1999 / Леон Спрег де Камп / Змеи, мечи и герои

Эссе пуб­ли­ко­ва­лось на рус­ском в пол­ном собра­нии сочи­не­ний Робер­та Говар­да изда­тель­ства Севе­ро-Запад.

Отры­вок

[…]

В нача­ле 1930‑х годов Роберт Говард начал пере­пи­сы­вать­ся с Лав­краф­том, а поз­же и с дру­ги­ми про­фес­си­о­наль­ны­ми писа­те­ля­ми, рабо­тав­ши­ми в жан­ре “фэн­те­зи”. Его пись­ма к Лав­краф­ту могут слу­жить цен­ным источ­ни­ком инфор­ма­ции для любо­го, кто вни­ма­тель­но изу­чит их, и нуж­но отдать долж­ное Глен­ну Лор­ду за то, что он собрал и сохра­нил эти пись­ма.

Говард Фил­липс Лав­крафт (1890–1937) был сухо­па­рым чело­ве­ком с длин­ным лицом и впа­лы­ми щека­ми, чрез­вы­чай­но начи­тан­ным, но немно­го­слов­ным. Он жил с дву­мя сво­и­ми пре­ста­ре­лы­ми тет­ка­ми в Про­ви­ден­се, Род Айленд. Несмот­ря на то что Лав­крафт напи­сал мно­го выда­ю­щих­ся исто­рий ужа­сов, кото­рые часто срав­ни­ва­ли с рас­ска­за­ми По, и про­дал боль­шин­ство из них в “Сверхъ­есте­ствен­ные исто­рии”, он дол­жен был попол­нять свои скром­ные дохо­ды, пере­пи­сы­вая про­из­ве­де­ния неко­то­рых начи­на­ю­щих писа­те­лей и рас­хо­дуя день­ги из неболь­шо­го наслед­ства, остав­лен­но­го мате­рью.

Такой же инди­ви­ду­а­лист, как и Говард, Лав­крафт ред­ко поки­дал сте­ны сво­е­го дома в тече­ние дня, но любил про­гу­ли­вать­ся по ули­цам Про­ви­ден­са ночью. Он иде­а­ли­зи­ро­вал Англию XVIII века и счи­тал, что имен­но с тех пор циви­ли­за­ция нача­ла кло­нить­ся к зака­ту. Уль­тра­кон­сер­ва­тив­ный в одеж­де, мане­рах и поли­ти­че­ских убеж­де­ни­ях, Лав­крафт нена­ви­дел имми­гран­тов и ино­стран­цев, осо­бен­но евре­ев, негров, лати­но­аме­ри­кан­цев, кото­рые, по его мне­нию, укра­ли у него древ­нее англо­сак­сон­ское пра­во пер­во­род­ства.

Несмот­ря на подоб­ные чув­ства, он был добр и неиз­мен­но веж­лив. По отно­ше­нию к моло­дым писа­те­лям Лав­крафт все­гда был щедр на похва­лу и наста­и­вал, что­бы те исполь­зо­ва­ли эле­мен­ты из его самых извест­ных исто­рий — пре­да­ний о Ктул­ху. Он писал дру­зьям длин­ные пись­ма и любил поспо­рить и порас­суж­дать. Они часто спо­ри­ли с Говар­дом, заво­дя ярост­ную поле­ми­ку по самым раз­но­об­раз­ным пово­дам.

Таков был чело­век, о кото­ром Роберт Говард вос­хи­щен­но отзы­вал­ся в бесе­де с редак­то­ром “Сверхъ­есте­ствен­ных исто­рий” в июне 1930 года. Так нача­лась самая дли­тель­ная и самая лич­ная пере­пис­ка в жиз­ни Говар­да. В ней моло­дой писа­тель дове­рял Лав­краф­ту те мыс­ли, о кото­рых он и не меч­тал пого­во­рить ни с одним из жите­лей Кросс Плэйнс.

Хотя они были раз­но­го про­ис­хож­де­ния, Говард нашел в Лав­краф­те имен­но того чело­ве­ка, кото­рый мог раз­де­лить его страсть к исто­рии и предыс­то­рии чело­ве­че­ства и мифам. В самом нача­ле их зна­ком­ства Говард решил, что Лав­крафт — про­фес­сор или, по край­ней мере, обла­да­тель несколь­ких уче­ных сте­пе­ней. Поэто­му он отно­сил­ся к нему с почте­ни­ем, как к стар­ше­му, и раз­де­лял почти все его взгля­ды, даже те, кото­рые напрочь рас­хо­ди­лись с его соб­ствен­ны­ми, слов­но они были еван­ге­ли­ем. Говард даже пред­ска­зы­вал — как ока­за­лось, пра­виль­но, — что Лав­крафт ока­жет огром­ное вли­я­ние на аме­ри­кан­скую фан­та­сти­че­скую лите­ра­ту­ру. Поз­же, узнав о недо­стат­ках Лав­краф­та, он стал по отно­ше­нию к нему более кри­тич­ным. Хотя Роберт, в кон­це кон­цов, понял, что Лав­крафт со зна­ни­ем дела мог рас­суж­дать о вещах, про кото­рые знал в дей­стви­тель­но­сти очень мало, напри­мер про Юго-Запад Аме­ри­ки, эта друж­ба про­дол­жа­лась до самой смер­ти Говар­да, и боль­шое коли­че­ство писем откры­ло мно­го неиз­ве­дан­но­го в жиз­ни и твор­че­стве моло­до­го техас­ца.

Оба они мог­ли раз­ра­жать­ся ярост­ны­ми тира­да­ми про­тив имми­гран­тов, ино­стран­цев и утвер­жде­ний о том, что все люди рав­ны. Лав­крафт отме­чал, что “чув­ство обста­нов­ки” в рас­ска­зах о древ­них вар­ва­рах (как и соб­ствен­ные про­из­ве­де­ния Лав­краф­та о Древ­нем Риме и Англии геор­ги­ан­ской эпо­хи) было лишь отра­же­ни­ем того, о чем он слы­шал или читал в дет­стве. Он недо­вер­чи­во отно­сил­ся к мисти­че­ским иде­ям Говар­да о родо­вой памя­ти и пере­се­ле­нии душ, но эти утвер­жде­ния Роберт про­пус­кал мимо ушей.

Дру­зья по пере­пис­ке так­же обсуж­да­ли теку­щие и меж­ду­на­род­ные собы­тия. Лав­крафт вос­хи­щал­ся Мус­со­ли­ни и неза­дол­го до сво­ей смер­ти стал доволь­но снис­хо­ди­тель­но отно­сить­ся к Гит­ле­ру. Говард, как про­тив­ник авто­ри­тар­но­го режи­ма, демо­крат и борец за сво­бо­ду лич­но­сти, пре­зи­рал обо­их; он назы­вал Мус­со­ли­ни мошен­ни­ком, а Гит­ле­ра — сума­сшед­шим. Было вре­мя, когда Роберт, как и Тру­этт Вин­сон и неко­то­рые дру­гие чле­ны “Хун­ты”, счи­тал себя “соци­а­ли­стом”. Но вско­ре он нашел непри­ем­ле­мой ту сте­пень орга­ни­зо­ван­но­сти и регла­мен­та­цию, кото­рые были харак­тер­ны даже для само­го демо­кра­тич­но­го соци­а­лиз­ма. Поз­же Говард решил, что его иде­ал — анар­хизм в духе Ниц­ше; он думал, что это весь­ма харак­тер­но для вар­вар­ско­го обще­ства или для коло­ни­стов. Роберт, тем не менее, при­зна­вал, что тако­го рода режим не слиш­ком под­хо­дит для Аме­ри­ки XX века.

Лав­крафт как-то ска­зал Говар­ду, что Аме­ри­кан­ская рево­лю­ция была ужас­ной ошиб­кой; в ответ теха­сец сооб­щил ему о том, как англи­чане угне­та­ли его ирланд­ских пред­ков. Лав­крафт был горя­чим сто­рон­ни­ком англо-аме­ри­кан­ско­го воен­но­го сою­за, в то вре­мя как Говард, убеж­ден­ный изо­ля­ци­о­нист, писал: “Пусть каж­дая нация защи­ща­ет себя сама”.

В более лич­ных пись­мах Говард писал о сво­ем стра­хе перед гре­му­чи­ми зме­я­ми, негри­тян­ских исто­ри­ях, кро­ва­вых дея­ни­ях “Малы­ша Бил­ла” и фео­даль­ных рас­прях на Диком Запа­де. Он делил­ся сво­и­ми надеж­да­ми напи­сать серьез­ный исто­ри­че­ский роман о сво­ей родине, или о при­гра­нич­ной поло­се, или о Юго-Запа­де, или о Теха­се, или, по край­ней мере, о граф­стве Кзл­ла­хан. Он писал о шот­ланд­ских, южных или юго-запад­ных народ­ных пес­нях.

Лав­крафт в ответ при­слал длин­ное пись­мо с рас­суж­де­ни­я­ми об исто­рии, ланд­шаф­те и архи­тек­ту­ре его люби­мой Новой Англии. Севе­ря­нин спра­ши­вал, взял ли его юный друг имя кол­ду­на из Атлан­ти­ды из его новелл о Ктул­ху. Говард отве­тил отри­ца­тель­но: имя Кату­лос, по его утвер­жде­нию, было все­го лишь слу­чай­ным сов­па­де­ни­ем.

[…]

Как мы упо­ми­на­ли рань­ше, про­из­ве­де­ния Говар­да ока­зы­ва­лись наи­ме­нее удач­ны­ми, когда он заим­ство­вал место дей­ствия из книг совре­мен­ни­ков или пытал­ся под­ра­жать их сти­лю. Он писал пре­вос­ход­ные вещи, когда созда­вал соб­ствен­ный вымыш­лен­ный мир и поз­во­лял сво­е­му вооб­ра­же­нию направ­лять его перо. К несча­стью, жанр, бла­го­да­ря кото­ро­му про­сла­вил­ся Роберт Говард, стал поль­зо­вать­ся чита­тель­ским спро­сом спу­стя почти пять­де­сят лет после его смер­ти; на такую же участь были обре­че­ны мно­же­ство людей того вре­ме­ни, гени­аль­ных в самых раз­ных обла­стях нау­ки и твор­че­ства.

Это утвер­жде­ние иллю­стри­ру­ет пер­вый из рас­ска­зов Говар­да о Ктул­ху, напе­ча­тан­ный в апрель­ском и май­ском выпус­ках “Сверхъ­есте­ствен­ных исто­рий” в 1931 году. По насто­я­нию Лав­краф­та Говард вме­сте с дру­ги­ми писа­те­ля­ми из круж­ка Лав­краф­та исполь­зо­ва­ли в сво­их про­из­ве­де­ни­ях мно­го­чис­лен­ные эле­мен­ты из напи­сан­ных им пре­да­ний о Ктул­ху. “Дети Тьмы” — воз­мож­но, самая неудач­ная из всех исто­рий, кото­рые Говард опуб­ли­ко­вал в тече­ние сво­ей жиз­ни. Под­ра­жая сти­лю Лав­краф­та, Говард закан­чи­ва­ет свой рас­сказ тем, что глав­ный герой, одер­жи­мый нена­ви­стью к тузем­цу, пред­ше­ствен­ни­ку пик­тов, во внеш­но­сти кото­ро­го одно­вре­мен­но про­гля­ды­ва­ют чер­ты пред­ста­ви­те­ля мон­го­ло­ид­ной расы и реп­ти­лии, заду­мы­ва­ет убить мерз­кое суще­ство:

“…Оно отрав­ля­ет чистый воз­дух и остав­ля­ет слизь на зеле­ной поверх­но­сти зем­ли. Шипя­щие и бор­мо­чу­щие зву­ки, кото­рые он изда­ет, при­во­дят меня в ужас, а взгляд его косых глаз все­ля­ет безу­мие”.

И все-таки еще одно под­ра­жа­ние Лав­краф­ту, “Чер­ный камень” ока­за­лось весь­ма удач­ным и пере­из­да­ва­лось несколь­ко раз. В нем появ­ля­ет­ся тема, харак­тер­ная для поэ­зии Говар­да. После того как ему при­шлось стать сви­де­те­лем ноч­но­го празд­но­ва­ния шаба­ша в ази­ат­ском селе­нии, с дики­ми кри­ка­ми и пляс­ка­ми, риту­аль­ны­ми изби­е­ни­я­ми и чело­ве­че­ски­ми жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми, появ­ле­ни­ем дико­вин­ных чудо­вищ, рас­сказ­чик вос­кли­ца­ет: “Какие же безы­мян­ные при­зра­ки могут даже сей­час таить­ся в отда­лен­ных мрач­ных угол­ках это­го мира?”

[…]

Архив­ная ста­тья с lovecraft.ru