Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с Harry Houdini

ПОГРЕБЕННЫЙ С ФАРАОНАМИ

(Under the Pyramids)
Напи­са­но в 1924 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод А. Мороз, Г. Кот

////

Каж­дая тай­на вле­чет за собой новую тай­ну. С тех пор как мое имя ста­ло ассо­ци­и­ро­вать­ся с необъ­яс­ни­мы­ми ситу­а­ци­я­ми, я все вре­мя пыта­юсь бороть­ся про­тив обсто­я­тельств, свя­зан­ных в умах людей с моей дея­тель­но­стью и репу­та­ци­ей. Боль­шин­ство этих собы­тий не пред­став­ля­ет ника­ко­го инте­ре­са, хотя неко­то­рые из них были даже дра­ма­тич­ны­ми. Какие-то слу­чаи достав­ля­ли мне лишь при­ят­ные ощу­ще­ния опас­но­сти, дру­гие же застав­ля­ли при­бе­гать к доволь­но обсто­я­тель­ным науч­ным и исто­ри­че­ским иссле­до­ва­ни­ям. Я все­гда сво­бод­но обсуж­дал эти собы­тия и про­дол­жаю это делать, за исклю­че­ни­ем лишь одно­го слу­чая, о кото­ром до сего­дняш­не­го дня не решал­ся упо­ми­нать. Я вынуж­ден все рас­ска­зать толь­ко лишь из-за рас­сле­до­ва­ния, пред­при­ня­то­го изда­те­ля­ми неко­е­го иллю­стри­ро­ван­но­го жур­на­ла, раз­жи­га­ю­щи­ми ажи­о­таж вокруг это­го сугу­бо лич­но­го дела. Речь идет о част­ном визи­те в Еги­пет 14 лет назад, о кото­ром я по мно­гим при­чи­нам избе­гал гово­рить. С одной сто­ро­ны, я не стре­мил­ся извлечь выго­ду ни из опуб­ли­ко­ва­ния раз­лич­ных досто­вер­ных собы­тий и обсто­я­тельств, веро­ят­но неиз­вест­ных тыся­чам гла­зе­ю­щих на пира­ми­ды тури­стов, ни из рас­кры­тия сек­ре­тов, рев­ни­во охра­ня­е­мых боль­ши­ми людь­ми в Каи­ре. С дру­гой сто­ро­ны, мне не хоте­лось рас­суж­дать о про­ис­ше­ствии, в кото­ром мое боль­ное вооб­ра­же­ние мог­ло сыг­рать огром­ную роль. То, что я видел или мне каза­лось, что видел, без сомне­ния не про­ис­хо­ди­ло. Мое воз­буж­ден­ное состо­я­ние, в кото­ром я нахо­дил­ся вслед­ствие исклю­чи­тель­ных обсто тельств, увлек­ло меня в одну фаталь­ную ночь в это при­клю­че­ние.

////

Был январь 1917 года. Мой кон­тракт в Англии толь­ко что закон­чил­ся, и я под­пи­сал новый о гастро­лях в австра­лий­ских теат­рах. У меня было доста­точ­но вре­ме­ни для пере­ез­да, и я решил извлечь из это­го мак­си­мум выго­ды. Сопро­вож­да­е­мый моей супру­гой я, не теряя вре­ме­ни, пере­брал­ся на кон­ти­нент и взо­шел на борт теп­ло­хо­да “Маль­ва”, шед­ше­го в Порт-Саид: я решил про­ехать­ся по основ­ным исто­ри­че­ским местам Ниж­не­го Егип­та перед тем, как отпра­вить­ся в Австра­лию. Это путе­ше­ствие, пре­крас­ное само по себе, было к тому же укра­ше­но мно­го­чис­лен­ны­ми номе­ра­ми нахо­дя­ще­го­ся на бор­ту теп­ло­хо­да фокус­ни­ка. Желая огра­дить свой покой, я сна­ча­ла путе­ше­ство­вал инког­ни­то. Но баналь­ные трю­ки, с помо­щью кото­рых фокус­ник ста­рал­ся поко­рить пас­са­жи­ров, воз­бу­ди­ли у меня жела­ние пре­взой­ти его, и мне при­шлось рас­крыть свое имя. Я кос­нул­ся это­го эпи­зо­да из-за тех послед­ствий, кото­рые он вызвал позд­нее и кото­рые я дол­жен был бы пред­ви­деть, преж­де чем рас­кры­вать свое имя на пере­пол­нен­ном тури­ста­ми паро­хо­де в долине реки Нил. В ито­ге, куда бы я ни пошел, меня повсю­ду узна­ва­ли, что, без­услов­но, лиши­ло меня и мою супру­гу необ­хо­ди­мо­го покоя. Я пред­при­нял эту мор­скую про­гул­ку в надеж­де насла­дить­ся досто­при­ме­ча­тель­но­стя­ми древ­ней доли­ны, а в ито­ге сам стал объ­ек­том любо­пыт­ства со сто­ро­ны дру­гих пас­са­жи­ров.

При­е­хав в Еги­пет в поис­ках живо­пис­ных и мисти­че­ских мест, мы были несколь­ко разо­ча­ро­ва­ны, когда корабль бро­сил якорь в Порт-Саи­де. Пес­ча­ные дюны, баке­ны, кача­ю­щи­е­ся на низ­кой воде, и малень­кий сумрач­ный евро­пей­ский город, в кото­ром инте­рес пред­став­ля­ла, пожа­луй, лишь ста­туя Лес­се-па, толь­ко уси­ли­ли наше нетер­пе­ние добрать­ся, нако­нец, до насто­я­щих турист­ских мест. Мы реши­ли побы­вать в Каи­ре, затем у пира­мид и отпра­вить­ся в Австра­лию на паро­хо­де из Алек­сан­дрии, что поз­во­ли­ло бы нам посе­тить гре­ко-роман­ские места это­го горо­да. Четы­рех­ча­со­вой пере­езд по желез­ной доро­ге пока­зал­ся нам доволь­но снос­ным. Мы уви­де­ли боль­шую часть Суэц­ко­го кана­ла, вдоль кото­ро­го поезд сле­до­вал до Ис-маи­лии, и успе­ли почув­ство­вать дыха­ние Древ­не­го Егип­та, обна­ру­жив реста­ври­ру­е­мый канал эпо­хи Сред­ней Импе­рии.

Вечер уже опус­кал­ся над Каи­ром, когда мы при­бы­ли в этот город. Цен­траль­ный вок­зал хотя и осле­пил нас свер­ка­ю­щим све­том, но не оча­ро­вал, так как все вокруг носи­ло евро­пей­ский отпе­ча­ток. И толь­ко пест­рая тол­па радо­ва­ла наш взор. Про­за­ич­ное мет­ро доста­ви­ло нас к пло­ща­ди, застав­лен­ной так­си и трам­ва­я­ми. Повсю­ду стру­ил­ся свет, выхва­ты­вая из тем­но­ты огром­ные зда­ния. Осо­бен­но ярко был осве­щен театр, в кото­ром меня тщет­но уго­ва­ри­ва­ли высту­пить и кото­рый я затем посе­тил в каче­стве зри­те­ля. Не так дав­но он стал назы­вать­ся “Аме­ри­кан­ский Кос­мо­граф”. Мы взя­ли так­си и, про­ехав по широ­ким эле­гант­ным ули­цам, выса­ди­лись у оте­ля “Шеф­филд”. Сре­ди утон­чен­но­го сер­ви­са ресто­ра­нов и вели­ко­ле­пия англо­аме­ри­кан­ских лиф­тов зага­доч­ный Восток со сво­им неза­бы­ва­е­мым про­шлым пока­зал­ся слиш­ком дале­ким. И все же сле­ду­ю­щий день в пол­ной мере погру­зил нас в атмо­сфе­ру, достой­ную “Тыся­чи и одной ночи”. На изви­ли­стых экзо­ти­че­ских ули­цах Каи­ра, каза­лось, вос­крес Баг­дад Харун ар-Раши­да. Мы про­шлись по эзбе­кий­ским садам в поис­ках индий­ско­го квар­та­ла, согла­сив­шись с при­сут­стви­ем шум­но­го гида, кото­рый несмот­ря на даль­ней­шие собы­тия, пока­зал себя масте­ром сво­е­го дела. Лишь мно­го поз­же я при­знал­ся себе, что луч­ше бы было нанять дипло­ми­ро­ван­но­го гида. Наш был бри­тым субъ­ек­том со стран­но низ­ким и чистым голо­сом. Он похо­дил на фара­о­на, назы­вал себя Абду­лом Рейс Ель-Дрог­ме­ном и, каза­лось, имел вли­я­ние на людей опре­де­лен­но­го сор­та. Потом в поли­ции нам заяви­ли, что этот чело­век им незна­ком и доба­ви­ли, что “Рейс” — это нечто вро­де про­зви­ща, кото­рое дают чело­ве­ку, поль­зу­ю­ще­му­ся опре­де­лен­ным вли­я­ни­ем, а “Дрог­м­эн” — ни что иное, как гру­бое иска­же­ние сло­ва, при­ме­ня­е­мо­го для обо­зна­че­ния руко­во­ди­те­ля груп­пы тури­стов — «dragoman”.

Абдул позна­ко­мил нас с чуде­са­ми, о кото­рых мы лишь слы­ша­ли и кото­рые меч­та­ли уви­деть. Ста­рый Каир, каким он вам его пока­зал, был про­сто живой исто­ри­ей. Это были лаби­рин­ты тихих уло­чек, напол­нен­ных аро­ма­том пря­но­стей, на кото­рых мав­ри­тан­ские бал­ко­ны и окна с высту­па­ми про­ти­во­сто­я­щих домов почти каса­лись друг дру­га. По доро­ге нам встре­ча­лись зато­ры, мы слы­ша­ли стран­ные кри­ки, щел­ка­нье кну­та, скрип пово­зок, звон монет и рев ослов. Перед наши­ми гла­за­ми сто­ял пест­рый калей­до­скоп из одеж­ды раз­ных цве­тов, покры­вал, тюр­ба­нов и фесок. Носиль­щи­ки воды и дер­ви­ши, кош­ки и соба­ки, говор­ли­вые ост­ря­ки и, боро­да­тые стар­цы — все сме­ша­лись здесь. Сте­на­ния сле­пых нищих, скрю­чив­ших­ся на папер­ти, пере­би­ва­лись звуч­ны­ми при­зы­ва­ми мул­лы с кры­ши мина­ре­та, чет­ко выде­ляв­ше­го­ся на фоне глу­бо­ко­го, неиз­мен­но голу­бо­го неба.

Мы посе­ти­ли спо­кой­ные база­ры, кото­рые не пока­за­лись от это­го нам менее при­вле­ка­тель­ны­ми. Спе­ции, бла­го­во­ния, фими­ам, ков­ры, шел­ка, кожи были щед­ро выло­же­ны на при­лав­ки. Чуть даль­ше наше вни­ма­ние при­влек­ла Корин­тьен­ская колон­на из Гелио­по­ли­са, куда Август напра­вил один из сво­их трех еги­пет­ских леги­о­нов. Антич­ность сме­ши­ва­лась с экзо­ти­кой. Мы уви­де­ли все мече­ти и музеи. Насла­жде­ния, пода­рен­ные нам Ара­ви­ей, блед­не­ли перед пре­ле­стью бес­чис­лен­ных сокро­вищ таин­ствен­но­го Егип­та фара­о­нов. Это долж­но было стать апо­ге­ем наше­го путе­ше­ствия, но в этот миг все наше вни­ма­ние было при­вле­че­но вели­ко­леп­ны­ми моги­ла­ми-мече­тя­ми хали­фов, кото­рые обра­зо­ва­ли фее­ри­че­ский некро­поль на краю Ара­вий­ской пусты­ни. Абдул про­вел нас вдоль Шариа Мех­мет-Али до Бабель-Азаб, ста­рин­ной мече­ти сул­та­на Хас­са­на. С боков ее закры­ва­ли баш­ни, за кото­ры­ми кру­тая, окру­жен­ная сте­на­ми лест­ни­ца вела в мощ­ную цита­дель, постро­ен­ную Сала­ди­ном из кам­ней забро­шен­ных пира­мид. Солн­це уже сади­лось, когда нача­лось наше вос­хож­де­ние. Мы под­ня­лись на одну из башен мече­ти Мех­ме­та­А­ли и замер­ли, созер­цая с высо­ко­го пара­пе­та свер­ка­ю­щий мисти­че­ский Каир с его золо­че­ны­ми собо­ра­ми, устрем­лен­ны­ми в небо мина­ре­та­ми и пыла­ю­щи­ми сада­ми.

Над горо­дом воз­вы­шал­ся огром­ный роман­ский собор, ныне музей, а даль­ше, за жел­ты­ми вол­на­ми таин­ствен­но­го Нила угро­жа­ю­ще пря­та­лись пес­ки Ливий­ской пусты­ни.

Крас­не­ю­щее солн­це опу­сти­лось за гори­зонт, неся све­жесть еги­пет­ских суме­рек. И пока оно ста­ра­лось удер­жать рав­но­ве­сие на краю небо­скло­на, подоб­но древ­не­му богу Гелиоп­си­су, мы виде­ли выде­ля­ю­щи­е­ся в крас­ном све­те чер­ные силу­эты пира­мид Гизы, уже поста­рев­шие за тыся­че­ле­тия, про­шед­шие с того вре­ме­ни, как Тутан­ха­мон взо­шел на золо­той трон в дале­кой Тэбе. Мы поня­ли, что зна­ком­ство с сара­цин­ским Каи­ром закон­чи­лось, и сей­час нам не тер­пе­лось про­ник­нуть в самые зага­доч­ные тай­ны Древ­не­го Егип­та. Нас вол­но­ва­ли чер­ный Кем, Ра, Амон, Исис и Оси­рис.

На сле­ду­ю­щее утро мы отпра­ви­лись к пира­ми­дам. Что­бы добрать­ся до ост­ро­ва Шизе­ре по малень­ко­му англий­ско­му мости­ку, пере­бро­шен­но­му в его восточ­ной части, нам при­шлось взять откры­тую коляс­ку. Мы дви­га­лись по набе­реж­ной меж­ду огром­ны­ми вере­ни­ца­ми леб­бак, про­еха­ли зоо­сад в пред­ме­стье Гизы, а затем, свер­нув в направ­ле­нии Шар­ма­Эль-Харам, пере­сек­ли рай­он гряз­ных кана­лов и нищих лачуг. Вне­зап­но из утрен­не­го тума­на перед нами пред­стал, отра­жа­ясь во мно­го­чис­лен­ных лужах, объ­ект нашей поезд­ки. Сорок веков смот­ре­ли на нас с высо­ты этих пира­мид, как ска­зал в этом самом месте сво­им сол­да­там Напо­ле­он.

Доро­га нача­ла кру­то поды­мать­ся, и мы достиг­ли поса­доч­ной плат­фор­мы меж­ду трол­лей­бус­ной оста­нов­кой и оте­лем “Мена Хауз”. Абдул Рейс, купив­ший нам биле­ты для посе­ще­ния пира­мид, каза­лось, смог дого­во­рить­ся с агрес­сив­ны­ми, крик­ли­вы­ми беду­и­на­ми, живу­щи­ми в деревне сама­нов непо­да­ле­ку отсю­да. Ему уда­лось не толь­ко дер­жать их на почти­тель­ном рас­сто­я­нии (в то вре­мя, как дру­гим путе­ше­ствен­ни­кам они не дава­ли про­хо­ду), но и добыть двух вер­блю­дов для нас и осла для себя. Вести живот­ных он дове­рил груп­пе маль­чи­шек и взрос­лых муж­чин, ско­рее разо­ри­тель­ных, неже­ли полез­ных. Рас­сто­я­ние, кото­рое нам необ­хо­ди­мо было пре­одо­леть, было столь корот­ким, что вер­блю­ды едва ли были нуж­ны, но мы радо­ва­лись воз­мож­но­сти испро­бо­вать этот новый для нас спо­соб пере­дви­же­ния по пустыне.

Пира­ми­ды, воз­вы­ша­ю­щи­е­ся на высо­ком ска­ли­стом пла­то, состав­ля­ли часть коро­лев­ско­го клад­би­ща, рас­ки­нув­ше­го­ся побли­зо­сти от мерт­вой сто­ли­цы — Мем­фи­са, на этом бере­гу Нила, чуть южнее Гизы. Сво­е­го наи­выс­ше­го рас­цве­та Мем­фис достиг меж­ду 3400 и 2000 года­ми до рож­де­ства Хри­сто­ва. Самая боль­шая пира­ми­да, сто­я­щая бли­же всех к совре­мен­ной доро­ге — это пира­ми­да, воз­ве­ден­ная фара­о­ном Хео­п­сом око­ло 2800 года до рож­де­ства Хри­сто­ва, ее высо­та пре­вы­ша­ет сто мет­ров. На юго-восто­ке от нее нахо­дит­ся пира­ми­да, постро­ен­ная фара­о­ном Хеф­ре­иом поко­ле­ни­ем поз­же. Она мень­ше пер­вой по раз­ме­рам, но кажет­ся все же выше ее бла­го­да­ря воз­вы­ше­нию, на кото­ром сто­ит. Тре­тья пира­ми­да — фара­о­на Мике­ри­но­са еще более скром­ная, постро­е­на око­ло 2700 года до рож­де­ства Хри­сто­ва. На запа­де от вто­рой пира­ми­ды воз­вы­ша­ет­ся Сфинкс — немой, сар­до­ни­че­ский и веч­но муд­рый. Он без сомне­ния явля­ет­ся вопло­ще­ни­ем памя­ти, кото­рую хотел оста­вить миру Хефрен.

Во мно­гих дру­гих местах рас­по­ло­же­ны пира­ми­ды более мел­кие или же их раз­ва­ли­ны. Все пла­то усе­я­но моги­ла­ми ари­сто­кра­тов, ран­гом ниже коро­лев­ско­го. Это камен­ные соору­же­ния, напо­ми­на­ю­щие лав­ку, подоб­ные кото­рым мож­но встре­тить и на дру­гих клад­би­щах Мем­фи­са. Их назы­ва­ют “маста­ба”. В Нью-Йор­ке, в Мет­ро­по­ли­тен-Музее хра­нит­ся самый луч­ший обра­зец мумии, добы­тый из моги­лы Пер­не­ба. Но в Гизе, жерт­ве вре­ме­ни и гра­би­те­лей, все сле­ды про­шло­го уже почти исчез­ли. Толь­ко впа­ди­ны, выдолб­лен­ные в ска­ле, запол­нен­ные пес­ком или рас­чи­щен­ные архео­ло­га­ми, сви­де­тель­ству­ют о том, что эти моги­лы дей­стви­тель­но суще­ство­ва­ли.

При каж­дой моги­ле есть часов­ня, где жре­цы и род­ствен­ни­ки воз­но­си­ли молит­вы и остав­ля­ли еду умер­шим. Часов­ни неболь­ших могил нахо­дят­ся внут­ри самих камен­ных “маста­ба”. Часов­ни же пира­мид, в кото­рых погре­бе­ны фара­о­ны, пред­став­ля­ют собой отдель­ные хра­мы в их запад­ной части, соеди­нен­ные пере­хо­дом с глав­ным вести­бю­лем или про­пи­ле­ем. Цен­траль­ная часов­ня, веду­щая во вто­рую пира­ми­ду, напо­ло­ви­ну скры­тую пес­ка­ми, име­ет под­зем­ное отвер­стие на юго-запа­де от Сфинк­са. Древ­няя тра­ди­ция дала ей назва­ние “Храм Сфинк­са”, что может слу­жить дока­за­тель­ством, буд­то Сфинкс дей­стви­тель­но изоб­ра­жа­ет Хефре­на, стро­и­те­ля вто­рой пира­ми­ды. Пись­мен­ные сви­де­тель­ства под­твер­жда­ют суще­ство­ва­ние Сфинк­са. Одна­ко никто нико­гда не видел черт его лица, пото­му что монарх заме­нил их на свои, что­бы люди мог­ли без стра­ха гля­деть на колос­са. Имен­но в этом цен­траль­ном хра­ме была най­де­на дио­ри­то­вая ста­туя Хефре­на в нату­раль­ную вели­чи­ну, нахо­дя­ща­я­ся сей­час в Каир­ском музее. Эта ста­туя про­из­ве­ла на меня огром­ное впе­чат­ле­ние. Когда я уви­дел ее в 1910 году, зда­ние хра­ма почти пол­но­стью погру­зи­лось в пес­ки. Рас­коп­ка­ми зани­ма­лись нем­цы, и вой­на или любые дру­гие собы­тия мог­ли им поме­шать. Я мно­гое бы отдал, что­бы узнать, что слу­чи­лось с неким колод­цем в пере­се­ка­ю­щей­ся гале­рее, где ста­туи фара­о­на были най­де­ны сто­я­щи­ми рядом с чуче­ла­ми беду­и­нов. Сре­ди беду­и­нов по это­му пово­ду ходи­ли раз­лич­ные слу­хи, но офи­ци­аль­ный Каир хра­нил твер­дое мол­ча­ние.

Доро­га, по кото­рой мы еха­ли на вер­блю­дах, рез­ко изги­ба­лась вле­во перед отде­ле­ни­ем поли­ции, поч­той, апте­кой и лавоч­ка­ми. Далее она тяну­лась на юго-запад, обра­зуя пет­лю вокруг ска­ли­сто­го пла­то, и закан­чи­ва­лась на краю пусты­ни у под­но­жия гро­мад­ной пира­ми­ды. Мы про­шли впе­ред вдоль запад­ной сто­ро­ны гигант­ско­го соору­же­ния, нави­са­ю­ще­го над доли­ной более мел­ких пира­мид, на запа­де от кото­рых свер­кал веч­ный Нил, а на восто­ке бле­сте­ла не менее древ­няя пусты­ня. Три огром­ные пира­ми­ды каза­лись совсем близ­ки­ми. Вели­чай­шая из них, лишен­ная внеш­ней обо­лоч­ки, поз­во­ля­ла видеть ее огром­ные камен­ные глы­бы, тоща как дру­гие еще оста­ва­лись закры­ты­ми то тут, то там покро­вом, при­да­вав­шим им с древ­них вре­мен завер­шен­ный облик. Мы спу­сти­лись к Сфинк­су и мол­ча сто­я­ли, загип­но­ти­зи­ро­ван­ные взгля­дом его жут­ких глаз. На широ­ком камен­ном пор­та­ле еле вид­не­лась эмбле­ма Ре-Карак­та, с кото­рым пута­ли Сфинк­са после­ду­ю­щие дина­стии. И хотя песок уже скрыл таб­лич­ку, нахо­дя­щу­ю­ся меж­ду гигант­ски­ми лапа­ми, мы при­пом­ни­ли, что имен­но напи­сал там Тут­мос IV, будучи тогда еще прин­цем. От улыб­ки Сфинк­са нам ста­ло немно­го не по себе. Мы вспом­ни­ли о леген­де, повест­ву­ю­щей о под­зем­ных пере­хо­дах, нахо­дя­щих­ся под этим гигант­ским созда­ни­ем и веду­щих в такие глу­би­ны зем­ли, о кото­рых чело­век не осме­лит­ся даже намек­нуть. Эти без­дны свя­за­ны с тай­на­ми, более древни­ми, неже­ли появив­ши­е­ся на свет дина­стии, — с дли­тель­ным при­сут­стви­ем необыч­ных богов с голо­ва­ми живот­ных в древ­них пан­тео­нах Нила.

Дру­гие тури­сты уже под­хо­ди­ли к нам, и мы ото­шли на пять­де­сят мет­ров к юго-запа­ду, ко вхо­ду в храм Сфинк­са и, как я уже гово­рил, к боль­шо­му вхо­ду, веду­ще­му к погре­баль­ной часовне вто­рой пира­ми­ды. Боль­шая часть этих раз­ва­лин погру­зи­лась в пес­ки. Спу­стив­шись с вер­блю­да и прой­дя по совре­мен­но­му пере­хо­ду, я достиг бело­снеж­но­го кори­до­ра и поду­мал, что Абдул и немец­кий рабо­чий пока­за­ли нам не все из того, на что сто­и­ло бы посмот­реть.

После это­го мы сде­ла­ли обыч­ный обход пира­мид, посе­тив вто­рую с раз­ва­ли­на­ми погре­баль­ной часов­ни на запа­де, тре­тью, и осталь­ные мел­кие пира­ми­ды на юге, ска­ли­стые моги­лы IV и V дина­стий и извест­ную моги­лу Кэм­п­бе­ла, нахо­дя­щу­ю­ся на глу­бине пяти­де­ся­ти трех мет­ров в зло­ве­щем сар­ко­фа­ге. От Боль­шой Пира­ми­ды до нас донес­лись кри­ки. Беду­и­ны, окру­жив груп­пу тури­стов, пред­ла­га­ли им уча­стие в быст­ром спус­ке с памят­ни­ка. Рекорд­ная ско­рость подъ­ема и спус­ка рав­ня­лась семи мину­там, но мест­ные жите­ли, жад­ные до денег, уве­ря­ли, что это мож­но сде­лать и за пять минут, если дать им хоро­ший “бак­шиш”. Одна­ко люби­те­лей не нашлось. Абдул сам про­вел нас на вер­ши­ну зда­ния, отку­да откры­вал­ся вели­ко­леп­ный вид: дале­кий свер­ка­ю­щий Каир, окру­жен­ный фио­ле­то­вы­ми хол­ма­ми, и все пира­ми­ды в окруж­но­стях Мем­фи­са от Абу Рош на севе­ре до Даши­ра на юге. Вда­ли в пес­ках отчет­ли­во вид­не­лись пира­ми­ды Саха­ры — сред­нее меж­ду маста­ба и насто­я­щи­ми пира­ми­да­ми. Имен­но око­ло одно­го из таких памят­ни­ков была откры­та зна­ме­ни­тая моги­ла Пер­не­ба, в четы­рех­стах кило­мет­рах к севе­ру от ска­ли­стой доли­ны Тэбы, где поко­ит­ся Тутан­ха­мон. Я зата­ил дыха­ние. Пер­спек­ти­ва веч­но­сти и тай­ны, кото­рые каж­дый из этих памят­ни­ков, каза­лось, содер­жал в себе, напол­ни­ла меня таким ува­же­ни­ем и чув­ством без­гра­нич­но­сти вре­ме­ни, кото­рые я нико­гда рань­ше не испы­ты­вал.

Уста­лые от вос­хож­де­ний, раз­дра­жен­ные пове­де­ни­ем неснос­ных беду­и­нов, кото­рые, каза­лось, бро­са­ют вызов всем пра­ви­лам хоро­ше­го тона, мы реши­ли не путе­ше­ство­вать по узким про­хо­дам пира­мид. И все же несколь­ко отваж­ных тури­стов гото­ви­лись про­ник­нуть в удуш­ли­вые узкие кори­до­ры могу­че­го мемо­ри­а­ла Хео­пса. Подо­звав наше­го мест­но­го тело­хра­ни­те­ля и еще раз запла­тив ему, мы воз­вра­ти­лись в Каир вме­сте с Абду­лом Рей­сом. Но уже после обе­да сожа­ле­ние о том, что мы не ока­за­лись более сме­лы­ми, охва­ти­ло нас. О под­зе­ме­льях рас­ска­зы­ва­ли столь­ко уди­ви­тель­ных вещей! О них не про­чи­та­ешь ни в одном путе­во­ди­те­ле. Ведь не гово­рит­ся же там, что вхо­ды в боль­шое коли­че­ство под­зем­ных пере­хо­дов были тороп­ли­во скры­ты и заму­ро­ва­ны под­поль­ны­ми архео­ло­га­ми, начав­ши­ми здесь свои иссле­до­ва­ния. Есте­ствен­но, слу­хи не осно­вы­ва­лись ни на чем кон­крет­ном, но все же было любо­пыт­но, поче­му посе­ти­те­лям посто­ян­но меша­ют про­ник­нуть ночью в пира­ми­ду, а днем запре­ща­ют доступ во внут­рен­ние залы скле­па Вели­кой Пира­ми­ды.

А может быть, тут свою роль сыг­рал пси­хо­ло­ги­че­ский эффект к стран­но­му чув­ству, вызван­но­му нахож­де­ни­ем внут­ри гро­мад­но­го камен­но­го бло­ка, добав­ля­ет­ся ощу­ще­ние необ­хо­ди­мо­сти про­полз­ти для это­го по узко­му про­хо­ду, где воз­мож­на любая запад­ня, а малей­шая неосто­рож­ность или слу­чай­ность могут вызвать завал про­хо­да. Все это каза­лось и страш­ным, и при­тя­га­тель­ным одно­вре­мен­но, и мы реши­ли при пер­вой же воз­мож­но­сти воз­вра­тить­ся на пла­то пира­мид. Такой слу­чай пред­ста­вил­ся мне гораз­до рань­ше, чем я ожи­дал.

Вече­ром тури­сты нашей груп­пы, еще изну­рен­ные уто­ми­тель­ной про­грам­мой дня, реши­ли отдох­нуть. Вме­сте с Абду­лом Рей­сом я вышел про­гу­лять­ся по живо­пис­но­му араб­ско­му квар­та­лу. Я уже видел его при све­те дня, но хотел еще раз взгля­нуть на улоч­ки и базар ночью, когда глу­бо­кая тем­но­та и сла­бые лучи све­та при­да­ют все­му осо­бое вели­ко­ле­пие. Люд­ской поток стал мень­ше, но дви­же­ние было еще ожив­лен­ным, когда мы наткну­лись на груп­пу беду­и­нов, пиру­ю­щих на рын­ке Наха­син, где тор­гу­ют кожей. Глав­ным сре­ди них казал­ся над­мен­ный моло­дой чело­век в фес­ке, с круп­ны­ми чер­та­ми лица. Он заме­тил нас и с ярко выра­жен­ным недо­воль­ством узнал мое­го гида, чело­ве­ка зна­ю­ще­го, но высо­ко­мер­но­го и пол­но­го пре­зре­ния к окру­жа­ю­щим. Может быть, думал я, ему не нра­вит­ся его улыб­ка, стран­но вос­про­из­во­дя­щая гри­ма­су Сфинк­са, кото­рую я часто заме­чал с неко­то­рым раз­дра­же­ни­ем на лице Абду­ла, или ему не по душе был его низ­кий голос? Сра­зу раз­го­ре­лась жар­кая сло­вес­ная пере­пал­ка. И вско­ре Али-Зиз, как его зва­ли, схва­тил и начал тря­сти Абду­ла за одеж­ду, что повлек­ло за собой отпор со сто­ро­ны мое­го ком­па­ньо­на. Вско­ре вся ссо­ра све­лась к мощ­ной пота­сов­ке поте­ряв­ших вся­кое хлад­но­кро­вие про­тив­ни­ков. Дра­ка, несо­мнен­но, мог­ла при­нять и худ­ший обо­рот, если бы я не вме­шал­ся и не рас­та­щил про­тив­ни­ков. Мое посред­ни­че­ство, кото­рое, каза­лось, вна­ча­ле было пло­хо при­ня­то с обе­их сто­рон, в ито­ге помог­ло обре­сти всем пере­дыш­ку. Про­тив­ни­ки укро­ти­ли свой гнев и с мрач­ным видом ста­ли при­во­дить себя в поря­док. С досто­ин­ством, столь глу­бо­ким, сколь и вне­зап­ным, оба заклю­чи­ли любо­пыт­ный дого­вор чести, кото­рый, как я вско­ре узнал, являл­ся каир­ским обы­ча­ем, вос­хо­дя­щим к древ­но­сти. Они долж­ны будут ула­дить свой спор с помо­щью бок­сер­ско­го поедин­ка на вер­шине Вели­кой Пира­ми­ды после того, как ее поки­нет послед­ний люби­тель лун­но­го све­та.

Каж­дый из про­тив­ни­ков собе­рет груп­пу секун­дан­тов, и встре­ча, состо­я­щая из несколь­ких раун­дов, будет про­ве­де­на в самой циви­ли­зо­ван­ной мане­ре ров­но в пол­ночь.

Эта про­грам­ма меня силь­но воз­бу­ди­ла. Сама встре­ча обе­ща­ла быть зре­лищ­ной, а мысль о поедин­ке на вер­шине антич­но­го соору­же­ния под блед­ным све­том луны затра­ги­ва­ла мое вооб­ра­же­ние. По моей прось­бе Абдул согла­сил­ся вклю­чить меня в груп­пу сво­их секун­дан­тов. Таким обра­зом, оста­ток вече­ра я про­вел с ним в раз­лич­ных при­то­нах наи­бо­лее “горя­че­го” квар­та­ла горо­да, пре­иму­ще­ствен­но на севе­ро-запа­де Эзбе­кии, где он собрал вели­ко­леп­ную бан­ду из мест­ных голо­во­ре­зов. Чуть поз­же девя­ти часов наша груп­па взо­бра­лась на ослов, нося­щих коро­лев­ские име­на или име­на зна­ме­ни­тых людей, как, напри­мер, Рам­зес, Марк Твен, Д.П.Морган и Мин­не­хед, и дви­ну­лась в лаби­ринт улиц, одно­вре­мен­но восточ­ных и запад­ных. По мосту с брон­зо­вы­ми льва­ми мы пере­бра­лись через бур­ля­щий Нил и неспеш­ным гало­пом поска­ка­ли по доро­ге в Гизу. Путь занял у нас немно­гим более двух часов. При­бли­жа­ясь к месту назна­че­ния, мы встре­ти­ли послед­них воз­вра­ща­ю­щих­ся тури­стов, попри­вет­ство­ва­ли послед­ний трол­лей­бус и, нако­нец, оста­лись наедине с ночью, про­шлым и спек­траль­ной луной. Затем впе­ре­ди мы уви­де­ли огром­ные пира­ми­ды. Они, каза­лось, исто­ча­ли непо­нят­ную и древ­нюю угро­зу, чего я не заме­тил днем. Даже в обли­ке самой малой из них таи­лось нечто угро­жа­ю­щее. Не была ли эта пира­ми­да той, в кото­рой зажи­во похо­ро­ни­ли цари­цу Нито­крис из VI дина­стии, хруп­кую цари­цу Нито­крис, при­гла­сив­шую одна­жды всех сво­их вра­гов на боль­шой пир в хра­ме, нахо­дя­щем­ся ниже уров­ня Нила, и уто­пив­шую их, при­ка­зав открыть затво­ры шлю­зов? Я вспом­нил, что ара­бы бор­мо­та­ли стран­ные сло­ва по пово­ду Нито­крис и избе­га­ли тре­тьей пира­ми­ды в неко­то­рые чет­вер­ти луны. И, воз­мож­но, думая о ней, Томас Мур напи­сал несколь­ко строк, повто­ря­е­мых лодоч­ни­ка­ми Мем­фи­са:

Позем­ная ним­фа, сидя­щая сре­ди дра­го­цен­ных кам­ней и спря­тан­ных сокро­вищ Дама Пира­ми­ды.

Али-Зиз и его груп­па нас опе­ре­ди­ли. Силу­эты их ослов отчет­ли­во вид­не­лись на пустын­ном пла­то Кафрел Харам. Мы напра­ви­лись к гряз­но­му стой­би­щу ара­бов перед Сфинк­сом, избе­гая обыч­ной доро­ги, веду­щей к Мена Хауз, где сон­ные поли­цей­ские мог­ли нас заме­тить и начать зада­вать ненуж­ные вопро­сы. Там воз­ле камен­ных могил сорат­ни­ков Хефре­на беду­и­ны оста­ви­ли ослов и вер­блю­дов, и мимо зане­сен­ных пес­ком скал мы про­шли к Вели­кой Пира­ми­де. Ара­бы лег­ко взо­бра­лись по скло­ну соору­же­ния, отшли­фо­ван­но­му вет­ра­ми. Абдул Рейс пред­ло­жил мне помощь, но я в ней не нуж­дал­ся. Боль­шин­ство путе­ше­ствен­ни­ков зна­ет, что самая вер­ши­на этой кон­струк­ции вывет­ри­лась за дол­гие годы, и теперь здесь была ров­ная пло­щад­ка раз­ме­ром око­ло две­на­дца­ти квад­рат­ных мет­ров. Имен­но здесь под сар­до­ни­че­ским взгля­дом луны и про­изо­шел бой, похо­див­ший на все те, на кото­рых я рань­ше при­сут­ство­вал в спор­тив­ных клу­бах: уда­ры, фин­ты, защи­та, кри­ки зри­те­лей. Поеди­нок был корот­ким и, несмот­ря на мои неяс­ные подо­зре­ния, я чув­ство­вал себя гор­дым пред­ста­ви­те­лем нации, создав­шей бокс. Абду­ла Рей­са про­воз­гла­си­ли побе­ди­те­лем. При­ми­ре­ние состо­я­лось немыс­ли­мо быст­ро, и сре­ди песен, заве­ре­ний друж­бы и тостов мне труд­но было пред­по­ло­жить, что эти два чело­ве­ка толь­ко что дра­лись. Неко­то­рое вре­мя спу­стя мне пока­за­лось, буд­то теперь имен­но я явля­юсь пред­ме­том их раз­го­во­ра. С тру­дом вспо­ми­ная араб­ские сло­ва, я разо­брал, что ком­па­ньо­ны обсуж­да­ют мои про­фес­си­о­наль­ные каче­ства и мои спо­соб­но­сти высколь­зать из всех угол­ков, где меня мож­но было бы запе­реть. Я уди­вил­ся, узнав, как хоро­шо они меня зна­ют, и почув­ство­вал неко­то­рую непри­язнь и боль­шую долю скеп­ти­циз­ма по отно­ше­нию к моим подви­гам. Мало-пома­лу я сде­лал откры­тие, что древ­няя магия Егип­та не исчез­ла бес­след­но. Остат­ки этой тай­ной непо­нят­ной нау­ки еще живут сре­ди фел­ла­хов, и талан­ты ино­стран­но­го чаро­дея или фокус­ни­ка могут нане­сти урон пре­сти­жу мест­ных кол­ду­нов. Я поду­мал о моем гиде с низ­ким голо­сом, Абду­ле Рей­се, очень похо­жем на ста­ро­го еги­пет­ско­го свя­щен­но­слу­жи­те­ля или фара­о­на, или на улы­ба­ю­ще­го­ся Сфинк­са, и от это­го мне ста­ло не по себе.

Неожи­дан­но слу­чи­лось нечто, под­твер­див­шее пра­виль­ность моих раз­мыш­ле­ний и заста­вив­шее про­клясть глу­пость, с кото­рой я при­нял пред­ло­жен­ную ноч­ную про­грам­му, не отда­вая себе отче­та в том, что это был лишь пред­лог зама­нить меня. По скры­то­му зна­ку Абду­ла вся бан­да беду­и­нов набро­си­лась на меня. Вско­ре я был свя­зан с помо­щью тол­стых вере­вок креп­че, чем когда-либо на сцене или в жиз­ни. Пона­ча­лу я сопро­тив­лял­ся, но быст­ро понял, что один чело­век не может одер­жать верх над два­дца­тью креп­ки­ми вар­ва­ра­ми. Мои руки были свя­за­ны за спи­ной, коле­ни мак­си­маль­но согну­ты, запя­стья и лодыж­ки креп­ко при­вя­за­ны друг к дру­гу. В рот мне засу­ну­ли огром­ный кляп, а гла­за завя­за­ли повяз­кой. Потом, когда ара­бы нес­ли меня на пле­чах, спус­ка­ясь с пира­ми­ды, я услы­шал сар­ка­сти­че­ский голос мое­го гида, имев­ше­го наг­лость насме­хать­ся надо мной. Он заве­рил, что мои маги­че­ские спо­соб­но­сти вско­ре будут про­ве­ре­ны, и, воз­мож­но, у меня исчез­нет та уве­рен­ность, кото­рую я при­об­рел за вре­мя про­ве­де­ния сво­их сеан­сов в Аме­ри­ке и Евро­пе. Еги­пет, напом­нил он мне, очень древ­ний. Он напол­нен тай­ны­ми сила­ми, кото­рые сего­дняш­ние экс­пер­ты не могут себе даже пред­ста­вить.

На какое рас­сто­я­ние и в каком направ­ле­нии меня отнес­ли? Я не могу это­го ска­зать, ибо был не в состо­я­нии делать точ­ные рас­че­ты. Знаю лишь, что не слиш­ком дале­ко, посколь­ку мои тюрем­щи­ки ни разу не уско­ри­ли шаг и нес­ли меня недол­го.

Я вздра­ги­ваю каж­дый раз, когда думаю о Гизе и пла­то. Но в тот момент у меня были дру­гие при­чи­ны чув­ство­вать себя угне­тен­ным. Мои похи­ти­те­ли поста­ви­ли меня на песок, обвя­за­ли вокруг гру­ди верев­кой, про­тя­ну­ли несколь­ко мет­ров по зем­ле до неко­е­го подо­бия колод­ца и доста­точ­но гру­бо столк­ну­ли меня туда. Через неко­то­рое вре­мя, пока­зав­ше­е­ся мне века­ми, я уда­рил­ся о неров­ную камен­ную сте­ну в узком про­хо­де, кото­рый при­нял за одно из мно­го­чис­лен­ных погре­бе­ний на пла­то. Мне каза­лось, я спус­ка­юсь на огром­ную, почти немыс­ли­мую глу­би­ну. Ужас мой уси­ли­вал­ся с каж­дой секун­дой. Спуск сре­ди скал мог быть дол­гим, а верев­ка доста­точ­но длин­ной, что­бы поз­во­лить мне бол­тать­ся здесь, в нед­рах зем­ли.

Я знаю, что когда чело­век нахо­дит­ся в ненор­маль­ных усло­ви­ях, вос­при­я­тие им вре­ме­ни может стать оши­боч­ным, но все же уве­рен, что запом­нил все про­ис­шед­шее и не пере­шел гра­ни­цы жесто­кой реаль­но­сти, в кото­рой нахо­дил­ся. Мой страх воз­рас­тал про­пор­ци­о­наль­но ско­ро­сти спус­ка. Ара­бы быст­ро раз­ма­ты­ва­ли верев­ку, и я жесто­ко оца­ра­пал­ся о гру­бые сте­ны колод­ца. Одеж­да пре­вра­ти­лась в лох­мо­тья, тело обиль­но кро­во­то­чи­ло. Вдруг мои нозд­ри ощу­ти­ли про­ни­ка­ю­щий запах сыро­сти и гни­е­ния, не похо­жий ни на какие дру­гие. Затем что-то ужас­ное про­изо­шло с моим созна­ни­ем. Моя душа была охва­че­на кош­ма­ром, дей­стви­тель­ность ста­ла апо­ка­лип­ти­че­ской и сата­нин­ской — в один миг я болез­нен­но погру­жал­ся в узкий коло­дец, кото­рый рвал меня мил­ли­о­ном сво­их зубов, а в дру­гой — парил на кры­льях лету­чей мыши в пучине ада. Я то голо­во­кру­жи­тель­но взле­тал на без­гра­нич­ную вер­ши­ну холод­но­го эфи­ра, то, теряя дыха­ние, погру­жал­ся в тош­но­твор­ные глу­би­ны. Я воз­да­вал хва­лу Гос­по­ду, вверг­нув­ше­му в небы­тие фурий мое­го созна­ния, кото­рые раз­ры­ва­ли мой мозг, подоб­но жут­ким гар­пи­ям. Эта корот­кая отсроч­ка дала мне физи­че­скую и мораль­ную силу пере­не­сти те жут­кие испы­та­ния, кото­рые меня ожи­да­ли.

Мало-пома­лу я при­шел в себя после нескон­ча­е­мо­го спус­ка. Этот про­цесс был бес­ко­неч­но болез­нен­ным и окра­шен фан­та­сти­че­ски­ми сно­ви­де­ни­я­ми, в кото­рые я вре­мя от вре­ме­ни впа­дал, оста­ва­ясь по-преж­не­му свя­зан­ным. При­ро­да этих кош­ма­ров была оче­вид­на, но вос­по­ми­на­ния о них почти сра­зу же сти­ра­лись из памя­ти: Я вынуж­ден был моби­ли­зо­вать остат­ки сво­е­го созна­ния, что­бы объ­яс­ни”, ужас­ные момен­ты, реаль­ные и вымыш­лен­ные. Мне каза­лось, что меня схва­ти­ла огром­ная жел­тая лапа, воло­са­тая, с пятью ког­тя­ми, выныр­нув­шая из-под зем­ли, что­бы удер­жать меня и раз­да­вить. Когда я пре­кра­щал думать о лапе, мне каза­лось, буд­то это был сам Еги­пет. Я то видел собы­тия преды­ду­щих недель, то чув­ство­вал себя тон­ко и ковар­но вовле­чен­ным в адские кол­дов­ские сети древ­не­го Нила разу­мом, кото­рый уже был в Егип­те до появ­ле­ния здесь чело­ве­ка и оста­нет­ся после того, как он исчез­нет.

Я почув­ство­вал дикий ужас еги­пет­ской антич­но­сти и рас­крыл жут­кий союз, кото­рый она уста­но­ви­ла веч­ность назад с моги­ла­ми и хра­ма­ми мерт­ве­цов. Я видел при­зрач­ные про­цес­сии жре­цов с бычьи­ми, соко­ли­ны­ми, коша­чьи­ми, иби­со­вы­ми голо­ва­ми, иду­щие нескон­ча­е­мой вере­ни­цей в под­зем­ных лаби­рин­тах и гигант­ских про­пи­ле­ях, в срав­не­нии с кото­ры­ми чело­век не более, чем насе­ко­мое, и даря­щие бес­ко­неч­ные жерт­во­при­но­ше­ния неопи­су­е­мым богам. Камен­ные колос­сы шага­ли в бес­ко­неч­ной ночи и вели за собой орды ухмы­ля­ю­щих­ся сфинк­сов до бере­гов тем­ных рек со сто­я­чей водой. И за всем этим я ощу­щал невы­ра­зи­мое недоб­ро­же­ла­тель­ство при­ми­тив­ной некро­ман­тии, чер­ной и аморф­ной, жад­но ищу­щей меня ощу­пью в тем­но­те, что­бы пода­вить во мне разум, кото­рый осме­лил­ся ей про­ти­во­сто­ять. В моем спя­щем моз­гу сфор­ми­ро­ва­лась кар­ти­на нена­ви­сти и зло­ве­ще­го пре­сле­до­ва­ния. Я ощу­тил чер­ную душу Егип­та, ука­зы­ва­ю­ще­го на меня и зову­ще­го меня неслыш­ным шепо­том в древ­ние ката­ком­бы фара­о­нов. Затем неяс­ные обра­зы ста­ли при­ни­мать чело­ве­че­ские обли­ки, и я уви­дел мое­го гида Абду­ла Рей­са в коро­лев­ской туни­ке с отвра­ти­тель­ной ухмыл­кой Сфинк­са и понял, что его чер­ты были чер­та­ми лица Хефре­на Вели­ко­го. Я смот­рел на худую и холод­ную руку Хефре­на, руку, кото­рую я уже видел у дио­ри­то­вой ста­туи в Каир­ском музее. Я уди­вил­ся и чуть не закри­чал, узнав руку Абду­ла Рей­са. Эта рука! Это объ­я­тие и холод сар­ко­фа­га! Смер­тель­ный лед древ­не­го Егип­та, Егип­та клад­бищ и ночей… Эта жел­тая лапа… Стран­ный шепот по пово­ду Хефре­на. В этот момент я начал про­буж­дать­ся или по край­ней мере выхо­дить из кома­тоз­но­го состо­я­ния, в кото­ром нахо­дил­ся. Я вспом­нил бой на вер­шине пира­ми­ды, пре­да­тель­ство беду­и­нов, их напа­де­ние, мой ужас­ный спуск на кон­це верев­ки в ска­ли­стые без­дон­ные глу­би­ны, мое бес­смыс­лен­ное, голо­во­кру­жи­тель­ное погру­же­ние в ледя­ное про­стран­ство с затх­лым запа­хом гни­е­ния. Я почув­ство­вал себя лежа­щим на сыром камен­ном полу, верев­ки глу­бо­ко впи­лись в мое тело. Было холод­но, и мне пока­за­лось, что надо мной дует лег­кий ветер. Уши­бы и поре­зы об ост­рые края сте­нок колод­ца застав­ля­ли меня жесто­ко стра­дать, а вете­рок еще боль­ше уси­ли­вал боль. Малей­шее дви­же­ние достав­ля­ло мне невы­но­си­мые муки. Повер­нув­шись, я почув­ство­вал, что верев­ка, на кото­рой меня спу­сти­ли, оста­ва­лась натя­ну­той. У меня не было ни малей­ше­го пред­став­ле­ния о глу­бине, на кото­рой я нахо­дил­ся. Я знал, что тем­но­та, окру­жав­шая меня, была кро­меш­ной или почти тако­вой, ведь ни еди­ный луч­све­та не про­ни­кал под под­вяз­ку, закры­ва­ю­щую мне гла­за. Каза­лось, буд­то я стою сре­ди огром­но­го про­стран­ства, веро­ят­но в под­зем­ной часовне Хефре­на Ста­ро­го, в хра­ме Сфинк­са. А может это был внут­рен­ний кори­дор, кото­рый гиды не пока­за­ли мне во вре­мя утрен­не­го посе­ще­ния, и отку­да я мог бы лег­ко выбрать­ся, если бы уда­лось най­ти доро­гу к зако­ло­чен­но­му вхо­ду. Это было бы труд­ной зада­чей, но все же не труд­нее тех, что я уже решал.

На пер­вом эта­пе сле­до­ва­ло осво­бо­дить­ся от свя­зы­вав­ших меня пут, повяз­ки и кля­па. Я знал, что это была посиль­ная рабо­та, ведь зна­то­ки более искус­ные, неже­ли ара­бы, пытав­ши­е­ся свя­зать мои руки и ноги самы­ми раз­лич­ны­ми спо­со­ба­ми, ни разу не смог­ли поста­вить меня в тупик — зна­ния и опыт все­гда выру­ча­ли. Затем мне в голо­ву при­шла мысль, что ара­бы могут дожи­дать­ся у вхо­да, что­бы набро­сить­ся на меня, если заме­тят мою удач­ную попыт­ку выпу­тать­ся из верев­ки. Есте­ствен­но, все это мог­ло быть при усло­вии, что местом мое­го заклю­че­ния явля­ет­ся храм Сфинк­са Хефре­на. Отвер­стие в потол­ке не долж­но в этом слу­чае нахо­дить­ся дале­ко от вхо­да. Прав­да, во вре­мя мое­го днев­но­го визи­та я не видел ника­ко­го отвер­стия, но знал, что сре­ди пес­ков его мож­но было про­сто не заме­тить.

Раз­мыш­ляя над все этим, лежа обес­си­лен­ный и свя­зан­ный на камен­ном полу, я почти забыл весь ужас мое­го спус­ка и шок, став­ший при­чи­ной комы, в кото­рой недав­но нахо­дил­ся. У меня была лишь одна мысль пере­хит­рить ара­бов. Итак, я решил изба­вить­ся от пут как мож­но быст­рее, ста­ра­ясь не дер­гать за верев­ку, что сра­зу же выда­ло бы мои уси­лия. Но при­нять такое реше­ние было про­ще, неже­ли его выпол­нить. Несколь­ко пред­ва­ри­тель­ных попы­ток пока­за­ли мне, что сде­лать это без опре­де­лен­ных рез­ких дви­же­ний невоз­мож­но. Мои дей­ствия при­влек­ли вни­ма­ние беду­и­нов, и я почув­ство­вал, как моток верев­ки упал на меня. Оче­вид­но, они заме­ти­ли мою попыт­ку осво­бо­дить­ся и уро­ни­ли конец верев­ки, спе­ша, воз­мож­но, к веро­ят­но­му вхо­ду в храм, что­бы там под­ло под­сте­речь меня. Но вско­ре эта мысль исчез­ла, и чув­ство пер­во­быт­но­го сверхъ­есте­ствен­но­го стра­ха охва­ти­ло меня, нарас­тая по мере того, как я выра­ба­ты­вал свой план.

Я уже ска­зал, что верев­ка обру­ши­лась на меня. Теперь же она про­дол­жа­ла скап­ли­вать­ся непо­нят­ным обра­зом. Пень­ко­вая лави­на напо­ло­ви­ну погреб­ла меня под собой. Вско­ре я был пол­но­стью зава­лен и начал зады­хать­ся, а верев­ка все про­дол­жа­ла падать. Мое созна­ние вновь пому­ти­лось, я тщет­но попро­бо­вал сопро­тив­лять­ся. Ни мои муче­ния, выхо­див­шие за пре­де­лы чело­ве­че­ских воз­мож­но­стей, ни жизнь и дыха­ние, мед­лен­но поки­да­ю­щее меня, не тре­во­жи­ли меня так, как жела­ние понять, что же озна­ча­ла эта сверхъ­есте­ствен­ная дли­на верев­ки. Я нахо­дил­ся, конеч­но же, на огром­ной глу­бине. Без­оруж­ный, изму­чен­ный я лежал в безы­мян­ном под­зе­ме­лье в цен­тре пла­не­ты. Вто­рич­но я погру­зил­ся в мило­серд­ное забве­ние. Когда я гово­рю “забве­ние”, это вовсе не озна­ча­ет отсут­ствие снов. Напро­тив, страш­ные виде­ния пре­сле­до­ва­ли меня. Гос­по­ди! Если бы я толь­ко не читал столь­ко вещей по егип­то­ло­гии до сво­е­го при­ез­да в эту стра­ну, источ­ник тай­ны и стра­ха!

Вто­рой при­ступ забы­тья сно­ва напол­нил мой спя­щий мозг ужа­са­ю­щи­ми сек­ре­та­ми древ­ней стра­ны. Слу­чай­но ли, но мои мыс­ли вер­те­лись вокруг древ­них поня­тий мерт­вых, их пре­бы­ва­ний в душе и теле по ту сто­ро­ну таин­ствен­ных могил, казав­ших­ся ско­рее дома­ми, неже­ли места­ми для погре­бе­ния. Во сне я вспом­нил осо­бен­но слож­ное соору­же­ние еги­пет­ских гроб­ниц и те исклю­чи­тель­но стран­ные док­три­ны, кото­рые ока­зы­ва­ли глав­ное вли­я­ние на их кон­струк­цию. Лишь смерть и души умер­ших цари­ли в этих хра­мах.

Егип­тяне вери­ли в вос­кре­се­ние тела и с осо­бой тща­тель­но­стью баль­за­ми­ро­ва­ли его, сохра­няя жиз­нен­но необ­хо­ди­мые чело­ве­че­ские орга­ны в гер­ме­тич­но закры­тых гли­ня­ных горш­ках. Они рав­но вери­ли в два дру­гих эле­мен­та: душу, кото­рая после суда Оси­ри­са сели­лась в стране Элу­сов, и тем­ную и зло­ве­щую Ка или осно­ву жиз­ни, блуж­да­ю­щую во внут­рен­нем и внеш­нем мире и тре­бу­ю­щую вре­мя от вре­ме­ни досту­па к хра­ня­щим­ся телам, что­бы потреб­лять еду, при­не­сен­ную жре­ца­ми и род­ствен­ни­ка­ми в погре­баль­ную часов­ню, и ино­гда — как об этом гово­ри­ли шепо­том — что­бы уно­сить тела или их дере­вян­ные копии, похо­ро­нен­ные здесь же, для испол­не­ния опас­ных и осо­бен­но оттал­ки­ва­ю­щих обря­дов. В тече­ние тыся­че­ле­тий эти тела хра­ни­лись здесь вели­ко­леп­но скры­тые, с остек­ле­нев­ши­ми гла­за­ми, смот­ря­щи­ми в пото­лок, в ожи­да­нии дня, когда Оси­ри­су угод­но будет соеди­нить вме­сте Ка и душу и про­во­дить несги­ба­е­мые леги­о­ны мерт­ве­цов из позем­но­го цар­ства сна. Это было бы слав­ное вос­кре­ше­ние, но души не были избра­ны, а все моги­лы были пору­га­ны. Все это мог­ло вызвать страш­ные ано­ма­лии. Даже сего­дня ара­бы тихонь­ко гово­ри­ли о неосвя­щен­ных собра­ни­ях и непри­стой­ных куль­тах в поте­рян­ных без­днах, кото­рые могут посе­щать лишь без­душ­ные мумии, да неви­ди­мая кры­ла­тая Ка.

Наи­бо­лее леде­ня­щие душу леген­ды явля­ют­ся и самы­ми извра­щен­ны­ми. В них речь идет о муми­ях, в кото­рых искус­ствен­но соеди­ни­ли туло­ви­ще и чело­ве­че­ские чле­ны с голо­ва­ми живот­ных на манер древ­них божеств. Во все эпо­хи еги­пет­ской исто­рии свя­щен­ные живот­ные баль­за­ми­ро­ва­лись таким обра­зом, что­бы быки, коты, иби­сы, муд­рые кро­ко­ди­лы мог­ли одна­жды воз­вра­тить­ся в пол­ной сла­ве. Но лишь в пери­од упад­ка, когда у них не было прав и пре­иму­ществ Ка, егип­тяне соеди­ня­ли в одном суще­стве чело­ве­ка и живот­но­го. О том, что про­изо­шло с эти­ми состав­ны­ми муми­я­ми не гово­рят, во вся­ком слу­чае, пуб­лич­но, но вер­но и то, что ни одно­му егип­то­ло­гу не уда­лось еще их най­ти. Слу­хи, пущен­ные ара­ба­ми, неве­ро­ят­ны и не могут серьез­но при­ни­мать­ся во вни­ма­ние. Они гово­рят даже, буд­то ста­рый Хефрен

Сфинкс вто­рой пира­ми­ды и откры­то­го хра­ма — живет в глу­би­нах зем­ли, взяв себе в жены Нито­крис, цари­цу-вам­пи­ра, и цар­ству­ет над муми­я­ми. Итак, мои сны были о Хефрене, его супру­ге и армии стран­ных мерт­вых гибри­дов. Поэто­му я рад, что точ­ное содер­жа­ние виден­но­го мною не сохра­ни­лось пол­но­стью. Мое самое страш­ное виде­ние было свя­за­но с вопро­сом, кото­рый я зада­вал себе преды­ду­щим днем, гля­дя на зага­доч­ную скульп­ту­ру в пустыне. Я спра­ши­вал себя, в какой неве­до­мой глу­бине воз­вы­ша­ю­щий­ся в сто­роне храм, дол­жен быть тай­но свя­зан с ней. Этот вопрос и про­стой и неумест­ный, обре­тал в моем сне зна­чи­тель­ность, при­дав­шую ему харак­тер неисто­во­го и беше­но­го нава­жде­ния. Какую ненор­маль­ную и оттал­ки­ва­ю­щую ано­ма­лию пред­став­лял Сфинкс вна­ча­ле?

Мое вто­рое про­буж­де­ние, если его мож­но было так назвать, озна­ме­но­ва­лось глу­бо­ким стра­хом. К тому же моя жизнь была напол­не­на при­клю­че­ни­я­ми боль­ше, неже­ли суще­ство­ва­ние всех смерт­ных. Вы помни­те, что я поте­рял созна­ние под лави­ной верев­ки, дли­на кото­рой ука­зы­ва­ла на ужа­са­ю­щую глу­би­ну мое­го погру­же­ния. Сей­час, при­дя в себя, я не чув­ство­вал боль­ше веса давя­щей и опу­тав­шей меня верев­ки, но созна­вал, что оста­юсь сле­пым и с кля­пом во рту. Кто-то пол­но­стью убрал мот­ки пень­ки, под кото­ры­ми я зады­хал­ся. Пони­ма­ние это­го при­шло ко мне посте­пен­но, и я поду­мал, что мог бы сно­ва поте­рять созна­ние, если бы к это­му момен­ту не достиг того эмо­ци­о­наль­но­го изну­ре­ния, когда страх стал мне без­раз­ли­чен. Я был один… Но с кем?

Преж­де чем я сно­ва начал мучить себя вопро­са­ми и зано­во пытать­ся осво­бо­дить­ся, мне ста­ло оче­вид­ным и дру­гое. Боль, кото­рую я испы­ты­вал, бук­валь­но раз­ди­ра­ла мне руки и ноги, и у меня созда­лось впе­чат­ле­ние, буд­то я покрыт боль­шим коли­че­ством засох­шей кро­ви, чем поте­рял. Моя грудь, каза­лось, была покры­та сот­ней ран, как если бы огром­ный жесто­кий ибис дол­бил меня сво­им клю­вом. Несо­мнен­но, что сила, убрав­шая верев­ку, была враж­деб­ной. Начав нано­сить мне раны, она долж­на была поче­му-то оста­но­вить­ся. И все же мои ощу­ще­ния были пол­но­стью про­ти­во­по­лож­ны тем, кото­рые сле­до­ва­ло бы ожи­дать: вме­сто того, что­бы окон­ча­тель­но поте­рять надеж­ду, я почув­ство­вал себя гото­вым к дей­ствию. Сей­час я был уве­рен, что силы зла при­ни­ма­ют физи­че­ский облик, и бес­страш­ный чело­век может сра­жать­ся с ними на рав­ных.

Обод­рен­ный этой мыс­лью, я начал стас­ки­вать верев­ки, исполь­зуя для это­го сно­ров­ку, кото­рую так часто демон­стри­ро­вал в све­те юпи­те­ров под апло­дис­мен­ты тол­пы. Тон­кие нюан­сы это­го про­цес­са нача­ли воз­вра­щать­ся ко мне. Я поду­мал, что весь этот ужас был про­сто гал­лю­ци­на­ци­ей и что нико­гда не суще­ство­ва­ло страш­но­го отвер­стия, этой без­дон­ной про­па­сти и нескон­ча­е­мой пень­ки. И все же был ли я дей­стви­тель­но в хра­ме Хефре­на перед Сфинк­сом, и не про­ник­ли ли сюда тай­ком ара­бы, что­бы мучать меня, лежа­ще­го без защи­ты? Если бы толь­ко мне уда­лось под­нять­ся, осво­бо­дить­ся от тер­зав­ших меня пут и кля­па! С откры­ты­ми гла­за­ми, улав­ли­ва­ю­щи­ми малей­ший свет, я бы с радо­стью сра­зил­ся с веро­лом­ны­ми вра­га­ми. Не могу точ­но ска­зать, сколь­ко вре­ме­ни мне пона­до­би­лось, что­бы сбро­сить с себя верев­ку, воз­мож­но, боль­ше, чем по моим пред­став­ле­ни­ям, ведь я был ранен и обес­си­лен. Окон­ча­тель­но осво­бо­див­шись и вдох­нув, нако­нец, пол­ной гру­дью ледя­ной, сырой и затх­лый воз­дух, я почув­ство­вал, что слиш­ком изну­рен, что­бы дей­ство­вать немед­лен­но. Я остал­ся лежать, пыта­ясь вытя­нуть мое скрю­чен­ное, ока­ме­нев­шее тело, и напря­гал зре­ние, стре­мясь немно­го сори­ен­ти­ро­вать­ся. Мало-пома­лу силы и гиб­кость вер­ну­лись ко мне, но гла­за по-преж­не­му ниче­го не мог­ли раз­ли­чить. Стоя на коле­нях, я тщет­но ощу­пы­вал зем­лю и ози­рал­ся вокруг себя, но встре­чал лишь тем­но­ту, столь же глу­бо­кую, как если бы повяз­ка все еще оста­ва­лась у меня на гла­зах. Я поше­ве­лил нога­ми, покры­ты­ми засох­шей кро­вью под лох­мо­тья­ми брюк, и почув­ство­вал, что могу идти, но был в нере­ши­тель­но­сти отно­си­тель­но направ­ле­ния поис­ков я не мог дви­гать­ся наугад и под­вер­гать себя рис­ку уда­лить­ся от отвер­стия, кото­рое искал. Вот поче­му я попро­бо­вал опре­де­лить, отку­да шел холод­ный и зло­вон­ный воз­дух, и пред­по­ло­жив, что место, отку­да он исхо­дил, было воз­мож­ным вхо­дом в эту про­пасть, стал про­дви­гать­ся в этом направ­ле­нии. В этот вечер у меня был с собой коро­бок спи­чек и даже элек­три­че­ская лам­па, но конеч­но же, сей­час кар­ма­ны моей порван­ной одеж­ды были пусты.

Я осто­рож­но шел в тем­но­те до тех пор, пока не раз­ли­чил ощу­ти­мое, отвра­ти­тель­ное испа­ре­ние, иду­щее из неко­то­рой дыры, подоб­но дыму из кув­ши­на джи­на в восточ­ной сказ­ке. Восток… Еги­пет… Дей­стви­тель­но, эта чер­ная колы­бель циви­ли­за­ции все­гда была источ­ни­ком страш­ных и неве­ро­ят­ных чудес.

Чем боль­ше я раз­мыш­лял о при­ро­де под­зем­но­го вет­ра, тем силь­нее рос­ло мое бес­по­кой­ство, ведь я искал его источ­ник, а теперь с оче­вид­но­стью заме­тил, что это зло­вон­ное испа­ре­ние не име­ет ниче­го обще­го с чистым воз­ду­хом Ливий­ской пусты­ни. Ну что же зна­чит я шел в невер­ном направ­ле­нии.

После секунд­но­го коле­ба­ния я решил не воз­вра­щать­ся назад. Если я уда­люсь от пото­ка воз­ду­ха, то не смо­гу боль­ше ори­ен­ти­ро­вать­ся здесь, ведь камен­ный пол не имел чет­ко­го релье­фа. Если же я буду дви­гать­ся по направ­ле­нию это­го стран­но­го пото­ка, то без сомне­ния добе­русь до како­го- нибудь отвер­стия, отку­да может быть, обо­гнув сте­ны, смо­гу дой­ти до про­ти­во­по­лож­но­го кон­ца гигант­ской пеще­ры, в кото­рой невоз­мож­но ори­ен­ти­ро­вать­ся. Я отлич­но пони­мал, что могу потер­петь неуда­чу. Мне каза­лось, что я нахо­жусь в неиз­вест­ной тури­стам части хра­ма Хефре­на, о кото­рой архео­ло­ги так­же ниче­го не зна­ют. Лишь под­лым ара­бам, захва­тив­шим меня, было извест­но о ее суще­ство­ва­нии. Но в таком слу­чае суще­ство­вал ли выход к дру­гим частям хра­ма и далее, к сво­бо­де? Какие дока­за­тель­ства были у меня, что это дей­стви­тель­но был храм? На несколь­ко секунд самые сума­сшед­шие мыс­ли ворва­лись в мою голо­ву, и я поду­мал о живом сме­ше­нии ощу­ще­ний, моем спус­ке, верев­ке, моих ранах и снах. Было ли это кон­цом мое­го суще­ство­ва­ния, послед­ним мгно­ве­ни­ем жиз­ни? Я не мог отве­тить на эти вопро­сы, но про­дол­жал зада­вать их себе до тех пор, пока судь­ба в тре­тий раз не погру­зи­ла меня в забве­ние.

На этот раз снов не было, так как шок был вне­зап­ным, и у меня не оста­ва­лось вре­ме­ни для раз­мыш­ле­ний. Неожи­дан­но спо­ткнув­шись о сту­пень­ку в месте, где поток отвра­ти­тель­но­го воз­ду­ха стал осо­бен­но силь­ным, я упал и уда­рил­ся голо­вой. Эта сту­пень­ка была нача­лом огром­ной камен­ной лест­ни­цы в без­дне стра­ха.

Тем, что я выжил, я обя­зан чудес­но­му сопро­тив­ле­нию чело­ве­че­ско­го орга­низ­ма. Часто, когда я опять вспо­ми­наю об этой ночи, слу­чив­ши­е­ся три обмо­ро­ка кажут­ся мне немно­го комич­ны­ми, напо­ми­на­ю­щи­ми мело­дра­ма­ти­че­ские ситу­а­ции кино­филь­мов той эпо­хи. Воз­мож­но эти три собы­тия моих под­зем­ных пери­пе­тий были ничем иным, как непре­рыв­ной цепоч­кой мыс­лей начав­шей­ся во вре­мя мое­го спус­ка в про­пасть и пре­кра­тив­шей­ся лишь после того, как я вздох­нул успо­ка­и­ва­ю­щий све­жий ветер сво­бо­ды, лежа на пес­ке Гизы, у под­но­жия огром­но­го Сфинк­са. Я пред­по­чел пове­рить в это послед­нее объ­яс­не­ние и был рад сооб­щить поли­ции, что барьер, закры­ва­ю­щий храм Хефре­на, най­ден мною повре­жден­ным и что суще­ству­ет боль­шое отвер­стие на поверх­но­сти пла­то. Я так­же удо­воль­ство­вал­ся заяв­ле­ни­ем вра­чей о том, что при­чи­ной моих ран были похи­ще­ние, моя борь­ба за осво­бож­де­ние и испы­та­ния, кото­рые я пере­нес. Очень успо­ко­и­тель­ный диа­гноз. И все-таки я знаю, что со мной про­изо­шло нечто труд­но объ­яс­ни­мое. Это необыч­ное паде­ние оста­ви­ло во мне слиш­ком живой след, что­бы мож­но было отри­цать его, и стран­но, что нико­му затем не уда­лось най­ти чело­ве­ка, похо­же­го по опи­са­нию на Абду­ла Рей­са Эль-Дрог­м­эна, гида с загроб­ным голо­сом и улыб­кой фара­о­на Хефре­на.

Одна­ко я отвлек­ся от сво­е­го повест­во­ва­ния, тщет­но наде­ясь избе­жать изло­же­ния финаль­но­го эпи­зо­да, собы­тия, быв­ше­го без сомне­ния, гал­лю­ци­на­ци­ей. Но я соби­рал­ся рас­ска­зать о нем и выпол­ню свое обе­ща­ние. При­дя в себя после паде­ния с лест­ни­цы, я ощу­тил вокруг такую же тем­но­ту, как и рань­ше. Тош­но­твор­ный запах стал уду­ша­ю­щим, но мне почти уда­лось к нему при­вык­нуть и стой­ко пере­но­сить его. Ниче­го не видя, я пополз туда, отку­да исхо­ди­ло зло­во­ние. Мои окро­вав­лен­ные руки шле­па­ли по огром­ным пли­там гигант­ской мосто­вой. Голо­вой я наткнул­ся на что-то твер­дое и, ощу­пав, сооб­ра­зил, что это под­но­жие колон­ны неве­ро­ят­ной высо­ты. Ее поверх­ность была покры­та гигант­ски­ми иеро­гли­фа­ми, кото­рые мои паль­цы лег­ко рас­по­зна­ли. Про­дол­жая полз­ти, я обна­ру­жил и дру­гие огром­ные колон­ны.

Вне­зап­но мое вни­ма­ние при­влек­ло нечто, что уло­вил мой слух, хотя я еще и не пол­но­стью при­шел в себя: из глу­би­ны зем­ли шли чет­кие и рит­мич­ные зву­ки, не похо­жие ни на что, слы­шан­ное мною ранее. Инту­и­тив­но я чув­ство­вал, что они очень древ­ние. Их про­из­во­ди­ла груп­па инстру­мен­тов, кото­рые мои зна­ния егип­то­ло­гии поз­во­ли­ли мне рас­по­знать: флей­та, сам­бук, сист­ра, бара­бан. Ритм этой музы­ки вызвал у меня чув­ство стра­ха, более силь­но­го, неже­ли ужас все­го мира, ужас, порож­дав­ший во мне жалость к нашей пла­не­те. Звук уси­ли­вал­ся и, каза­лось, при­бли­жал­ся. Я молил всех богов Все­лен­ной помочь мне боль­ше нико­гда его не услы­шать. Я уже раз­ли­чал шар­ка­нье мно­го­чис­лен­ных ног дви­жу­щих­ся существ. Ужас­ным было то, что эта поступь не похо­ди­ла ни на что дру­гое. Что­бы идти столь чет­ко, шаг в шаг, эти мон­стры, появ­ля­ю­щи­е­ся из глу­бин зем­ли, долж­ны были тре­ни­ро­вать­ся тыся­чи лет. Хро­ма­ю­щие, позвя­ки­ва­ю­щие, под­вы­ва­ю­щие, они заста­ви­ли меня дро­жать от стра­ха. Я молил бога изба­вить мою память от араб­ских легенд: без­душ­ные мумии.., встре­чи с блуж­да­ю­щей Ка.., труп­пы­ги­бри­ды под пред­во­ди­тель­ством царя Хефре­на и его супру­ги-вам­пи­ра Нито­крис…

Шаги при­бли­жа­лись — да убе­ре­жет меня небо от зву­ка этих ног, лап, сабо и каб­лу­ков — и зву­ча­ли очень отчет­ли­во на огром­ных пли­тах.

Вспыш­ка сверк­ну­ла в смрад­ной тем­но­те, и я спря­тал­ся за мас­сив­ной колон­ной, что­бы хоть на мгно­ве­нье не видеть при­бли­жа­ю­ще­го­ся ко мне шествия, этих ног, несу­щих на себе жут­ких мон­стров. Вспыш­ки мно­жи­лись, а ритм шагов ста­но­вил­ся оглу­ша­ю­щим. В дро­жа­щем оран­же­вом све­те про­хо­ди­ла цере­мо­ния, вну­шав­шая столь­ко ува­же­ния, что я — и это уди­ви­тель­но — забыл свой страх и отвра­ще­ние. Осно­ва­ния колонн, столь гигант­ских, что Эйфе­ле­ва баш­ня каза­лась кро­шеч­ной по срав­не­нию с ними, были покры­ты иеро­гли­фа­ми, высе­чен­ны­ми демо­ни­че­ской рукой в пеще­рах, где днев­ной свет оста­вал­ся лишь дале­ким и немыс­ли­мым вос­по­ми­на­ни­ем. Я не смот­рел на иду­щих мон­стров. Я при­нял это отча­ян­ное реше­ние, слы­ша хруст их суста­вов и шум­ное вды­ха­ние азо­ти­сто­го воз­ду­ха, и рад был , что они еще не раз­го­ва­ри­ва­ли. Но боже мой! Какие немыс­ли­мые тени отбра­сы­ва­ли их фона­ри на поверх­ность гигант­ских колонн!

У гип­по­по­та­мов не долж­но быть чело­ве­че­ских рук, и они не могут нести фона­ри… У людей не долж­но быть кро­ко­ди­льих голов! Я про­бо­вал отвер­нуть голо­ву, но тени, шум, вонь цари­ли вез­де. Потом я вспом­нил, как в дет­стве, будучи маль­чи­ком, что­бы не испу­гать­ся кош­ма­ра, повто­рял про себя! “Это сон”. Но сей­час подоб­ный спо­соб был бес­по­лез­ным. Мне оста­ва­лось лишь закрыть гла­за и молить­ся. Я спра­ши­вал себя, выбе­русь ли когда-нибудь отсю­да, и вре­мя от вре­ме­ни откры­вал гла­за, пыта­ясь раз­гля­деть что-нибудь еще, кро­ме огром­ных колонн и жут­ких теней. Свет фона­рей, кото­рых ста­но­ви­лось все боль­ше, уси­ли­вал­ся, и если бы толь­ко это место не было столь откры­тым, я не замед­лил бы дви­нуть­ся по сво­е­му ори­ен­ти­ру. Но мне при­шлось сно­ва закрыть гла­за, так как я отда­вал себе отчет в коли­че­стве собрав­ших­ся здесь существ и еще пото­му, что заме­тил без­но­гое созда­ние, тор­же­ствен­но про­дви­га­ю­ще­е­ся впе­ред. Урча­ние тру­пов, шепот мерт­ве­цов запол­ня­ли атмо­сфе­ру, отрав­лен­ную пара­ми неф­ти и биту­ма. Перед мои­ми полу­от­кры­ты­ми гла­за­ми смут­но пред­ста­ла сце­на, кото­рое ни одно чело­ве­че­ское суще­ство не мог­ло бы себе вооб­ра­зить, что­бы не уме­реть затем от стра­ха. Суще­ства цере­мо­ни­аль­но шли в направ­ле­нии пото­ка воз­ду­ха, и свет их фона­рей осве­щал скло­нен­ные голо­вы тех, у кого они были. Тол­па пала ниц перед зия­ю­щей огром­ной дырой. С боков, под пря­мым углом к ней тяну­лись гигант­ские лест­ни­цы. Без сомне­ния, я упал с одной из них. Раз­ме­ры дыры или вхо­да были про­пор­ци­о­наль­ны колон­нам и обыч­ный дом лег­ко мог прой­ти сквозь него. Суще­ства бро­са­ли к этой широ­кой две­ри какие-то пред­ме­ты, оче­вид­но, жерт­во­при­но­ше­ния и дары. Хефрен был их царем, Хефрен, укра­шен­ный золо­том, с сар­до­ни­че­ской улыб­кой. Или то был Абдул Рейс, моно­тон­но гну­са­вив­ший закли­на­ния? С боку от него на коле­нях сто­я­ла кра­са­ви­ца Нито­крис; на несколь­ко мгно­ве­ний мне уда­лось уви­деть ее про­филь, и я заме­тил, что пра­вая часть ее лица была объ­еде­на кры­са­ми или вам­пи­ра­ми. По раз­ма­ху куль­та я пред­по­ло­жил, что боже­ство, скры­ва­ю­ще­е­ся там, в глу­бине, долж­но быть очень могу­ще­ствен­ным. Был ли это Оси­рис, Изис, Хорус, Аму­бис, или какой-либо неиз­вест­ный бог? Суще­ству­ет леген­да, соглас­но кото­рой алта­ри и гигант­ские мону­мен­ты воз­дви­га­лись в Небы­тии еще до того, как ста­ли почи­тать уже при­знан­ных богов. Гля­дя на совер­ша­ю­щих замо­гиль­ный культ суще­ства, я не пере­ста­вал думать о бег­стве. Место, где я пря­тал­ся, скры­вал густой мрак. В то вре­мя, пока эта кош­мар­ная тол­па билась в экс­та­зе, мне необ­хо­ди­мо было про­скольз­нуть к одной из лест­ниц. Дове­рив­шись судь­бе и сво­ей сно­ров­ке, я попро­бо­вал это сде­лать. Я абсо­лют­но не знал, куда попа­ду, но нахо­дил все же смеш­ным свое жела­ние вырвать­ся из того, что счи­тал сном. Был ли я в зате­рян­ном цар­стве хра­ма Хефре­на, месте, кото­рое века­ми назы­ва­ли хра­мом Сфинк­са? Но я решил не стро­ить пред­по­ло­же­ний, а выбрать­ся на сво­бо­ду, если мои ум и тело поз­во­лят мне сде­лать это. Полз­ком я начал про­би­рать­ся к левой лест­ни­це, счи­тая ее более дости­жи­мой. Невоз­мож­но опи­сать ощу­ще­ния, испы­тан­ные мной на этом пути, их мож­но лишь вооб­ра­зить, если пом­нить, что мне необ­хо­ди­мо было посто­ян­но сле­дить за све­том фона­рей. Меня не долж­ны были застать врас­плох. Ниж­няя часть лест­ни­цы, как я уже гово­рил, была погру­же­на во мрак, а сама она голо­во­кру­жи­тель­но под­ни­ма­лась над гигант­ским вхо­дом. Я уже доста­точ­но уда­лил­ся от свер­ка­ю­щей орды мон­стров, чей спек­такль, несмот­ря на раз­де­ляв­шее нас рас­сто­я­ние, застав­лял кровь стыть в моих жилах. Нако­нец, я достиг сту­пе­ней и начал под­ни­мать­ся по огром­ной, сло­жен­ной из боль­ших пор­фи­ро­вых бло­ков лест­ни­це, ста­ра­ясь дер­жать­ся как мож­но бли­же к стене. Мон­стры были слиш­ком заня­ты сво­ей литур­ги­ей, что­бы обра­тить на меня вни­ма­ние. Страх быть уви­ден­ным и боль, кото­рая с новой силой тер­за­ла меня, были мои­ми един­ствен­ны­ми ощу­ще­ни­я­ми во вре­мя это­го тяже­ло­го неза­бы­ва­е­мо­го подъ­ема. Во мне жило жела­ние, добрав­шись до вер­ши­ны лест­ни­цы, про­дол­жать караб­кать­ся по любым сту­пень­кам, кото­рые, воз­мож­но, попа­дут­ся мне на пути. Я даже не хотел оста­нав­ли­вать­ся, что­бы взгля­нуть послед­ний раз на этих, сто­я­щих на коле­нях в трид­ца­ти мет­рах от меня мер­зост­ных существ.

Но вне­зап­но буль­ка­ю­щая речь ста­ла оглу­ша­ю­щей, и я, почти достиг­ший вер­ши­ны лест­ни­цы, вынуж­ден был огля­нуть­ся, что­бы вни­ма­тель­но вгля­деть­ся в про­ис­хо­дя­щее вни­зу.

Мон­стры при­вет­ство­ва­ли нечто, появив­ше­е­ся из огром­ной зло­вон­ной дыры, что­бы забрать адские дары, бро­шен­ные лич­но для него. Оно пред­став­ля­ло собой тяже­лое, жел­то­ва­тое, воло­са­тое чудо­ви­ще, тря­су­ще­е­ся, слов­но нев­ра­сте­ник. Раз­ме­ром с гип­по­по­та­ма, это суще­ство име­ло доволь­но стран­ную фор­му. У него не было шеи, и пять голов тор­ча­ли над огром­ным цилин­дри­че­ским телом. Пер­вая и послед­няя из них были малень­ки­ми, вто­рая — сред­ней, а тре­тья и чет­вер­тая каза­лись самы­ми боль­ши­ми. Из голов тор­ча­ли необыч­ные щупаль­ца, кото­рые жад­но захва­ты­ва­ли огром­ное коли­че­ство лежа­щей на зем­ле пищи. Вре­мя от вре­ме­ни огром­ный монстр делал ска­чок и скры­вал­ся в сво­ей пеще­ре. Его спо­соб пере­дви­же­ния был столь необы­чен и необъ­яс­ним, что я смот­рел на него почти с вос­хи­ще­ни­ем, желая еще и еще раз уви­деть его пере­ме­ще­ние по про­сти­ра­ю­ще­му­ся подо мной про­стран­ству. Когда он опять вышел из норы, я раз­вер­нул­ся и со всей ско­ро­стью, на кото­рую толь­ко был спо­со­бен, помчал­ся по лест­ни­це, почти на заме­чая сту­пе­ней.

Долж­но быть все это было лишь сном, в про­тив­ном слу­чае рас­свет не застал бы меня лежа­щим на пес­ке Гизы, у под­но­жия огром­ной, осве­ща­е­мой пер­вы­ми луча­ми солн­ца фигу­ры ухмы­ля­ю­ще­го­ся Сфинк­са. Огром­ный Сфинкс! Гос­по­ди! Вопрос, встав­ший пере­до мной преды­ду­щим утром… Какую стран­ную и жут­кую ано­ма­лию дол­жен был пред­став­лять Сфинкс на самом деле? Будь про­кля­то все, что я видел, было ли это сном или явью, все что все­ли­ло в меня ужас, подоб­но­го кото­ро­му я нико­гда не испы­ты­вал: неиз­вест­ное боже­ство мерт­ве­цов, насла­ждав­ше­е­ся гнус­ны­ми под­но­ше­ни­я­ми без­душ­ных существ, кото­рых труд­но себе даже пред­ста­вить нор­маль­но­му чело­ве­ку. Пяти­то­ло­вый монстр… Пяти­го­ло­вый монстр, огром­ный как гип­по­по­там…

Но я выжил и знаю, что это толь­ко лишь сон.