Docy Child

Иннсмутская глина / Перевод С. Теремязевой

Приблизительное чтение: 1 минута 0 просмотров

Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с August Derleth

ИННСМУТСКАЯ ГЛИНА

(Innsmouth Clay)
Напи­са­но в 1972 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод С. Тере­мя­зе­вой

////

Изло­же­ние фак­тов, каса­ю­щих­ся судь­бы мое­го дру­га, ныне покой­но­го скуль­пто­ра Джеф­ф­ри Кори – если сло­во «покой­но­го» дей­стви­тель­но при­ме­ни­мо к нему – сле­ду­ет начать с его воз­вра­ще­ния из Пари­жа осе­нью 1927 года и реше­ния снять кот­тедж на побе­ре­жье к югу от Иннс­мау­та. Кори про­ис­хо­дил из знат­ной семьи, нахо­дя­щей­ся в неко­то­ром род­стве с иннс­маут­ским кла­ном Мар­шей – впро­чем, отнюдь не столь близ­ком, что­бы это накла­ды­ва­ло на него обя­зан­ность под­дер­жи­вать какие-то отно­ше­ния с род­ствен­ни­ка­ми. Так или ина­че, дав­ние исто­рии, окру­жав­шие веду­щих отшель­ни­че­скую жизнь Мар­шей, всё еще оби­тав­ших в этом мор­ском пор­ту в Мас­са­чу­сет­се, вряд ли вну­ша­ли Кори жела­ние обна­ру­жить перед ними своё сосед­ство.

В декаб­ре того же года, спу­стя месяц после при­ез­да Кори, я наве­стил его. Кори был срав­ни­тель­но моло­дым чело­ве­ком, еще не достиг­шим соро­ка лет, шести футов росту, с пре­крас­ной, чистой кожей, без волос на теле, хотя на его голо­ве про­из­рас­та­ла доволь­но длин­ная шеве­лю­ра, при­ня­тая сре­ди худож­ни­ков в Латин­ском квар­та­ле Пари­жа. У него были очень яркие голу­бые гла­за, а лицо с рез­ко очер­чен­ным ртом все­гда выде­ля­лось в тол­пе из-за уди­ви­тель­но­го прон­зи­тель­но­го взгля­да. Впро­чем, все­об­щее вни­ма­ние боль­ше все­го при­вле­ка­ли весь­ма стран­ные мор­щи­ны, про­хо­дя­щие вдоль шеи несколь­ко ниже ушей. Внешне Кори не выгля­дел некра­си­вым, и необыч­ное, почти гип­но­ти­че­ское выра­же­ние, харак­тер­ное для его чекан­но­го лица, при­чуд­ли­вым обра­зом воз­дей­ство­ва­ло на боль­шин­ство людей, встре­чав­ших­ся с ним. Когда я посе­тил его, скуль­птор непло­хо устро­ил­ся на новом месте и уже начал рабо­ту над ста­ту­ей Римы, девуш­ки-пти­цы, кото­рая обе­ща­ла стать одним из его луч­ших тво­ре­ний.

Съез­див в Иннс­маут, он запас­ся про­ви­зи­ей на месяц впе­ред. Мне пока­за­лось, что он стал раз­го­вор­чив более преж­не­го, осо­бен­но мно­го рас­про­стра­ня­ясь на тему сво­их даль­них род­ствен­ни­ков, давав­ших обиль­ную поч­ву для спле­тен – впро­чем, весь­ма осто­рож­ных – в мага­зи­нах горо­да. Будучи затвор­ни­ка­ми, Мар­ши, вполне есте­ствен­но, ста­ли объ­ек­та­ми все­об­ще­го любо­пыт­ства, кото­рое, не полу­чая удо­вле­тво­ре­ния, порож­да­ло впе­чат­ля­ю­щие слу­хи и леген­ды, вос­хо­дя­щие дав­но­стью к ран­ним поко­ле­ни­ям Мар­шей, кото­рые вели тор­гов­лю в южной части Тихо­го оке­а­на. Всё это име­ло очень мало зна­че­ния для Кори, но он ощу­щал в этих бай­ках какой-то зата­ен­ный ужас, кото­рый пред­по­ла­гал изу­чить деталь­нее в неко­ем туман­ном буду­щем, хотя и не имел к тому суще­ствен­но­го моти­ва. Как он пояс­нил мне, исто­рии о Мар­шах так попу­ляр­ны в окру­ге, что было прак­ти­че­ски невоз­мож­но игно­ри­ро­вать их.

Он так­же гово­рил о пред­по­ла­га­е­мой выстав­ке, рас­ска­зы­вая о сво­их париж­ских дру­зьях и годах обу­че­ния во Фран­ции, о досто­ин­ствах скульп­тур Эпш­тей­на, а так­же о поли­ти­че­ских стра­стях, кипя­щих в граф­стве. Я упо­ми­наю об этом для того, что­бы пока­зать, что во вре­мя мое­го пер­во­го визи­та к Кори после его воз­вра­ще­ния из Евро­пы он был абсо­лют­но нор­ма­лен. Конеч­но, я имел с ним ско­ро­теч­ное сви­да­ние в Нью-Йор­ке, когда он заез­жал домой, но у нас не было вре­ме­ни, что­бы пого­во­рить о чём-либо столь же подроб­но, как в декаб­ре 1927 года.

Преж­де, чем я вновь уви­дел его в мар­те сле­ду­ю­ще­го года, мне дове­лось полу­чить от Кори при­ме­ча­тель­ное пись­мо, суть кото­ро­го выра­жа­лась в конеч­ном абза­це, явля­ю­щим­ся куль­ми­на­ци­ей преды­ду­ще­го содер­жи­мо­го посла­ния:

«Воз­мож­но, ты читал о неко­то­рых зага­доч­ных собы­ти­ях, про­изо­шед­ших в фев­ра­ле в Иннс­мау­те. Я не вла­дею точ­ны­ми све­де­ни­я­ми, но где-то в газе­тах, несмот­ря на обыч­ное мол­ча­ние мас­са­чу­сет­ской прес­сы, навер­ня­ка долж­на быть подроб­ная инфор­ма­ция о слу­чив­шем­ся. Всё, что мне извест­но – это то, что боль­шая груп­па феде­раль­ных офи­це­ров при­бы­ла сюда и аре­сто­ва­ла несколь­ких горо­жан, в том чис­ле несколь­ко моих род­ствен­ни­ков, о кото­рых я мало рас­ска­зы­вал, посколь­ку нико­гда не пред­по­ла­гал, сколь­ко их есть – или было – на самом деле. В Иннс­мау­те мне уда­лось раз­уз­нать кое-что о неко­ей тор­гов­ле в южной обла­сти Тихо­го оке­а­на, кото­рую по- преж­не­му вели неко­то­рые здеш­ние кораб­ли, что выгля­дит более чем стран­но, посколь­ку при­ча­лы и доки почти пусты, а для немно­гих остав­ших­ся судов выгод­нее ходить в более круп­ные и совре­мен­ные пор­ты Атлан­ти­ки. Не при­ни­мая во вни­ма­ние при­чи­ны дей­ствий феде­раль­ных орга­нов, сле­ду­ет отме­тить неопро­вер­жи­мый факт того, что одно­вре­мен­но с этой поли­цей­ской акци­ей несколь­ко мор­ских судов сбро­си­ли глу­бин­ные бом­бы непо­да­лё­ку от места, извест­но­го под назва­ни­ем Риф Дья­во­ла! Это вызва­ло такое потря­се­ние в мор­ской пучине, что после­ду­ю­щий шторм вынес на зем­лю вся­кую вся­чи­ну, в том чис­ле свое­об­раз­ную голу­бую гли­ну, покрыв­шую берег вдоль кром­ки воды. Она пока­за­лась мне более под­хо­дя­щей, неже­ли отло­же­ния гли­ны похо­же­го цве­та, обна­ру­жен­ные во внут­рен­них рай­о­нах Аме­ри­ки и часто исполь­зу­е­мые для изго­тов­ле­ния кир­пи­чей, осо­бен­но в те годы, когда совре­мен­ные мето­ды про­из­вод­ства были ещё не доступ­ны стро­и­те­лям. Итак, самое важ­ное во всём этом то, что я нако­пал голу­бой гли­ны столь­ко, сколь­ко смог, преж­де чем море унес­ло её обрат­но, а затем стал лепить из неё совер­шен­но новую скульп­ту­ру, кото­рую пред­ва­ри­тель­но назвал «Мор­ская Боги­ня» – и теперь я пре­ис­пол­нен дико­го вос­тор­га отно­си­тель­но свойств голу­бой гли­ны. Ты уви­дишь мою новую рабо­ту, когда при­е­дешь на сле­ду­ю­щей неде­ле, и я уве­ряю – она понра­вит­ся тебе даже боль­ше, чем Рима».

Одна­ко, вопре­ки его ожи­да­ни­ям, я почув­ство­вал какое-то непо­нят­ное отвра­ще­ние при пер­вом взгля­де на новую ста­тую Кори. Скульп­ту­ра вы

гля­де­ла очень строй­ной и гиб­кой, за исклю­че­ни­ем обла­сти таза, кото­рая, как я сна­ча­ла поду­мал, нахо­ди­лась в про­цес­се оформ­ле­ния; кро­ме того, Кори поче­му-то пред­по­чёл изме­нить ступ­ни, соеди­нив паль­цы чем-то вро­де пере­по­нок.

– Зачем? – спро­сил я.

– Чест­но гово­ря, не знаю, – отве­тил он. – В дей­стви­тель­но­сти я не пла­ни­ро­вал это­го. Это про­изо­шло само собой.

– А эти урод­ли­вые отмет­ки на шее? – про­дол­жал я, пола­гая, что мой друг, по-види­мо­му, всё ещё рабо­та­ет над этой частью ста­туи.

Кори сму­щён­но рас­сме­ял­ся, и в его гла­зах появи­лось стран­ное выра­же­ние.

– Я и сам бы хотел это объ­яс­нить, Кен, – отве­тил он. – Вче­ра утром я проснул­ся с таким чув­ством, что, долж­но быть, рабо­тал во сне, посколь­ку на её шее с обе­их сто­рон поза­ди ушей появи­лись какие-то над­ре­зы, похо­жие на… пожа­луй, похо­жие на жаб­ры. Сего­дня я испра­вил этот недо­ста­ток.

– Воз­мож­но, «мор­ской богине» сле­ду­ет иметь жаб­ры, — заме­тил я.

– Веро­ят­но, это ста­ло резуль­та­том того, что я узнал поза­вче­ра в Иннс­мау­те, когда ходил в город за неко­то­ры­ми необ­хо­ди­мы­ми веща­ми. До меня дошли новые исто­рии о клане Мар­шей, кото­рые сво­дят­ся к пред­по­ло­же­нию о том, что чле­ны этой семьи выбра­ли уеди­не­ние доб­ро­воль­но вслед­ствие како­го-то физио­ло­ги­че­ско­го изме­не­ния, свя­зан­но­го с леген­да­ми о неко­то­рых ост­ро­вах в Южных морях. Разу­ме­ет­ся, всё это не более чем сказ­ки, кото­рые выду­мы­ва­ют и рас­про­стра­ня­ют неве­же­ствен­ные люди – хотя я при­знаю, что в ней есть нечто более необыч­ное, неже­ли в иудео- хри­сти­ан­ских мифах. Той же ночью эта леген­да при­гре­зи­лась мне во сне. Оче­вид­но, я встал, подоб­но сом­нам­бу­ле, и выле­пил явлен­ный во сне образ – мою «Мор­скую боги­ню».

Я нашёл это про­ис­ше­ствие более чем стран­ным, одна­ко отка­зал­ся от даль­ней­ших ком­мен­та­ри­ев. Его объ­яс­не­ние каза­лось логич­ным, и, при­знать­ся, я боль­ше инте­ре­со­вал­ся ходив­ши­ми по Иннс­мау­ту слу­ха­ми, чем каки­ми-то ано­ма­ли­я­ми в фигу­ре «мор­ской боги­ни».

Кро­ме того, меня оза­бо­ти­ло оче­вид­ное бес­по­кой­ство Кори. Во вре­мя нашей бесе­ды он вёл себя очень ожив­лён­но, неза­ви­си­мо от пред­ме­та раз­го­во­ра, но как толь­ко мы умол­ка­ли, от моих глаз не укры­ва­лась рас­се­ян­ность Джеф­ф­ри, слов­но его созна­ние было заня­то тем, о чём он упор­но не хотел гово­рить – тем, что под­спуд­но тре­во­жи­ло его, но о чём он сам имел смут­ное пред­став­ле­ние, недо­ста­точ­ное для обсуж­де­ния со мной. Эта тре­во­га про­яв­ля­лась раз­лич­ны­ми спо­со­ба­ми – отстра­нён­ным взгля­дом, пери­о­ди­че­ски обра­ща­ю­щим­ся в сто­ро­ну моря, печаль­ным выра­же­ни­ем лица, часты­ми пере­ры­ва­ми в речи, сви­де­тель­ству­ю­щи­ми о том, что его мыс­ли то и дело сби­ва­лись на темы более важ­ные, чем мы обсуж­да­ли с ним.

Думаю, мне сле­до­ва­ло бы взять ини­ци­а­ти­ву в свои руки и выяс­нить при­чи­ну этой оза­бо­чен­но­сти мое­го дру­га, столь явно бро­са­ю­щей­ся в гла­за. Но я мед­лил, посколь­ку пола­гал, что это не каса­ет­ся меня, и было бы нера­зум­но столь бес­це­ре­мон­но втор­гать­ся в част­ную жизнь Кори. Хотя мы с дав­них пор были дру­зья­ми, это не озна­ча­ло, что я могу вле­зать в его лич­ные дела, да он и сам не поз­во­лил бы это­го. Я чув­ство­вал, что его тре­во­гу вызы­ва­ло нечто такое, к чему он бы не допу­стил меня, и что при­над­ле­жа­ло толь­ко одно­му ему.

Как бы то ни было, здесь я пре­ры­ваю свой рас­сказ о той встре­че и пере­хо­жу к пери­о­ду после исчез­но­ве­ния Кори, когда я всту­пил во вла­де­ние его домом соглас­но состав­лен­но­му им доку­мен­ту. В про­ме­жу­ток меж­ду дву­мя эти­ми собы­ти­я­ми Кори бег­ло запи­сы­вал сум­бур­ные замет­ки в днев­ни­ке, кото­рый сохра­нил­ся и был поз­же обна­ру­жен мною. Жур­нал начи­нал­ся как вполне обыч­ная кни­га, в кото­рой отра­жа­лись исклю­чи­тель­но его твор­че­ские изыс­ка­ния. Хро­но­ло­ги­че­ски эти запи­си пере­да­ют обсто­я­тель­ства послед­них меся­цев жиз­ни Джеф­ф­ри Кори.

«7 мар­та. Про­шлой ночью при­снил­ся уди­ви­тель­ный сон. Что-то побу­ди­ло меня дать имя Мор­ской богине. Утром обна­ру­жил сле­ды воды на голо­ве и пле­чах ста­туи, слов­но я сам намо­чил её. Устра­нял эти нару­ше­ния, как буд­то не было дру­гих заня­тий, хотя я пла­ни­ро­вал оформ­лять Риму. Такое при­нуж­дён­ное пове­де­ние бес­по­ко­ит меня.

8 мар­та. При­сни­лось, как я пла­вал в ком­па­нии муж­чин и жен­щин крайне экзо­ти­че­ско­го вида. Когда мне уда­ва­лось видеть их лица, они каза­лись навяз­чи­во зна­ко­мы­ми – вро­де как из ста­ро­го аль­бо­ма. Это ощу­ще­ние неукро­ти­мо воз­рас­та­ло в каких-то гро­теск­ных намё­ках и осто­рож­ных инси­ну­а­ци­ях, услы­шан­ных мною сего­дня в апте­ке Хэм­мон­да – как все­гда, насчёт Мар­шей. Исто­рия о пра­де­де Джет­ро, живу­щем в море. Жаб­ры! Похо­жие вещи рас­ска­зы­ва­ют о неко­то­рых чле­нах семейств Уэй­тов, Ойлм­энов и Элио­тов. Такую же чушь услы­шал, когда оста­но­вил­ся, что­бы спра­вить­ся кое о чём на желез­но­до­рож­ной стан­ции. Мест­ные жите­ли пере­да­ют друг дру­гу эти бас­ни десят­ки лет.

10 мар­та. Навер­ня­ка сно­ва ночью ходил во сне, посколь­ку с Мор­ской боги­ней про­изо­шли неко­то­рые лёг­кие изме­не­ния. Опять появи­лись таин­ствен­ные заруб­ки, слов­но некто про­вёл каким-то инстру­мен­том вро­де рез­ца по ста­туе. Самое стран­ное заклю­ча­ет­ся в том, что, как мне пока­за­лось, новые отме­ти­ны появи­лись как буд­то в резуль­та­те дав­ле­ния на мяг­кую гли­ну, меж тем как ещё вче­ра мате­ри­ал был весь­ма твёр­дым. А сего­дня утром весь обра­зец ока­зал­ся мок­рым.

11 мар­та. В выс­шей сте­пе­ни экс­тра­ор­ди­нар­ное собы­тие про­шлой ночью. Воз­мож­но, самый прав­до­по­доб­ный сон, кото­рый я когда-либо видел в сво­ей жиз­ни, и опре­де­лён­но самый эро­тич­ный. Даже сей­час я едва могу думать об этом без воз­буж­де­ния. Мне при­сни­лась обна­жён­ная жен­щи­на, про­скольз­нув­шая в мою постель после того, как я лёг спать, и оста­вав­ша­я­ся там всю ночь. Мне сни­лось, что вся ночь была посвя­ще­на люб­ви – или, пожа­луй, сле­до­ва­ло бы назвать это похо­тью. Ниче­го подоб­но­го со вре­мён Пари­жа! И столь же реаль­но, как мно­же­ство тех ночей в Латин­ском квар­та­ле! Даже слиш­ком реаль­но, ибо я проснул­ся совер­шен­но измож­дён­ным. Несо­мнен­но, я про­вёл бес­по­кой­ную ночь, что под­твер­жда­ет и черес­чур смя­тая постель.

12 мар­та. Тот же сон. Сно­ва смер­тель­но устал.

13 мар­та. Опять при­сни­лось пла­ва­ние. На сей раз в глу­бо­ко­во­дье, воз­ле како­го-то зато­нув­ше­го горо­да. Рьех или Р’Льех? Нечто по име­ни «Вели­кий Тулу»?

Об этих собы­ти­ях и стран­ных сно­ви­де­ни­ях Кори почти ниче­го не гово­рил во вре­мя мое­го визи­та в мар­те. Его настро­е­ние в тот пери­од пока­за­лось мне подав­лен­ным. Он пове­дал о неко­то­рых затруд­не­ни­ях со сном – по сло­вам Кори, постель пере­ста­ла слу­жить для него местом отды­ха. Затем он спро­сил, не дово­ди­лось ли мне слы­шать назва­ния «Рьех» или «Тулу», кото­рые были для меня, есте­ствен­но, незна­ко­мы. Одна­ко на вто­рой день мое­го пре­бы­ва­ния в гостях нам пред­ста­вил­ся слу­чай услы­шать их.

В тот день мы отпра­ви­лись в Иннс­маут – неболь­шая про­беж­ка дли­ной менее пяти миль – и вско­ре мне ста­ло ясно, что покуп­ка вещей, по сло­вам Кори нуж­ных ему, не явля­лась глав­ной при­чи­ной посе­ще­ния горо­да. Кори явно соби­рал­ся раз­уз­нать кое-какую инфор­ма­цию о сво­ей семье, для чего мы мето­дич­но обхо­ди­ли раз­лич­ные места в Иннс­мау­те – от апте­ки Фер­ран­да до пуб­лич­ной биб­лио­те­ки, в кото­рой пожи­лая слу­жи­тель­ни­ца пока­за­ла дико­вин­ное собра­ние мате­ри­а­лов, каса­ю­щих­ся самых ста­рых фами­лий горо­да и окру­ги. Кро­ме того, она при­пом­ни­ла двух совсем древ­них ста­ри­ков, кото­рые мог­ли мно­гое рас­ска­зать о Мар­шах, Гил­ма­нах и Уэй­тах. Их мож­но было отыс­кать там, где они обыч­но про­во­ди­ли всё вре­мя – в баре на Вашинг­тон- стрит.

Иннс­маут, несмот­ря на удру­ча­ю­щую дегра­да­цию послед­не­го вре­ме­ни, пред­став­лял собой тип горо­да, кото­рый неиз­беж­но оча­ро­вы­ва­ет любо­го гостя архео­ло­ги­че­ски­ми и архи­тек­тур­ны­ми досто­при­ме­ча­тель­но­стя­ми более чем сто­лет­ней дав­но­сти. Боль­шин­ство зда­ний здесь, за исклю­че­ни­ем дело­во­го сек­то­ра, были постро­е­ны мно­го десят­ков лет назад, рань­ше нача­ла нынеш­не­го века. Хотя боль­шин­ство из них пусто­ва­ло, а неко­то­рые уже раз­ру­ши­лись, архи­тек­тур­ные осо­бен­но­сти домов отра­жа­ли осо­бен­но­сти аме­ри­кан­ской куль­ту­ры дав­но ушед­шей эпо­хи.

Когда мы при­бли­зи­лись к бере­гу моря воз­ле Вашинг­тон-стрит, при­зна­ки ката­стро­фи­че­ско­го упад­ка были замет­ны повсю­ду. Зда­ния лежа­ли в руи­нах; «взо­рва­ны, – про­бор­мо­тал Кори, – феде­раль­ны­ми аген­та­ми, как я тебе рас­ска­зы­вал». Похо­же, никто не пред­при­ни­мал ника­ких уси­лий, что­бы наве­сти здесь поря­док; неко­то­рые участ­ки ули­цы были по-преж­не­му зава­ле­ны гру­да­ми бито­го кир­пи­ча. В одном месте ули­ца была пол­но­стью раз­ру­ше­на, рав­но как и все рас­по­ло­жен­ные вдоль доков ста­рые дома, ранее слу­жив­шие товар­ны­ми скла­да­ми, а теперь дав­ным-дав­но опу­стев­шие. По мере того, как мы при­бли­жа­лись к морю, всё боль­ше ощу­ща­лось тош­но­твор­ное, отда­ю­щее муску­сом зло­во­ние явно мор­ско­го про­ис­хож­де­ния, про­пи­тав­шее бук­валь­но всю мест­ность. Пожа­луй, это было даже хуже, чем запах рыбы, часто харак­тер­ный для застой­ных вод мор­ских бухт или для внут­рен­них водо­ё­мов. Боль­шин­ство пак­гау­зов, ска­зал Кори, неко­гда при­над­ле­жа­ли Мар­шам (об этом он узнал в апте­ке Фер­ран­да). Инте­рес­но, что остав­ши­е­ся чле­ны кла­нов Уэй­тов, Ойлм­энов и Элио­тов постра­да­ли в мини­маль­ной сте­пе­ни; почти все уси­лия феде­раль­ных аген­тов были направ­ле­ны на Мар­шей и их соб­ствен­ность в Иннс­мау­те, хотя и не затро­ну­ли их фаб­ри­ку по про­из­вод­ству золо­тых изде­лий. Это пред­при­я­тие по-преж­не­му дава­ло рабо­ту ряду жите­лей город­ка, не заня­тых в рыб­ном про­мыс­ле. Прав­да, эта фаб­ри­ка боль­ше не управ­ля­лась чле­на­ми кла­на Мар­шей.

Питей­ная, кото­рую мы, нако­нец, достиг­ли, судя по все­му была постро­е­на ещё в XIX веке. Ни в зда­нии, ни в его инте­рье­ре не было замет­но прак­ти­че­ски ника­ких сле­дов ремон­та с тех пор, посколь­ку заве­де­ние пре­бы­ва­ло в крайне вет­хом запу­щен­ном состо­я­нии. Неопрят­но оде­тый чело­век сред­них лет сидел поза­ди стой­ки бара, читая выпуск «Арк­хэм эдвер­тай­зер», а немно­го даль­ше рас­по­ло­жи­лись двое ста­ри­ков, один сон­ли­вее дру­го­го. Кори зака­зал ста­кан брен­ди, и я после­до­вал его при­ме­ру. Флег­ма­тич­ный бар­мен обслу­жил нас, не про­явив ника­ко­го инте­ре­са.

– Сет Акинс? – спу­стя неко­то­рое вре­мя обра­тил­ся с вопро­сом Кори. Бар­мен кив­нул голо­вой в сто­ро­ну одно­го из дрем­лю­щих посе­ти­те­лей. Что он будет пить? – спро­сил Кори.

– Ниче­го.

– Тогда налей­те ему брен­ди.

Бар­мен налил неболь­шую пор­цию брен­ди в пло­хо вымы­тый ста­кан и поста­вил его на стой­ку. Захва­тив ста­кан, Кори напра­вил­ся к спя­щим ста­ри­кам. Лёг­ким толч­ком лок­тем он раз­бу­дил Сета Акин­са и сел рядом.

– Выпей­те за мой счёт, — при­гла­сил он.

Ста­рик взгля­нул на него, про­де­мон­стри­ро­вав мор­щи­ни­стое лицо и туск­лые гла­за под взъеро­шен­ны­ми седы­ми воло­са­ми. Уви­дев брен­ди, он немед­лен­но схва­тил ста­кан, бес­смыс­лен­но захи­хи­кал и зал­пом про­гло­тил напи­ток.

Кори начал рас­спра­ши­вать его, спер­ва удо­сто­ве­рив­шись в том, что ста­рик явля­ет­ся дав­ним жите­лем Иннс­мау­та. Потом они заве­ли вполне баналь­ную бесе­ду о город­ке и окру­жа­ю­щей мест­но­сти вплоть до Арк­хэ­ма и Нью­бер­ри­пор­та.

Акинс гово­рил весь­ма охот­но; Кори уго­стил его ещё одним ста­ка­ном, затем ещё одним. Но ожив­лён­ная речь Акин­са момен­таль­но увя­ла, сто­и­ло Кори упо­мя­нуть ста­рые семей­ства, в том чис­ле Мар­шей. Ста­рик замет­но при­тих, бро­сая нетер­пе­ли­вые испу­ган­ные взгля­ды в сто­ро­ну две­ри, как буд­то он наме­ре­вал­ся сбе­жать. Кори, одна­ко, нада­вил на него, и Акинс неохот­но усту­пил.

– Наде­юсь, мне ниче­го не будет за то, что я вам тут ска­жу, – в кон­це кон­цов, про­мол­вил он. – Мно­гие из этих Мар­шей про­па­ли с тех пор, как вла­сти при­шли сюда в про­шлом меся­це. И никто не зна­ет куда, но они так и не вер­ну­лись.

Ста­рик гово­рил сбив­чи­во и невнят­но, несколь­ко раз почти ухо­дя от основ­ной темы, но под конец добрал­ся до глав­но­го:

– Тор­гов­ля на Южных ост­ро­вах… Капи­тан Обед Марш – вот кто всё это начал. Он уво­зил туда какие-то това­ры… а назад при­вёз кого-то вро­де жен­щин, и спря­тал их в боль­шом, спе­ци­аль­но выстро­ен­ном доме… а затем у моло­дых Мар­шей появил­ся этот стран­ный взгляд, и они при­ня­лись пла­вать аж до само­го Рифа Дья­во­ла, где про­во­ди­ли уйму вре­ме­ни… часы… а ведь неесте­ствен­но быть под водой так дол­го. Капи­тан Обед женил­ся на одной из тех жен­щин… а неко­то­рые моло­дые Мар­ши отпра­ви­лись на Восточ­ные ост­ро­ва и вер­ну­лись с новы­ми жен­щи­на­ми. Тор­гов­ля капи­та­на Мар­ша, в отли­чие от дру­гих, всё вре­мя про­цве­та­ла. Все его три суд­на – бриг «Колум­бия», барк «Коро­ле­ва Сумат­ры» и ещё один бриг, «Гет­ти» – ходи­ли в Тихий оке­ан без вся­ких про­ис­ше­ствий. А эти люди – ост­ро­ви­тяне – и Мар­ши при­нес­ли новую рели­гию. Они назы­ва­ли её Орден Даго­на. Об этом было мно­же­ство тол­ков; шёпо­том, чтоб никто не под­слу­шал, люди пере­ска­зы­ва­ли исто­рии о том, что про­ис­хо­ди­ло на встре­чах Орде­на. Моло­дёжь… неко­то­рые моло­дые люди исче­за­ли, и никто их боль­ше нико­гда не видел. В наро­де тай­но шеп­та­лись о жерт­во­при­но­ше­ни­ях – чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ни­ях… ведь в тот пери­од, когда исчез­ло мно­же­ство людей, никто из детей Мар­шей, Гил­ма­нов, Уэй­тов или Элио­тов не про­пал. И ещё сре­ди людей ходи­ли слу­хи о месте, назы­ва­е­мом Рьех, и о ком-то по име­ни Тулу. Это какой-то род­ствен­ник Даго­на, похо­жий на…

В этот момент Кори пре­рвал рас­сказ Акин­са с целью выяс­нить подроб­но­сти каса­е­мо выше­упо­мя­ну­то­го суще­ства, одна­ко ста­рик боль­ше ниче­го не знал. Я, в свою оче­редь, не сра­зу понял при­чи­ну вне­зап­но обост­рив­ше­го­ся инте­ре­са Кори.

Акинс про­дол­жал:

– Люди ста­ра­лись дер­жать­ся подаль­ше от Мар­шей и его новы­х­друж­ков…. В основ­ном имен­но у Мар­шей появил­ся этот стран­ный взгляд. Неко­то­рые из них выгля­де­ли столь пло­хо, что почти посто­ян­но нахо­ди­лись в доме, поки­дая его лишь по ночам, когда они подол­гу пла­ва­ли в оке­ане. Ходи­ла мол­ва, буд­то они мог­ли пла­вать как рыбы сам-то я нико­гда их не видел, да никто о них осо­бо и не рас­про­стра­нял­ся, посколь­ку мы заме­ти­ли, что кто бы не заго­ва­ри­вал о них, вско­ре бес­след­но исче­зал, подоб­но тем несчаст­ным моло­дым людям. Капи­тан Обед узнал от кана­ков на Пона­пе мно­го вся­ких вещей про тех, кого они назы­ва­ли «глу­бо­ко­вод­ные». Он при­вёз с собой кучу выре­зан­ных из кам­ня пред­ме­тов, изоб­ра­жав­ших стран­ных рыб и тва­рей из мор­ской без­дны, кото­рые не были рыба­ми… одно­му Богу ведо­мо, что это были за тва­ри!

– Что он делал с эти­ми пред­ме­та­ми? – спро­сил Кори.

– Часть отдал в Зал Даго­на, а неко­то­рые про­дал – при­чём за очень хоро­шую цену. Но теперь их боль­ше нет – все они про­па­ли. И Орде­на Даго­на нет, да и Мар­шей здесь никто не видел с того вре­ме­ни, как взо­рва­ли их скла­ды. Не всех их аре­сто­ва­ли, нет, сэр – гово­рят, неко­то­рые из Мар­шей про­сто ушли в море, вро­де как уби­ли сами себя, в этот момент ста­рик груст­но усмех­нул­ся. – Но никто так и не видел их тел; на всём побе­ре­жье так и не нашли ни одно­го тру­па.

Когда Акинс дого­во­рил эту речь, про­изо­шло нечто крайне необыч­ное. Он вдруг уста­вил­ся рас­ши­рив­ши­ми­ся гла­за­ми на мое­го дру­га, его ниж­няя челюсть отвис­ла, а руки задро­жа­ли. На пару мгно­ве­ний он застыл в этой позе, а затем рез­ко встрях­нул­ся, раз­вер­нул­ся и стрем­глав бро­сил­ся нару­жу, издав про­тяж­ный, вско­лых­нув­ший холод­ный воз­дух, вопль отча­я­ния. Ска­зать, что мы были удив­ле­ны, зна­чит не ска­зать ниче­го. Вне­зап­ное бег­ство Сета Акин­са от Кори было настоль­ко неожи­дан­ным, что мы гла­зе­ли друг на дру­га в край­нем изум­ле­нии. Лишь позд­нее до меня дошло, что на при­су­щее Акин­су суе­вер­ное созна­ние, долж­но быть, про­из­ве­ли будо­ра­жа­щее впе­чат­ле­ние стран­ные склад­ки на шее Кори ниже ушей. Ибо в ходе нашей бесе­ды со ста­ри­ком тол­стый шарф Кори, при­кры­вав­ший шею от про­хлад­но­го мар­тов­ско­го воз­ду­ха, раз­вя­зал­ся и сполз вниз, открыв эти при­чуд­ли­вые руб­цы и гру­бую кожу, с мла­ден­че­ства харак­тер­ную для шеи Джеф­ф­ри Кори, что при­да­ва­ло ей вид ста­рой и боль­ной.

Не поз­во­ляя себе ника­ко­го дру­го­го объ­яс­не­ния, я не стал обсуж­дать с Кори про­ис­шед­шее, что­бы не сму­щать его, посколь­ку он и без того был замет­но рас­стро­ен.

– Что за вздор! – вос­клик­нул я, когда мы сно­ва очу­ти­лись на Вашинг­тон- стрит.

Кори рас­се­ян­но кив­нул, но мне было оче­вид­но, что неко­то­рые аспек­ты рас­ска­за ста­ро­го Акин­са тяже­ло удру­чи­ли его. Он пытал­ся улы­бать­ся, но улыб­ка выхо­ди­ла печаль­ной, а в ответ на мои даль­ней­шие ком­мен­та­рии он лишь пожи­мал пле­ча­ми, слов­но не желал гово­рить о тех вещах, что мы услы­ша­ли в баре.

Вече­ром Кори вёл себя очень сдер­жан­но, будучи пол­но­стью погло­щён­ным сво­и­ми мыс­ля­ми – даже в боль­шей сте­пе­ни, неже­ли ранее. С огор­че­ни­ем я вспо­ми­наю неже­ла­ние Джеф­ф­ри поде­лить­ся со мной тем, что так угне­та­ло его, но, разу­ме­ет­ся, это было его пра­во. Я рас­счи­ты­вал на то, что со вре­ме­нем его мрач­ное настро­е­ние раз­ве­ет­ся, и мы вер­нём­ся к нашим обыч­ным непри­нуж­дён­ным раз­го­во­рам. Таким обра­зом, после несколь­ких проб­ных вопро­сов, на кото­рые он не дал удо­вле­тво­ри­тель­но­го отве­та, я не стал боль­ше воз­вра­щать­ся к рас­ска­зу Сета Акин­са и инссмаут­ским леген­дам. Утром сле­ду­ю­ще­го дня я вер­нул­ся в Нью-Йорк.

Далее сле­ду­ют выдерж­ки из днев­ни­ка Джеф­ф­ри Кори:

«18 мар­та. Утром проснул­ся с осо­зна­ни­ем того, что про­шлой ночью спал не в оди­но­че­стве. Дока­за­тель­ство – отпе­чат­ки на подуш­ке. Ком­на­та и кро­вать очень сырые, слов­но кто-то мок­рый забрал­ся в постель рядом со мной. Инту­и­тив­но я дога­ды­ва­юсь, что это была жен­щи­на. Но как? Меня охва­ти­ла тре­во­га при мыс­ли о том, что безу­мие Мар­шей мог­ло вопло­тить­ся во мне. Сле­ды ног на полу.

19 мар­та. «Мор­ская боги­ня» про­па­ла! Дверь откры­та. Долж­но быть, некто при­хо­дил сюда ночью и забрал её. Её сто­и­мость вряд ли оправ­ды­ва­ет риск! Боль­ше ниче­го не исчез­ло.

20 мар­та. Всю ночь сни­лись сны, вдох­нов­лён­ные исто­ри­ей Сета Акин­са. Видел капи­та­на Обе­да Мар­ша в глу­бине моря! Очень ста­ро­го. С жаб­ра­ми! Он заплы­вал очень дале­ко под водой, до само­го Рифа Дья­во­ла. С ним было мно­же­ство дру­гих, как муж­чин, так и жен­щин. Стран­ный взгляд Мар­шей! О, какая сила и власть!

21 мар­та. Ночь рав­но­ден­ствия. Моя шея дёр­га­лась от боли всю ночь. Не мог спать. Встал и спу­стил­ся к бере­гу. Как при­тя­га­тель­но море! Преж­де оно нико­гда не было так доро­го мне, но теперь я пом­ню, как, будучи ребён­ком, имел обык­но­ве­ние вооб­ра­жать – где-то в цен­тре мате­ри­ка! – зву­ки моря, при­боя и бур­ных волн. Жут­кое пред­чув­ствие охва­ты­ва­ло меня всю дол­гую ночь».

Ниже той же даты – 21 мар­та – было напи­са­но послед­нее посла­ние Кори, обра­щён­ное ко мне. Он ниче­го не гово­рил о сво­их снах, но пове­дал о болях в шее:

«Ясно, что про­бле­ма не в глот­ке. Нет затруд­не­ний с гло­та­ни­ем. Кажет­ся, источ­ник боли нахо­дит­ся той части шеи, где под уша­ми кожа обез­об­ра­же­на непо­нят­ным поро­ком (что-то вро­де боль­ших боро­да­вок, или бород­ки у индю­ка, или глу­бо­ких руб­цов – мож­но назы­вать это как угод­но). Я не могу опи­сать эти муче­ния – они не похо­жи на ту боль, что вызы­ва­ют ушиб, жже­ние или рас­ти­ра­ние. Как буд­то кожа раз­ры­ва­ет­ся сна­ру­жи, и посте­пен­но раз­ры­вы ста­но­вят­ся всё глуб­же. Не могу изба­вить­ся от мыс­ли, что вот-вот слу­чит­ся какое-то собы­тие – то, чего я одно­вре­мен­но стра­шусь и страст­но ожи­даю. Мною мало-пома­лу овла­де­ва­ют родо­вые вос­по­ми­на­ния – как бы сквер­но я не пони­мал их!» В ответ­ном пись­ме я посо­ве­то­вал ему обра­тить­ся к док­то­ру и обе­щал наве­стить в нача­ле апре­ля.

Одна­ко к это­му момен­ту Кори исчез.

Име­лось сви­де­тель­ство того, что он спу­стил­ся к оке­а­ну и вошёл в него, то ли с наме­ре­ни­ем иску­пать­ся, то ли покон­чить с собой уста­но­вить это не пред­став­ля­лось воз­мож­ным. Отпе­чат­ки его босых ног были обна­ру­же­ны в остат­ках зага­доч­ной гли­ны, выбро­шен­ной на берег моря в фев­ра­ле, но сле­ды его воз­вра­ще­ния не нашлись. Не было ника­ко­го про­щаль­но­го пись­ма, одна­ко оста­лось заве­ща­ние, в соот­вет­ствии с кото­рым я ста­но­вил­ся его наслед­ни­ком и всту­пал в пра­ва вла­де­ния недви­жи­мо­стью. Это дока­зы­ва­ет, что какие-то кру­пи­цы здра­во­го смыс­ла ещё не поки­ну­ли его разум.

Вдоль побе­ре­жья к югу и севе­ру от Иннс­мау­та были пред­при­ня­ты поис­ки тела Кори – впро­чем, совер­шен­но неор­га­ни­зо­ван­ные – но без­ре­зуль­тат­но, и про­во­див­ший след­ствие коро­нер без помех кон­ста­ти­ро­вал, что смерть скуль­пто­ра насту­пи­ла в резуль­та­те несчаст­но­го слу­чая.

Изло­же­ние обсто­я­тельств, отно­ся­щих­ся к таин­ствен­но­му исчез­но­ве­нию Кори, не может быть пол­ным без крат­ко­го упо­ми­на­ния о том, что я наблю­дал в рай­оне Рифа Дья­во­ла в ноч­ных сумер­ках 17 апре­ля.

Это был очень тихий вечер; поверх­ность моря напо­ми­на­ла стек­ло, и ни одно малей­шее дуно­ве­ние вет­ра не нару­ша­ло спо­кой­ствие воз­ду­ха. Я зани­мал­ся послед­ни­ми дела­ми, свя­зан­ны­ми с заве­ща­ни­ем Кори, и решил про­гу­лять­ся по ули­цам Иннс­мау­та. Исто­рии, услы­шан­ные мною о Рифе Дья­во­ла, неиз­беж­но толк­ну­ли меня посмот­реть вбли­зи на его остат­ки – несколь­ко ост­рых раз­би­тых кам­ней, воз­вы­шав­ших­ся над водой в тече­ние отли­вов на рас­сто­я­нии при­мер­но в милю от город­ка. Солн­це уже зашло за гори­зонт, небо на запа­де све­ти­лось вечер­ней зарёй, и настоль­ко, насколь­ко хва­та­ло взгля­да, море при­об­ре­ло тём­но-кобаль­то­вый цвет.

Едва я достиг рифа, когда в воде нача­лось огром­ное вол­не­ние. Во мно­гих местах поверх­ность моря забур­ли­ла и вспе­ни­лась; я оста­но­вил лод­ку и замер, пола­гая, что, долж­но быть, наверх под­ня­лась груп­па дель­фи­нов. С удо­воль­стви­ем я пред­вку­шал при­ят­ное зре­ли­ще.

Но это были вовсе не дель­фи­ны. Это были какие-то оби­та­те­ли моря, о кото­рых я совер­шен­но не имел поня­тия. В при­хот­ли­вом суме­реч­ном све­те они выгля­де­ли одно­вре­мен­но как рыбы и как покры­тые чешу­ёй люди. За исклю­че­ни­ем одной пары они дер­жа­лись на поря­доч­ном уда­ле­нии от моей лод­ки.

Лишь одна пара – суще­ство явно жен­ско­го пола стран­но­го цве­та, напо­ми­на­ю­ще­го гли­ну, и муж­чи­на – под­плы­ли доволь­но близ­ко к лод­ке. Я наблю­дал за ними со сме­шан­ны­ми чув­ства­ми, сре­ди кото­рых пре­об­ла­дал страх, при­чи­ной кото­ро­го была неиз­вест­ность. Они про­плы­ли мимо, то ныряя вглубь, то под­ни­ма­ясь на поверх­ность. Затем свет­лые тела обо­их существ раз­вер­ну­лись, и на мгно­ве­ние они сверк­ну­ли гла­за­ми в мою сто­ро­ну, издав стран­ный гор­тан­ный звук, похо­жий на сдав­лен­ный оклик… мое­го име­ни: «Кен!», после чего неве­до­мые плов­цы навсе­гда скры­лись в пучине, оста­вив меня с ясным, без­оши­боч­ным осо­зна­ни­ем того, что у одной из имев­ших жаб­ры мор­ских тва­рей было лицо Джеф­ф­ри Кори!

Поделится
СОДЕРЖАНИЕ