Говард Филлипс Лавкрафт

ПРИТАИВШИЙСЯ УЖАС

(The Lurking Fear)
Напи­са­но в 1922 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод В. Кула­ги­ной-Ярце­вой

////

1 / Тень на очаге

В ноч­ном воз­ду­хе погро­мы­хи­ва­ло, когда я отпра­вил­ся в забро­шен­ный дом на Вер­шине Бурь, что­бы разыс­кать при­та­ив­ший­ся там ужас. Отпра­вил­ся не в оди­но­че­стве, ибо любовь к рис­ку тогда еще не сопут­ство­ва­ла моей люб­ви к пуга­ю­ще­му и ужас­но­му, бла­го­да­ря кото­рой я на про­тя­же­нии сво­ей карье­ры сумел разо­брать­ся в несколь­ких стран­ных и жут­ких делах – как по опи­са­ни­ям в прес­се, так и на месте собы­тий. Со мною были два вер­ных и креп­ких помощ­ни­ка, кото­рых я при­звал, когда наста­ло вре­мя дей­ство­вать. Мы дав­но сотруд­ни­ча­ли в опас­ней­ших рас­сле­до­ва­ни­ях, для кото­рых они были слов­но созда­ны.

Из дерев­ни мы выеха­ли тай­ком, избе­гая газет­чи­ков, кото­рые все еще сно­ва­ли в окру­ге со вре­ме­ни нево­об­ра­зи­мой пани­ки, слу­чив­шей­ся здесь месяц назад, после явле­ния кра­ду­щей­ся кош­мар­ной смер­ти. Поз­же, думал я, они могут при­го­дить­ся, но не теперь. Если бы Гос­подь тогда надо­умил меня взять репор­те­ров с собой, не при­шлось бы так дол­го хра­нить сек­рет из стра­ха, что люди посчи­та­ют меня безум­цем или сами сой­дут с ума, вовлек­шись в это дья­воль­ское дело. Сей­час я рас­ска­зы­ваю об этом, дабы под тяже­стью зна­ния не сой­ти с ума, и жалею, что преж­де был так скры­тен. Ибо толь­ко я один на све­те знаю при­ро­ду ужа­са, при­та­ив­ше­го­ся в этом лого­ве при­зра­ков на без­люд­ной горе.

Наш малень­кий авто­мо­биль одо­лел несколь­ко миль пер­во­здан­ных лесов, пока сомкнув­ши­е­ся зарос­ли и слиш­ком кру­той подъ­ем не сде­ла­ли даль­ней­шее про­дви­же­ние на нем невоз­мож­ным. В ноч­ном мра­ке, без мно­же­ства сну­ю­щих вокруг людей мест­ность выгля­де­ла еще более зло­ве­щей, тем более что мы избе­га­ли вклю­чать аце­ти­ле­но­вые фары, дабы не при­вле­кать к себе вни­ма­ние. Пей­заж не был при­я­тен и при све­те дня; уве­рен, я смог бы заме­тить его нездо­ро­вый харак­тер, даже не зная зара­нее о бро­дя­щем здесь ужа­се. Дикие живот­ные не попа­да­лись: они чув­ству­ют, когда смерть под­кра­ды­ва­ет­ся близ­ко. Древ­ние дере­вья со шра­ма­ми от уда­ров мол­ний каза­лись чудо­вищ­но боль­ши­ми и искрив­лен­ны­ми; осталь­ные рас­те­ния – неесте­ствен­но раз­дув­ши­ми­ся и слов­но вос­па­лен­ны­ми, а при­чуд­ли­вые хол­ми­ки на изры­той мол­ни­я­ми зем­ле напо­ми­на­ли клуб­ки змей или люд­ские чере­па, раз­рос­ши­е­ся до гигант­ских раз­ме­ров.

Ужас таил­ся на Вер­шине Бурь более сто­ле­тия. О нем я узнал из газет­ных сооб­ще­ний о ката­стро­фе, при­влек­шей к этой мест­но­сти вни­ма­ние все­го мира. Это было изо­ли­ро­ван­ное пла­то в той части гор Кат­скилл, где неко­гда про­зя­ба­ла недол­го­веч­ная гол­ланд­ская коло­ния, оста­вив­шая по себе лишь раз­ва­ли­ны зда­ний да выро­див­ших­ся скват­те­ров, живу­щих в жал­ких дере­вуш­ках на скло­нах гор. Послан­цы боль­шо­го мира ред­ко наве­ща­ли эти места, пока не была сфор­ми­ро­ва­на поли­ция шта­та, но и потом пат­руль­ные загля­ды­ва­ли сюда неча­сто. Как бы то ни было, страх вошел в тра­ди­цию этих дере­ву­шек; он был глав­ной темой раз­го­во­ров у нищих полу­кро­вок, когда они при­ез­жа­ли из сво­их долин и тор­го­ва­ли кор­зи­на­ми руч­ной рабо­ты – что­бы на выру­чен­ные день­ги при­об­ре­сти те немно­гие пред­ме­ты пер­вой необ­хо­ди­мо­сти, кото­рые не мог­ли сами добыть охо­той, или вырас­тить, или сма­сте­рить.

Ужас при­та­ил­ся в бро­шен­ном, все­ми избе­га­е­мом особ­ня­ке Мар­тен­сов, что вен­чал высо­кую, но не осо­бо кру­тую гору, назван­ную Вер­ши­ной Бурь из-за осо­бо частых гроз, кото­рые она как буд­то при­тя­ги­ва­ла. Более сот­ни лет об этом ста­рин­ном, окру­жен­ном лесом камен­ном доме ходи­ли дикие, чудо­вищ­ные и отвра­ти­тель­ные исто­рии, повест­во­вав­шие о мол­ча­ли­вой гигант­ской кра­ду­щей­ся смер­ти, кото­рая бро­дит окрест в лет­нее вре­мя. Скват­те­ры пере­да­ва­ли из уст в уста пуга­ю­щие рас­ска­зы о демоне, кото­рый в тем­но­те хва­та­ет оди­но­ких пут­ни­ков и либо уно­сит их, либо бро­са­ет в чудо­вищ­но изуро­до­ван­ном виде, рас­тер­зан­ны­ми на кус­ки. Ино­гда шепо­том рас­ска­зы­ва­ли о кро­ва­вых дорож­ках, изда­ле­ка тяну­щих­ся к дому. Неко­то­рые гово­ри­ли, что гро­мо­вые рас­ка­ты вызы­ва­ют при­та­ив­ший­ся ужас из его оби­та­ли­ща; дру­гие утвер­жда­ли, что гром – это его голос.

За пре­де­ла­ми окрест­ных лесов никто не верил мно­го­чис­лен­ным про­ти­во­ре­чи­вым исто­ри­ям, невнят­ным и пре­уве­ли­чен­ным опи­са­ни­ям при­зрач­ных демо­нов; одна­ко ни один фер­мер, ни один дере­вен­ский житель не сомне­вал­ся в том, что особ­няк Мар­тен­сов насе­лен какой-то нечи­стью, хотя рас­сле­до­ва­ния, про­во­див­ши­е­ся после появ­ле­ния осо­бо жут­ких сооб­ще­ний, не обна­ру­жи­ва­ли в доме ника­ких при­зна­ков поту­сто­рон­ней силы. Ста­ру­хи рас­ска­зы­ва­ли стран­ные мифы о при­зра­ке Яна Мар­тен­са, мифы о самом семей­стве Мар­тен­сов, об их уди­ви­тель­ной наслед­ствен­ной раз­но­гла­зо­сти, о дол­гой и стран­ной исто­рии их рода и об убий­стве, навлек­шем на них про­кля­тие.

При­вед­ший меня сюда ужас­ный слу­чай вне­зап­но под­твер­дил самым при­скорб­ным обра­зом дикие леген­ды гор­ных жите­лей. Лет­ней ночью, после гро­зы неслы­хан­ной яро­сти, всю окру­гу под­ня­ло на ноги пани­че­ское бег­ство гор­цев, како­вое не мог­ло быть след­стви­ем одних лишь страш­ных слу­хов. Несчаст­ные люди сби­лись в тол­пы, рыда­ли и сто­на­ли, слов­но пора­жен­ные необъ­яс­ни­мым ужа­сом, так что было труд­но усо­мнить­ся в их искрен­но­сти. Они ниче­го не виде­ли, но слы­ша­ли такие душе­раз­ди­ра­ю­щие вопли в одной из окрест­ных дере­ву­шек, что поня­ли: туда кра­ду­чись яви­лась смерть.

Поут­ру горо­жане и пат­руль­ные пошли за дро­жа­щи­ми от стра­ха гор­ца­ми на то место, куда, как они утвер­жда­ли, при­хо­ди­ла смерть. И смерть дей­стви­тель­но побы­ва­ла там. Зем­ля под дере­вуш­кой про­се­ла от уда­ра мол­нии, уни­что­жив несколь­ко жал­ких затх­лых лачуг, одна­ко гибель иму­ще­ства блед­не­ла рядом с уни­что­же­ни­ем живых существ. Из семи­де­ся­ти пяти чело­век, насе­ляв­ших это место, там не обна­ру­жи­лось ни одно­го живо­го. Изры­тая зем­ля была зали­та кро­вью и усе­я­на чело­ве­че­ски­ми остан­ка­ми с явствен­ны­ми мет­ка­ми дья­воль­ских зубов и ког­тей, одна­ко не уда­лось про­сле­дить ника­ких сле­дов, веду­щих от этой бой­ни. Все быст­ро сошлись на том, что побо­и­ще мог устро­ить какой-то огром­ный зверь, и ни у кого язык не повер­нул­ся ска­зать, что таин­ствен­ная гибель людей мог­ла быть резуль­та­том вза­им­ной рез­ни, харак­тер­ной для подоб­ных нрав­ствен­но раз­ло­жив­ших­ся общин. Делу дали ход лишь тогда, когда нашлись при­мер­но два­дцать пять жите­лей дерев­ни, избе­жав­ших гибе­ли, но даже после это­го труд­но было пове­рить, что уце­лев­шие пере­би­ли вдвое боль­ше наро­ду. Досто­вер­но было извест­но лишь одно: лет­ней ночью с небес уда­ри­ла мол­ния, после чего в этом месте нашли мерт­вую дерев­ню и ужа­са­ю­ще изу­ве­чен­ные, изо­дран­ные ког­тя­ми и зуба­ми тру­пы.

Окру­га была взвол­но­ва­на, люди немед­ля свя­за­ли про­ис­шед­шее с про­кля­тым домом Мар­тен­сов, хотя он и отсто­ял от дере­вуш­ки на три мили. Пат­руль­ные отнес­лись к это­му скеп­ти­че­ски; они сре­ди про­че­го обсле­до­ва­ли и особ­няк, нашли его совер­шен­но забро­шен­ным и оста­ви­ли это дело. Дере­вен­ские же и хутор­ские жите­ли, в свою оче­редь, обыс­ка­ли его тща­тель­ней­шим обра­зом, пере­вер­ну­ли вверх дном все в доме, обша­ри­ли пру­ди­ки и ручьи, пору­би­ли кустар­ник и про­че­са­ли ближ­ние леса. Все было пона­прас­ну: поги­бель, явив­ша­я­ся неиз­вест­но отку­да, не оста­ви­ла ника­ких сле­дов, кро­ме мно­же­ства тру­пов.

Ко вто­ро­му дню розыс­ков все дело подроб­ней­шим обра­зом было опи­са­но в газе­тах – репор­те­ры запо­ло­ни­ли окрест­но­сти Вер­ши­ны Бурь. Газет­чи­ки взя­ли мно­же­ство интер­вью у мест­ных ста­рух, дабы про­яс­нить подроб­но­сти страш­но­го собы­тия. Я, будучи зна­то­ком вся­че­ских ужа­сов, пона­ча­лу сле­дил за этим с лен­цой, одна­ко через неде­лю некая смут­ная тре­во­га подвиг­ла меня отпра­вить­ся в те края. Так что пято­го авгу­ста 1921 года я уже был сре­ди репор­те­ров, тол­пив­ших­ся в гости­ни­це Леф­фертс-Кор­нерс – бли­жай­шей к Вер­шине Бурь дерев­ни, где рас­по­ло­жи­лась штаб-квар­ти­ра след­ствия. Еще три неде­ли спу­стя репор­те­ры рас­се­я­лись, раз­вя­зав мне руки для опас­ней­ше­го пред­при­я­тия, осно­ван­но­го на тща­тель­ном изу­че­нии обсто­я­тельств дела и иссле­до­ва­нии мест­но­сти, кото­рые я к тому вре­ме­ни про­вел.

Итак, лет­ней ночью, под отда­лен­ные рас­ка­ты гро­ма, я оста­вил авто­мо­биль и дви­нул­ся со сво­и­ми воору­жен­ны­ми помощ­ни­ка­ми вверх по скло­ну хол­ма, к дому на Вер­шине Бурь. Лучи элек­три­че­ских фона­рей пры­га­ли по при­зрач­но-серым сте­нам, мая­чив­шим впе­ре­ди, за гигант­ски­ми дуба­ми. В эту сквер­ную ночь, при столь сла­бом осве­ще­нии мас­сив­ное стро­е­ние, каза­лось, таи­ло угро­зу, неви­ди­мую при све­те дня. Одна­ко же я не коле­бал­ся, пол­ный реши­мо­сти про­ве­рить свою идею, соглас­но кото­рой гром вызы­вал демо­на смер­ти из неко­е­го убе­жи­ща, и, будь этот демон суще­ством во пло­ти или бес­те­лес­ным при­зра­ком, я наме­ре­вал­ся уви­деть его соб­ствен­ны­ми гла­за­ми. Раз­ва­ли­ны уже были вни­ма­тель­ней­шим обра­зом обсле­до­ва­ны и план под­го­тов­лен: местом мое­го ноч­но­го бде­ния ста­нет ком­на­та Яна Мар­тен­са, убий­ство кото­ро­го было сре­до­то­чи­ем мест­ных легенд. Я пред­чув­ство­вал, что жили­ще этой дав­ней жерт­вы наси­лия подой­дет мне луч­ше все­го. Ком­на­та была при­мер­но в два­дцать квад­рат­ных ярдов; там, как и в дру­гих поме­ще­ни­ях, валя­лись облом­ки мебе­ли и про­чий мусор. Спаль­ня рас­по­ла­га­лась на вто­ром эта­же, в юго-восточ­ном углу зда­ния; широ­кое окно выхо­ди­ло на восток, узкое – на юг; оба были без рам и ста­вен. Напро­тив боль­шо­го окна поме­щал­ся огром­ный гол­ланд­ский очаг, на израз­цах кото­ро­го была изоб­ра­же­на биб­лей­ская прит­ча о блуд­ном сыне. Напро­тив узко­го окна в стен­ной нише сто­я­ла широ­кая кро­вать.

Пона­ча­лу окру­жа­ю­щий лес при­глу­шал рас­ка­ты дале­ко­го гро­ма, но с тече­ни­ем вре­ме­ни он ста­но­вил­ся все слыш­нее. Мы заня­лись деталь­ным испол­не­ни­ем мое­го пла­на и преж­де все­го при­кре­пи­ли к под­окон­ни­ку широ­ко­го окна три вере­воч­ные лест­ни­цы – их мы при­нес­ли с собой. Я знал, что они опу­сти­лись на тра­вя­ном пятач­ке, удоб­ном для при­зем­ле­ния – это было зара­нее про­ве­ре­но. Затем мы при­во­лок­ли из дру­гой ком­на­ты остов широ­кой кро­ва­ти с поло­гом, поста­ви­ли ее перед окном, устла­ли ело­вы­ми вет­вя­ми и лег­ли отды­хать с писто­ле­та­ми наго­то­ве: пока двое спа­ли, тре­тий бодр­ство­вал. Отку­да бы ни появил­ся демон, у нас был путь для отступ­ле­ния. Если он появит­ся изнут­ри дома, уйдем по лест­ни­цам; если сна­ру­жи – через дверь. Судя по опи­са­ни­ям преды­ду­ще­го напа­де­ния, он не дол­жен был нас осо­бо пре­сле­до­вать.

Я сто­ро­жил с полу­но­чи до часу, а затем, несмот­ря на зло­ве­щую обста­нов­ку, на неза­щи­щен­ное окно и при­бли­жа­ю­щу­ю­ся гро­зу, почув­ство­вал, что неодо­ли­мо засы­паю. Рядом лежа­ли два моих това­ри­ща, Джордж Бен­нет со сто­ро­ны окна и Уильям Тоби со сто­ро­ны оча­га. Бен­нет спал: его одо­ле­ла та же необыч­ная сон­ли­вость, что и меня, так что при­шлось назна­чить на сле­ду­ю­щую вах­ту Тоби, хотя и он кле­вал носом. Уже засы­пая, я с какой-то стран­ной настой­чи­во­стью про­дол­жал всмат­ри­вать­ся в очаг.

Долж­но быть, из-за при­бли­жа­ю­ще­го­ся гро­ма мой недол­гий сон изоби­ло­вал апо­ка­лип­ти­че­ски­ми виде­ни­я­ми. Один раз я почти проснул­ся – навер­ное, пото­му что Бен­нет бес­по­кой­но задви­гал­ся и уро­нил руку мне на грудь. Я не мог очнуть­ся окон­ча­тель­но и убе­дить­ся, что Тоби блю­дет свой пост, одна­ко ощу­щал явствен­ное бес­по­кой­ство по это­му пово­ду. Нико­гда преж­де при­сут­ствие зла не дави­ло на меня так неодо­ли­мо. Навер­ное, затем я опять про­ва­лил­ся в сон, посколь­ку бро­дил в фан­тас­ма­го­ри­че­ском хао­се сво­их виде­ний, когда ночь взо­рва­лась жут­ки­ми воп­ля­ми – ниче­го подоб­но­го я преж­де не слы­шал и не мог вооб­ра­зить.

Вопли были испол­не­ны стра­ха и муки – кри­ки души, без­на­деж­но и отча­ян­но сопро­тив­ля­ю­щей­ся чер­но­му забве­нию. Я проснул­ся, слы­ша, как кри­ки – это вопло­ще­ние ужа­са – сла­бе­ли, отда­ва­ясь эхом. В тем­но­те я ощу­тил, что место спра­ва от меня сво­бод­но: Тоби про­пал, и лишь Гос­по­ду извест­но, где он теперь. Попе­рек моей гру­ди еще лежа­ла тяже­лая рука того, кто спал сле­ва от меня.

Затем после­до­вал сокру­ши­тель­ный удар мол­нии; она сотряс­ла всю гору, осве­ти­ла самые тем­ные тай­ни­ки дубо­вой рощи и рас­ко­ло­ла самое древ­нее и могу­чее из окрест­ных дере­вьев. В све­те чудо­вищ­ной вспыш­ки огнен­но­го шара я уви­дел, как спя­щий вско­чил, и его чер­ная тень скольз­ну­ла по израз­цам оча­га, от кото­ро­го я по-преж­не­му не мог отве­сти глаз.

То, что я до сей поры жив и в здра­вом уме, есть чудо, кое­го я не могу понять. Не могу понять это­го, ибо тень на печ­ной тру­бе не при­над­ле­жа­ла Джор­джу Бен­не­ту или ино­му чело­ве­че­ско­му суще­ству, она была бого­хуль­ной насмеш­кой, гнус­но­стью, вышед­шей из самых глу­бин ада, – безы­мян­ное и бес­фор­мен­ное урод­ство, непо­сти­жи­мое уму и не под­да­ю­ще­е­ся опи­са­нию. В сле­ду­ю­щий миг я остал­ся в про­кля­том доме один, тря­сясь и что-то бор­мо­ча. Джордж Бен­нет и Уильям Тоби исчез­ли, не оста­вив даже сле­дов борь­бы. С тех пор о них не было ника­ких изве­стий.

2 / Сквозь бурю

После столь чудо­вищ­но­го испы­та­ния и вызван­но­го им нерв­но­го потря­се­ния я несколь­ко дней не вста­вал с посте­ли в сво­ем гости­нич­ном номе­ре в Леф­фертс-Кор­нерс. Не могу при­пом­нить, как уда­лось мне добрать­ся до авто­мо­би­ля, заве­сти мотор и бес­пре­пят­ствен­но дое­хать до дерев­ни. В памя­ти не сохра­ни­лось ниче­го отчет­ли­во­го, кро­ме рас­ки­нув­ших вет­ви тита­нов-дере­вьев, дья­воль­ско­го бор­мо­та­ния гро­ма и поту­сто­рон­них теней на низ­ких хол­ми­ках, усе­яв­ших окру­гу.

Лихо­ра­доч­но раз­мыш­ляя о при­ро­де этой тва­ри, опу­сто­ша­ю­щей созна­ние, я дога­дал­ся, что вызвал к жиз­ни один из глав­ней­ших зем­ных ужа­сов одну из тех безы­мян­ных раз­ру­ши­тель­ных сил, дья­воль­ское бро­же­ние кото­рых мы ино­гда чув­ству­ем на самой пери­фе­рии види­мо­го нам мира, но, к сча­стью, не можем раз­гля­деть отчет­ли­во бла­го­да­ря несо­вер­шен­ству чело­ве­че­ско­го зре­ния. Тень, мельк­нув­шую на оча­ге, я не осме­ли­вал­ся ни опре­де­лять, ни ана­ли­зи­ро­вать. Некое суще­ство лежа­ло меж­ду мною и окном в ту ночь, но меня начи­на­ло тря­сти, как толь­ко я пытал­ся пред­ста­вить, кто это мог быть. Если бы оно рыча­ло, или выло, или неисто­во хохо­та­ло, тут же обна­ру­жи­лась бы его демо­ни­че­ская сущ­ность. Но оно мол­ча­ло. Оно поло­жи­ло тяже­лую руку (или иную конеч­ность) мне на грудь… Несо­мнен­но, суще­ство это обла­да­ло пло­тью – по край­ней мере, в про­шлом. Ян Мар­тенс, ком­на­ту кото­ро­го я занял, похо­ро­нен на клад­би­ще рядом с особ­ня­ком… Я обя­зан най­ти Бен­не­та и Тоби, если они еще живы… Поче­му оно схва­ти­ло их и оста­ви­ло меня невре­ди­мым? Дре­мо­та души­ла меня, и сны были страш­ны­ми… Вско­ре я понял, что дол­жен рас­ска­зать кому-нибудь эту исто­рию, что­бы избе­жать умо­по­ме­ша­тель­ства. И уже решил­ся не отсту­пать, не остав­лять поис­ков при­та­ив­ше­го­ся ужа­са, опро­мет­чи­во пола­гая, что полу­зна­ние мно­го хуже, чем пол­ная ясность, какой бы ужас­ной она ни ока­за­лась. В соот­вет­ствии с этим я начал про­ду­мы­вать наи­луч­ший спо­соб дей­ствий, при­ки­ды­вая, кому мож­но дове­рить­ся и как высле­дить тварь, уни­что­жив­шую двух чело­век, тварь, чья кош­мар­ная тень мельк­ну­ла на оча­ге.

В Леф­фертс-Кор­нерс я успел све­сти зна­ком­ство и даже подру­жить­ся с несколь­ки­ми репор­те­ра­ми, кото­рые все еще оста­ва­лись в деревне, соби­рая послед­ние све­де­ния о тра­ге­дии. Из них я и воз­на­ме­рил­ся выбрать сото­ва­ри­ща, и чем доль­ше раз­мыш­лял, тем более отда­вал пред­по­чте­ние Арту­ру Ман­ро, тем­но­во­ло­со­му сухо­ща­во­му чело­ве­ку лет трид­ца­ти пяти, обра­зо­ва­ние, вку­сы, ум и харак­тер кото­ро­го как буд­то пока­зы­ва­ли, что он не из тех, кто сле­по цеп­ля­ет­ся за обще­при­ня­тые идеи и воз­зре­ния.

И вот как-то вече­ром в пер­вых чис­лах сен­тяб­ря я рас­ска­зал Арту­ру Ман­ро свою исто­рию. Он слу­шал меня с инте­ре­сом и сочув­стви­ем, а затем выска­зал­ся о слу­чив­шем­ся весь­ма про­ни­ца­тель­но и рас­су­ди­тель­но. Его сове­ты тоже ока­за­лись кста­ти: он поре­ко­мен­до­вал отло­жить опе­ра­цию в особ­ня­ке Мар­тен­сов до тех пор, пока мы не полу­чим более подроб­ных исто­ри­че­ских и гео­гра­фи­че­ских све­де­ний. По его ини­ци­а­ти­ве мы про­че­са­ли окру­гу, выис­ки­вая все, что мог­ло иметь отно­ше­ние к семье Яна Мар­тен­са, и обна­ру­жи­ли чело­ве­ка, у кото­ро­го сохра­нил­ся днев­ник его пред­ков, про­ли­ва­ю­щий свет на мно­гое. И мы нако­нец-то подроб­но побе­се­до­ва­ли с теми из мест­ных гор­цев, кто еще не сбе­жал в ужа­се и смя­те­нии на отда­лен­ные скло­ны; мы так­же пред­ва­ри­ли испол­не­ние реша­ю­щей акции деталь­ным обсле­до­ва­ни­ем мест, кото­рые в леген­дах посе­лен­цев свя­зы­ва­лись с раз­лич­ны­ми тра­ги­че­ски­ми собы­ти­я­ми.

Резуль­та­ты это­го обсле­до­ва­ния пона­ча­лу были не слиш­ком обна­де­жи­ва­ю­щи­ми, одна­ко когда мы их систе­ма­ти­зи­ро­ва­ли, выяви­лась мно­го­зна­чи­тель­ная тен­ден­ция: самые страш­ные собы­тия слу­ча­лись либо побли­зо­сти от забро­шен­но­го дома, либо в местах, соеди­нен­ных с ним участ­ка­ми мрач­но­го, нездо­ро­во раз­рос­ше­го­ся леса. Исклю­че­ния были, это вер­но, – ведь послед­нее ужас­ное дело, при­влек­шее вни­ма­ние широ­кой обще­ствен­но­сти, слу­чи­лось на гор­ной пусто­ши, уда­лен­ной и от особ­ня­ка, и от при­ле­га­ю­ще­го к нему леса.

Что же до при­ро­ды и обли­ка при­та­ив­ше­го­ся ужа­са, то мы ниче­го не доби­лись от запу­ган­ных и неда­ле­ких оби­та­те­лей хижин. В сво­их пута­ных рас­ска­зах они мог­ли назвать его зме­ем и вели­ка­ном, гро­мо­вым дья­во­лом и лету­чей мышью, гри­фом-стер­вят­ни­ком и бро­дя­чим дере­вом. Одна­ко же мы, пораз­мыс­лив, рас­су­ди­ли, что это живое суще­ство, весь­ма вос­при­им­чи­вое к элек­три­че­ским бурям. Хотя в неко­то­рых рас­ска­зах ему при­пи­сы­ва­ли кры­лья, мы реши­ли, что его отвра­ще­ние к откры­тым про­стран­ствам дела­ет более веро­ят­ной гипо­те­зу о пере­ме­ще­ни­ях по зем­ле. Един­ствен­ное, что ей не соот­вет­ство­ва­ло, – стре­ми­тель­ность, с кото­рой эта тварь долж­на была пере­дви­гать­ся, дабы сотво­рить все, что ей при­пи­сы­ва­ли.

Позна­ко­мив­шись с посе­лен­ца­ми побли­же, мы нашли их во мно­гих смыс­лах весь­ма сим­па­тич­ны­ми. Про­сто­душ­ные созда­ния, посте­пен­но дегра­ди­ру­ю­щие – вот чем они ста­ли из-за сво­е­го зло­счаст­но­го про­ис­хож­де­ния и отуп­ля­ю­щей изо­ля­ции. Чужа­ков они боя­лись, но к нам посте­пен­но при­вык­ли и под конец помо­га­ли про­ру­бать­ся сквозь зарос­ли и обыс­ки­вать все зако­ул­ки дома в поис­ках при­та­ив­ше­го­ся ужа­са. Когда же мы попро­си­ли их помочь най­ти Бен­не­та и Тоби, они впа­ли в уны­ние, посколь­ку при всем жела­нии быть нам полез­ны­ми они были уве­ре­ны, что эти жерт­вы ушли из мира так же бес­по­во­рот­но, как и их про­пав­шие зем­ля­ки. То, что мно­гие из их соро­ди­чей были уби­ты или похи­ще­ны (при том, что все круп­ные хищ­ни­ки в окру­ге были дав­но уже истреб­ле­ны), мы, конеч­но же, зна­ли допод­лин­но и теперь в глу­бо­кой тре­во­ге жда­ли оче­ред­ных неиз­беж­ных тра­ге­дий.

К сере­дине октяб­ря мы поня­ли, что почти ниче­го не достиг­ли. Ночи сто­я­ли ясные, поэто­му ника­ких новых таин­ствен­ных напа­де­ний не про­ис­хо­ди­ло, и после тща­тель­ных и бес­по­лез­ных поис­ков в доме и в его окрест­но­стях мы почти уве­ри­лись, что при­та­ив­ший­ся ужас есть нечто нема­те­ри­аль­ное. Мы опа­са­лись, как бы наступ­ле­ние холо­дов не поло­жи­ло конец поис­кам, ибо все схо­ди­лись на том, что зимою демон, как пра­ви­ло, не объ­яв­ля­ет­ся. Поэто­му мы отча­ян­но спе­ши­ли, послед­ний раз обсле­дуя разо­рен­ную дере­вуш­ку, где теперь никто не жил скват­те­ры обхо­ди­ли ее сто­ро­ной.

Это зло­счаст­ное посе­ле­ние было безы­мян­ным и рас­по­ла­га­лось в укры­том от вет­ров, хотя и без­лес­ном месте, в рас­се­лине меж­ду Кони­че­ской горой и Кле­но­вым хол­мом, бли­же к послед­не­му. Неко­то­рые из нека­зи­стых жилищ на деле были зем­лян­ка­ми, вры­ты­ми в его склон. Дере­вуш­ка нахо­ди­лась в двух милях к севе­ро-запа­ду от Вер­ши­ны Бурь и в трех – от особ­ня­ка с его ста­ры­ми дуба­ми. При этом меж­ду дере­вуш­кой и особ­ня­ком лежа­ли две с чет­вер­тью мили совер­шен­но откры­то­го про­стран­ства, вполне ров­но­го, если не счи­тать несколь­ких вытя­ну­тых змее­по­доб­ных буг­ров, и рос­ла там лишь тра­ва да кое-где кустар­ник. Разо­брав­шись в этой топо­гра­фии, мы реши­ли нако­нец, что демон, долж­но быть, явил­ся со сто­ро­ны Кони­че­ской горы, леси­стый южный склон кото­рой тянул­ся почти до запад­но­го отро­га Вер­ши­ны Бурь. Поло­су вспу­чен­ной зем­ли мы при­дир­чи­во осмот­ре­ли вплоть до оди­но­ко­го дере­ва на склоне Кле­но­во­го хол­ма, рас­щеп­лен­но­го уда­ром мол­нии, явствен­ный знак дья­воль­ско­го при­сут­ствия.

Когда мы с Арту­ром Ман­ро, навер­ное, в два­дца­тый раз скру­пу­лез­но изу­ча­ли каж­дый дюйм истреб­лен­ной дерев­ни, мы оба ощу­ти­ли неяс­ный, неиз­вест­ный нам преж­де страх. В выс­шей сте­пе­ни стран­но и жут­ко даже здесь, где стран­ность и жуть были обыч­ны, – не обна­ру­жить ника­ких сле­дов на месте, где про­ис­хо­ди­ли оше­лом­ля­ю­щие собы­тия. С печаль­ным усер­ди­ем, какое обыч­но сопут­ству­ет ощу­ще­нию бес­по­мощ­но­сти при необ­хо­ди­мо­сти дей­ство­вать, мы бро­ди­ли под свин­цо­вым небом, но рабо­та­ли серьез­но и дотош­но: еще раз вошли в каж­дый дом, сно­ва иска­ли тела в зем­лян­ках на склоне хол­ма, про­ве­ри­ли каж­дый фут жест­кой зем­ли – нет ли там нор или пещер, и все без­ре­зуль­тат­но. И вот, как я уже ска­зал, новые смут­ные стра­хи угро­жа­ю­ще повис­ли над нами, слов­но огром­ные кры­ла­тые гри­фо­ны, хищ­но взи­ра­ю­щие из кос­ми­че­ских глу­бин.

При­бли­жал­ся вечер, ста­но­ви­лось все труд­нее рас­смот­реть что-либо, роко­та­ла гро­за, соби­рав­ша­я­ся над Вер­ши­ной Бурь. Понят­но, что эти зву­ки, слы­ши­мые в таком месте, угне­та­ли нас – хотя и не так силь­но, как это было бы ночью. Мы очень наде­я­лись, что гро­за про­дол­жит­ся и после наступ­ле­ния тем­но­ты, и с этой надеж­дой оста­ви­ли бес­цель­ные поис­ки на хол­ме и напра­ви­лись к бли­жай­шей деревне, что­бы най­ти посе­лен­цев для помо­щи в изыс­ка­ни­ях. Они были люди роб­кие, одна­ко несколь­ко муж­чин помо­ло­же, быва­ло, согла­ша­лись помочь, пола­га­ясь на наши руко­вод­ство и защи­ту.

Но мы не успе­ли отой­ти дале­ко, как с неба вдруг обру­ши­лась сле­пя­щая сте­на дождя, от кото­ро­го нуж­но было сроч­но искать убе­жи­ще. Из-за необы­чай­ной, почти ноч­ной тем­но­ты мы посто­ян­но спо­ты­ка­лись, но бла­го­да­ря частым вспыш­кам мол­ний и отлич­но­му зна­нию дере­вуш­ки ско­ро добра­лись до наи­ме­нее дыря­вой из здеш­них хижин, кое-как ско­ло­чен­ной из досок и бре­вен; ее дверь и един­ствен­ное кро­шеч­ное окно выхо­ди­ли на Кле­но­вый холм. Закрыв дверь, что­бы защи­тить­ся от сви­ре­по­го вет­ра и дождя, мы поста­ви­ли на место нека­зи­стый ста­вень так как мы часто здесь быва­ли, то зна­ли, где его искать. Угне­та­ю­щее заня­тие – сидеть на хлип­ких ящи­ках в пол­ной тьме, но мы кури­ли труб­ки и вре­мя от вре­ме­ни све­ти­ли вокруг кар­ман­ны­ми фона­ри­ка­ми. То и дело сквозь щели в сте­нах свер­ка­ли мол­нии; было так тем­но, что каж­дая вспыш­ка каза­лась неесте­ствен­но яркой.

Раз­гул бури напом­нил мне о жут­кой ночи на Вер­шине Бурь, и я содрог­нул­ся. Мои мыс­ли вер­ну­лись к тому, что непре­рыв­но тре­во­жи­ло меня после это­го кош­ма­ра; я сно­ва спро­сил себя, поче­му демон, набро­сив­ший­ся на нас то ли со сто­ро­ны окна, то ли изнут­ри дома, начал с людей, лежав­ших с краю, оста­вив сред­не­го напо­сле­док, пока гигант­ская мол­ния не про­гна­ла его? Поче­му он не хва­тал свои жерт­вы по поряд­ку, отку­да бы он ни появил­ся? В любом слу­чае я дол­жен был быть вто­рым. Как он ору­до­вал сво­и­ми все­про­ни­ка­ю­щи­ми щупаль­ца­ми? Или он знал, что я – глав­ный, и поэто­му сохра­нил меня для уча­сти еще худ­шей, чем участь моих това­ри­щей?

В раз­гар этих раз­мыш­ле­ний, слов­но для того, что­бы при­дать им еще боль­ше дра­ма­тиз­ма, побли­зо­сти уда­ри­ла ужа­са­ю­щей силы мол­ния, затем послы­шал­ся шум ополз­ня, и сей­час же вол­чий вой вет­ра под­нял­ся в дья­воль­ском сто­ну­щем кре­щен­до. Мы поня­ли, что на Кле­но­вом хол­ме сокру­ше­но еще одно дере­во, и Ман­ро, встав со сво­е­го ящи­ка, подо­шел к окон­цу, что­бы оце­нить мас­шта­бы раз­ру­ше­ний. Едва он снял ста­вень, как вой вет­ра и дождя оглу­шил нас, и я не рас­слы­шал его слов. Я сидел и ждал, а Ман­ро высу­нул­ся, пыта­ясь разо­брать­ся в этом аду.

Тем вре­ме­нем ветер стал ути­хать, а необыч­ная тьма рас­се­и­ва­лась буря ухо­ди­ла. У меня была надеж­да, что она про­длит­ся до ночи, что помог­ло бы наше­му рас­сле­до­ва­нию, одна­ко сквозь дыру в стене про­гля­нул роб­кий сол­неч­ный лучик, зна­чит, рас­счи­ты­вать на это не при­хо­ди­лось. Ска­зав Ман­ро, что сто­ит впу­стить поболь­ше све­та, даже если дождь вновь уси­лит­ся, я открыл гру­бо ско­ло­чен­ную дверь. Сна­ру­жи были сплош­ные лужи и грязь, лежа­ли све­жие гру­ды зем­ли от недав­не­го ополз­ня, и не вид­но было ниче­го инте­рес­но­го, ниче­го тако­го, что мой това­рищ мог бы рас­смат­ри­вать, высу­нув­шись в окно. Я подо­шел к нему, тро­нул за пле­чо – он не шевель­нул­ся. Тогда я шут­ли­во потряс его, повер­нул к себе и ощу­тил ледя­ную хват­ку ужа­са, ухо­дя­ще­го кор­ня­ми в неимо­вер­но дале­кое про­шлое и непред­ста­ви­мые глу­би­ны ночи, власт­ву­ю­щей над вре­ме­нем.
Артур Ман­ро был мертв. И то, что оста­ва­лось на его изгры­зен­ной, изже­ван­ной голо­ве, не мог­ло боль­ше счи­тать­ся лицом.

3 / Красный отблеск

Ночью вось­мо­го нояб­ря 1921 года, под изну­ри­тель­ным дождем и вет­ром, с фона­рем, отбра­сы­ва­ю­щим клад­би­щен­ские тени, я в оди­ноч­ку с тупым упрям­ством рас­ка­пы­вал моги­лу Яна Мар­тен­са. Рабо­та нача­лась после полу­дня, посколь­ку надви­га­лась гро­за, и теперь я радо­вал­ся тем­но­те и тому, что гро­за буше­ва­ла над тол­стой кры­шей лист­вы.
Я сознаю, что несколь­ко повре­дил­ся в уме после собы­тий пято­го авгу­ста: дья­воль­ская тень в особ­ня­ке, силь­ней­шее напря­же­ние и разо­ча­ро­ва­ние – и 8 еще то, что про­изо­шло в хижине во вре­мя октябрь­ской бури. После слу­чив­ше­го­ся в хижине я выко­пал моги­лу чело­ве­ку, чья смерть была мне непо­нят­на. Было оче­вид­но, что и дру­гие не смо­гут ее понять, так что пусть дума­ют, буд­то Артур Ман­ро уехал. Его иска­ли и не нашли. Скват­те­ры, воз­мож­но, были в состо­я­нии понять, что слу­чи­лось, но мне не хоте­лось пугать их еще силь­нее. Я же до стран­но­сти очерст­вел. Потря­се­ние, испы­тан­ное в особ­ня­ке, ска­за­лось на моем разу­ме, и я мог думать толь­ко о сво­ей цели, о поис­ках ужа­са, вырос­ше­го до мас­шта­бов сти­хии в моем вооб­ра­же­нии, о рас­сле­до­ва­нии, из-за кото­ро­го Артур Ман­ро погиб и тем самым обрек меня на мол­ча­ние и оди­но­че­ство.

Одна толь­ко кар­ти­на про­из­во­ди­мых мною рас­ко­пок мог­ла бы лишить спо­кой­ствия мир­но­го обы­ва­те­ля. Зло­ве­щие релик­то­вые дере­вья пуга­ю­щей тол­щи­ны – древ­ние, при­чуд­ли­во изо­гну­тые – выси­лись надо мною подоб­но колон­нам дья­воль­ско­го дру­ид­ско­го зам­ка; они погло­ща­ли шум гро­зы, гаси­ли рез­кий ветер и почти не про­пус­ка­ли дождя. За их иска­ле­чен­ны­ми ство­ла­ми взды­ма­лись, осве­ща­е­мые про­бив­ши­ми­ся сквозь лист­ву сла­бы­ми вспыш­ка­ми мол­ний, мок­рые, зарос­шие плю­щом сте­ны бро­шен­но­го дома; меня отде­лял от них запу­щен­ный гол­ланд­ский сад, дорож­ки и клум­бы кото­ро­го были осквер­не­ны нико­гда не видев­шей солн­ца беле­сой гри­бо­вид­ной порос­лью, исто­чав­шей зло­во­ние. Бли­же все­го ко мне было клад­би­ще, где кри­вые дере­вья про­сти­ра­ли свои боль­ные вет­ви и выво­ра­чи­ва­ли кор­ня­ми неосвя­щен­ные пли­ты, выса­сы­вая отра­ву из того, что нахо­ди­лось под ними. Там и здесь под корич­не­вым сава­ном гни­ю­щих листьев раз­ли­ча­лись зло­ве­щие очер­та­ния бугор­ков и рыт­вин, харак­тер­ных для мест, куда часто бьют мол­нии.

К древ­ней моги­ле меня при­ве­ла исто­рия. Ниче­го, кро­ме исто­рии, у меня не оста­лось, все осталь­ное было лишь дья­воль­ской насмеш­кой. Теперь я уве­рил­ся, что при­та­ив­ший­ся ужас не был суще­ством во пло­ти, но неким при­зра­ком с вол­чьи­ми клы­ка­ми, осед­лав­шим полу­ноч­ные мол­нии. И я уве­рил­ся, разо­брав­шись вме­сте с Арту­ром Ман­ро в мест­ных леген­дах, что это был при­зрак Яна Мар­тен­са, умер­ше­го в 1762 году. Поэто­му я с дурац­ким упор­ством рас­ка­пы­вал его моги­лу.

Особ­няк Мар­тен­сов был воз­ве­ден в 1670 году Гер­ри­том Мар­тен­сом, состо­я­тель­ным куп­цом из Ново­го Амстер­да­ма, кото­ро­му не нра­ви­лись новые поряд­ки под вла­стью Англии1 и он постро­ил себе вели­ко­леп­ный дом здесь, на уда­лен­ной леси­стой вер­шине. Ему достав­ля­ла удо­воль­ствие ее никем не нару­ша­е­мая уеди­нен­ность и необыч­ное место­по­ло­же­ние. Един­ствен­ным замет­ным недо­стат­ком этой мест­но­сти были неисто­вые лет­ние гро­зы. Когда мин­хер Мар­тенс выби­рал место и воз­во­дил особ­няк, он еще мог пола­гать, что эти частые при­род­ные ката­клиз­мы – слу­чай­ность, одна­ко со вре­ме­нем убе­дил­ся, что холм как нароч­но при­спо­соб­лен для таких явле­ний. Нако­нец он посчи­тал, что бури вызы­ва­ют у него голов­ную боль, и обо­ру­до­вал погреб, в кото­ром мог скры­вать­ся от их самых сви­ре­пых нале­тов.

О наслед­ни­ках Гер­ри­та Мар­тен­са извест­но мень­ше, чем о нем, посколь­ку все они были твер­ды в нена­ви­сти к англий­ской куль­ту­ре и научи­лись дер­жать­ся в сто­роне от коло­ни­стов, ее при­няв­ших. Они жили на ред­кость замкну­то, и в окру­ге утвер­жда­ли, что Мар­тен­сы с тру­дом гово­рят и с тру­дом пони­ма­ют дру­гих людей. Их внеш­ность была отме­че­на осо­бой наслед­ствен­ной чер­той: один глаз у них у всех был голу­бой, а дру­гой – карий. С сосе­дя­ми они обща­лись все реже и реже, пока не нача­ли нако­нец всту­пать в бра­ки со сво­и­ми слу­га­ми. Мно­гие чле­ны этой раз­рос­шей­ся семьи выро­ди­лись, пере­се­ли­лись на дру­гую сто­ро­ну доли­ны, сме­ша­лись с тамош­ни­ми полу­кров­ка­ми и со вре­ме­нем пре­вра­ти­лись в жал­ких скват­те­ров. Дру­гие угрю­мо вла­чи­ли жизнь в родо­вом особ­ня­ке, ста­но­вясь все более необ­щи­тель­ны­ми и обна­ру­жи­вая нер­ви­че­скую чув­стви­тель­ность к частым в этих местах гро­зам.

Боль­шая часть этих све­де­ний ста­ла извест­на за пре­де­ла­ми окру­ги бла­го­да­ря юно­му Яну Мар­тен­су; будучи чело­ве­ком неуем­ным, он всту­пил в армию коло­ний после того, как слух о кон­грес­се в Олбани2 достиг Вер­ши­ны Бурь. Ян был пер­вым из потом­ков Гер­ри­та, пови­дав­шим свет, и, когда в 1760 году он воз­вра­тил­ся после шести­лет­ней кам­па­нии, отец, дядья и бра­тья встре­ти­ли его с нена­ви­стью, как чужа­ка, несмот­ря на его харак­тер­ные мар­тен­сов­ские гла­за. Теперь он не раз­де­лял мар­тен­сов­ских чуда­честв и пред­рас­суд­ков, и даже гор­ные гро­зы пере­ста­ли дей­ство­вать на него, как преж­де. Зато его угне­та­ло окру­же­ние, и он часто писал сво­е­му дру­гу в Олба­ни, что соби­ра­ет­ся поки­нуть роди­тель­ский кров.

Вес­ной 1763 года этот его друг, Джо­на­тан Гиф­форд, обес­по­ко­ил­ся мол­ча­ни­ем сво­е­го кор­ре­спон­ден­та – тем более что знал об обста­нов­ке и ссо­рах в мар­тен­сов­ском особ­ня­ке. Решив лич­но наве­стить Яна, он осед­лал коня и отпра­вил­ся в горы. В днев­ни­ке Джо­на­та­на ука­за­но, что он достиг Вер­ши­ны Бурь два­дца­то­го сен­тяб­ря и обна­ру­жил усадь­бу в крайне запу­щен­ном состо­я­нии. Мар­тен­сы угрю­мо смот­ре­ли на него сво­и­ми стран­ны­ми гла­за­ми – их мерз­кий, почти зве­ри­ный облик потряс его. На лома­ном гор­тан­ном язы­ке они объ­яс­ни­ли, что Ян умер. Уве­ря­ли, что про­шлой осе­нью его уби­ло мол­нией и он похо­ро­нен в низине за дав­но уже забро­шен­ным садом. Они пока­за­ли гостю моги­лу – хол­мик зем­ли без каких-либо памят­ных зна­ков и над­пи­сей. Что-то в пове­де­нии Мар­тен­сов вызва­ло у Гиф­фор­да силь­ней­шее отвра­ще­ние и дало ему повод для подо­зре­ний. Неде­лю спу­стя он вер­нул­ся с лопа­той и кир­кой, что­бы тай­но иссле­до­вать захо­ро­не­ние, и обна­ру­жил то, что и ожи­дал най­ти: череп, раз­би­тый бес­по­щад­ны­ми, сви­ре­пы­ми уда­ра­ми, так что, вер­нув­шись в Олба­ни, он откры­то обви­нил Мар­тен­сов в убий­стве их роди­ча.

Хотя ска­зать это со всей опре­де­лен­но­стью было нель­зя, слу­хи стре­ми­тель­но рас­про­стра­ни­лись по всей окру­ге, и с той поры Мар­тен­сы сде­ла­лись изго­я­ми. Никто не желал иметь с ними дела, и все сто­ро­ни­лись их име­ния как места про­кля­то­го. Они же, види­мо, при­спо­со­би­лись жить неза­ви­си­мо, на том, что про­из­во­ди­ли сами, – ибо вре­ме­на­ми с отда­лен­ных хол­мов были вид­ны огни, ука­зы­вав­шие на при­сут­ствие в име­нии людей. Огни появ­ля­лись – хотя и все реже – вплоть до 1810 года.

Меж­ду тем воз­ник целый свод страш­ных легенд об особ­ня­ке и о горе. Этих мест ста­ли избе­гать с еще боль­шим тща­ни­ем, а к преж­ним леген­дам при­бав­ля­лись все новые. Дом не посе­ща­ли вплоть до 1816 года, когда скват­те­ры нако­нец обра­ти­ли вни­ма­ние на дли­тель­ное отсут­ствие огней. После это­го несколь­ко чело­век пошли на раз­вед­ку; дом ока­зал­ся необи­та­е­мым и частич­но раз­ру­шен­ным.

Там не нашли чело­ве­че­ских ске­ле­тов, поэто­му при­чи­ной исчез­но­ве­ния Мар­тен­сов сочли отъ­езд, а не смерть. Каза­лось, семей­ство отбы­ло за несколь­ко лет до того, а по более позд­ним при­строй­кам мож­но было судить, насколь­ко мно­го­чис­лен­ным оно ста­ло ко вре­ме­ни сво­е­го пере­се­ле­ния. В куль­тур­ном отно­ше­нии Мар­тен­сы совер­шен­но опу­сти­лись: на это ука­зы­ва­ла раз­ло­ман­ная мебель и валяв­ше­е­ся кру­гом сто­ло­вое сереб­ро, кото­рым, долж­но быть, пере­ста­ли поль­зо­вать­ся задол­го до отъ­ез­да. Одна­ко, хотя зло­ве­щие Мар­тен­сы и ушли, ужас перед их домом сохра­нил­ся и стал еще прон­зи­тель­ней, когда новые стран­ные исто­рии ста­ли рас­те­кать­ся сре­ди оби­та­те­лей гор. Так и сто­ял этот дом – бро­шен­ный, вну­ша­ю­щий страх и наве­ща­е­мый мсти­тель­ным при­зра­ком Яна Мар­тен­са. Так он и сто­ял в ночь, когда я рас­ка­пы­вал моги­лу.

Я уже назвал свое заня­тие дурац­ким, таким оно и было – и по тому, что я искал, и по тому, как я это делал. В выко­пан­ном гро­бу обна­ру­жи­лось толь­ко немно­го пра­ха, но я в неисто­вом стрем­ле­нии извлечь при­зрак Мар­тен­са про­дол­жал бес­смыс­лен­но и неук­лю­же рыть. Одно­му Богу ведо­мо, чего я ожи­дал, – а ощу­щал я лишь то, что все глуб­же копаю моги­лу чело­ве­ка, при­зрак кото­ро­го бро­дит по ночам.

Труд­но ска­зать, на какой чудо­вищ­ной глу­бине лопа­та, а за ней и мои ноги про­ва­ли­лись в зем­лю. Про­ис­ше­ствие чрез­вы­чай­ное и пуга­ю­щее, посколь­ку суще­ство­ва­ние под­зе­ме­лья дава­ло моим безум­ным тео­ри­ям ужас­ное под­твер­жде­ние. Ска­ты­ва­ясь вниз, я повре­дил фонарь и теперь достал кар­ман­ный элек­три­че­ский фона­рик. В обе сто­ро­ны ухо­дил узкий кори­дор, доста­точ­но про­стор­ный, что­бы по нему мож­но было полз­ти; и хотя никто в здра­вом рас­суд­ке не решил­ся бы на это, я, обу­ре­ва­е­мый лихо­ра­доч­ным стрем­ле­ни­ем отыс­кать при­та­ив­ший­ся ужас, забыл об опас­но­сти, о разум­ной осто­рож­но­сти и брезг­ли­во­сти. Решив, что буду дви­гать­ся в направ­ле­нии дома, я отча­ян­но пополз туда по узко­му про­хо­ду, стре­ми­тель­но и почти всле­пую, лишь изред­ка вклю­чая фона­рик.

Кто сумел бы опи­сать подоб­ное зре­ли­ще: чело­век, зате­рян­ный под неве­ро­ят­ной тол­щей зем­ли, он скре­бет­ся, изви­ва­ет­ся, едва дышит, изо всех сил про­дви­га­ет­ся на чет­ве­рень­ках сквозь тол­щу древ­ней тьмы, не думая о вре­ме­ни, без­опас­но­сти, направ­ле­нии и цели… Ужас­но, но имен­но этим я и зани­мал­ся. Зани­мал­ся так дол­го, что жизнь поблек­ла, как ста­рые вос­по­ми­на­ния, оста­лись лишь тем­но­та и я, слов­но пре­вра­тив­ший­ся в кро­та или гусе­ни­цу. Лишь дол­гое вре­мя спу­стя я сно­ва вспом­нил об элек­три­че­ском фона­ре и осве­тил про­ход в пла­сте гли­ны, кото­рый шел пря­мо, а затем плав­но пово­ра­чи­вал.

Какое-то вре­мя еще я про­би­рал­ся по нему на чет­ве­рень­ках, свет фона­ри­ка стал совсем туск­лым, затем про­ход кру­то пошел вверх, так что при­шлось дви­гать­ся мед­лен­ней. Я под­нял гла­за и вне­зап­но уви­дел вда­ле­ке два жут­ких отра­же­ния мое­го гас­ну­ще­го фона­ря – два отра­же­ния, излу­чав­шие поги­бель и про­буж­дав­шие туман­ные вос­по­ми­на­ния, спо­соб­ные све­сти с ума. Непро­из­воль­но я оста­но­вил­ся – хотя отсту­пить не дога­дал­ся. Гла­за при­бли­жа­лись, кро­ме них у этой тва­ри раз­ли­чи­ма была толь­ко ког­ти­стая лапа. Но какая это была лапа! Где-то над голо­вой послы­шал­ся зна­ко­мый гро­хот – неисто­вый гром разыг­рав­шей­ся в горах ярост­ной гро­зы. Долж­но быть, я доволь­но дале­ко про­полз вверх и ока­зал­ся вбли­зи поверх­но­сти. И пока гро­мы­хал этот при­глу­шен­ный гром, гла­за смот­ре­ли на меня с бес­смыс­лен­ной зло­бой. Бла­го­да­ре­ние Богу, я тогда не стал выяс­нять, что это такое, ина­че мне при­шлось бы рас­стать­ся с жиз­нью. Спас­ла меня та самая гро­за, кото­рая вызва­ла эту тварь из небы­тия: после мину­ты страш­но­го ожи­да­ния с неви­ди­мых небес уда­ри­ла одна из тех частых в горах мол­ний, сле­ды кото­рых – бороз­ды взры­той или горе­лой зем­ли – я заме­чал во мно­гих местах.

Неисто­вой силы мол­ния про­би­ла сво­ды про­кля­той норы, осле­пив и оглу­шив меня, но не обез­дви­жив пол­но­стью.

Бес­по­мощ­но барах­та­ясь, я выка­раб­ки­вал­ся из-под осы­па­ю­щей­ся зем­ли, пока нако­нец пото­ки дождя не при­ве­ли меня в чув­ство. Я понял, что выбрал­ся на поверх­ность в зна­ко­мом месте, на кру­том без­лес­ном склоне с юго-запад­ной сто­ро­ны горы. Непре­рыв­ные вспыш­ки мол­ний осве­ща­ли изры­тую поч­ву и оста­ток стран­ной низ­кой насы­пи, тяну­щей­ся вниз с леси­сто­го скло­на, но в этом хао­се я не нашел даже сле­да того места, где выбрал­ся из смер­то­нос­ных ката­комб. В моей голо­ве царил такой же хаос, как на зем­ле, и, гля­дя на мер­цав­ший вда­ле­ке, с южной сто­ро­ны, крас­ный отблеск, я вряд ли созна­вал весь ужас того, через что мне при­шлось прой­ти.

Но два дня спу­стя, узнав от скват­те­ров, что озна­чал крас­ный отблеск, я ощу­тил еще боль­шее потря­се­ние, чем в гли­ня­ном лазе, видя страш­ные гла­за и лапу. Еще боль­шее – из-за оше­лом­ля­ю­ще­го пред­по­ло­же­ния. Вслед за уда­ром мол­нии, бла­го­да­ря кото­рой я очу­тил­ся на поверх­но­сти, в дере­вуш­ке, что была в два­дца­ти милях отту­да, разыг­ра­лась оче­ред­ная тра­ге­дия: без­вест­ная тварь прыг­ну­ла на хлип­кую кры­шу одной из хижин с навис­ше­го над ней дере­ва. Она полу­чи­ла свою жерт­ву, но скват­те­ры в неистов­стве успе­ли под­жечь хижи­ну преж­де, чем тварь ускольз­ну­ла, и она обру­ши­лась в тот самый миг, когда зем­ля погло­ти­ла тварь, гла­за и лапу кото­рой я видел.

4 / Ужас в глазах

Вряд ли мож­но счи­тать чело­ве­ка душев­но здо­ро­вым, если он, зная все, что знал я об опас­но­стях Вер­ши­ны Бурь, собрал­ся в оди­ноч­ку отыс­ки­вать при­та­ив­ший­ся там ужас. Хотя два вопло­ще­ния ужа­са были уни­что­же­ны, это дава­ло весь­ма сла­бую гаран­тию душев­ной и физи­че­ской без­опас­но­сти в здеш­нем под­зем­ном цар­стве мно­го­ли­кой дья­воль­щи­ны; я исступ­лен­но стре­мил­ся к цели, меж­ду тем как собы­тия, а с ними и мои выво­ды ста­но­ви­лись все более чудо­вищ­ны­ми.

Узнав спу­стя два дня после жут­кой встре­чи в под­зем­ном лазе, что в тот самый миг, когда гла­за тва­ри сверк­ну­ли пере­до мною, еще одна ей подоб­ная объ­яви­лась в два­дца­ти милях от того места, я испу­гал­ся чуть не до смер­ти. Одна­ко к стра­ху при­ме­ши­ва­лось столь силь­ное изум­ле­ние и ощу­ще­ние при­чуд­ли­во­сти про­ис­хо­дя­ще­го, что ощу­ще­ние каза­лось почти при­ят­ным. Порой в куль­ми­на­ции ноч­но­го кош­ма­ра, когда неви­ди­мые силы вле­кут тебя над кры­ша­ми стран­ных мерт­вых горо­дов к ухмы­ля­ю­щей­ся про­па­сти Никты,3 с каким облег­че­ни­ем и даже удо­воль­стви­ем мож­но заво­пить во весь голос, кида­ясь в без­дон­ную все­по­гло­ща­ю­щую пучи­ну ноч­ных обра­зов. При­мер­но так же подей­ство­ва­ли на меня новые про­ис­ше­ствия на Вер­шине Бурь. Обна­ру­жив, что здесь оби­та­ли два чудо­ви­ща, я ощу­тил беше­ное стрем­ле­ние пере­рыть всю зем­лю в про­кля­том месте и голы­ми рука­ми выта­щить нару­жу сви­ре­пую смерть, таив­шу­ю­ся в каж­дом дюй­ме отрав­лен­ной зем­ли.

При пер­вой воз­мож­но­сти я при­шел на моги­лу Яна Мар­тен­са и стал копать на преж­нем месте, но напрас­но. Силь­ней­ший обвал засы­пал все сле­ды под­зем­но­го про­хо­да, да и от ямы почти ниче­го не оста­лось и нель­зя было понять, насколь­ко глу­бо­ко я про­бил­ся в про­шлый раз. Затем я совер­шил нелег­кое путе­ше­ствие в отда­лен­ную дере­вуш­ку, где сожгли смер­то­нос­ную тварь, но был мало чем воз­на­граж­ден за тру­ды. Сре­ди пеп­ла роко­вой хижи­ны нашлось несколь­ко костей, по всей види­мо­сти, не при­над­ле­жав­ших чудо­ви­щу. По сло­вам скват­те­ров, жерт­ва была толь­ко одна, но я счел, что они ошиб­лись, посколь­ку кро­ме цело­го чело­ве­че­ско­го чере­па там нашел­ся обло­мок дру­го­го, раз­би­то­го, по-види­мо­му, тогда же. Мно­гие виде­ли стре­ми­тель­ный пры­жок чудо­ви­ща, но никто не мог ска­зать допод­лин­но, на что оно похо­ди­ло; скват­те­ры име­но­ва­ли его про­сто дья­во­лом. Я обсле­до­вал огром­ное дере­во, на кото­ром эта тварь пря­та­лась, и не отыс­кал ника­ких опре­де­лен­ных мет. Попы­тал­ся так­же най­ти след, веду­щий в чер­но­ле­сье, но в этот раз не смог выдер­жать вида чудо­вищ­но огром­ных ство­лов и тол­стых змее­по­доб­ных кор­ней, зло­ве­ще вью­щих­ся по поверх­но­сти, преж­де чем ныр­нуть под зем­лю.

Затем мне пред­сто­я­ло тща­тель­ней­шим обра­зом еще раз иссле­до­вать забро­шен­ную дере­вуш­ку, где смерть нанес­ла самый страш­ный удар, где Артур Ман­ро видел нечто, о чем не успел рас­ска­зать. Я и в про­шлый раз вел поис­ки пре­дель­но вни­ма­тель­но, хотя и без­ре­зуль­тат­но; теперь же у меня появи­лись новые осно­ва­ния для их про­вер­ки: страш­ный путь полз­ком под зем­лею убе­дил меня, что по край­ней мере одна раз­но­вид­ность ужа­са была под­зем­ной тва­рью. В этот раз, четыр­на­дца­то­го нояб­ря, моей глав­ной зада­чей было изу­чить скло­ны Кони­че­ской горы и Кле­но­во­го хол­ма, обра­щен­ные к зло­счаст­ной дере­вуш­ке, при­чем осо­бое вни­ма­ние я обра­щал на рых­лую зем­лю ополз­ней на Кле­но­вом хол­ме.
Пол­дня поис­ков ниче­го не про­яс­ни­ли, и в сумер­ках я сто­ял на этом хол­ме, гля­дя вниз на дере­вуш­ку и – через доли­ну – на Вер­ши­ну Бурь. Дого­рел вели­ко­леп­ный закат; взо­шла почти пол­ная луна; она зали­ва­ла сереб­ри­стым све­том рав­ни­ну, отда­лен­ный склон горы и стран­ные низ­кие хол­ми­ки, взды­ма­ю­щи­е­ся там и сям. Кар­ти­на идил­ли­че­ская, но я знал, что под нею скры­то, и пото­му нена­ви­дел все это. Нена­ви­дел обман­щи­цу-луну, лжи­во-мир­ную доли­ну, набух­шую, как нарыв, гору и эти зло­ве­щие хол­ми­ки. Каза­лось, на всем лежит печать какой-то вре­до­нос­ной силы, чьей-то тай­ной и страш­ной вла­сти.

Рас­се­ян­но огля­ды­вая зали­тую лун­ным све­том пано­ра­му, я вдруг отме­тил свое­об­ра­зие ланд­шаф­та, некую повто­ря­ю­щу­ю­ся топо­гра­фи­че­скую деталь. Не обла­дая спе­ци­аль­ны­ми позна­ни­я­ми в гео­ло­гии, я с само­го нача­ла заин­те­ре­со­вал­ся хол­ми­ка­ми и насы­пя­ми, харак­тер­ны­ми для этой мест­но­сти. Отме­тил, что они во мно­же­стве раз­бро­са­ны вокруг Вер­ши­ны Бурь, что их мень­ше в доли­нах, чем у вер­ши­ны, где дои­сто­ри­че­ские лед­ни­ки, несо­мнен­но, встре­ча­ли мень­шее сопро­тив­ле­ние сво­им при­чуд­ли­вым подвиж­кам. И сей­час, при све­те низ­кой луны, меня вдруг осе­ни­ло: отдель­ные точ­ки и ряды этой систе­мы хол­ми­ков, отбра­сы­ва­ю­щих таин­ствен­ные тени, были явно и стран­но свя­за­ны с верх­ней точ­кой Вер­ши­ны Бурь. Она была несо­мнен­ным цен­тром, от кото­ро­го рас­хо­ди­лись их неров­ные линии, слов­но дрях­лый особ­няк Мар­тен­сов выпу­стил зри­мые щупаль­ца ужа­са. Мысль об этих вре­до­нос­ных щупаль­цах ото­зва­лась во мне необъ­яс­ни­мой дро­жью, и я впер­вые усо­мнил­ся в лед­ни­ко­вом про­ис­хож­де­нии этих хол­ми­ков.

Чем боль­ше я раз­ду­мы­вал, тем боль­ше сомне­вал­ся в этом, и с моих глаз слов­но спа­ла пеле­на. Я почув­ство­вал: меж­ду тем, что я видел в под­зе­ме­лье, и тем, что про­ис­хо­ди­ло на поверх­но­сти, суще­ству­ет при­чуд­ли­вая пуга­ю­щая связь. Еще не до кон­ца поняв, в чем дело, я стал лихо­ра­доч­но бор­мо­тать: «О гос­по­ди!.. Кро­то­ви­ны… про­кля­тое место все изры­то… как их мно­го… той ночью в доме… они сна­ча­ла ута­щи­ли Бен­не­та и Тоби… по обе­им сто­ро­нам…» И при­нял­ся рас­ка­пы­вать бли­жай­ший хол­мик, копать отча­ян­но, неисто­во, даже лику­ю­ще, и нако­нец гром­ко вскрик­нул от неко­е­го невнят­но­го чув­ства, дорыв­шись до тун­не­ля или лаза, точ­но тако­го, по како­му я полз тою дья­воль­ской ночью.
Пом­ню, что затем я бро­сил­ся бежать с лопа­той в руке; это был беше­ный бег по зали­тым луной, покры­тым хол­ми­ка­ми лугам, сквозь мрак зло­ве­ще­го при­зрач­но­го леса на кру­том склоне хол­ма; вскри­ки­вая, зады­ха­ясь, я мчал­ся прыж­ка­ми к страш­но­му особ­ня­ку Мар­тен­сов. Пом­ню, как науда­чу рас­ка­пы­вал зарос­ший шипов­ни­ком погреб – копал, что­бы най­ти самую серд­це­ви­ну губи­тель­ной сети. И пом­ню, как хохо­тал, про­ва­лив­шись в под­зем­ный про­ход, в отвер­стие у осно­ва­ния ста­ро­го ками­на, порос­ше­го бурья­ном; тра­ва отбра­сы­ва­ла тре­вож­ные тени в све­те све­чи, кото­рая слу­чай­но ока­за­лась у меня с собой. Сколь­ко еще тва­рей при­та­и­лось в этом адском улье, ожи­дая гро­зы, что­бы вый­ти нару­жу, я не знал. Две были уби­ты – воз­мож­но, боль­ше их не суще­ство­ва­ло. Но я горел реши­мо­стью добрать­ся до послед­ней тай­ны ужа­са, кото­рый сно­ва казал­ся мне кон­крет­ным и телес­ным.

Мои нере­ши­тель­ные раз­ду­мья о том, сто­ит ли иссле­до­вать про­ход немед­ля и в оди­ноч­ку, с этим жал­ким источ­ни­ком све­та, или попы­тать­ся собрать коман­ду скват­те­ров, были пре­рва­ны вне­зап­ным поры­вом вет­ра, пога­сив­шим све­чу и оста­вив­шим меня в непро­гляд­ной тьме. Луна боль­ше не све­ти­ла сквозь отвер­стия и про­емы в сте­нах; с чув­ством обре­чен­но­сти я услы­шал зло­ве­щий мно­го­зна­чи­тель­ный рокот надви­га­ю­щей­ся гро­зы. Мысль о том, что может про­изой­ти, заста­ви­ла меня отсту­пить в даль­ний угол погре­ба. Но я не сво­дил глаз с пуга­ю­ще­го отвер­стия у осно­ва­ния ками­на. Отда­лен­ные вспыш­ки мол­ний про­ни­ка­ли сквозь зарос­ли, окру­жав­шие погреб, и осве­ща­ли раз­ва­лив­ши­е­ся сте­ны, выхва­ты­вая из тем­но­ты битые кир­пи­чи и полу­за­сох­ший бурьян. Меня сне­да­ли страх и любо­пыт­ство. Что вызо­вет к жиз­ни эта буря – и есть ли там, в глу­бине, то, что может быть вызва­но? При све­те мол­нии я выбрал себе укры­тие, густой бурьян, сквозь кото­рый мог видеть отвер­стие, оста­ва­ясь сам неви­ди­мым.

Если небе­са про­явят мило­сер­дие, я когда-нибудь смо­гу забыть уви­ден­ное и мир­но дожи­ву поло­жен­ные мне годы. Сей­час же я не сплю ноча­ми, а при гро­зах вынуж­ден при­ни­мать опий. Это нача­лось вне­зап­но, без пре­ду­пре­жде­ния: из неве­до­мой норы, подоб­но кры­се, мет­ну­лась одна тварь, раз­да­лось дья­воль­ское пых­те­ние и при­глу­шен­ное хрю­ка­нье, и потом из отвер­стия под ками­ном хлы­ну­ли пото­ком омер­зи­тель­ные, слов­но изъ­еден­ные про­ка­зой, урод­ли­вые тва­ри, страш­нее самой смер­ти и само­го безу­мия. Вски­пая, буль­кая, пузы­рясь подоб­но зме­и­но­му яду, этот поток изли­вал­ся из зия­ю­ще­го отвер­стия, рас­те­кал­ся, как гной, и устрем­лял­ся из погре­ба, что­бы рас­про­стра­нить­ся по про­кля­то­му полу­ноч­но­му лесу, неся с собой ужас, безу­мие и смерть.

Бог зна­ет, сколь­ко их было – долж­но быть, сот­ни. Вид это­го пото­ка при мер­ца­ю­щем све­те мол­ний потря­сал душу. Когда он поре­дел и ста­ли мель­кать отдель­ные тва­ри, я уви­дел, что они похо­жи на гно­мов урод­ли­вые воло­са­тые не то чер­ти, не то обе­зья­ны, чудо­вищ­ная дья­воль­ская кари­ка­ту­ра на обе­зья­нье пле­мя. Они были отвра­ти­тель­но без­молв­ны, лишь одна­жды послы­шал­ся визг, когда один из отстав­ших при­нял­ся уме­ло и при­выч­но све­же­вать осла­бев­ше­го сосе­да. Дру­гие тоже набро­си­лись на остан­ки и, исте­кая слю­ной, пожи­ра­ли их. После это­го, как ни стран­но, болез­нен­ное мое любо­пыт­ство взя­ло верх над оце­пе­не­ни­ем, стра­хом и отвра­ще­ни­ем: когда послед­ний уро­дец выбрал­ся из под­зе­ме­лий неве­до­мых кош­ма­ров, я достал авто­ма­ти­че­ский писто­лет и в момент гро­мо­во­го уда­ра застре­лил его. Вере­ни­ца вопя­щих усколь­за­ю­щих теней баг­ро­во­го безу­мия – они охо­ти­лись друг на дру­га под кро­ва­во-крас­ны­ми поло­са­ми гро­зо­во­го неба… бес­фор­мен­ные фан­то­мы и мгно­вен­ная сме­на отвра­ти­тель­ных сцен… чудо­вищ­но раз­бух­шие дубы, змее­по­доб­ные кор­ни кото­рых, изви­ва­ясь, соса­ли неве­до­мые яды из зем­ли, отрав­лен­ной мири­а­да­ми дья­во­лов-кан­ни­ба­лов… хол­ми­ки-щупаль­ца чудо­вищ­но­го под­зем­но­го ось­ми­но­га… жут­кие спо­ло­хи мол­ний над мрач­ны­ми сте­на­ми, порос­ши­ми плю­щом… ужас­ные аллеи с бес­цвет­ной гри­бо­вид­ной порос­лью… Бла­го­да­ре­ние небу, инстинкт при­вел меня к люд­ско­му посе­ле­нию, к мир­ной деревне, спав­шей под спо­кой­ны­ми звез­да­ми на про­яс­нив­шем­ся небе. Неде­лю я при­хо­дил в себя, затем послал в Олба­ни за коман­дой взрыв­ни­ков, что­бы дина­ми­том сте­реть с лица зем­ли особ­няк Мар­тен­сов на Вер­шине Бурь, уни­что­жить все хол­ми­ки, под­зем­ные ходы и насо­сав­ши­е­ся ядов дере­вья, само суще­ство­ва­ние кото­рых каза­лось мне сим­во­лом несча­стья. Когда все это было про­де­ла­но, я поне­мно­гу начал спать, но истин­ный отдых невоз­мо­жен, пока жива память о тайне при­та­ив­ше­го­ся ужа­са. Она будет пре­сле­до­вать меня, ибо кто может пору­чить­ся, что уни­что­же­ние было пол­ным, что подоб­ных явле­ний более не суще­ству­ет в при­ро­де? Кто, обла­дая мои­ми зна­ни­я­ми, может думать о неве­до­мых под­зем­ных пусто­тах, не муча­ясь страш­ны­ми виде­ни­я­ми гря­ду­щих бед? До сих пор мне труд­но смот­реть на коло­дец или вход в под­зем­ку… поче­му вра­чи не могут дать мне доста­точ­но силь­ных лекарств, что­бы я спал по ночам, что­бы успо­ко­ить меня, когда нале­та­ет гро­за?

То, что я уви­дел при вспыш­ке мол­нии после того, как застре­лил тварь, отстав­шую от пото­ка, ока­за­лось таким про­стым, что про­шла мину­та, преж­де чем я понял все это – и впал в исступ­ле­ние. Суще­ство было тош­но­твор­но: гряз­но-белое подо­бие горил­лы с ост­ры­ми жел­ты­ми клы­ка­ми и взъеро­шен­ной шер­стью – резуль­тат вырож­де­ния, устра­ша­ю­щий про­дукт кро­во­сме­ше­ния и пожи­ра­ния себе подоб­ных на зем­ле и под зем­лею; вопло­ще­ние рыча­ще­го хао­са и ухмы­ля­ю­ще­го­ся ужа­са, что таит­ся по ту сто­ро­ну жиз­ни. Уми­рая, оно гля­де­ло на меня стран­ны­ми гла­за­ми, таки­ми же, как те, что уста­ви­лись на меня в под­зе­ме­лье, про­буж­дая туман­ные вос­по­ми­на­ния. Один глаз был голу­бой, дру­гой карий: гла­за Мар­тен­сов, опи­сан­ные в ста­рых леген­дах. И, застыв от ужа­са, я понял, что слу­чи­лось с исчез­нув­шей семьей и страш­ным, при­тя­ги­ва­ю­щим мол­нии домом Мар­тен­сов.

Примечания:

1 …куп­цом из Ново­го Амстер­да­ма, кото­ро­му не нра­ви­лись новые поряд­ки под вла­стью Англии… – Англи­чане захва­ти­ли гол­ланд­ское посе­ле­ние Новый Амстер­дам на о. Ман­х­эт­тен в 1664 г., пере­име­но­вав его в Нью-Йорк, и окон­ча­тель­но закре­пи­ли за собой эту тер­ри­то­рию по дого­во­ру 1674 г.

2 Кон­гресс в Олба­ни – встре­ча пред­ста­ви­те­лей семи бри­тан­ских коло­ний в Север­ной Аме­ри­ке летом 1754 г. для обсуж­де­ния сов­мест­ных дей­ствий про­тив фран­цу­зов и индей­цев. Пред­ло­жен­ный Б. Фран­кли­ном на кон­грес­се план более тес­но­го еди­не­ния коло­ний так и не был при­нят, но позд­нее лег в осно­ву Ста­тей Кон­фе­де­ра­ции – пер­во­го кон­сти­ту­ци­он­но­го доку­мен­та США.

3 Ник­та – в гре­че­ской мифо­ло­гии оли­це­тво­ре­ние ноч­ной тьмы; боги­ня ночи, оби­та­ю­щая в без­дне Тар­та­ра.