Говард Филлипс Лавкрафт
совместно с Winifred V. Jackson

Зелёный Луг

(with Winifred V. Jackson)
Напи­са­но в 1919 году
Пере­вод И. Бог­да­но­ва

////

Предисловие переводчиков

Обсто­я­тель­ства, при кото­рых было обна­ру­же­но при­ве­ден­ное ниже весь­ма необыч­ное повест­во­ва­ние (или, ско­рее, непо­сред­ствен­ный отчет о впе­чат­ле­ни­ях), носят столь выда­ю­щий­ся харак­тер, что нам пред­став­ля­ет­ся необ­хо­ди­мым изло­жить их как мож­но более подроб­но. В сре­ду вече­ром (если быть более точ­ным — то око­ло поло­ви­ны девя­то­го попо­лу­дни), 27 авгу­ста 1913 года, оби­та­те­ли неболь­шой при­бреж­ной дере­вуш­ки Пото­уон­кет, что в шта­те Мэн, США, были пере­по­ло­ше­ны чудо­вищ­ной силы гро­мо­вым рас­ка­том, сопро­вож­дав­шим­ся осле­пи­тель­ной вспыш­кой огня. Те из них, кому в тот час слу­чи­лось быть на бере­гу, ста­ли сви­де­те­ля­ми паде­ния в оке­ан рас­ка­лен­ной добе­ла глы­бы, взмет­нув­шей в небе­са испо­лин­ский столб воды и пара. В вос­кре­се­нье трое мест­ных рыба­ков — Джон Рич­монд, Питер Б. Карр и Сай­мон Кэн­филд заце­пи­ли сетью и выво­лок­ли на берег изряд­ный, в 360 фун­тов весом, кусок некой метал­ли­че­ской поро­ды, кото­рая, по сло­вам мисте­ра Кэн­фил­да, более все­го на све­те напо­ми­на­ла уголь­ный шлак. Сбе­жав­ши­е­ся погла­зеть на дико­ви­ну жите­ли дерев­ни еди­но­душ­но сошлись на том, что это была та самая коме­та, что четы­ре дня тому назад обру­ши­лась чуть ли не им на голо­ву с неба. Док­тор Рич­монд М. Джо­у­нз, мест­ное науч­ное све­ти­ло, с готов­но­стью под­твер­дил аэро­ли­ти­че­ское или метео­рит­ное про­ис­хож­де­ние глы­бы. Воз­на­ме­рив­шись ото­слать обра­зец поро­ды на экс­пер­ти­зу в Бостон, д- р Джо­у­нз рас­ко­лол метео­рит и обна­ру­жил внут­ри него весь­ма необыч­но­го вида кни­жи­цу, на стра­ни­цах кото­рой и содер­жа­лась пред­ла­га­е­мая ваше­му вни­ма­нию исто­рия. Доба­вим, что кни­жи­ца эта до сих пор нахо­дит­ся у досто­по­чтен­но­го уче­но­го мужа.

По сво­ей фор­ме наход­ка ничем не отли­ча­лась от обыч­ной запис­ной книж­ки объ­е­мом в трид­цать стра­ниц и раз­ме­ром три на пять дюй­мов. Что же каса­ет­ся мате­ри­а­ла, из кото­ро­го она была изго­тов­ле­на, то он до сих пор оста­ет­ся тай­ной. Облож­ка кни­ги выпол­не­на из неко­е­го тем­но­го плот­но­го веще­ства, неиз­вест­но­го совре­мен­ной гео­ло­гии и не под­да­ю­ще­го­ся ника­ким сред­ствам меха­ни­че­ско­го и хими­че­ско­го воз­дей­ствия. То же самое мож­но ска­зать и о ее стра­ни­цах, доба­вив лишь, что они немно­го свет­лее, чем облож­ка, и, разу­ме­ет­ся, гораз­до тонь­ше. Никто из тех, кому дове­лось иссле­до­вать зага­доч­ную кни­гу, до сих пор не может вра­зу­ми­тель­но объ­яс­нить, каким обра­зом она пере­пле­те­на. Ясно лишь, что в про­цес­се пере­пле­та отдель­ные стра­нич­ки намерт­во при­тя­ги­ва­лись к кореш­ку — во вся­ком слу­чае, ото­рвать их от него невоз­мож­но даже при помо­щи самых могу­чих меха­низ­мов. Что же до само­го доку­мен­та, то он напи­сан на изыс­кан­ней­шем древ­не­гре­че­ском язы­ке! Изу­чав­шие руко­пись спе­ци­а­ли­сты- палео­гра­фы заяви­ли, что она выпол­не­на ско­ро­пи­сью, харак­тер­ной для вто­ро­го века до Р.Х. В самом тек­сте не содер­жит­ся каких-либо ука­за­ний на более точ­ное вре­мя его напи­са­ния. Из тех­ни­ки пись­ма так­же не уда­лось извлечь ниче­го достой­но­го вни­ма­ния — в общем и целом она напо­ми­на­ет совре­мен­ную гри­фель­ную дощеч­ку и соот­вет­ству­ю­щий каран­даш. В резуль­та­те непо­мер­ных (и, увы, бес­плод­ных!) уси­лий, кото­рые покой­ный про­фес­сор Гар­вард­ско­го уни­вер­си­те­та Чейм­берз затра­тил на раз­гад­ку тай­ны незем­но­го веще­ства, текст на несколь­ких послед­них стра­ни­цах кни­ги рас­плыл­ся до сте­пе­ни пол­ной нечи­та­е­мо­сти. Послед­нее обсто­я­тель­ство ока­за­лось тем более досад­ным, что руко­пись перед тем не успе­ли ско­пи­ро­вать. Как бы там ни было, уце­лев­ший кусок ману­скрип­та был пере­ве­ден на совре­мен­ный гре­че­ский извест­ным палео­гра­фом Резер­фор­дом и в таком виде вру­чен авто­рам насто­я­ще­го пре­ди­сло­вия.

Про­фес­сор Мас­са­чу­сет­ско­го Тех­но­ло­ги­че­ско­го инсти­ту­та Мей­филд, иссле­до­вав­ший образ­цы кос­ми­че­ско­го стран­ни­ка, цели­ком и пол­но­стью под­твер­дил его метео­рит­ную при­ро­ду. Про­тив это­го мне­ния рез­ко высту­пил док­тор фон Вин­тер­фельд из Гей­дель­бер­га (в 1918 году он был интер­ни­ро­ван как подо­зри­тель­ный пред­ста­ви­тель враж­деб­ной нации). А вот про­фес­сор Колум­бий­ско­го кол­ле­джа Бред­ли не риск­нул занять какую-либо ради­каль­ную пози­цию в этом спо­ре и заявил, что, вви­ду нали­чия в ядре боли­да огром­но­го коли­че­ства неиз­вест­ных нау­ке эле­мен­тов, он бы сове­то­вал пока воз­дер­жать­ся от его клас­си­фи­ци­ро­ва­ния.

При­ро­да и содер­жа­ние необыч­ной кни­ги, не гово­ря уже о самом фак­те ее при­сут­ствия внут­ри метео­ри­та, пред­став­ля­ют из себя настоль­ко слож­ную и запу­тан­ную про­бле­му, что до сих пор не было выдви­ну­то ни одно­го более или менее ее разум­но­го объ­яс­не­ния. Сохра­нив­ший­ся текст пред­став­лен здесь настоль­ко точ­но, насколь­ко это поз­во­ля­ют воз­мож­но­сти совре­мен­но­го англий­ско­го язы­ка. Оста­ет­ся толь­ко наде­ять­ся, что какой-нибудь вдум­чи­вый чита­тель най­дет в нем раз­гад­ку вели­чай­шей тай­ны, с кото­рой за послед­нее вре­мя столк­ну­лась нау­ка.

(текст)

Я пре­бы­вал в пол­ном оди­но­че­стве на доволь­но узкой полос­ке зем­ли. По одну сто­ро­ну от меня, там, где кон­чал­ся огла­жи­ва­е­мый вет­ром ковер зеле­ни, вид­не­лось море, с ярко-голу­бой и доволь­но-таки неспо­кой­ной поверх­но­сти кото­ро­го взды­ма­лись испол­нен­ные слад­ко­го дур­ма­на испа­ре­ния. Столь плот­на и ося­за­е­ма была эта дым­ка, что я поне­во­ле усо­мнил­ся в суще­ство­ва­нии гра­ни­цы меж­ду морем и небом — тем более, что послед­нее было таким же ярко-голу­бым. По дру­гую сто­ро­ну мая­чи­ла тем­ная мас­са древ­не­го, как само море, леса, без­гра­нич­но про­сти­рав­ше­го­ся вглубь мате­ри­ка. Под его огром­ны­ми, неве­ро­ят­но раз­рос­ши­ми­ся кро­на­ми царил веч­ный сумрак, а непро­ни­ца­е­мый часто­кол гигант­ских ство­лов был окра­шен в зло­ве­щий зеле­ный цвет, кото­рый каким-то стран­ным обра­зом гар­мо­ни­ро­вал с зеле­нью узкой полос­ки тра­вы, на кото­рой я сто­ял. На неко­то­ром рас­сто­я­нии от меня чер­ный лес­ной мас­сив как бы выпус­кал из себя рука­ва и выхо­дил к самой воде, так что та часть бере­га, на кото­рой я нахо­дил­ся, была ско­рее пятач­ком, чем поло­сой. Веч­ное наступ­ле­ние дере­вьев было столь неумо­ли­мым, что, каза­лось, им не может поме­шать даже море — во вся­ком слу­чае, я отчет­ли­во раз­гля­дел несколь­ко ство­лов, сто­яв­ших непо­сред­ствен­но в воде.
Вокруг меня не было ни одно­го живо­го суще­ства — ни даже при­зна­ка того, что кро­ме меня здесь вооб­ще име­ют­ся живые суще­ства. Все, что име­лось, было море, лес и небо, и все это про­сти­ра­лось в бес­ко­неч­ные обла­сти, недо­ступ­ные мое­му вооб­ра­же­нию. В довер­ше­ние все­го мой слух не мог уло­вить ни еди­но­го зву­ка, кро­ме глу­хо­го шума кача­ю­ще­го­ся под вет­ром леса и плес­ка оке­ан­ских волн.

Вне­зап­но по все­му мое­му телу про­бе­жа­ла дрожь: я не пред­став­лял себе, каким обра­зом попал сюда, я не пом­нил ни сво­е­го име­ни, ни все­го того, что было с ним когда-то свя­за­но, но поче­му-то был уве­рен в том, что непре­мен­но сой­ду с ума, сто­ит мне хотя бы смут­но при­по­ми­нать вещи, кото­рым учил­ся, о кото­рых меч­тал и к кото­рым так без­удерж­но стре­мил­ся в какой-то дру­гой, теперь уже очень дале­кой жиз­ни. Я вспо­ми­нал дол­гие ноч­ные часы, кото­рые потра­тил на любо­ва­ние небес­ны­ми рос­сы­пя­ми звезд, а с ними — и про­кля­тия, кото­рые посы­лал бес­смерт­ным богам за то, что моя душа слиш­ком силь­но при­вя­за­на к телу и не может сво­бод­но парить в бес­край­них кос­ми­че­ских без­днах. Я вспом­нил свои нече­сти­вые под­ра­жа­ния древним обря­дам и поис­ки новых тайн, раз­бро­сан­ные по стра­ни­цам демо­кри­тов­ских папи­ру­сов, — но с воз­вра­ще­ни­ем памя­ти вер­нул­ся и преж­ний ужас, ибо я осо­зна­вал свое пол­ней­шее и ужа­са­ю­щее оди­но­че­ство. Оди­но­че­ство, в то же самое вре­мя испол­нен­ное смут­ны­ми, едва ощу­ти­мы­ми пред­чув­стви­я­ми чего-то тако­го, что я нико­гда в жиз­ни не поже­лал бы ни видеть, ни даже соб­ствен­но пред­чув­ство­вать. В скри­пе пока­чи­ва­ю­щих­ся на вет­ру зеле­ных сучьев мне слы­ша­лись неуем­ная нена­висть и сата­нин­ское зло­рад­ство. Ино­гда мне каза­лось, что эти зву­ки явля­ют­ся ответ­ны­ми репли­ка­ми в раз­го­во­ре леса с насе­ля­ю­щи­ми его нево­об­ра­зи­мы­ми тва­ря­ми, скры­ва­ю­щи­ми­ся от моих глаз (но не от мое­го внут­рен­не­го взо­ра!) за чешуй­ча­ты­ми зеле­ны­ми ство­ла­ми огром­ных дере­вьев. Самым гне­ту­щим моим чув­ством было ощу­ще­ние зло­ве­щей чуже­род­но­сти мое­го окру­же­ния. Хотя я и видел вокруг себя вполне реаль­ные объ­ек­ты с вполне реаль­ны­ми име­на­ми — дере­вья, тра­ва, море и небо, — я был уве­рен, что они отно­сят­ся ко мне отнюдь не так, как те дере­вья, тра­ва, море и небо, что окру­жа­ли меня в моей преж­ней и почти забы­той жиз­ни. Я не могу ска­зать, в чем заклю­ча­лась раз­ни­ца, но уже одно то, что она суще­ство­ва­ла, почти сво­ди­ло меня с ума. А затем в том самом месте, где толь­ко что не было ниче­го, кро­ме оке­а­на, я уви­дел Зеле­ный Луг. Он был отде­лен от меня широ­кой полос­кой бур­ля­щей голу­бой воды, по кото­рой про­хо­ди­ли укра­шен­ные пени­сты­ми греб­ня­ми вол­ны, но, несмот­ря на это, казал­ся очень близ­ким. Ино­гда я испу­ган­но огля­ды­вал­ся на гро­моз­див­ши­е­ся у меня за спи­ной дере­вья, но боль­шую часть вре­ме­ни мой взгляд при­тя­ги­вал к себе Зеле­ный Луг.

Как раз в тот момент, когда я при­сталь­но наблю­дал за этим необыч­ным кус­ком суши, я вдруг впер­вые почув­ство­вал дви­же­ние зем­ли у меня под нога­ми. Сна­ча­ла по ней про­бе­жа­ла взвол­но­ван­ная дрожь, заста­вив­шая меня поду­мать о пред­на­ме­рен­но­сти все­го про­ис­хо­дя­ще­го, а потом уча­сток бере­га, на кото­ром я сто­ял, отде­лил­ся и мед­лен­но поплыл прочь, как буд­то уно­си­мый под­вод­ным тече­ни­ем неодо­ли­мой силы. Я ока­ме­нел от без­мер­но­го ужа­са и удив­ле­ния, вызван­но­го столь бес­пре­це­дент­ным явле­ни­ем, и пре­бы­вал в этом состо­я­нии до тех пор, пока меж­ду моим ост­ро­вом и тем­ной мас­сой дере­вьев не засвер­ка­ла ярко-голу­бая поло­са воды. Затем, все еще несколь­ко очу­ме­лый, я сел на тра­ву и сно­ва при­нял­ся гля­деть на окру­жен­ный сол­неч­ны­ми бли­ка­ми Зеле­ный Луг.

Тем вре­ме­нем с лесом и насе­ляв­ши­ми его гипо­те­ти­че­ски­ми чудо­ви­ща­ми, остав­ши­ми­ся теперь дале­ко у меня за спи­ной, про­ис­хо­ди­ли явные пере­ме­ны, и пере­ме­ны эти не сули­ли мне ниче­го хоро­ше­го. Я знал об этом, даже не пово­ра­чи­вая к ним голо­вы, ибо, чем боль­ше я нахо­дил­ся в этом новом для меня мире, тем мень­ше зави­сел от пяти чело­ве­че­ских чувств, слу­жив­ших мне неко­гда един­ствен­ной опо­рой. Я знал, что чешуй­ча­тые ство­лы исто­ча­ли в моем направ­ле­нии почти ося­за­е­мые сгуст­ки нена­ви­сти, но это ничуть не бес­по­ко­и­ло меня, ибо мой малень­кий ост­ро­вок успел к тому вре­ме­ни уплыть дале­ко от бере­га.

Но не успел я изба­вить­ся от одной опас­но­сти, как пере­до мною тут же вста­ла дру­гая. Неболь­шие кусоч­ки поч­вы про­дол­жа­ли отка­лы­вать­ся от пла­ву­че­го ост­ров­ка, нес­ше­го меня на сво­ей уют­ной зеле­ной спине, так что в любом слу­чае смерть моя была лишь вопро­сом вре­ме­ни. И даже в этот момент, смут­но созна­вая, что смер­ти для меня боль­ше не суще­ству­ет, я про­дол­жал жад­но всмат­ри­вать­ся в Зеле­ный Луг — этот пята­чок вопло­щен­но­го спо­кой­ствия, кон­тра­сти­ру­ю­щий с окру­жав­шей меня без­дной ужа­са.

Вско­ре отку­да-то из нево­об­ра­зи­мой дали до меня донес­ся рокот пада­ю­щей воды. Это был не какой-нибудь там три­ви­аль­ный водо­пад, каких мне дове­лось нави­дать­ся в жиз­ни — нет, этот звук мог­ли бы слы­шать полу­ле­ген­дар­ные ски­фы, если бы Сре­ди­зем­ное море вдруг одним махом про­ва­ли­лось в чудо­вищ­ную под­зем­ную без­дну! Мой посте­пен­но раз­ва­ли­ва­ю­щий­ся на кус­ки ост­ров направ­лял­ся имен­но к такой без­дне, но я по-преж­не­му оста­вал­ся спо­ко­ен.
Дале­ко поза­ди меня раз­во­ра­чи­ва­лась некая ужа­са­ю­щая тра­ге­дия. Обер­нув­шись, я неко­то­рое вре­мя гля­дел на поки­ну­тый мною берег, и уви­ден­ное заста­ви­ло меня содрог­нуть­ся всем телом. Высо­ко в небе выстро­и­лись леги­о­ны клу­бя­щих­ся, как обла­ка, тем­ных созда­ний. Они завис­ли над дере­вья­ми, и, каза­лось, соби­ра­лись с сила­ми перед реши­тель­ной схват­кой с изви­ва­ю­щи­ми­ся зеле­ны­ми вет­вя­ми. Затем с моря под­ня­лись клу­бы плот­но­го тума­на, сли­лись со сво­и­ми воз­душ­ны­ми соро­ди­ча­ми и начи­сто скры­ли зем­лю от моих глаз. Хотя на окру­жав­ших меня со всех сто­рон вол­нах про­дол­жа­ло весе­ло играть солн­це (неве­до­мое мной солн­це!), над остав­лен­ным мною бере­гом, каза­лось, буше­ва­ла демо­ни­че­ской силы гро­за — настоль­ко жар­кой была схват­ка дья­воль­ских дере­вьев и их неви­ди­мых союз­ни­ков с объ­еди­нен­ны­ми сила­ми воз­ду­ха и воды. Когда же туман рас­се­ял­ся, пере­до мной были толь­ко синее небо да такое же синее море — и ника­ких сле­дов зарос­ше­го лесом мате­ри­ка!

Вне­зап­но мое вни­ма­ние было при­вле­че­но доно­сив­шим­ся с Зеле­но­го Луга пени­ем. Я уже гово­рил, что до того момен­та я не встре­тил здесь ни еди­но­го при­зна­ка жиз­ни. Одна­ко теперь до мое­го слу­ха явствен­но доно­си­лись моно­тон­ные рас­пе­вы, чьи про­ис­хож­де­ние и при­ро­да пока­за­лись мне до жути зна­ко­мы­ми. Хотя на таком рас­сто­я­нии я не мог раз­ли­чить ни еди­но­го сло­ва, пес­ня эта непо­нят­ным обра­зом про­бу­ди­ла у меня в голо­ве строй­ную цепоч­ку ассо­ци­а­ций: я вспом­нил об одном вызы­ва­ю­щем внут­ренне содро­га­ние пас­са­же, кото­рый я неко­гда про­чел в древ­нем еги­пет­ском ману­скрип­те и кото­рый, в свою оче­редь, был при­ве­ден в нем в каче­стве цита­ты из пер­во­быт­но­го меро­эн­ско­го папи­ру­са. В моем моз­гу одна за дру­гой вста­ли стро­ки, кото­рые я не осме­ли­ва­юсь повто­рить, — стро­ки, повест­ву­ю­щие о столь древ­них вре­ме­нах и фор­мах жиз­ни, что их, навер­ное, не пом­нит и сама в ту пору еще совсем моло­дая Зем­ля. О вре­ме­нах, насе­лен­ных мыс­ля­щи­ми и гово­ря­щи­ми живы­ми созда­ни­я­ми, кото­рых, одна­ко, ни люди, ни их боги не смог­ли бы назвать живы­ми.

При­слу­ши­ва­ясь к этим отда­лен­ным зву­кам, я вдруг осо­знал еще одну стран­ность окру­жав­ше­го меня пей­за­жа, ранее реги­стри­ру­е­мую лишь моим под­со­зна­ни­ем. Все вре­мя, пока Зеле­ный Луг нахо­дил­ся в поле мое­го зре­ния, я не мог раз­ли­чить на нем ни одно­го кон­крет­но­го объ­ек­та — он пред­ста­вил­ся мне ско­рее как одно­род­ная яркая мас­са зеле­ни. Одна­ко теперь мне ста­ло ясно, что мой направ­лен­ный неве­до­мым тече­ни­ем ост­ро­вок неиз­беж­но прой­дет мимо само­го бере­га Зеле­но­го Луга, так что мне пред­ста­вит­ся воз­мож­ность узнать поболь­ше как о его стро­е­нии, так и об источ­ни­ке непре­рыв­но­го пес­но­пе­ния. Я с нетер­пе­ни­ем ожи­дал момен­та, когда мое­му взо­ру пред­ста­вят­ся неви­ди­мые пев­цы, хотя мое любо­пыт­ство и было отча­сти омра­че­но дур­ны­ми пред­чув­стви­я­ми.

Кус­ки поч­вы про­дол­жа­ли с шумом отва­ли­вать­ся от мое­го необыч­но­го пло­та, но я не обра­щал на это ника­ко­го вни­ма­ния, ибо знал, что не могу уме­реть, даже если обра­тит­ся в ничто мое нынеш­нее тело (или то, что я за него при­ни­маю), что все окру­жа­ю­щее меня, вклю­чая такие поня­тия как жизнь и смерть, явля­ет­ся не более чем иллю­зи­ей. Я не сомне­вал­ся в том, что пере­шел гра­ни­цу мира смерт­ных и наде­лен­ных тела­ми созда­ний и стал сво­бод­ным и обособ­лен­ным от него суще­ством. Я ниче­го не знал о том, где нахо­дил­ся, за исклю­че­ни­ем раз­ве того, что оно не было извест­ной мне по преж­ней жиз­ни пла­не­той Зем­ля. А пото­му мои ощу­ще­ния (если не при­ни­мать во вни­ма­ние довле­ю­щий надо всем ужас) мало чем отли­ча­лись от впе­чат­ле­ний путе­ше­ствен­ни­ка, бес­страст­но взи­ра­ю­ще­го на пей­заж, что открыл­ся ему на новом пово­ро­те доро­ги. Один раз я даже пой­мал себя на мыс­ли о поки­ну­тых мною людях и зем­лях, а так­же о том, какие стран­ные выра­же­ния мне при­дет­ся под­би­рать для того, что­бы рас­ска­зать им обо всем виден­ном. Прав­да, в то же самое вре­мя я пре­крас­но отда­вал себе отчет в том, что нико­гда не вер­нусь назад.

К тому вре­ме­ни я уже про­плы­вал вви­ду Зеле­но­го Луга, и голо­са пою­щих ста­ли гораз­до слыш­нее и отчет­ли­вее. Мне пока­за­лось стран­ным, что, при моем зна­нии почти всех язы­ков на све­те я так и не смог разо­брать слов. Как и рань­ше, когда я слы­шал их с боль­шо­го рас­сто­я­ния, они пока­за­лись мне мучи­тель­но зна­ко­мы­ми, но и теперь эти тор­же­ствен­ные гим­ны не про­буж­да­ли внут­ри меня ниче­го, кро­ме смут­но­го и жут­ко­ва­то­го чув­ства узна­ва­ния. Пожа­луй, я еще был оча­ро­ван и вме­сте с тем напу­ган необыч­ным зву­ча­ни­ем голо­сов — зву­ча­ни­ем, кото­рое мне не пере­дать сло­ва­ми. Теперь я отчет­ли­во раз­ли­чал неко­то­рые дета­ли пей­за­жа, выде­ляв­ши­е­ся из запо­ло­нив­шей ост­ров зеле­ни, — покры­тые изу­мруд­ным мхом ска­лы, раз­рос­ши­е­ся до вели­чи­ны неболь­ших дере­вьев кусты и некие менее раз­ли­чи­мые пред­ме­ты, стран­ным обра­зом пока­чи­ва­ю­щи­е­ся и виб­ри­ру­ю­щие посре­ди кустар­ни­ка. Пес­но­пе­ние, испол­ни­те­лей кото­ро­го я с таким нетер­пе­ни­ем ждал лице­зреть, дости­га­ло пика гром­ко­сти в те момен­ты, когда эти стран­ные пред­ме­ты, каза­лось, умно­жа­лись в чис­ле и при­ни­ма­лись виб­ри­ро­вать с наи­боль­шей ампли­ту­дой. И когда нако­нец мой ост­ро­вок под­плыл почти к само­му бере­гу, а гро­хот водо­па­да почти заглу­шил мно­го­го­ло­сое пение, я уви­дел его источ­ник — уви­дел и в одно ужа­са­ю­щее мгно­ве­ние вспом­нил все. Я не могу, я не осме­ли­ва­юсь писать о том, что я уви­дел, ибо там, на Зеле­ном Лугу, хра­нил­ся омер­зи­тель­ный ответ на все мучив­шие меня неко­гда вопро­сы, и этот ответ, без сомне­ния, све­дет с ума вся­ко­го, кто узна­ет его, как это уже почти слу­чи­лось со мной… Теперь я знаю при­ро­ду все­го слу­чив­ше­го­ся со мною — со мною и с неко­то­ры­ми дру­ги­ми, кото­рые тоже назы­ва­ли себя людь­ми, а потом пошли тем же путем! Я знаю напе­ред тот бес­ко­неч­но повто­ря­ю­щий­ся цикл буду­ще­го, из кото­ро­го уже не вырвать­ся ни мне, ни осталь­ным… Я буду жить и чув­ство­вать веч­но — и это несмот­ря на то, что моя душа из послед­них сил взы­ва­ет к богам о мило­серд­ной смер­ти и забве­нии… Все откры­то мое­му взо­ру: там, за оглу­ши­тель­ным водо­па­дом, лежит стра­на Сте­те­лос, где люди рож­да­ют­ся изна­чаль­но и наве­ки ста­ры­ми… А на Зеле­ном Лугу… Но я попы­та­юсь послать весточ­ку через все эти неис­чис­ли­мые без­дны зата­ив­ше­го­ся ужа­са… (на этом месте руко­пись ста­но­вит­ся совер­шен­но нечи­та­е­мой)

Примечания:

Опуб­ли­ко­ва­но вес­ной 1927 года в The Vagrant, p. 188–95.

На рус­ском язы­ке впер­вые опуб­ли­ко­ва­но в кни­ге “Локон Меду­зы” в 1993 году.
Лав­крафт часто зани­мал­ся редак­ти­ро­ва­ни­ем тек­стов моло­дых авто­ров. Ино­гда это дела­лось настоль­ко увле­чен­но, что пере­ро­ста­ло в сов­мест­ное напи­са­ние. Так, два про­из­ве­де­ния того пери­о­да (“Зеле­ный луг” и “Хаос насту­па­ю­щий”) были напи­са­ны Лав­краф­том по иде­ям моло­дой поэтес­сы Винифред. В. Джек­сон. По сло­вам Лав­краф­та, ей не уда­ва­лась тех­ни­ка напи­са­ния про­зы, но в идей­ном плане, его заин­те­ре­со­ва­ли ее сюже­ты.
Обе исто­рии были опуб­ли­ко­ва­ны в ито­ге под псев­до­ни­ма­ми “Elizabeth Berkeley” (Эли­за­бет Берк­ли) и “Lewis Theobald, Jun.” (Люис Тео­бальд Млад­ший).
В раз­ных источ­ни­ках в каче­стве соав­то­ра Лав­краф­та дает­ся то реаль­ное имя, то псев­до­ним Джек­сон. Отсю­да неболь­шая пута­ни­ца.