Говард Филлипс Лавкрафт

ОН

(He)
Напи­са­но в 1925 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод А. Сыро­вой

////

ㅤㅤㅤㅤЯ уви­дел его бес­сон­ной ночью, когда бро­дил в отча­я­нии по горо­ду, пыта­ясь спа­сти свою душу и свою меч­ту. Мое появ­ле­ние в Нью-Йор­ке было ошиб­кой — я при­е­хал сюда в поис­ках ост­рых ощу­ще­ний, необык­но­вен­ных чудес, уди­ви­тель­но­го душев­но­го подъ­ема в мно­го­люд­ных лаби­рин­тах ста­рых улиц, кото­рые выны­ри­ва­ли из глу­би­ны забро­шен­ных дво­ров, пло­ща­дей и из рай­о­на пор­та и, бес­ко­неч­но изви­ва­ясь, уты­ка­лись в такие же забро­шен­ные дво­ры, пло­ща­ди и построй­ки пор­та; а так­же в гигант­ских совре­мен­ных зда­ни­ях- баш­нях, под­ни­ма­ю­щих­ся ввысь мрач­ны­ми вави­лон­ски­ми гро­ма­ди­на­ми, — вме­сто это­го я испы­ты­вал ощу­ще­ние ужа­са и подав­лен­но­сти. Они гро­зи­ли завла­деть мной, пара­ли­зо­вать и уни­что­жить меня.

ㅤㅤㅤㅤРазо­ча­ро­ва­ние насту­пи­ло не сра­зу. Ока­зав­шись в горо­де впер­вые, я уви­дел его при захо­де солн­ца с моста — вели­че­ствен­ный город, отра­жа­ю­щий­ся в воде, с его неве­ро­ят­но ост­ро­ко­неч­ны­ми кры­ша­ми и зда­ни­я­ми, напо­ми­на­ю­щи­ми древ­ние пира­ми­ды, воз­ни­ка­ю­щи­ми из лило­во­го тума­на подоб­но изыс­кан­ным цве­там, что­бы пред­стать во всей кра­се перед обла­ка­ми, осве­щен­ны­ми пыла­ю­щим закат­ным небом, и нарож­да­ю­щи­ми­ся в ночи пер­вы­ми звез­да­ми. Затем одно за дру­гим ста­ли зажи­гать­ся окна над мер­ца­ю­щи­ми мор­ски­ми вол­на­ми, где пока­чи­ва­лись плав­но и сколь­зи­ли фона­ри; зву­ки рож­ков и сирен сли­ва­лись в див­ной, при­чуд­ли­вой гар­мо­нии, и сам город, над кото­рым навис звезд­ный небес­ный свод, был слов­но меч­та, напол­нен­ная фан­та­сти­че­ской музы­кой. Места с чуде­са­ми Кар­кас­со­на, Самар­кан­да, Эль­до­ра­до и дру­гих вели­ко­леп­ных, похо­жих на сказ­ку горо­дов. Вско­ре после это­го я бро­дил по тем ста­рин­ным ули­цам, столь доро­гим мое­му вооб­ра­же­нию, — узким, кри­вым про­ул­кам, про­хо­дам, где ряды домов из крас­но­го кир­пи­ча, постро­ен­ных в архи­тек­тур­ных сти­лях XVIII и нача­ла XIX веков, мер­ца­ли све­том ман­сард­ных окон, посмат­ри­ва­ю­щих на про­ез­жа­ю­щие мимо позо­ло­чен­ные «седа­ны» и разу­кра­шен­ные каре­ты. Ясно осо­зна­вая, что я уви­дел то, о чем так дол­го меч­тал, я в поры­ве чувств и в самом деле поду­мал, буд­то это — истин­ные сокро­ви­ща, кото­рые со вре­ме­нем сде­ла­ют из меня поэта.

ㅤㅤㅤㅤ­Но моим често­лю­би­вым надеж­дам и сча­стью не суж­де­но было сбыть­ся. Яркий днев­ной свет все поста­вил на свои места. Он обна­жил всю, запу­щен­ность и убо­же­ство. Куда бы я ни посмот­рел, всю­ду был камень он взды­мал­ся гигант­ски­ми соору­же­ни­я­ми, он про­сти­рал­ся под нога­ми моще­ны­ми тро­туа­ра­ми и доро­га­ми. Я ока­зал­ся слов­но в камен­ном меш­ке. Воз­мож­но, толь­ко лун­ный свет мог при­дать все­му это­му чуточ­ку оча­ро­ва­ния и вол­шеб­ства. Тол­пы людей, бур­ля­щих на ули­цах, кото­рые напо­ми­на­ли искус­ствен­ные кана­лы, были чужи­ми для меня — коре­на­стые, смуг­лые незна­ком­цы с оже­сто­чен­ны­ми лица­ми и узки­ми гла­за­ми, про­ни­ца­тель­ные, прак­тич­ные, не обре­ме­нен­ные меч­та­ми, без­раз­лич­ные ко все­му окру­жа­ю­ще­му, они нико­гда не мог­ли зна­чить что-либо для голу­бо­гла­зо­го чуже­стран­ца, чье серд­це оста­лось в дале­кой дере­вень­ке с зеле­ны­ми лужай­ка­ми.

ㅤㅤㅤㅤИ­так, вме­сто того, что­бы писать сти­хи, о чем я так меч­тал, я впал в уны­ние. Невы­ра­зи­мая тос­ка овла­де­ла мною. И нако­нец, я понял страш­ную прав­ду, о кото­рой никто нико­гда не решил­ся обмол­вить­ся, тай­на тайн — то, что этот город из кам­ня и рез­ких зву­ков не может сохра­нить в себе чер­ты ста­ро­го Нью-Йор­ка, как Лон­дон — ста­ро­го Лон­до­на, а Париж — ста­ро­го Пари­жа, что фак­ти­че­ски он мертв, лишен при­зна­ков жиз­ни, а его рас­про­стер­тое тело пло­хо набаль­за­ми­ро­ва­но и навод­не­но стран­ны­ми суще­ства­ми, кото­рые ниче­го обще­го с ним не име­ют, как и было в дей­стви­тель­но­сти. Сде­лав это неожи­дан­ное откры­тие, я пере­стал спать спо­кой­но, хотя кое-что от былой уве­рен­но­сти вер­ну­лось ко мне, когда я пере­стал выхо­дить днем, поки­дая его сте­ны по ночам, когда тем­но­та вызы­ва­ла к жиз­ни то малое, что еще оста­лось от про­шло­го; нечто неощу­ти­мое, подоб­но при­зра­ку. Най­дя в этом свое­об­раз­ное облег­че­ние, я даже напи­сал несколь­ко сти­хо­тво­ре­ний и все еще воз­дер­жи­вал­ся от воз­вра­ще­ния домой к сво­им роди­те­лям, что­бы они не почув­ство­ва­ли, что все мои меч­ты и пла­ны постыд­но рух­ну­ли.

ㅤㅤㅤㅤИ вот одна­жды во вре­мя про­гул­ки одной из бес­сон­ных ночей я встре­тил чело­ве­ка. Это про­изо­шло в закры­том дво­ри­ке квар­та­ла Грин­вич, где я по сво­е­му неве­де­нию посе­лил­ся, про­слы­шав о том, что имен­но здесь живут поэты и худож­ни­ки. Арха­ич­ные лужай­ки и дво­ри­ки в самом деле при­во­ди­ли меня в вос­торг, и когда я узнал, что поэты и худож­ни­ки — это гор­ла­стые при­твор­щи­ки, вся при­чуд­ли­вость и неор­ди­нар­ность кото­рых не что иное, как мишу­ра, и чья повсе­днев­ная жизнь явля­ет­ся оспа­ри­ва­ни­ем и опро­вер­же­ни­ем всей той цело­муд­рен­ной кра­со­ты, какой явля­ет­ся поэ­зия и искус­ство, я остал­ся здесь из люб­ви к этим древним, освя­щен­ным века­ми местам. Я пред­став­лял себе, как тут все выгля­де­ло, когда Грин­вич был тихой дере­вень­кой, когда ее еще не успел погло­тить город-монстр. В пред­рас­свет­ные часы, когда гуля­ю­щие раз­бре­да­лись по домам, я, быва­ло, бро­дил один по этим зага­доч­ным изви­ли­стым улоч­кам и пре­да­вал­ся раз­мыш­ле­ни­ям о том, какие же тай­ны, долж­но быть, оста­ви­ло здесь каж­дое поко­ле­ние. Это под­дер­жи­ва­ло мой дух, пита­ло мое вооб­ра­же­ние поэта, кото­рый жил где-то глу­бо­ко внут­ри мое­го суще­ства.

ㅤㅤㅤㅤОн подо­шел ко мне око­ло двух часов туман­ным авгу­стов­ским утром, когда я про­би­рал­ся через отдель­ные дво­ри­ки, прой­ти к кото­рым мож­но было толь­ко минуя неосве­щен­ные кори­до­ры при­мы­ка­ю­щих зда­ний, хотя когда-то эти дво­ри­ки пред­став­ля­ли собой сплош­ную цепоч­ку живо­пис­ных про­ул­ков. Мне дове­лось услы­шать об этом, и я понял, что сей­час их не най­ти уже ни на какой кар­те. Но сам факт, что они были забро­шен­ны­ми, вну­шил мне еще боль­шую любовь к ним, поэто­му я выис­ки­вал их повсю­ду с удво­ен­ной энер­ги­ей. Теперь, когда я обна­ру­жил их, рве­ние мое уси­ли­лось, так как что-то в их рас­по­ло­же­нии гово­ри­ло о том, что оста­лось совсем немно­го подоб­ных дво­ри­ков с тем­ны­ми, тихи­ми угол­ка­ми, втис­нув­ши­ми­ся меж­ду высо­ки­ми глу­хи­ми сте­на­ми и пусты­ми жили­ща­ми сза­ди или при­та­ив­ши­ми­ся за неосве­щен­ны­ми про­хо­да­ми под арка­ми, у кото­рых все­гда око­ла­чи­ва­ют­ся хит­рые и необ­щи­тель­ные пред­ста­ви­те­ли боге­мы, чьи делиш­ки не пред­на­зна­че­ны для посто­рон­них глаз.

ㅤㅤㅤㅤОн заго­во­рил со мной сам, обра­тив вни­ма­ние на мое настро­е­ние и те взо­ры, кото­рые я бро­сал на вход­ные две­ри с при­чуд­ли­вы­ми двер­ны­ми моло­точ­ка­ми или коль­ца­ми. Сла­бый свет из фра­муг ажур­ной камен­ной рабо­ты чуть осве­щал мне лицо. А его оста­ва­лось в тени, скры­тое под поля­ми широ­кой шля­пы, кото­рая по-сво­е­му пре­крас­но под­хо­ди­ла к его ста­ро­мод­но­му пла­щу. Сам не знаю поче­му, но какое-то едва уло­ви­мое бес­по­кой­ство охва­ти­ло меня еще до того, как он ко мне обра­тил­ся. Он был худо­щав, мерт­вен­но-бле­ден, и голос его ока­зал­ся глу­бо­ким. Он ска­зал, что не впер­вые видит меня здесь и при­шел к выво­ду, что мы похо­жи с ним в сво­ей при­вя­зан­но­сти к про­шло­му и к тому, что от него оста­лось. Не хочет­ся ли мне послу­шать чело­ве­ка, дав­но зани­ма­ю­ще­го­ся исто­рий этих мест и изу­чив­ше­го ее зна­чи­тель­но глуб­же, чем кто-либо дру­гой? При­е­хав­ший из дале­кой стра­ны мог бы мно­гое узнать.

ㅤㅤㅤㅤ­По­ка он гово­рил все это, я мель­ком уви­дел его лицо, на кото­рое упал жел­тый луч све­та от един­ствен­но­го осве­щен­но­го окна на чер­да­ке. Это было при­вле­ка­тель­ное, я бы даже ска­зал, кра­си­вое лицо немо­ло­до­го чело­ве­ка. Оно сохра­ни­ло сле­ды бла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния и утон­чен­но­сти, необыч­ной для его воз­рас­та и это­го места, Одна­ко что-то в нем тре­во­жи­ло почти так же, как и при­вле­ка­ло, — воз­мож­но, оно было очень блед­ным или слиш­ком невы­ра­зи­тель­ным, а может быть, про­сто не соот­вет­ство­ва­ло окру­жа­ю­щей обста­нов­ке, что­бы я мог почув­ство­вать себя лег­ко и спо­кой­но. Тем не менее я после­до­вал за ним, так как в те без­от­рад­ные дни мое стрем­ле­ние к кра­со­те древ­но­сти и ее тай­нам было всем, что мог­ло под­дер­жи­вать мой дух. И я посчи­тал необы­чай­ной мило­стью Судь­бы встре­тить­ся с чело­ве­ком близ­ких взгля­дов, чьи позна­ния в исто­рии про­шлых веков были зна­чи­тель­но глуб­же тво­их.

ㅤㅤㅤㅤВ ночи про­ис­хо­ди­ло нечто, удер­жи­ва­ю­щее обла­чен­но­го в плащ муж­чи­ну от раз­го­во­ров, и дол­гое вре­мя мы шли, не про­ро­нив ни сло­ва. Вре­мя от вре­ме­ни он давал толь­ко корот­кие пояс­не­ния отно­си­тель­но имен, дат и собы­тий, ука­зы­вая доро­гу в основ­ном жеста­ми. Мы про­тис­ки­ва­лись в узкие щели, шли на цыпоч­ках по кори­до­рам, пере­би­ра­лись через кир­пич­ные сте­ны, про­пол­за­ли на чет­ве­рень­ках через низ­кие свод­ча­тые про­хо­ды, огром­ная дли­на кото­рых и мучи­тель­но бес­ко­неч­ные пово­ро­ты совсем сби­ли меня с тол­ку, и я не мог опре­де­лить, где же мы нахо­дим­ся. Все, что мы уви­де­ли, было очень ста­рым и при­во­ди­ло меня в вос­торг, или, по край­ней мере, мне так каза­лось при рас­се­ян­ных лучах све­та. Я нико­гда не забу­ду раз­ру­ша­ю­щи­е­ся иони­че­ские колон­ны, пиляст­ры с кан­не­лю­ра­ми, желез­ную изго­родь со стол­ба­ми, вер­хуш­ки кото­рых напо­ми­на­ли изва­я­ния на над­гро­би­ях, окна с высту­па­ю­щи­ми нару­жу пере­мыч­ка­ми и деко­ра­тив­ные вее­ро­об­раз­ные окон­ца над две­ря­ми, казав­ши­е­ся тем более необыч­ны­ми и при­чуд­ли­вы­ми, чем глуб­же мы заби­ва­лись в этот неис­чер­па­е­мый лаби­ринт неиз­вест­ной нам ста­ри­ны. Нам не встре­ти­лось ни души, и по мере того, как мы про­дол­жа­ли свой путь, осве­щен­ных окон ста­но­ви­лось все мень­ше и мень­ше. Пер­вые попав­ши­е­ся улич­ные фона­ри были мас­ля­ны­ми, ста­рин­ной ром­бо­вид­ной фор­мы. Поз­же я уви­дел фона­ри со све­ча­ми; и нако­нец, когда мы пере­сек­ли жут­кий мрач­ный двор, мое­му спут­ни­ку при­шлось вести меня за руку через кош­мар­ную тьму к узкой дере­вян­ной калит­ке в высо­кой стене, за кото­рой скры­ва­лась малень­кая улоч­ка. Мы уви­де­ли, что она осве­ще­на фона­ря­ми, рас­по­ло­жен­ны­ми толь­ко у каж­до­го седь­мо­го дома, это были, веро­ят­но, коло­ни­аль­ные жестя­ные фона­ри с про­би­ты­ми по бокам дыроч­ка­ми. Улоч­ка кру­то под­ни­ма­лась в гору — кру­че, чем это может быть в этой части Нью-Йор­ка, верх­ний ее конец упи­рал­ся под пря­мым углом в уви­тую плю­щом сте­ну, за кото­рой начи­на­лось част­ное вла­де­ние. Над сте­ной воз­вы­ша­лись вер­хуш­ки дере­вьев, рас­ка­чи­ва­ю­щих­ся на фоне чуть посвет­лев­ше­го неба. В стене выде­ля­лась неболь­шая калит­ка из тем­но­го дуба с низ­кой полу­круг­лой аркой. Мой спут­ник начал откры­вать замок мас­сив­ным клю­чом. При­гла­сив меня вой­ти, он отпра­вил­ся в пол­ной тем­но­те по тро­пин­ке, посы­пан­ной гра­ви­ем. В кон­це кон­цов, мы под­ня­лись по камен­ным сту­пень­кам к две­ри дома, кото­рую он открыл и при­гла­сил меня вой­ти.

ㅤㅤㅤㅤ­Мы очу­ти­лись внут­ри. Сто­и­ло мне пере­сту­пить порог, как я почув­ство­вал, что нахо­жусь на гра­ни обмо­ро­ка от ужас­но­го зло­во­ния, хлы­нув­ше­го нам навстре­чу, кото­рое, долж­но быть, явля­лось резуль­та­том отвра­ти­тель­но­го гни­е­ния, про­дол­жав­ше­го­ся века­ми. Но хозя­ин, каза­лось, не заме­чал это­го, а я из веж­ли­во­сти мол­чал, когда он вел меня по кру­той изви­ли­стой лест­ни­це через холл в ком­на­ту, дверь кото­рой он запер за собой на ключ, насколь­ко я мог слы­шать. Потом он раз­дви­нул што­ры на трех неболь­ших окнах, едва про­сту­па­ю­щих на фоне свет­ле­ю­ще­го неба, затем про­шел через ком­на­ту к ками­ну, высек огонь с помо­щью крем­ня и огни­ва и зажег две све­чи в мас­сив­ном кан­де­ляб­ре, состо­я­щем из две­на­дца­ти под­свеч­ни­ков. Он сде­лал жест, как бы при­гла­шая к спо­кой­ной и тихой бесе­де.

ㅤㅤㅤㅤ­При этом сла­бом осве­ще­нии я уви­дел, что мы нахо­дим­ся в про­стор­ной, обши­той пане­ля­ми и со вку­сом обстав­лен­ной биб­лио­те­ке пер­вой чет­вер­ти восем­на­дца­то­го века с вели­ко­леп­ны­ми фрон­то­на­ми над двер­ны­ми про­ема­ми, вос­хи­ти­тель­ным дори­че­ским кар­ни­зом и изу­ми­тель­ным рез­ным укра­ше­ни­ем над ками­ном с орна­мен­том навер­ху, напо­ми­на­ю­щим баре­льеф на могиль­ном скле­пе. Над пол­ка­ми, тес­но застав­лен­ны­ми кни­га­ми, на неко­то­ром рас­сто­я­нии друг от дру­га вдоль стен висе­ли семей­ные порт­ре­ты в кра­си­вых рамах. Порт­ре­ты несколь­ко утра­ти­ли свой преж­ний блеск, подер­ну­лись таин­ствен­ной дым­кой и были уди­ви­тель­но похо­жи на муж­чи­ну, кото­рый жестом при­гла­шал меня сесть на стул рядом с изящ­ным сто­ли­ком в сти­ле чип­пен­дейл. Преж­де чем рас­по­ло­жить­ся за сто­ли­ком напро­тив, мой хозя­ин помед­лил как бы в сму­ще­нии. Затем, не спе­ша сняв пер­чат­ки, шля­пу с широ­ки­ми поля­ми и плащ, он теат­раль­но пред­стал перед моим взо­ром в костю­ме эпо­хи одно­го из англий­ских коро­лей Геор­гов, начи­ная с запле­тен­ных в косич­ку волос и кру­жев­но­го гоф­ри­ро­ван­но­го ворот­ни­ка и кон­чая бри­джа­ми, шел­ко­вы­ми полу­чул­ка­ми и туф­ля­ми с пряж­ка­ми, на кото­рые я преж­де не обра­тил вни­ма­ния. Затем, мед­лен­но опу­стив­шись на стул с лиро­об­раз­ной спин­кой, он начал вни­ма­тель­но раз­гля­ды­вать меня.

ㅤㅤㅤㅤ­Без шля­пы он при­об­рел вид чело­ве­ка древ­не­го, что до это­го едва ли бро­са­лось в гла­за, и теперь я думал, не послу­жил ли этот отпе­ча­ток исклю­чи­тель­но­го дол­го­ле­тия источ­ни­ком мое­го бес­по­кой­ства. Когда он нако­нец заго­во­рил, его тихий, загроб­ный, осто­рож­но при­глу­шен­ный голос неред­ко дро­жал, и ино­гда я с боль­шим тру­дом пони­мал его, с глу­бо­ким вол­не­ни­ем и изум­ле­ни­ем при­слу­ши­вал­ся к тому, что он гово­рит, и зата­ен­ная тре­во­га нарас­та­ла во мне с каж­дой мину­той.

ㅤㅤㅤㅤ— Перед вами, сэр, — начал мой хозя­ин, — чело­век с весь­ма стран­ны­ми при­выч­ка­ми, за необыч­ные оде­я­ния кото­ро­го нет необ­хо­ди­мо­сти изви­нять­ся перед вами, с вашим умом и склон­но­стя­ми. Раз­мыш­ляя о луч­ших вре­ме­нах, я при­ни­мал их таки­ми, какие они есть, со все­ми их внеш­ни­ми про­яв­ле­ни­я­ми, вклю­чая мане­ру оде­вать­ся и вести себя; со снис­хо­ди­тель­но­стью, кото­рая нико­го не оскорб­ля­ет, если осу­ществ­ля­ет­ся без показ­но­го рве­ния. Мне повез­ло, что сохра­нил­ся дом моих пред­ков, хотя он и был погло­щен дву­мя горо­да­ми — сна­ча­ла Грин­ви­чем, постро­ен­ным здесь после 1800 года, а затем и Нью-Йор­ком, слив­шим­ся с ним бли­же к 1870 году. Суще­ство­ва­ло мно­го при­чин для сохра­не­ния наше­го родо­во­го гнез­да, и я не был нера­див в выпол­не­нии сво­их обя­зан­но­стей. Сквайр, уна­сле­до­вав­ший его в 1768 году, изу­чал раз­лич­ные нау­ки и сде­лал неко­то­рые откры­тия. Все они свя­за­ны с вли­я­ни­ем, при­су­щим имен­но это­му участ­ку зем­ли, и чрез­вы­чай­но обе­ре­га­лись. С неко­то­ры­ми любо­пыт­ны­ми резуль­та­та­ми этих иссле­до­ва­ний и откры­тий я наме­рен позна­ко­мить вас под стро­жай­шим сек­ре­том. Я пола­гаю, что доста­точ­но хоро­шо раз­би­ра­юсь в людях, что­бы сомне­вать­ся в вашем инте­ре­се и вашей поря­доч­но­сти.

ㅤㅤㅤㅤОн замол­чал, а я в ответ смог толь­ко кив­нуть голо­вой. Я уже гово­рил, что был встре­во­жен, одна­ко для моей души не было ниче­го более убий­ствен­но­го, чем Нью-Йорк при днев­ном све­те, и, неза­ви­си­мо от того, был ли этот чело­век без­вред­ным чуда­ком или обла­дал какой-то зло­ве­щей силой, у меня не было выбо­ра. Мне ниче­го не оста­ва­лось, как сле­до­вать за ним и удо­вле­тво­рить свое ощу­ще­ние и ожи­да­ние чего-то уди­ви­тель­но­го и неожи­дан­но­го. Итак, я готов был слу­шать его.

ㅤㅤㅤㅤ— Мое­му пред­ку, — тихо про­дол­жил он, — пока­за­лось, что воле чело­ве­че­ства при­су­щи заме­ча­тель­ные каче­ства. Каче­ства, име­ю­щие пре­вос­ход­ство, о кото­ром мало кто подо­зре­ва­ет, не толь­ко над дей­стви­я­ми одно­го чело­ве­ка или дру­гих людей, но над любым про­яв­ле­ни­ем силы и суб­стан­ции в При­ро­де и над мно­ги­ми эле­мен­та­ми и изме­ре­ни­я­ми, кото­рые счи­та­ют­ся более уни­вер­саль­ны­ми, чем сама При­ро­да. Могу ли я ска­зать, что он с пре­не­бре­же­ни­ем отно­сил­ся к свя­ты­ням, вели­ким, как Про­стран­ство и Вре­мя, нашел стран­ное при­ме­не­ние риту­а­лам полу­ди­ких крас­но­ко­жих индей­цев, чья сто­ян­ка когда-то нахо­ди­лась на этом хол­ме? Эти индей­цы пока­за­ли себя, когда раз­би­ли здесь свой лагерь и были чер­тов­ски надо­ед­ли­вы­ми с прось­ба­ми прий­ти на уча­сток зем­ли вокруг дома в пол­но­лу­ние. Года­ми они украд­кой пере­би­ра­лись через сте­ну каж­дый месяц и тай­ком совер­ша­ли там какие-то риту­а­лы. Затем в 1768 году новый сквайр пой­мал их за этим и был пора­жен, когда уви­дел, что они там дела­ют. Потом он заклю­чил с ними согла­ше­ние и раз­ре­шил сво­бод­ный доступ на свой уча­сток в обмен на то, что­бы они рас­кры­ли ему свою тай­ну. Он узнал, что этот обы­чай ухо­дит кор­ня­ми частич­но к их крас­но­ко­жим пред­кам, а частич­но — к ста­ро­му гол­ланд­цу вре­мен Гене­раль­ных шта­тов. Будь он про­клят, но мне кажет­ся, что этот сквайр уго­стил их подо­зри­тель­ным ромом — наме­рен­но или нет, — но через неде­лю после того, как он узнал тай­ну, он остал­ся един­ствен­ным живым чело­ве­ком, посвя­щен­ным в нее. Вы, сэр, пер­вый посто­рон­ний чело­век, кото­ро­му я рас­ска­зы­ваю об этом. Если я рискую, если зря на вас пола­га­юсь, може­те доне­сти на меня вла­стям. Про­сто мне кажет­ся, что вы страст­но и глу­бо­ко инте­ре­су­е­тесь про­шлым.
Я содрог­нул­ся, когда этот чело­век начал ожив­лять­ся и раз­го­во­рил­ся. Он про­дол­жал свой рас­сказ.

ㅤㅤㅤㅤ— Одна­ко вы долж­ны знать, сэр, что то, что это­му сквай­ру уда­лось выве­дать у этих дика­рей-полу­кро­вок, было лишь малой толи­кой того, что он узнал позд­нее. Он не напрас­но бывал в Окс­фор­де и не без осно­ва­ний вел бесе­ды с умуд­рен­ны­ми года­ми алхи­ми­ка­ми и аст­ро­ло­га­ми в Пари­же. В общем, ему дали почув­ство­вать, что весь мир есть ни что иное, как про­дол­же­ние наше­го вооб­ра­же­ния; это, мож­но ска­зать, дым наше­го интел­лек­та. Но не про­стые и обыч­ные люди, а лишь муд­ре­цы спо­соб­ны втя­ги­вать и выпус­кать клу­бы это­го дыма, как это дела­ет куриль­щик пре­вос­ход­но­го вир­гин­ско­го таба­ка. Мы можем создать все, что поже­ла­ем, а то, что нам не нуж­но, — уни­что­жить. Я бы не ска­зал, что все это вер­но по сво­ей сути, но доста­точ­но вер­но, что­бы разыг­ры­вать вре­мя от вре­ме­ни спек­такль. Вам, я пола­гаю, при­шлось бы по душе зре­ли­ще тех лет, луч­шее, что может вызвать чело­ве­че­ское вооб­ра­же­ние. Так, пожа­луй­ста, поста­рай­тесь сохра­нить выдерж­ку и не пугай­тесь того, что я наме­рен вам пока­зать. Идем­те к это­му окну и будь­те спо­кой­ны и хлад­но­кров­ны.

ㅤㅤㅤㅤОн взял меня за руку, что­бы под­ве­сти к одно­му из двух окон вдоль длин­ной сте­ны этой погру­жен­ной в зло­во­ние ком­на­ты. При пер­вом же при­кос­но­ве­нии его руки без пер­чат­ки меня про­ни­зал холод. Его плоть, хотя сухая и твер­дая, была слов­но лед. Мне тут же захо­те­лось отстра­нить­ся. Но тут я вновь поду­мал о пусто­те и ужа­се реаль­но­сти и сме­ло при­го­то­вил­ся к тому, что­бы после­до­вать за ним всю­ду, куда бы он меня ни повел. Очу­тив­шись у окна, он раз­дви­нул жел­тые шел­ко­вые што­ры и напра­вил взгляд в тем­но­ту наруж­ной сто­ро­ны дома. В пер­вый момент я не уви­дел ниче­го, кро­ме мири­ад кро­шеч­ных тан­цу­ю­щих огонь­ков дале­ко-дале­ко впе­ре­ди. Затем как бы в ответ на неза­мет­ное дви­же­ние его руки в небе заиг­ра­ла яркая вспыш­ка зар­ни­цы, и я уви­дел море рос­кош­ной лист­вы — неза­гряз­нен­ной лист­вы, — а не море гряз­ных крыш, как долж­но было бы пока­зать­ся любо­му нор­маль­но­му вооб­ра­же­нию. Спра­ва от меня ковар­но поблес­ки­ва­ли воды Гуд­зо­на, а впе­ре­ди, в отда­ле­нии, я уви­дел губи­тель­ные бли­ки огром­но­го солон­ча­ко­во­го боло­та, усе­ян­но­го бояз­ли­вы­ми жука­ми-свет­ля­ка­ми. Вспыш­ка погас­ла, и зло­ве­щая улыб­ка оза­ри­ла вос­ко­вое лицо ста­ро­го кол­ду­на-некро­ман­та.
ㅤㅤㅤㅤ— Это было еще до меня — до того, как при­шло вре­мя ново­го сквай­ра. Про­шу вас, давай­те попро­бу­ем еще раз.

ㅤㅤㅤㅤЯ испы­ты­вал сла­бость, я чув­ство­вал еще боль­шую дур­но­ту, чем от нена­вист­ной и неле­пой совре­мен­но­сти это­го про­кля­то­го горо­да.

ㅤㅤㅤㅤ— Боже мило­сти­вый! — про­шеп­тал я. — Вы може­те про­де­лы­вать это с любы­ми вре­ме­на­ми.

ㅤㅤㅤㅤКо­гда он кив­нул и обна­жил потем­нев­шие остат­ки того, что когда-то было жел­ты­ми зуба­ми-клы­ка­ми, я вце­пил­ся в што­ры, что­бы не упасть. Но он при­вел меня в чув­ство, вновь кос­нув­шись моих паль­цев сво­ей жут­кой ледя­ной рукой, и еще раз сде­лал неуло­ви­мое дви­же­ние.

ㅤㅤㅤㅤС­но­ва вспых­ну­ла зар­ни­ца — но на сей раз над сце­ной уже не совсем необыч­ной. Это был Грин­вич. Грин­вич, каким он когда-то был, с дома­ми здесь и там или их ряда­ми, какие мы видим сей­час, одна­ко и с чудес­ны­ми зеле­ны­ми лужай­ка­ми, поля­на­ми и клоч­ка­ми порос­шей тра­вой зем­ли. Боло­то все так же поблес­ки­ва­ло вда­ли, но еще даль­ше я уви­дел пира­ми­даль­ные кры­ши буду­ще­го Нью-Йор­ка: Тро­и­цу, собор свя­то­го Пав­ла и кир­пич­ную цер­ковь, воз­вы­ша­ю­щу­ю­ся над мест­но­стью, и навис­шую надо всем этим заве­су густо­го дыма, кото­рый под­ни­мал­ся из труб. Я дышал с тру­дом. У меня пере­хва­ти­ло дух, но не столь­ко от само­го зре­ли­ща, сколь­ко от воз­мож­но­стей, кото­рые пере­до мной откры­лись; отто­го, что мое вооб­ра­же­ние мог­ло вызвать.

ㅤㅤㅤㅤ— Смо­же­те ли вы — осме­ли­тесь ли — пой­ти еще даль­ше? — заго­во­рил я с бла­го­го­вей­ным тре­пе­том, и на какую-то долю секун­ды мне пока­за­лось, что он раз­де­ля­ет мое жела­ние. Но зло­ве­щая улыб­ка вновь скольз­ну­ла по его лицу.

ㅤㅤㅤㅤ— Еще даль­ше? То, что видел я, погу­бит вас и пре­вра­тит в камен­ное изва­я­ние. Назад, назад — впе­ред, впе­ред, послу­шай­те, а вы не пожа­ле­е­те об этом?

ㅤㅤㅤㅤ­Сер­ди­то про­вор­чав послед­ние сло­ва себе под нос, он повто­рил свой неза­мет­ный жест. И тут же на небе появи­лась вспыш­ка, еще более осле­пи­тель­ная, чем две пер­вые. В тече­ние трех секунд пере­до мной про­мельк­ну­ло это демо­ни­че­ское зре­ли­ще. Перед мои­ми гла­за­ми пред­стал такой вид, кото­рый будет потом мучить меня в сно­ви­де­ни­ях. Я уви­дел ад, киша­щий стран­ны­ми лета­ю­щи­ми пред­ме­та­ми. А под ними про­сти­рал­ся адский мрач­ный город с ряда­ми гигант­ских камен­ных зда­ний и пира­мид, нече­сти­во и вар­вар­ски воз­нес­ших­ся ввысь к луне, и дья­воль­ские огни, полы­ха­ю­щие в несмет­ном коли­че­стве окон. И, взби­ра­ясь взгля­дом по отвра­ти­тель­ным воз­душ­ным гале­ре­ям, я уви­дел жел­то­ко­жих, косо­гла­зых жите­лей это­го горо­да, обла­чен­ных в мерз­кие оран­же­вые и крас­ные оде­я­ния. Они тан­це­ва­ли, слов­но безум­ные, под лихо­ра­доч­но пуль­си­ру­ю­щие рит­мы литавр, гро­хот дико­вин­ных струн­ных щип­ко­вых инстру­мен­тов, неисто­вые сте­на­ния засур­ди­нен­ных труб, непре­рыв­ное и бес­ко­неч­ное ламен­то кото­рых взды­ма­лось и опус­ка­лось подоб­но вол­нам осквер­нен­но­го и без­об­раз­но­го оке­а­на асфаль­та.

ㅤㅤㅤㅤЯ уви­дел это зре­ли­ще и мыс­лен­но пред­ста­вил себе ту бого­хуль­ную како­фо­нию зву­ков, кото­рая его сопро­вож­да­ет. Это было куль­ми­на­ци­ей всех тех ужа­сов, кото­рые поро­дил в моем созна­нии этот город-труп. Забыв о при­ка­за­нии соблю­дать тиши­ну, я прон­зи­тель­но закри­чал. Я кри­чал и кри­чал, так как нер­вы мои не выдер­жа­ли, и сте­ны вокруг меня задро­жа­ли.

ㅤㅤㅤㅤ­За­тем, когда вспыш­ка зар­ни­цы исчез­ла, я обра­тил вни­ма­ние, что мой хозя­ин тоже дро­жит. Взгляд, выра­жа­ю­щий непод­дель­ный страх, напо­ло­ви­ну засло­нил искрив­лен­ную гри­ма­су гне­ва, вызван­но­го моим пове­де­ни­ем. Он заша­тал­ся, вце­пил­ся в зана­вес­ки, как совсем недав­но делал я, и дико завра­щал гла­за­ми и голо­вой, как попав­шее в загон живот­ное. Видит бог, у него были на то осно­ва­ния, так как, когда эхо моих кри­ков стих­ло, послы­шал­ся стран­ный звук. Этот звук при­во­дил в такой ужас, что толь­ко оше­лом­лен­ные чув­ства помог­ли мне остать­ся в здра­вом уме и созна­нии. За поро­гом запер­той на ключ две­ри послы­ша­лось поскри­пы­ва­ние лест­ни­цы под твер­ды­ми кра­ду­щи­ми­ся шага­ми, буд­то по ней под­ни­ма­лась целая орда босых или обу­тых в мока­си­ны ног, и нако­нец, осто­рож­ное, реши­тель­ное подер­ги­ва­ние мед­ной щекол­ды, туск­ло поблес­ки­ва­ю­щей при сла­бом све­те све­чи. Ста­рик креп­ко схва­тил за руку и плю­нул в меня, в гор­ле его послы­ша­лись рез­кие нот­ки, когда он сто­ял, пока­чи­ва­ясь и вце­пив­шись в жел­тые што­ры.
— Пол­но­лу­ние — будь ты про­клят — ты… ты, виз­жа­щая соба­ка — это ты вызвал их, и они при­шли за мной! О, эти ноги в мока­си­нах мерт­ве­цы — Бог пока­ра­ет вас, вас, крас­но­ко­жие дья­во­лы, но это не я отра­вил ваш ром. Вы сами напи­лись до смер­ти, будь­те вы про­кля­ты, неза­чем обви­нять сквай­ра — ухо­ди­те отсю­да! Убе­ри­те руки со щекол­ды! Я при­шел сюда не для вас…

ㅤㅤㅤㅤВ этот момент три нето­роп­ли­вых, но очень уве­рен­ных негром­ких сту­ка сотряс­ли дверь, и белая пена собра­лась вокруг рта неисто­во­го кол­ду­на. Его испуг, пре­вра­тив­ший­ся в суро­вое отча­я­ние, поро­дил новый при­ступ гне­ва про­тив меня и, спо­ты­ка­ясь, он сде­лал шаг в сто­ро­ну сто­ли­ка, о край кото­ро­го опи­рал­ся. Што­ры, все еще зажа­тые в его пра­вой руке, в то вре­мя, как левой он пытал­ся схва­тить меня, натя­ну­лись и, в кон­це кон­цов, рух­ну­ли на пол вме­сте с креп­ле­ни­я­ми, открыв в ком­на­ту поток сия­ния пол­ной луны, появ­ле­ние кото­рой пред­зна­ме­но­ва­ли яркие вспыш­ки в небе. В ее зеле­но­ва­тых лучах поблек­ло пла­мя све­чей, и появи­лись новые види­мые сле­ды раз­ру­ше­ния в ком­на­те, попа­хи­ва­ю­щей муску­сом, с ее изъ­еден­ны­ми чер­вя­ми пане­ля­ми, осев­шим полом, полу­раз­ру­шен­ным ками­ном, рас­ша­тан­ной мебе­лью и потре­пан­ны­ми што­ра­ми. Сле­ды эти были вид­ны и на ста­ри­ке то ли от ярко­го све­та луны, то ли от стра­ха и безу­мия. Я заме­тил, как он весь съе­жил­ся и сде­лал­ся чер­ным, когда, поша­ты­ва­ясь, при­бли­жал­ся ко мне и жаж­дал разо­рвать меня сво­и­ми хищ­ны­ми ког­тя­ми. Толь­ко гла­за оста­ва­лись преж­ни­ми, они излу­ча­ли необык­но­вен­ный свет, кото­рый ста­но­вил­ся все ярче по мере того, как лицо все боль­ше чер­не­ло и смор­щи­ва­лось.

ㅤㅤㅤㅤСтук в дверь повто­рил­ся, но с боль­шей настой­чи­во­стью. На сей раз в нем появил­ся какой-то метал­ли­че­ский при­звук. От тем­но­го суще­ства, обра­щен­но­го ко мне, оста­лась толь­ко голо­ва с гла­за­ми, кото­рая, кор­чась, пыта­лась добрать­ся до меня по осев­ше­му полу. Вре­мя от вре­ме­ни она испус­ка­ла слю­ну и злоб­ное шипе­ние. Теперь быст­рые, рас­щеп­ля­ю­щие уда­ры посы­па­лись на непроч­ные двер­ные пет­ли, и я уви­дел поблес­ки­ва­ние тома­гав­ка, когда он раз­но­сил дверь в щеп­ки. Я не дви­гал­ся, так как был не в состо­я­нии это делать, но, потря­сен­ный, наблю­дал, как дверь раз­ва­ли­лась на кусоч­ки, что­бы впу­стить огром­ный, бес­фор­мен­ный поток чер­ной как смоль суб­стан­ции с горя­щи­ми как звез­ды злоб­ны­ми гла­за­ми. Он вли­вал­ся густым, тол­стым сло­ем подоб­но пото­ку чер­ной и жир­ной неф­ти, про­рвал про­гнив­шую пере­го­род­ку, пере­вер­нул стул на сво­ем пути и в кон­це кон­цов потек под сто­лом туда, где потем­нев­шая голо­ва с гла­за­ми все еще взи­ра­ла на меня. Вокруг той голо­вы он замкнул­ся, пол­но­стью погло­тив ее, и в сле­ду­ю­щий момент начал убы­вать, уно­ся с собой свою неви­ди­мую ношу, не кос­нув­шись меня, выте­кая в тот же чер­ный двер­ной про­ем, спус­ка­ясь вниз по неви­ди­мой лест­ни­це, кото­рая скри­пе­ла, как и преж­де.

ㅤㅤㅤㅤ­Но тут не выдер­жал пол, и я, тяже­ло дыша, сва­лил­ся вниз, в тем­ную как ночь ком­на­ту, давясь пау­ти­ной и в полу­об­мо­роч­ном состо­я­нии от ужа­са. Зеле­ная луна, осве­щая ком­на­ту сквозь раз­би­тые окна, помог­ла мне заме­тить дверь в холл, она была полу­от­кры­та. Когда я под­нял­ся с засы­пан­но­го шту­ка­тур­кой пола, с тру­дом выбрав­шись из-под облом­ков обва­лив­ше­го­ся потол­ка, мимо меня про­нес­ся жут­кий чер­ный поток с бес­чис­лен­ным коли­че­ством горя­щих в нем злоб­ных глаз. Он искал дверь в под­вал и, когда обна­ру­жил ее, то исчез в нем. Теперь я искал дверь ниж­ней ком­на­ты. И тут я услы­шал треск над голо­вой. Вслед за ним что-то упа­ло, про­ле­тев мимо окна с запад­ной сто­ро­ны. Долж­но быть, это был купол дома. Осво­бо­див­шись от пау­ти­ны и облом­ков, я бро­сил­ся через холл к вход­ной две­ри. Не сумев открыть ее, я схва­тил стул, раз­бил окно и, как безум­ный, выпрыг­нул из него на неухо­жен­ную лужай­ку, где лун­ный свет сколь­зил по тра­ве и дико­рас­ту­щим рас­те­ни­ям. Изго­родь была высо­кой, а все калит­ки в ней — закры­ты­ми. Я сдви­нул гру­ду ящи­ков, лежав­ших в углу, и таким обра­зом забрал­ся на самый верх сте­ны.

ㅤㅤㅤㅤ­На­хо­дясь в состо­я­нии пол­но­го изне­мо­же­ния, я уви­дел вокруг себя толь­ко стран­ные забо­ры и ста­рые дву­скат­ные кры­ши. Кру­то под­ни­ма­ю­ща­я­ся вверх ули­ца чуть про­смат­ри­ва­лась, и то малое, что успе­ло бро­сить­ся в гла­за, быст­ро исче­за­ло в тумане, под­ни­ма­ю­щем­ся от реки, несмот­ря на лью­щий­ся с небес поток ярко­го лун­но­го све­та… Неожи­дан­но вер­хуш­ка стол­ба, за кото­рую я дер­жал­ся, нача­ла дро­жать, как бы отзы­ва­ясь на мою смер­тель­ную уста­лость и голо­во­кру­же­ние, и в тот же момент я стре­ми­тель­но рух­нул вниз, в неиз­вест­ность, уго­то­ван­ную мне судь­бой.

ㅤㅤㅤㅤ­Муж­чи­на, кото­рый меня нашел, ска­зал, что я, долж­но быть, дол­го полз, несмот­ря на сло­ман­ные кости, так как кро­ва­вый след тянул­ся дале­ко, насколь­ко мог видеть его глаз. Начи­нав­ший­ся вско­ре дождь смыл сле­ды моих муче­ний, и невоз­мож­но было ниче­го уста­но­вить. В сооб­ще­ни­ях было отме­че­но, что я появил­ся неиз­вест­но отку­да у вхо­да на неболь­шой дво­рик на Пер­ри-Стрит.

ㅤㅤㅤㅤЯ нико­гда не пытал­ся вер­нуть­ся еще раз в те мрач­ные лаби­рин­ты и ника­ко­му здра­во­мыс­ля­ще­му чело­ве­ку не стал бы это­го сове­то­вать. Кем или чем было то древ­нее суще­ство, я не имею ни малей­ше­го пред­став­ле­ния; но я повто­ряю, что город мертв и полон вся­ких непред­ви­ден­ных ужа­сов. Исчез ли он, я не знаю, но я вер­нул­ся домой, на чистые зеле­ные лужай­ки Новой Англии, до кото­рых по вече­рам доно­сит­ся напол­нен­ный мор­ски­ми запа­ха­ми ветер.