Дагон / Перевод Thrary

Я пишу эти стро­ки в замет­ном нерв­ном напря­же­нии, отто­го что в пол­ночь меня не ста­нет. При­чи­на — без­де­не­жье и исто­ще­ние запа­сов нар­ко­ти­ков, что одни дела­ли мою жизнь тер­пи­мой… Я более не могу пере­но­сить эту пыт­ку; я бро­шусь из окна ман­сар­ды, вниз, на нищен­скую ули­цу. Не думай­те, что из-за раб­ско­го при­стра­стия к мор­фию, что я сла­бо­воль­ный чело­век или деге­не­рат. Когда про­чте­те эти коря­во испи­сан­ные стра­ни­цы, то смо­же­те пред­по­ла­гать, хотя нико­гда не узна­е­те точ­но, отче­го я дол­жен обре­сти забве­ние или смерть.

Это про­изо­шло в одной из наи­бо­лее обшир­ных и наи­ме­нее посе­ща­е­мых частей Тихо­го оке­а­на — пакет­бот, на кото­ром я слу­жил супер­кар­го стал жерт­вой Гер­ман­ско­го рей­де­ра. Миро­вая вой­на толь­ко нача­лась, и мор­ские силы фри­цев еще не были пол­но­стью потоп­ле­ны, что­бы при­ве­сти в позд­ней­шем к их мораль­ной дегра­да­ции; так что наше суд­но было закон­ным тро­фе­ем, и его коман­да отно­си­лась к нам со всей снис­хо­ди­тель­но­стью, рас­смат­ри­вая нас как воен­но- мор­ских плен­ни­ков. По прав­де, наши пле­ни­те­ли отно­си­лись к нам столь либе­раль­но, что пятью дня­ми спу­стя, я смог сбе­жать на малень­кой шлюп­ке с поря­доч­ным запа­сом воды и про­ви­зии. И вот я лег в дрейф, нако­нец я сво­бо­ден, сво­бо­ден и не имею ни малей­ше­го поня­тия о сво­ем место­по­ло­же­нии. Нико­гда не быв в ладах с нави­га­ци­ей, я лишь смут­но дога­ды­вал­ся по поло­же­нию солн­ца и звезд, что, веро­ят­но, нахо­жусь к югу от эква­то­ра. О дол­го­те я и вовсе не знал ниче­го — в поле зре­ния не попа­да­ли ни ост­ров, ни бере­го­вая линия. Пого­да дер­жа­лась ясная, и несчет­ные дни я бес­по­мощ­но дрей­фо­вал под паля­щим солн­цем, наде­ясь наткнуть­ся либо на про­плы­ва­ю­щий мимо корабль, либо на побе­ре­жье оби­та­е­мой зем­ли. Одна­ко ни кораб­ля, ни зем­ли не появ­ля­лось и в сво­ем гне­ту­щем уеди­не­нии под без­бре­жьем нескон­ча­е­мой сине­вы я поне­мно­гу отча­и­вал­ся. Все пере­ме­ни­лось пока я спал. Дета­ли мне не узнать нико­гда — моя дре­ма, хоть и была тре­вож­на и напол­не­на кош­ма­ра­ми, не пре­рва­лась. Когда, нако­нец, я проснул­ся, то обна­ру­жил себя напо­ло­ви­ну погру­жен­ным в вяз­кую, дья­воль­скую, чер­ную поверх­ность тря­си­ны, что про­сти­ра­лась вокруг одно­об­раз­ны­ми вол­на­ми так дале­ко, как я толь­ко мог видеть, и на кото­рой на неко­то­ром рас­сто­я­нии от меня лежа­ла моя лод­ка.

Хотя мож­но лег­ко пред­ста­вить, что мое пер­вое ощу­ще­ние от столь изу­ми­тель­но­го и неожи­дан­но­го пре­об­ра­же­ния пей­за­жа было удив­ле­ние, все же дей­стви­тель­ность более пуга­ла, чем изум­ля­ла, — пото­му что я ока­зал­ся на откры­том воз­ду­хе, на дур­ной, гни­лой поч­ве, про­мо­ра­жи­ва­ю­щей меня до костей. Мест­ность была обез­об­ра­же­на гни­ю­щи­ми тела­ми рыб и про­чи­ми еще менее при­год­ны­ми к опи­са­нию пред­ме­та­ми, тор­ча­щи­ми из тош­но­твор­ной гря­зи нескон­ча­е­мой доли­ны. Воз­мож­но, я не дол­жен даже пытать­ся пере­дать сло­ва­ми неопи­су­е­мый ужас, оби­та­ю­щий в пол­ной тишине и бес­плод­ной необъ­ят­но­сти. Ниче­го не было в пре­де­лах слы­ши­мо­сти и види­мо­сти, исклю­чая обшир­ное про­стран­ство чер­ной сли­зи; а напол­нен­ный спо­кой­стви­ем и одно­об­ра­зи­ем ланд­шафт давил на меня тош­но­твор­ным ужа­сом.

Солн­це выго­ре­ло на небе­сах, что каза­лись мне почти чер­ны­ми в сво­ей без­об­лач­ной жесто­ко­сти, и все же оно отра­жа­лось от чер­ниль­но­го боло­та под мои­ми нога­ми. Как толь­ко я забрал­ся в выбро­шен­ную на мель лод­ку, я понял, что лишь одна тео­рия объ­яс­ня­ет мое поло­же­ние. Вслед­ствие неко­го бес­пре­це­дент­но­го вул­ка­ни­че­ско­го сме­ще­ния пла­стов, часть оке­а­ни­че­ско­го дна, долж­но быть, под­ня­лась на поверх­ность, обна­жив про­стран­ства, что неис­чис­ли­мые мил­ли­о­ны лет лежа­ли скры­тые под неиз­ме­ри­мы­ми вод­ны­ми глу­би­на­ми. Так огром­на была про­тя­жен­ность новой зем­ли, под­няв­шей­ся подо мной, что я не мог заме­тить даже сла­бо­го зву­ка вол­ну­ю­ще­го­ся оке­а­на, сколь бы силь­но я не напря­гал слух. Здесь даже мор­ские пти­цы не охо­ти­лись на мерт­вые созда­ния.
Несколь­ко часов я сидел, раз­мыш­ляя в лод­ке, кото­рая лежа­ла на боку, и дава­ла едва ощу­ти­мую тень, по мере того, как солн­це про­дви­га­лось по небу. Тянул­ся день, поч­ва поне­мно­гу затвер­де­ва­ла и каза­лось пода­ва­ла надеж­ду, что доста­точ­но про­сох­нет для непро­дол­жи­тель­но­го путе­ше­ствия. Той ночью я спал крайне мало; сле­ду­ю­щим днем я собрал для себя пищи и воды, гото­вясь к сухо­пут­но­му путе­ше­ствию в поис­ках про­пав­ше­го моря и воз­мож­но спа­се­ния.
На тре­тье утро я обна­ру­жил, что поч­ва доста­точ­но под­сох­ла, что­бы по ней мож­но было сво­бод­но пере­дви­гать­ся. Запах рыбы сво­дил с ума, но я слиш­ком стре­мил­ся к дале­ко­му хол­му, что­бы хотя бы немно­го заду­мы­вать­ся о непри­ят­но­стях, а пото­му сме­ло дви­нул­ся к неиз­вест­ной цели. Весь день я неуклон­но про­дви­гал­ся к запа­ду, ори­ен­ти­ру­ясь на дале­кую воз­вы­шен­ность, кото­рая под­ни­мал­ся над хол­ми­стой пусты­ней. Той ночью я раз­бил лагерь, а сле­ду­ю­щим днем по-преж­не­му про­дви­гал­ся к хол­му, хотя он вряд ли казал­ся бли­же, чем когда я впер­вые уви­дел его. На чет­вер­тый вечер я добрал­ся до осно­ва­ния хол­ма, кото­рый веро­ят­но был мно­го выше, чем каза­лось изда­ле­ка — похо­же обшир­ная доли­на скра­ды­ва­ла раз­ме­ры. Слиш­ком утом­лен­ный для вос­хож­де­ния, я уснул в тени хол­ма.

Я не знал от чего мои сны были столь дики той ночью — но преж­де чем ущерб­ная и при­чуд­ли­во насме­ха­ю­ща­я­ся луна взо­шла над восточ­ной частью рав­ни­ны, я проснул­ся в холод­ном поту, опре­де­лен­но не в состо­я­нии более уснуть. Было выше моих сил пере­жить вновь виде­ния, что посе­ти­ли меня. И в све­те луны я видел теперь как нера­зум­но было путе­ше­ство­вать днем. Без осле­пи­тель­но­го сия­ния иссу­ша­ю­ще­го солн­ца мое путе­ше­ствие сто­и­ло бы мне мень­ших сил, и теперь я чув­ство­вал себя вполне спо­соб­ным совер­шить вос­хож­де­ние, что пуга­ло меня на зака­те. Собрав багаж, я начал дви­гать­ся к вер­шине. Я уже гово­рил, что непре­рыв­ная моно­тон­ность хол­ми­стой рав­ни­ны пуга­ла меня, но я думал, что мой страх ста­нет силь­нее, когда я достиг­ну вер­ши­ны кур­га­на и посмот­рю вниз в неиз­ме­ри­мую шах­ту или каньон, чье чер­ное уеди­не­ние луна, еще не взо­брав­ша­я­ся доста­точ­но высо­ко, не смо­жет осве­тить. Я ощу­щал себя на краю все­лен­ной, вгля­ды­ва­ю­щим­ся за обод мира в без­дон­ный хаос веч­ной ночи. А в мой страх впле­та­лись при­чуд­ли­вые реми­нис­цен­ции о Поте­рян­ном Рае и ужас­ном подъ­еме Дья­во­ла сквозь бес­фор­мен­ное коро­лев­ство хао­са.

Когда луна взо­бра­лась выше по небу, я начал видеть, что скло­ны не столь отвес­ны, как я себе пред­став­лял ранее. Высту­пы и облом­ки скал доста­точ­но лег­ко пре­вра­ща­лись в опо­ры для спус­ка, а там несколь­ки­ми сот­ня­ми футов ниже, наклон ста­но­вил­ся весь­ма поло­гим. Понуж­да­е­мый импуль­сом, кото­рый не могу объ­яс­нить, я караб­кал­ся вниз по ска­лам, пока не очу­тил­ся на склоне, при­сталь­но вгля­ды­ва­ясь в Сти­гий­ские без­дны, в кото­рые еще не про­ни­кал свет. Сра­зу мое вни­ма­ние ока­за­лось захва­че­но гро­мад­ным и оди­но­ким пред­ме­том на про­ти­во­по­лож­ном склоне, кото­рый взды­мал­ся шпи­лем на сот­ни ярдов надо мной, объ­ект мер­цав­ший белиз­ной в недав­но даро­ван­ных лучах вос­хо­дя­щей луны. Что это был толь­ко гигант­ский кусок кам­ня я ско­ро убе­дил­ся сам, но у меня было отчет­ли­вое осо­зна­ние, что его чер­ты и поло­же­ние были не пол­но­стью рабо­той при­ро­ды. Более тща­тель­ный осмотр напол­нил меня ощу­ще­ни­ем, кото­рое я не могу выра­зить, отто­го, что несмот­ря на чудо­вищ­ные раз­ме­ры, и рас­по­ло­же­ние у края про­па­сти, что зия­ла на дне моря с той поры когда мир был юн, я чув­ство­вал бес­спор­но, что стран­ный пред­мет — хоро­шо обра­бо­тан­ный моно­лит, чьи мас­сив­ные фор­мы изве­да­ли мастер­ство и воз­мож­но почи­та­ние живых и разум­ных созда­ний. Оше­лом­лен­ный и испу­ган­ный, к тому же не без опре­де­лен­но­го тре­пе­та уче­но­го или вос­тор­га архео­ло­га, я иссле­до­вал окру­жа­ю­щую мест­ность вни­ма­тель­ней. Луна, ныне близ­кая к зени­ту, све­ти­ла таин­ствен­но и ярко над взды­ма­ю­щи­ми­ся сту­пе­ня­ми, что окайм­ля­ли рас­се­ли­ну, и пока­зы­ва­ла, что дале­ко отбро­шен­ная вода тек­ла по дну, обви­вая с обе­их сто­рон и почти каса­ясь моих ног. Попе­рек про­па­сти, вол­ны омы­ва­ли осно­ва­ние цик­ло­пи­че­ско­го моно­ли­та, на поверх­но­сти кото­ро­го, я мог теперь про­сле­дить как над­пи­си, так и гру­бые скульп­ту­ры. Пись­мо при­над­ле­жа­ло неиз­вест­ной мне иеро­гли­фи­че­ской систе­ме, и в отли­чие от того, что когда- либо видал в кни­гах, состо­я­ло по боль­шей части из обыч­ных вод­ных сим­во­лов, таких как рыбы, угри, ось­ми­но­ги, рако­об­раз­ные, мол­люс­ки, киты и тому подоб­ное. Неко­то­рые зна­ки, оче­вид­но, изоб­ра­жа­ли мор­ские созда­ния неиз­вест­ные в совре­мен­ном мире, но чьи раз­ла­га­ю­щи­е­ся тела я наблю­дал на под­няв­шей­ся из оке­а­на долине. Это были пик­то­грам­мы, тем не менее, они заста­ви­ли меня застыть зача­ро­ван­ным. Было ясно вид­но, сквозь мешав­шую воду, мно­же­ством баре­лье­фов чудо­вищ­ных раз­ме­ров. Я думаю, эти созда­ния пред­по­ла­га­ли изоб­ра­зить людей — по мень­шей мере, неко­то­рый вид людей, хотя созда­ния были изоб­ра­же­ны рез­вя­щи­ми­ся подоб­но рыбам в воде в неком мор­ском гро­те, или отда­ю­щим почте­ние в неко­то­ром хра­ме, кото­рый каза­лось, нахо­дил­ся под вол­на­ми. О их лицах и фигу­рах я не смею гово­рить подроб­но, отто­го, что эти вос­по­ми­на­ния могут заста­вить меня поте­рять созна­ние. Гро­теск, пре­вос­хо­див­ший пре­де­лы фан­та­зии По или Бал­ве­ра, — они были отвра­ти­тель­но чело­веч­ны, не смот­ря на пере­пон­ча­тые руки и ноги, ужас­но широ­кие и сла­бо­ха­рак­тер­ные губы, остек­ле­нев­шие, выпу­чен­ные гла­за и дру­гие чер­ты, кото­рые не слиш­ком при­ят­но вспо­ми­нать. Каза­лось, они высе­че­ны нару­шая про­пор­ции, пото­му что одно из созда­ний было изоб­ра­же­но во вре­мя убий­ства кита, изоб­ра­жен­но­го лишь немно­гим круп­нее его само­го. Я отме­тил, как я уже гово­рил, у них были гро­теск­ные и стран­ные раз­ме­ры, но я тут же решил, что они лишь вооб­ра­жа­е­мые боги неко­то­ро­го при­ми­тив­но­го рыба­чье­го и море­пла­ва­тель­ско­го пле­ме­ни, пле­ме­ни, чьи отда­лен­ные потом­ки погиб­ли эпо­ха­ми преж­де чем роди­лись пер­вые пред­ки пилт­до­ун­ских и неан­дер­таль­ских людей. Пора­жен­ный бла­го­го­вей­ным стра­хом, когда этот мимо­лет­ный взгляд неожи­дан­но про­ник в про­шлое даль­ше самых сме­лых меч­та­ний антро­по­ло­гов, я сто­ял в задум­чи­во­сти, пока луна не отра­зи­лась в зали­ве пере­до мной.

Тогда я вне­зап­но уви­дел это. Едва замет­ное вспе­ни­ва­ние тем­ных вод отме­ти­ло его подъ­ем на поверх­ность и суще­ство про­скольз­ну­ло в поле зре­ния. Гро­мад­ное, поли­фе­мо­по­доб­ное, и отвра­ти­тель­ное, оно, чудо­ви­ще из кош­ма­ров, мет­ну­лось к моно­ли­ту, про­тя­ну­ло к нему свои гигант­ские чешуй­ча­тые лапы, накло­ня­ло свою ужас­ную голо­ву и нача­ло изда­вать рит­мич­ные зву­ки. Думаю, я тогда сошел с ума.

Неисто­вый подъ­ем на склон и утес, и скры­тое бре­дом путе­ше­ствие обрат­но к сев­шей на мель лод­ке, я пом­ню пло­хо. Я верю, что крайне мно­го пел и гром­ко сме­ял­ся, когда не был спо­со­бен петь. У меня сохра­ни­лось рас­плыв­ча­тое вос­по­ми­на­ния о силь­ной буре, начав­шей­ся через неко­то­рое вре­мя после того, как я добрал­ся до лод­ки, в любом слу­чае, я знал, что слы­шал рас­ка­ты гро­ма и про­чие зву­ки кото­ры­ми При­ро­да выра­жа­ет свое самое дикое рас­по­ло­же­ние духа.
Когда при­шел в созна­ние, я был в гос­пи­та­ле Сан-Фран­цис­ко, достав­лен­ный туда капи­та­ном Аме­ри­кан­ско­го кораб­ля, кото­рый подо­брал мой бот посре­ди оке­а­на. В сво­ем бре­ду я мно­го гово­рил, но обна­ру­жил, что к моим сло­вам было про­яв­ле­но незна­чи­тель­ное вни­ма­ние. Я пола­гал, нет необ­хо­ди­мо­сти наста­и­вать ни о сдви­ге пла­стов где-то в Тихом оке­ане, ни о неве­ро­ят­ных вещах, о кото­рых я узнал, а мои спа­си­те­ли не подо­зре­ва­ли ниче­го. Поз­же я разыс­кал про­слав­лен­но­го этно­ло­га, и дони­мал его вопро­са­ми о древ­них Фили­стим­лян­ских леген­дах о Дагоне, Боге-Рыбе, одна­ко вско­ре заме­тил, что он без­на­деж­но шаб­ло­нен, и я пре­кра­тил давить на него.

По ночам, осо­бен­но когда луна гор­ба­та и ущерб­на, мне снит­ся суще­ство. Я про­бо­вал мор­фий, но он давал лишь мимо­лет­ное избав­ле­ние, погру­зив меня в пучи­ну без­на­деж­но­го раб­ства. Я закан­чи­ваю, — деталь­ный отчет для пре­ду­пре­жде­ния, либо уве­се­ле­ния моих зна­ко­мых уже готов. И я спра­ши­ваю себя, а что если это была лишь иллю­зия каприз лихо­рад­ки, когда я лежал пора­жен­ный солн­цем и метал­ся в откры­той лод­ке, после мое­го побе­га с гер­ман­ско­го крей­се­ра. Об этом я спра­ши­ваю себя, и вре­ме­на­ми в ответ пере­до мной вста­ет ужас­ное, яркое виде­ние. И я не могу думать о глу­би­нах моря без содро­га­ния, вызван­но­го безы­мян­ны­ми созда­ни­я­ми, что воз­мож­но имен­но в этот момент кра­дут­ся, с тру­дом дви­га­ясь по сво­е­му слиз­ко­му ложу, покло­ня­ют­ся сво­им древним камен­ным идо­лам и выре­за­ют соб­ствен­ные ужа­са­ю­щие порт­ре­ты на обе­лис­ках из погру­жен­но­го в воду гра­ни­та.

Я раз­мыш­ляю о днях, когда они смо­гут под­нять­ся из моря, что­бы про­тя­нуть свои смер­дя­щие ког­ти к остат­кам жал­ко­го, исто­щен­но­го чело­ве­че­ства — о днях, когда зем­ля будет затоп­ле­на и тем­ное оке­ан­ское дно будет под­ня­то посре­ди все­лен­ско­го оби­та­ли­ща демо­нов.
Конец бли­зок. Я слы­шу шум за две­рью, как если бы какое-то огром­ное, скольз­кое тело неук­лю­же дви­га­ет­ся за ней. Оно не долж­но най­ти меня.

Боже, эта рука! Окно! Окно!