Говард Филлипс Лавкрафт

ИСКАНИЯ ИРАНОНА

(The Quest of Iranon)
Напи­са­но в 1921 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Л. Воло­дар­ской

////

В камен­ный город Телот одна­жды при­шел юно­ша в вен­ке из вино­град­ных листьев на жел­тых, бле­стя­щих от мир­ры воло­сах и в пур­пур­ном пла­ще, порван­ном о колюч­ки на горе Сид­рак , что нахо­дит­ся по дру­гую сто­ро­ну ста­рин­но­го камен­но­го моста. Сумрач­ные и суро­вые жите­ли Тело­та, кото­рые живут в квад­рат­ных домах, хму­ро спро­си­ли чуже­зем­ца, отку­да он при­шел, как его зовут и что есть у него за душой. И юно­ша отве­тил им так:

Зовут меня Ира­нон, и при­шел я из Айры, дале­ко­го горо­да, кото­рый уже почти не пом­ню, но хочу отыс­кать вновь. Я пою пес­ни, кото­рые выучил в дале­ком горо­де, и мое ремес­ло — тво­рить кра­со­ту из дет­ских вос­по­ми­на­ний. Богат­ство мое в вос­по­ми­на­ни­ях, меч­тах и надеж­дах, о кото­рых я пою по ночам в саду, когда све­тит лас­ко­вая луна и запад­ный ветер колы­шет буто­ны лото­сов.

Жите­ли Тело­та выслу­ша­ли юно­шу и зашеп­та­лись меж­ду собой. В горо­де из гра­ни­та не зна­ли ни сме­ха, ни песен, но суро­вые мужи, когда насту­па­ла вес­на, быва­ло, посмат­ри­ва­ли в сто­ро­ну Кар­фи­ан­ских гор и дума­ли о лют­нях дале­кой стра­ны Оонай, о кото­рых рас­ска­зы­ва­ли путе­ше­ствен­ни­ки. Вспом­нив об этом, они попро­си­ли чуже­зем­ца остать­ся и спеть им на пло­ща­ди перед баш­ней Мли­на, хотя им не понра­ви­лись ни цвет его рва­но­го пла­ща, ни мир­ра на его воло­сах, ни венок из вино­град­ных листьев, ни юный золо­ти­стый голос. Вече­ром, когда Ира­нон пел им, ста­ри­ки моли­лись, а сле­пец ска­зал, что видел нимб над его голо­вой. Одна­ко мно­гие жите­ли Тело­та зева­ли, а дру­гие сме­я­лись или шли спать, пото­му что Ира­нон не сооб­щил им ниче­го полез­но­го, ведь он пел о сво­их вос­по­ми­на­ни­ях, о сво­их меч­тах и надеж­дах. — Я вспо­ми­наю вечер, и луну, и лас­ко­вые пес­ни, и окно в той ком­на­те, где ты кача­ла мою колы­бель. А за окном свер­ка­ли золо­тые фона­ри, и тени пля­са­ли на мра­мор­ных сте­нах. Я вспо­ми­наю лун­ный квад­рат на полу, не похо­жий ни на что на све­те, и стран­ные фигур­ки, пля­сав­шие в лучах луны, пока мама пела мне колы­бель­ную пес­ню. И еще я вспо­ми­наю утрен­нее солн­це, свер­ка­ю­щее летом над мно­го­цвет­ны­ми хол­ма­ми, и слад­кий аро­мат цве­тов, при­но­си­мый запад­ным вет­ром, для кото­ро­го поют дере­вья.

О Айра, город из мра­мо­ра и берил­лов, не забыть мне тво­ей кра­сы! Как любил я теп­лые бла­го­ухан­ные рощи на дру­гом бере­гу голу­бой Нит­ры и пере­ка­ты кро­хот­ной Кра в зеле­ной долине! В тех рощах и в той долине дети пле­ли вен­ки друг для дру­га, а в сумер­ках я гре­зил под дере­вья­ми, гля­дя на город­ские огни подо мной и изви­ли­стую Нит­ру с впле­тен­ной в нее звезд­ной лен­той.

В горо­де были двор­цы из цвет­но­го с про­жил­ка­ми мра­мо­ра с золо­ты­ми купо­ла­ми и раз­ри­со­ван­ны­ми сте­на­ми и тени­стые сады с лазур­ны­ми пру­да­ми и чисты­ми фон­та­на­ми, Я часто играл в тех садах, и плес­кал­ся в тех пру­дах, и лежал, гре­зя, сре­ди белых цве­тов под высо­ки­ми дере­вья­ми. А ино­гда на зака­те я под­ни­мал­ся по кру­той ули­це к кре­по­сти и с откры­то­го места смот­рел на Айру вни­зу, вол­шеб­ный город мра­мо­ра и берил­лов в пре­крас­ном оде­я­нии из золо­тых огней.

Дав­но я тос­кую по тебе, Айра, в мла­ден­че­стве поки­нул я тебя. Но мой отец был тво­им царем, и я вер­нусь к тебе, ибо тако­ва воля рока. В семи зем­лях я искал тебя, но при­дет день, и я буду царить над тво­и­ми роща­ми и сада­ми, над тво­и­ми ули­ца­ми и двор­ца­ми, и тогда я буду петь людям, кото­рые будут знать, о чем я пою, и не ста­нут они сме­ять­ся надо мной и отво­ра­чи­вать­ся от меня, ибо я — Ира­нон, принц Айры.

На ночь жите­ли Тело­та устро­и­ли чуже­зем­ца в хле­ву, а поут­ру явил­ся архонт и велел Ира­но­ну идти к сапож­ни­ку Ато­ку и стать его под­ма­сте­рьем.
Я — певец Ира­нон, — воз­ра­зил юно­ша, — и не лежит у меня серд­це к реме­с­лу сапож­ни­ка.

В Тело­те все тру­дят­ся, — ска­зал архонт. — Таков закон. И юно­ша отве­тил ему:

Раз­ве вы тру­ди­тесь не затем, что­бы жить и быть счаст­ли­вы­ми? Ведь если вы тру­ди­тесь, толь­ко что­бы тру­дить­ся, где най­де­те вы свое сча­стье? Вы тру­ди­тесь, что­бы жить, а раз­ве жизнь — не кра­со­та и не пес­ня? Если нет пев­цов сре­ди вас, то где же пло­ды ваших тру­дов? Труд без пес­ни — все рав­но что уто­ми­тель­ное путе­ше­ствие без цели. Не луч­ше ли сра­зу уме­реть? Архонт не понял его и упрек­нул:

Ты — стран­ный юно­ша, и мне не нра­вят­ся ни твое лицо, ни твой голос. Речи твои бого­хуль­ство, ибо боги Тело­та учи­ли нас, что труд бла­го. Наши боги обе­ща­ли нам после смер­ти при­ют из све­та, что­бы мы мог­ли вдо­сталь отдох­нуть, и из ледо­вых кри­стал­лов, что­бы ника­кие мыс­ли и ника­кая кра­со­та не доса­жда­ли нам. А теперь иди к Ато­ку-сапож­ни­ку или до зака­та уби­рай­ся из горо­да. Здесь все долж­ны при­но­сить поль­зу, а какая поль­за от песен?

Ира­нон вышел из хле­ва и отпра­вил­ся по узким камен­ным улоч­кам меж­ду квад­рат­ны­ми гра­нит­ны­ми дома­ми на поис­ки чего-нибудь зеле­но­го, но вокруг он видел одни кам­ни. Хму­ры­ми были лица людей, одна­ко на камен­ной набе­реж­ной мед­ли­тель­ной реч­ки Зуро сидел под­ро­сток и печаль­ным взгля­дом про­во­жал зеле­ные рост­ки с набух­ши­ми поч­ка­ми, кото­рые павод­ком нес­ло с гор. Маль­чик спро­сил Ира­но­на:

Это о тебе гово­рил архонт? Ты ищешь дале­кий город и пре­крас­ную стра­ну? А я — Ром­нод, плоть от пло­ти Тело­та, но еще не такой, как все в этом гра­нит­ном горо­де, поэто­му тос­кую по теп­лым рощам и даль­ним стра­нам, где есть кра­со­та и пес­ни. За Кар­фи­ан­ски­ми гора­ми нахо­дит­ся Оонай, город лютен и тан­цев, о кото­ром гово­рят, буд­то он кра­сив и ужа­сен. Я бы пошел туда, если бы не был еще малень­ким, ведь я не знаю доро­ги. А тебе надо идти. Ты будешь там петь, и люди будут слу­шать тебя. Давай вме­сте уйдем из Тело­та и вме­сте отпра­вим­ся через весен­ние горы. Ты научишь меня путе­ше­ство­вать, а я буду слу­шать твои пес­ни по вече­рам, когда звез­ды одна за дру­гой посы­ла­ют гре­зы тем, кто любит гре­зить. А вдруг город лютен и тан­цев Оонай ока­жет­ся еще кра­си­вее Айры, кото­рую ты ищешь, ведь, гово­рят, ты дав­но не видел ее, да и она мог­ла сме­нить имя! Пой­дем в Оонай, золо­то­во­ло­сый Ира­нон! Тамош­ние жите­ли пой­мут нас и при­мут, как бра­тьев. Они не будут сме­ять­ся и хму­рить­ся, слу­шая тебя.

И Ира­нон отве­тил ему:

Пусть будет по-тво­е­му, малыш. Если чело­ве­ку в этом камен­ном меш­ке хочет­ся кра­со­ты, он дол­жен искать ее в горах и за гора­ми, и я не остав­лю тебя томить­ся воз­ле мед­ли­тель­ной Зуро. Одна­ко не думай, буд­то радость и пони­ма­ние ждут тебя за Кар­фи­ан­ски­ми гора­ми или где-то еще через день, через год, через пять лет. Зна­ешь, когда я был таким малень­ким, как ты, я жил в долине Нар­тос воз­ле холод­ной реки Кса­ри, где никто даже слы­шать не хотел о моих снах, и я ска­зал себе: вот под­рас­ту, уйду в Сина­ру, что на южном склоне, и буду там петь на база­ре улыб­чи­вым погон­щи­кам вер­блю­дов. А в Сина­ре все погон­щи­ки ока­за­лись пья­ни­ца­ми и гру­би­я­на­ми, и их пес­ни не были похо­жи на мои, поэто­му я спу­стил­ся на бар­же по реке Кса­ри до горо­да Джа­рен, в кото­ром сте­ны из оник­са. Там сол­да­ты посме­я­лись надо мной и про­гна­ли меня прочь, и я отпра­вил­ся бро­дить по зем­ле. Я видел город Сте­те­лос, что рядом с вели­ким водо­па­дом, и боло­то на месте Сар­на­та. Я был в Траа, Илар­не­ке и Када­те­роне, что сто­ят на изви­ли­стой реке Ай, и дол­го жил в Ола­тое в стране Ломар. Быва­ло, меня слу­ша­ли, но таких все­гда ока­зы­ва­лось немно­го, и я знаю, что хоро­шо мне будет толь­ко в Айре, в горо­де из мра­мо­ра и берил­ла, где мой отец когда- то был царем. Мы будем искать Айру, хотя поче­му бы нам не побы­вать в дале­ком горо­де лютен Оонае, кото­рый нахо­дит­ся за Кар­фи­ан­ски­ми гора­ми и вполне может ока­зать­ся Айрой, хотя я так не думаю. Кра­со­та Айры пре­вос­хо­дит любую меч­ту, и никто не может гово­рить о ней без вос­тор­га, а об Оонае лишь погон­щи­ки вер­блю­дов шеп­чут­ся с вожде­ле­ни­ем.

На зака­те Ира­нон и малень­кий Ром­нод поки­ну­ли Телот и потом дол­го бре­ли по зеле­ным горам и про­хлад­ным лесам. Труд­ной и пута­ной была их доро­га, и никак не мог­ли они при­бли­зить­ся к горо­ду лютен и тан­цев Оонаю, но по вече­рам, когда появ­ля­лись звез­ды, Ира­нон пел о пре­крас­ном горо­де Айре, а Ром­нод слу­шал его, и оба были неска­зан­но счаст­ли­вы. Они ели сколь­ко душе угод­но крас­ных ягод и фрук­тов и не заме­ча­ли, как бежит вре­мя. Мину­ло мно­го лет. Малень­кий Ром­нод был уже не таким малень­ким и, когда гово­рил, не сры­вал­ся на пету­ха, а Ира­нон оста­вал­ся, каким был, и все так же укра­шал свои золо­ти­стые воло­сы вен­ком из вино­град­ных листьев и брыз­гал на них паху­чим лес­ным соком. Потом насту­пил день, когда Ром­нод пока­зал­ся себе стар­ше Ира-нона, а ведь он был совсем малы­шом, когда сидел на бере­гу мед­лен­ной реч­ки Зуро и печаль­но смот­рел на про­плы­вав­шие мимо зеле­ные рост­ки.

Но вот одна­жды вече­ром в пол­но­лу­ние пут­ни­ки взо­шли на высо­кую гору и уви­де­ли вни­зу мири­а­ды огней Ооная. Кре­стьяне пока­за­ли им доро­гу на рас­по­ло­жив­ший­ся непо­да­ле­ку город, но Ира­нон сра­зу понял, что это не его род­ная Айра. Огни Ооная были непо­хо­жи на огни Айры, пото­му что горе­ли ярко и вызы­ва­ю­ще, а фона­ри Айры были неж­ны­ми и вол­шеб­ны­ми, как лун­ное пят­но на полу под окном, воз­ле кото­ро­го мать Ира­но­на как-то пела ему колы­бель­ную. Одна­ко Оонай был горо­дом лютен и тан­цев, поэто­му Ира­нон и Ром­нод спу­сти­лись по кру­то­му скло­ну, что­бы най­ти людей, кото­рым их пес­ни и меч­ты пода­рят радость. Едва они появи­лись в горо­де, как встре­ти­ли браж­ни­ков в вен­ках из роз, кото­рые пере­хо­ди­ли из дома в дом, высо­вы­ва­лись из окон и сиде­ли на бал­ко­нах. Они вни­ма­ли пес­ням Ира­но­на, осы­па­ли его цве­та­ми и апло­ди­ро­ва­ли ему. На мину­ту Ира­нон пове­рил, буд­то отыс­кал нако­нец людей, кото­рые дума­ют и чув­ству­ют, как он, хотя город и в сотой сте­пе­ни не был так кра­сив, как Айра.

Но насту­пи­ло утро, и Ира­нон с отвра­ще­ни­ем огля­дел­ся кру­гом, ибо купо­ла Ооная не золо­ти­лись на солн­це, а были серы­ми и скуч­ны­ми. И муж­чи­ны Ооная были блед­ны­ми и скуч­ны­ми от вина и совсем непо­хо­жи на счаст­ли­вых жите­лей Айры. Одна­ко им нра­ви­лись пес­ни Ира­но­на и они осы­па­ли его цве­та­ми, поэто­му Ира­нон остал­ся в горо­де, и с ним остал­ся Ром­нод, кото­ро­му так понра­ви­лось здеш­нее шум­ное весе­лье, что он немед­лен­но укра­сил свои тем­ные воло­сы вен­ком из роз и мир­та. Вече­ра­ми Ира­нон часто пел гуля­кам, но сам он оста­вал­ся таким, как все­гда, увен­чи­вал голо­ву толь­ко вино­град­ны­ми листья­ми, пом­нил мра­мор­ные ули­цы Айры и чистую воду Нит­ры.

В укра­шен­ных фрес­ка­ми залах коро­ля пел Ира­нон, стоя на хру­сталь­ном воз­вы­ше­нии, воз­ве­ден­ном на зер­каль­ном полу, и, пока он пел, он зара­жал слу­ша­те­лей сво­и­ми меч­та­ми, отче­го в полу начи­на­ло отра­жать­ся что-то пре­крас­ное и полу­за­бы­тое, а не раз­го­ря­чен­ные вином лица пиру­ю­щих, кото­рые осы­па­ли его роза­ми. Король при­ка­зал Ира­но­ну снять ста­рый плащ и одел его в атлас­ное пла­тье с золо­тым шитьем, укра­сил его паль­цы перст­ня­ми с зеле­ным неф­ри­том, а запя­стья — брас­ле­та­ми из рез­ной сло­но­вой кости. Он посе­лил пев­ца в золо­че­ной ком­на­те, уве­шан­ной гобе­ле­на­ми, и уло­жил спать на бога­тое ложе под шел­ко­вым, рас­ши­тым цве­та­ми бал­да­хи­ном. Вот так жил Ира­нон в Оонае, горо­де лютен и тан­цев.

Никто не зна­ет, сколь­ко про­шло вре­ме­ни, но одна­жды король при­вел во дво­рец неисто­вых пля­су­нов из Лира­ний­ской пусты­ни и смуг­лых флей­ти­стов из восточ­но­го горо­да Драй­не­на, и с тех пор пля­су­нам и флей­ти­стам доста­ва­лось на пирах боль­ше роз, чем Ира­но­ну. Ром­нод же, кото­рый был малень­ким маль­чи­ком в Тело­те, день за днем ста­но­вил­ся все гру­бее и крас­нее от вина, и меч­ты посте­пен­но поки­да­ли его, да и пес­ни Ира­но­на уже не достав­ля­ли ему преж­ней радо­сти. Загру­стил Ира­нон, но не мог он не петь и не рас­ска­зы­вать по вече­рам о горо­де сво­ей меч­ты, о мра­мор­но- берил­ло­вой Айре.

Одна­жды ночью баг­ро­вый и жир­ный Ром­нод тяже­ло захри­пел на покры­том мако­вым шел­ком ложе в пир­ше­ствен­ной зале и умер в кор­чах, пока блед­ный и худой Ира­нон пел сам себе в даль­нем углу. Опла­кав Ром­но­да и поло­жив на моги­лу его люби­мые зеле­ные вет­ки с набух­ши­ми поч­ка­ми, Ира­нон снял с себя шел­ка и дра­го­цен­ные каме­нья, надел свой поно­шен­ный плащ и венок из све­жих вино­град­ных листьев и, никем не заме­чен­ный, поки­нул город лютен и тан­цев Оонай.

На зака­те ушел Ира­нон искать свою род­ную стра­ну и людей, кото­рые пой­мут и полю­бят его пес­ни и меч­ты. Во всех горо­дах Сидат­рии и в зем­лях за Бна­зий­ской пусты­ней весе­лые ребя­тиш­ки сме­я­лись над его уста­рев­ши­ми пес­ня­ми и поно­шен­ным пур­пур­ным пла­щом, а Ира­нон все оста­вал­ся моло­дым и носил вен­ки из вино­град­ных листьев на сво­их золо­ти­стых воло­сах, не ус тавая петь об Айре, кото­рая была сча­стьем его про­шло­го и на деж­дой его буду­ще­го.

И вот одна­жды Ира­нон набрел на убо­гую хижи­ну согнув­ше­го­ся под бре­ме­нем лет ста­ро­го и гряз­но­го пас­ту­ха, кото­рый пас сво­их овец на камен­ных горах над зыбу­чи­ми пес­ка­ми и боло­та­ми. И его Ира­нон спро­сил, как спра­ши­вал всех:

Не зна­ешь ли ты, как мне най­ти Айру, город из мра­мо­ра и берил­лов, где течет чистая Нит­ра и пере­ка­ты малень­кой Кра поют свои пес­ни зеле­ным горам и доли­нам?
Пас­тух дол­го и при­сталь­но вгля­ды­вал­ся в Ира­но­на, слов­но вспо­ми­ная нечто дав­но забы­тое, и от его вни­ма­ния не укры­лись ни моло­дое лицо чуже­зем­ца, ни его золо­ти­стые воло­сы, ни венок из вино­град­ных листьев. Одна­ко он был очень ста­рым, поэто­му, пока­чав голо­вой, отве­тил так:

Пут­ник, я и вправ­ду слы­шал о горо­де Айре, слы­шал и о реках, кото­рые ты назвал, но это было дав­ным-дав­но, еще в нача­ле моей про­жи­той жиз­ни. Я слы­шал их от маль­чи­ка, с кото­рым дру­жил в дет­стве, от сына бро­дя­ги, кото­рый пре­да­вал­ся стран­ным меч­там и сочи­нял длин­ные сказ­ки о луне, и цве­тах, и запад­ном вет­ре. Мы сме­я­лись над ним, пото­му что зна­ли его с мла­ден­че­ства, хотя он и вооб­ра­жал себя сыном коро­ля. И он был кра­си­вым, как ты, но толь­ко совсем без­рас­суд­ным. Еще маль­чиш­кой он убе­жал искать людей, кото­рые будут радо­вать­ся его пес­ням и меч­там. А до это­го он часто пел мне о несу­ще­ству­ю­щих стра­нах и несбы­точ­ных надеж­дах! Он мно­го гово­рил об Айре, и о реке Нит­ре, и о пере­ка­тах кро­хот­ной Кра. Он гово­рил, что когда-то был прин­цем в тех кра­ях, но мы-то все зна­ли о нем. Нет ника­ко­го мра­мор­но­го горо­да Аира и нет людей, кото­рым в радость непо­нят­ные пес­ни, раз­ве лишь они живут в меч­тах мое­го ста­ро­го дру­га Ира­но­на, кото­рый рав­ным-дав­но поки­нул нас.

В сумер­ках, когда звез­ды одна за дру­гой появи­лись на небе и луна заси­я­ла на боло­те, как сия­ла она на полу в той ком­на­те, где мать ука­чи­ва­ла свое дитя, к смер­то­нос­ным зыбу­чим пес­кам подо­шел очень ста­рый чело­век в рва­ном пур­пур­ном пла­ще и в вен­ке из высох­ших вино­град­ных листьев. Он гля­дел пря­мо перед собой, слов­но видел впе­ре­ди золо­тые купо­ла пре­крас­но­го горо­да, в кото­ром люди уме­ют меч­тать. Той ночью в ста­ром мире погиб­ла толи­ка юно­сти и кра­со­ты.

Примечания:

Опуб­ли­ко­ва­но в июле-авгу­сте 1935 года в The Galleon, 1, No.5, 12–20.
На рус­ском язы­ке впер­вые опуб­ли­ко­ва­но в кни­ге “Зата­ив­ший­ся страх” в 1992 году.