Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с August Derleth

ЗАТАИВШИЙСЯ У ПОРОГА

(The Lurker at the Threshold)
Напи­са­но в 1945 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод С. Тере­мя­зе­вой

////

Часть 1.
БИЛЛИНГТОНСКИЙ ЛЕС 

К севе­ру от Арк­хэ­ма вста­ют мрач­ные, дикие, силь­но зарос­шие лесом хол­мы. Почти по гра­ни­це лес­ной поло­сы к морю течет Мис­ка­то­ник. Пут­ни­ки в этих местах ред­ко отва­жи­ва­ют­ся бро­дить по едва замет­ным тро­пин­кам, веду­щим в чащу и далее через хол­мы, хотя за ними вновь откры­ва­ет­ся ров­ная мест­ность. Прой­дясь по ней, опу­сто­ша­ю­щее вре­мя оста­ви­ло после себя забро­шен­ные дома, в сво­ей отча­ян­ной нище­те так похо­жие друг на дру­га. Гля­дя на здеш­ние зем­ли, труд­но пове­рить в их былое пло­до­ро­дие. Если с вер­ши­ны Эйл­с­бе­ри-Пайк, у под­но­жия кото­рой начи­на­ет­ся Ривер-Стрит, какой- нибудь пут­ник посмот­рит на север и севе­ро-запад, поверх дву­скат­ных крыш город­ка, и даль­ше – на стран­ный уеди­нен­ный посе­лок Дан­вич, что за При­ютом Дина, то ему может пока­зать­ся, что он видит новые зеле­ные посад­ки. На самом же деле это ста­рые дере­вья, до сих пор поче­му-то не похо­ро­нен­ные вре­ме­нем, а, напро­тив, покры­тые све­жей лист­вой. 

Жите­ли Арк­хэ­ма почти пого­лов­но забы­ли ста­ри­ну, забы­ли тем­ные и смут­ные леген­ды, кото­рые лишь самые древ­ние ста­ру­хи бор­мо­та­ли по вече­рам у ками­нов и кото­рые напо­ми­на­ли о вре­ме­ни, когда вовсю про­цве­та­ло кол­дов­ство. Разу­ме­ет­ся, ниче­го тол­ко­во­го из этих неза­мыс­ло­ва­тых исто­рий узнать было нель­зя, имен­но в них лес назы­вал­ся «Бил­линг­тон­ским лесом», а хол­мы – «хол­ма­ми мисте­ра Бил­линг­то­на». О гро­мад­ном доме, воз­вы­шав­шем­ся в глу­бине леса на пре­лест­ном при­гор­ке, гово­ри­ли: «тот, что око­ло баш­ни и камен­но­го коль­ца». Кри­вые ство­лы ста­рых дере­вьев отпу­ги­ва­ли любо­пыт­ных, и даже самые рья­ные люби­те­ли древ­них обы­ча­ев и легенд боя­лись при­бли­жать­ся к дому Бил­линг­то­на. 

Лес наво­дил ужас. Слу­чай­ный про­хо­жий торо­пил­ся прочь, сне­да­е­мый стран­ны­ми, необъ­яс­ни­мы­ми пред­чув­стви­я­ми. Раз­гу­ляв­ше­е­ся вооб­ра­же­ние и напря­жен­ные нер­вы застав­ля­ли его пожа­леть о поки­ну­том род­ном оча­ге. Это про­ис­хо­ди­ло с любым, отку­да бы он ни при­шел – из Арк­хэ­ма, Босто­на или из само­го заху­да­ло­го посел­ка шта­та Мас­са­чу­сетс. «Ста­ро­го Бил­линг­то­на» пом­ни­ли толь­ко ста­ри­ки Арк­хэ­ма, да и тех дав­но не было на све­те. Зва­ли его Элай­джа Бил­линг­тон. Он обос­но­вал­ся здесь как сель­ский эсквайр в нача­ле девят­на­дца­то­го века, посе­лив­шись в доме, где до него жили его дед и пра­дед. Но в пре­клон­ном воз­расте он уда­лил­ся из родо­во­го поме­стья в Англию – в сель­скую мест­ность к югу от Лон­до­на. И с тех пор о нем ниче­го не было слыш­но. Меж­ду тем земель­ные нало­ги исправ­но выпла­чи­ва­лись одной вполне реаль­ной адво­кат­ской фир­мой в Мидл-Тем­пле и это при­да­ва­ло досто­вер­ность леген­де о Ста­ром Бил­линг­тоне. Шли деся­ти­ле­тия. Воз­мож­но, хозя­ин вме­сте со сво­и­ми адво­ка­та­ми и соби­рал­ся когда-нибудь вер­нуть­ся в род­ные пена­ты, но про­хо­ди­ли деся­ти­ле­тия, сын Элай­джи, Лебен, достиг совер­шен­но­ле­тия, сум­мы нало­гов на поки­ну­тое поме­стье про­дол­жа­ли вовре­мя посту­пать в один из нью-йорк­ских бан­ков, а вла­де­ние, по-преж­не­му носив­шее фами­лию Бил­линг­то­на, про­дол­жа­ло пусто­вать. Где-то на пово­ро­те к два­дца­то­му сто­ле­тию до Арк­хэ­ма дошли слу­хи о том, что послед­ний из Бил­линг­то­нов, сын выше­упо­мя­ну­то­го Лебе­на, не оста­вил наслед­ни­ка и теперь род про­дол­жа­ет его дочь, кото­рую зна­ли не по име­ни, но как «мис­сис Деворт». Впро­чем, слу­хи эти не взвол­но­ва­ли оби­та­те­лей Арк­хэ­ма и вско­ре были забы­ты. Да и раз­ве мог­ла какая-то мис­сис Деворт, кото­рую никто в гла­за не видел, затмить дол­гую память о Ста­ром Бил­линг­тоне? 

Осо­бен­но дол­го о нем пом­ни­ли в неко­то­рых ста­рин­ных семьях, в кото­рых под­дер­жи­ва­ли свою исклю­чи­тель­ность кров­ны­ми уза­ми, про­тя­ну­ты­ми через поко­ле­ния. Понят­но, что под тяже­стью столь­ких лет может кануть в небы­тие даже самая зага­доч­ная исто­рия. А ведь в одной из них повест­во­ва­лось о том, что в сумер­ках, а рав­но и по ночам, от леси­стых хол­мов, где неко­гда жил Бил­линг­тон, доно­си­лись какие-то стран­ные зву­ки. Мож­но не сомне­вать­ся, что хозя­ин поме­стья был бы окон­ча­тель­но забыт, если бы не эти зву­ки – если бы ниче­го не про­ис­хо­ди­ло в запрет­ном лесу, сре­ди буй­ной рас­ти­тель­но­сти. Если бы из само­го серд­ца арк­хэм­ской чащи, со сто­ро­ны окру­жен­но­го боло­та­ми дома, весен­ни­ми ноча­ми не доно­си­лись такой писк и ква­ка­нье лягу­шек, что они были слыш­ны на сот­ню миль от Арк­хэ­ма, а летом не под­ни­мал­ся бы над этим местом почти неесте­ствен­ное сия­ние, мер­ца­ю­щие отблес­ки кото­ро­го ложи­лись на низ­ко навис­шие ноч­ные обла­ка. Воз­мож­но, оно исхо­ди­ло от несмет­но­го чис­ла свет­ляч­ков, рас­пло­див­ших­ся здесь наря­ду с раз­ной дру­гой жив­но­стью. Стран­ные зву­ки пре­кра­ти­лись с отъ­ез­дом Элай­джи Бил­линг­то­на. Остал­ся лишь писк лягу­шек да жар от свет­ля­ков, но теперь по ночам, даже вме­сте с хором козо­до­ев, шуму ста­ло зна­чи­тель­но мень­ше. 

И вот одна­жды в мар­те 1921 года до Арк­хэ­ма дошла новость о том, что после столь­ких лет запу­сте­ния боль­шой ста­рый дом вновь ожи­вет. Новость эта вызва­ла все­об­щее любо­пыт­ство. В мест­ной газе­те появи­лось крат­кое сооб­ще­ние о том, что мистер Амброз Деворт ищет помощ­ни­ков для рестав­ра­ции дома Бил­линг­то­на и что пред­ло­же­ния он при­ни­ма­ет лич­но в сво­ем номе­ре оте­ля «Мис­ка­то­ник», кото­рый на самом деле был сту­ден­че­ской гости­ни­цей, выстро­ен­ной в виде каре на зем­ле, при­над­ле­жа­щей Мис­ка­то­ник­ско­му уни­вер­си­те­ту. 

Зага­доч­ный мистер Амброз Деворт ока­зал­ся невы­со­ким муж­чи­ной сред­не­го роста, с яст­ре­би­ным про­фи­лем, до крас­но­ты рыжи­ми воло­са­ми, сквозь кото­рые про­све­чи­ва­ла плешь, ост­рым взгля­дом и плот­но сжа­ты­ми губа­ми. Чрез­вы­чай­но кор­рект­ный, отли­ча­ю­щий­ся свое­об­раз­ным сухо­ва­тым юмо­ром, он про­из­вел бла­го­при­ят­ное впе­чат­ле­ние на наня­тых им рабо­чих. 

Очень ско­ро в Арк­хэме ста­ло извест­но, что Амброз Деворт дей­стви­тель­но явля­ет­ся пря­мым потом­ком Элай­джи Бил­линг­то­на, завер­шив­шим стран­ствия трех поко­ле­ний семьи и воз­на­ме­рив­ший­ся вер­нуть­ся к соб­ствен­но­му родо­во­му гнез­ду. Ему было око­ло пяти­де­ся­ти лет. Сво­е­го един­ствен­но­го сына Деворт поте­рял на войне. Он вер­нул­ся в Аме­ри­ку, что­бы про­ве­сти здесь оста­ток сво­их дней. В Мас­са­чу­сетс он при­был две неде­ли тому назад для осмот­ра сво­их буду­щих вла­де­ний, и уви­ден­ное вполне удо­вле­тво­ри­ло его. Он твер­до решил воз­ро­дить ста­рый дом во всей его былой сла­ве. Прав­да, вско­ре Деворт понял, что ему при­дет­ся рас­про­щать­ся с неко­то­ры­ми сво­и­ми жела­ни­я­ми. Напри­мер, ему не уда­лось про­ве­сти элек­три­че­ское осве­ще­ние – для это­го при­шлось бы пре­одо­леть огром­ные тех­ни­че­ские труд­но­сти, так как бли­жай­шая линия элек­тро­пе­ре­да­чи про­ле­га­ла в несколь­ких милях от леса. Зато уж осталь­ные пунк­ты сво­е­го пла­на Деворт не соби­рал­ся отме­нять даже под угро­зой пол­но­го разо­ре­ния. Всю вес­ну рабо­ты шли пол­ным ходом. Дом был тща­тель­но отре­мон­ти­ро­ван, и к нему про­ло­жи­ли доро­гу, про­дол­жив ее по жела­нию хозя­и­на вглубь леса. Летом мистер Амброз Деворт рас­про­щал­ся с гости­нич­ным номе­ром и офи­ци­аль­но всту­пил во вла­де­ние име­ни­ем, а наня­тые им люди, полу­чив свои чест­но зара­бо­тан­ные день­ги, отпра­ви­лись восво­я­си, пре­ис­пол­нен­ные вос­хи­щен­но­го удив­ле­ния перед домом Ста­ро­го Бил­линг­то­на. В самом деле, там было чем вос­хи­щать­ся: пре­крас­ная ста­рая лест­ни­ца с впе­чат­ля­ю­щей резь­бой, каби­нет высо­той в два эта­жа с гля­дя­щим на запад окном из раз­но­цвет­ных сте­кол, никем не тро­ну­тая за все эти годы биб­лио­те­ка, мно­же­ство про­чих мело­чей, кото­рые мистер Деворт назы­вал гро­мад­ны­ми цен­но­стя­ми в бесе­де с любым, кто раз­де­лял его сим­па­тию к ста­рым вещам. 

В горо­де еще неко­то­рое вре­мя посу­да­чи­ли обо всем этом, а затем опять обра­ти­лись к леген­дар­ной памя­ти о Ста­ром Бил­линг­тоне, кото­рый, как все отме­ти­ли, не был похож внешне на сво­е­го неожи­дан­но объ­явив­ше­го­ся потом­ка. При­по­ми­на­ли исто­рии о зву­ках, кото­рые свя­зы­ва­ли с име­нем Ста­ро­го Бил­линг­то­на, и раз­ные дру­гие леген­ды, пол­ные зло­ве­ще­го смыс­ла, одна­ко, тол­ком никто ниче­го ска­зать не мог, кро­ме раз­ве того, что все эти исто­рии идут из Дан­ви­ча, где оби­та­ют в раз­ной сте­пе­ни разо­рен­ные Уот­ли, Бишо­пы и дру­гие ста­рин­ные семей­ства¹. Дело в том, что и Уот­ли, и Бишо­пы жили в Мас­са­чу­сет­се очень дав­но: их пред­ки посе­ли­лись там задол­го до Ста­ро­го Бил­линг­то­на – того, кто постро­ил пре­сло­ву­тый «боль­шой дом с круг­лым окном», как его назы­ва­ли. Пред­по­ла­га­лось так­же, что пере­ска­зы­ва­е­мые ими исто­рии дошли к ним через мно­гие поко­ле­ния, а, сле­до­ва­тель­но, близ­ки к истине, пусть и не вполне точ­ны. А пото­му инте­рес к Бил­линг­тон­ско­му лесу и к само­му мисте­ру Девор­ту не осла­бе­вал. Амброз Деворт, одна­ко, пре­бы­вал в счаст­ли­вом неве­де­нии отно­си­тель­но измыш­ле­ний и слу­хов, порож­да­е­мых его вне­зап­ным при­ез­дом. Он жил в сво­ем уеди­не­нии и насла­ждал­ся оди­но­че­ством, в кото­ром обре­тал само­го себя. Он задал­ся целью дос­ко­наль­но озна­ко­мить­ся со сво­ей соб­ствен­но­стью, но, по прав­де гово­ря, не знал, с чего начать. 

От сво­ей мате­ри он знал толь­ко, что семья име­ет «неко­то­рую недви­жи­мость» в Мас­са­чу­сет­се, что недви­жи­мость луч­ше не про­да­вать, а сохра­нить за семьей навсе­гда, и даже если что-нибудь и слу­чит­ся с ним и его сыном, она долж­на отой­ти к его бостон­ско­му кузе­ну Сти­ве­ну Бейт­су, кото­ро­го он нико­гда не видел. Кро­ме того, ему были остав­ле­ны запу­тан­ные инструк­ции, кото­рые, оче­вид­но, исхо­ди­ли от Элай­джи Бил­линг­то­на, поки­нув­ше­го свои вла­де­ния и уехав­ше­го в Англию. На эти дирек­ти­вы Амброз Деворт мог вооб­ще не обра­щать вни­ма­ния хотя бы пото­му, что еще не настоль­ко был зна­ком со сво­ей соб­ствен­но­стью, что­бы сле­до­вать им. 

Его про­си­ли, напри­мер, «не пре­ры­вать тече­ние воды у ост­ро­ва», «не бес­по­ко­ить баш­ню», «не умо­лять кам­ни», «не откры­вать дверь, веду­щую в незна­ко­мое вре­мя и место», а так­же «не тро­гать окно с целью изме­нить его», и, одна­жды про­чи­тав их, он уже не мог выки­нуть их из голо­вы. Они зву­ча­ли у него в моз­гу навяз­чи­вой мело­ди­ей и под­спуд­но побуж­да­ли к неуклон­ным, хотя и бес­по­ря­доч­ным поис­кам в доме, в лесу, сре­ди хол­мов и болот. И вот так он открыл, что в его вла­де­нии нахо­дит­ся не толь­ко дом, но очень ста­рая камен­ная баш­ня на одном из ост­ров­ков, неко­гда омы­ва­е­мом бур­ным пото­ком, рву­щим­ся через хол­мы к Мис­ка­то­ни­ку, а теперь весь год, кро­ме весен­них меся­цев, воз­вы­шав­ше­му­ся посре­ди пере­сох­ше­го рус­ла.

Деворт обна­ру­жил ее авгу­стов­ским вече­ром и сра­зу же понял, что это та самая баш­ня, о кото­рой гово­ри­лось в инструк­ци­ях пред­ка. И пото­му новый хозя­ин осо­бен­но тща­тель­но обсле­до­вал цилин­дри­че­скую построй­ку из кам­ня с кони­че­ской кры­шей футов две­на­дца­ти в диа­мет­ре и высо­той око­ло два­дца­ти футов. Судя по все­му, пер­во­на­чаль­но баш­ня была без кры­ши, и лишь поз­же свер­ху пусти­ли камен­ную клад­ку. Деворт, не боясь пере­гру­зить себя архи­тек­тур­ны­ми позна­ни­я­ми, углу­бил­ся в изу­че­ние кон­струк­ции – бла­го это заня­тие не тре­бо­ва­ло высо­кой ква­ли­фи­ка­ции – и вско­ре убе­дил­ся, что кам­ни здесь очень ста­рые, гораз­до древ­нее тех, из кото­рых сло­жен дом. С помо­щью уве­ли­чи­тель­но­го стек­ла, кото­рым он поль­зо­вал­ся в биб­лио­те­ке при чте­нии ста­рых тек­стов, Деворт тща­тель­но иссле­до­вал камен­ную клад­ку, ее необыч­ный гео­мет­ри­че­ский рису­нок, схо­жий с рисун­ка­ми, наца­ра­пан­ны­ми на кам­нях, сла­га­ю­щих свод и фун­да­мент баш­ни – необык­но­вен­но тол­стый, ухо­дя­щий глу­бо­ко в зем­лю. Послед­нее Деворт объ­яс­нил для себя тем, что со вре­ме­ни Элай­джи Бил­линг­то­на уро­вень зем­ли под­нял­ся. 

Но стро­ил ли баш­ню Элай­джа? Может быть, частич­но, в более позд­ний пери­од. Чьи же руки ее воз­ве­ли? Эта про­бле­ма заин­те­ре­со­ва­ла Девор­та, он наде­ял­ся най­ти какое-нибудь упо­ми­на­ние о башне в бума­гах из биб­лио­те­ки пред­ка. Поэто­му, закон­чив обсле­до­ва­ние, он вер­нул­ся домой. Впро­чем, нет, перед тем он еще неко­то­рое вре­мя посто­ял око­ло баш­ни, раз­гля­ды­вая ее. И толь­ко сей­час уви­дел, что она начи­на­ет­ся камен­ным коль­цом, пора­зи­тель­но напо­ми­на­ю­щим дру­и­ди­че­ские построй­ки Сто­ун­хен­джа². 

Когда-то воды омы­ва­ли ост­ро­вок с обе­их сто­рон, но не это было при­чи­ной вымы­ва­ния поч­вы, кото­рую к тому же сдер­жи­вал мощ­ный под­ле­сок. Поч­ву раз­ру­ша­ли бес­чис­лен­ные дожди и вет­ра, столь сви­ре­пые и бес­по­щад­ные, что застав­ля­ли думать о сверхъ­есте­ствен­ных силах. 

Деворт хоть и торо­пил­ся, но шел дол­го. Толь­ко в сумер­ках он вер­нул­ся домой, про­де­лав боль­шой путь в обход болот, лежа­щих меж­ду баш­ней и взгор­ком, где воз­вы­ша­лось стро­е­ние. Он при­го­то­вил­ся к тра­пе­зе и, пока ел, раз­ду­мы­вал над тем, как луч­ше при­сту­пить к иссле­до­ва­ни­ям. Бума­ги в боль­шин­стве сво­ем были очень ста­ры, неко­то­рые вооб­ще невоз­мож­но про­чи­тать, посколь­ку они рас­сы­па­лись пря­мо на гла­зах. К сча­стью, одна­ко, часть доку­мен­тов, выпол­нен­ных на пер­га­мен­те, мож­но было брать в руки, не боясь уни­что­жить. Деворт нашел и неболь­шую тет­радь в кожа­ном пере­пле­те, над­пи­сан­ную дет­ской рукой: «Лебен Б.» – оче­вид­но, рукой сына Элай­джи, поки­нув­ше­го эти зем­ли ради сель­ской жиз­ни в Англии более ста лет тому назад. После раз­ду­мий Деворт решил начать с днев­ни­ка.

Свет керо­си­но­вой лам­пы и отблес­ки от ками­на – он раз­жег его из-за ноч­ной про­хла­ды – созда­ва­ли необ­хо­ди­мый уют, и Деворт вско­ре поте­рял­ся в про­шлом, вста­ю­щем перед ним из дет­ских кара­куль на жел­тых стра­ни­цах. Лебен, пра­дед Девор­та, был, оче­вид­но, рано раз­вив­шим­ся ребен­ком. К нача­лу днев­ни­ка ему было девять лет, к кон­цу – уже один­на­дцать. Он цеп­ко схва­ты­вал дета­ли, и его днев­ни­ко­вая хро­ни­ка не огра­ни­чи­ва­лась домаш­ни­ми собы­ти­я­ми. 

Быст­ро выяс­ни­лось, что у маль­чи­ка не было мате­ри, а един­ствен­ным его това­ри­щем был инде­ец, слу­га Элай­джи Бил­линг­то­на. Его имя писа­лось по- раз­но­му – Ква­мус либо Ква­мис – оче­вид­но, маль­чик сам тол­ком не знал. По воз­рас­ту инде­ец, веро­ят­но, был бли­же к Элай­дже, чем к маль­чи­ку. Днев­ник начи­нал­ся с опи­са­ния рас­по­ряд­ка дня Лебе­на, и, еди­но­жды упо­мя­нув об этом, маль­чик боль­ше не воз­вра­щал­ся к той же теме. Он посвя­щал свои опи­са­ния тем несколь­ким вечер­ним часам, кото­рые высво­бож­да­лись после уче­бы, когда мож­но было бро­дить по дому или – в сопро­вож­де­нии индей­ца – ухо­дить в лес, прав­да, не слиш­ком дале­ко. 

Инде­ец, судя по все­му, был весь­ма мол­ча­лив, сдер­жан и поз­во­лял себе бол­тать, лишь когда повто­рял Лебе­ну леген­ды сво­е­го пле­ме­ни. Ода­рен­ный вооб­ра­же­ни­ем маль­чик нахо­дил при­ят­ным это обще­ние, неза­ви­си­мо от настро­е­ний сво­е­го спут­ни­ка, и ино­гда зано­сил в днев­ник что-нибудь из рас­ска­зов индей­ца, кото­рый, кста­ти, как сле­до­ва­ло из даль­ней­ших запи­сей, испол­нял какую-то рабо­ту для Элай­джи «после того, как накры­ва­ли к ужи­ну». 

В сере­дине днев­ни­ка встре­ча­лись про­пус­ки, несколь­ко стра­ниц было вырва­но, так что целый пери­од отсут­ство­вал. Сра­зу же за этим сле­до­ва­ла запись от сем­на­дца­то­го мар­та (без ука­за­ния года), про­чи­тан­ная Девор­том с осо­бен­ным инте­ре­сом, так как отсут­ствие преды­ду­щих стра­ниц еще более под­чер­ки­ва­ло зна­чи­тель­ность опи­сан­но­го. 

«Сего­дня сра­зу после заня­тий мы вышли в сне­го­пад, и Ква­мис пошел вдоль болот, оста­вив меня ждать его на пова­лен­ном дере­ве, кото­рое мне не нра­вит­ся, и я решил пой­ти за Ква­ми­сом. Итак, я пошел по сле­дам, кото­рые он оста­вил на све­же­вы­пав­шем сне­гу, и вско­ре настиг его как раз там, куда отец запре­тил нам ходить, на бере­гу ручья, отде­ля­ю­ще­го то место, где воз­вы­ша­ет­ся баш­ня. Он сто­ял на коле­нях и гром­ко гово­рил на сво­ем язы­ке, кото­ро­го я не пони­маю, так как мало еще его изу­чал. Мне послы­ша­лись сло­ва вро­де «Нар­ла­то» или «Нар­ло­теп». Я уже хотел оклик­нуть его, как он вдруг заме­тил меня и, мгно­вен­но вско­чив на ноги, подо­шел ко мне, взял за руку и увел от это­го места. По доро­ге я стал рас­спра­ши­вать, что он делал – молил­ся или еще что, и поче­му он не молит­ся в часов­нях, постро­ен­ных белы­ми мис­си­о­не­ра­ми для их пле­ме­ни? Он ниче­го не отве­тил, лишь попро­сил меня не рас­ска­зы­вать отцу о том, где мы были, что­бы его, Ква­ми­са, не нака­за­ли за посе­ще­ние того места без раз­ре­ше­ния хозя­и­на. Впро­чем, эта пустошь сре­ди хол­мов меня совсем не при­вле­ка­ла, и мне было все рав­но, что Ква­мис быва­ет там про­тив воли отца». 

Запи­си сле­ду­ю­щих двух дней были доволь­но баналь­ны­ми, а после них сле­до­ва­ли осто­рож­ные упо­ми­на­ния о том, что Элай­джа открыл про­сту­пок индей­ца и каким-то обра­зом нака­зал его. Через неде­лю появи­лось еще одно упо­ми­на­ние о «запрет­ном месте». На этот раз маль­чик и инде­ец были застиг­ну­ты врас­плох вне­зап­ным сне­го­па­дом и поте­ря­ли доро­гу. Они бро­ди­ли от одной тро­пы к дру­гой, снег густо падал на теп­лую зем­лю, разо­гре­тую позд­ним мар­тов­ским солн­цем, его хло­пья заби­ва­ли гла­за, и вско­ре «мы вышли к месту мне незна­ко­мо­му. Ква­мис вдруг заво­пил и поста­рал­ся ута­щить меня отту­да, но я успел заме­тить, что мы нахо­дим­ся у ручья, теку­ще­го из- за камен­но­го ост­ро­ва. И еще я уви­дел баш­ню, к кото­рой мы на этот раз вышли с даль­ней сто­ро­ны. Как мы ока­за­лись здесь, я не знаю, ведь мы шли сна­ча­ла в дру­гую сто­ро­ну, на восток, соби­ра­ясь про­гу­лять­ся до реки Мис­ка­то­ник, пока вдруг не пошел снег и не запу­тал нас до такой сте­пе­ни. Спеш­ка и явный страх Ква­ми­са заста­ви­ли меня вновь спро­сить, чем вызва­ны его опа­се­ния, но он отве­тил, как и рань­ше, что мой отец «не хочет это­го», он про­тив того, что­бы я здесь нахо­дил­ся, хотя я волен бро­дить по его зем­ле, где хочу и могу отпра­вить­ся хоть в Арк­хэм; запре­ты рас­про­стра­ня­ют­ся толь­ко на Дан­вич и Иннс­мут, а в послед­нее вре­мя – и на индей­ский посе­лок, что на хол­мах за Дан­ви­чем». 

С это­го момен­та и далее упо­ми­на­ний о башне боль­ше не было, но вме­сто это­го появи­лись дру­гие любо­пыт­ные заме­ча­ния. Через три дня после того вне­зап­но­го сне­го­па­да маль­чик отме­тил быст­рую отте­пель, кото­рая «изба­ви­ла зем­лю от сне­га». И в тот же вечер, как он запи­сал на сле­ду­ю­щее утро, «я был раз­бу­жен стран­ны­ми зву­ка­ми с хол­мов, напо­до­бие гром­ких кри­ков. Я вско­чил и сна­ча­ла бро­сил­ся к восточ­но­му окну, но не уви­дел там ниче­го, а затем к южно­му, и там тоже ниче­го не уви­дел. После это­го, собрав­шись с духом, я выбе­жал из ком­на­ты, пере­сек зал и тихо посту­чал в дверь отца, но он не отве­тил, и я, поду­мав, что он не слы­шит меня, осме­лил­ся открыть дверь и вой­ти в ком­на­ту. Я пошел пря­мо к его кро­ва­ти и завол­но­вал­ся, не най­дя его там. Не было ника­ких при­зна­ков того, что эту ночь он про­вел здесь. Слу­чай­но гля­нув в запад­ное окно его ком­на­ты, я уви­дел некое подо­бие голу­бо­го или зеле­но­го све­та, сия­ю­ще­го над дере­вья­ми в долине, чему я очень уди­вил­ся, ведь имен­но отту­да, как мне каза­лось, доно­си­лись кри­ки. И я все еще их слы­шал – прон­зи­тель­ные вопли, но не чело­ве­че­ские голо­са и даже не голо­са како­го-либо извест­но­го мне живот­но­го. И пока я сто­ял у при­от­кры­то­го окна, при­гвож­ден­ный стра­хом и изум­ле­ни­ем, мне каза­лось, что дру­гие, но похо­жие голо­са, доле­та­ют с дру­гой сто­ро­ны – от Дан­ви­ча или Иннс­му­та и раз­но­сят­ся эхом в воз­ду­хе. Немно­го пого­дя, после того как голо­са отзву­ча­ли и стих­ли, а све­че­ние в небе­сах померк­ло, я вер­нул­ся в постель. Но утром, когда зашел Ква­мис, я спро­сил его, что за зву­ки слы­ша­лись ночью. Он отве­тил, что мне это сни­лось, а он не зна­ет, о чем идет речь. И я решил вооб­ще ниче­го ему не гово­рить, и не стал рас­ска­зы­вать ему об уви­ден­ном. К тому же я понял, что он болез­нен­но отно­сит­ся к моим сло­вам, воз­мож­но, боясь мое­го отца. Ква­мис про­сил меня забыть обо всем, но я и сам доволь­но быст­ро успо­ко­ил­ся, тем более что из его слов я понял, что мой отец дома, и не стал рас­спра­ши­вать о нем. В резуль­та­те Ква­мис явно почув­ство­вал облег­че­ние и уже не казал­ся таким огор­чен­ным». 

Запи­си после­ду­ю­щих двух недель каса­лись толь­ко уче­бы и впе­чат­ле­ний от про­чи­тан­но­го. Затем опять воз­ник­ло зага­доч­ное упо­ми­на­ние, корот­кое и чет­кое: «Зву­ки при­хо­дят с запа­да со стран­ной настой­чи­во­стью, и им отчет­ли­во отве­ча­ют кри­ки с восто­ка и севе­ро-восто­ка, со сто­ро­ны Дан­ви­ча или без­люд­ных мест око­ло него». Четы­ре дня спу­стя маль­чик запи­сал, что когда он лег спать, а потом под­нял­ся посмот­реть на моло­дой месяц, он уви­дел во дво­ре сво­е­го отца. «Его сопро­вож­дал Ква­мис, и они оба что-то нес­ли, но я не мог разо­брать что. Они быст­ро исчез­ли за углом дома, направ­ля­ясь на восток, и я побе­жал в ком­на­ту отца, что­бы пона­блю­дать за ними даль­ше, но не уви­дел их, хотя и слы­шал голос отца. Они ухо­ди­ли в лес». Поз­же, ночью, Лебен сно­ва был раз­бу­жен «гром­ки­ми зву­ка­ми, таки­ми, как рань­ше, и я лежал, слу­шая их, и понял, что ино­гда они похо­жи на пес­ню, а ино­гда были про­сто ужас­ны­ми воп­ля­ми, кото­рые луч­ше бы нико­гда в жиз­ни не слы­шать». Затем в днев­ни­ке шли доволь­но одно­об­раз­ные быто­вые подроб­но­сти, и так – почти целый год. 

Бли­же к кон­цу днев­ник содер­жал еще одну доволь­но зага­доч­ную запись. Целую дол­гую ночь маль­чик слу­шал «гром­кие зву­ки» сре­ди хол­мов, и ему каза­лось, что весь мир дол­жен слы­шать эти голо­са, зву­чав­шие в сгу­стив­шей­ся тем­но­те. А утром, «не встре­тив индей­ца, я спро­сил о нем, и мне было ска­за­но, что Ква­мис «уда­лил­ся» и не вер­нет­ся и что мы тоже соби­ра­ем­ся уехать до наступ­ле­ния суме­рек с мини­му­мом бага­жа и мне пора соби­рать­ся. Отец, каза­лось, был очень раз­дра­жен пред­сто­я­щим отъ­ез­дом. Он не гово­рил, куда мы отправ­ля­ем­ся, и я пред­по­ло­жил, что в Арк­хэм, ну, или подаль­ше – в Бостон или Кон­корд, но я не спра­ши­вал, а послуш­но стал соби­рать­ся. Не зная, что взять с собой, я ста­рал­ся отобрать самые вещи необ­хо­ди­мые, напри­мер, новые шта­ны и т. д. Я ломал голо­ву над при­чи­ной спеш­ки отца да еще в такой момент – он стре­мил­ся поки­нуть дом до полу­но­чи и гово­рил, что у него есть «дело, кото­рое надо сде­лать» до того как мы вый­дем; тем не менее он нашел вре­мя спро­сить у меня, готов ли я, когда я закон­чу соби­рать­ся и т. д.» 

Послед­няя днев­ни­ко­вая запись была все­го в несколь­ких строк: «Отец ска­зал, что мы едем в Англию. Мы пере­се­чем оке­ан и наве­стим род­ствен­ни­ков. Сей­час пол­день, и мой отец почти готов». Все завер­ши­лось едва ли не вызы­ва­ю­щим росчер­ком пера: «Это днев­ник Лебе­на Бил­линг­то­на, 11 лет, сына Элай­джи и Лави­нии Бил­линг­тон». 

Деворт закрыл тет­радь, чув­ствуя заме­ша­тель­ство и неуто­лен­ное любо­пыт­ство. За наив­ны­ми сло­ва­ми маль­чи­ка скры­ва­лась непо­сти­жи­мая голо­во­лом­ка. К сожа­ле­нию, Лебен в сво­их запи­сях не дал Девор­ту хоть какое-то подо­бие отгад­ки. Но этот скуд­ный отчет, по край­ней мере, объ­яс­нял тот факт, поче­му в доме оста­ви­ли цен­ные кни­ги и доку­мен­ты: Элай­джа и его отпрыск уез­жа­ли в такой спеш­ке, что у них не хва­ти­ло вре­ме­ни на сбо­ры. Впро­чем, не было и ука­за­ний на то, что Элай­джа соби­рал­ся оста­вать­ся в даль­них кра­ях, а если и думал об этом – взял с собой очень немно­гое. 

Деворт вновь открыл тет­радь и пере­ли­стал ее, пере­чи­ты­вая отрыв­ки из раз­ных мест, и неожи­дан­но наткнул­ся на зага­доч­ную запись, кото­рую пона­ча­лу про­пу­стил. Здесь в дета­лях опи­сы­ва­лось посе­ще­ние маль­чи­ком Арк­хэ­ма в ком­па­нии с индей­цем Ква­ми­сом. «Меня пора­зи­ло то, что, где бы мы ни появ­ля­лись, к нам обра­ща­лись с исклю­чи­тель­ным ува­же­ни­ем, даже с неко­то­рым стра­хом; тор­гов­цы были свер­хуслуж­ли­вы, хотя я думаю, тор­гов­цы и долж­ны быть таки­ми; и даже Ква­мис не испы­ты­вал ника­ких при­тес­не­ний, как это ино­гда быва­ет с индей­ца­ми на город­ских ули­цах. Пару раз я слу­чай­но слы­шал, как ста­ру­хи что-то шеп­та­ли друг дру­гу на ухо, и я уло­вил имя «Бил­линг­тон», про­из­не­сен­ное с таким выра­же­ни­ем, что я понял: имя это – недоб­рое. А может, мне пока­за­лось, как ска­зал Ква­мис по доро­ге домой, и я – жерт­ва соб­ствен­но­го вооб­ра­же­ния и соб­ствен­ных стра­хов». 

Итак, выхо­ди­ло, что Ста­ро­му Бил­линг­то­ну не сим­па­ти­зи­ро­ва­ли, даже боя­лись его, как и любо­го дру­го­го, кто был с ним хоть как-то свя­зан. Это допол­ни­тель­ное откры­тие роди­ло у Девор­та лихо­ра­доч­ное пред­чув­ствие: пред­мет его поис­ков был слиш­ком необы­чен. Здесь скры­ва­лась тай­на, здесь суще­ство­ва­ло что-то глу­бо­кое, непро­ни­ца­е­мое, что-то не для обы­ден­но­го взгля­да. Вды­хая аро­мат этой тай­ны, Деворт был взвол­но­ван и воз­буж­ден азар­том пого­ни. 

Он нетер­пе­ли­во набро­сил­ся на дру­гие бума­ги, но боль­шин­ство из них ока­за­лось справ­ка­ми по стро­и­тель­ным мате­ри­а­лам, сче­та­ми, а в неко­то­рых слу­ча­ях – заяв­ка­ми на кни­ги, кото­рые Элай­джа Бил­линг­тон заку­пал в Лон­доне, Пари­же, Пра­ге и Риме. Деворт испы­тал пол­ное разо­ча­ро­ва­ние, когда слу­чай­но наткнул­ся на бума­гу, испи­сан­ную нераз­бор­чи­вым почер­ком. Ясно про­чи­ты­вал­ся толь­ко заго­ло­вок: «О дья­воль­ских закли­на­ни­ях, сотво­рен­ных в Новой Англии демо­на­ми в нече­ло­ве­че­ском обли­чье». Этот доку­мент, види­мо, был отку­да-то ско­пи­ро­ван, при­чем не пол­но­стью. С огром­ным тру­дом Деворт сумел разо­брать один фраг­мент. Он читал его мед­лен­но, с коле­ба­ни­я­ми и сомне­ни­я­ми. Нако­нец, совер­шен­но зача­ро­ван­ный, взял руч­ку и бума­гу и начал ста­ра­тель­но сни­мать копию. 

Этот фраг­мент отно­сил­ся, оче­вид­но, к сере­дине ори­ги­на­ла: «И, не вда­ва­ясь в дол­гие рас­суж­де­ния о столь страш­ных вещах, я добав­лю толь­ко обще­из­вест­ные слу­хи о том, что про­изо­шло в Нью-Дан­ни­че сорок лет тому назад, когда мистер Бред­форд был губер­на­то­ром: гово­рят, некий Ричард Бил­линг­тон, научен­ный частью Дья­воль­ски­ми Кни­га­ми, а частью бого­про­тив­ным Кудес­ни­ком, выход­цем из диких индей­цев, настоль­ко отпал от доб­рой хри­сти­ан­ской церк­ви, что зало­жил в лесах вели­кое Камен­ное Коль­цо, Место Даго­на, внут­ри кото­ро­го тво­рит молит­вы Дья­во­лу и свер­ша­ет маги­че­ские обря­ды, про­тив­ные Свя­щен­но­му Писа­нию. Это было вне­се­но в доклад маги­стра­ту, но упо­мя­ну­тый субъ­ект отри­цал все бого­хуль­ные дея­ния; вско­ре же после это­го он был под­вер­жен вели­ко­му стра­ху от некой Тва­ри, кото­рую сам же вызвал с небес в ночи. И в нынеш­нем году в лесах око­ло Кам­ней Ричар­да Бил­линг­то­на свер­ши­лось семь убийств, и все уби­тые были пока­ле­че­ны и истер­за­ны, слов­но были жерт­ва­ми пыток. Во вре­мя ауто­да­фе Бил­линг­тон исчез у всех на гла­зах, и ни одно­го тол­ко­во­го сло­ва о нем после не было слыш­но. Два меся­ца спу­стя ночью слы­шен был хор дика­рей вам­па­ну­гов, пою­щих и вою­щих в лесах; и, оче­вид­но, они разо­бра­ли Камен­ное Коль­цо и соору­ди­ли мно­го дру­гих. Их гла­ва, муж­чи­на Мис­ква­ма­кус, тот самый бого­про­тив­ный Кудес­ник, у кото­ро­го Бил­линг­тон обу­чил­ся неко­то­рым чарам, вско­ре при­шел в город и рас­ска­зал мисте­ру Бред­фор­ду о неко­то­рых стран­ных вещах, а имен­но: Бил­линг­тон подо­бен дья­во­лу, пото­му что даже луч­ше того вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся, и он, без сомне­ния, съе­ден тем, кого сам при­звал с неба. И так как нет спо­со­ба изгнать это созда­ние, кото­рое он вызвал, то ста­рей­ши­ны вам­па­ну­гов пой­ма­ли и заклю­чи­ли его в Камен­ное Коль­цо. 

Они выко­па­ли яму с три эля глу­би­ной и в два в попе­реч­ни­ке и там закол­до­ва­ли демо­на закли­на­ни­я­ми, кото­рые зна­ли; и схо­ро­ни­ли его с… (здесь нераз­бор­чи­во) … выре­зав то, что они назы­ва­ют Стар­шим Зна­ком. На этом они… (опять несколь­ко неяс­ных слов) … выко­па­ли из ямы. Ста­рый дикарь под­твер­дил, что это место нель­зя уни­что­жать, дабы демон не вырвал­ся на сво­бо­ду, а это про­изой­дет толь­ко в том слу­чае, если пли­та со Стар­шим Зна­ком поки­нет свое место. Отве­чая на вопро­сы о том, как выгля­дит демон, Мис­ква­ма­кус про­мол­чал о его лице, но опи­сал его гла­за, а затем дал стран­ное и подроб­ное опи­са­ние, ска­зав, что это нечто малень­кое и твер­дое, напо­до­бие гро­мад­ной жабы, вели­чи­ной с сур­ка, с лицом, из кото­ро­го рас­тут змеи. «А имя ему Осса­да­го­вай, что озна­ча­ет… (сло­во заме­не­но на «выра­жа­ет») … ребе­нок Сада­го­вай, в кото­ром живет Дух Ужа­са, о нем ере­ти­ки гово­рят, что он при­хо­дит со звезд и что рань­ше ему покло­ня­лись в Север­ных Зем­лях. Вам­па­ну­ги, нан­се­ты и наран­га­се­ты зна­ли, как при­зы­вать его с небес, но нико­гда не дела­ли это­го, пото­му что в нем слиш­ком силен дья­вол. Они зна­ли так­же, как захва­тить и пле­нить его, хотя не мог­ли отпра­вить его туда, отку­да он явил­ся. Гово­ри­лось так­же, что древ­ние пле­ме­на лама­хов, про­жи­вав­шие под зна­ком Боль­шой Мед­ве­ди­цы и уни­что­жен­ные как бого­про­тив­ные за их пороч­ность, зна­ли, как поль­зо­вать­ся им любы­ми спо­со­ба­ми. Мно­го нахо­ди­лось выско­чек сре­ди людей, пре­тен­ду­ю­щих на зна­ние об этом и на посвя­ще­ние в дру­гие сек­ре­ты кос­мо­са, но никто из них не пред­ста­вил ника­ко­го прав­ди­во­го дока­за­тель­ства сво­ей при­об­щен­но­сти к выше­упо­мя­ну­то­му зна­нию. Кое-кто гово­рил, что Осса­да­го­вай часто воз­вра­ща­ет­ся на небо по соб­ствен­ной воле, не будучи никем отправ­лен­ным. Но он не может появить­ся без вызо­ва. 

Вот как мно­го бого­про­тив­ный кол­дун Мис­ква­ма­кус рас­ска­зал мисте­ру Бред­фор­ду, но даже после это­го боль­шой кур­ган в лесах око­ло Пон­да, что на юго-восто­ке от Нью-Дан­ни­ча, остал­ся целым и невре­ди­мым. Высо­кий камень за эти два­дцать лет исчез, но кур­га­ну, с кото­рым свя­за­ны такие собы­тия, не дела­лось ниче­го, и даже тра­ва или кустар­ник не рос­ли на нем. Серьез­ные люди сомне­ва­лись, что зло­на­ме­рен­ный Бил­линг­тон съе­ден тем, кого он при­звал с небес, как об этом гово­ри­ли дика­ри. Тем не менее один без­дель­ник сооб­щал, что видел его в раз­лич­ных местах. Кудес­ник Мис­ква­ма­кус гово­рил, что не верит, буд­то Бил­линг­тон съе­ден им, как пове­ри­ли дика­ри, но согла­сен, что Бил­линг­то­на боль­ше нет на Зем­ле, где хва­лят Гос­по­да». 

К это­му любо­пыт­но­му доку­мен­ту при­ла­га­лась запис­ка, оче­вид­но, наца­ра­пан­ная вто­ро­пях: «Смот­ри Преп. Уорд Фил­липс, Магич. Чуд. «Деворт спра­вед­ли­во пред­по­ло­жил, что запис­ка отно­сит­ся к какой-то кни­ге, и без про­мед­ле­ния, пере­не­ся лам­пу к пол­кам, начал изу­чать кореш­ки. Там он нашел заме­ча­тель­ное раз­но­об­ра­зие, но боль­шин­ство книг были совер­шен­но незна­ко­мы ему. Там сто­я­ли: «Ars Magna et Ultima» Лал­ли,

«Clavis Alchimiae» Фла­д­ра, «Liber Ivonis» Аль­бер­ту­са Маг­ну­са,

«Cultes des Goules» гра­фа Д’Эр­лет­та, «De Vermiis Mysteriis» Людви­га Прин­на и мно­го дру­гих седых от древ­но­сти томов по фило­со­фии, магии, демо­но­ло­гии, каба­ли­сти­ке, мате­ма­ти­ке и др. Деворт обна­ру­жил несколь­ко книг Пара­цель­са и Гер­ме­са Три­с­ме­ги­ста, кото­ры­ми, судя по неко­то­рым при­зна­кам, часто поль­зо­ва­лись. Оча­ро­ван­ный назва­ни­я­ми и реши­тель­но настро­ен­ный про­смот­реть все кни­ги одну за дру­гой, Деворт вско­ре напал на том, кото­рый искал. 

Кни­га назы­ва­лась «Маги­че­ские чуде­са в Ново­ан­глий­ском Хана­ане», автор – пре­по­доб­ный Уорд Фил­липс, пред­став­лен­ный на титуль­ном листе как «пас­тор адвен­тист­ской церк­ви в Арк­хэме, в Мас­са­чу­сетс-Бей.» Это было пере­из­да­ние кни­ги, выпу­щен­ной в Бостоне в 1801 году. Дер­жа в руках доволь­но уве­си­стый том, Деворт поду­мал, что Уорд Фил­липс как и боль­шин­ство людей в сутане, навер­ня­ка не был спо­со­бен начать про­по­ведь, не раз­вив пред­ва­ри­тель­но свои тези­сы. В кни­ге не было вид­но поме­ток, а так как вре­мя шло к полу­но­чи, Деворт не испы­ты­вал осо­бо­го жела­ния про­смат­ри­вать все стра­ни­цы, отпе­ча­тан­ные к тому же весь­ма ста­ро­мод­ным шриф­том. Вме­сто это­го он вполне резон­но пред­по­ло­жил, что, если Элай­джа Бил­линг­тон мно­го рабо­тал с кни­гой, в книж­ном бло­ке долж­на остать­ся память о том. Поэто­му Деворт, пере­не­ся лам­пу на стол, рас­по­ло­жил кни­гу так, что­бы дать ей воз­мож­ность рас­крыть­ся самой, что и про­изо­шло, когда он ее слег­ка встрях­нул. 

Шрифт ими­ти­ро­вал ста­ро­ан­глий­ский готи­че­ский, доволь­но непри­выч­ный для глаз, но куда более раз­бор­чи­вый, неже­ли почерк в доку­мен­те, про­чи­тан­ном до это­го. К тому же наца­ра­пан­ное вдоль стра­ни­цы – «Срав­ни­тель­ное пов. Рич. Бил­линг­то­на» – пря­мо ука­зы­ва­ло на иско­мый отры­вок. Этот неболь­шой фраг­мент не являл­ся вступ­ле­ни­ем к чему­ли­бо осо­бен­но­му и не раз­ви­вал какую-либо мысль. Про­сто здесь Уорд Фил­липс пред­при­нял попыт­ку в корот­кой про­по­ве­ди предъ­явить обви­не­ние «злу, выра­жен­но­му в демо­нах, домаш­них духах и им подоб­ных». Отры­вок, одна­ко, про­из­во­дил пора­зи­тель­ное впе­чат­ле­ние: 

«Из ува­же­ния к обще­му несча­стью ниче­го более ужас­но­го не добав­лю к сво­е­му опи­са­нию, кро­ме одно­го: хозяй­ка Дотен, вдо­ва Джо­на Доте­на из Дак­с­бе­ри в Ста­рых Коло­ни­ях, была допро­ше­на о том, что она при­нес­ла из лесов око­ло Кан­дель­ма­са в 1787. Она утвер­жда­ла, как и ее сосе­ди, что хоть она и при­нес­ла это, но не зна­ет, отку­да оно взя­лось, и что это не зверь и не чело­век, но чудо­вищ­ная лету­чая мышь с чело­ве­че­ским лицом. Оно не изда­ва­ло ни зву­ка, но гля­де­ло на всех злоб­ны­ми гла­за­ми. Кое-кто клял­ся, что лицо это­го отро­дья име­ет страш­ное сход­ство с неким дав­но умер­шим Ричар­дом Бил­лин­г­хе­мом или Бол­лин­г­хе­ном, кото­рый, как утвер­жда­ли, исчез вско­ре после вступ­ле­ния в связь с демо­на­ми око­ло Нью-Дан­ни­ча. Ужас­ный чело­ве­коз­верь был обсле­до­ван судом Аззи­зы и затем сожжен по при­ка­зу Вер­хов­но­го шери­фа 5 июня 1788». 

Деворт пере­чи­тал отры­вок несколь­ко раз. Он наме­кал на мно­гое, но не вно­сил ясно­сти. При любых обыч­ных обсто­я­тель­ствах эти наме­ки вооб­ще не вос­при­ни­ма­лись. Но сра­зу же по про­чте­нии того, что Элай­джа назвал «Пов. о Бил­линг­тоне», слу­чай­ные име­на Ричард Бил­лин­г­хем или Бол­лин­г­хен неиз­беж­но вос­при­ни­ма­лись парал­лель­но с име­нем Ричар­да Бил­линг­то­на. К сожа­ле­нию, вооб­ра­же­ние Девор­та было так взбу­до­ра­же­но, что он не стал раз­га­ды­вать эту загад­ку; он решил, что это все­го лишь вымы­сел пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са – иден­ти­фи­ци­ро­вать «неко­е­го Ричар­да Бил­лин­г­хе­на» с Ричар­дом Бил­линг­то­ном, кото­рый был «съе­ден тем, кого он при­звал с небес». Види­мо, Бил­линг­тон в резуль­та­те сво­их опы­тов ока­зал­ся за пре­де­ла­ми диких лесов и был, в кон­це кон­цов, уве­ко­ве­чен в дру­гой гене­а­ло­ги­че­ской вет­ви в каче­стве исча­дия ада, о чем и писал свя­щен­ник. А хозяй­ка Дотен при­нес­ла свое «дитя» менее чем через сто лет после пре­сло­ву­то­го кол­дов­ско­го про­цес­са, и было бы разум­но пред­по­ло­жить, что обыч­ное суе­ве­рие того вре­ме­ни еще сохра­ни­лось сре­ди рели­ги­оз­ных и суе­вер­ных людей, теперь живу­щих око­ло Дак­с­бе­ри. «Нью-Дан­нич» – конеч­но же, место, ныне извест­ное как Дан­вич, что рас­по­ло­жен по сосед­ству. Воз­буж­ден­ный и заин­три­го­ван­ный, Деворт отпра­вил­ся в постель и сра­зу уснул. Его тер­за­ли сны о стран­ных суще­ствах, змее­по­доб­ных и похо­жих на лету­чих мышей. Он успел про­спать не менее часа, когда вдруг проснул­ся, ощу­щая необъ­яс­ни­мую уве­рен­ность в том, что за ним наблю­да­ют отку­да-то свер­ху. Через несколь­ко мгно­ве­ний эта фан­та­зия оста­ви­ла его, и он сно­ва уснул. 

***  

Утром, замет­но осве­жен­ный сном, Амброз Деворт задал­ся целью раз­уз­нать что-либо о сво­ем пред­ке, Элай­дже, из дру­гих источ­ни­ков, поми­мо соб­ствен­ной биб­лио­те­ки. Для это­го он отпра­вил­ся в Арк­хэм. В гла­зах Девор­та этот горо­док не шел ни в какое срав­не­ние со ста­ры­ми дерев­ня­ми и горо­да­ми Англии, и все же была несо­мнен­ная пре­лесть в этих домиш­ках с двух­скат­ны­ми кры­ша­ми, ман­сар­да­ми, и пор­ти­ка­ми вход­ных две­рей, что тес­ни­лись в узких пере­ул­ках вдоль Мис­ка­то­ни­ка, веду­щих от оку­тан­ных дре­мой уло­чек к дав­но забро­шен­ным дво­рам. 

Деворт начал свое рас­сле­до­ва­ние с биб­лио­те­ки Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та, где он ста­ра­тель­но рыл­ся в береж­но хра­ни­мых под­шив­ках арк­хэм­ско­го «Эдвер­тай­зер» и офи­ци­аль­ной «Газетт» веко­вой дав­но­сти. Утро было ярким и чистым, но Деворт за сво­и­ми заня­ти­я­ми не заме­чал это­го. Мно­го уси­лий было затра­че­но впу­стую. При­сту­пая к оче­ред­но­му эта­пу поис­ков с боль­шим рве­ни­ем, он ред­ко доби­вал­ся сво­ей цели. Деворт сидел за сто­лом в ярко осве­щен­ном углу и не спе­ша про­смат­ри­вал газе­ты вре­мен его пра­пра­де­душ­ки. Газе­ты изоби­ло­ва­ли любо­пыт­ны­ми дета­ля­ми, кото­рые отвле­ка­ли вни­ма­ние и уво­ди­ли от пред­ме­та поис­ков. Он пере­ли­стал под­шив­ки за несколь­ко меся­цев, преж­де чем наткнул­ся на имя сво­е­го пред­ка – и то слу­чай­но, посколь­ку искал нуж­ное в колон­ках ново­стей, а уви­дел в обра­ще­нии к редак­то­ру, крат­ком и гру­бом: 

«Сэр, про­чи­тал в вашей газе­те похваль­ную замет­ку Джо­на Дра­ве­на, эсквай­ра, о некой кни­ге преп. Уор­да Фил­лип­са из Арк­хэ­ма. Я знаю эту при­выч­ку выва­ли­вать кучу хоро­ших слов на чело­ве­ка в сутане, но Джон Дра­вен, эсквайр, ока­зал преп. Уор­ду Фил­лип­су не луч­шую услу­гу этой шуми­хой, посколь­ку неко­то­рые вещи луч­ше остав­лять в покое и дер­жать подаль­ше от обще­ствен­но­го обсуж­де­ния. Ваш слу­га Элай­джа Бил­линг­тон». Деворт сра­зу начал искать ответ на это обра­ще­ние и обна­ру­жил его в номе­ре за сле­ду­ю­щую неде­лю. 

«Сэр, судя по тому, что пишет про­те­сту­ю­щий Элай­джа Бил­линг­тон, он зна­ет, о чем пишет. Он про­чи­тал кни­гу, и я бла­го­да­рен ему, и, таким обра­зом, я два­жды его слу­га во имя Гос­по­да. Преп. Уорд Фил­липс».

Ответ­ных слов Элай­джи, види­мо, не после­до­ва­ло – Деворт про­ли­стал выпус­ки за мно­гие после­ду­ю­щие неде­ли со всей тща­тель­но­стью. У пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са, судя по про­по­ве­дям из кни­ги, оче­вид­но, был не менее силь­ный харак­тер, чем у Элай­джи Бил­линг­то­на. 

Доволь­но дол­го имя Бил­линг­то­на в газе­тах не упо­ми­на­лось. Про­шло несколь­ко часов (а в «Рекла­мо­да­те­ле» и «Офи­ци­аль­ной газе­те» – несколь­ко лет), преж­де чем перед гла­за­ми Девор­та еще раз появи­лось это имя. На этот раз сре­ди корот­ких ново­стей: 

«Вер­хов­ный шериф в сво­ем доме на Эйл­с­бе­ри-Пайк вру­чил Элай­дже Бил­линг­то­ну тре­бо­ва­ние о пре­кра­ще­нии ноч­ных заня­тий, в кото­рых он ули­чен, и, в част­но­сти, об умень­ше­нии про­ис­хо­дя­ще­го из-за это­го шума. Сквайр Бил­линг­тон пре­ду­пре­жден, что будет заслу­шан судом окру­га на сес­сии в Арк­хэме в сле­ду­ю­щем меся­це». 

Даль­ше – опять ниче­го, пока Элай­джа Бил­линг­тон не пред­стал перед миро­вы­ми судья­ми. 

«Обви­ня­е­мый Элай­джа Бил­линг­тон сви­де­тель­ство­вал, что он ни в чем не ули­чен, что по ночам он не про­из­во­дит шума и не при­ча­стен к зву­кам, что он не нару­шал зако­нов госу­дар­ства и что готов спо­рить с любым, кто дока­зы­ва­ет обрат­ное. Он пред­ста­вил себя жерт­вой суе­вер­ных лич­но­стей, кото­рые ищут пово­да, что­бы доса­дить ему, и кото­рые никак не пой­мут, что он уже семь лет живет в оди­но­че­стве после смер­ти горь­ко опла­ки­ва­е­мой им жены. Он воз­ра­жал про­тив вызо­ва его слу­ги индей­ца Ква­ми­са в каче­стве сви­де­те­ля. Он несколь­ко раз при­зы­вал и тре­бо­вал, что­бы его обви­ни­тель был пред­став­лен ему или сам вышел перед ним, но истец не поже­лал появить­ся. И, посколь­ку никто не появил­ся, Элай­джа Бил­линг­тон был при­знан неви­нов­ным и одно­вре­мен­но пре­ду­пре­жден о том, что ему над­ле­жит выпол­нить сде­лан­ное ему пред­став­ле­ние вер­хов­но­го шери­фа».

Ясно, что зву­ки, о кото­рых упо­ми­нал в сво­ем днев­ни­ке маль­чик Лебен, не были пло­дом его вооб­ра­же­ния. Мож­но было так­же пред­по­ло­жить, что подав­ший жало­бу на Элай­джу Бил­линг­то­на боял­ся встре­чи с ним; и это вряд ли ука­зы­ва­ло на обыч­ную предо­сто­рож­ность. Если зву­ки слы­шал маль­чик, зна­чит, услы­шал и истец. Оче­вид­но, и дру­гие не стра­да­ли глу­хо­той, одна­ко никто не чув­ство­вал себя уве­рен­но (даже точ­но зная, что голо­са зву­ча­ли), что­бы предъ­явить обви­не­ние Элай­дже. Несо­мнен­но, Бил­линг­тон был из тех, кто вну­ша­ет тре­пет, если не ужас. Пря­мой, бес­страш­ный чело­век, он напа­дал без коле­ба­ний, осо­бен­но когда речь шла о его соб­ствен­ной защи­те. Деворт все более про­ни­кал­ся при­су­щей этой исто­рии таин­ствен­но­стью. Зна­чи­мость «зву­ков» воз­рас­та­ла пря­мо про­пор­ци­о­наль­но коли­че­ству про­чи­тан­ных им газет. Почти через месяц в «Офи­ци­аль­ной газе­те» появи­лось дерз­кое пись­мо неко­е­го Джо­на Дра­ве­на, веро­ят­но, того само­го, кото­рый писал замет­ку о кни­ге Уор­да Фил­лип­са и теперь рас­счи­ты­вал, что смо­жет здо­ро­во доса­дить Элай­дже, вновь сослав­шись на пре­ду­пре­жде­ние вер­хов­но­го шери­фа в адрес Бил­линг­то­на. 

«Сэр, имея слу­чай на этой неде­ле про­гу­ли­вать­ся к запа­ду и севе­ро­за­па­ду от Арк­хэ­ма, я был застиг­нут сумер­ка­ми в леси­стой мест­но­сти в окрест­но­стях Эйл­с­бе­ри-Пайк, в рай­оне, извест­ном как Бил­линг­тон­ский лес. Вско­ре после наступ­ле­ния тьмы я услы­шал отвра­ти­тель­ный шум, при­ро­ду кото­ро­го я не могу объ­яс­нить. Он доно­сил­ся, как мне пока­за­лось, из боло­та поза­ди дома Элай­джи Бил­линг­то­на. Выше­упо­мя­ну­тый шум раз­да­вал­ся несколь­ко раз и поверг меня в уны­ние, тем более, что одна­жды про­зву­ча­ло что-то похо­жее на кри­ки, кото­рые живые созда­ния изда­ют от боли или муче­ний, и, если бы я знал, куда идти, я бы дви­нул­ся к ним – так я рас­чув­ство­вал­ся от чужих стра­да­ний. Эти зву­ки про­дол­жа­лись на про­тя­же­нии полу­ча­са или чуть более, а затем пошли на убыль и стих­ли совсем, и я отпра­вил­ся сво­ей доро­гой. Ваш покор­ный слу­га Джон Дра­вен». 

Деворт был уве­рен, что такое выступ­ле­ние долж­но вызвать у его пред­ка гнев­ную отпо­ведь, но мель­ка­ли неде­ли, а на газет­ных стра­ни­цах ниче­го не появ­ля­лось. Меж­ду тем оппо­зи­ция Бил­линг­то­ну про­дол­жа­ла креп­нуть. Так, пре­по­доб­ный Уорд Фил­липс опуб­ли­ко­вал в газе­те откры­тое пись­мо, в кото­ром заяв­лял о сво­ей готов­но­сти воз­гла­вить коми­тет по выяв­ле­нию источ­ни­ка «зву­ков» с целью выяс­нить их при­чи­ну и тот­час поло­жить им конец. Ясно, что Бил­линг­тон не мог оста­вить это без вни­ма­ния – его побуж­да­ли к дей­стви­ям. Про­игно­ри­ро­вав как свя­щен­ни­ка, так и обо­зре­ва­те­ля, он высту­пил с пуб­лич­ным обра­ще­ни­ем: 

«Каж­дый, кто соби­ра­ет­ся нару­шить гра­ни­цы соб­ствен­но­сти, извест­ной как Бил­линг­тон­ский лес с при­мы­ка­ю­щи­ми к нему полем и паст­би­щем, зако­но­да­тель­но закреп­лен­ны­ми за так назы­ва­е­мым Бил­линг­тон­ским лесом, будет задер­жан как нару­ши­тель гра­ниц соб­ствен­но­сти и аре­сто­ван соглас­но зако­ну. Элай­джа Бил­линг­тон сего­дня пред­стал перед миро­вы­ми судья­ми и засви­де­тель­ство­вал, что его соб­ствен­ность долж­ным обра­зом заре­ги­стри­ро­ва­на про­тив нару­ши­те­лей гра­ниц, будь то охот­ни­ки, отды­ха­ю­щие или про­сто вторг­ши­е­ся без раз­ре­ше­ния». 

Это при­ве­ло к немед­лен­ной раз­дра­жен­ной репли­ке пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са, кото­рый писал, что «… кажет­ся, наш сосед, Элай­джа Бил­линг­тон, про­тив каких-либо рас­сле­до­ва­ний, каса­ю­щих­ся источ­ни­ка зву­ков, и жела­ет сохра­нить их в сво­ем уеди­нен­ном при­тоне». Свое искус­ное пись­мо Фил­липс закан­чи­вал вызы­ва­ю­щим вопро­сом в упор: поче­му Элай­джа Бил­линг­тон боит­ся рас­сле­до­ва­ний или устра­не­ния зву­ков и их источ­ни­ка? Элай­джа, одна­ко, не менее искус­но вла­дел пером. Вско­ре после это­го он заявил, что не наме­рен под­ла­жи­вать­ся под

«всех и каж­до­го» и он сомне­ва­ет­ся, что само­зва­ные «преп. Уорд Фил­липс и его про­те­же Джон Дра­вен, джент.» доста­точ­но ква­ли­фи­ци­ро­ва­ны, что­бы про­во­дить подоб­ные рас­сле­до­ва­ния. Здесь же он ляг­нул и тех, кто утвер­ждал, что слы­шал зву­ки: «Что каса­ет­ся этих лич­но­стей, то умест­но было бы спро­сить, что они дела­ют в этот час ночи, когда все при­лич­ные лич­но­сти нахо­дят­ся в посте­ли или, на худой конец, под соб­ствен­ным кро­вом и не шля­ют­ся по окру­ге под покро­вом тем­но­ты Бог зна­ет для каких удо­воль­ствий и с каки­ми целя­ми? У них нет ника­ких дока­за­тельств. Этот сви­де­тель, Дра­вен, откры­то заяв­ля­ет, что он слы­шал зву­ки, но он не упо­ми­на­ет, был ли с ним кто- либо. Тако­го рода сви­де­те­ли извест­ны уже едва ли не сот­ню лет – они вооб­ра­жа­ли, что слы­ша­ли голо­са, и обви­ня­ли в кол­дов­стве невин­ных муж­чин и жен­щин, кото­рых осуж­да­ли потом на ужас­ные муки и смерть. А так ли уж хоро­шо осве­дом­лен сви­де­тель о зву­ках, раз­да­ю­щих­ся ночью в окру­ге, что­бы отли­чить их от мыча­ния быка, коро­вы, ищу­щей телен­ка, или от дру­гих зву­ков, обыч­ных в при­ро­де? Было бы луч­ше, если бы они попри­дер­жа­ли язы­ки и не иска­ли того, что Гос­по­дом нам не дано видеть». 

Конеч­но, пись­мо было дву­смыс­лен­ным. Рань­ше Бил­линг­тон не при­зы­вал

Гос­по­да в сви­де­те­ли. Пись­мо нес­ло на себе печать вспыль­чи­во­сти и не во во всем отве­ча­ло здра­во­му смыс­лу. Коро­че, Бил­линг­тон сам под­ста­вил себя под ата­ку и дол­жен был ожи­дать ее сра­зу от обо­их – от Уор­да Фил­лип­са и Джо­на Дра­ве­на. 

Свя­щен­ник во встреч­ном посла­нии бла­го­да­рил Бога за то, что Бил­линг­тон при­знал нали­чие вещей, кото­рые Гос­подь не дал видеть чело­ве­ку, и выра­жал надеж­ду, «что упо­мя­ну­тый Бил­линг­тон сам не видел их».

Джон Дра­вен, одна­ко, посме­ял­ся над Элай­джой: «Я не знал, что сосед Бил­линг­тон дер­жит быков, коров и телят, чьи голо­са сви­де­те­лю доста­точ­но зна­ко­мы, что­бы он мог разо­брать­ся в них. И сви­де­тель про­дол­жа­ет утвер­ждать, что не слы­шал голо­сов ни быков, ни коров, ни телят в окрест­но­стях Бил­линг­тон­ско­го леса, рав­но как ни коз­лов, ни овец, ни ослов, ни дру­гих извест­ных мне живот­ных. Но зву­ки есть, и отри­цать это невоз­мож­но, и я слы­шал их, и дру­гие тоже». И так далее, в том же духе. Мож­но было пред­по­ло­жить, что Бил­линг­тон выдаст ответ, но это­го не про­изо­шло. Ниче­го за его под­пи­сью не появи­лось, но тре­мя меся­ца­ми позд­нее «Офи­ци­аль­ная газе­та» напе­ча­та­ла сооб­ще­ние язви­тель­но­го Дра­ве­на о том, что он полу­чил от сво­е­го сосе­да при­гла­ше­ние про­ве­сти на досу­ге рас­сле­до­ва­ние в Бил­линг­тон­ском лесу хоть в оди­ноч­ку, хоть в ком­па­нии, и что Бил­линг­тон потре­бо­вал толь­ко, что­бы его изве­сти­ли о целях это­го меро­при­я­тия – тогда он отдаст при­каз, ограж­да­ю­щий иссле­до­ва­те­ля от бес­по­койств. Дра­вен сооб­щил, что его цели одоб­ре­ны Бил­линг­то­ном и он при­гла­шен прий­ти в любое удоб­ное вре­мя. 

После это­го насту­пи­ло неко­то­рое зати­шье. Затем после­до­ва­ла серия зло­ве­щих заме­ток, с каж­дой неде­лей все более взвол­но­ван­ных. Пер­вое сооб­ще­ние было доста­точ­но ней­траль­ным: «Джон Дра­вен, джентль­мен, вре­мя от вре­ме­ни пуб­ли­ку­ю­щий­ся на стра­ни­цах этой газе­ты, ока­зал­ся не в состо­я­нии пред­ста­вить свою ста­тью к выпус­ку на этой неде­ле и, веро­ят­но, при­го­то­вит ее к сле­ду­ю­щей неде­ле». 

На сле­ду­ю­щей неде­ле, одна­ко, «Газетт» напе­ча­та­ла нечто вро­де рас­ши­рен­ной замет­ки, сооб­ща­ю­щей о том, что Джо­на Дра­ве­на «не могут най­ти. Его нет у себя в ком­на­те на Ривер-Стрит, и сей­час ведут­ся рас­сле­до­ва­ния, направ­лен­ные на уста­нов­ле­ние хотя бы при­бли­зи­тель­но­го его место­на­хож­де­ния». 

Неде­лю спу­стя «Газетт» изве­сти­ла, что обе­щан­ный Дра­ве­ном, но исчез­нув­ший текст был отче­том о визи­те, кото­рый он нанес в усадь­бу Бил­линг­то­на вме­сте с пре­по­доб­ным Уор­дом Фил­лип­сом и раз­нос­чи­ком

Уэст­рип­пом. Послед­ние двое засви­де­тель­ство­ва­ли, что от Бил­линг­то­на они вер­ну­лись вме­сте. Одна­ко той же ночью, как сооб­щи­ла домо­хо­зяй­ка, Дра­вен ушел из дома, не отве­тив на вопрос, куда он собрал­ся. Рас­спро­шен­ные о рас­сле­до­ва­ни­ях отно­си­тель­но «зву­ков» в Бил­линг­тон­ском лесу пре­по­доб­ный Фил­липс и раз­нос­чик Уэст­рипп не вспом­ни­ли ниче­го, кро­ме того, что хозя­ин был весь­ма учтив с ними и даже дал зав­трак в их честь, при­го­тов­лен­ный его слу­гой, индей­цем Ква­ми­сом. А пото­му вер­хов­ный шериф был теперь занят рас­сле­до­ва­ни­ем дела об исчез­но­ве­нии Джо­на Дра­ве­на. 

На про­тя­же­нии четы­рех недель ново­стей о Дра­вене не было. Так же, как и в тече­ние пятой. 

А даль­ше – вооб­ще тиши­на, если не счи­тать сооб­ще­ния, сде­лан­но­го через три меся­ца: вер­хов­ный шериф пре­кра­тил рас­сле­до­ва­ние по делу об исчез­но­ве­нии Джо­на Дра­ве­на. Имя Бил­линг­то­на боль­ше ни в одном газет­ном раз­де­ле не упо­ми­на­лось. 

Одна­ко спу­стя шесть меся­цев после исчез­но­ве­ния Дра­ве­на эта тем­ная исто­рия вновь всплы­ла на поверх­ность. В тече­ние трех недель «Газетт» и «Эдвер­тай­зер» опуб­ли­ко­ва­ли сра­зу четы­ре замет­ки. В пер­вой речь шла о том, что обна­ру­жен обез­об­ра­жен­ный труп на оке­ан­ском бере­гу в непо­сред­ствен­ной бли­зо­сти от мор­ско­го пор­та Иннс­мут в устье реки Манук­сет. В погиб­шем опо­зна­ли Джо­на Дра­ве­на. «Пола­га­ют, что мистер Дра­вен вышел в море на судне и попал в шторм. Смерть насту­пи­ла за несколь­ко дней до обна­ру­же­ния тела. Послед­ний раз Дра­ве­на виде­ли в Арк­хэме пол­го­да назад, и с тех пор о нем ниче­го не было слыш­но. Он най­ден с жесто­ко иска­ле­чен­ным телом, до неузна­ва­е­мо­сти вытя­ну­тым лицом и со мно­же­ствен­ны­ми пере­ло­ма­ми костей». 

Во вто­рой замет­ке изве­ща­лось, что Элай­джа Бил­линг­тон и его сын Лебен отбы­ли с визи­том к род­ствен­ни­кам в Англию. 

Неде­лю спу­стя инде­ец Ква­мис, слу­га Элай­джи, «был затре­бо­ван для допро­са к вер­хов­но­му шери­фу, но его нигде не мог­ли най­ти. Два бей­ли­фа отпра­ви­лись к дому Бил­линг­то­на, но нико­го там не обна­ру­жи­ли. Дом был закрыт и опе­ча­тан. Опрос индей­цев, про­жи­ва­ю­щих в окрест­но­стях Арк­хэ­ма, ниче­го не дал. Они не зна­ют и не жела­ют ниче­го знать о Ква­ми­се, а двое вооб­ще отри­ца­ют суще­ство­ва­ние како­го-либо Ква­ми­са». 

И нако­нец, Вер­хов­ный шериф обна­ро­до­вал в «Газетт» фраг­мент пись­ма, нача­то­го покой­ным Дра­ве­ном в послед­ний вечер перед сво­им зага­доч­ным исчез­но­ве­ни­ем. Это пись­мо, адре­со­ван­ное Уор­ду Фил­лип­су и несу­щее, по выра­же­нию «Газетт», «отпе­ча­ток тороп­ли­во­сти», было обна­ру­же­но домо­хо­зяй­кой Дра­ве­на и пере­да­но Вер­хов­но­му шери­фу, кото­рый объ­явил о суще­ство­ва­нии дан­но­го доку­мен­та толь­ко теперь. 

«Преп. Уор­ду Фил­лип­су, бап­тист­ская цер­ковь, Френч Хилл в Арк­хэме. Мой ува­жа­е­мый друг, 

я заме­чаю, и это в выс­шей сте­пе­ни стран­но, что вос­по­ми­на­ния о собы­ти­ях, сви­де­те­ля­ми кото­рых мы были сего­дня днем, ста­но­вят­ся все сла­бее. Я не могу най­ти это­му объ­яс­не­ния, но могу доба­вить, что я вынуж­ден теперь думать боль­ше о нашем быв­шем хозя­ине, гроз­ном Бил­линг­тоне, слов­но я дол­жен идти к нему, и это неуди­ви­тель­но, ибо он доста­точ­но жесток, что­бы кол­дов­ским спо­со­бом доба­вить что-нибудь в еду, кото­рую мы ели, дабы осла­бить нашу память. Не счи­тай меня боль­ным, мой доб­рый друг, про­сто я все­це­ло погру­жен в вос­по­ми­на­ния об уви­ден­ном нами в камен­ном коль­це посре­ди леса, и с каж­дым ухо­дя­щим мгно­ве­ни­ем мне кажет­ся, что эти вос­по­ми­на­ния все более туск­не­ют…» 

На этом пись­мо обры­ва­лось. «Газетт» опуб­ли­ко­ва­ла его в том виде, в каком полу­чи­ла, и редак­тор не осме­лил­ся доба­вить какие-либо ком­мен­та­рии. Вер­хов­ный шериф заявил един­ствен­ное: Элай­джа Бил­линг­тон по воз­вра­ще­нии будет допро­шен. Вот и все. Впо­след­ствии появи­лось сооб­ще­ние о пре­да­нии зем­ле несчаст­но­го Дра­ве­на. А еще поз­же – пись­мо от пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са, где гово­ри­лось о том, что чле­ны его при­хо­да, живу­щие по сосед­ству с Бил­линг­тон­ским лесом, не слы­шат ноч­ных зву­ков с тех пор, как Элай­джа Бил­линг­тон отбыл к замор­ским бере­гам. 

В газе­тах за после­ду­ю­щие шесть меся­цев Деворт ни разу не обна­ру­жил имя Бил­линг­то­на и на этом пре­кра­тил про­смотр. У него уста­ли гла­за. Было уже дале­ко за пол­день, и он совсем забыл об обе­де. Про­чи­тан­ное сби­ва­ло с тол­ку. В неко­то­ром смыс­ле он был даже разо­ча­ро­ван, так как ожи­дал боль­шей ясно­сти. В том, что он про­чи­тал, пре­об­ла­да­ла бес­связ­ная смут­ность, почти таин­ствен­ная туман­ность. Газет­ные отче­ты сооб­ща­ли о суще­стве пред­ме­та совсем немно­го. Конеч­но, серьез­ным под­спо­рьем был днев­ник маль­чи­ка, под­твер­ждав­ший, что обви­ни­те­ли Элай­джи дей­стви­тель­но слы­ша­ли по ночам зву­ки в Бил­линг­тон­ском лесу. Най­ден­ные Девор­том опи­са­ния Бил­линг­то­на харак­те­ри­зо­ва­ли его и почти как него­дяя – как зади­ру, вспыль­чи­во­го и гру­бо­го, кото­рый не боит­ся встре­тить­ся лицом к лицу со сво­и­ми недоб­ро­же­ла­те­ля­ми; он достой­но выхо­дил из каж­дой стыч­ки, хотя пре­по­доб­ный Уорд Фил­липс и нанес ему пару чув­стви­тель­ных уда­ров. Несо­мнен­но, кни­гой, про­тив рецен­зии на кото­рую так гру­бо воз­ра­жал Элай­джа, – была «Маги­че­ские чуде­са в Ново­ан­глий­ском Хана­ане». Совре­мен­ный суд вполне мог бы рас­смат­ри­вать исчез­но­ве­ние Джо­на Дра­ве­на – само­го непри­ят­но­го для Бил­линг­то­на кри­ти­ка – слиш­ком подо­зри­тель­ной слу­чай­но­стью. Более того, неокон­чен­ное пись­мо Дра­ве­на поз­во­ля­ло задать весь­ма ост­рые вопро­сы. Ведь сам собой напра­ши­вал­ся вывод: Элай­джа что-то под­сы­пал в пищу, и это заста­ви­ло незва­ных гостей – «иссле­до­ва­тель­ский коми­тет» – забыть то, что они виде­ли; зна­чит, они все же кое-что виде­ли – то, что мог­ло послу­жить дока­за­тель­ством в неяв­ных обви­не­ни­ях Дра­ве­на и пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са. Это «кое-что» име­ло отно­ше­ние к сло­вам из пись­ма: «… слов­но я дол­жен идти к нему». Деворт пред­по­ло­жил, что каким-то обра­зом Бил­линг­тон заста­вил наи­бо­лее доса­ждав­ше­го ему кри­ти­ка вер­нуть­ся к нему и в конеч­ном сче­те добил­ся его смер­ти. 

Вер­нув­шись домой, Деворт вновь уткнул­ся в бума­ги, про­чи­тан­ные нака­нуне ночью. Он пытал­ся обна­ру­жить какую-либо связь меж­ду Ричар­дом Бил­линг­то­ном и сбе­жав­шим в Англию Элай­джой – разу­ме­ет­ся, не род­ствен­ную (Деворт не сомне­вал­ся, что они оба про­ис­хо­дит от одной семей­ной вет­ви, лишь раз­де­ле­ны несколь­ки­ми поко­ле­ни­я­ми), но связь через подо­пле­ку неве­ро­ят­ных собы­тий, зафик­си­ро­ван­ных в доку­мен­тах и отра­жен­ных в арк­хэм­ских газе­тах, эта связь каза­лась ему несо­мнен­ной. Один оби­тал в «Нью-Дан­ни­че», что, веро­ят­но, назы­ва­ет­ся сего­дня Дан­ви­чем (во всей окру­ге есть толь­ко одно похо­жее назва­ние), а дру­гой – в Бил­линг­тон­ском лесу, с кото­рым свя­за­но упо­ми­на­ние о «камен­ном коль­це», явно напо­ми­на­ю­щем дру­и­ди­че­ские фраг­мен­ты круг­лой баш­ни из гру­бо­го кам­ня в высох­шем при­то­ке Мис­ка­то­ни­ка. 

Деворт при­го­то­вил себе несколь­ко сэнд­ви­чей, раз­ло­жил по кар­ма­нам пиджа­ка апель­син и фона­рик и с послед­ни­ми луча­ми солн­ца отпра­вил­ся к башне. Вдоль внут­рен­ней сте­ны построй­ки спи­ра­лью вилась вверх лест­ни­ца, очень узкая, из гру­бо­го кам­ня. С неко­то­рым опа­се­ни­ем Деворт стал под­ни­мать­ся по ней, рас­смат­ри­вая тяну­щи­е­ся вдоль все­го пути при­ми­тив­ные, но выра­зи­тель­ные деко­ра­тив­ные баре­лье­фы, состав­лен­ные, как он ско­ро понял, из одно­го рисун­ка, кото­рый повто­рял­ся цепоч­кой по всей длине лест­ни­цы. Лест­ни­ца закан­чи­ва­лась неболь­шой пло­щад­кой под самой кры­шей баш­ни – Девор­ту даже при­шлось при­гнуть­ся. Луч его фона­ря высве­тил на пло­щад­ке баре­льеф с точ­но таким же рисун­ком. Он пред­став­лял собой пере­пле­те­ние кон­цен­три­че­ских колец и ради­аль­ных линий, похо­жее на запу­тан­ный лаби­ринт, кото­рый необъ­яс­ни­мым обра­зом на гла­зах менял свои очер­та­ния. Когда он в про­шлый раз рас­смат­ри­вал баш­ню, ему пока­за­лось, что какое-то изоб­ра­же­ние нахо­дит­ся на той части кры­ши, кото­рая, види­мо, была соору­же­на позд­нее. Теперь Деворт смог раз­гля­деть, что рисун­ком укра­шен цель­ный боль­шой блок из извест­ня­ка, плос­кий, и по вели­чине сопо­ста­ви­мый с пло­щад­кой, на кото­рую Деворт взо­брал­ся. Это укра­ше­ние, одна­ко, не про­дол­жа­ло моти­вы баре­лье­фов; его гру­бые очер­та­ния боль­ше напо­ми­на­ли звез­ду с боль­шим кари­ка­тур­ным гла­зом в цен­тре. Впро­чем, это был не глаз, а иска­жен­ный ромб с лини­я­ми, похо­жи­ми на язы­ки пла­ме­ни или на огнен­ный столб. 

Деворт вос­при­ни­мал этот рису­нок лишь как фраг­мент укра­ше­ния. Но гораз­до боль­ше его заин­те­ре­со­ва­ло дру­гое. Рас­твор, удер­жи­ва­ю­щий блок на месте, уже настоль­ко высох и потрес­кал­ся, что при извест­ной лов­ко­сти и уме­нии, отко­лов остат­ки рас­тво­ра, мож­но было убрать камень и про­де­лать отвер­стие в кони­че­ской кры­ше. Осве­тив лучом фона­ря пото­лок, Деворт выяс­нил, что пер­во­на­чаль­но баш­ня стро­и­лась с отвер­сти­ем, кото­рое впо­след­ствии было зало­же­но этим бло­ком. 

Итак, стоя согнув­шись, Деворт раз­мыш­лял о том, что не меша­ло бы вер­нуть башне ее пер­во­на­чаль­ный облик. Эта мысль все силь­нее овла­де­ва­ла им, пока он не решил, чего же имен­но хочет добить­ся такой рестав­ра­ци­ей. И тогда он сдви­нул блок настоль­ко, что смог выпря­мить­ся. Осве­тив пол, Деворт нашел обло­мок кам­ня, кото­рый мож­но было исполь­зо­вать как ору­дие при уда­ле­нии рас­тво­ра. Теперь сле­до­ва­ло поду­мать над тем, как добить­ся жела­е­мо­го резуль­та­та, не под­вер­гая себя опас­но­сти. Блок мож­но было напра­вить так, что­бы он упал мимо пло­щад­ки, но он был слиш­ком тяжел, что­бы попы­тать­ся удер­жать его на весу. Деворт при­жал­ся к стене, сунул фона­рик в кар­ман и начал осто­рож­но дол­бить. Вско­ре ему ста­ло ясно, что для нача­ла необ­хо­ди­мо отбить рас­твор пря­мо над голо­вой, что­бы, падая, блок мино­вал сте­ну, его само­го и с края пло­щад­ки рух­нул вниз на зем­ля­ной пол. 

Деворт усерд­но при­нял­ся за рабо­ту, и через пол­ча­са камен­ный блок рух­нул так, как и наме­ча­лось. Деворт выпря­мил­ся, и ока­за­лось, что он смот­рит через боло­та на восток. Толь­ко сей­час он заме­тил, что баш­ня и дом сто­ят на одной линии, и сол­неч­ные лучи, про­хо­дя над боло­та­ми и дере­вья­ми пада­ют пря­мо на окно его дома. Это вызы­ва­ло удив­ле­ние – ведь ни из одно­го окна в доме Деворт не видел баш­ню. Впро­чем, он нико­гда не смот­рел из круг­ло­го окна с раз­но­цвет­ны­ми стек­ла­ми, что нахо­ди­лось в каби­не­те Бил­линг­то­на, а из отвер­стия в башне сей­час вид­не­лось имен­но это окно. Для чего была постро­е­на баш­ня? Опи­ра­ясь рука­ми о края отвер­стия, Деворт посмот­рел вверх – ничто не закры­ва­ло от него неба. Воз­мож­но, баш­ню соору­дил какой­ни­будь древ­ний аст­ро­ном, что­бы наблю­дать за вра­ща­ю­щи­ми­ся ввер­ху све­ти­лами. 

Кам­ни кони­че­ской кры­ши были точ­но такой же тол­щи­ны, что и в сте­нах, – око­ло фута. То, что кры­ша неко­ле­би­мо про­сто­я­ла все эти годы, сви­де­тель­ство­ва­ло об искус­стве древ­не­го зод­че­го. Впро­чем, вряд ли он был аст­ро­но­мом. Ина­че он воз­вел бы свое стро­е­ние на хол­ме или на любой дру­гой воз­вы­шен­но­сти, а не на ост­ро­ве (теперь уже быв­шем), лишь слег­ка при­под­ня­том над уров­нем зем­ли. Кро­ме того, гори­зонт вокруг был засло­нен дере­вья­ми, что явно не спо­соб­ство­ва­ло наблю­де­нию за звез­да­ми во вре­мя их подъ­ема или зака­та. 

Через какое-то вре­мя Деворт спу­стил­ся по лест­ни­це, пере­вер­нул сбро­шен­ный камень и вышел из баш­ни через хлип­кую дверь. Солн­це уже сади­лось. Доже­вы­вая на ходу бутер­брод, Деворт пустил­ся в обрат­ный путь по той же доро­ге, оги­бая боло­то и под­ни­ма­ясь к сво­е­му дому. Четы­ре боль­шие фрон­таль­ные колон­ны уже отчет­ли­во беле­ли в сгу­ща­ю­щих­ся сумер­ках. 

То немно­гое, что сего­дня уда­лось открыть, не укла­ды­ва­лось в каку­юли­бо досто­вер­ную вер­сию. Деворт рас­ко­пал уйму слу­хов и легенд о сво­ем пред­ке, преду­смот­ри­тель­ном Элай­дже, кото­рый, мож­но ска­зать, взба­ла­му­тил весь Арк­хэм и оста­вил после себя такую тай­ну, что даже за дол­гие годы она оста­лась непри­кос­но­вен­ной, успев лишь обра­сти мно­го­чис­лен­ны­ми дета­ля­ми; и непо­нят­но было – то ли это раз­ные части еди­но­го цело­го, то ли фраг­мен­ты раз­лич­ных кар­тин. 

Домой он вер­нул­ся уста­лым. Хоте­лось вновь уйти с голо­вой в кни­ги пра­пра­де­да, но Деворт решил побе­речь гла­за и стал обду­мы­вать свои даль­ней­шие дей­ствия. Удоб­но устро­ив­шись в каби­не­те у пыла­ю­ще­го ками­на, он пере­би­рал в уме воз­мож­ные направ­ле­ния поис­ков. Несколь­ко раз мыс­ли Девор­та воз­вра­ща­лись к исчез­нув­ше­му слу­ге Ква­ми­су, пока он не заме­тил некую пере­клич­ку меж­ду име­нем это­го индей­ца и име­нем Кудес­ни­ка, назы­ва­е­мо­го в ста­рых бума­гах Мис­ква­ма­ку­сом. Ква­мис или

Ква­мус – маль­чик запи­сал оба име­ни. Послед­нее пред­став­ля­ло два сло­га из име­ни индей­ско­го муд­ре­ца, и, хотя боль­шин­ство индей­ских имен похо­жи, здесь вполне мог­ла скры­вать­ся семей­ная пре­ем­ствен­ность. 

Такой пово­рот мыс­ли тут же вызвал пред­по­ло­же­ние, что в окру­ге, на хол­мах око­ло Дан­ви­ча, все еще могут про­жи­вать род­ствен­ни­ки или потом­ки Ква­ми­са. То, что послед­ний был отторг­нут сво­и­ми сопле­мен­ни­ка­ми сот­ню лет назад или более, Девор­та не сму­ща­ло. Чело­ве­ка, наме­рен­но выбро­шен­но­го из памя­ти, могут пом­нить куда отчет­ли­вей того, кто под фле­ром роман­ти­че­ских легенд утра­тил свою инди­ви­ду­аль­ность. Итак, если пого­да утром поз­во­лит, нуж­но будет поис­кать в этом направ­ле­нии. При­няв такое реше­ние, Деворт отпра­вил­ся в постель. 

Спал он хоро­шо, хотя раза два в тече­ние ночи про­буж­дал­ся с уже зна­ко­мым ощу­ще­ни­ем, что за ним кто-то наблю­да­ет.  ***  

Утром, потра­тив какое-то вре­мя на кор­ре­спон­ден­цию, дожи­дав­шу­ю­ся его уже несколь­ко дней, он отпра­вил­ся на авто­мо­би­ле в Дан­вич. Небо покры­ва­ли обла­ка, а лег­кий восточ­ный ветер пред­ве­щал дождь. При такой пого­де леси­стые хол­мы в окрест­но­стях Дан­ви­ча и их каме­ни­стые вер­ши­ны каза­лись тем­ны­ми и зло­ве­щи­ми. Эти места мало кто посе­щал из-за их отда­лен­но­сти от про­ез­жих дорог, к тому же о забро­шен­ных домах ходи­ли смут­ные слу­хи. Сюда вела узкая доро­га, тес­ни­мая бурья­ном, еже­ви­кой и пере­хо­дя­щая порой в про­се­лок. 

Свое­об­ра­зие мест­но­сти сра­зу бро­са­лось в гла­за. В отли­чие от округ­лых хол­мов в окрест­но­стях Арк­хэ­ма, тяну­щих­ся вдоль Эйл­с­бе­ри Пайк, хол­мы Дан­ви­ча были изре­за­ны глу­бо­ки­ми лож­би­на­ми и рас­ще­ли­на­ми, пере­кры­ты­ми шат­ки­ми сто­лет­ни­ми мости­ка­ми, а сами воз­вы­шен­но­сти стран­ным обра­зом увен­чи­ва­лись кам­ня­ми, силь­но зарос­ши­ми, но нося­щи­ми на себе сле­ды того, что это древ­нее тво­ре­ние чело­ве­че­ских рук. Хму­рые тучи были похо­жи на враж­деб­ные лица, обра­щен­ные к оди­но­ко­му путе­ше­ствен­ни­ку в авто­мо­би­ле, осто­рож­но пол­зу­щем по колее и пере­се­ка­ю­щем вет­хие мосты. 

Деворт ощу­тил непо­нят­ное напря­же­ние кожи на голо­ве. Рас­цвет­ка лист­вы здесь была неесте­ствен­ной, вино­град­ные лозы – слиш­ком длин­ны­ми, а кустар­ник – черес­чур густым. Деворт уже поря­доч­но отъ­е­хал от Мис­ка­то­ни­ка, как вдруг река, зме­ей пет­ля­ю­щая по окру­ге, вновь появи­лась перед ним. Ее мрач­ные воды, осо­бен­но тем­ные в этом рай­оне, пита­ли вере­ни­цу аль­пий­ских лугов и забо­ло­чен­ную пой­му, где пища­ли лягуш­ки-быки, несмот­ря на непод­хо­дя­щее вре­мя года. Деворт уже, навер­ное, боль­ше часа ехал по мест­но­сти, абсо­лют­но нети­пич­ной для восточ­ных обла­стей Север­ной Аме­ри­ки, и нако­нец при­бли­зил­ся к посел­ку. Это и был Дан­вич, хотя ника­кой ука­за­тель о том не опо­ве­щал. Боль­шин­ство домов были бро­ше­ны на раз­ной ста­дии раз­ру­ше­ния. Деворт сра­зу уви­дел цер­ковь и посел­ко­вую лав­ку. Он напра­вил­ся туда и вдруг оста­но­вил­ся на тро­пе. У построй­ки, при­сло­нив­шись к стене, сто­я­ли два обо­рван­ных ста­ри­ка. Их физи­че­ская и умствен­ная дегра­да­ция не вызы­ва­ла сомне­ний, и все же Деворт решил задать им вопрос: – Кто-нибудь из вас зна­ет о здеш­нем пле­ме­ни индей­цев? 

Один из ста­ри­ков отде­лил­ся от сте­ны и, воло­ча ноги, подо­шел к машине. Его узкие гла­за были глу­бо­ко запря­та­ны в заду­бев­шую кожу, а руки напо­ми­на­ли клеш­ни. Деворт, ожи­дая отве­та на свой вопрос, в лег­ком нетер­пе­нии подал­ся впе­ред и рез­ко высу­нул голо­ву из авто­мо­би­ля.  Ста­рик вздрог­нул и сде­лал шаг назад. 

– Лютер! – позвал он дро­жа­щим голо­сом. – Лютер! Иди-ка сюда! Когда вто­рой под­та­щил­ся и встал рядом, пер­вый воз­буж­ден­но ука­зал на Девор­та. 

– Ты пом­нишь ту кар­ти­ну, что мисс Жиль пока­за­ла нам в тот самый день? Это он, точ­но он, про­кля­тый! Он теперь выгля­дит луч­ше, чем на кар­тине, раз­ве нет? Как раз в то вре­мя, Лютер, как раз в то вре­мя, о кото­ром гово­ри­ли… Когда он вер­нет­ся, за ним вер­нут­ся и дру­гие. 

Вто­рой ста­рик дер­нул его за пиджак.

– Да пого­ди ты, Сет. Чего-то ты раз­во­е­вал­ся. Спро­си-ка его о зна­ке. – Знак! – вос­клик­нул Сет. – А есть ли у тебя знак?

Деворт, нико­гда рань­ше не имев­ший дела с подоб­ны­ми созда­ни­я­ми, чув­ство­вал себя не в сво­ей тарел­ке.

– Я ищу потом­ков ста­рых индей­ских семей, – отве­тил он корот­ко. – Ника­ких индей­цев здесь не оста­лось, – ска­зал муж­чи­на, кото­ро­го зва­ли Лютер.

Деворт риск­нул вкрат­це объ­яс­нить, что он и не ожи­дал най­ти индей­цев. Он про­сто наде­ял­ся встре­тить одну-две семьи, кото­рые пошли от сме­шан­ных бра­ков.

Он выби­рал про­стей­шие сло­ва, но был явно сму­щен при­сталь­ным взгля­дом Сета. 

– А какое было имя у того пар­ня, Лютер? – вне­зап­но про­го­во­рил тот.

– Бил­линг­тон, вот какое.

– Твое имя Бил­линг­тон? – сме­ло спро­сил Сет.

– Элай­джа Бил­линг­тон – мой пра­пра­дед, – отве­тил Деворт. – Ну, а что каса­ет­ся тех семей… 

Боль­ше ему не надо было пред­став­лять­ся – оба ста­ри­ка мгно­вен­но изме­ни­ли свое пове­де­ние, пре­вра­тив­шись в услуж­ли­вых под­ха­ли­мов. – Вам надо выбрать­ся на Глен Роуд, а там оста­но­вить­ся у пер­во­го дома на этой сто­роне Спринг-Глен, спро­сить Бишо­пов. В этих Бишо­пах есть индей­ская кровь, и може­те ихнюю тет­ку порас­спро­сить. А вооб­ще-то, вам луч­ше уехать отсю­да, пока не закри­ча­ли козо­дои и не заво­пи­ли лягуш­ки. А если реши­те пере­ждать, то услы­ши­те стран­ные шту­ки – они мота­ют­ся и поют в воз­ду­хе. А еже­ли у вас в жилах кровь Бил­линг­то­на, вам это, может, и нипо­чем. Боль­ше мы вам ниче­го не можем ска­зать, даже если вы и спро­си­те. 

– Кото­рая доро­га на Спринг Глен? – спро­сил Деворт.

– Вто­рой пово­рот – счи­тай­те отсю­да по этой доро­ге, а там уж неда­ле­ко. Пер­вый дом, кото­рый встре­тит­ся на этой сто­роне Спринг Глен. Еже­ли мисс Бишоп дома, она, вер­но, рас­ска­жет вам все, что захо­ти­те узнать.

Девор­ту не тер­пе­лось немед­лен­но уехать от этих гряз­ных ста­ри­ков, кото­рые нес­ли на себе явную печать вырож­де­ния. Их необыч­но урод­ли­вые уши и глу­бо­ко запав­шие гла­за³ вызы­ва­ли отвра­ще­ние. Его пора­зи­ло то жад­ное любо­пыт­ство, с кото­рым ста­ри­ки отнес­лись к име­ни Бил­линг­то­на.

– Вы слы­ша­ли об Элай­дже Бил­линг­тоне, – ска­зал он. – И что же о нем гово­рят? – Ниче­го пло­хо­го не гово­рят, – поспеш­но отве­тил Лютер. – Вы сто­и­те пря­мо на доро­ге в Глен. 

Деворт выка­зал лег­кое нетер­пе­ние.

Сет чуть выдви­нул­ся впе­ред и пояс­нил вино­ва­тым тоном:

– Ваше­го пра­пра­де­да в окру­ге очень ува­жа­ли, а у мисс Жиль была его кар­ти­на, что нари­со­вал один ее зна­ко­мый, и, еже­ли посмот­ри­те на кар­ти­ну, уви­ди­те, что это выли­тый вы в моло­до­сти. А еще пого­ва­ри­ва­ли, что кровь Бил­линг­то­нов набе­га­ет­ся по све­ту да и вер­нет­ся в дом сре­ди леса. Этим Деворт и дол­жен был удо­вле­тво­рить­ся. Он чув­ство­вал, что ста­ри­ки не дове­ря­ют ему, но решил вос­поль­зо­вать­ся ука­зан­ным адре­сом.

Он поехал сре­ди хол­мов под тем­ным небом, уве­рен­но свер­нул на Спринг Глен Роуд и, добрав­шись до источ­ни­ка дав­ше­го имя этой узкой долине, повер­нул к дому Бишо­пов. Это был при­зе­ми­стый домик с поблек­шей белой обшив­кой из досок. На одном из стол­бов ворот была гру­бо наца­ра­па­на фами­лия хозя­ев. Деворт под­нял­ся по зарос­шей сор­ня­ком дорож­ке, осто­рож­но шаг­нул на низень­кое крыль­цо, силь­но постра­дав­шее от бес­чис­лен­ных каб­лу­ков и непо­го­ды, и посту­чал в дверь, пола­гая, что дом без­жиз­нен, как воз­дух пусты­ни. Но ему отве­тил голос – дре­без­жа­щий голос ста­рой жен­щи­ны, пред­ло­жив­шей вой­ти. Едва он открыл дверь, как в нос ему шиба­нул тош­но­твор­ный запах. В ком­на­те свет не горел, окна были заго­ро­же­ны. Деворт оста­вил дверь полу­от­кры­той и толь­ко бла­го­да­ря это­му смог рас­смот­реть силу­эт ста­ру­хи, сгор­бив­шей­ся в качал­ке. Ее белые воло­сы почти сия­ли в тем­но­те ком­на­ты.

– При­са­жи­вай­ся, незна­ко­мец, – ска­за­ла она.

– Мисс Бишоп? – спро­сил он.

Она под­твер­ди­ла, что она дей­стви­тель­но мисс Бишоп и неожи­дан­но захи­хи­ка­ла. Деворт через силу начал рас­ска­зы­вать о сво­их поис­ках индей­ских семей. При этом он упо­мя­нул о том, что пред­по­ла­га­ет у хозяй­ки индей­скую кровь.

– Вы пра­вы, сэр. Кровь нар­ран­га­сет­тов течет в моих жилах, а рань­ше была и доля вам­па­ну­гов, кото­рые были боль­ше, чем индей­цы, – Она закаш­ля­лась: – Вы силь­но похо­ди­те на Бил­линг­то­на, это уж точ­но.

– Я уже вам гово­рил, – сухо отве­тил он. – Это мой дед.

– Так-так, при­хо­дят от Бил­линг­то­нов и ищут индей­скую кровь. Уж не

Ква­ми­са ли вам надо?

– Ква­ми­са! – вос­клик­нул Деворт, вздрог­нув.

Он тут же решил, что исто­рия Бил­линг­то­на и его слу­ги Ква­ми­са каким-то обра­зом ста­ла извест­на мисс Бишоп. – Н‑да, «с их появ­ле­ния до исчез­но­ве­ния». Но вы не ищи­те Ква­ми­са пона­прас­ну, пото­му что он не вер­нет­ся. Он нико­гда не воз­вра­ща­ет­ся. Он ушел отсю­да, и ему нет нуж­ды воз­вра­щать­ся.

– А что вы зна­е­те об Элай­дже Бил­линг­тоне? – пре­рвал ее Деворт. – Вам-то, конеч­но, мож­но спра­ши­вать. Я сама ниче­го не знаю, но кое-что дошло до меня от род­ных. Элай­джа знал боль­ше любо­го смерт­но­го чело­ве­ка. – Она сно­ва как-то непо­нят­но хихик­ну­ла. – Он знал боль­ше, чем чело­ве­ку вооб­ще поло­же­но знать. Луч­ше всех раз­би­рал­ся в кол­дов­стве и путях Стар­ших богов. Муд­рый чело­век был Элай­джа Бил­линг­тон. У вас в жилах течет хоро­шая кровь. Но вы не долж­ны делать так, как делал Элай­джа. И помни­те – вы долж­ны оста­вить в покое камень, закрыть и запе­ча­тать Дверь, что­бы те, Извне, не вер­ну­лись.

Пока ста­рая жен­щи­на гово­ри­ла, стран­ное пред­чув­ствие опас­но­сти заше­ве­ли­лось в Амбро­зе Девор­те. Исто­рия, в кото­рую он ввя­зал­ся с таким инте­ре­сом, вырва­лась теперь из-под часто­ко­ла ста­рых книг и газет пря­мо в реаль­ную жизнь, ста­ла при­об­ре­тать зло­ве­щие чер­ты, при­ня­ла облик безы­мян­но­го зла.

Ста­рая ведь­ма скры­ва­лась в обман­чи­вой тьме ком­на­ты – тем­но­та пря­та­ла ее чер­ты от Девор­та, но поз­во­ля­ла ста­ру­хе видеть его. Ее хихи­ка­нье было непри­стой­ным и ужас­ным – жид­кий звук, похо­жий на писк лету­чих мышей. В ее сло­вах, про­из­но­си­мых как бы в слу­чай­ной после­до­ва­тель­но­сти, Деворт, нату­ра доволь­но про­за­и­че­ская, услы­шал ужас­ный смысл. Он гово­рил себе, что и не сто­и­ло ожи­дать ниче­го ино­го от тако­го захо­луст­но­го места, как эти мас­са­чу­сет­ские хол­мы. Впро­чем, в мисс Бишоп не чув­ство­ва­лось обыч­ное суе­ве­рие, ско­рее в ней жила убеж­ден­ность, порож­да­е­мая скры­тым зна­ни­ем. Кро­ме того, Деворт чув­ство­вал почти пре­зри­тель­ное пре­вос­ход­ство со сто­ро­ны ста­ру­хи. 

– Так в чем же подо­зре­ва­ли мое­го пра­пра­де­да? – А вы не зна­е­те?

– Кол­дов­ство? Дого­вор с дья­во­лом?

Она вновь захи­хи­ка­ла. 

– Это совсем не то. Никто не мог вызвать Его. И Он не смог заста­вить Элай­джу открыть воро­та, когда бро­дил сре­ди хол­мов с виз­гом и чер­то­вой музы­кой. Элай­джа вызвал Его, и Он при­шел. Элай­джа отпра­вил Его, и Он ушел. Он ушел туда, где выжи­да­ет, пря­чет­ся и ждет сто лет, но дверь не откры­ва­ет­ся сно­ва, и Он опять может бро­дить сре­ди хол­мов. 

В наме­ках ста­ру­хи зву­ча­ло нечто зна­ко­мое для Девор­та, кото­рый немно­го раз­би­рал­ся в кол­дов­стве и демо­но­ло­гии. Но было и что-то чуж­дое в ее моно­тон­ном гово­ре. – Мисс Бишоп, а вы не слы­ша­ли о Мис­ква­ма­ку­се? 

– Он был вели­ким муд­ре­цом у вам­па­ну­гов. Я слы­ша­ла, как мой дед рас­ска­зы­вал о нем. Так, вот нако­нец и леген­да.

– И этот муд­рый чело­век, мисс Бишоп… 

– О, не торо­пи­тесь рас­спра­ши­вать. Он знал мно­гое. Это было во вре­ме­на Ста­ро­го Бил­линг­то­на, вы же хоро­шо зна­е­те. Я мог­ла бы и не рас­ска­зы­вать. Но я ста­рая жен­щи­на и про­бу­ду на зем­ле недол­го. Я не боюсь вам это ска­зать. Вы най­де­те в кни­гах… 

– В каких кни­гах?

– Кни­ги ваше­го пра­пра­де­да пере­пи­са­ны. Вы най­де­те их все на сво­ем месте. Они рас­ска­жут вам, если вы про­чте­те их пра­виль­но, как вызвать Его из хол­мов, из воз­ду­ха и со звезд. Но вы не делай­те так, как делал ваш пре­док. Если сде­ла­е­те, то пожа­ле­ет ли Он вас? Он ждет там, Извне, пря­мо сей­час, как буд­то его ото­сла­ли толь­ко вче­ра. Для таких существ ниче­го не зна­чат вре­мя и про­стран­ство. Я бед­ная жен­щи­на, я ста­рая жен­щи­на. Мне уже недол­го оста­вать­ся на этой зем­ле, но я долж­на ска­зать вам, что я вижу тени этих существ вокруг того места, где вы сиди­те. Пря­мо сей­час они парят и пор­ха­ют, и ждут, ждут. Не выхо­ди­те на зов, что несет­ся от хол­мов. 

Деворт слу­шал с рас­ту­щей тре­во­гой и ощу­щал, как мураш­ки бегут у него по спине. Сама ста­ру­ха, зву­ки ее голо­са, окру­жа­ю­щая обста­нов­ка – все это было сверхъ­есте­ствен­но. В четы­рех сте­нах это­го ста­ро­го дома Деворт испы­ты­вал какое-то тягост­ное пред­чув­ствие, наве­ян­ное тем­но­той и тай­ной, кото­рая гнез­ди­лась в окрест­ных хол­мах, увен­чан­ных кам­ня­ми. У него было жут­кое чув­ство, что кто-то наблю­да­ет за ним сза­ди, слов­но бы давеш­ние ста­ри­ки из Дан­ви­ча тоже при­ве­ли сюда боль­шую мол­ча­ли­вую тол­пу и теперь слы­шат каж­дое сло­во это­го дико­го раз­го­во­ра. Каза­лось, ком­на­ту вдруг запол­ни­ли при­ви­де­ния, и в то мгно­ве­ние, когда Деворт уже попал было в ловуш­ку вооб­ра­же­ния, ста­ру­ха пре­рва­ла свою речь ужас­ным хихи­ка­ньем. Деворт рез­ко вско­чил на ноги. 

Хихи­ка­нье сра­зу обо­рва­лось, и ста­ру­ха заго­во­ри­ла раб­ским, ску­ля­щим голо­сом: 

– Не оби­жай­те меня, хозя­ин. Я ста­рая жен­щи­на, уже недол­го оста­вать­ся на этой зем­ле…

Было что-то тош­но­твор­но без­об­раз­ное в ее под­ха­лим­ской позе, к тому же Деворт знал, что рабо­леп­ство вызва­но памя­тью об Элай­дже, и от это­го было вдвойне про­тив­но. 

– Где я могу най­ти мисс Жиль? – корот­ко спро­сил Деворт. – В дру­гом кон­це Дан­ви­ча. Она живет одна. А сын у нее, как гово­рят, малость того, сума­сшед­ший.

Деворт тяже­ло выбрал­ся на крыль­цо, пре­сле­ду­е­мый жут­ким хихи­ка­ньем мисс Бишоп. Несмот­ря на отвра­ще­ние, он оста­но­вил­ся, при­слу­ши­ва­ясь.

Хихи­ка­нье стих­ло, а вме­сто него послы­ша­лось бор­мо­та­ние. Но, к изум­ле­нию Девор­та, сло­ва, про­из­но­си­мые ста­ру­хой, были не англий­ски­ми, а отно­си­лись к раз­но­вид­но­сти како­го-то фоне­ти­че­ско­го язы­ка. Он слу­шал, немно­го нерв­ни­чая, но с рас­ту­щим любо­пыт­ством, фик­си­руя в памя­ти то, что ста­ру­ха бор­мо­та­ла себе под нос. Это была ком­би­на­ция полу­слов и при­ды­ха­ний, не име­ю­щая ниче­го обще­го ни с одним из извест­ных Девор­ту наре­чий. Он попы­тал­ся транс­кри­би­ро­вать зву­ки, запи­сы­вая на обо­ро­те кон­вер­та, выта­щен­но­го из кар­ма­на, но, когда он закон­чил, полу­чи­лась пол­ная тара­бар­щи­на: «Н’гаи, н’га’­г­хаа, шоггог, й’хах, Ньяр­ла-то, Ньяр­ла-тотеп, Йог-Сотот, н‑ьях, ньях». Зву­ки из дома доно­си­лись еще какое-то вре­мя, а потом насту­пи­ла тиши­на; каза­лось, про­зву­ча­ла увер­тю­ра перед основ­ным дей­стви­ем. 

Деворт с пол­ным недо­уме­ни­ем всмот­рел­ся в свою запись. Ясно, что жен­щи­на без­гра­мот­на и суе­вер­на. Мож­но еще было попы­тать­ся вспом­нить какой-нибудь ино­стран­ный язык с подоб­ной фоне­ти­кой, но все, что Деворт знал со школь­ных лет, под­ска­зы­ва­ло ему: эти бор­мо­та­ния не име­ют отно­ше­ния к язы­ку индей­цев. 

Он пока слиш­ком мало знал, что­бы отчет­ли­во уви­деть облик сво­е­го пред­ка, и тот все глуб­же погру­жал­ся в клу­бя­щий­ся водо­во­рот тай­ны. Бес­связ­ный раз­го­вор с мисс Бишоп ука­зал на нераз­га­дан­ные до сих пор голо­во­лом­ки, не свя­зан­ные меж­ду собой ничем и никем, кро­ме Элай­джи Бил­линг­то­на. 

Деворт акку­рат­но поло­жил кон­верт в кар­ман. Он вер­нул­ся к авто­мо­би­лю и поехал той же доро­гой назад, через дерев­ню, где за ним украд­кой наблю­да­ли из окон и две­рей тем­ные, мол­ча­ли­вые фигу­ры, пока он раз­мыш­лял, как най­ти дом мисс Жиль. Сра­зу три дома соот­вет­ство­ва­ли ука­зан­но­му мисс Бишоп направ­ле­нию – «в дру­гом кон­це Дан­ви­ча». 

Он выбрал сред­ний, но, не полу­чив отве­та, напра­вил­ся к само­му даль­не­му из трех. Появ­ле­ние Девор­та не про­шло неза­ме­чен­ным. Толь­ко он повер­нул к стро­е­нию, как огром­ная сгорб­лен­ная фигу­ра про­дра­лась сквозь кусты рядом с доро­гой и побе­жа­ла к дому, вопя во всю глот­ку:  – Ма! Ма! Он при­шел! 

Дверь откры­лась и погло­ти­ла кри­чав­ше­го. Деворт, отме­чая на ходу явные при­зна­ки дегра­да­ции и вырож­де­ния в этой забро­шен­ной деревне, реши­тель­но после­до­вал туда же. Дом был без крыль­ца и ско­рее напо­ми­нал сарай. Его фасад пред­став­лял собой обвет­рен­ную некра­ше­ную сте­ну с две­рью, выруб­лен­ной точ­но посе­ре­дине. Кру­гом гос­под­ство­ва­ли нище­та и запу­сте­ние. Деворт посту­чал. 

Дверь откры­лась, за ней сто­я­ла жен­щи­на. – Мисс Жиль? – он при­кос­нул­ся к шля­пе.  Она поблед­не­ла. 

– Про­сти­те, если напу­гал вас, – он вошел. – Я не мог изве­стить зара­нее, и, види­мо, мое появ­ле­ние встре­во­жи­ло жите­лей Дан­ви­ча. Мисс Бишоп была так добра, что ука­за­ла мне на мое сход­ство с моим пра­пра­де­дом. Она ска­за­ла, что у вас есть кар­ти­на, кото­рую я могу уви­деть. 

Мисс Жиль отсту­пи­ла назад. Ее длин­ное узкое лицо поне­мно­гу при­об­ре­та­ло цвет. Одну руку жен­щи­на дер­жа­ла под фар­ту­ком, и, когда ветер при­под­нял его, Деворт заме­тил, что она вце­пи­лась в кро­шеч­ный обра­зок.

– Не впус­кай его, ма. 

– Мой сын ред­ко видит чужих, – ска­за­ла мисс Жиль отры­ви­сто. – Если вы немно­го поси­ди­те, я при­не­су кар­ти­ну. Она нари­со­ва­на дав­ным-дав­но, а мне оста­лась от отца.  Деворт побла­го­да­рил и при­сел. 

Жен­щи­на исчез­ла в даль­ней ком­на­те, и Деворт услы­шал, как она пыта­ет­ся там успо­ко­ить сына. Через мину­ту она вер­ну­лась, неся кар­ти­ну в руках. Это было гру­бо, но эффект­но. Допус­кая недо­ста­точ­ный про­фес­си­о­на­лизм худож­ни­ка, жив­ше­го сто лет назад, Деворт был пора­жен заме­ча­тель­ным сход­ством меж­ду ним и его пра­пра­де­дом. Этот доволь­но при­бли­зи­тель­ный набро­сок пере­да­вал те же самые чер­ты: харак­тер­ный квад­рат­ный под­бо­ро­док, тот же твер­дый взгляд, тот же рим­ский нос, хотя у Элай­джи Бил­линг­то­на шиш­ка на носу была с левой сто­ро­ны, а бро­ви зна­чи­тель­но кусти­стей. К тому же изоб­ра­жен­ный на порт­ре­те был гораз­до стар­ше Девор­та. 

– Вы бы мог­ли быть его сыном, – ска­за­ла мисс Жиль.

– Дома у нас нет ниче­го подоб­но­го, – отве­тил Деворт. – Очень инте­рес­но было бы взгля­нуть. 

– Если хоти­те, это ваше.

Сна­ча­ла он хотел при­нять дар, но, пораз­мыс­лив, решил, что порт­рет, хоть и не дорог хозяй­ке, воз­мож­но, поз­во­ля­ет ей ино­гда пус­кать пыль в гла­за, да и сам Ден­ворт не стре­мил­ся завла­деть этой вещью.

Он мот­нул голо­вой, не отры­вая глаз от кар­ти­ны и всмат­ри­ва­ясь в каж­дую чер­точ­ку лица сво­е­го пра­пра­де­да, а затем с бла­го­дар­но­стью воз­вра­тил.

Очень осто­рож­но и нере­ши­тель­но в ком­на­ту про­крал­ся гро­мад­ный, зарос­ший воло­са­ми парень и оста­но­вил­ся у поро­га, гото­вый в любой момент сбе­жать. Это был уже вполне зре­лый муж­чи­на, воз­мож­но, лет трид­ца­ти; нече­са­ные воло­сы обрам­ля­ли его безум­ное лицо, в гла­зах сто­ял страх.

Мисс Жиль спо­кой­но жда­ла, что Деворт будет делать даль­ше; она явно хоте­ла, что­бы он ушел, а пото­му он встал (сын жен­щи­ны после это­го мгно­вен­но исчез внут­ри дома), еще раз побла­го­да­рил ее и вышел из дома, успев заме­тить, что за все вре­мя его пре­бы­ва­ния хозяй­ка не выпу­сти­ла из рук свой талис­ман, кото­рый она сжи­ма­ла с такой реши­тель­но­стью.

Девор­ту ниче­го не оста­ва­лось, как толь­ко поки­нуть посе­лок Дан­вич. Он был разо­ча­ро­ван сво­ей поезд­кой, хотя взгляд на порт­рет пред­ка частич­но ком­пен­си­ро­вал тра­ту вре­ме­ни и уси­лий. И факт оста­вал­ся фак­том: экс­кур­сия в посе­лок при­нес­ла Девор­ту необъ­яс­ни­мое чув­ство тре­во­ги и уны­ния. Жите­ли Дан­ви­ча про­из­во­ди­ли оттал­ки­ва­ю­щее впе­чат­ле­ние; бес­спор­но, они ста­ли как бы само­сто­я­тель­ной расой со все­ми при­зна­ка­ми вырож­де­ния и при­чуд­ли­вы­ми физи­че­ски­ми откло­не­ни­я­ми. Их необыч­но плос­кие уши так плот­но при­ле­га­ли к голо­ве, что зани­ма­ли гораз­до боль­шую пло­щадь, чем нор­маль­ные, и высту­па­ли сза­ди, как у лету­чей мыши; бес­цвет­ные выпук­лые гла­за напо­ми­на­ли рыбьи, а широ­кие рас­слаб­лен­ные рты так­же при­да­ва­ли сход­ство с лету­чи­ми мыша­ми. И это каса­лось не толь­ко жите­лей посел­ка и при­ле­гав­шей к нему окру­ги Дан­ви­ча. Было здесь нечто боль­шее, при­су­щее самой атмо­сфе­ре этой мест­но­сти, что-то неве­ро­ят­но древ­нее и чуже­род­ное, тая­щее в себе зло­ве­щее ста­рин­ное бого­хуль­ство и неве­ро­ят­ный страх. Каза­лось, страх, кош­мар и ужас ста­ли реаль­ной сущ­но­стью этой доли­ны; похоть, жесто­кость и отча­я­ние – обя­за­тель­ны­ми состав­ля­ю­щи­ми бытия Дан­ви­ча; наси­лие, зло­ба, извра­ще­ние – фор­ма­ми здеш­ней жиз­ни. И на всех живу­щих в окру­ге лежа­ла печать без­на­деж­но­го сума­сше­ствия, неза­ви­си­мо от воз­рас­та и наслед­ствен­но­сти; над все­ми вита­ло безу­мие, неяв­ность кото­ро­го была тем ужас­нее, что пред­по­ла­га­ла его неиз­беж­ное раз­ви­тие. 

Боль­ше все­го Девор­ту не нра­вил­ся тот страх, кото­рый его пер­со­на вызва­ла у мест­ных жите­лей. Мож­но было объ­яс­нить себе, что это нор­маль­ный страх, кото­рый они испы­ты­ва­ют перед любым чужа­ком, но Деворт знал, что это не так. Он пол­но­стью осо­зна­вал, что его боят­ся из-за схо­же­сти с Элай­джой Бил­линг­то­ном. Более того, этот без­дель­ник Сет кри­чал сво­е­му спут­ни­ку Люте­ру: «Он вер­нул­ся!» с такой убеж­ден­но­стью, что, оче­вид­но, они оба дей­стви­тель­но вери­ли: Элай­джа Бил­линг­тон может и дол­жен вер­нуть­ся в поки­ну­тую им стра­ну, хотя он умер в Англии более века тому назад.

Деворт почти маши­наль­но напра­вил­ся домой в тем­но­те, напол­зав­шей на хол­мы из суме­реч­ной доли­ны, от Мис­ка­то­ни­ка, мер­цав­ше­го отра­жен­ным све­том небес, едва про­гля­ды­ва­ю­щих меж­ду туч. Мыс­ли Девор­та вер­те­лись вокруг воз­мож­ных путей даль­ней­ше­го поис­ка. Он вдруг ощу­тил рас­ту­щую уве­рен­ность в том, что ему сле­ду­ет оста­вить даль­ней­шие попыт­ки раз­уз­нать, поче­му это­го Элай­джу Бил­линг­то­на так боя­лись. При­чем боя­лись не толь­ко неве­же­ствен­ные и деге­не­ра­тив­ные жите­ли нынеш­не­го Дан­ви­ча, но и белые люди, сре­ди кото­рых тот неко­гда жил.  ***  

На сле­ду­ю­щий день Девор­та вызвал в город его кузен, Сти­вен Бейтс, на чье имя при­был послед­ний груз из Англии. Поэто­му два дня под­ряд Деворт зани­мал­ся пере­воз­кой иму­ще­ства в Эйл­с­бе­ри-Пайк, что за Арк­хэмом. А на тре­тий день он был по гор­ло занят – рас­па­ко­вы­вал чемо­да­ны и кор­зи­ны и рас­кла­ды­вал их содер­жи­мое по местам. Сре­ди все­го это­го добра имел­ся свод инструк­ций, остав­лен­ных ему мате­рью, а ей, в свою оче­редь, достав­ших­ся от Элай­джи Бил­линг­то­на. 

Выло­жив всю кипу бумаг на стол, Деворт засел за их изу­че­ние, вспом­нив, что, когда мать пере­да­ва­ла ему инструк­ции, они нахо­ди­лись в боль­шом кон­вер­те из маниль­ской бума­ги, на кото­ром ее имя было напи­са­но рукой ее отца. 

После часа поис­ков сре­ди раз­лич­ных доку­мен­тов, он нашел связ­ку писем, где и ока­зал­ся упо­мя­ну­тый кон­верт из маниль­ской бума­ги. Деворт тут же сло­мал печать, кото­рую несколь­ко лет назад поста­ви­ла его матуш­ка после того, как про­чи­та­ла ему инструк­ции за две неде­ли до сво­ей смер­ти. Ско­рей все­го, это был не под­лин­ник, напи­сан­ный самим Элай­джой, а копия, выпол­нен­ная, веро­ят­но, его сыном Лебе­ном в ста­ро­сти. Доку­мент был под­пи­сан име­нем Элай­джи, и вряд ли Лебен поз­во­лил себе при­пи­сать лиш­нее или изме­нить что-либо в тек­сте. 

Деворт налил кофе, кото­рый сва­рил пря­мо в каби­не­те, отхлеб­нул из чаш­ки, поло­жил инструк­ции перед собой и стал читать. Ясный почерк был раз­бор­чив и лег­ко читал­ся. 

«Отно­си­тель­но аме­ри­кан­ской соб­ствен­но­сти в шта­те Мас­са­чу­сетс: я закли­наю всех, насле­ду­ю­щих мне, – упо­мя­ну­тую соб­ствен­ность надеж­нее и разум­нее сохра­нять за семьей по при­чи­нам, кото­рые луч­ше не знать. Хотя я пола­гаю неве­ро­ят­ным, что кто-либо отпра­вит­ся в пла­ва­ние к аме­ри­кан­ским бере­гам, но, если это слу­чит­ся, я закли­наю того, кто всту­пит во вла­де­ние этой соб­ствен­но­стью, соблю­дать пра­ви­ла, суть кото­рых обна­ру­жит­ся в кни­гах, остав­лен­ных в доме, назы­ва­е­мом домом Бил­линг­то­на, что сто­ит посре­ди леса, извест­но­го как Бил­линг­тон­ский лес. Вот эти пра­ви­ла: 

– Он не поз­во­лит пре­кра­тить тече­ние воды вокруг ост­ро­ва, где баш­ня, не побес­по­ко­ит ничем баш­ню, не будет умо­лять кам­ни. – Он не откро­ет дверь, веду­щую в незна­ко­мое вре­мя и место, не при­гла­сит Того, Кто зата­ил­ся у поро­га, и не при­зо­вет к хол­мам. 

– Он не побес­по­ко­ит ни лягу­шек, осо­бен­но лягу­шек-быков на боло­тах меж­ду баш­ней и домом, ни свет­ля­ков, ни птиц, назы­ва­е­мых козо­до­я­ми; что­бы он все­гда сидел под зам­ком и охра­ной.

– Он не тро­нет окно с наме­ре­ни­ем изме­нить в нем что-либо. 

– Он не про­даст, а так­же ниче­го не изме­нит в рас­по­ло­же­нии соб­ствен­но­сти (во вся­ком слу­чае, ост­ро­ва и баш­ни), а так­же не потре­во­жит окно – раз­ве что уни­что­жит совсем».

Вни­зу сто­я­ла под­пись: «Элай­джа Фине­ас Бил­линг­тон». Даты на копии не было. 

Этот доку­мент вызы­вал нечто боль­шее, чем про­сто инте­рес. Девор­та пора­зи­ла забо­та пра­пра­де­да о башне (несо­мнен­но, той самой, кото­рую он видел и изу­чал), о тря­си­нах, боло­тах и об окне в каби­не­те.

Деворт с любо­пыт­ством посмот­рел вверх на окно. Что в нем было тако­го, что тре­бо­ва­ло подоб­ной забо­ты? Одна из кон­цен­три­че­ских окруж­но­стей, из цен­тра кото­рой исхо­ди­ли лучи, и раз­но­цвет­ное стек­ло, обрам­лен­ное кру­гом, сей­час, на зака­те, ста­ли осо­бен­но ярки­ми. Как толь­ко Деворт гля­нул туда, ему почу­ди­лось нечто очень стран­ное: свин­цо­вые цен­траль­ные кру­ги, каза­лось, дви­ну­лись и закру­жи­лись; ради­аль­ные лучи затре­пе­та­ли, изги­ба­ясь, и что-то похо­жее на изоб­ра­же­ние – какой-то порт­рет или сце­на – нача­ло фор­ми­ро­вать­ся в стек­лах. Он закрыл гла­за и потряс голо­вой; затем риск­нул сно­ва бро­сить взгляд на окно. Там уже не было ниче­го необыч­но­го. Но мгно­вен­ное впе­чат­ле­ние было слиш­ком ярким, и Деворт никак не мог от него изба­вить­ся. Впро­чем, он в этот день мно­го рабо­тал и к тому же выпил очень мно­го чрез­вы­чай­но креп­ко­го кофе с боль­шим коли­че­ством саха­ра. 

Деворт отло­жил доку­мент и отнес кофей­ник на кух­ню. Вер­нув­шись, он еще раз взгля­нул на окно в свин­цо­вом пере­пле­те. Каби­нет погру­жал­ся в сумер­ки – солн­це ухо­ди­ло спать за сте­ну лесов на запа­де, и теперь окно было осве­ще­но чудес­ным блес­ком золо­тых и мед­ных лучей. Вполне воз­мож­но, раз­мыш­лял Деворт, что игра све­та и вызва­ла столь необыч­ный эффект. Он отвел взгляд и спо­кой­но вер­нул­ся к сво­е­му заня­тию – поло­жил доку­мент назад в кон­верт из маниль­ской бума­ги и сно­ва стал при­во­дить в поря­док ящи­ки и чемо­да­ны с дру­ги­ми доку­мен­та­ми, кото­рые еще не были разо­бра­ны. Таким обра­зом он про­вел в сумер­ках час. 

Завер­шив свое уто­ми­тель­ное заня­тие, он поту­шил керо­си­но­вую лам­пу, а вме­сто нее зажег малень­кий газо­вый рожок в кухне. Он соби­рал­ся совер­шить неболь­шую про­гул­ку, посколь­ку вечер был нежен и мягок; воз­дух тума­нил­ся от дыма сжи­га­е­мой где-то у Арк­хэ­ма тра­вы или кустар­ни­ка, а моло­дой месяц висел низ­ко на запа­де. Но, про­хо­дя через дом до парад­ной две­ри и – так уж полу­чи­лось – через каби­нет, Деворт сно­ва оста­но­вил взгляд на окне. То, что он уви­дел, заста­ви­ло его заме­реть на месте. Был ли то хит­рый фокус или игра лун­но­го све­та на части окна в свин­цо­вом пере­пле­те, но там – оши­бить­ся было невоз­мож­но – появи­лась гро­теск­но-урод­ли­вая голо­ва. Деворт уста­вил­ся в изум­ле­нии. Он раз­ли­чал глу­бо­ко запав­шие гла­за, нечто вро­де рта и огром­ный купо­ло­об­раз­ный лоб. На этом сход­ство с чело­ве­че­ским обли­ком закан­чи­ва­лось – неяс­ные очер­та­ния колеб­лю­ще­го­ся кон­ту­ра напо­ми­на­ли ско­рее отвра­ти­тель­ные щупаль­ца. 

На этот раз, сколь­ко он не тряс голо­вой, зажму­рив гла­за, это ниче­го не дало: ужас­ная кари­ка­ту­ра была вид­на по-преж­не­му чет­ко. «Сна­ча­ла солн­це, затем луна, – думал Деворт. – Види­мо, пра­пра­дед для подоб­ных эффек­тов и выбрал такую кон­струк­цию окна». 

Но это объ­яс­не­ние не удо­вле­тво­ри­ло Девор­та. Он подви­нул стул к пол­кам у окна, вска­раб­кал­ся на самый верх креп­ко­го книж­но­го шка­фа и теперь сто­ял пря­мо перед окном, наме­ре­ва­ясь изу­чить каж­дое его стек­лыш­ко в отдель­но­сти. Одна­ко такая пози­ция кар­ти­ну не упро­сти­ла. Каза­лось, что все окно ожи­ло – лун­ный свет пре­вра­щал­ся в кол­дов­ской огонь; при­зрач­ный образ жил сво­ей злой жиз­нью. 

Иллю­зия пре­кра­ти­лась так же быст­ро, как и нача­лась. Деворт испы­тал неко­то­рый шок, хотя и оста­вал­ся в здра­вом уме. Стоя перед цен­траль­ным кру­гом окна, кото­рый, к сча­стью, был из чисто­го стек­ла, и гля­дя сквозь него, он мог видеть неесте­ствен­но белую сре­ди высо­ких и тем­ных дере­вьев баш­ню – толь­ко она одна вид­не­лась в туск­лой дым­ке, зали­той блед­ным лун­ным све­том. Деворт при­сталь­но всмат­ри­вал­ся вдаль. То ли его под­во­ди­ли уже устав­шие гла­за, то ли он дей­стви­тель­но видел, как что-то тем­ное пор­ха­ло воз­ле баш­ни, у ее кони­че­ской кры­ши? Он помо­тал голо­вой: несо­мнен­но, лун­ный свет и, воз­мож­но, туман, под­ни­ма­ю­щий­ся сни­зу от болот к дому, созда­ют такую кар­ти­ну. 

Все же Деворт встре­во­жил­ся. Он слез с книж­но­го шка­фа и, выхо­дя из каби­не­та, огля­нул­ся. Окно, каза­лось, слег­ка пыла­ло, но боль­ше ниче­го не было вид­но, как раз в этот момент луна скры­лась, и сия­ние ста­ло посте­пен­но мерк­нуть, и Деворт понял, что чув­ству­ет почти облег­че­ние. Конеч­но, собы­тия сего­дняш­не­го вече­ра дава­ли повод для бес­по­кой­ства, но он рас­су­дил, что с помо­щью инструк­ций пра­пра­де­да смо­жет рас­се­ять свое недо­уме­ние. 

А пото­му Деворт, как и наме­ре­вал­ся, вышел на про­гул­ку; но, посколь­ку с исчез­но­ве­ни­ем луны ста­ло совсем тем­но, он не решил­ся напра­вить­ся в лес, а вме­сто это­го дви­нул­ся по доро­ге, веду­щей в Эйл­с­бе­ри-Пайк. Меж­ду тем его пре­сле­до­ва­ло ощу­ще­ние, что он не один, что за ним сле­дят, и вре­мя от вре­ме­ни он украд­кой посмат­ри­вал на тес­но сто­я­щие дере­вья, пыта­ясь уви­деть меж­ду ними какое-нибудь живот­ное или хотя бы свер­ка­ние глаз, выда­ю­щее при­сут­ствие зве­ря, но так ниче­го и не уви­дел. 

Он вышел к Эйл­с­бе­ри-Пайк. Гул авто­мо­биль­ных мото­ров и отсве­ты фар, доно­сив­ши­е­ся от шос­се, как ни стран­но, успо­ка­и­ва­ли. Он поду­мал, что слиш­ком мно­го вре­ме­ни про­во­дит в оди­но­че­стве и пото­му как-нибудь в бли­жай­шие дни попро­сит сво­е­го кузе­на Сти­ве­на Бейт­са при­е­хать в эту глушь и про­ве­сти с ним пару недель. 

Деворт заме­тил сла­бое оран­же­вое све­че­ние, под­ни­ма­ю­ще­е­ся от Дан­ви­ча, и ему пока­за­лось, что он слы­шит голо­са, испол­нен­ные ужа­са. Деворт пред­по­ло­жил, что в посел­ке заго­ре­лось одно из вет­хих ста­рых стро­е­ний, и наблю­дал за этим заре­вом до тех пор, пока оно не исчез­ло. Затем повер­нул­ся и пошел обрат­ной доро­гой. 

Ночью он проснул­ся в непо­ко­ле­би­мой уве­рен­но­сти, что за ним наблю­да­ют, но стра­ха не было. 

Сон не при­нес отды­ха, и после про­буж­де­ния Деворт чув­ство­вал себя так, слов­но вооб­ще не ложил­ся, а всю ночь про­вел на ногах. Одеж­да, кото­рую он акку­рат­но сло­жил на сту­ле, лежа­ла в бес­по­ряд­ке, хотя он не мог вспом­нить, что­бы вста­вал ночью и воро­шил ее.  ***  

Элек­три­че­ства в доме не было, но у Девор­та имел­ся малень­кий при­ем­ник на бата­рей­ках, кото­рый он вклю­чал очень ред­ко ради музы­каль­ных про­грамм и гораз­до чаще – ради ново­стей из Бри­тан­ской импе­рии, осо­бен­но их утрен­них повто­ров. Его дрем­лю­щую носталь­гию про­буж­да­ли уда­ры Биг-Бена⁴, воз­вра­щав­шие ему Лон­дон с его жел­ты­ми тума­на­ми, ста­рин­ны­ми зда­ни­я­ми и при­чуд­ли­вы­ми моста­ми. 

Ново­стям из Англии пред­ше­ство­ва­ли крат­кие сооб­ще­ния, пере­да­ва­е­мые Бостон­ской стан­ци­ей. И в это утро, когда Деворт повер­нул руч­ку при­ем­ни­ка, что­бы настро­ить­ся на Лон­дон, в эфи­ре еще зву­ча­ли ново­сти из Босто­на. Деворт вклю­чил­ся на сере­дине кри­ми­наль­ных ново­стей и слу­шал впол­уха, в лег­ком нетер­пе­нии: 

«… тело было обна­ру­же­но час тому назад. К момен­ту нача­ла нашей пере­да­чи погиб­ший не был опо­знан, но оче­вид­но, что это сель­ский житель. Вскры­тие еще не про­из­во­ди­лось. Труп силь­но иска­ле­чен, поэто­му мож­но пред­по­ло­жить, что вол­ны дол­гое вре­мя били его о ска­лы. Но, так как тело было най­де­но на бере­гу, вда­ли от линии при­боя, и не про­мок­ло, оче­вид­но, пре­ступ­ле­ние было совер­ше­но на суше. Тело выгля­дит так, слов­но его швыр­ну­ли с высо­ко летя­ще­го аэро­пла­на. Один из меди­ков-экс­пер­тов ука­зал на опре­де­лен­ное сход­ство это­го пре­ступ­ле­ния с теми, что име­ли место в этом же рай­оне сто лет тому назад». 

Так закон­чил­ся выпуск ново­стей мест­ной радио­стан­ции. Вслед за этим дик­тор объ­явил, что сей­час нач­нет­ся радио­пе­ре­да­ча из Лон­до­на, кото­рая, на самом деле пере­да­ва­лась из Нью-Йор­ка в запи­си. Сооб­ще­ние о пре­ступ­ле­нии силь­но пора­зи­ло Девор­та, хотя он не был под­вер­жен вли­я­нию ново­стей тако­го рода и мало инте­ре­со­вал­ся кри­ми­наль­ны­ми исто­ри­я­ми. Вспом­ни­лись нашу­мев­шие убий­ства, совер­шен­ные Дже­ком-Потро­ши­те­лем и Тро­п­ма­ном⁵. 

Едва при­слу­ши­ва­ясь к ново­стям из Лон­до­на, Деворт раз­мыш­лял о том, что после при­ез­да в Аме­ри­ку он стал более вос­при­им­чив ко вся­ким слу­хам, атмо­сфер­ным явле­ни­ям, а так­же раз­но­го рода собы­ти­ям и утра­тил былое душев­ное рав­но­ве­сие. 

Он решил взгля­нуть на инструк­ции пра­пра­де­да еще раз, достал кон­верт из маниль­ской бума­ги и начал вчи­ты­вать­ся в напи­сан­ное. Как понять эти «дирек­ти­вы»? Он не мог пре­кра­тить тече­ние воды, пото­му что воды дав­но уже не было вокруг башен­но­го ост­ро­ва. Что же каса­ет­ся тре­бо­ва­ния «не бес­по­ко­ить баш­ню», то его Деворт нару­шил, пере­дви­нув камень. Но какую чер­тов­щи­ну имел в виду Элай­джа, заве­щая «не умо­лять кам­ни»? Какие кам­ни? На ум не при­хо­ди­ло ниче­го, кро­ме тех камен­ных остат­ков, что напо­ми­на­ли ему о Сто­ун­хен­дже. Если это были те, о кото­рых писал пре­док, то кому же взду­ма­ет­ся «умо­лять» их? Деворт не мог ниче­го понять. Воз­мож­но, кузен Сти­вен Бейтс, когда при­е­дет, суме­ет вник­нуть в эти запи­си. 

Далее. О какой «две­ри» писал пра­пра­дед? По сути дела все это закли­на­ние – насто­я­щая голо­во­лом­ка. «Он не откро­ет дверь, веду­щую в незна­ко­мое вре­мя и место, и не при­гла­сит Того, Кто зата­ил­ся у поро­га, и не при­зо­вет к хол­мам». Это зву­ча­ло зло­ве­ще, угро­жа­ю­ще, и Деворт поду­мал, что такие сло­ва долж­ны сопро­вож­дать­ся зво­ном цим­бал и гро­мы­ха­ни­ем гро­ма. У како­го «поро­га»? И кого это Того? И, нако­нец, что имел в виду Элай­джа, закли­ная наслед­ни­ка «не при­зы­вать к хол­мам»? Деворт пред­ста­вил себе, как он сам или кто-нибудь дру­гой сто­ит в лесу и при­зы­ва­ет к хол­мам. Зре­ли­ще, не лишен­ное комич­но­сти. 

Он вер­нул­ся к тре­тье­му закли­на­нию. Деворт не имел ни малей­ше­го жела­ния как-либо тре­во­жить лягу­шек, свет­ля­ков или козо­до­ев. И ему бы не хоте­лось нару­шать дан­ные по это­му вопро­су инструк­ции. Но что­бы «он все­гда сидел под зам­ком и охра­ной» – вели­кий Боже! Труд­но най­ти что-то более запу­тан­ное и дву­смыс­лен­ное. Какой замок? Какая охра­на? Пра­пра­дед явно пред­по­чи­тал изъ­яс­нять­ся загад­ка­ми. Желал ли он, что­бы его наслед­ник зани­мал­ся их раз­га­ды­ва­ни­ем? Если да, то как в них мож­но разо­брать­ся? Или ослу­шать­ся инструк­ций и подо­ждать, что из это­го полу­чит­ся? Этот путь не казал­ся Девор­ту самым муд­рым и про­дук­тив­ным. 

Он сно­ва отло­жил бума­гу, теперь уже с отвра­ще­ни­ем. Все испро­бо­ван­ные им пути толь­ко уси­ли­ва­ли его разо­ча­ро­ва­ние; невоз­мож­но было прий­ти к ясным умо­за­клю­че­ни­ям, поль­зу­ясь лишь той инфор­ма­ци­ей, кото­рую он собрал. Оста­ва­лось пред­по­ло­жить, что ста­рый пень Элай­джа был занят каким-то видом дея­тель­но­сти, не вызы­вав­шим сим­па­тии у сооте­че­ствен­ни­ков. Деворт даже втайне подо­зре­вал, что это был про­воз кон­тра­бан­ды – веро­ят­но, по Мис­ка­то­ни­ку и его при­то­кам к башне. 

Оста­ток дня Деворт решил посвя­тить даль­ней­шей рас­па­ков­ке гру­зов, оформ­ле­нию сче­тов и выпи­сы­ва­нию чеков. В руки ему попал спи­сок иму­ще­ства мате­ри, в кото­рый он нико­гда не загля­ды­вал. В одном из пунк­тов там зна­чи­лось: «Пкт. Бишоп Псм. к А. Ф. Б.» Имя «Бишоп» мгно­вен­но свя­за­лось в созна­нии Девор­та со ста­ру­хой, с кото­рой он раз­го­ва­ри­вал в Дан­ви­че. 

Здесь же был пакет с помет­кой «Бишоп Псм.», наца­ра­пан­ной незна­ко­мым почер­ком. В паке­те обна­ру­жи­лись четы­ре пись­ма без кон­вер­тов, на вид древ­них. На них не было штам­пов, но име­лись мар­ки для опла­ты пере­сыл­ки и остат­ки сло­ман­ных печа­тей. Тем же коря­вым почер­ком, что и на внеш­ней сто­роне паке­та, пись­ма были про­ну­ме­ро­ва­ны. Ни на одном Деворт не обна­ру­жил ука­за­ния, к како­му году отно­сит­ся пись­мо. Очень осто­рож­но он открыл пер­вое пись­мо, напи­сан­ное на тол­стой бума­ге очень мел­ким почер­ком. 

«Нью-Дан­нич, 27 апре­ля. 

Ува­жа­е­мый друг, о делах, отно­си­тель­но кото­рых мы име­ли осо­бый раз­го­вор. Про­шлой ночью я видел Сущ-во, чей внеш­ний облик соот­вет­ству­ет тому, что мы иска­ли: с кры­лья­ми из тем­но­го веще­ства, а так­же как бы со зме­я­ми, кото­рые, изви­ва­ясь, отхо­дят от Его тела, но при­креп­ле­ны к нему. Я при­звал Его к тому хол­му и поме­стил Его в круг, но с огром­ны­ми труд­но­стя­ми и ослож­не­ни­я­ми. Неве­ро­ят­но, но круг не настоль­ко силен, что­бы удер­жи­вать Таких, как Он, дол­го. Я пытал­ся бесе­до­вать с Ним, но без осо­бо­го успе­ха, так как подоб­ные Ему гово­рят невнят­но. Он при­был из Када­фа Холод­ной Пусты­ни, что рядом с пла­то Ленг, упо­мя­ну­тым в Кни­ге. Раз­ные люди виде­ли огонь на хол­ме и гово­ри­ли об этом, а один из них, Уил­бур Кори, опре­де­лен­но доста­вит нам мно­го хло­пот – он высо­ко­го мне­ния о себе и любит совать свой нос в чужие дела. Горе ему, если он появит­ся на хол­ме, когда я буду там, но я не сомне­ва­юсь, что он при­дет. Я оста­юсь в нетер­пе­нии и полон жела­ния узнать поболь­ше о тех таин­ствах, Маги­стром кото­рых был Ваш почтен­ный пре­док, Рич‑д Б., чье имя когда-нибудь будет высе­че­но на кам­нях рядом с име­на­ми Йог-Сото­та и всех Вла­сти­те­лей Древ­но­сти. Я рад, что Вы опять рядом, и наде­юсь Вас пови­дать сра­зу же, как толь­ко выле­чу сво­е­го жереб­ца, посколь­ку на дру­гих я езжу неохот­но. На этой неде­ле я слы­шал в ноч­ное вре­мя силь­ные кри­ки и вопли из Ваше­го леса и поду­мал, что Вы навер­ня­ка уже дома. Я вско­ре при­гла­шу Вас, если будет на то Ваше согла­сие, а меж­ду тем, сэр, оста­юсь

Вашим искрен­ним слг.

Джо­на­тан Б.»  После пер­во­го пись­ма Деворт немед­лен­но взял­ся за вто­рое. 

«Нью-Дан­нич, 17 мая.

Почтен­ный друг,

Полу­чил Ваше посла­ние. Я огор­чен тем, что мои несчаст­ные уси­лия при­нес­ли труд­но­сти Вам, мне и всем, кто слу­жит Тому, Чье Имя Нена­зы­ва­е­мо, и всем осталь­ным В.Д. всем вме­сте. А про­изо­шло это пото­му, что настыр­ный глу­пец Уил­бур Кори при­шел ко мне поди­вить­ся на кам­ни как раз тогда, когда я был занят сво­и­ми дела­ми, вслед­ствие чего он закри­чал, что я – кол­дун. Силь­но заде­тый эти­ми сло­ва­ми, я наслал на глуп­ца Того, с кем вел бесе­ду, вслед­ствие чего изра­нен­ный, окро­вав­лен­ный Кори на моих гла­зах был взят туда, куда ушло То, с неиз­вест­ной мне целью. И его боль­ше не виде­ли, по край­ней мере, в том состо­я­нии, в кото­ром он мог рас­ска­зать обо всем, что знал и слы­шал. Я при­зна­юсь, меня напу­га­ло это зре­ли­ще, но еще боль­ше – то, как Эти Внеш­ние отно­сят­ся к нам и что о нас дума­ют, а рав­но и их пре­хо­дя­щая бла­го­дар­ность за помощь. Более того, я чрез­вы­чай­но боюсь, что там, Вовне, при­та­и­лись в ожи­да­нии Дру­гие. У меня есть на то при­чи­ны: одна­жды вече­ром я кое-что изме­нил в Сло­вах и в Кни­ге, и через неко­то­рое вре­мя уви­дел нечто дей­стви­тель­но ужас­ное в этом обы­ден­ном месте, некое вели­кое Созда­ние в Обра­зе, кото­рый кажет­ся меня­ю­щим­ся и при­ни­ма­ет фор­мы, ужас­ные для зре­ния. Это Созда­ние сопро­вож­да­ет­ся мень­шим Суще­ством, кото­рое испол­ня­ет на инстру­мен­тах, сход­ных с флей­та­ми, музы­ку, столь стран­ную и непо­хо­жую ни на что ранее слы­шан­ное мной, что я, услы­шав ее, при­шел в смя­те­ние, после чего упо­мя­ну­тое виде­ние исчез­ло. Я не знаю, что это мог­ло быть и каким имен­но Сло­вом в Кни­ге мож­но Его вызвать впредь. Не был ли то Демон из Ира или из Ннгра, оби­та­ю­щий в самых отда­лен­ных местах дале­кой сто­ро­ны Када­фа в Коулд-Вей­сте? Я умо­ляю Вас выска­зать свое мне­ние на этот счет и жду Ваше­го сове­та, посколь­ку не хотел бы ока­зать­ся уни­что­жен­ным, не закон­чив этот поиск. Наде­юсь, я смо­гу вско­ре Вас уви­деть. Ваш, сэр, покорн. слг.  Джо­на­тан Б.» 

Оче­вид­но, про­шло доволь­но мно­го вре­ме­ни меж­ду этим пись­мом и сле­ду­ю­щим. Опи­са­ние пого­ды в тре­тьем посла­нии поз­во­ля­ли пред­по­ло­жить, что мино­ва­ло не менее полу­го­да. «Нью-Дан­нич. 

Почтен­ный брат,

я огор­чен необ­хо­ди­мо­стью сооб­щить, что про­шлой ночью я обна­ру­жил на сне­гу сле­ды огром­ных ног. Хотя луч­ше бы мне не назы­вать их «сле­да­ми ног», пото­му что это были, ско­рее, отпе­чат­ки пере­пон­ча­тых лап чудо­вищ­но­го раз­ме­ра, в шири­ну куда боль­ше фута, а в дли­ну, веро­ят­но, око­ло двух футов. Один такой отпе­ча­ток заме­тил Олни Боуэн, кото­рый охо­тил­ся в лесу на диких индю­ков, вер­нув­шись, он рас­ска­зал об этом. Никто ему не пове­рил, кро­ме меня, но, не выка­зы­вая сво­е­го инте­ре­са, я выслу­шал и узнал, где этот след заме­чен. После чего лич­но отпра­вил­ся осви­де­тель­ство­вать его. Заме­тив пер­вый отпе­ча­ток, я пред­по­ло­жил, что дру­гие подоб­ные ему, долж­ны встре­тить­ся мне в глу­бине леса. Про­би­ра­ясь впе­ред сре­ди дере­вьев и заме­чая там и сям такие же отпе­чат­ки, я дошел до кам­ней, где сле­дов было осо­бен­но мно­го, но не уви­дел дру­гих при­зна­ков живых существ какой-либо при­ро­ды. Изу­че­ние отпе­чат­ков при­ве­ло меня к выво­ду, что они остав­ле­ны суще­ства­ми с кры­лья­ми, то есть ходив­шие здесь Созда­ния как бы волок­ли кры­лья за собой – тако­вы были сле­ды. Я побро­дил вокруг кам­ней и про­дол­жал искать, пока не обна­ру­жил отпе­чат­ки чело­ве­че­ских ног. Пой­дя по это­му сле­ду, я заме­тил, что рас­сто­я­ние меж­ду отпе­чат­ка­ми уве­ли­чи­лось, как если бы оста­вив­ший их вдруг побе­жал. Я силь­но встре­во­жил­ся, и было отче­го, так как сле­ды вне­зап­но обо­рва­лись на краю леса, у даль­не­го под­но­жья хол­ма. Уви­дав лежа­щее в сне­гу ружье, несколь­ко индю­ша­чьих перьев и шап­ку, я узнал по ним, что это был Дже­де­дия Тин­дал, мест­ный паре­нек лет четыр­на­дца­ти. Рас­спра­ши­вая о нем на сле­ду­ю­щее утро, я выяс­нил, что маль­чик исчез. Мне ста­ло ясно, что какое- то отвер­стие оста­лось поче­му-то откры­тым и Нечто про­рва­лось сюда. Но мне не дано узнать, что Это было, и умо­ляю, если Вы зна­е­те, ука­жи­те, в какой части Кни­ги я мог бы най­ти сло­ва, с помо­щью кото­рых мож­но отпра­вить это Нечто обрат­но, хотя, судя по отпе­чат­кам, существ там было боль­ше, чем одно, и все оди­на­ко­во­го раз­ме­ра, но не знаю, видел ли кто-нибудь, и я в том чис­ле, одно­го из них, живо­го или мерт­во­го. И, под­чер­ки­ваю, неиз­вест­но, мог­ли ли они быть слу­га­ми Н., или Йог-Сото­та, или Кого­то Дру­го­го, и если это так, то это уже по вашей части. Я молю Вас пото­ро­пить­ся, ина­че эти Суще­ства будут про­дол­жать буй­ство­вать. Они, оче­вид­но, пита­ют­ся кро­вью, так же, как и дру­гие, и никто не может ска­зать, когда они сно­ва при­дут Извне покор­мить­ся сре­ди нас и поохо­тить­ся на тех людей, кото­рых сочтут сво­ей пищей. 

Йог-Сотот Неблод Зин Джо­на­тан Б.» 

В чет­вер­том пись­ме неко­то­рые места были наи­бо­лее пуга­ю­щи­ми. Три пер­вых посла­ния при­от­кры­ва­ли заве­су над чем-то стран­ным и ужас­ным, а в чет­вер­том содер­жа­лась мысль, при­во­дя­щая в содро­га­ние. «Нью-Дан‑ч, 7 апре­ля. 

Почтен­ный доро­гой друг,

толь­ко я собрал­ся про­шлой ночью лечь спать, как Нечто при­бли­зи­лось к мое­му окну, назва­ло мое имя и пообе­ща­ло прий­ти ко мне. Ничуть не испу­гав­шись, я подо­шел в тем­но­те к окну, но, выгля­нув, не уви­дел ниче­го. Я открыл окно и сра­зу ощу­тил такое могиль­ное зло­во­ние, что отшат­нул­ся. Затем Нечто, про­ник­шее через окно, тро­ну­ло мое лицо чем-то студ­не­об­раз­ным, частич­но чешуй­ча­тым и мерз­ким на ощупь. Я поте­рял созна­ние и лежал в таком состо­я­нии не знаю как дол­го, преж­де чем смог встать, закрыть окно и отпра­вить­ся в постель. Но уснуть мне не уда­лось, посколь­ку дом начал тря­стись вме­сте с зем­лей. Каза­лось, Нечто бро­ди­ло по сосед­ству с домом, и я еще раз услы­шал свое имя. Я ниче­го не отве­чал и думал толь­ко: что мне делать? Те пер­вые Созда­ния от Н. про­шли сквозь остав­лен­ное без при­смот­ра отвер­стие из-за зло­упо­треб­ле­ния сло­ва­ми безум­но­го ара­ба. А об этом тепе­реш­нем Суще­стве я знаю толь­ко то, что Оно не есть тот Гуля­ю­щий на Кры­льях, извест­ный под несколь­ки­ми име­на­ми, в том чис­ле Уэн­ди­го, Ита­ка, Легар, кото­ро­го я нико­гда не видел и не могу уви­деть. Меня очень бес­по­ко­ит, что Оно не при­хо­дит побро­дить, когда я молю кам­ни и при­зы­ваю к Хол­мам, и так­же не при­хо­дят ни Н., ни С., а вме­сто них явля­ет­ся Этот, кто пере­ка­ты­ва­ет мое имя на сво­ем язы­ке с акцен­том не нашей Зем­ли. И уж если Этот явил­ся побро­дить, я умо­ляю Вас прий­ти ночью и закрыть глав­ный вход, что­бы в него не вошли дру­гие, кото­рые не долж­ны гулять сре­ди людей, посколь­ку сила Вла­сти­те­лей Древ­но­сти слиш­ком вели­ка для таких, как мы; ведь даже Стар­шие Боги не уни­что­жа­ют их, но толь­ко заклю­ча­ют в про­стран­ства и глу­би­ны, к кото­рым ведут остав­ши­е­ся со вре­мен Звезд и Луны кам­ни. Я пола­гаю, что под­вер­га­юсь смер­тель­ной опас­но­сти, и буду рад, если это не так, но я слы­шал свое имя, назван­ное в ночи Суще­ством не нашей Зем­ли, и очень боюсь, что мое вре­мя при­шло. Я недо­ста­точ­но вни­ма­тель­но читал Ваше пись­мо и невер­но понял напи­сан­ные Вами сло­ва: «Не при­зы­вай Нечто, с чем не можешь спра­вить­ся, ина­че Нечто, ото­звав­шись на при­зыв, обер­нет­ся про­тив тебя, в силу чего твои сим­во­лы ока­жут­ся бес­силь­ны­ми. Спра­ши­вай все­гда Мень­ше­го, если у Боль­ше­го нет жела­ния отве­чать, и он могу­ще­ствен­нее тебя». Если я не прав и в этом слу­чае, умо­ляю Вас при­нять меры вовре­мя.

Ваш покорн. слг. на служ­бе Н.

Джо­на­тан Б.» 

Деворт дол­го раз­мыш­лял над эти­ми пись­ма­ми. Теперь ему было ясно, что его пра­пра­дед зани­мал­ся каки­ми-то дья­воль­ски­ми дела­ми, в кото­рые он, по- види­мо­му, вовлек Джо­на­та­на Бишо­па из Дан­ви­ча. Но суть про­ис­шед­ше­го пока все же усколь­за­ла от него. В этих пись­мах при­сут­ство­ва­ли ужас­ные и неве­ро­ят­ные пред­по­ло­же­ния, и Деворт даже допус­кал, что они мог­ли быть частью тща­тель­но разыг­ран­ной мисти­фи­ка­ции. Он видел толь­ко один спо­соб про­вер­ки, хотя и доволь­но уто­ми­тель­ный. Биб­лио­те­ка Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та, долж­но быть, еще откры­та – мож­но было бы пере­ли­стать под­шив­ки арк­хэм­ских еже­не­дель­ни­ков и отыс­кать там, если удаст­ся, име­на людей, исчез­нув­ших или умер­ших при необыч­ных обсто­я­тель­ствах в пери­од меж­ду 1790 и 1815 года­ми. 

Деворт не испы­ты­вал жела­ния идти в биб­лио­те­ку. Ему еще нуж­но было закон­чить выпи­сы­вать сче­та. Пер­спек­ти­ва вновь копать­ся в газе­тах энту­зи­аз­ма не вызы­ва­ла, хотя еже­не­дель­ни­ки были неве­ли­ки, в общем, тре­бо­ва­лось немно­го вре­ме­ни. 

В кон­це кон­цов Деворт все же отпра­вил­ся в биб­лио­те­ку и при­сту­пил к рабо­те.

Закон­чил он позд­но.

Он нашел то, что искал, в под­шив­ках за 1807 год, нашел даже боль­ше, чем искал. Подав­ляя в себе ужас, он соста­вил спи­сок обна­ру­жен­но­го и, как толь­ко вер­нул­ся домой, стал вчи­ты­вать­ся в него, пыта­ясь про­ана­ли­зи­ро­вать свои наход­ки. 

Там, во-пер­вых, зна­чи­лось исчез­но­ве­ние Уил­бу­ра Кори. Затем сле­до­ва­ла про­па­жа маль­чи­ка, Дже­де­дии Тин­да­ла. После это­го – еще четы­ре или пять исчез­но­ве­ний, раз­де­лен­ных во вре­ме­ни. И, нако­нец, послед­ней в этой цепи сто­я­ла про­па­жа само­го Джо­на­та­на Бишо­па. 

Но откры­тия Девор­та не огра­ни­чи­ва­лись рядом исчез­но­ве­ний. Перед про­па­жей Бишо­па вновь объ­яви­лись Кори и Тин­дал: один – око­ло Нью­П­ли­му­та, а дру­гой – в рай­оне Кинг­спор­та. Труп Кори был истер­зан, пока­ле­чен, а вот тело Тин­да­ла ничуть не постра­да­ло; одна­ко оба были мерт­вы, при­чем мерт­вы недав­но И еще – их остан­ки были най­де­ны через несколь­ко меся­цев после исчез­но­ве­ния! Как это ни ужас­но, обна­ру­жен­ное им под­твер­жда­ло досто­вер­ность ска­зан­но­го в пись­мах Бишо­па. В целом же, несмот­ря на допол­ни­тель­ную инфор­ма­цию, мно­гое оста­ва­лось непо­нят­ным и до раз­гад­ки голо­во­лом­ки было все еще дале­ко. 

Деворт вер­нул­ся к раз­мыш­ле­ни­ям о сво­ем кузене, Сти­вене Бейт­се. Бейтс был уче­ным, при­знан­ным авто­ри­те­том в вопро­сах исто­рии ран­не­го Мас­са­чу­сет­са. Более того, он про­во­дил изыс­ка­ния во мно­гих забро­шен­ных угол­ках и навер­ня­ка мог быть чем-нибудь поле­зен. Вме­сте с тем что-то оста­нав­ли­ва­ло Девор­та – он чув­ство­вал, что дол­жен дей­ство­вать осто­рож­но, в оди­ноч­ку, не воз­буж­дая любо­пыт­ства окру­жа­ю­щих. Он еще не укре­пил­ся в этой мыс­ли, как уже испы­тал удив­ле­ние: а поче­му, соб­ствен­но, здесь так необ­хо­ди­ма скрыт­ность? Но едва Деворт задал себе этот вопрос, как тут же вер­нул­ся к преды­ду­щей мыс­ли о том, что таить­ся от людей ему все же необ­хо­ди­мо. И еще, сле­ду­ет заго­то­вить прав­до­по­доб­ные объ­яс­не­ния, поче­му его инте­ре­су­ет про­шлое. Напри­мер, мож­но выдать это за увле­че­ние ста­рин­ной архи­тек­ту­рой. Он поло­жил свои запи­си в пакет вме­сте с пись­ма­ми Бишо­па и отпра­вил­ся спать. 

Этой ночью Девор­та посе­ти­ли виде­ния, кото­рых у него нико­гда преж­де не было. Ему при­сни­лись гро­мад­ные пти­цы с ужас­но иска­жен­ны­ми чело­ве­че­ски­ми чер­та­ми, он видел чудо­вищ­ных зве­рей, а сам себе он снил­ся в неожи­дан­ной роли – пса­лом­щи­ка или свя­щен­ни­ка. В стран­ном пест­ром наря­де он отпра­вил­ся из дома в лес, вокруг болот с их оби­та­те­ля­ми – лягуш­ка­ми- быка­ми и свет­ля­ка­ми, – к камен­ной башне. Как в башне, так и в каби­не­те лам­пы мер­ца­ли, слов­но пода­вая сиг­на­лы. Он вошел в коль­цо дру­и­ди­че­ских кам­ней, встал в тени баш­ни и под­нял гла­за к отвер­стию, кото­рое до того про­де­лал; стоя там, он воз­звал к небе­сам на отвра­ти­тель­но иско­вер­кан­ной латы­ни, три­жды про­из­нес какое-то закли­на­ние и начер­тил рисун­ки на пес­ке. И вдруг сквозь отвер­стие ввер­ху баш­ни вле­те­ло без­об­раз­ное суще­ство. Оно выле­те­ло через дверь, оттолк­нув Девор­та в сто­ро­ну, а затем пове­ли­тель­ным тоном обра­ти­лось к нему, тре­буя совер­шить жерт­во­при­но­ше­ние. Деворт быст­ро под­бе­жал к камен­ным кру­гам и напра­вил при­шель­ца к Дан­ви­чу, куда тот и поле­тел, стру­ясь в воз­ду­хе, ужас­ный и гро­мад­ный, похо­жий на голо­во­но­гое или вось­ми­но­гое живот­ное, про­хо­див­шее сквозь дере­вья как воз­дух, сквозь зем­лю – как вода. Это суще­ство обла­да­ло вели­ки­ми и чудес­ны­ми свой­ства­ми, кото­рые, оче­вид­но, по его жела­нию дела­ли его то види­мым, то неви­ди­мым. Деворт сто­ял в тени баш­ни, и вско­ре до его ушей донес­лись чьи-то вопли; он подо­ждал еще, не вер­нет­ся ли суще­ство, и оно вер­ну­лось, неся в щупаль­цах жерт­ву, а затем унес­лось туда, отку­да при­шло, через баш­ню. Затем все стих­ло, и Деворт вер­нул­ся домой, где и пова­лил­ся на кро­вать. 

Так он про­вел ночь. Сон изму­чил его. Проснув­шись, Деворт вско­чил, но тут же подал­ся назад и сел в постель – ноги его силь­но боле­ли. Он согнул­ся, с любо­пыт­ством раз­гля­ды­вая свои ниж­ние конеч­но­сти, и уви­дел, что ступ­ни опух­ли и были покры­ты синя­ка­ми, а лодыж­ки изра­не­ны колюч­ка­ми еже­ви­ки и шипов­ни­ка. Деворт был изум­лен. Не без тру­да он надел нос­ки и ботин­ки и обна­ру­жил, что может кое-как пере­дви­гать­ся. Но что же с ним про­изо­шло? Деворт сра­зу поду­мал, что он, веро­ят­но, ходил во сне. Само по себе это было уди­ви­тель­но – ведь преж­де он не заме­чал за собой ниче­го тако­го. Долж­но быть, он ходил ночью по лесу, где и полу­чил все эти уши­бы и цара­пи­ны. Деворт начал мед­лен­но при­по­ми­нать свой сон. Это было непро­сто, но он вспом­нил, что был в башне. Поэто­му, закон­чив оде­вать­ся, Деворт отпра­вил­ся на поис­ки сле­дов сво­е­го путе­ше­ствия. 

Он ниче­го не нашел, пока не добрал­ся до баш­ни. Там он уви­дел на усы­пан­ном галь­кой пес­ке, око­ло раз­ва­лин камен­но­го коль­ца, отпе­ча­ток босой чело­ве­че­ской ступ­ни, долж­но быть, его соб­ствен­ной. Он пошел по это­му сле­ду в баш­ню, а там, что­бы луч­ше видеть, зажег спич­ку. 

В ее сла­бом све­те Деворт заме­тил кое-что еще.

Он зажег дру­гую спич­ку и вгля­дел­ся, как сле­ду­ет. То, что он уви­дел, было брыз­га­ми какой-то жид­ко­сти, раз­брыз­ган­ны­ми у под­но­жия камен­ных сту­пе­ней, на лест­ни­це и на пес­ча­ном полу. Брыз­ги были кри­ча­ще крас­ны­ми; и еще до того как Деворт осто­рож­но кос­нул­ся их паль­цем, он знал, что это была кровь!

Деворт сто­ял, не сво­дя с них глаз и не обра­щая вни­ма­ния на отпе­чат­ки босых ног вокруг, пока спич­ка не дого­ре­ла, и пла­мя кос­ну­лось его паль­цев, заста­вив бро­сить ее на пол. Он хотел зажечь еще одну, но не смог заста­вить себя сде­лать это. Он вышел из баш­ни потря­сен­ный и встал, при­сло­нив­шись к стене, под теп­лы­ми луча­ми утрен­не­го солн­ца. Ему нуж­но было наве­сти поря­док в мыс­лях. Оче­вид­но, он слиш­ком мно­го копал­ся в про­шлом, и его бога­тое вооб­ра­же­ние болез­нен­но воз­бу­ди­лось. В кон­це кон­цов, баш­ня была откры­та, и, воз­мож­но, кро­лик или какое-то дру­гое живот­ное нашло здесь убе­жи­ще, а лас­ка обна­ру­жи­ла его и после­до­ва­ла смер­тель­ная схват­ка. А может, это была сова, вле­тев­шая через отвер­стие в кры­ше и напав­шая на зверь­ка. Впро­чем, тут Деворт вынуж­ден был при­знать, что кро­ви для тако­го слу­чая было слиш­ком мно­го. К тому же отсут­ство­ва­ли дру­гие при­зна­ки – обрыв­ки перьев, волос или шер­сти.

Немно­го пого­дя он реши­тель­но вер­нул­ся к башне и зажег оче­ред­ную спич­ку. Он искал хоть что-нибудь, под­твер­ждав­шее его мыс­ли, но так ниче­го и не нашел – ни одно­го дока­за­тель­ства борь­бы, обыч­ной для мира при­ро­ды. Одна­ко не было дока­за­тельств и чего-нибудь дру­го­го.

Толь­ко одни кро­ва­вые брыз­ги.

Деворт попы­тал­ся оце­нить ситу­а­цию спо­кой­но, отбро­сив мгно­вен­но при­шед­шие вос­по­ми­на­ния об отвра­ти­тель­ном ноч­ном виде­нии, кото­рое раз­вер­ну­лось в его созна­нии, как рас­пу­стив­ший­ся цве­ток. Оста­ва­лось доволь­ство­вать­ся тем, что он нашел в башне кровь. Это­го отри­цать было невоз­мож­но, при­чем сле­ды выгля­де­ли так, слов­но кровь брыз­га­ла с неболь­шой высо­ты, на ходу. Деворт не знал, как это объ­яс­нить – впро­чем, то же самое каса­лось его соб­ствен­но­го сна. Но он не мог не счи­тать­ся с рас­ту­щим коли­че­ством чрез­вы­чай­но стран­ных про­ис­ше­ствий, кото­рые все уча­ща­лись.

Он вышел из баш­ни и пошел прочь от нее – назад, вдоль болот, к дому. Там Деворт осмот­рел постель­ное белье и уви­дел на про­сты­нях бурые сле­ды кро­ви от сво­их ступ­ней. Он почти пожа­лел, что поре­зы не столь глу­бо­ки, что­бы мож­но было счи­тать, что они свя­за­ны с брыз­га­ми в башне. Как ни напря­гай вооб­ра­же­ние, все уси­лия были напрас­ны.

Деворт сме­нил постель­ные белье, а затем стал варить свой еже­днев­ный кофе, про­дол­жая уси­лен­но раз­мыш­лять. Теперь, думал он, пора позвать на помощь кузе­на Сти­ве­на Бейт­са, или еще кого-нибудь. Но едва он при­шел к это­му выво­ду, как обна­ру­жил, что уже пыта­ет­ся убе­дить себя в обрат­ном. Нако­нец Деворт заста­вил себя сно­ва при­нять­ся за выпи­сы­ва­ние чеков и вся­че­ски воз­дер­жи­вать­ся от даль­ней­ше­го чте­ния писем или доку­мен­тов, что­бы его вооб­ра­же­ние опять не разыг­ра­лось, и он вновь не погру­зил­ся в ноч­ной кош­мар. К сере­дине дня ему уда­лось вер­нуть­ся в свое нор­маль­ное состо­я­ние.

Отдох­нув, Деворт стал настра­и­вать при­ем­ник на музы­каль­ную про­грам­му, но вме­сто это­го пой­мал ново­сти. Он слу­шал впол­уха. Фран­цуз­ский поли­тик изла­гал свое мне­ние о том, что надо сде­лать с Сааром, а бри­тан­ский госу­дар­ствен­ный дея­тель выдви­гал заме­ча­тель­ное по сво­ей дву­смыс­лен­но­сти встреч­ное заяв­ле­ние. В Рос­сии и Китае раз­ра­зил­ся голод. Забо­лел губер­на­тор Мас­са­чу­сет­са. Посту­пи­ло теле­фон­ное сооб­ще­ние из Арк­хэ­ма… Деворт неволь­но при­слу­шал­ся.

«Мы пока не полу­чи­ли под­твер­жде­ния посту­пив­шей из Арк­хэ­ма инфор­ма­ции о том, что житель Дан­ви­ча Джей­сон Осборн, фер­мер сред­них лет, исчез этой ночью. Опро­шен­ные сосе­ди сооб­щи­ли, что слы­ша­ли силь­ный шум, но ника­ко­го объ­яс­не­ния ему най­ти не могут. Мистер Осборн жил оди­но­ко и не был бога­тым чело­ве­ком, поэто­му вер­сия о похи­ще­нии с целью выку­па исклю­ча­ет­ся».

«Сов­па­де­ние!» – тако­ва была пер­вая мысль Девор­та. Но дикая тре­во­га бук­валь­но ото­рва­ла его от кушет­ки, где он лежал, и заста­ви­ла выклю­чить при­ем­ник. Не мед­ля ни мину­ты, он сел и напи­сал неисто­вое пись­мо Сти­ве­ну Бейт­су, объ­яс­няя, что нуж­да­ет­ся в его обще­стве, и умо­лял при­быть, не счи­та­ясь ни с каки­ми рас­хо­да­ми. Допи­сав пись­мо, Деворт сра­зу же отпра­вил­ся на почту, но с каж­дым шагом он чув­ство­вал, как нечто, засев­шее у него внут­ри, при­нуж­да­ет его оста­вить пись­мо, поду­мать еще, пере­смот­реть свою пози­цию.

Девор­ту потре­бо­ва­лось нема­ло уси­лий, что­бы все же дое­хать до Арк­хэ­ма и отпра­вить кузе­ну пись­мо. Когда он воз­вра­щал­ся с почты, ему каза­лось, что древ­ние кры­ши это­го горо­да угро­жа­ю­ще наги­ба­ют­ся к нему, а окна загля­ды­ва­ют в лицо с нескры­ва­е­мой зло­бой. 

Часть 2.
РУКОПИСЬ СТИВЕНА БЕЙТСА

Тро­ну­тый настой­чи­вым при­гла­ше­ни­ем мое­го кузе­на Амбро­за Девор­та, я при­был в дом Ста­ро­го Бил­линг­то­на через неде­лю после полу­че­ния пись­ма отту­да. Нака­нуне мое­го при­ез­да про­изо­шла серия собы­тий, кото­рые, будучи пона­ча­лу весь­ма про­за­ич­ны­ми, при­ве­ли к необы­чай­ным обсто­я­тель­ства­ми заста­ви­ло меня при­сту­пить к это­му отче­ту, допол­ня­ю­ще­му раз­роз­нен­ные запи­си Амбро­за.

Я ска­зал, что собы­тия нача­лись про­за­ич­но, но это не совсем точ­но.

Они каза­лись обы­ден­ны­ми лишь в срав­не­нии с теми собы­ти­я­ми, что про­ис­хо­ди­ли затем в окрест­но­стях дома и в Бил­линг­тон­ском лесу. Каза­лось бы, эпи­зо­ди­че­ские и не свя­зан­ные меж­ду собой, все они на самом деле были неотъ­ем­ле­мы­ми частя­ми одно­го цело­го, без­от­но­си­тель­но вре­ме­ни и места дей­ствия. Уже изна­чаль­но было ясно, что все это не к доб­ру. Я сра­зу же обна­ру­жил у сво­е­го кузе­на при­зна­ки начи­на­ю­щей­ся шизо­фре­нии или того, что мне тогда каза­лось шизо­фре­ни­ей, но позд­нее я стал боять­ся, что это нечто куда более страш­ное. 

Эти стран­но­сти в пове­де­нии Амбро­за очень затруд­ни­ли мои соб­ствен­ные иссле­до­ва­ния, так как с одной сто­ро­ны это было при­ня­ло фор­мы дру­же­ско­го сотруд­ни­че­ства, а с дру­гой – тай­ной и насто­ро­жен­ной враж­деб­но­сти. Чело­век, напи­сав­ший мне столь неисто­вое пись­мо, молив­шее о раз­ре­ше­нии про­блем, в кото­рых увяз, несо­мнен­но нуж­дал­ся в помо­щи. Но чело­век, встре­тив­ший меня в Арк­хэме в ответ на мое теле­граф­ное сооб­ще­ние о при­бы­тии, был холод­ным, осто­рож­ным и очень скрыт­ным; к сво­им нуж­дам он отно­сил­ся пре­не­бре­жи­тель­но и с само­го нача­ла явно желал, что­бы срок мое­го пре­бы­ва­ния огра­ни­чил­ся дву­мя неде­ля­ми, не более, а по воз­мож­но­сти – и еще мень­ше. Он был учтив и даже при­вет­лив, но были в нем стран­ная скрыт­ность и некая отчуж­ден­ность, кото­рые так не вяза­лись с полу­чен­ны­ми мною тороп­ли­вы­ми кара­ку­ля­ми. 

– Когда при­шла твоя теле­грам­ма, я понял, что ты не полу­чил мое вто­рое пись­мо, – ска­зал он мне при встре­че на стан­ции в Арк­хэме.

– Да, я его не полу­чал.

Он пожал пле­ча­ми и заме­тил толь­ко, что напи­сал вто­рое пись­мо, в кото­ром успо­ка­и­вал меня отно­си­тель­но преды­ду­ще­го. После это­го вступ­ле­ния он выра­зил жела­ние само­сто­я­тель­но без моей помо­щи раз­ре­шить свои труд­но­сти, доба­вив все же, что был счаст­лив, что я при­е­хал. 

Меня не поки­да­ло ощу­ще­ние, что все ска­зан­ное им лишь отча­сти явля­ет­ся прав­дой. Он явно верил в то, что гово­рил мне, но я‑то сомне­вал­ся в его искрен­но­сти. Я выра­зил удо­вле­тво­ре­ние тем, что груз про­блем, выну­див­ших его напи­сать мне, кажет­ся, боль­ше не давит на него. Это, каза­лось, его успо­ко­и­ло, он стал более собран­ным и даже сде­лал несколь­ко заме­ча­ний каса­тель­но мест­но­сти вокруг Эйл­с­бе­ри Пайк. Я не пред­по­ла­гал, что он уже так дол­го нахо­дит­ся в Мас­са­чу­сет­се, что­бы успеть близ­ко позна­ко­мить­ся с насто­я­щим и про­шлым это­го рай­о­на. Рай­он, кста­ти, весь­ма необы­чен. Он зна­чи­тель­но древ­нее мно­гих дру­гих обжи­тых рай­о­нов Новой Англии. Арк­хэм с его ста­рин­ны­ми дву­скат­ны­ми кры­ша­ми и пор­таль­ны­ми парад­ны­ми домов, его более позд­ни­ми, но не менее при­вле­ка­тель­ны­ми стро­е­ни­я­ми в геор­ги­ан­ском и антич­ном сти­ле, про­тя­нув­ши­ми­ся вдоль сумрач­ных и тени­стых улиц, пред­став­ля­ет собой насто­я­щую Мек­ку для уче­ных, инте­ре­су­ю­щих­ся архи­тек­ту­рой. Здесь же встре­ча­ют­ся такие забро­шен­ные мест­но­сти, как Дан­вич, отме­чен­ный печа­тью упад­ка и вырож­де­ния. А чуть даль­ше рас­по­ло­жен зло­по­луч­ный пор­то­вый город Иннс­мут, отку­да про­ис­те­ка­ет мно­же­ство глу­хих и офи­ци­аль­но пре­се­ка­е­мых слу­хов об убий­ствах, зага­доч­ных исчез­но­ве­ни­ях людей, таин­ствен­ных древ­них куль­тах и пре­ступ­ле­ни­ях, о кото­рых луч­ше вооб­ще не упо­ми­нать. 

Нако­нец мы добра­лись до дома. Он нисколь­ко не изме­нил­ся с того вре­ме­ни, когда я видел его в послед­ний раз – что-то око­ло двух десят­ков лет тому назад. Дей­стви­тель­но, он здо­ро­во сохра­нил­ся – он выгля­дел так все­гда, сколь­ко я себя пом­ню. Опу­сто­ши­тель­ное вре­мя, похо­же, не кос­ну­лось это­го дома, в отли­чие от сотен дру­гих домов, кото­рым доста­лось гораз­до боль­ше в борь­бе с года­ми и запу­сте­ни­ем. Амброз толь­ко обно­вил цвет фаса­да и обста­нов­ку внут­ри, не допус­кая излиш­них пере­де­лок. Хра­ня досто­ин­ство про­шло­го века, дом кра­со­вал­ся сво­и­ми четырь­мя высо­ки­ми квад­рат­ны­ми колон­на­ми, встро­ен­ны­ми в наруж­ную сте­ну, и квад­рат­ной цен­траль­ной две­рью, окру­жен­ной тем, что мож­но было назвать не ина­че как сво­е­го рода архи­тек­тур­ным совер­шен­ством. Внут­рен­няя обста­нов­ка дома пол­но­стью соот­вет­ство­ва­ла его внеш­но­сти – лич­ные вку­сы Амбро­за не допу­сти­ли серьез­ных ново­вве­де­ний.

Я повсю­ду нахо­дил сви­де­тель­ства того, что мой друг занят гене­а­ло­ги­че­ски­ми изыс­ка­ни­я­ми; в каби­не­те были раз­ло­же­ны пожел­тев­шие бума­ги и ста­рин­ные тома, кото­рые он брал для рабо­ты с полок, застав­лен­ных кни­га­ми. 

Как толь­ко мы вошли в каби­нет, я отме­тил еще один из тех стран­ных фак­тов, что позд­нее появи­лись в избыт­ке. Амброз бро­сил непро­из­воль­ный взгляд, в кото­ром чита­лось опа­се­ние и ожи­да­ние, на окно в свин­цо­вом пере­пле­те, соору­жен­ное высо­ко в стене. Когда он отвел гла­за, я уви­дел в них совсем дру­гие чув­ства – облег­че­ние и разо­ча­ро­ва­ние. В этом было нечто жут­кое. Я ниче­го не ска­зал, одна­ко рас­су­дил, что через какое-то вре­мя к Амбро­зу вер­нет­ся то состо­я­ние, в кото­ром он был, когда писал мне.

Этот момент насту­пил быст­рее, чем я ожи­дал.

Мы про­ве­ли вечер за ниче­го не зна­ча­щей бесе­дой. Вско­ре я заме­тил, что Амброз очень устал и при­ла­га­ет неко­то­рые уси­лия, что­бы не заснуть. Я выру­чил его, сослав­шись на соб­ствен­ную уста­лость, и отпра­вил­ся в свою ком­на­ту, кото­рую он наско­ро пока­зал мне по при­бы­тии. Одна­ко мне совсем не хоте­лось спать, поэто­му я не лег, а неко­то­рое вре­мя про­си­дел над кни­гой. Толь­ко после того как захва­чен­ная с собою кни­га почти пере­ста­ла инте­ре­со­вать меня, я пога­сил лам­пу. И тут я понял, что мне будет чрез­вы­чай­но непро­сто при­вык­нуть к тако­му осве­ще­нию, при кото­ром вынуж­ден был жить мой несчаст­ный кузен. Веро­ят­но, с час или более того я вгля­ды­вал­ся в тем­но­ту, кото­рая была вовсе не кро­меш­ной по той при­чине, что туск­ло сияв­шая луна слег­ка оза­ря­ла ком­на­ту. Я успел напо­ло­ви­ну раз­деть­ся, когда вдруг услы­шал крик. Мы с кузе­ном были в доме одни, и я знал, что он более нико­го не ожи­да­ет. Зна­чит, кри­чал он сам или же какой-то незва­ный при­ше­лец. Без коле­ба­ний поки­нув ком­на­ту, я побе­жал в зал и уви­дел обла­чен­ную в белое фигу­ру, спус­кав­шу­ю­ся по лест­ни­це.

В этот момент опять раз­дал­ся крик – отчет­ли­вый, бес­смыс­лен­ный и гром­кий: – Иэ! Шуб-Ниг­гу­рат. Иэ! Ньяр­латхо­теп!

Это был мой кузен Амброз; несо­мнен­но, он бро­дил во сне. Я схва­тил его осто­рож­но, но креп­ко, наме­ре­ва­ясь отве­сти в постель, но он при­нял­ся сопро­тив­лять­ся с неожи­дан­ной энер­ги­ей. Отпу­стив его, я после­до­вал за ним, но, когда уви­дал, что он соби­ра­ет­ся вый­ти из дома в ночь, сно­ва вце­пил­ся в него и попы­тал­ся вер­нуть. Он опять вос­про­ти­вил­ся, при­чем с такой силой, что я уди­вил­ся поче­му он не проснул­ся во вре­мя этой схват­ки. Нако­нец, почти совсем обес­си­лев, я все же заста­вил его под­чи­нить­ся и повел назад – вверх по лест­ни­це в его ком­на­ту, где он доволь­но послуш­но лег в постель. Мне было немно­го забав­но и тре­вож­но. Опа­са­ясь, что он может встать сно­ва, я еще неко­то­рое вре­мя поси­дел у его посте­ли, уста­нов­лен­ной в цен­тре ком­на­ты, кото­рую неко­гда зани­мал наш пра­пра­дед Элай­джа. Сидя напро­тив окна, я вре­мя от вре­ме­ни гля­дел в него, с любо­пыт­ством наблю­дая за све­че­ни­ем, через нерав­ные интер­ва­лы воз­ни­кав­шим над лесом. Каза­лось, оно исхо­ди­ло из кони­че­ской кры­ши ста­рой камен­ной баш­ни, сто­яв­шей в пре­де­лах види­мо­сти по эту сто­ро­ну дома. Я пред­по­ло­жил, что это про­ис­хо­дит бла­го­да­ря свой­ствам неко­то­рых кам­ней отра­жать лун­ный свет.

В кон­це кон­цов, я поки­нул ком­на­ту мое­го кузе­на и вер­нул­ся к себе. Но уснуть мне все не уда­ва­лось. Это неболь­шое при­клю­че­ние с Амбро­зом взбу­до­ра­жи­ло меня. Я оста­вил две­ри в обе ком­на­ты при­от­кры­ты­ми, при­го­то­вив­шись, таким обра­зом, к любым его даль­ней­шим вылаз­кам. Но он боль­ше не вста­вал. Вме­сто это­го послы­ша­лось бор­мо­та­ние, в кото­ром я ниче­го не понял. Что­бы разо­брать его сло­ва, я вылез из кро­ва­ти и в лун­ном све­те, не зажи­гая лам­пы, дви­нул­ся на ощупь по кори­до­ру. Боль­шая часть того, что он гово­рил, была лише­на вся­ко­го смыс­ла, но там зву­ча­ли и отдель­ные чет­кие фра­зы – чет­кие, конеч­но, толь­ко в той сте­пе­ни, в какой они были похо­жи на фра­зы. Их было немно­го, все­го семь пред­ло­же­ний, каж­дое из кото­рых зву­ча­ло при­мер­но раз в пять минут, напол­нен­ных бор­мо­та­ни­ем, мета­нья­ми и мыча­ньем, пока мой кузен воро­чал­ся с боку на бок. Я разо­брал их, насколь­ко мог, а позд­нее, когда луч­ше понял ска­зан­ное, внес поправ­ки. Вот что бор­мо­тал мой кузен Амброз: 

«Что­бы уго­дить Йог-Сото­ту, подо­жди, пока Солн­це будет в пятом доме, а Сатурн – в тре­тьем, а затем сотво­ри пен­та­грам­му из огня, три­жды ска­зав девя­тый стих. Стих этот повто­ряй на каж­дом рас­пя­тии в кон­це Дня Всех Свя­тых, и тогда это созда­ние будет ждать во Внеш­нем Про­стран­стве за воро­та­ми, у кото­рых Йог-Сотот состо­ит стра­жем». 

«Он вла­де­ет зна­ни­ем; ему ведо­мо, где про­хо­ди­ли к нам Вла­сти­те­ли Древ­но­сти и в каком месте они про­рвут­ся вновь».

«Про­шлое, насто­я­щее, буду­щее – все еди­но в нем».

«Обви­ня­е­мый Бил­линг­тон отри­цал, что он явля­ет­ся при­чи­ной этих зву­ков, вслед­ствие чего после­до­ва­ли сра­зу вели­кое хихи­ка­нье и смех, кото­рые, к сча­стью для него, толь­ко ему и были слыш­ны». 

«Ах, ах! – запах! Запах! Ай! Ай! Ньяр­латхо­теп!»

«То не мерт­во, что веч­ность охра­ня­ет, смерть вме­сте с веч­но­стью порою уми­ра­ет».

«В сво­ем доме в Р’лай­хе – в сво­ем огром­ном доме в Р’лай­хе – он ле- жит не мерт­вый, но во сне…»

Эта несу­свет­ная чушь сме­ни­лась пол­ной тиши­ной, в кото­рой вско­ре послы­ша­лось рит­мич­ное дыха­ние мое­го кузе­на, и я понял, что он нако­нец глу­бо­ко заснул. Итак, мои пер­вые несколь­ко часов в доме Бил­линг­то­на были напол­не­ны раз­лич­ны­ми про­ти­во­ре­чи­вы­ми впе­чат­ле­ни­я­ми.

Я с тру­дом запи­сал то, что разо­брал, и отпра­вил­ся спать, оста­вив на вся­кий слу­чай две­ри наших ком­нат откры­ты­ми. Проснул­ся в испу­ге от тороп­ли­во­го хлоп­ка две­ри, и обна­ру­жил, что кузен сто­ит око­ло моей посте­ли. Рука его была про­тя­ну­та, буд­то он соби­рал­ся раз­бу­дить меня. – Амброз, – вос­клик­нул я, – что это зна­чит?

Его била дрожь, а голос его сры­вал­ся:

– Ты слы­шишь? – спро­сил он, потря­сен­ный.

– Слы­шу – что? – Слу­шай!

Я пови­но­вал­ся.

– Что ты слы­шишь?

– Ветер игра­ет в дере­вьях.

Он горь­ко рас­сме­ял­ся.

– Ветер бор­мо­чет Их голо­са­ми, а зем­ля бре­дит Их сна­ми. Ветер, как же! И ниче­го боль­ше? – Толь­ко ветер, – твер­до отве­тил я. – Тебе ночью сни­лись кош­ма­ры, Амброз?

– Нет, нет! – отве­тил он над­трес­ну­тым голо­сом. – Не ночью, а в самом нача­ле. А потом все пре­кра­ти­лось, вер­нее – что-то пре­кра­ти­ло – и я был счаст­лив. Я‑то знал, что имен­но поло­жи­ло конец его кош­ма­рам, но, конеч­но, ниче­го не ска­зал. Он сел на постель, мяг­ко поло­жив руку мне на пле­чо. 

– Сти­вен, я рад, что ты здесь. Но если ино­гда я буду гово­рить тебе отнюдь не радост­ные вещи, не верь. Мне кажет­ся, быва­ют момен­ты, когда я сам не свой.

– Ты слиш­ком мно­го рабо­тал.

– Воз­мож­но.

Он под­нял голо­ву, и теперь, в смут­ном лун­ном све­те, я уви­дел, как вытя­ну­лось его лицо; он сно­ва слу­шал.

– Нет, нет, – ска­зал он. – Это не ветер в дере­вьях, и даже не ветер сре­ди звезд, это нечто гораз­до более дале­кое – нечто извне,

Сти­вен. Неуже­ли ты не слы­шишь?

– Я ниче­го не слы­шу, – отве­тил я мяг­ко. – И, воз­мож­но, если ты заснешь, то тоже ниче­го не услы­шишь. – Не во сне дело, – ска­зал он зага­доч­ным шепо­том, слов­но боясь, что кто- то может нас услы­хать. – Во сне быва­ет еще хуже. Я выбрал­ся из посте­ли, подо­шел к окну и открыл его.

– Подой­ди и послу­шай, – ска­зал я.

Он подо­шел ко мне и обло­ко­тил­ся о под­окон­ник.

– Ветер в дере­вьях. И боль­ше ниче­го.

Он вздох­нул.

– Я рас­ска­жу тебе обо всем зав­тра, если смо­гу.

– Рас­ска­жешь, когда захо­чешь. Но поче­му не сей­час, когда тебе это­го хочет­ся?

– Сей­час?

Он в явном заме­ша­тель­стве огля­нул­ся.

– Сей­час? – повто­рил он хрип­ло.

И про­дол­жил:

– Что делал Элай­джа в башне? О чем он молил кам­ни? Как он при­зы­вал к хол­мам? Я не знаю, как. И кто зата­ил­ся за поро­гом, и что есть порог? В завер­ше­ние это­го стран­но­го пото­ка вдруг хлы­нув­ших вопро­сов он испы­ту­ю­ще гля­нул мне в гла­за и, мотая голо­вой, доба­вил: – И ты не зна­ешь. Никто не зна­ет. Но что-то здесь про­ис­хо­дит. И, гово­рю как перед Гос­по­дом, я боюсь, что при­нес это что-то в наш мир при помо­щи мое­го разу­ма, сам о том не зная.

Затем он рез­ко повер­нул­ся и с корот­ким: «Спо­кой­ной ночи, Сти­вен» скрыл­ся в сво­ей ком­на­те, плот­но при­крыв дверь. Я посто­ял еще несколь­ко мгно­ве­ний у откры­то­го окна. Дей­стви­тель­но ли это был ветер, или чей-то голос доно­сил­ся из леса? Экс­цен­трич­ная выход­ка мое­го кузе­на потряс­ла меня, заста­ви­ла почти усо­мнить­ся в соб­ствен­ных ощу­ще­ни­ях. И вдруг, стоя там, под све­жим вет­ром, дую­щим из окна, я почув­ство­вал, как на меня нака­ты­ва­ют вол­ны чер­но­го зла, рву­ще­го­ся из глу­би­ны это­го пле­нен­но­го лесом дома, зла тако­го насы­щен­но­го и все­про­ни­ка­ю­ще­го, что оно под­ни­ма­ло с само­го дна души дикое отча­я­ние и отвра­ще­ние.

Это было не фан­та­зи­ей, но ося­за­е­мой реаль­но­стью, посколь­ку све­жий воз­дух, вте­кав­ший в откры­тое окно, отчет­ли­во кон­тра­сти­ро­вал с обла­ком зла, ужа­са и мер­зо­сти, рас­те­ка­ю­щим­ся по ком­на­те. Я чув­ство­вал, как зло стру­ит­ся из стен, слов­но неви­ди­мый туман. Я бро­сил­ся от окна в зал – там было то же самое; спу­стил­ся по лест­ни­це в тем­но­ту, но ниче­го не изме­ни­лось – вез­де, во всем этом ста­ром доме гнез­ди­лось враж­деб­ное и ужас­ное зло, и имен­но оно, без сомне­ния, так дей­ство­ва­ло на мое­го кузе­на. Мне потре­бо­ва­лись огром­ные уси­лия, что­бы отбро­сить охва­тив­шее меня чув­ство угне­те­ния и отча­я­ния, при­шлось напрячь всю свою волю, что­бы оттолк­нуть все­про­ни­ка­ю­щий ужас, исхо­див­ший от стен; это была борь­ба про­тив чего-то неви­ди­мо­го и могу­ще­ствен­но­го. 

Вер­нув­шись в свою ком­на­ту, я понял, что не решусь спать, что­бы во сне не стать добы­чей ковар­ных флю­и­дов, зара­жа­ю­щих все окру­жа­ю­щее, и уже зара­зив­ших этот ста­рин­ный дом и его ново­го оби­та­те­ля, мое­го кузе­на Амбро­за. Поэто­му я не спал, а лишь дре­мал. Про­шло при­мер­но пол­ча­са – и ощу­ще­ние гнез­дя­ще­го­ся зла, ужа­са и отвра­ще­ния ослаб­ло, а затем исчез­ло, так же вне­зап­но, как и появи­лось. Но к тому вре­ме­ни я успел доста­точ­но отдох­нуть и уже не ста­рал­ся уснуть. Я встал, одел­ся и спу­стил­ся вниз. Амбро­за там еще не было и у меня появи­лась воз­мож­ность про­смот­реть неко­то­рые бума­ги в каби­не­те. 

Это были в основ­ном выпис­ки из газет, каса­ю­щи­е­ся любо­пыт­ных слу­ча­ев – в част­но­сти, неко­то­рые мате­ри­а­лы об Элай­дже, замет­ки поры юно­сти Аме­ри­ки, в кото­рых повест­во­ва­лось о жиз­ни чело­ве­ка, назы­вав­ше­го­ся Ричар­дом Бил­лин­г­хе­мом или Бол­лин­г­хе­ном и обо­зна­чен­но­го в запи­сях мое­го кузе­на как «Р. Бил­линг­тон»; здесь же лежа­ли вырез­ки из све­жей газе­ты с сооб­ще­ни­я­ми об исчез­но­ве­нии двух чело­век в окрест­но­стях Дан­ви­ча, о чем я читал в бостон­ской прес­се перед при­ез­дом в Арк­хэм. У меня не было вре­ме­ни пере­смот­реть все бума­ги – послы­ша­лись шаги Амбро­за. 

– Я вижу, ты уже встал, Сти­вен. Я при­го­тов­лю кофе и тосты. Тут где-то долж­на быть све­жая газе­та из Арк­хэ­ма. Ты зна­ешь, я ред­ко выез­жаю в город, и, с дру­гой сто­ро­ны, про­сто не могу столь­ко пла­тить раз­нос­чи­ку газет лишь из-за того, что он не жела­ет тащить­ся на вело­си­пе­де в дом… Он рез­ко замол­чал. 

– Дого­ва­ри­вай, Амброз! – потре­бо­вал я. – В дом с такой репу­та­ци­ей.

– О да.

– Ты знал об этом? 

– Кое-что слы­шал.

Одно мгно­ве­ние он сто­ял, гля­дя на меня и как бы решая тер­зав­шую его дилем­му: у него было нечто, о чем он очень хотел рас­ска­зать мне, но боял­ся или по необъ­яс­ни­мым при­чи­нам не нахо­дил в себе реши­мо­сти изло­жить все. Потом он повер­нул­ся и поки­нул каби­нет. Куда боль­ше, чем све­жая газе­та (двух­не­дель­ной дав­но­сти) и дру­гие бума­ги, в насто­я­щий момент меня инте­ре­со­ва­ло его отно­ше­ние к окну со свин­цо­вым пере­пле­том. По каким-то при­чи­нам мой кузен боял­ся окна и одно­вре­мен­но полу­чал от него удо­воль­ствие. Амброз слов­но бы раз­два­и­вал­ся: один чело­век в нем стра­шил­ся окна, а дру­гой – радо­вал­ся.

Я рас­смат­ри­вал окно под раз­ны­ми угла­ми. Конеч­но, рису­нок был совер­шен­но уни­каль­ным: ради­аль­но рас­хо­дя­щи­е­ся кон­цен­три­че­ские коль­ца с фраг­мен­та­ми раз­но­цвет­ных сте­кол зате­нен­ных пастель­ных тонов, кро­ме несколь­ких про­зрач­ных в цен­траль­ном кру­ге. Подоб­ных окон, насколь­ко я знаю, нет ни в зна­ме­ни­тых евро­пей­ских собо­рах, ни в аме­ри­кан­ских готи­че­ских церк­вях. Окно пора­жа­ло необы­чай­но гар­мо­нич­ной окрас­кой сте­кол. Их цве­та, каза­лось, пере­те­ка­ли из одно­го в дру­гой: раз­лич­ные оттен­ки голу­бо­го, жел­то­го, зеле­но­го и лило­во­го были очень ярки­ми во внеш­них частях колец и очень тем­ны­ми, почти чер­ны­ми бли­же к цен­тру. Цвет как бы линял, про­яс­нял­ся к внеш­не­му краю, и цве­та так слав­но пере­ли­ва­лись, что сто­и­ло вгля­деть­ся, как созда­ва­лась иллю­зия, буд­то они дви­жут­ся – одно­вре­мен­но раз­бе­га­ют­ся и стру­ят­ся.

Но не это, оче­вид­но, сму­ща­ло мое­го кузе­на. Амброз, как и я, навер­ня­ка смог сам разо­брать­ся в све­то­вых эффек­тах сте­кол и свин­цо­вых колец. Подоб­ные фено­ме­ны под­да­ют­ся науч­но­му объ­яс­не­нию. Но, про­дол­жая всмат­ри­вать­ся в это пре­лю­бо­пыт­ное окно, я посте­пен­но начи­нал видеть нечто такое, что вряд ли под силу обыч­но­му раци­о­наль­но­му тол­ко­ва­нию. Это было некое изоб­ра­же­ние – какой-то образ или порт­рет, – кото­рый появ­лял­ся в окне неожи­дан­но, без вся­ко­го пре­ду­пре­жде­ния – он слов­но бы вырас­тал в окне. Я сра­зу же понял, что это не может быть хит­ро­стью осве­ще­ния, посколь­ку обра­щен­ное на запад окно в этот час нахо­ди­лось в тени. Вска­раб­кав­шись на книж­ный шкаф, я доволь­но быст­ро удо­сто­ве­рил­ся в том, что воз­ле окна нет ниче­го, что мог­ло бы отра­жать свет. Я решил про­ве­рить окно при более бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях, когда оно будет осве­ще­но луной или солн­цем. Кузен объ­явил из кух­ни, что зав­трак готов, и я пре­рвал свои наблю­де­ния, зная, что у меня будет доста­точ­но вре­ме­ни для завер­ше­ния любо­го иссле­до­ва­ния, тем более, что я не соби­рал­ся воз­вра­щать­ся в Бостон до тех пор, пока не выяс­ню, что же так силь­но вол­ну­ет Амбро­за. 

– Я вижу, ты изряд­но порыл­ся в ста­рых леген­дах об Элай­дже Бил­линг­тоне, – ска­зал я с под­черк­ну­той пря­мо­той, садясь за стол.

Он кив­нул:

– Ты зна­ешь мое увле­че­ние анти­ква­ри­а­том и гене­а­ло­ги­че­ски­ми изыс­ка­ни­я­ми. Можешь доба­вить что-нибудь? 

– К тво­им иссле­до­ва­ни­ям? – Я пока­чал голо­вой. – Боюсь, что нет. Хотя, может быть, доку­мен­ты мне что-нибудь под­ска­жут. Ты не ста­нешь воз­ра­жать, если я взгля­ну на них? Он коле­бал­ся. Конеч­но, ему хоте­лось воз­ра­зить, но он не мог отка­зать мне, зная, что я их уже видел. – О, ты можешь про­смот­реть все, что я изу­чаю, – ска­зал он без­за­бот­но. – Я мно­го­го там не могу разо­брать. Он отхлеб­нул кофе, задум­чи­во гля­дя на меня.

– На самом деле, Сти­вен, я уже покон­чил с этим заня­ти­ем, но так и не понял, что тут к чему. Но у меня есть стран­ное чув­ство, что зага­доч­ные и ужас­ные собы­тия, кото­рые здесь слу­ча­ют­ся, мож­но предот­вра­тить, если знать как. – Какие собы­тия?

– Я не знаю.

– Ты гово­ришь загад­ка­ми, Амброз.

– Да! – почти выкрик­нул он. – Вся эта исто­рия – сплош­ная загад­ка. Это целый клу­бок зага­док, и я не могу най­ти в нем ни нача­ла, ни кон­ца. Я думал, что все нача­лось с Элай­джи, но боль­ше я так не думаю. И как это закон­чит­ся, я не знаю.

– Поэто­му ты обра­тил­ся ко мне?

Я был рад видеть перед собой того кузе­на, кото­рый гово­рил со мной ночью в моей ком­на­те.

Он кив­нул.

– Тогда мне луч­ше узнать все, что ты сде­лал.

Он забыл о зав­тра­ке и начал гово­рить. Выхо­ди­ло сум­бур­но, но вско­ре я вкрат­це узнал о том, что слу­чи­лось после его при­бы­тия. Он не рас­ска­зы­вал ниче­го о сво­их подо­зре­ни­ях, не было и про­сто­го опи­са­ния собы­тий. Он то сум­ми­ро­вал впе­чат­ле­ния, то пере­чис­лял обна­ру­жен­ные им бума­ги: днев­ник Лебе­на, пуб­ли­ка­ции, рас­ска­зы­ва­ю­щие о слож­ных вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях Элай­джи с жите­ля­ми Арк­хэ­ма сто с лиш­ним лет тому назад; ста­тьи пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са и так далее. «Все это необ­хо­ди­мо про­чи­тать», – гово­рил он. И с каж­дым допол­ни­тель­ным фак­том, кото­рый он сооб­щал мне, я все силь­нее укреп­лял­ся в непри­ят­ном убеж­де­нии, что мой кузен Амброз попал в какую-то ловуш­ку. Я, как мог, ста­рал­ся успо­ко­ить его, убеж­дал съесть зав­трак и пре­кра­тить зани­мать все свое вре­мя этой загад­кой, что­бы не стать жерт­вой нава­жде­ния.

Сра­зу же после зав­тра­ка я решил про­чи­тать все, что Амбро­зу уда­лось най­ти. На это мне потре­бо­ва­лось более часа. Здесь дей­стви­тель­но был нали­цо «клу­бок зага­док», как выра­зил­ся кузен, но из стран­ных раз­роз­нен­ных фак­тов, пред­став­лен­ных в этих доку­мен­тах, вполне мож­но было сде­лать опре­де­лен­ные умо­за­клю­че­ния.

Пер­вое, от чего нель­зя было отмах­нуть­ся: Элай­джа Бил­линг­тон (а до него – Ричард Бил­линг­тон) зани­мал­ся неким сек­рет­ным делом, суть кото­ро­го не ясна из име­ю­щих­ся сви­де­тельств. Воз­мож­но, он зани­мал­ся чем-то дур­ным, но, допус­кая это, необ­хо­ди­мо пом­нить о суе­ве­рии про­вин­ци­аль­ных сви­де­те­лей, о наве­тах сель­ских куму­шек и о живу­че­сти слу­хов и легенд, черес­чур пре­уве­ли­чи­ва­ю­щих какое-нибудь три­ви­аль­ное собы­тие. Из этих слу­хов было ясно, что Элай­джу Бил­линг­то­на не люби­ли и даже силь­но боя­лись, хотя тол­ки вокруг «зву­ков», доно­ся­щих­ся из леса по ночам, не полу­ча­ли под­твер­жде­ния. В то же вре­мя Уорд Фил­липс, обо­зре­ва­тель Джон Дра­вен и, веро­ят­но, тре­тий из тех, кто отклик­нул­ся на при­гла­ше­ние Элай­джи Бил­линг­то­на – раз­нос­чик Уэст­рипп, не были про­вин­ци­а­ла­ми. Нако­нец, двое из этих джентль­ме­нов опре­де­лен­но вери­ли, что то, чем зани­ма­ет­ся Элай­джа, – дур­но по самой сво­ей при­ро­де.

Како­вы же их аргу­мен­ты в спо­ре с Элай­джей? И, кста­ти, суще­ствен­ная подроб­ность – насколь­ко и чем имен­но были заин­те­ре­со­ва­ны эти гос­по­да? Мож­но резю­ми­ро­вать вкрат­це. Вбли­зи Бил­линг­тон­ско­го леса раз­да­ва­лись необъ­яс­ни­мые «зву­ки», напо­ми­нав­шие «кри­ки» или «вопли» «каких-то живот­ных». Глав­ный оппо­нент Бил­линг­то­на, Джон Дра­вен, исчез при обсто­я­тель­ствах, сопут­ству­ю­щих и дру­гим исчез­но­ве­ни­ям людей в этой окру­ге; да и тело его нашли в похо­жих усло­ви­ях. Ста­ло быть, име­ли место раз­лич­ные исчез­но­ве­ния людей, и тела про­пав­ших нахо­ди­ли через зна­чи­тель­ное вре­мя, то есть смерть насту­па­ла неза­дол­го до их обна­ру­же­ния. Меж­ду про­па­жей людей и появ­ле­ни­ем тру­пов про­хо­ди­ли неде­ли и меся­цы. И ника­ких объ­яс­не­ний это­му не было.

Дра­вен оста­вил изоб­ли­ча­ю­щую запис­ку с пред­по­ло­же­ни­ем, буд­то Элай­джа «под­ме­шал что-то в пищу» тро­им при­быв­шим к нему муж­чи­нам; и не толь­ко для воз­дей­ствия на их память, но и что­бы вызвать Дра­ве­на назад к себе или, по край­ней мере, лишить его спо­соб­но­сти ослу­шать­ся при­гла­ше­ния, когда оно про­зву­чит. А зна­чит, тро­и­ца дей­стви­тель­но что-то виде­ла. Но с юри­ди­че­ской точ­ки зре­ния это не было дока­за­тель­ством.

В то вре­мя все слиш­ком явно сви­де­тель­ство­ва­ло про­тив Элай­джи Бил­линг­то­на. Одна­ко его горя­чие заяв­ле­ния и ярост­ный отпор любым обви­не­ни­ям про­тив­ни­ков реши­тель­но про­ти­во­ре­чи­ли оче­вид­ным фак­там. А их было доста­точ­но – пора­зи­тель­ных, даже пуга­ю­щих. Они вызы­ва­ли тре­во­гу и отвра­ти­тель­ные подо­зре­ния.

Начать со слов Элай­джи Бил­линг­то­на, напи­сан­ных в ответ на рецен­зию Джо­на Дра­ве­на, посвя­щен­ную кни­ге пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са «Маги­че­ские чуде­са в Ново­ан­глий­ском Хана­ане»: «…неко­то­рые вещи луч­ше остав­лять в покое, а не обсуж­дать пуб­лич­но». Веро­ят­но, Элай­джа Бил­линг­тон знал, о чем он писал, как ост­ро­ум­но заме­тил пре­по­доб­ный

Уорд Фил­липс. Если это так, то ред­кие запи­си в днев­ни­ке маль­чи­ка

Лебе­на при­об­ре­та­ли допол­ни­тель­ное зна­че­ние. Из днев­ни­ка сле­до­ва­ло, что собы­тия в лесу про­ис­хо­ди­ли не без содей­ствия Элай­джи Бил­линг­то­на. И вряд ли это кон­тра­бан­да, как думал кузен. Глу­по соеди­нять кон­тра­бан­ду со «зву­ка­ми», опи­сан­ны­ми и в газе­тах Арк­хэ­ма, и в днев­ни­ке юно­го Лебе­на. Нет, это что- то вовсе неве­ро­ят­ное. Воз­ни­ка­ла пуга­ю­щая парал­лель меж­ду одной из запи­сей маль­чи­ка и кое-чем из мое­го соб­ствен­но­го опы­та, при­об­ре­тен­но­го за послед­ние два­дцать четы­ре часа. Маль­чик писал, что обна­ру­жил сво­е­го индей­ско­го сото­ва­ри­ща Ква­ми­са на кам­нях про­из­но­ся­ще­го вслух на сво­ем язы­ке сло­ва вро­де «Нар­ла­то» или «Нар­ло­теп». Преды­ду­щей ночью я слы­шал, как мой кузен в сом­нам­бу­ли­че­ском состо­я­нии выкри­ки­вал: «Иэ! Ньяр­латхо­теп!» В том, что это одни и те же сло­ва, я не сомне­вал­ся. Сле­до­ва­ло бы так­же обра­тить вни­ма­ние на молит­вен­ную позу индей­ца. Но, впро­чем, або­ри­ге­ны гото­вы покло­нять­ся все­му, что им непо­нят­но; это рав­но спра­вед­ли­во и для аме­ри­кан­ских индей­цев, и для афри­кан­ских негров, кото­рые объ­ек­том покло­не­ния могут выбрать даже фоно­граф, посколь­ку он совер­шен­но недо­сту­пен их пони­ма­нию.

Не все было ясно с днев­ни­ком. Я подо­зре­вал, что отсут­ству­ю­щие в нем стра­ни­цы отно­си­лись к тому момен­ту, когда трое иссле­до­ва­те­лей яви­лось к Элай­дже Бил­линг­то­ну. И если маль­чик что-то уви­дел и опи­сал в днев­ни­ке, его отец мог обна­ру­жить эти запи­си и уни­что­жить их. Хотя, веро­ят­нее все­го, Элай­джа уни­что­жил бы весь днев­ник цели­ком. Если он дей­стви­тель­но зани­мал­ся каки­ми-то нече­сти­вы­ми дела­ми в лесу, то запи­си его сына мог­ли стать обли­чи­тель­ным доку­мен­том. Ведь доволь­но мно­го подоб­ных запи­сей встре­ча­ет­ся и после исчез­нув­ших стра­ниц. Воз­мож­но, Элай­джа вырвал эти опас­ные стра­ни­цы, пола­гая, что запи­сан­ное маль­чи­ком ранее не может слу­жить каким-либо дока­за­тель­ством, и вер­нул ему тет­радь, потре­бо­вав боль­ше не писать на подоб­ные темы. Это пока­за­лось мне прав­до­по­доб­ным объ­яс­не­ни­ем, напря­мую свя­зан­ным с тем фак­том, что днев­ник остав­лен для того, кто его най­дет, – наи­бо­лее выра­зи­тель­ные запи­си не появи­лись бы в нем, если бы отец вырвал все те стра­ни­цы, кото­рые ему не нра­ви­лись. Одна­ко самые зага­доч­ные фак­ты содер­жа­лись в цита­те из таин­ствен­но­го доку­мен­та, оза­глав­лен­но­го «О дья­воль­ских закли­на­ни­ях, сотво­рен­ных в Новой Англии демо­на­ми в нече­ло­ве­че­ском обли­чье»: «… некий Ричард Бил­линг­тон, научен­ный частью Дья­воль­ски­ми Кни­га­ми, а частью бого­про­тив­ным Кудес­ни­ком, выход­цем из диких индей­цев… зало­жил в лесах вели­кое Камен­ное Коль­цо, Место Даго­на, внут­ри кото­ро­го тво­рит молит­вы дья­во­лу и совер­ша­ет маги­че­ские обря­ды, про­тив­ные Свя­щен­но­му Писа­нию… он был под­вер­жен вели­ко­му стра­ху от некой тва­ри, кото­рую сам же вызвал с небес в ночи. И в нынеш­нем году в лесах око­ло Кам­ней Ричар­да Бил­линг­то­на свер­ши­лось семь убийств…» Этот пас­саж наво­дил на жут­кие мыс­ли по двум неве­ро­ят­ным при­чи­нам. Мино­ва­ло почти два сто­ле­тия. Но ниче­го не изме­ни­лось – так схо­жи были собы­тия вре­мен Элай­джи Бил­линг­то­на и нынеш­не­го вре­ме­ни. Так же суще­ство­ва­ло «Камен­ное Коль­цо», и совер­ша­лись те же таин­ствен­ные убий­ства. Мне эти парал­ле­ли не каза­лись про­сты­ми сов­па­де­ни­я­ми, даже если сде­лать скид­ку на слу­чай­но­сти и чрез­вы­чай­но запу­тан­ные обсто­я­тель­ства. Но если это не сов­па­де­ния – тогда что?

Сохра­нил­ся пере­чень инструк­ций Элай­джи Бил­линг­то­на, кото­рый умо­лял Амбро­за Девор­та и любо­го дру­го­го наслед­ни­ка «не при­зы­вать к хол­мам». Про­во­дя парал­лель, при­хо­ди­лось вспом­нить о той «Тва­ри, кото­рую он сам же вызвал с небес в ночи». Для сов­па­де­ния это было слиш­ком неве­ро­ят­но. Ключ есть, одна­ко инструк­ции Элай­джи оста­лись непо­сти­жи­мы­ми; он под­чер­ки­вал, что «суть» этих пра­вил обна­ру­жит­ся в кни­гах, остав­лен­ных в доме, назы­ва­е­мом домом Бил­линг­то­на, то есть здесь, в этих сте­нах, воз­мож­но, в этом самом каби­не­те. Реше­ние про­бле­мы во мно­гом зави­се­ло от того, как к ней подой­ти. Если допу­стить тот факт, что Элай­джа зани­ма­ет­ся тем, о чем не дол­жен знать никто, кро­ме индей­ца Ква­ми­са, мож­но прий­ти к заклю­че­нию, что Бил­линг­тон каким-то обра­зом устра­нил Джо­на Дра­ве­на. Заня­тия Элай­джи, ста­ло быть, носи­ли неза­кон­ный харак­тер. Более того, неко­то­рые обсто­я­тель­ства этой смер­ти порож­да­ли мно­го­чис­лен­ные пред­по­ло­же­ния не толь­ко об Элай­дже, но и о тех мето­дах, каки­ми была обстав­ле­на кон­чи­на Дра­ве­на, похо­жая на ана­ло­гич­ные убий­ства в Дан­ви­че. А если пред­по­ло­жить, что Элай­джа ухит­рил­ся устра­нить Дра­ве­на, то логич­но рас­су­дить, что он при­ло­жил руку и к дру­гим убий­ствам. Почерк тот же.

Но такие рас­суж­де­ния и пред­по­ло­же­ния тре­бо­ва­ли от меня, что­бы не зай­ти в тупик, забыть все, во что я рань­ше верил, и посмот­реть на все по-ново­му. Ведь если Ричард Бил­линг­тон дей­стви­тель­но вызы­вал ночью некую «Тварь» с небес, то что это было? Ника­кая такая «тварь» не была извест­на нау­ке, если толь­ко не пред­по­ло­жить неве­ро­ят­ное: ныне вымер­шие пте­ро­дак­ти­ли еще суще­ство­ва­ли два века назад. Но это было бы самым неле­пым из объ­яс­не­ний – ведь нау­ка уже опи­са­ла пте­ро­дак­ти­ля; и уче­ным не была извест­на ника­кая дру­гая лета­ю­щая «Тварь». Прав­да, нигде не ука­за­но, что «Тварь» лета­ла. Но тогда как же она при­бы­ва­ла с неба, если не по воз­ду­ху? Я затряс голо­вой в заме­ша­тель­стве, а мой кузен, вой­дя в каби­нет, как-то натя­ну­то улыб­нул­ся. 

– Это и для тебя черес­чур, Сти­вен?

– Если думать обо всем этом слиш­ком мно­го, то да. Но в инструк­ци­ях, состав­лен­ных Элай­джой, ука­за­но, что ключ мож­но най­ти в кни­гах на этих пол­ках. Ты про­гля­ды­вал их?

– В каких кни­гах, Сти­вен? Там нет ни одной раз­гад­ки…

– Из упрям­ства я не согла­шусь с тобой. Раз­га­док несколь­ко. Ньяр­латхо­теп или Нар­ла­топ, или как ты там его назы­вал… Йог-Сотот или Йогга-Сотеф – как тебе боль­ше нра­вит­ся вели­чать его. Име­на встре­ча­ют­ся в днев­ни­ке Лебе­на, в бес­связ­ном пере­чис­ле­нии мисс Бишоп, в пись­мах Джо­на­та­на Бишо­па – и навер­ня­ка встре­тят­ся в этих ста­рин­ных кни­гах, кото­рые мы про­сто обя­за­ны про­честь.

Я вновь вер­нул­ся к пись­мам Бишо­па, кото­рые Амброз при­со­еди­нил к сво­им бума­гам. Была еще одна тре­вож­ная парал­лель, о кото­рой я, не желая быть жесто­ким, не хотел гово­рить Амбро­зу, посколь­ку он и так выгля­дел нездо­ро­вым и опу­сто­шен­ным; но невоз­мож­но было умол­чать о том, что некто, шпи­о­нив­ший за Джо­на­та­ном Бишо­пом, исчез таким же обра­зом, как и Джон Дра­вен, рис­ко­ван­но вме­шав­ший­ся в дела Элай­джи Бил­линг­то­на. Более того, нель­зя умол­чать о том, что люди, о кото­рых писал Джо­на­тан Бишоп, дей­стви­тель­но исчез­ли, как сооб­ща­лось в газе­тах, и это невоз­мож­но было оспо­рить.

– Если даже так, – ска­зал мой кузен Амброз, когда я сно­ва под­нял на него гла­за, – то я не знаю, с чего начать. Все эти кни­ги безум­но ста­ры, а мно­гие из них труд­но читать.

– Неваж­но. Вре­ме­ни доста­точ­но. Нам неку­да торо­пить­ся.

Это его обод­ри­ло, и он уже начал было скло­нял­ся к тому, что­бы про­дол­жить раз­го­вор, как вдруг посту­ча­ли в боль­шую парад­ную дверь и он встал, что­бы открыть. Я услы­шал, что кузен кого-то впу­стил, и пото­ро­пил­ся убрать с глаз доку­мен­ты, кото­рые читал. Но он не стал при­гла­шать визи­те­ров (их было двое) в каби­нет, а после полу­ча­со­во­го отсут­ствия, про­во­див их, вер­нул­ся один.

– При­хо­ди­ли окруж­ные чинов­ни­ки, – объ­яс­нил Амброз. – Они рас­сле­ду­ют эти убий­ства в рай­оне Дан­ви­ча. Это ужас­но, я пони­маю; если они и осталь­ных нашли в том же виде, что и пер­во­го, то ни один зако­улок здесь не оста­вят без вни­ма­ния. Я напом­нил ему, что Дан­вич – отча­ян­ная глу­хо­мань.

– Но поче­му они при­шли с рас­спро­са­ми имен­но к тебе, Амброз?

– Види­мо, из-за слу­хов о зву­ках – «воп­лях», как один ска­зал. Их слы­ша­ли неко­то­рые жите­ли. К тому же мы не так дале­ко от места, где про­пал Осборн. Они дума­ют, что я мог слы­шать что-нибудь. – Но ты, разу­ме­ет­ся, не слы­шал.

– Конеч­но, нет. 

Зло­ве­щие сов­па­де­ния про­шлых и нынеш­них собы­тий, каза­лось, не зани­ма­ли его, а если и зани­ма­ли, то он не пода­вал виду. Во вся­ком слу­чае, он не акцен­ти­ро­вал на них свое вни­ма­ние и сме­нил тему. Я пред­ло­жил совер­шить про­гул­ку перед лен­чем, утвер­ждая, что све­жий воз­дух пой­дет ему на поль­зу. На это он с готов­но­стью согла­сил­ся. 

Так мы и посту­пи­ли. Дул холод­ный ветер, напо­ми­ная о том, что зима уже не за гора­ми; обиль­но пада­ли листья с древ­них дере­вьев; гля­дя на них, я вспом­нил о том почте­нии, с кото­рым к ним отно­си­лись дру­и­ды. Но это впе­чат­ле­ние, несо­мнен­но, было наве­я­но мои­ми мыс­ля­ми о камен­ном коль­це око­ло круг­лой баш­ни. Имен­но к ней я вел околь­ным путем мое­го ниче­го не подо­зре­вав­ше­го кузе­на: сам-то я бы ее и так обя­за­тель­но посе­тил, а вот соста­вил бы мне ком­па­нию Амброз – еще неиз­вест­но. 

Я выбрал этот околь­ный путь, избе­гая боло­ти­стых мест и наме­ре­ва­ясь вый­ти к башне с юга, по высох­ше­му рус­лу при­то­ка, кото­рый когда-то вел к Мис­ка­то­ни­ку. Кузен вре­мя от вре­ме­ни отме­чал воз­раст дере­вьев и неод­но­крат­но гово­рил, что нигде не вид­но ни еди­но­го пень­ка с отме­ти­на­ми пилы или топо­ра. Я так и не понял, чего в его голо­се было боль­ше – гор­до­сти или сомне­ния. Я ска­зал, что эти ста­рые дубы срод­ни дере­вьям дру­и­дов, и он бро­сил быст­рый взгляд на меня. Кузен хотел знать, что мне извест­но о дру­и­дах. Я отве­тил, что знаю срав­ни­тель­но мало. А заду­мы­вал­ся ли я когда-нибудь над тем, что есть нечто осно­во­по­ла­га­ю­щее, свя­зы­ва­ю­щее мно­гие древ­ние рели­гии и рели­ги­оз­ные веро­ва­ния, в том чис­ле и дру­и­ди­че­ское? Это не зани­ма­ло меня – я так ему и ска­зал. Мифо­твор­че­ство, конеч­но, вез­де было в основ­ном оди­на­ко­вым – все вырас­та­ло из стра­ха или из любо­пыт­ства перед неиз­вест­но­стью, а мифо­твор­цы сре­ди нас были все­гда; но надо раз­ли­чать про­стое мифо­твор­че­ство и рели­ги­оз­ное веро­ва­ние: суе­ве­рия и леген­ды, с одной сто­ро­ны, и веро­ва­ния и прин­ци­пы эти­ки и мора­ли – с дру­гой. На это он ниче­го не отве­тил. 

Неко­то­рое вре­мя мы шли мол­ча, а затем, как толь­ко вышли к высох­ше­му рус­лу, про­изо­шли любо­пыт­ные собы­тия.

– Ага! – ска­зал он гру­бым голо­сом, не похо­жим на его соб­ствен­ный.

– Вот мы и у Мис­ква­ма­ку­са.

– Что? – спро­сил я, гля­дя на него с изум­ле­ни­ем.

Он посмот­рел на меня, но его гла­за, каза­лось, гля­де­ли мимо. Он явно сме­шал­ся. – Что? Что это было, Сти­вен?

– Как ты назвал этот при­ток?

Он пока­чал голо­вой.

– Поня­тия не имею.

– Но ты толь­ко что про­из­нес назва­ние.

– Как? Это невоз­мож­но. Я даже не знаю, что у него было назва­ние.

Он каза­лось, был по-насто­я­ще­му удив­лен и даже рас­сер­жен. Видя это, я не стал наста­и­вать. Я ска­зал, что, воз­мож­но, не рас­слы­шал или, может быть, у меня разыг­ра­лось вооб­ра­же­ние, но он толь­ко что дал имя это­му высох­ше­му при­то­ку, и зву­ча­ло оно почти как имя того «Кудес­ни­ка», того ста­ро­го «кол­ду­на», кото­рый исчез послед­ним и выпу­стил «Тварь», нака­зав­шую Ричар­да Бил­линг­то­на.

Это подей­ство­ва­ло на меня непри­ят­но. Мне уже были зна­ко­мы неко­то­рые наме­ки на то, что про­бле­мы мое­го кузе­на по сво­ей при­ро­де гораз­до глуб­же и слож­нее, чем он или я можем пред­ста­вить. И послед­нее слу­чай­ное про­яв­ле­ние этой при­ро­ды мог­ло пре­вра­тить пред­по­ло­же­ния в убеж­де­ния. Но у меня пока было слиш­ком мало опы­та в этой обла­сти.

Воз­дер­жи­ва­ясь от даль­ней­ше­го обме­на мне­ни­я­ми, мы лег­ко про­де­ла­ли путь по высох­ше­му рус­лу при­то­ка и, нако­нец, про­дра­лись через под­ле­сок к ост­ро­ву из гра­вия и пес­ка, где кам­ни высту­па­ли гру­бым кру­гом воз­ле баш­ни. Мой кузен гово­рил об этих кам­нях как о дру­и­ди­че­ских, но с пер­во­го взгля­да они не пока­за­лись мне тако­вы­ми, посколь­ку ни на одном из них не было таких отчет­ли­вых рисун­ков, как, напри­мер, в Сто­ун­хен­дже. И еще – камен­ное коль­цо, теперь частью раз­ру­шен­ное и раз­мы­тое, частью зане­сен­ное илом, явно было тво­ре­ни­ем чело­ве­че­ских рук – не про­сто какой-то кон­струк­ци­ей, но обрам­ле­ни­ем баш­ни. 

Затем я стал раз­гля­ды­вать баш­ню, не торо­пясь всту­пить в круг выщерб­лен­ных кам­ней. И тут меня осе­ни­ло. Если когда-то баш­ня пред­став­ля­лась мне релик­том, чей воз­раст теря­ет­ся в дым­ке про­шло­го, то теперь я мгно­вен­но уве­рил­ся: в ней есть что-то вне­вре­мен­ное. Это квад­рат­ное, по-сво­е­му гроз­ное соору­же­ние окру­жа­ло обла­ко почти враж­деб­но­сти, оно было глу­хо ко вре­ме­ни, да при­том еще все сопро­вож­дал сла­бый, но гне­ту­щий запа­хом тле­ния. 

Одна­ко я дви­нул­ся к башне, вооб­ра­жая ее новой, тем более что это не состав­ля­ло боль­шо­го тру­да. Я был зна­ком с ее внеш­ним видом, очень хоро­шо зна­ком, но хоте­лось посто­ять внут­ри, изу­чая изоб­ра­же­ния, иду­щие вдоль камен­ной лест­ни­цы, а так­же фигу­ры или рисун­ки на боль­шом камне, кото­рый мой кузен выло­мал из кры­ши. Сра­зу же ста­ло ясно, что рису­нок, высе­чен­ный вдоль лест­ни­цы, – точ­ная копия рисун­ка в окне со свин­цо­вым пере­пле­том, толь­ко в мини­а­тю­ре. Вме­сте с тем, изоб­ра­же­ние на выло­ман­ном камне ока­за­лось стран­ным анти­по­дом: звез­да про­ти­во­сто­я­ла кру­гу, ромб и язы­ки пла­ме­ни (или что они там пред­став­ля­ют) про­ти­во­сто­я­ли ради­аль­ным лини­ям окна. Я уже соби­рал­ся объ­явить о сход­стве рисун­ков, когда в две­рях появил­ся мой кузен и что-то в его голо­се заста­ви­ло меня про­мол­чать. 

– Ты нашел что-нибудь?

В его вопро­се отчет­ли­во зву­ча­ла враж­деб­ность. Я мгно­вен­но почув­ство­вал, что мой кузен стал опять тем чело­ве­ком, кото­рый встре­чал меня на стан­ции в Арк­хэме и так явно желал мое­го воз­вра­ще­ния в Бостон. Мне сра­зу при­шел на ум вопрос: в какой сте­пе­ни при­бли­же­ние к башне вли­я­ет на его настро­е­ние? Но я ниче­го не ска­зал и лишь заме­тил, что баш­ня кажет­ся очень ста­рой, а рисун­ки – очень при­ми­тив­ны­ми, но «без зна­че­ния». И хотя взгляд кузе­на был мрач­ным и тяже­лым, каза­лось, он был удо­вле­тво­рен. Отсту­пив за порог, он заявил, что пора воз­вра­щать­ся домой, ско­ро вре­мя лен­ча и он не хотел бы слиш­ком задер­жи­вать­ся с его при­го­тов­ле­ни­ем.

Я как долж­но отре­а­ги­ро­вал на это новое настро­е­ние Амбро­за и пошел вслед за ним с пол­ной готов­но­стью, весе­ло бол­тая о его кули­нар­ных талан­тах и наме­кая, что ему сле­ду­ет питать­ся пол­но­цен­но и вкус­но, хотя хло­по­ты у пли­ты, навер­ное, могут быть уто­ми­тель­ны­ми. И когда мы ока­за­лись в пре­де­лах види­мо­сти дома Бил­линг­то­на, я начал убеж­дать кузе­на поехать в Арк­хэм и поесть в каком-нибудь ресто­ране. Он доволь­но лег­ко согла­сил­ся, хотя я на это вовсе не наде­ял­ся, и вско­ре мы уже кати­ли вдоль Эйл­с­бе­ри-Пайк к древ­не­му, насе­лен­но­му при­зра­ка­ми горо­ду, где я наме­ре­вал­ся поки­нуть мое­го спут­ни­ка, что­бы загля­нуть в биб­лио­те­ку Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та и про­ве­рить, насколь­ко точ­ны догад­ки кузе­на насчет газет­ной оппо­зи­ции

Элай­дже.

Такая воз­мож­ность пред­ста­ви­лась быст­рее, чем я ожи­дал, посколь­ку сра­зу же после обе­да Амброз вспом­нил о неко­то­рых пору­че­ни­ях, кото­рые он дол­жен был выпол­нить. Он пред­ло­жил мне сопро­вож­дать его, но я укло­нил­ся, ска­зав, что хотел бы задер­жать­ся в биб­лио­те­ке и засви­де­тель­ство­вать свое почте­ние док­то­ру Эрми­тей­джу Хар­пе­ру, с кото­рым я встре­чал­ся год назад на кон­фе­рен­ции в Бостоне. Убе­див­шись, что Амбро­зу на его дела потре­бу­ет­ся не мень­ше часа, мы дого­во­ри­лись через час встре­тить­ся на Кол­ледж-Стрит, у вхо­да в уни­вер­си­тет­ский двор. 

Док­тор Хар­пер, отой­дя от актив­ной дея­тель­но­сти, посе­лил­ся на вто­ром эта­же зда­ния, в кото­ром рас­по­ла­га­лась Мис­ка­то­ник­ская биб­лио­те­ка, и все­гда был готов предо­ста­вить свои услу­ги биб­лио­фи­лам и иссле­до­ва­те­лям исто­рии Мас­са­чу­сет­са, в кото­рой он слыл при­знан­ным авто­ри­те­том. Этот почтен­ный джентль­мен семи­де­ся­ти с лиш­ним лет имел акку­рат­но под­стри­жен­ные седые усы, бород­ку кли­ныш­ком а‑ля Ван Дейк и вни­ма­тель­ные тем­ные гла­за. Хотя у нас с ним были толь­ко две слу­чай­ные бесе­ды, при­чем послед­няя – почти год тому назад, он после секунд­но­го коле­ба­ния узнал меня и, каза­лось, обра­до­вал­ся, тут же сооб­щив, что он изу­ча­ет кни­гу одно­го наше­го сооте­че­ствен­ни­ка со Сред­не­го Запа­да, чьи про­из­ве­де­ния ему реко­мен­до­ва­ли, и нахо­дит ее рас­плыв­ча­той, но оча­ро­ва­тель­ной. 

– Конеч­но, до Торо ему дале­ко, – ска­зал он, мяг­ко улы­ба­ясь, и поз­во­лил мне посмот­реть на кни­гу, кото­рую толь­ко что отло­жил. Это был Шервуд Андер­сон⁶ – «Уайнс­бург, Огайо».

– Что при­ве­ло вас в Арк­хэм, мистер Бейтс? – спро­сил он, опус­ка­ясь на стул. 

Я отве­тил, что при­е­хал в гости к сво­е­му кузе­ну Амбро­зу Девор­ту, но, заме­тив, что это имя ниче­го мое­му собе­сед­ни­ку не гово­рит, пояс­нил, что это мой кузен – наслед­ник поме­стья Бил­линг­то­на. – Бил­линг­то­ны – одна из древ­ней­ших семей в этой части Мас­са­чу­сет­са, – про­из­нес док­тор Хар­пер бес­страст­ным тоном. 

Я отве­тил, что мне это извест­но, но никто, кажет­ся, не жела­ет ска­зать ниче­го опре­де­лен­но­го об этой семье, хотя, как я сам смог удо­сто­ве­рить­ся, она не поль­зу­ет­ся ува­же­ни­ем, при­чем издав­на. – Эсквай­ры, я пола­гаю, – ска­зал он. – У меня где-то есть опи­са­ние гер­бов. 

Я знал, что эсквай­ры. Но может ли док­тор Хар­пер сооб­щить мне какие- нибудь подроб­но­сти о Ричар­де Бил­линг­тоне или, что не менее инте­рес­но, об Элай­дже Бил­линг­тоне?

Ста­рик улыб­нул­ся, вокруг его глаз собра­лись мор­щи­ны.

– О Ричар­де есть несколь­ко упо­ми­на­ний в раз­лич­ных кни­гах – упо­ми­на­ний, боюсь, не очень лест­ных. А все, что извест­но об Элай­дже, появ­ля­лось в раз­де­ле хро­ни­ки – на стра­ни­цах тогдаш­них еже­не­дель­ных газет. Меня это не удо­вле­тво­ри­ло, что он и понял по выра­же­нию мое­го лица.

– Но вы все рав­но хоти­те про­честь, – про­дол­жал он.

Я согла­сил­ся: да, я про­чту все, что напе­ча­та­но. И доба­вил, что меня пора­зи­ло сход­ство собы­тий, свя­зан­ных с име­нем Ричар­да Бил­линг­то­на, и подоб­ных же упо­ми­на­ний об Элай­дже. Оба, оче­вид­но, были вовле­че­ны в выс­шей сте­пе­ни подо­зри­тель­ные заня­тия.

Док­тор Хар­пер посу­ро­вел. Неко­то­рое вре­мя он мол­чал, слов­но в нем про­ис­хо­ди­ла внут­рен­няя борь­ба: гово­рить или нет. Но нако­нец он начал гово­рить, взве­ши­вая каж­дое сло­во. Да, он зна­ет о леген­дах, что сла­га­ют­ся вокруг Бил­линг­то­нов и Бил­линг­тон­ско­го леса; это дей­стви­тель­но суще­ствен­ная часть исто­рии Мас­са­чу­сет­са, нечто вро­де пере­жит­ка тех дней, когда суще­ство­ва­ло кол­дов­ство, хотя, если гово­рить о хро­но­ло­гии, надо отме­тить, что неко­то­рые собы­тия дати­ро­ва­лись зад­ним чис­лом. Теперь, из наше­го отда­ле­ния, труд­но судить о сте­пе­ни прав­ди­во­сти этих при­чуд­ли­вых легенд, сотво­рен­ных мно­го лет тому назад; одно вре­мя в них вери­ли, одна­ко теперь почти все забы­то. Факт оста­ет­ся фак­том: Ричар­да Бил­линг­то­на когда-то счи­та­ли кол­ду­ном и чаро­де­ем; Элай­джа Бил­линг­тон заслу­жил себе такую же репу­та­цию сво­и­ми тем­ны­ми ноч­ны­ми делиш­ка­ми в лесу. Вполне есте­ствен­но, что из таких кор­ней вырас­та­ют соот­вет­ству­ю­щие исто­рии; они рож­да­ют­ся быст­ро, обрас­та­ют боль­шим коли­че­ством подроб­но­стей, кото­рые вско­ре пре­вра­ща­ют истин­ную исто­рию в пуга­ю­щую фан­тас­ма­го­рию. Таким обра­зом, здесь лишь сла­бый росток исти­ны.

Он согла­сил­ся, что с обо­и­ми Бил­линг­то­на­ми что-то было нелад­но.

Гля­дя из сего­дняш­не­го дня назад, через век и более, заня­тия Бил­линг­то­нов мож­но свя­зать с кол­дов­ством, но не обя­за­тель­но; они мог­ли зани­мать­ся и каки­ми- то дру­ги­ми обря­да­ми, о кото­рых он, Хар­пер, вре­мя от вре­ме­ни слы­шал, обря­да­ми, харак­тер­ны­ми для глу­хой про­вин­ции, рай­о­нов Дан­ви­ча и Иннс­му­та. Мож­но пред­по­ло­жить связь с дру­и­ди­че­ски­ми веро­ва­ни­я­ми, для кото­рых было свой­ствен­но покло­не­ние неви­ди­мым суще­ствам, живу­щим в дере­вьях, и тому подоб­ное. Я спро­сил, не пред­по­ла­га­ет ли он, что Бил­линг­то­ны покло­ня­лись дри­а­дам или иным мифи­че­ским суще­ствам.

Нет, он не имел в виду дри­ад. Тут, ско­рее, стран­ные и жут­кие пере­жит­ки рели­гий и куль­тов, гораз­до более древ­них, чем те, что нам извест­ны. Све­де­ния о них настоль­ко незна­чи­тель­ны, что серьез­ные иссле­до­ва­те­ли обыч­но не зани­ма­лись ими, и в резуль­та­те они доста­ва­лись на долю доволь­но посред­ствен­ных уче­ных, более или менее инте­ре­су­ю­щих­ся древни­ми рели­ги­я­ми и веро­ва­ни­я­ми при­ми­тив­ных наро­дов. Сле­до­ва­тель­но, по его мне­нию, мои пред­ки зани­ма­лись каким-то зага­доч­ным и при­ми­тив­ным видом рели­гии? Да, мож­но ска­зать и так. С боль­шой сте­пе­нью веро­ят­но­сти мож­но допу­стить, что рели­ги­оз­ные обря­ды, отправ­ля­е­мые Ричар­дом и Элай­джой Бил­линг­то­на­ми, вклю­ча­ли чело­ве­че­ские жерт­вы, но навер­ня­ка утвер­ждать ниче­го нель­зя. И еще: и Ричард, и Элай­джа скры­лись; Ричард – неиз­вест­но куда, Элай­джа умер в Англии. Все рос­сказ­ни куму­шек о том, что Ричард жив и поныне, по мне­нию док­то­ра Хар­пе­ра, нон­сенс. Такие исто­рии лег­ко сочи­ня­ют и рас­про­стра­ня­ют глуп­цы. Ричард и Элай­джа живы постоль­ку, посколь­ку род их про­дол­жил­ся в Амбро­зе Девор­те и во мне самом. Авто­ры, при­дер­жи­вав­ши­е­ся про­ти­во­по­лож­но­го мне­ния, стре­ми­лись напу­гать чита­ю­щую пуб­ли­ку, пора­зить ее вооб­ра­же­ние. Одна­ко док­тор Хар­пер допус­ка­ет, что суще­ству­ет и дру­гой вид жиз­ни, извест­ный как пси­хи­че­ская оста­точ­ность – накоп­ле­ние зла в тех местах, где оно про­цве­та­ло. – Или добра? – спро­сил я.

–Давай­те пока гово­рить о «силе», – отве­тил он, сно­ва улыб­нув­шись. – Вполне воз­мож­но, что эта сила или сво­е­го рода наси­лие задер­жа­лись в доме Бил­линг­то­на. Кста­ти, мистер Бейтс, воз­мож­но, вы что-то почув­ство­ва­ли на себе? – Почув­ство­вал.

Он был непри­ят­но удив­лен. Слег­ка вздрог­нул, а потом еще раз попы­тал­ся улыб­нуть­ся:

– В таком слу­чае – что же я вам могу рас­ска­зать об этом?

– Наобо­рот. Про­шу вас про­дол­жать и поз­воль­те, нако­нец, услы­шать объ­яс­не­ние. Я почув­ство­вал, что дом напи­тан злом, и я не знаю, что с этим делать.

– Сле­до­ва­тель­но, там тво­ри­лось зло. Воз­мож­но, имен­но то самое зло, что лег­ло в осно­ву исто­рий о Ричар­де и Элай­дже Бил­линг­то­нах. Како­вы его про­яв­ле­ния, мистер Бейтс?

Мне нелег­ко было объ­яс­нить, посколь­ку мой опыт, изло­жен­ный сло­ва­ми, заклю­чал­ся толь­ко в стра­хе и ужа­се – в реак­ции, кото­рую я тогда не почув­ство­вал, но кото­рая высту­пи­ла в рас­ска­зе о про­шлом. Одна­ко Хар­пер слу­шал напря­жен­но и не пре­ры­вал, а в кон­це мое­го корот­ко­го опи­са­ния несколь­ко мгно­ве­ний сидел глу­бо­ко заду­мав­шись. – А как реа­ги­ру­ет на все мистер Деворт? – нако­нец спро­сил он. 

– Имен­но это в первую оче­редь и при­ве­ло меня сюда.

И я попы­тал­ся осто­рож­но опи­сать заме­чен­ное мной раз­дво­е­ние лич­но­сти мое­го кузе­на, опус­кая, по воз­мож­но­сти, дета­ли, что­бы не заста­вить Амбро­за ждать.

Док­тор Хар­пер слу­шал с напря­жен­ным вни­ма­ни­ем, а когда я закон­чил, вновь погру­зил­ся в задум­чи­вое мол­ча­ние, преж­де чем риск­нул выска­зать мне­ние, что, оче­вид­но, этот дом и этот лес «дур­но вли­я­ют» на мое­го кузе­на. Ему бы пошло на поль­зу, если бы он на вре­мя съе­хал из это­го дома, хотя бы на зиму. И тогда по нему сра­зу будет вид­но, как подей­ству­ет пере­езд. Но вот куда бы ему отпра­вить­ся? Я сра­зу же отве­тил, что он может поехать ко мне в Бостон, но при­знал­ся, что мне бы хоте­лось вос­поль­зо­вать­ся воз­мож­но­стью озна­ко­мить­ся с неко­то­ры­ми древни­ми кни­га­ми в биб­лио­те­ке Бил­линг­то­на. Если кузен согла­сит­ся – на эту рабо­ту уйдет нема­ло вре­ме­ни. И я очень сомне­ва­юсь, что Амброз решит­ся про­ве­сти зиму в Бостоне. Док­тор Хар­пер стал горя­чо убеж­дать меня, что для Амбро­за будет луч­ше нена­дол­го сме­нить место­пре­бы­ва­ние, осо­бен­но в све­те послед­них Дан­вич­ских собы­тий, не пред­ве­ща­ю­щих ниче­го хоро­ше­го для этих окрест­но­стей и их оби­та­те­лей.

Я попро­щал­ся с док­то­ром Хар­пе­ром и вышел на ули­цу, что­бы там под осен­ним солн­цем подо­ждать Амбро­за, кото­рый явил­ся вско­ре после наступ­ле­ния назна­чен­но­го часа. Он был угрюм, в дур­ном рас­по­ло­же­нии духа. Толь­ко после того как мы выеха­ли за город, он спро­сил, видел ли я док­то­ра Хар­пе­ра. Кузен не рас­спра­ши­вал в подроб­но­стях о моем визи­те и, долж­но быть, оби­дел­ся, пола­гая, что я рас­ска­жу ему обо всем сам, – оби­дел­ся, если не ска­зать боль­ше. Таким обра­зом, весь путь до дома мы мол­ча­ли.

Был позд­ний вечер, и мой кузен при­сту­пил к при­го­тов­ле­нию вечер­ней тра­пезы, пока я зани­мал­ся в биб­лио­те­ке.

Я про­смат­ри­вал кни­ги одну за дру­гой в поис­ках хоть како­го-нибудь упо­ми­на­ния или наме­ка, что­бы при помо­щи этих клю­че­вых слов най­ти под­ход к про­бле­ме, с кото­рой столк­нул­ся Амброз. Мно­гие кни­ги ока­за­лись исто­ри­че­ски­ми или гене­а­ло­ги­че­ски­ми хро­ни­ка­ми, посвя­щен­ны­ми окру­ге и мест­ным семьям. В основ­ном это были доста­точ­но тра­ди­ци­он­ные изда­ния, несо­мнен­но, суб­си­ди­ро­ван­ные семей­ны­ми кла­на­ми и раз­но­го рода орга­ни­за­ци­я­ми, и не пред­став­ля­ли ниче­го инте­рес­но­го ни для кого, кро­ме спе­ци­а­ли­стов по гене­а­ло­гии. Одна­ко попа­да­лись и дру­гие, очень необыч­ные кни­ги, чрез­вы­чай­но потре­пан­ные или зано­во пере­пле­тен­ные. Сре­ди них неко­то­рые были на латы­ни или со ста­рым англий­ским готи­че­ским шриф­том; а четы­ре – так и вооб­ще транс­кри­би­ро­ван­ные (оче­вид­но, не до кон­ца, хотя испи­са­ны до послед­ней стра­ни­цы). Имен­но в таких кни­гах я наде­ял­ся отыс­кать жела­е­мое.

Сна­ча­ла я поду­мал, что тру­до­ем­кая рабо­та по рас­шиф­ров­ке выпол­не­на или Ричар­дом, или Элай­джей Бил­линг­то­на­ми, но вско­ре понял, что дело обсто­ит ина­че, посколь­ку запи­си зача­стую были очень негра­мот­ны­ми. При­ме­ча­ния, сде­лан­ные позд­нее, почти навер­ня­ка при­над­ле­жа­ли Элай­дже. Я не нашел ника­ких ука­за­ний на то, что хозя­и­ном ману­скрип­тов неко­гда являл­ся Ричард Бил­линг­тон, но, судя по их воз­рас­ту, это было вполне воз­мож­но.

Я выбрал один из ману­скрип­тов – не такой тол­стый и тяже­лый, как все осталь­ные – и усел­ся, наме­ре­ва­ясь тща­тель­но его изу­чить. На глад­кой коже пере­пле­та, по фак­ту­ре напо­ми­на­ю­щей чело­ве­че­скую, отсут­ство­ва­ло назва­ние. На листе, пред­ше­ству­ю­щем тек­сту, зна­чи­лось: «Аль Азиф – Кни­га Ара­ба». Я быст­ро про­ли­стал руко­пис­ный ману­скрипт и решил, что он состав­лен из раз­ных тек­стов – латин­ских и гре­че­ских. На мно­гих листах ясно были вид­ны, что углы стра­ниц заги­ба­ли, встре­ча­лись и помет­ки: «Бр. Музей», «Наци­о­наль­ная библ.», «Уиде­нор.», «Унив. Буэнос-Айре­са», «Сан-Мар­кос». 

Вско­ре я понял, что эти запи­си ука­зы­ва­ют на источ­ни­ки и отсы­ла­ют к извест­ным музе­ям, биб­лио­те­кам и уни­вер­си­те­там Лон­до­на, Пари­жа, Кем­бри­джа, Буэнос-Айре­са и Лимы. Раз­ные фраг­мен­ты тек­ста были напи­са­ны раз­ны­ми почер­ка­ми – ясно, что мно­же­ство людей при­ни­ма­ло уча­стие в этой ком­пи­ля­ции. Кто-то, воз­мож­но, сам Элай­джа, ста­ра­тель­но соби­рал по частям эту кни­гу и, оче­вид­но, пла­тил сво­им помощ­ни­кам за посе­ще­ние хра­ни­лищ, содер­жа­щих нуж­ные ред­ко­сти, и за их пере­пис­ку, что­бы ото­бран­ные и пере­пи­сан­ные стра­ни­цы потом вста­вить в кни­гу. Но она явно не была завер­ше­на; и, види­мо, тому, кто гото­вил ману­скрипт под пере­плет, при­шлось нема­ло потру­дить­ся, что­бы най­ти связь меж­ду стра­ни­ца­ми, при­быв­ши­ми со все­го мира. 

Про­ли­став стра­ни­цы во вто­рой раз, уже гораз­до мед­лен­нее, я заме­тил одно из имен, свя­зан­ных с собы­ти­я­ми в лесу; эта стра­ни­ца была испи­са­на очень мел­ким доб­ро­со­вест­ным почер­ком. Я повер­нул ее бли­же к све­ту и про­чи­тал: «Нико­гда не надо думать, что чело­век – стар­ший или самый послед­ний Хозя­ин Зем­ли; более того, не сто­ит думать, что вели­чай­шая часть жиз­ни и мате­рии суще­ству­ет сама по себе. Вла­сти­те­ли Древ­но­сти были, есть и будут. Это нам ниче­го не извест­но о про­стран­ствах, но не им. Они путе­ше­ству­ют, спо­кой­ные и пер­во­род­ные, вне изме­ре­ний и ни для кого не види­мы. Йог-Сотот зна­ет, где нахо­дят­ся их воро­та, посколь­ку Йог-Сотот и есть эти воро­та. Йог­Со­тот есть ключ и страж ворот. Про­шлое, насто­я­щее и буду­щее – что было, есть и будет – все еди­но в Йог-Сото­те. Он зна­ет, где они про­ры­ва­лись в ста­ри­ну и где про­рвут­ся во вре­мя оно, когда завер­шит­ся цикл. Он зна­ет, поче­му никто не может заме­тить Их, когда Они про­хо­дят. Ино­гда люди могут узнать об Их при­бли­же­нии по запа­ху, непе­ре­но­си­мо­му для обо­ня­ния, как бы исхо­дя­ще­му от иско­па­е­мых созда­ний. Но об Их обли­ке никто судить не может, толь­ко о неко­то­рых чер­тах, кото­рые род­нят Их с чело­ве­че­ством, посколь­ку Они ужас­ны для лице­зре­ния, но три­жды ужас­ны Они для поро­див­ших Их; есть еще Их потом­ки раз­лич­но­го вида, очень непо­хо­жие обли­ком на чело­ве­ка и видом ужас­ные для взгля­да и есте­ства, и это есть Они. Они про­хо­дят неви­ди­мые, Они при­хо­дят в уеди­нен­ные места, где Сло­ва про­из­не­се­ны и обря­ды выкрик­ну­ты во вре­мя Их празд­ни­ков, кото­рые хоть и срод­ни, но отли­ча­ют­ся от празд­ни­ков людей. Ветер бор­мо­чет Их голо­са­ми, Зем­ля бре­дит Их сна­ми. Они гнут леса. Они под­ни­ма­ют вол­ны. Они сокру­ша­ют горо­да – но ни лес, ни оке­ан, ни горо­да не зрят руки пора­жа­ю­щей. Кадаф в холод­ной пустыне изве­стен им, но кто из людей зна­ет Кадаф? Лед поки­да­ет юг, а зато­нув­шие ост­ро­ва Оке­а­на хра­нят кам­ни, где запе­чат­ле­на Их печать, но кто из запе­ча­тан­ной баш­ни видел замо­ро­жен­ный город, покры­тый длин­ны­ми гир­лян­да­ми водо­рос­лей? Вели­кий Ктул­ху, Их дво­ю­род­ный брат, толь­ко он мог видеть Их, что во мра­ке. Чело­ве­че­ской расе будет извест­но о них толь­ко то, что ни отвра­ти­тель­ны. Их руки на шеях людей все­гда, с нача­ла вре­ме­ни извест­но­го до кон­ца вре­ме­ни извест­но­го, и никто не видит Их; а оби­та­ют Они вез­де, даже у ваше­го поро­га охра­ня­е­мо­го. Йог-Сотот – ключ к тем воро­там, где сфе­ры встре­ча­ют­ся. Чело­век пра­вит теперь там, где они пра­ви­ли; ско­ро Они вновь будут пра­вить там, где чело­век пра­вит. После лета есть зима, после зимы – лето. Они ждут тер­пе­ли­во и без­раз­лич­но – все рав­но здесь Они будут гос­под­ство­вать, и когда Они вер­нут­ся, никто не оспо­рит Их и все будет под­власт­но Им. Тех, кто зна­ет об этих воро­тах, при­вле­кут, что­бы открыть путь Им и чтоб слу­жить Им, как Они поже­ла­ют, а те, кто откры­ва­ют путь, не ведая, все узна­ют вско­ре». 

Далее сле­до­вал про­пуск, а затем начи­на­лась оче­ред­ная стра­ни­ца. Но она была испи­са­на дру­гой рукой, и текст отно­сил­ся к дру­го­му источ­ни­ку; эта запись была гораз­до стар­ше преды­ду­щей, о чем сви­де­тель­ство­ва­ли более жел­тая бума­га и более арха­ич­ный текст: 

«Это было сде­ла­но пото­му, что, как в былые вре­ме­на было обе­ща­но, Он был взят Теми, Кого Он вызвал, и вытолк­нут в Самые Ниж­ние Глу­би­ны на дно Моря и поме­щен внут­ри оброс­шей ракуш­ка­ми Баш­ни, а выше­упо­мя­ну­тая вырос­ла сре­ди вели­ких руин, кото­рые есть Затоп­лен­ный Город (Р’лайх), и запе­ча­та­на внут­ри Стар­шим Зна­ком. И, раз­гне­ван­ный на Тех, кто зато­чил Его, Он далее навлек на себя гнев Их, и Они, спу­стив­шись к нему вто­рой раз, нало­жи­ли на Него сход­ство со Смер­тью, но оста­ви­ли Его спя­щим в этом месте под вели­ки­ми вода­ми и вер­ну­лись туда, отку­да при­шли, в место, что зовет­ся Глю-Во, кото­рое сре­ди звезд, и гля­де­ли на Зем­лю из того вре­ме­ни, когда листья пада­ют, на то вре­мя, когда пахарь сно­ва появ­ля­ет­ся на сво­их полях. И там Он дол­жен лежать, спя­щий веч­но, в Его Доме в Р’лай­хе, куда одна­жды все Его созда­ния при­дут сокру­шить все пре­пят­ствия и собе­рут­ся ждать про­буж­де­ния, что­бы одо­леть Стар­ший Знак ужас­ной вели­кой мощи, зная, что цикл повто­рил­ся, и Он будет сво­бо­ден, что­бы захва­тить Зем­лю сно­ва и сде­лать Сво­им Коро­лев­ством и вновь отвер­гать Стар­ший Знак. И с Его бра­тья­ми слу­чи­лось то же самое, Они были взя­ты Теми, Кого Они вызва­ли, и бро­ше­ны в изгна­ние; Его, Кто Нена­зы­ва­ем, отпра­ви­ли в самое Уда­лен­ное про­стран­ство, за Звез­ды, с дру­ги­ми подоб­ны­ми, что­бы Зем­ля была сво­бод­на от Них, и Те, Кто При­шли в виде Огнен­ных Башен, вер­ну­лись туда, отку­да Они при­шли, и боль­ше не были види­мы, и на всей Зем­ле сто­ял затем мир неру­ши­мый, пока Их созда­ния не собра­лись и не ста­ли искать пути и спо­со­бы осво­бо­дить Вла­сти­те­лей Древ­но­сти, и ожи­да­ли того чело­ве­ка, кото­рый при­дет помо­лить­ся втайне в скры­тых местах и откро­ет воро­та». 

Я реши­тель­но пере­вер­нул стра­ни­цу – пере­до мной был лист про­зрач­ной тон­кой бума­ги чуть мень­ше­го раз­ме­ра. По все­му было вид­но, что испи­са­на она украд­кой, воз­мож­но, под взгля­дом сто­рон­не­го наблю­да­те­ля, посколь­ку пишу­щий делал все­воз­мож­ные сокра­ще­ния, вре­мя от вре­ме­ни пре­ры­ва­ясь, из- за чего напи­сан­ное им про­честь было еще труд­нее. Эта тре­тья запись каза­лась свя­зан­ной со вто­рой гораз­до боль­ше, чем вто­рая – с пер­вой из про­чи­тан­ных мною.

«Что каса­ет­ся Вла­сти­те­лей Древ­но­сти, так пред­пи­са­но, что они все­гда ждут у Ворот, и Воро­та – это любое место в любом вре­ме­ни, т.к.

Они нчг не зна­ют о вре­ме­ни и месте, но есть во всех вре­ме­нах и всех местах одно­вре­мен­но, не обна­руж. себя, и они есть сре­ди Тех, кото­рые могут при­ни­мать раз­лич­ные Обли­ки и Чер­ты и Любой Дан. Образ и любой дан. Облик, и Воро­та есть для Них вез­де, но 1‑ые, кото­рые я случ-но открл, в Ире­ме, Горо­де Стол­бов (Колонн), горо­де под пусты­ней, но где бы люди ни уста­но­ви­ли Кам­ни и ни ска­за­ли три­жды Сло­ва забы­тые, там Они устро­ят Воро­та и подо­ждут там Тех, Кто При­хо­дит через эти Воро­та, буде то Долы и Або­ми­ны, Ми-Го и народ

Чо-Чо, и Глу­бо­ко­вод­ные, и Гаги, и При­зра­ки Тьмы и Шого­ты, и Вур­ми­сы, и Шан­та­ки, охра­ня­ю­щие Кадаф в холод­ной пустыне, и на Пла­то Ленг. И все они – дети Стар­ших Богов, но Вели­кая Раса из Йита и

Вла­сти­те­ли Древ­но­сти отверг­ли согла­сие и пер­вые со Ста­рей­ши­ми Бога­ми отде­ли­лись, поки­нув Вла­сти­те­лей Древ­но­сти, что­бы обла­дать Зем­лей, пока Вели­кая Раса, вер­нув­шись из Йита, не посе­лит­ся в буду­щем вре­ме­ни на Зем­ле, неиз­вест­ной еще тем, кто ходит по Зем­ле сего­дня, и там будут ждать, пока не про­зву­чат сно­ва вет­ры и Голо­са, кото­рые напра­вят их впе­ред, к Тому, что Гуля­ет с Вет­ра­ми над Зем­лей и в про­стран­ствах, суще­ству­ю­щих сре­ди Звезд вечн. нав-да». Запись обры­ва­лась так, слов­но напи­сан­ное тща­тель­но уни­что­жи­ли, хотя я не понял – каким обра­зом, посколь­ку на бума­ге сле­дов не оста­лось. А ниже сле­до­ва­ла запись:

«А когда Они вер­нут­ся, и с этим вели­ким Воз­вра­ще­ни­ем Вели­кий Ктул­ху будет освоб. из Р’лай­ха из-под моря и Тот, Кто Нена­зы­ва­ем, при­дет из сво­е­го Горо­да, что в Кар­ко­узе воз­ле Озе­ра Хали, и Шуб-Ниг­гу­рат вый­дет нару­жу и умно­жит­ся в сво­ем Без­об­ра­зии, и Ньяр­латхо­теп доне­сет сло­ва ко всем Вла­сти­те­лям Древ­но­сти и их Порож­де­ни­ям, и

Кту­г­ха воз­ло­жит Свою Длань на все, что про­тив Него, и уни­что­жит, и этот лишен­ный разу­ма губи­тель­ный Аза­тот воз­вы­сит­ся посре­ди Того мира, где все Хаос и Раз­ру­ше­ние, где Он раз­мыш­ля­ет, пус­кая пузы­ри и бого­хуль­ствуя, в Том цен­тре Всех вещей, кото­ро­му имя – Бес­ко­неч­ность, и Йог-Сотот, кото­рый есть Все-в-Одном и Один-во-Всем, сдви­нет свои сфе­ры, и Ита­куа при­дет сно­ва, и из наполн. чер­но­той каверн Зем­ли вый­дет Цха­тоггуа, и вме­сте возь­мут во вла­де­ние Зем­лю и всех живу­щих на ней, и при­го­то­вят­ся совер­шить бит­ву со Стар­ши­ми Бога­ми, когда Вла­сте­лин Вели­кой Пучи­ны, узнав об их воз­вра­ще­нии, вый­дет со Сво­и­ми Бра­тья­ми рас­се­ять зло». 

Я был, как ни стран­но, уве­рен, что эти древ­ние стра­ни­цы содер­жат раз­гад­ку тай­ны, пусть даже мне и не дано понять ее пра­виль­но. Сгу­щав­ши­е­ся сумер­ки и воз­ня мое­го кузе­на на кухне заста­ви­ли меня пре­рвать чте­ние. Я отло­жил кни­гу в сто­ро­ну, чув­ствуя заме­ша­тель­ство перед лицом этих зло­ве­щих и ужас­ных наме­ков на что-то неве­до­мое мне. Несо­мнен­но, эта ком­пи­ля­ция была рож­де­на иссле­до­ва­тель­ской дея­тель­но­стью Ричар­да Бил­линг­то­на, того, что «уни­что­жен Суще­ством, кото­рое сам при­звал с неба». Дело его про­дол­жал Элай­джа. Но како­ва была их цель? При­част­ность Бил­линг­то­нов к тай­ным зна­ни­ям, совер­шен­но недо­ступ­ным чело­ве­че­ско­му разу­ме­нию, каза­лась ужас­ной, осо­бен­но в све­те собы­тий того вре­ме­ни. 

Как толь­ко я под­нял­ся, что­бы прой­ти в кух­ню, мои гла­за неволь­но отыс­ка­ли окно в свин­цо­вом пере­пле­те, и тут меня ожи­да­ло потря­се­ние: крас­ные лучи ухо­дя­ще­го солн­ца так ложи­лись на моза­ич­ное стек­ло, что в нем воз­ник­ла оттал­ки­ва­ю­щая кари­ка­ту­ра на чело­ве­че­ское лицо. Я уви­дел необык­но­вен­но при­чуд­ли­вое суще­ство, чьи чер­ты были ужас­но иска­же­ны, гла­за – если тако­вые име­лись – уто­ну­ли во впа­ди­нах, нос отсут­ство­вал, хотя, каза­лось, про­гля­ды­ва­ли нозд­ри; круг­лая све­тя­ща­я­ся голо­ва, вся смор­щен­ная, была напо­ло­ви­ну покры­та мно­же­ством изви­ва­ю­щих­ся щупаль­цев. С ужа­сом раз­гля­ды­вая это при­ви­де­ние, я осо­зна­вал непре­одо­ли­мую его враж­деб­ность, и сно­ва меня охва­ти­ло ощу­ще­ние все­про­ни­ка­ю­ще­го зла – оно исхо­ди­ло ото­всю­ду, слов­но стре­ми­лось уни­что­жить все живое вокруг; и еще мне каза­лось, что мои нозд­ри заку­по­ре­ны гни­лым зло­во­ни­ем, тош­но­твор­ным клад­би­щен­ским духом. 

Потря­сен­ный, я все же не поз­во­лил себе закрыть гла­за и отвер­нуть­ся, но про­дол­жал всмат­ри­вать­ся в окно; вско­ре отвра­ти­тель­ный образ стал сла­беть и исчез, окно при­ня­ло свой нор­маль­ный вид, и ужас­ный запах боль­ше не раз­дра­жал мои нозд­ри. Но то, что после­до­ва­ло за этим, было еще ужас­ней – и я при­ни­мал в этом самое непо­сред­ствен­ное участие.Надеясь на то, что я стал жерт­вой опти­че­ской гал­лю­ци­на­ции, ранее пора­зив­шей мое­го кузе­на Амбро­за, я вска­раб­кал­ся на книж­ный шкаф, сто­я­щий под окном, и посмот­рел через цен­траль­ный про­зрач­ный фраг­мент стек­ла в сто­ро­ну камен­ной баш­ни, кото­рую ожи­дал уви­деть отчет­ли­во очер­чен­ной сла­бе­ю­щи­ми луча­ми солн­ца. Но, к мое­му невы­ра­зи­мо­му ужа­су, вме­сто это­го я уви­дел совер­шен­но незна­ко­мый ланд­шафт. Я чуть не рух­нул со шка­фа, где сто­ял на коле­нях, но про­дол­жал смот­реть нару­жу, на этот изры­тый яма­ми и рыт­ви­на­ми, явно незем­ной пей­заж; небо над ним было покры­то стран­ны­ми зага­доч­ны­ми созвез­ди­я­ми, из кото­рых я узнал толь­ко одно, похо­жее на Гиа­ды, если бы они при­бли­зи­лись к Зем­ле на тыся­чи и тыся­чи све­то­вых лет. Там, куда я смот­рел, наблю­да­лось дви­же­ние – в тех чужих небе­сах, в этом рва­ном ланд­шаф­те дви­га­лось гро­мад­ное вось­ми­но­гое суще­ство с чер­ны­ми кау­чу­ко­вы­ми кры­лья­ми и отвра­ти­тель­ны­ми воло­чив­ши­ми­ся конеч­но­стя­ми. 

У меня закру­жи­лась голо­ва. Я отвер­нул­ся и сполз вниз. При­выч­ная обста­нов­ка каби­не­та немно­го успо­ко­и­ла меня, и я вновь вска­раб­кал­ся наверх. Но теперь в кру­ге бес­цвет­но­го стек­ла вид­не­лось то, что я ожи­дал уви­деть в самом нача­ле: баш­ня, дере­вья и захо­дя­щее солн­це.

Сно­ва спу­стив­шись на пол, я ощу­тил пол­ную раз­би­тость. Вряд ли сто­и­ло рас­ска­зы­вать об уви­ден­ном Амбро­зу – он бы лег­ко пове­рил мне, и состо­я­ние его от это­го толь­ко ухуд­ши­лось бы. Несколь­ко мгно­ве­ний я помед­лил перед окном, вре­мя от вре­ме­ни гля­дя на него, в ожи­да­нии новых ужас­ных мета­мор­фоз, но ниче­го не про­изо­шло. Из это­го состо­я­ния меня вывел голос кузе­на, зову­ще­го на вечер­нюю тра­пе­зу; я бро­сил взгляд на окно и поки­нул каби­нет – в кухне за накры­тым сто­лом меня ждал Амброз.

– Отыс­кал что-нибудь в кни­гах? – спро­сил кузен.

Его инто­на­ция и выра­же­ние лица были если не враж­деб­ны, то опре­де­лен­но не дру­же­люб­ны. При этом он, несо­мнен­но, ожи­дал услы­шать имен­но те фак­ты, кото­рые разум­нее все­го было бы ему не сооб­щать. Поэто­му я отве­тил, что про­чи­тал мно­го, но ниче­го не понял.

Это, каза­лось, удо­вле­тво­ри­ло его, и боль­ше мы об том не гово­ри­ли.

Ужин про­шел в мол­ча­нии.

Мы оба уста­ли и жела­ли разой­тись по сво­им ком­на­там еще до наступ­ле­ния ночи. Мне сле­до­ва­ло заве­сти с Амбро­зом раз­го­вор о том, что­бы он про­вел зиму со мной в Бостоне. Начав­ший падать лег­кий снег напом­нил мне, что я дол­жен это сде­лать при пер­вом удоб­ном слу­чае, кото­рый может вооб­ще не пред­ста­вить­ся из-за враж­деб­но­го настро­е­ния кузе­на.

Вокруг было тихо, если не счи­тать, что снеж­ные хло­пья шур­ша­ли об окон­ное стек­ло, и вско­ре я уснул. Но сре­ди ночи меня раз­бу­дил звук хлоп­нув­шей две­ри. Я сел, при­слу­ши­ва­ясь, но ниче­го боль­ше не услы­шал и, поду­мав, что Амброз мог сно­ва ходить во сне, тихо встал и пере­сек зал, направ­ля­ясь к его ком­на­те. Дверь была откры­та, я бес­шум­но вошел, но моя осто­рож­ность была ни к чему, посколь­ку кузен дей­стви­тель­но исчез. Моим пер­вым поры­вом было после­до­вать за ним, но после недол­гих раз­мыш­ле­ний я счел это нера­зум­ным, так как в сне­гу он мог бы обна­ру­жить мои сле­ды, а утром мож­но будет прой­ти по его сле­дам, если сне­го­пад пре­кра­тит­ся. Я зажег спич­ку и взгля­нул на часы – было два часа ночи.

Я уже соби­рал­ся вер­нуть­ся в свою ком­на­ту, когда услы­шал посто­рон­ний звук – музы­ка! Я вслу­ши­вал­ся в стран­ное зву­ча­ние, похо­жее на голос флей­ты, боль­шей частью в минор­ном клю­че, сопро­вож­да­ю­ще­е­ся напе­ва­ми и тре­ля­ми как буд­то чело­ве­че­ско­го голо­са. Зву­ки доно­си­лись, как я при­бли­зи­тель­но мог пред­ста­вить, отку­да-то из запад­ной части дома; я открыл окно в ком­на­те кузе­на, что­бы точ­нее опре­де­лить, что же это было, и, удо­вле­тво­рив­шись, сно­ва закрыл его. Навер­ное, я дол­жен был после­до­вать за Амбро­зом и удо­сто­ве­рить­ся в его дей­стви­ях, созна­тель­ных или бес­со­зна­тель­ных, но осто­рож­ность взя­ла во мне верх, к тому же я пом­нил о том, что про­ис­хо­ди­ло в былые вре­ме­на с любо­пыт­ны­ми, кото­рые пыта­лись пре­сле­до­вать хозя­ев

Бил­линг­тон­ско­го леса.

Я вер­нул­ся к себе в ком­на­ту и лег, ожи­дая воз­вра­ще­ния Амбро­за и стра­шась, как бы с ним чего не слу­чи­лось. Не про­шло и двух часов, как он вер­нул­ся; хлоп­ну­ла дверь, излишне гром­ко для это­го позд­не­го вре­ме­ни, а затем послы­ша­лись нето­роп­ли­вые шаги мое­го кузе­на по лест­ни­це. Он вошел в свою ком­на­ту и закрыл за собой дверь, после чего опять насту­пи­ла тиши­на, пре­ры­ва­е­мая толь­ко дале­ким кри­ком совы, но и тот вне­зап­но обо­рвал­ся, и вновь ночь и тиши­на опу­сти­лись на дом.

Утром я встал рань­ше Амбро­за. Вый­дя из парад­ной две­ри, через кото­рую он, оче­вид­но, и вер­нул­ся, я дол­го пет­лял по лесу, отыс­ки­вая сле­ды кузе­на; как я и подо­зре­вал, они вели к камен­ной башне на быв­шем ост­ро­ве. Сне­га выпа­ло почти на дюйм, про­топ­тан­ная троп­ка в нем раз­ли­ча­лась лег­ко. След при­вел меня к башне. Посколь­ку через отвер­стие, неко­гда про­де­лан­ное Амбро­зом в кры­ше, падал снег, мож­но было раз­гля­деть и сле­ды, веду­щие наверх, по боко­вым сту­пе­ням, на пло­щад­ку под отвер­сти­ем. Я без коле­ба­ний дви­нул­ся тем же путем и нако­нец ока­зал­ся там, где ночью сто­ял Амброз; дом, под­све­чен­ный сза­ди, был отсю­да ясно виден. Я посмот­рел вниз и уви­дел стран­но рас­по­ло­жен­ные отме­ти­ны на сне­гу под баш­ней. Что­бы луч­ше их раз­гля­деть, мне при­шлось спу­стить­ся и вый­ти из баш­ни. 

Там раз­ли­ча­лись три типа сле­дов и все они наво­ди­ли ужас. Преж­де все­го я уви­дел глу­бо­кую колею в сне­гу – почти две­на­дцать футов в дли­ну и два­дцать пять в попе­реч­ни­ке; она выгля­де­ла так, слов­но здесь оста­нав­ли­ва­лось какое-то сло­но­по­доб­ное созда­ние. Судя по наруж­но­му краю впа­ди­ны, то, что здесь сто­я­ло, име­ло глад­кую кожу. Отме­ти­ны вто­ро­го типа похо­ди­ли на отпе­чат­ки ког­ти­стых лап вели­чи­ной почти в три фута в попе­реч­ни­ке и, веро­ят­но, пере­пон­ча­тых. И нако­нец, сле­ды тре­тье­го вида про­из­во­ди­ли такое впе­чат­ле­ние, буд­то здесь, взрых­лив снег, про­во­лок­лись гигант­ские кры­лья. Я сто­ял, рас­смат­ри­вая эти отме­ти­ны, в состо­я­нии пол­ней­ше­го оце­пе­не­ния. Затем, все еще пре­бы­вая в шоке от уви­ден­но­го, я вер­нул­ся домой круж­ным путем, ста­ра­ясь мино­вать тро­пин­ку мое­го кузе­на. Как я и думал,

Амброз уже встал. Он выгля­дел уста­лым, раз­дра­жен­ным и, види­мо, чув­ство­вал утом­ле­ние, при­чи­ну кото­ро­го не пони­мал, пола­гая, что ночью креп­ко спал. Мой уход не остал­ся неза­ме­чен­ным. Кузен ска­зал, что когда обна­ру­жил мое отсут­ствие, пошел искать меня побли­зо­сти и уви­дел, что ночью нас кто-то посе­щал и ушел, оче­вид­но, не сумев раз­бу­дить нас. Мне ста­ло ясно, что он видел свои соб­ствен­ные сле­ды и не узнал их, а сво­е­го ноч­но­го посе­ще­ния баш­ни он явно не пом­нил. 

Я объ­яс­нил, что выхо­дил немно­го прой­тись, посколь­ку при­вык к это­му в горо­де и не хотел бы изме­нять сво­им при­выч­кам.

– Не знаю, что слу­чи­лось со мной, – пожа­ло­вал­ся кузен, – но у меня нет ни малей­ше­го жела­ния гото­вить зав­трак.

Я пред­ло­жил свои услу­ги и тут же взял­ся за рабо­ту. Он доволь­но лег­ко согла­сил­ся и при­сел, поти­рая лоб ладо­нью. – Такое ощу­ще­ние, слов­но я что-то забыл. Мы на сего­дня что-нибудь пла­ни­ро­ва­ли?

– Нет. Ты про­сто устал, вот и все.

Я поду­мал, что сей­час как раз настал удоб­ный момент и я могу пред­ло­жить ему посе­тить мой дом в Бостоне. К тому же мне само­му не тер­пе­лось поки­нуть это место, где мы под­вер­га­лись какой-то дья­воль­ской опас­но­сти. – Тебе не при­хо­ди­ло в голо­ву, Амброз, что ты нуж­да­ешь­ся в смене обста­нов­ки?

– Я уже обос­но­вал­ся здесь, – отве­тил он.

– Нет, я имею в виду вре­мен­ный отъ­езд. Поче­му бы тебе не про­ве­сти эту зиму вме­сте со мной в Бостоне? А потом, если хочешь, я вер­нусь с тобой обрат­но. Ты смо­жешь, если захо­чешь, зани­мать­ся в Уиде­не­ре – там быва­ют лек­ции и кон­цер­ты, а глав­ное – там соби­ра­ют­ся для обще­ния люди, кото­рые могут тебя заинтересовать.Он коле­бал­ся, но мое пред­ло­же­ние не вызва­ло откры­то­го про­те­ста, и я понял, что для согла­сия пона­до­бит­ся лишь вре­мя. Я лико­вал, но ста­рал­ся это­го не пока­зы­вать, зная, что в любой момент может вер­нуть­ся его враж­деб­ность и он вос­ста­нет про­тив мое­го замыс­ла. Я дони­мал его все утро, не забы­вая при слу­чае упо­мя­нуть, что неко­то­рые из книг Бил­линг­то­на мы захва­тим с собой для изу­че­ния. Нако­нец он согла­сил­ся про­ве­сти зиму в Бостоне, а согла­сив­шись, стал стре­ми­тель­но соби­рать­ся, слов­но его под­го­нял инстинкт само­со­хра­не­ния, так что до наступ­ле­ния тем­но­ты мы были уже в пути. 

***

В кон­це мар­та мы вер­ну­лись из Босто­на. Кузе­на сне­да­ло стран­но­го рода 

нетер­пе­ние, я же был испол­нен смут­ных опа­се­ний, хотя, дол­жен при­знать, кро­ме несколь­ких пер­вых ночей, когда Амброз сом­нам­бу­ли­че­ски бро­дил, как поте­рян­ный, по дому, он пре­крас­но кон­тро­ли­ро­вал себя все эти зим­ние меся­цы. Кузен вел себя весь­ма актив­но, а я, чуть было не уто­нув­ший сре­ди ста­рых книг биб­лио­те­ки Бил­линг­то­на, с удо­воль­стви­ем вер­нул­ся к бла­гам циви­ли­за­ции. Всю зиму я ста­ра­тель­но копал­ся в этих кни­гах; там было доволь­но мно­го стра­ниц, схо­жих с теми, что я уже читал; часто упо­ми­на­лись уже извест­ные мне клю­че­вые име­на. Но нигде мне не встре­ти­лось како­го-либо чет­ко­го, сжа­то­го под­твер­жде­ния, фор­му­ли­ров­ки, что­бы изба­вить­ся от сомне­ний, как не было и опи­са­ния того обра­за, в кото­ром пред­ста­ва­ли зло­ве­щие мон­стры. 

С при­бли­же­ни­ем вес­ны, одна­ко, мой кузен стал как-то бес­по­кой­нее и неод­но­крат­но выра­жал жела­ние вер­нуть­ся в дом Бил­линг­то­на, остав­ший­ся, как он под­чер­ки­вал, преж­де все­го его «домом», кото­ро­му он «при­над­ле­жит», и это кон­тра­сти­ро­ва­ло с рав­но­ду­ши­ем Амбро­за к изу­че­нию ману­скрип­тов. В тече­ние этой зимы в Бил­линг­тон­ском лесу про­изо­шли два собы­тия, о кото­рых свое­вре­мен­но сооб­щи­ли бостон­ские газе­ты. В раз­ное вре­мя были обна­ру­же­ны тела двух исчез­нув­ших ранее жите­лей Дан­вич­ской окру­ги. Одно из них нашли меж­ду Рож­де­ством и Новым Годом, дру­гое – в нача­ле фев­ра­ля. Как и в дру­гих слу­ча­ях, смерть насту­пи­ла не так дав­но; оба тру­па, каза­лось, были сбро­ше­ны с высо­ты, оба силь­но изра­не­ны и пока­ле­че­ны, одна­ко узна­ва­лись. И опять же – от исчез­но­ве­ния людей до обна­ру­же­ния их тру­пов про­шло несколь­ко меся­цев. Газе­ты уде­ля­ли мно­го вни­ма­ния тому фак­ту, что не при­шло ни одно­го пись­ма с тре­бо­ва­ни­ем выку­па, а так­же под­чер­ки­ва­ли, что у погиб­ших не было при­чин поки­дать дом; после их про­па­жи про­шли меся­цы пол­ной неиз­вест­но­сти, пока один не был най­ден на ост­ро­ве в Мис­ка­то­ни­ке, дру­гой – око­ло устья этой реки.

Я видел, с каким сму­щен­ным инте­ре­сом вос­при­ни­мал кузен эти сооб­ще­ния; он пере­чи­ты­вал их сно­ва и сно­ва с видом чело­ве­ка, когда-то знав­ше­го тай­ный смысл про­ис­шед­ше­го, но поче­му-то забыв­ше­го путь к тайне.

С при­хо­дом вес­ны бес­по­кой­ство Амбро­за пере­шло в нетер­пе­ли­вое жела­ние вер­нуть­ся в дом, остав­лен­ный ради поезд­ки в Бостон; и это напол­ни­ло меня дур­ны­ми пред­чув­стви­я­ми. Оста­ет­ся при­знать, что мои опа­се­ния оправ­да­лись, посколь­ку сра­зу же по воз­вра­ще­нии мой кузен стал вести себя совер­шен­но ина­че, чем в горо­де. Мы при­бы­ли в дом Бил­линг­то­на в кон­це мар­та, сра­зу же после захо­да солн­ца, неж­ным, мяг­ким вече­ром; воз­дух был напо­ен аро­ма­том живи­тель­но­го сока рас­те­ний, рас­пус­ка­ю­щей­ся лист­вы и цве­ту­щих трав; лег­кий восточ­ный ветер пах при­ят­ным едким дым­ком. Мы с тру­дом рас­па­ко­ва­ли вещи, после чего кузен в состо­я­нии силь­но­го воз­буж­де­ния вдруг быст­ро вышел из сво­ей ком­на­ты. Он про­шел бы мимо меня, если бы я не пой­мал его за руку. – В чем дело, Амброз?

Он бро­сил на меня враж­деб­ный взгляд, но отве­тил доволь­но спо­кой­но:

– Лягуш­ки – ты слы­шишь? Вни­май их пению!

Он выдер­нул руку.

– Я иду, что­бы слу­шать их. Они при­вет­ству­ют мое воз­вра­ще­ние.

Сам того не созна­вая, я слы­шал этот хор с момен­та наше­го при­ез­да, но реак­ция Амбро­за заста­ви­ла меня встре­во­жить­ся. Дога­ды­ва­ясь, что в моей ком­па­нии кузен сей­час не нуж­да­ет­ся, я не после­до­вал за ним, а вме­сто это­го пошел через зал в его ком­на­ту и при­сел у откры­то­го окна, заод­но вспом­нив, что это то самое окно, у кото­ро­го сот­ню лет назад сидел Лебен и с удив­ле­ни­ем наблю­дал за сво­им отцом и индей­цем Ква­ми­сом. Гам лягу­шек под­ня­ли дей­стви­тель­но оглу­ши­тель­ный – он зве­нел в ушах, напол­нял ком­на­ту, он вол­на­ми раз­ли­вал­ся от того зага­доч­но­го забо­ло­чен­но­го луга посре­ди лесов, что был рас­по­ло­жен меж­ду баш­ней и домом. Но как толь­ко я сел к окну, я ощу­тил нечто даже более необыч­ное, чем этот гам. На обшир­ных пло­ща­дях в уме­рен­ной зоне толь­ко зем­но­вод­ные – квак­ши, сверч­ко­вые и дре­вес­ные лягуш­ки – кри­чат перед апре­лем, за исклю­че­ни­ем тех слу­ча­ев, когда воца­ря­ет­ся необы­чай­но мяг­кая пого­да, как в первую неде­лю вес­ны. Вслед за ними всту­па­ют жабы, а уж после них – лягуш­ки- быки. Но в этой свал­ке зву­ков я уло­вил голо­са щурят, квакш, сверч­ко­вых, пру­до­вых, дре­вес­ных, лео­пар­до­вых, корич­не­вых лягу­шек, жаб и даже лягу­шек-быков! Мое изум­ле­ние вско­ре сме­ни­лось пред­по­ло­же­ни­ем: из-за тако­го шума мое слу­хо­вое вос­при­я­тие нару­ше­но; ведь мне уже слу­ча­лось оши­бать­ся – я при­ни­мал вопли, изда­ва­е­мые весен­ни­ми квак­ша­ми в кон­це апре­ля, за крик дале­ко­го козо­доя. Но вско­ре ста­ло ясно, что это не гал­лю­ци­на­ция.

Оши­бить­ся было невоз­мож­но – пере­до мной пред­ста­ла очень стран­ная ано­ма­лия. Имен­но ано­ма­лия, а не ошиб­ка, посколь­ку здесь было нечто про­ти­во­ре­чив­шее зако­нам при­ро­ды, но имев­шее отно­ше­ние к тому, на что наме­ка­ли про­чи­тан­ные мною ману­скрип­ты. Там гово­ри­лось о пове­де­нии зем­но­вод­ных в при­сут­ствии или бли­зо­сти неко­е­го «Суще­ства», о том, что эти живот­ные – как бы его слу­ги или обо­жа­те­ли; при­чем зем­но­вод­ные слов­но бы осве­дом­ле­ны о появ­ле­нии «Существ». А некий писа­тель, упо­ми­на­е­мый исклю­чи­тель­но как «безум­ный Араб», наме­кал, что зем­но­вод­ные – одни из глав­ных после­до­ва­те­лей сек­ты Мор­ских Существ, извест­ных как «Глу­бо­ко­вод­ные». Автор сооб­щал вкрат­це, что сухо­пут­ные зем­но­вод­ные ста­но­вят­ся необык­но­вен­но актив­ны­ми и голо­си­сты­ми в при­сут­ствии сво­их пер­во­род­ных род­ствен­ни­ков, «види­мы они или неви­ди­мы, для них это не име­ет зна­че­ния, посколь­ку они чув­ству­ют их и пода­ют голос».

И теперь я слу­шал этот ужас­ный хор с тяже­лым чув­ством. Ведь за зиму я уже успо­ко­ил­ся – кузен дей­стви­тель­но стал совер­шен­но нор­маль­ным; и вдруг мгно­вен­но воз­вра­тил­ся к преж­не­му состо­я­нию. В самом деле, Амбро­зу, каза­лось, достав­ля­ло удо­воль­ствие слу­шать этих лягу­шек, и это напом­ни­ло мне о закли­на­нии в зага­доч­ных «инструк­ци­ях» Элай­джи Бил­линг­то­на: «Он не побес­по­ко­ит ни лягу­шек, осо­бен­но лягу­шек-быков на боло­тах меж­ду баш­ней и домом, ни свет­ля­ков, ни птиц, назы­ва­е­мых козо­до­я­ми; что­бы он все­гда сидел под зам­ком и охра­ной».

Пред­по­ло­же­ние, выте­ка­ю­щее из это­го закли­на­ния, было не из при­ят­ных: если лягуш­ки, свет­ля­ки и козо­дои были «его» – веро­ят­но, Амбро­за – «зам­ком и охра­ной», что же тогда этот хор озна­ча­ет? Озна­ча­ет ли он пре­ду­пре­жде­ние Амбро­зу, что «нечто» неви­ди­мое сто­ит рядом или при­бли­жа­ет­ся? Этим чуже­род­ным, вторг­нув­шим­ся мог быть толь­ко я!

Я гля­нул в окно и реши­тель­но вышел из ком­на­ты. Я спу­стил­ся по лест­ни­це и напра­вил­ся туда, где сто­ял мой кузен со скре­щен­ны­ми на гру­ди рука­ми и гор­до под­ня­той голо­вой; его гла­за стран­но бле­сте­ли. Под­хо­дя к нему, я испы­ты­вал стран­ную реши­мость нару­шить его удо­воль­ствие, но, гля­нув на Амбро­за, зако­ле­бал­ся и встал рядом, ниче­го не гово­ря. Нако­нец его дол­гое мол­ча­ние встре­во­жи­ло меня, и я спро­сил, неуже­ли ему так нра­вит­ся в этот аро­мат­ный вечер слу­шать хор лягу­ша­чьих голо­сов.

Не обо­ра­чи­ва­ясь, он зага­доч­но про­из­нес:

– Ско­ро козо­дои тоже запо­ют, и свет­ляч­ки вспых­нут – и наста­нет вре­мя оно.

– Вре­мя чего?

Он не отве­тил, а я дви­нул­ся назад. И тут же уло­вил в сгу­ща­ю­щих­ся сумер­ках некое дви­же­ние в той сто­роне дома, что была обра­ще­на к доро­ге; 

пови­ну­ясь вне­зап­но­му импуль­су, я быст­ро побе­жал в том направ­ле­нии и, обе­жав вокруг дома, заме­тил неве­ро­ят­но обо­рван­ную фигу­ру, исче­за­ю­щую в кустах. Я ско­ро догнал незна­ком­ца, схва­тив его одной рукой на бегу, и обна­ру­жил, что дер­жу маль­чиш­ку лет две­на­дца­ти. 

– Пусти­те меня! – чуть не пла­кал он, отча­ян­но выры­ва­ясь. – Я ниче­го не сде­лал. – Что тебе здесь надо? – спро­сил я суро­во.

– Толь­ко хотел посмот­реть, не вер­нул­ся ли Он, как мне пока­за­лось.

Ведь гово­рят, что Он вер­нул­ся. 

– Кто гово­рит?

– Неуже­ли не слы­ши­те? Лягуш­ки – вот кто!

Я был пора­жен и неволь­но вце­пил­ся в него так, что он закри­чал от боли. Немно­го осла­бив хват­ку, я потре­бо­вал, что­бы он назвал свое имя. – Толь­ко не гово­ри­те Ему, – попро­сил он.

– Не ска­жу.

– Я Лем Уот­ли, вот кто.

Я отпу­стил его, и он сра­зу же мет­нул­ся прочь, оче­вид­но, не веря тому, что я не соби­ра­юсь боль­ше его пре­сле­до­вать. Но, уви­дев, что я не дви­га­юсь с места, маль­чиш­ка нере­ши­тель­но оста­но­вил­ся ярдах в две­на­дца­ти, повер­нул­ся и, не изда­вая ни зву­ка, быст­ро пошел назад. Цеп­ко ухва­тив­шись за рукав мое­го паль­то, он тихим голо­сом про­из­нес: – Вы спра­ши­ва­е­те не так, как один из Них, не так. Луч­ше бы вам убрать­ся отсю­да, пока чего-нибудь не стряс­лось.

Затем он опять рва­нул­ся прочь и на этот раз окон­ча­тель­но скрыл­ся в сгу­ща­ю­щих­ся сумер­ках. За моей спи­ной хор лягу­шек с каж­дой секун­дой все боль­ше раз­рас­тал­ся и креп, и я был рад, что окна моей ком­на­ты обра­ще­ны на восток, а не к боло­там, хотя шум был слы­шен и здесь. Но гром­че все­го зве­не­ли в моих ушах сло­ва Лема Уот­ли, кото­рые вызы­ва­ли во мне бес­при­чин­ный ужас – ужас столк­но­ве­ния с непо­знан­ным, когда чело­век всту­па­ет в без­на­деж­ную борь­бу с назой­ли­вым жела­ни­ем бежать пря­мо навстре­чу необъ­яс­ни­мо­му.

Воз­вра­ща­ясь к дому, я сно­ва и сно­ва про­кру­чи­вал в голо­ве собы­тия и при­хо­дил к выво­ду, что ключ к про­ис­хо­дя­ще­му мож­но попро­бо­вать отыс­кать у жите­лей Дан­ви­ча; и, если мне удаст­ся запо­лу­чить авто­мо­биль мое­го кузе­на, я смо­гу опро­сить их сам. Амброз вско­ре тоже вер­нул­ся в дом. – А ведь это очень необыч­но, что лягуш­ки столь­ких видов так рано кри­чат в этом году, – заме­тил я. – Здесь это обыч­но, – корот­ко отве­тил он, давая понять, что тема раз­го­во­ра исчер­па­на.

Да и у меня не было жела­ния про­дол­жать, посколь­ку мой кузен изме­нил­ся бук­валь­но на гла­зах; навя­зы­вая ему раз­го­во­ры, я мог запро­сто вызвать боль­ше, чем враж­деб­ность, и в резуль­та­те он про­сто ука­зал бы мне на дверь. Я осо­зна­вал, что мне сле­ду­ет быть гото­вым к тому, что­бы оста­вить его, но жела­ние все узнать вынуж­да­ло меня нахо­дить­ся здесь как мож­но доль­ше.

Вечер про­шел в напря­жен­ном мол­ча­нии, и я вос­поль­зо­вал­ся пер­вой же воз­мож­но­стью рети­ро­вать­ся к себе в ком­на­ту. Инту­и­ция не поз­во­ля­ла мне брать­ся в этот момент за ста­рые кни­ги, поэто­му я раз­вер­нул вечер­нюю газе­ту, куп­лен­ную в Арк­хэме. Ано­ним­ная замет­ка, поме­щен­ная сре­ди редак­ци­он­ных мате­ри­а­лов, в углу, отве­ден­ном для писем чита­те­лей, сооб­ща­ла, что некая ста­ру­ха в Дан­ви­че несколь­ко раз была раз­бу­же­на голо­сом Джей­со­на Осбор­на – одно­го из тех, чье тело нашли зимой; он исчез как раз перед моим при­ез­дом; вскры­тие пока­за­ло, что тело Осбор­на испы­та­ло рез­кие пере­па­ды тем­пе­ра­ту­ры, и боль­ше ниче­го; а при­чи­ной смер­ти была назва­на страш­ная истер­зан­ность тела. Безы­мян­ный автор пуб­ли­ка­ции, не отли­чав­ший­ся осо­бой гра­мот­но­стью, пре­ду­пре­ждал, что исто­рия, рас­ска­зан­ная ста­рой леди, «уди­ви­тель­на», пото­му что «кажет­ся неправ­до­по­доб­ной», и про­стран­но опи­сы­вал, как эта ста­рая леди просну­лась сре­ди ночи, кому-то отве­ча­ла и смот­ре­ла в пусто­ту. Опре­де­ляя источ­ник отчет­ли­во слы­шан­но­го ею голо­са, она заяви­ла, что он зву­чал отку­да-то «рядом с ней, или из кос­мо­са, или с неба у нее над голо­вой». 

Это опи­са­ние пора­зи­ло меня. Во-пер­вых, тело Осбор­на, как и дру­гих жертв до него, было слов­но бы «сбро­ше­но с высо­ты»; во-вто­рых, Дан­вич опять ока­зы­вал­ся в цен­тре собы­тий; и, нако­нец, к про­чим тай­нам добав­ля­лись кос­вен­ные ули­ки – от закли­на­ний Элай­джи Бил­линг­то­на, зло­ве­щих упо­ми­на­ний о при­зы­ва­нии чего-то «с неба» до реаль­ных собы­тий, слу­чив­ших­ся недав­но. Вме­сте с тем у меня воз­ни­ка­ло впе­чат­ле­ние, что я блуж­даю в лаби­рин­те, а ощу­ще­ние враж­деб­но­сти все уве­ли­чи­ва­лось, слов­но каж­дая сте­на наблю­да­ла за мной и тем­ные силы в этом доме толь­ко и жда­ли како­го-нибудь рез­ко­го дви­же­ния, что­бы начать ата­ку. 

Я не мог уснуть и несколь­ко часов лежал, при­слу­ши­ва­ясь к пению лягу­ша­чье­го хора, мета­ни­ям мое­го кузе­на в спальне и к чему-то гран­ди­оз­но­му, похо­же­му на отзву­ки гигант­ских шагов, раз­да­вав­ших­ся где­то под зем­лей и на небе­сах. 

Лягуш­ки вопи­ли и пели всю ночь напро­лет, и даже после рас­све­та неко­то­рые из них про­дол­жа­ли пере­кли­кать­ся меж­ду собой. Когда я нако­нец встал и одел­ся, я был все рав­но утом­лен­ным, но ни на шаг не отсту­пил от реше­ния, при­ня­то­го преды­ду­щей ночью – я наме­ре­вал­ся посе­тить Дан­вич. 

Поэто­му сра­зу же после зав­тра­ка я обра­тил­ся к мое­му кузе­ну с прось­бой раз­ре­шить мне вос­поль­зо­вать­ся его авто­мо­би­лем, упи­рая на необ­хо­ди­мость поезд­ки в Арк­хэм. Он с готов­но­стью согла­сил­ся и даже стал почти дру­же­лю­бен, когда я не без коле­ба­ний пре­ду­пре­дил, что, воз­мож­но, буду про­па­дать весь день. Он сам отвел меня к машине, уго­ва­ри­вая оста­вать­ся в Арк­хэме столь­ко, сколь­ко мне захо­чет­ся, и поль­зо­вать­ся авто­мо­би­лем сколь­ко нуж­но. 

Несмот­ря на импуль­сив­ность мое­го реше­ния, я твер­до пом­нил о пер­вом наме­чен­ном мною объ­ек­те – той самой мис­сис Бишоп, любо­пыт­ную бесе­ду с кото­рой мой кузен при­бли­зи­тель­но пере­ска­зал мне в одном из пер­вых наших раз­го­во­ров; это она упо­ми­на­ла в сво­их бор­мо­та­ни­ях о Ньяр­латхо­те­пе и Йог- Сото­те. Зна­ком­ство с наброс­ка­ми Амбро­за на обо­ро­те кон­вер­та и теми бума­га­ми, что он поз­во­лил мне посмот­реть, дава­ло мне уве­рен­ность, что я смо­гу сам най­ти доро­гу, не оста­нав­ли­ва­ясь для рас­спро­сов. По опи­са­ни­ям мое­го кузе­на мис­сис Бишоп была суе­вер­ной ста­ру­хой, если толь­ко не хит­ри­ла, и я рас­счи­ты­вал на уда­чу, кото­рая, воз­мож­но, зави­се­ла от моей реши­мо­сти: сде­лать все, что­бы скло­нить ее к откро­вен­но­сти. 

Как и ожи­дал, нуж­ное мне место я отыс­кал лег­ко. Этот при­зе­ми­стый дом с белой обшив­кой опи­сы­вал мне кузен, а наца­ра­пан­ное на стол­бе ворот имя «Бишоп» опро­ки­ну­ло вся­кие сомне­ния. Я уве­рен­но под­нял­ся на крыль­цо и посту­чал. 

– Вой­ди­те, – донес­ся изнут­ри дре­без­жа­щий голос.

Я вошел и ока­зал­ся в тем­ной ком­на­те. Пере­до мной в потем­ках сиде­ла ста­ру­ха, дер­жав­шая на коле­нях солид­ных раз­ме­ров чер­но­го кота. – При­сядь, незна­ко­мец.

Я вос­поль­зо­вал­ся ее при­гла­ше­ни­ем и, не назы­вая себя, спро­сил:

– Мис­сис Бишоп, вы слы­ша­ли пение лягу­шек в Бил­линг­тон­ском лесу?

Она отве­ти­ла без коле­ба­ний:

– Ага. Я слы­шу их кри­ки посто­ян­но, и знаю, что они при­зы­ва­ют Тех, Кто Извне. 

– Вы зна­е­те, что все это зна­чит, мис­сис Бишоп?

– Ага, и ты тоже, судя по раз­го­во­ру. Вер­нул­ся Хозя­ин. Я знаю, что он вер­нул­ся, коли дом сно­ва открыт. Хозя­и­на жда­ли, и жда­ли его дав­но. Теперь он вер­нул­ся, и Их созда­ния тоже вер­ну­лись – пре­вос­ход­ные, губи­тель­ные и Бог зна­ет какие. Я ста­ру­ха, незна­ко­мец, и мне не дол­го жить, но я наде­юсь уме­реть не таким обра­зом. Кто ты, при­шед­ший и зада­ю­щий здесь эти вопро­сы? Ты один из Них?

– Раз­ве на мне есть какой-то знак? – воз­ра­зил я.

– Нет. Но Они могут прий­ти в любом обра­зе, какой Им понра­вит­ся, ты же зна­ешь.

Ее голос вдруг ослаб, сло­ва пере­шли в хихи­ка­нье.

– Это та же самая маши­на, на кото­рой при­ез­жал Хозя­ин. – Ты при­е­хал от Хозя­и­на! – От него, но не для него, – быст­ро отве­тил я.

Она, каза­лось, коле­ба­лась.

– Я не сде­ла­ла ниче­го дур­но­го. Не я напи­са­ла это пись­мо. Это Лем

Уот­ли – он слы­шал непо­нят­ный для него раз­го­вор.

– Когда вы слы­ша­ли Джей­со­на Осбор­на?

– На деся­тую ночь после того, как его забра­ли, потом еще через две­на­дцать ночей, а в послед­ний раз за четы­ре ночи до того, как его нашли, – как и всех дру­гих в про­шлые вре­ме­на, как и тех, кого забе­рут после. Я слы­ша­ла его так же отчет­ли­во, как если бы он сто­ял там, где ты сидишь, незна­ко­мец, а я‑то всю жизнь живу через доли­ну от Осбор­на и уж узнаю его голос, дове­дись мне услы­шать его.

– Что он ска­зал?

– Сна­ча­ла пел – эти сло­ва я рань­ше нико­гда не слы­ша­ла, стран­ные сло­ва. А в послед­ний раз это были сло­ва на том язы­ке, что Они исполь­зу­ют, непо­нят­ные для про­сто­го смерт­но­го.

– А где он был?

– Вовне. Он был Вовне с Ними, и Они были в Их месте и вре­ме­ни, когда гото­ви­лись съесть его.

– Но его не съе­ли, мис­сис Бишоп. Тело нашли.

– Ну да! – вос­клик­ну­ла она. – Они почти нико­гда не берут тело – но все­гда душу или то, что застав­ля­ет чело­ве­ка думать и пред­став­лять себе этих существ, что застав­ля­ет его делать и гово­рить.

– Жиз­нен­ную силу.

– Назо­ви это, как хочешь, незна­ко­мец. Но это имен­но то, чего Они хотят, эти дья­во­лы! Ага, конеч­но, его нашли, Джей­со­на Осбор­на, все­го пока­ле­чен­но­го, но он был мертв, и Они полу­чи­ли от него, чего хоте­ли, когда тас­ка­ли его там по сво­им путям.

– А где это, мис­сис Бишоп?

– Здесь и вез­де, незна­ко­мец. Они все­гда здесь, все­гда вокруг нас, но уви­деть их невоз­мож­но. Они, может быть, слу­ша­ют наш раз­го­вор и может быть, ждут за две­рью, пока Хозя­ин не позо­вет их, как он рань­ше звал Их. Ага, он вер­нул­ся, он вер­нул­ся через две сот­ни лет, тем путем, о кото­ром гово­рил мой дед, и он осво­бо­дил Их сно­ва, и Они лета­ют, и кри­чат, и пла­ва­ют, и таят­ся пря­мо за две­рью, там, где мы; ожи­да­ют, что­бы вый­ти сно­ва и все начать сна­ча­ла. Они зна­ют, где есть две­ри, и Они зна­ют голос Хозя­и­на, но даже он не защи­щен от Них, если не зна­ет все зна­ки, и закли­на­ния, и запо­ры. Но он зна­ет, Хозя­ин зна­ет. Он зна­ет Их обрат­ный путь, соглас­но пущен­но­му Сло­ву.

– Элай­джа?

– Элай­джа? – Она непри­стой­но захи­хи­ка­ла. – Элай­джа знал боль­ше обыч­но­го смерт­но­го, он знал такое, о чем не гово­рил нико­му. Он мог позвать Его и гово­рить с Ним, и Он нико­гда не заби­рал Элай­джу. Элай­джа замол­чал о нем и уехал. Элай­джа запер его вме­сте с Хозя­и­ном там, Вовне, но Хозя­ин гото­вил­ся вер­нуть­ся сно­ва после дол­го­го отсут­ствия. Немно­гие об этом зна­ли, но Мис­ква­ма­кус знал. Хозя­ин бро­дил по зем­ле, но никто не узна­вал его, ведь он был во мно­гих лицах. Ага! Он носил лицо Уот­ли, и он носил лицо Доте­на, и он носил лицо Жиля, и он носил лицо Кори, и он сидел сре­ди семейств Уот­ли или Доте­нов, и Жилей, и Кори, и никто не узна­вал его, хотя долж­ны были бы, и он питал­ся с ними, и он спал сре­ди них, и он гулял и раз­го­ва­ри­вал с ними, но он был так велик в сво­ем Воз­вы­ше­нии, что те, обли­чья кого он брал, сла­бе­ли и уми­ра­ли, не в силах выно­сить его. Да толь­ко Элай­джа пере­хит­рил Хозя­и­на – ага, пере­хит­рил аж через сто лет после его смер­ти. 

Вновь раз­дал­ся ее ужас­ный смех и тут же замер.

– Я знаю, незна­ко­мец, я знаю. Я не обща­юсь с Ними, но я слы­шу, как

Они гово­рят Там, я слы­шу, что Они гово­рят, и если я даже не могу понять слов, я все рав­но знаю, о чем Они гово­рят. Я роди­лась в сороч­ке и могу слы­шать Их Там.

В этот момент я уже был готов согла­сить­ся с точ­кой зре­ния мое­го кузе­на: созна­ние пре­зри­тель­но­го пре­вос­ход­ства, отме­чен­ное Амбро­зом, было порож­де­но ощу­ще­ни­ем тай­но­го зна­ния. Она, несо­мнен­но, вла­де­ла огром­ным запа­сом забы­тых и тай­ных зна­ний.

– Они ждут воз­вра­ще­ния вооб­ще на Зем­лю, а не толь­ко сюда, Они ждут повсю­ду – ждут пути назад, на зем­лю и под воду. Они при­дут Извне, и Хозя­ин помо­жет им. – Вы виде­ли Хозя­и­на?

Я мог бы не спра­ши­вать.

– Никто не видел Его. Но я виде­ла образ, кото­рый Он при­нял. Они зна­ли, что Он вер­нул­ся. Мы виде­ли зна­ки. Они взя­ли Джей­со­на Осбор­на, раз­ве нет? Они при­шли взять Лью Уотер­бе­ри, раз­ве нет? Они при­дут сно­ва! – Мис­сис Бишоп, а кем был Джо­на­тан Бишоп?

Она сно­ва хихик­ну­ла, но неве­се­ло, слов­но писк­ну­ла лету­чая мышь. – Ты уме­ешь хоро­шо спра­ши­вать. Он был моим дедуш­кой. Он постиг несколь­ко сек­ре­тов, а решил, что зна­ет все; он взял­ся доволь­но вер­но, и начал при­зы­вать Его и натра­вил Его на тех, кто совал свой нос и шпи­о­нил, но он не был насто­я­щий Хозя­ин, и эти созда­ния захва­ти­ли его так же, как и дру­гих. А Хозя­ин, гово­рят, и паль­цем не поше­вель­нул, что­бы помочь ему, а ска­зал, что раз он был так слаб, то не имел пра­ва молить­ся на кам­ни, и при­зы­вать к хол­мам, и вызы­вать этих чер­то­вых Тва­рей к нам, и допус­кать, что­бы в Дан­ви­че под­ня­лась про­тив нас такая нена­висть. И так уж слу­чи­лось, что нена­ви­дят не како­го-нибудь Кори и не како­го-нибудь Тин­да­ла, а имен­но Бишо­пов.

Все ска­зан­ное ста­ру­хой нес­ло в себе ужас­ный смысл; в пись­мах Бишо­па к Элай­дже Бил­линг­то­ну содер­жа­лось то, о чем она сей­час гово­ри­ла, да и все осталь­ное мож­но было про­ве­рить. Како­вы бы ни были моти­вы, фак­ты неоспо­ри­мы; газе­ты писа­ли об исчез­но­ве­нии и после­ду­ю­щем обна­ру­же­нии Уил­бу­ра Кори и Дже­де­дии Тин­да­ла, но никак не свя­зы­ва­ли это с Джо­на­та­ном Бишо­пом. Одна­ко пись­ма Бишо­па, веро­ят­но, в свое вре­мя никем не про­чи­тан­ные, кро­ме ста­ро­го Элай­джи, обна­ру­жи­ва­ли эту связь еще до того, как исчез Кори; и вот теперь эта ста­ру­ха пре­спо­кой­но при­зна­ет, что Кори и Тин­да­лы нена­ви­де­ли Бишо­пов, и уже не тре­бу­ет­ся дру­гих осно­ва­ний для того, что­бы пря­мо допу­стить: Джо­на­тан Бишоп име­ет отно­ше­ние к необъ­яс­ни­мым исчез­но­ве­ни­ям людей!

Я был подав­лен. Будь у меня поболь­ше зна­ний, я бы луч­ше под­го­то­вил­ся к это­му раз­го­во­ру и боль­ше смог бы узнать от ста­ру­хи. Кро­ме того, за ее сло­ва­ми мне послы­ша­лась неопре­де­лен­ная тре­во­га – было что-то зве­ня­щее в ее прон­зи­тель­ном сме­хе; в этой ком­на­те, сокро­вищ­ни­це тайн, ощу­ти­мо при­сут­ство­ва­ли реаль­ное зна­ние, кор­ня­ми ухо­дя­щее в про­шлое, угро­жа­ю­щая нена­висть, направ­лен­ная в буду­щее, и без­об­раз­ная, злая чув­ствен­ность, зата­ив­ша­я­ся в тени насто­я­ще­го, наце­лен­ная на то, что­бы, дви­га­ясь впе­ред, погло­щать все живое. 

– Вы нико­гда не виде­ли ваше­го дедуш­ку?

– Нет, нико­гда. Но я всю жизнь зна­ла, что о нем гово­рят. Он был смыш­лен, это точ­но, но не настоль­ко смыш­лен, что­бы понять, как гово­рит­ся, что мало знать опас­но. Он воз­двиг Камен­ное Коль­цо и при­звал Его, и Он при­шел, и дру­гие Созда­ния при­шли тоже, и взя­ли его, а затем Хозя­ин отпра­вил Его назад и всех Дру­гих тоже – назад, Вовне из Коль­ца.

Она захи­хи­ка­ла сно­ва.

– Зна­ешь ли ты, незна­ко­мец, что воз­вы­ша­ет­ся за этим хол­мом?

Я открыл рот, отва­жи­ва­ясь про­из­не­сти одно из клю­че­вых имен, кото­рое появ­ля­лось в ста­рых кни­гах слиш­ком часто, но она заста­ви­ла меня замол­чать; в ее сло­вах явствен­но про­зву­ча­ла тре­во­га: – Не про­из­но­си эти име­на, незна­ко­мец. Если Они услы­шат, Они при­бли­зят­ся и будут сле­до­вать за тобой пока ты не пока­жешь им Зна­ка.

– Како­го Зна­ка?

– Зна­ка Совер­шен­ства.

Я вспом­нил рас­сказ кузе­на о тех двух бро­дя­гах, гово­рив­ших с ним во вре­мя его поис­ков в Дан­ви­че и спра­ши­вав­ших, есть ли у него «Знак».

Не тот ли самый? Я спро­сил ее о бро­дя­гах.

– Они име­ли в виду дру­гой Знак. Они глуп­цы, сами не зна­ют, о чем гово­рят, и не зна­ют, что про­ис­хо­дит вокруг; они дума­ют, что за Знак мож­но полу­чить богат­ство и власть, но это вовсе не так. Тех Извне вовсе не забо­тит обо­га­ще­ние людей; Они все хотят воз­вра­тить­ся, и пора­бо­тить нас, и сме­шать­ся с нами, и убить нас, когда Они под­го­то­вят­ся, и пото­му Они хотят иметь всех, кто может быть Им поле­зен, кто может поль­зо­вать­ся Их Зна­ком, может быть, и тебя, если ты могу­ще­ствен, как Хозя­ин. И потом, ты при­над­ле­жишь к Ним. Я знаю. Суд не зна­ет того, что знаю я. Я слы­ша­ла вопли Джей­со­на

Осбор­на в ту ночь, когда его схва­ти­ли, и Сал­ли Сой­ер – она выбе­жа­ла из дома вслед за куз­не­цом Сетом, она слы­ша­ла треск досок, когда это Суще­ство лома­ло низ сарая, где был Осборн, и так же было с Лью Уотер­бе­ри. Мис­сис Фрай виде­ла сле­ды, она гово­ри­ла, что отпе­чат­ки такие боль­шие, буд­то их сде­ла­ло суще­ство в два, а то и в три раза боль­ше сло­на; и еще она виде­ла сле­ды кры­льев в раз­ных местах, но над ней толь­ко сме­я­лись и гово­ри­ли, что ей при­сни­лось, а когда она пове­ла их с собой, что­бы пока­зать, ни одно­го сле­доч­ка не оста­лось, слов­но Они спе­ци­аль­но дела­ют так, что­бы никто их сле­ды не видел. Я почув­ство­вал, как по спине у меня про­бе­жал холо­док, а кожа на затыл­ке неме­ет. Жен­щи­на гово­ри­ла так увле­чен­но, что, каза­лось, не заме­ча­ла мое­го суще­ство­ва­ния; оче­вид­но, все, что она слы­ша­ла, а так­же то, что она зна­ла и скры­ва­ла, застав­ля­ло ее бес­ко­неч­но раз­мыш­лять о таин­ствен­ных и ужас­ных собы­ти­ях в окру­ге. – И вот еще что: вы совсем Их не види­те, но вы може­те понять, когда Они рядом, по запа­ху. От Них запах пря­мо как от чер­та!

Хотя я отчет­ли­во раз­ли­чал ее сло­ва, даль­ше я слу­шал невни­ма­тель­но. Ино­гда в ее речи зву­ча­ли исте­ри­че­ские нот­ки, и я холо­дел от мыс­ли, что все это более чем серьез­но. Она, каза­лось, бла­го­го­ве­ла перед «Хозя­и­ном» и обра­ща­лась к нему через два сто­ле­тия, в про­шлое из насто­я­ще­го. Элай­джа Бил­линг­тон вряд ли мог пре­тен­до­вать на эту роль. Был ли это Ричард Бил­линг­тон или же та не уста­нов­лен­ная пер­со­на, кото­рую пре­по­доб­ный Уорд Фил­липс назы­вал «неким Ричар­дом

Бил­лин­г­хе­мом или Бол­лин­г­хе­ном?

– Какое еще имя Хозя­и­на вы зна­е­те? – спро­сил я.

Она мгно­вен­но насто­ро­жи­лась, с подо­зре­ни­ем уста­вив­шись на меня. 

– Никто не зна­ет его име­ни, незна­ко­мец. Ты можешь назы­вать его Элай­джа, если охо­та, а можешь звать Ричар­дом или ста­рей­ши­ной этих созда­ний. Хозя­ин жил здесь недол­го, преж­де чем уйти жить Вовне. Затем он опять вер­нул­ся. Я ста­ру­ха, незна­ко­мец, и всю мою жизнь я слы­ша­ла раз­го­во­ры о Хозя­ине, и все эти годы я жила в ожи­да­нии Его и Его воз­вра­ще­ния, а Его воз­вра­ще­ние было пред­ска­за­но. У него нет ни име­ни, ни места, и он бро­дит во вре­ме­ни и вокруг вре­ме­ни. 

– Он, долж­но быть, очень стар.

– Стар?

Она хихик­ну­ла и поскреб­ла лапой, похо­жей на клеш­ню, под­ло­кот­ник крес­ла. – Он стар­ше меня, он стар­ше это­го дома, он стар­ше тебя – всех, вме­сте взя­тых. Год для него – как вздох, а десять лет – как тик-так для часов. Она гово­ри­ла загад­ка­ми. Но одно каза­лось ясным – след от Элай­джи Бил­линг­то­на и его дел тянул­ся дале­ко в про­шлое, воз­мож­но, даже за Ричар­да Бил­линг­то­на. Так что же открыл Элай­джа Бил­линг­тон? И поче­му он так вне­зап­но поки­нул род­ные бере­га и вер­нул­ся на англий­скую зем­лю, отку­да его пред­ки при­бы­ли мно­го деся­ти­ле­тий тому назад? Пер­во­на­чаль­но пока­зав­ше­е­ся мне несо­мнен­ным пред­по­ло­же­ние о том, что Элай­джа убрал­ся после исчез­но­ве­ния индей­ца Ква­ми­са, дабы не быть вовле­чен­ным в жут­кие и опас­ные собы­тия, теперь уже не каза­лось столь оче­вид­ным. Но если это не так, како­ва же истин­ная при­чи­на побе­га Элай­джи? Ничто не ука­зы­ва­ло на пре­сле­до­ва­ние его со сто­ро­ны вла­сти, никто не соби­рал­ся при­вле­кать его к ответ­ствен­но­сти за стран­ные исчез­но­ве­ния людей.

Ста­ру­ха мол­ча­ла. Где-то в доме тика­ли часы. Кот встал у нее на коле­нях, выгнул чер­ную спи­ну и спрыг­нул на пол. – Кто послал тебя сюда, незна­ко­мец? – вдруг спро­си­ла она.

– Никто меня не посы­лал. Я сам при­шел.

– Такие, как ты, не при­хо­дят без при­чи­ны. Ты, слу­чай­но, не от шери­фа? Я заве­рил ее, что нет.

– И ты не вла­де­ешь Стар­шим Зна­ком?

И сно­ва я отве­тил отри­ца­тель­но.

– Осто­рож­нее ходи и гово­ри, ина­че Те, Вовне, уви­дят и услы­шат тебя. Или Хозя­ин уви­дит и услы­шит. А Хозя­ин не любит людей, кото­рые зада­ют вопро­сы или рыс­ка­ют вокруг, а когда Хозя­и­ну не нра­вит­ся, Хозя­ин при­зы­ва­ет Его с неба или из хол­мов, где Оно лежит. По пово­ду этой части ста­ру­хи­ных выска­зы­ва­ний мне ниче­го не при­хо­ди­ло в голо­ву, хотя я и не сомне­вал­ся в искрен­но­сти мис­сис Бишоп. Она твер­до вери­ла в то, что гово­ри­ла; она мог­ла не пол­но­стью пони­мать зна­че­ние все­го ска­зан­но­го, но вери­ла в какую-то чуже­род­ную силу, кото­рая про­яв­ля­ет­ся по-раз­но­му и все­гда враж­деб­но по отно­ше­нию к чело­ве­че­ству. В этом у меня не было ни малей­ших сомне­ний. Ино­гда в ее речах чув­ство­вал­ся пла­мень веры, и я был удив­лен, узнав из даль­ней­ших рас­спро­сов, что она кон­гре­га­ци­о­на­лист­ка и стой­ко верит в Гос­по­да⁷, хоть это и несо­по­ста­ви­мо с ее стра­хом перед незем­ны­ми суще­ства­ми.

Ухо­дя от мис­сис Бишоп, я созна­вал, что тем­ные воды, в кото­рых мы оба – я и мой кузен – плы­вем, без­бреж­ны для любо­го из нас. Лег­кая шизо­фре­ния, полу­чен­ная Амбро­зом под воз­дей­стви­ем это­го дома и это­го леса, услож­ни­ла дело, и, воз­мож­но, когда-нибудь мне при­дет­ся отка­зать­ся от его помо­щи; если же я ока­жусь слиш­ком сла­бым для таких поис­ков – толь­ко Гос­подь выяс­нит, что же это за тем­ные силы. В сво­ем нынеш­нем умо­на­стро­е­нии, даже не вла­дея всем необ­хо­ди­мым зна­ни­ем, я допус­кал суще­ство­ва­ние этих зага­доч­ных сил, зата­ив­ших­ся рядом и жела­ю­щих уни­что­жить люд­ской род. 

Я ехал домой в глу­бо­кой задум­чи­во­сти, теря­ясь во мно­же­стве откры­тий, откры­ва­ю­щих вход, но не даю­щих выхо­да из лаби­рин­та кори­до­ров, каж­дый из кото­рых вел к смер­тель­но­му кон­цу. В этом мрач­ном настро­е­нии я нако­нец добрал­ся до дома, где застал мое­го кузе­на рабо­та­ю­щим в каби­не­те. Оче­вид­но, он не пред­по­ла­гал, что я вер­нусь домой так рано, посколь­ку при моем появ­ле­нии тороп­ли­во отло­жил свои бума­ги, но я успел раз­гля­деть в его руках стран­ные диа­грам­мы и кар­ты. На скрыт­ность Амбро­за я отве­тил скрыт­но­стью и не стал объ­яс­нять, где был, укло­нив­шись от рас­спро­сов, чем в нема­лой сте­пе­ни раз­до­са­до­вал его, хоть он не выра­зил это не еди­ным сло­вом. Каза­лось, он стес­нял­ся мое­го при­сут­ствия и, не сомне­ва­юсь, он думал обо мне то же самое. К сча­стью, день закан­чи­вал­ся. Я вос­поль­зо­вал­ся пер­вой же воз­мож­но­стью после вечер­ней тра­пезы уйти в свою ком­на­ту – сослал­ся на голов­ную боль, что, впро­чем, было неда­ле­ко от исти­ны, если допу­стить, что хаос в мыс­лях может быть экви­ва­лен­том пси­хи­че­ско­го рас­строй­ства, похо­же­го на голов­ную боль. 

При­ни­мая во вни­ма­ние слу­чив­ше­е­ся этой ночью, я хотел упо­тре­бить все силы для дока­за­тель­ства реаль­но­сти моей болез­ни или како­го-то необыч­но­го воз­дей­ствия на меня. Да, мои мыс­ли хао­тич­ны, но я не был настоль­ко рас­стро­ен, что­бы допус­кать воз­мож­ность бре­да. На самом деле я почти сохра­нил бди­тель­ность, веро­ят­но, из-за инстинк­тив­но­го ожи­да­ния, что нечто необъ­яс­ни­мое может слу­чить­ся в любой момент. 

Вечер начал­ся, как и преды­ду­щий, с демо­ни­че­ско­го пис­ка лягу­шек, он рос над боло­том меж­ду баш­ней и домом, дела­ясь оглу­ши­тель­но гром­ким. Солн­це едва зашло, и я еще не вер­нул­ся в мою ком­на­ту, когда раз­дал­ся их писк. Нет, не так, как мог бы ожи­дать нату­ра­лист – несколь­ко проб­ных пере­кли­чек здесь и там; они нача­ли орать сра­зу пол­но­звуч­ным хором, слов­но по пред­ва­ри­тель­но­му сиг­на­лу, через несколь­ко минут после захо­да солн­ца на запа­де. 

В сво­ем уеди­не­нии я все отчет­ли­вее ощу­щал этот хор, хотя в моей ком­на­те он был слы­шен сла­бее.

Решив не давать воли сво­е­му вооб­ра­же­нию, я спе­ци­аль­но взял­ся за кни­гу, кото­рую все­гда тас­кал с собой в поезд­ках («Ветер в ивах»

Кен­не­та Грэ­ма⁸), и вер­нул­ся к при­клю­че­ни­ям этих пре­ми­лых пер­со­на­жей – Кро­та, Жабы и Кры­сы, – как все­гда при­со­еди­нив­шись к ним; мне не потре­бо­ва­лось мно­го вре­ме­ни, что­бы отвлечь­ся от все­го и ока­зать­ся в Англии, в пре­лест­ной сель­ской глу­ши, на той веч­ной реке, что течет в род­ной стране неза­бы­ва­е­мых пер­со­на­жей Грэ­ма. Я читал дол­го и, хотя не мог пол­но­стью отклю­чить­ся от лягу­ша­чьей воз­ни, успел с голо­вой уйти в кни­гу. Когда я нако­нец отло­жил ее, при­бли­жал­ся полу­ноч­ный час и гор­ба­тый месяц катил­ся к запад­ной части неба, начав свой путь на восто­ке от зени­та. Я пога­сил свет, что­бы дать отдох­нуть гла­зам. Сам я еще не устал, и меня немно­го бес­по­ко­и­ла затя­нув­ша­я­ся без­де­я­тель­ность моз­га. Такое состо­я­ние вла­де­ло мной доволь­но дол­гое вре­мя, пока загад­ки семьи Бил­линг­то­нов вновь не пред­ста­ли перед моим внут­рен­ним взо­ром. 

Я ломал голо­ву в поис­ках раци­о­наль­но­го зер­на, когда вдруг услы­шал, что дверь ком­на­ты мое­го кузе­на откры­лась, и он вышел в зал. Он, оче­вид­но, направ­лял­ся к камен­ной башне; и у меня мгно­вен­но воз­ник­ло жела­ние удер­жать его, но я не сде­лал это­го. Было слыш­но, как он спус­ка­ет­ся по лест­ни­це, а затем закры­лась наруж­ная дверь. Я про­шел через зал в его ком­на­ту, отку­да мог взгля­нуть вниз, на лужай­ку, через кото­рую Амброз дол­жен был прой­ти в сто­ро­ну опуш­ки леса меж­ду домом, боло­том и баш­ней. Я уви­дел его иду­щим там, и вновь меня охва­ти­ло жела­ние пой­ти за ним. Но я отго­во­рил себя – мне меша­ло некое подо­бие стра­ха, и к тому же у меня не было уве­рен­но­сти, что

Амброз ходит во сне, как это было в про­шлые ночи. Воз­мож­но, он бодр­ство­вал и в этом слу­чае мог силь­но оби­деть­ся на то, что я пре­сле­дую его. 

Неко­то­рое вре­мя я сто­ял в нере­ши­тель­но­сти, а потом сооб­ра­зил, что путь кузе­на мож­но про­сле­дить доволь­но про­стым спо­со­бом – спу­стить­ся в каби­нет, вска­раб­кать­ся к окну в свин­цо­вом пере­пле­те и посмот­реть сквозь бес­цвет­ный фраг­мент стек­ла в цен­тре на баш­ню; лун­ный свет поз­во­лит мне раз­гля­деть, появит­ся ли мой кузен там, в про­де­лан­ном им отвер­стии. Пока я раз­ду­мы­вал, Амброз уже навер­ня­ка достиг сво­ей цели, если толь­ко и впрямь направ­лял­ся к башне; поэто­му, отбро­сив коле­ба­ния, я пошел в тем­но­те, уже доста­точ­но зна­ко­мый с внут­рен­ней пла­ни­ров­кой дома, пря­мо в каби­нет. Добрав­шись до окна и погля­дев на него, я сно­ва пора­зил­ся эффек­ту, с каким сия­ю­щий лун­ный свет отра­жал­ся от раз­но­цвет­но­го стек­ла; это при­да­ва­ло окну заме­ча­тель­но живой вид, слов­но что-то дви­га­лось в нем, отбра­сы­вая бли­ки по все­му каби­не­ту. 

Как и рань­ше, я вска­раб­кал­ся на книж­ный шкаф и застыл, всмат­ри­ва­ясь вдаль сквозь чистое стек­ло в цен­тре. Я был уже готов к неожи­дан­ным эффек­там и зага­доч­ным иллю­зи­ям. Но в этот раз, на пер­вый взгляд, ника­ких иллю­зий не было, раз­ве толь­ко непро­пор­ци­о­наль­ное уве­ли­че­ние. Пей­заж в окне ока­зал­ся тем, что я и ждал, но пред­ста­вал при све­те, кото­рый был гораз­до ярче лун­но­го, хоть и схо­же­го оттен­ка, слов­но раз­ли­тая вокруг белая хмарь слег­ка изме­ни­ла фор­мы, цве­та и тени, при­дав им нечто чуже­род­ное и зага­доч­ное. Сре­ди это­го пей­за­жа воз­вы­ша­лась баш­ня – толь­ко теперь она была бли­же, чем в про­шлый раз, не даль­ше края леса, но про­пор­ции и пер­спек­ти­ва сохра­ни­лись. 

Мое вни­ма­ние, одна­ко, было боль­ше заня­то не пер­спек­ти­вой или осве­ще­ни­ем, более ярким, чем от ущерб­но­го меся­ца, но самой баш­ней. Несмот­ря на позд­нюю ночь, я вполне отчет­ли­во видел сво­е­го кузе­на, сто­я­ще­го на неболь­шой верх­ней пло­щад­ке внут­ри баш­ни; верх­нюю часть тела он высу­нул из отвер­стия и сто­ял, про­тя­нув обе руки к небе­сам, к запа­ду, где в этот час очень низ­ко над гори­зон­том сия­ли звез­ды и созвез­дия зим­них ночей: Аль­де­ба­ран в Гиа­дах, часть Ори­о­на и чуть выше – Сири­ус, Капел­ла, Кастор и Пол­лукс; хоро­шо был виден и Сатурн, хотя и в неко­то­рой дым­ке от бли­зо­сти луны. Как я осо­знал позд­нее, кузен видел­ся мне все отчет­ли­вей, но в тот момент меня это не зани­ма­ло – я видел нечто боль­шее. Все окру­жа­ю­щее ста­ло лишь деко­ра­ци­ей для невы­ра­зи­мо ужас­ных виде­ний, пред­став­ших пре­до мной. 

Мой кузен был не один.

Его окру­жа­ли вытя­ги­ва­ю­щи­е­ся наро­сты (я не нахо­жу дру­го­го сло­ва), не имев­шие, каза­лось, ни нача­ла, ни кон­ца и посто­ян­но меня­ю­щи­е­ся; они были явно живые. Каж­дый нарост, я бы ска­зал, одно­вре­мен­но похо­дил на змею, кры­су и огром­ное аморф­ное чудо­ви­ще из тех дои­сто­ри­че­ских вре­мен, когда тва­ри еще не поки­ну­ли пер­во­на­чаль­ные топи. Вокруг Амбро­за я мог видеть и дру­гие, не под­да­ю­щи­е­ся опи­са­нию, суще­ства. На самой кры­ше, по обе сто­ро­ны от кузе­на, рас­по­ла­га­лись два жабо­по­доб­ных созда­ния; они непре­стан­но изме­ня­ли свой облик, и от них исхо­ди­ли, непо­нят­но каким обра­зом, визг и жут­кое завы­ва­ние, кото­рое впле­та­лось в лягу­ша­чий хор, под­няв­ший­ся теперь до высот насто­я­щей како­фо­нии. А в воз­ду­хе око­ло Амбро­за пари­ли змее­по­доб­ные созда­ния с урод­ли­вы­ми голо­ва­ми и непро­пор­ци­о­наль­но боль­ши­ми ког­ти­сты­ми ниж­ни­ми конеч­но­стя­ми; они с лег­ко­стью дер­жа­лись в воз­ду­хе при помо­щи чер­ных эла­стич­ных кры­льев необы­чай­ной, чудо­вищ­ной вели­чи­ны. 

Разу­ме­ет­ся, это неве­ро­ят­ное зре­ли­ще в любое дру­гое вре­мя мог­ло заста­вить меня отшат­нуть­ся, но теперь моя есте­ствен­ная защит­ная реак­ция была мгно­вен­ной, посколь­ку с неко­то­рых пор я был готов к любым гал­лю­ци­на­ци­ям. Впро­чем, если у меня еще оста­ва­лась спо­соб­ность сооб­ра­жать и разум не оста­вил меня, то все, уви­ден­ное мной, суще­ство­ва­ло на самом деле неза­ви­си­мо от мое­го вооб­ра­же­ния. 

Даль­ше – боль­ше. Извне к башне посто­ян­но при­бы­ва­ли суще­ства с кры­лья­ми лету­чих мышей, то види­мые, то неви­ди­мые и слов­но усколь­за­ю­щие в иное изме­ре­ние; аморф­ные игро­ки на флей­тах рас­са­жи­ва­лись по кры­ше, меняя свою вели­чи­ну от чудо­вищ­но гро­мад­ной до кар­ли­ко­вой; те суще­ства в про­стран­стве перед моим кузе­ном, кото­рых я назвал наро­ста­ми, были так отвра­ти­тель­ны в сво­их изви­ва­ни­ях, что я не смог выне­сти их вида и отвел гла­за, наде­ясь, что все это лишь иллю­зия, а реаль­ность – при­выч­ный, зали­тый лун­ным све­том пей­заж, кото­рый я желал уви­деть. Сло­во «изви­ва­ния», теперь совер­шен­но не под­хо­ди­ло к тому, что на самом деле совер­ша­лось перед моим потря­сен­ным взо­ром, посколь­ку Суще­ство, вна­ча­ле воз­ник­шее как некое иска­жен­ное явле­ние в про­стран­стве и застыв­шее перед Амбро­зом на башне, теперь посте­пен­но пре­вра­ща­лось в гро­мад­ную аморф­ную мас­су изме­ня­ю­щей­ся чешуй­ча­той пло­ти с без­оста­но­воч­но дви­жу­щи­ми­ся туда- сюда бес­чис­лен­ны­ми щупаль­ца­ми и отрост­ка­ми раз­лич­ной дли­ны и вида.

Кро­ме того, у баш­ни появи­лись: ужас­ное, покры­тое чер­ной шер­стью суще­ство с гро­мад­ны­ми крас­ны­ми гла­за­ми, откры­ва­ю­щи­ми­ся в раз­лич­ных частях тела; дья­воль­ское чудо­ви­ще о вось­ми ногах, слеп­лен­ное, каза­лось, из мас­сы съе­жив­ших­ся туло­вищ со щупаль­ца­ми, пре­вос­хо­дя­щи­ми его в сот­ни раз и вели­чи­ной и весом – они отхле­сты­ва­ли назад машу­щи­ми дви­же­ни­я­ми, а кон­цы их бук­валь­но теря­лись и рас­тво­ря­лись в про­стран­стве, когда баг­ро­вое тело откры­ва­ло гро­мад­ный глаз, что­бы взгля­нуть на мое­го кузе­на и раз­дви­га­ло гро­мад­ную яму рта, из кото­рой выры­ва­лись дикие, хоть и при­глу­шен­ные, вопли. К этим зву­кам флей­ти­сты и ква­ка­ю­щие пев­цы в боло­те доба­ви­ли свою дикую музы­ку невы­но­си­мой мощи; в этих завы­ва­ни­ях я без­оши­боч­но раз­ли­чал голос мое­го кузе­на – он доно­сил­ся до моих ушей, слов­но отвра­ти­тель­ная насмеш­ка над всем, что свой­ствен­но чело­ве­ку, и напол­нял меня такой жутью, таким без­огляд­ным стра­хом, како­го я нико­гда не знал рань­ше – ведь сре­ди изда­ва­е­мых им зву­ков слы­ша­лось имя, упо­ми­на­ние кото­ро­го в этих местах было чре­ва­то неве­ро­ят­ным ужа­сом: «Н’гаи, н’г­ха’­г­хаа, йэ! ха-Йог- Сотот!» И все уто­па­ло в жут­ком живот­ном шуме, раз­но­ся­щем­ся по все­му миру, и я отпря­нул от окна, опять настиг­ну­тый все­про­ни­ка­ю­щим злом. 

Я сполз на пол, рух­нул на одно коле­но и мгно­ве­ние оста­вал­ся в этом поло­же­нии, пока при­хо­дил в себя; затем встал, шата­ясь и со стра­хом при­слу­ши­ва­ясь к зву­кам извне; но мне ниче­го не было слыш­но, и теперь, сби­тый с тол­ку и неспо­соб­ный понять, что слу­чи­лось, я сно­ва стал взби­рать­ся на верх шка­фа, хотя гораз­до боль­ше мне хоте­лось обра­тить­ся в бег­ство. Мыс­ли мои спу­та­лись, но я чув­ство­вал, что еще раз дол­жен взгля­нуть на камен­ную баш­ню в лесу. Так, одно­вре­мен­но поры­ва­ясь впе­ред и пятясь назад, я все-таки вер­нул­ся в мою преж­нюю пози­цию и выгля­нул нару­жу. 

Я уви­дел баш­ню, уви­дел лес, зали­тый лун­ным све­том, и луну на запа­де. От одной из звезд вытя­ги­ва­лась лен­той сла­бая колы­шу­ща­я­ся дым­ка, едва види­мая и исче­за­ю­щая, как некое экто­плаз­ма­ти­че­ское явле­ние, и кро­ме того – ниче­го! Баш­ня сто­я­ла пустая, и хотя лягу­ша­чий хор еще зву­чал рит­мич­но, все дру­гие зву­ки пре­кра­ти­лись; ниче­го и нико­го не было на башне и вокруг нее. Мгно­ве­ние я сто­ял, при­жав­шись лицом к стек­лу, недо­вер­чи­во всмат­ри­ва­ясь в про­ис­хо­дя­щее сна­ру­жи; затем я сооб­ра­зил, что мой кузен в насто­я­щий момент дол­жен воз­вра­щать­ся назад – может быть, он уже при­бли­жа­ет­ся к дому, ведь у меня про­па­ло вся­кое чув­ство вре­ме­ни; и я тороп­ли­во рети­ро­вал­ся, кинув взгляд на пустын­ный и тихий пей­заж за окном. 

Я быст­ро спу­стил­ся на пол, поки­нул каби­нет и пря­ми­ком напра­вил­ся вниз, в мою ком­на­ту; едва я успел дой­ти до нее, как услы­хал стук две­ри и шаги мое­го кузе­на. При­слу­шав­шись, я вздрог­нул от ужа­са. Это были навер­ня­ка шаги не одно­го чело­ве­ка! Какие они были мед­лен­ные и тяже­лые! А эти голо­са, что пере­шеп­ты­ва­лись у под­но­жия лест­ни­цы! 

– Дав­нень­ко не вида­лись! – про­из­нес стран­но гор­тан­ный, но, несо­мнен­но, при­над­ле­жав­ший мое­му кузе­ну голос.

– Да, Хозя­ин.

– Замет­ны изме­не­ния? 

– Нет, толь­ко в лице и одеж­де.

– Дале­ко побы­вал?

– Во Мна­ре и Кар­ко­зе. А ты, Хозя­ин?

– Во мно­гих местах, во мно­гих лицах. Из вре­ме­ни ушед­ше­го и вре­ме­ни насту­пив­ше­го. Гово­ри тише, здесь опас­но. В этих сте­нах – посто­рон­ний моей кро­ви.

– Мне спать?

– Нуж­да­ешь­ся в этом?

– Нет.

– Отдох­ни пока и подо­жди. Утром будет как все­гда.

– Да, Хозя­ин. Если я тебе пона­доб­люсь, я – в кухон­ном чулан­чи­ке, как рань­ше.

– Постой. Зна­ешь, какой у людей год?

– Нет, Хозя­ин. Сколь­ко я ски­тал­ся? Два года? Десять?

Хихи­ка­нье Амбро­за было поис­ти­не зло­ве­щим.

– Все­го лишь дуно­ве­ние вре­ме­ни! Боль­ше, чем два­дцать раз по десять. Про­изо­шли боль­шие изме­не­ния, хотя Вла­сте­ли­ны Древ­но­сти их пред­ви­де­ли и дали нам знать. Ты уви­дишь все сам.

– Спо­кой­ной ночи, Хозя­ин.

– Да, хоро­шо ска­за­но! Дав­но ты не желал мне спо­кой­ной ночи в этих сте­нах. Отды­хай как сле­ду­ет, нам пред­сто­ит потру­дить­ся – все при­го­то­вить для Них и открыть путь.

После­до­вав­шую тиши­ну нару­ша­ли толь­ко мед­лен­ные шаги мое­го кузе­на.

После все­го, что я видел из окна каби­не­та, после под­слу­шан­но­го мною диа­ло­га, меня потря­сал любой, самый баналь­ный звук, и я уже начи­нал сомне­вать­ся в реаль­но­сти сво­их ощу­ще­ний! Мой кузен спу­стил­ся в холл, вошел в свою ком­на­ту и закрыл за собой дверь. Несколь­ко раз скрип­ну­ла его кро­вать, а затем все стих­ло.

Моим пер­во­на­чаль­ным инстинк­тив­ным жела­ни­ем было тут же бежать, но бег­ство мог­ло вызвать подо­зре­ния и враж­деб­ность, чего бы мне не хоте­лось. И вме­сте с пер­вым поры­вом при­шла запоз­да­лая реак­ция – ощу­ще­ние того, что Амброз навсе­гда поки­нул меня. Я решил: что бы ни уго­то­ви­ла мне судь­ба, мне нуж­но непре­мен­но еще раз уви­деть док­то­ра Хар­пе­ра, изло­жить ему в хро­но­ло­ги­че­ской после­до­ва­тель­но­сти все, что про­изо­шло, и пока­зать бума­ги из биб­лио­те­ки мое­го кузе­на. Кро­ме того, перед тем как поки­нуть этот дом, я дол­жен под­го­то­вить инструк­цию для того, кто доб­ро­воль­но возь­мет­ся решать загад­ки Бил­линг­тон­ско­го леса и рас­кры­вать тай­ны ужас­ных собы­тий в Дан­ви­че. Этой ночью я не спал. 

***  

Утром, опа­са­ясь любой неожи­дан­но­сти, я поз­во­лил себе спу­стить­ся вниз не рань­ше, чем это сде­лал кузен. Мои стра­хи, одна­ко, ока­за­лись напрас­ны­ми – я застал Амбро­за за при­го­тов­ле­ни­ем зав­тра­ка. Он казал­ся по-насто­я­ще­му бод­рым, и его вид частич­но рас­се­ял мои стра­хи. Более того, он был необыч­но мно­го­сло­вен и выра­зил надеж­ду, что болот­ный хор не раз­бу­дил меня рань­ше вре­ме­ни. 

Я уве­рил его, что нет.

Кузен доба­вил, что лягуш­ки были чрез­вы­чай­но гром­ко­го­ло­сы, но он наде­ет­ся най­ти спо­соб умень­шить их чис­лен­ность.

Его пред­ло­же­ние сра­зу встре­во­жи­ло меня, и мне при­шлось напом­нить ему о пре­ду­пре­жде­нии Элай­джи, на что Амброз улыб­нул­ся, как мне пока­за­лось, очень злоб­но и отстра­нен­но, слов­но инструк­ции пред­ка его теперь не бес­по­ко­и­ли. Такая необыч­ная реак­ция еще боль­ше напу­га­ла меня, но я пони­мал, что необ­хо­ди­мо скры­вать свои чув­ства.

Он ска­зал – он дол­жен будет про­ве­сти вне дома боль­шую часть дня и наде­ет­ся, что меня не оби­дит его отсут­ствие. Про­сто есть рабо­та в лесу, кото­рую надо сде­лать.

Я скрыл свое мгно­вен­но воз­ник­шее лико­ва­ние по это­му пово­ду: ведь отсут­ствие кузе­на даст мне воз­мож­ность лег­ко­го досту­па к его бума­гам в каби­не­те. Одна­ко, счи­тая себя обя­зан­ным выгля­деть достой­но при любых обсто­я­тель­ствах, я спро­сил Амбро­за, не могу ли я чем­ли­бо помочь ему.

Он улыб­нул­ся.

– Это вели­ко­душ­но с тво­ей сто­ро­ны, Сти­вен. Но – я забыл ска­зать тебе – мне уже помо­га­ют. Я нанял чело­ве­ка в тот день, когда ты отсут­ство­вал, и теперь дол­жен пре­ду­пре­дить тебя, что­бы ты не тре­во­жил­ся. У него стран­ная мане­ра раз­го­ва­ри­вать, и его одеж­да тебе может пока­зать­ся необыч­ной. Он насто­я­щий инде­ец.

Мне не уда­лось скрыть свое изум­ле­ние.

– Ты удив­лен?

– Я пора­жен. Где же ты нашел индей­ца в этих кра­ях?

– А, он при­шел, и я нанял его. Кого толь­ко не встре­тишь на этих хол­мах! Мы закон­чи­ли зав­тра­кать. Он встал и при­го­то­вил­ся мыть тарел­ки, а затем, повер­нув­шись ко мне, ска­зал еще одну, поис­ти­не дья­воль­скую вещь: – Стран­ное сов­па­де­ние, кото­рое ты дол­жен оце­нить по досто­ин­ству.

Его зовут Ква­мис. 

Часть 3.
РАССКАЗ УИНФИЛДА ФИЛЛИПСА 

Сти­вен Бейтс появил­ся в каби­не­те док­то­ра Сене­ки Лафа­ма на тер­ри­то­рии сту­ден­че­ско­го город­ка Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та неза­дол­го до полу­дня седь­мо­го апре­ля 1924 года. Сюда его напра­вил док­тор Эрми­тейдж Хар­пер, быв­ший слу­жа­щий биб­лио­те­ки. Пере­до мной пред­стал муж­чи­на с при­ят­ной внеш­но­стью, лет око­ло соро­ка семи, с начи­на­ю­щей про­би­вать­ся седи­ной. Было вид­но, что он пыта­ет­ся дер­жать себя в руках, хотя на самом деле осно­ва­тель­но встре­во­жен и воз­буж­ден; я при­чис­лил его к нев­ро­ти­кам и потен­ци­аль­ным исте­ри­кам. Он при­нес объ­е­ми­стую руко­пись, пред­став­ляв­шую отчет о неко­то­рых вещах, про­ис­хо­див­ших с ним, а так­же копии доку­мен­тов и писем, име­ю­щих пря­мое отно­ше­ние к этим собы­ти­ям. 

Док­тор Лафам, зара­нее пре­ду­пре­жден­ный об этом визи­те звон­ком док­то­ра Хар­пе­ра, был чрез­вы­чай­но заин­те­ре­со­ван во встре­че с Бейт­сом; это поз­во­ли­ло мне пред­по­ло­жить, что руко­пись посвя­ще­на неко­то­рым аспек­там антро­по­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний, кото­рые столь доро­ги мое­му шефу. Посе­ти­тель пред­ста­вил­ся и изъ­явил жела­ние неза­мед­ли­тель­но, без лиш­них пре­ди­сло­вий рас­ска­зать свою исто­рию. Не дожи­да­ясь при­гла­ше­ния, он при­сту­пил к рас­ска­зу, пыл­ко­му и непо­сле­до­ва­тель­но­му, за кото­рым я едва успе­вал сле­дить из-за напы­щен­ной, ста­ро­мод­ной мане­ры изло­же­ния. Впро­чем, моя реак­ция для Бейт­са ниче­го не зна­чи­ла. Дру­гое дело – шеф. Он слу­шал, мрач­но под­жав губы и насу­пив бро­ви, отре­шен­ный от все­го. Он явно при­дал боль­шое зна­че­ние исто­рии Бейт­са, кото­рая изли­ва­лась нескон­ча­е­мым пото­ком, пока рас­сказ­чик вдруг не замолк в глу­бо­кой задум­чи­во­сти; затем, помол­чав, Бейтс про­тя­нул руко­пись док­то­ру Лафа­му и настой­чи­во попро­сил неза­мед­ли­тель­но про­чи­тать ее. 

К мое­му удив­ле­нию, тот сра­зу же согла­сил­ся, открыл пакет и с огром­ным вни­ма­ни­ем углу­бил­ся в чте­ние, пере­да­вая мне про­чи­тан­ные листы. Я вос­при­ни­мал эти экс­тра­ор­ди­нар­ные запис­ки со все воз­рас­та­ю­щим инте­ре­сом, осо­бен­но уси­лив­шим­ся при виде дро­жа­щих рук док­то­ра Лафа­ма. Закон­чив читать рань­ше меня (на это ему потре­бо­ва­лось око­ло часа – руко­пись лег­ко чита­лась), он вни­ма­тель­но посмот­рел на наше­го посе­ти­те­ля и заста­вил его изло­жить исто­рию до кон­ца. Но Бейтс отве­тил, что все уже сооб­щил, и боль­ше ему рас­ска­зы­вать не о чем. Было ясно, что ему уда­лось снять копии со всех доку­мен­тов, отно­ся­щих­ся к дан­но­му вопро­су. 

– Вам никто не мешал?

– Нет. Ни разу. Толь­ко после того как я закон­чил, вер­нул­ся мой кузен. Тогда же я впер­вые уви­дел индей­ца. Он был кра­си­во наря­жен и выгля­дел при­мер­но так, как в нашем пред­став­ле­нии дол­жен был выгля­деть нар­ран­га­сет. Амбро­зу тре­бо­ва­лась моя помощь.

– Неуже­ли? Что же ему было нуж­но от вас?

– Я так понял, что ни он, ни инде­ец, ни оба вме­сте не могут спра­вить­ся с тем кам­нем, кото­рый мой кузен вывер­нул из кры­ши баш­ни. Я пред­по­ло­жил, что это выше чело­ве­че­ских сил, и ска­зал ему об этом. Но мой кузен заявил, что я смо­гу под­нять камень, а затем уне­сти его и зако­пать подаль­ше от баш­ни. Я сде­лал так, как он про­сил, безо вся­ко­го тру­да и даже без его помо­щи. – И что же, ваш кузен совсем не помог вам?

– Нет. И инде­ец тоже.

Мой шеф дал посе­ти­те­лю каран­даш и лист бума­ги.

– Не мог­ли бы вы нари­со­вать план окрест­но­стей баш­ни и при­бли­зи­тель­но ука­зать место, где вы зако­па­ли камень.

Недо­уме­ва­ю­щий Бейтс так и сде­лал. С бес­страст­ным лицом док­тор Лафам взял листок и при­ло­жил его к послед­ним стра­ни­цам руко­пи­си, кото­рые я уже успел вер­нуть ему. Затем он отки­нул­ся назад в сво­ем крес­ле и скре­стил руки на гру­ди. – Не кажет­ся ли вам подо­зри­тель­ным, что ваш кузен не пред­ло­жил вам помочь? 

– Вовсе нет. Мы про­сто поспо­ри­ли, и я выиг­рал спор. Есте­ствен­но, я и не ожи­дал его помо­щи, так как если бы про­иг­рал я, выиг­рал бы он. – Это все, чего он хотел? 

– Да.

– Вы обна­ру­жи­ли там какие-либо дока­за­тель­ства того, чем зани­мал­ся ваш кузен?

– О да. Похо­же, они с индей­цем рас­чи­ща­ли место вокруг баш­ни. Я уви­дел, что отпе­чат­ки лап и кры­льев, заме­чен­ные мной в про­шлый раз, заме­те­ны и уни­что­же­ны. Я спро­сил Амбро­за об этом, но он с небреж­ным видом толь­ко и ска­зал, что я, навер­но, уди­вил­ся, уви­дев их. – А не слиш­ком ли хоро­шо ваш кузен пони­ма­ет, что вы инте­ре­су­е­тесь тай­ной Бил­линг­тон­ско­го леса?

– Да, конеч­но.

– Не мог­ли бы вы мне на вре­мя оста­вить эту руко­пись?

Он сна­ча­ла коле­бал­ся, но затем согла­сил­ся, раз уж это чем-то мог­ло помочь док­то­ру Лафа­му, кото­рый заве­рил, что тот может на него вся­че­ски рас­счи­ты­вать. Но было вид­но, что Бейтс рас­ста­ет­ся с руко­пи­сью неохот­но и не жела­ет, что­бы мы ее кому-нибудь пока­зы­ва­ли. Шеф пообе­щал не пока­зы­вать. – Могу ли я еще быть вам чем-нибудь поле­зен, док­тор Лафам? – спро­сил он. – Да, есть еще одна вещь, кро­ме все­го про­че­го.

– Я очень хочу разо­брать­ся в этой исто­рии и, есте­ствен­но, сде­лаю все, что в моих силах.

– Тогда поез­жай­те домой.

– В Бостон?

– Да. И немед­лен­но.

– Но я же не могу вот так про­сто оста­вить его на про­из­вол судь­бы запро­те­сто­вал Бейтс. – Более того, он запо­до­зрил бы меня. – Вы про­ти­во­ре­чи­те себе, мистер Бейтс. Абсо­лют­но неваж­но, запо­до­зрит он вас или нет. Насколь­ко я понял из ваше­го рас­ска­за, кузен в состо­я­нии сам спра­вить­ся со всем, что ему угро­жа­ет.

Бейтс улыб­нул­ся какой-то маль­чи­ше­ской улыб­кой, полез во внут­рен­ний кар­ман, достал пись­мо и поло­жил его перед моим шефом.

– Взгля­ни­те и суди­те сами, может ли он решить свои про­бле­мы в оди­ноч­ку. Док­тор Лафам мед­лен­но про­чи­тал пись­мо и вло­жил его обрат­но в кон­верт.

– Да, он стал намно­го уве­рен­нее после того, как напи­сал вам пись­мо с прось­бой при­е­хать.

С этим посе­ти­тель согла­сил­ся. Но он все еще коле­бал­ся, не изме­нить ли ему свой план и не вер­нуть­ся ли в дом кузе­на. Он хотел остать­ся там подоль­ше, что­бы его уход не выгля­дел столь поспеш­ным.

– Я думаю, луч­шее, что вы може­те сде­лать, это вер­нуть­ся в Бостон пря­мо сей­час, но если вы хоти­те остать­ся, я все же пред­ла­гаю сокра­тить вре­мя ваше­го пре­бы­ва­ния у кузе­на насколь­ко воз­мож­но, напри­мер до трех дней. А на обрат­ном пути в Бостон, преж­де чем сесть в поезд, зай­ди­те к нам.

С этим посе­ти­тель согла­сил­ся и встал, соби­ра­ясь идти.

– Одну мину­ту, мистер Бейтс, – ска­зал док­тор Лафам.

Шеф пере­сек каби­нет, открыл сейф, что-то достал из него и вер­нул­ся к сво­е­му сто­лу. Он поло­жил пред­мет, выну­тый из сей­фа, перед Бейт­сом.

– Вы когда-нибудь виде­ли что-либо подоб­ное, мистер Бейтс? Посе­ти­тель осмот­рел вещи­цу: неболь­шую гем­му высо­той око­ло семи дюй­мов с изоб­ра­же­ни­ем вось­ми­но­го­го мон­стра, голо­ва кото­ро­го окан­чи­ва­лась чем-то похо­жим на клюв и соеди­ня­лась с каки­ми-то щупаль­ца­ми, с парой кры­льев за спи­ной и рас­то­пы­рен­ны­ми зло­ве­щи­ми ког­тя­ми.

Бейтс смот­рел заво­ро­жен­но, а док­тор Лафам тер­пе­ли­во ждал. – Это похо­же, хотя и не совсем, на тех существ, кото­рых я видел ночью из окна каби­не­та совсем недав­но, – нако­нец отве­тил Бейтс.

– Но вы нико­гда не встре­ча­ли гем­му тако­го рода? – наста­и­вал док­тор Лафам.

– Нет, нико­гда.

– И даже изоб­ра­же­ния?

Бейтс пока­чал голо­вой.

– Это похо­же на то суще­ство, кото­рое лета­ло воз­ле баш­ни и, может быть, оста­ви­ло отпе­чат­ки на сне­гу, но так­же и на суще­ство, с кото­рым раз­го­ва­ри­вал мой кузен.

– Зна­чит, вы застиг­ли их во вре­мя раз­го­во­ра?

– Я спе­ци­аль­но не думал об этом, но такое воз­мож­но.

– То есть меж­ду ними была некая связь.

Бейтс все еще не сво­дил глаз с гем­мы, про­ис­хо­дя­щей, насколь­ко я пом­нил, из Антарк­ти­ки.

– Это ужас­но, – ска­зал он нако­нец.

– Да, это дей­стви­тель­но так. И что самое ужас­ное, скуль­птор мог запе­чат­леть это суще­ство, лишь гля­дя на живую модель.

Бейтс скор­чил гри­ма­су и пока­чал голо­вой.

– Я не верю в это.

– Мы не зна­ем, мистер Бейтс. Но ино­гда мно­гие с лег­ко­стью верят в самые обыч­ные сплет­ни и в то же вре­мя не дове­ря­ют соб­ствен­ным ощу­ще­ни­ям, все отно­ся к гал­лю­ци­на­ци­ям. Он пожал пле­ча­ми. Взял гем­му, неко­то­рое вре­мя смот­рел на нее и затем сно­ва поло­жил на стол.

– Как знать, мистер Бейтс. Эта рабо­та при­ми­тив­на, замы­сел тоже. Вы, конеч­но, захо­ти­те вер­нуть­ся к кузе­ну, в этом нет сомне­ния, хотя я наста­и­ваю на Бостоне.

Бейтс трях­нул голо­вой, пожал док­то­ру Лафа­му руку и ушел. Док­тор под­нял­ся и слег­ка потя­нул­ся. Я ожи­дал, что он выра­зит жела­ние отпра­вить­ся на обед – было уже за пол­день. Но он, наобо­рот, сно­ва сел, при­дви­нул к себе руко­пись Бейт­са и начал про­ти­рать очки. Видя мое удив­ле­ние, он ухмыль­нул­ся.

– Боюсь, вы не очень серьез­но вос­при­ня­ли исто­рию Бейт­са. – Это, конеч­но, слиш­ком стран­ная вер­сия, что­бы объ­яс­нить исчез­но­ве­ния людей.

– Не более стран­ная, чем сами эти исчез­но­ве­ния. Я соби­ра­юсь серьез­но занять­ся этим делом. – Но ведь вы же не вери­те ниче­му из того, что он тут набол­тал, ведь так? Он отки­нул­ся назад, дер­жа очки в руке и гля­дя на меня:

– Вы еще слиш­ком моло­ды, мой маль­чик.

Затем он про­чел мне малень­кую лек­цию, кото­рую я слу­шал со все воз­рас­тав­шим удив­ле­ни­ем, совсем поза­быв о голо­де.

– Мне необ­хо­ди­мо осно­ва­тель­но озна­ко­мить­ся с его руко­пи­сью, – ска­зал он, – что­бы при­кос­нуть­ся к тому огром­но­му запа­су зна­ний и легенд о ста­рин­ных куль­тах, осо­бен­но пер­во­быт­ных, а так­же о раз­лич­ных пере­жит­ках, дошед­ших с неко­то­ры­ми изме­не­ни­я­ми до наших дней. Напри­мер, в уда­лен­ных рай­о­нах Азии рас­пло­ди­лись неве­ро­ят­ные куль­ты, кото­рые всплы­ва­ют сей­час в раз­ных местах.

Он напом­нил мне гипо­те­зу Ким­ми­ча о том, что циви­ли­за­ция Чиму вырос­ла в нед­рах Китая, хотя, пред­по­ло­жи­тель­но, к момен­ту ее суще­ство­ва­ния Китая еще не было. Рискуя ска­тить­ся в баналь­ность, он сно­ва напом­нил мне об изоб­ра­же­ни­ях и стран­ных скульп­ту­рах на ост­ро­ве Пас­хи и в Перу. Несо­мнен­но, по ним все­гда мож­но про­сле­дить раз­ви­тие куль­тов – ино­гда в пер­во­на­чаль­ном виде, ино­гда – видо­из­ме­нен­ных, но все­гда без­оши­боч­но узна­ва­е­мых. В арий­ской циви­ли­за­ции, кото­рая, воз­мож­но, до наших вре­мен сохра­ни­ла сви­де­тель­ства этих пере­жит­ков, суще­ство­ва­ли дру­и­ди­че­ские риту­а­лы, с одной сто­ро­ны, и риту­а­лы чер­ной и белой магии – с дру­гой, осо­бен­но в неко­то­рых частях Фран­ции и на Бал­ка­нах. – Не при­хо­ди­ло ли вам на ум, что все пере­чис­лен­ные фети­ши име­ли опре­де­лен­ное сход­ство? 

Я ска­зал, что осно­ва у куль­тов все­гда одна и та же.

Он сослал­ся на неко­то­рые сооб­ра­же­ния, кото­рые выше это­го фун­да­мен­таль­но­го сход­ства. Далее он пред­по­ло­жил, что идея воз­вра­ще­ния идо­лов нико­им обра­зом не была навя­за­на какой-либо груп­пе, про­сто име­лись опре­де­лен­ные тре­вож­ные симп­то­мы, ука­зы­ва­ю­щие на суще­ство­ва­ние каких-то укром­ных угол­ков зем­ли и убеж­да­ю­щие веру­ю­щих в боже­ствен­но­сти неких существ, и эта боже­ствен­ность, про­яв­ля­ю­ща­я­ся в чуже­род­но­сти их чело­ве­че­ству и всей зем­ле, при­вле­ка­ла веру­ю­щих. А по сути сво­ей это было зло. Док­тор Лафам под­нял баре­льеф и подер­жал его на весу. – Вы зна­ешь, что его при­ве­зен из Антарк­ти­ки; но что вы ска­же­те о его пред­на­зна­че­нии? – Если бы я начал гадать, я бы ска­зал, что это идея древ­них скуль­пто­ров, кон­цеп­ция, кото­рую индей­цы назы­ва­ют «Вен­ди­го».

– Непло­хая догад­ка, если не учи­ты­вать того, что зна­ния об Антарк­ти­ке пред­по­ла­га­ют нали­чие подоб­ных существ, ана­ло­гич­ных антарк­ти­че­ско­му «Вен­ди­го». Нет, эта вещь была най­де­на в глы­бе льда. Воз­раст ее огро­мен. На самом-то деле, похо­же, она была сде­ла­на еще до циви­ли­за­ции Чиму. Воз­мож­но, вы буде­те удив­ле­ны, узнав, что подоб­ные скульп­ту­ры нахо­ди­ли в раз­ные вре­ме­на. Мы можем про­сле­дить исто­рию таких нахо­док от докро­ма­ньон­ской эпо­хи, и даже рань­ше, от пер­вых рост­ков того, что мы назы­ва­ем чело­ве­че­ской циви­ли­за­ци­ей; мы обна­ру­жим их в сред­них веках, во вре­ме­на дина­стии Минь; мы най­дем их в Рос­сии в пери­од прав­ле­ния Пав­ла I, на Гавай­ях и в Вест-Индии. Совсем недав­но их нашли на Яве, а так­же в Мас­са­чу­сет­се. Вы може­те думать об этом все, что вам угод­но, но в насто­я­щий момент меня это пора­зи­ло по дру­гой при­чине. Дело в том, что неко­то­рые части этой фигу­ры похо­жи на то, с чем столк­нул­ся Амброз Деворт, когда оста­но­вил­ся в Дан­ви­че, что­бы най­ти доро­гу к дому мис­сис Бишоп. Помни­те, к нему еще при­ста­ли с раз­го­во­ра­ми два дере­вен­ских обо­рван­ца, спра­ши­вая, есть ли у него «Знак».

– То есть вы пред­по­ла­га­е­те, что суще­ству­ет живая модель для этой гем­мы? – спро­сил я. – Конеч­но же, она не сто­я­ла перед носом у худож­ни­ка, – отве­тил он хму­ро, – но я не слиш­ком занос­чив, что­бы отри­цать эту воз­мож­ность.

– Коро­че, вы вери­те в исто­рию, кото­рую нам рас­ска­зал Бейтс? – Очень боюсь, что это прав­да, пусть и с неко­то­ры­ми пре­уве­ли­че­ни­я­ми.

– Из обла­сти пси­хи­ат­рии, конеч­но, – не очень веж­ли­во заме­тил я. – Очень часто вера воз­ни­ка­ет безо вся­ких сви­де­тельств и ей труд­но родить­ся, если есть дока­за­тель­ства, кото­рые ей не нуж­ны.

Он пока­чал голо­вой.

– Наде­юсь, вы заме­ти­ли сов­па­де­ние одно­го из имен с име­нем ваше­го пред­ка – пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са?

– Да, заме­тил.

– Я не хотел бы, что­бы это выгля­де­ло так, слов­но я поль­зу­юсь удоб­ным слу­ча­ем, но не мог­ли бы вы загля­нуть доста­точ­но глу­бо­ко в исто­рию семьи, что­бы дать мне крат­кую био­гра­фи­че­скую справ­ку об этом джентль­мене, кото­рый не сошел­ся во мне­ни­ях с Элай­джей Бил­линг­то­ном?

– Боюсь, что в его жиз­ни не было ниче­го при­ме­ча­тель­но­го. Он про­жил после это­го недол­го и здо­ро­во дис­кре­ди­ти­ро­вал себя, пыта­ясь собрать весь тираж той кни­ги о кол­дов­стве и сжечь его. 

– Вам это ни о чем не гово­рит, если учи­ты­вать ска­зан­ное руко­пи­си мисте­ра Бейт­са?

– Это навер­ня­ка сов­па­де­ние.

– Я пола­гаю, что это боль­ше, чем сов­па­де­ние. Дей­ствия ваше­го пред­ка похо­жи на дей­ствия чело­ве­ка, кото­рый под­пал под власть дья­во­ла и хочет отречь­ся от веры. 

Док­тор Лафам не был лег­ко­мыс­лен­ным чело­ве­ком, и за вре­мя рабо­ты с ним я не раз стал­ки­вал­ся со стран­ны­ми собы­ти­я­ми и фак­та­ми. То, что извест­ные явле­ния, под­твер­жда­ю­щие его кон­цеп­ции, нахо­ди­лись в отда­лен­ных, почти недо­ступ­ных угол­ках пла­не­ты, не исклю­ча­ло суще­ство­ва­ния подоб­ных явле­ний в нашей окру­ге. Я вспом­нил недав­ний слу­чай, когда док­тор Лафам затро­нул тему неко­то­рых ужас­ных пере­жит­ков, свя­зан­ных с иде­ей парал­лель­ных миров и чре­ва­тых послед­стви­я­ми, страш­ны­ми до немо­ты. 

– Вы подо­зре­ва­е­те, что Элай­джа Бил­линг­тон общал­ся с дья­во­лом? – Я мог бы отве­тить и поло­жи­тель­но, и отри­ца­тель­но. Судя по тому, что нам извест­но, его мож­но с уве­рен­но­стью назвать при­вер­жен­цем дья­во­ла. Элай­джа Бил­линг­тон был чело­ве­ком, дале­ко обо­гнав­шим свое вре­мя и гораз­до более умным, чем все его совре­мен­ни­ки. Он мог рас­по­зна­вать гра­ни­цы ужас­но­го, стал­ки­ва­ясь с ним. Он прак­ти­ко­вал раз­лич­ные риту­а­лы и цере­мо­нии, несо­мнен­но, отно­ся­щи­е­ся к дикой древ­но­сти. Он так­же знал, как избе­жать неже­ла­тель­ных послед­ствий, по край­ней мере, так мне кажет­ся. Я думаю, что необ­хо­ди­мо тща­тель­но изу­чить доку­мен­ты и руко­пи­си, и не соби­ра­юсь терять ни одной мину­ты. – Мне кажет­ся, что вы при­да­е­те слиш­ком боль­шое зна­че­ние этим рос­сказ­ням. Он пока­чал голо­вой.

– Мы при­вык­ли при­ве­ши­вать ярлы­ки тем явле­ни­ям, кото­рые пока не пони­ма­ем, или же тем, что не впи­сы­ва­ют­ся в уже сло­жив­ши­е­ся науч­ные пред­став­ле­ния; нам про­ще ска­зать: «сов­па­де­ния», «гал­лю­ци­на­ция». Отно­си­тель­но собы­тий, про­изо­шед­ших в Бил­линг­тон­ском лесу и в Дан­ви­че, я готов при­знать, что это выше чело­ве­че­ско­го пони­ма­ния и что мож­но гово­рить о сов­па­де­нии, когда одно­вре­мен­но с ростом непо­нят­ной актив­но­сти в Бил­линг­тон­ском лесу про­ис­хо­дят стран­ные исчез­но­ве­ния в Дан­ви­че и его окрест­но­стях. Мы можем почти не при­ни­мать в рас­чет руко­пись Бейт­са, раз­ве что те фак­ты, кото­рые он про­ци­ти­ро­вал и кото­рые мы без тру­да можем отыс­кать сами, если захо­тим дис­кре­ди­ти­ро­вать напи­сан­ное Бейт­сом. Но эти собы­тия повто­ря­ют­ся, по край­ней мере, три­жды в одном поко­ле­нии уже более двух­сот лет под­ряд. Я не сомне­ва­юсь, что они свя­за­ны с кол­дов­ством. И очень похо­же, что постра­да­ли и умер­ли имен­но те люди, кото­рые столк­ну­лись с явле­ни­я­ми, ока­зав­ши­ми­ся выше их уров­ня пони­ма­ния. Со вре­мен охо­ты на ведьм про­шло не так мно­го лет, а исте­рия и попу­сти­тель­ство все­гда оста­ва­лись свой­ства­ми, без кото­рых немыс­лим чело­век. Во вре­ме­на Элай­джи неко­то­рые про­блес­ки исти­ны уло­ви­ли пре­по­доб­ный Уорд Фил­липс и жур­на­лист Джон Дра­вен, что и при­ве­ло их к Бил­линг­то­ну. Затем с ними что-то слу­чи­лось. Дра­вен исчез и про­де­лал обыч­ный путь всех жертв из Дан­ви­ча; Уорд Фил­липс не смог ниче­го вспом­нить о сво­ей поезд­ке к Бил­линг­то­ну, кро­ме того, что он ездил туда, но в резуль­та­те пытал­ся уни­что­жить свою кни­гу, содер­жа­щую ссыл­ки на собы­тия подоб­но­го рода, имев­шие место десят­ки лет назад. Сей­час к нам обра­ща­ет­ся мистер Бейтс, столк­нув­ший­ся с необъ­яс­ни­мой враж­деб­но­стью Амбро­за Девор­та – и это после того, как сам же кузен послал ему пись­мо, исступ­лен­но моля о помо­щи. Меж­ду всем этим есть кака­я­то связь.

Я не воз­ра­жал.

– Мне извест­ны пред­по­ло­же­ния, что сам дом явля­ет собой зло; Бейтс в сво­ей руко­пи­си под­твер­жда­ет это и пред­ла­га­ет тео­рию физи­че­ской оста­точ­но­сти, но я думаю, что здесь есть нечто боль­шее, куда боль­шее – нечто неве­ро­ят­но таин­ствен­ное и злое; имен­но оно кро­ет­ся за уже извест­ны­ми собы­ти­я­ми.

Тон док­то­ра Лафа­ма исклю­чал вся­кие сомне­ния в серьез­но­сти его отно­ше­ния к руко­пи­си Бейт­са. Воз­мож­но, он хотел про­дол­жить ее. А то, как он носил­ся по ком­на­те, сни­мая с полок раз­лич­ные кни­ги, сви­де­тель­ство­ва­ло о том, что он дей­стви­тель­но не соби­ра­ет­ся терять вре­ме­ни даром. 

Шеф сде­лал пау­зу, что­бы пред­ло­жить мне схо­дить пообе­дать и пере­дать запис­ку док­то­ру Эрми­тей­джу Хар­пе­ру, кото­рую немед­лен­но напи­сал, сло­жил и, запе­ча­тав в кон­верт, вру­чил мне с пре­ду­пре­жде­ни­ем, что­бы я как сле­ду­ет пообе­дал, ибо «мы можем про­пу­стить ужин». Когда я, пообе­дав, вер­нул­ся спу­стя три чет­вер­ти часа, я застал док­то­ра Лафа­ма окру­жен­но­го кни­га­ми и бума­га­ми; сре­ди них была огром­ная кни­га со штам­пом биб­лио­те­ки Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та, несо­мнен­но, при­слан­ная по прось­бе мое­го шефа. Стра­ни­цы руко­пи­си

Бейт­са были рас­сор­ти­ро­ва­ны, а неко­то­рые – поме­че­ны.

– Могу ли я чем-то помочь?

– В дан­ный момент – лишь сво­и­ми сооб­ра­же­ни­я­ми, Фил­липс. Сади­тесь.

Он встал и про­шел к окну, отку­да мог видеть двор перед биб­лио­те­кой и огром­но­го сто­ро­же­во­го пса на цепи.

– Я часто думаю о том, – ска­зал он, – как счаст­ли­вы мно­гие люди, не уме­ю­щие сопо­став­лять фак­ты, кото­ры­ми они рас­по­ла­га­ют. Напри­мер, Бейтс. Он запи­сал то, что каза­лось раз­роз­нен­ны­ми све­де­ни­я­ми, он посто­ян­но ука­зы­ва­ет на ужас­ную дей­стви­тель­ность, но ред­ко пыта­ет­ся столк­нуть­ся с ней лицом к лицу. Он ищет объ­яс­не­ния в исче­за­ю­щих пред­рас­суд­ках и куль­тах, кото­рые не име­ют под собой ника­кой реаль­ной поч­вы, кро­ме обыч­ной веры обыч­но­го чело­ве­ка. Если бы обыч­ный чело­век смог пред­ста­вить себе все вели­ко­ле­пие Все­лен­ной, если бы имел воз­мож­ность взгля­нуть на вну­ша­ю­щие ужас глу­би­ны боль­шо­го Кос­мо­са, он, веро­ят­но, сошел бы с ума или отверг бы эти зна­ния, назвав их пред­рас­суд­ка­ми. С дру­ги­ми веща­ми – то же самое. Бейтс выстро­ил цепь из собы­тий, про­ис­хо­див­ших в тече­ние двух­сот лет, а может, и боль­ше, и у него была воз­мож­ность решить загад­ку Бил­линг­тон­ско­го леса, но он не смог это­го сде­лать. Он раз­гля­ды­ва­ет фак­ты, как раз­роз­нен­ные зубья пилы, дела­ет какие-то пред­ва­ри­тель­ные заклю­че­ния, напри­мер, о том, что его пре­док Элай­джа Бил­линг­тон зани­мал­ся зага­доч­ны­ми, воз­мож­но, пре­ступ­ны­ми дела­ми, кото­рые неиз­мен­но сопро­вож­да­лись стран­ным исчез­но­ве­ни­ям людей. Но он не идет до кон­ца. Он видит и слы­шит опре­де­лен­ные фено­ме­ны, но начи­на­ет спо­рить со сво­и­ми соб­ствен­ны­ми чув­ства­ми, коро­че, он – все­го-навсе­го обыч­ный чело­век, кото­рый, ока­зав­шись лицом к лицу с реаль­ны­ми дока­за­тель­ства­ми, пред­по­чи­та­ет усо­мнить­ся в сво­их чув­ствах. Он пишет о «вооб­ра­же­нии» и «гал­лю­ци­на­ци­ях», одна­ко доста­точ­но честен для уступ­ки: мол, его реак­ция «нор­маль­ная». В кон­це кон­цов, он не смог най­ти глав­но­го клю­ча к загад­ке, ему не хва­ти­ло сме­ло­сти, что­бы сло­жить воеди­но име­ю­щи­е­ся у него клоч­ки исти­ны и полу­чить в резуль­та­те нечто более важ­ное, чем все эти наме­ки. Он бежит и выкла­ды­ва­ет про­бле­му док­то­ру Хар­пе­ру и мне. Я спро­сил, под­твер­ди­лось ли пред­по­ло­же­ние о том, что руко­пись Бейт­са – скру­пу­лез­ный отчет о реаль­ных фак­тах?

– Я думаю, что выбор у нас не боль­шой. Руко­пись или досто­вер­на, или нет. Если мы отри­ца­ем ее досто­вер­ность, то при­хо­дим к отри­ца­нию собы­тий, уже извест­ных, запи­сан­ных, засви­де­тель­ство­ван­ных и вошед­ших в исто­рию. Если мы при­ни­ма­ем толь­ко эти извест­ные фак­ты, тогда, веро­ят­но, будем трак­то­вать как сов­па­де­ния все собы­тия, кото­рые здесь запи­са­ны, несмот­ря на то, что сред­нее ариф­ме­ти­че­ское этих сов­па­де­ний пре­вы­ша­ет про­гноз, сде­лан­ный с помо­щью любых мате­ма­ти­че­ских рас­че­тов. Поэто­му выбо­ра у нас нет.

Руко­пись Бейт­са сооб­ща­ет о собы­ти­ях, свя­зан­ных с кон­крет­ны­ми исто­ри­че­ски­ми места­ми и лица­ми. И нако­нец, если пред­ло­жить, что в неко­то­рых частях руко­пи­си Бейт­са изло­же­ны вооб­ра­жа­е­мые явле­ния, тогда сле­ду­ет ука­зать на исто­ки тако­го вне­зем­но­го поле­та фан­та­зии – ведь изло­же­ние Бейт­са очень чет­кое, почти науч­ное; оно содер­жит дета­ли, кото­рые застав­ля­ют пред­по­ло­жить, что он дей­стви­тель­но видел нечто подоб­ное тому, что опи­сы­вал. Но даже если наста­и­вать, что эти тща­тель­но опи­сан­ные созда­ния – все­го лишь порож­де­ния ноч­но­го кош­ма­ра, то все рав­но нуж­но дока­зать их про­ис­хож­де­ние, посколь­ку любое суще­ство, при­ду­ман­ное или явив­ше­е­ся в кош­ма­ре, цели­ком созда­ет­ся из преды­ду­ще­го жиз­нен­но­го опы­та и все­го состо­я­ния пси­хи­ки, или же при­дет­ся при­знать, что эти созда­ния суще­ству­ют сами по себе. А как раз это и слу­жит нашей цели – то есть, руко­пись осно­ва­на на под­лин­ных фак­тах; и мы долж­ны про­дол­жить поис­ки в этом направ­ле­нии. Если оши­бем­ся, вре­мя попра­вит. 

Он вер­нул­ся к сто­лу и сел.

– Вспом­ни­те, что во вре­мя пер­во­го года сво­е­го обу­че­ния здесь вы чита­ли о неко­то­рых любо­пыт­ных молит­вах, имев­ших хож­де­ние на Пона­пе, что на Каро­лин­ских ост­ро­вах, а так­же о веро­ва­ни­ях, каса­ю­щих­ся созда­ния морей и Водя­но­го Суще­ства, о кото­ром сна­ча­ла дума­ли, что это подо­бие рыбье­го боже­ства Даго­на. Одна­ко або­ри­ге­ны утвер­жда­ли, что Он выше Даго­на, что Дагон и его Глу­бо­ко­вод­ные лишь слу­жат Ему. Такой пере­жи­ток широ­ко рас­про­стра­нен, хотя и не слиш­ком хоро­шо изве­стен науч­ной обще­ствен­но­сти. Но как раз мате­ри­а­лы, свя­зан­ные с этим мифом, были опуб­ли­ко­ва­ны, вви­ду неко­то­рых неожи­дан­ных откры­тий: были обна­ру­же­ны стран­ные мута­ции на телах тузем­цев, погиб­ших при кораб­ле­кру­ше­нии дале­ко от бере­га. Они заклю­ча­лись в раз­ви­тии пер­во­род­ных жабр, неко­е­го подо­бия щупаль­цев, рас­ту­щих из тела, а в одном слу­чае – даже воз­ник­но­ве­нии гла­за в обла­сти покры­то­го чешу­ей пуп­ка у одной из жертв. Так вот, все эти тузем­цы, насколь­ко извест­но, при­над­ле­жа­ли к сек­те веру­ю­щих в Мор­ско­го Бога. Я пом­ню заяв­ле­ние одно­го из ост­ро­ви­тян о том, что их бог явил­ся со звезд. Ты зна­ешь о пора­зи­тель­ном сход­стве веро­ва­ний Майя, дру­и­дов и про­чих с мифа­ми об Атлан­ти­де, и мы про­дол­жа­ем нахо­дить и дру­гие чер­ты сход­ства, в част­но­сти, в леген­дах о свя­зи оке­а­на с небе­са­ми. К при­ме­ру, бог Кецаль­ко­атль явно име­ет парал­ле­ли с эллин­ским Атла­сом – он тоже в неком месте в Атлан­ти­че­ском оке­ане дер­жит мир на сво­их пле­чах. Такие парал­ле­ли мы наблю­да­ем не толь­ко в рели­ги­ях, но и в обыч­ных леген­дах, как, напри­мер, в леген­де о пре­вра­ще­нии веру­ю­щих в гиган­тов, кото­рые вышли, пред­по­ло­жи­тель­но, из моря – из запад­ных морей, если быть точ­ным – как и гре­че­ские Тита­ны, ост­ров­ные гиган­ты испан­ских легенд и вели­ка­ны Кор­ну­ол­ла из зато­нув­шей Лио­не­зии. Я рас­суж­даю об этом, что­бы под­черк­нуть любо­пыт­ную связь с тра­ди­ци­ей, ухо­дя­щей кор­ня­ми в пер­во­быт­ное вре­мя, когда вери­ли, что чудо­вищ­ные суще­ства появ­ля­ют­ся из моря; эта вера, оче­вид­но, пере­рос­ла во вто­рич­ное веро­ва­ние о про­ис­хож­де­нии гиган­тов. И мы не долж­ны удив­лять­ся таким дока­за­тель­ствам, как най­ден­ное на Пона­пе, посколь­ку пре­це­дент уже есть; но нас долж­ны удив­лять и даже пора­жать про­ис­хо­див­шие там физи­че­ские изме­не­ния, кото­рые объ­яс­ня­ют­ся пока толь­ко тем­ны­ми наме­ка­ми (без фак­тов, разу­ме­ет­ся) на то, что яко­бы име­ла место чув­ствен­ная связь меж­ду мор­ски­ми созда­ни­я­ми и неко­то­ры­ми або­ри­ге­на­ми Каро­лин­ских ост­ро­вов. Но нау­ка, не рас­по­ла­гая поло­жи­тель­ны­ми дока­за­тель­ства­ми суще­ство­ва­ния подоб­ных мор­ских созда­ний, про­сто- напро­сто отри­ца­ет такие фак­ты. Мута­ции оце­ни­ва­ют­ся как «нега­тив­ное» дока­за­тель­ство и, сле­до­ва­тель­но, непри­ем­ле­мое; тща­тель­но раз­ра­ба­ты­ва­ют­ся объ­яс­не­ния лишь для того, что­бы пока­зать, что все это дав­но извест­но, а або­ри­ге­ны явля­ют­ся лишь носи­те­ля­ми «регрес­сии» и «ата­виз­ма» – и инци­дент объ­яв­ля­ет­ся исчер­пан­ным. Но если вы, или я, или кто-нибудь дру­гой решит­ся свя­зать кон­цы с кон­ца­ми, то обна­ру­жит­ся, что эти явле­ния встре­ча­лись на нашей пла­не­те несколь­ко раз и что у них пора­зи­тель­но мно­го обще­го. Ни у кого, одна­ко, нет жела­ния пред­при­нять бес­страст­ное изу­че­ние этих, каза­лось бы, изо­ли­ро­ван­ных фено­ме­нов, пото­му что, как и в слу­чае с мисте­ром Бейт­сом, дает о себе знать обык­но­вен­ный чело­ве­че­ский страх перед тем, что может быть обна­ру­же­но. Вот и полу­ча­ет­ся, что луч­ше не тре­во­жить эти сто­ро­ны бытия, посколь­ку страш­но то, что скры­ва­ет­ся за ними, а с этим никто из нас не готов бороть­ся. 

Я вспом­нил свя­зан­ные с Каро­лин­ски­ми ост­ро­ва­ми собы­тия и согла­сил­ся. Не со всем, конеч­но, а толь­ко с выво­дом мое­го шефа отно­си­тель­но руко­пи­си Бейт­са, хотя при этом я подо­зре­вал, что он спе­ци­аль­но заста­вил меня вспом­нить о всех выше­упо­мя­ну­тых явле­ни­ях. 

А он про­дол­жал с дотош­но­стью объ­яс­нять.

– У мно­гих наро­дов есть схо­жие мифы о пер­вых оби­та­те­лях зем­ли – суще­ствах дру­гой расы, изгнан­ных за свои тем­ные дела «Стар­ши­ми Бога­ми», кото­рые запе­ча­та­ли их во вре­ме­ни и про­стран­стве. Эти суще­ства, изгнан­ные и запе­ча­тан­ные страш­ны­ми и неодо­ли­мы­ми печа­тя­ми, про­дол­жа­ли жить «вовне», вне вре­ме­ни и про­стран­ства, но не остав­ля­ли попы­ток вос­ста­но­вить свое поло­же­ние на зем­ле и кон­троль над «низ­ши­ми» суще­ства­ми, здесь оби­та­ю­щи­ми, – низ­ши­ми, веро­ят­но, пото­му, что по зако­нам изгнан­ных, носив­ших раз­лич­ные име­на, наи­бо­лее извест­ное из кото­рых – «Вла­сти­те­ли Древ­но­сти», им слу­жи­ли мно­гие при­ми­тив­ные наро­ды, такие, напри­мер, как або­ри­ге­ны ост­ро­вов Пона­пе. Более того, эти «Вла­сти­те­ли Древ­но­сти» весь­ма недоб­ро­же­ла­тель­ны, а барье­ры, кото­рые отде­ля­ют чело­ве­че­ство от пара­ли­зу­ю­ще­го ужа­са, вызы­ва­е­мо­го изгнан­ны­ми, весь­ма про­из­воль­ны и не слиш­ком надеж­ны.

– Но это сле­ду­ет толь­ко из руко­пи­си Бейт­са и сопут­ству­ю­щих доку­мен­тов! – запро­те­сто­вал я. – Вовсе нет. Это было извест­но за деся­ти­ле­тия до появ­ле­ния руко­пи­си Бейт­са.

– Бейтс, долж­но быть, овла­дел эти­ми зна­ни­я­ми.

Мой шеф про­дол­жал хра­нить спо­кой­ствие и серьез­ность.

– Хотел бы напом­нить, что некая ужас­ная и чрез­вы­чай­но ред­кая кни­га была напи­са­на о «Вла­сти­те­лях Древ­но­сти» и свя­зи людей с ними в 730 году нашей эры в Дамас­ке араб­ским поэтом по име­ни Абдул Аль-Хаз­ред, кото­ро­го мол­ва при­зна­ла сума­сшед­шим; он назвал свою кни­гу «Аль Азиф», хотя сей­час в опре­де­лен­ных тай­ных кру­гах более извест­но ее гре­че­ское назва­ние – «Некро­но­ми­кон». Я пола­гаю, что, если это леген­дар­ное уче­ние было запи­са­но фак­ти­че­ски тыся­че­ле­тие тому назад, а неко­то­рые фено­ме­ны, не свя­зан­ные с чело­ве­ком, про­яв­ля­ют­ся и в наши дни, зна­чит, мы име­ем под­твер­жде­ние неко­то­рых аспек­тов араб­ско­го тек­ста; и не сле­ду­ет счи­тать дан­ные фено­ме­ны пло­да­ми вооб­ра­же­ния или резуль­та­том махи­на­ций отдель­ных людей.

– Ну хоро­шо. Про­дол­жай­те.

– Вели­кие Ста­рей­ши­ны, – про­дол­жал он, – име­ют некую связь с эле­мен­та­ми зем­ли, воды, воз­ду­ха и огня, из кото­рых они отча­сти состо­ят; они спо­соб­ны пере­ме­щать эти эле­мен­ты в некой вза­и­мо­за­ви­си­мо­сти, а сверхъ­есте­ствен­ные спо­соб­но­сти поз­во­ля­ют им быть нечув­стви­тель­ны­ми к про­стран­ству и вре­ме­ни, в силу чего они пред­став­ля­ют собою смер­тель­ную угро­зу как чело­ве­че­ству, так и все­му живо­му на Зем­ле, за кото­рую они ведут непре­рыв­ную борь­бу, что­бы вер­нуть­ся назад с помо­щью при­ми­тив­ных веру­ю­щих и сво­их после­до­ва­те­лей, име­ю­щих, по боль­шей части низ­кий уро­вень физи­че­ско­го и умствен­но­го раз­ви­тия, а в неко­то­рых слу­ча­ях, как это было на ост­ро­ве Пона­пе, – физио­ло­ги­че­ских мутан­тов. Эти при­ми­тив­ные после­до­ва­те­ли слу­жат свое­об­раз­ны­ми «кана­ла­ми», через кото­рые Вла­сти­те­ли Древ­но­сти и их незем­ные созда­ния могут вхо­дить или быть «при­зва­ны» в наш мир, в каком бы про­стран­стве и вре­ме­ни они ни нахо­ди­лись, посред­ством опре­де­лен­ных молитв, частич­но запи­сан­ных ара­бом Абдул Аль-Хаз­ре­дом и дру­ги­ми, менее извест­ны­ми авто­ра­ми – эпи­го­на­ми, созда­ю­щи­ми свое соб­ствен­ное, парал­лель­ное зна­ние, ответв­ля­ю­ще­е­ся от основ­но­го, но допол­нен­ное раз­лич­ны­ми све­де­ни­я­ми, накоп­лен­ны­ми со вре­мен ара­ба. Здесь он сде­лал пау­зу и вни­ма­тель­но посмот­рел на меня.

– Вы сле­ди­те за моей мыс­лью?

Я заве­рил, что сле­жу.

– Отлич­но. Теперь, эти Вла­сти­те­ли Древ­но­сти, как я уже ска­зал, упо­ми­на­ют­ся под раз­лич­ны­ми име­на­ми. Есть низ­шие, кото­рых подав­ля­ю­щее боль­шин­ство. Эти не так сво­бод­ны, как выс­шие, а мно­гие из них под­чи­ня­ют­ся тем же зако­нам, что и чело­ве­че­ство. Пер­вый сре­ди выс­ших – Ктул­ху; он, как пред­по­ла­га­ет­ся, «не мертв, но спит» в каком­то неиз­вест­ном зато­нув­шем горо­де Р’лай­хе, о кото­ром одни авто­ры гово­рят, что он рас­по­ло­жен в Атлан­ти­де, дру­гие – в леген­дар­ной стране Му, а по мне­нию тре­тьих, этот город нахо­дит­ся в море, неда­ле­ко от побе­ре­жья Мас­са­чу­сет­са. 

Вто­рой сре­ди них – Хастур, или Тот, Кто Нена­зы­ва­ем, или же Хастур Без­молв­ный, что оби­та­ет пред­по­ло­жи­тель­но в Хали, что в Гиа­дах. Тре­тья – Шуб-Ниг­гу­рат, ужас­ная паро­дия на боже­ство пло­до­ро­дия.

Сле­ду­ю­щим идет Ньяр­латхо­теп – тот, кого опи­сы­ва­ют как «Послан­ца

Богов», а за ним – едва ли не самый могу­ще­ствен­ный из Вла­сти­те­лей

Древ­но­сти, зло­вред­ный Йог- Сотот, кото­рый делит свои вла­де­ния с Аза­то­том, лишен­ным разу­ма хао­сом, свив­шим гнез­до в цен­тре бес­ко­неч­но­сти. Я вижу по выра­же­нию глаз, что вы начи­на­е­те при­по­ми­нать неко­то­рые из этих имен. 

– Да, конеч­но. Все они есть в руко­пи­си.

– А так­же в доку­мен­тах. Кста­ти, Ньяр­латхо­теп часто появ­ля­ет­ся в ком­па­нии с созда­ни­я­ми, опи­сан­ны­ми как «безум­ные флей­ти­сты».

– Это его видел Бейтс!

– Да.

– Но тогда кто же были дру­гие?

– Об этом мы можем толь­ко гадать. Но, если Ньяр­латхо­те­па все­гда сопро­вож­да­ют безум­ные флей­ти­сты, веро­ят­но, он и есть одно из этих про­яв­ле­ний. Вла­сти­те­ли Древ­но­сти в неко­то­рой сте­пе­ни обла­да­ют спо­соб­но­стью внешне изме­нять­ся, хотя каж­дый из них, веро­ят­но, име­ет свой соб­ствен­ный облик. Абдул Аль-Хаз­ред опи­сал его как «без­ли­кий» тогда как Людвиг Принн в сво­ей кни­ге «De Vermis Mysteriis» ука­зы­ва­ет на то, что у Ньяр­латхо­те­па есть «все­ви­дя­щий глаз», а Фон Юнтц в сво­их «Невы­ра­зи­мых куль­тах» гово­рит, что он, как и дру­гой Вла­сти­тель Древ­но­сти (веро­ят­но, Ктул­ху), «укра­шен щупаль­ца­ми». Веро­ят­но, за эти­ми опи­са­ни­я­ми скры­ва­ет­ся то, что Бейтс опре­де­лил как «наро­сты».

Я был пора­жен этим раз­но­об­ра­зи­ем фак­тов, свя­зан­ных с при­ми­тив­ны­ми куль­та­ми и рели­ги­я­ми. Преж­де мой шеф нико­гда не упо­ми­нал об этих кни­гах. Отку­да он узнал о них?

– Еще бы, их непро­сто най­ти. Эта, – он посту­чал по зага­доч­ной кни­ге, кото­рую я уви­дел, вер­нув­шись после обе­да, – самая зна­ме­ни­тая из них, и я дол­жен вер­нуть ее вече­ром. Это латин­ская вер­сия «Некро­но­ми­ко­на», издан­ная Олау­сом Вер­ми­усом в сем­на­дца­том веке в Испа­нии. Похо­же, это та самая «Кни­га», кото­рая упо­мя­ну­та в запи­сях Бейт­са и доку­мен­тах; ее копии хра­нят­ся в Уиде­не­ре, в Бри­тан­ском музее, в уни­вер­си­те­тах Буэнос-Айре­са и Лимы, в Наци­о­наль­ной биб­лио­те­ке в Пари­же и у нас, в Мис­ка­то­ник­ском уни­вер­си­те­те. Гово­рят, что тай­но сде­лан­ная копия есть в Каи­ре, а еще одна – в биб­лио­те­ке Вати­ка­на в Риме; так­же пола­га­ют, что отдель­ные фраг­мен­ты кни­ги, тру­до­лю­би­во ско­пи­ро­ван­ные, попа­ли в част­ные руки, что как раз и обна­ру­жил Бейтс в биб­лио­те­ке сво­е­го кузе­на, ранее при­над­ле­жав­шей Элай­дже Бил­линг­то­ну. Ну а если ее уда­лось ско­пи­ро­вать Бил­линг­то­ну, поче­му бы это не сде­лать и еще кому-нибудь? 

Док­тор Лафам под­нял­ся и взял бутыл­ку ста­ро­го вина из буфе­та. Он налил себе бокал и стал отхле­бы­вать малень­ки­ми глот­ка­ми, сма­куя. Он сто­ял перед окном до тех пор, пока не нача­ли сгу­щать­ся сумер­ки и не послы­ша­лись вечер­ние зву­ки, харак­тер­ные для про­вин­ци­аль­но­го Арк­хэ­ма. Тут мой шеф повер­нул­ся и подо­шел к сто­лу. 

– Для нача­ла все­го это­го доста­точ­но, – ска­зал он.

– Вы пола­га­е­те, что я пове­рю в это? – спро­сил я.

– Ни в коем слу­чае. Конеч­но, нет. Но пред­по­ло­жим, что мы выдви­ну­ли рабо­чую гипо­те­зу, и теперь зай­мем­ся изу­че­ни­ем тай­ны Бил­линг­то­на как тако­вой. Я согла­сил­ся.

– Ну и хоро­шо. Давай­те нач­нем с Элай­джи – с кото­ро­го нача­ли Деворт и Бейтс. Я думаю, мы без коле­ба­ний можем согла­сить­ся с тем, что Элай­джа Бил­линг­тон зани­мал­ся каки­ми-то гнус­ны­ми дела­ми, что мог­ли быть, а мог­ли и не быть срод­ни кол­дов­ству; и так, веро­ят­но, дума­ли пре­по­доб­ный Уорд Фил­липс и Джон Дра­вен. У нас есть чет­кие дока­за­тель­ства того, что дея­тель­ность Элай­джи свя­за­на с лесом, и осо­бен­но со стран­ной камен­ной баш­ней посре­ди него; и мы зна­ем, что это про­ис­хо­ди­ло ночью – «после часа, когда накры­ва­ли ужин», по сло­вам сына Элай­джи, Лебе­на. К этим делам, како­вы бы они ни были, имел отно­ше­ние и инде­ец Ква­мис, хотя он, ско­рее все­го, выпол­нял вспо­мо­га­тель­ную роль. Маль­чик слы­шал, как инде­ец одна­жды упо­мя­нул в бла­го­го­вей­ном тоне имя того само­го Ньяр­латхо­те­па. Вме­сте с тем мы рас­по­ла­га­ем пись­ма­ми Бишо­па, из кото­рых вид­но, что Джо­на­тан Бишоп из Дан­ви­ча зани­мал­ся похо­жи­ми дела­ми. Пись­ма вполне недву­смыс­лен­ны. Джо­на­тан знал доста­точ­но, что­бы вызвать нечто с неба, но не доста­точ­но, что­бы закрыть отвер­стие для дру­гих или что­бы защи­тить себя. Тот, кто при­хо­дил на при­зыв чело­ве­ка, кто бы он ни был, исполь­зо­вал людей в каче­стве пищи. Если мы допу­стим это, мы раз­бе­рем­ся с мно­го­чис­лен­ны­ми исчез­но­ве­ни­я­ми людей, ни одно из кото­рых не было рас­кры­то! – Но как в таком слу­чае быть с запоз­да­лым появ­ле­ни­ем этих тел? – вос­клик­нул я. – Никто и нико­гда не смог объ­яс­нить, где они были. – Или – не были. Посколь­ку, я пола­гаю, они нахо­ди­лись в дру­гом изме­ре­нии. Ясно, что под­ра­зу­ме­ва­ет­ся нечто ужас­ное, что бы ни при­бы­ва­ло в ответ на зов. Оно было не все­гда одним и тем же – вспом­ним суть писем и инструк­ций, каса­ю­щих­ся раз­ных существ; и то, что они при­хо­дят из дру­го­го изме­ре­ния и вновь воз­вра­ща­ют­ся в это изме­ре­ние, обя­за­тель­но при­хва­тив с собой чело­ве­че­ское суще­ство – в виде пищи, или источ­ни­ка жиз­нен­ной силы, или кро­ви, или чего-то еще, о чем мы можем толь­ко дога­ды­вать­ся. Имен­но с этой целью, а заод­но что­бы заткнуть рот Джо­ну Дра­ве­ну, его накор­ми­ли нар­ко­ти­ком, вер­ну­ли в дом Бил­линг­то­на и исполь­зо­ва­ли в каче­стве жерт­вы – мане­ра похо­ди­ла на ту мане­ру, в кото­рой ото­мстил Джо­на­тан Бишоп шпи­о­нив­ше­му за ним Уил­бу­ру Кори. – Допус­кая все это, мы про­ти­во­ре­чим извест­ным фак­там, – ска­зал я. 

– Ну да. Это нуж­но видеть и пони­мать; и то, что это­го не осо­знал Бейтс, было серьез­ным изъ­я­ном в его рас­суж­де­ни­ях. Поз­воль­те мне выдви­нуть гипо­те­зу. Элай­джа Бил­линг­тон каким-то неиз­вест­ным спо­со­бом запо­лу­чил неко­то­рые зна­ния Вла­сти­те­лей Древ­но­сти. Он иссле­до­вал, про­дол­жал позна­ние и при опре­де­лен­ных обсто­я­тель­ствах выяс­нил, как мож­но исполь­зо­вать камен­ный круг и баш­ню на ост­ро­ве в при­то­ке Мис­ка­то­ни­ка – на реке, кото­рую Деворт одна­жды назвал Мис­ква­ма­ку­сом, буд­то бы не по сво­ей воле. Несмот­ря на свою скрыт­ность, Элай­джа, конеч­но, не мог предот­вра­тить слу­чай­ные посе­ще­ния леса оби­та­те­ля­ми Дан­ви­ча. Воз­мож­но, он успо­ка­и­вал себя тем, что потом все мож­но будет сва­лить на Бишо­па. Он посте­пен­но осва­и­вал «Некро­но­ми­кон», соби­рая его по частям со все­го мира, но в то же вре­мя начал нерв­ни­чать, почув­ство­вав, сколь обшир­на и гро­мад­на вне­зем­ной бес­ко­неч­но­сти, кото­рой он достиг. Его выпад про­тив дра­ве­нов­ско­го обо­зре­ния кни­ги пре­по­доб­но­го Уор­да Фил­лип­са симп­то­ма­ти­чен по двум при­чи­нам – Элай­джа начал подо­зре­вать, что он – ору­дие в чьих-то руках, и начал бороть­ся про­тив внеш­не­го при­нуж­де­ния. Этот взрыв и смерть Дра­ве­на ста­ли куль­ми­на­ци­ей дела. Бил­линг­тон заста­вил Ква­ми­са уйти и, поль­зу­ясь зна­ни­я­ми, почерп­ну­ты­ми из «Некро­но­ми­ко­на», запе­ча­тал сде­лан­ное им «отвер­стие», так же, как до того запе­ча­тал «отвер­стие», появив­ше­е­ся после исчез­но­ве­ния Бишо­па, а затем убрал­ся в Англию, что­бы избе­жать ответ­ствен­но­сти за дея­ния зло­ве­щих сил в лесу. 

– Зву­чит логич­но.

– Теперь, исхо­дя из этой гипо­те­зы, взгля­нем на инструк­ции, остав­лен­ные Элай­джей Бил­линг­то­ном в Мас­са­чу­сет­се.

Он выбрал из руко­пи­си Бейт­са лист бума­ги и под­нес побли­же к све­ту настоль­ной лам­пы под зеле­ным аба­жу­ром.

– Вот здесь. Преж­де все­го, он закли­на­ет тех, кто при­дет после него, что­бы соб­ствен­ность сохра­ни­ли в семье, а затем изла­га­ет свод пра­вил, наме­рен­но неяс­ных, хотя и наме­ка­ет, что их смысл будет поня­тен из книг, остав­лен­ных в доме. Вот с чего начи­на­ет Элай­джа: «Он не поз­во­лит пре­кра­тить тече­ние воды вокруг ост­ро­ва, где баш­ня, не побес­по­ко­ит ничем баш­ню, не будет умо­лять кам­ни». Вода пре­кра­ти­ла тече­ние сама, и доволь­но дав­но, как мы зна­ем, без чье­го-либо зло­го умыс­ла. Что до повре­жде­ния баш­ни – Элай­джа, оче­вид­но, опа­сал­ся раз­ру­ше­ний, кото­рые спо­соб­ны вос­ста­но­вить отвер­стие, запе­ча­тан­ное им. Веро­ят­но, име­лась в виду верх баш­ни; он закрыл ее кам­нем, долж­но быть, отме­чен­ным, хоть я его и не видел, «Стар­шим Зна­ком», – при помо­щи кото­ро­го Стар­шие Боги, сра­жав­ши­е­ся с Вла­сти­те­ля­ми Древ­но­сти, клей­ми­ли их стра­хом и нена­ви­стью. Деворт, повре­див кры­шу, сде­лал имен­но то, чего не хотел Элай­джа. Нако­нец, упо­мя­ну­тая молит­ва зву­чит про­сто как фор­му­ла или ряд фор­мул, пере­чис­ля­е­мых в опре­де­лен­ном поряд­ке, что­бы добить­ся пер­во­на­чаль­но­го кон­так­та с сила­ми, нахо­дя­щи­ми­ся за поро­гом.

Элай­джа про­дол­жа­ет: «Он не откро­ет дверь, веду­щую в незна­ко­мое вре­мя и место, и не при­гла­сит Того, Кто зата­ил­ся у поро­га, и не ста­нет при­зы­вать к хол­мам». Здесь пер­вая часть толь­ко под­чер­ки­ва­ет пер­во­на­чаль­ную прось­бу отно­си­тель­но баш­ни, а вто­рая отно­сит­ся к кон­крет­но­му суще­ству, «зата­ив­ше­му­ся у поро­га», но мы не зна­ем, к како­му: может быть, это Ньяр­латхо­теп, а может быть – Йог-Сотот или кто-то дру­гой. А тре­тья упо­ми­на­ет о вто­рой сту­пе­ни молитв, необ­хо­ди­мых, оче­вид­но, для появ­ле­ния Тех Извне, вполне воз­мож­но, при­хо­дя­щих за жерт­вой.

Тре­тья прось­ба вновь зву­чит как пре­ду­пре­жде­ние: «Он не побес­по­ко­ит ни лягу­шек, осо­бен­но лягу­шек-быков на боло­тах меж­ду баш­ней и домом, ни свет­ля­ков, ни птиц, назы­ва­е­мых козо­до­я­ми; что­бы он все­гда сидел под зам­ком и охра­ной». Бейтс дога­дал­ся о зна­че­нии этой прось­бы – пере­чис­лен­ные суще­ства очень чув­стви­тель­ны к при­сут­ствию Тех Извне и спо­соб­ны силь­ным кри­ком или све­че­ни­ем пре­ду­пре­дить об их появ­ле­нии и дать воз­мож­ность под­го­то­вить­ся. Сле­до­ва­тель­но, чело­век, пред­при­ни­ма­ю­щий что-либо про­тив них, дей­ству­ет себе во вред. 

В чет­вер­том же закли­на­нии впер­вые упо­ми­на­ет­ся окно: «Он не тро­нет окно с наме­ре­ни­ем изме­нить в нем что-либо». А поче­му бы и нет? Рас­сказ Бейт­са сви­де­тель­ству­ет о враж­деб­но­сти, исхо­дя­щей от окна.

Если инструк­ции Элай­джи носят защит­ный харак­тер, поче­му бы тогда не посо­ве­то­вать уни­что­жить окно? Ведь он-то знал о его злой сущ­но­сти. Я думаю, дело в том, что изме­нен­ное окно было бы еще опас­нее, чем в нынеш­нем виде. 

– Это мне непо­нят­но, – пре­рвал я.

– Раз­ве ниче­го в повест­во­ва­нии Бейт­са не насто­ра­жи­ва­ет вас? – Ну, стран­ное, конеч­но, окно. Из раз­но­цвет­ных сте­кол – долж­но быть, любо­пыт­ная кон­струк­ция.

– А я пола­гаю, что это вовсе и не окно, а лин­за, или приз­ма, или зер­ка­ло, отра­жа­ю­щее нечто из дру­го­го изме­ре­ния или изме­ре­ний – коро­че, из дру­го­го вре­ме­ни и про­стран­ства. А воз­мож­но, оно скон­стру­и­ро­ва­но так, что­бы отра­жать неиз­вест­ные нау­ке лучи – не види­мые гла­зом, но ощу­ща­е­мы­ми дав­но атро­фи­ро­вав­ши­ми­ся у чело­ве­ка орга­на­ми чувств. Это окно, вооб­ще, может быть тво­ре­ни­ем нече­ло­ве­че­ских рук. Оно два раза поз­во­ли­ло Бейт­су уви­деть чужой ланд­шафт вме­сто есте­ствен­но­го, лежа­ще­го за окном.

– При­зна­ем это допу­ще­ние, но давай­те покон­чим с послед­ней инструк­ци­ей.

– Послед­няя инструк­ция про­сто под­твер­жда­ет все изло­жен­ное выше.

«Он не про­даст, а так­же ниче­го не изме­нит в рас­по­ло­же­нии соб­ствен­но­сти, во вся­ком слу­чае, ост­ро­ва и баш­ни, а так­же не потре­во­жит окно, раз­ве что уни­что­жит». Здесь вновь появ­ля­ет­ся пред­по­ло­же­ние о том, что окно как-то спо­соб­но управ­лять дур­ным вли­я­ни­ем, и, наобо­рот, пред­по­ла­га­ет­ся, что каким-то обра­зом, неиз­вест­ным даже Элай­дже, оно слу­жит еще одним отвер­сти­ем, если и не для физи­че­ско­го вхо­да со сто­ро­ны Тех Извне, то хотя бы для их воз­дей­ствия на чело­ве­че­скую пси­хи­ку. Вот, на мой взгляд, наи­бо­лее веро­ят­ное объ­яс­не­ние, кото­рое сле­ду­ет из всех доступ­ных нам источ­ни­ков инфор­ма­ции: наблю­да­е­мое вли­я­ние исхо­дит от дома, а так­же от леса. Элай­джа наме­ре­вал­ся их изу­чать и экс­пе­ри­мен­ти­ро­вать с ними. Бейтс рас­ска­зал нам, что когда Деворт при­нял дом, он заин­те­ре­со­вал­ся окном, изу­чал его, гля­дел сквозь него; а когда вошел в баш­ню, то почув­ство­вал жела­ние выло­мать блок из кры­ши. Бейтс запи­сал свои ощу­ще­ния в доме уже после того как его кузен полу­чил свою долю вли­я­ния, оши­боч­но поня­то­го «шизо­фре­ни­ей». Я зачи­таю еще раз: «И вдруг, стоя там, под све­жим вет­ром, дую­щим из окна, я почув­ство­вал, как на меня нака­ты­ва­ют встреч­ные вол­ны чер­но­го зла, рву­ще­го­ся из глу­би­ны это­го пле­нен­но­го леса­ми дома, зла тако­го насы­щен­но­го, что оно под­ни­ма­ло с само­го дна души дикое отча­я­ние и омер­зе­ние… Я чув­ство­вал, как зло стру­ит­ся из стен, слов­но неви­ди­мый туман». Бейтс тоже доби­рал­ся до окна. И, нако­нец, еще не успев как сле­ду­ет пожить в доме, он мог срав­ни­тель­но бес­при­страст­но наблю­дать, как уси­ли­ва­ет­ся вли­я­ние на его кузе­на. Он кор­рект­но диа­гно­сти­ро­вал, что нали­цо некая внут­рен­няя «борь­ба», но затем сде­лал некор­рект­ный вывод, назвав состо­я­ние Девор­та «шизо­фре­ни­ей».

– А не выхо­ди­те ли вы за гра­ни­цы разум­но­го с такой поло­жи­тель­ной оцен­кой? Ведь перед нами явные дока­за­тель­ства раз­ру­ше­ния лич­но­сти. – Нет, нет, ниче­го подоб­но­го. Боюсь, что мы слиш­ком мало зна­ем об этом. У нас ведь нет ни одно­го симп­то­ма, кро­ме неко­то­рой неров­но­сти пове­де­ния. Амброз Деворт, оче­вид­но, преж­де все­го, доволь­но любез­ный малый, без­дель­ни­ча­ю­щий джентль­мен, сель­ский поме­щик, лени­во ищу­щий, чем бы занять свое вре­мя. И вдруг он напа­да­ет на нечто непо­сти­жи­мое – и при­хо­дит в край­нее сму­ще­ние. Поэто­му он вызы­ва­ет сво­е­го кузе­на. Бейтс обна­ру­жи­ва­ет даль­ней­шие изме­не­ния; теперь Деворт обес­по­ко­ен его при­сут­стви­ем и нако­нец ста­но­вит­ся откро­вен­но враж­деб­ным. Но вер­нем­ся немно­го назад, к его более есте­ствен­но­му состо­я­нию в пери­од его вре­мен­но­го про­жи­ва­ния в Бостоне про­шлой зимой. Почти сра­зу же по воз­вра­ще­нии из Босто­на враж­деб­ность воз­ни­ка­ет вновь. То, что Бейтс не смог объ­яс­нить сам, хотя сле­до­ва­ло бы, было лишь спо­со­бом само­за­щи­ты созна­ния. Бейтс же почув­ство­вал сна­ча­ла дру­же­лю­бие, а потом – наобо­рот. Он заме­тил внут­рен­ний кон­фликт в сво­ем кузене – если поль­зо­вать­ся тер­ми­на­ми пси­хи­ат­рии, о кото­рой, кста­ти, он зна­ет не боль­ше, чем вы, Фил­липс. 

– Сле­до­ва­тель­но, вы пред­по­ла­га­е­те вли­я­ние извне? Но како­ва его при­ро­да? – Я пола­гаю, что это ясно. Вли­я­ние, направ­лен­ное на разум. В част­но­сти, такое же вли­я­ние ока­зы­ва­лось на Элай­джу, но он смог про­ти­во­сто­ять ему. – То есть воз­дей­ствие кого-то из Вла­сти­те­лей Древ­но­сти? 

– Нет, это не оче­вид­но.

– Но выгля­дит похо­же.

– Нет, даже и не выгля­дит. Мож­но пред­по­ло­жить, что про­ис­хо­ди­ло вли­я­ние аген­та Вла­сти­те­лей Древ­но­сти. То или иное вли­я­ние зави­сит от сущ­но­сти чело­ве­че­ской нату­ры. Я утвер­ждаю, что, если бы Вели­кие Ста­рей­ши­ны сами насаж­да­ли свое вли­я­ние через дом Бил­линг­то­на, пусть и слу­чай­но, оно было бы про­тив­но чело­ве­че­ско­му есте­ству. Но ничто об этом не сви­де­тель­ству­ет. Если бы ощу­ще­ние омер­зе­ния, отвра­ще­ния, гнез­дя­щей­ся в лесу и доме зло­бы пере­да­ва­лось Бейт­су посред­ством чего-то чуже­род­но­го, веро­ят­но, его реак­ция не была бы столь орга­нич­ной для чело­ве­ка; нет, он в дан­ном слу­чае оце­ни­ва­ет свою реак­цию имен­но как чело­ве­че­скую.

Я пораз­мыс­лил над этим. В тео­рии док­то­ра Лафа­ма, как мне каза­лось, при­сут­ство­вал оче­вид­ный изъ­ян. Мой шеф пред­по­ла­гал, что одно­му и тому же «вли­я­нию» под­верг­лись как Деворт с Бейт­сом, так и Элай­джа Бил­линг­тон. Но если, как он утвер­ждал, при­ро­да это­го «вли­я­ния» была чело­ве­че­ской, то как же оно мог­ло про­дер­жать­ся более века.

Осто­рож­но под­би­рая сло­ва, я ука­зал на это обсто­я­тель­ство.

– Да, я пони­маю. Но не нахо­жу это несо­об­раз­ным. Вы все еще дума­е­те, что источ­ник воз­дей­ствия нахо­дит­ся вне Зем­ли. Или даже вне изме­ре­ний. Но тогда, чело­ве­че­ское оно или нет, нет боль­ше­го субъ­ек­та для тако­го воз­дей­ствия по зако­нам зем­ной пси­хи­ки, чем Вла­сти­те­ли Древ­но­сти. Коро­че гово­ря, если вли­я­ние – чело­ве­че­ское, как я утвер­ждал, оно, сле­до­ва­тель­но, так­же суще­ству­ет в про­стран­стве и вре­ме­ни, погра­нич­ных с наши­ми, но не похо­жих. Оно обла­да­ет спо­соб­но­стью суще­ство­вать в таких изме­ре­ни­ях и без огра­ни­че­ний рас­про­стра­ня­ет­ся на любую лич­ность, попав­шую в дом Бил­линг­то­на. Оно суще­ству­ет в этих изме­ре­ни­ях точ­но так же, как те бедо­ла­ги, став­шие жерт­ва­ми существ, вызван­ных Бишо­пом, Бил­линг­то­ном и Девор­том, преж­де чем были выбро­ше­ны назад в наше изме­ре­ние… – Вы ска­за­ли, и Девор­том! 

– Да, и им тоже.

– Вы пола­га­е­те, что это на нем лежит ответ­ствен­ность за те недав­ние зага­доч­ные исчез­но­ве­ния людей в окру­ге Дан­ви­ча? – в изум­ле­нии спро­сил я. Док­тор Лафам сокру­шен­но пока­чал голо­вой.

– Нет, я не пред­по­ла­гаю, я счи­таю этот факт оче­вид­ным, если вы толь­ко не хоти­те вер­нуть­ся на зыб­кую поч­ву сов­па­де­ний. – Конеч­но, нет. 

–Давай­те спо­кой­но рас­смот­рим это. Бил­линг­тон идет в камен­ный круг и камен­ную баш­ню и откры­ва­ет «дверь». Зву­ки слы­ша­ли люди, непри­яз­нен­но отно­ся­щи­е­ся к Элай­дже, слы­шал и его сын Лебен, о чем он сде­лал запись в сво­ем днев­ни­ке. За эти­ми явле­ни­я­ми все­гда сле­ду­ют: а) исчез­но­ве­ние людей; б) обна­ру­же­ние их тру­пов при весь­ма зага­доч­ных, но повто­ря­ю­щих­ся обсто­я­тель­ствах – неде­ли или меся­цы спу­стя; оба пунк­та неяс­ны. Джо­на­тан Бишоп сооб­ща­ет в сво­их пись­мах, что он при­хо­дил в камен­ный круг, «при­зы­вал Его к тому хол­му и поме­стил Его в круг, но с огром­ны­ми труд­но­стя­ми и ослож­не­ни­я­ми», так что у него даже воз­ник­ли подо­зре­ния в спо­соб­но­сти коль­ца удер­жи­вать таких существ слиш­ком дол­го. За этим так­же после­до­ва­ли исчез­но­ве­ния людей и зага­доч­ные их появ­ле­ния в усло­ви­ях, сход­ных с теми, что воз­ни­ка­ли в резуль­та­те дея­тель­но­сти Бил­линг­то­на. Все эти дав­ние собы­тия повто­ря­ют­ся и в наше вре­мя. Амброз Деворт во сне при­хо­дит в баш­ню; в сво­их сно­ви­де­ни­ях он ощу­ща­ет нечто неве­ро­ят­но ужас­ное и пуга­ю­щее; он под­вер­га­ет­ся внеш­не­му вли­я­нию, но не осо­зна­ет это­го. Труд­но наблю­дать за эти­ми фак­та­ми бес­при­страст­но, но мож­но ли пове­рить, что путе­ше­ствие Девор­та в баш­ню, когда он обна­ру­жил там брыз­ги кро­ви, и после­ду­ю­щие исчез­но­ве­ния людей – все­го лишь «сов­па­де­ния»? 

Я допу­стил, что гипо­те­за «сов­па­де­ний» слиш­ком фан­та­стич­на в каче­стве объ­яс­не­ния такой серии парал­лель­ных собы­тий, впро­чем, как и объ­яс­не­ние, пред­ла­га­е­мое док­то­ром Лафа­мом. Это меня бес­по­ко­и­ло и глу­бо­ко сму­ща­ло, посколь­ку Сене­ка Лафам был изве­стен как уче­ный с широ­ки­ми, почти без­гра­нич­ны­ми зна­ни­я­ми и его под­держ­ка чего-то совер­шен­но дале­ко­го от истин­но­го науч­но­го зна­ния мог­ла глу­бо­ко шоки­ро­вать любо­го – даже того, кто питал к нему бес­пре­дель­ное ува­же­ние. Мне было ясно, что выдви­ну­тая док­то­ром Лафа­мом гипо­те­за осно­вы­ва­ет­ся исклю­чи­тель­но на пред­по­ло­же­ни­ях и, что­бы ей после­до­вать, надо было про­сто пове­рить. Мой шеф не испы­ты­вал ника­ких сомне­ний и был уве­рен в ее истин­но­сти. 

– Я наблю­даю за вами и дога­ды­ва­юсь о ваших мыс­лях. Давай­те-ка на вечер выбро­сим все это из голо­вы, а вер­нем­ся к наше­му раз­го­во­ру зав­тра. Я хочу, что­бы вы про­чи­та­ли неко­то­рые отрыв­ки, выбран­ные мною из этих книг; вам надо будет загля­нуть и в «Некро­но­ми­кон», что­бы я мог вече­ром вер­нуть его в биб­лио­те­ку. 

Я сра­зу же обра­тил­ся к этой древ­ней кни­ге – док­тор Лафам отме­тил в ней два любо­пыт­ных отрыв­ка, кото­рые я стал мед­лен­но пере­во­дить. Эти фраг­мен­ты каса­лись отвра­ти­тель­ных чуже­род­ных созда­ний, посто­ян­но нахо­дя­щих­ся в ожи­да­нии; араб­ский автор так и назы­вал их: «Лежа­щие-в- Ожи­да­нии» и давал им име­на. Длин­ный абзац из сере­ди­ны пер­во­го отрыв­ка про­из­вел на меня осо­бен­ное впе­чат­ле­ние. 

«Уббо-Сат­ла – это тот неис­ся­ка­е­мый источ­ник, отку­да про­ис­те­ка­ет дер­зость про­тив Стар­ших Богов, пра­вя­щих с Бетель­гей­зе; Вла­сти­те­ли Древ­но­сти сра­жа­ют­ся про­тив Стар­ших Богов; а под­тал­ки­ва­е­мы они к тому Аза­то­том, сле­пым и безум­ным, и Йог-Сото­том, кото­рый есть Весь-в-Одном и Один-во- Всем и у кого нет пред­став­ле­ния о про­стран­стве и вре­ме­ни и кого на Зем­ле пред­став­ля­ют как на Умр-Ат-Тави­ля, и Древ­ней­ше­го. Эти Вла­сти­те­ли Древ­но­сти веч­но меч­та­ют о том, что при­дет вре­мя, когда они опять будут пра­вить Зем­лей и всей этой частью Все­лен­ной… Вели­кий Ктул­ху вос­ста­нет из Р’лай­ха; Хастур – Тот, Кто Нена­зы­ва­ем – вер­нет­ся со сво­ей звез­ды, что рядом с Аль­де­ба­ра­ном в Гиа­дах; Ньяр­латхо­теп будет выть веч­но в тем­но­те, где он оби­та­ет; Шуб-Ниг­гу­рат, она же Чер­ная Коза С Леги­о­ном Мла­дых, будет пло­дить­ся сно­ва и сно­ва и овла­де­ет все­ми лес­ны­ми ним­фа­ми, сати­ра­ми, гно­ма­ми и Малым Народ­цем; Лло­иг­ор, Зар и Ита­куа про­ше­ству­ют про­стран­ства­ми сре­ди звезд и воз­ве­ли­чат пре­дан­ный им народ Чо-Чо; Кту­г­ха обре­тет свои вла­де­ния на Фомаль­гау­те; Цха­тоггуа при­бу­дет из

Н’каи… Они ждут у Ворот веч­но, но вре­мя уже идет к тому, и бли­зок час, когда уснут Стар­шие Боги в неве­де­нии, что есть те, кто зна­ет закли­на­ния, избав­ля­ю­щие Вла­сти­те­лей Древ­но­сти от Стар­ших Богов, кто зна­ет, как сверг­нуть их, и что Вла­сти­те­ли Древ­но­сти уже могут коман­до­вать после­до­ва­те­ля­ми, ожи­да­ю­щи­ми за две­ря­ми Извне». 

Вто­рой отры­вок, встре­тив­ший­ся мне чуть даль­ше, был столь же впе­чат­ля­ю­щим:

«Защи­та от ведьм и демо­нов, от Глу­бо­ко­вод­ных, от Долов, от Вур­ми­сов, от Чо-Чо, от отвра­ти­тель­но­го Ми-Го, от Шогго­тов, от Гха­стов, от Валу­зи­ан­цев и дру­гих подоб­ных наро­дов и существ, слу­жа­щих Вла­сти­те­лям Древ­но­сти и их Потом­кам, лежа­щим внут­ри пяти­ко­неч­ной звез­ды, выре­зан­ной из серо­го кам­ня из древ­не­го Мна­ра, кото­рый не так силен про­тив самих Вла­сти­те­лей Древ­но­сти. Вла­де­ю­щий кам­нем обна­ру­жит спо­соб­ность при­ка­зы­вать всем суще­ствам, пол­за­ю­щим, пла­ва­ю­щим, кра­ду­щим­ся, бега­ю­щим или даже уле­та­ю­щим туда, отку­да нет воз­вра­та. В вели­ком Р’лай­хе, в Йант­леи и в Йоте, в Югго­те и в Зоти­ке, в Н’каи и в К’н-яне, в Када­фе, что в холод­ной пустыне, и в Озе­ре Хали, в Кар­ко­зе, в Ибе – камень оста­ет­ся могу­ще­ствен­ным; и даже когда звез­ды блек­нут и осты­ва­ют, даже когда солн­це уми­ра­ет и про­стран­ство меж­ду звез­да­ми рас­ши­ря­ет­ся, когда сла­бе­ет мощь любой вещи, не сла­бе­ет мощь пяти­ко­неч­ной камен­ной звез­ды, так­же как и закля­тий, нало­жен­ных на Вла­сти­те­лей Древ­но­сти мило­сти­вым Стар­шим Зна­ком, и насту­па­ет вре­мя, какое одна­жды уже было, когда ясно, что

То не мерт­во, что веч­ность охра­ня­ет, Смерть вме­сте с веч­но­стью порою уми­ра­ет».

Я взял дру­гую кни­гу и фото­ко­пии неко­то­рые руко­пи­сей, тай­но уне­сен­ные мною из Мис­ка­то­ник­ской биб­лио­те­ки домой, и почти всю ночь напро­лет не мог ото­рвать­ся от зага­доч­ных и ужас­ных стра­ниц. Я читал «Пна­ко­ти­че­ские Руко­пи­си», «Фраг­мен­ты Сели­но», «Иссле­до­ва­ние мифо­твор­че­ства у пер­во­быт­ных наро­дов о Послед­нем дне с Осо­бым упо­ми­на­ни­ем Тек­ста Р’лай­ха» про­фес­со­ра Шру­с­бе­ри, сам «Текст Р’лай­ха», «Вам­пи­ри­че­ск­ме куль­ты» гра­фа Д’Эр­лет­та, «Кни­гу Иво­нис», «Невы­ра­зи­мые куль­ты» фон Юнт­ца, «О зага­доч­ных чер­вях» Людви­га Прин­на, «Кни­гу Дзи­ян», «Пес­ни Долов» и «Семь Тай­ных Книг Кса­на». Я читал об ужас­ных и бого­про­тив­ных куль­тах древ­ней эпо­хи, когда чело­век еще не был чело­ве­ком, сохра­нив­ших­ся в неко­то­рых немыс­ли­мых фор­мах до наших дней в отда­лен­ных угол­ках зем­ли; я пытал­ся понять таин­ствен­ные переч­ни, напи­сан­ные на каких-то пер­во­быт­ных язы­ках и содер­жа­щие такие име­на, как Акло, Наа­кал, Тса­то-Йо и Чиан; я наты­кал­ся на ужас­ные опи­са­ния без­дон­но злых молитв и обря­дов, назы­ва­е­мых Мао и Ллой­я­тик; я нахо­дил упо­ми­на­ния гео­гра­фи­че­ских назва­ний немыс­ли­мой древ­но­сти: Доли­ны Пна­та и Уль­та­ра, Н’гаи и Нгра­не­ка, Оот-Награи и Обре­чен­но­го Сар­на­та, Тро­ка и Инга­но­ка, Кута­ми­ла и Лему­рии, ХатегК­ла и Кора­зи­на, Кар­ко­зы и Йад­ди­та, Лома­ра и Йян-Хо; и я узнал о Суще­ствах, чьи име­на воз­ни­ка­ли в ноч­ных кош­ма­рах, ста­но­вя­щих­ся еще более ужас­ны­ми от пере­чис­ле­ния неко­то­рых немыс­ли­мых зем­ных про­ис­ше­ствий, объ­яс­ни­мых толь­ко в све­те дья­воль­ско­го зна­ния; я нахо­дил вызы­ва­ю­щие страх опи­са­ния ужас­но­го змее­бо­га Йига, пау­ко­об­раз­но­го Атлач-Нача, «воло­са­то­го созда­ния» Гноф-Хека, извест­но­го так­же как Ран-Тегот, вам­пи­ри­че­ско­го «поеда­те­ля» Чона­ра-Фона, вору­ю­щих вре­мя собак-чер­тей из Тин­да­ло­са, и еще – чудо­вищ­но­го Йог-Сото­та, «Все­гов-Одном и Одно­го-во-Всем», чья обман­чи­вая внеш­ность кажет­ся мас­сой пере­ли­ва­ю­щих­ся шаров, при­кры­ва­ю­щих пер­во­быт­ный ужас. Я читал о таких вещах, кото­рые смерт­но­му знать не поло­же­но, о таких вещах, что спо­соб­ны взо­рвать мозг впе­чат­ли­тель­но­го чело­ве­ка, о таких вещах, кото­рые луч­ше забыть, посколь­ку зна­ние о них настоль­ко же опас­но для чело­ве­че­ства, как и воз­вра­ще­ние зем­но­го вла­ды­че­ства этих 

Вла­сти­те­лей Древ­но­сти, навеч­но сослан­ных из звезд­но­го коро­лев­ства Бетель­гей­зе Стар­ши­ми Бога­ми, про­тив чье­го прав­ле­ния они боро­лись. 

Я читал почти всю ночь, а оста­ток ее лежал без сна, вновь и вновь про­кру­чи­вая в моз­гу тош­но­твор­но страш­ную инфор­ма­цию, боясь уснуть, что­бы во сне не столк­нуть­ся с эти­ми суще­ства­ми, чью при­чуд­ли­вую и ужас­ную мифо­ло­гию я узнал за про­шед­шие часы из книг и от док­то­ра Сене­ки Лафа­ма. К тому же я был слиш­ком воз­буж­ден, что­бы спать, посколь­ку зна­ния, открыв­ши­е­ся мне со стра­ниц этих уни­каль­ных томов, содер­жа­ли такое коли­че­ство ужас­но­го, что мое созна­ние цели­ком отда­лось инстинк­ту само­со­хра­не­ния, пыта­ясь при­ве­сти мозг в нор­маль­ное состо­я­ние.

***

На сле­ду­ю­щее утро я при­шел в каби­нет док­то­ра Лафа­ма рань­ше обыч­но­го, но мой шеф уже нахо­дил­ся там. Ясно было, что он рабо­та­ет уже дав­но, посколь­ку его стол покры­ва­ли бума­ги, на кото­рых он выво­дил фор­му­лы, гра­фи­ки, диа­грам­мы и чрез­вы­чай­но запу­тан­ные схе­мы. – Ну что, про­чи­та­ли? – спро­сил он, когда я поло­жил кни­ги на угол его сто­ла. – За ночь, – отве­тил я.

– Я тоже читал все ночи напро­лет, когда впер­вые наткнул­ся на них. – Если все это хоть в малей­шей сте­пе­ни прав­да, то мы долж­ны корен­ным обра­зом пере­смот­реть все наши пред­став­ле­ния о вре­ме­ни и про­стран­стве и даже – кое в чем – о нашем соб­ствен­ном бытии.

Он невоз­му­ти­мо кив­нул голо­вой.

– Каж­дый уче­ный зна­ет, что боль­шин­ство наших зна­ний опи­ра­ет­ся на опре­де­лен­ные фун­да­мен­таль­ные веро­ва­ния, кото­рые, одна­ко, рушат­ся при столк­но­ве­нии с вне­зем­ным интел­лек­том. Воз­мож­но, уже пора вне­сти опре­де­лен­ные изме­не­ния в наши посту­ла­ты. То, с чем мы столк­ну­лись, при­ня­то назы­вать «непо­знан­ным», и оно пока нахо­дит­ся на уровне пред­по­ло­же­ний. Но, я думаю, мы не можем сомне­вать­ся в том, что Нечто суще­ству­ет Вовне, а мифо­ло­гия все­го лишь демон­стри­ру­ет нам раз­де­ле­ние сил добра и зла, точ­но так же, как это дела­ет любая рели­гия – хри­сти­ан­ство, буд­дизм, маго­ме­тан­ство, кон­фу­ци­ан­ство или син­то­изм. Поче­му я при­даю осо­бое зна­че­ние мифо­твор­че­ству? Мы долж­ны допу­стить суще­ство­ва­ние чего-то чуже­род­но­го извне, пото­му что это поз­во­лит нам объ­яс­нить не толь­ко зага­доч­ные и ужас­ные хро­но­ло­ги­че­ские запи­си, но и мно­же­ство обыч­но скры­ва­е­мых собы­тий, про­ти­во­ре­ча­щих офи­ци­аль­но­му науч­но­му зна­нию; собы­тий, кото­рые еже­днев­но про­ис­хо­дят по все­му миру. Неко­то­рые из них опи­са­ны в двух заме­ча­тель­ных кни­гах не слиш­ком извест­но­го авто­ра – Чарль­за Фор­та. Это

«Кни­га про­кля­тых» и «Новые зем­ли⁹» – пред­ла­гаю их тво­е­му вни­ма­нию.

Рас­смот­рим неко­то­рые фак­ты, хотя я назы­ваю их «фак­та­ми» услов­но, посколь­ку нам хоро­шо извест­на нена­деж­ность чело­ве­че­ских наблю­де­ний. Паде­ние кам­ней с неба В Бас­хо­фе, Пил­лит­сфе­ре, Нерф­те, Дол­гоф­дии и Рос­сии в про­ме­жу­ток меж­ду 1863 и 1864 года­ми. Эти кам­ни состо­ят из неиз­вест­но­го веще­ства, опи­сан­но­го как «серое со слу­чай­ны­ми вкрап­ле­ни­я­ми корич­не­во­го». Часто упо­ми­на­е­мый камень из Мна­ра состо­ит, я напом­ню, из того же веще­ства и опи­сан как «серый камень». Камен­ный обло­мок Роули, най­ден­ный за несколь­ко лет до это­го в Бир­мин­ге­ме, в Англии, был сна­ру­жи чер­ный, но внут­ри серый. 

Теперь вспом­ним «сфе­ри­че­ские огни», о кото­рых сооб­ща­ли с англий­ско­го воен­но­го кораб­ля «Каро­ли­на» в 1893 году. Их наблю­да­ли меж­ду кораб­лем и горой в Китай­ском море. Огни были заме­че­ны в небе, и не на уровне горы, а гораз­до выше; они дви­га­лись в север­ном направ­ле­нии куч­но, а ино­гда – нере­гу­ляр­но – вытя­ги­ва­лись в цепоч­ку. Это про­дол­жа­лось в тече­ние двух часов или око­ло того. В сле­ду­ю­щую ночь их виде­ли сно­ва, а потом еще две ночи под­ряд, два­дцать чет­вер­то­го и два­дцать пято­го фев­ра­ля, и оба раза при­мер­но за час до полу­но­чи. Интен­сив­ность их све­че­ния меня­лась, а в теле­скоп они каза­лись розо­ва­ты­ми. Их дви­же­ние, каза­лось, сов­па­да­ло с кур­сом «Каро­ли­ны». Во вто­рую ночь то же самое наблю­да­лось в тече­ние семи часов. О схо­жем явле­нии сооб­щал капи­тан англий­ско­го воен­но­го кораб­ля «Лин­дер», утвер­ждав­ший, что огни под­ни­ма­лись пря­мо в небо и там исче­за­ли. Один­на­дца­тью года­ми позд­нее, тоже два­дцать чет­вер­то­го фев­ра­ля эки­паж тор­го­во­го суд­на США «Сеп­плай» видел объ­ек­ты раз­лич­ных раз­ме­ров, но все как один сфе­ри­че­ской фор­мы; они лете­ли син­хрон­но и, каза­лось, не обра­ща­ли вни­ма­ния на «зако­ны зем­ли и воз­ду­ха». В то же вре­мя ана­ло­гич­ные сфе­ри­че­ские све­че­ния наблю­да­ли пас­са­жи­ры поез­да, про­хо­див­ше­го мимо Трен­то­на, штат Мис­су­ри; как писал в «Еже­ме­сяч­ном Погод­ном Обо­зре­нии» в авгу­сте 1898 года желез­но­до­рож­ный поч­то­вый клерк, све­че­ние появи­лось во вре­мя дождя и сопро­вож­да­ло поезд, про­дви­га­ясь в сто­ро­ну севе­ра, про­тив силь­но­го восточ­но­го вет­ра, с раз­лич­ной ско­ро­стью и высо­той, пока не достиг­ло малень­кой дере­вуш­ки в Айо­ве, где и исчез­ло. В чрез­вы­чай­но жар­ком авгу­сте 1925 года двое моло­дых людей, про­гу­ли­ва­ясь на мосту через реку Вис­кон­син в местеч­ке Сан-Пре­ри, око­ло деся­ти часов вече­ра уви­де­ли в небе бес­чис­лен­ное мно­же­ство огней, пере­се­кав­ших гори­зонт, они дви­га­лись из точ­ки на восто­ке – через звез­ду Анта­рес – к точ­ке на запа­де око­ло Арк­ту­ра; затем появил­ся «чер­ный шар, казав­ший­ся сра­зу и круг­лым, и яйце­вид­ным, ром­бо­вид­ным»; груп­па огней не исчез­ла, пока этот про­тя­жен­ный объ­ект не пере­сек ее по всей длине с юга на север. Тебе это о чем-нибудь гово­рит? 

У меня пере­сох­ло в гор­ле.

– Один из Вла­сти­те­лей Древ­но­сти пред­став­лял собой поверх­ность, кажу­щу­ю­ся «скоп­ле­ни­ем пере­ли­ва­ю­щих­ся сфер».

– Вер­но. Хотя я не пред­ла­гаю это в каче­стве объ­яс­не­ния изло­жен­ных фак­тов. Име­ю­ще­е­ся у нас опи­са­ние Вла­сти­те­лей Древ­но­сти собра­но менее, чем за послед­ние трид­цать лет. Теперь поз­воль­те мне про­ком­мен­ти­ро­вать неко­то­рые зага­доч­ные исчез­но­ве­ния людей.

– Доро­ти Эрнольд, напри­мер. Она исчез­ла 12 декаб­ря 1910 года где­то меж­ду Пятой аве­ню и 79‑й ули­цей у вхо­да в Цен­траль­ный парк. Абсо­лют­но без вся­ких при­чин. Ее боль­ше не виде­ли, при­чем не было ни тре­бо­ва­ний выку­па, ни про­блем с полу­че­ни­ем наслед­ства – ниче­го. Похо­жая ситу­а­ция. «Кор­н­хилл Мэг­э­зин» писал об исчез­но­ве­нии неко­е­го

Бен­джа­ми­на Батур­ста, пред­ста­ви­те­ля бри­тан­ско­го пра­ви­тель­ства при дво­ре импе­ра­то­ра Фран­ца в Вене; он задер­жал­ся со сво­им слу­гой и сек­ре­та­рем в немец­ком Пер­ле­бер­ге, что­бы осмот­реть сво­их лоша­дей. Подо­шел к лоша­ди и про­сто исчез. Боль­ше о Батур­сте ниче­го не извест­но. Меж­ду 1907 и 1913 года­ми в Лон­доне пооди­ноч­ке таин­ствен­ным обра­зом исчез­ли три тыся­чи три­ста шесть­де­сят чело­век – и ника­ких сле­дов. Моло­дой чело­век по име­ни Шер­ман Черч, слу­жа­щий муч­ной кон­то­ры в Батл-Крик, штат Мичи­ган, отпра­вил­ся из кон­то­ры на мель­ни­цу. Он исчез. Об этом писа­ла чикаг­ская «Три­бюн» от пято­го янва­ря 1900 года.

Амброз Бирс бес­след­но исчез в Мек­си­ке. Бирс упо­ми­нал в сво­их сочи­не­ни­ях о Кар­ко­зе и Хали – и вот резуль­тат! Неко­то­рые утвер­жда­ют, что его  рас­стре­ля­ли сол­да­ты Вильи¹⁰, но, мне кажет­ся, в этом не было ника­кой нуж­ды. В тот момент ему было уже за семь­де­сят лет – не забы­вай­те, что это слу­чи­лось в 1913 году. В 1920‑м Лео­нард Уод­хем, про­гу­ли­ва­ясь в южной части Лон­до­на, был непо­нят­ным обра­зом изъ­ят из есте­ствен­ной обста­нов­ки, а затем вдруг ока­зал­ся на доро­ге воз­ле

Д