Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с August Derleth

НАБЛЮДАТЕЛИ

(The Watchers Out Of Time)
Напи­са­но в 1972 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод С. Тере­мя­зе­вой

////

I

В один из весен­них дней 1935 года Нико­лас Уол­терс, про­жи­вав­ший в граф­стве Сур­рей, Англия, полу­чил пись­мо от неко­е­го Сти­ве­на Бой­ла (фир­ма «Бойл, Мона­хан, Пре­скотт и Биге­лоу», Бикон-стрит, 37, Бостон, штат Мас­са­чу­сетс), адре­со­ван­ное его отцу, Чарль­зу Уол­тер­су, к тому вре­ме­ни уже семь лет как покой­но­му. Посла­ние это, пол­ное ста­ро­мод­ных юри­ди­че­ских тер­ми­нов, нема­ло оза­да­чи­ло Нико­ла­са – оди­но­ко­го моло­до­го джентль­ме­на, без мало­го ровес­ни­ка века, – ибо речь шла о «фамиль­ной соб­ствен­но­сти», рас­по­ло­жен­ной в Мас­са­чу­сет­се и уна­сле­до­ван­ной адре­са­том семь лет назад. Автор пись­ма отме­чал, что некий Эмб­ро­уз Бойл из Спринг­фил­да («мой ныне уже почив­ший кузен») вви­ду болез­ни не смог свое­вре­мен­но уве­до­мить наслед­ни­ка, чем и объ­яс­ня­ет­ся семи­лет­няя задерж­ка, в тече­ние кото­рой соб­ствен­ность «усадь­ба, вклю­ча­ю­щая дом с надвор­ны­ми построй­ка­ми, рас­по­ло­жен­ная на севе­ре цен­траль­ной части Мас­са­чу­сет­са, а так­же при­ле­га­ю­щий к ней уча­сток пло­ща­дью око­ло пяти­де­ся­ти акров» – оста­ва­лась без хозя­и­на.

Нико­лас Уол­терс не пом­нил, что­бы отец хотя бы сло­вом обмол­вил­ся об этой фамиль­ной соб­ствен­но­сти. Впро­чем, Уол­терс-стар­ший все­гда был доволь­но мол­ча­лив, а после смер­ти жены, за те десять лет, что пред­ше­ство­ва­ли его соб­ствен­ной кон­чине, и вовсе пре­вра­тил­ся в мрач­но­го отшель­ни­ка, пол­но­стью ушед­ше­го в себя и ста­ра­тель­но избе­гав­ше­го кон­так­тов с внеш­ним миром. Нико­лас более все­го запом­нил его при­выч­ку вре­мя от вре­ме­ни при­сталь­но вгля­ды­вать­ся в лицо сына, неодоб­ри­тель­но пока­чи­вая голо­вой, слов­но ему не нра­ви­лось то, что он видел – вряд ли точе­ный, пра­виль­ной фор­мы нос, а ско­рее, слиш­ком широ­кий рот, или стран­ные уши без мочек, или боль­шие блед­но­го­лу­бые, слег­ка навы­ка­те гла­за, спря­тан­ные за тол­сты­ми стек­ла­ми очков, кото­рые Нико­лас носил с дет­ства, ибо рано испор­тил зре­ние, про­во­дя слиш­ком мно­го вре­ме­ни за чте­ни­ем книг. На его памя­ти отец ни разу даже мель­ком не упо­ми­нал о Соеди­нен­ных Шта­тах, хотя со слов мате­ри он знал, что родил­ся отец имен­но в том самом Мас­са­чу­сет­се, о кото­ром гово­ри­лось в пись­ме пове­рен­но­го.

Два дня Нико­лас пре­да­вал­ся раз­мыш­ле­ни­ям. Нако­нец сомне­ния усту­пи­ли место любо­пыт­ству, страх перед сме­ной обста­нов­ки посте­пен­но рас­се­ял­ся, и одно­вре­мен­но воз­ник­ло какое-то стран­ное пред­чув­ствие, при­да­вав­шее аме­ри­кан­ской соб­ствен­но­сти зага­доч­ный и при­тя­га­тель­ный оре­ол. И вот, на тре­тий день после полу­че­ния пись­ма, Нико­лас отпра­вил Сти­ве­ну Бой­лу теле­грам­му, в кото­рой сооб­щал о сво­ем ско­ром при­ез­де. Зака­зав билет на само­лет до Нью-Йор­ка, он уже через неде­лю соб­ствен­ной пер­со­ной объ­явил­ся в офи­се фир­мы «Бойл, Мона­хан, Пре­скотт и Биге­лоу».

Сти­вен Бойл, стар­ший парт­нер фир­мы, ока­зал­ся высо­ким гос­по­ди­ном лет семи­де­ся­ти; совер­шен­но седой, он тем не менее сохра­нил густую шеве­лю­ру и носил длин­ные бакен­бар­ды, а так­же пенсне на длин­ном чер­ном шел­ко­вом шнур­ке. Лицо мисте­ра Бой­ла покры­ва­ла сеть мор­щин, тон­кие губы были плот­но сжа­ты, голу­бые гла­за смот­ре­ли ост­ро и вни­ма­тель­но. Весь его вид выра­жал пол­ней­шее рав­но­ду­шие к про­ис­хо­дя­ще­му, харак­тер­ное для чрез­вы­чай­но заня­тых людей; он слов­но давал понять, что ум его слиш­ком занят неве­ро­ят­но важ­ны­ми дела­ми, что­бы рас­хо­до­вать его на какую-то ничтож­ную про­бле­му. Впро­чем, дер­жал­ся мистер Бойл с без­уко­риз­нен­ной учти­во­стью.

После обме­на обыч­ны­ми любез­но­стя­ми пове­рен­ный сра­зу взял быка за рога.

– С ваше­го раз­ре­ше­ния, мистер Уол­терс, я перей­ду к сути вопро­са. Об этом деле нам извест­но очень немно­го. Оно попа­ло к нам от мое­го кузе­на Эмб­ро­уза, о чем я уже упо­ми­нал в сво­ем пись­ме. Эмб­ро­уз имел соб­ствен­ную кон­то­ру в Спринг­фил­де, а после его смер­ти все дела пере­шли к нам. Когда мы нача­ли их раз­би­рать, то наткну­лись на пап­ку с бума­га­ми, каса­ю­щи­ми­ся неко­е­го поме­стья. В них ясно ука­зы­ва­лось, что выше­на­зван­ная соб­ствен­ность, при­над­ле­жа­щая… про­сти­те, здесь не совсем ясно, но, кажет­ся, «свод­но­му бра­ту» ваше­го отца, после его смер­ти долж­на перей­ти к ваше­му отцу, чье имя ука­зы­ва­лось в доку­мен­тах вме­сте с при­пис­кой мое­го кузе­на, сде­лан­ной на ужас­ной латы­ни, кото­рую мы так и не смог­ли разо­брать; кажет­ся, это был пара­граф отно­си­тель­но изме­не­ния име­ни, но чье­го, уста­но­вить нe уда­лось. Так вот, выше­на­зван­ное поме­стье, нахо­дя­ще­е­ся в Дан­ви­че, что неда­ле­ко от Спринг­фил­да, извест­но под име­нем «зем­ля ста­ро­го Сай­ру­са Уэйт­ли», а свод­ным бра­том ваше­го отца – если он дей­стви­тель­но при­хо­дил­ся ему свод­ным бра­том – был покой­ный Эбе­раг Уэйт­ли.

– Про­шу про­ще­ния, но эти име­на мне ниче­го не гово­рят, – ска­зал Уол­терс. – Когда мы пере­еха­ли в Англию, мне было все­го два года так гово­ри­ла моя матуш­ка. Я не пом­ню, что­бы отец когда-нибудь назы­вал имя хотя бы одно­го из сво­их род­ствен­ни­ков, с кото­ры­ми прак­ти­че­ски не пере­пи­сы­вал­ся, за исклю­че­ни­ем послед­не­го года сво­ей жиз­ни. У меня есть осно­ва­ния пола­гать, что отец соби­рал­ся открыть мне некие фак­ты из исто­рии наше­го семей­ства, но, к несча­стью, слу­чи­лось кро­во­из­ли­я­ние в мозг, как это име­ну­ют совре­мен­ные меди­ки; в резуль­та­те отец поте­рял спо­соб­ность не толь­ко дви­гать­ся, но и гово­рить, и хотя по выра­же­нию его глаз было вид­но, что он отча­ян­но хочет что-то ска­зать, он так и скон­чал­ся, не в силах выго­во­рить ни сло­ва – и, разу­ме­ет­ся, не имея воз­мож­но­сти изло­жить свои мыс­ли на бума­ге.

– Понят­но, – задум­чи­во про­из­нес Бойл и про­дол­жил после пау­зы, слов­но при­дя к како­му-то реше­нию: – Види­те ли, мистер Уол­терс, мы сами про­ве­ли нечто вро­де рас­сле­до­ва­ния, но, к сожа­ле­нию, так ниче­го и не выяс­ни­ли. Мест­ность вокруг Дан­ви­ча, кото­рый, как я ука­зы­вал, лежит в север­ной части Цен­траль­но­го Мас­са­чу­сет­са, пред­став­ля­ет собой насто­я­щую глу­хо­мань. В Эйл­с­бе­ри ее назы­ва­ют «зем­лей Уэйт­ли», так как на поч­то­вых ящи­ках мно­гих мест­ных ферм до сих пор сохра­ни­лись име­на быв­ших вла­дель­цев, при­над­ле­жав­ших к это­му неко­гда раз­ветв­лен­но­му семей­ству, хотя боль­шин­ство ферм дав­но опу­сте­ло вви­ду каких-то тра­ги­че­ских собы­тий, слу­чив­ших­ся в тыся­ча девять­сот два­дцать вось­мом году, – и мест­ность выгля­дит совер­шен­но забро­шен­ной. Впро­чем, сами уви­ди­те. Усадь­ба нахо­дит­ся в непло­хом состо­я­нии, посколь­ку Эбе­рат Уэйт­ли умер семь лет назад, а с кон­чи­ны его ком­па­ньо­на, жив­ше­го там же, про­шло все­го три года. Эмб­ро­уз дол­жен был немед­лен­но изве­стить нас о смер­ти Уэйт­ли, но, к сожа­ле­нию, сам надол­го забо­лел и, види­мо, из-за болез­ни забыл это сде­лать. Пола­гаю, у вас есть на чем добрать­ся до усадь­бы?

– В Нью-Йор­ке я купил маши­ну, – ска­зал Уол­терс. – Так что, раз уж я здесь, вос­поль­зу­юсь слу­ча­ем, что­бы позна­ко­мить­ся со Шта­та­ми, и нач­ну с Уол­ден­ско­го пруда,1 кото­рый, если не оши­ба­юсь, лежит на пути в Спринг­филд.

– Во вся­ком слу­чае, в этом направ­ле­нии, – сухо заме­тил Бойл. – Что ж, если вам что-нибудь будет нуж­но, пожа­луй­ста, не стес­няй­тесь и зво­ни­те нам.

– Думаю, что помощь мне не пона­до­бит­ся, – ска­зал Уол­терс. Бойл взгля­нул на него с сомне­ни­ем.

– Как вы наме­ре­ны посту­пить с соб­ствен­но­стью, мистер Уол­терс?

– Решу, когда ее уви­жу, – отве­тил тот. – Пони­ма­е­те, я ведь живу в Англии и даже пред­ста­вить себе не могу, что меня ожи­да­ет в Шта­тах. Чест­но гово­ря, то, что я здесь уви­дел, не слиш­ком вооду­шев­ля­ет.

– Не думаю, что вам удаст­ся про­дать усадь­бу даже за пол­це­ны, –

ска­зал Бойл. – Те края нахо­дят­ся в пол­ном запу­сте­нии, да и репу­та­ция у них сквер­ная.

При этих сло­вах Уол­терс встре­пе­нул­ся.

– Что вы име­е­те в виду, мистер Бойл?

– О Дан­ви­че ходят стран­ные слу­хи, – пожав пле­ча­ми, ска­зал пове­рен­ный. – Впро­чем, пола­гаю, не более стран­ные, чем о подоб­ных угол­ках в дру­гих частях стра­ны. И вполне воз­мож­но, что эти слу­хи весь­ма пре­уве­ли­че­ны. Уол­тер­су ста­ло ясно, что Бойл ни за что не будет пере­ска­зы­вать ему раз­ные исто­рии, даже если он их и зна­ет.

– Как туда мож­но про­ехать? – спро­сил моло­дой чело­век.

– Усадь­ба лежит на отши­бе. Вам при­дет­ся сде­лать крюк: сна­ча­ла поез­жай­те в Эйл­с­бе­ри-Пайк, отту­да – в Дан­вич, затем вновь в сто­ро­ну Пайк, но уже по дру­гой доро­ге, это доволь­но дале­ко от Дан­ви­ча. Мест­ность там леси­стая и, мож­но ска­зать, живо­пис­ная. Насколь­ко я пом­ню, фер­ме­ры зани­ма­ют­ся в основ­ном молоч­ным хозяй­ством. Это очень отста­лый край – поверь­те, я не пре­уве­ли­чи­ваю. В Эйл­с­бе­ри-Пайк вы смо­же­те попасть через Кон­корд, если уж реши­ли посе­тить Уол­ден­ский пруд, или же ехать пря­мо на запад от Босто­на и далее через Уор­че­стер. Про­ехав Пайк, про­дол­жай­те дви­гать­ся на запад. Не про­пу­сти­те дере­вуш­ку под назва­ни­ем Динз-Кор­нерз. Сра­зу за ней уви­ди­те раз­вил­ку. Там пово­ра­чи­вай­те нале­во. – Пове­рен­ный усмех­нул­ся. – И тогда вы слов­но ока­же­тесь в про­шлом Аме­ри­ки, мистер Уол­терс, в ее дале­ком про­шлом.

II

Как толь­ко Эйл­с­бе­ри-Пайк остал­ся поза­ди, Нико­лас Уол­терс понял, что имел в виду Бойл, когда опи­сы­вал здеш­нюю мест­ность. Доро­га шла в гору, и по обе­им ее сто­ро­нам все чаще попа­да­лись зарос­шие шипов­ни­ком камен­ные огра­ды, тес­нив­ши­е­ся к самой обо­чине; боль­шая их часть была раз­ру­ше­на, и выпав­шие кам­ни валя­лись тут же, у под­но­жия стен. Затем доро­га нача­ла пет­лять сре­ди хол­мов, минуя рощи ста­рых дере­вьев, густо уви­тые кума­ни­кой изго­ро­ди, забро­шен­ные поля и паст­би­ща, – этот край дей­стви­тель­но ока­зал­ся пустын­ным. Вре­мя от вре­ме­ни Нико­лас заме­чал оди­но­кие фер­мы, такие древ­ние, каких он ранее не встре­чал на пути из Босто­на; на мно­гих из них лежа­ла печать безыс­ход­ной тос­ки и запу­сте­ния; впро­чем, в архи­тек­тур­ном смыс­ле они были Нико­ла­су весь­ма инте­рес­ны, ибо мно­го лет назад у него появи­лось хоб­би – делать фото­гра­фии раз­лич­ных зда­ний, а фер­мер­ские дома, рас­по­ло­жен­ные неда­ле­ко от доро­ги, хотя и были доволь­но убо­ги­ми, обла­да­ли любо­пыт­ны­ми эле­мен­та­ми деко­ра, еще не извест­но­го Нико­ла­су. На уце­лев­ших фрон­то­нах неко­то­рых стро­е­ний вид­не­лись какие-то рисун­ки, кото­рые вполне мож­но было при­нять за каб­ба­ли­сти­че­ские зна­ки, хотя, воз­мож­но, это было и не так. То и дело попа­да­лись остат­ки дво­ро­вых постро­ек – полу­раз­ру­шен­ные наве­сы, коров­ни­ки, амба­ры. Впро­чем, сре­ди забро­шен­ных ферм ино­гда встре­ча­лись и обжи­тые, ухо­жен­ные дома в окру­же­нии паст­бищ со ста­да­ми ско­та, засе­ян­ных полей и каме­ни­стых лугов со ско­шен­ной тра­вой. Нико­лас ехал мед­лен­но. Само настро­е­ние, атмо­сфе­ра это­го края при­да­ва­ли ему какое-то стран­ное оча­ро­ва­ние. Нико­ла­су каза­лось, что все это он уже видел рань­ше, когда-то очень дав­но; в нем слов­но заго­во­ри­ла память пред­ков. Разу­ме­ет­ся, память не мог­ла пере­ки­нуть мостик из его насто­я­ще­го в про­шлое, ведь тогда ему было все­го два года! И все же неко­то­рые виды, пей­за­жи, пово­ро­ты каза­лись Нико­ла­су уди­ви­тель­но зна­ко­мы­ми. Над доли­на­ми нави­са­ли округ­лые хол­мы; леса были тем­ны­ми и таки­ми густы­ми, слов­но в них ни разу не раз­да­вал­ся стук топо­ра или визг пилы; на вер­ши­нах мно­гих хол­мов вид­не­лись стран­ные, постав­лен­ные в круг высо­кие камен­ные стол­бы, вызы­вав­шие в памя­ти древ­ние пли­ты Сто­ун­хен­джа, кром­ле­хи Дево­на и Корнуолла.2 Ино­гда поверх­ность хол­мов раз­ре­за­ли глу­бо­кие овра­ги, через кото­рые были пере­бро­ше­ны гру­бо ско­ло­чен­ные дере­вян­ные мосты, а на откры­тых местах поблес­ки­ва­ли воды реки Мис­ка­то­ник, вер­хо­вья кото­рой, судя по дорож­ной кар­те, нахо­ди­лись запад­нее Дан­ви­ча, отку­да река, изви­ва­ясь, про­те­ка­ла через доли­ну и ухо­ди­ла даль­ше, к Арк­хе­му. В Мис­ка­то­ник вли­ва­лось мно­же­ство мел­ких речу­шек и ручьев – воз­мож­но, их обра­зо­вы­ва­ли бив­шие на хол­мах клю­чи; а один раз в поле зре­ния Нико­ла­са сверк­нул бело-голу­бой водо­пад, кас­ка­дом низ­вер­га­ю­щий­ся с тем­ных скло­нов.

Хол­мы нави­са­ли над доро­гой с обе­их сто­рон, но сре­ди них вре­мя от вре­ме­ни попа­да­лись про­све­ты, за кото­ры­ми вид­не­лись боло­та и луга, а ино­гда и фер­мы – или то, что от них оста­лось. В целом ланд­шафт выгля­дел удру­ча­ю­ще – сплошь гря­ды хол­мов с камен­ны­ми нагро­мож­де­ни­я­ми на вер­ши­нах и жал­кие, забро­шен­ные фер­мы. Все здесь созда­ва­ло впе­чат­ле­ние раз­ры­ва как во вре­ме­ни, так и в про­стран­стве; и если вокруг Босто­на кипе­ла и бур­ли­ла жизнь, то мест­ность в рай­оне Дан­ви­ча каза­лась отде­лен­ной от него сот­ня­ми лет и гро­мад­ны­ми рас­сто­я­ни­я­ми.

Окру­жа­ю­щая атмо­сфе­ра дей­ство­ва­ла на Уол­тер­са каким-то стран­ным обра­зом; он и сам не мог объ­яс­нить каким. Зем­ля, через кото­рую он про­ез­жал, его и при­тя­ги­ва­ла, и оттал­ки­ва­ла, и чем даль­ше он заби­рал­ся, тем боль­ше ему пере­да­ва­лось царив­шее вокруг настро­е­ние. Чув­ство, что он здесь уже был, ста­но­ви­лось все силь­нее, хотя мыс­ли об этом вызы­ва­ли у него улыб­ку. Уол­терс не вол­но­вал­ся и не тре­во­жил­ся, ему было про­сто немно­го любо­пыт­но. Он знал, что подоб­ные впе­чат­ле­ния харак­тер­ны для всех людей и видеть в этом какие-то пред­зна­ме­но­ва­ния и тай­ны могут лишь люди негра­мот­ные и суе­вер­ные. Вне­зап­но гря­да хол­мов закон­чи­лась, и он въе­хал в доволь­но широ­кую доли­ну, где нахо­ди­лось селе­ние Дан­вич – на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу Мис­ка­то­ни­ка, меж­ду рекой и Круг­лой горой. Через реку был пере­бро­шен вет­хий мост, оско­лок дале­ко­го про­шло­го, к кото­ро­му явно при­над­ле­жа­ло и все селе­ние. Гни­ю­щие ман­сард­ные кры­ши, раз­ру­шен­ные, опу­сте­лые дома и цер­ковь со сло­ман­ным шпи­лем – вот что бро­си­лось в гла­за Уол­тер­су, когда он пере­ехал через мост. Это был край пол­ней­шей нище­ты и запу­сте­ния, где даже ред­кие муж­чи­ны и жен­щи­ны, попа­дав­ши­е­ся ему на ули­цах, каза­лось, были исто­че­ны и соста­ре­ны чем-то боль­шим, чем само вре­мя.

Оста­но­вив маши­ну воз­ле полу­раз­ру­шен­ной церк­ви, кото­рая, по всей види­мо­сти, исполь­зо­ва­лась в каче­стве мага­зи­на, Уол­терс зашел внутрь, что­бы узнать у сто­яв­ше­го за при­лав­ком угрю­мо­го вла­дель­ца доро­гу к сво­ей буду­щей соб­ствен­но­сти.

– Усадь­ба Эбе­ра­та Уэйт­ли, – повто­рил хозя­ин мага­зин­чи­ка, уста­вив­шись на Нико­ла­са, при этом его рот задви­гал­ся, а тол­стые губы нача­ли при­чмо­ки­вать, слов­но чело­век пере­же­вы­вал задан­ный ему вопрос.

– Вы – его родич, да? Родич Уэйт­ли?

– Мое имя Уол­терс. Я при­е­хал из Англии.

Вла­де­лец мага­зи­на, каза­лось, ниче­го не слы­шал, раз­гля­ды­вая незна­ком­ца с живей­шим инте­ре­сом и любо­пыт­ством.

– Надо же, выли­тый Уэйт­ли. Уол­терс… гм, не слы­хал о таком.

– Мне нуж­но най­ти усадь­бу Уэйт­ли, – напом­нил Нико­лас.

– Их тут пол­но, этих Уэйт­ли. Штук два­дцать. Ах да, усадь­ба Эбе­ра­та? Она запер­та.

– Ниче­го, у меня есть ключ, – с пло­хо скры­ва­е­мым нетер­пе­ни­ем и даже раз­дра­же­ни­ем ска­зал Нико­лас, кото­ро­му пока­за­лось, что хозя­ин мага­зин­чи­ка пря­чет насмеш­ли­вую улыб­ку.

– Поез­жай­те через мост, потом напра­во. Там будет с пол­ми­ли. Дом хоро­шо виден, его не про­пу­стишь. Перед ним камен­ный забор до самой реки. С трех сто­рон – лес. Там и жил Эбе­рат, а до него Сай­рус Уэйт­ли, Ста­рый Сай­рус, умник, обра­зо­ван­ный… – с ухмыл­кой ска­зал хозя­ин и доба­вил: – Вот и вы не ина­че как обра­зо­ван­ный, судя по одеж­ке.

– Я учил­ся в Окс­фор­де, – ска­зал Уол­терс.

– Не слы­хал о таком, – ска­зал про­да­вец и отвер­нул­ся, давая понять, что раз­го­вор окон­чен.

Одна­ко вско­ре выяс­ни­лось, что это не так, – когда моло­дой чело­век уже соби­рал­ся вый­ти на ули­цу, тот вновь подал голос.

– Я Тоби­ас Уэйт­ли, – ска­зал он. – Так что мы с вами вро­де как род­ствен­ни­ки. Вы тут поосто­рож­нее. В вашем доме никто не живет , но все рав­но – дер­жи­те ухо вост­ро.

Осо­бое уда­ре­ние, кото­рое он сде­лал на сло­ве «живет», как-то очень не понра­ви­лось Уол­тер­су, кото­рый не отли­чал­ся суе­ве­ри­ем, но мага­зин­чик поки­нул, пол­ный самых дур­ных пред­чув­ствий.

Бла­го­да­ря опи­са­нию Тоби­а­са Уэйт­ли най­ти усадь­бу ока­за­лось очень про­сто. Едва Нико­лас оста­но­вил маши­ну воз­ле камен­ной изго­ро­ди и сту­пил на покры­тую рыт­ви­на­ми доро­гу, как ста­ло понят­но, что этот дом был постро­ен задол­го до поко­ле­ния Сай­ру­са Уэйт­ли. Судя по все­му, воз­раст построй­ки ухо­дил куда-то в самое нача­ло восем­на­дца­то­го века, а ее строй­ные клас­си­че­ские линии выгод­но дис­со­ни­ро­ва­ли с мест­ны­ми дере­вен­ски­ми раз­ва­лю­ха­ми и фер­ма­ми, тяну­щи­ми­ся вдоль доро­ги от Эйл­с­бе­ри-Пайк. Это было мас­сив­ное дере­вян­ное стро­е­ние с проч­ны­ми сте­на­ми, сто­я­щее на высо­ком фун­да­мен­те из корич­не­во­го извест­ня­ка. Дом был полутораэтажный,при том что его цен­траль­ная часть под­ни­ма­лась несколь­ко выше, чем два боко­вых кры­ла. Вдоль цен­траль­ной части тяну­лась широ­кая веран­да; парад­ный вход, снаб­жен­ный мед­ным молот­ком, навер­ня­ка отно­сил­ся к эпо­хе коро­ле­вы Анны.3 Дверь, а так­же полу­круг­лое окно над ней обрам­ля­ла вити­е­ва­тая резь­ба, узкая по бокам и более широ­кая вокруг окна; это изящ­ное укра­ше­ние явствен­но кон­тра­сти­ро­ва­ло с ров­ной и глад­кой поверх­но­стью двер­но­го полот­на.

Когда-то дом был белым, но покрас­ку уже дав­ным-дав­но не обнов­ля­ли, и теперь, по про­ше­ствии не одно­го деся­ти­ле­тия, он был ско­рее буро­ко­рич­не­вым. За домом вид­не­лись надвор­ные построй­ки, вклю­чая сло­жен­ную из дико­го кам­ня буд­ку над род­ни­ком, из кото­рой выте­кал ручей, устрем­ля­ясь к поблес­ки­вав­ше­му за лугом Мис­ка­то­ни­ку. Вдоль лево­го кры­ла дома, на рас­сто­я­нии двух ярдов от него, тяну­лась аллея, кото­рая неко­гда слу­жи­ла подъ­езд­ной доро­гой к надвор­ным построй­кам, одна­ко это было дав­но, и она уже зарос­ла дерев­ца­ми, так что подъ­е­хать пря­мо к дому Уол­терс не смог и оста­вил маши­ну у огра­ды.

Ключ из связ­ки, кото­рую дал ему Бойл, лег­ко повер­нул­ся в зам­ке вход­ной две­ри. Ее слег­ка закли­ни­ло, и в этом не было ниче­го уди­ви­тель­но­го, посколь­ку ее вряд ли откры­ва­ли со вре­ме­ни смер­ти послед­не­го жиль­ца – ком­па­ньо­на Эбе­ра­та Уэйт­ли. Спра­вив­шись нако­нец с две­рью, Уол­терс вошел в кори­дор, тяну­щий­ся, веро­ят­но, по всей длине дома, и уви­дел пря­мо перед собой еще одну дверь – дву­створ­ча­тую, из крас­но­го дере­ва. Она так­же была запер­та, но в связ­ке нашел­ся под­хо­дя­щий ключ.

Как это ни стран­но, маро­де­ры обо­шли сто­ро­ной усадь­бу, рас­по­ло­жен­ную на зна­чи­тель­ном рас­сто­я­нии от ожив­лен­ной трас­сы; рас­пах­нув обе поло­вин­ки две­ри, Уол­терс с изум­ле­ни­ем уви­дел ком­на­ту, пол­но­стью обстав­лен­ную и в пре­крас­ном состо­я­нии, если не счи­тать за бес­по­ря­док тон­кий слой пыли на полу и на мебе­ли. Каким-то чудом усадь­ба избе­жа­ла раз­граб­ле­ния, кото­ро­му, как пра­ви­ло, под­вер­га­лись все забро­шен­ные стро­е­ния. И это при том, что здеш­няя ста­рин­ная мебель явно пре­вос­хо­ди­ла цен­но­стью мно­гие пред­ме­ты, обыч­но выстав­ля­е­мые в вит­ри­нах анти­квар­ных мебель­ных мага­зи­нов.

Судя по все­му, глав­ная ком­на­та была цен­тром, вокруг кото­ро­го воз­во­дил­ся весь дом. Высо­та до потол­ка здесь состав­ля­ла не менее деся­ти футов – вот поче­му сред­няя часть дома была замет­но выше кры­льев. У сте­ны напро­тив две­ри нахо­дил­ся камин, окру­жен­ный изу­ми­тель­ной дере­вян­ной резь­бой, сре­ди кото­рой почти теря­лись выдвиж­ной сто­лик и вися­щий над ним шкаф­чик. Вде­лан­ная в сте­ну тру­ба была укра­ше­на рез­ным орна­мен­том, в цен­тре кото­ро­го рас­по­ла­гал­ся выпук­лый стек­лян­ный круг диа­мет­ром при­мер­но в пол­фу­та. Орна­мен­ти­ро­ван­ный уча­сток имел фор­му тре­уголь­ни­ка с вер­ши­ной, почти упи­ра­ю­щей­ся в пото­лок.

По обе­им сто­ро­нам ками­на и далее вдоль всех стен тяну­лись книж­ные пол­ки, пре­ры­ва­е­мые лишь двер­ным про­емом. Кни­ги на них, как сра­зу заме­тил Уол­терс, были весь­ма ста­рин­ны­ми. Подой­дя к одной из полок, он при­нял­ся раз­гля­ды­вать ее содер­жи­мое. Сре­ди томов в кожа­ных пере­пле­тах не было ниче­го позд­нее вре­мен Дик­кен­са; мно­гие из книг были напи­са­ны на латы­ни и дру­гих язы­ках, поми­мо англий­ско­го. На одной из верх­них полок лежал теле­скоп; про­ме­жут­ки меж­ду ров­ны­ми ряда­ми книг зани­ма­ли раз­ные без­де­луш­ки – рез­ные изоб­ра­же­ния, ста­ту­эт­ки и что-то вро­де древ­них арте­фак­тов. Посре­ди ком­на­ты сто­ял огром­ный дере­вян­ный стол, на кото­ром нахо­ди­лись стоп­ки бума­ги, руч­ка и чер­ниль­ни­ца, а так­же несколь­ко бух­гал­тер­ских книг. Все пред­ме­ты лежа­ли так, слов­но тот, кто оста­вил их на сто­ле, толь­ко что вышел и соби­рал­ся вско­ре вер­нуть­ся.

Раз­ду­мы­вая о том, какой бух­гал­те­ри­ей мог зани­мать­ся послед­ний оби­та­тель дома, Нико­лас взял одну из книг и при­нял­ся ее пере­ли­сты­вать. Ника­ких сче­тов в ней не было, это он заме­тил сра­зу; стра­ни­цы были испещ­ре­ны кра­си­вым, но очень мел­ким почер­ком, таким мел­ким, что в одном про­ме­жут­ке меж­ду линей­ка­ми уме­ща­лись две стро­ки тек­ста. Нико­лас про­чел одну из запи­сей: «…забрал маль­чи­ка и ушел, не ска­зав ни сло­ва; впро­чем, это не име­ет зна­че­ния; они узна­ют, куда он ушел…» Рас­крыв более ста­рую кни­гу, он про­чи­тал: «Несо­мнен­но, она ушла, и Уил­бур рас­ска­жет об этом, если захо­чет; огни на Часо­вом хол­ме, и козо­дои кри­чат всю ночь, как тогда, когда умер Ста­рик». Нали­чие точ­ных дат ука­зы­ва­ло, что эти кни­ги были чем-то вро­де днев­ни­ка. Захлоп­нув кни­гу, Нико­лас взгля­нул в сто­ро­ну и толь­ко в этот момент неожи­дан­но уло­вил тихий звук, кото­рый все это вре­мя при­сут­ство­вал в ком­на­те и кото­рый он толь­ко теперь рас­по­знал. Это было тика­нье часов.

Часы! Иду­щие часы в доме, где никто не жил вот уже три года. Нико­лас не верил сво­им ушам. Долж­но быть, кто-то все-таки про­ник сюда и завел часы. Огля­нув­шись по сто­ро­нам, он уви­дел рядом с две­рью аль­ков, в кото­ром сто­я­ли необыч­ные, явно штуч­ной рабо­ты часы высо­той почти в три фута. Цифер­блат часов был покрыт стран­ны­ми рисун­ка­ми, изоб­ра­жав­ши­ми свер­нув­ших­ся в коль­ца змей и каких-то при­чуд­ли­вых тва­рей, один толь­ко вид кото­рых вызвал в нем почти пани­че­ский, до боли зна­ко­мый страх, слов­но где-то в глу­бине его памя­ти сре­ди смут­ных вос­по­ми­на­ний дет­ства просну­лось одно, поз­во­лив­шее ему вспом­нить то, что он уже видел – и не на рисун­ке, а в дей­стви­тель­но­сти. Как зача­ро­ван­ный, раз­гля­ды­вал он цифер­блат, пока нако­нец не понял, что стрел­ки часов пока­зы­ва­ют нечто боль­шее, неже­ли про­сто вре­мя, ибо за циф­ра­ми и бук­ва­ми скры­ва­лись не толь­ко часы и мину­ты. И не толь­ко дни.

С тру­дом ото­рвав взгляд от часов, Уол­терс вышел из ком­на­ты. Нуж­но было осмот­реть весь дом. Но если он и наде­ял­ся най­ти еще что-нибудь уди­ви­тель­ное, то надеж­ды не оправ­да­лись, посколь­ку осталь­ная часть дома ока­за­лась самой обык­но­вен­ной – чере­да про­стых, скуд­но обстав­лен­ных ком­нат. Две спаль­ни, кух­ня, буфет­ная, сто­ло­вая, кла­дов­ка и, на самом вер­ху, под кры­шей, три ком­на­туш­ки, похо­жие на кла­дов­ки, и чет­вер­тая, ско­рее все­го, спаль­ня. Ком­на­ты на вто­ром эта­же, меж­ду кото­ры­ми вкли­ни­ва­лись ска­ты кры­ши, были очень уют­ны­ми, и в каж­дой – по одно­му ман­сард­но­му окну, отче­го они каза­лись еще про­стор­нее, посколь­ку окна были осо­бы­ми, повто­ря­ю­щи­ми фор­му фрон­то­на, – архи­тек­тур­ный при­ем, досе­ле неиз­вест­ный Нико­ла­су.

Он решил, что нуж­но обя­за­тель­но сфо­то­гра­фи­ро­вать дом, что­бы доба­вить его к сво­ей обшир­ной кол­лек­ции; архи­тек­тур­ные дета­ли фрон­то­на и ман­сард­ных окон были поис­ти­не уни­каль­ны. Кро­ме того, в доме нахо­ди­лись и дру­гие крайне инте­рес­ные архи­тек­тур­ные изыс­ки, кото­рые нуж­но было поско­рее запе­чат­леть на плен­ку, пока солн­це не скры­лось за гори­зон­том и дом не ока­зал­ся в тени дере­вьев.

Спу­стив­шись по узкой лест­ни­це на пер­вый этаж, Нико­лас подо­шел к машине, выта­щил отту­да все необ­хо­ди­мое и при­го­то­вил­ся к фото­съем­ке. Начал он с наруж­но­го вида, сфо­то­гра­фи­ро­вав дом со всех сто­рон и уде­лив осо­бое вни­ма­ние ман­сард­ным окнам; затем вошел внутрь и сфо­то­гра­фи­ро­вал цен­траль­ную ком­на­ту, вклю­чая часы с их стран­ным цифер­бла­том и стек­лян­ное укра­ше­ние над ками­ном, что­бы в буду­щем ниче­го не забыть.

День уже бли­зил­ся к кон­цу, и Нико­ла­су при­шлось заду­мать­ся над вопро­сом, искать ли ноч­лег где-нибудь побли­зо­сти или про­ве­сти ночь в этом доме. Посколь­ку во всех ком­на­тах было чисто, Нико­лас при­шел к выво­ду, что искать при­ста­ни­ща в дру­гом месте было бы глу­по и, сле­до­ва­тель­но, ночь он про­ве­дет в уют­ной спальне на вто­ром эта­же. Ска­за­но – сде­ла­но. Пере­не­ся в дом багаж, он решил запа­стись про­дук­та­ми – таки­ми, что не тре­бу­ют дол­гой воз­ни, вро­де галет, кре­ке­ров, может быть, хло­пьев, моло­ка, хле­ба и мас­ла, ну и немно­го фрук­тов, если най­дут­ся, и еще сыра, – посколь­ку в этом захо­лу­стье он не видел ниче­го похо­же­го на кафе или заку­соч­ную, не гово­ря уже о ресто­ране, в кото­ром мест­ные жите­ли, судя по все­му, не нуж­да­лись. Кро­ме того, ему пона­до­бит­ся заправ­ка для керо­си­но­вых ламп, кото­рые он нашел в буфет­ной, – если, конеч­но, не зажи­гать вме­сто них све­чи, рас­став­лен­ные по всем ком­на­там.

Зна­чит, при­дет­ся съез­дить в Дан­вич. При мыс­ли об этом Нико­лас почув­ство­вал, что ему поче­му-то очень хочет­ся вер­нуть­ся в свой дом

еще засвет­ло. Поэто­му, запе­рев две­ри, он без про­мед­ле­ния тро­нул­ся в путь. Когда Нико­лас под­нял­ся по сту­пень­кам мага­зин­чи­ка, на мрач­ном лице Тоби­а­са Уэйт­ли появи­лось выра­же­ние, ясно гово­рив­шее: «Так я и знал». Нико­ла­са это немно­го сму­ти­ло; Тоби­ас как буд­то ожи­дал его воз­вра­ще­ния, вот толь­ко поче­му?

– Мне нуж­но немно­го про­дук­тов и керо­син, – на одном дыха­нии выпа­лил Уол­терс и, не давая Тоби­а­су опом­нить­ся, быст­ро пере­чис­лил все, что соби­рал­ся купить.

Уэйт­ли застыл на месте, гля­дя на Уол­тер­са во все гла­за и, по-види­мо­му, о чем-то раз­мыш­ляя.

– Так вы что, оста­е­тесь? – спро­сил он нако­нец.

– На эту ночь навер­ня­ка, – отве­тил Уол­терс. – А может быть, и доль­ше. Пока не решу, что делать с соб­ствен­но­стью.

– Что делать? – с нескры­ва­е­мым изум­ле­ни­ем повто­рил Уэйт­ли.

– Воз­мож­но, выстав­лю ее на про­да­жу.

Уэйт­ли взгля­нул на него, как на сума­сшед­ше­го.

– Да этот дом не купят даже Уэйт­ли. Те из Уэйт­ли, кото­рые обра­зо­ван­ные, так они про него и слы­шать не хотят, а осталь­ные – те и свои-то дома кое-как содер­жат. Нет, вам при­дет­ся подыс­ки­вать кого­ни­будь со сто­ро­ны. Все это он про­из­нес с таким видом, слов­но саму воз­мож­ность про­да­жи не сто­и­ло даже и обсуж­дать; это несколь­ко разо­зли­ло Уол­тер­са, кото­рый доволь­но рез­ко заме­тил:

– Я и сам со сто­ро­ны.

Уэйт­ли издал отры­ви­стый лай, кото­рый, по всей види­мо­сти, озна­чал иро­ни­че­ский смех.

– Ну еще бы! Вы тут надол­го не задер­жи­тесь, помя­ни­те мое сло­во. Нет, вы свой дом про­да­вай­те где-нибудь в Спринг­фил­де, или Арк­хе­ме, или даже Бостоне, а здесь поку­па­те­лей нет.

– Дом в пре­крас­ном состо­я­нии, мистер Уэйт­ли. Тот отве­тил Нико­ла­су ярост­ным взгля­дом.

– А вы спра­ши­ва­ли себя поче­му? Там никто не жил с тех пор, как помер Инкрис. Туда никто даже близ­ко не под­хо­дил. Уже три года. Слу­шай, кузен, я и сам туда не сунусь – даже про­сто затем, чтоб доста­вить тебе про­дук­ты.

– Там все было креп­ко запер­то, – в неко­то­ром заме­ша­тель­стве про­из­нес Уол­терс, – так что поче­му бы дому не быть целе­хонь­ким? И вооб­ще, три года – это недол­гий срок. Эбе­рат Уэйт­ли умер семь лет назад. А кто такой этот Инкрис?

– Инкрис Бра­ун, так, гово­рят, его зва­ли, – отве­тил Уэйт­ли. – Знать не знаю, кем – или чем – он был. – При этом он бро­сил на Нико­ла­са жест­кий, вызы­ва­ю­щий взгляд. – И отку­да при­шел, тоже не знаю. Он при­над­ле­жал Эбе­ра­ту.

«Как стран­но он выра­жа­ет­ся», – поду­мал Уол­терс.

– Про­сто одна­жды появил­ся, и все тут. И остал­ся. Ходил за Эбе­ра­том, как соба­ка. А потом вдруг исчез. Гово­ри­ли, что помер.

– Кто же его хоро­нил?

– А никто, – гру­бо отре­зал Уэйт­ли.

Уол­терс с удив­ле­ни­ем осо­знал, что Тоби­ас Уэйт­ли поче­му-то отно­сит­ся к нему пре­не­бре­жи­тель­но, слов­но Нико­лас не зна­ет чего-то тако­го, что знать про­сто обя­зан. Это было крайне непри­ят­но, посколь­ку Уэйт­ли, этот дере­вен­ский бол­ван с обра­зо­ва­ни­ем не выше началь­ной шко­лы, смот­рел на Нико­ла­са с пло­хо скры­ва­е­мым пре­зре­ни­ем, крайне раз­дра­жав­шим моло­до­го чело­ве­ка, – и это было отнюдь не тра­ди­ци­он­ное пре­зре­ние дре­му­че­го невеж­ды к обра­зо­ван­ным людям, а нечто совсем иное. Уол­терс был и оза­да­чен, и раз­гне­ван; впро­чем, его гнев начал уле­ту­чи­вать­ся по мере того, как рос­ло недо­уме­ние; а Уэйт­ли все гово­рил и гово­рил, напол­няя свою речь зага­доч­ны­ми наме­ка­ми и вре­мя от вре­ме­ни чуть ли не с надеж­дой погля­ды­вая на Уол­тер­са, слов­но пытал­ся уло­вить в нем хоть какой-то при­знак пони­ма­ния и тем самым раз­об­ла­чить его как при­твор­щи­ка.

Уол­терс слу­шал его со все воз­рас­та­ю­щим инте­ре­сом. Из слов Тоби­а­са ста­но­ви­лось ясно, что Эбе­рат Уэйт­ли, хотя и счи­тал­ся «обра­зо­ван­ным», был тем не менее изго­ем сре­ди всех осталь­ных Уэйт­ли – как обра­зо­ван­ных, так и невежд. Что же каса­ет­ся Инкри­са Бра­у­на, то он счи­тал­ся тем­ной и подо­зри­тель­ной лич­но­стью. Уэйт­ли опи­сал его как тоще­го смуг­ло­ко­же­го типа с чер­ны­ми гла­за­ми и кост­ля­вы­ми рука­ми.

– …Никто не видел, что­бы он ел, и он нико­гда не при­хо­дил за едой после смер­ти Эбе­ра­та, одна­ко у нас веч­но куры про­па­да­ли, а еще один раз сви­нья про­па­ла и потом две коро­вы… И люди вся­кое про то бол­та­ли…

В конеч­ном ито­ге все, что услы­шал Уол­терс об Инкри­се Бра­уне, мож­но было све­сти к сле­ду­ю­ще­му: его нена­ви­де­ли, боя­лись и ста­ра­тель­но избе­га­ли. Впро­чем, он и сам ред­ко пока­зы­вал­ся на людях; жите­ли Дан­ви­ча про­яв­ля­ли к Бра­у­ну нечто зна­чи­тель­но боль­шее, чем обыч­ная непри­язнь к чужа­ку, как это неред­ко слу­ча­ет­ся в глу­хих дерев­нях. Да, но что имен­но скры­ва­лось за осто­рож­ны­ми, а ино­гда и пря­мы­ми взгля­да­ми, кото­рые Тоби­ас бро­сал на сво­е­го собе­сед­ни­ка? Какую реак­цию он ожи­дал уви­деть? После этой бесе­ды у Уол­тер­са воз­ник­ло стран­ное ощу­ще­ние, слов­но от него не про­сто ждут опре­де­лен­ной реак­ции, но он, ни мно­го ни мало, обя­зан посту­пить имен­но так, как от него ожи­да­ют.

Это ощу­ще­ние не поки­да­ло Уол­тер­са на всем пути от Дан­ви­ча и толь­ко уси­ли­лось к момен­ту, когда он оста­но­вил маши­ну перед сво­им домом в лесу.

III

После лег­ко­го ужи­на Уол­терс вышел из дома в сгу­ща­ю­щи­е­ся сумер­ки, что­бы обду­мать свои даль­ней­шие дей­ствия. Про­да­вать дом через офис где-нибудь в Бостоне было бы глу­по, посколь­ку Дан­вич нахо­дил­ся слиш­ком дале­ко и вряд ли мог заин­те­ре­со­вать потен­ци­аль­но­го поку­па­те­ля с побе­ре­жья; зна­чит, дом сле­до­ва­ло выстав­лять на про­да­жу где-нибудь побли­зо­сти, напри­мер в Спринг­фил­де, хотя, воз­мож­но, его дур­ная репу­та­ция там уже извест­на и это отпуг­нет поку­па­те­лей. Так, при­ки­ды­вая воз­мож­ные вари­ан­ты, Уол­терс все боль­ше при­хо­дил к убеж­де­нию, что с про­да­жей дома ниче­го не вый­дет; да теперь он и не был уве­рен в том, что хочет поско­рее изба­вить­ся от дома, к кото­ро­му начал испы­ты­вать какую-то стран­ную тягу, гра­ни­ча­щую с нава­жде­ни­ем. Наме­ки Тоби­а­са Уэйт­ли и яко­бы небреж­ные заме­ча­ния пове­рен­но­го, мисте­ра Бой­ла, все боль­ше убеж­да­ли Нико­ла­са в том, что, преж­де чем про­да­вать дом, его надо хоро­шень­ко иссле­до­вать. Эта соб­ствен­ность при­над­ле­жит ему, и толь­ко ему, и нет ника­кой при­чи­ны столь поспеш­но избав­лять­ся от нее, несмот­ря на под­спуд­ное жела­ние как мож­но быст­рее вер­нуть­ся в Англию.

Пока он про­гу­ли­вал­ся вдоль дома, обду­мы­вая сло­жив­шу­ю­ся ситу­а­цию, сумер­ки сме­ни­лись тем­но­той; сре­ди вер­ху­шек дере­вьев и над кры­шей дома вспых­ну­ли звез­ды – Арк­тур и Спи­ка, на севе­ро-восто­ке взо­шла Вега, а на запад­ном гори­зон­те, самы­ми послед­ни­ми из зим­них созвез­дий, сле­дуя за Тель­цом и Ори­о­ном с его Пса­ми, зажглись Капел­ла и Близ­не­цы. Души­стый ноч­ной воз­дух напол­нил­ся аро­ма­та­ми леса и пря­ны­ми запа­ха­ми трав, к кото­рым при­ме­ши­вал­ся запах све­жей воды, доле­тав­ший со сто­ро­ны Мис­ка­то­ни­ка и жур­ча­ще­го невда­ле­ке ручья; в лесах посте­пен­но нарас­тал шум ноч­ных голо­сов, кото­рые сре­ди хол­мов, окру­жав­ших Дан­вич, зву­ча­ли гораз­до глу­ше – кри­ки и пес­ни днев­ных птиц сти­ха­ли, усту­пая место голо­сам ноч­ных жите­лей.

Нико­лас вслу­ши­вал­ся в эти зву­ки, раз­мыш­ляя о том, как силь­но отли­ча­ют­ся друг от дру­га ноч­ная пора в сель­ской мест­но­сти Аме­ри­ки и Англии, где он вырос. Здесь, в цен­тре Север­но­го Мас­са­чу­сет­са, не было слыш­но ни куку­шек, ни соло­вьев, зато вовсю кри­ча­ли козо­дои, кру­жась над зем­лей и шум­но акком­па­ни­руя себе всплес­ка­ми кры­льев. Не было здесь недо­стат­ка и в голо­сах амфи­бий, кото­рые доно­си­лись не толь­ко от реки, но и со всех окрест­ных пру­дов и болот; их друж­ный сви­стя­щий, завы­ва­ю­щий хор сви­де­тель­ство­вал о самом раз­га­ре сезо­на.

Но, вслу­ши­ва­ясь в ноч­ные голо­са, Нико­лас начал раз­ли­чать зву­ки, изда­ва­е­мые явно не пти­ца­ми или амфи­би­я­ми. Когда нена­дол­го при­тих­ли прон­зи­тель­ные кри­ки козо­до­ев, их сме­ни­ли зву­ки ино­го рода – то ли вой, то ли плач сви­ре­ли, – изда­ва­е­мые, конеч­но, не жаба­ми или лягуш­ка­ми. Нико­лас оста­но­вил­ся и стал слу­шать. И рас­слы­шал вопли иска­жен­ные голо­са людей, кото­рые раз­да­ва­лись отку­да-то изда­ле­ка и слов­но с высо­ты. Нако­нец он при­шел к выво­ду, что кри­ки доно­сят­ся со сто­ро­ны хол­мов, тем более что на вер­шине одно­го из них, рас­по­ло­жен­но­го за Дан­ви­чем, вспых­нул яркий огонь, слов­но там раз­ве­ли огром­ный костер. Инте­рес­но, что там про­ис­хо­дит?

Но кро­ме этих до Уол­тер­са доно­си­лись и дру­гие, совсем уже необыч­ные зву­ки – голо­са каких-то зве­рей, кото­рые он не слы­шал ни разу в жиз­ни, хотя бывал в зоо­пар­ках мно­го раз и непло­хо раз­би­рал­ся в зву­ках, изда­ва­е­мых раз­ны­ми вида­ми живот­ных, при­ве­зен­ных в Англию со всех кон­цов Бри­тан­ско­го Содру­же­ства. Одна­ко эти голо­са, зву­чав­шие в ноч­ной тиши, были ему совер­шен­но незна­ко­мы и напол­ня­ли тьму чем-то необъ­яс­ни­мо жут­ким. Они то под­ни­ма­лись до само­го высо­ко­го кре­щен­до, то зати­ха­ли, сме­ши­ва­ясь со зву­ка­ми ноч­но­го леса и болот, сли­ва­ясь в тре­во­жа­щую гар­мо­нию с неумолч­ны­ми при­зы­ва­ми козо­до­ев и лягу­шек.

Нако­нец Уол­терс при­шел к выво­ду, что бро­шен­ные вскользь заме­ча­ния Бой­ла о стран­но­стях Дан­ви­ча, ско­рее все­го, отно­си­лись к неко­то­рым тра­ди­ци­ям его оби­та­те­лей и то, что про­ис­хо­дит сей­час на хол­ме, воз­мож­но, явля­ет­ся одной из них. Успо­ко­ив­шись этим рас­суж­де­ни­ем, он вер­нул­ся в дом, что­бы занять­ся сво­и­ми фото­гра­фи­я­ми. Он решил про­ве­сти весь вечер за их про­яв­кой, для чего еще ранее пере­нес в дом все необ­хо­ди­мые при­над­леж­но­сти. Кухон­ный бачок с насо­сом ста­нет источ­ни­ком воды, а под фото­ла­бо­ра­то­рию мож­но при­спо­со­бить любую из ком­нат, посколь­ку в доме еще тем­нее, чем в лесу, кото­рый осве­ща­ли лишь звез­ды. Хотя, конеч­но, без элек­три­че­ства будет труд­но­ва­то.

Итак, Уол­терс при­нял­ся за рабо­ту, и через неко­то­рое вре­мя пер­вые фото­гра­фии были раз­ве­ша­ны для про­суш­ки. Мастер­ства он не поте­рял, хотя сним­ки внут­рен­ней части дома ему не понра­ви­лись, осо­бен­но каби­нет, то есть цен­траль­ная, самая боль­шая ком­на­та, осно­ва все­го зда­ния, вокруг кото­рой оно, каза­лось, и было постро­е­но. А фото­гра­фия рез­но­го укра­ше­ния над ками­ном и вовсе поверг­ла его в пол­ное изум­ле­ние; сняв еще мок­рый сни­мок с верев­ки, Уол­терс пере­нес его в сосед­нюю ком­на­ту, что­бы рас­смот­реть при ярком све­те.

Теперь сте­на и вде­лан­ное в нее укра­ше­ние были вид­ны совер­шен­но чет­ко. Вот толь­ко круг­лый стек­лян­ный глаз в сере­дине тре­уголь­ни­ка как-то стран­но зату­ма­нил­ся. При­сталь­но вгля­ды­ва­ясь в сни­мок, Уол­терс начал испы­ты­вать непо­нят­ное бес­по­кой­ство; ему не хоте­лось верить в то, что он видел, а то, что он видел, очень ему не нра­ви­лось. Вер­нув­шись в фото­ла­бо­ра­то­рию, Уол­терс разыс­кал нега­тив с изоб­ра­же­ни­ем ками­на и отпе­ча­тал его сно­ва, зна­чи­тель­но уве­ли­чив цен­траль­ную часть, где нахо­дил­ся тре­уголь­ник. После это­го он вновь пере­шел в сосед­нюю ком­на­ту и при­нял­ся раз­гля­ды­вать сни­мок.

Нет, он не ошиб­ся. «Дым­кой», кото­рая закры­ва­ла стек­лян­ный круг, ока­за­лись два чело­ве­че­ских лица; одно при­над­ле­жа­ло боро­да­то­му ста­ри­ку, кото­рый смот­рел на Уол­тер­са пря­мо из сере­ди­ны кру­га, вто­рое – худое, с рез­ки­ми чер­та­ми – выгля­ды­ва­ло из-за пер­во­го; каза­лось, чело­век слег­ка скло­нил голо­ву в знак пови­но­ве­ния перед ста­ри­ком, хотя на пер­вый взгляд было труд­но опре­де­лить, кто из этих людей ста­рик, а кто нет, посколь­ку пер­вый отли­чал­ся от вто­ро­го лишь нали­чи­ем боро­ды, в то вре­мя как лицо вто­ро­го, тощее, слов­но обтя­ну­тое высох­шей кожей, было начи­сто лише­но какой-либо рас­ти­тель­но­сти. Изум­ле­нию Уол­тер­са не было пре­де­ла; в дру­гое вре­мя он при­нял бы уви­ден­ное за опти­че­ский обман, но фото­гра­фии лгать не уме­ют, и то, что нахо­ди­лось у него перед гла­за­ми, не было иллю­зи­ей. Стран­но, что он ниче­го не заме­тил, когда раз­гля­ды­вал камин и рез­ное укра­ше­ние над ним; впро­чем, он мог быть недо­ста­точ­но вни­ма­тель­ным, или же свет, отра­жа­ясь от стек­ла, поме­шал ему раз­гля­деть эти лица. При­хва­тив керо­си­но­вую лам­пу, Уол­терс реши­тель­но напра­вил­ся в каби­нет и, под­хо­дя к его рас­пах­ну­той две­ри, вдруг с удив­ле­ни­ем обна­ру­жил, что в ком­на­те мер­ца­ет свет, слов­но кто-то слу­чай­но оста­вил там зажжен­ную лам­пу, – но ведь он не захо­дил в каби­нет с тех пор, как вер­нул­ся из Дан­ви­ча! Поста­вив лам­пу на пол, Уол­терс тихо при­бли­зил­ся к поро­гу каби­не­та. И застыл на месте, пора­жен­ный.

Свет, мер­ца­ю­щий в ком­на­те, стру­ил­ся из стек­лян­но­го кру­га, вде­лан­но­го в тре­уголь­ник над ками­ном. Свет был неяр­ким; он то зами­рал, то сла­бо вспы­хи­вал, отбра­сы­вая блед­ные отсве­ты, слов­но теп­лив­ша­я­ся в нем жизнь ста­ра­лась заявить о себе.

Вне­зап­но внут­ри полу­про­зрач­но­го, как лун­ный камень, мато­во­го кру­га нача­ли кру­жить­ся и вспы­хи­вать цвет­ные огни – розо­вые, свет­ло-зеле­ные, голу­бые, крас­ные, жел­тые. Уол­терс сто­ял, гля­дя на уди­ви­тель­ные пере­ли­вы све­та, игра­ю­щие в стек­лян­ном гла­зу; затем рез­ко повер­нул­ся и пошел туда, где он оста­вил лам­пу.

Чуть пого­дя, уже с лам­пой в руке, Нико­лас сно­ва вошел в каби­нет. Но свет лам­пы, каза­лось, при­ту­шил блеск стек­лян­но­го кру­га. Мато­вое све­че­ние ослаб­ло; мель­ка­нье раз­но­цвет­ных огней оста­но­ви­лось. Нико­лас подо­ждал. Ниче­го не про­ис­хо­ди­ло. Сто­я­ла пол­ная тиши­на.

В углу ком­на­ты он заме­тил неболь­шую лест­ни­цу-стре­мян­ку, кото­рую при­став­ля­ли к книж­ным пол­кам, что­бы сни­мать кни­ги с верх­них яру­сов.

Уол­терс под­та­щил лест­ни­цу к ками­ну, взял лам­пу и, дер­жа ее в руке, полез наверх, к рез­но­му укра­ше­нию с тре­уголь­ни­ком и стек­лян­ным гла­зом. Ока­зав­шись с ним почти на одном уровне, Уол­терс начал вни­ма­тель­но раз­гля­ды­вать глаз и через неко­то­рое вре­мя при­шел к выво­ду, что стек­ло сде­ла­но из како­го-то необыч­но­го мате­ри­а­ла. Он даже не был уве­рен, что это стек­ло, и если бы не вну­ши­тель­ные раз­ме­ры гла­за, то мож­но было бы поду­мать, что он сде­лан из цель­но­го опа­ла. Но это, конеч­но же, было не так.

Резь­ба, обрам­ля­ю­щая камин, так­же ока­за­лась насто­я­щей загад­кой. Свер­ка­ю­щий глаз, по всей види­мо­сти, являл­ся ее опти­че­ским цен­тром, а внеш­няя, тре­уголь­ная, часть слу­жи­ла осно­ва­ни­ем. На пер­вый взгляд все это про­из­во­ди­ло впе­чат­ле­ние обыч­но­го клас­си­че­ско­го укра­ше­ния. Но когда Уол­терс раз­гля­дел его с близ­ко­го рас­сто­я­ния, выяс­ни­лось, что это орна­мент в дей­стви­тель­но­сти пред­став­ля­ет собой изоб­ра­же­ние како­го-то жут­ко­го, похо­же­го на ось­ми­но­га суще­ства, каких на зем­ле нико­гда не води­лось; выпук­лый стек­лян­ный круг был его огром­ным гла­зом, кото­рый к это­му вре­ме­ни, хотя и потуск­нел, про­дол­жал испус­кать сла­бый, стран­но колеб­лю­щий­ся свет.

Слов­но окол­до­ван­ный, раз­гля­ды­вал Уол­терс необыч­ное укра­ше­ние, не в силах отве­сти от него глаз. Впро­чем, он не забыл и о двух лицах, уви­ден­ных на фото­гра­фии; поэто­му, скольз­нув по похо­жим на щупаль­ца рез­ным завит­кам, его взгляд неиз­мен­но воз­вра­щал­ся к выпук­ло­му стек­лу, слов­но в нем непре­мен­но долж­ны были про­изой­ти какие-то изме­не­ния. Одна­ко ниче­го не про­ис­хо­ди­ло. Глаз све­тил­ся сам по себе, в этом не было сомне­ния, но где нахо­дил­ся источ­ник све­та, в дан­ный момент оста­ва­лось нераз­ре­ши­мой тай­ной.

Нако­нец Уол­терс неохот­но слез с лест­ни­цы. Посто­ял, раз­гля­ды­вая тре­уголь­ник. Да, несо­мнен­но, это что-то вро­де ось­ми­но­га, толь­ко очень стран­но­го, не похо­же­го на обыч­ных ось­ми­но­гов.

Он пога­сил лам­пу и стал ждать, что про­изой­дет в тем­но­те.

Сна­ча­ла в ком­на­те сто­ял пол­ный мрак, в кото­ром не было вид­но даже стен. Но через несколь­ко мгно­ве­ний вновь пока­за­лось радуж­ное сия­ние. Пер­вое вре­мя оно было совсем сла­бым и все же явно исхо­ди­ло от выпук­ло­го гла­за в тре­уголь­ни­ке над ками­ном. Вско­ре сия­ние набра­ло силу и вновь ста­ло таким, каким он уви­дел его в пер­вый раз. Выпук­лый глаз ожил и теперь напо­ми­нал мер­ца­ю­щее обла­ко, под­хва­чен­ное ярост­ным вих­рем, толь­ко на этот раз крас­ки были намно­го ярче. Неот­рыв­но гля­дя на про­ис­хо­дя­щее и пыта­ясь най­ти ему хоть какое-то объ­яс­не­ние, Уол­терс начал испы­ты­вать такое чув­ство, слов­но кто-то пытал­ся ему что-то вну­шить; каза­лось, стек­лян­ный круг при­тя­ги­вал к себе взгляд чело­ве­ка, застав­ляя смот­реть на себя поми­мо его воли. В то же вре­мя мыс­ли Нико­ла­са при­ня­ли весь­ма стран­ный обо­рот; посте­пен­но инте­рес к стек­лян­но­му гла­зу и све­че­нию начал осла­бе­вать, усту­пая место смут­но­му чув­ству сме­ще­ния зем­но­го про­стран­ства и раз­ме­ров, зна­ко­мых ему с дет­ства; с вне­зап­ной тре­во­гой и бес­по­кой­ством Нико­лас начал ощу­щать, как его затя­ги­ва­ет что-то похо­жее на сон или гип­но­ти­че­ский транс. Он слов­но падал в без­дон­ную яму. Тогда он вновь зажег лам­пу.

Он при­шел в себя не сра­зу. Све­че­ние выпук­ло­го гла­за исчез­ло, все вокруг выгля­де­ло про­за­ич­но – если толь­ко вид это­го каби­не­та мож­но было назвать про­за­ич­ным. Уол­терс вздох­нул с облег­че­ни­ем. Обна­ру­жив, что на его лбу высту­пи­ли капель­ки пота, он смах­нул их рукой. Какой бы ни была при­ро­да это­го явле­ния, оно каза­лось неве­ро­ят­ным. Чув­ствуя, как дро­жат ноги, Уол­терс сел и попы­тал­ся объ­яс­нить само­му себе, что же все-таки про­ис­хо­дит в доме и поче­му. Совер­шен­но оче­вид­но, что стек­лян­ный глаз – это не про­сто укра­ше­ние. Но как он здесь ока­зал­ся? Уол­терс вновь забрал­ся по стре­мян­ке к укра­ше­нию над ками­ном и при­нял­ся рас­смат­ри­вать его при све­те лам­пы. Ничто не ука­зы­ва­ло на его воз­раст. Воз­мож­но, оно было поме­ще­но здесь еще при построй­ке дома. А зна­чит, сле­ду­ет раз­уз­нать, кто и как его стро­ил, а посколь­ку дом явно стар­ше любо­го из жите­лей Дан­ви­ча, при­дет­ся наво­дить справ­ки в архи­вах. Так­же необ­хо­ди­мо выяс­нить все о его быв­ших жиль­цах. А вдруг они виде­ли то же самое? Или что-то еще более потря­са­ю­щее? Эта мысль напол­ни­ла Уол­тер­са тре­во­гой и в то же вре­мя вол­ну­ю­щим пред­чув­стви­ем откры­тия.

Но если он соби­ра­ет­ся про­во­дить рас­сле­до­ва­ние, зна­чит, ему при­дет­ся задер­жать­ся в доме Эбе­ра­та Уэйт­ли доль­ше, чем он рас­счи­ты­вал. Не вдох­нов­лен­ный такой пер­спек­ти­вой, Уол­терс слез со стре­мян­ки. Реши­тель­но выбро­сив из голо­вы мыс­ли о стек­лян­ном гла­зе, он загля­нул в тем­ную ком­на­ту, где суши­лись фото­гра­фии, после чего под­нял­ся на вто­рой этаж, что­бы осмот­реть ком­на­ту в ман­сар­де, где решил про­ве­сти ночь. Был уже позд­ний вечер, и ему очень хоте­лось спать. Уол­терс поста­вил лам­пу на стол и открыл окно; сна­ру­жи все было по-преж­не­му – козо­дои, лягуш­ки, необыч­ные кри­ки и зву­ки со сто­ро­ны тем­ных хол­мов. Ман­сар­да выхо­ди­ла окна­ми на Дан­вич; выгля­нув в окно, Уол­терс уви­дел, что огонь на Круг­лой горе погас, одна­ко точ­но такой же теперь вен­чал дру­гой холм на левой сто­роне доли­ны, где-то воз­ле доро­ги, веду­щей в Эйл­с­бе­ри-Пайк; и зву­ки, такие непри­выч­ные для чело­ве­че­ско­го уха, доно­си­лись уже отту­да.

Уол­терс раз­дел­ся и лег в постель. Но несмот­ря на уста­лость, уснуть он так и не смог. В голо­ве вих­рем про­но­си­лись раз­ные мыс­ли, вто­ря зву­кам доли­ны. Тоби­ас Уэйт­ли явно знал боль­ше, чем решил­ся ему сооб­щить. Но луч­ше разыс­кать кого-нибудь из «обра­зо­ван­ных» Уэйт­ли от них мож­но ожи­дать боль­ше фак­тов и мень­ше суе­вер­ных пред­по­ло­же­ний, при­прав­лен­ных хит­ры­ми недо­молв­ка­ми и пре­зри­тель­ны­ми, дву­смыс­лен­ны­ми ухмыл­ка­ми. Если поко­пать­ся в биб­лио­те­ке Спринг­фил­да, мож­но будет выяс­нить, когда был постро­ен дом, а может быть, и узнать исто­рию несколь­ких поко­ле­ний семей­ства Уэйт­ли, про­жи­вав­ших в Дан­ви­че.

Вот так, лежа в кро­ва­ти и раз­мыш­ляя, Уол­терс неожи­дан­но почув­ство­вал, как в нем начи­на­ет рас­ти ощу­ще­ние дома как неко­е­го само­сто­я­тель­но­го живо­го суще­ства, не тер­пя­ще­го при­сут­ствия посто­рон­них; и серд­це это­го суще­ства, несо­мнен­но, нахо­ди­лось в каби­не­те, кото­рый был источ­ни­ком энер­гии, давав­шей жизнь все­му дому. Уол­терс чув­ство­вал, как его затя­ги­ва­ет некая сила, и ему при­хо­ди­лось бороть­ся с под­спуд­ным жела­ни­ем выско­чить из кро­ва­ти и бежать в каби­нет. Как все это стран­но и уди­ви­тель­но! Он ощу­щал на себе дей­ствие кол­дов­ских чар, дур­ных пред­чув­ствий, тре­во­ги, стра­ха – и вме­сте с тем неко­ей сверх­ин­ту­и­ции, как буд­то нахо­дясь на поро­ге вели­чай­ше­го откры­тия, кото­рое его обес­смер­тит. Он уснул где-то после полу­но­чи. К это­му вре­ме­ни козо­дои нако­нец уго­мо­ни­лись, и толь­ко несколь­ко лягу­шек еще пода­ва­ли голо­са. Ночь была совсем тихой; кри­ки на хол­мах, так тре­во­жив­шие Уол­тер­са, так­же смолк­ли. И все же спал он пло­хо – ему все вре­мя сни­лись сны, каких не быва­ло у него преж­де; сни­лось дале­кое дет­ство и еще кто-то – кажет­ся, дед по отцов­ской линии, кото­ро­го он почти не пом­нил и о кото­ром ниче­го не знал; сни­лись гро­мад­ные мега­ли­ти­че­ские зда­ния, незна­ко­мые пей­за­жи, холод­ный кос­мос где-то в глу­би­нах Все­лен­ной, сре­ди дале­ких чужих звезд. А пери­о­ди­че­ски про­сы­па­ясь, он ощу­щал рав­но­мер­ную пуль­са­цию, слов­но в самих сте­нах дома тихо билось живое серд­це.

IV

Утром Уол­терс отпра­вил­ся в Спринг­филд. После лан­ча в мест­ном ресто­ран­чи­ке он зашел в пуб­лич­ную биб­лио­те­ку, где пред­ста­вил­ся биб­лио­те­ка­рю, гос­по­ди­ну сред­них лет, чье имя, соглас­но пра­ви­лам, было ука­за­но в настоль­ной таб­лич­ке – Клиф­форд Пол. Ему Уол­терс и объ­яс­нил цель сво­е­го визи­та.

– Вы при­шли в нуж­ное место, мистер Уол­терс, – ска­зал Пол. – У нас есть доку­мен­ты, каса­ю­щи­е­ся и дома, о кото­ром вы гово­ри­те, и все­го семей­ства Уэйт­ли. Ста­рин­ная семья. И достой­но­го про­ис­хож­де­ния. К сожа­ле­нию, сей­час у них не луч­шие вре­ме­на. Впро­чем, нас инте­ре­су­ет их про­шлое, а не печаль­ное насто­я­щее.

Уол­тер­са про­во­ди­ли в читаль­ный зал, где перед ним выло­жи­ли архив­ные доку­мен­ты, свя­зан­ные с исто­ри­ей окру­га, и несколь­ко объ­е­ми­стых папок. Сна­ча­ла он про­смот­рел архи­вы – один из тяже­лен­ных фоли­ан­тов, запол­нен­ный в основ­ном авто­био­гра­фи­че­ски­ми и био­гра­фи­че­ски­ми замет­ка­ми раз­лич­ных людей, обыч­но чле­нов семейств; пуб­ли­ко­ва­лись они глав­ным обра­зом за счет тех, чьи име­на были упо­мя­ну­ты на стра­ни­цах кни­ги. Боль­шая часть мате­ри­а­ла каса­лась самых обы­ден­ных фак­тов и была без­на­деж­но обы­ден­ной. Уол­терс нашел фото­гра­фию – совсем пло­хонь­кую, вос­про­из­ве­ден­ную, види­мо, с еще более пло­хой ферротипии,4 – Сай­ру­са Уэйт­ли, уди­ви­тель­но похо­же­го на кого-то, кого Уол­терс видел совсем недав­но, что было, конеч­но же, пол­ным абсур­дом. Опи­са­ние жиз­ни Сай­ру­са ока­за­лось на ред­кость крат­ким. Дом, рас­по­ло­жен­ный неда­ле­ко от Дан­ви­ча, он купил у неко­е­го Дад­ли Роупса Гло­ве­ра, наслед­ни­ка сэра Эдвар­да Орма, кото­рый постро­ил его в 1703 году, после чего в тече­ние два­дца­ти лет, пред­ше­ство­вав­ших его исчез­но­ве­нию, путе­ше­ство­вал по Евро­пе. Гло­вер так­же почти не жил в усадь­бе, пред­по­чи­тая про­во­дить вре­мя в Евро­пе. И более о доме ни сло­ва.

Что каса­ет­ся Сай­ру­са Уэйт­ли, то инфор­ма­ция о нем была скуд­ной: путе­ше­ство­вал; был два­жды женат; от каж­дой жены имел сына; один из сыно­вей стал его наслед­ни­ком; вто­рой поки­нул дом еще юно­шей, и боль­ше его никто не видел. О заня­ти­ях Сай­ру­са Уэйт­ли было извест­но толь­ко то, что он был «зем­ле­вла­дель­цем» и, воз­мож­но, спе­ку­ли­ро­вал земель­ны­ми участ­ка­ми. Эбе­рат Уэйт­ли, сын Сай­ру­са, став­ший его наслед­ни­ком, в запи­сях прак­ти­че­ски не упо­ми­нал­ся.

Одна­ко в пап­ке с доку­мен­та­ми, каса­ю­щи­ми­ся семей­ства Уэйт­ли, ока­за­лись запи­си ино­го рода. Они, наобо­рот, изоби­ло­ва­ли мно­же­ством мел­ких подроб­но­стей. Пер­вые запи­си отно­си­лись ко вре­ме­ни появ­ле­ния семей­ства в Дан­ви­че. В Север­ный Мас­са­чу­сетс Уэйт­ли пере­бра­лись в 1699 году из Арк­хе­ма, здесь и про­жи­ва­ли до 1920 года, когда опуб­ли­ко­ва­ли исто­рию окру­га. В раз­ветв­лен­ном гене­а­ло­ги­че­ском дре­ве семей­ства были ука­за­ны и Эбе­рат, и его про­пав­ший брат Чарльз. При­во­ди­лись био­гра­фии род­ствен­ни­ков, в основ­ном в виде корот­ких некро­ло­гов, взя­тых из газе­ты «Рипа­б­ли­кен», изда­ю­щей­ся в Спринг­фил­де, или арк­хем­ской «Эдвер­тай­зер». Но были и дру­гие доку­мен­ты, кото­рые Уол­терс читал гораз­до вни­ма­тель­нее, чем офи­ци­аль­ные некро­ло­ги, посколь­ку собрал их некто, обла­да­ю­щий более живым вооб­ра­же­ни­ем, неже­ли обыч­ный клерк.

Все они так или ина­че каса­лись мест­ных пре­да­ний о семей­стве Уэйт­ли. Напри­мер, при­во­дил­ся отчет о пла­мен­ной про­по­ве­ди, про­чи­тан­ной его пре­по­до­би­ем Джептой Хоугом, кото­рый в 1787 году при­е­хал из Арк­хе­ма, дабы стать насто­я­те­лем мето­дист­ской церк­ви Дан­ви­ча.

«Нам извест­но, что здесь про­жи­ва­ет некое семей­ство, чле­ны кото­ро­го сово­куп­ля­ют­ся с дья­во­лом и рож­да­ют мон­стров как путем кол­дов­ства, так и с помо­щью гре­хов­ной пло­ти. Еще сорок лет назад мой пред­ше­ствен­ник, пре­по­доб­ный Эбай­джа Хоуд­ли, пред­ста­ви­тель кон­гре­га­ци­о­на­лист­ской церк­ви, про­из­нес с кафед­ры в этой самой деревне сле­ду­ю­щие сло­ва: “При­хо­дит­ся при­знать, что бого­хуль­ные заяв­ле­ния об адских игри­щах демо­нов ста­ли слиш­ком хоро­шо всем извест­ны, что­бы не обра­щать на них вни­ма­ния; эти про­кля­тые голо­са, что доно­сят­ся из-под зем­ли, слы­ша­ли уже мно­гие почтен­ные люди. Я сам не далее как две неде­ли назад стал сви­де­те­лем про­яв­ле­ния дья­воль­ских сил, слу­чив­ше­го­ся на хол­ме за моим домом. Я слы­шал хри­пы и вопли, сто­ны, визг и шипе­ние, каких не могут изда­вать рож­ден­ные на зем­ле тва­ри; нет, эти зву­ки мог­ли доно­сить­ся из бездн, отыс­кать кото­рые мож­но лишь с помо­щью чер­ной магии и само­го дья­во­ла”. Да, я тоже слы­шал эти зву­ки, эти адские вопли, мерз­кую како­фо­нию, кото­рой не место на зем­ле. Бере­ги­тесь! Вы зна­е­те, о ком я гово­рю!»

И так далее в том же духе; про­по­ведь была очень длин­ной, и Уол­терс, при всей его заин­те­ре­со­ван­но­сти, даль­ше читать не стал. К тек­сту про­по­ве­ди при­ла­га­лось сооб­ще­ние о том, что боль­шин­ство при­хо­жан Дан­ви­ча поста­но­ви­ло пре­кра­тить дея­тель­ность мест­ной мето­дист­ской церк­ви вви­ду, во-пер­вых, «небла­го­ра­зу­мия» пре­по­доб­но­го Джепты Хоуга и, во-вто­рых, его непо­нят­но­го исчез­но­ве­ния, ибо с пре­по­доб­ным Хоугом слу­чи­лось то же самое, что за сорок лет до того слу­чи­лось с его кол­ле­гой Хоуд­ли, кото­рый вне­зап­но исчез через месяц после сво­ей про­по­ве­ди, посвя­щен­ной борь­бе с сила­ми зла.

В пап­ке нахо­дил­ся тол­стый кон­верт, в кото­ром Уол­терс обна­ру­жил вырез­ки из газет, с боль­шей или мень­шей долей юмо­ра опи­сы­ва­ю­щие «Стран­ные про­ис­ше­ствия в Дан­ви­че», как гла­сил один из заго­лов­ков. Ста­тьи были взя­ты в основ­ном из арк­хем­ской «Эдвер­тай­зер» и, откро­вен­но гово­ря, явля­лись обык­но­вен­ны­ми бай­ка­ми, в кото­рых рас­ска­зы­ва­лось о «мон­страх», воз­ни­кав­ших ниот­ку­да пря­мо на гла­зах нака­чав­ших­ся кон­тра­банд­ным вис­ки пьян­чуг из Дан­ви­ча. Уол­тер­су эти рос­сказ­ни пока­за­лись весь­ма забав­ны­ми, одна­ко нель­зя было отри­цать, что в Дан­ви­че дей­стви­тель­но про­изо­шли уди­ви­тель­ные собы­тия, обра­тив­шие на себя вни­ма­ние кого-то из сотруд­ни­ков Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та уже после того, как по это­му пово­ду вдо­воль пове­се­ли­лась «Эдвер­тай­зер». Выяс­ни­лось, что с собы­ти­я­ми в Дан­ви­че каким-то обра­зом свя­за­на смерть Уил­бу­ра Уэйт­ли, слу­чив­ша­я­ся нака­нуне, но вовсе не в Дан­ви­че, а в сте­нах Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та в Арк­хе­ме. Несколь­ко ста­те­ек из «Тран­скрип­та», изда­ва­е­мо­го в Эйл­с­бе­ри, носи­ли не менее весе­лый харак­тер, но за всей этой весе­ло­стью скры­ва­лось одно: летом 1928 года в Дан­ви­че про­ис­хо­ди­ли стран­ные собы­тия, достиг­шие куль­ми­на­ции в сен­тяб­ре того же года.

«Без мало­го семь лет назад», – поду­мал Уол­терс. В свя­зи с собы­ти­я­ми в Дан­ви­че упо­ми­на­лось так­же имя неко­е­го док­то­ра Ген­ри Арми­те­джа, биб­лио­те­ка­ря Мис­ка­то­ник­ско­го уни­вер­си­те­та. Уол­терс при­нял это к све­де­нию, решив наве­сти справ­ки о док­то­ре Арми­те­дже и по воз­мож­но­сти побе­се­до­вать с ним, если при­дет­ся заби­рать­ся в самые глу­би­ны исто­рии семей­ства Уэйт­ли. Разу­ме­ет­ся, ниче­го кон­крет­но­го газе­ты не сооб­ща­ли; в них гово­ри­лось лишь о гибе­ли домаш­не­го ско­та и исчез­но­ве­нии несколь­ких чело­век, прав­да, име­на их раз­ни­лись и иска­жа­лись от отче­та к отче­ту. Кро­ме того, исчез­нув­шие не при­над­ле­жа­ли к семей­ству Уэйт­ли, хотя один из них, по фами­лии Бишоп, был их род­ствен­ни­ком, но близ­ким или даль­ним – опре­де­лить было уже невоз­мож­но. Вооб­ще родо­слов­ная Уэйт­ли вклю­ча­ла огром­ное коли­че­ство кров­но свя­зан­ных с ними семей – Бишо­пов, Хоугов, Мар­шей и дру­гих; вполне воз­мож­но, что и пре­по­доб­ный Хоуг, кото­рый так неосмот­ри­тель­но обру­шил обви­не­ния на одно из семейств Дан­ви­ча (Уол­терс не сомне­вал­ся, что про­по­ведь была направ­ле­на имен­но про­тив Уэйт­ли), и сам являл­ся их даль­ним род­ствен­ни­ком.

Уол­терс вни­ма­тель­но рас­смот­рел гене­а­ло­ги­че­ское дре­во Уэйт­ли. Сре­ди мно­же­ства раз­но­об­раз­ных Хоугов пре­по­доб­но­го Джепты Хоуга не ока­за­лось. Кро­ме того, выяс­ни­лось, что в семей­стве прак­ти­ко­ва­лись близ­ко­род­ствен­ные бра­ки – очень часто мужем и женой ста­но­ви­лись дво­ю­род­ные бра­тья и сест­ры; так, Эли­за­бет Бишоп вышла замуж за Эбне­ра Уэйт­ли, Лави­ния Уэйт­ли – за Рэл­со Мар­ша, Блесс Бишоп – за Эдвар­да Мар­ша и так далее; ина­че гово­ря, про­ис­хо­ди­ло посте­пен­ное вырож­де­ние все­го семей­ства или, по край­ней мере, той его вет­ви, пред­ста­ви­те­лей кото­рой жите­ли Дан­ви­ча про­зва­ли «обра­зо­ван­ны­ми».

Уол­терс заду­мал­ся. Полу­ча­лось так, что он узнал немно­гим боль­ше, чем ему рас­ска­зал пове­рен­ный Бойл, а имен­но: Дан­вич – это мед­ве­жий угол, семей­ство Уэйт­ли дав­но при­шло в упа­док, в Дан­ви­че про­ис­хо­ди­ли какие-то стран­ные собы­тия, о кото­рых потом было мно­го слу­хов, боль­шей частью пре­уве­ли­чен­ных или осме­ян­ных теми, кто счи­тал себя выше пред­рас­суд­ков. И все же Уол­тер­са не поки­да­ла одна мысль: во всех этих рос­сказ­нях, бай­ках и насмеш­ли­вых ста­тей­ках было нечто общее, слов­но они были вари­а­ци­ей на одну и ту же тему; ему даже не хоте­лось читать даль­ше, посколь­ку и так было ясно, что люди ста­ли сви­де­те­ля­ми чего-то жут­ко­го и уди­ви­тель­но­го, чего не мог­ли объ­яс­нить и о чем боя­лись рас­ска­зы­вать; да и сам Уол­терс, вчи­ты­ва­ясь в запи­си, терял­ся в догад­ках – все это было выше его пони­ма­ния. Пыта­ясь уве­рить себя, что у него про­сто нет боль­ше вре­ме­ни на это чте­ние, он пре­крас­но пони­мал и дру­гое – ему поче­му-то совсем не хочет­ся деталь­но изу­чать исто­рию семей­ства Уэйт­ли.

Закрыв пап­ку, он отнес ее биб­лио­те­ка­рю.

– Наде­юсь, вы нашли то, что иска­ли, мистер Уол­терс, – ска­зал тот.

– Да, нашел. Бла­го­да­рю. Воз­мож­но, эта пап­ка мне еще пона­до­бит­ся.

– Бери­те, когда хоти­те, сэр, – отве­тил Пол и, слег­ка замяв­шись, спро­сил: – Вы, навер­ное, род­ствен­ник Уэйт­ли?

– Я кое-что полу­чил от них в наслед­ство, – ска­зал Уол­терс. – Одна­ко не думаю, что я их род­ствен­ник.

– Ради бога, про­сти­те, – поспеш­но ска­зал биб­лио­те­карь. – Я толь­ко поду­мал… я знал неко­то­рых из них. Вы немно­го на них похо­жи, хотя, с дру­гой сто­ро­ны, в мире, навер­ное, очень мно­го похо­жих людей, не состо­я­щих меж­ду собой в род­стве.

– Вы без­услов­но пра­вы, – веж­ли­во согла­сил­ся Уол­терс.

И все же сло­ва биб­лио­те­ка­ря его непри­ят­но заде­ли. Тоби­ас Уэйт­ли и не поду­мал скры­вать, что счи­та­ет его сво­им род­ствен­ни­ком; так пря­мо его и назвал – «кузен», да еще пре­зри­тель­но хмык­нул. Мистер Пол тоже заме­тил сход­ство и тоже выска­зал­ся по это­му пово­ду, прав­да весь­ма почти­тель­но. Видя сму­ще­ние и рас­те­рян­ность биб­лио­те­ка­ря, Уол­терс поспеш­но доба­вил:

– А может быть, я и в самом деле их род­ствен­ник, толь­ко очень­даль­ний. Семей­ство Уэйт­ли весь­ма раз­ветв­лен­ное, но я так и не выяс­нил, с какой ста­ти мое­му покой­но­му отцу была заве­ща­на эта соб­ствен­ность.

– Мож­но спро­сить, о какой имен­но соб­ствен­но­сти идет речь?

– У вас ее назы­ва­ют «зем­ля ста­ро­го Сай­ру­са Уэйт­ли». Лицо мисте­ра Пола про­яс­ни­лось.

– Этот мистер Уэйт­ли был…

– Знаю, – с улыб­кой пере­бил его Уол­терс. – Он был из тех, кого жите­ли Дан­ви­ча назы­ва­ли «обра­зо­ван­ны­ми».

– Да, имен­но так, – ска­зал биб­лио­те­карь.

– Что при­да­ет вопро­су о нашем воз­мож­ном род­стве несколь­ко иную окрас­ку, мистер Пол. Вы со мной соглас­ны?

– Согла­сен. О дру­гих вет­вях семей­ства рас­ска­зы­ва­ют ужас­ные вещи, сэр. Вы их услы­ши­те, я уве­рен. Я знаю, вы чита­ли газет­ные ста­тьи. Там все опи­сы­ва­ет­ся очень туман­но, а ино­гда и вовсе лжи­во, а вот я убеж­ден, что в неко­то­рых глу­хих угол­ках Дан­ви­ча про­ис­хо­дит нечто зага­доч­ное и, боюсь, ужас­ное.

– Как и во мно­гих глу­хих угол­ках по все­му миру, – заме­тил Уол­терс. И вышел, оста­вив биб­лио­те­ка­ря в пол­ном смя­те­нии. Итак, его уже при­чис­ли­ли к кла­ну Уэйт­ли. Отец мало рас­ска­зы­вал ему о сво­их род­ствен­ни­ках, хотя и не скры­вал от сына аме­ри­кан­ско­го про­ис­хож­де­ния их семьи. Эта мысль Уол­тер­са не слиш­ком обра­до­ва­ла; хотя, с дру­гой сто­ро­ны, в этом не было и ниче­го пло­хо­го.

Бес­по­ко­и­ло дру­гое – двой­ствен­ность его соб­ствен­ных ощу­ще­ний. Его слов­но что-то при­тя­ги­ва­ло и в то же вре­мя оттал­ки­ва­ло. Англия, кото­рую он поки­нул совсем недав­но, каза­лась теперь зате­ряв­шей­ся где-то в неиз­ме­ри­мой дали, зато Дан­вич начал ока­зы­вать на него необъ­яс­ни­мое воз­дей­ствие не толь­ко дикой и по-сво­е­му пре­крас­ной при­ро­дой, но и стран­ной отчуж­ден­но­стью от внеш­не­го мира, меж­ду тем как этот самый мир очер­тя голо­ву упор­но стре­мил­ся к неко­ей при­зрач­ной цели, кото­рая вполне мог­ла ока­зать­ся раз­ру­ши­тель­ной для всей чело­ве­че­ской циви­ли­за­ции.

Когда Уол­терс вер­нул­ся в свою усадь­бу, дом, каза­лось, пове­се­лел, слов­но с нетер­пе­ни­ем ждал его воз­вра­ще­ния. Теперь Уол­терс вос­при­ни­мал дом как живое суще­ство, хотя никак не мог опре­де­лить, отку­да у него берет­ся это чув­ство. Серд­цем дома пред­став­ля­лась глав­ная ком­на­та, и Уол­терс был почти уве­рен, что ско­ро из нее доне­сет­ся то самое бие­ние, кото­рое он слы­шал ночью. Он поста­рал­ся изба­вить­ся от это­го навяз­чи­во­го чув­ства, но в каби­не­те его жда­ло новое потря­се­ние.

Здесь про­изо­шла пере­ста­нов­ка – ком­на­ту слов­но под­го­то­ви­ли к при­е­му посе­ти­те­ля: кто-то раз­ло­жил на сто­ле бух­гал­тер­ские кни­ги и подо­дви­нул к нему стул. Уол­терс усел­ся за стол, оки­нул взгля­дом гросс­бу­хи, рас­крыл бли­жай­ший из них и обна­ру­жил тон­кий кон­верт, на кото­ром было наца­ра­па­но: «Тому, кто при­дет».

Кон­верт не был запе­ча­тан. Уол­терс вынул из него сло­жен­ный попо­лам тон­кий листок бума­ги.

«Чарль­зу, – про­чи­тал он, – или сыну Чарль­за, или вну­ку Чарль­за, или Тому, кто при­дет после… знай, что ты дол­жен быть готов к появ­ле­нию Тех, кто наблю­да­ет , и испол­нить то, что долж­но испол­нить­ся».

Под­пись отсут­ство­ва­ла, почерк был коря­вый и нераз­бор­чи­вый…

---

[Рас­сказ остал­ся неза­кон­чен­ным из-за смер­ти Авгу­ста Дер­ле­та, после­до­вав­шей 4 июля 1971 года.]

Примечания:

1. Уол­ден­ский пруд – затоп­лен­ная кот­ло­ви­на близ город­ка Кон­корд в шта­те Мас­са­чу­сетс, обра­зо­вав­ша­я­ся в ходе отступ­ле­ния лед­ни­ков 1012 тысяч лет назад. В 1845–1847 гг. на бере­гу пру­да жил отшель­ни­ком писа­тель и фило­соф Ген­ри Дэвид Торо, впо­след­ствии изло­жив­ший свои впе­чат­ле­ния в кни­ге «Уол­ден, или Жизнь в лесу» (1854).
2. …пли­ты Сто­ун­хен­джа, кром­ле­хи Дево­на и Кор­ну­ол­ла. – Речь идет о древ­них мега­ли­ти­че­ских памят­ни­ках на юге Англии, самый зна­ме­ни­тый из кото­рых, Сто­ун­хендж, воз­во­дил­ся в пери­од меж­ду 3000 и 1600 гг. до P. X.
3. Эпо­ха коро­ле­вы Анны – Анна Стю­арт (1665–1714) пра­ви­ла Англи­ей в 1702–1714 гг. Сре­ди про­че­го, этот пери­од харак­те­ри­зо­вал­ся рас­цве­том англий­ско­го барок­ко.
4. Фер­ро­ти­пия – фото­гра­фи­че­ский про­цесс с экс­по­ни­ро­ва­ни­ем изоб­ра­же­ния на покры­тую кол­ло­ди­ем метал­ли­че­скую пла­стин­ку, запа­тен­то­ван­ный в США в сере­дине XIX в. и широ­ко при­ме­няв­ший­ся до нача­ла сле­ду­ю­ще­го сто­ле­тия.