ной высо­те. Улиц в нашем пони­ма­нии здесь не было – толь­ко там, где преж­де про­те­ка­ла древ­няя река, про­сти­ра­лась откры­тая поло­са, раз­де­ляв­шая город попо­лам. 

В бинок­ли нам уда­лось раз­гля­деть вытя­ну­тые по длине зда­ний полу­стер­ши­е­ся баре­лье­фы и орна­мен­ты из точек; так поне­мно­гу в нашем вооб­ра­же­нии начал скла­ды­вать­ся былой облик горо­да, хотя теперь в нем отсут­ство­ва­ло боль­шин­ство крыш, шпи­лей и купо­лов. Когда-то он был весь про­ни­зан тес­ны­ми про­ул­ка­ми, похо­жи­ми на глу­бо­кие уще­лья, неко­то­рые чуть ли не пре­вра­ща­лись в тем­ные тун­не­ли из-за навис­ших над ними камен­ных высту­пов или арок мостов. А сей­час он рас­ки­нул­ся перед нами как порож­де­ние чьей то мрач­ной фан­та­зии, за ним клу­бил­ся туман, в север­ной части кото­ро­го про­би­ва­лись розо­ва­тые лучи низ­ко­го антарк­ти­че­ско­го солн­ца. Когда же на мгно­ве­ние солн­це скры­лось совсем и все погру­зи­лось в полу­мрак, мы отчет­ли­во уло­ви­ли некую смут­ную угро­зу, харак­тер кото­рой мне труд­но опи­сать. Даже в отда­лен­ном завы­ва­нии не дости­га­ю­ще­го нас вет­ра, бушу­ю­ще­го на про­сто­ре сре­ди гигант­ских гор­ных вер­шин, почу­ди­лась зло­ве­щая инто­на­ция. У само­го горо­да нам при­шлось пре­одо­леть исклю­чи­тель­но кру­той спуск, где обна­жен­ная поро­да по кра­ям рав­но­мер­но чере­ду­ю­щих­ся высту­пов заста­ви­ла меня поду­мать, что, види­мо, в дале­ком про­шлом здесь суще­ство­ва­ла искус­ствен­ная камен­ная лест­ни­ца. Без сомне­ния, глу­бо­ко подо льдом обна­ру­жи­лись бы сту­пе­ни или что-нибудь в этом роде. 

Когда, нако­нец мы всту­пи­ли в город и ста­ли про­дви­гать­ся впе­ред, караб­ка­ясь через рух­нув­шие облом­ки камен­ных глыб и чув­ствуя себя кар­ли­ка­ми рядом с выщерб­лен­ны­ми и потрес­кав­ши­ми­ся сте­на­ми-гиган­та­ми, нер­вы наши вновь напряг­лись до такой сте­пе­ни, что мы лишь чудом сохра­ня­ли само­об­ла­да­ние. Ден­форт поми­нут­но вздра­ги­вал и изво­дил меня совер­шен­но неумест­ны­ми и крайне непри­ят­ны­ми пред­по­ло­же­ни­я­ми отно­си­тель­но того, что на самом деле про­изо­шло в лаге­ре. Мне они были про­сто отвра­ти­тель­ны: ведь вид это­го ужас­но­го горо­да-колос­са, под­няв­ше­го­ся из тем­ной пучи­ны глу­бо­кой древ­но­сти, и меня натал­ки­вал на опре­де­лен­ные выво­ды. У Ден­фор­та не на шут­ку разыг­ра­лось вооб­ра­же­ние: он наста­и­вал, что там, где засы­пан­ный облом­ка­ми про­улок дела­ет кру­той пово­рот, видел удру­чив­шие его непо­нят­ные сле­ды; он посто­ян­но огля­ды­вал­ся, уве­ряя, что слы­шит еле раз­ли­чи­мую, неве­до­мо отку­да доно­ся­щу­ю­ся музы­ку – при­глу­шен­ные труб­ные зву­ки, напо­ми­на­ю­щие завы­ва­ние вет­ра, Наво­ди­ли на тре­вож­ные мыс­ли и навяз­чи­вое пяти­ко­не­чие в архи­тек­ту­ре, и рису­нок несколь­ких сохра­нив­ших­ся орна­мен­тов; в нашем под­со­зна­нии уже посе­ли­лась ужас­ная догад­ка, кем были пер­во­быт­ные созда­ния, кото­рые воз­двиг­ли этот бого­хуль­ствен­ный город и жили в нем. 

В нас, одна­ко, не совсем угас инте­рес пер­во­от­кры­ва­те­лей и уче­ных, и мы про­дол­жа­ли меха­ни­че­ски отби­вать кусоч­ки кам­ней от раз­ных глыб – пород, при­ме­няв­ших­ся в стро­и­тель­стве. Хоте­лось набрать их поболь­ше, что­бы точ­нее опре­де­лить воз­раст горо­да. Гро­мад­ные внеш­ние сте­ны были сло­же­ны из юрских и команч­ских кам­ней,- да и во всем горо­де не нашлось бы камеш­ка моло­же плио­це­на. Несо­мнен­но, мы блуж­да­ли по горо­ду, кото­рый был мертв по край­ней мере пять­сот тысяч лет, а может, и боль­ше. 

Кру­жа по это­му сумрач­но­му камен­но­му лаби­рин­ту, мы оста­нав­ли­ва­лись у каж­до­го доступ­но­го нам отвер­стия, что­бы загля­нуть внутрь и при­ки­нуть, нель­зя ли туда забрать­ся. До неко­то­рых око­шек было невоз­мож­но дотя­нуть­ся, в то вре­мя как дру­гие откры­ва­ли наше­му взо­ру врос­шие в лед руи­ны под откры­тым небом, вро­де повстре­чав­шей­ся нам пер­вой кре­по­сти. Одно, доста­точ­но про­стор­ное, так и мани­ло вос­поль­зо­вать­ся им, но под ним раз­вер­за­лась насто­я­щая без­дна, а ника­ко­го спус­ка мы не раз­гля­де­ли. Несколь­ко раз нам попа­да­лись уце­лев­шие став­ни; дере­во, из кото­ро­го их изго­то­ви­ли, дав­но ока­ме­не­ло, но стро­е­ние его, отдель­ные про­жил­ки еще­раз­ли­ча­лись, и эта ожив­шая перед нами древ­ность кру­жи­ла голо­ву. Став­ни выре­за­ли из мезо­зой­ских голо­се­мен­ных хвой­ных дере­вьев, а так­же из веер­ных пальм и покры­то­се­мен­ных дере­вьев тре­тич­но­го пери­о­да. И здесь – ниче­го моло­же плио­це­на. Судя по рас­по­ло­же­нию ста­вен, по кра­ям кото­рых сохра­ни­лись мет­ки от дав­но рас­пав­ших­ся петель стран­ной фор­мы, они кре­пи­лись не толь­ко сна­ру­жи, но и внут­ри. Их, каза­лось, закли­ни­ло, и это помог­ло им сохра­нить­ся, пере­жив изъ­еден­ные ржав­чи­ной метал­ли­че­ские креп­ле­ния и запо­ры. 

Нако­нец мы напа­ли на целый ряд окон – в вен­чав­шем зда­ние гро­мад­ном пяти­уголь­ни­ке; сквозь них про­смат­ри­ва­лась про­стор­ная, хоро­шо сохра­нив­ша­я­ся ком­на­та с камен­ным полом, одна­ко, спу­стить­ся туда без верев­ки не пред­став­ля­лось воз­мож­ным. Верев­ка лежа­ла у нас в рюк­за­ке, но не хоте­лось возить­ся без край­ней необ­хо­ди­мо­сти с два­дца­ти­фу­то­вой связ­кой, осо­бен­но в такой раз­ря­жен­ной атмо­сфе­ре, где сер­деч­но-сосу­ди­стая систе­ма испы­ты­ва­ла боль­шие пере­груз­ки. Огром­ная ком­на­та была, ско­рее все­го, глав­ным вести­бю­лем или залом, и наши элек­три­че­ские фона­ри­ки высве­ти­ли чет­кие баре­лье­фы с пора­жав­ши­ми вооб­ра­же­ние рез­ны­ми порт­ре­та­ми, иду­щи­ми широ­кой поло­сой по сте­нам зала и отде­лен­ны­ми друг от дру­га тра­ди­ци­он­ным точеч­ным орна­мен­том. Поста­рав­шись получ­ше запом­нить это место, мы реши­ли вер­нуть­ся сюда в том слу­чае, если не най­дем ниче­го более доступ­но­го. 

В резуль­та­те мы отыс­ка­ли про­ем в стене с ароч­ным пере­кры­ти­ем, шири­ной шесть и дли­ной десять футов – преж­де сюда под­хо­дил воз­душ­ный мостик, соеди­няв­ший меж­ду собой зда­ния. Не знаю, как рань­ше, но теперь бы он рас­по­ла­гал­ся все­го в пяти футах над ледя­ным покро­вом. Эти свод­ча­тые про­хо­ды соот­вет­ство­ва­ли верх­ним эта­жам; сохра­нил­ся здесь, к сча­стью, и пол. Фаса­дом это доступ­ное для нас стро­е­ние было обра­ще­но на запад, спус­ка­ясь ко льду тер­ра­са­ми. Напро­тив него, там, где зиял дру­гой ароч­ный про­ем, воз­вы­ша­лась обшар­пан­ная глу­хая построй­ка цилин­дри­че­ской фор­мы с вен­ча­ю­щим ее округ­лым утол­ще­ни­ем – футах в деся­ти над един­ствен­ным отвер­сти­ем. 

Гора облом­ков облег­чи­ла нам вход в пер­вый дом, но хотя мы жда­ли тако­го удоб­но­го слу­чая и меч­та­ли о нем, на какое-то вре­мя нас охва­ти­ло сомне­ние. Мы не побо­я­лись влить­ся в эту ста­ро­дав­нюю мисте­рию, это прав­да, но тут нам пред­сто­я­ло вновь собрать­ся с духом и вой­ти в уце­лев­шее зда­ние бас­но­слов­но древ­ней эпо­хи, при­ро­да кото­рой посте­пен­но откры­ва­лась нам во всей сво­ей чудо­вищ­ной непо­вто­ри­мо­сти. В кон­це кон­цов, мы почти заста­ви­ли себя вска­раб­кать­ся по обле­де­не­лым кам­ням к про­ва­лу в стене и спрыг­нуть на выло­жен­ный слан­ца­ми пол – туда, где, как мы еще рань­ше раз­гля­де­ли, нахо­дил­ся вести­бюль с баре­льеф­ны­ми порт­ре­та­ми по сте­нам. 

Отсю­да во все сто­ро­ны рас­хо­ди­лись ароч­ные кори­до­ры, и, пони­мая, как лег­ко заблу­дить­ся в этом спле­те­нии кори­до­ров и ком­нат, мы реши­ли, что пора рвать бума­гу. До сих пор мы ори­ен­ти­ро­ва­лись по ком­па­су, а то и про­сто на гла­зок – по види­мым ото­всю­ду хреб­там, лишь нена­дол­го засло­ня­е­мым шпи­ля­ми башен, но теперь это было невоз­мож­но. Мы порва­ли всю лиш­нюю бума­гу и запих­ну­ли клоч­ки в рюк­зак Ден­фор­та, поре­шив тра­тить ее по воз­мож­но­сти эко­ном­нее. Этот спо­соб казал­ся под­хо­дя­щим: в ста­рин­ном соору­же­нии не было сквоз­ня­ков. А в слу­чае, если ветер вдруг все же раз­гу­ля­ет­ся или кон­чит­ся бума­га, мы смо­жем при­бег­нуть к более надеж­но­му, хотя и тре­бу­ю­ще­му боль­ших уси­лий спо­со­бу – нач­нем делать заруб­ки. 

Труд­но было понять, как дале­ко про­сти­ра­ет­ся этот лаби­ринт. Стро­е­ния в горо­де так тес­но сопри­ка­са­лись друг с дру­гом, что мож­но было неза­мет­но пере­хо­дить из одно­го в дру­гое по мости­кам пря­мо подо льдом, если, конеч­но, не натолк­нешь­ся на послед­ствия гео­ло­ги­че­ских ката­клиз­мов. Обле­де­нев­ших участ­ков внут­ри встре­ча­лось не так уж мно­го. Там же, где мы все-таки наты­ка­лись на ледя­ную тол­щу, повсю­ду сквозь про­зрач­ную поверх­ность виде­ли плот­но закры­тые став­ни, как буд­то город спе­ци­аль­но под­го­то­ви­ли к наше­ствию холо­да – как бы закон­сер­ви­ро­ва­ли на неопре­де­лен­ное вре­мя. Труд­но было отде­лать­ся от впе­чат­ле­ния, что город не бро­си­ли в спеш­ке, застиг­ну­тые вне­зап­ной бедой, а поки­ну­ли созна­тель­но. И речи не мог­ло идти о посте­пен­ном выми­ра­нии. Может, жите­ли зна­ли зара­нее о втор­же­нии холо­да, может, ушли из горо­да все вме­сте, отпра­вив­шись на поис­ки более надеж­но­го при­ста­ни­ща? Нель­зя отве­тить с точ­но­стью, какие гео­фи­зи­че­ские усло­вия спо­соб­ство­ва­ли обра­зо­ва­нию ледя­но­го покро­ва в рай­оне горо­да. Это не мог быть дол­гий, изну­ри­тель­ный про­цесс. Воз­мож­но, при­чи­на кры­лась в излиш­нем скоп­ле­нии сне­га или в раз­ли­ве реки, а может, про­рва­ла засло­ны снеж­ная лави­на, обру­шив­ша­я­ся на город с гигант­ских гор­ных хреб­тов. В этом неве­ро­ят­ном месте мог­ли прий­ти на ум самые фан­та­сти­че­ские объ­яс­не­ния. 

VI 

Вряд ли сто­ит опи­сы­вать шаг за шагом наши ски­та­ния в этом древ­нем как мир лаби­рин­те – пере­пле­те­нии отдель­ных поме­ще­ний-яче­ек, в этом чудо­вищ­ном хра­ни­ли­ще веко­веч­ных тайн, куда впер­вые за минув­шие тыся­че­ле­тия сту­пи­ла нога чело­ве­ка. Какая дра­ма выстро­и­лась из настен­ной резь­бы перед нашим внут­рен­ним взо­ром, какие ужас­ные откры­тия захва­ти­ли наш разум! Фото­гра­фии, сде­лан­ные нами, могут под­твер­дить досто­вер­ность мое­го рас­ска­за, жаль толь­ко, что не хва­ти­ло на все плен­ки. Впро­чем, мы вос­пол­ни­ли ее недо­ста­ток зари­сов­ка­ми. 

Зда­ние, куда мы про­ник­ли, было огром­ным и вели­че­ствен­ным – вну­ши­тель­ный обра­зец архи­тек­ту­ры неве­до­мой гео­ло­ги­че­ской эпо­хи. Внут­рен­ние сте­ны не отли­ча­лись такой же мас­сив­но­стью, как внеш­ние, но отлич­но сохра­ни­лись на ниж­них эта­жах. Изощ­рен­ная запу­тан­ность лаби­рин­та услож­ня­лась здесь посто­ян­ной сме­ной уров­ней, пере­хо­дом с одно­го эта­жа на дру­гой, и не при­бег­ни мы к испы­тан­но­му спо­со­бу с клоч­ка­ми бума­ги, кото­рые раз­бра­сы­ва­ли по все­му пути, то, несо­мнен­но, заблу­ди­лись бы сра­зу. Сна­ча­ла мы реши­ли обсле­до­вать более вет­хие поме­ще­ния и пото­му взо­бра­лись футов на сто вверх, туда, где под поляр­ным небом, откры­тые сне­гу и вет­ру, поне­мно­гу раз­ру­ша­лись ком­на­ты, нахо­див­ши­е­ся когда-то под самой кры­шей. Вме­сто лест­ниц тут при­ме­ня­лись лежа­щие под неболь­шим углом камен­ные пли­ты с реб­ри­стой поверх­но­стью. Поме­ще­ния были самых раз­но­об­раз­ных раз­ме­ров и форм – от излюб­лен­ных звезд­ча­тых до тре­уголь­ных и квад­рат­ных. Мож­но с уве­рен­но­стью ска­зать, что пло­щадь каж­до­го из них в сред­нем рав­ня­лась 30 x 30 футов, а высо­та – футов два­дцать, хотя попа­да­лись ком­на­ты и поболь­ше. Обла­зив весь верх­ний этаж и осмот­рев ледя­ной покров, мы спу­сти­лись в ниж­ние поме­ще­ния, где, соб­ствен­но, и начи­нал­ся насто­я­щий лаби­ринт – ком­на­ты и кори­до­ры пере­хо­ди­ли одни в дру­гие, сли­ва­ясь и рас­хо­дясь сно­ва,– все эти запу­тан­ные ходы тяну­лись бес­ко­неч­но дале­ко, выхо­дя за пре­де­лы дома. Каж­дый новый зал пре­вос­хо­дил преды­ду­щий раз­ме­ра­ми, ско­ро эта необъ­ят­ность окру­жа­ю­ще­го ста­ла испод­воль подав­лять нас, тем более что в очер­та­ни­ях, про­пор­ци­ях, убран­стве и неуло­ви­мых осо­бен­но­стях древ­ней камен­ной клад­ки таи­лось нечто глу­бо­ко чуж­дое чело­ве­че­ской нату­ре. Доволь­но ско­ро мы поня­ли из рез­ных настен­ных изоб­ра­же­ний, что этот про­ти­во­есте­ствен­ный город выстро­ен мно­го мил­ли­о­нов лет тому назад. 

Нам оста­вал­ся неясен инже­нер­ный прин­цип, в соот­вет­ствии с кото­рым все эти огром­ные глы­бы удер­жи­ва­лись в рав­но­ве­сии, плот­но при­ле­гая друг к дру­гу; одно было понят­но – в нем явно мно­го зна­чи­ла арка. В ком­на­тах отсут­ство­ва­ла какая-либо мебель, они были абсо­лют­но пусты, что гово­ри­ло в поль­зу того, что город поки­ну­ли по зара­нее состав­лен­но­му пла­ну. Един­ствен­ным укра­ше­ни­ем явля­лась настен­ная скульп­ту­ра, высе­чен­ная в камне гори­зон­таль­ны­ми поло­са­ми шири­ной три фута; баре­лье­фы чере­до­ва­лись с поло­са­ми орна­мен­та той же шири­ны из гео­мет­ри­че­ских фигур. Было несколь­ко исклю­че­ний, но, как гово­рит­ся, они лишь под­твер­жда­ли пра­ви­ло. Часто, впро­чем, сре­ди орна­мен­та мель­ка­ли кар­ту­ши из при­чуд­ли­во рас­по­ло­жен­ных точек. 

При­гля­дев­шись, мы отме­ти­ли высо­кий уро­вень тех­ни­ки резь­бы, но исклю­чи­тель­ное мастер­ство не вызы­ва­ло в нас теп­ло­го откли­ка – слиш­ком уж чуж­до оно было всем худо­же­ствен­ным тра­ди­ци­ям чело­ве­че­ства. Одна­ко в искус­стве испол­не­ния ниче­го более совер­шен­но­го я не видел. Несмот­ря на мас­штаб­ность и мощь резь­бы, даже мель­чай­шие осо­бен­но­сти жиз­ни рас­ти­тель­но­го и живот­но­го мира были пере­да­ны здесь с потря­са­ю­щей убе­ди­тель­но­стью. Ара­бес­ки гово­ри­ли об осно­ва­тель­ном зна­нии зако­нов мате­ма­ти­ки, пред­став­ляя собой рас­по­ло­жен­ные с неяв­ной сим­мет­рич­но­стью кри­вые линии и углы; люби­мым чис­лом древ­них стро­и­те­лей явля­лась, несо­мнен­но, пятер­ка. Баре­лье­фы были выпол­не­ны в сугу­бо фор­ма­ли­сти­че­ской тра­ди­ции и в необыч­ной пер­спек­ти­ве; одна­ко, несмот­ря на про­пасть, отде­ля­ю­щую наше вре­мя от того, дав­но минув­ше­го, мы не мог­ли не почув­ство­вать худо­же­ствен­ную мощь рисун­ка. В осно­ве изоб­ра­зи­тель­но­го мето­да лежал прин­цип сопо­став­ле­ния попе­реч­но­го сече­ния объ­ек­та с его двух­мер­ным силу­этом – ни одну древ­нюю расу не зани­ма­ла до такой сте­пе­ни ана­ли­ти­че­ская пси­хо­ло­гия. Бес­по­лез­но даже срав­ни­вать подоб­ное искус­ство с тем, что мож­но уви­деть в совре­мен­ных музе­ях. Спе­ци­а­лист, раз­гля­ды­вая наши фото­гра­фии, воз­мож­но, сочтет, что по экс­тра­ва­гант­но­сти замыс­ла эти изоб­ра­же­ния несколь­ко напо­ми­на­ют рабо­ты наших самых дерз­ких футу­ри­стов. 

Орна­мен­таль­ный рису­нок на хоро­шо сохра­нив­ших­ся сте­нах был выпол­нен в тех­ни­ке углуб­лен­но­го релье­фа, ухо­дя в тол­щу кам­ня на один-два дюй­ма; когда же появ­ля­лись кар­ту­ши со скоп­ле­ни­я­ми точек – несо­мнен­но, древ­ние пись­ме­на на неве­до­мом пер­во­быт­ном язы­ке с точеч­ным алфа­ви­том,– то “бук­вы” эти ухо­ди­ли еще на пол­дюй­ма глуб­же. Баре­льеф с пред­мет­ным изоб­ра­же­ни­ем высту­пал над плос­ко­стью фона дюй­ма на два. Кое-где при­ме­ти­ли мы сле­ды еле раз­ли­чи­мо­го цве­та, но в основ­ном быст­ро­теч­ное вре­мя уни­что­жи­ло все нане­сен­ные крас­ки. Чем боль­ше мы всмат­ри­ва­лись в баре­лье­фы, тем боль­ше изум­ля­лись бле­стя­щей тех­ни­ке испол­не­ния. Стро­гие эсте­ти­че­ские кано­ны не скры­ва­ли зор­кую наблю­да­тель­ность и гра­фи­че­ское мастер­ство худож­ни­ков, напро­тив, жест­кое сле­до­ва­ние опре­де­лен­ной тра­ди­ции силь­нее под­чер­ки­ва­ло сущ­ность изоб­ра­жа­е­мо­го, его непо­вто­ри­мую уни­каль­ность. Кро­ме того, нас не поки­да­ло ощу­ще­ние, что поми­мо бро­са­ю­щих­ся в гла­за досто­инств есть еще и дру­гие, недо­ступ­ные наше­му вос­при­я­тию. По неко­то­рым при­ме­там мы дога­ды­ва­лись, что наш интел­лек­ту­аль­ный и эмо­ци­о­наль­ный опыт, а так­же изна­чаль­но дру­гой сен­сор­ный аппа­рат меша­ет нам понять смысл скры­тых сим­во­лов и аллю­зий. 

Древ­ние скуль­пто­ры, несо­мнен­но, чер­па­ли свои темы из окру­жа­ю­щей жиз­ни, а глав­ным пред­ме­том изоб­ра­же­ния была исто­рия. Эта оза­бо­чен­ность исто­ри­ей ока­за­лась нам как нель­зя более на руку: релье­фы нес­ли бас­но­слов­ное коли­че­ство инфор­ма­ции, поэто­му льви­ную долю вре­ме­ни мы отда­ли фото­гра­фи­ро­ва­нию и зари­сов­кам. На сте­нах неко­то­рых ком­нат были высе­че­ны гро­мад­ные кар­ты, аст­ро­но­ми­че­ские таб­ли­цы и про­чая науч­ная инфор­ма­ция: все это крас­но­ре­чи­во и нагляд­но под­твер­жда­ло то, что изоб­ра­жа­лось на релье­фах. При­сту­пая к рас­ска­зу, дале­ко не пол­но­му, с осно­ва­тель­ны­ми купю­ра­ми, я горя­чо наде­юсь, что здра­вый смысл пове­рив­ших мне чита­те­лей вос­тор­же­ству­ет над без­рас­суд­ным любо­пыт­ством и они внем­лют моим предо­сте­ре­же­ни­ям. Будет ужас­но, если мое повест­во­ва­ние поро­дит в них жела­ние отпра­вить­ся в это мерт­вое цар­ство кош­мар­ных теней, то есть при­ве­дет к пря­мо про­ти­во­по­лож­но­му резуль­та­ту. 

Настен­ную резь­бу раз­ры­ва­ли высо­кие окон­ные и две­на­дца­ти­фу­то­вые двер­ные про­емы; кое-где сохра­ни­лись отдель­ные, акку­рат­но выпи­лен­ные и отпо­ли­ро­ван­ные ока­ме­нев­шие дос­ки, быв­шие когда-то частя­ми ста­вен и две­рей. Метал­ли­че­ские креп­ле­ния дав­но раз­ру­ши­лись, но неко­то­рые две­ри по-преж­не­му оста­ва­лись на месте, и, про­хо­дя из ком­на­ты в ком­на­ту, мы затра­чи­ва­ли нема­ло уси­лий, что­бы открыть их. Кое-где уце­ле­ли окон­ные рамы с необыч­ны­ми про­зрач­ны­ми стек­ла­ми.

Доволь­но часто на нашем пути попа­да­лись выруб­лен­ные в камне гро­мад­ные ниши, по боль­шей части пустые, хотя изред­ка там ока­зы­ва­лись некие ни на что не похо­жие пред­ме­ты, выто­чен­ные из зеле­но­го мыль­но­го кам­ня; их, види­мо, бро­си­ли за нена­доб­но­стью из-за тре­щин и про­чих повре­жде­ний. Осталь­ные углуб­ле­ния в сте­нах, несо­мнен­но, пред­на­зна­ча­лись для суще­ство­вав­ших в те ста­ро­дав­ние вре­ме­на удобств – отоп­ле­ния, осве­ще­ния – и про­чих непо­нят­ных для нас устройств, кото­рые мы виде­ли на баре­лье­фах. Потол­ки ничем осо­бен­ным не выде­ля­лись, хотя ино­гда их покры­ва­ла облу­пив­ша­я­ся моза­и­ка из зеле­но­го кам­ня. На полах моза­и­ка так­же изред­ка встре­ча­лась, но в основ­ном в клад­ке пре­об­ла­да­ли про­стые гру­бые пли­ты. 

Как я уже гово­рил, в поме­ще­ни­ях не было ника­кой мебе­ли, хотя из настен­ных рисун­ков ста­но­ви­лось ясно, что в этих гул­ких, похо­жих на скле­пы ком­на­тах ранее нахо­ди­лись вполне опре­де­лен­ные вещи, прав­да, непо­нят­но­го для нас назна­че­ния. Мно­го­чис­лен­ные облом­ки, оскол­ки и про­чий хлам запол­ня­ли эта­жи выше ледо­во­го уров­ня, но ниже ста­но­ви­лось все чище. Немно­го пыли с пес­ком – вот все, что там мож­но было уви­деть, да еще осев­ший на кам­нях мно­го­ве­ко­вой налет. А неко­то­рые ком­на­ты вооб­ще име­ли такой вид, буд­то там толь­ко что под­ме­ли. Встре­ча­лись, конеч­но, тре­щи­ны и про­ло­мы, а самые ниж­ние эта­жи были заму­со­ре­ны не мень­ше верх­них. Из цен­траль­но­го зала иду­щий свер­ху свет раз­ли­вал­ся по боко­вым поме­ще­ни­ям, спа­сая их от пол­ной тем­но­ты, так было и в дру­гих построй­ках, виден­ных нами с само­ле­та. На верх­них эта­жах мы ред­ко поль­зо­ва­лись элек­три­че­ски­ми фона­ри­ка­ми, раз­ве что раз­гля­ды­вая фраг­мен­ты баре­лье­фов. Ниже ледо­во­го уров­ня тьма сгу­ща­лась, а во мно­гих ком­на­тах-ячей­ках у самой зем­ли почти ниче­го о не было вид­но – хоть глаз выко­ли. 

Что­бы иметь хоть какое-то пред­став­ле­ние о том, что пере­жи­ли мы, ока­зав­шись в этом дав­но опу­стев­шем и хра­ня­щем гро­бо­вое мол­ча­ние лаби­рин­те, сло­жен­ном нече­ло­ве­че­ской рукой, нуж­но поста­рать­ся вос­со­здать всю хао­тич­ную, смер­тель­но изма­ты­ва­ю­щую чере­ду раз­ных настро­е­ний, впе­чат­ле­ний, вос­по­ми­на­ний. Одно кру­жа­щее голо­ву созна­ние того, сколь древним был этот город и как дале­ко зашла в нем мер­зость запу­сте­ния, мог­ла выве­сти из рав­но­ве­сия любо­го мало-маль­ски чув­стви­тель­но­го чело­ве­ка, ведь мы к тому же пере­жи­ли недав­но в лаге­ре силь­ное потря­се­ние, а потом – еще и эти откро­ве­ния, сошед­шие к нам пря­мо с покры­тых резь­бой стен. Сто­и­ло толь­ко бро­сить взгляд на хоро­шо сохра­нив­ши­е­ся баре­лье­фы, и все сра­зу ста­но­ви­лось ясно – недву­смыс­лен­ные изоб­ра­же­ния выда­ва­ли страш­ную тай­ну. Наив­но пред­по­ла­гать, что мы с Ден­фор­том не дога­ды­ва­лись о ней рань­ше, хотя тща­тель­но скры­ва­ли друг от дру­га свои догад­ки. Не оста­ва­лось ника­ких сомне­ний в том, кем явля­лись суще­ства, постро­ив­шие этот город и жив­шие в нем мил­ли­о­ны лет назад, в те вре­ме­на, когда по зем­ле, в тро­пи­че­ских сте­пях Евро­пы и Азии, бро­ди­ли дале­кие пред­ки людей – при­ми­тив­ные мле­ко­пи­та­ю­щие и гро­мад­ные дино­зав­ры. 

Рань­ше мы не теря­ли надеж­ды и убеж­да­ли себя в том, что встре­ча­ю­щий­ся повсе­мест­но мотив пяти­ко­не­чия – все­го лишь знак куль­тур­но­го и рели­ги­оз­но­го почи­та­ния неко­е­го древ­не­го физи­че­ско­го объ­ек­та, имев­ше­го подоб­ные при­зна­ки: миной­ская циви­ли­за­ция на Кри­те исполь­зо­ва­ла в каче­стве деко­ра­тив­но­го эле­мен­та свя­щен­но­го быка, еги­пет­ская – ска­ра­бея, рим­ская – вол­чи­цу и орла, а дикие, пер­во­быт­ные пле­ме­на – раз­ных тотем­ных живот­ных. Но теперь все иллю­зии отпа­ли, нам пред­сто­я­ло сми­рить­ся с реаль­но­стью, от кото­рой воло­сы вста­ва­ли на голо­ве. Думаю, чита­тель уже дога­дал­ся, в чем дело; мне труд­но выве­сти эти сло­ва на бума­ге. 

Суще­ства, кото­рые в эпо­ху дино­зав­ров вла­де­ли эти­ми мрач­ны­ми зам­ка­ми, сами дино­зав­ра­ми не явля­лись. Дело обсто­я­ло ина­че. Дино­зав­ры не так дав­но появи­лись на Зем­ле, они были моло­ды­ми живот­ны­ми с нераз­ви­тым моз­гом, а стро­и­те­ли горо­да – ста­ры­ми и муд­ры­ми. Камень запе­чат­лел и сохра­нил сле­ды их пре­бы­ва­ния на Зем­ле, уже тогда насчи­ты­ва­ю­ще­го почти тыся­чу мил­ли­о­нов лет: они постро­и­ли город задол­го до того, как зем­ная жизнь пошла в сво­ем раз­ви­тии даль­ше про­стых соеди­не­ний кле­ток. Более того, они-то и явля­лись созда­те­ля­ми и вла­сти­те­ля­ми этой жиз­ни, послу­жив про­то­ти­па­ми для самых жут­ких древ­них мифов, имен­но на них роб­ко наме­ка­ют Пна­ко­ти­че­ские руко­пи­си и “Некро­но­ми­кон”. Они назы­ва­лись Стар­ца­ми и при­ле­те­ли на Зем­лю в ту пору, когда пла­не­та была еще моло­да. Плоть их сфор­ми­ро­ва­лась за годы эво­лю­ции на дале­кой пла­не­те: они обла­да­ли неве­ро­ят­ной, без­гра­нич­ной мощью. Поду­мать толь­ко, ведь мы с Ден­фор­том все­го лишь сут­ки назад виде­ли их чле­ны, отде­лен­ные от тел, тыся­че­ле­тия про­ле­жав­ших во льду, а бед­ня­га Лейк с това­ри­ща­ми, сами того не ведая, созер­ца­ли их под­лин­ный облик… 

Невоз­мож­но при­пом­нить, в каком поряд­ке соби­ра­ли мы фак­ты, отно­ся­щи­е­ся к этой неве­ро­ят­ной гла­ве из исто­рии пла­не­ты до появ­ле­ния чело­ве­ка. Испы­тав глу­бо­кий шок, мы пре­рва­ли осмотр, что­бы немно­го прий­ти в себя, а когда вновь при­сту­пи­ли, заняв­шись теперь систе­ма­ти­че­ским обсле­до­ва­ни­ем, было уже три часа. Судя по гео­ло­ги­че­ским, био­ло­ги­че­ским и аст­ро­но­ми­че­ским при­зна­кам, скульп­тур­ные изоб­ра­же­ния в доме, где мы пер­во­на­чаль­но ока­за­лись, при­над­ле­жа­ли к отно­си­тель­но позд­не­му вре­ме­ни, им было не более двух мил­ли­о­нов лет и в срав­не­нии с баре­лье­фа­ми более древ­не­го зда­ния, куда мы пере­шли по мости­ку, выгля­де­ли про­сто дека­дент­ски­ми. Это­му вели­че­ствен­но­му, высе­чен­но­му из цель­но­го кам­ня соору­же­нию было никак не мень­ше соро­ка, а воз­мож­но, и пяти­де­ся­ти мил­ли­о­нов лет, оно отно­си­лось к позд­не­му эоце­ну или ран­не­му мелу, и его баре­лье­фы пре­вос­хо­ди­ли в мастер­стве испол­не­ния все виден­ное нами, за одним исклю­че­ни­ем – с ним мы встре­ти­лись поз­же – то была древ­ней­шая в горо­де построй­ка. 

Не будь необ­хо­ди­мо­сти про­ком­мен­ти­ро­вать сним­ки, кото­рые ско­ро появят­ся в прес­се, я бы из опа­се­ния про­слыть сума­сшед­шим при­дер­жал язык и не стал рас­про­стра­нять­ся о том, что имен­но уви­дел я на сте­нах и к каким выво­дам при­шел. Конеч­но, мож­но было отне­сти к обла­сти мифо­твор­че­ства баре­лье­фы, где изоб­ра­жа­лась жизнь звез­до­го­ло­вых существ в бес­ко­неч­но отда­лен­ные эпо­хи, когда они оби­та­ли на дру­гой пла­не­те, в иной галак­ти­ке или даже все­лен­ной, одна­ко неко­то­рые высе­чен­ные на камне чер­те­жи и диа­грам­мы застав­ля­ли нас вспом­нить о послед­них откры­ти­ях в мате­ма­ти­ке и аст­ро­фи­зи­ке, и тут уж я совсем рас­те­рял­ся. Вы меня пой­ме­те, когда сами уви­ди­те эти фото­гра­фии. 

На каж­дом баре­лье­фе рас­ска­зы­ва­лась, есте­ствен­но, толь­ко неболь­шая часть еди­ной исто­рии,- и “читать” мы ее нача­ли не с нача­ла и не по поряд­ку. Ино­гда на сте­нах несколь­ких ком­нат или кори­до­ров раз­во­ра­чи­ва­лась под­ряд непре­рыв­ная хро­ни­ка собы­тий, но неожи­дан­но туда вкли­ни­ва­лись тема­ти­че­ски обособ­лен­ные залы. Луч­шие кар­ты и гра­фи­ки висе­ли на сте­нах без­дон­ной про­па­сти: эта кавер­на пло­ща­дью две­сти квад­рат­ных футов и глу­би­ной шесть­де­сят футов обра­зо­ва­лась, види­мо, на месте быв­ше­го учеб­но­го цен­тра или чего-то в этом роде. Неко­то­рые темы, отдель­ные исто­ри­че­ские собы­тия поль­зо­ва­лись осо­бой попу­ляр­но­стью и у худож­ни­ков, и у самих оби­та­те­лей горо­да, баре­лье­фы с подоб­ны­ми сюже­та­ми повто­ря­лись с раз­дра­жа­ю­щей навяз­чи­во­стью. Впро­чем, ино­гда раз­ные вер­сии одно­го собы­тия про­яс­ня­ли нам его зна­че­ние, запол­ня­ли лаку­ны. 

Мне до сих пор непо­нят­но, каким обра­зом уяс­ни­ли мы суть дела за такой неболь­шой срок. Впо­след­ствии, рас­смат­ри­вая сним­ки и зари­сов­ки, мы мно­гое уточ­ни­ли и зано­во пере­осмыс­ли­ли, хотя и теперь коечто оста­ет­ся загад­кой. Нерв­ный срыв Ден­фор­та, воз­мож­но, объ­яс­ня­ет­ся имен­но эти­ми позд­ней­ши­ми рас­шиф­ров­ка­ми; его впе­чат­ли­тель­ная нату­ра не смог­ла выне­сти жут­ких вос­по­ми­на­ний, смут­ных, мучи­тель­ных виде­ний и вновь пере­жить тот ужас, кото­рый он испы­тал, уви­дев нечто такое, о чем он не решил­ся пове­дать даже мне. 

И все же нам при­шлось зано­во про­смот­реть все доку­мен­таль­ные сви­де­тель­ства: нуж­но пред­ста­вить миру как мож­но более пол­ную инфор­ма­цию, что­бы наше предо­сте­ре­же­ние, такое акту­аль­ное, ста­ло еще и убе­ди­тель­ным. В нераз­га­дан­ном мире Антарк­ти­ки, мире сме­щен­но­го вре­ме­ни и про­ти­во­есте­ствен­ных зако­нов, чело­век испы­ты­ва­ет губи­тель­ные для него вли­я­ния, сло­вом, про­дол­же­ние там иссле­до­ва­ний попро­сту невоз­мож­но. 

VII 

Пол­ный отчет о нашем похо­де появит­ся сра­зу же после рас­шиф­ров­ки всех запи­сей в офи­ци­аль­ном бюл­ле­тене Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та. Здесь же я рас­ска­зы­ваю обо всем лишь в общих чер­тах и пото­му про­шу про­стить мне неко­то­рую непо­сле­до­ва­тель­ность. Опи­ра­ясь на мифо­твор­че­ство или что-то дру­гое, не знаю, толь­ко без­вест­ные вая­те­ли раз­во­ра­чи­ва­ли на камне исто­рию появ­ле­ния на Зем­ле, тогда еще моло­дой пла­не­те, звез­до­го­ло­вых при­шель­цев, а так­же про­чих чуже­зем­ных существ – пио­не­ров кос­мо­са. На сво­их огром­ных пере­пон­ча­тых кры­льях они, по-види­мо­му, мог­ли пре­одо­ле­вать меж­звезд­ные про­стран­ства – так неожи­дан­но под­твер­ди­лись леген­ды жите­лей гор, пере­ска­зан­ные мне дру­гом-фольк­ло­ри­стом. В тече­ние дол­го­го вре­ме­ни они оби­та­ли под водой, стро­и­ли там ска­зоч­ные горо­да и вели вой­ны с неиз­вест­ны­ми вра­га­ми, исполь­зуя слож­ные меха­низ­мы, в осно­ве кото­рых лежал неве­до­мый нам прин­цип полу­че­ния энер­гии. Их науч­ные и тех­ни­че­ские позна­ния зна­чи­тель­но пре­вос­хо­ди­ли наши, хотя они ред­ко при­ме­ня­ли их на прак­ти­ке – толь­ко в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти. Судя по баре­лье­фам, они исчер­па­ли у себя на пла­не­те идею меха­ни­сти­че­ской циви­ли­за­ции, сочтя ее послед­ствия пагуб­ны­ми для эмо­ци­о­наль­ной сфе­ры. Исклю­чи­тель­ная плот­ность тка­ней и непри­хот­ли­вость поз­во­ля­ли им жить так­же в высо­ко­гор­ной мест­но­сти, обхо­дясь без вся­ко­го ком­фор­та, даже без одеж­ды, и забо­тясь толь­ко об укры­тии на слу­чай непо­го­ды. 

Имен­но под водой звез­до­го­ло­вые впер­вые созда­ли зем­ных существ – сна­ча­ла для пищи, а потом и для дру­гих целей,– созда­ли дав­но им извест­ны­ми спо­со­ба­ми из доступ­ных и под­хо­дя­щих суб­стан­ций. Осо­бен­но пло­до­твор­ный пери­од экс­пе­ри­мен­тов начал­ся после пора­же­ния их мно­го­чис­лен­ных кос­ми­че­ских вра­гов. Преж­де звез­до­го­ло­вые дела­ли то же самое на дру­гих пла­не­тах, про­из­во­дя не толь­ко био­ло­ги­че­скую пище­вую мас­су, но и мно­го­кле­точ­ную про­то­плаз­му, спо­соб­ную под гип­но­зом обра­зо­вы­вать нуж­ные вре­мен­ные орга­ны. Так они полу­ча­ли иде­аль­ных рабов для тяже­лой рабо­ты. В сво­ем наво­дя­щем ужас “Некро­но­ми­коне” Абду­ла Аль­хаз­ред, гово­ря о шогго­тах, наме­ка­ет имен­но на эту вяз­кую мас­су, хотя даже этот безум­ный араб счи­та­ет, что они лишь гре­зи­лись тем, кто жевал тра­ву, содер­жа­щую алка­ло­ид, После того как звез­до­го­ло­вые Стар­цы син­те­зи­ро­ва­ли доста­точ­ное коли­че­ство про­стей­ших орга­низ­мов для пище­вых целей и раз­ве­ли сколь­ко тре­бо­ва­лось шогго­тов, они предо­ста­ви­ли воз­мож­ность про­чим кле­точ­ным соеди­не­ни­ям раз­ви­вать­ся далее самим, пре­вра­ща­ясь в рас­ти­тель­ные или живот­ные орга­низ­мы. Впро­чем, виды, им чем-то не при­гля­нув­ши­е­ся, без­жа­лост­но уни­что­жа­лись. 

С помо­щью шогго­тов, кото­рые, уве­ли­чи­ва­ясь под гип­но­зом в объ­е­ме, мог­ли под­ни­мать гро­мад­ные тяже­сти, неболь­шие под­вод­ные посе­ле­ния ста­ли раз­рас­тать­ся, пре­вра­ща­ясь в про­тя­жен­ные и вну­ши­тель­ные камен­ные лаби­рин­ты, вро­де тех, кото­рые позд­нее вырос­ли на зем­ле.

Лег­ко при­спо­саб­ли­ва­ясь к любым усло­ви­ям, Стар­цы до при­ле­та на Зем­лю подол­гу жили на суше в самых раз­ных угол­ках все­лен­ной и, види­мо, не утра­ти­ли навы­ка в воз­ве­де­нии назем­ных кон­струк­ций. Вни­ма­тель­но рас­смат­ри­вая архи­тек­ту­ру древ­них горо­дов, запе­чат­лен­ную на баре­лье­фах, а так­же того, по чьим пустын­ным лаби­рин­там бро­ди­ли сей­час, мы были пора­же­ны одним любо­пыт­ным сов­па­де­ни­ем, кото­рое несмог­ли объ­яс­нить даже себе. На баре­лье­фах были хоро­шо вид­ны кров­ли домов – в наше вре­мя про­ва­лен­ные и рас­сы­пав­ши­е­ся, взмы­ва­ли к небу тон­кие шпи­ли, кону­сы с изящ­ны­ми фле­ро­на­ми, топор­щи­лись кры­ши в фор­ме пира­мид, а так­же плос­ких зуб­ча­тых дис­ков, обыч­но завер­ша­ю­щих цилин­дри­че­ские построй­ки. Все это мы уже виде­ли рань­ше, под­ле­тая к лаге­рю Лей­ка, в зло­ве­щем, вну­ша­ю­щем ужас мира­же, отбра­сы­ва­е­мом мерт­вым горо­дом, хотя тако­го обли­ка, кото­рый мы созер­ца­ли тогда наши­ми несве­ду­щи­ми гла­за­ми, у реаль­но­го камен­но­го лаби­рин­та, укрыв­ше­го­ся за недо­ся­га­е­мы­ми Хреб­та­ми Безу­мия, не было уже тыся­чи или даже десят­ки тысяч лет. 

О жиз­ни Стар­цев под водой и поз­же, когда часть из них пере­ко­че­ва­ла на сушу, мож­но гово­рить бес­ко­неч­но мно­го. Те, что оби­та­ли на мел­ко­во­дье, виде­ли с помо­щью глаз, кото­ры­ми закан­чи­ва­лись пять голов­ных щупа­лец; они вая­ли и мог­ли писать – при есте­ствен­ном осве­ще­нии – пером на водо­от­тал­ки­ва­ю­щих воще­ных таб­ли­цах. Те, что жили на дне оке­а­на, исполь­зо­ва­ли для осве­ще­ния любо­пыт­ные фос­фо­рес­ци­ру­ю­щие орга­низ­мы, хотя при слу­чае мог­ли при­бе­гать к спе­ци­аль­но­му, дуб­ли­ру­ю­ще­му зре­ние орга­ну чувств – приз­ма­ти­че­ским рес­нич­кам; бла­го­да­ря им Стар­цы сво­бод­но ори­ен­ти­ро­ва­лись в тем­но­те. Их скульп­ту­ра и гра­фи­ка стран­но изме­ни­лись под вли­я­ни­ем осо­бой тех­ни­ки хими­че­ско­го покры­тия, рас­счи­тан­ной на сохра­не­ние эффек­та фос­фо­рес­цен­ции. Но точ­но понять, в чем дело, мы не суме­ли. В воде эти суще­ства пере­ме­ща­лись дву­мя спо­со­ба­ми: плы­ли, пере­би­рая боко­вы­ми конеч­но­стя­ми, или, изви­ва­ясь, дви­га­лись толч­ка­ми, помо­гая себе ниж­ни­ми щупаль­ца­ми и лже­нож­кой. Ино­гда же под­клю­ча­ли две- три пары вее­ро­об­раз­ных склад­ных кры­льев и тогда стре­лой устрем­ля­лись впе­ред. На суше они поль­зо­ва­лись лже­нож­кой, но часто, рас­крыв кры­лья, вос­па­ря­ли под небе­са и лета­ли на боль­шие рас­сто­я­ния. Мно­го­чис­лен­ные щупаль­ца, кото­ры­ми закан­чи­ва­лись “руки”, были изящ­ны­ми, гиб­ки­ми, силь­ны­ми и необы­чай­но точ­ны­ми в мускуль­но-нерв­ной коор­ди­на­ции, поз­во­ляя доби­вать­ся заме­ча­тель­но­го мастер­ства в изоб­ра­зи­тель­ном искус­стве и дру­гих заня­ти­ях, тре­бу­ю­щих руч­ных опе­ра­ций. 

Проч­ность их тка­ней была поис­ти­не изу­ми­тель­на. Даже гро­мад­ное дав­ле­ние на дне глу­бо­чай­ших морей не мог­ло при­чи­нить им вре­да. Уми­ра­ли немно­гие – и то лишь в резуль­та­те несчаст­ных слу­ча­ев, так что места захо­ро­не­ний исчис­ля­лись еди­ни­ца­ми. То, что они погре­ба­ли сво­их мерт­ве­цов в вер­ти­каль­ном поло­же­нии и уста­нав­ли­ва­ли на моги­лах пяти­ко­неч­ные над­гро­бия с эпи­та­фи­я­ми, а имен­но это уяс­ни­ли мы с Ден­фор­том, раз­гля­дев вни­ма­тель­но несколь­ко баре­лье­фов, настоль­ко потряс­ло нас, что потре­бо­ва­лось какое-то вре­мя, что­бы прий­ти в себя. Раз­мно­жа­лись эти суще­ства спо­ра­ми – как папо­рот­ни­ко­об­раз­ные, это пред­по­ла­гал и Лейк,– но так как из-за сво­ей неве­ро­ят­ной проч­но­сти ни были прак­ти­че­ски веч­ны­ми, раз­мно­же­ние поощ­ря­лось лишь в пери­о­ды осво­е­ния новых тер­ри­то­рий. Моло­дое поко­ле­ние созре­ва­ло быст­ро и полу­ча­ло вели­ко­леп­ное обра­зо­ва­ние, каче­ство кото­ро­го нам даже труд­но вооб­ра­зить. Высо­ко­раз­ви­тая интел­лек­ту­аль­ная и эсте­ти­че­ская сфе­ры поро­ди­ли устой­чи­вые тра­ди­ции и учре­жде­ния, о кото­рых я подроб­но рас­ска­жу в сво­ей моно­гра­фии. Была, конеч­но, неко­то­рая раз­ни­ца в усто­ях у мор­ских Стар­цев их зем­ных собра­тьев, но она не каса­лась основ­ных прин­ци­пов. 

Эти тва­ри мог­ли, подоб­но рас­те­ни­ям, полу­чать пита­ние из неор­га­ни­че­ских веществ, но пред­по­чи­та­ли орга­ни­че­скую пищу и осо­бен­но живот­ную. Те, что жили под водой, упо­треб­ля­ли все в сыром виде, но те, что насе­ля­ли зем­лю, уме­ли гото­вить. Они охо­ти­лись, а так­же раз­во­ди­ли скот на мясо, зака­лы­вая живот­ных каким-то ост­рым ору­жи­ем, остав­ляв­шим на костях гру­бые отме­ти­ны,– на них-то и обра­ти­ли вни­ма­ние наши кол­ле­ги. Стар­цы хоро­шо пере­но­си­ли любые изме­не­ния тем­пе­ра­ту­ры и мог­ли оста­вать­ся в воде вплоть до ее замер­за­ния. Когда же в эпо­ху плей­сто­це­на, око­ло мил­ли­о­на лет назад, нача­лось рез­кое похо­ло­да­ние, оби­тав­шим на Зем­ле Стар­цам при­шлось при­бег­нуть к реши­тель­ным мерам, вро­де созда­ния уста­но­вок искус­ствен­но­го обо­гре­ва, но потом жесто­кие холо­да все жевы­ну­ди­ли их вновь вер­нуть­ся в море. Стар­цы погло­ща­ли некие веще­ства, после чего мог­ли дол­гое вре­мя обхо­дить­ся без еды и кис­ло­ро­да, а так­же пере­но­сить любую жару и холод, но ко вре­ме­ни вели­ко­го похо­ло­да­ния они уже утра­ти­ли это свое уме­ние. Попро­буй они теперь впасть в подоб­ное искус­ствен­ное состо­я­ние, доб­ром бы это не кон­чи­лось. 

У Стар­цев отсут­ство­ва­ли био­ло­ги­че­ские пред­по­сыл­ки к семей­ной жиз­ни, подоб­ные тем, какие наблю­да­е­мы у мле­ко­пи­та­ю­щих: они не раз­би­ва­лись на пары и вооб­ще име­ли мно­го обще­го с рас­те­ни­я­ми. Одна­ко семьи они все же созда­ва­ли и даже весь­ма мно­го­чис­лен­ные, но толь­ко ради удоб­ства и интел­лек­ту­аль­но­го обще­ния. Обжи­вая свои дома, они раз­ме­ща­ли мебель в цен­тре ком­нат, остав­ляя сте­ны откры­ты­ми для деко­ра­тив­ной отдел­ки. Жив­шие на суше Стар­цы осве­ща­ли свои жили­ща с помо­щью осо­бо­го устрой­ства, в осно­ве кото­ро­го, если мы пра­виль­но поня­ли, лежат элек­тро­хи­ми­че­ские про­цес­сы. И под водой, и на суше им слу­жи­ли оди­на­ко­во непри­выч­ные для наших глаз сто­лы и сту­лья, а так­же посте­ли-цилин­дры, где они отды­ха­ли и спа­ли стоя, обмо­тав­шись щупаль­ца­ми; непре­мен­ной частью инте­рье­ра явля­лись стел­ла­жи, где хра­ни­лись кни­ги – проч­но скреп­лен­ные пла­сти­ны, испещ­рен­ные точ­ка­ми. 

Обще­ствен­ное устрой­ство было у них ско­рее соци­а­ли­сти­че­ско­го тол­ка, хотя твер­дой уве­рен­но­сти у меня нет. Тор­гов­ля про­цве­та­ла, в том чис­ле и меж­ду горо­да­ми, а день­га­ми слу­жи­ли неболь­шие плос­кие пяти­уголь­ные жетон­чи­ки, усе­ян­ные точ­ка­ми. Види­мо, малень­кий каму­шек из зеле­ных мыль­ных кам­ней, най­ден­ных Лей­кам, как раз и был такой валю­той. Хотя циви­ли­за­ция Стар­цев была урба­ни­сти­че­ской, но сель­ское хозяй­ство и осо­бен­но живот­но­вод­ство тоже игра­ли в ней важ­ную роль. Добы­ва­лась руда, суще­ство­ва­ло какое- ника­кое про­из­вод­ство. Стар­цы мно­го путе­ше­ство­ва­ли, но мас­со­вые пере­се­ле­ния слу­ча­лись ред­ко – толь­ко во вре­мя коло­ни­за­ций, когда раса заво­е­вы­ва­ла новые про­стран­ства. Транс­порт­ные сред­ства не были им извест­ны. Стар­цы сами мог­ли раз­ви­вать и в воде, и на суше, и в воз­ду­хе необык­но­вен­ную ско­рость. Гру­зы пере­во­зи­лись вьюч­ны­ми живот­ны­ми: под водой – шогго­та­ми, а на зем­ле – любо­пыт­ной раз­но­вид­но­стью при­ми­тив­ных позво­ноч­ных, но это уже на доволь­но позд­нем эта­пе осво­е­ния суши. 

Эти позво­ноч­ные так же, как и бес­ко­неч­ное мно­же­ство про­чих живых орга­низ­мов – живот­ных и рас­те­ний, тех, кто оби­та­ет в море, на зем­ле и в воз­ду­хе,– воз­ник­ли в про­цес­се некон­тро­ли­ру­е­мой эво­лю­ции кле­ток, создан­ных Стар­ца­ми, но со вре­ме­нем вышед­ших из-под их кон­тро­ля. Они раз­ви­ва­лись себе поне­мно­гу, посколь­ку не меша­ли хозя­е­вам пла­не­ты. Те, что вели себя бес­по­кой­нее, меха­ни­че­ски уни­что­жа­лись. Любо­пыт­но, что в позд­них, дека­дент­ских про­из­ве­де­ни­ях скуль­пто­ры изоб­ра­зи­ли при­ми­тив­ное мле­ко­пи­та­ю­щее с неук­лю­жей поход­кой, кото­рое зем­ные Стар­цы выве­ли не толь­ко из-за вкус­но­го мяса, но и заба­вы ради – как домаш­не­го зверь­ка; в нем неуло­ви­мо про­смат­ри­ва­лись чер­ты буду­щих обе­зья­но­по­доб­ных и чело­ве­ко­об­раз­ных существ. В стро­и­тель­стве зем­ных горо­дов при­ни­ма­ли уча­стие огром­ные пте­ро­дак­ти­ли, неиз­вест­ные досе­ле нау­ке,– они под­ни­ма­ли на боль­шую высо­ту кам­ни для уклад­ки башен. 

В том, что Стар­цы суме­ли пере­жить самые раз­но­об­раз­ные гео­ло­ги­че­ские ката­клиз­мы и сме­ще­ния зем­ной коры, было мало уди­ви­тель­но­го. Хотя из пер­вых горо­дов, по-види­мо­му, ни один не сохра­нил­ся, эта циви­ли­за­ция нико­гда не пре­ры­ва­ла сво­е­го суще­ство­ва­ния, о чем сви­де­тель­ство­ва­ли и уви­ден­ные нами баре­лье­фы. Впер­вые Стар­цы при­зем­ли­лись на нашу пла­не­ту в рай­оне Антарк­ти­че­ско­го оке­а­на, и, похо­же, про­изо­шло это вско­ре после того, как ото­рва­лась часть мате­рии, обра­зо­вав­шая Луну, а на то место сме­стил­ся Тихий оке­ан. На одном из баре­лье­фов мы уви­де­ли, что во вре­ме­на при­ле­та Стар­цев всю Зем­лю покры­ва­ла вода. Шли века, и камен­ные горо­да рас­про­стра­ня­лись по пла­не­те, все даль­ше отхо­дя от Антарк­ти­ды. Выре­зан­ная на камне кар­та пока­зы­ва­ла, что вокруг южно­го полю­са обра­зо­ва­лось широ­кое коль­цо суши – Стар­цы постро­и­ли на ней свои пер­вые экс­пе­ри­мен­таль­ные посе­ле­ния, хотя под­лин­ные цен­тры оста­ва­лись все же на мор­ском дне. На позд­ней­ших кар­тах было вид­но, как отка­лы­ва­лись и пере­ме­ща­лись огром­ные мас­сы зем­ли, ото­рвав­ши­е­ся части мате­ри­ка сно­си­ло к севе­ру – что под­твер­жда­ло тео­рии Тей­ло­ра, Веге­не­ра и Джо­ли. 

Сме­ще­ние пла­стов зем­ли на юге Тихо­го оке­а­на при­ве­ло к ката­стро­фи­че­ским послед­стви­ям. Неко­то­рые мор­ские горо­да были раз­ру­ше­ны до осно­ва­ния, но худ­шее еще пред­сто­я­ло пере­жить. Из кос­мо­са при­ле­те­ли новые при­шель­цы, напо­ми­нав­шие фор­мой ось­ми­но­гов – их-то, воз­мож­но, и нарек­ли в древ­них мифах потом­ством Ктул­ху; они раз­вя­за­ли жесто­кую вой­ну, загнав Стар­цев надол­го под воду. Это нанес­ло послед­ним страш­ный урон – к тому вре­ме­ни чис­ло посе­ле­ний на суше посто­ян­но рос­ло. В кон­це кон­цов обе расы заклю­чи­ли мир­ный дого­вор, по кото­ро­му новые зем­ли пере­хо­ди­ли к потом­кам Ктул­ху, за Стар­ца­ми же оста­ва­лось море и преж­ние вла­де­ния. Ста­ли воз­во­дить­ся новые горо­да, и самые вели­че­ствен­ные из них – в Антарк­ти­ке, ибо эта зем­ля, место пер­вых посе­ле­ний, ста­ла счи­тать­ся свя­щен­ной. И впредь Антарк­ти­ка оста­ва­лась цен­тром циви­ли­за­ции Стар­цев, а горо­да, кото­рые успе­ли там осно­вать потом­ки Ктул­ху, стер­лись с лица зем­ли. Потом часть суши в рай­оне Тихо­го оке­а­на вновь опу­сти­лась, и с ней ушел на дно зло­ве­щий Р’лай, город из кам­ня, и все кос­ми­че­ские ось­ми­но­ги в при­да­чу. Так Стар­цы вновь ста­ли един­ствен­ны­ми хозя­е­ва­ми пла­не­ты, прав­да, суще­ство­ва­ло нечто, чего они боя­лись и о чем не люби­ли гово­рить. Через некий весь­ма про­дол­жи­тель­ный отре­зок вре­ме­ни Стар­цы запо­ло­ни­ли всю пла­не­ту: их горо­да доста­точ­но рав­но­мер­но рас­пре­де­ли­лись и на суше, и на дне мор­ском. В сво­ей моно­гра­фии я дам совет пыт­ли­во­му архео­ло­гу про­бу­рить маши­ной Пэбо­ди несколь­ко глу­бо­ких сква­жин в самых раз­ных рай­о­нах Зем­ли и про­ана­ли­зи­ро­вать полу­чен­ные дан­ные. 

В тече­ние веков шло зако­но­мер­ное пере­се­ле­ние Стар­цев из глу­бин моря на сушу – этот про­цесс под­сте­ги­вал­ся рож­де­ни­ем новых мате­ри­ков, хотя и оке­ан нико­гда не пусто­вал. Вто­рой при­чи­ной мигра­ции ста­ли труд­но­сти по выра­щи­ва­нию и удер­жи­ва­нию в пови­но­ве­нии шогго­тов, без кото­рых жизнь под водой не мог­ла про­дол­жать­ся. С тече­ни­ем вре­ме­ни, как скорб­но пове­да­ли нам сюже­ты на древ­них баре­лье­фах, был утра­чен сек­рет созда­ния жиз­ни из неор­га­ни­че­ской мате­рии, и Стар­цам при­шлось доволь­ство­вать­ся моди­фи­ка­ци­ей уже суще­ству­ю­щих форм. На суше у Стар­цев не было ника­ких про­блем с гро­мад­ны­ми, но исклю­чи­тель­но послуш­ны­ми реп­ти­ли­я­ми, а вот раз­мно­жав­ши­е­ся деле­ни­ем шогго­ты, кото­рые в резуль­та­те слу­чай­но­го сте­че­ния обсто­я­тельств нарас­ти­ли до опас­но­го пре­де­ла интел­лект, бес­по­ко­и­ли их чрез­вы­чай­но. 

Стар­цы все­гда управ­ля­ли шогго­та­ми с помо­щью гип­но­за, лег­ко транс­фор­ми­руя эту вну­ша­е­мую плот­ную плаз­му соглас­но потреб­но­стям и созда­вая на вре­мя нуж­ные им чле­ны и орга­ны, теперь же у шогго­тов ино­гда появ­ля­лась спо­соб­ность самим пре­об­ра­зо­вы­вать свою плоть по вос­по­ми­на­ни­ям о ста­рых при­ка­зах вла­сти­те­лей. Каза­лось, у них раз­вил­ся мозг с неустой­чи­вой систе­мой свя­зей, в кото­ром ино­гда зарож­дал­ся силь­ный воле­вой импульс, про­ти­во­ре­чив­ший воле хозя­и­на. Изоб­ра­же­ния шогго­тов вызы­ва­ли у нас с Ден­фор­том глу­бо­чай­шее отвра­ще­ние, гра­ни­ча­щее с ужа­сом. 

Эти бес­фор­мен­ные в обыч­ном состо­я­нии суще­ства состо­я­ли из желе­по­доб­ной пузыр­ча­той мас­сы; если они обре­та­ли фор­му шара, диа­метр их в сред­нем рав­нял­ся пят­на­дца­ти футам. Впро­чем, очер­та­ния, рав­но как и объ­ем, меня­лись у них посто­ян­но: они то созда­ва­ли себе, то, напро­тив, уни­что­жа­ли орга­ны слу­ха, зре­ния, речи, во всем под­ра­жая хозя­е­вам,– ино­гда непро­из­воль­но, а ино­гда выпол­няя коман­ду. 

Сто пять­де­сят мил­ли­о­нов лет тому назад, где-то в сере­дине пер­ми, шогго­ты ста­ли совер­шен­но неуправ­ля­е­мы­ми, и тогда жив­шие на мор­ском дне Стар­цы раз­вя­за­ли про­тив них насто­я­щую вой­ну, что­бы силой вер­нуть свою преж­нюю власть. Мно­го­ве­ко­вая про­пасть отде­ля­ла нас от того вре­ме­ни, но и теперь мороз про­би­рал по коже, когда мы раз­гля­ды­ва­ли кар­ти­ны той вой­ны и осо­бен­но ужас­ное зре­ли­ще жертв, обез­глав­лен­ных шогго­та­ми и выпач­кан­ных затем­вы­де­ля­е­мой ими сли­зью. В кон­це кон­цов, Стар­цы, при­бег­нув к мощ­но­му ору­жию, вызы­вав­ше­му у вра­гов нару­ше­ния на моле­ку­ляр­ном и ато­мар­ном уров­нях, доби­лись­пол­ной побе­ды. Баре­лье­фы отра­зи­ли тот пери­од, когда слом­лен­ные шогго­ты ста­ли совсем руч­ны­ми и поко­ри­лись воле Стар­цев совсем как дикие мустан­ги Запа­да – аме­ри­кан­ским ков­бо­ям. Во вре­мя бун­та шогго­ты дока­за­ли, что могут жить на суше, но новая спо­соб­ность никак непо­ощ­ря­лась – труд­но­сти их содер­жа­ния назем­ле зна­чи­тель­но пре­вос­хо­ди­ли воз­мож­ную поль­зу. 

В юрский пери­од на Стар­цев обру­ши­лись новые напа­сти – из кос­мо­са при­ле­те­ли пол­чи­ща мерз­ких тва­рей; они соеди­ня­ли в себе чер­ты рако­об­раз­ных, ибо были покры­ты твер­дым пан­ци­рем, а так­же низ­ших рас­те­ний, а имен­но гри­бов. В мифо­ло­гии гор­ных наро­дов север­но­го полу­ша­рия, осо­бен­но в Гима­ла­ях, они запе­чат­ле­лись как Ми-Го, или Снеж­ные люди. Что­бы одер­жать верх над при­шель­ца­ми, Стар­цы впер­вые за всю свою зем­ную исто­рию реши­ли вновь вый­ти в кос­мос, одна­ко, совер­шив все поло­жен­ные при­го­тов­ле­ния, поня­ли, что не суме­ют поки­нуть зем­ную атмо­сфе­ру. Сек­рет меж­звезд­ных пере­ле­тов был пол­но­стью утра­чен. В резуль­та­те Ми-Го вытес­ни­ли Стар­цев с север­ных земель, и те поне­мно­гу вновь сби­лись в антарк­ти­че­ском реги­оне – сво­ей зем­ной колы­бе­ли. Все эти пере­ме­ны не кос­ну­лись под­вод­ных вла­де­ний Стар­цев, недо­ступ­ных для заво­е­ва­те­лей. 

Даже на баре­лье­фах бро­са­лось в гла­за рази­тель­ное отли­чие мате­ри­аль­ной суб­стан­ции Ми-Го или потом­ков Ктул­ху от пло­ти Стар­цев. Пер­вые обла­да­ли спо­соб­но­стью к струк­тур­ным изме­не­ни­ям, уме­ли пере­во­пло­щать­ся и вновь воз­вра­щать себе преж­ний облик. Все это было недо­ступ­но для Стар­цев, по види­мо­му, их вра­ги при­бы­ли из более отда­лен­ной части все­лен­ной, чем они. Несмот­ря на уди­ви­тель­ную плот­ность тка­ней и необыч­ные жиз­нен­ные свой­ства, Стар­цы явля­лись мате­ри­аль­ны­ми суще­ства­ми и, сле­до­ва­тель­но, про­ис­хо­ди­ли из извест­но­го про­стран­ствен­но-вре­мен­но­го кон­ти­ну­у­ма, в то вре­мя как о про­ис­хож­де­нии их вра­гов мож­но было, зата­ив дыха­ние, стро­ить самые немыс­ли­мые догад­ки. Сло­вом, нель­зя отне­сти к чисто­му мифо­твор­че­ству раз­бро­сан­ные в леген­дах све­де­ния об ано­ма­лии заво­е­ва­те­лей и их вне­га­лак­ти­че­ском про­ис­хож­де­нии. Хотя этот миф мог­ли рас­про­стра­нять и сами Стар­цы, что­бы спи­сать на него свои воен­ные неуда­чи: ведь исто­ри­че­ский пре­стиж был у них сво­е­го рода “пунк­ти­ком”. Неда­ром в их камен­ных анна­лах не упо­ми­на­лись мно­гие могу­ще­ствен­ные и высо­ко­раз­ви­тые наро­ды с непо­вто­ри­мы­ми куль­ту­ра­ми и вели­че­ствен­ны­ми горо­да­ми – наро­ды, укра­сив­шие собой не одну леген­ду. 

Чере­до­ва­ние гео­ло­ги­че­ских эпох и свя­зан­ные с ним пере­ме­ны были с пора­зи­тель­ной ярко­стью пред­став­ле­ны на рез­ных кар­тах и баре­лье­фах. Кое в чем наши науч­ные пред­став­ле­ния ока­за­лись оши­боч­ны­ми, но встре­ча­лись и под­твер­жде­ния неко­то­рых сме­лых гипо­тез. Как я уже гово­рил, имен­но здесь, в этом неве­ро­ят­ном месте, мы убе­ди­лись в право­те Тей­ло­ра, Веге­не­ра и Джо­ли, пред­по­ло­жив­ших, что все кон­ти­нен­ты суть части быв­ше­го еди­но­го антарк­ти­че­ско­го мате­ри­ка, ото­рвав­ши­е­ся от него под дей­стви­ем мощ­ных цен­тро­беж­ных сил и дрей­фо­вав­шие в раз­ные сто­ро­ны по вяз­кой поверх­но­сти зем­ной ман­тии. Это под­твер­жда­лось и очер­та­ни­я­ми Афри­ки и Южной Аме­ри­ки, а так­же направ­ле­ни­я­ми глав­ней­ших гор­ных цепей. 

На кар­тах, отоб­ра­зив­ших Зем­лю вре­мен кар­бо­на, то есть сто мил­ли­о­нов или более лет тому назад, мы виде­ли без­дон­ные уще­лья и тре­щи­ны, кото­рые впо­след­ствии, углу­бив­шись, раз­де­ли­ли Афри­ку и обшир­ный мате­рик, вклю­чав­ший в себя Евро­пу (леген­дар­ную Валу­сию), обе Аме­ри­ки и Антарк­ти­ку. На более позд­них кар­тах мате­ри­ки были уже обособ­ле­ны друг от дру­га, в том чис­ле и на той, кото­рую вычер­ти­ли пять­де­сят мил­ли­о­нов лет назад в свя­зи с осно­ва­ни­ем ныне мерт­во­го горо­да, где мы сей­час пре­бы­ва­ли. И, нако­нец, на самой позд­ней, отно­ся­щей­ся, види­мо, плио­це­ну, кар­те очер­та­ния и рас­по­ло­же­ния мате­ри­ков соот­вет­ство­ва­ли нынеш­ним – толь­ко Аляс­ка была еще соеди­не­на с Сиби­рью, Север­ная Аме­ри­ка через Грен­лан­дию – с Евро­пой, а Южная Аме­ри­ка через Зем­лю Грейа­ма – с Антарк­ти­дой. Кар­ты вре­мен кар­бо­на пест­ре­ли знач­ка­ми, гово­рив­ши­ми, что камен­ные горо­да Стар­цев покры­ва­ли весь зем­ной шар – от дна мор­ско­го до изры­тых уще­лья­ми гор­ных рай­о­нов, одна­ко, на после­ду­ю­щих кар­тах ясно обо­зна­чил­ся откат гра­до­стро­и­тель­ства к южным антарк­ти­че­ским рай­о­нам. Во вре­ме­на же плио­це­на, как пока­зы­ва­ла послед­няя кар­та, горо­да оста­лись толь­ко в Антарк­ти­ке да на око­неч­но­сти Южной Аме­ри­ки – север­нее пяти­де­ся­той парал­ле­ли южной широ­ты отсут­ство­ва­ли даже мор­ские посе­ле­ния. Инте­рес Стар­цев к север­ным тер­ри­то­ри­ям, по-види­мо­му, угас, сокра­ти­лась инфор­ма­ция о них, лишь изред­ка совер­ша­ли теперь Стар­цы раз­ве­ды­ва­тель­ные поле­ты на сво­их вее­ро­об­раз­ных пере­пон­ча­тых кры­льях, изу­чая очер­та­ния бере­го­вых линий. 

Потом насту­пи­ло вре­мя гран­ди­оз­ных ката­клиз­мов – обра­зо­вы­ва­лись новые гор­ные цепи, созда­ва­лись кон­ти­нен­ты, зем­лю и дно оке­а­нов сотря­са­ли кон­вуль­сии, и на месте раз­ру­шен­ных горо­дов все реже воз­во­ди­лись новые. Окру­жав­ший нас гро­мад­ный мерт­вый мега­по­лис был, види­мо, послед­ней сто­ли­цей звез­до­го­ло­вых; город постро­и­ли в нача­ле мела неда­ле­ко от того места, где рух­нул в раз­верз­шу­ю­ся про­пасть его пред­ше­ствен­ник, пре­вос­хо­див­ший раз­ме­ра­ми даже сво­е­го юно­го двой­ни­ка. Рай­он этих двух горо­дов почи­та­ли свя­щен­ным – ведь имен­но здесь впер­вые, тогда еще на мор­ское дно, выса­ди­лись их пред­ки. Мы узна­ва­ли на баре­лье­фах неко­то­рые харак­тер­ные при­ме­ты горо­да, в кото­ром ока­за­лись. Как нам ста­ло понят­но, он тянул­ся вдоль хреб­тов на сот­ни миль в обе сто­ро­ны, так что обо­зреть его даже с само­ле­та не пред­став­ля­лось воз­мож­ным. Счи­та­лось, что в нем сохра­ни­лись свя­щен­ные кам­ни из фун­да­мен­та пер­во­го посе­ле­ния на дне моря; по про­ше­ствии мно­гих веков их выбро­си­ло при оче­ред­ном ката­клиз­ме на сушу, 

VIII 

Мы с Ден­фор­том с осо­бым инте­ре­сом и сме­шан­ным чув­ством бла­го­го­ве­ния и стра­ха отыс­ки­ва­ли на баре­лье­фах то, что отно­си­лось к месту наше­го пре­бы­ва­ния. Тако­го мате­ри­а­ла, есте­ствен­но, было предо­ста­точ­но; кро­ме того, ски­та­ясь по назем­ным лаби­рин­там горо­да, мы забре­ли, по счаст­ли­вой слу­чай­но­сти, в исклю­чи­тель­но ста­рое зда­ние, на потрес­кав­ших­ся сте­нах кото­ро­го в дека­дент­ской мане­ре послед­них скуль­пто­ров раз­во­ра­чи­ва­лась исто­рия горо­да и его окрест­но­стей после плио­це­на – на нем обыч­но завер­ша­лись все про­чие скульп­тур­ные рас­ска­зы. 

Этот дом мы обла­зи­ли и изу­чи­ли до послед­не­го угол­ка, и то, что нам уда­лось здесь узнать, поста­ви­ло перед нами новую цель. 

Итак, нам суж­де­но было попасть в самое таин­ствен­ное, жут­кое и зло­ве­щее место на Зем­ле. И самое древ­нее. Мы почти пове­ри­ли, что это мрач­ное наго­рье и есть то самое леген­дар­ное пла­то Ленг, сре­до­то­чие зла, о кото­ром стра­шил­ся упо­ми­нать даже безум­ный тво­рец “Некро­но­ми­ко­на”. Гран­ди­оз­ная гор­ная цепь была неве­ро­ят­но, умо­по­мра­чи­тель­но длин­на, зарож­да­ясь невы­со­ким кря­жем на Зем­ле у моря Уэд­дел­ла и пере­се­кая весь кон­ти­нент. Наи­бо­лее высо­кий мас­сив обра­зо­вы­вал вели­че­ствен­ную арку меж­ду 82′ южной широ­ты, 60′ восточ­ной дол­го­ты и 70′ южной широ­ты, 115′ восточ­ной дол­го­ты, вогну­той сто­ро­ной обра­щен­ную к наше­му лаге­рю, а одним кон­цом упи­рав­шу­ю­ся в зако­ван­ное льдом мор­ское побе­ре­жье. Уилкс и Мау­сон виде­ли эти горы на широ­те Южно­го поляр­но­го кру­га. 

Но нас ожи­да­ло еще более сокру­ши­тель­ное откры­тие. Как я уже гово­рил, хреб­ты эти пре­вы­ша­ли Гима­лаи, но древ­ние рез­чи­ки по кам­ню уве­ря­ли нас, что они усту­па­ли дру­гим, еще более гран­ди­оз­ным. Тех вели­ка­нов оку­ты­ва­ла мрач­ная тай­на, боль­шин­ство скуль­пто­ров пред­по­чи­та­ли не касать­ся этой темы, дру­гие при­сту­па­ли к ней с оче­вид­ной неохо­той и робо­стью. Похо­же, та часть древ­ней суши, что под­ня­лась из моря пер­вой после того, как ото­рвал­ся кусок, обра­зо­вав­ший Луну, и со сво­их дале­ких звезд при­ле­те­ли Стар­цы, таи­ли в себе, по мне­нию при­шель­цев, неве­до­мое, но ощу­ти­мое зло. Воз­во­ди­мые там горо­да преж­де­вре­мен­но раз­ру­ша­лись, их жите­ли вне­зап­но про­па­да­ли неве­до­мо куда. Когда пер­вые под­зем­ные толч­ки сотряс­ли эту зло­ве­щую мест­ность, из кач­нув­шей­ся, а затем раз­верз­шей­ся зем­ли неожи­дан­но вырос­ла пуга­ю­щая гро­ма­да хреб­тов с высо­ко взмет­нув­ши­ми­ся вер­ши­на­ми. Так, сре­ди гро­хо­та и хао­са, Зем­ля про­из­ве­ла свое самое жут­кое тво­ре­ние. 

Если систе­ма коор­ди­нат на баре­лье­фах соот­вет­ство­ва­ла истине, то эти рож­да­ю­щие ужас и омер­зе­ние гиган­ты взды­ма­лись на высо­ту более соро­ка тысяч футов, зна­чи­тель­но пре­вос­хо­дя поко­рен­ные нами Хреб­ты Безу­мия. Они тяну­лись от 77′ южной широ­ты, 70′ восточ­ной дол­го­ты до 70′ южной широ­ты, 100′ восточ­ной дол­го­ты и, сле­до­ва­тель­но, нахо­ди­лись все­го в трех­стах милях от мерт­во­го горо­да, так что, не будь тума­на, мы мог­ли бы раз­ли­чить на запа­де их сумрач­ные вер­ши­ны. А их север­ную око­неч­ность мож­но видеть с широ­ты Южно­го поляр­но­го кру­га на Зем­ле Коро­ле­вы Мэри. 

Во вре­ме­на упад­ка неко­то­рые Стар­цы воз­но­си­ли этим горам тай­ные молит­вы, одна­ко никто не осме­ли­вал­ся при­бли­зить­ся к ним или хотя бы пред­по­ло­жить, что нахо­дит­ся за ними. Из людей так­же ни один чело­век не бро­сил взгля­да на этих вели­ка­нов, но, видя, какой страх исто­ча­ют эти древ­ние изоб­ра­же­ния, я от души пора­до­вал­ся тому, что это и не мог­ло слу­чить­ся. Ведь за эти­ми колос­са­ми про­хо­дит еще одна цепь гор – Коро­ле­вы Мэри и Кай­зе­ра Виль­гель­ма, засло­ня­ю­щая гиган­тов со сто­ро­ны побе­ре­жья, и на эти горы, к сча­стью, никто не про­бо­вал взби­рать­ся. Во мне уже нет было­го скеп­ти­циз­ма, и я не ста­ну насме­хать­ся над убеж­ден­но­стью древ­не­го скуль­пто­ра, что мол­ния ино­гда задер­жи­ва­лась на гребне этих погру­жен­ных в тяже­лое раз­ду­мье гор, и тогда ночь напро­лет мер­цал там див­ный таин­ствен­ный свет. Воз­мож­но, в древ­них Пна­ко­ти­че­ских руко­пи­сях, где упо­ми­на­ет­ся Кадат из Стра­ны-Холо­да, за таин­ствен­ны­ми тем­ны­ми сло­ве­са­ми скры­ва­ет­ся под­лин­ная и ужа­са­ю­щая реаль­ность. 

Впро­чем, горо­ду хва­та­ло и сво­их зага­док, пусть и не столь демо­ни­че­ских. С его осно­ва­ни­ем ближ­ние горы поне­мно­гу обрас­та­ли хра­ма­ми; они сто­я­ли, как мы ура­зу­ме­ли из баре­лье­фов, в тех местах, где теперь лепи­лись друг к дру­гу дико­вин­ные кубы и кре­пост­ные валы – все, что оста­лось от башен неизъ­яс­ни­мой кра­со­ты и при­чуд­ли­вых, устрем­лен­ных ввысь шпи­лей. Затем, с тече­ни­ем вре­ме­ни, появи­лись пеще­ры, кото­рые соот­вет­ству­ю­щим обра­зом оформ­ля­лись, ста­но­вясь свое­об­раз­ны­ми при­дат­ка­ми к хра­мам. Шли годы, под­зем­ные воды исто­чи­ли слой извест­ня­ка, и про­стран­ство под хреб­та­ми, наго­рьем и рав­ни­ной пре­вра­ти­лось в запу­тан­ный лаби­ринт из под­зем­ных ходов и пещер. Мно­гие баре­лье­фы отра­зи­ли осмот­ры Стар­ца­ми бес­чис­лен­ных под­зе­ме­лий; а так­же неожи­дан­ное откры­тие ими там моря, кото­рое подоб­но Стик­су таи­лось в зем­ном лоне, не зная лас­ки сол­неч­ных лучей. 

Эта сумрач­ная пучи­на была, конеч­но же, порож­де­ни­ем реки, теку­щей со сто­ро­ны зло­ве­щих, не име­ю­щих назва­ния запад­ных гор; у Хреб­тов Безу­мия она сво­ра­чи­ва­ла в сто­ро­ну и тек­ла вдоль гор вплоть до сво­е­го впа­де­ния в Индий­ский оке­ан меж­ду Зем­ля­ми Бад­да и Тот­те­на на Побе­ре­жье Уилк­са. Поне­мно­гу река раз­мы­ва­ла извест­няк на пово­ро­те, пока не дости­га­ла грун­то­вых вод, а слив­шись с ними, с еще боль­шей силой про­дол­жа­ла точить поро­ду. В кон­це кон­цов, сло­мив сопро­тив­ле­ние кам­ня, воды ее изли­лись в глубь зем­ли, а преж­нее рус­ло, веду­щее к оке­а­ну, посте­пен­но высох­ло. Поз­же его покры­ли построй­ки посто­ян­но раз­рас­тав­ше­го­ся горо­да. Поняв, что про­изо­шло с рекой, Стар­цы, пови­ну­ясь при­су­ще­му им мощ­но­му эсте­ти­че­ско­му чув­ству, высек­ли на сво­их самых изыс­кан­ных пило­нах кар­ти­ны низ­вер­же­ния вод­но­го пото­ка в цар­ство веч­ной тьмы. 

С само­ле­та мы виде­ли быв­шее рус­ло этой когда-то пре­крас­ной реки, оде­той в былые годы в бла­го­род­ное кру­же­во камен­ных мостов. Поло­же­ние, кото­рое зани­ма­ла река на баре­лье­фах, изоб­ра­жа­ю­щих город, помог­ло нам луч­ше понять, как менял­ся мега­по­лис в без­дон­ном колод­це вре­ме­ни; мы даже наско­ро набро­са­ли кар­ту с основ­ны­ми досто­при­ме­ча­тель­но­стя­ми – пло­ща­дя­ми, глав­ны­ми зда­ни­я­ми и про­чи­ми при­ме­та­ми, что­бы луч­ше ори­ен­ти­ро­вать­ся в даль­ней­шем. Ско­ро мы мог­ли уже вос­со­здать в сво­ем вооб­ра­же­нии живой облик это­го пора­зи­тель­но­го горо­да, каким он был мил­ли­он, десять мил­ли­о­нов или пять­де­сят мил­ли­о­нов лет назад,– так искус­но изоб­ра­зи­ли древ­ние скуль­пто­ры зда­ния, горы и пло­ща­ди, окра­и­ны и живо­пис­ные пей­за­жи с буй­ной рас­ти­тель­но­стью тре­тич­но­го пери­о­да. Все было про­ни­за­но неска­зан­ной мисти­че­ской кра­со­той, и, впи­ты­вая ее в себя, я забы­вал о гне­ту­щем чув­стве, порож­ден­ном непо­сти­жи­мым для чело­ве­ка воз­рас­том горо­да, его мерт­вым вели­чи­ем, укры­то­стью от мира и суме­реч­ным свер­ка­ни­ем льда. Одна­ко, судя по баре­лье­фам, у оби­та­те­лей горо­да тоже частень­ко на душе кош­ки скреб­ли и серд­це сжи­ма­лось от стра­ха: неред­ко встре­ча­лись изоб­ра­же­ния Стар­цев, отша­ты­ва­ю­щих­ся в ужа­се от чего-то, чему на баре­лье­фе нико­гда не нахо­ди­лось места, кос­вен­но мож­но было дога­дать­ся, что пред­мет этот выло­ви­ли в реке, кото­рая при­нес­ла его с зага­доч­ных запад­ных гор, порос­ших веч­но шеле­стя­щи­ми дере­вья­ми, уви­ты­ми диким вино­гра­дом. 

Толь­ко в одном доме позд­ней построй­ки мы отчет­ли­во про­чли на дека­дент­ском баре­лье­фе пред­чув­ствие гря­ду­щей ката­стро­фы и опу­сте­ния горо­да. Несо­мнен­но, были и дру­гие сви­де­тель­ства, несмот­ря на сни­же­ние твор­че­ской актив­но­сти и худо­же­ствен­ных устрем­ле­ний, харак­тер­ное для скуль­пто­ров смут­но­го вре­ме­ни,– вско­ре мы в этом, хоть и не воочию, смог­ли убе­дить­ся. Но тот баре­льеф был пер­вым и един­ствен­ным в таком роде из всех, какие мы вни­ма­тель­но рас­смот­ре­ли. Мы хоте­ли про­дол­жить осмотр, но, как я уже гово­рил, обсто­я­тель­ства изме­ни­лись и перед нами воз­ник­ла новая цель. Впро­чем, вско­ре все настен­ные сви­де­тель­ства и так исчер­па­ли себя: надеж­да на дол­гое без­об­лач­ное буду­щее поки­ну­ла Стар­цев, а с ней и жела­ние укра­сить свой быт. Окон­ча­тель­ный удар при­нес­ло поваль­ное наступ­ле­ние холо­дов, они ско­ва­ли почти всю пла­не­ту, а с полю­сов так нико­гда и не ушли. Имен­но эти жесто­кие холо­да уни­что­жи­ли на про­ти­во­по­лож­ной сто­роне пла­не­ты леген­дар­ные зем­ли Лома­ра и Гипер­бо­реи. 

Труд­но ска­зать, когда имен­но воца­ри­лись в Антарк­ти­ке холо­да. Сей­час мы отно­сим ран­нюю гра­ни­цу лед­ни­ко­во­го пери­о­да на пять­сот тысяч лет от наше­го вре­ме­ни, но по полю­сам этот бич Божий хлест­нул еще рань­ше. Все циф­ры, конеч­но, услов­ны, но весь­ма веро­ят­но, что послед­ние баре­лье­фы высе­че­ны менее мил­ли­о­на лет назад, а город поки­нут пол­но­стью задол­го до вре­ме­ни, кото­рое при­ня­то счи­тать нача­лом плей­сто­це­на, то есть рань­ше, чем пять­сот тысяч лет тому назад. 

На позд­них баре­лье­фах рас­ти­тель­ность выгля­дит более скуд­ной, да и сама жизнь горо­жан дале­ко не бьет клю­чом. В домах появ­ля­ют­ся нагре­ва­тель­ные при­бо­ры, пут­ни­ки зимой кута­ют­ся в теп­лую одеж­ду. Кар­ту­ши, кото­рые все чаще раз­би­ва­ют камен­ную лен­ту позд­них баре­лье­фов, втор­га­ясь со сво­ей темой, отоб­ра­зи­ли отдель­ные эле­мен­ты непре­рыв­ной мигра­ции – часть жите­лей укры­лась на дне моря, най­дя при­бе­жи­ще в под­вод­ных посе­ле­ни­ях у дале­ких бере­гов, дру­гие опу­сти­лись под зем­лю и, проски­тав­шись по запу­тан­ным извест­ня­ко­вым лаби­рин­там, вышли к пеще­рам на краю тем­ных без­дон­ных вод. 

Так сло­жи­лось, что боль­шин­ство оби­та­те­лей горо­да пред­по­чли уйти под зем­лю. До какой-то сте­пе­ни это объ­яс­ня­лось тем, что место здесь почи­та­лось свя­щен­ным, но глав­ным было, конеч­но же, то, что в этом слу­чае оста­ва­лась воз­мож­ность поль­зо­вать­ся хра­ма­ми, воз­ве­ден­ны­ми на изре­зан­ных под­зем­ны­ми гале­ре­я­ми хреб­тах, а так­же бывать в самом горо­де, остав­лен­ном в каче­стве лет­ней рези­ден­ции и коор­ди­на­ци­он­но­го пунк­та меж­ду отдель­ны­ми посе­ле­ни­я­ми. Про­ве­ли кое-какие зем­ля­ные рабо­ты, улуч­ши­ли уже суще­ству­ю­щие под­зем­ные пути, а так­же про­ло­жи­ли новые, напря­мик соеди­нив­шие древ­нюю сто­ли­цу с тем­ной пучи­ной. Тща­тель­но все про­счи­тав, мы нанес­ли вхо­ды в эти новые, пря­мые как стре­ла тун­не­ли на путе­во­ди­тель, кото­рый поне­мно­гу рож­дал­ся под наши­ми рука­ми. По мень­шей мере два тун­не­ля начи­на­лись непо­да­ле­ку от нас, бли­же к хреб­там – один все­го в чет­вер­ти мили, в направ­ле­нии древ­не­го рус­ла реки, а дру­гой – при­мер­но вдвое даль­ше, в пря­мо про­ти­во­по­лож­ном направ­ле­нии. 

Новый город Стар­цы выстро­и­ли не на поло­гих бере­гах под­зем­но­го моря, а на его дне – тем­пе­ра­ту­ра там была рав­но­мер­но теп­лой.

Огром­ная глу­би­на это­го тай­но­го моря дава­ла гаран­тию, что внут­рен­ний жар зем­ли поз­во­лит новым посе­лен­цам жить там сколь­ко потре­бу­ет­ся. Те же без тру­да при­спо­со­би­лись про­во­дить под водой боль­шую часть вре­ме­ни, а позд­нее и вовсе пере­ста­ли выхо­дить на берег – они ведь нико­гда не поз­во­ля­ли жаб­рам окон­ча­тель­но отме­реть. На отдель­ных баре­лье­фах мы виде­ли кар­ти­ны посе­ще­ния Стар­ца­ми живу­щих под водой род­ствен­ни­ков, а так­же их про­дол­жи­тель­ных купа­ний на дне глу­бо­кой реки. Не сму­ща­ла их и веч­ная тьма зем­ных недр – ска­за­лась при­выч­ка к дол­гим арк­ти­че­ским ночам. 

Когда древ­ние скуль­пто­ры рас­ска­зы­ва­ли на сво­их баре­лье­фах о том, как на дне под­зем­но­го моря закла­ды­ва­ли новый город, их дека­дент­ская, упад­ни­че­ская мане­ра пре­об­ра­жа­лась, и в ней появ­ля­лись харак­тер­ные эпи­че­ские чер­ты. Подой­дя к про­бле­ме науч­но, Стар­цы нала­ди­ли в гор­ных нед­рах добы­чу осо­бо проч­ных кам­ней и при­гла­си­ли из бли­жай­ше­го под­вод­но­го селе­ния опыт­ных стро­и­те­лей, что­бы исполь­зо­вать в рабо­те новей­шие тех­но­ло­гии. Спе­ци­а­ли­сты захва­ти­ли с собой все необ­хо­ди­мое для успеш­ной дея­тель­но­сти, а имен­но: кле­точ­ную мас­су для про­из­вод­ства шогго­тов чер­но­ра­бо­чих, спо­соб­ных под­ни­мать и пере­тас­ки­вать кам­ни; и про­то­плаз­му, с лег­ко­стью пре­вра­щав­шу­ю­ся в фос­фо­рес­ци­ру­ю­щие орга­низ­мы, осве­щав­шие тем­но­ту. 

И вот на дне мрач­но­го моря вырос гро­мад­ный город, архи­тек­ту­рой напо­ми­нав­ший преж­нюю сто­ли­цу, а мастер­ством испол­не­ния даже пре­взо­шед­ший, ибо вез­де стро­и­тель­ству пред­ше­ство­вал точ­ный мате­ма­ти­че­ский рас­чет. Новые шогго­ты достиг­ли здесь испо­лин­ских раз­ме­ров и зна­чи­тель­но­го интел­лек­та, пони­мая и испол­няя при­ка­зы с уди­ви­тель­ной быст­ро­той. Со Стар­ца­ми они изъ­яс­ня­лись, под­ра­жая их голо­сам, мело­дич­ны­ми, труб­ны­ми зву­ка­ми, слыш­ны­ми, если пра­виль­но пред­по­ло­жил бед­ня­га Лейк, на боль­шом рас­сто­я­нии, теперь шогго­ты под­чи­ня­лись не гип­но­ти­че­ско­му вну­ше­нию, а про­стым коман­дам и были иде­аль­но послуш­ны. Фос­фо­рес­ци­ру­ю­щие орга­низ­мы пол­но­стью обес­пе­чи­ва­ли Стар­цев све­том, ком­пен­си­руя этим утра­ту поляр­ных сия­ний – непре­мен­ных спут­ни­ков антарк­ти­че­ских ночей. 

Изоб­ра­зи­тель­ные искус­ства про­дол­жа­ли суще­ство­вать, хотя упа­док был оче­ви­ден. Стар­цы, по-види­мо­му, и сами это пони­ма­ли, пото­му что во мно­гих слу­ча­ях пред­вос­хи­ти­ли поли­ти­ку Кон­стан­ти­на Вели­ко­го и пере­нес­ли в под­вод­ный город несколь­ко глыб с вели­ко­леп­ны­ми образ­ца­ми древ­ней резь­бы, подоб­но тому, как выше­озна­чен­ный импе­ра­тор в такое же гиб­лое для искусств вре­мя огра­бил Гре­цию и Азию, выве­зя отту­да луч­шие про­из­ве­де­ния искус­ства, что­бы сде­лать свою новую сто­ли­цу Визан­тию еще более пре­крас­ной. То, что Стар­цы не забра­ли из быв­шей сто­ли­цы все баре­лье­фы, объ­яс­ня­лось несо­мнен­но тем, что пер­вое вре­мя город на суше не был еще пол­но­стью забро­шен. Когда же он пол­но­стью обез­лю­дел – а это слу­чи­лось еще до при­хо­да на полюс самых жесто­ких холо­дов плей­сто­це­на,– Стар­цев уже, види­мо, вполне устра­и­ва­ло совре­мен­ное искус­ство, и они пере­ста­ли заме­чать осо­бое совер­шен­ство рабо­ты древ­них рез­чи­ков и вая­те­лей. Во вся­ком слу­чае, веко­веч­ные руи­ны вокруг нас во мно­гом сохра­ни­ли свои пер­во­на­чаль­ные кра­со­ты, хотя все, что было лег­ко вывез­ти, осо­бен­но отдель­но сто­яв­шие пре­крас­ные скульп­ту­ры, обре­ло новое при­ста­ни­ще на дне под­зем­но­го моря. 

Эта исто­рия, рас­ска­зан­ная на пане­лях и кар­ту­шах,– послед­нее сви­де­тель­ство об ушед­шей эпо­хе, обна­ру­жен­ное нами на огра­ни­чен­ной тер­ри­то­рии наших поис­ков. Выхо­ди­ло, что Стар­цы неко­то­рое вре­мя жили как бы двой­ной жиз­нью, про­во­дя зиму на дне под­зем­но­го моря, а летом воз­вра­ща­ясь в свою быв­шую сто­ли­цу. Завя­за­лась актив­ная тор­гов­ля с дру­ги­ми горо­да­ми в отно­си­тель­ном отда­ле­нии от антарк­ти­че­ско­го побе­ре­жья. К это­му вре­ме­ни ста­ла абсо­лют­но ясна обре­чен­ность зем­но­го горо­да, и рез­чи­ки суме­ли пока­зать на сво­их баре­лье­фах мно­го­чис­лен­ные при­зна­ки втор­же­ния холо­да. Рас­ти­тель­ность гиб­ла, и даже в раз­гар лета гроз­ные при­ме­ты зимы пол­но­стью не исче­за­ли. Пре­смы­ка­ю­щи­е­ся вымер­ли почти пол­но­стью, мле­ко­пи­та­ю­щие раз­де­ли­ли их участь. Что­бы про­дол­жать рабо­ту на суше, мож­но было при­спо­со­бить к зем­ным усло­ви­ям жиз­ни уди­ви­тель­но хоро­шо пере­но­ся­щих холод бес­фор­мен­ных шогго­тов, но это­го-то Стар­цы совсем не хоте­ли. Замер­ла жизнь на вели­кой реке, опу­сте­ло мор­ское побе­ре­жье, из его былых оби­та­те­лей задер­жа­лись толь­ко тюле­ни и киты. Пти­цы уле­те­ли, по бере­гу ковы­ля­ли одни круп­ные неук­лю­жие пинг­ви­ны. 

Мож­но толь­ко пред­по­ла­гать, что про­изо­шло даль­ше. Как дол­го про­су­ще­ство­вал под­вод­ный город? Может, этот камен­ный мерт­вец по-преж­не­му сто­ит там, в веч­ном мра­ке? Замерз­ли под­зем­ные воды или нет? И како­ва судь­ба дру­гих горо­дов на дне оке­а­на? Выбра­лись ли из-под ледя­но­го кол­па­ка Стар­цы? Может, мигри­ро­ва­ли к севе­ру? Но совре­мен­ная гео­ло­гия нигде не обна­ру­жи­ла сле­дов их пре­бы­ва­ния. Зна­чит, злоб­ные Ми-Го все еще созда­ва­ли угро­зу на севе­ре? И кто зна­ет, что таит­ся сей­час в тем­ной, неве­до­мой мор­ской пучине, зате­ряв­шей­ся в пота­ен­ных глу­би­нах зем­ли? Сами звез­до­го­ло­вые и их тво­ре­ния мог­ли выдер­жи­вать колос­саль­ное дав­ле­ние – а рыба­ки ино­гда вылав­ли­ва­ли в этих кра­ях вся­кие дико­ви­ны. И может, вовсе не кит-убий­ца пови­нен, как пред­по­ла­га­ли, в кро­ва­вой резне, оста­вив­шей на телах тюле­ней мно­го­чис­лен­ные ране­ния, на что обра­тил вни­ма­ние поко­ле­ние назад Борх­гре­винк? 

Экзем­пля­ры, най­ден­ные бед­ня­гой Лей­ком, обсуж­де­нию не под­ле­жа­ли: их засы­па­ло в пеще­ре в те вре­ме­на, когда город был совсем юным. По всем при­зна­кам им было не мень­ше трид­ца­ти мил­ли­о­нов лет, а тогда, как мы пони­ма­ли, под­зем­ный город в запол­нен­ной вода­ми каверне еще не суще­ство­вал, как, соб­ствен­но, и сама кавер­на. Если бы они ожи­ли, то пом­ни­ли бы толь­ко те дав­ние вре­ме­на, когда повсю­ду буй­но рос­ла зелень – ведь шел тре­тич­ный пери­од,– в горо­де про­цве­та­ли искус­ства, могу­чая река нес­ла свои воды на север, вдоль вели­че­ствен­ных гор к дале­ко­му тро­пи­че­ско­му оке­а­ну. 

И все же у нас не шли из голо­вы эти тва­ри, осо­бен­но восемь пол­но­цен­ных, кото­рые таин­ствен­ным обра­зом исчез­ли из раз­во­ро­чен­но­го лаге­ря Лей­ка. Слиш­ком мно­гое не укла­ды­ва­лось в голо­ве, и пото­му при­хо­ди­лось отно­сить раз­ные дикие вещи на счет вне­зап­но­го поме­ша­тель­ства кого-нибудь из чле­нов экс­пе­ди­ции – и эти неве­ро­ят­ные моги­лы, и мно­же­ство про­пав­ших вещей, и исчез­но­ве­ние Гед­ни; потряс­ла нас незем­ная плот­ность тка­ней древ­них чудищ и вся­кие стран­но­сти их био­ло­гии, о кото­рых пове­да­ли нам древ­ние скуль­пто­ры,– сло­вом, мы с

Ден­фор­том мно­гое пови­да­ли за несколь­ко послед­них часов, но были гото­вы к встре­че с новы­ми пуга­ю­щи­ми и неве­ро­ят­ны­ми тай­на­ми пер­во­быт­ной при­ро­ды, о кото­рых соби­ра­лись хра­нить мол­ча­ние. 

IХ 

Я уже упо­ми­нал, что во вре­мя осмот­ра упад­ни­че­ских баре­лье­фов у нас роди­лась новая цель. Она, конеч­но же, была свя­за­на с теми про­би­ты­ми в зем­ле тун­не­ля­ми, кото­рые вели в мрач­ный под­зем­ный мир и о суще­ство­ва­нии кото­рых мы пона­ча­лу не име­ли поня­тия, зато теперь сго­ра­ли от любо­пыт­ства и жела­ния поско­рее уви­деть их и по воз­мож­но­сти обсле­до­вать. Из высе­чен­но­го на стене пла­на было ясно, что сто­ит нам прой­ти по одно­му из бли­жай­ших тун­не­лей око­ло мили, и мы ока­жем­ся на краю голо­во­кру­жи­тель­ной без­дны, там, куда нико­гда не загля­ды­ва­ет солн­це; по кра­ям это­го неправ­до­по­доб­но­го обры­ва Стар­цы про­ло­жи­ли тро­пин­ки, веду­щие к ска­ли­сто­му бере­гу пота­ен­но­го, погру­жен­но­го в вели­кую ночь оке­а­на. Воз­мож­ность воочию созер­цать леген­дар­ную пучи­ну яви­лась соблаз­ном, кото­ро­му про­ти­вить­ся было невоз­мож­но, но мы пони­ма­ли, что нуж­но либо немед­лен­но пус­кать­ся в путь, либо отло­жить визит под зем­лю до дру­го­го раза. 

Было уже восемь часов вече­ра, наши бата­рей­ки поиз­дер­жа­лись, и мы не мог­ли поз­во­лить себе совсем не выклю­чать фона­ри­ки. Все пять часов, что мы нахо­ди­лись в ниж­них эта­жах зда­ний, подо льдом, делая запис­ки и зари­сов­ки, фона­ри­ки не выклю­ча­лись, и пото­му в луч­шем слу­чае их мог­ло хва­тить часа на четы­ре. Но, исхит­рив­шись, мож­но было обой­тись одним, зажи­гая вто­рой толь­ко в осо­бен­но инте­рес­ных или опас­ных местах. Так мы обез­опа­си­ли бы себя, создав допол­ни­тель­ный резерв вре­ме­ни. Блуж­дать в гигант­ских ката­ком­бах без све­та – вер­ная поги­бель, сле­до­ва­тель­но, если мы хотим совер­шить путе­ше­ствие на край без­дны, нуж­но немед­лен­но пре­кра­тить рас­шиф­ров­ку настен­ной скульп­ту­ры. Про себя мы реши­ли, что еще не раз вер­нем­ся сюда, воз­мож­но, даже посвя­тим целые неде­ли изу­че­нию бес­цен­ных сви­де­тельств про­шло­го и фото­гра­фи­ро­ва­нию – вот где мож­но сде­лать кол­лек­цию “чер­ных сним­ков”, кото­рые с рука­ми ото­рвет любой жур­нал, спе­ци­а­ли­зи­ру­ю­щий­ся на “ужа­сах”, но теперь поско­рее в путь! 

Мы уже израс­хо­до­ва­ли доволь­но мно­го клоч­ков бума­ги, и хотя нам не хоте­лось рвать тет­ра­ди или аль­бо­мы для рисо­ва­ния, все-таки при­шлось пожерт­во­вать еще одной тол­стой тет­ра­дью. Если слу­чит­ся худ­шее, реши­ли мы, нач­нем делать заруб­ки, тогда, даже если заблу­дим­ся, пой­дем по одно­му из тун­не­лей, пока не вый­дем на свет – если, конеч­но, успе­ем к сро­ку. И вот мы, сго­рая от нетер­пе­ния, напра­ви­лись в сто­ро­ну бли­жай­ше­го тун­не­ля. 

Соглас­но высе­чен­ной на камне кар­те, с кото­рой мы пере­ри­со­ва­ли свою, нуж­ный тун­нель начи­нал­ся в чет­вер­ти мили от места, где мы нахо­ди­лись. Его окру­жа­ли проч­ные, хоро­шо сохра­нив­ши­е­ся дома, так что, похо­же, это рас­сто­я­ние мы мог­ли пре­одо­леть под ледя­ным покры­ти­ем. Тун­нель шел из бли­жай­ше­го к хреб­там угла некой пяти­ко­неч­ной объ­е­ми­стой кон­струк­ции – явно места обще­ствен­ных сбо­рищ, воз­мож­но, даже куль­то­во­го харак­те­ра. Мы еще само­ле­та пыта­лись раз­гля­деть сре­ди руин такие построй­ки. Одна­ко сколь­ко мы ни обра­ща­лись к сво­ей памя­ти, не мог­ли при­пом­нить, что­бы виде­ли с высо­ты нечто подоб­ное, и пото­му реши­ли, что это объ­яс­ня­ет­ся ско­рее все­го тем, что кры­ша зда­ния силь­но повре­жде­на, а может, и совсем раз­ру­ше­на про­шед­шей по льду тре­щи­ной. Ее-то мы хоро­шо пом­ни­ли. Но в таком слу­чае вход в тун­нель мог быть зава­лен, и тогда нам оста­нет­ся попы­тать сча­стья в дру­гом тун­не­ле, что начи­нал­ся при­мер­но в миле к севе­ру. Рус­ло реки отсек­ло от нас все южные тун­не­ли, и, ока­жись оба бли­жай­ших хода зава­ле­ны, наше даль­ней­шее путе­ше­ствие не состо­ит­ся: не поз­во­лят бата­рей­ки – ведь до сле­ду­ю­ще­го, север­но­го, тун­не­ля еще одна миля. 

Мы шли суме­реч­ны­ми лаби­рин­та­ми, не выпус­кая из рук ком­пас и кар­ту, пере­се­ка­ли одну за дру­гой ком­на­ты и кори­до­ры, нахо­див­ши­е­ся в раз­ных ста­ди­ях обвет­ша­ния, взби­ра­лись наверх, шага­ли по мости­кам, опус­ка­лись сно­ва, упи­ра­лись в зава­лен­ные про­хо­ды и гру­ды мусо­ра, зато на неко­то­рых участ­ках, пора­жав­ших по кон­трасту сво­ей иде­аль­ной чисто­той, почти бежа­ли, навер­сты­вая упу­щен­ное вре­мя. Ино­гда мы выби­ра­ли невер­ное направ­ле­ние, и тогда нам при­хо­ди­лось воз­вра­щать­ся, под­би­рая остав­лен­ные клоч­ки бума­ги, а несколь­ко раз ока­зы­ва­лись на дне откры­той шах­ты, куда про­ни­кал, а точ­нее как бы про­са­чи­вал­ся, сол­неч­ный свет. И всю­ду нас мучи­тель­но при­тя­ги­ва­ли к себе, драз­ня вооб­ра­же­ние, баре­лье­фы. Даже при бег­лом взгля­де на них ста­но­ви­лось ясно, что мно­гие рас­ска­зы­ва­ли о важ­ней­ших исто­ри­че­ских собы­ти­ях, и толь­ко уве­рен­ность в том, что мы еще не раз вер­нем­ся сюда, помо­га­ла нам пре­одо­леть жела­ние оста­но­вить­ся получ­ше их рас­смот­реть. Ино­гда мы все же замед­ля­ли шаги и зажи­га­ли вто­рой фона­рик. Будь у нас лиш­няя плен­ка, мы мог­ли бы немно­го пощел­кать фото­ап­па­ра­том, но о том, что­бы попы­тать­ся кое-что пере­ри­со­вать, и речи не было. 

Я при­бли­жа­юсь к тому месту в сво­ем рас­ска­зе, где мне хоте­лось бы – иску­ше­ние очень вели­ко – замол­чать или хотя бы частич­но ута­ить прав­ду. Но исти­на важ­нее все­го: надо в корне пре­сечь вся­кие попыт­ки вести в этих кра­ях даль­ней­шие иссле­до­ва­ния. Итак, соглас­но рас­че­там, мы уже почти достиг­ли вхо­да в тун­нель, добрав­шись по мости­ку на вто­ром эта­же до угла это­го пяти­ко­неч­но­го зда­ния, а затем спу­стив­шись в полу­раз­ру­шен­ный кори­дор, в кото­ром было осо­бен­но мно­го по-дека­дент­ски утон­чен­ных позд­них скульп­тур, явно обря­до­во­го назна­че­ния, когда око­ло поло­ви­ны девя­то­го Ден­форт сво­им обострен­ным юно­ше­ским чутьем уло­вил непо­нят­ный запах. Будь с нами соба­ка, она, почу­яв недоб­рое, отре­а­ги­ро­ва­ла бы еще рань­ше. Пона­ча­лу мы не мог­ли понять, что слу­чи­лось со све­жай­шим преж­де воз­ду­хом, но вско­ре память под­ска­за­ла нам ответ. Труд­но без дро­жи выго­во­рить это. Этот запах смут­но, но без­оши­боч­но напо­ми­нал тот, от кото­ро­го нас чуть не стош­ни­ло у рас­кры­той моги­лы одно­го из чудищ, рас­се­чен­ных несчаст­ным Лей­ком. 

Мы, есте­ствен­но, не сра­зу нашли ответ. Нас мучи­ли сомне­ния, запа­ху нахо­ди­лось сра­зу несколь­ко объ­яс­не­ний. А глав­ное, нам не хоте­лось отсту­пать – слиш­ком уж мы при­бли­зи­лись к цели, что­бы пово­ра­чи­вать назад, не испы­тав явной угро­зы. Кро­ме того, подо­зре­ния наши каза­лись неве­ро­ят­ны­ми. В нор­маль­ной жиз­ни такое не слу­ча­ет­ся. Сле­дуя неко­е­му ирра­ци­о­наль­но­му инстинк­ту, мы несколь­ко при­ту­ши­ли фона­рик, замед­ли­ли ход и, не реа­ги­руя более на мрач­ные дека­дент­ские скульп­ту­ры, угро­жа­ю­ще косив­ши­е­ся на нас с обе­их сто­рон, осто­рож­но, на цыпоч­ках дви­ну­лись даль­ше, почти полз­ком пре­одо­ле­вая кучи облом­ков и мусо­ра, кото­рых с каж­дым шагом ста­но­ви­лось все боль­ше. 

Гла­за у Ден­фор­та тоже ока­за­лись ост­рее моих, ведь имен­но он пер­вым обра­тил вни­ма­ние на неко­то­рые стран­но­сти. Мы уже успе­ли мино­вать доволь­но мно­го полу­за­сы­пан­ных арок, веду­щих в покои и кори­до­ры ниж­не­го эта­жа, когда он заме­тил, что сор на полу не про­из­во­дит впе­чат­ле­ния про­ле­жав­ше­го нетро­ну­тым тыся­че­ле­тия. При­ба­вив свет в фона­ри­ке, мы уви­де­ли нечто вро­де сла­бой колеи, слов­но здесь что-то недав­но тащи­ли. Раз­но­сорт­ность мусо­ра пре­пят­ство­ва­ла обра­зо­ва­нию чет­ких сле­дов, но там, где он был мель­че и одно­род­нее, сле­ды раз­ли­ча­лись явствен­нее – види­мо, тащи­ли какие-то тяже­лые пред­ме­ты. Раз нам даже поме­ре­щи­лись парал­лель­ные линии, вро­де как сле­ды поло­зьев. Это заста­ви­ло нас вновь оста­но­вить­ся. 

Тогда-то мы и почув­ство­ва­ли еще один запах. 

Пара­док­саль­но, но он испу­гал нас одно­вре­мен­но и боль­ше и мень­ше преды­ду­ще­го: сам по себе он был вполне зауря­ден, но с уче­том места и обсто­я­тельств – невоз­мо­жен, а пото­му заста­вил нас похо­ло­деть от стра­ха. Ведь пах­ло не чем иным, как бен­зи­ном. Един­ствен­ное, что при­хо­ди­ло на ум, не свя­за­но ли это как-то с Гед­ни. 

Наше даль­ней­шее пове­де­ние пусть объ­яс­ня­ют пси­хо­ло­ги. Мы пони­ма­ли, что на это тем­ное, как ночь, клад­би­ще канув­ших в веч­ность вре­мен про­кра­лось нечто, подоб­ное мон­страм с базы Лей­ка, и пото­му не сомне­ва­лись: впе­ре­ди нас ждет встре­ча с неве­до­мым. И все же про­дол­жи­ли путь – то ли из чисто­го любо­пыт­ства, то ли из-за сумя­ти­цы в голо­вах или под вли­я­ни­ем само­гип­но­за, а может, нас влек­ло впе­ред бес­по­кой­ство за судь­бу Гед­ни. Ден­форт напом­нил мне шепо­том о подо­зри­тель­ных сле­дах на ули­це горо­да и при­ба­вил, что он так­же слы­шал сла­бые труб­ные зву­ки – очень важ­ное сви­де­тель­ство в све­те остав­лен­но­го Лей­ком отче­та о вскры­тии неиз­вест­ных тва­рей. Эти зву­ки, впро­чем, мог­ли сой­ти за эхо, гул­ко раз­но­сив­ше­е­ся по пеще­рам, изре­ше­тив­шим гор­ные вер­ши­ны; похо­жие зву­ки доно­си­лись и отку­да то сни­зу, из таин­ствен­ных недр. Я тоже про­шеп­тал ему на ухо свою вер­сию, напом­нив, в каком страш­ном виде пред­стал перед наши­ми взо­ра­ми лагерь Лей­ка и сколь­ко все­го там исчез­ло: оди­но­кий безу­мец мог совер­шить невоз­мож­ное – пере­ва­лить через эти гигант­ские хреб­ты и, подоб­но нам, вой­ти в камен­ный пер­во­быт­ный лаби­ринт… 

Но, пове­ряя друг дру­гу свои догад­ки, мы не при­хо­ди­ли к еди­но­му мне­нию. Стоя на месте, мы в целях эко­но­мии поту­ши­ли фона­рик и толь­ко тогда заме­ти­ли, что в тем­но­те чуть брез­жит­ся – это свер­ху про­са­чи­вал­ся свет. Непро­из­воль­но дви­ну­лись даль­ше, вклю­чая теперь фона­рик лишь изред­ка, что­бы убе­дить­ся, что идем в нуж­ном направ­ле­нии. Непри­ят­ный оса­док от недав­них сле­дов не поки­дал нас, тем более что запах бен­зи­на ста­но­вил­ся все силь­нее. Раз­ру­ха уси­ли­ва­лась, мы спо­ты­ка­лись на каж­дом шагу, и вско­ре поня­ли, что впе­ре­ди тупик. Наши пес­си­ми­сти­че­ские про­гно­зы оправ­да­лись, и виной была та глу­бо­кая рас­ще­ли­на, кото­рую мы заме­ти­ли еще с воз­ду­ха. Про­ход к тун­не­лю был зава­лен – даже к выхо­ду не про­брать­ся. 

Зажжен­ный фона­рик высве­тил на сте­нах глу­хо­го кори­до­ра оче­ред­ную серию баре­лье­фов и несколь­ко двер­ных про­емов, зава­лен­ных в раз­ной сте­пе­ни камен­ны­ми облом­ка­ми. Из одно­го доно­сил­ся ост­рый запах бен­зи­на, почти заглу­шая дру­гой запах. При­гля­дев­шись, мы обра­ти­ли вни­ма­ние, что облом­ков и про­че­го мусо­ра там помень­ше, при­чем созда­ва­лось впе­чат­ле­ние, что про­ход рас­чи­сти­ли совсем недав­но. Сомне­ний не было – путь к неве­до­мо­му мон­стру лежал через эту дверь. Думаю, вся­кий пой­мет, что нам потре­бо­ва­лось изряд­но потоп­тать­ся на поро­ге, преж­де чем решить­ся вой­ти. 

Когда же мы все-таки сту­пи­ли под эту чер­ную арку, то пер­вым чув­ством было недо­уме­ние. В этой уеди­нен­ной заму­со­рен­ной ком­на­те – абсо­лют­но квад­рат­ной, дли­на каж­дой из покры­тых все теми же баре­лье­фа­ми стен рав­ня­лась при­мер­но два­дца­ти футам,– не было ниче­го необыч­но­го, и мы инстинк­тив­но закру­ти­ли голо­ва­ми, ища про­хо­да даль­ше. Но тут зор­кие гла­за Ден­фор­та раз­ли­чи­ли в углу какой-то бес­по­ря­док, и мы разом вклю­чи­ли оба фона­ри­ка. Зре­ли­ще было самым зауряд­ным, но гово­ри­ло о мно­гом, и тут меня опять тянет обо­рвать рас­сказ. На слег­ка при­топ­тан­ном мусо­ре что-то валя­лось, там же, судя по все­му, недав­но про­ли­ли изряд­ное коли­че­ство бен­зи­на, от него, несмот­ря на несколь­ко раз­ре­жен­ный воз­дух, шел рез­кий запах. Коро­че гово­ря, здесь недав­но устро­и­ли при­вал некие суще­ства, так же, как и мы, стре­мя­щи­е­ся попасть в тун­нель и точ­но так же оста­нов­лен­ные непред­ви­ден­ным зава­лом. 

Ска­жу пря­мо. Все раз­бро­сан­ные вещи были похи­ще­ны из лаге­ря Лей­ка – кон­серв­ные бан­ки, откры­тые непе­ре­да­ва­е­мо вар­вар­ским спо­со­бом, как и на месте тра­ге­дии; обго­рев­шие спич­ки; три иллю­стри­ро­ван­ные кни­ги в гряз­ных пят­нах непо­нят­но­го про­ис­хож­де­ния; пустой пузы­рек из-под чер­нил с цвет­ной эти­кет­кой; сло­ман­ная авто­руч­ка; искром­сан­ные палат­ка и мехо­вая курт­ка; исполь­зо­ван­ная элек­три­че­ская бата­рей­ка с при­ло­жен­ной инструк­ци­ей; короб­ка от обо­гре­ва­те­ля и мно­же­ство мятой бума­ги. От одно­го это­го голо­ва мог­ла пой­ти кру­гом, но когда мы под­ня­ли и рас­пра­ви­ли несколь­ко бума­жек, то поня­ли, что самое худ­шее ожи­да­ло нас здесь. Еще в лаге­ре Лей­ка нас пора­зил вид уце­лев­ших бумаг, испещ­рен­ных стран­ны­ми пят­на­ми, но то, что пред­ста­ло нашим взо­рам в под­зем­ном скле­пе кош­мар­но­го горо­да, было абсо­лют­но невы­но­си­мо. 

Сой­дя с ума, Гед­ни мог, конеч­но, под­ра­жая точеч­но­му орна­мен­ту на зеле­но­ва­тых кам­нях, вос­про­из­ве­сти такие же узо­ры на отвра­ти­тель­ных, неве­ро­ят­ных пяти­уголь­ных моги­лах, а затем повто­рить их тут, на этих лист­ках; поспеш­ные гру­бые зари­сов­ки тоже мог­ли быть делом его рук; мог он соста­вить и при­бли­зи­тель­ный план места и наме­тить путь от обо­зна­чен­но­го круж­ком ори­ен­ти­ра, лежа­ще­го в сто­роне от наше­го марш­ру­та, – гро­мад­ной баш­ни-цилин­дра, посто­ян­но встре­чав­шей­ся на баре­лье­фах, с само­ле­та она нам виде­лась гро­мад­ной круг­лой ямой – до это­го пяти­уголь­но­го зда­ния и даль­ше, до само­го выхо­да в тун­нель. 

Он мог, повто­ряю, начер­тить какой- ника­кой план, ведь, несо­мнен­но, источ­ни­ком для него, так же как и для наших наме­ток, послу­жи­ли все те же баре­лье­фы в ледя­ном лаби­рин­те, но раз­ве сумел бы диле­тант вос­про­из­ве­сти эту непод­ра­жа­е­мую мане­ру рисун­ка: ведь, несмот­ря на явную поспеш­ность и даже небреж­ность зари­со­вок, мане­ра эта ощу­ща­лась сра­зу и намно­го пре­вос­хо­ди­ла дека­дент­ский рису­нок позд­них баре­лье­фов. Здесь чув­ство­ва­лась харак­тер­ная тех­ни­ка рисун­ка Стар­цев в годы наи­выс­ше­го рас­цве­та их искус­ства. 

Не сомне­ва­юсь, что мно­гие сочтут нас с Ден­фор­том безум­ца­ми из-за того, что мы не бро­си­лись тут же прочь, спа­сать свои жиз­ни. Самые чудо­вищ­ные наши опа­се­ния под­твер­ди­лись, и те, кто чита­ет сей­час мою испо­ведь, пони­ма­ют, о чем я гово­рю. А может, мы и прав­да сошли с ума – ведь назвал же я эти страш­ные горы “Хреб­та­ми Безу­мия”? Но нас охва­тил тот безум­ный азарт, какой не поки­да­ет охот­ни­ков, высле­жи­ва­ю­щих диких зве­рей где- нибудь в джун­глях Афри­ки и рис­ку­ю­щих жиз­нью, толь­ко что­бы пона­блю­дать за ними и сфо­то­гра­фи­ро­вать. Мы засты­ли на месте, страх пара­ли­зо­вал нас, но где-то в глу­бине уже раз­го­рал­ся неуем­ный ого­нек любо­пыт­ства, и он, в кон­це кон­цов, одер­жал побе­ду. 

Мы, конеч­но, не хоте­ли бы встре­тить­ся лицом к лицу с тем или с теми, кто побы­вал здесь, но у нас было ощу­ще­ние, что они ушли. Долж­но быть, сей­час уже отыс­ка­ли бли­жай­ший тун­нель, про­ник­ли внутрь и направ­ля­ют­ся на встре­чу с тем­ны­ми оскол­ка­ми сво­е­го про­шло­го, если толь­ко они сохра­ни­лись в тем­ной пучине – в неве­до­мой без­дне, кото­рую они нико­гда преж­де не виде­ли. А если забло­ки­ро­ван и тот тун­нель, зна­чит, пой­дут на север в поис­ках дру­го­го. Им ведь не так, как нам, необ­хо­дим свет – это мы пом­ни­ли. 

Воз­вра­ща­ясь мыс­лен­но в про­шлое, затруд­ня­юсь опре­де­лить, какие имен­но эмо­ции овла­де­ли нами тогда, какую фор­му при­ня­ли, и как изме­нил­ся наш план дей­ствий в свя­зи с ост­рым пред­чув­стви­ем чего-то необы­чай­но­го. Разу­ме­ет­ся, мы не хоте­ли бы столк­нуть­ся с суще­ства­ми, вызы­вав­ши­ми у нас столь жгу­чий страх, но, думаю, под­со­зна­тель­но жаж­да­ли хоть изда­ли их уви­деть, тай­ком под­смот­реть из укром­но­го убе­жи­ща. Мы не рас­ста­ва­лись окон­ча­тель­но с мыс­лью уви­деть воочию таин­ствен­ную без­дну, хотя теперь перед нами зама­я­чи­ла новая цель – дой­ти до места, кото­рое на смя­том плане было обо­зна­че­но боль­шим кру­гом. Было ясно, что так изоб­ра­зи­ли дико­вин­ную баш­ню цилин­дри­че­ской фор­мы, кото­рую мы виде­ли даже на самых ран­них баре­лье­фах, свер­ху она каза­лась про­сто огром­ным круг­лым про­ва­лом. Даже на этом небреж­ном чер­те­же чув­ство­ва­лось некое скры­тое вели­чие этой построй­ки, ува­жи­тель­ное к ней отно­ше­ние; это застав­ля­ло нас думать, что в той части, что нахо­дит­ся ниже уров­ня льда, может най­тись для нас мно­го инте­рес­но­го. Баш­ня вполне мог­ла быть архи­тек­тур­ным шедев­ром. Судя по баре­лье­фам, постро­е­на она в непо­сти­жи­мо дале­кие вре­ме­на, одно из ста­рей­ших зда­ний горо­да. Если там сохра­ни­лись баре­лье­фы, они могут мно­гое пове­дать. Кро­ме того, от нее мы мог­ли бы, воз­мож­но, най­ти для себя более корот­кую доро­гу, чем та, кото­рую так после­до­ва­тель­но мети­ли клоч­ка­ми бума­ги. 

Нача­ли мы с того, что тща­тель­но изу­чи­ли эти оше­лом­ля­ю­щие зари­сов­ки, кото­рые вполне сов­па­да­ли с наши­ми соб­ствен­ны­ми, а затем отпра­ви­лись в обрат­ный путь, точ­но при­дер­жи­ва­ясь ука­зан­но­го на лист­ке марш­ру­та, веду­ще­го к цилин­дри­че­ской башне. Наши неиз­вест­ные пред­ше­ствен­ни­ки, долж­но быть, про­де­ла­ли этот путь два­жды. Как раз за гигант­ским цилин­дром начи­нал­ся бли­жай­ший тун­нель. Не ста­ну опи­сы­вать нашу обрат­ную доро­гу, во вре­мя кото­рой мы ста­ра­лись как мож­но эко­ном­нее тра­тить бума­гу: ниче­го ново­го нам не повстре­ча­лось. Раз­ве толь­ко теперь путь наш реже взмы­вал вверх, сте­лясь по самой зем­ле и даже ино­гда опус­ка­ясь в под­зе­ме­лье. Не одна­жды заме­ча­ли мы сле­ды, остав­лен­ные про­шед­ши­ми перед нами незна­ком­ца­ми, а после того как запах бен­зи­на остал­ся дале­ко поза­ди, в воз­ду­хе вновь стал слы­шен сла­бый, но отчет­ли­вый непри­ят­ный запах, от кото­ро­го нас бро­си­ло в дрожь. Свер­нув в сто­ро­ну от преж­не­го марш­ру­та, мы ста­ли ино­гда вклю­чать фона­рик, направ­ляя свет на сте­ны, и могу вас заве­рить, не было слу­чая, что­бы при этом не высве­тил­ся оче­ред­ной баре­льеф – несо­мнен­но, то был наи­лю­би­мей­ший вид искус­ства у Стар­цев. 

Око­ло 9.30, дви­га­ясь по длин­но­му свод­ча­то­му кори­до­ру, обле­де­нев­ший пол кото­ро­го, каза­лось, ухо­дил под зем­лю, а пото­лок ста­но­вил­ся все ниже, мы заме­ти­ли впе­ре­ди яркий днев­ной свет и тут же выклю­чи­ли фона­рик. Вско­ре ста­ло понят­но, что наш кори­дор кон­ча­ет­ся про­стор­ной круг­лой пло­щад­кой вро­де аре­ны, до кото­рой было уже рукой подать. Впе­ре­ди выри­со­вы­ва­лась чрез­вы­чай­но низ­кая арка, совсем не типич­ная для мега­ли­тов, и даже не выхо­дя, мы уви­де­ли доволь­но мно­го инте­рес­но­го. Перед нами рас­ки­нул­ся огром­ный круг – не менее двух­сот футов в диа­мет­ре,– зава­лен­ный облом­ка­ми и про­чим мусо­ром, от него рас­хо­ди­лось мно­же­ство свод­ча­тых кори­до­ров, вро­де того, кото­рым шли мы, но боль­шин­ство из них было осно­ва­тель­но засы­па­но. По стене на высо­те чело­ве­че­ско­го роста тяну­лась широ­кая поло­са баре­лье­фов, и, несмот­ря на раз­ру­ши­тель­ное дей­ствие вре­ме­ни, уси­лен­ное пре­бы­ва­ни­ем под откры­тым небом, сомне­ний не оста­ва­лось: ниче­го из виден­но­го нами ранее нель­зя было поста­вить рядом с эти­ми вели­ко­леп­ны­ми шедев­ра­ми. Тол­стый слой льда про­сту­пал из-под зава­лов мусо­ра, и мы дога­да­лись, что насто­я­щее дно откры­то­го цилин­дра глу­бо­ко вни­зу. 

Но глав­ной досто­при­ме­ча­тель­но­стью места был огром­ный камен­ный пан­дус, кото­рый, не засло­няя кори­до­ры, плав­ной спи­ра­лью взмы­вал ввысь внут­ри цилин­дри­че­ско­го колос­са, подоб­но сво­им двой­ни­кам в зик­ку­ра­тах Древ­не­го Вави­ло­на. Из-за ско­ро­сти само­ле­та, нару­шив­шей пер­спек­ти­ву, мы не заме­ти­ли его с воз­ду­ха, пото­му-то и не напра­ви­лись к башне, когда реши­ли спу­стить­ся под лед. Не сомне­ва­юсь, что Пэбо­ди доис­кал­ся бы до прин­ци­па устрой­ства этой кон­струк­ции, мы же с Ден­фор­том мог­ли толь­ко смот­реть и вос­хи­щать­ся. Камен­ные кон­со­ли и колон­ны были вели­ко­леп­ны, но мы не мог­ли взять в толк, как это все функ­ци­о­ни­ру­ет. Вре­мя не повре­ди­ло пан­ду­су, что само по себе уди­ви­тель­но – ведь он нахо­дил­ся под откры­тым небом; мало того, он еще предо­хра­нил от раз­ру­ше­ния дико­вин­ные кос­ми­че­ские баре­лье­фы. 

Опас­ли­во сту­пи­ли мы на частич­но зате­нен­ное пан­ду­сом ледя­ное дно это­го необык­но­вен­но­го цилин­дра – ведь ему было никак не мень­ше пяти­де­ся­ти мил­ли­о­нов лет, без сомне­ния, то была самая древ­няя построй­ка изо всех, что нам при­шлось уви­деть,– мы обра­ти­ли вни­ма­ние, что сте­ны его, уви­тые пан­ду­сом, воз­вы­ша­ют­ся на пол­ных шесть­де­сят футов. Это озна­ча­ло, судя по наше­му впе­чат­ле­нию с само­ле­та, что сна­ру­жи ледя­ной пласт тянул­ся вверх, обхва­ты­вая цилиндр, еще на сорок футов: ведь зия­ю­щая яма, кото­рую мы отме­ти­ли с само­ле­та, нахо­ди­лась посре­дине хол­ма высо­той футов в два­дцать, состо­я­ще­го, как мы реши­ли, из раз­дроб­лен­но­го камен­но­го кро­ше­ва. На три чет­вер­ти яму зате­ня­ли мас­сив­ные, навис­шие над ней руи­ны окру­жа­ю­щих ее высо­ких стен. На древ­них баре­лье­фах мы виде­ли пер­во­на­чаль­ный облик баш­ни. Стоя в цен­тре огром­ной пло­ща­ди, она взмы­ва­ла ввысь на пять­сот- шесть­сот футов, свер­ху ее покры­ва­ли гори­зон­таль­ные дис­ки, верх­ний из кото­рых имел по кра­ям ост­ро­ко­неч­ные завер­ше­ния в виде иголь­ча­тых шпи­лей. К сча­стью, раз­ру­шен­ная клад­ка сыпа­лась нару­жу – ина­че рух­нул бы пан­дус, пол­но­стью зава­лив инте­рьер баш­ни. И так-то зре­ли­ще было доволь­но жал­кое. А вот щебень от арок, каза­лось, недав­но отгреб­ли. 

Не состав­ля­ло осо­бо­го тру­да понять: имен­но по это­му пан­ду­су спу­сти­лись в под­зе­ме­лье неве­до­мые при­шель­цы. Мы тут же реши­ли выбрать­ся отсю­да тем же спо­со­бом, бла­го баш­ня нахо­ди­лась от остав­лен­но­го в пред­го­рье само­ле­та на таком же рас­сто­я­нии, что и вну­ши­тель­ных раз­ме­ров дом с колон­на­дой, через кото­рый мы про­ник­ли в серд­це горо­да. Зря, конеч­но, оста­ви­ли за собой тро­пу из бума­жек, ну да лад­но. Осталь­ную раз­вед­ку мож­но про­ве­сти и в этом месте. Вам может пока­зать­ся стран­ным, но мы до сих пор не оста­ви­ли мысль о том, что­бы вер­нуть­ся сюда и, может быть, даже не один раз – и это несмот­ря на все уви­ден­ное и домыс­лен­ное. С пре­ве­ли­кой осто­рож­но­стью про­кла­ды­ва­ли мы путь сквозь гру­ды облом­ков, но тут необыч­ное зре­ли­ще заста­ви­ло нас застыть на месте. За высту­пом пан­ду­са сто­я­ли трое саней, свя­зан­ные вме­сте и нахо­див­ши­е­ся ранее вне поля наше­го зре­ния. Они-то и про­па­ли из лаге­ря Лей­ка и вот теперь обна­ру­жи­лись здесь, изряд­но рас­ша­тан­ные в доро­ге, – по-види­мо­му, их тащи­ли не толь­ко по сне­гу, но и по голым кам­ням и зава­лам, а кое-где пере­тас­ки­ва­ли на весу. На санях лежа­ли акку­рат­но увя­зан­ные и стя­ну­тые рем­ня­ми зна­ко­мые до боли вещи: наша печур­ка, кани­стры с бен­зи­ном, набор инстру­мен­тов, бан­ки с кон­сер­ва­ми, завя­зан­ные узлом в бре­зент кни­ги и еще какие-то тюки – сло­вом, похи­щен­ный из лаге­ря скарб. 

После все­го преды­ду­ще­го мы не очень уди­ви­лись наход­ке, ска­жу боль­ше – были почти к ней гото­вы. Одна­ко когда, скло­нив­шись над саня­ми, раз­вя­за­ли бре­зен­то­вый тюк, очер­та­ния кото­ро­го меня поче­му-то смут­но встре­во­жи­ли, нас как гро­мом пора­зи­ло. По-види­мо­му, суще­ствам, побы­вав­шим в лаге­ре, тоже не была чуж­да страсть к науч­ной систе­ма­ти­за­ции, как и Лей­ку: в санях лежа­ли два све­же­за­мо­ро­жен­ных экзем­пля­ра, раны вокруг шеи акку­рат­но залеп­ле­ны пла­сты­рем, а дабы избе­жать даль­ней­ших повре­жде­ний, сами тела туго пере­вя­за­ны. Надо ли гово­рить, что то были Гед­ни и про­пав­шая соба­ка. 

Х

Навер­ное, мно­гие сочтут нас без­душ­ны­ми и, конеч­но же, не вполне нор­маль­ны­ми, но и после это­го жут­ко­го откры­тия мы про­дол­жа­ли думать о север­ном тун­не­ле, хотя, уве­ряю, мысль о даль­ней­шем путе­ше­ствии на какое то вре­мя оста­ви­ла нас, вытес­нен­ная дру­ги­ми раз­мыш­ле­ни­я­ми. Закрыв тело Гед­ни бре­зен­том, мы сто­я­ли над ним в глу­бо­кой задум­чи­во­сти, из кото­рой нас выве­ли непо­нят­ные зву­ки – пер­вые, услы­шан­ные с того момен­та, как мы поки­ну­ли ули­цы горо­да, где сла­бо шеле­стел ветер, спус­ка­ясь со сво­их заоб­лач­ных высот. Очень зем­ные и хоро­шо зна­ко­мые нам зву­ки были настоль­ко неожи­дан­ны в этом мире пагу­бы и смер­ти, что, опро­ки­ды­вая все наши пред­став­ле­ния о кос­ми­че­ской гар­мо­нии, оше­ло­ми­ли нас силь­нее, чем это сде­ла­ли бы самые неве­ро­ят­ные зву­ча­ния и шумы. 

Услышь мы зага­доч­ные и гром­кие труб­ные зву­ки, мы уди­ви­лись бы мень­ше – резуль­та­ты про­ве­ден­но­го Лей­ком вскры­тия под­го­то­ви­ли нас к чему-то в этом роде, более того, наша болез­нен­ная фан­та­зия после кро­ва­вой рез­ни в лаге­ре вынуж­да­ла нас чуть ли не в каж­дом завы­ва­нии вет­ра чуять недоб­рое. Ниче­го дру­го­го не при­хо­ди­лось ожи­дать от это­го дья­воль­ско­го края веч­ной смер­ти. Здесь при­ли­че­ство­ва­ли клад­би­щен­ские, уны­лые пес­ни канув­ших в про­шлое эпох. Но услы­шан­ные нами зву­ки разом сня­ли с нас умо­по­мра­че­ние, в кото­рое мы впа­ли, уже и мыс­ли не допус­кая, что в глу­бине антарк­ти­че­ско­го кон­ти­нен­та может суще­ство­вать хоть какая-то нор­маль­ная жизнь. То, что мы услы­ша­ли, вовсе не исхо­ди­ло от захо­ро­нен­ной в неза­па­мят­ные вре­ме­на дья­воль­ской тва­ри, раз­бу­жен­ной поляр­ным солн­цем, при­лас­кав­шим ее дуб­ле­ную кожу. Нет, суще­ство, издав­шее этот крик, было до смеш­но­го зауряд­ным созда­ни­ем, к кото­ро­му мы при­вык­ли еще в пла­ва­нии, неда­ле­ко от Зем­ли Вик­то­рии, и на нашей базе в зали­ве Мак-Мер­до; его мы никак не ожи­да­ли встре­тить здесь. Коро­че – этот рез­кий, прон­зи­тель­ный крик при­над­ле­жал пинг­ви­ну. 

Он доно­сил­ся отку­да-то сни­зу – как раз напро­тив кори­до­ра, кото­рым мы толь­ко что шли, то есть со сто­ро­ны про­ло­жен­но­го к мор­ской пучине тун­не­ля. При­сут­ствие в этом дав­но уже без­жиз­нен­ном мире живот­но­го, не спо­соб­но­го суще­ство­вать без воды, наво­ди­ло на вполне опре­де­лен­ные пред­по­ло­же­ния, но преж­де все­го хоте­лось убе­дить­ся в реаль­но­сти кри­ка – а вдруг нам про­сто послы­ша­лось? Он, одна­ко, повто­рил­ся и даже умно­жил­ся – ора­ли уже в несколь­ко гло­ток. Пой­дя на зву­ки, мы вошли в арку, кото­рую, вид­но, толь­ко недав­но рас­чи­сти­ли от зава­лов. Оста­вив днев­ной свет поза­ди, мы воз­об­но­ви­ли нашу воз­ню с клоч­ка­ми, тем более что поза­им­ство­ва­ли, хоть и не без брезг­ли­во­сти, изряд­ную толи­ку бума­ги из тюка на санях. 

Вско­ре лед сме­нил­ся откры­той поч­вой, состо­я­щей пре­иму­ще­ствен­но из облом­ков дет­ри­та,– на ней явствен­но вид­не­лись сле­ды непо­нят­но­го про­ис­хож­де­ния, как если бы что-то тащи­ли, а раз Ден­форт заме­тил очень чет­кий отпе­ча­ток, но о нем не сто­ит рас­про­стра­нять­ся. Мы шли на крик пинг­ви­нов, что соот­вет­ство­ва­ло направ­ле­нию, в кото­ром, как гово­ри­ли нам и кар­та, и ком­пас, нахо­дил­ся вход в север­ный тун­нель; кори­дор, веду­щий туда, к сча­стью, не был засы­пан. Соглас­но пла­ну, тун­нель шел из под­ва­ла боль­шой пира­ми­даль­ной кон­струк­ции, на кото­рую мы обра­ти­ли вни­ма­ние еще во вре­мя поле­та над горо­дом,– она сохра­ни­лась луч­ше мно­гих дру­гих постро­ек. Осве­щая путь един­ствен­ным фона­ри­ком, мы виде­ли, что нас и тут про­дол­жа­ют сопро­вож­дать баре­лье­фы, но теперь нам было не до них. 

Впе­ре­ди зама­я­чил белый гро­мозд­кий силу­эт, и мы поспеш­но вклю­чи­ли вто­рой фона­рик. Как ни стран­но, мы тут же сосре­до­то­чи­лись на новой загад­ке, поза­быв о сво­их стра­хах. Те, что оста­ви­ли часть сна­ря­же­ния на дне огром­но­го цилин­дра и отпра­ви­лись на раз­вед­ку к мор­ской пучине, мог­ли в любую мину­ту вер­нуть­ся, но мы поче­му-то пере­ста­ли при­ни­мать их во вни­ма­ние. Бело­ва­тое суще­ство, неук­лю­же ковы­ляв­шее впе­ре­ди, было не менее шести футов росту, но мы ни мину­ты не сомне­ва­лись, что оно не из тех, кто побы­вал в лаге­ре Лей­ка. Те были выше и тем­нее, а по зем­ле дви­га­лись, несмот­ря на свою при­спо­соб­лен­ность к жиз­ни под водой, быст­ро и уве­рен­но,– это мы поня­ли из баре­лье­фов. И все же, не буду скры­вать, мы испу­га­лись. На какое-то мгно­ве­ние нас охва­тил без­от­чет­ный ужас, постраш­нее преж­не­го, осо­знан­но­го, с кото­рым мы ожи­да­ли встре­чи с суще­ства­ми, опе­ре­див­ши­ми нас на пути к тун­не­лю. Раз­ряд­ка, впро­чем, насту­пи­ла быст­ро, сто­и­ло бело­му уваль­ню свер­нуть, пере­ва­ли­ва­ясь, в про­ход под арку, где к нему при­со­еди­ни­лись двое собра­тьев, при­вет­ствуя его появ­ле­ние рез­ки­ми, прон­зи­тель­ны­ми кри­ка­ми. Это был все­го лишь пинг­вин, хотя и зна­чи­тель­но пре­вос­хо­дя­щий раз­ме­ра­ми обыч­ных коро­лев­ских пинг­ви­нов. Пол­ная сле­по­та еще более усу­губ­ля­ла оттал­ки­ва­ю­щее впе­чат­ле­ние, кото­рое про­из­во­ди­л­этот аль­би­нос. 

Мы после­до­ва­ли за неле­пым созда­ни­ем, а когда, сту­пив под арку, напра­ви­ли лучи обо­их фона­ри­ков на без­участ­но топ­чу­щу­ю­ся в про­хо­де тро­и­цу, то поня­ли, что сле­пы­ми были и осталь­ные два пред­ста­ви­те­ля это­го неиз­вест­но­го нау­ке вида пинг­ви­нов-гиган­тов. Они напо­ми­на­ли нам древ­них живот­ных с баре­лье­фов Стар­цев, и мы быст­ро смек­ну­ли, что эти недо­те­пы навер­ня­ка были потом­ка­ми тех преж­них вели­ка­нов, кото­рые выжи­ли, уйдя от холо­да под зем­лю; веч­ный мрак раз­ру­шил пиг­мен­та­цию и лишил их зре­ния, сохра­нив как бы в насмеш­ку ненуж­ные теперь узкие про­ре­зи для глаз. Мы ни на мину­ту не сомне­ва­лись, что они и теперь оби­та­ют на бере­гах под­зем­но­го моря, и это сви­де­тель­ство про­дол­жа­ю­ще­го­ся суще­ство­ва­ния пучи­ны, дару­ю­щей­по-преж­не­му теп­ло и при­ста­ни­ще тем, кто в них нуж­да­ет­ся, напол­ни­ло нас вол­ну­ю­щи­ми чув­ства­ми. 

Инте­рес­но, что заста­ви­ло этих трех уваль­ней поки­нуть при­выч­ную сре­ду оби­та­ния? Осо­бая атмо­сфе­ра раз­до­ра и забро­шен­но­сти, царя­щая в гро­мад­ном мерт­вом горо­де, не поз­во­ля­ла пред­по­ло­жить, что он был для них сезон­ным при­ста­ни­щем, а пол­ней­шее рав­но­ду­шие живот­ных к наше­му при­сут­ствию застав­ля­ло сомне­вать­ся, что их с обжи­тых мест мог­ли вспуг­нуть опе­ре­див­шие нас незна­ком­цы. Если, конеч­но, не набро­си­лись на пинг­ви­нов с целью попол­нить свой запас про­до­воль­ствия. А может, живот­ных раз­драз­нил висев­ший в воз­ду­хе едкий запах, от кото­ро­го беси­лись соба­ки? Тоже мало­ве­ро­ят­но, ведь их пред­ки жили в пол­ном согла­сии со Стар­ца­ми, и это долж­но было про­дол­жать­ся и под зем­лей. В серд­цах посе­то­вав, что не можем сфо­то­гра­фи­ро­вать в инте­ре­сах нау­ки эти уди­ви­тель­ней­шие экзем­пля­ры, мы обо­гна­ли их, еще дол­го слы­ша, как они гого­чут и хло­па­ют кры­лья­ми ласта­ми, и реши­тель­но напра­ви­лись вдоль ука­зан­но­го ими свод­ча­то­го кори­до­ра к неве­до­мой без­дне. 

Вско­ре на сте­нах исчез­ли баре­лье­фы, а кори­дор, встав замет­но ниже, рез­ко пошел под уклон. Види­мо, непо­да­ле­ку нахо­дил­ся вход в тун­нель, Мы порав­ня­лись еще с дву­мя пинг­ви­на­ми; впе­ре­ди слы­ша­лись кри­ки и гогот их собра­тьев. Неожи­дан­но кори­дор обо­рвал­ся, и у нас пере­хва­ти­ло дыха­ние – перед нами нахо­ди­лась боль­шая сфе­ри­че­ская пеще­ра, диа­мет­ром сто, а высо­той пять­де­сят футов; во все сто­ро­ны от нее рас­хо­ди­лись низ­кие свод­ча­тые гале­реи, и толь­ко один ход, пят­на­дца­ти футов высо­той, нару­шая сим­мет­рию, зиял огром­ной чер­ной пусто­той. То был, несо­мнен­но, путь, веду­щий к Вели­кой без­дне. 

Под сво­дом пеще­ры, кото­рой явно пыта­лись в свое вре­мя при­дать рез­цом вид небес­ной сфе­ры (зре­ли­ще впе­чат­ля­ю­щее, хотя худо­же­ствен­но мало­убе­ди­тель­ное), бро­ди­ли незря­чие и ко все­му рав­но­душ­ные пинг­ви­ны- аль­би­но­сы. Тун­нель зазыв­но чер­нел, при­гла­шая спу­стить­ся еще ниже, манил и сам вход, кото­ро­му резец при­дал деко­ра­тив­ную фор­му две­ри. Из таин­ствен­но зия­ю­ще­го отвер­стия, каза­лось, тяну­ло теп­лом, нам даже почу­ди­лись струй­ки пара. Кого же еще, кро­ме пинг­ви­нов, скры­ва­ли эти без­дон­ные нед­ра и эти бес­ко­неч­ные ячей­ки, про­ни­зы­ва­ю­щие зем­лю и гигант­ские хреб­ты? Нам при­шло в голо­ву, что дым­ка, оку­ты­вав­шая вер­ши­ны гор, кото­рой мы любо­ва­лись с само­ле­та и кото­рую Лейк, обма­нув­шись, при­нял за про­яв­ле­ние вул­ка­ни­че­ской актив­но­сти, мог­ла быть все­го лишь паром, под­ни­ма­ю­щим­ся из самых глу­бин зем­ли. 

Тун­нель был выло­жен все теми же круп­ны­ми глы­ба­ми, и пона­ча­лу шири­на в нем рав­ня­лась высо­те. Сте­ны укра­ша­ли ред­кие кар­ту­ши, при­ме­ты позд­не­го упад­ни­че­ско­го искус­ства, все здесь сохра­ни­лось пре­вос­ход­но – и клад­ка и резь­ба. На камен­ной пыли отпе­ча­та­лись сле­ды пинг­ви­нов и тех, дру­гих, опе­ре­див­ших нас. Одни сле­ды вели в сфе­ри­че­скую пеще­ру, дру­гие – из нее. С каж­дым шагом ста­но­ви­лось все теп­лее, и вско­ре мы, рас­стег­нув теп­лые курт­ки, шли нарас­паш­ку, Кто зна­ет, не про­ис­хо­дят ли там, под водой, вул­ка­ни­че­ские выбро­сы, бла­го­да­ря кото­рым под­зем­ное море сохра­ня­ет теп­ло? Доволь­но ско­ро клад­ку сме­ни­ла глад­кая скаль­ная поверх­ность, но это никак не отра­зи­лось на раз­ме­рах тун­не­ля, да и кар­ту­ши укра­ша­ли сте­ны с той же регу­ляр­но­стью. Ино­гда спуск ста­но­вил­ся слиш­ком кру­тым, и тогда мы нащу­пы­ва­ли под нога­ми камен­ные сту­пе­ни. Несколь­ко раз нам попа­да­лись неболь­шие боко­вые гале­реи, не обо­зна­чен­ные на нашем плане, впро­чем, они никак не мог­ли нас запу­тать и поме­шать наше­му быст­ро­му воз­вра­ще­нию, напро­тив, в слу­чае опас­но­сти мы мог­ли в них укрыть­ся. Непри­ят­ный едкий запах тем вре­ме­нем все уси­ли­вал­ся. Учи­ты­вая обсто­я­тель­ства, лезть в тун­нель было чистым безу­ми­ем, но в неко­то­рых людях страсть к позна­нию пере­ве­ши­ва­ет все, ей усту­па­ет даже инстинкт само­со­хра­не­ния, имен­но эта страсть и гна­ла нас впе­ред. Мы повстре­ча­ли еще несколь­ко пинг­ви­нов. Сколь­ко нам пред­сто­я­ло идти? Соглас­но пла­ну, кру­той спуск начи­нал­ся за милю до без­дны, но преды­ду­щие ски­та­ния научи­ли нас не очень-то дове­рять­ся мас­шта­бам на баре­лье­фах. 

Через чет­верть мили едкий запах стал почти невы­но­си­мым, и мы с осо­бой осто­рож­но­стью про­хо­ди­ли мимо боко­вых гале­рей. Струй­ки пара, напро­тив, исчез­ли – тем­пе­ра­ту­ра теперь всю­ду выров­ня­лась, тако­го кон­тра­ста, как при вхо­де в тун­нель, боль­ше не было. Ста­но­ви­лось все жар­че, и поэто­му мы не уди­ви­лись, уви­дев бро­шен­ную на пол до боли зна­ко­мую теп­лую одеж­ду. В основ­ном это были мехо­вые курт­ки и палат­ки, про­пав­шие из лаге­ря Лей­ка, и нам совсем не хоте­лось рас­смат­ри­вать стран­ные про­ре­зи, сде­лан­ные похи­ти­те­ля­ми, под­го­няв­ши­ми вещи по сво­им фигу­рам. Вско­ре чис­ло и раз­ме­ры боко­вых гале­рей рез­ко уве­ли­чи­лось, види­мо, начи­нал­ся рай­он изре­ше­чен­ных под­зем­ны­ми хода­ми- ячей­ка­ми пред­го­рий. 

К едкой вони теперь при­ме­ши­вал­ся какой-то новый, не столь рез­кий запах, отку­да он взял­ся, мы не пони­ма­ли и толь­ко гада­ли; может, что-то гни­ет, или так свое­об­раз­но пах­нет какая-нибудь неиз­вест­ная раз­но­вид­ность под­зем­ных гри­бов? Неожи­дан­но тун­нель как по вол­шеб­ству (кар­ты нас к это­му не под­го­то­ви­ли) вдруг рас­ши­рил­ся, сме­нив­шись про­стор­ной, по види­мо­му, есте­ствен­но­го про­ис­хож­де­ния пеще­рой оваль­ной фор­мы, с ров­ным камен­ным полом при­бли­зи­тель­но семи­де­ся­ти пяти футов дли­ной и пяти­де­ся­ти – шири­ной. Отсю­да рас­хо­ди­лось мно­же­ство боко­вых гале­рей, теря­ясь в таин­ствен­ной мгле. 

При бли­жай­шем рас­смот­ре­нии пеще­ра ока­за­лась вовсе не есте­ствен­но­го про­ис­хож­де­ния: пере­го­род­ки меж­ду отдель­ны­ми ячей­ка­ми были созна­тель­но раз­ру­ше­ны. Сами сте­ны были неров­ны­ми, с купо­ло­об­раз­но­го потол­ка сви­са­ли ста­лак­ти­ты, а вот пол, каза­лось, толь­ко что выме­ли – ника­ких тебе облом­ков, оскол­ков и даже пыли совсем немно­го. Чисто было и в боко­вых гале­ре­ях, и это нас глу­бо­ко оза­да­чи­ло. Новый запах все уси­ли­вал­ся, он почти вытес­нил преж­нее зло­во­ние. От необыч­ной чисто­ты, гра­ни­ча­щей пря­мо таки со сте­риль­но­стью, мы поте­ря­ли дар речи, это каза­лось настоль­ко необъ­яс­ни­мым, что про­из­ве­ло на нас более жут­кое впе­чат­ле­ние, чем все преж­ние стран­но­сти. Пря­мо перед нами начи­на­лась гале­рея, вход в кото­рую был отде­лан более тща­тель­но, чем все про­чие; нам сле­до­ва­ло выбрать его: на это ука­зы­ва­ли веду­щие к нему вну­ши­тель­ные гру­ды пинг­ви­нье­го поме­та. Решив не рис­ко­вать, мы, во избе­жа­ние вся­ких слу­чай­но­стей, нача­ли вновь рвать бума­гу: ведь на сле­ды рас­счи­ты­вать не при­хо­ди­лось, чисто­та была пря­мо иде­аль­ная – ника­кой пыли. Вой­дя в гале­рею, мы при­выч­но осве­ти­ли фона­ри­ком сте­ны и засты­ли в изум­ле­нии: как сни­зил­ся уро­вень резь­бы! Нам уже было извест­но, что во вре­ме­на стро­и­тель­ства тун­не­лей искус­ство у Стар­цев нахо­ди­лось в глу­бо­ком упад­ке, и сами недав­но воочию в этом убе­ди­лись. Но теперь, на под­сту­пах к зага­доч­ной без­дне, мы уви­де­ли пере­ме­ны настоль­ко рази­тель­ные, что не мог­ли най­ти им ника­ких объ­яс­не­ний. И фор­ма, и содер­жа­ние немыс­ли­мо дегра­ди­ро­ва­ли, гово­рить о каком-либо мастер­стве испол­не­ния про­сто не при­хо­ди­лось. 

В новой мане­ре появи­лось нечто гру­бое, залих­ват­ское – ника­кой тон­ко­сти. Резь­ба в орна­мен­таль­ных завит­ках была слиш­ком глу­бо­кой, и Ден­фор­ту при­шла мысль, что, воз­мож­но, здесь про­ис­хо­ди­ло как бы обнов­ле­ние рисун­ка, сво­е­го рода палимп­сест – после того, как обвет­ша­ла и стер­лась ста­рая резь­ба. Новый рису­нок был исклю­чи­тель­но деко­ра­тив­ный и тра­ди­ци­он­ный – сплош­ные спи­ра­ли и углы – и казал­ся гру­бой паро­ди­ей на гео­мет­ри­че­ский орна­мент Стар­цев. Нас не остав­ля­ла мысль, что не толь­ко тех­ни­ка, но само эсте­ти­че­ское чув­ство под­верг­лось здесь гру­бо­му пере­рож­де­нию, а Ден­форт уве­рял меня, что здесь не обо­шлось без руки “чужа­ка”. Рису­нок сра­зу же вызы­вал в памя­ти искус­ство Стар­цев, но это срав­не­ние порож­да­ло в нас одно­вре­мен­но и глу­бо­кое внут­рен­нее непри­я­тие. Непро­из­воль­но вспом­ни­лось мне еще одно неудач­ное под­ра­жа­ние чужо­му сти­лю – паль­мир­ские скульп­ту­ры, гру­бо копи­ру­ю­щие рим­скую мане­ру. Те, что шли перед нами, тоже заин­те­ре­со­ва­лись резь­бой, об этом гово­ри­ла исполь­зо­ван­ная бата­рей­ка, бро­шен­ная рядом с наи­бо­лее типич­ным кар­ту­шем. 

Одна­ко из-за недо­стат­ка вре­ме­ни мы бро­си­ли на эти необыч­ные баре­лье­фы лишь бег­лый взгляд и почти тут же воз­об­но­ви­ли путь, хотя далее доволь­но часто направ­ля­ли на сте­ну лучи фона­ри­ков, высмат­ри­вая, не появи­лись ли еще какие-нибудь нов­ше­ства. Но все шло как преж­де, раз­ве что уве­ли­чи­ва­лось рас­сто­я­ние меж­ду кар­ту­ша­ми: слиш­ком мно­го отхо­ди­ло от тун­не­ля боко­вых гале­рей. Нам повстре­ча­лось несколь­ко пинг­ви­нов, мы слы­ша­ли их кри­ки, но нас не остав­ля­ло чув­ство, что где-то в отда­ле­нии, глу­бо­ко под зем­лей, гого­чут и кри­чат целые стаи этих боль­ших птиц. Новый запах непо­нят­но­го про­ис­хож­де­ния почти вытес­нил преж­ний, едкий. Вновь появив­ши­е­ся в воз­ду­хе струй­ки пара гово­ри­ли о нарас­та­ю­щей раз­ни­це тем­пе­ра­тур и о бли­зо­сти мор­ской без­дны, тая­щей­ся в кро­меш­ной мгле. И тут вдруг, совер­шен­но неожи­дан­но, мы уви­де­ли впе­ре­ди, пря­мо на свер­ка­ю­щей гла­ди пола какое-то пре­пят­ствие – нет, совсем не пинг­ви­нов, а что-то дру­гое. Решив, что непо­сред­ствен­ной опас­но­сти как буд­то нет, мы вклю­чи­ли вто­рой фона­рик. 

ХI 

И вот сно­ва сло­ва засты­ва­ют у меня на губах. Каза­лось бы, пора при­вык­нуть спо­кой­нее на все реа­ги­ро­вать, а может, даже оже­сто­чить­ся, но в жиз­ни слу­ча­ют­ся такие пере­жи­ва­ния, что ранят осо­бен­но глу­бо­ко, от них невоз­мож­но исце­лить­ся, рана про­дол­жа­ет ныть, а чув­стви­тель­ность настоль­ко обост­ря­ет­ся, что доста­точ­но ожи­вить в памя­ти роко­вые собы­тия, и сно­ва вспы­хи­ва­ют боль и ужас. Как я уже гово­рил, мы уви­де­ли впе­ре­ди, на чистом бле­стя­щем полу, некое пре­пят­ствие, и одно­вре­мен­но наши нозд­ри уло­ви­ли все тот же новый запах, мно­го­крат­но уси­лив­ший­ся и сме­шав­ший­ся с едки­ми испа­ре­ни­я­ми тех, кто шел перед нами. При све­те фона­ри­ков у нас не оста­лось ника­ких сомне­ний в при­ро­де неожи­дан­но­го пре­пят­ствия; мы не побо­я­лись подой­ти побли­же, пото­му что даже на рас­сто­я­нии было вид­но, что рас­про­стер­тые на полу суще­ства не спо­соб­ны боль­ше нико­му при­чи­нить вре­да – так же как и шесте­ро их това­ри­щей, похо­ро­нен­ных под ужас­ны­ми пяти­ко­неч­ны­ми над­гро­би­я­ми из льда в лаге­ре несчаст­но­го Лей­ка. Как и у собра­тьев, почив­ших в ледя­ной моги­ле, у них были отсе­че­ны неко­то­рые чле­ны, а по рас­пол­зав­шей­ся тем­но-зеле­ной вяз­кой лужи­це было понят­но, что печаль­ное собы­тие слу­чи­лось совсем недав­но. Мы уви­де­ли толь­ко чет­ве­рых, хотя из посла­ний Лей­ка явство­ва­ло, что звез­до­го­ло­вых существ долж­но быть не менее вось­ми. Зре­ли­ще потряс­ло и одно­вре­мен­но уди­ви­ло нас: что за роко­вая встре­ча про­изо­шла здесь, в кро­меш­ной тьме?! 

Напу­ган­ные пинг­ви­ны разъ­ярен­но щел­ка­ли клю­ва­ми; по доно­сив­шим­ся изда­ле­ка кри­кам мы поня­ли, что впе­ре­ди – гнез­до­вье. Неуже­ли звез­до­го­ло­вые, потре­во­жив птиц, навлек­ли на себя их ярость? Судя по харак­те­ру ран, тако­го быть не мог­ло: тка­ни, кото­рые с тру­дом рас­сек скаль­пе­лем Лейк, лег­ко выдер­жа­ли бы уда­ры пти­чьих клю­вов. Кро­ме того, огром­ные сле­пые пти­цы вели себя исклю­чи­тель­но мир­но. 

Может, звез­до­го­ло­вые поссо­ри­лись меж­ду собой? Тогда вина ложи­лась на чет­ве­рых отсут­ству­ю­щих. Но где они? Пря­чут­ся непо­да­ле­ку и выжи­да­ют удоб­ный момент, что­бы напасть на нас? Мед­лен­но про­дви­га­ясь к месту тра­ге­дии, мы опас­ли­во погля­ды­ва­ли в сто­ро­ну боко­вых гале­рей. Что бы здесь ни слу­чи­лось, это очень напу­га­ло пинг­ви­нов, они необы­чай­но вспо­ло­ши­лись. Воз­мож­но, схват­ка завя­за­лась неда­ле­ко от гнез­до­вья, где- нибудь на бере­гу без­дон­ной тем­ной пучи­ны: ведь побли­зо­сти не было пти­чьих гнезд. Может, звез­до­го­ло­вые бежа­ли от пре­сле­до­ва­те­лей, хоте­ли поско­рее добрать­ся до остав­лен­ных саней, но тут убий­цы нагна­ли тех, кто посла­бее, и при­кон­чи­ли? Мож­но пред­ста­вить себе пани­ку сре­ди звез­до­го­ло­вых, когда нечто ужас­ное под­ня­лось из тем­ных глу­бин, рас­пу­гав пинг­ви­нов, и те с кри­ка­ми и гого­том бро­си­лись в бег­ство. 

Итак, мы опас­ли­во при­бли­жа­лись к загро­моз­див­шим про­ход, истер­зан­ным созда­ни­ям. Но не дошли, а, сла­ва Созда­те­лю, бро­си­лись прочь, опро­ме­тью понес­лись назад по про­кля­то­му тун­не­лю, по его глад­ко­му, скольз­ко­му полу, мимо изде­ва­тель­ских орна­мен­тов, откры­то высме­и­ва­ю­щих искус­ство, кото­ро­му­под­ра­жа­ли. Мы бро­си­лись бежать преж­де, чем уяс­ни­ли себе, что же все-таки уви­де­ли, преж­де чем наш мозг опа­ли­ло зна­ние, из-за кото­ро­го нико­гда уже нам не будет на зем­ле покоя! 

Напра­вив свет обо­их фона­ри­ков на рас­про­стер­тые тела, мы поня­ли, что более все­го встре­во­жи­ло нас в этой жут­кой гру­де тел. Не то, что жерт­вы были чудо­вищ­но рас­тер­за­ны и иска­ле­че­ны, а то, что все были без голов. Подой­дя еще бли­же, мы уви­де­ли, что голо­вы не про­сто отру­би­ли, а изни­что­жи­ли каким-то дья­воль­ским спо­со­бом – ото­рва­ли или ско­рее отъ­ели. Кровь, тем­но-зеле­ная, все еще рас­те­кав­ша­я­ся лужи­цей, исто­ча­ла невы­но­си­мое зло­во­ние, но теперь его все боль­ше заби­вал новый, неве­до­мый запах – здесь он ощу­щал­ся силь­нее, чем преж­де, по доро­ге сюда. Толь­ко на совсем близ­ком рас­сто­я­нии от повер­жен­ных существ мы поня­ли, где таит­ся источ­ник это­го вто­ро­го, необъ­яс­ни­мо­го запа­ха. И вот тогда Ден­форт, вспом­нив неко­то­рые баре­лье­фы, живо вос­про­из­во­дя­щие жизнь Стар­цев во вре­мя пер­ми, сто пять­де­сят мил­ли­о­нов лет назад, издал прон­зи­тель­ный, истош­ный вопль, ото­звав­ший­ся мощ­ным эхом в этой древ­ней свод­ча­той гале­рее со зло­ве­щей и глу­бо­ко пороч­ной резь­бой на сте­нах. 

Секун­дой поз­же я уже вто­рил ему: в моей памя­ти тоже запе­чат­лел­ся ста­рин­ный баре­льеф, на кото­ром неиз­вест­ный скуль­птор изоб­ра­зил покры­тое мерз­кой сли­зью и рас­про­стер­тое на зем­ле тело обез­глав­лен­но­го Стар­ца; это чудо­вищ­ные шогго­ты уби­ва­ли таким обра­зом сво­их жертв – отъ­едая голо­вы и выса­сы­вая из них кровь; про­ис­хо­ди­ло это в годы их непо­ви­но­ве­ния, во вре­мя изну­ри­тель­ной, тяже­лой вой­ны с ними Стар­цев. Высе­кая эти кош­мар­ные сце­ны, худож­ник нару­шал зако­ны про­фес­си­о­наль­ной эти­ки, хотя и изоб­ра­жал собы­тия, уже канув­шие в Лету: ведь шогго­ты и послед­ствия их дея­ний явно были запрет­ным для изоб­ра­же­ния пред­ме­том. Несо­мнен­но суще­ство­ва­ло табу. Неда­ром безум­ный автор “Некро­но­ми­ко­на” пыл­ко заве­рял нас, что подоб­ные тва­ри не мог­ли быть созда­ны на Зем­ле и что они явля­лись людям толь­ко в нар­ко­ти­че­ских гре­зах. Бес­фор­мен­ная про­то­плаз­ма, до такой сте­пе­ни спо­соб­ная к ими­ти­ро­ва­нию чужо­го вида, орга­нов и про­цес­сов, что копию труд­но отли­чить от под­лин­ни­ка. Лип­кая пузыр­ча­тая мас­са… эла­стич­ные пят­на­дца­ти­фу­то­вые сфе­ро­и­ды, лег­ко под­да­ю­щи­е­ся вну­ше­нию послуш­ные рабы, стро­и­те­ли горо­дов… все строп­ти­вее… все умнее… живу­щие и на зем­ле и под водой… и все боль­ше пости­га­ю­щие искус­ство под­ра­жа­ния! О, Боже! Какая нелег­кая дер­ну­ла этих нече­сти­вых Стар­цев создать этих тва­рей и поль­зо­вать­ся их услу­га­ми?! 

Теперь, когда мы с Ден­фор­том воочию уви­де­ли бле­стя­щую, мас­ля­ни­стую чер­ную слизь, плот­но обво­ла­ки­ва­ю­щую обез­глав­лен­ные тела, когда в пол­ную силу вдох­ну­ли этот ни на что не похо­жий мерз­кий запах, источ­ник кото­ро­го мог себе пред­ста­вить толь­ко чело­век с боль­ным вооб­ра­же­ни­ем – исхо­дил он от сли­зи, кото­рая не толь­ко осе­ла на телах, но и поблес­ки­ва­ла точеч­ным орна­мен­том на гру­бо и вуль­гар­но пере­ина­чен­ных кар­ту­шах,– лишь теперь мы всем сво­им суще­ством про­чув­ство­ва­ли, что такое поис­ти­не кос­ми­че­ский страх. Мы уже не боя­лись тех, чет­ве­рых, кото­рые сги­ну­ли неве­до­мо где и вряд ли пред­став­ля­ли теперь опас­ность. Бед­ня­ги! Они-то как раз не нес­ли в себе зла. При­ро­да сыг­ра­ла над ними злую шут­ку, вызвав из веко­во­го сна: какой тра­ге­ди­ей обер­ну­лось для них воз­вра­ще­ние домой! То же ста­нет и с осталь­ны­ми, если чело­ве­че­ское безу­мие, рав­но­ду­шие или жесто­кость вырвут их из недр мерт­вых или спя­щих поляр­ных про­сто­ров. Звез­до­го­ло­вых нель­зя ни в чем винить. Что они сде­ла­ли? Ужас­ное про­буж­де­ние на страш­ном холо­де в неиз­вест­ную эпо­ху и, вполне веро­ят­но, напа­де­ние разъ­ярен­ных, истош­но лаю­щих чет­ве­ро­но­гих, отча­ян­ное сопро­тив­ле­ние, и, нако­нец, в при­да­чу – окру­жив­шие их неисто­вые белые обе­зья­ны в дико­вин­ных оде­я­ни­ях… несчаст­ный Лейк… несчаст­ный Гед­ни… и несчаст­ные Стар­цы. Они оста­лись до кон­ца вер­ны сво­им науч­ным прин­ци­пам. На их месте мы посту­пи­ли бы точ­но так же. Какой интел­лект, какое упор­ство! Они не поте­ря­ли голо­вы при встре­че с неве­до­мым, сохра­нив спо­кой­ствие духа, как и подо­ба­ет потом­кам тех, кто изоб­ра­жен на баре­лье­фах! Кого бы они ни напо­ми­на­ли внеш­ним обли­ком – мор­ских звезд или каких-то назем­ных рас­те­ний, мифи­че­ских чудищ или ино­пла­не­тян, по сути сво­ей они были людь­ми! 

Они пере­ва­ли­ли через засне­жен­ные хреб­ты, на скло­нах кото­рых ранее сто­я­ли хра­мы, где они воз­но­си­ли хва­лу сво­им богам; там же они про­гу­ли­ва­лись когда-то в зарос­лях дре­вес­ных папо­рот­ни­ков. Город, в кото­рый они так стре­ми­лись, спал, объ­ятый веч­ным сном, но они суме­ли, как и мы, про­чи­тать на древ­них баре­лье­фах исто­рию его послед­них дней. Ожив­шие Стар­цы пыта­лись разыс­кать сво­их сопле­мен­ни­ков здесь, в этих леген­дар­ных тем­ных нед­рах, и что же они нашли? При­мер­но такие мыс­ли рож­да­лись у нас с Ден­фор­том при виде обез­глав­лен­ных и выпач­кан­ных мерз­кой сли­зью тру­пов. Затем мы пере­ве­ли взгляд на резь­бу, вызы­вав­шую отвра­ще­ние сво­ей вуль­гар­но­стью, над кото­рой жир­но поблес­ки­ва­ла толь­ко что нане­сен­ная гнус­ной сли­зью над­пись из точек. Теперь мы поня­ли, кто про­дол­жал жить, побе­див Стар­цев, в под­вод­ном горо­де на дне тем­ной без­дны, по кра­ям кото­рой устро­и­ли свои гнез­до­вья пинг­ви­ны. Ниче­го здесь не изменилось.Должно быть, и теперь над пучи­ной все так же дымят­ся клу­бы пара. 

Шок от ужас­но­го зре­ли­ща обез­глав­лен­ных, пере­пач­кан­ных гнус­ной сли­зью тел был так велик, что мы засты­ли на месте, не в силах вымол­вить ни сло­ва, и толь­ко зна­чи­тель­но поз­же, делясь сво­и­ми пере­жи­ва­ни­я­ми, узна­ли о пол­ном сход­стве наших мыс­лей. Каза­лось, про­шли годы, на самом же деле мы сто­я­ли так, ока­ме­нев­шие, не более деся­ти – пят­на­дца­ти секунд. И тут в воз­ду­хе навстре­чу нам поплы­ли лег­кие струй­ки пара, как бы от дыха­ния при­бли­жа­ю­ще­го­ся к нам, но еще неви­ди­мо­го суще­ства, а потом послы­ша­лись зву­ки, кото­рые, раз­ру­шив чары, откры­ли нам гла­за, и мы опро­ме­тью бро­си­лись нау­тек мимо испу­ган­но гого­чу­щих пинг­ви­нов. Мы бежа­ли тем же путем, топ­ча бро­шен­ную нами бума­гу, по изви­вав­шим­ся под ледя­ной тол­щей свод­ча­тым кори­до­рам – назад, ско­рее в город! Выбе­жав на дно гигант­ско­го цилин­дра, мы зато­ро­пи­лись к древ­не­му пан­ду­су; оце­пе­не­ло, авто­ма­ти­че­ски ста­ли караб­кать­ся вверх – нару­жу, к спа­си­тель­но­му сол­неч­но­му све­ту! Толь­ко бы уйти от опас­но­сти! 

Мы счи­та­ли, в соот­вет­ствии с гипо­те­зой Лей­ка, что труб­ные зву­ки изда­ют те, кото­рые сей­час, в боль­шин­стве сво­ем, были уже мерт­вы. Зна­чит, кто-то уце­лел! Ден­форт поз­же при­знал­ся, что имен­но такие зву­ки, толь­ко более при­глу­шен­ные, он слы­шал при нашем вступ­ле­нии в город, когда мы осто­рож­но пере­дви­га­лись по ледя­ной тол­ще. Они уди­ви­тель­но напо­ми­на­ли завы­ва­ния, доно­сив­ши­е­ся из гор­ных пещер. Не хоте­лось бы пока­зать­ся наив­ным, но все же при­бав­лю еще кое-что, тем более что Ден­фор­ту, по стран­но­му сов­па­де­нию, при­шла в голо­ву та же мысль. Это­му, конеч­но, спо­соб­ство­вал оди­на­ко­вый круг чте­ния; Ден­форт к тому же намек­нул, что, по его све­де­ни­ям, По, рабо­тая сто лет назад над “Арту­ром Гор­до­ном Пимом”, поль­зо­вал­ся неиз­вест­ны­ми даже уче­ным тай­ны­ми источ­ни­ка­ми. Как все, навер­ное, пом­нят, в этой фан­та­сти­че­ской исто­рии некая огром­ная мерт­вен­но-белая пти­ца, живу­щая в самом серд­це зло­ве­ще­го антарк­ти­че­ско­го мате­ри­ка, посто­ян­но выкри­ки­ва­ет некое нико­му неве­до­мое сло­во, пол­ное роко­во­го скры­то­го смыс­ла: “Теке­ли-ли! Теке­ли-ли!” 

Уве­ряю вас, имен­но его мы рас­слы­ша­ли в ковар­но про­зву­чав­ших за клу­ба­ми бело­го пара гром­ких труб­ных зву­ках. Они еще не отзву­ча­ли, а мы уже со всех ног нес­лись прочь, хотя зна­ли, как быст­ро пере­ме­ща­ют­ся Стар­цы в про­стран­стве: выжив­ше­му участ­ни­ку этой немыс­ли­мой бой­ни, тому, кто издал этот непе­ре­да­ва­е­мый труб­ный клич, не сто­и­ло боль­шо­го тру­да догнать нас – хва­ти­ло бы мину­ты. Мы смут­но наде­я­лись, что нас может спа­сти отсут­ствие агрес­сии и откры­тое про­яв­ле­ние нами доб­рых наме­ре­ний – в пре­сле­до­ва­те­ле мог­ла проснуть­ся любо­зна­тель­ность. В кон­це кон­цов, зачем при­чи­нять нам вред, если ему ничто не угро­жа­ет? Про­бе­гая по гале­рее, где невоз­мож­но было укрыть­ся, мы на секун­ду замед­ли­ли бег и, наце­лив назад лучи фона­ри­ков, заме­ти­ли, что обла­ко пара рас­се­и­ва­ет­ся. Неуже­ли мы, нако­нец, уви­дим живо­го и невре­ди­мо­го жите­ля древ­не­го горо­да? И тут сно­ва про­зву­ча­ло: “Теке­ли-ли! Теке­ли-ли!” 

Пре­сле­до­ва­тель отста­вал; может, он ранен? Но мы не реша­лись рис­ко­вать: ведь он, услы­шав крик Ден­фор­та, не убе­гал от вра­гов, а устре­мил­ся впе­ред. Вре­ме­ни на раз­мыш­ле­ния не было, оста­ва­лось толь­ко гадать, где сей­час пре­бы­ва­ли убий­цы его сопле­мен­ни­ков, эти непо­сти­жи­мые для нас кош­мар­ные созда­ния, горы зло­вон­ной, изры­га­ю­щей слизь про­то­плаз­мы, поко­рив­шие под­вод­ный мир и напра­вив­шие послан­цев на сушу, где те, пол­зая по гале­ре­ям, испо­га­ни­ли баре­лье­фы Стар­цев. Ска­жу откро­вен­но, нам было жаль остав­лять это­го послед­не­го и, воз­мож­но, ране­но­го жите­ля горо­да на почти вер­ную смерть. 

Сла­ва Богу, мы не замед­ли­ли бег. Пар вновь сгу­стил­ся, мы лете­ли впе­ред со всех ног, а поза­ди, хло­пая кры­лья­ми, испу­ган­но кри­ча­ли пинг­ви­ны, Это было само по себе стран­но, если вспом­нить, как вяло реа­ги­ро­ва­ли они на наше при­сут­ствие. Вновь послы­шал­ся гром­кий труб­ный клич: “Теке­ли-ли! Теке­ли-ли!” Зна­чит, мы оши­ба­лись. Звез­до­го­ло­вый не был ранен, он про­сто задер­жал­ся у тру­пов сво­их това­ри­щей, над кото­ры­ми поблес­ки­ва­ла на стене над­пись из гнус­ной сли­зи. Неиз­вест­но, что озна­ча­ла дья­воль­ская над­пись, но она мог­ла оскор­бить звез­до­го­ло­во­го: похо­ро­ны в лаге­ре Лей­ка гово­ри­ли о том, что Стар­цы без­мер­но чтят сво­их усоп­ших. Вклю­чен­ные на пол­ную мощь фона­ри­ки высве­ти­ли впе­ре­ди ту, уже извест­ную нам боль­шую пеще­ру, где схо­ди­лось мно­же­ство под­зем­ных ходов. Мы облег­чен­но вздох­ну­ли, вырвав­шись, нако­нец, из пле­на зага­жен­ных шогго­та­ми стен: даже не раз­гля­ды­вая мерз­кую резь­бу, мы ощу­ща­ли ее всем сво­им есте­ством. 

При виде пеще­ры нам при­шло так­же в голо­ву, что, воз­мож­но, наш пре­сле­до­ва­тель зате­ря­ет­ся в этом лаби­рин­те. Нахо­див­ши­е­ся здесь сле­пые пинг­ви­ны-аль­би­но­сы пре­бы­ва­ли в страш­ной пани­ке, каза­лось, они ожи­да­ют появ­ле­ния чего-то ужас­но­го. Мож­но попро­бо­вать при­ту­шить фона­ри­ки и, в надеж­де, что испу­ган­но мечу­щи­е­ся и гого­чу­щие огром­ные пти­цы заглу­шат наш сло­но­вый топот, юрк­нуть пря­ми­ком в тун­нель: кто зна­ет, вдруг удаст­ся обма­нуть вра­га. В туман­ной дым­ке гряз­ный, туск­лый пол основ­но­го тун­не­ля почти не про­смат­ри­вал­ся, рази­тель­но отли­ча­ясь от зло­ве­ще поблес­ки­вав­шей поза­ди нас гале­реи; тут даже Стар­цам с их шестым чув­ством, поз­во­ляв­шим до какой-то сте­пе­ни ори­ен­ти­ро­вать­ся в тем­но­те, при­шлось бы туго. Мы и сами боя­лись про­мах­нуть­ся, уго­дить не в тот кори­дор, ведь у нас была одна цель – мчать­ся что есть силы по тун­не­лю в направ­ле­нии мерт­во­го горо­да, а попа­ди мы нена­ро­ком в одну из боко­вых гале­рей, послед­ствия мог­ли быть самые непред­ска­зу­е­мые. 

То, что мы сей­час живы, дока­зы­ва­ет, что суще­ство, гнав­ше­е­ся за нами, ошиб­лось и выбра­ло не тот путь, мы же чудом попа­ли куда надо. И еще нам помог­ли пинг­ви­ны и туман. К сча­стью, водя­ные пары, то сгу­ща­ясь, то рас­се­и­ва­ясь, в нуж­ный момент закры­ли нас плот­ной заве­сой. А вот рань­ше, когда мы толь­ко вбе­жа­ли в пеще­ру, оста­вив поза­ди осквер­нен­ную гнус­ной резь­бой гале­рею, и в отча­я­нии огля­ну­лись назад, вот тогда дым­ка несколь­ко разо­шлась, и перед тем как при­ту­шить фона­ри­ки и, сме­шав­шись с пинг­ви­ньей ста­ей, попы­тать­ся неза­мет­но улиз­нуть, мы впер­вые уви­де­ли дого­няв­шую нас тварь. Судь­ба была бла­го­склон­на к нам поз­же, когда скры­ла нас в тумане, а в тот момент она яви­ла нам свой гроз­ный лик; мельк­нув­шее виде­ние отня­ло у нас покой до кон­ца наших дней. 

Заста­вил нас обер­нуть­ся извеч­ный инстинкт дого­ня­е­мой жерт­вы, кото­рая хочет знать, како­вы ее шан­сы, хотя, воз­мож­но, здесь при­ме­ша­лись и дру­гие под­со­зна­тель­ные импуль­сы. Во вре­мя бег­ства все в нас было под­чи­не­но одной цели – спа­стись, мы не заме­ча­ли ниче­го вокруг и, уж конеч­но, ниче­го не ана­ли­зи­ро­ва­ли, но в мозг, тем не менее, поми­мо нашей воли, посту­па­ли сиг­на­лы, кото­рые посы­ла­ло наше обо­ня­ние. Все это мы осо­зна­ли поз­же. Уди­ви­тель­но, но запах не менял­ся! В воз­ду­хе висе­ло все то же зло­во­ние, кото­рое под­ни­ма­лось ранее над изма­зан­ны­ми сли­зью, обез­глав­лен­ны­ми тру­па­ми. А ведь запа­ху сле­до­ва­ло бы изме­нить­ся! Это­го тре­бо­ва­ла про­стая логи­ка. Теперь дол­жен пре­об­ла­дать преж­ний едкий запах, неиз­мен­но сопро­вож­дав­ший звез­до­го­ло­вых. Но все наобо­рот: нозд­ри захле­сты­ва­ла та самая вонь, она нарас­та­ла с каж­дой секун­дой, ста­но­вясь все ядо­ви­тее. 

Каза­лось, мы огля­ну­лись одно­вре­мен­но, как по коман­де, но на самом деле, конеч­но же, пер­вым был один из дво­их, хотя вто­рой тут же после­до­вал его при­ме­ру. Огля­нув­шись, мы вклю­чи­ли на пол­ную мощ­ность фона­ри­ки и напра­ви­ли лучи на поре­дев­ший туман. Посту­пи­ли мы так, воз­мож­но, из обыч­но­го стра­ха, желая знать, в чем имен­но заклю­ча­ет­ся опас­ность, а может, из под­со­зна­тель­но­го стрем­ле­ния осле­пить вра­га, а потом, пока он будет при­хо­дить в себя, скольз­нув меж пинг­ви­нов, юрк­нуть в тун­нель. Но луч­ше бы нам не огля­ды­вать­ся! Ни Орфей, ни жена Лота не запла­ти­ли боль­ше за этот без­рас­суд­ный посту­пок! И тут сно­ва послы­ша­лось ужас­ное: “Теке­ли- ли! Теке­ли-ли!” 

Буду пре­дель­но откро­вен­ным, хотя откро­вен­ность дает­ся мне с боль­шим тру­дом, и доска­жу все, что уви­дел. В свое вре­мя мы даже друг с дру­гом избе­га­ли гово­рить на эту тему. Впро­чем, ника­кие сло­ва не пере­да­дут и малой толи­ки пере­жи­то­го ужа­са. Зре­ли­ще настоль­ко потряс­ло нас, что мож­но толь­ко диву давать­ся, как это у нас хва­ти­ло сооб­ра­же­ния при­ту­шить фона­ри­ки да еще выбрать пра­виль­ное направ­ле­ние. Есть толь­ко одно объ­яс­не­ние: нами руко­во­дил инстинкт, а не разум. Может, так оно было и луч­ше, но все рав­но за сво­бо­ду мы запла­ти­ли слиш­ком боль­шой ценой. Во вся­ком слу­чае, с рас­суд­ком у нас с тех пор не совсем в поряд­ке. 

Ден­форт совер­шен­но поте­рял голо­ву; пом­нит­ся, весь обрат­ный путь он твер­дил на бегу одно и то же, для любо­го нор­маль­но­го чело­ве­ка это зву­ча­ло бы чудо­вищ­ным бре­дом – толь­ко один я пони­мал, отку­да все взя­лось. Голос его раз­но­сил­ся эхом по кори­до­рам, теря­ясь сре­ди кри­ков пинг­ви­нов и зами­рая где-то поза­ди, в тун­не­ле, где, к сча­стью, уже нико­го не было. Cла­ва Богу, он забуб­нил этот бред не сра­зу после того как огля­нул­ся, ина­че нас дав­но уже не было бы в живых. Страш­но даже вооб­ра­зить себе нашу воз­мож­ную участь. “Саут­стейшн – Вашинг­тон-стейшн – Парк­с­тейшн – Кен­далл-стейшн – Сен­трел­стейшн – Гар­вард…” 

Бед­ня­га пере­чис­лял зна­ко­мые стан­ции под­зем­ки, про­ло­жен­ной из Босто­на в Кем­бридж за тыся­чи миль отсю­да, в мир­ной зем­ле Новой Англии, но мне его нерв­ный лепет не казал­ся ни бре­дом, ни некста­ти проснув­шим­ся носталь­ги­че­ским чув­ством. Ден­форт нахо­дил­ся в глу­бо­ком шоке, но я тут же без­оши­боч­но уло­вил при­шед­шую ему на ум болез­нен­ную ана­ло­гию. 

Огля­ды­ва­ясь, мы ни на мину­ту не сомне­ва­лись, что уви­дим жут­кое чуди­ще, но все же вполне опре­де­лен­ное – к обли­чью звез­до­го­ло­вых мы как-то при­вык­ли и сми­ри­лись ним. Одна­ко в зло­ве­щей дым­ке выри­со­вы­ва­лось совер­шен­но дру­гое суще­ство, гораз­до более гнус­ное. Оно каза­лось реаль­ным вопло­ще­ни­ем “чужо­го”, ино­род­но­го орга­низ­ма, какие любят изоб­ра­жать наши фан­та­сты, и боль­ше все­го напо­ми­на­ло дви­жу­щий­ся состав, если смот­реть на него с плат­фор­мы стан­ции мет­ро. Тем­ная гро­ма­да, усе­ян­ная ярко све­тя­щи­ми­ся раз­но­цвет­ны­ми точ­ка­ми, рва­лась из под­зем­но­го мра­ка, как пуля из ство­ла. 

Но мы нахо­ди­лись не в мет­ро, а в под­зем­ном тун­не­ле, а за нами гна­лась, сину­со­ид­но изви­ва­ясь, кош­мар­ная чер­ная бле­стя­щая тварь, дли­ною не менее пят­на­дца­ти футов, изры­гав­шая зло­во­ние и все более наби­рав­шая ско­рость; густой пар окру­жал ее, вос­став­шую из мор­ских глу­бин. Это нево­об­ра­зи­мое чудо­ви­ще – бес­фор­мен­ная мас­са пузы­ря­щей­ся про­то­плаз­мы – сла­бо иллю­ми­ни­ро­ва­ло, обра­зуя тыся­чи вспы­хи­вав­ших зеле­но­ва­тым све­том и тут же гас­нув­ших глаз­ков, и нес­лось пря­мо на нас; мас­сив­нее любо­го ваго­на, оно без­жа­лост­но дави­ло испу­ган­ных бес­по­мощ­ных пинг­ви­нов, сколь­зя по свер­ка­ю­ще­му полу – ведь имен­но эти тва­ри отпо­ли­ро­ва­ли его до пол­но­го блес­ка. Вновь изде­ва­тель­ски про­гре­мел дья­воль­ский труб­ный глас: “Теке­ли ли! Теке­ли-ли!” И тут мы вспом­ни­ли, что этим нече­сти­вым созда­ни­ям, шогго­там, Стар­цы дали все – жизнь, спо­соб­ность мыс­лить, пла­сти­че­ские орга­ны; шогго­ты поль­зо­ва­лись их точеч­ным алфа­ви­том и, конеч­но же, под­ра­жа­ли в зву­ча­нии язы­ку сво­их быв­ших хозя­ев. 

Не все запом­ни­лось нам с Ден­фор­том из наше­го поспеш­но­го бег­ства, но кое- что все-таки удер­жа­лось в памя­ти. Пом­ним, как про­бе­жа­ли гро­мад­ную пеще­ру, купо­лу кото­рой Стар­цы при­да­ли чер­ты небес­ной сфе­ры; как, несколь­ко успо­ко­ив­шись, шли потом кори­до­ра­ми и зала­ми мерт­во­го горо­да, но все это пом­ним как во сне. Как буд­то мы нахо­ди­лись в иллю­зор­ном, при­зрач­ном мире, в неко­ем неиз­вест­ном изме­ре­нии, где отсут­ство­ва­ли вре­мя, при­чин­ность, ори­ен­ти­ры. Нас несколь­ко отрез­вил суме­реч­ный днев­ной свет, падав­ший на дно гигант­ской цилин­дри­че­ской баш­ни, но мы все же не осме­ли­лись при­бли­зить­ся к остав­лен­ным саням и взгля­нуть еще раз на несчаст­но­го Гед­ни и соба­ку. Они поко­и­лись здесь как на дне огром­но­го круг­ло­го мав­зо­лея, и я от всей души наде­юсь, что их мерт­вый сон никто и нико­гда не потре­во­жит. 

Лишь взби­ра­ясь по колос­саль­но­му пан­ду­су, мы осо­зна­ли, насколь­ко уста­ли; от дол­го­го бега в раз­ре­жен­ной атмо­сфе­ре пере­хва­ты­ва­ло дыха­ние, но ничто не мог­ло заста­вить нас оста­но­вить­ся и пере­ве­сти дух, пока мы не выбра­лись нару­жу и не ока­за­лись под откры­тым небом. Караб­ка­ясь на вер­ши­ну сра­бо­тан­но­го из цель­ных глыб шести­де­ся­ти­фу­то­во­го цилин­дра, пых­тя и отду­ва­ясь, мы тем не менее пони­ма­ли, что сей­час про­ис­хо­дит наше глу­бо­ко сим­во­лич­ное про­ща­ние с горо­дом: парал­лель­но пан­ду­су шли широ­кой поло­сой геро­и­че­ские баре­лье­фы, выпол­нен­ные в изу­ми­тель­ной тех­ни­ке древ­ней эпо­хи сорок мил­ли­о­нов лет назад, – послед­ний при­вет от Стар­цев. 

Под­няв­шись на вер­ши­ну баш­ни, мы, как и пред­по­ла­га­ли, обна­ру­жи­ли, что спус­кать­ся нам пред­сто­ит по замерз­ше­му камен­но­му кро­ше­ву, окру­жив­ше­му баш­ню сна­ру­жи на манер хол­ма. На запа­де выси­лись дру­гие, не менее гро­мад­ные построй­ки, на восто­ке же, в той сто­роне, где дре­ма­ли вда­ли зане­сен­ные сне­гом вер­ши­ны вели­ких гор, зда­ния обвет­ша­ли и были замет­но ниже. Косые лучи низ­ко­го антарк­ти­че­ско­го пол­ноч­но­го солн­ца про­би­ва­лись сквозь строй поко­сив­ших­ся руин, а город по кон­трасту со зна­ко­мым поляр­ным пей­за­жем казал­ся еще древ­нее и угрю­мее. В воз­ду­хе дро­жа­ла и пере­ли­ва­лась снеж­ная пыль, мороз про­би­рал до костей. Уста­ло опу­стив рюк­за­ки, кото­рые лишь чудом сохра­ни­лись во вре­мя наше­го отча­ян­но­го бег­ства, мы застег­ну­ли пуго­ви­цы на курт­ках и нача­ли спуск. Потом побре­ли по камен­но­му лаби­рин­ту к под­но­жью гор, где нас дожи­дал­ся само­лет. За весь путь мы ни сло­вом не обмол­ви­лись о том, что побу­ди­ло нас спа­сать­ся бег­ством, так и не поз­во­лив побы­вать на краю зага­доч­ной и самой древ­ней без­дны на Зем­ле. 

Мень­ше чем через чет­верть часа мы по кру­той древ­ней тер­ра­се спу­сти­лись туда, отку­да был виден тем­ный силу­эт наше­го само­ле­та, остав­лен­но­го на высо­кой пло­щад­ке сре­ди вмерз­ших в лед ред­ких руин. На пол­пу­ти к нему мы оста­но­ви­лись, пере­во­дя дух, и посмот­ре­ли еще раз на остав­лен­ные поза­ди фан­та­сти­че­ские камен­ные джунгли, чет­ко и таин­ствен­но отпе­ча­тан­ные на фоне неба. В это вре­мя туман­ная дым­ка, затя­ги­вав­шая запад­ную сто­ро­ну небо­сво­да, рас­се­я­лась, снеж­ная пыль устре­ми­лась ввысь, сли­ва­ясь в некий дико­вин­ный узор, за кото­рым, каза­лось, вот-вот про­сту­пит некая страш­ная, роко­вая тай­на. 

За ска­зоч­ным горо­дом, на совер­шен­но белом небо­склоне, про­тя­ну­лась тон­кая фио­ле­то­вая лома­ная линия, ее ост­рые углы, оза­рен­ные розо­вым сия­ни­ем, при­зрач­но выри­со­вы­ва­лись на гори­зон­те. Плос­ко­го­рье посте­пен­но шло ввысь – к это­му таин­ствен­но мер­цав­ше­му и манив­ше­му вен­цу; мест­ность пере­се­ка­ло быв­шее рус­ло реки, похо­жее теперь на неров­но лег­шую тень. У нас захва­ти­ло дух от незем­ной кра­со­ты пей­за­жа, а серд­це екну­ло от стра­ха. Дале­кая фио­ле­то­вая лома­ная линия была не чем иным, как про­сту­пив­шим силу­этом зло­ве­щих гор, к кото­рым жите­лям горо­да запре­ща­лось при­бли­жать­ся. Эти высо­чай­шие на Зем­ле вер­ши­ны явля­лись, как мы поня­ли, сре­до­то­чи­ем чудо­вищ­но­го Зла, вме­сти­ли­щем отвра­ти­тель­ных поро­ков и мер­зо­стей; им опас­ли­во покло­ня­лись жите­ли древ­не­го горо­да, стра­шив­ши­е­ся при­от­крыть их тай­ну даже на сво­их баре­лье­фах. Ни одно живое суще­ство не сту­па­ло на скло­ны зага­доч­ных гор – лишь жут­кие, наво­дя­щие ужас мол­нии задер­жи­ва­лись в дол­гие поляр­ные ночи на их ост­рых вер­ши­нах, осве­щая таин­ствен­ным све­том зем­лю дале­ко вокруг. На поляр­ных про­сто­рах они ста­ли как бы про­об­ра­зом непо­сти­жи­мо­го Када­та, нахо­див­ше­го­ся за зло­ве­щим пла­то Ленг, о чем смут­но упо­ми­на­ет­ся в древ­них леген­дах. 

Если верить виден­ным нами баре­лье­фам и рез­ным кар­там, до зага­доч­ных фио­ле­то­вых гор было почти три­ста миль, одна­ко очер­та­ния их чет­ко про­сту­па­ли над рас­ки­нув­шей­ся снеж­ной гла­дью, а зуб­ча­тые вер­ши­ны, кру­то взмы­вая ввысь, вызы­ва­ли ощу­ще­ние того, что они нахо­дят­ся на чужой, пол­ной неве­до­мых опас­но­стей пла­не­те. Высо­та этих вер­шин была немыс­ли­мой, недо­ступ­ной чело­ве­че­ско­му вооб­ра­же­нию, они ухо­ди­ли в силь­но раз­ре­жен­ные слои зем­ной атмо­сфе­ры, кото­рые посе­ща­ли раз­ве что при­зра­ки – ведь ни один из дерз­ких воз­ду­хо­пла­ва­те­лей не остал­ся в живых, что­бы пове­дать о сво­ем непо­нят­ном, не под­да­ю­щем­ся объ­яс­не­нию вне­зап­ном кру­ше­нии. Вид гигант­ских гор застав­лял меня не без дро­жи вспо­ми­нать баре­льеф­ные изоб­ра­же­ния, кото­рые под­ска­зы­ва­ли нам, что вели­кая река мог­ла нести с про­кля­тых скло­нов нечто, дер­жав­шее жите­лей горо­да в смерт­ном ужа­се, и я мыс­лен­но зада­вал себе вопрос, а не был ли их страх порож­де­ни­ем уко­ре­нив­ше­го­ся пред­рас­суд­ка? Я при­пом­нил так­же, что горы эти сво­ей север­ной око­неч­но­стью выхо­дят к побе­ре­жью в рай­оне Зем­ли Коро­ле­вы Мэри, где, в тыся­че миль отсю­да, имен­но сей­час рабо­та­ет экс­пе­ди­ция сэра Дугла­са Моусо­на, и от всей души поже­лал, что­бы ни с науч­ным руко­во­ди­те­лем, ни с про­чи­ми чле­на­ми экс­пе­ди­ции не слу­чи­лось ниче­го дур­но­го и что­бы они даже не запо­до­зри­ли, сколь опас­ные гиган­ты таят­ся за гря­дой при­бреж­ных скал. Эти мыс­ли ужас­но угне­та­ли меня, нерв­ная систе­ма была напря­же­на до пре­де­ла, а Ден­форт про­сто нахо­дил­ся на гра­ни сры­ва. 

Одна­ко еще задол­го до того, как мы, мино­вав руи­ны пяти­ко­неч­но­го стро­е­ния, достиг­ли само­ле­та, наши неопре­де­лен­ные стра­хи обре­ли вполне чет­кую моти­ва­цию. Чер­ные, усе­ян­ные вмерз­ши­ми в лед руи­на­ми скло­ны Хреб­тов Безу­мия, засло­нив от нас высо­чен­ной сте­ной восточ­ную часть неба, вновь напом­ни­ли нам о таин­ствен­ных ази­ат­ских полот­нах Нико­лая Рери­ха. То и дело воз­вра­ща­ясь мыс­ля­ми к ужас­ным бес­фор­мен­ным тва­рям, кото­рые, изры­гая зло­во­ние, копо­ши­лись в под­зем­ных норах, про­ни­зы­вав­ших хреб­ты вплоть до вер­шин, мы содро­га­лись от стра­ха, пред­став­ляя, как будем вновь про­ле­тать над круг­лы­ми отвер­сти­я­ми, про­бу­рав­лен­ны­ми в зем­ле, и как от труб­но­го завы­ва­ния вет­ра у нас будет холо­деть в гру­ди. Хуже того – кое- какие вер­ши­ны оку­ты­вал туман (бед­ня­га Лейк при­нял это за про­яв­ле­ние вул­ка­ни­че­ской дея­тель­но­сти), и мы ежи­лись, вспо­ми­ная туман­ные завит­ки в под­зем­ном тун­не­ле и пред­став­ляя себе адскую без­дну, от кото­рой вос­хо­дил весь этот пар. 

Само­лет бла­го­по­луч­но дожи­дал­ся нас на преж­нем месте, и мы, напя­лив на себя всю теп­лую одеж­ду, при­го­то­ви­лись к взле­ту. Ден­форт лег­ко завел мотор, и само­лет без тру­да, плав­но взмыл в воз­дух, уно­ся нас от кош­мар­но­го горо­да. Вни­зу вновь поплыл камен­ный лаби­ринт, а мы под­ни­ма­лись все выше, заме­ряя силу и направ­ле­ние вет­ра. Долж­но быть, где-то в верх­них сло­ях зарож­да­лась буря, мы виде­ли, как беше­но мча­лись там обла­ка, но на высо­те два­дца­ти четы­рех тысяч футов, над пере­ва­лом, усло­вия для пере­ле­та через горы были доволь­но снос­ные. Когда мы при­бли­зи­лись к тор­ча­щим пикам, вновь послы­ша­лись стран­ные труб­ные зву­ки, отче­го у Ден­фор­та, сидев­ше­го у штур­ва­ла, затряс­лись руки. Хотя я был сред­ним пило­том, ско­рее диле­тан­том, но тут все же решил вести само­лет сам: в слож­ных усло­ви­ях лави­ро­ва­ния меж­ду пика­ми слиш­ком опас­но было дове­рять управ­ле­ние чело­ве­ку, поте­ряв­ше­му голо­ву от стра­ха. Ден­форт даже не про­те­сто­вал. Собрав всю свою волю, я сосре­до­то­чил­ся на управ­ле­нии и, ста­ра­ясь вести само­лет как мож­но уве­рен­нее, не сво­дил глаз с крас­но­ва­то­го клоч­ка неба, открыв­ше­го­ся в про­ва­ле меж­ду пика­ми. Я созна­тель­но избе­гал смот­реть на клу­бив­ший­ся у вер­ши­ны туман и, слы­ша тре­вож­ные труб­ные зву­ки, зави­до­вал в душе Одис­сею, кото­рый в подоб­ной ситу­а­ции, что­бы не вни­мать чару­ю­ще­му пению Сирен, зале­пил уши вос­ком. 

Ден­форт же, остав­шись без дела и томясь внут­рен­ним бес­по­кой­ством, не мог спо­кой­но уси­деть на месте. Он все вре­мя кру­тил голо­вой: про­во­жал взгля­дом остав­ший­ся поза­ди город; гля­дел впе­ред на при­бли­жав­ши­е­ся вер­ши­ны, изры­тые пеще­ра­ми и усе­ян­ные пря­мо­уголь­ны­ми руи­на­ми; пово­ра­чи­вал­ся то в одну, то в дру­гую сто­ро­ну, где про­плы­ва­ли вни­зу засне­жен­ные пред­го­рья с уто­пав­ши­ми в сне­гу раз­ва­ли­на­ми кре­пост­ных стен; а ино­гда устрем­лял взор в небо, сле­дя за фан­та­сти­че­ски­ми соче­та­ни­я­ми мчав­ших­ся над нами обла­ков. Вдруг, у само­го пере­ва­ла, когда я, вце­пив­шись в штур­вал, пре­одо­ле­вал самый ответ­ствен­ный уча­сток пути, раз­дал­ся его истош­ный вопль, кото­рый чуть не при­вел к ката­стро­фе: штур­вал дрог­нул у меня в руках и я едва не поте­рял управ­ле­ние. К сча­стью, мне уда­лось совла­дать с вол­не­ни­ем, и мы бла­го­по­луч­но завер­ши­ли пере­лет, но вот Ден­форт… Боюсь, он нико­гда теперь не обре­тет душев­но­го рав­но­ве­сия. 

Как я уже гово­рил, Ден­форт наот­рез отка­зал­ся пове­дать мне, что за кош­мар­ное зре­ли­ще заста­ви­ло его заво­пить с такой силой, а ведь имен­но оно окон­ча­тель­но лиши­ло юно­шу покоя. Ока­зав­шись по дру­гую сто­ро­ну Хреб­тов Безу­мия и чув­ствуя себя в без­опас­но­сти, мы, нако­нец, заго­во­ри­ли, обме­ни­ва­ясь гром­ки­ми (что­бы пере­кри­чать шум мото­ра и завы­ва­ния вет­ра) заме­ча­ни­я­ми; в основ­ном они каса­лись наших вза­им­ных обе­ща­ний не раз­гла­шать ниче­го, име­ю­ще­го отно­ше­ние к древ­не­му горо­ду. Эти поис­ти­не кос­ми­че­ские тай­ны не долж­ны были стать досто­я­ни­ем широ­кой пуб­ли­ки, пред­ме­том зубо­скаль­ства, и, кля­нусь, я нико­гда бы и рта не рас­крыл, если бы не вполне реаль­ная пер­спек­ти­ва рабо­ты в тех кра­ях экс­пе­ди­ции Стар­ку­эте­ра-Мура и про­чих науч­ных кол­лек­ти­вов. В инте­ре­сах без­опас­но­сти чело­ве­че­ства нель­зя бес­це­ре­мон­но загля­ды­вать в пота­ен­ные угол­ки пла­не­ты и про­ни­кать в ее без­дон­ные нед­ра, ибо дрем­лю­щие до поры мон­стры, выжив­шие адские созда­ния могут вос­стать ото сна, могут выполз­ти из сво­их тем­ных нор, под­нять­ся со дна под­зем­ных морей, гото­вые к новым заво­е­ва­ни­ям. 

Мне уда­лось выпы­тать у Ден­фор­та, что послед­нее ужас­ное зри­тель­ное впе­чат­ле­ние было в виде мира­жа. По его сло­вам, оно не име­ло ниче­го обще­го ни с куби­че­ски­ми соору­же­ни­я­ми на скло­нах, ни с пою­щи­ми, исто­ча­ю­щи­ми пар пеще­ра­ми Хреб­тов Безу­мия. Мельк­нув­шее сре­ди обла­ков дья­воль­ское виде­ние откры­ло ему, что таят фио­ле­то­вые горы, кото­рых так боя­лись и к кото­рым не осме­ли­ва­лись при­бли­жать­ся Стар­цы. Воз­мож­но, виде­ние явля­лось напо­ло­ви­ну гал­лю­ци­на­ци­ей, вполне веро­ят­ной после пере­не­сен­ных нами испы­та­ний, а напо­ло­ви­ну – тем не рас­по­знан­ным им мира­жом, кото­рый мы уже созер­ца­ли, под­ле­тая днем назад к лаге­рю Лей­ка. Но что бы это ни было, оно лиши­ло Ден­фор­та покоя до кон­ца его дней. 

Ино­гда с его губ сры­ва­ют­ся бес­связ­ные, лишен­ные смыс­ла сло­во­со­че­та­ния вро­де: “чер­ная без­дна”, “рез­ные края”, “про­то­шогго­ты”, “пяти­мер­ные, наглу­хо закры­тые кон­струк­ции”, “мерз­кий цилиндр”, “древ­ний Фарос”, “Иог- Сотот”, “исход­ная белая студ­не­об­раз­ная струк­ту­ра”, “кос­ми­че­ский отте­нок”, “кры­лья”, “гла­за в тем­но­те”, “лун­ная дорож­ка”, “пер­во­здан­ный, веч­ный, неуми­ра­ю­щий” и про­чие стран­ные сло­во­со­че­та­ния. При­дя в себя, он ниче­го тол­ком не объ­яс­ня­ет, свя­зы­вая свои тем­ные выска­зы­ва­ния с неуме­рен­ным чте­ни­ем в юные годы опас­ной эзо­те­ри­че­ской лите­ра­ту­ры. Ден­форт, один из немно­гих, осме­лил­ся дочи­тать до кон­ца исто­чен­ный вре­ме­нем том “Некро­но­ми­ко­на”, хра­нив­ший­ся под зам­ком в биб­лио­те­ке уни­вер­си­те­та. 

Пом­нит­ся, когда мы лете­ли над Хреб­та­ми Безу­мия, небо хму­ри­лось, и хотя я ни разу не посмот­рел вверх, но, думаю, клу­бив­ши­е­ся снеж­ные вих­ри при­ни­ма­ли там фан­та­сти­че­ские очер­та­ния. Быст­ро бегу­щие обла­ка мог­ли уси­лить, допол­нить и даже иска­зить кар­ти­ну, вооб­ра­же­ние – с лег­ко­стью разу­кра­сить ее еще боль­ше, а к тому вре­ме­ни, когда Ден­форт впер­вые заик­нул­ся о сво­ем кош­мар­ном виде­нии, оно успе­ло так­же обра­сти аллю­зи­я­ми из его дав­не­го чте­ния. Не мог узреть он так мно­го в одно мгно­ве­ние. 

Тогда же, над хреб­та­ми, он истош­но вопил одно и то же – безум­ные, услы­шан­ные нами одно­вре­мен­но сло­ва: “Теке­ли-ли! Теке­ли-ли!”