Говард Филлипс Лавкрафт

ИЗГНАННИК

(The Outsider)
Напи­са­но в 1921 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Э. Серо­вой

////

В ту ночь Баро­ну сни­лись мно­гие напа­сти.
И гости — вои­ны его в обли­чье диком, страш­ном
Ведьм, демо­нов, чер­вей гро­мад­ных, труп­ных
Пред­ста­ли перед ним в одном кош­ма­ре…
Китс

Несча­стен тот, кому вос­по­ми­на­ния дет­ства наве­ва­ют лишь чув­ства стра­ха и печа­ли; вызы­ва­ет жалость то созда­ние, кото­рое, огля­ды­ва­ясь назад, вос­ста­нав­ли­ва­ет в сво­ей памя­ти лишь дол­гие, оди­но­кие часы, про­ве­ден­ные в гро­мад­ных и гне­ту­щих пала­тах с корич­не­вы­ми што­ра­ми на окнах и сво­дя­щи­ми с ума сво­им одно­об­ра­зи­ем ряда­ми анти­квар­ных книг; достой­но сожа­ле­ния и суще­ство, испы­ты­ва­ю­щее бла­го­го­вей­ный страх при виде того, как в сгу­ща­ю­щих­ся сумер­ках мол­ча­ли­во тес­нят­ся при­чуд­ли­вые, гигант­ские, опле­тен­ные вью­щи­ми­ся рас­те­ни­я­ми дере­вья, мол­ча­ли­во пока­чи­ва­ю­щие где-то дале­ко навер­ху сво­и­ми искрив­лен­ны­ми вет­вя­ми. Все это дей­стви­тель­но достой­но край­не­го сожа­ле­ния и даже скор­би, но имен­но такой жре­бий уго­то­ви­ли мне боги мне, потря­сен­но­му, разо­ча­ро­ван­но­му, выхо­ло­щен­но­му, слом­лен­но­му. И все же я испы­ты­ваю стран­ное удо­вле­тво­ре­ние и изо всех сил цеп­ля­юсь имен­но за эти почти увяд­шие вос­по­ми­на­ния, при­чем делаю это осо­бен­но рья­но в те момен­ты, когда мой рас­су­док угро­жа­ет про­тя­нуть­ся даль­ше — к вос­по­ми­на­ни­ям совер­шен­но ино­го свой­ства.

Я не знаю, где и когда родил­ся; извест­но мне раз­ве лишь то, что замок этот все­гда был бес­ко­неч­но ста­рым и столь же омер­зи­тель­ным со все­ми его мно­го­чис­лен­ны­ми и запу­тан­ны­ми тем­ны­ми пере­хо­да­ми и сумрач­ны­ми, высо­ки­ми потол­ка­ми, где взгляд мог выхва­тить лишь скоп­ле­ния пау­ти­ны и непро­ни­ца­е­мую тень. Влаж­ные кам­ни в его осы­па­ю­щих­ся кори­до­рах все­гда каза­лись мне угрю­мы­ми и гне­ту­щи­ми, и повсю­ду там сто­ял мерз­кий, затх­лый запах, слов­но исхо­див­ший от ско­пив­ших­ся за мно­гие сто­ле­тия и нава­лен­ных в кучу тру­пов. Там царил веч­ный полу­мрак, а пото­му я все­гда зажи­гал све­чи и подол­гу вгля­ды­вал­ся в их пла­мя, желая испы­тать хотя бы сла­бое облег­че­ние; да и сна­ру­жи нико­гда не хва­та­ло сол­неч­но­го све­та, посколь­ку окру­жав­шие замок дикие дере­вья про­сти­ра­лись дале­ко ввысь, смы­кая свои кро­ны над самы­ми высо­ки­ми баш­ня­ми зам­ка. Была там, прав­да, одна — чер­ная баш­ня, кото­рая сама воз­вы­ша­лась над дере­вья­ми и устрем­ля­лась в неве­до­мое мне небо, одна­ко вре­мя частич­но раз­ру­ши­ло камен­ную клад­ку и пото­му взо­брать­ся на нее мож­но было лишь посред­ством почти нево­об­ра­зи­мо­го караб­ка­нья по отвес­ной стене, цеп­ля­ясь бук­валь­но за каж­дый камень. Навер­ное, я про­вел в тех местах несколь­ко лет, одна­ко не в состо­я­нии более точ­но изме­рить про­жи­тое там вре­мя. Кто-то, види­мо, забо­тил­ся о том, что­бы у меня было все необ­хо­ди­мое, хотя и не могу при­пом­нить нико­го, кро­ме себя само­го, и вооб­ще ниче­го живо­го, если не счи­тать бес­шум­но пере­дви­га­ю­щих­ся крыс, лету­чих мышей да еще раз­ве что пау­ков. Мне пред­став­ля­ет­ся, что кто бы за мной ни уха­жи­вал в те годы, он дол­жен был быть чудо­вищ­но ста­рым, посколь­ку мое пер­вое впе­чат­ле­ние о живом чело­ве­ке заклю­ча­лось в паро­дии на меня само­го, к тому же изуро­до­ван­ной, смор­щен­ной, едва ли не рас­сы­па­ю­щей­ся на части, под стать само­му зам­ку. Лич­но для меня не было ниче­го неле­по­го и, тем более, страш­но­го в костях и ске­ле­тах, нава­лен­ных в камен­ных скле­пах в под­ва­лах зам­ка, посколь­ку я фан­та­сти­че­ским обра­зом увя­зы­вал все эти вещи с повсе­днев­ны­ми собы­ти­я­ми и счи­тал их более есте­ствен­ны­ми и при­выч­ны­ми, чем цвет­ные изоб­ра­же­ния живых людей, кото­рые я встре­чал в мно­го­чис­лен­ных заплес­не­ве­лых кни­гах. Имен­но из этих книг я и узнал все то, что знаю теперь. Ника­кой настав­ник не учил и не направ­лял меня, и за все эти годы я не при­по­ми­наю ни одно­го слу­чая, когда бы услы­шал звук чело­ве­че­ско­го голо­са — даже сво­е­го соб­ствен­но­го, посколь­ку хотя в тех кни­гах и встре­ча­лись диа­ло­ги, мне ни разу не при­хо­ди­ло в голо­ву вос­про­из­ве­сти их вслух. Я так­же не имел ни малей­ше­го пред­став­ле­ния о соб­ствен­ной внеш­но­сти, ибо в зам­ке отсут­ство­ва­ли зер­ка­ла, и я лишь инстинк­тив­но оце­ни­вал себя как нечто подоб­ное моло­дым фигу­рам, нари­со­ван­ным и опи­сан­ным в кни­гах. Я осо­зна­вал свою моло­дость лишь пото­му, что слиш­ком мало пом­нил о сво­ем про­шлом.

Я часа­ми лежал сна­ру­жи, под рос­ши­ми за зло­вон­ным кре­пост­ным рвом без­молв­ны­ми, рас­ки­ди­сты­ми дере­вья­ми — лежал и меч­тал о том, что про­чи­тал в кни­гах, и часто с тос­кой пред­став­лял себя сре­ди празд­нич­ной, весе­ля­щей­ся тол­пы в ином, уже сол­неч­ном мире, кото­рый про­сти­рал­ся за пре­де­ла­ми окру­жав­ших замок бес­ко­неч­ных лесов. Одна­жды я попы­тал­ся было убе­жать, одна­ко едва уда­лил­ся от зам­ка, как тени быст­ро сгу­сти­лись, а воз­дух напол­нил­ся зата­ив­шим­ся, гне­ту­щим стра­хом, а пото­му я как одер­жи­мый бро­сил­ся назад, стра­шась одной лишь мыс­ли о том, что могу окон­ча­тель­но заблу­дить­ся в лаби­рин­те мрач­но­го без­мол­вия.

Оку­тан­ный бес­ко­неч­ны­ми сумер­ка­ми, я гре­зил наяву и ждал — сам не зная, чего имен­но. Но одна­жды, окру­жен­ный сумрач­ным оди­но­че­ством, я испы­тал такую безум­ную тос­ку по све­ту, что боль­ше не мог уже тер­петь, и воз­дел моля­щие руки к чер­ной, почти раз­ва­лив­шей­ся башне, кото­рая воз­вы­ша­лась над лесом и устрем­ля­лась в неве­до­мое мне, наруж­ное небо. И в кон­це кон­цов решил­ся взо­брать­ся на эту руко­твор­ную ска­лу, даже с риском сорвать­ся с нее, посколь­ку мне каза­лось: луч­ше уви­деть небо и погиб­нуть, неже­ли жить, так ни разу и не узрев по-насто­я­ще­му свет­ло­го дня.

Как-то раз, в один из про­мозг­лых сумрач­ных дней, я под­нял­ся по истер­тым ста­рым сту­пе­ням, достиг­нув того уров­ня, где они кон­ча­лись, после чего пустил­ся в опас­ное путе­ше­ствие наверх, цеп­ля­ясь за каж­дый малей­ший выступ или углуб­ле­ние. Угрю­мым и ужас­ным казал­ся мне этот мерт­вый, лишен­ный сту­пе­ней камен­ный цилиндр, чер­ный, полу­раз­ва­лив­ший­ся, необи­та­е­мый и зло­ве­щий, напол­нен­ный потре­во­жен­ны­ми лету­чи­ми мыша­ми, кры­лья кото­рых не изда­ва­ли в поле­те ни малей­ше­го зву­ка. Одна­ко еще более мрач­ным и гне­ту­щим каза­лось мне то, сколь мед­лен­но я про­дви­гал­ся впе­ред, ибо сколь­ко я ни караб­кал­ся ввысь, тем­но­та над голо­вой совер­шен­но не про­яс­ня­лась, тогда как меня все более оку­ты­ва­ло леде­ня­щее ощу­ще­ние чего- то закол­до­ван­но­го, слов­но пере­до мной раз­вер­за­лась мно­го­ве­ко­вая моги­ла. Я неволь­но вздра­ги­вал при одной лишь мыс­ли о том, что, навер­ное, так нико­гда и не добе­русь до насто­я­ще­го све­та, но все же не осме­ли­вал­ся посмот­реть вниз. Мне пока­за­лось, что ночь совер­шен­но неожи­дан­но, как-то сра­зу оку­та­ла меня сво­им покры­ва­лом, пока я тщет­но пытал­ся дотя­нуть­ся сво­бод­ной рукой до окон­ной амбра­зу­ры, из кото­рой мог бы гля­нуть как вверх, так и вниз, и попы­тать­ся опре­де­лить, на какую высо­ту я взо­брал­ся. Совер­шен­но неожи­дан­но, после все­го это­го бес­ко­неч­но­го, напол­нен­но­го стра­хом сле­по­го караб­ка­нья по угро­жа­ю­ще отвес­ной стене, я почув­ство­вал, как моя голо­ва уткну­лась во что-то твер­дое, и понял, что достиг кры­ши или, по край­ней мере, како­го-то подо­бия потол­ка. В тем­но­те, под­няв руку и ощу­пав пре­пят­ствие, я обна­ру­жил, что оно камен­ное и непо­движ­ное. Вслед за этим я совер­шил опас­ный обо­рот внут­ри баш­ни, цеп­ля­ясь за все, что мог отыс­кать на этой осклиз­лой стене, поку­да моя испы­ту­ю­щая ладонь не наткну­лась на какое-то не столь моно­лит­ное пре­пят­ствие — я тот­час же вновь потя­нул­ся ввысь и голо­вой при­под­нял то ли пли­ту, то ли дверь. Све­та навер­ху не было, и как толь­ко я вытя­нул руку вверх, то тут же понял, что мое вос­хож­де­ние отнюдь не завер­ши­лось, посколь­ку пли­та ока­за­лась свое­об­раз­ным люком, выхо­дя­щим на ров­ную камен­ную поверх­ность, при­чем гораз­до боль­ше­го диа­мет­ра, чем ниж­няя часть баш­ни, и, несо­мнен­но, являв­шу­ю­ся полом высо­кой и про­стор­ной смот­ро­вой гале­реи. Я осто­рож­но про­лез через отвер­стие и хотел было при­дер­жать двер­цу люка, предот­вра­тить ее паде­ние на преж­нее место, одна­ко это мне не уда­лось. Лежа на камен­ном полу, я, обес­си­лен­ный, слы­шал зло­ве­щее эхо от уда­ра, но наде­ял­ся, при необ­хо­ди­мо­сти, сно­ва под­нять двер­цу.

Веря в то, что нако­нец-то ока­зал­ся на доста­точ­ной высо­те, намно­го пре­вы­ша­ю­щей про­кля­тые зарос­ли леса, я ото­рвал свое тело от пола и стал шарить в тем­но­те в поис­ках окон, в надеж­де впер­вые уви­деть через них небо, луну и звез­ды, о кото­рых столь­ко раз читал в кни­гах. Одна­ко меня жда­ло пол­ное разо­ча­ро­ва­ние, посколь­ку руки мои всю­ду наты­ка­лись лишь на гро­мад­ные мра­мор­ные пол­ки, устав­лен­ные иссох­ши­ми удли­нен­ны­ми ящи­ка­ми самых зло­ве­щих очер­та­ний. Я все боль­ше пора­жал­ся тому, какие же мно­го­ве­ко­вые сек­ре­ты мог­ли таить­ся в этих высо­ких апар­та­мен­тах, коль ско­ро их на столь­ко эпох отре­за­ли от все­го осталь­но­го, рас­по­ла­гав­ше­го­ся вни­зу зам­ка.

Неожи­дан­но мои руки про­ва­ли­лись в нечто похо­жее на двер­ной про­ем, окайм­лен­ный свое­об­раз­ной камен­ной короб­кой, кото­рую покры­ва­ла стран­ная, при­чуд­ли­вая резь­ба. За ней рас­по­ла­га­лась сама дверь попро­бо­вав открыть ее, я обна­ру­жил, что она запер­та; одна­ко, как сле­ду­ет под­на­ту­жив­шись, все же смог пре­одо­леть сопро­тив­ле­ние, и, открыв дверь, испы­тал нево­об­ра­зи­мый вос­торг, почти экс­таз, подоб­но­го кото­ро­му не знал в тече­ние всей сво­ей жиз­ни. Дело в том, что сра­зу за две­рью начи­нал­ся узкий и корот­кий про­ход, в кон­це кото­ро­го нахо­ди­лась укра­шен­ная деко­ра­тив­ны­ми узо­ра­ми метал­ли­че­ская решет­ка, и за ней я сра­зу же уви­дел спо­кой­ное сия­ние пол­ной луны, видеть кото­рую мне дово­ди­лось лишь во сне да еще в тех смут­ных виде­ни­ях, кото­рые я даже не смею назвать вос­по­ми­на­ни­я­ми.

Пред­по­ло­жив, что достиг самой вер­ши­ны баш­ни зам­ка, я соби­рал­ся было немед­лен­но бро­сить­ся впе­ред по лест­ни­це, одна­ко вне­зап­но наплыв­шие обла­ка скры­ли от меня лун­ный свет, и я тут же спо­ткнул­ся, после чего был вынуж­ден сно­ва на ощупь про­дви­гать­ся впе­ред. Было все еще очень тем­но, когда я, нако­нец, добрал­ся до решет­ки. Я потро­гал ее рукой и убе­дил­ся в том, что она не запер­та, хотя и не стал сра­зу ее откры­вать, опа­са­ясь паде­ния с голо­во­кру­жи­тель­ной высо­ты. И в тот же момент на небе сно­ва пока­за­лась луна.

Самым демо­ни­че­ским из всех уго­то­ван­ных живо­му суще­ству потря­се­ний явля­ет­ся то, кото­ро­го нико­гда в жиз­ни не ожи­да­ешь и пове­рить в воз­мож­ность кото­ро­го про­сто невоз­мож­но. Из все­го того, что мне дово­ди­лось пере­жить преж­де, ничто не шло ни в какое срав­не­ние с тем, что я уви­дел в тот момент, когда пере­до мной пред­ста­ли эти фан­та­сти­че­ские чуде­са. Само по себе зре­ли­ще было столь же про­стым, сколь и оше­лом­ля­ю­щим. А уви­дел я вот что: вме­сто пора­жа­ю­щей вооб­ра­же­ние пано­ра­мы вер­ху­шек дере­вьев, кото­рые я ожи­дал уви­деть со столь безум­ной, почти запре­дель­ной высо­ты, пере­до мной про­сти­ра­лась рас­по­ла­гав­ша­я­ся чуть ли не на одном уровне с рез­ной решет­кой абсо­лют­но голая зем­ля, кото­рую отча­сти укра­ша­ли, вно­ся в без­ра­дост­ный пей­заж неко­то­рое раз­но­об­ра­зие, блек­лые мра­мор­ные пли­ты и колон­ны, казав­ши­е­ся еще более тем­ны­ми из-за нави­сав­шей над ними тенью от ста­рин­ной камен­ной церк­ви, чей полу­раз­ру­шен­ный шпиль при­зрач­но поблес­ки­вал в лучах лун­но­го све­та.

Не вполне отда­вая отче­та в соб­ствен­ных дей­стви­ях, я открыл створ­ку решет­ки и роб­ко вышел на покры­тую белым гра­ви­ем дорож­ку. Мой рас­су­док, про­дол­жав­ший пре­бы­вать в оше­лом­лен­ном, хао­тич­ном состо­я­нии, по-преж­не­му отча­ян­но стре­мил­ся к све­ту, и оста­но­вить меня не мог­ло даже пред­став­шее пере­до мной фан­та­сти­че­ское зре­ли­ще. Я не знал, а впро­чем и не осо­бен­но мучил себя сомне­ни­я­ми отно­си­тель­но того, было ли пере­жи­тое мною безу­ми­ем, сном или вол­шеб­ством, но был пре­ис­пол­нен реши­мо­сти любой ценой посмот­реть на столь желан­ные и так дол­го вына­ши­ва­е­мые в моих сокро­вен­ных меч­тах весе­лье и блеск. Мне было неве­до­мо, кто я, что я и где ока­зал­ся, и все же, про­дол­жая про­дви­гать­ся впе­ред, я вне­зап­но почув­ство­вал, как в моз­гу слов­но бы шевель­ну­лись отго­лос­ки каких-то смут­ных, бояз­ли­вых, глу­бо­ко пота­ен­ных вос­по­ми­на­ний, а пото­му про­дви­же­ние мое нель­зя было назвать дви­же­ни­ем толь­ко наугад.

Прой­дя под аркой, я поки­нул про­стран­ство плит и колонн и пошел по откры­той мест­но­сти, боль­шей частью сту­пая по отчет­ли­во раз­ли­чи­мой доро­ге, но ино­гда, любо­пыт­ства ради, схо­дя с нее, что­бы пере­сечь дикие луга. Одна­жды я пере­плыл через быст­рую реч­ку, у бере­га кото­рой рас­сы­па­ю­щи­е­ся на части и порос­шие мхом сле­ды камен­ной клад­ки ука­зы­ва­ли на суще­ство­ва­ние дав­но раз­ру­шен­но­го моста.

Боль­ше двух часов мину­ло, пока я достиг того, что вро­де бы явля­лось целью мое­го путе­ше­ствия — древ­не­го, густо покры­то­го зарос­ля­ми вью­щих­ся рас­те­ний зам­ка в пустын­ном и дико­ва­том пар­ке — безум­но зна­ко­мо­го, и все же обес­ку­ра­жи­ва­ю­ще стран­но­го. Я уви­дел, что окру­жа­ю­щий стро­е­ние кре­пост­ной ров запол­нен водой, а неко­то­рые из хоро­шо зна­ко­мых башен раз­ру­ше­ны, тогда как на их месте воз­двиг­ну­ты новые соору­же­ния, сму­щав­шие вооб­ра­же­ние слу­чай­но­го пут­ни­ка.

Но глав­ный мой инте­рес и вос­торг вызва­ло то, что я уви­дел откры­тые окна, пыла­ю­щие от истор­гав­ше­го­ся сквозь них све­та, и услы­шал шум весе­лой пируш­ки. При­бли­зив­шись к одно­му из окон, я загля­нул внутрь и уви­дел доволь­но стран­но разо­де­тую ком­па­нию. Рань­ше мне нико­гда не дово­ди­лось слы­шать чело­ве­че­ской речи, и пото­му я лишь дога­ды­вал­ся о том, что имен­но там гово­ри­лось. Неко­то­рые лица нес­ли на себе выра­же­ния, вызы­вав­шие в моей памя­ти смут­ные вос­по­ми­на­ния, тогда как дру­гие оста­ва­лись совер­шен­но незна­ко­мы­ми.

Через низ­кое бал­кон­ное окно я вошел внутрь ярко осве­щен­ной ком­на­ты и, как выяс­ни­лось, совер­шил тот самый шаг от луче­зар­но­го и свер­ка­ю­ще­го мгно­ве­ния надеж­ды к само­му чер­но­му содро­га­нию отча­я­ния и про­зре­ния. Кош­мар насту­пил очень быст­ро, посколь­ку, как толь­ко я вошел, про­изо­шло, пожа­луй, самое пора­зи­тель­ное и ужа­са­ю­щее из всех собы­тий, кото­рые мне дове­лось видеть в сво­ей жиз­ни. Едва я сту­пил через порог, как всю ком­па­нию слов­но охва­тил вне­зап­ный, дикий страх, отче­го лица всех иска­зи­лись, а их глот­ки исторг­ли из себя кри­ки само­го непод­дель­но­го ужа­са. Состо­я­ние это, каза­лось, было все­объ­ем­лю­щим, про­сто обваль­ным; в насту­пив­шем шуме и пани­ке неко­то­рые даже сва­ли­лись в обмо­рок. Неко­то­рые ста­ли при­кры­вать лица рука­ми, и всле­пую, неук­лю­же бро­са­лись куда-то, оче­вид­но, ища путь к спа­се­нию, пере­во­ра­чи­ва­ли мебель и наты­ка­лись на сте­ны, преж­де чем им уда­лось рас­пах­нуть одну из мно­го­чис­лен­ных две­рей. Кри­ки этих людей мог­ли све­сти с ума кого угод­но, и пока я в пол­ном уеди­не­нии сто­ял в сия­ю­щем зале и с изум­ле­ни­ем вслу­ши­вал­ся в эхо их уда­ля­ю­щих­ся кри­ков, мыс­ли мои неволь­но и доволь­но тре­вож­но блуж­да­ли вокруг самых немыс­ли­мых пред­по­ло­же­ний о том, что же было во мне осо­бен­но­го, что все­ли­ло в них такой ужас. При поверх­ност­ном взгля­де ком­на­та каза­лась мне совер­шен­но опу­стев­шей, одна­ко как толь­ко я подо­шел к одно­му из стен­ных углуб­ле­ний, мне пока­за­лось, что я заме­тил там чье-то при­сут­ствие — намек на какое-то дви­же­ние под золо­ти­стой аркой, кото­рая вела в сосед­нюю и, каза­лось, такую же ком­на­ту, как и та, в кото­рой я нахо­дил­ся. Под­хо­дя к арке, я стал более отчет­ли­во раз­ли­чать это при­сут­ствие, после чего с пер­вым и послед­ним когда-либо издан­ным мною зву­ком — ужас­ным завы­ва­ни­ем, кото­рое вызва­ло у меня такое же рез­кое отвра­ще­ние, как и его чудо­вищ­ная при­чи­на — я со всей живо­стью и во всей пол­но­те уви­дел непо­сти­жи­мо­го, неопи­су­е­мо­го мон­стра, кото­рый одним лишь сво­им появ­ле­ни­ем пре­вра­тил весе­лую ком­па­нию в ско­пи­ще обе­зу­мев­ших бег­ле­цов.

Я не в состо­я­нии даже при­бли­зи­тель­но опи­сать, что это было такое, ибо оно пред­став­ля­ло собой сплош­ную меша­ни­ну все­го само­го омер­зи­тель­но­го, гряз­но­го, пороч­но­го, злоб­но­го, ненор­маль­но­го и отвра­ти­тель­но­го. Это было зло­ве­щее оли­це­тво­ре­ние како­го-то рас­па­да, дикой вет­хо­сти и пол­ней­ше­го раз­ло­же­ния; гни­лост­ное, соча­ще­е­ся зло­во­ни­ем суще­ство-при­зрак, явив­ше­е­ся из какой-то неве­до­мой все­лен­ной — чудо­вищ­ное про­яв­ле­ние все­го того, что зем­ля досе­ле мило­серд­но пря­та­ла от все­го осталь­но­го мира. Бог сви­де­тель, это было суще­ство не с это­го све­та — или уже не с это­го? — и все же к сво­е­му ужа­су я раз­ли­чил в его выеден­ной, обна­жен­ной пло­ти злоб­ную и омер­зи­тель­ную паро­дию на чело­ве­че­ский облик, при­чем в сво­ем обвет­ша­лом, почти истлев­шем обла­че­нии оно оше­ло­ми­ло меня еще боль­ше.

Я сто­ял, слов­но пара­ли­зо­ван­ный, одна­ко не настоль­ко, что­бы не быть спо­соб­ным хотя бы попы­тать­ся бежать. Неволь­но отшат­нув­шись, я обо что-то спо­ткнул­ся, но так и не пре­одо­лел того кол­дов­ства, кото­рым ско­ва­ло меня это безы­мян­ное и без­глас­ное чуди­ще. Веки мои, слов­но под­чи­ня­ю­щи­е­ся взгля­ду гнус­но всмат­ри­вав­ших­ся в них остек­ле­нев­ших глаз чудо­ви­ща, отка­зы­ва­лись сомкнуть­ся; впро­чем, судь­бе было воль­но сжа­лить­ся надо мной, наде­лив меня бли­зо­ру­ко­стью, и пото­му после пере­жи­то­го шока я видел перед собой силь­но рас­плыв­ча­тый образ. Я попы­тал­ся было засло­нить­ся, хоть как-то отго­ро­дить­ся от него ладо­нью, одна­ко нер­вы мои были настоль­ко напря­же­ны, что рука лишь сла­бо под­чи­ня­лась моей воле. Сде­лан­ной попыт­ки, одна­ко, ока­за­лось доста­точ­но, что­бы нару­шить рав­но­ве­сие мое­го тела, и пото­му, что­бы не упасть, я инстинк­тив­но сде­лал несколь­ко шагов впе­ред.

Едва это слу­чи­лось, как я со всей ужа­са­ю­щей, вне­зап­ной отчет­ли­во­стью почув­ство­вал бли­зость это­го гни­ю­ще­го суще­ства, глу­хое, зло­ве­щее дыха­ние кото­ро­го, как мне каза­лось, я мог даже рас­слы­шать. Чуть ли не схо­дя с ума от отвра­ще­ния, я все же нашел в себе силы про­тя­нуть впе­ред руку, лишь бы засло­нить­ся от это­го гнус­но­го зре­ли­ща, кото­рое ока­за­лось от меня так близ­ко, и на какое-то леде­ня­щее душу мгно­ве­ние без­дон­но­го кош­ма­ра паль­цы мои при­кос­ну­лись к полу­раз­ло­жив­шей­ся про­тя­ну­той руке сто­яв­ше­го в про­еме золо­ти­стой арки мон­стра.

Я не закри­чал, но в то же мгно­ве­ние все злоб­ные, враж­деб­ные вам­пи­ры, упы­ри и вур­да­ла­ки, кочу­ю­щие с ноч­ны­ми вет­ра­ми, заво­пи­ли вме­сто меня, посколь­ку в тот самый миг на мое созна­ние рух­ну­ла еди­ная и стре­ми­тель­ная лави­на сокру­ша­ю­ще­го душу вос­по­ми­на­ния. В ту же самую секун­ду я понял, что имен­но все это было; я вспом­нил и этот стран­ный замок, и дере­вья; вос­кре­сил в сво­ей памя­ти это вели­че­ствен­ное поме­ще­ние, в кото­ром сей­час ока­зал­ся; и, что самое ужас­ное, узнал это нече­сти­вое, омер­зи­тель­ное чудо­ви­ще, кото­рое сто­я­ло пере­до мной, едва толь­ко ото­рвал от него свои зама­ран­ные паль­цы.

Одна­ко кос­мос таит в себе не толь­ко горечь и стра­да­ние, но так­же уте­ше­ние и исце­ле­ние, и исце­ле­ние это име­ну­ет­ся забве­ни­ем. В мгно­ве­ния того без­дон­но­го ужа­са я совер­шен­но забыл, что имен­но все­ли­ло в меня такой ужас, и всплеск чер­ных вос­по­ми­на­ний вновь исчез в хао­се фраг­мен­тов смут­ных обра­зов. Слов­но во сне я бро­сил­ся прочь из это­го закол­до­ван­но­го, про­кля­то­го дома, быст­ро и мол­ча побе­жал, осве­ща­е­мый луча­ми лун­но­го све­та. Вер­нув­шись на то клад­би­ще с мра­мор­ны­ми колон­на­ми и пли­та­ми, я спу­стил­ся по сту­пе­ням, но обна­ру­жил, что камен­ный люк закрыт. Впро­чем, я отнюдь не опе­ча­лил­ся, посколь­ку теперь уже всей душой нена­ви­дел и свой древ­ний замок, и те дере­вья…
Теперь я мчусь в пото­ках ноч­но­го вет­ра в ком­па­нии с подраз­ни­ва­ю­щи­ми и дру­же­люб­ны­ми при­ви­де­ни­я­ми, а днем играю сре­ди ката­комб Нефрен-Ка в опе­ча­тан­ной и неиз­ве­дан­ной долине Хадо­та на Ниле. Я знаю, что свет — это не для меня, если не счи­тать све­та луны, вос­хо­дя­щей по ночам над камен­ны­ми гроб­ни­ца­ми Нэба; неве­до­мо мне и какое-то весе­лье, если не счи­тать таин­ствен­ных пир­шеств Нито­крис под Вели­кой пира­ми­дой. И все же в моей новой дико­сти и сво­бо­де я почти упи­ва­юсь горе­чью от осо­зна­ния сво­е­го ста­ту­са ино­род­но­го тела, чужа­ка.

И хотя забве­ние пол­но­стью успо­ко­и­ло меня, я навсе­гда запом­ню и все­гда буду знать, что явля­юсь чужа­ком, при­шель­цем в этом вре­ме­ни и этом мире, насе­лен­ном теми, кто все еще явля­ет­ся людь­ми. И узнал это я имен­но тогда, когда про­тя­нул свои паль­цы к тому чудо­ви­щу, сто­яв­ше­му под сво­да­ми пре­крас­ной золо­ти­стой рамы; про­тя­нул — и при­кос­нул­ся к холод­ной, твер­дой поверх­но­сти поли­ро­ван­но­го зер­ка­ла…

Примечания:

Опуб­ли­ко­ва­но в апре­ле 1926 года в Weird Tales, Vol. 7, No. 4, p. 449–53.
На рус­ском язы­ке впер­вые опуб­ли­ко­ва­но в кни­ге “Зата­ив­ший­ся страх” в 1992 году.
Рас­сказ напи­сан в 1921 г.
Рас­сказ напи­сан под вли­я­ни­ем двух про­из­ве­де­ний — “Мас­ка крас­ной смер­ти” и “Уильям Уил­сон” — Эдга­ра Алла­на По.
Баро­ну сни­лись злые сны… — стро­ки из поэ­мы “Канун свя­той Агнес­сы” Джо­на Кит­са в пере­во­де Т. Кла­до.
Китc Джон (1795–1821) — англий­ский поэт-роман­тик.