Дагон / Перевод В.Эрлихмана

Я пишу эти стро­ки в состо­я­нии край­не­го нерв­но­го напря­же­ния, пото­му что уже нынеш­ней ночью меня не ста­нет. У меня нет ни пен­ни, и запас нар­ко­ти­ков, давав­ших мне силы жить, подо­шел к кон­цу. Я не могу боль­ше выно­сить эту муку и соби­ра­юсь выбро­сить­ся из окна моей ман­сар­ды на гряз­ную ули­цу вни­зу. Не счи­тай­те меня без­воль­ным деге­не­ра­том по при­чине того, что я попал в раб­ство к мор­фию. Когда вы про­чте­те эти наско­ро напи­сан­ные стра­ни­цы, вы, воз­мож­но, дога­да­е­тесь, хотя и не смо­же­те понять до кон­ца, поче­му мне при­хо­дит­ся искать забве­ние в смер­ти.

Это слу­чи­лось в одном из самых пустын­ных и ред­ко посе­ща­е­мых рай­о­нов необъ­ят­но­го Тихо­го оке­а­на Пакет­бот, на кото­ром я слу­жил вто­рым помощ­ни­ком, был ата­ко­ван немец­ким рей­де­ром. Вели­кая вой­на толь­ко начи­на­лась, и мор­ские силы нем­цев еще не достиг­ли после­ду­ю­щей сте­пе­ни дегра­да­ции; поэто­му наше суд­но было взя­то в плен по всем пра­ви­лам, а его коман­де предо­ста­ви­ли все пра­ва, поло­жен­ные плен­ным моря­кам. Дис­ци­пли­на у наших тюрем­щи­ков была столь пло­ха, что через пять дней после пле­не­ния я сумел бежать в малень­кой шлюп­ке с доста­точ­ным запа­сом воды и про­ви­зии. Очу­тив­шись нако­нец на воле посре­ди оке­а­на, я не имел ника­ко­го поня­тия о сво­ем место­на­хож­де­нии. Не будучи опыт­ным нави­га­то­ром, я мог лишь при­бли­зи­тель­но опре­де­лить по солн­цу и звез­дам, что нахо­жусь где-то к югу от эква­то­ра. О дол­го­те я ниче­го не знал, и на гори­зон­те не было ника­ко­го бере­га или ост­ро­ва. Пого­да сто­я­ла тихая, и бес­счет­ное чис­ло дней я бес­цель­но дрей­фо­вал под луча­ми обжи­га­ю­ще­го солн­ца, ожи­дая уви­деть либо про­хо­дя­щий мимо корабль, либо полос­ку оби­та­е­мой зем­ли на гори­зон­те. Но ни корабль, ни зем­ля не появ­ля­лись, и я начал впа­дать в отча­я­ние от сво­е­го оди­но­че­ства сре­ди гро­мад­ной синей без­дны.
Изме­не­ния про­изо­шли, пока я спал. Как это слу­чи­лось, я уже нико­гда не узнаю, посколь­ку мое забы­тье, бес­по­кой­ное и пол­ное стран­ных сно­ви­де­ний, дли­лось дол­гое вре­мя. Когда я нако­нец про­бу­дил­ся, то обна­ру­жил, что почти напо­ло­ви­ну погру­жен в какую-то дья­воль­скую чер­ную жижу, кото­рая ров­ным сло­ем покры­ва­ла все про­стран­ство вокруг, насколь­ко хва­та­ло глаз. Моя лод­ка лежа­ла на неко­то­ром рас­сто­я­нии от меня.

Мож­но пред­по­ло­жить, что пер­вым моим чув­ством было удив­ле­ние, рож­ден­ное таким пол­ным и вне­зап­ным изме­не­ни­ем пей­за­жа, одна­ко в тот момент я был боль­ше напу­ган, чем удив­лен. В воз­ду­хе и гни­лой поч­ве было что-то зло­ве­щее, все­ляв­шее дрожь. Мест­ность была усе­я­на костя­ми дох­лых рыб и каки­ми-то непо­нят­ны­ми пред­ме­та­ми, погру­жен­ны­ми в жид­кую грязь этой необъ­ят­ной рав­ни­ны. Воз­мож­но, не сто­ит пытать­ся опи­сать обыч­ны­ми сло­ва­ми пре­дель­ный ужас, тая­щий­ся в пол­ной тишине и бес­пре­дель­ной пусто­те. Не было ника­ких зву­ков, и гла­за не виде­ли ниче­го, кро­ме этой чер­ной гря­зи; эта уны­лая кар­ти­на в соче­та­нии с без­мол­ви­ем поро­ди­ла во мне тош­но­твор­ный страх.

Солн­це сия­ло с неба, кото­рое каза­лось мне почти чер­ным в сво­ей без­об­лач­ной жесто­ко­сти; в нем слов­но отра­жа­лась чер­ниль­ная топь под мои­ми нога­ми. Про­би­ра­ясь полз­ком к сво­ей лод­ке, я понял, что мое поло­же­ние может объ­яс­нить лишь одна тео­рия. Воз­мож­но, после неко­е­го гран­ди­оз­но­го извер­же­ния вул­ка­на часть оке­ан­ско­го дна под­ня­лась на поверх­ность, обна­жив мест­ность, в тече­ние мил­ли­о­нов лет скры­тую под без­дон­ной тол­щей воды. Про­тя­жен­ность этой новой зем­ли вокруг меня была столь огром­на, что я, даже напря­гая слух, не мог раз­ли­чить само­го отда­лен­но­го шума оке­а­на. Не было и мор­ских птиц, кото­рые долж­ны были сле­теть­ся на падаль.

Несколь­ко дол­гих часов я раз­мыш­лял и стро­ил пла­ны, сидя в тени лод­ки, кото­рая лежа­ла на боку, давая хоть какое-то укры­тие от мед­лен­но пол­зу­ще­го по небу солн­ца. В тече­ние дня поч­ва утра­ти­ла вяз­кость и неко­то­рое вре­мя спу­стя долж­на была под­сох­нуть вполне доста­точ­но для пешей про­гул­ки. Ночью я почти не спал, а на сле­ду­ю­щий день собрал немно­го еды и воды, гото­вясь к путе­ше­ствию в поис­ках про­пав­ше­го моря и воз­мож­но­го спа­се­ния.

На тре­тье утро я обна­ру­жил, что поч­ва доста­точ­но под­сох­ла, что­бы шагать по ней без осо­бых труд­но­стей. Зло­во­ние рыбы сво­ди­ло с ума, но я был слиш­ком погру­жен в мыс­ли о более серьез­ных вещах, что­бы обра­щать вни­ма­ние на такие мело­чи, и отваж­но шагал впе­ред, к неве­до­мой цели. Весь день я неуклон­но дви­гал­ся на запад в направ­ле­нии отда­лен­но­го хол­ма, кото­рый отчет­ли­во выде­лял­ся на фоне окру­жа­ю­щей пусты­ни. Потом я оста­но­вил­ся на ноч­лег, а наут­ро про­дол­жил путь к хол­му, хотя он казал­ся нена­мно­го бли­же, чем в тот миг, когда я начал свое путе­ше­ствие. К вече­ру чет­вер­то­го дня я достиг под­но­жия хол­ма, кото­рый ока­зал­ся намно­го выше, чем пред­став­ля­лось изда­ли; от осталь­ной поверх­но­сти его отде­ля­ла глу­бо­кая рас­се­ли­на. Слиш­ком устав­ший для вос­хож­де­ния, я лег отды­хать в тени хол­ма.

Не знаю, поче­му в эту ночь мои сны были осо­бен­но дики­ми, но когда ущерб­ная гор­ба­тая луна под­ня­лась над рав­ни­ной на восто­ке, я про­бу­дил­ся в холод­ном поту и решил боль­ше не спать. Сно­ви­де­ния, пере­жи­тые мною, были слиш­ком ужас­ны, что­бы я риск­нул уви­деть их еще раз. В мер­ца­нии луны я понял, что зря путе­ше­ство­вал днем. Без иссу­ша­ю­ще­го сол­неч­но­го жара путь отни­мал бы куда мень­ше сил; теперь я чув­ство­вал, что вполне могу совер­шить вос­хож­де­ние, непо­силь­ное при сол­неч­ном све­те. Под­хва­тив свою ношу, я начал караб­кать­ся на воз­вы­ше­ние. Я уже гово­рил, что одно­об­ра­зие окру­жа­ю­щей рав­ни­ны все­ля­ло в меня смут­ный ужас; но этот ужас еще более уси­лил­ся, когда я под­нял­ся на холм и загля­нул на дру­гую его сто­ро­ну, в без­дон­ную впа­ди­ну или каньон, чьи тем­ные усту­пы еще не мог­ла осве­тить луна, не достиг­шая сво­е­го зени­та. Я ощу­тил себя на краю све­та, скло­нив­шим­ся над без­дон­ным хао­сом веко­веч­ной ночи. Сквозь страх про­би­ва­лись курьез­ные вос­по­ми­на­ния о “Поте­рян­ном рае” Миль­то­на и об ужа­са­ю­щем паде­нии Сата­ны сквозь неопи­су­е­мые тем­ные миры.

Когда луна под­ня­лась выше, я раз­гля­дел, что скло­ны рас­се­ли­ны не так отвес­ны, как мне каза­лось. Высту­пы и отдель­ные кам­ни обра­зо­вы­ва­ли доста­точ­но лег­кий спуск, а через несколь­ко сот футов мест­ность ста­но­ви­лась более поло­гой. Охва­чен­ный вне­зап­ным поры­вом, кото­рый я не мог внят­но объ­яс­нить, я с тру­дом спу­стил­ся по кам­ням и очу­тил­ся на поло­гом склоне вни­зу, вгля­ды­ва­ясь в сти­гий­скую без­дну, куда не про­ни­кал ни еди­ный луч све­та.

Вне­зап­но мое вни­ма­ние при­влек гро­мад­ный пред­мет на про­ти­во­по­лож­ном склоне, воз­вы­ша­ю­щий­ся над моей голо­вой при­мер­но на сот­ню ярдов; в лучах вос­хо­дя­щей луны этот пред­мет отли­вал белиз­ной. Я уве­рял себя, что это про­сто гигант­ский сто­я­щий камень, но не мог отде­лать­ся от мыс­ли, что его фор­ма и поло­же­ние не явля­ют­ся делом рук одной лишь при­ро­ды. При­сталь­ное рас­смот­ре­ние напол­ни­ло меня нескры­ва­е­мым воз­буж­де­ни­ем; невзи­рая на вели­чи­ну стран­но­го пред­ме­та и его пре­бы­ва­ние в оке­ан­ской без­дне со вре­мен юно­сти мира, у меня не было сомне­ний, что этот моно­лит явля­ет­ся объ­ек­том тру­да и, воз­мож­но, покло­не­ния живых и мыс­ля­щих существ. Изум­лен­ный и напу­ган­ный, испы­ты­ва­ю­щий тре­пет, свой­ствен­ный толь­ко откры­ва­те­лям и уче­ным, я вни­ма­тель­нее вгля­дел­ся в окру­жа­ю­щую мест­ность. Луна, почти достиг­шая зени­та, оза­ри­ла сво­им таин­ствен­ным сия­ни­ем ска­ли­стые усту­пы, окру­жа­ю­щие без­дну, и ока­за­лось, что в рас­се­лине пле­щет­ся вода, ухо­дя­щая вдаль в обо­их направ­ле­ни­ях и почти доста­ю­щая до моих ног. На дру­гой сто­роне вол­ны омы­ва­ли под­но­жие цик­ло­пи­че­ско­го моно­ли­та, на поверх­но­сти кото­ро­го я теперь мог раз­гля­деть над­пи­си и гру­бые рез­ные изоб­ра­же­ния. Пись­мо было неиз­вест­ной мне систе­мой иеро­гли­фов, непо­хо­жих на все виден­ные мной в кни­гах и состо­я­щих в основ­ном из мор­ских сим­во­лов — изоб­ра­же­ний рыб, угрей, ось­ми­но­гов, кра­бов, мол­люс­ков, китов и тому подоб­но­го. Неко­то­рые рисун­ки явно изоб­ра­жа­ли мор­ских существ, неиз­вест­ных в наше вре­мя, но я осо­знал, что видел их раз­ло­жив­ши­е­ся остан­ки во вре­мя стран­ствия по под­няв­шей­ся из волн рав­нине.

Одна­ко преж­де все­го меня ужас­ну­ли рез­ные баре­лье­фы. Лег­ко раз­ли­чи­мые за покро­вом при­бы­ва­ю­щей воды бла­го­да­ря сво­им раз­ме­рам, они вполне мог­ли вызвать зависть Поста­ва Доре. Мне пока­за­лось, что они изоб­ра­жа­ют людей или, по край­ней мере, чело­ве­ко­по­доб­ных существ, кото­рые рез­ви­лись, как рыбы, в под­вод­ных фотах или совер­ша­ли обряд в моно­лит­ном хра­ме, по всем при­зна­кам тоже нахо­див­шем­ся на дне оке­а­на. Их лица и очер­та­ния я не реша­юсь опи­сать деталь­но, посколь­ку от одно­го лишь вос­по­ми­на­ния об этом начи­наю терять созна­ние. Пре­вос­хо­дя­щие вооб­ра­же­ние По или Буль­ве­ра, они дья­воль­ски напо­ми­на­ли людей, хотя обла­да­ли пере­пон­ча­ты­ми рука­ми и нога­ми, отвра­ти­тель­но широ­ки­ми и тол­сты­ми губа­ми, выпу­чен­ны­ми гла­за­ми и дру­ги­ми, куда менее при­ят­ны­ми свой­ства­ми. Стран­но, что они были изоб­ра­же­ны с явным нару­ше­ни­ем про­пор­ций; одно из созда­ний на баре­лье­фе уби­ва­ло кита, кото­рый лишь немно­го пре­вос­хо­дил его раз­ме­ром. Хоро­шо под­ме­тив их гро­теск­ные чер­ты и необыч­ные раз­ме­ры, я тем не менее счел их выду­ман­ны­ми боже­ства­ми, кото­рым покло­ня­лось какое-то при­ми­тив­ное пле­мя рыба­ков или моря­ков; пле­мя, послед­ние пред­ста­ви­те­ли кото­ро­го исчез­ли задол­го до рож­де­ния пра­ро­ди­те­лей пилт­да­ун­ско­го чело­ве­ка или неан­дер­таль­ца. Охва­чен­ный стра­хом при взгля­де на столь отда­лен­ное про­шлое, куда не про­сти­ра­лись тео­рии самых сме­лых антро­по­ло­гов, я гля­дел на луну, бро­са­ю­щую стран­ные бли­ки на сон­ную поверх­ность кана­ла пере­до мной.

И тут я уви­дел его. Лишь слег­ка вспе­нив поверх­ность, из чер­не­ю­щих вод пока­за­лось нечто. Оно было гро­мад­ным, ростом с Поли­фе­ма, и омер­зи­тель­ным, как две кап­ли воды напо­ми­ная кош­мар­ное суще­ство с камен­но­го моно­ли­та, к кото­ро­му оно про­тя­ги­ва­ло гигант­ские чешуй­ча­тые руки. Креп­ко обхва­тив моно­лит, оно скло­ни­ло ужа­са­ю­щую голо­ву и нача­ло изда­вать мер­ные зву­ки. Думаю, в этот момент я и лишил­ся рас­суд­ка.

Я мало пом­ню о сво­ем пани­че­ском подъ­еме по скло­ну, как и о безум­ном стран­ствии обрат­но к лежа­щей на бере­гу лод­ке. Мне кажет­ся, что боль­шую часть вре­ме­ни я пел и дико хохо­тал, когда уже не мог петь. Смут­но при­по­ми­наю, что, когда я достиг лод­ки, начал­ся страш­ный ура­ган; во вся­ком слу­чае, я слы­шал рас­ка­ты гро­ма и дру­гие зву­ки, гово­ря­щие о пре­дель­ном буй­стве при­ро­ды.
Когда я при­шел в себя, я нахо­дил­ся в гос­пи­та­ле в Сан-Фран­цис­ко, куда был достав­лен капи­та­ном аме­ри­кан­ско­го суд­на, подо­брав­ше­го мою лод­ку в откры­том оке­ане. В бре­ду я мно­го гово­рил, но мои речи почти не при­вле­ка­ли вни­ма­ния. Мои спа­си­те­ли ниче­го не слы­ша­ли ни о каком под­ня­тии зем­ли в Тихом оке­ане, и я не стал наста­и­вать на том, во что все рав­но никто бы не пове­рил. Одна­жды я встре­тил­ся со зна­ме­ни­тым этно­ло­гом и уди­вил его настой­чи­вы­ми рас­спро­са­ми, каса­ю­щи­ми­ся легенд фили­стим­лян о Дагоне, или Боге-Рыбе; обна­ру­жив, что этот уче­ный без­на­деж­но огра­ни­чен, я оста­вил его в покое.

По ночам, осо­бен­но когда луна ущерб­на и гор­ба­та, я вновь и вновь вижу его. Я попро­бо­вал мор­фий, но нар­ко­тик давал толь­ко вре­мен­ное успо­ко­е­ние и к тому же заклю­чил меня в око­вы без­на­деж­но­го раб­ства. Поэто­му я наме­ре­ва­юсь покон­чить со всем этим, оста­вив напо­сле­док пол­ный отчет для инфор­ми­ро­ва­ния или, быть может, раз­вле­че­ния моих совре­мен­ни­ков. Часто я спра­ши­вал себя, не было ли все это чистой фан­та­зи­ей, след­стви­ем сол­неч­но­го уда­ра, пора­зив­ше­го меня в лод­ке после бег­ства с немец­ко­го рей­де­ра. Так я спра­ши­вал, но отве­том мне неиз­мен­но было ужа­са­ю­ще живое виде­ние. Я гнал от себя мыс­ли о безы­мян­ных тва­рях, кото­рые, быть может, в этот самый миг ходят или пол­за­ют по скольз­ко­му мор­ско­му дну, молят­ся их древним камен­ным идо­лам и выре­за­ют соб­ствен­ные омер­зи­тель­ные подо­бия на обе­лис­ках из окру­жен­но­го водой гра­ни­та. Мне видит­ся день, когда они вос­ста­нут из пучи­ны и про­тя­нут свои склиз­кие ког­ти к гор­лу запу­ган­но­го, исто­щен­но­го вой­ной чело­ве­че­ства — день, когда зем­ля уйдет на дно и тем­ные оке­ан­ские валы сомкнут­ся над все­лен­ским хао­сом.
Конец бли­зок. Я слы­шу шум у две­ри, слов­но в нее про­тис­ки­ва­ет­ся чье-то гигант­ское скольз­кое тело. Им не най­ти меня.

О Боже, эта рука! В окно! В окно!