Говард Филлипс Лавкрафт

СОМНАМБУЛИЧЕСКИЙ ПОИСК НЕВЕДОМОГО КАДАТА

(The Dream-Quest of Unknown Kadath)
Напи­са­но в 1927 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод О. Аля­к­рин­ско­го

////

Три­жды гре­зил­ся Рэн­дол­фу Кар­те­ру чудес­ный город, и три­жды Кар­тер про­буж­дал­ся в тот самый миг, когда выхо­дил на высо­кую тер­ра­су, с кото­рой откры­вал­ся вели­ко­леп­ный вид: свер­ка­ли в лучах зака­та мно­го­чис­лен­ные купо­ла, колон­на­ды, мра­мор­ные арки мостов, обла­чен­ные в сереб­ро фон­та­ны, что укра­ша­ли широ­кие пло­ща­ди и тени­стые сады; вдоль улиц тяну­лись ряды дере­вьев, цве­точ­ные клум­бы и ста­туи из сло­но­вой кости, а на севе­ре караб­ка­лись на кру­тые скло­ны хол­мов ост­ро­вер­хие крас­ные кры­ши, целое море крыш, вол­ны кото­ро­го отде­ля­лись друг от дру­га вымо­щен­ны­ми булыж­ни­ком пере­ул­ка­ми. Пере­пол­ня­е­мый вос­тор­гом, Кар­тер буд­то слы­шал пение небес­ных труб и звон цим­бал. Подоб­но тучам вокруг леген­дар­ной горы, на вер­ши­ну кото­рой не сту­па­ла нога чело­ве­ка, город оку­ты­ва­ла тай­на; и когда Кар­тер, тре­пе­тав­ший в пред­вку­ше­нии чуда, взи­рал с балю­стра­ды, его тер­за­ли вос­по­ми­на­ния о былой кра­со­те мира и он рвал­ся туда, где оби­та­ла неко­гда эта кра­со­та.

Он знал, что каким-то обра­зом свя­зан с тем горо­дом, хотя и не мог ска­зать, в каком из вопло­ще­ний, во сне или наяву он бывал там. Кар­тер смут­но при­по­ми­нал дале­кую юность, когда каж­дый день обе­щал радость и удо­воль­ствие, а рас­све­ты и зака­ты слов­но вто­ри­ли пес­ням и зву­кам лют­ни, отво­ряя огнен­ные вра­та, за кото­ры­ми скры­ва­лись еще более гран­ди­оз­ные чуде­са. Ночь за ночью на высо­кой мра­мор­ной тер­ра­се с ее дико­вин­ны­ми ваза­ми и изва­я­ни­я­ми, гля­дя на рас­ки­нув­ший­ся вни­зу в лучах захо­дя­ще­го солн­ца пре­крас­ный город, Кар­тер ощу­щал неви­ди­мые путы, кото­рые набро­си­ли на него дес­по­ти­че­ские боже­ства сно­ви­де­ний: ибо как ни стре­мил­ся он поки­нуть воз­вы­ше­ние, спу­стить­ся по широ­ким лест­ни­цам к древним моще­ным улоч­кам, все было напрас­но.

Проснув­шись в тре­тий раз, осо­знав, что так и не сумел достичь жела­е­мо­го, он при­нял­ся молить­ся и дол­го и пыл­ко взы­вал к каприз­ным боже­ствам, тая­щим­ся за обла­ка­ми на вер­шине неве­до­мо­го Када­та, что высил­ся посре­ди холод­ной пусты­ни. Но боги не отве­ти­ли ему, даже когда он воз­звал к ним во сне, даже когда при­нес жерт­ву, назна­чен­ную боро­да­ты­ми жре­ца­ми Нашт и Кама-Таха, чей пещер­ный храм с огнен­ным стол­бом рас­по­ло­жен неда­ле­ко от ворот в мир яви. Впро­чем, молит­вам его все же вня­ли, одна­ко ина­че, неже­ли он рас­счи­ты­вал: уже после пер­во­го моле­ния чудес­ный город пере­стал являть­ся ему во сне, буд­то он, Рэн­долф Кар­тер, чем-то оскор­бил богов или нару­шил их волю.

Нако­нец, исто­мив­шись от тос­ки по свер­ка­ю­щим ули­цам, изви­ли­стым пере­ул­кам и ост­ро­вер­хим кры­шам, Кар­тер с муже­ством отча­я­ния воз­на­ме­рил­ся попасть туда, где не бывал до сих пор ни один чело­век, пре­одо­леть мрак ледя­ной пусты­ни и достичь неве­до­мо­го Када­та, оку­тан­но­го обла­ка­ми и увен­чан­но­го звез­да­ми, на вер­шине кото­ро­го сто­ит оник­со­вый замок Вели­ких. Погру­зив­шись в лег­кую дре­му, он спу­стил­ся по семи­де­ся­ти сту­пень­кам в пеще­ру пла­ме­ни и пове­дал о сво­ем замыс­ле боро­да­тым жре­цам Нашт и Кама- Таха. Те пока­ча­ли голо­ва­ми и ска­за­ли лишь, что он погу­бит душу. Они утвер­жда­ли, что иску­шать Велц­ких прось­ба­ми, по мень­шей мере, без­рас­суд­но, и напом­ни­ли Кар­те­ру, что нико­му из смерт­ных не извест­но, где нахо­дит­ся Кадат — то ли в кра­ях грез побли­зо­сти от наше­го мира, та ли в непо­знан­ной дали, у Фомаль­гау­та или Аль­де­ба­ра­на. Лишь тро­им уда­лось пере­сечь тем­ные про­ва­лы меж­ду мира­ми грез, и двое поте­ря­ли разум. Опас­но­стей на пути не пере­честь, а в кон­це пут­ни­ка под­жи­да­ет ужас, оби­та­ю­щий за пре­де­ла­ми упо­ря­до­чен­но­го кос­мо­са, послед­ний оско­лок пер­во­быт­но­го хао­са, осквер­ня­ю­щий про­стран­ство в самом цен­тре бес­ко­неч­но­сти, сул­тан демо­нов Аза­тот, имя кото­ро­го не сме­ют про­из­но­сить ничьи уста. Он вос­се­да­ет в сво­их тем­ных пала­тах вне вре­ме­ни, вни­мая оглу­ши­тель­но­му гро­хо­ту бара­ба­нов и прон­зи­тель­но­му виз­гу кол­дов­ских дудок, наблю­дая за неук­лю­жи­ми дви­же­ни­я­ми Дру­гих Богов, сле­пых, немых, мрач­ных божеств, чьим послан­цем явля­ет­ся пол­зу­чий хаос Ньяр­ла­то­теп.

Так предо­сте­ре­га­ли Кар­те­ра боро­да­тые жре­цы Нашт и Кама-Таха в пеще­ре пла­ме­ни, одна­ко Рэн­долф не поже­лал отка­зать­ся от сво­е­го наме­ре­ния отыс­кать неве­до­мый Кадат, где бы тот ни был, и вызнать у богов, кото­рые вос­се­да­ют на его вер­шине, место­на­хож­де­ние чудес­но­го горо­да. Он знал, что путь будет дол­гим и труд­ным, что Вели­кие вос­про­ти­вят­ся его попыт­кам, но, посколь­ку был не нович­ком в стране грез, наде­ял­ся, что суме­ет пре­одо­леть все и вся­че­ские пре­гра­ды. Испро­сив бла­го­сло­ве­ния жре­цов, он сошел по семи­стам сту­пе­ням к Вра­там Глу­бо­ко­го Сна, мино­вал их и очу­тил­ся в зача­ро­ван­ном лесу.

Там, под сенью кря­жи­стых дубов, вет­ви кото­рых пере­пле­та­лись меж­ду собой, а ство­лы порос­ли дико­вин­ным све­тя­щим­ся мхом, оби­та­ли зага­доч­ные зуги, ведав­шие мно­гие тай­ны мира грез и рас­по­ла­гав­шие кое-каки­ми позна­ни­я­ми о мире яви, ибо их лес в двух местах сопри­ка­сал­ся с зем­ля­ми людей (ска­зать, где имен­но, зна­чи­ло бы потря­сти осно­вы миро­зда­ния). Там, куда име­ли доступ зуги, сре­ди людей воз­ни­ка­ли нево­об­ра­зи­мые слу­хи, про­ис­хо­ди­ли необъ­яс­ни­мые собы­тия, тво­ри­лись неве­ро­ят­ные дела, и нам повез­ло, что они не могут суще­ство­вать вда­ли от края сно­ви­де­ний. В сво­ем же соб­ствен­ном мире они стран­ству­ют сво­бод­но, шны­ря­ют по нему едва раз­ли­чи­мы­ми буры­ми теня­ми, жад­но впи­ты­ва­ют все, что слу­ча­ет­ся вокруг, что­бы потом, вер­нув­шись в лес, рас­ска­зать собрав­шим­ся перед оча­гом соро­ди­чам. Боль­шин­ство зугов живут в норах, но неко­то­рые селят­ся в дуп­лах дере­вьев; пита­ют­ся они в основ­ном дре­вес­ны­ми гри­ба­ми, одна­ко не брез­гу­ют и мясом, и мно­гие из сно­вид­цев, забре­дав­ших в зача­ро­ван­ный лес, так и не выбра­лись отту­да. Тем не менее Кар­тер не испы­ты­вал стра­ха; он неод­но­крат­но бывал у зугов, научил­ся их язы­ку, заклю­чил с ними союз. Они даже помог­ли ему отыс­кать бли­ста­ю­щий Келе­фа­ис в долине Ут-Нар­гай за Тана­ри­ан­ски­ми хол­ма­ми, город, кото­рым пра­вил пол­го­да король Кура­нес, зна­ко­мец Кар­те­ра в мире яви, извест­ный ему под дру­гим име­нем. Кура­нес един­ствен­ный пре­одо­лел звезд­ный про­вал и не сошел с ума.

Шагая по тро­пин­ке, что вилась меж гигант­ских ство­лов, Кар­тер вре­мя от вре­ме­ни изда­вал нечто вро­де пти­чьей тре­ли и при­слу­ши­вал­ся, не про­зву­чал ли ответ. Он пом­нил, что одно селе­ние зугов нахо­дит­ся пря­мо посре­ди леса, там, где выстро­и­лись в круг на поляне гро­мад­ные зам­ше­лые валу­ны — тво­ре­ние древ­не­го, все­ми ныне поза­бы­то­го наро­да, — и напра­вил­ся туда. Вско­ре он раз­гля­дел впе­ре­ди испо­лин­ский серо-зеле­ный моно­лит, воз­вы­шав­ший­ся над макуш­ка­ми дере­вьев, и дога­дал­ся, что теперь до селе­ния зугов подать рукой. Он сно­ва издал тот же пере­ли­ви­стый звук, и на поля­ну высы­па­ли кро­шеч­ные суще­ства. Их было не пере­честь. Наи­бо­лее дикие при­ня­лись неми­ло­серд­но тол­кать Кар­те­ра, а один даже уку­сил его за ухо. Впро­чем, ста­ри­ки быст­ро ути­хо­ми­ри­ли непо­сед. Муд­ре­цы сове­та, при­знав гостя, пред­ло­жи­ли ему напи­ток из коры при­зрач­но­го дере­ва, что вырос­ло из семе­ни, кото­рое уро­нил кто-то из лун­ных жите­лей. Кар­тер при­гу­бил вино, как того тре­бо­вал обы­чай, и начал­ся весь­ма стран­ный раз­го­вор. К сожа­ле­нию, зуги не веда­ли, где рас­по­ло­жен Кадат, не мог­ли ска­зать, в каком из миров грез про­сти­ра­ет­ся холод­ная пусты­ня — в нашем или нет. Навер­ня­ка мож­но было утвер­ждать лишь одно: богов сле­ду­ет искать не в доли­нах, а на вер­ши­нах гор, ибо там они тан­цу­ют, когда с неба све­тит луна, а обла­ка сте­лют­ся по зем­ле.

Одна­ко нашел­ся дрях­лый зуг, кото­рый при­пом­нил то, что забы­ли или нико­гда не зна­ли осталь­ные. По его сло­вам, в Улта­ре, за рекой Скай, хра­ни­лась копия про­слав­лен­ных Пина­ко­ти­че­ских ману­скрип­тов, напи­сан­ных в неза­па­мят­ные вре­ме­на людь­ми из неко­е­го север­но­го коро­лев­ства в мире яви и попав­ших в стра­ну сно­ви­де­ний, когда воло­са­тые кан­ни­ба­лы-гно­фке­сы захва­ти­ли мно­го­ку­поль­ный Ола­тоэ и пере­би­ли всех геро­ев края Ломар. В этих ману­скрип­тах, уве­рял зуг, часто упо­ми­на­ют­ся боги.

Рэн­долф Кар­тер побла­го­да­рил зугов, кото­рые пода­ри­ли ему на про­ща­ние бутыль с напит­ком из коры лун­но­го дере­ва, и дви­нул­ся через фос­фо­рес­ци­ру­ю­щий лес в направ­ле­нии бур­ной реки Скай, кото­рая свер­га­ет­ся водо­па­дом с круч Лери­о­на и течет по рав­нине, где высят­ся Хатег, Нир и Ултар. Он шагал не огля­ды­ва­ясь, а за ним по пятам кра­лись несколь­ко зугов, решив­ших узнать, что ста­нет­ся с чело­ве­ком, и доне­сти весть о том до сво­их сопле­мен­ни­ков. За селе­ни­ем лес сде­лал­ся гуще; Кар­тер при­сталь­но вгля­ды­вал­ся во мрак, что­бы не про­пу­стить место, где дере­вья вдруг рас­сту­пят­ся и пока­жет­ся лужай­ка. На краю лужай­ки сле­до­ва­ло рез­ко свер­нуть в сто­ро­ну, ибо посре­ди нее тор­чал чер­ный камень (как утвер­жда­ли те, кто осме­лил­ся при­бли­зить­ся, из кам­ня высту­па­ло желез­ное коль­цо). Зуги не отли­ча­лись храб­ро­стью, а пото­му не под­хо­ди­ли к зам­ше­ло­му валу­ну. Вдо­ба­вок, они еже­днев­но виде­ли гро­мад­ные моно­ли­ты по сосед­ству с селе­ни­ем и пони­ма­ли, что «древ­ний» вовсе не обя­за­тель­но зна­чит «мерт­вый».

Кар­тер свер­нул как раз там, где было нуж­но, и услы­шал шепо­ток пуг­ли­вых зугов. Он дав­но при­вык к их стран­но­стям и ничуть не сомне­вал­ся, что они после­ду­ют за ним; пожа­луй, даже уди­вил­ся бы, слу­чись наобо­рот. На опуш­ку леса он вышел в рас­свет­ных сумер­ках. Вда­ле­ке, на бере­гу Ская, вид­не­лись соло­мен­ные кры­ши кре­стьян­ских доми­шек, из печ­ных труб под­ни­мал­ся дымок, а вокруг, насколь­ко хва­та­ло глаз, про­сти­ра­лись раз­де­лен­ные изго­ро­дя­ми поля. Кар­тер напра­вил­ся к реке. Когда он оста­но­вил­ся у дере­вен­ско­го колод­ца, что­бы попить воды, псы во всех дво­рах зали­лись лаем, почу­яв укрыв­ших­ся в тра­ве зугов. Загля­нув в один из домов, Кар­тер начал было рас­спра­ши­вать о богах, но кре­стья­нин и его жена друж­но зао­ха­ли, сде­ла­ли знак, при­зван­ный убе­речь от сгла­за, и смог­ли толь­ко объ­яс­нить пут­ни­ку, как добрать­ся до Нира и Улта­ра.

В пол­день Кар­тер сту­пил на широ­кие ули­цы Нира. Он бывал когда-то в этом горо­де, но даль­ше не захо­дил. Через Скай был пере­бро­шен мост, и, перей­дя на про­ти­во­по­лож­ный берег, Кар­тер слов­но очу­тил­ся в коша­чьем цар­стве, а, зна­чит, понял он, до Улта­ра оста­лось все­го ниче­го. Ста­рин­ный ултар­ский закон гла­сит, что никто не сме­ет уби­вать кошек, пото­му-то их там види­мо- неви­ди­мо. Стран­ник любо­вал­ся при­го­ро­да­ми с их зеле­ны­ми акку­рат­ны­ми доми­ка­ми, а сам Ултар про­из­вел на него еще более бла­го­при­ят­ное впе­чат­ле­ние: ост­ро­вер­хие кры­ши, нави­са­ю­щие над пере­ул­ка­ми бал­ко­ны, бес­чис­лен­ные печ­ные тру­бы, узкие улоч­ки, запо­ло­нен­ные кота­ми всех воз­рас­тов и мастей. Появ­ле­ние зугов заста­ви­ло живот­ных осво­бо­дить доро­гу, и Кар­тер дви­нул­ся пря­ми­ком к хра­му Древ­них, где хра­ни­лись, по слу­хам, ста­рин­ные запи­си. Уви­тый плю­щом храм сто­ял на вер­шине само­го высо­ко­го из ултар­ских хол­мов. Ока­зав­шись в его сте­нах, Кар­тер поспе­шил разыс­кать пат­ри­ар­ха Ата­ла, кото­рый под­ни­мал­ся на запрет­ный пик Хатег-Кла и избе­жал кары богов.

Атал вос­се­дал на троне из сло­но­вой кости в свя­ти­ли­ще на вер­ху хра­ма. Он раз­ме­нял чет­вер­тую сот­ню, но был по-преж­не­му кре­пок рас­суд­ком и памя­тью. Кар­тер узнал от него, что боги Зем­ли не столь уж могу­ще­ствен­ны: оби­та­те­ли мира грез едва ли пови­ну­ют­ся им. Да, пови­ну­ясь соб­ствен­ной при­хо­ти, они могут внять молит­вам чело­ве­ка, но о том, что­бы достичь их оник­со­вой твер­ды­ни на вер­шине неве­до­мо­го Када­та, нече­го и меч­тать. Хоро­шо, что никто из людей даже не подо­зре­ва­ет, где высит­ся Кадат, ибо того, кто взой­дет по его скло­ну, ожи­да­ет смерть. Атал пове­дал о сво­ем това­ри­ще, Бар­зае Муд­ром, кото­ро­го затя­ну­ло в небо лишь пото­му, что он взо­брал­ся на пик ХатегК­ла. Что же каса­ет­ся Када­та, смерть будет ничтож­ней­шим из нака­за­ний тому, чья нога сту­пит на вер­ши­ну горы, ибо кро­ме богов Зем­ли, кото­рых мож­но пере­хит­рить, суще­ству­ют Дру­гие Боги. При­шед­шие извне, они охра­ня­ют зем­ных божеств, и о них луч­ше не вспо­ми­нать. Они нис­хо­ди­ли на Зем­лю, по край­ней мере, два­жды: в пер­вый раз, как то явству­ет из Пина­ко­ти­че­ских ману­скрип­тов, в дои­сто­ри­че­ские вре­ме­на, а вто­рой — когда Бар­зай Муд­рый воз­на­ме­рил­ся уви­деть танец зем­ных богов на Ха-тег-Кла. И вооб­ще, заклю­чил Атал, без­опас­нее все­го оста­вить небо­жи­те­лей в покое и не доку­чать им сво­и­ми прось­ба­ми. Разо­ча­ро­ван­ный сло­ва­ми Ата­ла и теми скуд­ны­ми све­де­ни­я­ми, кото­рые обна­ру­жил в Пина­ко­ти­че­ских ману­скрип­тах и семи Тай­ных Кни­гах Хса­на, Кар­тер тем не менее не отча­ял­ся. Он спро­сил у ста­ро­го жре­ца, не извест­но ли тому о чудес­ном горо­де, оза­рен­ном луча­ми захо­дя­ще­го солн­ца. Атал отве­чал отри­ца­тель­но и при­ба­вил, что, воз­мож­но, тот город при­над­ле­жит миру грез Кар­те­ра, то есть являл­ся в сно­ви­де­ни­ях лишь ему одно­му и — как знать — может поме­щать­ся на дру­гой пла­не­те. В таком слу­чае «боги Зем­ли будут бес­силь­ны помочь. Одна­ко, судя по тому, что сны пре­кра­ти­лись, Вели­кие тут все же заме­ша­ны.

Затем Кар­тер совер­шил грех: он напо­ил госте­при­им­но­го хозя­и­на вином из коры лун­но­го дере­ва, кото­рым его столь щед­ро наде­ли­ли зуги. Ста­рик раз­го­во­рил­ся, поза­был об осто­рож­но­сти и выбол­тал мно­гое из того, о чем дол­жен был мол­чать. Он упо­мя­нул об огром­ном лице, выре­зан­ном в камне горы Нгра­нек на ост­ро­ве Ори­аб в Южном море, намек­нул, что этот баре­льеф, ско­рее все­го, дело рук зем­ных божеств, тан­це­вав­ших когда-то на той горе. Кар­те­ра слов­но осе­ни­ло. Он знал, что моло­дые боги часто наве­ща­ют чело­ве­че­ских доче­рей — зна­чит, в жилах кре­стьян на краю холод­ной пусты­ни, над кото­рой воз­вы­ша­ет­ся Кадат, долж­на течь их кровь. Сле­до­ва­тель­но, что­бы отыс­кать пусты­ню, необ­хо­ди­мо взгля­нуть на лицо в склоне Нгра­не­ка и запом­нить чер­ты, а затем пустить­ся на поис­ки подоб­ных лиц сре­ди смерт­ных. Там, где сход­ство будет наи­бо­лее явным, и сле­ду­ет рас­спра­ши­вать о богах; а каме­ни­стая пусты­ня, сколь бы убо­гой она ни выгля­де­ла, ока­жет­ся имен­но той, что пря­чет неве­до­мый Кадат.

Воз­мож­но, он суме­ет поболь­ше раз­уз­нать о Вели­ких; ведь те, кто уна­сле­до­вал их кровь, мог­ли пере­нять от пред­ков некие зна­ния, весь­ма и весь­ма полез­ные для иска­те­ля исти­ны. Воз­мож­но, они не подо­зре­ва­ют о сво­ем про­ис­хож­де­нии, посколь­ку боже­ства вся­че­ски избе­га­ют являть­ся людям. Одна­ко им на роду напи­са­но выде­лять­ся, быть не таки­ми, как все, петь о дале­ких кра­ях и див­ных садах, столь непо­хо­жих даже на пей­за­жи мира грез. Сосе­ди навер­ня­ка пере­шеп­ты­ва­ют­ся и назы­ва­ют их глуп­ца­ми. Что ж, если ему посчаст­ли­вит­ся, поду­ма­лось Кар­те­ру, его посвя­тят в древ­ние тай­ны Када­та или, на худой конец, пове­да­ют, где лежит чудес­ный город, кото­рый купа­ет­ся в баг­рян­це зака­та.

Атал, увы, не знал, в какой сто­роне нахо­дят­ся ост­ров Ори­аб и гора Нгра­нек, но посо­ве­то­вал Кар­те­ру сле­до­вать за тече­ни­ем певу­че­го Ская до того места, где река вли­ва­ет­ся в Южное море; там не бывал никто из горо­жан Улта­ра, за исклю­че­ни­ем куп­цов, что ходи­ли туда на чел­нах или сна­ря­жа­ли кара­ва­ны из мно­же­ства запря­жен­ных мула­ми двух­ко­лес­ных пово­зок. В устье Ская сто­ял боль­шой город Дай­лат-Лин, поль­зо­вав­ший­ся у ултар­цев дур­ной сла­вой из-за того, что в его пор­ту частень­ко появ­ля­лись чер­ные гале­ры; они при­плы­ва­ли из неве­до­мой дали с пол­ны­ми трю­ма­ми дра­го­цен­ных каме­ньев. Те, кто тор­го­вал эти­ми само­цве­та­ми, выгля­де­ли обык­но­вен­ны­ми людь­ми, греб­цы же вовсе не пока­зы­ва­лись на палу­бах, а пото­му в Улта­ре отно­си­лись к гале­рам насто­ро­жен­но, если не с подо­зре­ни­ем.

Язык у Ата­ла запле­тал­ся. Ста­рик кле­вал носом, и Кар­тер уло­жил его на укра­шен­ную резь­бой кро­вать чер­но­го дере­ва, попра­вил седую боро­ду жре­ца, повер­нул­ся к две­ри — и лишь теперь заме­тил, что крав­ши­е­ся по пятам зуги куда-то поде­ва­лись.

Солн­це кло­ни­лось к зака­ту, и пото­му Кар­тер отпра­вил­ся на поис­ки ноч­ле­га. Ему при­гля­нул­ся ста­рин­ный трак­тир, окна кото­ро­го выхо­ди­ли на ниж­ний город. Когда Кар­тер посмот­рел вниз с бал­ко­на, он уви­дел крас­ные чере­пич­ные кры­ши, моще­ные улоч­ки, зеле­ные пред­ме­стья, зали­тые кол­дов­ским све­том, вобрав­шим в себя все оттен­ки баг­рян­ца, и на миг ему почу­ди­лось, буд­то Ултар — пре­дел его жела­ний. Одна­ко мгно­ве­ние душев­ной сла­бо­сти мино­ва­ло, и к нему воз­вра­ти­лась память о чудес­ном горо­де из снов. На Ултар опу­сти­лись сумер­ки, розо­вые сте­ны домов сде­ла­лись зага­доч­но- лило­вы­ми, в кро­хот­ных окош­ках замер­ца­ли жел­тые огонь­ки. На коло­кольне хра­ма зазве­не­ли коло­ко­ла, в небе заси­я­ла над луга­ми по бере­гам Ская пер­вая звез­да. Послы­ша­лась пес­ня, в кото­рой вос­хва­ля­лись былые дни. Кар­тер кив­нул голо­вой. Пожа­луй, поду­ма­лось ему, в такую ночь пока­жут­ся слад­ко­звуч­ны­ми даже коша­чьи голо­са. Впро­чем, ултар­ские коты, похо­же, отды­ха­ли после сыт­ной тра­пезы, а пото­му хра­ни­ли мол­ча­ние. Неко­то­рые из них ускольз­ну­ли в таин­ствен­ные закут­ки, доступ­ные толь­ко кош­кам; если верить мол­ве, они каж­дый вечер отправ­ля­лись на обрат­ную сто­ро­ну луны, пры­га­ли туда с конь­ков крыш. Но один чер­ный коте­нок поче­му-то при­вя­зал­ся к Кар­те­ру, дол­го мур­лы­кал, играл с чело­ве­ком, а когда тот улег­ся спать, при­стро­ил­ся у него в ногах, на кро­ва­ти, застлан­ной све­жим бельем. Кар­тер с насла­жде­ни­ем отки­нул­ся на подуш­ки, от кото­рых исхо­дил дур­ма­ня­щий аро­мат све­же­ско­шен­ных трав. Утром он при­со­еди­нил­ся к купе­че­ско­му кара­ва­ну, что направ­лял­ся в Дай­лат- Лин. Куп­цы вез­ли на про­да­жу капу­сту и ултар­скую пря­жу. Шесть дней кря­ду они еха­ли под звя­ка­нье коло­коль­цев на шеях живот­ных по ров­ной доро­ге вдоль бере­га реки, ночуя то в посто­я­лых дво­рах рыбац­ких селе­ний, то под откры­тым звезд­ным небом. Мест­ность была весь­ма живо­пис­ной: зеле­ные изго­ро­ди и рощи­цы, ост­ро­вер­хие кры­ши дере­вен­ских доми­ков, вет­ря­ные мель­ни­цы на хол­мах.

На седь­мой день пути впе­ре­ди заклу­би­лось обла­ко дыма, а затем на гори­зон­те воз­ник­ли чер­ные базаль­то­вые баш­ни Дай­лат-Лина. В мно­го­чис­лен­ных тавер­нах горо­да и на мрач­ных город­ских ули­цах тол­ка­лись моря­ки, при­быв­шие сюда со всех кон­цов све­та и даже, по слу­хам, из-за его пре­де­лов. Кар­тер пустил­ся рас­спра­ши­вать горо­жан, обла­чен­ных в дико­вин­ные наря­ды, о пике Нгра­нек на ост­ро­ве Ори­аб и вско­ре выяс­нил все, что тре­бо­ва­лось. В Дай­лат-Лин вре­мя от вре­ме­ни захо­ди­ли кораб­ли, при­пи­сан­ные к пор­ту Бахар­на, от кото­ро­го до Нгра­не­ка было два дня езды на зеб­ре. Что каса­ет­ся лика на ска­ле, его виде­ли немно­гие, ибо склон, в кото­ром он был выре­зан, смот­рел на отвес­ные уте­сы да на зали­тое лавой уще­лье: там когда-то жили люди, про­гне­вав­шие зем­ных божеств и познав­шие на себе мще­ние Дру­гих Богов.

Да, Кар­тер добыл нуж­ные све­де­ния доволь­но ско­ро, но не без тру­да, ибо моря­ки и куп­цы пред­по­чи­та­ли шеп­тать­ся о чер­ных гале­рах, одна из кото­рых ожи­да­лась в Дай­лат-Лине через неде­лю, тогда как бахарн­ской ладье пред­сто­я­ло отпра­вить­ся в обрат­ный путь не ранее, чем через месяц. Когда эти чер­ные гале­ры с гру­зом само­цве­тов при­швар­то­вы­ва­лись к при­ча­лам дай­лат­лин­ско­го пор­та, с них схо­ди­ли боль­ше­ро­тые люди с тюр­ба­на­ми на голо­вах, и у каж­до­го ткань тюр­ба­на в двух местах вспу­чи­ва­лась, слов­но под нею скры­ва­лись рога; баш­ма­ков же, подоб­ных тем, в какие были обу­ты тор­гов­цы, не виды­ва­ли ни в одном из шести Коро­левств. Одна­ко хуже все­го обсто­я­ло дело с незри­мы­ми греб­ца­ми. Три ряда весел дви­га­лись слиш­ком ров­но, слиш­ком рит­мич­но, что­бы не воз­буж­дать нездо­ро­во­го любо­пыт­ства; и потом, что это за кораб­ли, греб­цов с кото­рых не пус­ка­ют на берег, сколь бы дол­гой ни была сто­ян­ка в пор­ту? Кабат­чи­ки, бака­лей­щи­ки, мяс­ни­ки и рады были бы услу­жить, но в их услу­гах, по-види­мо­му, не нуж­да­лись. Куп­цы с галер при­об­ре­та­ли лишь золо­то да креп­ких чер­но­ко­жих рабов из Пар­га, края за рекой. Если заду­вал южный ветер, город оку­ты­ва­ла, буд­то пеле­на тума­на, нестер­пи­мая вонь, исхо­див­шая от тех самых галер, одо­леть кото­рую мож­но было, раз­ве что рас­ку­рив труб­ку, наби­тую креп­чай­шим таба­ком. Когда бы не дра­го­цен­ные каме­нья, рав­ных кото­рым по кра­со­те было не сыс­кать на всем белом све­те, дай­лат­лин­цы ни за что не ста­ли бы тор­го­вать с куп­ца­ми в при­чуд­ли­вых тюр­ба­нах.

Вот о чем пере­шеп­ты­ва­лись моря­ки в ста­рин­ных тавер­нах Дай­лат-Лина, вот что дове­лось узнать Кар­те­ру за то вре­мя, какое он про­вел в горо­де, счи­тая дни, оста­вав­ши­е­ся до при­бы­тия бахарн­ской ладьи, кото­рая доста­вит его на ост­ров, где высит­ся вели­че­ствен­ный Нгра­нек. Кар­тер вни­ма­тель­но при­слу­ши­вал­ся к исто­ри­ям, кото­рые рас­ска­зы­ва­ли при нем, наде­ясь уло­вить хотя бы намек на Кадат или на чудес­ный город с мра­мор­ны­ми сте­на­ми и сереб­ря­ны­ми фон­та­на­ми, обаг­рен­ный луча­ми закат­но­го солн­ца. Одна­ко его надеж­ды не оправ­да­лись, даже когда он завел раз­го­вор с узко­гла­зым ста­ри­ком. Тот, как утвер­жда­ла мол­ва, тор­го­вал с жите­ля­ми дере­вень, рас­по­ло­жен­ных на каме­ни­стом пла­то Ленг, куда не отва­жи­вал­ся загля­ды­вать ни один здра­во­мыс­ля­щий чело­век. По слу­хам, ста­рый купец имел когда-то дело с вер­хов­ным жре­цом Тем-Кого-Нель­зя-Опи­сать, суще­ством, лицо кото­ро­го скры­то жел­той вуа­лью, оби­та­ю­щем в древ­нем скаль­ном мона­сты­ре. Вполне воз­мож­но, купец лишь при­тво­рял­ся несве­ду­щим, одна­ко Кар­тер доволь­но быст­ро понял, что про­дол­жать рас­спро­сы нет ника­ко­го смыс­ла. Меж­ду тем в порт, про­скольз­нув мимо базаль­то­во­го уте­са с мая­ком на вер­шине, вошла чер­ная гале­ра, и южный ветер погнал на Дай­лат-Лин невы­но­си­мую вонь. Хозя­е­ва и посе­ти­те­ли при­мор­ских таверн сра­зу же пове­ли себя так, буд­то силь­но чего-то испу­га­лись, а вско­ре на город­ских база­рах появи­лись боль­ше­ро­тые тор­гов­цы с рога­ты­ми тюр­ба­на­ми на голо­вах. При­гля­дев­шись к ним, Кар­тер решил, что они ему не нра­вят­ся. Как-то раз он уви­дел, как они заго­ня­ют на борт гале­ры чер­но­ко­жих неволь­ни­ков- пар­ги­ан, и спро­сил себя: в каких неве­до­мых кра­ях — и вооб­ще, на Зем­ле ли? — суж­де­но вла­чить свои цепи этим бедо­ла­гам?

На тре­тий день сто­ян­ки гале­ры смуг­лый купец в тюр­бане заго­во­рил с Кар­те­ром, когда тот зашел в тавер­ну, наме­ре­ва­ясь ско­ро­тать вече­рок. Кри­во улы­ба­ясь, купец при­знал­ся, что слы­шал о поис­ках Кар­те­ра, и намек­нул, что обла­да­ет кое-каки­ми све­де­ни­я­ми, кото­рые могут при­го­дить­ся, но кото­ры­ми ни за что не поде­лит­ся на людях. Его сла­ща­вый голос вызы­вал у Кар­те­ра отвра­ще­ние, одна­ко воз­мож­но­стью вызнать хоть что-нибудь о Када­те пре­не­бре­гать не сле­до­ва­ло, а пото­му он при­гла­сил куп­ца под­нять­ся наверх и уго­стил остат­ка­ми лун­но­го вина зугов, рас­счи­ты­вая, что от спирт­но­го у собе­сед­ни­ка раз­вя­жет­ся язык. Тот и не поду­мал отка­зать­ся, еди­ным глот­ком осу­шил свой ста­кан, но вино, похо­же, ничуть на него не подей­ство­ва­ло. Затем купец поста­вил на стол дико­вин­ную бутыль, пред­став­ляв­шую собой полый рубин, укра­шен­ный сна­ру­жи затей­ли­вой резь­бой. Он напол­нил ста­кан Кар­те­ра. Рэн­долф Кар­тер едва при­гу­бил вино, одна­ко у него тут же закру­жи­лась голо­ва и все поплы­ло перед гла­за­ми, а купец по- преж­не­му улы­бал­ся. Послед­ним, что уви­дел Кар­тер, было смуг­лое, иска­жен­ное зло­рад­ной ухмыл­кой лицо и нечто совер­шен­но неопи­су­е­мое, выгля­нув­шее вдруг из-под сбив­ше­го­ся тюр­ба­на.

Кар­тер болел три дня, но креп­кий орга­низм спра­вил­ся с ядом. Купец же исчез, и никто не мог при­пом­нить ни име­ни его, ни внеш­но­сти. Через две неде­ли при­был дол­го­ждан­ный корабль до Бахар­ны. Кар­тер обра­до­вал­ся тому, что он выгля­дит ничуть не зло­ве­ще — ярко рас­кра­шен­ные бор­та, жел­тые тре­уголь­ные пару­са. Барк доста­вил в Дай­лат­Лин аро­мат­ные смо­лы Ори­а­ба, изящ­ные кув­ши­ны и горш­ки рабо­ты бахарн­ских масте­ров и рез­ные фигур­ки из запек­шей­ся на скло­нах Нгра­не­ка лавы, а вза­мен его нагру­зи­ли ултар­ской шер­стью, пере­лив­ча­ты­ми тка­ня­ми Хате­га и сло­но­вой костью, кото­рую добы­ли у себя за рекой чер­но­ко­жие пар­ги­ане. Кар­тер разыс­кал капи­та­на, седо­бо­ро­до­го ста­ри­ка в шел­ко­вых одеж­дах, и попро­сил­ся пас­са­жи­ром; ему сооб­щи­ли, что путь до Бахар­ны зай­мет десять дней. Всю ту неде­лю, кото­рую корабль про­сто­ял в пор­ту, Кар­тер рас­спра­ши­вал капи­та­на о Нгра­не­ке. Ста­рик ска­зал, что лишь немно­гие воочию виде­ли тот лик на ска­ли­стом склоне, как пра­ви­ло, путе­ше­ствен­ни­ки удо­вле­тво­ря­лись леген­да­ми и пре­да­ни­я­ми, а дома потом хва­ста­ли, буд­то и впрямь лице­зре­ли выби­тое в камне изоб­ра­же­ние. Капи­тан утвер­ждал даже, что вряд ли кто из ныне живу­щих созер­цал боже­ствен­ный лик, посколь­ку склон, в кото­ром тот высе­чен, крут и обры­вист, вдо­ба­вок, его, по слу­хам, сте­ре­гут оби­та­ю­щие в пеще­рах у вер­ши­ны горы при­зра­ки. Что имен­но за при­зра­ки, он не поже­лал уточ­нить, заявив, что они, мол, со вре­ме­нем начи­на­ют неот­вяз­но пре­сле­до­вать в сно­ви­де­ни­ях того, кто слиш­ком мно­го о них раз­мыш­лял. Кар­тер спро­сил у ста­ри­ка о неве­до­мом Када­те в холод­ной пустыне и о чудес­ном горо­де в баг­рян­це зака­та, но не узнал ниче­го ново­го.

При­няв на борт весь поло­жен­ный груз, барк одна­жды утром вышел из дай­лат­лин­ской гава­ни. Стоя на палу­бе, Кар­тер наблю­дал за тем, как пер­вые лучи солн­ца выхва­ты­ва­ют из мра­ка строй­ные баш­ни базаль­то­во­го горо­да. Два дня напро­лет они плы­ли вдоль зеле­но­го побе­ре­жья, часто виде­ли рыбац­кие дере­вуш­ки — крас­ные кры­ши домов, печ­ные тру­бы, вет­хие при­ста­ни, рас­ки­ну­тые для про­суш­ки сети. На тре­тий же день корабль повер­нул к югу, и зем­ля вско­ре исчез­ла из виду. К пято­му дню пути мат­ро­сы забес­по­ко­и­лись; капи­тан изви­нил­ся за их стра­хи и объ­яс­нил, что барк вот- вот достиг­нет зато­нув­ше­го горо­да, раз­ва­ли­ны кото­ро­го сплошь уви­ты водо­рос­ля­ми, так что, когда вода про­зрач­на, кажет­ся, буд­то сре­ди них сну­ют некие суще­ства.

Ночь выда­лась свет­лая, луна сия­ла необык­но­вен­но ярко, и мор­ское дно мож­но было раз­ли­чить нево­ору­жен­ным гла­зом. Ветер стих, и барк еле дви­гал­ся. Пере­гнув­шись через борт, Кар­тер раз­гля­дел глу­бо­ко вни­зу, под тол­щей воды, купол гран­ди­оз­но­го хра­ма, а чуть даль­ше пло­щадь, к кото­рой вела аллея, укра­шен­ная изва­я­ни­я­ми сфинк­сов. В раз­ва­ли­нах рез­ви­лись дель­фи­ны, ино­гда они под­ни­ма­лись к поверх­но­сти и выпры­ги­ва­ли из воды. Впе­ре­ди под­вод­ная рав­ни­на пере­хо­ди­ла в гря­ду хол­мов, усы­пан­ных облом­ка­ми древ­них стро­е­ний. Когда корабль при­бли­зил­ся к горо­ду, ста­ли вид­ны пред­ме­стья, изви­ли­стые улоч­ки и стран­ное зда­ние, рас­по­ла­гав­ше­е­ся отдель­но от осталь­ных, менее вычур­ное по архи­тек­ту­ре и гораз­до луч­ше сохра­нив­ше­е­ся. Зда­ние было при­зе­ми­стым и квад­рат­ным, с башен­кой на каж­дом углу и моще­ным внут­рен­ним дво­ри­ком; воз­мож­но, его воз­двиг­ли из базаль­та, хотя опре­де­лить навер­ня­ка было труд­но, ибо клад­ка лишь кое-где высту­па­ла из-под густых водо­рос­лей. В сте­нах вид­не­лись круг­лые окош­ки. Стро­е­ние про­из­во­ди­ло весь­ма вну­ши­тель­ное впе­чат­ле­ние и, судя по все­му, явля­лось в неза­па­мят­ные вре­ме­на хра­мом или мона­сты­рем. Окош­ки туск­ло све­ти­лись, долж­но быть, бла­го­да­ря тому, что внут­ри пря­та­лись фос­фо­рес­ци­ру­ю­щие рыбы, и страх мат­ро­сов перед зато­нув­шим горо­дом пока­зал­ся Кар­те­ру вполне про­сти­тель­ным. Посре­ди моще­но­го дво­ри­ка высил­ся моно­лит, к кото­ро­му был при­вя­зан верев­кой какой-то пред­мет. Кар­тер попро­сил у капи­та­на раз­ре­ше­ния вос­поль­зо­вать­ся под­зор­ной тру­бой, навел рез­кость и рас­смот­рел, что к кам­ню при­вя­зан чело­век в пла­тье ори­аб­ско­го мат­ро­са. Зре­ли­ще было не из при­ят­ных, и Кар­тер откро­вен­но обра­до­вал­ся, когда задул ветер и корабль устре­мил­ся прочь от нече­сти­во­го жерт­вен­ни­ка. На сле­ду­ю­щий день им повстре­ча­лось суд­но с лило­вы­ми пару­са­ми, шед­шее в Зар, стра­ну забы­тых сно­ви­де­ний, гру­же­ное луко­ви­ца­ми лилий. А на один­на­дца­тые сут­ки пути, под вечер, на гори­зон­те зама­я­чил ост­ров Ори­аб и взмет­ну­лась к небе­сам снеж­ная вер­ши­на Нгра­не­ка. Ост­ро­вов круп­нее Ори­а­ба не най­ти, а порт Бахар­на ничем не усту­пал круп­ным горо­дам мате­ри­ка. При­ча­лы из пор­фи­ра, камен­ные тер­ра­сы, широ­кие лест­ни­цы, арки и мосты меж­ду дома­ми — тако­ва была Бахар­на. Через весь город тянул­ся под­зем­ный тун­нель, кото­рый запи­рал­ся гра­нит­ны­ми воро­та­ми и вел к озе­ру Йат. На даль­нем бере­гу ост­ро­ва гро­моз­ди­лись руи­ны дои­сто­ри­че­ско­го посе­ле­ния с поза­бы­тым име­нем. Когда барк вошел в гавань, мая­ки Тон и Тал при­вет­ство­ва­ли его мер­ца­ни­ем сво­их огней. Вечер неза­мет­но пере­тек в ночь, на небе высы­па­ли звез­ды, в домах горо­жан зажглись лам­пы, а на ули­цах — фона­ри, и Бахар­на вне­зап­но слов­но пре­вра­ти­лась в искря­ще­е­ся созвез­дие меж­ду ноч­ны­ми све­ти­лами в небе­сах и их отра­же­ни­я­ми на зер­каль­ной гла­ди бух­ты.

Капи­тан при­гла­сил Кар­те­ра посе­лить­ся в его доми­ке на бере­гу Йата, у под­но­жия хол­мов. Пут­ни­ка вкус­но и сыт­но накор­ми­ли и уло­жи­ли спать. Поут­ру Кар­тер при­сту­пил к поис­кам: он бро­дил по горо­ду, не про­пус­кая ни еди­ной тавер­ны, куда загля­ды­ва­ли сбор­щи­ки лавы и рез­чи­ки по кам­ню, и рас­спра­ши­вал о Нгра­не­ке, но не сумел най­ти нико­го, кто заби­рал­ся бы на вер­ши­ну или зрел боже­ствен­ный лик. Кру­тиз­на скло­на, про­кля­тая доли­на за горой, слу­хи о при­зра­ках — все это, вме­сте взя­тое, осту­жа­ло пыл смель­ча­ков, кото­рым порой взбре­да­ло вдруг в голо­ву взой­ти на Нгра­нек. Когда ста­рый капи­тан отпра­вил­ся обрат­но в Дай­лат-Лин, Кар­тер пере­се­лил­ся в тавер­ну, окна кото­рой выхо­ди­ли на одну из город­ских лест­ниц. Кар­тер при­нял­ся обду­мы­вать, как ему осу­ще­ствить свой замы­сел и под­нять­ся на вер­ши­ну Нгра­не­ка.

Хозя­ин тавер­ны, чело­век весь­ма пре­клон­ных лет, ока­зал­ся сущим кла­де­зем полез­ных све­де­ний, ибо пом­нил мно­же­ство пре­да­ний. Он даже пока­зал Кар­те­ру гру­бый рису­нок, наца­ра­пан­ный на гли­ня­ной стене ком­на­ты еще в те вре­ме­на, когда люди были сме­лее и не так стра­ши­лись вся­ких при­зра­ков. Пра­дед хозя­и­на слы­шал от сво­е­го деда, что храб­рец, побы­вав­ший на Нгра­не­ке, пытал­ся изоб­ра­зить на стене боже­ствен­ный лик, каким он его запом­нил, одна­ко в досто­вер­но­сти это­го пре­да­ния Кар­тер сомне­вал­ся: слиш­ком уж тороп­ли­вы­ми, небреж­ны­ми были линии рисун­ка, к тому же лицо с круп­ны­ми, рез­ки­ми чер­та­ми окру­жа­ли гурь­бой кро­хот­ные фигур­ки, наруж­ность кото­рых сви­де­тель­ство­ва­ла раз­ве что о дур­ном вку­се худож­ни­ка — рож­ки, кры­лыш­ки, ког­ти, лихо закру­чен­ные хво­сты.

Нако­нец, раз­уз­нав, оче­вид­но, все, что мож­но, в тавер­нах и на ули­цах Бахар­ны, Кар­тер купил зеб­ру и как-то утром поска­кал вдоль бере­га озе­ра туда, где воз­вы­ша­ет­ся Нгра­нек. По пра­вую руку от себя он видел хол­мы, цве­ту­щие сады и обне­сен­ные камен­ны­ми изго­ро­дя­ми поля, что напом­ни­ли ему о пло­до­род­ных зем­лях в долине Ская. К вече­ру он достиг безы­мян­ных руин на даль­нем бере­гу Йата и, хотя сбор­щи­ки лавы не сове­то­ва­ли ему ноче­вать там, при­вя­зал зеб­ру к како­му-то стол­бу у осы­пав­шей­ся сте­ны, а затем рас­сте­лил оде­я­ло в укром­ном угол­ке, под затей­ли­вой и зага­доч­ной резь­бой. Завер­нув­шись в дру­гое оде­я­ло, ибо ноча­ми на Ори­а­бе отнюдь не жар­ко, он почти сра­зу заснул. Во сне ему почу­ди­лось, буд­то над ним кру­жит некое насе­ко­мое, и он укрыл­ся с голо­вой и про­спал до само­го рас­све­та.

Его раз­бу­ди­ло пение птиц. Солн­це толь­ко-толь­ко выгля­ну­ло из-за гор и осве­ти­ло древ­ние раз­ва­ли­ны — полу­раз­ру­шен­ные сте­ны, поко­сив­ши­е­ся колон­ны, трес­нув­шие поста­мен­ты. Кар­тер поис­кал гла­за­ми зеб­ру. Изум­ле­нию его не было пре­де­ла: живот­ное лежа­ло у того само­го стол­ба, к кото­ро­му его при­вя­за­ли нака­нуне вече­ром, и не пода­ва­ло при­зна­ков жиз­ни. В гор­ле зеб­ры зия­ла страш­ная рана. Лишь теперь Кар­тер заме­тил, что кто-то рыл­ся в его пожит­ках и похи­тил неко­то­рые из них. В пыли про­пе­ча­та­лись сле­ды огром­ных кли­но­вид­ных лап. Кар­те­ру вспом­ни­лись рас­ска­зы и предо­сте­ре­же­ния сбор­щи­ков лавы; он поду­мал о том, какие тва­ри мог­ли кру­жить побли­зо­сти, пока его посе­ща­ли сны, а потом заки­нул за спи­ну мешок и заша­гал в направ­ле­нии Нгра­не­ка.

Мест­ность, по кото­рой про­ле­гал его путь, была леси­стой и без­люд­ной — ни дере­вень, ни хуто­ров, лишь изред­ка попа­да­лись хижи­ны угле­жо­гов да ста­ны сбор­щи­ков зна­ме­ни­той аро­мат­ной смо­лы. В воз­ду­хе раз­ли­вал­ся пря­ный аро­мат, пти­цы маги звон­ко рас­сы­па­ли тре­ли на вет­вях дере­вьев, свер­кая на солн­це сво­им семи­цвет­ным опе­ре­ни­ем. На зака­те Кар­тер набрел на лагерь сбор­щи­ков лавы, воз­вра­щав­ших­ся с добы­чей с ниж­них скло­нов Нгра­не­ка. Он под­сел к кост­ру, слу­шал пес­ни и ска­за­ния, жад­но ловил шепот­ки: сбор­щи­ки пере­шеп­ты­ва­лись друг с дру­гом о това­ри­ще, кото­ро­го поте­ря­ли. Тот под­нял­ся выше осталь­ных, пото­му что угля­дел навер­ху отлич­ный кусок лавы, и так и не спу­стил­ся с горы, а на сле­ду­ю­щий день нашли толь­ко его тюр­бан, поис­ки пре­кра­ти­лись, ибо самые ста­рые и опыт­ные из сбор­щи­ков заяви­ли, что тол­ку все рав­но не будет. Если кто уго­дил к при­зра­кам, то ему не помочь.

Утром Кар­тер про­стил­ся со сбор­щи­ка­ми лавы, кото­рые поска­ка­ли на запад, а он — на зеб­ре к восто­ку. Ста­ри­ки бла­го­сло­ви­ли его и посо­ве­то­ва­ли не заби­рать­ся черес­чур высо­ко; он сер­деч­но побла­го­да­рил их, одна­ко про­пу­стил совет мимо ушей. Он чув­ство­вал, что дол­жен отыс­кать богов на неве­до­мом Када­те и добить­ся, что­бы те объ­яс­ни­ли ему доро­гу к чудес­но­му горо­ду в баг­рян­це зака­та.

К полу­дню, после дол­го­го и уто­ми­тель­но­го подъ­ема, Кар­тер достиг забро­шен­ной дерев­ни, в кото­рой когда-то про­жи­ва­ли гор­цы, искус­но выре­зав­шие из лавы затей­ли­вые фигур­ки. Они оби­та­ли здесь во вре­ме­на пра­де­душ­ки хозя­и­на тавер­ны в Бахарне, но уже тогда ощу­ща­ли, что их при­сут­ствие кому-то меша­ет. Селе­ние раз­рас­та­лось, дома караб­ка­лись все выше по скло­ну горы и все чаще ока­зы­ва­лись на вос­хо­де солн­ца пусты­ми. В кон­це кон­цов гор­цы реши­ли уйти отсю­да насо­всем, ибо по ночам вокруг дерев­ни нача­ли шны­рять суще­ства, облик кото­рых никак не вну­шал дове­рия. Они пере­се­ли­лись к морю, в Бахар­ну, заня­ли цели­ком ста­рин­ный город­ской квар­тал и ста­ли учить детей искус­ству резь­бы по кам­ню, тому само­му, что сохра­ни­лось до наших дней и вызы­ва­ет такое вос­хи­ще­ние зна­то­ков. Рыс­кая по тавер­нам Бахар­ны, Кар­тер подру­жил­ся кое с кем из детей пере­се­лен­цев; их рас­ска­зы о Нгра­не­ке были луч­ши­ми из всех, какие ему дове­лось слы­шать. Чем бли­же подъ­ез­жал Кар­тер к пику, тем выше тот ста­но­вил­ся. Если на ниж­них скло­нах еще вид­не­лась чах­лая рас­ти­тель­ность — роб­кие дерев­ца, хилый кустар­ник, — то навер­ху не было ниче­го, кро­ме кам­ня, льда, веч­ных сне­гов и застыв­ших язы­ков лавы. Мно­же­ство эпох назад, задол­го до того, как тан­це­ва­ли на его вер­шине боги, Нгра­нек извер­гал огонь и сотря­сал­ся от рас­ка­тов под­зем­но­го гро­ма. Ныне же он хра­нил зло­ве­щее мол­ча­ние и вся­че­ски скры­вал от любо­пыт­ству­ю­щих взо­ров высе­чен­ный в ска­ли­стом склоне боже­ствен­ный лик, о кото­ром ходи­ло столь­ко слу­хов. Вдо­ба­вок ко все­му про­че­му, если мол­ва не обма­ны­ва­ла, он при­ютил в сво­их мрач­ных пеще­рах таин­ствен­ные созда­ния, о кото­рых луч­ше даже не вспо­ми­нать.

У под­но­жия Нгра­не­ка рос­ли ред­кие дубы и ясе­ни, из-под тол­сто­го слоя пеп­ла выгля­ды­ва­ли кам­ни, тут и там чер­не­ли кост­ри­ща, сле­ды ноче­вок сбор­щи­ков лавы, бро­са­лись в гла­за гру­бые алта­ри, воз­ве­ден­ные то ли для того, что­бы уми­ло­сти­вить Вели­ких, то ли во сла­ву тех бож­ков, кото­рые таи­лись в гор­ных про­хо­дах и гро­тах. Кар­тер зано­че­вал у послед­не­го из кост­рищ. Он при­вя­зал зеб­ру к ство­лу дере­ва, а сам поплот­нее заку­тал­ся в оде­я­ла. Ночь напро­лет отку­да-то изда­ле­ка доно­си­лись кри­ки вуни­та, но Кар­тер не обра­щал на них вни­ма­ния, посколь­ку его заве­ри­ли, что эти мерз­кие тва­ри не сме­ют при­бли­жать­ся к Нгра­не­ку.

Ясным сол­неч­ным утром он сту­пил на склон горы. Вско­ре ему при­шлось рас­стать­ся с зеб­рой, ибо живот­ное не мог­ло, подоб­но чело­ве­ку, караб­кать­ся по кру­тизне. Кар­тер мино­вал лесок с камен­ны­ми раз­ва­ли­на­ми на поля­нах, про­драл­ся сквозь кустар­ник и очу­тил­ся в густой тра­ве. Мало- пома­лу перед ним откры­вал­ся вид на рав­ни­ну: он раз­ли­чал поки­ну­тые хижи­ны гор­цев, рощи и ста­но­ви­ща тех, кто соби­рал в них аро­мат­ную смо­лу, леса, где гнез­ди­лись и пели пере­лив­ча­тые маги, и дале­ко-дале­ко рас­плыв­ча­тые очер­та­ния бере­гов озе­ра Йат и древ­них безы­мян­ных руин. Впро­чем, вско­ре ему ста­ло ясно, что по сто­ро­нам луч­ше не гля­деть, и он угрю­мо уста­вил­ся себе под ноги.

Посте­пен­но тра­ва сошла на нет, ее сме­ни­ли гро­мад­ные валу­ны, лезть по кото­рым, не будь они выщерб­лен­ны­ми вет­ра­ми и дождя­ми, было бы поис­ти­не невоз­мож­но. Порой в вер­ти­каль­ных тре­щи­нах или на усту­пах вид­не­лись гнез­да кон­до­ров. Пере­би­ра­ясь с кам­ня на камень, Кар­тер радо­вал­ся вся­кий раз, когда заме­чал на ска­ле знак сбор­щи­ков лавы. Созна­ние того, что здесь быва­ли и дру­гие люди, согре­ва­ло душу. Потом зна­ки исчез­ли; теперь сле­до­ва­ло искать заруб­ки для рук и ног. В одном месте впра­во от тро­пы уво­дил выруб­лен­ный в склоне желоб: долж­но быть, кто-то торил доро­гу к облю­бо­ван­но­му кус­ку лавы. Огля­дев­шись, Кар­тер изу­мил­ся явлен­но­му зре­ли­щу. Его взгля­ду открыл­ся весь ост­ров до само­го побе­ре­жья: тер­ра­сы Бахар­ны, струй­ки дым­ка из печ­ных труб, бес­край­няя ширь Южно­го моря, хра­ни­ли­ща бес­чис­лен­ных тайн.

До сих пор подъ­ем был уто­ми­тель­ным, посколь­ку Кар­тер то и дело оги­бал раз­лич­ные пре­пят­ствия. Но вот он рас­смот­рел впе­ре­ди кар­низ и про­дол­жил путь по нему, наде­ясь, что воз­вра­щать­ся не при­дет­ся. Кар­тер не обма­нул­ся в сво­их ожи­да­ни­ях и десять минут спу­стя уста­но­вил, что, если не слу­чит­ся ниче­го непред­ви­ден­но­го, он через несколь­ко часов достиг­нет зага­доч­но­го южно­го скло­на, выхо­дя­ще­го на про­кля­тую доли­ну. Мест­ность вни­зу ста­но­ви­лась все более уны­лой, да и склон тоже менял­ся, в нем все чаще появ­ля­лись тре­щи­ны, кое-где чер­не­ли зевы пещер, при­чем ни к одной нель­зя было добрать­ся ина­че как по воз­ду­ху.

Нако­нец пре­одо­лев послед­ние мет­ры кар­ни­за, Кар­тер вышел на зага­доч­ный склон Нгра­не­ка. Вни­зу, в немыс­ли­мой дали, про­сту­па­ли очер­та­ния зали­той лавой доли­ны, за кото­рой про­сти­ра­лась пусты­ня. Пеще­ры и тре­щи­ны в склоне по-преж­не­му оста­ва­лись недо­ступ­ны­ми для ска­ло­ла­за. Доро­гу Кар­те­ру пре­гра­дил гро­мад­ный камень, и стран­ник на мгно­ве­ние испу­гал­ся, что его не обой­ти. Солн­це меж­ду тем кло­ни­лось к зака­ту; если ночь заста­нет его здесь, рас­све­та он уже не встре­тит.

Но страх нака­тил — и отсту­пил, и тогда Кар­тер понял, как сле­ду­ет посту­пить. Прой­ти там, где про­шел он, сумел бы толь­ко опыт­ный сно­ви­дец. Обо­гнув камень, он обна­ру­жил, что даль­ше дви­гать­ся гораз­до лег­че, посколь­ку по скло­ну, оче­вид­но, про­полз когда-то лед­ник, оста­вив­ший после себя широ­кую колею. Сле­ва выси­лась отвес­ная сте­на, в кото­рой зия­ло чер­но­той отвер­стие оче­ред­ной пеще­ры. Спра­ва же и сза­ди было доста­точ­но места для того, что­бы выпря­мить­ся и пере­дох­нуть.

Кар­тер начал замер­зать и заклю­чил, что при­бли­жа­ет­ся к гра­ни­це снеж­но­го покро­ва. Он под­нял голо­ву, что­бы осмот­реть­ся. И впрямь, высо­ко-высо­ко ввер­ху сереб­рил­ся снег, а чуть ниже вид­нел­ся вели­че­ствен­ный утес. Раз­гля­дев его, Кар­тер задох­нул­ся от радо­сти, издал гром­кий крик и едва усто­ял на ногах. С уте­са взи­рал на мир оси­ян­ный луча­ми зака­та лик боже­ства.

Мол­ва уве­ря­ла, что чер­ты боже­ства необыч­ны и запа­да­ют в память; Кар­тер убе­дил­ся, что так оно и есть. Он с пер­во­го взгля­да запом­нил узкие рас­ко­сые гла­за, длин­ные моч­ки ушей, тон­кий нос и заост­рен­ный кни­зу под­бо­ро­док. Он пре­ис­пол­нил­ся бла­го­го­ве­ния и тре­пе­тал под взо­ром камен­ных глаз­ниц, ибо хоть и разыс­кал то, к чему стре­мил­ся, все же не был готов к вели­ко­ле­пию открыв­ше­го­ся ему зре­ли­ща, несмот­ря на мно­же­ство ска­за­ний и легенд, услы­шан­ных в раз­ных кра­ях, — ни в одной из них не упо­ми­на­лось о баг­ре­це зака­та.

Кар­тер совер­шил откры­тие, пол­но­стью пере­ме­нив­шее его пла­ны. Он наме­ре­вал­ся обой­ти, если пона­до­бит­ся, всю стра­ну сно­ви­де­ний, что­бы най­ти отпрыс­ков небо­жи­те­лей, но теперь осо­знал, что в том нет ни малей­шей необ­хо­ди­мо­сти. Ему частень­ко дово­ди­лось видеть похо­жие чер­ты в тавер­нах Келе­фа­и­са, при­мор­ско­го горо­да в долине Ут-Нар­гай за Тана­ри­ан­ски­ми хол­ма­ми, горо­да, кото­рым пра­вил король Кура­нес, зна­ко­мец Кар­те­ра по миру яви. Каж­дый год в Келе­фа­ис при­плы­ва­ли смуг­ло­ко­жие моря­ки, чьи лица уга­ды­ва­лись в высе­чен­ных на склоне чер­тах; они при­во­зи­ли оникс и меня­ли его на подел­ки из яшмы, золо­тую нить и пев­чих пти­чек Келе­фа­и­са. Зна­чит, они — те самые полу­бо­ги, встре­чи с кото­ры­ми он ищет! А раз так, то побли­зо­сти от их посе­ле­ний долж­на про­сти­рать­ся холод­ная пусты­ня, посре­ди кото­рой воз­вы­ша­ет­ся неве­до­мый Кадат с оник­со­вым зам­ком Вели­ких на вер­шине. Зна­чит, нуж­но дви­гать­ся в Келе­фа­ис, поки­нуть ост­ров Ори­аб, воз­вра­тить­ся в Дай­лат-Лин, пере­сечь по нир­ско­му мосту Скай, вер­нуть­ся в зача­ро­ван­ный лес зугов, а отту­да напра­вить­ся на север, мимо садов Укра­но­са, к золо­че­ным шпи­лям Тра­на и там сесть на какой-нибудь из галео­нов, бороз­дя­щих ширь Кере­на­рий­ско­го моря.

Над Нгра­не­ком сгу­ща­лись сумер­ки. Боже­ствен­ный лик, укрыв­шись в тень, при­об­рел еще более гроз­ное выра­же­ние. Ночь заста­ла Кар­те­ра на склоне. Бес­по­мощ­ный как ребе­нок, не в силах ни под­нять­ся выше, ни спу­стить­ся, он отча­ян­но при­жи­мал­ся к ска­ле, молясь о том, что­бы не заснуть, так как стра­шил­ся, что поте­ря­ет во сне рав­но­ве­сие и рух­нет вниз, пря­ми­ком в зали­тую застыв­шей лавой доли­ну. На небе высы­па­ли звез­ды, туск­лые искор­ки в кро­меш­ной тьме, той, что была заод­но со смер­тью, при­тя­ги­ва­ла к себе, мани­ла сде­лать шаг в про­пасть. Послед­ним, что видел Кар­тер перед тем, как мир оку­тал непро­гляд­ный мрак, был кон­дор, парив­ший над рас­се­ли­ной; пти­ца спо­кой­но кру­жи­ла в воз­ду­хе — и вдруг шарах­ну­лась прочь от пеще­ры в отвес­ной стене.

Вне­зап­но Кар­тер почув­ство­вал, как кто-то лов­ко выта­щил у него из-за поя­са ята­ган. Мгно­ве­ние спу­стя тот уда­рил­ся о кам­ни вни­зу. Млеч­ный Путь засло­ни­ла некая фигу­ра — рога­тая, хво­ста­тая, с кры­лья­ми, как у лету­чей мыши. К пер­вой тва­ри при­ба­ви­лась вто­рая, тре­тья… Судя по все­му, они появ­ля­лись из той пеще­ры, до кото­рой было не добрать­ся ина­че как по воз­ду­ху. Холод­ная лапа сда­ви­ла Кар­те­ру гор­ло; чело­ве­ка схва­ти­ли за ноги, пере­вер­ну­ли и куда-то пово­лок­ли. Звез­ды про­па­ли из виду, и Кар­тер дога­дал­ся, что уго­дил к при­зра­кам.

Они вле­те­ли в пеще­ру и устре­ми­лись даль­ше, в чудо­вищ­ный лаби­ринт тем­ных кори­до­ров. Кар­тер попы­тал­ся вырвать­ся, но похи­ти­те­ли быст­ро вра­зу­ми­ли его, дали понять, что шутить не наме­ре­ны. Они хра­ни­ли мол­ча­ние, даже кры­лья их не про­из­во­ди­ли ни шеле­ста, ни шоро­ха сло­вом, при­зра­ки вну­ша­ли жут­кий страх. Вско­ре лаби­ринт закон­чил­ся, вер­нее, вывел в казав­ший­ся без­дон­ным коло­дец со спер­тым воз­ду­хом, и Кар­те­ру почу­ди­лось, буд­то его заса­сы­ва­ет, прон­зи­тель­но завы­вая и виз­жа, водо­во­рот демо­ни­че­ско­го безу­мия. Он закри­чал, а при­зра­ки в ответ при­ня­лись щеко­тать его, что вовсе не было при­ят­но. Неожи­дан­но мрак слег­ка рас­се­ял­ся, вокруг раз­лил­ся серый свет, и Кар­тер сооб­ра­зил, что они достиг­ли под­зе­ме­лья ужа­сов, о кото­ром гово­ри­лось в древ­них ска­за­ни­ях; это под­зе­ме­лье осве­ща­ли блед­ные огонь­ки, вро­де тех, что вьют­ся над моги­ла­ми на клад­би­щах.

Нако­нец он раз­гля­дел под собой, сквозь беле­сую пеле­ну, смут­ные очер­та­ния гор­ных вер­шин. То были леген­дар­ные и зло­ве­щие Кря­жи Тро­ка, пре­вос­хо­див­шие раз­ме­ра­ми самое сме­лое чело­ве­че­ское вооб­ра­же­ние, сте­ре­гу­щие лишен­ные сол­неч­но­го све­та доли­ны, в кото­рых пол­за­ют из норы в нору отвра­ти­тель­ные, мерз­кие дхо­лы. Горы повер­га­ли в пани­ку, одна­ко Кар­тер пред­по­чи­тал все же смот­реть на них, неже­ли на сво­их похи­ти­те­лей, чей облик потряс его до глу­би­ны души: гнус­ные чер­ные тва­ри с глад­кой, лос­ня­щей­ся кожей, повер­ну­ты­ми друг к друж­ке рога­ми, нето­пы­ри­ны­ми кры­лья­ми, ког­ти­сты­ми лапа­ми и хво­ста­ми, кото­ры­ми они непре­стан­но вер­те­ли. При­зра­ки не пере­го­ва­ри­ва­лись меж­ду собой, не сме­я­лись и даже не улы­ба­лись, ибо улы­бать­ся им было нечем — лица у них начи­сто отсут­ство­ва­ли. Тако­вы были при­зра­ки пика Нгра­нек, умев­шие все­го лишь хва­тать, тащить и щеко­тать. Чем ниже они спус­ка­лись, тем вну­ши­тель­нее ста­но­ви­лись серые Кря­жи Тро­ка, и уже мож­но было раз­ли­чить, что на их скло­нах нет и наме­ка хотя бы на еди­ный при­знак жиз­ни. Блед­ные огонь­ки мало-пома­лу про­па­ли, и стаю при­зра­ков вновь погло­ти­ла пер­во­быт­ная тьма. Вско­ре гор­ные вер­ши­ны оста­лись дале­ко ввер­ху, задул поры­ви­стый ветер, про­ни­зан­ный сыро­стью зем­ных недр, и полет завер­шил­ся. Кар­те­ра бро­си­ли в оди­но­че­стве, рас­про­стер­то­го на тол­стом слое костей. При­зра­ки Нгра­не­ка, испол­нив то, что вме­ня­лось им в обя­зан­ность, немед­лен­но уда­ли­лись. Кар­тер всмот­рел­ся в тем­но­ту, наде­ясь уви­деть, как они под­ни­ма­ют­ся по колод­цу, одна­ко тщет­но напря­гал зре­ние: во мра­ке, кото­рый его окру­жал, было не раз­ли­чить даже Кря­жей Тро­ка. Нечто, может стать­ся, наи­тие, под­ска­за­ло Кар­те­ру, что он очу­тил­ся в долине Пнот, той самой, кото­рую насе­ля­ли дхо­лы. Впро­чем, осо­зна­ние это­го мало чем мог­ло ему помочь, ибо он — да и никто дру­гой нико­гда не встре­чал­ся с дхо­лом и поня­тия не имел о том, как тот выгля­дит и чего от него ждать. Про дхо­лов упо­ми­на­лось раз­ве что в пре­да­ни­ях: мол, их мож­но узнать по шоро­ху, какой они про­из­во­дят, снуя сре­ди костей, и по лип­ко­му при­кос­но­ве­нию к коже. Видеть же их нель­зя, ибо они живут в сплош­ной тем­но­те. Кар­тер отнюдь не стремил-;я све­сти зна­ком­ство с дхо­ла­ми, а пото­му насто­ро­жен­но при­слу­ши­вал­ся, жад­но ловя любые зву­ки, отку­да бы те ни доно­си­лись. Тем вре­ме­нем мыс­ли его обра­ти­лись к тому, как извлечь из слу­чив­ше­го­ся хоть какую-то поль­зу. Дав­ным-дав­но Рэн­дол­фу Кар­те­ру дове­лось бесе­до­вать с чело­ве­ком, све­ду­щим в гео­гра­фии ужас­но­го под­зе­ме­лья, и тот пове­дал, что доли­на Пнот — ско­рее все­го, помой­ная яма, куда ски­ды­ва­ют остат­ки сво­их пиров упы­ри, тер­за­ю­щие оби­та­те­лей мира яви. Вполне воз­мож­но, поду­ма­лось Кар­те­ру, ему посчаст­ли­вит­ся набре­сти на гору, что выше Кря­жей Тро­ка и отме­ча­ет гра­ни­цу доли­ны; надо толь­ко заме­тить, отку­да сып­лют­ся кости, а уж там воз­звать к упы­рям, что­бы те спу­сти­ли лест­ни­цу. Он впра­ве был рас­счи­ты­вать, что вам­пи­ры внем­лют его при­зы­ву, ибо, как ни дико это зву­чит, его с ними кое-что свя­зы­ва­ло.

Он зна­вал бостон­ско­го худож­ни­ка, писав­ше­го жут­кие кар­ти­ны в сво­ей тай­ной сту­дии, в под­ва­ле дома на окра­ин­ной улоч­ке, непо­да­ле­ку от клад­би­ща; тот худож­ник на деле подру­жил­ся с упы­ря­ми и научил Кар­те­ра раз­би­рать их бор­мо­та­ние, вер­нее, малую его часть. Потом худож­ник бес­след­но исчез. Кар­тер пола­гал, что най­дет его здесь, и наме­ре­вал­ся впер­вые за все свои стран­ствия по миру грез вос­поль­зо­вать­ся англий­ским язы­ком, дабы при­влечь вни­ма­ние при­я­те­ля. Он не осо­бен­но упо­вал на то, что его затея осу­ще­ствит­ся, одна­ко решил все же попы­тать­ся. По сове­сти гово­ря, луч­ше уж повстре­чать­ся с вам­пи­ром, кото­ро­го вид­но, неже­ли с дхо­лом, кото­ро­го не раз­гля­деть.

И вот Кар­тер дви­нул­ся сквозь мрак сна­ча­ла шагом и на ощупь, а затем бегом, после того как решил, что кости под нога­ми начи­на­ют шеве­лить­ся. Вско­ре над его голо­вой раз­дал­ся чудо­вищ­ный гро­хот, и он дога­дал­ся, что при­бли­жа­ет­ся к нуж­но­му месту. Он засо­мне­вал­ся было, ус-дышат ли упы­ри крик, но тут же сооб­ра­зил, что в под­зем­ном мире свои зако­ны. В этот миг его слег­ка оглу­ши­ло упав­шей свер­ху костью, судя по раз­ме­рам, не ина­че как чере­пом; он заклю­чил, что нахо­дит­ся совсем рядом с пиком, и закри­чал по-вам­пи­рьи.

Звук путе­ше­ству­ет мед­лен­но, а пото­му про­шло неко­то­рое вре­мя, преж­де чем про­зву­чал ответ­ный клич. Кар­те­ру сооб­щи­ли, что лест­ни­цу сей­час спу­стят. Ожи­да­ние было непе­ре­но­си­мым, он весь извел­ся, ибо не мог даже пред­по­ло­жить, кто еще, кро­ме упы­рей, услы­шал его зов. Стра­хи ока­за­лись обос­но­ван­ны­ми: изда­ле­ка донес­лось какое-то шур­ша­ние, кото­рое с каж­дым мгно­ве­ни­ем ста­но­ви­лось все гром­че. Кар­тер изны­вал от бес­по­кой­ства, пани­ка нарас­та­ла, и он едва сдер­жи­вал­ся. Вне­зап­но что-то глу­хо стук­ну­лось о кости. Лест­ни­ца! В сле­ду­ю­щий миг он креп­ко вце­пил­ся в нее и полез вверх. Одна­ко шур­ша­ние, каза­лось, пре­сле­до­ва­ло его по пятам. На высо­те око­ло пяти футов он услы­шал вни­зу омер­зи­тель­ные зву­ки, а когда под­нял­ся футов на десять, лест­ни­ца захо­ди­ла ходу­ном. Пят­на­дцать футов, два­дцать — мимо Кар­те­ра про­мельк­ну­ло огром­ное склиз­кое щупаль­це; он содрог­нул­ся и при­нял­ся лихо­ра­доч­но караб­кать­ся по пере­кла­ди­нам, моля небе­са, что­бы ему уда­лось ото­рвать­ся от пре­сле­до­ва­те­ля — гнус­но­го дхо­ла, облик кото­ро­го скрыт от чело­ве­че­ско­го взо­ра.

Подъ­ем про­дол­жал­ся не один час. У Кар­те­ра боле­ла каж­дая косточ­ка, руки покры­лись вол­ды­ря­ми. Он мино­вал пояс блед­ных огонь­ков, взо­брал­ся выше Кря­жей Тро­ка, раз­гля­дел уступ на вер­шине упы­ри­но­го пика, а несколь­ко часов спу­стя уви­дел на краю усту­па чье-то лицо, похо­жее на рыло гор­гу­льи. От подоб­но­го зре­ли­ща он едва не поте­рял созна­ние и осту­пил­ся, одна­ко совла­дал со сво­и­ми чув­ства­ми, хоть и с нема­лым тру­дом. Впро­чем, бла­го­да­ря любез­но­сти того само­го бостон­ско­го худож­ни­ка, Кар­те­ру дово­ди­лось уже общать­ся с упы­ря­ми, и он хоро­шо запом­нил их соба­чьи физио­но­мии, урод­ли­вые тела и взбал­мош­ный нрав. Так что он сохра­нил само­об­ла­да­ние, когда гнус­ная тварь вытя­ну­ла его на вер­ши­ну пика, и не закри­чал в ужа­се, заме­тив чуть поодаль целую тол­пу вам­пи­ров, что с любо­пыт­ством тара­щи­лись на него, не пере­ста­вая одно­вре­мен­но убла­жать свои чре­ва.

Кар­тер осмот­рел­ся по сто­ро­нам. Он ока­зал­ся на туск­ло осве­щен­ной рав­нине, испещ­рен­ной нора­ми и гро­мад­ны­ми валу­на­ми. Упы­ри отнес­лись к нему доволь­но ува­жи­тель­но, хотя один попро­бо­вал было ущип­нуть Кар­те­ра, а несколь­ко дру­гих не сво­ди­ли с него алч­ных взгля­дов. Тща­тель­но выго­ва­ри­вая сло­ва, Кар­тер спра­вил­ся о сво­ем про­пав­шем при­я­те­ле и выяс­нил, что тот сде­лал­ся упы­рем и поль­зу­ет­ся к тому же извест­ным вли­я­ни­ем в сфе­рах побли­зо­сти от мира яви. Пожи­лой упырь с зеле­но­ва­той кожей вызвал­ся про­во­дить чело­ве­ка туда, где нахо­дил­ся сей­час быв­ший худож­ник. Пре­одо­лев есте­ствен­ное отвра­ще­ние, Кар­тер заполз сле­дом за вожа­тым в нору и погру­зил­ся на дол­гие часы в про­пи­тан­ный сыро­стью мрак узких ходов. Уто­ми­тель­ный путь завер­шил­ся на бес­край­ней рав­нине, усе­ян­ной релик­ви­я­ми чело­ве­че­ско­го бытия — ста­рин­ны­ми над­гро­би­я­ми, трес­нув­ши­ми урна­ми, облом­ка­ми памят­ни­ков, — и Кар­тер дога­дал­ся, что с тех пор, как сошел по семи­стам сту­пе­ням из пеще­ры пла­ме­ни к Вра­там Глу­бо­ко­го Сна, он не был еще столь бли­зок к миру яви.

На могиль­ном камне 1768 года, укра­ден­ном с клад­би­ща Гра­на­ри в Бостоне, вос­се­дал упырь, ранее извест­ный как худож­ник Ричард Антон Пик­мен, совер­шен­но голый и изме­нив­ший­ся настоль­ко, что почти пол­но­стью утра­тил преж­ний облик. Одна­ко англий­ский он забыл не до кон­ца и сумел худо-бед­но объ­яс­нить­ся с Кар­те­ром, несмот­ря на то, что речь его состо­я­ла в основ­ном из мало­вра­зу­ми­тель­ных зву­ков и то и дело пере­ме­жа­лась бор­мо­та­ни­ем на язы­ке вам­пи­ров. Узнав, что Кар­тер хочет попасть в зача­ро­ван­ный лес, а отту­да — в город Келе­фа­ис в долине Ут-Нар­гай за Тана­ри­ан­ски­ми хол­ма­ми, он как буд­то сме­шал­ся, посколь­ку упы­ри, тер­зав­шие мир яви, не загля­ды­ва­ли на могиль­ни­ки верх­не­го мира грез, остав­ляя те во вла­де­нии крас­но­ла­пых вур­да­ла­ков, что киш­мя кише­ли в мерт­вых горо­дах; вдо­ба­вок, их отде­ля­ли от зача­ро­ван­но­го леса мно­гие мили пути, в том чис­ле — по зем­лям коро­лев­ства ужас­ных кагов.

Имен­но каги, кос­ма­тые испо­ли­ны, воз­ве­ли в зача­ро­ван­ном лесу те дико­вин­ные камен­ные соору­же­ния, где покло­ня­лись Дру­гим Богам и пол­зу­че­му хао­су Ньяр­ла­то­те­пу. Одна­жды ночью боже­ства Зем­ли про­слы­ша­ли об их бес­чин­ствах и в нака­за­ние загна­ли кагов в пеще­ры. Из оби­те­ли упы­рей в зача­ро­ван­ный лес вела одна-един­ствен­ная доро­га, что закан­чи­ва­лась огром­ным кам­нем с желез­ным коль­цом. То была дверь, кото­рую каги нико­гда не откры­ва­ли, опа­са­ясь гне­ва богов. Сно­ви­дец­смерт­ный не мог и меч­тать о том, что­бы добрать­ся до нее, ибо в седой древ­но­сти каги пита­лись людь­ми и у них сохра­ни­лись пре­да­ния о лако­мой чело­ве­че­ской пло­ти. Сто­ит им уви­деть Кар­те­ра, они тут же сожрут его, тем более что теперь их пищу состав­ля­ют одни толь­ко гас­гы, отвра­ти­тель­ные суще­ства, кото­рые не выно­сят све­та, насе­ля­ют под­зе­ме­лья Зина и пры­га­ют на длин­ных зад­них ногах, точ­но кен­гу­ру. Поэто­му упырь, кото­рый был Пик­ме­ном, посо­ве­то­вал Кар­те­ру либо поки­нуть без­дну у Сар­ко­ман­да, забро­шен­но­го горо­да в долине неда­ле­ко от Лен­га, где кры­ла­тые дио­ри­то­вые львы сте­ре­гут чер­ные лест­ни­цы, веду­щие в верх­ний мир грез, либо воз­вра­тить­ся через клад­би­ще в мир яви и вновь сой­ти отту­да по семи­де­ся­ти сту­пе­ням в пеще­ру пла­ме­ни, а затем спу­стить­ся к Вра­там Глу­бо­ко­го Сна и сту­пить сквозь них в зача­ро­ван­ный лес. Но Кар­тер не внял его сове­ту, ибо не ведал, в какой сто­роне от Лен­га лежит Ут-Нар­гай, и не желал про­сы­пать­ся из опа­се­ния поте­рять все то, что обрел в сно­ви­де­нии. Он созна­вал, что ни в коем слу­чае не дол­жен забыть уди­ви­тель­ные лица тех моря­ков с севе­ра, что при­во­зи­ли в Келе­фа­ис оникс и, будучи отпрыс­ка­ми богов, мог­ли ука­зать путь к холод­ной пустыне и неве­до­мо­му Када­ту с зам­ком Вели­ких на вер­шине.

После дол­гих уго­во­ров упырь согла­сил­ся отве­сти Кар­те­ра к стене, что окру­жа­ла коро­лев­ство кагов. Сно­ви­дец твер­до решил вос­поль­зо­вать­ся той един­ствен­ной воз­мож­но­стью, кото­рая ему пред­став­ля­лась: про­красть­ся мимо круг­лых моно­ли­тов в час, когда испо­ли­ны будут спать. Если пове­зет, он достиг­нет баш­ни со зна­ком Коса, внут­ри кото­рой вьет­ся лест­ни­ца к камен­ной две­ри в зача­ро­ван­ный лес зугов. Пик-мен даже при­ста­вил к Кар­те­ру трех сво­их собра­тьев, они долж­ны были помочь чело­ве­ку отво­рить дверь. И потом, каги испы­ты­ва­ли страх перед упы­ря­ми и частень­ко бро­са­лись врас­сып­ную, сто­и­ло тем появить­ся на клад­би­ще.

Пик­мен так­же дал Кар­те­ру совет при­тво­рить­ся упы­рем — сбрить боро­ду, так как вам­пи­ры не носят бород, раз­деть­ся дого­ла, вызе­ле­нить кожу и шагать, пере­ва­ли­ва­ясь с ноги на ногу, а одеж­ду свя­зать в узе­лок и заки­нуть за спи­ну — каги навер­ня­ка поду­ма­ют, что он тащит недо­еден­ную добы­чу. В город кагов, пре­де­ла­ми кото­ро­го, соб­ствен­но, и огра­ни­чи­ва­лось коро­лев­ство, им пред­сто­я­ло попасть по под­зем­но­му кори­до­ру, что выхо­дил на поверх­ность на клад­би­ще близ баш­ни Коса, нуж­но было толь­ко осте­ре­гать­ся обшир­ной пеще­ры, рубе­жа, при­над­ле­жав­ше­го гастам Зина. Мерз­кие гасты нес­ли там неусып­ный дозор, высмат­ри­вая утра­тив­ших осто­рож­ность пут­ни­ков. Едва лишь каги ложи­лись спать, те выле­за­ли из сво­их нор и напа­да­ли на всех под­ряд, не делая раз­ни­цы ни меж­ду кага­ми и упы­ря­ми, ни меж­ду теми и соб­ствен­ны­ми соро­ди­ча­ми, ибо, как дика­ри, пожи­ра­ли любых живых существ. Каги обыч­но выстав­ля­ли часо­во­го, но тот зача­стую дре­мал на посту, а пото­му напа­де­ния гастов мно­га­жды ока­зы­ва­лись вне­зап­ны­ми. Если бы в горо­де кагов было свет­лее, они, пожа­луй, мог­ли бы чув­ство­вать себя в без­опас­но­сти, но, к сожа­ле­нию, жили они в веч­ном сумра­ке, кото­рый не при­чи­нял гастам ни малей­ших неудобств.

Завер­шив необ­хо­ди­мые при­го­тов­ле­ния, Кар­тер ныр­нул в тун­нель. Его сопро­вож­да­ли трое упы­рей, при­хва­тив­ших с собой плос­кое над­гро­бие пол­ков­ни­ка Непе­майи Дар­би, скон­чав­ше­го­ся в 1719 году и похо­ро­нен­но­го на салем­ском клад­би­ще Чар­тер-стрит. Тун­нель при­вел их к ско­пи­щу зам­ше­лых моно­ли­тов, таких высо­ких, что чело­ве­че­ский глаз бес­си­лен был раз­ли­чить их вер­ши­ны; одна­ко то были все­го лишь самые скром­ные из могиль­ных кам­ней кагов. Спра­ва от зева норы вид­не­лись за моно­ли­та­ми гигант­ские круг­лые баш­ни, что тяну­лись вдаль, насколь­ко хва­та­ло взгля­да, и теря­лись в сером полу­мра­ке. Кар­тер понял, что перед ним город кагов — испо­ли­нов, в чьих домах высо­та двер­ных про­емов рав­ня­лась трид­ца­ти футам. Упы­ри неред­ко загля­ды­ва­ли сюда, ведь тру­пом одно­го кага мож­но было кор­мить­ся чуть ли не целый год; вдо­ба­вок, похи­щать мерт­ве­цов у кагов куда про­ще, чем свя­зы­вать­ся с людь­ми. Теперь Кар­те­ру ста­ло ясно, отку­да взя­лись те гро­мад­ные кости, на кото­рые он несколь­ко раз наты­кал­ся в долине Пнот. Впе­ре­ди, сра­зу за огра­дой клад­би­ща, воз­вы­шал­ся обры­ви­стый утес, у под­но­жия кото­ро­го чер­не­ла дыра. Упы­ри пре­ду­пре­ди­ли Кар­те­ра, что­бы он не взду­мал при­бли­жать­ся к ней, так как это был вход в пеще­ру гастов. Там про­сти­ра­лись в кро­меш­ном мра­ке под­зе­ме­лья Зина. Кар­тер вско­ре убе­дил­ся, что пре­ду­пре­жде­ние — не пустой звук: едва один из упы­рей пополз к башне, дабы удо­сто­ве­рить­ся, спят ли каги, в чер­но­те пеще­ры сверк­ну­ли чьи-то жел­то­ва­то-крас­ные глаз­ки. Похо­ди­ло на то, что каги оста­лись без часо­во­го; если так, зна­чит, за упы­ря­ми сле­ди­ли гасты, чье­му исклю­чи­тель­но остро­му чутью мож­но было толь­ко поди­вить­ся. Раз­вед­чик вер­нул­ся к норе и жестом при­звал това­ри­щей к мол­ча­нию. Упы­ри вовсе не рва­лись схва­тить­ся с гаста­ми, пока суще­ство­ва­ла воз­мож­ность избе­жать столк­но­ве­ния: утом­лен­ные бит­вой с часо­вым кагов, гасты навер­ня­ка вот-вот убе­рут­ся восво­я­си. Одна­ко мгно­ве­ние спу­стя из тьмы в серый сумрак выпрыг­ну­ло суще­ство раз­ме­ром с жере­бен­ка, при виде кото­ро­го к гор­лу Кар­те­ра под­ка­ти­ла тош­но­та. Когда бы не отсут­ствие носа, лба и неко­то­рых дру­гих черт, мор­да гаста явля­ла бы собой точ­ную копию чело­ве­че­ско­го лица.

За пер­вым гастом выско­чи­ли еще трое. Кто-то из упы­рей, обра­ща­юсь к Кар­те­ру, про­бор­мо­тал, что вра­ги, похо­же, не сра­жа­лись с кагом-часо­вым, а попро­сту про­скольз­ну­ли мимо него и пото­му будут рыс­кать *о окру­ге, пока не най­дут жерт­ву и не уто­лят свою сви­ре­пость. Гастов ста­но­ви­лось все боль­ше, теперь их насчи­ты­ва­лось что-то око­ло пят­на­дца­ти осо­бей; наблю­дать за тем, как они ска­чут по клад­би­щу, было непри­ят­но само по себе, одна­ко куда непри­ят­нее ока­за­лось слу­шать капель, заме­няв­ший им чле­но­раз­дель­ную речь. Да, они вну­ша­ли отвра­ще­ние, но суще­ство, кото­рое появи­лось из пеще­ры сле­дом за ними, обла­да­ло поис­ти­не гнус­ней­шей наруж­но­стью.

Спер­ва пока­за­лась ког­ти­стая лапа, при­мер­но двух с поло­ви­ной футов в попе­реч­ни­ке, за ней дру­гая, даль­ше — порос­шая густым чер­ным мехом рука, засве­ти­лись розо­вые гла­за на кон­чи­ках уси­ков дли­ной доб­рых два фута каж­дый, заше­ве­ли­лись низ­кие кусти­стые бро­ви проснув­ший­ся каг покру­тил огром­ной, как боч­ка, голо­вой. Ужас­нее все­го в его обли­ке была пасть, из кото­рой тор­ча­ли жел­тые клы­ки и кото­рая слов­но рас­се­ка­ла голо­ву чуди­ща попо­лам, при­чем не гори­зон­таль­но, а по вер­ти­ка­ли.

Преж­де чем Каг успел рас­пря­мить­ся во весь свой рост — два­дцать футов, — рас­то­роп­ные гасты ско­пом наки­ну­лись на него. Кар­тер испу­гал­ся было, что часо­вой под­ни­мет тре­во­гу и нач­нет­ся все­об­щий пере­по­лох, но при­та­ив­ший­ся рядом упырь пове­дал, что каги лише­ны голо­са и обща­ют­ся лишь посред­ством мими­ки. Меж­ду тем на клад­би­ще раз­во­ра­чи­ва­лась кро­во­про­лит­ная бит­ва. Гасты наска­ки­ва­ли на бед­но­го ка-га со всех сто­рон, щипа­ли его, куса­ли, нано­си­ли уда­ры сво­и­ми заост­рен­ны­ми копы­та­ми, не пере­ста­вая при этом вос­тор­жен­но под­каш­ли­вать, взвиз­ги­ва­ли, когда кагу уда­ва­лось рас­пра­вить­ся с кем-нибудь из них, — шум сто­ял такой, что уди­ви­тель­но, как толь­ко не проснул­ся весь город. Впро­чем, каг сла­бел на гла­зах, и гасты мало-пома­лу оттас­ки­ва­ли его в глубь пеще­ры. Вско­ре они исчез­ли вме­сте со сво­им плен­ни­ком во мра­ке под ее сво­да­ми, и о том, что борь­ба про­дол­жа­ет­ся, гово­ри­ло раз­ве что слу­чай­ное эхо. Вожак упы­рей подал знак дви­гать­ся, и Кар­тер, заод­но с про­вод­ни­ка­ми, поки­нул клад­би­ще и устре­мил­ся к горо­ду гигант­ских башен. Про­би­ра­ясь к сво­ей цели тем­ны­ми моще­ны­ми ули­ца­ми, все чет­ве­ро насто­ро­жен­но при­слу­ши­ва­лись к доно­сив­ше­му­ся из домов хра­пу кагов. Вре­мя сна испо­ли­нов под­хо­ди­ло к кон­цу, поэто­му упы­ри торо­пи­лись изо всех сил: ведь рас­сто­я­ние, кото­рое пред­сто­я­ло прой­ти, было отнюдь не малень­ким. Нако­нец из сумра­ка воз­ник­ла баш­ня, пре­вос­хо­див­шая раз­ме­ра­ми все осталь­ные; над ее две­рью вид­нел­ся выре­зан­ный в камне сим­вол, от одно­го вида кото­ро­го бро­са­ло в дрожь даже того, кто не ведал, что этот сим­вол озна­ча­ет. То была баш­ня Коса, а едва раз­ли­чи­мые сту­пе­ни в ее двер­ном про­еме явля­лись нача­лом лест­ни­цы, что выво­ди­ла в верх­ний мир грез, к зача­ро­ван­но­му лесу.

Под­ни­мать­ся по лест­ни­це было нелег­ко, ибо кру­гом цари­ла непро­ни­ца­е­мая тьма, к тому же сту­пень­ки, высо­той где-то в ярд, явно не пред­на­зна­ча­лись для кого-либо, кро­ме кагов. Кар­тер при­нял­ся пере­счи­ты­вать их, но очень ско­ро уто­мил­ся настоль­ко, что незна­ко­мым с уста­ло­стью упы­рям при­шлось тащить его на себе. Они спе­ши­ли, посколь­ку опа­са­лись пого­ни: хотя, стра­шась гне­ва Вели­ких, ни один каг не посме­ет отво­рить камен­ную дверь в зача­ро­ван­ный лес, но ничто не пре­пят­ству­ет испо­ли­нам вхо­дить в баш­ню. Зача­стую они наме­рен­но заго­ня­ли внутрь баш­ни гастов и пре­сле­до­ва­ли тех до само­го вер­ха. Слух у кагов столь ост­рый, что они вполне мог­ли рас­слы­шать шаги чужа­ков на ули­цах сво­е­го горо­да; коли так, им, при­вык­шим охо­тить­ся на гастов в лишен­ных све­та пеще­рах Зина, не пона­до­бит­ся мно­го вре­ме­ни, что­бы отло­вить в тем­но­те чет­ве­рых воз­му­ти­те­лей спо­кой­ствия. Мысль о том, что каги не могут раз­го­ва­ри­вать, а пото­му если напа­дут, то в пол­ном мол­ча­нии, угне­та­ла Кар­те­ра. Вдо­ба­вок он пони­мал, что на тра­ди­ци­он­ный страх кагов перед упы­ря­ми надежд воз­ла­гать не сто­ит: как- никак все пре­иму­ще­ства сей­час были на сто­роне кос­ма­тых гиган­тов. Кро­ме того, не сле­до­ва­ло забы­вать и про зло­вред­ных гастов, кото­рые частень­ко заби­ра­лись в баш­ню, пока сон­ли­вые каги отды­ха­ли. Может слу­чить­ся и так, что та стая гастов, кото­рая наки­ну­лась на часо­во­го, быст­ро упра­вит­ся с ним, учу­ет запах упы­рей и ринет­ся вдо­гон­ку.

Подъ­ем про­дол­жал­ся невы­но­си­мо дол­го. Вне­зап­но свер­ху донес­ся кашель, и ста­ло ясно, что дело при­ни­ма­ет дур­ной обо­рот. Оче­вид­но, гаст или несколь­ко гастов про­ник­ли в баш­ню рань­ше Кар­те­ра и его про­во­жа­тых. Судя по все­му, беды было не мино­вать. Спра­вив­шись со смя­те­ни­ем, вожак упы­рей оттолк­нул Кар­те­ра к стене и выстро­ил сво­их това­ри­щей в подо­бие бое­во­го поряд­ка. Они мог­ли видеть в тем­но­те, и Кар­тер пора­до­вал­ся тому, что не один. Раз­дал­ся цокот копыт; упы­ри воз­де­ли над голо­ва­ми над­гро­бие пол­ков­ни­ка Дар­би и при­го­то­ви­лись нане­сти сокру­ши­тель­ный удар. Вот в тем­но­те сверк­ну­ли жел­то­ва­то­крас­ные гла­за, послы­ша­лось уча­щен­ное дыха­ние; когда гаст ока­зал­ся на рас­сто­я­нии сту­пень­ки, упы­ри обру­ши­ли на него над­гро­бие. Сдав­лен­ный визг — и все было кон­че­но. Уста­но­вив­ша­я­ся тиши­на как буд­то сви­де­тель­ство­ва­ла, что гаст был один, и поэто­му, выждав мгно­ве­нье­дру­гое, упы­ри пома­ни­ли Кар­те­ра за собой вверх. Им сно­ва при­шлось тащить его; мед­лен­но, но вер­но они ухо­ди­ли все даль­ше от того места, где рас­про­стер­ся во мра­ке обез­об­ра­жен­ный труп гаста. Какое-то вре­мя спу­стя упы­ри оста­но­ви­лись. Кар­тер поша­рил вокруг и уста­но­вил, что они добра­лись до гро­мад­ной камен­ной две­ри с желез­ным коль­цом навер­ху. О том, что­бы рас­пах­нуть ее настежь, нече­го было и думать; упы­ри рас­счи­ты­ва­ли под­пих­нуть под нее над­гро­бие и выпу­стить Кар­те­ра нару­жу сквозь обра­зо­вав­шу­ю­ся тре­щи­ну. Сами же они соби­ра­лись потом спу­стить­ся вниз и вер­нуть­ся к сво­им через город кагов, посколь­ку, во-пер­вых, не сомне­ва­лись в том, что суме­ют про­скольз­нуть неза­ме­чен­ны­ми, а во-вто­рых, не зна­ли доро­ги к при­зрач­но­му Сар­ко­ман­ду с его дио­ри­то­вы­ми льва­ми.

Упы­ри друж­но нава­ли­лись на дверь всем весом сво­их раз­доб­рев­ших от нече­сти­вой пищи тел. Кар­тер помо­гал им в меру остав­ших­ся у него сил. Вот меж­ду две­рью и сте­ной появи­лась тонень­кая полос­ка све­та, и Кар­тер, кото­ро­му пору­чи­ли эту зада­чу, умуд­рил­ся всу­нуть в рас­ще­ли­ну край над­гро­бия. Одна­ко пер­вый успех ока­зал­ся един­ствен­ным: дверь упря­мо не жела­ла под­да­вать­ся.

Вдруг лест­ни­ца слов­но захо­ди­ла ходу­ном, послы­шал­ся глу­хой стук долж­но быть пока­ти­лось по сту­пень­кам тело уби­то­го гаста. Упы­ри удво­и­ли, если не уде­ся­те­ри­ли уси­лия и ухит­ри­лись-таки при­от­крыть дверь настоль­ко, что Кар­тер сумел поста­вить над­гро­бие на реб­ро. Потом он взо­брал­ся на пле­чи про­во­жа­тым, под­тя­нул­ся — и рух­нул на бла­го­сло­вен­ную поч­ву верх­не­го мира грез. Вам­пи­ры, кото­рые про­тис­ну­лись сле­дом, выби­ли над­гро­бие, и дверь закры­лась — весь­ма кста­ти, ибо в тем­но­те уже раз­но­си­лось тяже­лое дыха­ние кагов. Теперь они были в без­опас­но­сти: испо­ли­ны ни за что не отва­жат­ся нару­шить нало­жен­ный бога­ми запрет. Кар­тер при­воль­но раз­ва­лил­ся на дико­вин­ном мху зача­ро­ван­но­го леса, а упы­ри усе­лись на кор­точ­ки — они все­гда отды­ха­ли в такой позе.

Сколь бы поту­сто­рон­ним ни был зача­ро­ван­ный лес, после тех пере­дряг, в кото­рых побы­вал Кар­тер, он казал­ся тихой гава­нью, сулил покой и уют.

Побли­зо­сти не было ни еди­но­го живо­го суще­ства, посколь­ку зуги боя­лись кам­ня с желез­ным коль­цом. Кар­тер при­нял­ся сове­щать­ся с упы­ря­ми, как быть даль­ше. Вам­пи­ры пре­бы­ва­ли в затруд­не­нии: воз­вра­ще­ние через город кагов пред­став­ля­лось уже невоз­мож­ным, да и путь в мир яви не вызы­вал у них вос­тор­га, осо­бен­но когда они узна­ли, что доро­га туда про­ле­га­ет сквозь пеще­ру пла­ме­ни, где оби­та­ют жре­цы Нашт и Кама-Таха. В кон­це кон­цов они реши­ли вер­нуть­ся к себе через воро­та Сар­ко­ман­да, но до тех тоже надо было как-то добрать­ся. Кар­тер при­пом­нил, что Сар­ко­манд рас­по­ло­жен в долине за пла­то Ленг, а еще — что в Дай­лат-Лине ему пока­зы­ва­ли зло­ве­ще­го вида узко­гла­зо­го куп­ца, кото­рый, по слу­хам, тор­го­вал с жите­ля­ми пла­то. Поэто­му он посо­ве­то­вал упы­рям отпра­вить­ся в Дай­лат-Лин, объ­яс­нил, что нуж­но спер­ва попасть в Нир, перей­ти по мосту Скай, а затем сле­до­вать тече­нию реки до само­го устья. Те тот­час согла­си­лись. В зача­ро­ван­ном лесу сгу­ща­лись сумер­ки. Кар­тер побла­го­да­рил сво­их спут­ни­ков за помощь, выра­зил при­зна­тель­ность быв­ше­му Ричар­ду Пик­ме­ну, одна­ко не смог пода­вить вздох облег­че­ния, когда вам­пи­ры тро­ну­лись в путь. Упырь есть упырь, и для чело­ве­ка он в луч­шем слу­чае — непод­хо­дя­щая ком­па­ния. Рас­став­шись со сво­и­ми про­вод­ни­ка­ми, Кар­тер разыс­кал в лесу пруд, выку­пал­ся, смыл с себя грязь под­зе­ме­лий и обла­чил­ся в одеж­ду из узел­ка.

В зача­ро­ван­ном лесу тем вре­ме­нем насту­пи­ла ночь, прав­да, тем­но­ты как тако­вой не было, ее рас­се­и­ва­ли све­тя­щи­е­ся дре­вес­ные гри­бы. Кар­тер вышел на доро­гу.

Ему частень­ко дово­ди­лось бывать в тех кра­ях, что лежат меж­ду зача­ро­ван­ным лесом и Кере­на­рий­ским морем, а пото­му он ни мину­ты не сомне­вал­ся, куда над­ле­жит идти, — путь ука­зы­ва­ла певу­чая реч­ка Укра­нос. Насту­пил рас­свет, солн­це под­ни­ма­лось все выше, осве­ща­ло рощи­цы и луга, при­бав­ля­ло ярко­сти и све­же­сти тыся­чам цве­тов, покры­вав­ших зем­лю пере­лив­ча­тым ков­ром. Над Укра­но­сом посто­ян­но сто­я­ло лег­кое маре­во, бла­го­да­ря чему солн­це при­гре­ва­ло тут немно­го силь­нее, неже­ли в дру­гих местах, пти­цы и насе­ко­мые пели доль­ше, а люди вооб­ра­жа­ли, буд­то очу­ти­лись в вол­шеб­ной сказ­ке, испы­ты­ва­ли ни с чем не срав­ни­мые радость и вос­торг.

К полу­дню Кар­тер достиг яшмо­вых тер­рас Кира­на, спус­кав­ших­ся усту­па­ми к реке и слу­жив­ших опо­рой Хра­му Мило­сти, куда при­бы­ва­ет раз в году в золо­том палан­кине из глу­бин суме­реч­но­го моря король Илек­Ва­да, что­бы помо­лить­ся богу Укра­но­са, кото­рый пел ему, когда он был совсем малень­ким и жил в доме на реч­ном бере­гу. Тот храм тоже из яшмы и зани­ма­ет целый акр зем­ли со сво­и­ми сте­на­ми, внут­рен­ни­ми дво­ри­ка­ми, семью высо­ки­ми баш­ня­ми и свя­ти­ли­щем, где стру­ит­ся вода реки и поет ноча­ми бог. Луна, осве­щая храм, мно­га­жды слы­ша­ла дико­вин­ную музы­ку, но была ли то пес­ня бога или напев­ные закли­на­ния жре­цов, знал один лишь король Илек-Вада, ибо толь­ко ему раз­ре­ша­лось вхо­дить в храм и видеть жре­цов. В раз­гар дня, когда все слов­но погру­жа­ет­ся в дре­му, никто, похо­же, петь не соби­рал­ся, во вся­ком слу­чае, Кар­тер раз­ли­чал все­го-навсе­го жур­ча­ние воды, щебет птиц и стре­ко­та­ние цикад.

За Кира­ном вновь нача­лись луга и поло­гие хол­мы, на кото­рых вид­не­лись дома с соло­мен­ны­ми кры­ша­ми и алта­ри мест­ных божеств, выре­зан­ные из яшмы или хри­зо­бе­рил­ла. Порой Кар­тер спус­кал­ся к воде, что­бы посви­стеть шалов­ли­вым рыбам, порой зами­рал сре­ди трост­ни­ка и гля­дел на густой лес на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу. В преж­них снах он наблю­дал за неук­лю­жи­ми буопо­та­ми, что выхо­ди­ли из того леса к реке напить­ся, но теперь не заме­тил ни одно­го из них. Зато ему пред­ста­ви­лась воз­мож­ность под­смот­реть, как охо­тит­ся на птиц пло­то­яд­ная рыба: под­ма­ни­ва­ет свер­ка­ни­ем чешуи побли­же к воде, а затем, сто­ит пти­це оку­нуть клюв, стис­ки­ва­ет его мощ­ны­ми челю­стя­ми и увле­ка­ет жерт­ву на дно.

Под вечер он взо­шел на тра­вя­ни­стый холм и узрел пла­ме­не­ю­щие в лучах зака­та золо­че­ные шпи­ли Тра­на. Але­баст­ро­вые сте­ны это­го див­но­го горо­да взмы­ва­ют едва ли не к небе­сам и высе­че­ны из одно­го-един­ствен­но­го, нево­об­ра­зи­мо гро­мад­но­го кам­ня в неза­па­мят­ные вре­ме­на рука­ми не людей, а неких зага­доч­ных существ. В них сот­ня ворот, они увен­ча­ны дву­мя­ста­ми башен­ка­ми и непо­сти­жи­мо высо­ки, одна­ко белые город­ские баш­ни с золо­че­ны­ми шпи­ля­ми еще выше; те шпи­ли вид­ны изда­ле­ка — они то свер­ка­ют на солн­це, то вон­за­ют­ся в обла­ка, то рас­се­ка­ют гро­зо­вые тучи. На реке выстро­е­ны мра­мор­ные при­ча­лы, к кото­рым швар­ту­ют­ся галео­ны, исто­ча­ю­щие аро­мат кед­ра и кала­ман­де­ра. Кораб­ли при­во­зят гру­зы со всех кон­цов све­та, моря­ки, что пла­ва­ют на них, пого­лов­но носят боро­ды. От самых стен Тра­на про­сти­ра­ют­ся воз­де­лан­ные поля, дрем­лют на взгор­ках белые кре­стьян­ские доми­ки, вьют­ся меж полей и садов моще­ные доро­ги со мно­же­ством камен­ных мостов.

Кар­тер уви­дел с хол­ма, как под­кра­ды­ва­ют­ся по реке к золо­че­ным шпи­лям вечер­ние сумер­ки, спу­стил­ся вниз, добрал­ся вско­ре до южных ворот горо­да, оста­но­вил­ся по при­ка­зу обла­чен­но­го в алое страж­ни­ка и вынуж­ден был пове­дать три неве­ро­ят­ных сна, чем дока­зал, что досто­ин сту­пить на таин­ствен­ные ули­цы Тра­на и бро­дить по база­рам, на кото­рых про­да­ют това­ры, достав­лен­ные галео­на­ми. Он про­шел в воро­та, вер­нее, в тун­нель, про­ре­зав­ший тол­стую сте­ну, и очу­тил­ся в леген­дар­ном Тране. В окнах домов све­ти­лись огни, из внут­рен­них дво­ри­ков, где жур­ча­ли мра­мор­ные фон­та­ны, доно­си­лись зву­ки флейт и сви­ре­лей. Кар­тер знал, куда идти, быст­ро добрал­ся до при­бреж­ной тавер­ны, где разыс­кал зна­ко­мых по преж­ним сно­ви­де­ни­ям капи­та­нов и мат­ро­сов, дого­во­рил­ся о том, что его доста­вят в Келе­фа­ис, и зано­че­вал в той же таверне.

Утром он под­нял­ся на борт галео­на, кото­рый сле­до­вал в Келе­фа­ис, и сел на носу. Меж­ду тем мат­ро­сы отда­ли швар­то­вы, рас­пу­сти­ли парус, и корабль устре­мил­ся вниз по реке к Кере­на­рий­ско­му морю. Мно­гие лиги под­ряд реч­ные бере­га оста­ва­лись таки­ми же, какие они у Тра­на, лишь ино­гда воз­ни­ка­ли спра­ва, на хол­мах, древ­ние свя­ти­ли­ща да пока­зы­ва­лись порой сон­ные дере­вуш­ки с крас­ны­ми кры­ша­ми домов и рас­ки­ну­ты­ми на солн­це сетя­ми. Кар­тер рас­спра­ши­вал моря­ков о том, с кем им дово­ди­лось встре­чать­ся в тавер­нах Келе­фа­и­са, ста­рал­ся раз­уз­нать как мож­но боль­ше о людях с рас­ко­сы­ми гла­за­ми, длин­ны­ми моч­ка­ми ушей, тон­ки­ми носа­ми и заост­рен­ны­ми кни­зу под­бо­род­ка­ми, кото­рые при­плы­ва­ют с севе­ра на чер­ных ладьях и меня­ют оникс на подел­ки из яшмы, золо­тую нить и пев­чих птиц Келе­фа­и­са. Море­хо­ды не суме­ли удо­вле­тво­рить его любо­пыт­ство, твер­ди­ли в один голос, что те люди почти не рас­кры­ва­ют ртов и вну­ша­ют неволь­ное к себе почте­ние.

Их стра­на назы­ва­лась Инква­нок, и мало кто стре­мил­ся попасть туда, в холод­ные суме­реч­ные широ­ты, побли­зо­сти, если верить мол­ве, от ужас­но­го Лен­га. Впро­чем, та же мол­ва утвер­жда­ла, что Инква­нок отде­ля­ет от Лен­га цепь непре­одо­ли­мых гор; пото­му невоз­мож­но ска­зать, вправ­ду ли зло­ве­щее пла­то с его гнус­ны­ми оби­та­те­ля­ми и пещер­ным мона­сты­рем, кото­рый луч­ше не упо­ми­нать, лежит так близ­ко или это попро­сту домыс­лы, порож­ден­ные зре­ли­щем гроз­ных чер­ных пиков на фоне вста­ю­щей луны. Ведь извест­но, поми­мо все­го про­че­го, что Лен­га дости­га­ют не по зем­ным морям. Ниче­го дру­го­го моря­ки об Инква­но­ке не веда­ли, рав­но как в жиз­ни не слы­ха­ли о неве­до­мом Када­те в холод­ной пустыне, если, конеч­но, не счи­тать вся­ких мало­вра­зу­ми­тель­ных исто­рий. О чудес­ном же горо­де в баг­рян­це зака­та, истин­ной цели поис­ков Кар­те­ра, они и вовсе не име­ли ни малей­ше­го пред­став­ле­ния. Поэто­му Кар­тер пере­стал дони­мать их рас­спро­са­ми и при­нял­ся с нетер­пе­ни­ем дожи­дать­ся того мига, когда смо­жет пере­ки­нуть­ся сло­веч­ком с людь­ми из холод­но­го и суме­реч­но­го Инква­но­ка, отпрыс­ка­ми богов, лик одно­го из кото­рых высе­чен в склоне Нгра­не­ка.

К вече­ру пока­за­лась излу­чи­на, от кото­рой начи­на­лись и тяну­лись в глубь суши джунгли Кле­да. Кар­те­ру захо­те­лось сой­ти на берег, ибо в глу­ши тро­пи­че­ских заро­с­лей воз­вы­ша­лись чудес­ные двор­цы из сло­но­вой кости, ныне поки­ну­тые, а неко­гда при­над­ле­жав­шие досто­слав­но­му монар­ху, пра­ви­те­лю стра­ны, чье назва­ние зате­ря­лось в веках. Чары Вели­ких хра­ни­ли двор­цы, обе­ре­га­ли их от упад­ка и раз­ру­ше­ния, так как в скри­жа­лях богов было запи­са­но, что одна­жды они вновь могут пона­до­бить­ся; погон­щи­ки сло­нов виде­ли те двор­цы, но не сме­ли при­бли­жать­ся к ним из стра­ха перед суро­вы­ми стра­жа­ми. Одна­ко гале­он мило­вал излу­чи­ну и дви­нул­ся даль­ше, в тем­но­ту ночи. На небе про­сту­пи­ли пер­вые звез­ды, слов­но отклик­нув­шись на огонь­ки горев­ших по бере­гам кост­ров, и вско­ре джунгли оста­лись поза­ди, лишь попут­ный ветер доно­сил неко­то­рое вре­мя их сла­дост­ный аро­мат. Ночь напро­лет корабль плыл к морю, и его коман­да не веда­ла — да и не рва­лась узнать, — что скры­ва­ет окру­жа­ю­щий мрак. Раз дозор­ный на мачте крик­нул, что на восто­ке полы­ха­ют на хол­мах огни, но капи­тан посо­ве­то­вал не осо­бен­но при­гля­ды­вать­ся к ним — мол, отку­да нам знать, кто и зачем их зажег.

Утром река раз­ли­лась так, что бере­га ста­ли едва раз­ли­чи­мы. По виду мест­но­сти Кар­тер заклю­чил, что гале­он нахо­дит­ся непо­да­ле­ку от при­мор­ско­го тор­го­во­го горо­да Хла­ни­та. Город­ские сте­ны были из шеро­хо­ва­то­го гра­ни­та, дома с ост­ро­вер­хи­ми кры­ша­ми пора­жа­ли при­чуд­ли­во­стью фаса­дов. Жите­ли Хла­ни­та необык­но­вен­но похо­ди­ли на оби­та­те­лей мира яви, из-за чего в мире грез к ним отно­си­лись с извест­ной долей подо­зри­тель­но­сти, одна­ко отда­ва­ли долж­ное мастер­ству хла­нит­ских ремес­лен­ни­ков. Корабль при­стал к дубо­во­му при­ча­лу. Капи­тан сра­зу напра­вил­ся в тавер­ну, где обыч­но велись тор­го­вые дела, а Кар­тер пошел побро­дить по горо­ду, по узким улоч­кам кото­ро­го гро­мы­ха­ли теле­ги, а на база­рах напе­ре­бой рас­хва­ли­ва­ли свой товар куп­цы. Тавер­ны все рас­по­ла­га­лись рядом с при­ча­ла­ми, на моще­ной набе­реж­ной, кото­рую при высо­ком при­ли­ве захле­сты­ва­ли вол­ны, и выгля­де­ли неиз­ме­ри­мо древни­ми: низ­кие закоп­чен­ные потол­ки, зеле­но­ва­тые стек­ла круг­лых, точ­но иллю­ми­на­то­ры, окон. Моря­ки, сидев­шие в тавер­нах, гро­мо­глас­но рас­суж­да­ли о дале­ких пор­тах и рас­ска­зы­ва­ли мно­же­ство исто­рий о стран­ных людях из суме­реч­но­го Инква­но­ка, но их све­де­ния, как пра­ви­ло, повто­ря­ли те, какие Кар­тер добыл у мат­ро­сов галео­на. Нако­нец, после дол­гой и уто­ми­тель­ной раз­груз­ки-погруз­ки, корабль отва­лил от при­ста­ни, вышел в Кере­на­рий­ское море, и сте­ны Хла­ни­та исчез­ли за его кор­мой вме­сте с послед­ни­ми луча­ми зака­та, на миг при­дав­ше­го горо­ду оча­ро­ва­ние, како­го не смог­ли сотво­рить люди. Пла­ва­ние по морю про­дол­жа­лось две ночи и два дня, на про­тя­же­нии кото­рых на гори­зон­те не было вид­но ни при­зна­ка зем­ли. Навстре­чу галео­ну попал­ся лишь один корабль. Под вечер вто­ро­го дня впе­ре­ди зама­я­чил снеж­ный пик Аран; немно­го спу­стя Кар­тер раз­гля­дел дере­вья гинк­го на ниж­них скло­нах горы и дога­дал­ся, что зрит доли­ну Ут-Нар­гай, в кото­рой при­воль­но рас­ки­нул­ся пре­крас­ный Келе­фа­ис. Вот ста­ли раз­ли­чи­мы свер­ка­ю­щие мина­ре­ты, мра­мор­ные сте­ны с брон­зо­вы­ми ста­ту­я­ми навер­ху, камен­ный мост, пере­ки­ну­тый через Нарак­су в том месте, где река вли­ва­ет­ся в море, поло­гие хол­мы с рощи­ца­ми и сада­ми асфо­де­лей, малень­ки­ми хра­ма­ми и дома­ми горо­жан, а затем вда­ли про­сту­пи­ли обаг­рен­ные захо­дя­щим солн­цем Тана­ри­а­ны, вели­че­ствен­ные и мисти­че­ские, сте­ре­гу­щие запрет­ные пути в мир яви и иные края мира грез.

Гавань запол­ня­ли раз­но­цвет­ные гале­ры; неко­то­рые из них при­плы­ли из мра­мор­но­го Серан­ни­а­на, горо­да в обла­ках, что нахо­дит­ся в эфи­ре, за той чер­той, где море встре­ча­ет­ся с небом, дру­гие же — из более при­выч­ных кра­ев зем­ли сно­ви­де­ний. Корм­чий, лави­руя меж­ду суда­ми, под­вел гале­он к при­ча­лу как раз в тот миг, когда на город опу­сти­лись сумер­ки и в воде гава­ни отра­зи­лись мири­а­ды город­ских огней. Келе­фа­ис мнил­ся веч­но юным горо­дом меч­ты: вре­мя здесь не име­ло вла­сти ста­рить или уни­что­жать. Бирю­зо­вый храм Нат-Хор­та­та — такой же, как десять тысяч лет назад, и сре­ди вось­ми­де­ся­ти слу­жа­щих в нем жре­цов с вен­ка­ми орхидей на голо­вах с тех пор не появил­ся ни один нови­чок. По-преж­не­му ярко сия­ет брон­за огром­ных ворот, по-преж­не­му кажут­ся толь­ко что вымо­щен­ны­ми ули­цы, в оник­се кото­рых дро­бит­ся сол­неч­ный свет, по-преж­не­му взи­ра­ют на куп­цов и погон­щи­ков вер­блю­дов див­ные ста­туи, а в боро­дах горо­жан не най­ти ни еди­но­го седо­го волос­ка.

Кар­тер не стал торо­пить­ся, не бро­сил­ся сра­зу разыс­ки­вать глав­ный рам, дво­рец или цита­дель, но остал­ся в пор­ту, наме­ре­ва­ясь потол­кать­ся сре­ди тор­гов­цев и моря­ков, а потом, когда все разо­шлись, напра­вил­ся в зна­ко­мую тавер­ну, лег спать и гре­зил во сне о богах на неве­до­мом Када­те.

На сле­ду­ю­щий день он вышел на набе­реж­ную, наде­ясь на слу­чай­ную встре­чу с кем-нибудь из Инква­но­ка, одна­ко ему сооб­щи­ли, что гале­ра отту­да ожи­да­ет­ся не рань­ше, чем через две неде­ли. Тогда Кар­тер раз­го­во­рил­ся с тора­бо­ни­ан­ским мат­ро­сом, кото­рый бывал в Инква­но­ке и даже тру­дил­ся там на оник­со­вых копях. По сло­вам это­го мат­ро­са, к севе­ру от насе­лен­ных земель лежа­ла пусты­ня, кото­рой все поче­му-то боя­лись. Он пред­по­ло­жил, что при­чи­на стра­ха кро­ет­ся в том, что, идя по пустыне, мож­но обо­гнуть гор­ную цепь и вый­ти на зло­ве­щее пла­то Ленг, но добрать­ся туда, при­ба­вил он, не так-то про­сто: Инква­нок пол­нит­ся олу­ха­ми о вся­ких гнус­ных тва­рях и безы­мян­ных стра­жах. Та ли это пусты­ня, в кото­рой высит­ся неве­до­мый Кадат, мат­рос не знал, но резон­но заме­тил, что ина­че не было бы смыс­ла ста­вить в ней стра­жей, если те, конеч­но, не выдум­ка.

Про­ве­дя в таверне еще одну ночь, Кар­тер поут­ру отпра­вил­ся вверх по ули­це Колонн в бирю­зо­вый храм и завел бесе­ду с вер­хов­ным жре­цом. Хотя в Келе­фа­и­се почи­та­ют толь­ко Нат-Хор­та­та, днев­ные молит­вы посвя­ща­ют­ся всем Вели­ким вме­сте, а пото­му вер­хов­ный жрец ведал кое-что о нра­вах божеств. Подоб­но Ата­лу, он настой­чи­во убеж­дал Кар­те­ра отка­зать­ся от поис­ков, заявил, что боги Зем­ли раз­дра­жи­тель­ны и каприз­ны и поль­зу­ют­ся покро­ви­тель­ством Дру­гих Богов, оби­та­ю­щих Извне, чьим гла­ша­та­ем явля­ет­ся пол­зу­чий хаос Ньяр­ла­то­теп. То, что они скры­ли от него виде­ние чудес­но­го горо­да в баг­рян­це зака­та, ясный знак их неми­ло­сти, и вряд ли они доб­ро­же­ла­тель­но отне­сут­ся к Кар­те­ру, если тот все же пред­ста­нет перед ними и при­мет­ся молить о воз­вра­ще­нии сво­е­го сна. В про­шлом нико­му из людей не уда­лось най­ти Кадат, и мало­ве­ро­ят­но, что­бы кто-то отыс­кал его в буду­щем. Вдо­ба­вок, юлки, что ходят про оник­со­вый замок Вели­ких, ни в коей мере не обна­де­жи­ва­ют.

Побла­го­да­рив вер­хов­но­го жре­ца, Кар­тер поки­нул храм и дви­нул­ся в сто­ро­ну мяс­но­го рын­ка: там сто­ло­вал­ся вождь коша­чье­го опол­че­ния Келе­фа­и­са. Серый кот грел­ся на сол­ныш­ке и лишь вяло поше­ве­лил­ся, когда его оклик­нул чело­век. Но сто­и­ло Кар­те­ру про­из­не­сти пароль, кото­рый он узнал от ста­ро­го ултар­ско­го гене­ра­ла, кот пре­об­ра­зил­ся — сде­лал­ся при­вет­ли­вым и раз­го­вор­чи­вым, открыл гостю мно­го тако­го, что извест­но толь­ко живот­ным, шны­ря­ю­щим по долине Ут-Нар­гай. В част­но­сти, кот повто­рил Кар­те­ру те све­де­ния, каки­ми его само­го снаб­ди­ли тру­со­ва­тые кош­ки из при­мор­ских таверн.

Похо­ди­ло на то, что людей из Инква­но­ка буд­то оку­ты­ва­ла некая аура поту­сто­рон­но­сти, хотя коты не пла­ва­ли на их кораб­лях по дру­гой при­чине, а имен­но — из-за того, что в Инква­но­ке про­сти­ра­лись тени, кото­рых не выно­сит никто из коша­чьих. Вот поче­му тот холод­ный и суме­реч­ный край нико­гда не слы­шал ни дру­же­ско­го мур­лы­ка­нья, ни звон­ко­го «мяу». Опре­де­лить, что насто­ра­жи­ва­ло котов, было труд­но: кто гово­рил — тва­ри, засев­шие в горах на гра­ни­це зло­ве­ще­го Лен­га, кто — чуди­ща, что шны­ря­ют в сту­де­ной пустыне к севе­ру от моря. Так или ина­че, в Инква­но­ке ощу­ща­лось при­сут­ствие чего-то чуж­до­го, не от мира сего, чего-то тако­го, что не по нра­ву кош­кам и что они улав­ли­ва­ют гораз­до луч­ше людей. Пото­му-то все коты друж­но отво­ра­чи­ва­лись от чер­ных кораб­лей, при­плы­вав­ших из дале­ких север­ных земель.

Ста­рый вождь так­же пове­дал Кар­те­ру, где он смо­жет най­ти сво­е­го дру­га, коро­ля Кура­не­са, кото­ро­го в послед­них сно­ви­де­ни­ях видел попе­ре­мен­но то в хру­сталь­ном двор­це Семи­де­ся­ти Удо­воль­ствий в Келе­фа­и­се, то в высо­ко­ба­шен­ном облач­ном зам­ке паря­ще­го в небе­сах Серан­ни­а­на. Выяс­ни­лось, одна­ко, что король, похо­же, совсем извел­ся от тос­ки по зеле­ным хол­мам Англии, сре­ди кото­рых про­шло его дет­ство, где зву­ча­ли вече­ра­ми ста­рин­ные напе­вы и про­сту­па­ли из-за дере­вьев серые дере­вен­ские церк­вуш­ки. Он не мог воз­вра­тить­ся в мир яви, ибо тело его умер­ло, а пото­му поста­рал­ся вооб­ра­зить себе похо­жую мест­ность к восто­ку от горо­да — там взды­ма­лись над морем уте­сы, за ними рас­сти­ла­лись луга, упи­рав­ши­е­ся в кон­це кон­цов в под­но­жия Тана­ри­ан­ских хол­мов. Теперь Кура­нес оби­тал не во двор­це, а в обык­но­вен­ном доме готи­че­ско­го сти­ля, окна кото­ро­го выхо­ди­ли на море, и убеж­дал сам себя, что это — Тре­вор-Тау­эрз, где появил­ся на свет он и три­на­дцать поко­ле­ний его пред­ков. А на побе­ре­жье он выстро­ил силою мыс­ли рыбац­кую дере­вуш­ку, слов­но пере­нес ее туда из кор­ну­олл­ской глу­бин­ки, сохра­нив в непри­кос­но­вен­но­сти все отли­чи­тель­ные при­зна­ки, и насе­лил людь­ми, наруж­но­стью напо­ми­нав­ши­ми англи­чан, кото­рых все пытал­ся научить столь мило­му его серд­цу диа­лек­ту. В долине же непо­да­ле­ку он воз­вел нор­манн­ское аббат­ство, чьей баш­ней любо­вал­ся отныне из окон сво­е­го дома, и устро­ил при аббат­стве клад­би­ще с над­гро­би­я­ми, на кото­рых выре­зал име­на пред­ков, а про­стран­ство меж­ду моги­ла­ми выло­жил мхом, похо­див­шим на мох род­ной Англии. Да, Кура­нес был монар­хом в стране сно­ви­де­ний, где мно­же­ство чудес и необы­чай­ных кра­сот, вос­тор­гов и при­клю­че­ний, одна­ко с радо­стью отрек­ся бы от пре­сто­ла, отка­зал­ся от вла­сти, коей его облек­ли, за один день в бла­го­сло­вен­ной Англии, тихой и чистой, древ­ней, нена­гляд­ной Англии, кото­рая вскор­ми­ла его и частич­кой кото­рой он оста­нет­ся наве­ки.

Так что, про­стив­шись с вождем коша­чье­го опол­че­ния, Кар­тер не стал загля­ды­вать в хру­сталь­ный дво­рец; он вышел из Келе­фа­и­са через восточ­ные воро­та и напра­вил­ся по полю к доми­ку, при­ютив­ше­му­ся под сенью рас­ки­ди­стых дубов. Вско­ре он достиг живой изго­ро­ди, дви­нул­ся вдоль нее и какое-то вре­мя спу­стя очу­тил­ся у кир­пич­ной сто­рож­ки. Когда он дер­нул двер­ной моло­ток, к нему вышел не раз­ря­жен­ный в пух и прах двор­цо­вый лакей, а низ­ко­рос­лый ста­рик в про­стой одеж­де, гово­рив­ший по-англий­ски с лег­ким кор­ну­олл­ским акцен­том. Ста­рик про­пу­стил Кар­те­ра в сад, где все — поро­ды дере­вьев, тени­стые дорож­ки, пла­ни­ров­ка эпо­хи коро­ле­вы Анны — напо­ми­на­ло об Англии. У две­ри дома, по обе­им сто­ро­нам кото­рой вос­се­да­ли на крыль­це камен­ные коты, Кар­те­ра встре­тил при­врат­ник в ливрее и с бакен­бар­да­ми. Он про­ре­дил гостя в биб­лио­те­ку, где сидел в крес­ле у окна Кура­нес, пра­ви­тель Ут-Нар­гая и небес вокруг Серан­ни­а­на. Он гля­дел в окно на рыбац­кую дере­вуш­ку и меч­тал, что­бы в ком­на­ту вошла няня и выбра­ни­ла его за то, что он не готов ехать на чай к вика­рию, хотя каре­та уже пода­на и матуш­ка сер­дит­ся.

Зави­дев Кар­те­ра, Кура­нес, обла­чен­ный в наряд, какой носи­ли в Лон­доне в дни его юно­сти, теп­ло при­вет­ство­вал гостя, ибо вся­кий англо­сакс из мира яви был для него дру­гом, пус­кай даже он родил­ся не в Кор­ну­ол­ле, а в Бостоне, штат Мас­са­чу­сетс. Они дол­го вспо­ми­на­ли былое, и обо­им нашлось, что ска­зать, посколь­ку и тот, и дру­гой При­над­ле­жа­ли к чис­лу иску­шен­ных сно­вид­цев — людей, све­ду­щих в тай­нах мира грез. Что каса­ет­ся Кура­не­са, он побы­вал в пучине за звез­да­ми и, по слу­хам, един­ствен­ный сохра­нил рас­су­док после тако­го путе­ше­ствия.

Нако­нец Кар­тер заго­во­рил о том, что его вол­но­ва­ло, спро­сил у хозя­и­на про Кадат и про все осталь­ное. Кура­нес не знал место­на­хож­де­ния Када­та или чудес­но­го горо­да, одна­ко ему было извест­но, что с Вели­ки­ми луч­ше не свя­зы­вать­ся и что Дру­гие Боги не брез­гу­ют ника­ки­ми сред­ства­ми, когда защи­ща­ют божеств Зем­ли. Он мно­гое узнал о Дру­гих Богах в отда­лен­ных угол­ках кос­мо­са, осо­бен­но в тех пале­сти­нах, где не суще­ству­ет фор­мы и где изу­ча­ют загад­ки бытия раз­но­цвет­ные газы. Фио­ле­то­вый газ С’Нгак открыл ему суть пол­зу­че­го хао­са Ньяр­ла­то­те­па и сове­то­вал вся­че­ски избе­гать без­дны, где пре­бы­ва­ет во мра­ке демо­ни­че­ский сул­тан Аза­тот. Сло­вом, поды­то­жил Кура­нес, если Древ­ние не пус­ка­ют Кар­те­ра в закат­ный город, без­опас­нее все­го отсту­пить­ся и пре­кра­тить попыт­ки про­ник­нуть туда.

Кура­нес даже сомне­вал­ся, что Кар­тер чего-либо добьет­ся, попа­ди он, паче чая­ния, в завет­ный город. Он сам дол­гие годы томил­ся по Келе­фа­и­су в долине Ут-Нар­гай, по сво­бо­де, ярким крас­кам и буй­ству жиз­ни, лишен­ной все­воз­мож­ных пут, огра­ни­че­ний и услов­но­стей. В ито­ге он очу­тил­ся в этом горо­де, стал коро­лем окрест­ных земель, познал сво­бо­ду — и что же? Яркие крас­ки быст­ро потуск­не­ли, сво­бо­да опро­ти­ве­ла, буй­ство уто­ми­ло до послед­ней сте­пе­ни. Он пра­вил доли­ной Ут-Нар-гай, но не нахо­дил в этом ниче­го при­вле­ка­тель­но­го и тос­ко­вал по Англии, какой та запом­ни­лась ему по дет­ским впе­чат­ле­ни­ям.

Он отдал бы все свое коро­лев­ство за плы­ву­щий над кор­ну­олл­ски­ми хол­ма­ми звон коло­ко­лов, про­ме­нял бы тыся­чу мина­ре­тов Келе­фа­и­са на ост­ро­вер­хие кры­ши дере­вуш­ки побли­зо­сти от того дома, где родил­ся. И пото­му Кура­нес ска­зал гостю, что город, кото­рый тот ищет, может не оправ­дать ожи­да­ний, и луч­ше ему оста­вать­ся маня­щей, но несбы­точ­ной меч­той. В быт­ность чело­ве­ком из пло­ти и кро­ви Кура­нес часто наве­щал Кар­те­ра и знал, что Рэн­долф Кар­тер горя­чо при­вя­зан к сво­ей родине — хол­ми­стой Новой Англии и, слу­чить ему ока­зать­ся ото­рван­ным от нее, зачах­нет от тос­ки.

Он пред­ло­жил Кар­те­ру поучить­ся на его, Кура­не­са, соб­ствен­ном при­ме­ре, заявил, что рано или позд­но тот пере­ста­нет думать о чем-либо, кро­ме запав­ших в душу мест: будет видеть мыс­лен­ным взо­ром ого­нек мая­ка Бикон- Хилл, шпи­ли и изви­ли­стые улоч­ки арха­ич­но­го Кинг­спор­та, дву­скат­ные кры­ши кол­дов­ско­го Арк­хе­ма, бла­го­сло­вен­ные луга, доли­ны с камен­ны­ми изго­ро­дя­ми, белые доми­ки сре­ди дере­вьев. Одна­ко Кар­тер не поже­лал внять сове­ту дру­га, и когда они рас­ста­ва­лись, каж­дый был убеж­ден, что прав имен­но он. Кар­тер вер­нул­ся в Келе­фа­ис и стал дожи­дать­ся при­бы­тия в порт чер­ной гале­ры из холод­но­го и суме­реч­но­го Инква­но­ка, гале­ры, в жилах моря­ков и куп­цов с кото­рой течет кровь Вели­ких.

Одна­жды вече­ром, ведо­мая сиг­на­ла­ми мая­ка, дол­го­ждан­ная гале­ра вошла в гавань, при­ста­ла к бере­гу, и вско­ре в при­мор­ских тавер­нах появи­лись, пооди­ноч­ке и ком­па­ни­я­ми, люди, лица кото­рых в точ­но­сти вос­про­из­во­ди­ли чер­ты боже­ствен­но­го лика, высе­чен­но­го в склоне Нгра­не­ка. Кар­тер не спе­шил, при­смат­ри­вал­ся и при­слу­ши­вал­ся, созна­вая, что рас­кры­вать немно­го­слов­ным севе­ря­нам свои замыс­лы было бы несколь­ко неосто­рож­но, рав­но как и рас­спра­ши­вать их о холод­ной пустыне; кто зна­ет, како­вы они по скла­ду харак­те­ра, эти отпрыс­ки Вели­ких? Севе­ряне ни с кем осо­бо не обща­лись, в тавер­нах выби­ра­ли укром­ные угол­ки, сиде­ли все­гда вме­сте, пели пес­ни неве­до­мых земель или рас­ска­зы­ва­ли друг дру­гу длин­ные исто­рии на язы­ке, кото­ро­го никто, кро­ме них, не пони­мал. О чем гово­ри­лось в тех пес­нях и исто­ри­ях мож­но было, впро­чем, дога­дать­ся по слу­ша­те­лям, взгля­ды кото­рых выра­жа­ли бла­го­го­ве­ние и вос­торг.

Чер­ная гале­ра про­сто­я­ла в пор­ту Келе­фа­и­са ров­но неде­лю. Моря­ки про­ве­ли это вре­мя в тавер­нах, а куп­цы — на город­ских рын­ках. Кар­тер попро­сил­ся на борт перед самым отплы­ти­ем, назвал­ся рудо­ко­пом и заявил, что хочет добы­вать оникс. Никто не усмот­рел в подоб­ном наме­ре­нии чего-либо необыч­но­го или подо­зри­тель­но­го. Гале­ра пред­став­ля­ла собой не корабль, а пря­мо-таки про­из­ве­де­ние искус­ства: ее постро­и­ли из тика с вкрап­ле­ни­я­ми чер­но­го дере­ва и золо­та; сте­ны каю­ты, в кото­рую поме­сти­ли пас­са­жи­ра, были заве­ше­ны шел­ком и бар­ха­том. Наут­ро капи­тан при­ка­зал рас­пу­стить пару­са и под­нять якорь. Отлив под­хва­тил суд­но и повлек его в море. Стоя на высо­кой кор­ме, Кар­тер наблю­дал, как посте­пен­но исче­за­ют из виду зали­тые луча­ми рас­све­та сте­ны, брон­зо­вые ста­туи и золо­тые мина­ре­ты Келе­фа­и­са, как ста­но­вит­ся все мень­ше и мень­ше снеж­ная шап­ка пика Аран. К полу­дню Келе­фа­ис про­пал без сле­да — куда ни глянь, повсю­ду про­сти­ра­лась без­бреж­ная ширь Кере­на­рий­ско­го моря. Вда­ле­ке вид­не­лась ярко рас­кра­шен­ная гале­ра, похо­же, дер­жав­шая путь в Серан­ни­ан, где море сли­ва­ет­ся с небом. С наступ­ле­ни­ем ночи на небо­сво­де высы­па­ли звез­ды. Корм­чий пра­вил по Боль­шой и Малой Мед­ве­ди­цам, мат­ро­сы пели незна­ко­мые пес­ни, а осталь­ные раз­гля­ды­ва­ли плес­кав­ших­ся в вол­нах рыб, что рас­про­стра­ня­ли вокруг себя туск­лый свет. Кар­тер лег спать в пол­ночь, а проснул­ся на заре и отме­тил, что солн­це несколь­ко сдви­ну­лось к югу. Вто­рой день пла­ва­ния он посвя­тил тому, что­бы сой­тись побли­же с моря­ка­ми и раз­го­во­рить их. Осме­лев; он начал спра­ши­вать о холод­ном и суме­реч­ном Инква­но­ке, об оник­со­вом горо­де, о непре­одо­ли­мой гор­ной цепи, за кото­рой яко­бы лежит зло­ве­щее пла­то Ленг. Моря­ки пове­да­ли ему о сво­ей печа­ли, о том, что во всем Инква­но­ке не сыс­кать Ни еди­но­го кота, и виной тому, долж­но быть, бли­зость про­кля­то­го Лен­га. Они охот­но отве­ча­ли на вопро­сы Кар­те­ра, но едва тот упо­ми­нал холод­ную пусты­ню, сра­зу сту­ше­вы­ва­лись, замы­ка­лись в себе и угрю­мо замол­ка­ли.

В сле­ду­ю­щие дни они рас­ска­зы­ва­ли Кар­те­ру о копях, на кото­рые тот буд­то бы направ­лял­ся. Копей было не пере­честь, ведь оник­са тре­бо­ва­лось очень и очень мно­го: из него были воз­ве­де­ны все горо­да Инква­но­ка, им тор­го­ва­ли в Рина­ре, Огро­тане и Келе­фа­и­се, его меня­ли на поль­зо­вав­ши­е­ся боль­шим спро­сом това­ры из Тра­на, Илар­не­ка и Када­те­ро­на. Один руд­ник, гро­мад­нее всех осталь­ных, рас­по­ла­гал­ся на край­нем севе­ре, чуть ли не на гра­ни­це холод­ной пусты­ни, суще­ство­ва­ние кото­рой люди Инква­но­ка отка­зы­ва­лись при­зна­вать; это из него добы­ли в неза­па­мят­ные вре­ме­на те глы­бы оник­са, о чьих потря­са­ю­щих вооб­ра­же­ние раз­ме­рах напо­ми­на­ли теперь зия­ю­щие пусто­ты в дра­го­цен­ной поро­де. Кто выру­бил те глы­бы и куда их потом пере­пра­ви­ли, ска­зать было невоз­мож­но, одна­ко при всем при том сочли за луч­шее во избе­жа­ние вся­ко­го рода неожи­дан­но­стей и непри­ят­но­стей оста­вить эти копи в покое. Моря­ки уве­ря­ли, что ныне там никто не появ­ля­ет­ся, за исклю­че­ни­ем воро­нья и леген­дар­ной пти­цы шан­так. Кар­тер при­за­ду­мал­ся, ему вспом­ни­лись древ­ние пре­да­ния, гла­сив­шие, что замок Вели­ких на вер­шине неве­до­мо­го Када­та — из оник­са.

С каж­дым днем солн­це вста­ва­ло все ниже и ниже над гори­зон­том, а тума­ны ста­но­ви­лись все гуще. Затем солн­це исчез­ло вооб­ще, на целых две неде­ли; корабль плыл сквозь кол­дов­ские сумер­ки, свет­ло-серые днем и сереб­ри­стые ночью. На два­дца­тый день пла­ва­ния впе­ре­ди пока­за­лась тор­ча­щая из моря ска­ла — пер­вый при­знак суши с тех пор, как про­пал из виду Аран; Кар­тер спро­сил капи­та­на, как она назы­ва­ет­ся, и услы­шал в ответ, что назва­ния у нее нет и что ни одно суд­но не отва­жи­ва­ет­ся подой­ти к ней сколь­ко-нибудь близ­ко из-за зву­ков, что раз­да­ют­ся с наступ­ле­ни­ем тем­но­ты. Когда пали сумер­ки, от ска­лы, слов­но под­твер­ждая сло­ва капи­та­на, донес­ся зауныв­ный вой, и пас­са­жир пора­до­вал­ся тому, что гале­ра нахо­дит­ся на доста­точ­ном уда­ле­нии от гра­нит­но­го ост­ро­ва. Мат­ро­сы моли­лись, пока корабль не ото­шел настоль­ко, что вой стал не слы­шен по при­чине рас­сто­я­ния, а Кар­те­ра в ту ночь муча­ли кош­ма­ры.

На вто­рое утро на восточ­ном гори­зон­те зама­я­чил гор­ный кряж. Узрев его, моря­ки затя­ну­ли весе­лую пес­ню, неко­то­рые опу­сти­лись на коле­ни и при­ня­лись молить­ся, и Кар­тер понял, что гале­ра при­бли­жа­ет­ся к

Инква­но­ку и ско­ро при­швар­ту­ет­ся к базаль­то­во­му при­ча­лу. К полу­дню ста­ло воз­мож­ным раз­ли­чить бере­го­вую линию, а три часа спу­стя на севе­ре про­сту­пи­ли из мглы похо­жие на луко­ви­цы купо­ла и затей­ли­вые шпи­ли оник­со­во­го горо­да. Древ­ний Инква­нок про­из­во­дил весь­ма вну­ши­тель­ное впе­чат­ле­ние: чер­ные с золо­той инкру­ста­ци­ей сте­ны домов, мно­же­ство ворот, арки кото­рых вен­ча­ли бюсты божеств, испол­нен­ные столь же искус­но, как и лик в склоне Нгра­не­ка, шест­на­дца­ти­уголь­ная глав­ная баш­ня с бал­ко­ном — как пояс­ни­ли моря­ки, Храм Древ­них. Еще они при­ба­ви­ли, что вер­хов­ный жрец это­го хра­ма изне­мо­га­ет под бре­ме­нем тайн, в кото­рые посвя­щен. Инкру­ста­ция на сте­нах мно­го­окон­ных стро­е­ний пора­жа­ла вооб­ра­же­ние: замыс­ло­ва­тые рисун­ки, кону­са, пира­ми­ды, про­чие гео­мет­ри­че­ские фигу­ры, пере­се­че­ния, нало­же­ния, пере­пле­те­ния.

Вре­мя от вре­ме­ни над горо­дом про­плы­вал коло­коль­ный звон, кото­ро­му вся­кий раз отве­ча­ли рога, вио­лы и сли­вав­ши­е­ся в хоре голо­са. Тре­нож­ни­ки на гале­рее хра­ма изры­га­ли пла­мя — жре­цы, а заод­но с ними и про­стые горо­жане, соблю­да­ли пра­ви­ла, изло­жен­ные Вели­ки­ми на скри­жа­лях, более древ­них, неже­ли Пина­ко­ти­че­ские ману­скрип­ты. Когда гале­ра мино­ва­ла базаль­то­вый вол­но­лом и вошла в гавань, послы­шал­ся шум, обыч­ный для пор­то­во­го горо­да, и Кар­тер уви­дел на набе­реж­ной моря­ков, куп­цов и рабов. Моря­ки и куп­цы явно отно­си­лись к тем, чей род вел свое нача­ло от богов, а вот рабы, низ­ко­рос­лые и узко­гла­зые, по слу­хам, яви­лись в Инква­нок из долин за зло­ве­щим пла­то Ленг, то ли обо­гнув, то ли каким-то обра­зом пере­ва­лив через под­не­бес­ный хре­бет. На длин­ных при­ча­лах вовсю тор­го­ва­ли вся­кой вся­чи­ной.

Гале­ра при­ста­ла. Коман­да быст­ро поки­ну­ла ее и напра­ви­лась в город. Ули­цы это­го горо­да были вымо­ще­ны оник­сом, неко­то­рые из них отли­ча­лись пря­миз­ной и широ­той, про­чие были изви­ли­сты­ми и узки­ми. Дома на набе­реж­ной усту­па­ли высо­той всем осталь­ным, одна­ко здесь висе­ли над две­ря­ми золо­тые сим­во­лы, озна­чав­шие, что дому покро­ви­тель­ству­ет то или иное боже­ство. Капи­тан гале­ры при­вел Кар­те­ра в тавер­ну, где соби­ра­лись моря­ки со все­го све­та, пообе­щал пока­зать ему зав­тра досто­при­ме­ча­тель­но­сти суме­реч­но­го горо­да и отве­сти в тавер­ну рудо­ко­пов у север­ной сте­ны. Насту­пил вечер, зажглись брон­зо­вые све­тиль­ни­ки, моря­ки запе­ли о дале­ких кра­ях. Но когда зазво­нил коло­кол хра­мо­вой баш­ни, они пере­ста­ли петь, скло­ни­ли голо­вы и мол­ча­ли, пока не стих­ло послед­нее эхо. В суме­реч­ном горо­де Инква­нок — свои обы­чаи, и нару­шать их никто не соби­рал­ся, опа­са­ясь ско­ро­го и ужас­но­го воз­мез­дия.

Кар­тер оки­нул взгля­дом залу — и вздрог­нул: в укром­ном угол­ке при­та­ил­ся в тени тот самый купец из Дай­лат-Лина, кто, если верить мол­ве, тор­го­вал с жите­ля­ми зло­ве­ще­го пла­то Ленг, кото­ро­го чура­ют­ся все здра­во­мыс­ля­щие люди; да, купец, яко­бы имев­ший дело с вер­хов­ным жре­цом, чье лицо скры­ва­ет жел­тая шел­ко­вая вуаль, оби­та­ю­щим в оди­но­че­стве в дои­сто­ри­че­ском скаль­ном мона­сты­ре. Этот купец иско­са погля­ды­вал на Кар­те­ра, когда тот рас­спра­ши­вал дай­лат­лин­цев о холод­ной пустыне и неве­до­мом Када­те; его при­сут­ствие в суме­реч­ном Инква­но­ке, столь близ­ко от чудес севе­ра, порож­да­ло в душе смут­ную тре­во­гу. Кар­тер хотел было заго­во­рить с ним, но тот ухит­рил­ся неза­мет­но ускольз­нуть. Кто-то из моря­ков позд­нее сооб­щил Кар­те­ру, что купец появил­ся в горо­де с кара­ва­ном яков, при­вез огром­ные и очень при­ят­ные на вкус яйца леген­дар­ной пти­цы шан­так, кото­рые, судя по все­му, наме­ре­вал­ся обме­нять на яшмо­вые куб­ки из Илар­не­ка. Наут­ро капи­тан гале­ры при­вел Кар­те­ра к хра­му, что рас­по­ла­гал­ся, вме­сте с обне­сен­ным сте­ной садом, на про­стор­ной пло­ща­ди, от кото­рой, подоб­но спи­цам в коле­се, раз­бе­га­лись во все сто­ро­ны ули­цы. Семь ворот сада — арки с рез­ны­ми лика­ми богов — нико­гда не запи­ра­лись, и каж­дый, кому хоте­лось, мог побро­дить сре­ди дере­вьев по дорож­кам, вдоль кото­рых рас­став­ле­ны были пье­де­ста­лы с бюста­ми, загля­нуть в скром­ные свя­ти­ли­ща мел­ких божеств. Когда зве­нел коло­кол, из семи сто­ро­жек у семи ворот зву­ча­ли рога, вио­лы и чело­ве­че­ские голо­са, а из семи две­рей хра­ма высту­па­ли семь про­цес­сий — жре­цы в мас­ках и чер­ных пла­щах с капю­шо­на­ми, дер­жав­шие перед собой, на рас­сто­я­нии вытя­ну­той руки, золо­тые чаши, над кото­ры­ми кури­лись дым­ки. Шага­ли они весь­ма стран­но: не сги­бая ног в коле­нях, посте­пен­но выстра­и­ва­лись в одну длин­ную колон­ну, направ­ля­лись к семи сто­рож­кам, вновь раз­де­ля­лись, захо­ди­ли внутрь — и про­па­да­ли. Кое-кто утвер­ждал, что сто­рож­ки соеди­не­ны с хра­мом под­зем­ны­ми кори­до­ра­ми, по кото­рым воз­вра­ща­ют­ся жре­цы; прав­да, уве­ря­ли так­же, что оник­со­вые сту­пень­ки уво­дят из сто­ро­жек в зем­ные нед­ра, к непо­сти­жи­мым тай­нам, но лишь немно­гие отва­жи­ва­лись наме­кать, что жре­цы в мас­ках — вовсе не люди. Кар­тер не пошел в храм, посколь­ку путь туда был зака­зан всем, кро­ме Коро­ля-под-вуа­лью. Одна­ко преж­де чем он успел поки­нуть сад, про­гре­мел коло­кол, запе­ли рога и вио­лы, потя­ну­лись вере­ни­ца­ми к семи сто­рож­кам жре­цы в мас­ках, и, гля­дя на них, стран­ник неволь­но содрог­нул­ся от стра­ха, какой люди вну­ша­ют отнюдь не часто. Выждав, пока не исчез­нет послед­ний из жре­цов, Кар­тер поки­нул сад, пото­рап­ли­ва­е­мый капи­та­ном гале­ры, кото­рый повлек его к пре­крас­но­му двор­цу Коро­ля-под-вуа­лью. Ули­цы, что вели ко двор­цу, были узки­ми и кру­ты­ми, все за исклю­че­ни­ем той, по кото­рой король и при­двор­ные езди­ли на яках или на вле­ко­мых яка­ми колес­ни­цах. Кар­тер с капи­та­ном выбра­ли имен­но ее, про­шли меж­ду инкру­сти­ро­ван­ных золо­том стен, под бал­ко­на­ми, отку­да доно­си­лись зву­ки музы­ки или пря­ные аро­ма­ты, мино­ва­ли огром­ную чер­ную арку и очу­ти­лись в садах раз­вле­че­ний монар­ха, чей дво­рец, зна­ме­ни­тый сво­и­ми высо­ки­ми сте­на­ми, могу­чи­ми баш­ня­ми и мно­го­чис­лен­ны­ми купо­ла­ми-луко­ви­ца­ми, воз­вы­шал­ся впе­ре­ди. У Кар­те­ра захва­ти­ло дух от окру­жа­ю­щей кра­со­ты: оник­со­вые тер­ра­сы, колон­на­ды, клум­бы, ряды дере­вьев в цве­ту, золо­тые шпа­ле­ры, брон­зо­вые урны, тре­нож­ни­ки с резь­бой, ста­туи из чер­но­го с про­жил­ка­ми мра­мо­ра, настоль­ко прав­до­по­доб­ные, что каза­лись не изва­я­ни­я­ми, а живы­ми людь­ми, выло­жен­ные базаль­том водо­е­мы со све­тя­щи­ми­ся рыба­ми, пти­цы, свер­ка­ю­щие пере­лив­ча­тым опе­ре­ни­ем, изу­ми­тель­ный орна­мент огром­ных ворот из брон­зы, цве­ту­щие лозы на сте­нах — все это вме­сте созда­ва­ло кар­ти­ну, пре­вос­хо­див­шую пре­ле­стью дей­стви­тель­ность и непри­выч­ную даже в стране сно­ви­де­ний. Чуди­лось, что под серым суме­реч­ным небом слов­но вопло­ти­лись чьи-то гре­зы, невы­ра­зи­мо див­ные и поту­сто­рон­ние, осо­бен­но в соче­та­нии с видом на коро­лев­ский дво­рец и дале­кий непре­одо­ли­мый гор­ный хре­бет.

Затем капи­тан повел Кар­те­ра в север­ный квар­тал горо­да, к Воро­там Кара­ва­нов, туда, где рас­по­ла­га­лись тавер­ны рудо­ко­пов и тор­гов­цев. И там, под низ­ким потол­ком одной из таверн, они рас­ста­лись, ибо капи­та­ну пора было занять­ся дела­ми, а Кар­те­ру не тер­пе­лось при­сту­пить к рас­спро­сам. Наро­ду в таверне было мно­го, и вско­ре стран­ни­ку уда­лось завя­зать раз­го­вор на инте­ре­со­вав­шую его тему. Он пред­ста­вил­ся рудо­ко­пом и заявил, что хочет узнать поболь­ше об оник­со­вых копях Инква­но­ка. Одна­ко ему не слиш­ком повез­ло: собе­сед­ни­ки дава­ли уклон­чи­вые отве­ты, вся­че­ски изво­ра­чи­ва­лись или про­сто замол­ка­ли, когда речь захо­ди­ла о холод­ной пустыне и забро­шен­ном руд­ни­ке. Люди боя­лись существ, что мог­ли явить­ся невзна­чай со зло­ве­ще­го Лен­га, а еще — пустын­ных тва­рей и безы­мян­ных часо­вых в ска­лах. Кар­тер кра­ем уха разо­брал чей-то шепо­ток: мол, шан­та­кам тоже не след дове­рять, неда­ром мол­ва твер­дит, что уви­деть такую пти­цу — не к доб­ру (не зря же пра­ро­ди­те­ля шан­та­ков, заклю­чен­но­го в коро­лев­ском двор­це, кор­мят в сплош­ной тем­но­те).

На сле­ду­ю­щий день, ска­зав, что хочет побы­вать на копях и загля­нуть в несколь­ко дере­ву­шек, Кар­тер нанял яка, навью­чил на живот­ное меш­ки с покла­жей и выехал из горо­да через Воро­та Кара­ва­нов. Доро­га бежа­ла, нику­да не сво­ра­чи­вая, вдоль нее вид­не­лись дома с при­плюс­ну­ты­ми купо­ла­ми. Вре­мя от вре­ме­ни Кар­тер захо­дил в эти дома и зада­вал свои вопро­сы. Раз ему встре­тил­ся чело­век заме­ча­тель­ной наруж­но­сти, суро­вый и немно­го­слов­ный, чер­ты лица кото­ро­го уди­ви­тель­но напо­ми­на­ли боже­ствен­ный лик в склоне Нгра­не­ка, и Кар­тер решил, что нако­нец-то отыс­кал одно­го из Вели­ких или, по край­ней мере, кого-то из Чис­ла их бли­жай­ших род­ствен­ни­ков, а пото­му бесе­до­вал с тем посе­ля­ни­ном весь­ма почти­тель­но, избе­гал все­го, что мог­ло бы пом­нить­ся хулой на богов, наобо­рот, не уста­вал повто­рять, как при­зна­те­лен Древним за все их бла­го­де­я­ния.

Он зано­че­вал на при­до­рож­ном лугу, под сенью гро­мад­но­го дере­ва лигат, к кото­ро­му при­вя­зал сво­е­го яка, а утром про­дол­жил путь на се> вер. Часам к деся­ти он добрал­ся до селе­ния Ург, где отды­ха­ли обыч­но кара­ван­щи­ки и дели­лись исто­ри­я­ми рудо­ко­пы, и про­си­дел до полу­дня в дере­вен­ской таверне. Сра­зу за Ургом кара­ва­ны сво­ра­чи­ва­ли на запад, в сто­ро­ну Силар­на; Кар­тер же по-преж­не­му дви­гал­ся в север­ном направ­ле­нии. Доро­га, уже кара­ван­ной тро­пы, вилась меж каме­ни­стых взгор­ков, а сле­ва при­об­ре­та­ла все более чет­кие очер­та­ния гря­да хол­мов. К вече­ру хол­мы пре­вра­ти­лись в чер­ные ска­лы, и Кар­тер понял, что при­бли­жа­ет­ся к местам, где добы­ва­ли оникс. Вда­ле­ке спра­ва высил­ся непре­одо­ли­мый гор­ный хре­бет, и чем выше заби­рал­ся пут­ник, тем мень­ше при­ят­но­го слы­шал он о тех горах от слу­чай­ных попут­чи­ков.

На чет­вер­тый день мест­ность сде­ла­лась не то что­бы пуга­ю­щей, но доста­точ­но непри­гляд­ной, доро­га сузи­лась до троп­ки, кото­рая вела все вверх и вверх. Спра­ва по-преж­не­му воз­вы­ша­лись гроз­ные пики; чем даль­ше про­ни­кал Кар­тер в неиз­ве­дан­ный край, тем холод­нее и тем­нее ста­но­ви­лось вокруг. Вско­ре он заме­тил, что на тро­пе нет ни еди­но­го сле­да, и дога­дал­ся, что ею не поль­зо­ва­лись с неза­па­мят­ных вре­мен. Порой над голо­вою раз­да­вал­ся хрип­лый крик воро­на, а шорох за кам­ня­ми наво­дил на мысль о леген­дар­ных шан­та­ках, но в основ­ном окрест было тихо. Кос­ма­тый як тащил­ся впе­ред — Кар­те­ру раз за разом при­хо­ди­лось его пону­кать, — фыр­кал и тряс голо­вой при малей­шем, даже еле слыш­ном зву­ке.

Тро­пу с обе­их сто­рон стис­ки­ва­ли отвес­ные сте­ны уте­са, она ста­ла еще кру­че, копы­та яка частень­ко сколь­зи­ли по кам­ням. Часа через два такой езды Кар­тер раз­гля­дел пере­вал, за кото­рым не было ниче­го, кро­ме туск­ло- серо­го неба, и пора­до­вал­ся пред­сто­я­ще­му спус­ку. Одна­ко добрать­ся до пере­ва­ла ока­за­лось не так-то лег­ко: тро­па пошла вверх едва ли не вер­ти­каль­но. Кар­тер спе­шил­ся и повел живот­ное в пово­ду, а як то упи­рал­ся, то спо­ты­кал­ся. Вне­зап­но подъ­ем закон­чил­ся. Кар­тер осмот­рел­ся — и ото­ро­пел.

Тро­па и впрямь сбе­га­ла вниз по более-менее поло­го­му скло­ну. Сле­ва от нее нахо­ди­лась про­пасть — не есте­ствен­ная, а руко­твор­ная, обра­зо­вав­ша­я­ся после того, как из ска­лы извлек­ли умо­по­мра­чи­тель­ное коли­че­ство оник­са. На дно копей, поме­щав­ше­е­ся, каза­лось, в глу­бине пла­нет­ных недр, нырял, слов­но в пасть испо­лин­ско­го чуди­ща, гигант­ский желоб. Да, поду­ма­лось Кар­те­ру, тут пора­бо­та­ли явно не люди. Щер­би­ны на сте­нах про­па­сти сви­де­тель­ство­ва­ли о том, како­го раз­ме­ра кус­ки высе­ка­ли здесь когда-то молот­ки неве­до­мых рудо­ко­пов. Над кра­ем про­па­сти кру­жи­ли воро­ны, а вни­зу шны­ря­ли нето­пы­ри или урха­ги, а может, иные жут­кие тва­ри. Оше­лом­лен­ный Кар­тер гля­дел то на суме­реч­ное небо, то на тро­пу, пово­ра­чи­вал­ся то к высо­ким уте­сам спра­ва, то к без­дон­ной про­па­сти сле­ва.

Вдруг, издав прон­зи­тель­ный вопль, як вырвал из руки чело­ве­ка повод и помчал­ся по тро­пе вниз. Кам­ни из-под его копыт лете­ли в про­пасть и слов­но рас­тво­ря­лись в воз­ду­хе, не дости­гая дна. Кар­тер бро­сил­ся вдо­гон­ку. Посте­пен­но уте­сы обсту­пи­ли тро­пу как спра­ва, так и сле­ва, опас­ность сва­лить­ся в про­пасть мино­ва­ла. Кар­те­ру почу­ди­лось, буд­то впе­ре­ди слы­шен топот копыт, и он при­пу­стил еще быст­рее. Пого­ня про­дол­жа­лась миля за милей, тро­па мало-пома­лу ста­но­ви­лась все шире, и Кар­тер осо­знал, что ско­ро очу­тит­ся в холод­ной пустыне. Над уте­са­ми спра­ва вновь воз­ник­ли вер­ши­ны непре­одо­ли­мо­го гор­но­го хреб­та, пря­мо же вид­не­лось откры­тое про­стран­ство, пред­вест­ник голой и сту­де­ной рав­ни­ны. Вновь, отчет­ли­вее, чем рань­ше, зацо­ка­ли копы­та, и Кар­тер испу­гал­ся, ибо звук доно­сил­ся свер­ху, с пере­ва­ла, и вовсе не похо­дил на топот мча­ще­го­ся сло­мя голо­ву яка.

Пого­ня за живот­ным обер­ну­лась бег­ством от незри­мо­го пре­сле­до­ва­те­ля. Кар­тер не огля­ды­вал­ся, но что-то под­ска­зы­ва­ло ему, что ниче­го хоро­ше­го он у себя за спи­ной не уви­дит. Долж­но быть, як ощу­тил это преж­де чело­ве­ка. Неуже­ли, поду­мал Кар­тер, меня пре­сле­ду­ют от само­го Инква­но­ка или это появи­лось какое-нибудь чудо­ви­ще из без­дны? Тем вре­ме­нем уте­сы сги­ну­ли, слов­но их и не было; впе­ре­ди рас­сти­ла­лась бес­край­няя пес­ча­ная пусты­ня. Сле­ды яка исчез­ли, зато сза­ди по-преж­не­му раз­да­вал­ся цокот, пере­ме­жав­ший­ся порой зву­ком, напо­ми­нав­шим хло­па­нье кры­льев. Кар­тер пони­мал, что его насти­га­ют, вдо­ба­вок он утра­тил вся­кую ори­ен­ти­ров­ку.

И тут Кар­тер рас­смот­рел нечто поис­ти­не ужас­ное. Спер­ва ему пока­за­лось, что на севе­ре — гря­да хол­мов, но когда замер­ца­ли низ­ко навис­шие над зем­лей тучи, он осо­знал свою ошиб­ку. То были не хол­мы, а колос­саль­ные изва­я­ния, ста­туи соба­ко­по­доб­ных существ высо­той в доб­рую тыся­чу футов, про­тя­нув­ши­е­ся цепоч­кой от гор­но­го хреб­та на восто­ке до гори­зон­та на запа­де, — гро­мад­ный оник­со­вый кряж, пре­об­ра­зив­ший­ся под рука­ми тех, с кем не мог рав­нять­ся чело­век. Мол­ча­ли­вые стра­жи, они сиде­ли в пустыне, подоб­ные волам или упы­рям, увен­чан­ные коро­на­ми тума­нов и туч, воз­дев пра­вые лапы в угро­жа­ю­щем жесте.

Кар­те­ру поме­ре­щи­лось, буд­то двух­го­ло­вые тва­ри шевель­ну­лись, одна­ко то была все­го лишь игра туск­ло­го све­та. Но в сле­ду­ю­щий миг над ста­ту­я­ми пока­за­лись чер­ные силу­эты, кото­рые дей­стви­тель­но дви­га­лись. Кры­ла­тые созда­ния неумо­ли­мо при­бли­жа­лись — раз­ме­ра­ми боль­ше сло­на, с лоша­ди­ны­ми мор­да­ми. Кар­тер, хоть ни разу не встре­чал­ся с ними, дога­дал­ся, что это леген­дар­ные шан­та­ки. Ему ста­ло ясно, кого так стра­шат­ся люди Инква­но­ка, каких безы­мян­ных дозор­ных в пустыне. Он оста­но­вил­ся, решил нако­нец огля­нуть­ся и уви­дел то, что, соб­ствен­но, ожи­дал: за ним ехал на тощем яке купец с рас­ко­сы­ми гла­за­ми, кото­ро­го сопро­вож­да­ла стая омер­зи­тель­ных шан­та­ков, не успев­ших еще отрях­нуть с кры­льев селит­ру зем­ных недр. Очу­тив­шись в западне, окру­жен­ный кош­мар­ны­ми суще­ства­ми, Рэн­долф Кар­тер не поте­рял ни созна­ния, ни при­сут­ствия духа. Купец соско­чил с яка, ухмыль­нул­ся и ткнул паль­цем в одно­го из шан­та­ков. Кар­тер понял: ему пред­ла­га­ли взо­брать­ся на отвра­ти­тель­ное чуди­ще. Купец под­са­дил его, Кар­тер содрог­нул­ся от при­кос­но­ве­ния нече­стив­ца. Под­ни­мать­ся было нелег­ко, ибо у шан­та­ков вме­сто перьев чешуя, при­том очень и очень скольз­кая. Но вот Кар­тер усел­ся, купец при­стро­ил­ся у него за спи­ной, оста­вив яка кому-то из гип­по­це­фа­лов. Кар­тер уви­дел, что живот­ное погна­ли в сто­ро­ну гигант­ских оник­со­вых ста­туй.

Осталь­ные шан­та­ки взмы­ли в воз­дух и устре­ми­лись на восток, к тому непре­одо­ли­мо­му хреб­ту, за кото­рым, по слу­хам, лежал Ленг. Они лете­ли над обла­ка­ми, а пото­му Кар­тер сумел раз­гля­деть то, что было недо­ступ­но взо­рам людей Инква­но­ка — затя­ну­тые свер­ка­ю­щей дым­кой гор­ные вер­ши­ны. Он раз­ли­чил на скло­нах отвер­стия пещер и вспом­нил о Нгра­не­ке, но не стал спра­ши­вать куп­ца, кто оби­та­ет в тех пеще­рах, ибо заме­тил, что и купец, и его кры­ла­тый ска­кун, похо­же, испы­ты­ва­ют страх.

Мино­вав горы, шан­так сни­зил­ся. В раз­ры­вах обла­ков ста­ла вид­на серая рав­ни­на, на кото­рой, на зна­чи­тель­ном уда­ле­нии друг от дру­га, мер­ца­ли огонь­ки кост­ров. При­смот­рев­шись, Кар­тер уви­дел оди­но­кие гра­нит­ные дома и дерев­ни из таких домов. Окна стро­е­ний лучи­лись блед­ным све­том, изнут­ри доно­си­лись визг­ли­вое пение дудок и мерз­кий гро­хот.

У кост­ров пля­са­ли какие-то суще­ства. Кар­те­ру, несмот­ря на его поло­же­ние, ста­ло любо­пыт­но, како­вы они из себя. Он ведал, что нико­му еще не дово­ди­лось стал­ки­вать­ся с оби­та­те­ля­ми Лен­га, в пре­да­ни­ях гово­ри­лось лишь о камен­ных селе­ни­ях и огнях кост­ров. Пля­су­ны дви­га­лись мед­лен­но и неук­лю­же, изги­ба­ясь так, что к гор­лу под­сту­па­ла тош­но­та, и Кар­тер понял, отку­да взял­ся тот ужас, с кото­рым упо­ми­на­ют о Лен­ге во всех кон­цах мира грез.

Шан­так про­ле­тел над костра­ми, гра­нит­ны­ми стро­е­ни­я­ми и пля­шу­щи­ми у огня нелю­дя­ми и устре­мил­ся даль­ше. Под ним тяну­лись голые серые хол­мы, един­ствен­ное, что ожив­ля­ло угрю­мый пей­заж сту­де­ной пусты­ни. Насту­пил день, све­че­ние обла­ков померк­ло, а испо­лин­ская пти­ца про­дол­жа­ла по- преж­не­му мер­но взма­хи­вать кры­лья­ми. Порой купец заго­ва­ри­вал со сво­им ска­ку­ном, обра­щал­ся к нему на отвра­ти­тель­ном, кле­ко­чу­щем язы­ке, а тот отве­чал сви­стом, кото­рый резал уши, как цара­па­нье ног­тем по стек­лу. Меж­ду тем мест­ность вни­зу посте­пен­но повы­ша­лась, и какое-то вре­мя спу­стя шан­так очу­тил­ся над плос­кой, доступ­ной всем вет­рам рав­ни­ной, эта­кой кры­шей про­кля­то­го, обез­лю­дев­ше­го мира. Посре­ди той рав­ни­ны сто­я­ло при­зе­ми­стое зда­ние без окон, окру­жен­ное цепоч­кой гру­бо обте­сан­ных моно­ли­тов. На чело­ве­че­ский дух здесь не чув­ство­ва­лось даже наме­ка; Кар­те­ру вспом­ни­лись ста­рин­ные пре­да­ния, и он заклю­чил, что и впрямь попал в самое жут­кое на све­те место — дои­сто­ри­че­ский мона­стырь, в кото­ром молит­ся в оди­но­че­стве Дру­гим Богам и их гла­ша­таю, пол­зу­че­му хао­су Ньяр­ла­то­те­пу вер­хов­ный жрец, чье лицо скры­то жел­той шел­ко­вой мас­кой.

Пти­ца при­зем­ли­лась. Купец лег­ко соско­чил с нее и помог спу­стить­ся плен­ни­ку. Теперь Кар­тер знал, зачем его похи­ти­ли. Вне сомне­ния, купец с рас­ко­сы­ми гла­за­ми являл­ся согля­да­та­ем тем­ных сил и, что­бы выслу­жить­ся перед сво­и­ми пове­ли­те­ля­ми, решил доста­вить им смерт­но­го, кото­рый осме­лил­ся разыс­ки­вать неве­до­мый Кадат и оник­со­вый замок Вели­ких на его вер­шине. Что ж, поду­ма­лось Кар­те­ру, во вся­ком слу­чае, он узнал, что под­хо­ды к Када­ту надеж­но охра­ня­ют­ся Дру­ги­ми Бога­ми, вла­ды­ка­ми Лен­га и холод­ной пусты­ни к севе­ру от Инква­но­ка. Купец был невы­сок ростом, одна­ко ослу­шать­ся его не пред­став­ля­лось воз­мож­ным, ибо он, чуть что, погля­ды­вал на огром­но­го гип­по­це­фа­ла. Поэто­му Кар­тер без­ро­пот­но после­до­вал за ним, мино­вал круг моно­ли­тов и сту­пил сквозь низ­кий двер­ной про­ем под сво­ды лишен­но­го окон мона­сты­ря. Внут­ри было тем­но, одна­ко купец зажег гли­ня­ный све­тиль­ник с омер­зи­тель­ной резь­бой на стен­ках и повел плен­ни­ка в лаби­ринт узких, изви­ли­стых кори­до­ров. Сте­ны кори­до­ров сплошь покры­ва­ли фрес­ки, воз­раст кото­рых ухо­дил в глу­би­ну веков, а стиль испол­не­ния пора­зил бы архео­ло­гов мира яви. Несмот­ря на про­шед­шие тыся­че­ле­тия, крас­ки ничуть не выцве­ли, посколь­ку их сохра­ни­ла сту­жа, царив­шая на зло­ве­щем Лен­ге. То, что уда­лось раз­гля­деть Кар­те­ру в туск­лом све­те, исхо­див­шем из гли­ня­ной плош­ки, заста­ви­ло его содрог­нуть­ся.

На фрес­ках рас­кры­ва­лась исто­рия Лен­га. Рога­тые боль­ше­ро­тые нелю­ди пля­са­ли на раз­ва­ли­нах поза­бы­тых горо­дов, сра­жа­лись с жир­ны­ми лило­вы­ми пау­ка­ми из сосед­них долин, встре­ча­ли чер­ные гале­ры с луны, сда­ва­лись жабо­об­раз­ным тва­рям, что спры­ги­ва­ли с палуб кораб­лей, а после покло­ня­лись им как богам, и во взгля­дах, каки­ми они про­во­жа­ли гале­ры, уво­зив­шие самых креп­ких и упи­тан­ных сам­цов, не чита­лось ни гне­ва, ни моль­бы о снис­хож­де­нии. Судя по фрес­кам, лун­ные жабы обос­но­ва­лись по при­бы­тии на ост­ро­ве в откры­том море; Кар­тер понял страх моря­ков Инква­но­ка перед оди­но­кой ска­лой, мимо кото­рой им при­хо­дит­ся пла­вать и с кото­рой доно­сит­ся по ночам жут­кий, зауныв­ный вой.

Кро­ме того, на этих фрес­ках изоб­ра­жен был мор­ской порт, сто­ли­ца хво­ста­тых нелю­дей, город на уте­сах, со мно­же­ством колон­над, базаль­то­вы­ми при­ча­ла­ми, вели­ко­леп­ны­ми двор­ца­ми и чудес­ны­ми хра­ма­ми. Широ­кие ули­цы вели от уте­сов и от шести увен­чан­ных сфинк­са­ми ворот через цве­ту­щие сады к про­стор­ной цен­траль­ной пло­ща­ди, на кото­рой вос­се­да­ли два цик­ло­пи­че­ских кры­ла­тых льва: они сте­рег­ли уво­див­шую под зем­лю лест­ни­цу. Изоб­ра­же­ния львов повто­ря­лись сно­ва и сно­ва, то в серых сумер­ках дня, то в туск­лом све­че­нии ночи, и в кон­це кон­цов Кар­те­ра слов­но осе­ни­ло; он дога­дал­ся, где сидят испо­лин­ские львы и какой город при­над­ле­жал нелю­дям до при­бы­тия чер­ных лун­ных галер. Ошиб­ки быть не мог­ло — тот город неод­но­крат­но про­слав­лял­ся в леген­дах. Бас­но­слов­ный Сар­ко­манд, лежав­ший в руи­нах за мил­ли­он лет до появ­ле­ния на Зем­ле чело­ве­ка! Если так, львы охра­ня­ют лест­ни­цу, что ведет из стра­ны сно­ви­де­ний в Вели­кую Без­дну.

Дру­гие фрес­ки пока­зы­ва­ли гор­ный хре­бет, что отде­лял Ленг от Инква­но­ка, чудо­вищ­ных шан­та­ков, чьи гнез­да лепи­лись к ска­лам над глу­бо­ки­ми про­па­стя­ми, и пеще­ры вбли­зи вер­шин, те пеще­ры, от кото­рых шара­ха­лись в ужа­се, как мож­но было судить по кар­тине, храб­рей­шие из шан­та­ков. Кар­тер видел эти пеще­ры свер­ху, со спи­ны гигант­ской пти­цы, и еще тогда заме­тил их сход­ство с пеще­ра­ми Нгра­не­ка. Теперь же он убе­дил­ся в том, что сход­ство не про­стая слу­чай­ность. Фрес­ки изоб­ра­жа­ли оби­та­те­лей пещер — нето­пы­ри­ные кры­лья, рога, хво­сты, ког­ти­стые лапы, буд­то гут­та­пер­че­вые тела… Да, он стал­ки­вал­ся с ними! Лишен­ные рас­суд­ка стра­жи Вели­кой Без­дны, кото­рых боят­ся даже Вели­кие и кото­рые под­чи­ня­ют­ся не Ньяр­ла­то­те­пу, а седо­му Ноден­су, при­зра­ки Нгра­не­ка, что нико­гда не сме­ют­ся и не улы­ба­ют­ся, пото­му что не име­ют лиц, веч­но сну­ю­щие во мра­ке меж­ду доли­ной Анот и про­хо­да­ми во внеш­ний мир!

Купец при­вел Кар­те­ра в поме­ще­ние с ароч­ным потол­ком. Сте­ны укра­ша­ли оттал­ки­ва­ю­ще­го содер­жа­ния баре­лье­фы, в полу посре­ди поме­ще­ния зия­ла круг­лая дыра, вдоль кото­рой выстро­и­лись в коль­цо шесть покры­тых буры­ми пят­на­ми алта­рей. Гли­ня­ная плош­ка све­ти­ла столь сла­бо, что подроб­но­сти обста­нов­ки вос­при­ни­ма­лись не сра­зу, а посте­пен­но, одна за дру­гой. У даль­ней сте­ны воз­вы­шал­ся камен­ный помост, к кото­ро­му вели пять сту­пе­нек; на нем сто­ял золо­той трон, а на том троне сиде­ло суще­ство в жел­тых с крас­ным шел­ко­вых одеж­дах и жел­той шел­ко­вой мас­кой на лице. Купец при­нял­ся ожив­лен­но жести­ку­ли­ро­вать, суще­ство в ответ под­нес­ло к губам флей­ту из сло­но­вой гости и извлек­ло из инстру­мен­та ряд оскор­би­тель­ных для слу­ха зву­ков. Раз­го­вор про­дол­жал­ся, но вот суще­ство высу­ну­ло из шел­ко­во­го рука­ва лапу, и Кар­тер удо­сто­ве­рил­ся, что его опа­се­ния были не напрас­ны. Вол­ной нака­тил страх и побу­дил сде­лать то, на что по здра­вом раз­мыш­ле­нии он вряд ли бы отва­жил­ся. Вся­кие раз­ду­мья усту­пи­ли место одной-един­ствен­ной мыс­ли: бежать прочь отсю­да, прочь от этой тва­ри на золо­том троне! Он пом­нил, что от выхо­да из мона­сты­ря его отде­ля­ет лаби­ринт кори­до­ров, а на сту­де­ной рав­нине под­жи­да­ют шан­та­ки, одна­ко все опас­но­сти вдруг буд­то ума­ли­лись, а все жела­ния све­лись к тому, что­бы вырвать­ся из лап обла­чен­но­го в шел­ко­вые одеж­ды чуди­ща.

Купец поста­вил плош­ку на один из алта­рей у края дыры в полу и про­шел немно­го впе­ред, веро­ят­но, для того, что­бы вер­хов­ный жрец мог луч­ше разо­брать его жесты. Кар­тер, до сих пор выка­зы­вав­ший пол­ную покор­ность судь­бе, вне­зап­но слов­но вос­прял: толк­нул куп­ца с силой, кото­рую при­дал ему страх, и тот рух­нул в дыру, что явля­лась, по слу­хам, колод­цем, дости­гав­шим пещер Зина, где охо­ти­лись во мра­ке на гастов кос­ма­тые каги. Почти в ту же секун­ду сно­ви­дец схва­тил с алта­ря гли­ня­ную плош­ку со све­чой и кинул­ся в лаби­ринт кори­до­ров, сво­ра­чи­вая туда, куда нес­ли ноги, и ста­ра­ясь не думать о воз­мож­ной погоне и о тех ловуш­ках, кото­рые навер­ня­ка под­сте­ре­га­ют его в тем­но­те.

Мгно­ве­ние спу­стя ему при­шлось пожа­леть о том, что он бежал без огляд­ки, — ведь насколь­ко разум­нее было бы ори­ен­ти­ро­вать­ся по фрес­кам! Прав­да, с ними тоже моро­ка, зача­стую после­ду­ю­щее изоб­ра­же­ние лишь немно­гим отли­ча­ет­ся от преды­ду­ще­го, но надо было хотя бы попро­бо­вать. Те фрес­ки, кото­рые откры­ва­лись его взгля­ду теперь, выгля­де­ли гораз­до отвра­ти­тель­нее преж­них, и он сооб­ра­зил, что направ­ля­ет­ся не к выхо­ду из мона­сты­ря, а, по-види­мо­му, в обрат­ную сто­ро­ну. Доволь­но ско­ро он убе­дил­ся, что его не пре­сле­ду­ют, и слег­ка сба­вил шаг, но едва вздох­нул с облег­че­ни­ем, как обру­ши­лась новая напасть: све­ча в плош­ке дого­ра­ла. Кар­те­ру пред­сто­я­ло очу­тить­ся в кро­меш­ной тьме.

Когда све­ча погас­ла, он про­дол­жил путь на ощупь, моля Вели­ких о пус­кай незна­чи­тель­ной, но помо­щи. Порой кори­дор уво­дил вверх, порой нырял вниз, а как-то раз Кар­тер спо­ткнул­ся о сту­пень­ку, кото­рой по всем при­зна­кам на том месте никак не долж­но было быть. Чем даль­ше он шел, тем более сырым ста­но­вил­ся воз­дух; когда обна­ру­жи­вал, что тун­нель раз­ветв­ля­ет­ся, то все­гда выби­рал тот про­ход, кото­рый имел наи­мень­ший уклон. Он созна­вал, что идет вниз: запах, как на клад­би­ще, узо­ры на склиз­ких сте­нах, пока­тый пол — все сви­де­тель­ство­ва­ло о том, что он забрал­ся глу­бо­ко в нед­ра зло­ве­ще­го пла­то Ленг. А даль­ше слу­чи­лось непред­ви­ден­ное. Толь­ко что он ковы­лял по кори­до­ру, ощу­пы­вая рукой сте­ну, а в сле­ду­ю­щий миг уже летел с голо­во­кру­жи­тель­ной ско­ро­стью во мрак по чуть ли не стро­го вер­ти­каль­ной шах­те.

Сколь­ко про­дол­жа­лось паде­ние, он не знал, ибо заме­чал все­го лишь при­сту­пы тош­но­ты и пани­че­ско­го ужа­са, но вдруг понял, что лежит на зем­ле, устре­мив взгляд на туск­ло све­тя­щи­е­ся обла­ка. Его окру­жа­ли осы­пав­ши­е­ся сте­ны и полу­раз­ру­шен­ные колон­ны, сквозь кам­ни мосто­вой про­би­ва­лись тра­ва и кустар­ник. Сза­ди воз­вы­шал­ся базаль­то­вый утес, в его испещ­рен­ном узо­ра­ми склоне зия­ло чер­ное отвер­стие — долж­но быть, та самая шах­та. Впе­ре­ди вид­не­лись двой­ные колон­на­ды, облом­ки, пье­де­ста­лы, урны, бас­сей­ны фон­та­нов: похо­же, когда-то здесь про­ле­га­ла широ­кая и кра­си­вая ули­ца. В кон­це ули­цы мож­но было раз­ли­чить про­стор­ную пло­щадь, над кото­рой про­сту­па­ли из серо­го сумра­ка два дио­ри­то­вых колос­са. То были кры­ла­тые львы, рас­сто­я­ние от их голов до зем­ли состав­ля­ло пол­ных два­дцать футов, они гроз­но взи­ра­ли на руи­ны и как буд­то рыча­ли. Рас­смот­рев их, Кар­тер понял, куда его забро­си­ло. Перед ним вос­се­да­ли бес­смен­ные стра­жи Вели­кой Без­дны, у ног кото­рых рас­про­стер­лись раз­ва­ли­ны древ­не­го Сар­ко­ман­да.

Пер­вым делом Кар­тер зало­жил то отвер­стие, из кото­ро­го выско­чил, попав­ши­ми­ся под руку кус­ка­ми кам­ня. Ему вовсе не хоте­лось столк­нуть­ся с пого­ней из скаль­но­го мона­сты­ря на зло­ве­щем пла­то Ленг. Покон­чив с этим, он заду­мал­ся над тем, как ему воз­вра­тить­ся из Сар­ко­ман­да в насе­лен­ные обла­сти стра­ны сно­ви­де­ний. Спус­кать­ся к упы­рям не име­ло смыс­ла, ибо собра­тьям Пик­ме­на извест­но не боль­ше, чем само­му Кар­те­ру. Те трое упы­рей, что помог­ли ему про­брать­ся через город кагов, ведать не веда­ли, как им добрать­ся до Сар­ко­ман­да, и соби­ра­лись рас­спро­сить тор­гов­цев Дай­лат-Лина. Мысль о том, что­бы вновь сой­ти в под­зе­ме­лье кагов, про­ник­нуть опять в баш­ню Коса и попы­тать­ся достичь зача­ро­ван­но­го леса, отнюдь не пре­льща­ла Кар­те­ра; тем не менее он решил вер­нуть­ся к ней, если не при­ду­ма­ет ниче­го дру­го­го. Бро­дить по зло­ве­ще­му Лен­гу с его дои­сто­ри­че­ским мона­сты­рем, да еще в оди­ноч­ку, было бы сущим безу­ми­ем; вдо­ба­вок, он вряд ли суме­ет избе­жать встре­чи с шан­та­ка­ми и про­чей тамош­ней жутью. Будь у него лод­ка, он мог бы доплыть до Инква­но­ка, мино­вав каким-то обра­зом тор­ча­щую из моря ска­лу: ведь если судить по фрес­кам в лаби­рин­те мона­сты­ря, та ска­ла нахо­дит­ся доволь­но близ­ко от базаль­то­вых при­ча­лов Сар­ко­ман­да. Но лод­ки нет, и най­ти ее или постро­ить не удаст­ся.

Вот о чем раз­мыш­лял Рэн­долф Кар­тер, когда про­изо­шло собы­тие, поло­жив­шее конец вся­ким раз­мыш­ле­ни­ям. Спра­ва от кры­ла­тых львов замер­цал над руи­на­ми бас­но­слов­но­го Сар­ко­ман­да при­зрач­ный свет, исхо­див­ший не от фос­фо­рес­ци­ру­ю­щих туч. Этот свет имел зеле­но­ва­тый отте­нок и то ста­но­вил­ся ярче, а то туск­нел. Дога­дав­шись об искус­ствен­ном про­ис­хож­де­нии зеле­но­ва­то­го све­че­ния, Кар­тер осто­рож­но дви­нул­ся туда, где пред­по­ло­жи­тель­но нахо­дил­ся его источ­ник. Как выяс­ни­лось мину­ту-дру­гую спу­стя, то были отблес­ки разо­жжен­но­го близ при­ста­ни кост­ра, воз­ле кото­ро­го тол­пи­лись смут­но раз­ли­чи­мые фигу­ры и кото­рый исто­чал весь­ма непри­ят­ный запах. Слы­шал­ся плеск воды. У при­ста­ни сто­ял боль­шой корабль. Кар­те­ра прон­зил страх, когда он уви­дел, что суд­но — чер­ная гале­ра с луны.

Он уже соби­рал­ся полз­ти прочь, но тут тол­па у кост­ра заше­ве­ли­лась, и до Кар­те­ра донес­ся звук, кото­рый невоз­мож­но было спу­тать ни с каким иным, — всхлип пере­пу­ган­но­го упы­ря. Пона­ча­лу еле слыш­ный, всхлип посте­пен­но пере­шел в над­рыв­ный вопль. Чув­ствуя себя в без­опас­но­сти в тени сар­ко­манд­ских раз­ва­лин, Кар­тер спра­вил­ся со стра­хом и, вме­сто того, что­бы убрать­ся восво­я­си, пополз впе­ред. Ему при­шлось пере­брать­ся на про­ти­во­по­лож­ную сто­ро­ну, что он и про­де­лал, изви­ва­ясь всем телом, как гро­мад­ный чер­вяк, а затем вынуж­ден был под­нять­ся на ноги, что­бы пре­одо­леть без лиш­не­го шума гру­ду мра­мор­ных оскол­ков. Никто его не оклик­нул и не схва­тил, так что вско­ре он при­та­ил­ся за тол­стой колон­ной, отку­да мог наблю­дать за про­ис­хо­дя­щим, оста­ва­ясь неза­ме­чен­ным. Воз­ле кост­ра, раз­ве­ден­но­го из лун­но­го мха, сиде­ли на кор­точ­ках жабо­об­раз­ные тва­ри и их рабы­не­лю­ди. Несколь­ко рабов нагре­ва­ли в пла­ме­ни нако­неч­ни­ки дико­вин­ных копий для того, что­бы потом при­жечь кожу тро­им креп­ко свя­зан­ным плен­ни­кам, катав­шим­ся от боли по зем­ле у ног пред­во­ди­те­лей отря­да. По тому, как дер­га­лись щупаль­ца на рылах лун­ных жаб, Кар­тер заклю­чил, что они насла­жда­ют­ся зре­ли­щем; а затем он при­шел в неопи­су­е­мый ужас, ибо узнал в мучи­мых упы­рях сво­их про­вод­ни­ков, вер­ных това­ри­щей на пути из под­зе­ме­лья в верх­ний мир, с кото­ры­ми рас­стал­ся в зача­ро­ван­ном лесу, когда они отпра­ви­лись на поис­ки Сар­ко­ман­да и ворот, через какие мог­ли бы попасть домой.

Лун­ных жаб у кост­ра было мно­гое мно­же­ство, так что Кар­тер бес­си­лен был помочь тем, кто не так дав­но выру­чил его. Каким обра­зом упы­ри ока­за­лись в пле­ну, он не имел ни малей­ше­го поня­тия, одна­ко пред­по­ло­жил, что жабы услы­ша­ли в Дай­лат-Лине, как те выспра­ши­ва­ют доро­гу в Сар­ко­манд, и устро­и­ли заса­ду, не желая близ­ко под­пус­кать их к зло­ве­ще­му пла­то Ленг и скаль­но­му мона­сты­рю с его вер­хов­ным Жре­цом. При­ки­ды­вая, как ему посту­пить, Кар­тер при­пом­нил вдруг, что совсем неда­ле­ко воро­та в под­зе­ме­лье упы­рей. Пожа­луй, разум­нее все­го будет вер­нуть­ся на пло­щадь дио­ри­то­вых львов и спу­стить­ся по лест­ни­це в без­дну, ужа­сы кото­рой навер­ня­ка усту­па­ют тем, что тво­рят­ся здесь. Да, необ­хо­ди­мо спу­стить­ся и разыс­кать там вам­пи­ров, гото­вых сра­зить­ся за осво­бож­де­ние соро­ди­чей. Быть может, бит­ва завер­шит­ся истреб­ле­ни­ем всех до еди­ной жаб с чер­ной лун­ной гале­ры. Тут Кар­те­ру при­шло в голо­ву, что воро­та, как и про­чие про­хо­ды в без­дну, сте­ре­гут, долж­но быть, немые при­зра­ки, но их, как ни стран­но, он не боял­ся. Он узнал, что при­зра­ков свя­зы­ва­ют с упы­ря­ми неру­ши­мые клят­вы; упырь Ричард Пик­мен сооб­щил ему пароль, кото­рый пони­ма­ли при­зра­ки.

Кар­тер пополз обрат­но, по направ­ле­нию к цен­траль­ной пло­ща­ди с ее кры­ла­ты­ми льва­ми. Увле­чен­ные пыт­кой лун­ные жабы не обра­ща­ли вни­ма­ния на шум, кото­рый он про­из­во­дил при дви­же­нии. Нако­нец Кар­тер выбрал­ся на пло­щадь и, пере­бе­гая от одно­го мерт­во­го дере­ва к дру­го­му, устре­мил­ся к воро­там в без­дну. Испо­лин­ские львы, очер­та­ния кото­рых чет­ко обри­со­вы­ва­лись на фоне туск­ло-серо­го ноч­но­го неба, гроз­но нави­са­ли над ним, но он муже­ствен­но про­дол­жал путь. Ста­туи рас­по­ла­га­лись на рас­сто­я­нии деся­ти футов друг от дру­га, их пье­де­ста­лы испещ­ря­ли оттал­ки­ва­ю­щие изоб­ра­же­ния. Меж­ду пье­де­ста­ла­ми была пло­щад­ка, неко­гда ого­ро­жен­ная оник­со­вой гале­ре­ей, а посре­ди пло­щад­ки чер­нел зев про­ва­ла. При­смот­рев­шись, Кар­тер раз­ли­чил искро­шив­ши­е­ся от вре­ме­ни сту­пе­ни, веду­щие вниз.

Ужас­ный спуск длил­ся не час и не два. Вре­мя лете­ло неза­мет­но для Кар­те­ра, спус­кав­ше­го­ся по бес­ко­неч­ной спи­ра­ли в кош­мар­ное под­зе­ме­лье. Сту­пе­ни были столь древни­ми и узки­ми и вдо­ба­вок таки­ми скольз­ки­ми, что он посто­ян­но ожи­дал паде­ния, гибель­но­го поле­та до самых зем­ных недр. К тому же в угол­ке созна­ния проч­но угнез­ди­лась мысль, что ему не избе­жать напа­де­ния немых при­зра­ков. Посте­пен­но Кар­тер слов­но пре­вра­тил­ся в авто­мат: он дви­гал­ся, как заве­ден­ный, и не заме­тил, что кто-то под­хва­тил его и повлек в тем­но­ту, и лишь когда зашел­ся в нерв­ном сме­хе от щекот­ки, сооб­ра­зил, что уго­ди­л­та­ки в лапы к при­зра­кам.

Опом­нив­шись, Кар­тер про­кри­чал пароль, кото­рый узнал от упы­ря Ричар­да Пик­ме­на. Хотя, по утвер­жде­нию мол­вы, при­зра­ки лише­ны рас­суд­ка, их пове­де­ние тут же изме­ни­лось: щекот­ка пре­кра­ти­лась, плен­ни­ка пре­кра­ти­ли тер­зать. Обод­рен­ный таким пово­ро­том собы­тий, Кар­тер пустил­ся в объ­яс­не­ния, пове­дав об уча­сти тро­их упы­рей, и заявил, что необ­хо­ди­мо осво­бо­дить несчаст­ных. При­зра­ки, похо­же, поня­ли его, ско­рость их дви­же­ния воз­рос­ла. Вне­зап­но густая тьма рас­се­я­лась, вокруг засе­рел туск­лый свет под­зем­но­го мира, впе­ре­ди пока­за­лась одна из тех рав­нин, на кото­рых так любят соби­рать­ся вам­пи­ры. Повсю­ду валя­лись облом­ки над­гро­бий и остат­ки нече­сти­вых пир­шеств; когда Кар­тер издал при­зыв­ный клич, из нор высу­ну­лось с дюжи­ну похо­жих на соба­чьи морд. При­зра­ки опу­сти­ли Кар­те­ра на ноги посре­ди воз­буж­ден­ных упы­рей, а сами порх­ну­ли в сто­ро­ну.

Кар­тер быст­ро сооб­щил, что при­ве­ло его к вам­пи­рам. Чет­ве­ро упы­рей немед­ля ныр­ну­ли в норы, что­бы изве­стить осталь­ных и собрать вой­ско. Через неко­то­рое вре­мя появил­ся упырь, поль­зо­вав­ший­ся, долж­но быть, опре­де­лен­ным вли­я­ни­ем. Он сде­лал знак при­зра­кам, и двое из них сорва­лись с мест и скры­лись во мра­ке. Вско­ре они воз­вра­ти­лись, а за ними при­ле­те­ла целая стая их собра­тьев. Меж­ду тем из нор, взвол­но­ван­но пере­го­ва­ри­ва­ясь, выле­за­ли все новые упы­ри. Мало-пома­лу они выстра­и­ва­лись в некое подо­бие бое­во­го поряд­ка. Вот из норы воз­ник пред­во­ди­тель, быв­ший бостон­ский худож­ник Ричард Пик­мен, и ему Кар­тер изло­жил слу­чив­ше­е­ся во всех подроб­но­стях. Пик­мен, обра­до­ван­ный встре­чей со ста­рым дру­гом, быст­ро разо­брал­ся, что к чему, и устро­ил совет с дру­ги­ми вождя­ми.

Нако­нец, оки­нув при­дир­чи­вы­ми взгля­да­ми собрав­ше­е­ся вой­ско, пред­во­ди­те­ли при­ня­лись отда­вать при­ка­зы как вам­пи­рам, так и при­зра­кам. Круп­ный отряд рога­тых лету­нов взмыл в воз­дух, а те, что оста­лись, раз­би­лись на пары и опу­сти­лись на коле­ни. Едва тот или иной упырь взби­рал­ся на сво­их «ска­ку­нов», при­зра­ки взле­та­ли и про­па­да­ли во тьме. Посте­пен­но рав­ни­на опу­сте­ла, исчез­ли все, за исклю­че­ни­ем Кар­те­ра, Пик­ме­на, про­чих вождей и их при­зра­ков. Пик­мен объ­яс­нил, что при­зра­ки — кава­ле­рия упы­ри­но­го вой­ска, кото­рая рину­лась в Сар­ко­манд. По при­ме­ру вам­пи­ров, Кар­тер подо­шел к при­зра­кам, очу­тил­ся в креп­ких объ­я­ти­ях, а в сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние под­нял­ся над клад­би­щем, и при­зра­ки понес­ли его к кры­ла­тым львам и древним руи­нам древ­не­го горо­да.

Сно­ва томи­тель­но дол­гое пре­бы­ва­ние в кро­меш­ной тьме, но вот пока­за­лись све­тя­щи­е­ся тучи, и при­зра­ки выле­те­ли на цен­траль­ную пло­щадь Сар­ко­ман­да, запол­нен­ную воин­ствен­но настро­ен­ны­ми упы­ря­ми и их помощ­ни­ка­ми. Судя по све­че­нию неба, ско­ро дол­жен был насту­пить день, одна­ко армия была столь вну­ши­тель­ной, столь гроз­ной, что ее коман­ду­ю­щий вовсе не соби­рал­ся пря­тать­ся от вра­га. Близ при­ста­ни по-преж­не­му вид­не­лись зеле­но­ва­тые отблес­ки пла­ме­ни кост­ра, хотя отсут­стрие кри­ков гово­ри­ло о том, что пыт­ка — по край­ней мере, на вре­мя — закон­чи­лась. Отда­ны послед­ние ука­за­ния, упы­ри сомкну­ли ряды и дви­ну­лись по раз­ва­ли­нам в направ­ле­нии при­ста­ни. Кар­тер шагал рядом с Пик­ме­ном в пер­вой шерен­ге и пото­му чуть ли не рань­ше всех уви­дел лун­ных жаб. Те ока­за­лись застиг­ну­ты­ми врас­плох. Трое плен­ни­ков лежа­ли на зем­ле, их мучи­те­ли дре­ма­ли у огня, рабы-нелю­ди креп­ко спа­ли, даже часо­вые пре­бы­ва­ли в полу­сон­ном состо­я­нии, ибо жабы, по всей веро­ят­но­сти, пола­га­ли, что опа­сать­ся им неко­го.

Упы­ри и при­зра­ки напа­ли разом, так что жабо­об­раз­ные тва­ри и рабы­не­лю­ди не успе­ли издать ни зву­ка. Впро­чем, лун­ные жабы не име­ли голо­сов, но и у рабов вырва­лись в луч­шем слу­чае все­го лишь один или два сдав­лен­ных воп­ля. Жабы беше­но изви­ва­лись, но, как ни пыта­лись, не мог­ли осво­бо­дить­ся из желез­ной хват­ки при­зра­ков. Те при­ме­ня­ли про­стой, одна­ко, судя по резуль­та­там, весь­ма дей­ствен­ный спо­соб, что­бы успо­ко­ить непо­нят­ли­вых: хва­та­ли их за розо­вые щупаль­ца на рылах, и жабы сра­зу же пре­кра­ща­ли тре­пы­хать­ся. Кар­тер ожи­дал кро­ва­вой бой­ни, но обна­ру­жил, что замы­сел упы­рей гораз­до ковар­нее. При­зра­кам веле­ли сде­лать то-то и то-то (Кар­тер не разо­брал, что имен­но). Одна­ко какое-то вре­мя спу­стя его любо­пыт­ство было удо­вле­тво­ре­но: при­зра­ки с живым гру­зом в ког­тях отпра­ви­лись обрат­но в Вели­кую Без­дну, что­бы доста­вить столь изыс­кан­ное лаком­ство к сто­лу дхо­лов, кагов, гастов и про­чих жите­лей под­зе­ме­лья. Трех несчаст­ных упы­рей раз­вя­за­ли, раз­вед­чи­ки обыс­ка­ли окрест­но­сти и взо­шли на борт чер­ной гале­ры, дабы убе­дить­ся, что никто не избе­жал воз­мез­дия. Да, побе­да била пол­ной и сокру­ши­тель­ной. Кар­тер, желая сохра­нить корабль для воз­мож­но­го путе­ше­ствия в иные пре­де­лы стра­ны сно­ви­де­ний, попро­сил не сжи­гать гале­ру. Его прось­бу, разу­ме­ет­ся, испол­ни­ли, ибо упы­ри были при­зна­тель­ны чело­ве­ку за услу­гу, кото­рую он им ока­зал. На кораб­ле нашли дико­вин­ные пред­ме­ты и укра­ше­ния, впро­чем, боль­шую часть Кар­тер немед­ля выки­нул в море.

Вожди ста­ли обсуж­дать даль­ней­шие дей­ствия. Трое спа­сен­ных Пред­ла­га­ли совер­шить набег на ска­лу в море и уни­что­жить тамош­ний гар­ни­зон. Но при­зра­ки не согла­си­лись, ибо не люби­ли летать над водой, поэто­му от этой затеи при­шлось отка­зать­ся. Впро­чем, не до кон­ца: Кар­тер посо­ве­то­вал вос­поль­зо­вать­ся вра­же­ской гале­рой и научить Упы­рей рабо­тать вес­ла­ми. Все одоб­ри­тель­но зашу­ме­ли. Насту­пил серый День; отряд вам­пи­ров под­нял­ся на борт кораб­ля, и Кар­тер взял­ся за обу­че­ние. Дело пошло столь глад­ко, что к вече­ру он уже отва­жил­ся попла­вать немно­го по гава­ни, но лишь три дня спу­стя окон­ча­тель­но уве­рил­ся в том, что может поло­жить­ся на упы­рей. При­зра­ков раз­ме­сти­ли на носу, греб­цы заня­ли свои места, Кар­тер, Пик­мен и про­чие вожди рас­по­ло­жи­лись на кор­ме, и гале­ра сня­лась с яко­ря.

В первую же ночь над морем раз­нес­ся зауныв­ный вой. Все неволь­но содрог­ну­лись; хуже дру­гих чув­ство­ва­ли себя трое спа­сен­ных, кото­рым было извест­но, что озна­ча­ет этот вой. Посо­ве­щав­шись, вожди сочли за луч­шее не напа­дать ночью. В час серо­го рас­све­та завы­ва­ния стих­ли; греб­цы налег­ли на вес­ла, и гале­ра помча­лась к гра­нит­ной ска­ле, чьи очер­та­ния мни­лись поис­ти­не фан­та­сти­че­ски­ми на фоне свин­цо­во­го неба. На кру­тых, обры­ви­стых скло­нах вид­не­лись усту­пы, на кото­рых мель­ка­ли дико­вин­ные зда­ния без окон и при­до­рож­ные ограж­де­ния. К это­му ост­ро­ву не при­бли­жа­лось еще ни одно суд­но с коман­дой и людь­ми — вер­нее, при­бли­жать­ся-то оно мог­ло, но вот на воз­вра­ще­ние живы­ми и здо­ро­вы­ми моря­кам рас­счи­ты­вать не при­хо­ди­лось, одна­ко ни Кар­тер, ни упы­ри не веда­ли стра­ха. Гале­ра обо­гну­ла восточ­ный склон горы — и впе­ре­ди про­сту­пи­ли из сумра­ка при­ча­лы пор­та.

Вход в гавань охра­ня­ли два высо­ких мыса. Рас­сто­я­ние меж­ду ними было столь малым, что сумей встре­тить­ся в про­ли­ве кораб­ли — один с моря, дру­гой из пор­та, — они ни за что бы не раз­ми­ну­лись. Дозор­ных вро­де бы не наблю­да­лось, поэто­му гале­ра устре­ми­лась в про­лив, про­скольз­ну­ла меж мысов и ока­за­лась в гава­ни. Там уже нахо­ди­лось несколь­ко судов, сто­яв­ших на яко­ре у камен­но­го при­ча­ла, по кото­ро­му, под­го­ня­е­мые лун­ны­ми жаба­ми, сно­ва­ли рабы-нелю­ди — тас­ка­ли ящи­ки и бочон­ки, гру­зи­ли их на повоз­ки, покри­ки­ва­ли на запря­жен­ных в постром­ки чудо­вищ­ных тва­рей. Над при­ста­нью нави­сал утес, у под­но­жи­ям кото­ро­го при­ту­ли­лись какие-то стро­е­ния, а по скло­ну вилась доро­га, исче­зав­шая за греб­нем.

Зави­дев гале­ру, суще­ства на при­ча­ле засу­е­ти­лись: те, у кого были гла­за, тара­щи­лись на суд­но, а лишен­ные глаз пома­хи­ва­ли розо­вы­ми щупаль­ца­ми. Они, разу­ме­ет­ся, не дога­ды­ва­лись, что чер­ная гале­ра сме­ни­ла хозя­ев, ибо изда­ли упы­ри силь­но сма­хи­ва­ли на рога­тых рабов-нелю­дей, а при­зра­ки забла­го­вре­мен­но попря­та­лись. Замы­сел вождей состо­ял в сле­ду­ю­щем: едва корабль при­ста­нет, выпу­стить на вра­гов немых при­зра­ков, а самим идти пол­ным ходом обрат­но в откры­тое море. Бро­шен­ные яко­бы на про­из­вол судь­бы, при­зра­ки похва­та­ют всех живых существ, каких толь­ко суме­ют най­ти, а затем, изны­вая от тос­ки по дому, пре­одо­ле­ют свой страх перед водой и поле­тят к под­зе­ме­лью, обре­ме­нен­ные добы­чей, кото­рую потом раз­де­лят по спра­вед­ли­во­сти.

Упырь Ричард Пик­мен спу­стил­ся в трюм и разъ­яс­нил при­зра­кам, что от них тре­бу­ет­ся, а тем вре­ме­нем гале­ра подо­шла едва ли не вплот­ную к одно­му из зло­ве­щих при­ча­лов. Вне­зап­но Кар­тер заме­тил, что на бере­гу нарас­та­ет бес­по­кой­ство. То ли корабль дви­гал­ся не туда, куда пред­пи­са­но, то ли кто-то уло­вил раз­ни­цу меж­ду раба­ми-нелю­дя­ми и упы­ря­ми на палу­бе. Долж­но быть, пода­ли сиг­нал тре­во­ги: из зда­ний без окон у под­но­жия уте­са выплес­нул­ся целый поток лун­ных жаб, на гале­ру обру­шил­ся град дро­ти­ков, двое вам­пи­ров упа­ли замерт­во, тре­тий был ранен. Но тут рас­пах­ну­лись настежь люки, и из трю­ма вырва­лись при­зра­ки — они закру­жи­лись над при­ста­нью подоб­но стае гро­мад­ных рога­тых нето­пы­рей.

Лун­ные жабы попы­та­лись отпих­нуть гале­ру от при­ча­ла длин­ным шестом, одна­ко на них наки­ну­лись при­зра­ки, и они забы­ли и думать о сво­их попыт­ках. Зре­ли­ще впе­чат­ля­ло: без­ли­кие при­зра­ки пари­ли над при­ста­нью, зале­та­ли в дома, носи­лись над доро­гой; порой они роня­ли по ошиб­ке кого- то из жаб, тва­ри пада­ли и раз­би­ва­лись о кам­ни, рас­про­стра­няя вокруг отвра­ти­тель­ную вонь. Когда послед­ний из при­зра­ков поки­нул гале­ру, про­зву­ча­ла коман­да, греб­цы нава­ли­лись на вес­ла, и корабль устре­мил­ся прочь из гава­ни. На бере­гу по-преж­не­му царил хаос.

Пик­мен решил, что при­зра­кам пона­до­бит­ся несколь­ко часов, что­бы довер­шить дело, а пото­му гале­ра бро­си­ла якорь при­мер­но в миле от гра­нит­ной ска­лы, и упы­ри заня­лись ране­ны­ми това­ри­ща­ми. Пала ночь, серый сумрак сме­нил­ся туск­лым све­че­ни­ем обла­ков; пред­во­ди­те­ли при­сталь­но вгля­ды­ва­лись в небо, ожи­дая появ­ле­ния вере­ни­цы при­зра­ков. Где-то под утро пока­за­лась чер­ная точ­ка, вско­ре к ней при­со­еди­ни­лись дру­гие, и слов­но воз­ник­ло еще одно обла­ко. Перед самым рас­све­том обла­ко рас­се­я­лось, а через чет­верть часа его было не сыс­кать и сле­да. При­зра­ки уле­те­ли на севе­ро-восток. Когда упы­ри убе­ди­лись, что при­зра­ки напра­ви­лись в сто­ро­ну Сар­ко­ман­да и ворот в Вели­кую Без­дну, гале­ра сня­лась с яко­ря и сно­ва вошла в гавань. Коман­да выса­ди­лась на берег и рас­сы­па­лась по окрест­но­стям.

Ужас­ны­ми были наход­ки, сде­лан­ные в баш­нях и домах без окон: в основ­ном, остат­ки нече­сти­вых пир­шеств. Внут­рен­няя обста­нов­ка домов была весь­ма скуд­ной и состо­я­ла, как пра­ви­ло, из дико­вин­ных сту­льев и ска­мей, сде­лан­ных из дре­ве­си­ны лун­но­го дере­ва; сте­ны укра­ша­ли затей­ли­вые узо­ры. Повсю­ду валя­лись ору­жие и дра­го­цен­но­сти, в том чис­ле выре­зан­ные из цель­ных руби­нов идо­лы с наруж­но­стью явно незем­ных существ. Эти идо­лы, несмот­ря на мате­ри­ал, кото­рый пошел на их Изго­тов­ле­ние, не заслу­жи­ва­ли того, что­бы ими любо­ва­лись, и Кар­тер Раз­бил целых пять штук на мель­чай­шие кусоч­ки. Копья и дро­ти­ки он, с одоб­ре­ния Пик­ме­на, рас­пре­де­лил сре­ди упы­рей. Тем такое ору­жие было в новин­ку, одна­ко обра­ще­ние с ним не состав­ля­ло ника­ко­го тру­да, поэто­му Кар­тер наде­ял­ся, что упы­ри вско­ре осво­ят­ся.

Чем выше по скло­ну уте­са, тем чаще встре­ча­лись хра­мы и реже — жилые дома. Сде­лан­ные в ска­ле мно­го­чис­лен­ные пеще­ры скры­ва­ли во мра­ке рез­ные алта­ри, все в бурых пят­нах от жид­ко­сти, кото­рой их напол­ня­ли, свя­ти­ли­ща для покло­не­ния тем, кому были не чета даже дикие боже­ства, воз­двиг­шие себе замок на вер­шине неве­до­мо­го Када­та. В одном из скаль­ных хра­мов Кар­тер обна­ру­жил уво­див­ший в тем­но­ту кори­дор и забрал­ся в него с зажжен­ным факе­лом. Кори­дор при­вел его в под­зем­ный зал со свод­ча­тым потол­ком, на сте­нах кото­ро­го вид­не­лись изоб­ра­же­ния все­воз­мож­ных бесов, а посре­дине зия­ла дыра, как две кап­ли воды напо­ми­нав­шая жер­ло без­дон­но­го колод­ца в мона­сты­ре на пла­то Ленг, где оби­та­ет вер­хов­ный жрец в жел­той шел­ко­вой мас­ке. Кар­те­ру почу­ди­лось, буд­то он раз­ли­ча­ет в стене рядом с ямой брон­зо­вую двер­цу, но что-то под­ска­за­ло ему, что откры­вать ее не нуж­но и луч­ше даже не при­бли­жать­ся, и он зато­ро­пил­ся обрат­но, к сво­им союз­ни­кам-упы­рям, кото­рые шны­ря­ли по ост­ро­ву, про­яв­ляя завид­ную любо­зна­тель­ность и пол­ное рав­но­ду­шие к тому, что повер­га­ло чело­ве­ка в пани­ку. Они отыс­ка­ли бочо­нок креп­ко­го лун­но­го вина и зака­ти­ли на борт гале­ры. На скла­де неда­ле­ко от при­ста­ни нашлось гро­мад­ное коли­че­ство лун­ных руби­нов, как огра­нен­ных, так и необ­ра­бо­тан­ных, но когда упы­ри выяс­ни­ли, что само­цве­ты не годят­ся в пищу, они поте­ря­ли к ним вся­кий инте­рес.

Вдруг с при­ча­ла донес­ся окрик часо­вых. Все, кто нахо­дил­ся на бере­гу, обер­ну­лись к морю. В про­ли­ве пока­за­лась чер­ная гале­ра. Оста­ва­лось лишь какое-то мгно­ве­ние до того, как рабы на ее палу­бе заме­тят упы­рей и сооб­щат о том хозя­е­вам-жабам. По сча­стью, вам­пи­ры не доду­ма­лись выки­нуть копья и дро­ти­ки, кото­ры­ми воору­жил их Кар­тер; пови­ну­ясь при­ка­зу чело­ве­ка, под­креп­лен­но­му рас­по­ря­же­ни­я­ми Ричар­да Пик­ме­на, упы­ри постро­и­лись в бое­вой поря­док и при­го­то­ви­лись отра­зить натиск ново­при­быв­ших. Вол­не­ние на бор­ту гале­ры сви­де­тель­ство­ва­ло о том, что эки­паж кораб­ля в заме­ша­тель­стве, а то, что суд­но, едва вой­дя в гавань, под­ня­ло все вес­ла, дока­зы­ва­ло — жабы при­ня­ли в рас­чет мно­го­чис­лен­ность упы­ри­но­го вой­ска. Вот гале­ра раз­вер­ну­лась и помча­лась в море, одна­ко вам­пи­ры отнюдь не пред­по­ла­га­ли, что им уда­лось одер­жать столь лег­кую, бес­кров­ную побе­ду. Гале­ра либо отпра­ви­лась за под­креп­ле­ни­ем, либо ее коман­да попы­та­ет­ся выса­дить­ся на ост­ров в дру­гом месте, поэто­му на высо­кий утес были посла­ны дозор­ные с нака­зом про­сле­дить, куда дви­нет­ся вра­же­ское суд­но.

Несколь­ко минут спу­стя один из дозор­ных вер­нул­ся с вестью, что лун­ные жабы и их рабы выса­жи­ва­ют­ся на побе­ре­жье восточ­но­го мыса и под­ни­ма­ют­ся наверх тро­пин­ка­ми, кру­тиз­ны кото­рых испу­га­ют­ся и гор­ные коз­лы. Тут в глу­бине про­ли­ва вновь мельк­ну­ла гале­ра, а потом при­бе­жал вто­рой дозор­ный с доне­се­ни­ем, что еще один отряд, еще боль­шим чис­лом, занял запад­ный мыс. В этот миг гале­ра, кото­рую толь­ко что поми­на­ли, про­скольз­ну­ла в гавань, дей­ствуя лишь одним рядом весел, и бро­си­ла якорь.

Кар­тер и Пик­мен раз­де­ли­ли упы­рей на три груп­пы — две направ­ля­лись в бой, а тре­тья оста­ва­лась в горо­де. Пер­вые груп­пы немед­лен­но разо­шлись в раз­ные сто­ро­ны, тре­тью же раз­би­ли на сухо­пут­ную и мор­скую. Мор­ской, под коман­до­ва­ни­ем Кар­те­ра, пред­сто­я­ло ата­ко­вать вра­же­скую гале­ру. Та, видя, что про­тив­ник выби­ра­ет якорь, вышла в откры­тое море. Кар­тер не стал пре­сле­до­вать ее, так как пони­мал, что может пона­до­бить­ся в горо­де. Отря­ды жаб и рабов-нелю­дей взо­бра­лись на вер­ши­ны мысов, их фигу­ры отчет­ли­во выри­со­вы­ва­лись на фоне суме­реч­но­го неба. Завиз­жа­ли дуд­ки; общее впе­чат­ле­ние, кото­рое про­из­во­ди­ли жабо­об­раз­ные тва­ри, было ничуть не менее тош­но­твор­ным, чем вонь, исхо­див­шая от их тел. Неожи­дан­но в поле зре­ния воз­ник­ли упы­ри. Воз­дух запо­ло­ни­ли дро­ти­ки, к виз­гу дудок доба­ви­лись кри­ки упы­рей и завы­ва­ния нелю­дей, и все вме­сте они сли­лись в чудо­вищ­ную, демо­ни­че­скую како­фо­нию. Тела вали­лись с обры­вов то в откры­тое море, то в воду гава­ни; в послед­нем слу­чае их неза­мед­ли­тель­но про­гла­ты­ва­ли некие тва­ри, чье при­сут­ствие ощу­ща­лось лишь по пузырь­кам на поверх­но­сти.

Сра­же­ние про­дол­жа­лось око­ло полу­ча­са. Но вот запад­ный мыс ока­зал­ся пол­но­стью очи­щен­ным от напа­дав­ших. Одна­ко на восточ­ном, где, судя по все­му, бил­ся в рядах сво­их вои­нов пред­во­ди­тель лун­ных жаб, дела обсто­я­ли иным обра­зом: упы­ри мед­лен­но отсту­па­ли. Пик­мен отпра­вил туда под­креп­ле­ние, а затем в схват­ку вме­ша­лись подо­спев­шие с запад­но­го мыса, и ста­ло ясно, что побе­да доста­нет­ся упы­рям. Они ото­гна­ли вра­гов к обры­ву. Нелю­ди к тому вре­ме­ни все полег­ли, уце­ле­ли толь­ко жабы, да и то немно­гие, но дра­лись они отча­ян­но, раз­ма­хи­вая огром­ны­ми копья­ми. Дро­ти­ки уже не годи­лись, завя­за­лась руко­паш­ная.

Бит­ва кипе­ла, и тела сыпа­лись вниз одно за дру­гим. Все, кто падал в гавань, поги­ба­ли в челю­стях неве­до­мых тва­рей, из тех же, кто очу­тил­ся в откры­том море, неко­то­рым посчаст­ли­ви­лось добрать­ся до под­но­жия мыса, где тор­ча­ли из воды обна­жив­ши­е­ся с отли­вом кам­ни, а несколь­ких лун­ных жаб подо­бра­ла их гале­ра. Впро­чем, упы­ри на кам­нях нахо­ди­лись в неза­вид­ном поло­же­нии: влезть наверх они не мог­ли, ибо един­ствен­ный про­ход заго­ра­жи­ва­ли жабы, а с гале­ры при­ня­лись метать Дро­ти­ки. Но тут, очень вовре­мя, появил­ся Кар­тер, про­гнал лун­ную гале­ру подаль­ше от бере­га, снял горст­ку упы­рей с кам­ней, выло­вил тех, что барах­та­лись в воде, и при­кон­чил обна­ру­жен­ных у под­но­жия мыса лун­ных жаб.

Счи­тая, что вра­же­ской гале­ры теперь мож­но не опа­сать­ся, он выса­дил на сушу мно­го­чис­лен­ный отряд, кото­рый уда­рил про­тив­ни­ку в тыл, и сра­же­ние вско­ре закон­чи­лось. Зажа­тых с обе­их сто­рон жаб уби­ли или сбро­си­ли со скал. Чер­ная гале­ра скры­лась за гори­зон­том. Обсу­див, как быть даль­ше, вожди упы­рей реши­ли поки­нуть гра­нит­ный ост­ров, дабы избе­жать столк­но­ве­ния с пре­вос­хо­дя­щи­ми сила­ми лунян, кото­рые навер­ня­ка вот-вот явят­ся сюда.

Пик­мен с Кар­те­ром собра­ли упы­рей, пере­счи­та­ли их и уста­но­ви­ли, что в схват­ке пала чет­вер­тая часть вой­ска. Ране­ных раз­ме­сти­ли на кораб­ле — Пик­мен тер­петь не мог древ­не­го обы­чая уби­вать и поедать соро­ди­чей, полу­чив­ших ране­ния в бою, — греб­цы рас­се­лись по вес­лам, а осталь­ные при­мо­сти­лись там, где нашлось сво­бод­ное местеч­ко, и гале­ра тро­ну­лась в путь. Кар­тер ни капель­ки не жалел о том, что поки­да­ет зага­доч­ный ост­ров с его сек­ре­та­ми и свод­ча­той залой, где зия­ет в полу чер­ная дыра, а рядом вид­не­ет­ся в стене брон­зо­вая двер­ца. Рас­свет застал гале­ру рядом с базаль­то­вы­ми раз­ва­ли­на­ми Сар­ко­ман­да, где упы­рей под­жи­да­ло несколь­ко при­зра­ков: слов­но рога­тые гор­гу­льи, они сиде­ли на кор­точ­ках, взгро­моз­дясь на руи­ны горо­да, про­цве­тав­ше­го и канув­ше­го в небы­тие задол­го до рож­де­ния пер­во­го чело­ве­ка.

Упы­ри рас­по­ло­жи­лись лаге­рем на набе­реж­ной и посла­ли гон­ца за при­зра­ка­ми. Пик­мен и про­чие вожди напе­ре­бой бла­го­да­ри­ли Кар­те­ра, а тот вдруг ощу­тил, что обрел над сорат­ни­ка­ми власть, поз­во­ляв­шую тре­бо­вать от тех помо­щи в поис­ках оник­со­во­го зам­ка богов на вер­шине неве­до­мо­го Када­та и чудес­но­го горо­да в баг­рян­це зака­та, столь без­жа­лост­но выхва­чен­но­го из его сно­ви­де­ний. И тогда он пове­дал упы­рям то, что сумел узнать за вре­мя сво­их блуж­да­ний по миру грез. Он ска­зал, что зна­ет, где холод­ная пусты­ня, в кото­рой высит­ся Кадат, упо­мя­нул про гигант­ских шан­та­ков и двух­го­ло­вых оник­со­вых испо­ли­нов, заявил, что шан­та­ки боят­ся немых при­зра­ков, опи­сал, как гро­мад­ные, гип­по­це­фа­лы шара­ха­лись от пещер на скло­нах гор, отде­ля­ю­щих Инква­нок от зло­ве­ще­го Лен­га. Он при­ба­вил так­же, что видел изоб­ра­же­ния при­зра­ков на фрес­ках в кори­до­рах скаль­но­го мона­сты­ря, где вос­се­да­ет на золо­том троне вер­хов­ный жрец в жел­той шел­ко­вой мас­ке; судя по тем фрес­кам, кры­ла­тых тва­рей боят­ся даже Вели­кие, а пове­ле­ва­ет ими не пол­зу­чий хаос Ньяр­ла­то­теп, но седой и неиз­ме­ри­мо древ­ний Но-денс, вла­ды­ка Вели­кой Без­дны.

Изло­жив все это упы­рям, Кар­тер ска­зал, что у него есть прось­ба, кото­рую, он наде­ет­ся, не сочтут чрез­мер­ной в бла­го­дар­ность за услу­ги, ока­зан­ные им упы­ри­но­му роду. Он про­сит выде­лить ему столь­ко при­зра­ков, сколь­ко нуж­но, что­бы пере­не­сти чело­ве­ка через гнез­до­вья шан­та­ков, по-над оник­со­вы­ми стра­жа­ми и холод­ной пусты­ней, туда где не бывал еще ни один смерт­ный. Он хочет добрать­ся до зам­ка на вер­шине неве­до­мо­го Када­та в холод­ной пустыне, дабы умо­лить Вели­ких вер­нуть ему виде­ние чудес­но­го горо­да в баг­ре­це зака­та. Он убеж­ден, что при­зра­кам под силу пре­одо­леть все опас­но­сти на дол­гом и мно­го­труд­ном пути.

Для подоб­но­го путе­ше­ствия, про­дол­жал Кар­тер, вполне хва­ти­ло бы деся­ти или пят­на­дца­ти при­зра­ков, такое коли­че­ство навер­ня­ка удер­жит шан­та­ков на почти­тель­ном рас­сто­я­нии. Вдо­ба­вок, он был бы очень рад, если бы его вызвал­ся сопро­вож­дать кто-либо из упы­рей, посколь­ку упы­ри гораз­до луч­ше зна­ко­мы с повад­ка­ми при­зра­ков. Воз­мож­но, кому-то из упы­рей так­же захо­чет­ся пови­дать Вели­ких; он, Кар­тер, отнюдь не ста­нет воз­ра­жать, ибо при­сут­ствие спо­движ­ни­ков при­даст лиш­ний вес его моль­бе. Впро­чем, послед­нее не суть важ­но. Итак, он про­сит, что­бы его доста­ви­ли в оник­со­вый замок на вер­шине неве­до­мо­го Када­та в холод­ной пустыне, а отту­да или в чудес­ный закат­ный город, если боги сми­ло­сти­вят­ся, или к Вра­там Глу­бо­ко­го Сна в зача­ро­ван­ном лесу, если моле­ния ока­жут­ся тщет­ны­ми.

Вожди вни­ма­тель­но слу­ша­ли Кар­те­ра. Небо меж­ду тем потем­не­ло от кишев­ших в нем при­зра­ков, тех самых, за кото­ры­ми посы­ла­ли гон­ца. Рога­тые тва­ри окру­жи­ли вой­ско упы­рей и замер­ли в ожи­да­нии. Упырь Ричард Пик­мен, пере­го­во­рив с осталь­ны­ми, объ­явил Кар­те­ру реше­ние сове­та. Посколь­ку чело­век помог им рас­пра­вить­ся с лун­ны­ми жаба­ми, они посо­дей­ству­ют ему в осу­ществ­ле­нии его дерз­ко­го замыс­ла, предо­ста­вят в рас­по­ря­же­ние Кар­те­ра стаю при­зра­ков заод­но с седо­ка­ми, за исклю­че­ни­ем неболь­шо­го отря­да, необ­хо­ди­мо­го для охра­ны захва­чен­ной гале­ры, а по при­бы­тии на вер­ши­ну Када­та ему, когда он сту­пит под сво­ды зам­ка божеств, будет сопут­ство­вать про­цес­сия упы­рей.

Донель­зя обра­до­ван­ный, Кар­тер при­нял­ся обсуж­дать подроб­но­сти пере­ле­та. Было реше­но, что при­зра­ки поле­тят как мож­но выше, что­бы избе­жать непри­ят­но­стей над зло­ве­щим Лен­гом с его безы­мян­ным мона­сты­рем и камен­ны­ми посе­ле­ни­я­ми, задер­жат­ся лишь на гор­ном хреб­те, где поста­ра­ют­ся отыс­кать сво­их вну­ша­ю­щих ужас чудо­вищ­ным шан­та­кам соро­ди­чей и пере­мол­вят­ся с ними сло­веч­ком. Затем, в зави­си­мо­сти от того, что сооб­щат им собра­тья, они дви­нут­ся даль­ше то ли над пусты­ней с ее оник­со­вы­ми двух­го­ло­вы­ми стра­жа­ми, то ли над север­ны­ми пре­де­ла­ми гнус­но­го Лен­га. Лишен­ные души, ни упы­ри, ни при­зра­ки не стра­ши­лись кары, могу­щей постиг­нуть тех, кто про­ник­нет в сту­де­ную пусты­ню, и не испы­ты­ва­ли ни наме­ка на бла­го­го­ве­ние при упо­ми­на­нии неве­до­мо­го Када­та.

Око­ло полу­дня все было гото­во, каж­дый из упы­рей встал рядом с парой выде­лен­ных ему лету­нов. Кар­тер нахо­дил­ся во гла­ве вой­ска, рядом с Пик­ме­ном, перед двой­ной шерен­гой при­зра­ков без ноши — они состав­ля­ли аван­гард. По сиг­на­лу Пик­ме­на стая взмы­ла в воз­дух, под­ни­ма­ясь все выше и выше над раз­ва­ли­на­ми древ­не­го Сар­ко­ман­да, и вот уже остал­ся вни­зу испо­лин­ский базаль­то­вый утес, и взгля­ду откры­лась голая рав­ни­на, пред­вест­ни­ца зло­ве­ще­го Лен­га. Но подъ­ем про­дол­жал­ся, и вско­ре рав­ни­на сде­ла­лась едва-едва раз­ли­чи­мой. При­зра­ки устре­ми­лись на север. Когда они нес­лись над жут­ким пла­то, Кар­тер содрог­нул­ся, рас­смот­рев круг моно­ли­тов и при­зе­ми­стое зда­ние без окон, где скры­ва­ет­ся вер­хов­ный жрец в жел­той шел­ко­вой мас­ке, отвра­ти­тель­ный монстр, в чьих ког­ти­стых лапах ему дове­лось не так дав­но очу­тить­ся. Стая про­ле­те­ла над мона­сты­рем, мино­ва­ла селе­ния с их блед­ны­ми огонь­ка­ми кост­ров, у кото­рых пля­са­ли под визг­ли­вые зву­ки дудок рога­тые и хво­ста­тые нелю­ди. Вда­ле­ке мельк­нул шан­так угля­дев при­зра­ков, он издал истош­ный вопль и умчал­ся на север.

В сумер­ках стая достиг­ла гор­но­го хреб­та, отде­ля­ю­ще­го Ленг от Инква­но­ка, и закру­жи­лась над пеще­ра­ми, кото­рые, как вспом­ни­лось Кар­те­ру, вызы­ва­ли пани­че­ский страх у шан­та­ков. Вожди упы­рей при­зыв­но закри­ча­ли, и из пещер выле­те­ли чер­ные кры­ла­тые суще­ства; упы­ри и при­зра­ки завя­за­ли с ними раз­го­вор. Вско­ре выяс­ни­лось, что без­опас­нее все­го про­дол­жать путь над холод­ной пусты­ней, ибо север­ные пре­де­лы Лен­га изоби­лу­ют ловуш­ка­ми, кото­рых осте­ре­га­ют­ся даже при­зра­ки: те пред­став­ля­ют собой полу­сфе­ри­че­ские белые зда­ния на дико­вин­ных хол­мах, и мол­ва гла­сит, что их воз­двиг­ли Дру­гие Боги со сво­им пол­зу­чим хао­сом Ньяр­ла­то­те­пом.

О Када­те оби­та­те­ли гор­ных вер­шин ниче­го не зна­ли, сооб­щи­ли толь­ко, что к севе­ру долж­но нахо­дить­ся некое чудо, доступ к кото­ро­му пре­граж­да­ют шан­та­ки и двух­го­ло­вые оник­со­вые стра­жи. По слу­хам, холод­ная пусты­ня иска­жа­ла до неузна­ва­е­мо­сти любые фор­мы и раз­ме­ры, а еще тол­ко­ва­ли, что ее оку­ты­ва­ет покры­ва­ло веч­ной ночи. Одна­ко это были домыс­лы, и пото­му Кар­тер, побла­го­да­рив рога­тых существ, дал знак отправ­лять­ся: стая при­зра­ков сно­ва взви­лась в воз­дух, про­мча­лась над кря­жем, а затем опу­сти­лась до уров­ня фос­фо­рес­ци­ру­ю­щих обла­ков, и тут вда­ле­ке про­сту­пи­ли из сумра­ка очер­та­ния испо­лин­ских фигур, создан­ных в седой древ­но­сти рука­ми неве­до­мых тита­нов.

Чуди­ща сиде­ли полу­кру­гом, зарыв­шись в песок зад­ни­ми лапа­ми, а пра­вые перед­ние воз­дев к обла­кам, — зло­ве­щие, похо­жие на вол­ков двух­го­ло­вые тва­ри с выра­же­ни­ем яро­сти на оска­лен­ных мор­дах, бес­смен­ные блю­сти­те­ли рубе­жей чело­ве­че­ско­го мира, хра­ни­те­ли тайн сту­де­ной север­ной пусты­ни. На ста­ту­ях при­мо­сти­лись огром­ные шан­та­ки, кото­рые было зама­ха­ли кры­лья­ми, но, заме­тив пере­до­вой отряд при­зра­ков, рину­лись прочь, огла­шая окрест­но­сти истош­ны­ми воп­ля­ми. Стая про­ле­те­ла над стра­жа­ми, и вни­зу потя­ну­лась, лига за лигой, без­жиз­нен­ная холод­ная пусты­ня. Свет обла­ков все более туск­нел, нако­нец насту­пи­ла тем­но­та, но при­зра­ки, при­выч­ные к мра­ку сво­е­го под­зе­ме­лья, ничуть не испу­га­лись. Даль­ше, даль­ше, лига за лигой, туда, где тьма гуще… При­ки­нув, сколь­ко длит­ся полет, Кар­тер неволь­но вздрог­нул: а что, если они поки­ну­ли зем­ной мир грез?

Вне­зап­но обла­ка ста­ли реже, в раз­ры­вах меж­ду ними замер­ца­ли звез­ды. Вни­зу по-преж­не­му цари­ла кро­меш­ная тьма, зато навер­ху лучи­лись све­том небес­ные мая­ки, слов­но ука­зуя доро­гу. Кар­те­ру чуди­лось, буд­то зна­ко­мые созвез­дия сде­ла­лись вдруг сим­во­ла­ми, суть кото­рых про­яс­ня­ет­ся с пер­во­го же взгля­да. Впе­чат­ле­ние было такое, что на небе воз­ник­ла гро­мад­ная свер­ка­ю­щая стре­ла, устрем­лен­ная на север; стран­ни­ка как бы под­го­ня­ли к неве­до­мой цели, лежав­шей за сту­де­ной пусты­ней. Кар­тер посмот­рел на восток, где высил­ся гор­ный хре­бет, про­тя­нув­ший­ся вдоль гра­ни­цы Инква­но­ка. В сия­нии звезд мож­но было раз­ли­чить отдель­ные пики, зия­ю­щие чер­но­той рас­ще­ли­ны, обры­ви­стые скло­ны; горы, мни­лось, явля­ют­ся про­дол­же­ни­ем про­ре­зав­шей небо­свод стре­лы, чем-то вро­де ее опе­ре­ния. При­зра­ки лете­ли так быст­ро, что чело­век попро­сту не успе­вал как сле­ду­ет раз­гля­деть то, что при­ко­вы­ва­ло к себе его вни­ма­ние. Неожи­дан­но Кар­тер уло­вил кра­ем гла­за какое-то дви­же­ние над хреб­том: некая тень дви­га­лась в том же направ­ле­нии, в каком мча­лась стая. Упы­ри так­же заме­ти­ли ново­яв­лен­но­го спут­ни­ка, о том гово­ри­ло их воз­буж­ден­ное бор­мо­та­ние; спер­ва Кар­тер решил, что видит необы­чай­но круп­но­го шан­та­ка, но мгно­ве­ние спу­стя понял, что ошиб­ся: у кры­ла­тых гип­по­це­фа­лов не наблю­да­лось пары голов, до сих пор они обхо­ди­лись одной, и, кро­ме того, дико­вин­ное суще­ство, если и лете­ло, то без помо­щи кры­льев.

Впе­ре­ди пока­зал­ся раз­рыв в гор­ной цепи: узкий про­ход, соеди­няв­ший холод­ную пусты­ню со зло­ве­щим Лен­гом. Кар­тер при­сталь­но всмат­ри­вал­ся в него, рас­счи­ты­вая уви­деть пре­сле­до­ва­те­ля в пол­ный рост. Тот сей­час слег­ка опе­ре­жал при­зра­ков. Вот он достиг про­хо­да и немно­го уме­рил свою прыть, буд­то осо­знал, что пре­вра­тил­ся из пре­сле­до­ва­те­ля в пре­сле­ду­е­мо­го. Упы­ри, не сво­див­шие с него глаз, друж­но вскрик­ну­ли, и их воз­гла­сы выра­жа­ли пани­че­ский ужас, а чело­век ощу­тил, как ему в душу закра­ды­ва­ет­ся бес­при­мер­ная сту­жа. Над гора­ми вид­не­лась лишь голо­ва, вер­нее, две голо­вы, а в про­хо­де мельк­ну­ло на миг мас­сив­ное тело, напо­ми­нав­шее очер­та­ни­я­ми неве­ро­ят­но огром­ную гие­ну.

Кар­тер не поте­рял созна­ния и даже не закри­чал от стра­ха, ибо отнюдь не впер­вые очу­тил­ся в мире грез. Одна­ко огля­нув­шись, он содрог­нул­ся: в пого­ню за ста­ей при­зра­ков бро­си­лись, похо­же, все до еди­но­го оник­со­вые испо­ли­ны. Трое из них гна­лись за дерз­ки­ми нару­ши­те­ля­ми бук­валь­но по пятам. Выхо­дит, гиган­ты сидят на рубе­же пусты­ни не про­сто так: у них есть свои обя­зан­но­сти, кото­рые они долж­ны выпол­нять. Жут­кость про­ис­хо­дя­ще­го под­чер­ки­ва­лась тем, что камен­ные тва­ри не изда­ва­ли ни зву­ка, дви­га­лись совер­шен­но бес­шум­но.

Упырь Ричард Пик­мен отдал при­каз — и стая взмы­ла вверх, едва ли не под самые звез­ды; при­зра­ки под­ни­ма­лись до тех пор, пока гор­ный хре­бет и оник­со­вые стра­жи не про­па­ли в раз­ли­вав­шем­ся вни­зу мра­ке. Теперь вокруг были толь­ко мер­ца­ние звезд, шелест вет­ров да смех эфи­ра — ни шан­та­ков, ни иных, более гнус­ных тва­рей. Быст­рее, быст­рее! Каза­лось, при­зра­ки пре­взо­шли рез­во­стью ско­рость вин­то­воч­ной пули и вот-вот достиг­нут той, с какой кру­жит по орби­те пла­не­та. Стран­но, поду­ма­лось Кар­те­ру, сколь­ко летим, а под нами все та же Зем­ля. Впро­чем, ему было извест­но, что в мире грез рас­сто­я­ния иные. Он был уве­рен един­ствен­но в том, что они попа­ли в край веч­ной ночи; ему вновь почу­ди­лось, буд­то созвез­дия ука­зы­ва­ют на север. Небо слов­но сжи­ма­лось гигант­ской пру­жи­ной, что­бы затем швыр­нуть стаю в холод­ные объ­я­тия север­но­го полю­са.

Кар­тер вдруг заме­тил, что при­зра­ки боль­ше не машут кры­лья­ми, и пре­ис­пол­нил­ся ужа­са. В самом деле, рога­тые лету­ны сло­жи­ли свои пере­пон­ча­тые отрост­ки и дове­ри­лись буй­но­му вет­ру, стаю увле­ка­ла вдаль неве­до­мая, поту­сто­рон­няя сила: ни при­зра­ки, ни упы­ри не мог­ли про­ти­во­сто­ять небес­но­му тече­нию, мчав­ше­му их на север, отку­да не воз­вра­щал­ся еще ни один смерт­ный. На гори­зон­те забли­стал свет, раз­го­рав­ший­ся тем ярче, чем ста­но­вил­ся бли­же, а под ним про­сту­па­ло нечто тем­ное, засло­няв­шее собой звез­ды. Кар­те­ру поме­ре­щил­ся маяк на горе — лишь высо­кая гора спо­соб­на была про­из­ве­сти подоб­ное впе­чат­ле­ние из под­не­бе­сья.

Гора, если то была гора, посте­пен­но уве­ли­чи­ва­лась в раз­ме­рах и нако­нец взмет­ну­лась выше стаи при­зра­ков, надо все­ми зем­ны­ми вер­ши­на­ми, прон­зив лишен­ный ато­мов эфир, в кото­ром вра­ща­ют­ся зага­доч­ная луна и безум­ные пла­не­ты. Люди не в состо­я­нии вооб­ра­зить себе что-либо подоб­ное. Кай­ма обла­ков ото­ра­чи­ва­ла под­но­жие горы, верх­ние слои атмо­сфе­ры слу­жи­ли ей как бы поя­сом на чрес­ла. Чер­ный во мра­ке веч­ной ночи взды­мал­ся впе­ре­ди мост меж­ду зем­лей и небом, увен­чан­ный коро­ной звезд, кото­рые изли­ва­ли на него осле­пи­тель­ное сия­ние. Упы­ри шум­но вос­хи­ща­лись, Кар­тер же испу­гал­ся, что бес­по­мощ­ная стая вре­жет­ся с лета в гран­ди­оз­ную ска­лу.

А та под­ни­ма­лась все выше, пря­мо в зенит, и буд­то бы под­ми­ги­ва­ла пут­ни­ку, насмеш­ли­во и с издев­кой, со сво­ей недо­ся­га­е­мой вер­ши­ны, где сто­ял маяк. Про­стран­ство вни­зу затя­ну­ла тьма: кро­меш­ный, непро­ни­ца­е­мый мрак, исте­кав­ший из незри­мых пучин и дости­гав­ший непо­знан­ных высот. Кар­тер при­смот­рел­ся к мая­ку — и ото­ро­пел от неожи­дан­но­сти. Он раз­ли­чил баш­ни с купо­ла­ми, создан­ные явно не чело­ве­че­ски­ми рука­ми, укреп­ле­ния, тер­ра­сы, невы­ра­зи­мо пре­крас­ные и гроз­ные одно­вре­мен­но, посе­реб­рен­ные сия­ни­ем звезд­но­го вен­ца; уви­дел и понял, что поис­ки завер­ше­ны, что он добрал­ся до желан­ной цели, пред­ме­та дерз­но­вен­ных меч­та­ний и устрем­ле­ний, леген­дар­но­го зам­ка Вели­ких на вер­шине неве­до­мо­го Када­та.

Едва постиг­нув это, он осо­знал, что ветер, увле­кав­ший стаю к горе, изме­нил направ­ле­ние и теперь дует сни­зу вверх. Судя по все­му, ему веле­ли доста­вить незва­ных гостей в оник­со­вый замок. Склон горы был совсем рядом, но подъ­ем про­ис­хо­дил столь быст­ро, да и к тому же было так тем­но, что раз­гля­деть что-либо не пред­став­ля­лось воз­мож­ным. Мало-пома­лу замок Вели­ких при­об­ре­тал все более чет­кие очер­та­ния, и Кар­те­ру поду­ма­лось, что колос­саль­ные баш­ни попи­ра­ют самим фак­том сво­е­го суще­ство­ва­ния зако­ны и уста­нов­ле­ния насе­лен­но­го людь­ми мира. Все построй­ки зам­ка были сло­же­ны из гро­мад­ных глыб оник­са, вполне воз­мож­но, тех, что добы­ли в неза­па­мят­ные вре­ме­на на забро­шен­ном ныне руд­ни­ке близ Инква­но­ка. Купо­ла мно­го­чис­лен­ных башен свер­ка­ли и пере­ли­ва­лись в све­те звезд. То, что Кар­тер пона­ча­лу при­нял за маяк, ока­за­лось осве­щен­ным окном навер­ху одной из высо­чай­ших башен. Чело­ве­ку пока­за­лось, он видит в окне — свод­ча­том, ничуть не похо­жем на окна зем­ных домов — неяс­ные тени.

Меж­ду тем отвес­ный склон испод­воль пере­шел в зам­ко­вую сте­ну. Ско­рость поле­та слег­ка умень­ши­лась. Мельк­ну­ли огром­ные воро­та, а в сле­ду­ю­щий миг при­зра­ки, упы­ри и Рэн­долф Кар­тер очу­ти­лись на внут­рен­нем дво­ре зам­ка богов. Там они не задер­жа­лись, неви­ди­мое воз­душ­ное тече­ние увлек­ло их в тем­ный двер­ной про­ем у осно­ва­ния баш­ни. Кори­дор, в кото­ром, как и сна­ру­жи, цари­ла тем­но­та, сво­ра­чи­вал то впра­во, то вле­во, одна­ко неуклон­но вел вверх. Тьма угне­та­ла: ее не нару­ши­ли ни звук, ни про­блеск све­та. Стая при­зра­ков слов­но сги­ну­ла в ней, кану­ла в бес­ко­неч­ном лаби­рин­те оник­со­во­го зам­ка. Но вот вокруг раз­лил­ся блед­ный свет, и пили­гри­мы ока­за­лись в поме­ще­нии со свод­ча­тым окном. Кар­тер дол­го при­гля­ды­вал­ся к сте­нам и потол­ку, преж­де чем сооб­ра­зил, где нахо­дит­ся: ему было почу­ди­лось, что он окру­жен пусто­той.

Рэн­долф Кар­тер рас­счи­ты­вал явить­ся в трон­ную залу Вели­ких — пус­кай не тор­же­ствен­но, но с досто­ин­ством, в сопро­вож­де­нии сви­ты упы­рей, и изло­жить свою прось­бу так, как при­ста­ло сво­бод­но­му и иску­шен­но­му сно­вид­цу. Он знал, что моль­ба смерт­но­го может тро­нуть Вели­ких, и упо­вал на то, что в реша­ю­щее мгно­ве­ние побли­зо­сти не будет ни Дру­гих Богов, ни их гла­ша­тая — пол­зу­че­го хао­са Ньяр­ла­то­те­па. В глу­бине души он даже гре­зил о том, что его сви­та отпуг­нет Дру­гих Богов, ведь упы­ри не под­чи­ня­ют­ся нико­му, а при­зра­ка­ми пове­ле­ва­ет не Ньяр­ла­то­теп, но неиз­ме­ри­мо древ­ний Ноденс. Одна­ко сей­час, узрев вели­че­ствен­ный Кадат, охра­ня­е­мый безы­мян­ны­ми стра­жа­ми и пол­ный чудес, он понял, что Дру­гие Боги, долж­но быть, не спус­ка­ют глаз со сла­бых, без­воль­ных божеств Зем­ли. Да, они не пра­вят ни упы­ря­ми, ни при­зра­ка­ми, но наде­ле­ны могу­ще­ством и спо­соб­ны, когда пона­до­бит­ся, под­чи­нить себе любо­го. Так что Рэн­долф Кар­тер явил­ся в трон­ную залу Вели­ких не как сво­бод­ный и иску­шен­ный сно­ви­дец. Его вме­сте со спут­ни­ка­ми внес­ли туда звезд­ные вих­ри и швыр­ну­ли на оник­со­вый пол, испол­няя, оче­вид­но, некое без­звуч­ное, неслы­ши­мое рас­по­ря­же­ние.

Кар­тер не уви­дел ни золо­то­го пре­сто­ла, ни дико­вин­ных существ в оре­о­лах сла­вы, с узки­ми рас­ко­сы­ми гла­за­ми, длин­ны­ми моч­ка­ми ушей, тон­ки­ми носа­ми и заост­рен­ны­ми кни­зу под­бо­род­ка­ми, сло­вом, тех, к кому, убеж­ден­ный сход­ством их черт с ликом на склоне Нгра­не­ка, мог обра­тить­ся с моль­бой. Не счи­тая одной-един­ствен­ной ком­на­ты, оник­со­вый замок на вер­шине Када­та был погру­жен во мрак, а его вла­дель­цы не пока­зы­ва­лись. Кар­тер добрал­ся до неве­до­мо­го Када­та в холод­ной пустыне, но богов не нашел. Одна­ко про­стор­ное поме­ще­ние навер­ху высо­чай­шей из башен зали­вал неяр­кий свет. Да, боже­ства Зем­ли отсут­ство­ва­ли, но в дым­ке, скры­вав­шей сте­ны и пото­лок поме­ще­ния, уга­ды­ва­лись иные созда­ния, ибо Вели­кие не вез­де­су­щи, но Дру­гие Боги — повсю­ду и, разу­ме­ет­ся, не мог­ли оста­вить без при­смот­ра оник­со­вый замок. В каком обли­чье они пред­ста­нут, Кар­тер не ведал, одна­ко чув­ство­вал, что его здесь ожи­да­ли, и спро­сил себя, сколь при­сталь­но сле­дил за ним пол­зу­чий хаос Ньяр­ла­то­теп. Имен­но Ньяр­ла­то­те­пу, ужа­су мно­же­ства миров, гнус­но­му гла­ша­таю Дру­гих Богов, слу­жат лун­ные жабы; Кар­те­ру вспом­ни­лась чер­ная гале­ра, исчез­нув­шая за гори­зон­том, когда ста­ло ясно, что упы­ри суме­ли отсто­ять гра­нит­ный ост­ров.

Подоб­но­го рода раз­мыш­ле­ни­ям пре­да­вал­ся Рэн­долф Кар­тер, когда вдруг под сво­да­ми необъ­ят­ной залы рас­ка­тил­ся гро­мо­по­доб­ный звук, повто­рив­ший­ся затем еще два­жды. Три раза про­пе­ли фан­фа­ры, смолк­ло послед­нее эхо, и Кар­тер обна­ру­жил, что остал­ся один. Упы­ри и при­зра­ки буд­то рас­тво­ри­лись в воз­ду­хе. Куда и каким обра­зом они поде­ва­лись, Кар­тер не имел ни малей­ше­го пред­став­ле­ния, знал толь­ко, что лишил­ся дру­же­ской под­держ­ки и что неви­ди­мые суще­ства, кото­рые запол­ня­ет ком­на­ту, — чужа­ки в зем­ном мире грез. Из глу­би­ны поме­ще­ния донес­ся новый звук, похо­жий на преды­ду­щий, но менее прон­зи­тель­ный, испол­нен­ный эфир­ной мело­дич­но­сти и вол­шеб­но­сти, при­су­щей раз­ве что сну: он наве­вал виде­ния, про­ни­зан­ные насквозь неизъ­яс­ни­мой пре­ле­стью. По ком­на­те застру­и­лись дико­вин­ные пря­ные аро­ма­ты, а под потол­ком вспых­нул осле­пи­тель­ный свет, небес­ный огонь, меняв­ший цве­та в такт музы­ке, то и дело обре­тав­ший неиз­вест­ные на Зем­ле оттен­ки. Вда­ли замер­ца­ли факе­лы, дробь бара­ба­нов слов­но под­черк­ну­ла напря­жен­ность ожи­да­ния.

Из утон­ча­ю­щей­ся на гла­зах дым­ки воз­ник­ли оку­тан­ные клу­ба­ми бла­го­во­ний чер­ные рабы с набед­рен­ны­ми повяз­ка­ми из искря­ще­го­ся шел­ка. Их голо­вы вен­ча­ли при­чуд­ли­вые метал­ли­че­ские шле­мы, в кото­рые были встав­ле­ны смо­ли­стые факе­лы, рас­про­стра­няв­шие вокруг по-истине боже­ствен­ный фими­ам. Каж­дый раб дер­жал в пра­вой руке хру­сталь­ный жезл с набал­даш­ни­ком в виде мерз­ко ухмы­ля­ю­щей­ся химе­ры, а в левой — сереб­ря­ную тру­бу, в кото­рую по оче­ре­ди дул. На запя­стьях и лодыж­ках бли­ста­ли золо­тые брас­ле­ты, при­чем нож­ные были соеди­не­ны меж­ду собой золо­той же цепоч­кой, что, похо­же, силь­но меша­ло рабам идти. В них с пер­во­го взгля­да мож­но было при­знать жите­лей зем­но­го мира грез, одна­ко наря­ды и укра­ше­ния явно при­над­ле­жа­ли иным изме­ре­ни­ям. Дви­га­ясь дву­мя вере­ни­ца­ми, рабы оста­но­ви­лись в деся­ти футах от Кар­те­ра, тру­бы взле­те­ли к тол­стым губам, а затем, как бы вто­ря пению фан­фар, из мно­же­ства гло­ток вырвал­ся при­вет­ствен­ный клич.

В даль­нем кон­це ком­на­ты появи­лась еще одна фигу­ра: высо­кий и строй­ный чело­век с юным лицом еги­пет­ско­го фара­о­на, обла­чен­ный в яркие одеж­ды, со свер­ка­ю­щим золо­тым обру­чем на воло­сах. Он при­бли­зил­ся к Кар­те­ру, кото­ро­му почу­ди­лось, буд­то он видит перед собой тем­но­го бога. Незна­ко­мец усмех­нул­ся и заго­во­рил, и в его голо­се послы­ша­лась дикая музы­ка реки забве­ния.

— Рэн­долф Кар­тер, — про­из­нес незна­ко­мец, — ты явил­ся сюда, что­бы узреть Вели­ких, кото­рых не дано видеть нико­му из людей. О тво­ей дер­зо­сти гово­ри­ли стра­жи, Дру­гие Боги гне­ва­лись в без­дне, где они пля­шут под зву­ки флейт, радуя демо­ни­че­ско­го сул­та­на, чье имя не сме­ют про­из­но­сить вслух.

Бар­зай Муд­рый, что взо­брал­ся на Хатег-Кла, что­бы пона­блю­дать за вели­ки­ми, тан­цу­ю­щи­ми на вер­шине в лун­ном све­те, так и не вер­нул­ся домой. Зениг из Афо­ра­та пытал­ся достичь неве­до­мо­го Када­та в холод­ной пустыне, и теперь его череп оправ­лен в металл коль­ца на паль­це того, кого мне не нуж­но назы­вать.

Но ты, Рэн­долф Кар­тер, ока­зал­ся отваж­нее всех в зем­ном мире грез, и в тво­ей душе по-преж­не­му горит пла­мя. Ты при­шел не из празд­но­го любо­пыт­ства, но что­бы отыс­кать то, что пола­га­ешь сво­им, и ни еди­но­жды не оскор­бил богов Зем­ли сло­вом или поступ­ком. Тем не менее эти боги спря­та­ли от тебя чудес­ный город в баг­ре­це зака­та, виде­ние из тво­е­го сна. Знай же, что их побу­ди­ла к тому обык­но­вен­ная зависть: они поза­ви­до­ва­ли богат­ству тво­е­го вооб­ра­же­ния и покля­лись, что отныне не ста­нут оби­тать ни в каком ином месте.

Они поки­ну­ли замок на вер­шине неве­до­мо­го Када­та, что­бы посе­лить­ся в том чудес­ном горо­де! В его мра­мор­ных двор­цах они весе­лят­ся днем, а когда солн­це садит­ся, выхо­дят в сады и любу­ют­ся отблес­ка­ми зака­та на хра­мах и колон­на­дах, мостах и фон­та­нах, на широ­ких ули­цах с цвет­ни­ка­ми и ста­ту­я­ми из сло­но­вой кости. С наступ­ле­ни­ем ночи, когда на тра­ву пада­ет роса, они под­ни­ма­ют­ся на тер­ра­сы, уса­жи­ва­ют­ся на рез­ные ска­мьи из пор­фи­ра и гля­дят на звез­ды или на хол­мы к севе­ру от горо­да; там зажи­га­ют­ся одно за дру­гим окош­ки в доми­ках под ост­ро­вер­хи­ми кры­ша­ми.

Боги полю­би­ли твой чудес­ный город и ради него отри­ну­ли древ­ние обы­чаи. Они забы­ли о вер­ши­нах Зем­ли, о тех горах, на кото­рых тан­це­ва­ли в дни юно­сти. Зем­ля утра­ти­ла сво­их божеств, лишь Дру­гие Боги, суще­ства Извне, наве­ща­ют ныне веко­веч­ный Кадат, а Вели­кие, без­участ­ные к радо­стям и скор­би людей, про­во­дят дни в без­дум­ном весе­лье в дале­кой долине тво­е­го, Рэн­долф Кар­тер, счаст­ли­во­го дет­ства. Твои гре­зы были черес­чур хоро­ши, о вели­кий сно­ви­дец, они заста­ви­ли божеств бежать из мира, создан­но­го сна­ми всех людей, в тот, кото­рый сотво­рил ты, ибо тебе уда­лось вопло­тить дет­ские фан­та­зии в нечто непо­сти­жи­мое, непе­ре­да­ва­е­мо пре­крас­ное!

Но боже­ствам Зем­ли не к лицу остав­лять тро­ны, что­бы на тех пря­ли свою пря­жу гнус­ные пау­ки, или пре­по­ру­чать дер­жа­ву про­из­во­лу Дру­гих. Силы, явив­ши­е­ся Извне, гро­зят хао­сом и бедой, преж­де все­го тебе, Рэн­долф Кар­тер, ибо ты при­чи­на слу­чив­ше­го­ся; впро­чем, Дру­гим извест­но, что лишь при тво­ем уча­стии воз­мож­но воз­вра­ще­ние божеств Зем­ли в поки­ну­тый ими мир. В стра­ну, воз­ник­шую в тво­ем вооб­ра­же­нии, сей­час нет досту­па нико­му, кро­ме тебя; толь­ко ты можешь изгнать себя­лю­би­вых Вели­ких из чудес­но­го горо­да в баг­ре­це зака­та, вер­нуть их в север­ные сумер­ки, на вер­ши­ну неве­до­мо­го Када­та в холод­ной пустыне.

А пото­му, Рэн­долф Кар­тер, я поща­жу тебя! Во имя Дру­гих Богов пове­ле­ваю тебе разыс­кать чудес­ный город, где скры­ва­ют­ся боже­ства, по кото­рым томит­ся мир грез, и при­слать их сюда. Тебе нетруд­но будет най­ти свою меч­ту. Вспом­ни зву­ки фан­фар и звон цим­бал, вспом­ни тай­ну, что сопро­вож­да­ла тебя по залам яви и пеще­рам сна, муча­ла обрыв­ка­ми поза­бы­тых впе­чат­ле­ний, тер­за­ла мыс­ля­ми о том, что ты счи­тал утра­чен­ным наве­ки. Вспом­ни свою путе­вод­ную звез­ду, в сия­нии кото­рой сли­лись воеди­но искор­ки всех тво­их сно­ви­де­ний. Зри! Ищи не за без­бреж­ны­ми моря­ми, за про­жи­ты­ми года­ми. Ты дол­жен повер­нуть вспять, воз­вра­тить­ся в дет­ство — к вол­шеб­ным чарам, узнан­ным тобою л а заре жиз­ни.

Знай: чудес­ный город в баг­ре­це зака­та — вопло­ще­ние все­го, что ты видел и любил в моло­до­сти. В нем пре­лесть бостон­ских крыш и окон, обаг­рен­ных луча­ми захо­дя­ще­го солн­ца, огром­ный купол на хол­ме, лес печ­ных труб в лило­вой долине вели­ча­во­го Чар­лза, сла­дость напо­ен­но­го цве­точ­ны­ми аро­ма­та­ми воз­ду­ха. Все это, Рэн­долф Кар­тер, ты видел сво­ей пер­вой вес­ной и уви­дишь сно­ва, в послед­ний час. Еще в том горо­де — древ­ний Салем, и при­зрач­ный Мар­бл­хед, и солн­це садясь, золо­тит шпи­ли Сале­ма и паст­би­ща Мар­бл­хе­да, и гавань, кото­рая их раз­де­ля­ет.

Не забудь о Про­ви­ден­се с его семью хол­ма­ми над зер­каль­ной гла­дью вод, зеле­ны­ми тер­ра­са­ми, что ведут к высо­ким баш­ням и ста­рин­ным укреп­ле­ни­ям; о Нью­пор­те, что взды­ма­ет­ся, подоб­ный при­зра­ку, над при­зрач­ным же вол­но­ло­мом; об Арк­хе­ме, за дву­скат­ны­ми кры­ша­ми кото­ро­го рас­ки­ну­лись сре­ди ска­ли­стых хол­мов пыш­ные луга; о ста­ром Кинг­спор­те, где дымо­хо­ды осы­па­ют­ся от дрях­ло­сти, набе­реж­ные пусты, а над затя­ну­тым беле­сой дым­кой оке­а­ном воз­но­сят­ся испо­лин­ские уте­сы, вер­шин кото­рых дости­га­ет порой звон коло­коль­цев на баке­нах.

Про­хлад­ные долы Кон­кор­да, моще­ные улоч­ки Портс­му­та, изви­вы сель­ских дорог Нью-Гемп­ши­ра, гигант­ские иль­мы, белые доми­ки, скри­пу­чие журав­ли колод­цев; про­со­лен­ные при­ча­лы Гло­сте­ра, скры­тые зарос­ля­ми дико­го вино­гра­да окна Тру­ро, зре­ли­ще, какое явля­ет собой Север­ное побе­ре­жье: гря­ды хол­мов, малень­кие тихие город­ки; при­зе­ми­стые стро­е­ния Род-Айлен­да; запах моря и бла­го­уха­ние полей; оча­ро­ва­ние лесов и рас­свет­ное чудо садов — таков, Рэн­долф Кар­тер, твой город и таков ты сам. Новая Англия вос­пи­та­ла тебя и запе­чат­ле­лась в тво­ей душе, и образ ее бес­смер­тен. То вели­ко­ле­пие, под­прав­лен­ное и допол­нен­ное года­ми меч­та­ний и виде­ний, и есть твоя гре­за о баг­ре­це зака­та на мра­мор­ных тер­ра­сах. А что­бы най­ти тер­ра­сы и спу­стить­ся нако­нец по широ­кой лест­ни­це в город про­стор­ных пло­ща­дей и искря­щих­ся фон­та­нов, тебе нуж­но лишь обер­нуть­ся в про­шлое, вер­нуть­ся к мыс­лям и пере­жи­ва­ни­ям сво­е­го дет­ства.

Зри! В окне баш­ни мер­ца­ют звез­ды веч­ной ночи. Даже сей­час, даже здесь они льют свой свет на пей­за­жи, ведо­мые тебе и люби­мые тобой, впи­ты­ва­ют пле­ни­тель­ность тво­их снов, что­бы потом ода­рить ею самые укром­ные угол­ки мира грез. Вон Анта­рес — он сто­ит над Тре­монт­ст­рит, и ты можешь видеть его из окна сво­е­го дома на Бикон-Хилл. За теми звез­да­ми про­сти­ра­ет­ся без­дна, куда загна­ли меня мои лишен­ные разу­ма хозя­е­ва. Быть может, одна­жды ты наве­стишь меня там, но я наде­юсь, что муд­рость удер­жит тебя от подоб­но­го шага, ибо из тех смерт­ных, что загля­ды­ва­ли в чер­ную пучи­ну, лишь один сохра­нил рас­су­док. Там сну­ют чудо­вищ­ные тва­ри, они сра­жа­ют­ся друг с дру­гом, пото­му что им не хва­та­ет места, и мел­кие куда злее круп­ных. При­знать­ся, я не испы­ты­вал жела­ния губить тебя и дав­ным-дав­но бы помог, не будь я уве­рен, что ты спра­вишь­ся без моей помо­щи, и не отвле­кай меня иные забо­ты. Бере­гись пре­ис­под­ней, что Извне, и не забы­вай свет­лых дней сво­ей юно­сти! Оты­щи чудес­ный город, изго­ни отту­да Вели­ких, напом­ни им о горах, что ожи­да­ют их воз­вра­ще­ния!

Одна­ко я попы­та­юсь облег­чить твой путь. Смот­ри! Вот шан­так, его ведет раб, кото­ро­го ты не видишь. Заби­рай­ся на пти­цу. Посо­би-ка ему, чер­ный Йогаш! Правь на ярчай­шую из звезд к югу от зени­та, на Вегу; через два часа она вста­нет над тер­ра­са­ми тво­е­го горо­да. Правь на нее, но лишь до тех пор, пока не услы­шишь тихое пение. То голо­са эфи­ра, они наве­ва­ют безу­мие, поэто­му повер­ни шан­та­ка и огля­нись на Зем­лю. Ты узришь веч­ное пла­мя алта­ря Иред-Наа на кры­ше свя­щен­но­го хра­ма. Это и будет твой город, лети к нему, ина­че сой­дешь с ума.

Когда ока­жешь­ся над горо­дом, правь на тот бал­кон, с кото­ро­го любо­вал­ся когда-то зака­том, и заставь шан­та­ка закри­чать. Вели­кие услы­шат этот крик и все пой­мут, их одо­ле­ет тос­ка по дому, они посту­пят­ся все­ми кра­со­та­ми закат­но­го горо­да ради угрю­мо­го зам­ка на вер­шине Када­та и звезд­но­го вен­ца над ним.

Тогда ты дол­жен при­зем­лить­ся и про­сле­дить, что­бы Вели­кие при­тро­ну­лись к гип­по­це­фа­лу, не пере­ста­вая твер­дить им о неве­до­мом Када­те. Ска­жи им, что ты толь­ко что отту­да, серд­це твое пол­но скор­би, ибо в зам­ке тем­но и пусто и нет было­го весе­лья. А шан­так заго­во­рит с ними по-сво­е­му, но он спо­со­бен лишь напом­нить о про­шлом, власть убеж­дать ему не дана.

Сно­ва и сно­ва повто­ряй Вели­ким, сколь пре­кра­сен их древ­ний дом; в кон­це кон­цов они попро­сят ука­зать тро­пу, кото­рая при­ве­дет их сюда. Тогда ты отпу­стишь шан­та­ка, тот под­ни­мет­ся в небо и издаст свой клич. Вели­кие при­мут­ся тан­це­вать, а затем после­ду­ют за шан­та­ком лег­кой посту­пью божеств, пере­ша­ги­вая через небес­ные про­па­сти, и вер­нут­ся на отри­ну­тый ими Кадат.

Чудес­ный город в баг­ре­це зака­та оста­нет­ся тебе, насла­ждай­ся им в свое удо­воль­ствие, а зем­ные боже­ства вновь ста­нут пра­вить сно­ви­де­ни­я­ми людей. Лети — окно откры­то, звез­ды ожи­да­ют сна­ру­жи. Твой шан­так извел­ся от нетер­пе­ния. Правь на Вегу, но повер­ни, когда услы­шишь пение. Не забудь повер­нуть, ина­че неопи­су­е­мые тва­ри увле­кут тебя в пучи­ну безу­мия. Помни Дру­гих Богов, они лише­ны разу­ма, но вели­ки и гроз­ны, они — Извне. Таких богов сле­ду­ет опа­сать­ся. Хей! Аа-шан­та ‘ниг! Лети! Вер­ни богов Зем­ли в замок на вер­шине неве­до­мо­го Када­та и молись, что­бы тебе не при­ве­лось вновь встре­тить­ся со мной в любом из моих обли­чий. Про­щай, Рэн­долф Кар­тер, и бере­гись. Ибо я — пол­зу­чий хаос Ньяр­ла­то­теп!

Кар­тер закри­чал от ужа­са, но тут шан­так ринул­ся в окно и устре­мил­ся сквозь ночь туда, где холод­но мер­ца­ла голу­бая Вега. Чело­век посмел бро­сить лишь один взгляд через пле­чо на баш­ни оник­со­во­го амка, на блед­ный свет в окне высо­ко над миром грез. Мимо про­но­си­лись омер­зи­тель­ные чуди­ща, он слы­шал хло­па­нье мно­же­ства нето­пы­ри­ных кры­льев, но лишь креп­че вцеп­лял­ся в гри­ву испо­лин­ско­го гип­по­це­фа­ла. Звез­ды слов­но поте­ша­лись над ним — сме­ща­лись то впра­во, то вле­во, вверх или вниз, обра­зуя све­тя­щи­е­ся зна­ки судь­бы; завы­ва­ли вокруг кос­ми­че­ские вет­ры, буд­то жалу­ясь на веч­ный мрак и оди­но­че­ство.

Вдруг вет­ры и чуди­ща разом исчез­ли, как исче­за­ют на рас­све­те в снах ноч­ные живот­ные. Кар­тер очу­тил­ся в пере­лив­ча­то-золо­том обла­ке и раз­ли­чил дале­кую мело­дию, рав­ной кото­рой по кра­со­те поис­ти­не не мог­ло воз­ник­нуть в нашей Все­лен­ной. Шан­так встре­пе­нул­ся и помчал­ся впе­ред, седок при­гнул­ся, что­бы луч­ше слы­шать. Это была пес­ня, кото­рую пели небес­ные сфе­ры, и зву­ча­ла она задол­го до того, как был сотво­рен кос­мос и роди­лись Ньяр­ла­то­теп и Дру­гие Боги.

Все быст­рее летел шан­так, все ниже при­ги­бал­ся чело­век к его спинe, опья­нен­ный чуде­са­ми, про­ни­зан­ный вол­шеб­ством того, что Извне, вне­зап­но — слиш­ком позд­но! — он вспом­нил предо­сте­ре­же­ние Ньяр­ла­то­те­па, вспом­нил, что тот сове­то­вал осте­ре­гать­ся музы­ки эфи­ра. Лишь затем, что­бы пому­чить, ука­зал пол­зу­чий хаос доро­гу к чудес­но­му горо­ду в баг­ре­це зака­та; лишь затем, что­бы вдо­воль нате­шить­ся, открыл тай­ну божеств Зем­ли, кото­рых лег­ко мог воз­вра­тить еди­ным мано­ве­ни­ем руки! Безу­мие и воз­мез­дие оби­та­те­лей без­дны — вот чем ода­рил Ньяр­ла­то­теп само­на­де­ян­но­го смерт­но­го! Как ни ста­рал­ся Кар­тер пово­ро­тить шан­та­ка, тот рвал­ся выше и выше, обу­ре­ва­е­мый злоб­ной радо­стью, устрем­ляя полет к пучине, кото­рой не дости­га­ют ника­кие сны: той самой, где мечет­ся в цен­тре бес­ко­неч­но­сти демо­ни­че­ский сул­тан Аза­тот, чье имя нико­гда не про­из­но­сят вслух. Пови­ну­ясь воле Ньяр­ла­то­те­па, гнус­ная пти­ца лете­ла сквозь мрак, в кото­ром копо­ши­лись бес­фор­мен­ные, безы­мян­ные созда­ния, при­служ­ни­ки Дру­гих Богов, сле­пые, как хозя­е­ва, лишен­ные рас­суд­ка, зато наде­лен­ные неуто­ли­мым голо­дом и жаж­дой.

Впе­ред, впе­ред, под исте­ри­че­ский хохот, в какой пере­рос­ла пес­ня ночи и небес­ных сфер, впе­ред, за грань миро­зда­ния, к непо­сти­жи­мым рубе­жам иных изме­ре­ний, прочь от звезд и мате­рии, — бли­ста­ю­щим метео­ром через Ничто, туда, где мечет­ся жут­кий Аза­тот, где гре­мят бесов­ские бара­ба­ны и виз­жат мерз­кие дуд­ки.

Впе­ред, впе­ред, сквозь напол­нен­ные кле­ко­том поло­сти… Вне­зап­но взо­ру обре­чен­но­го Рэн­дол­фа Кар­те­ра явил­ся бла­го­сло­вен­ный образ. Све­ду­щий в пыт­ках и муче­ни­ях Ньяр­ла­то­теп вос­со­здал то, чего не уни­что­жить отвра­ти­тель­ней­шим из порож­де­ний зла: дом! Новая Англия… Бикон-Хилл… Мир яви!..

«Знай: чудес­ный город в баг­ре­це зака­та — вопло­ще­ние все­го, что ты видел и любил в моло­до­сти… пре­лесть бостон­ских крыш и окон, обаг­рен­ных луча­ми захо­дя­ще­го солн­ца, огром­ный купол на хол­ме, лес печ­ных труб… А что­бы най­ти тер­ра­сы и спу­стить­ся нако­нец по широ­кой лест­ни­це в город про­стор­ных пло­ща­дей и искря­щих­ся фон­та­нов, тебе нуж­но лишь обер­нуть­ся в про­шлое, вер­нуть­ся к мыс­лям и пере­жи­ва­ни­ям сво­е­го дет­ства».

Впе­ред, впе­ред, с голо­во­кру­жи­тель­ной ско­ро­стью к неумо­ли­мой судь­бе, сквозь мрак, где шарят всле­пую чьи-то лапы, каса­ют­ся тела скольз­кие рыла, раз­да­ют­ся отвра­ти­тель­ные зву­ки. Одна­ко, как бы то ни было, образ мельк­нул — и запе­чат­лел­ся, и Рэн­долф Кар­тер теперь знал навер­ня­ка, что все­го лишь спит и что город его дет­ства лежит где-то на рубе­жах мира яви. Сно­ва при­шли сло­ва: «…тебе нуж­но лишь обер­нуть­ся в про­шлое…» Обер­нуть­ся. Обер­нуть­ся! Вокруг тем­но­та, но он, Рэн­долф Кар­тер, уви­дит то, что ждет!

Несмот­ря на нака­тив­шую вдруг сла­бость, Кар­тер сумел обер­нуть­ся. Он обна­ру­жил, что может дви­гать­ся, может, если захо­чет, спрыг­нуть со спи­ны шан­та­ка, уно­сив­ше­го его в без­дну по при­ка­зу пол­зу­че­го хао­са Ньяр­ла­то­те­па. Да, он может спрыг­нуть в пучи­ну ночи под нога­ми, в пучи­ну, кото­рой стра­шит­ся гораз­до мень­ше, неже­ли уча­сти, уго­то­ван­ной ему в серд­це хао­са.

Обре­чен­ный сно­ви­дец сорвал­ся с испо­лин­ско­го гип­по­це­фа­ла, ска­тил­ся в кро­меш­ную тьму без­дны. Мимо про­ле­та­ли эпо­хи, уми­ра­ли и рож­да­лись зано­во все­лен­ные, звез­ды пре­вра­ща­лись в туман­но­сти и вновь ста­но­ви­лись звез­да­ми, а Рэн­долф Кар­тер все падал и падал.

И тут, на необъ­ят­ной про­тя­жен­но­сти веч­но­сти, кос­мос завер­шил один цикл и пере­шел в дру­гой, и все ста­ло таким, каким было несчет­ные тыся­че­ле­тия назад. Мате­рия и свет воз­ро­ди­лись в том виде, какой был изна­чаль­но при­сущ им в про­стран­стве; коме­ты, солн­ца и миры вос­пря­ли к жиз­ни. Прав­да, Ничто уце­ле­ло — что­бы напом­нить о поряд­ке вещей: все, что появ­ля­ет­ся, долж­но рано или позд­но исчез­нуть. Так заве­де­но от века. Сыз­но­ва воз­ник­ла небес­ная твердь, подул ветер, и в гла­за сно­вид­цу > дарил баг­ря­ный свет. Воз­вра­ти­лись боги и про­чие живые суще­ства, доб­ро и зло, послы­шал­ся истош­ный вопль ночи, кото­рую лиши­ли жерт­вы. Но образ, сохра­нив­ший­ся в памя­ти сно­вид­ца с дет­ских лет, пере­жил все­лен­скую ката­стро­фу, толь­ко бла­го­да­ря ему уда­лось вос­со­здать мир яви. Фио­ле­то­вый газ С’нгак ука­зал Кар­те­ру путь, а из без­дны подал голос седой Ноденс. Звезд­ные сумер­ки пере­тек­ли в рас­све­ты, а те рас­цве­ли всплес­ка­ми коло­та, кар­ми­на и баг­рян­ца. Паде­ние же Кар­те­ра все про­дол­жа­лось! Лучи све­та разо­гна­ли тва­рей тьмы, эфир огла­си­ли весе­лые кри­ки, седой Ноденс тор­же­ству­ю­ще захо­хо­тал, когда Ньяр­ла­то­теп, уже насти­гав­ший сно­вид­ца, отпря­нул, ибо яркое сия­ние испе­пе­ли­ло его гнус­ных при­спеш­ни­ков. Рэн­долф Кар­тер опу­стил­ся на широ­кую мра­мор­ную лест­ни­цу, что вела в чудес­ный город, и очу­тил­ся в Новой Англии, на про­сто­рах кото­рой про­вел годы дет­ства.

Загре­ме­ли рас­ка­ты незри­мо­го орга­на, при­вет­ствуя наступ­ле­ние рас­све­та, пер­вые лучи кос­ну­лись огром­но­го купо­ла Стэйт-Хайз на хол­ме, и Рэн­долф Кар­тер, вскрик­нув, проснул­ся в соб­ствен­ном доме на одной из бостон­ских улиц. За окном пели пти­цы, в ком­на­ту про­ни­кал аро­мат кустар­ни­ков и вьюн­ков, поса­жен­ных еще дедом Кар­те­ра. В спальне было свет­ло и уют­но, у оча­га лежал чер­ный кот; он потя­нул­ся, раз­бу­жен­ный кри­ком хозя­и­на, а дале­ко-дале­ко, за Вра­та­ми Глу­бо­ко­го Сна, зача­ро­ван­ным лесом, пло­до­род­ной доли­ной Ская, Кере­на­рий­ским морем и сумрач­ны­ми пре­де­ла­ми Инква­но­ка, рас­ха­жи­вал по оник­со­во­му зам­ку на вер­шине неве­до­мо­го Када­та пол­зу­чий хаос Ньяр­ла­то­теп. Раз­дра­жен­ный неуда­чей с Кар­те­ром, он изде­вал­ся над боже­ства­ми Зем­ли, кото­рым так и не дал спол­на насла­дить­ся чудес­ным горо­дом в баг­ре­це зака­та.