Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с C. M. Eddy, Jr.

ЛЮБИМЫЕ МЕРТВЕЦЫ

(The Loved Dead)
Напи­са­но в 1923 году
Дата пере­во­да 2004 год
Пере­вод Rovdyr

////

Сей­час сере­ди­на ночи. До наступ­ле­ния зари за мной при­дут, а потом запрут в чер­ной клет­ке, где я буду неопре­де­лен­но дол­го чах­нуть, в то вре­мя как нена­сыт­ные жела­ния будут гло­дать мои внут­рен­но­сти и тер­зать мое серд­це до тех пор, пока я не ста­ну еди­ным целым с мерт­ве­ца­ми, кото­рые гос­под­ству­ют надо мной.

Это место — ужас­ная моги­ла в древ­нем скле­пе; дос­кой, на кото­рой я пишу, слу­жит кусок таб­лич­ки, упав­шей и исто­чен­ной неумо­ли­мым тече­ни­ем веков. Един­ствен­ным источ­ни­ком све­та явля­ют­ся звез­ды и, вре­мя от вре­ме­ни, узкий серп Луны, хотя я могу видеть так ясно, слов­но сна­ру­жи пол­день. Вокруг меня, подоб­но похо­рон­ным часо­вым, охра­ня­ю­щим при­шед­шие в запу­сте­ние гроб­ни­цы, лежат вет­хие облом­ки таб­ли­чек, напо­ло­ви­ну покры­тые отвра­ти­тель­ны­ми мас­са­ми гни­ю­щей тра­вы. На фоне суме­реч­но­го неба ярко выри­со­вы­ва­ет­ся высо­кий тор­же­ствен­ный мону­мент с сужа­ю­щей­ся квер­ху изящ­ной капи­те­лью, похо­жей на при­зрач­ный хвост какой-то фан­та­сти­че­ской лоша­ди.

В раз­ре­жен­ном воз­ду­хе вита­ют зло­во­ние гри­бов и тле­твор­ный запах сырой гли­ни­стой зем­ли, но мне они кажут­ся аро­ма­та­ми Эли­зи­у­ма. Вез­де царит спо­кой­ствие — ужа­са­ю­щее спо­кой­ствие, чья напря­жен­ная тиши­на обе­ща­ет зна­ме­на­тель­ные собы­тия и страш­ные вещи. Тот, кто сумел бы про­ник­нуть в мое оби­та­ли­ще, обна­ру­жил бы здесь свое­об­раз­ный город потрес­кав­ших­ся костей и раз­ло­жив­шей­ся пло­ти. Их бли­зость дару­ет моей душе экс­та­ти­че­ский холод, уско­ряя тече­ние кро­ви в моих венах и застав­ляя тре­пе­тать мое сла­бе­ю­щее серд­це в исступ­лен­ном весе­лье… Ибо суще­ство­ва­ние смер­ти — жизнь для меня!

Мое ран­нее дет­ство было пол­но одной дол­гой, баналь­ной и моно­тон­ной апа­тии. Я был аске­тич­ным, хилым, до край­но­сти блед­ным и склон­ным к погру­же­нию в про­дол­жи­тель­ные мрач­ные раз­ду­мья ребен­ком. Нор­мал ные, здо­ро­вые сверст­ни­ки избе­га­ли меня. Они про­зва­ли меня «ста­рым» брюз­гой, посколь­ку меня не инте­ре­со­ва­ли их шум­ные при­ми­тив­ные игры, в кото­рых у меня к тому же не было сил при­ни­мать уча­стие, даже если бы я хотел. Как и во всех малень­ких город­ках, неко­то­рые люди в Фен­х­эме отли­ча­лись весь­ма ядо­ви­тым язы­ком. Их вре­до­нос­ные измыш­ле­ния дове­ли мой летар­ги­че­ский тем­пе­ра­мент до состо­я­ния какой-то отвра­ти­тель­ной извра­щен­но­сти; срав­ни­вая меня с мои­ми роди­те­ля­ми и отме­чая огром­ную раз­ни­цу, они кача­ли голо­ва­ми в зло­ве­щем сомне­нии. Неко­то­рые из наи­бо­лее суе­вер­ных людей откры­то ука­зы­ва­ли на меня как на маль­чи­ка из поту­сто­рон­не­го мира, в то вре­мя как дру­гие, кое-что знав­шие о моих пред­ках, обра­ща­ли вни­ма­ние на рас­плыв­ча­тые и туман­ные слу­хи о демо­ни­че­ском суще­стве, сожжен­ном в пла­ме­ни кост­ра некро­ман­том. Воз­мож­но, живи я в круп­ном горо­де, где у меня име­лось бы боль­ше воз­мож­но­стей заве­сти дру­зей, эта ран­няя тен­ден­ция к изо­ля­ции про­шла бы. Достиг­нув юно­ше­ско­го воз­рас­та, я стал еще более мрач­ным, тоск­ли­вым и апа­тич­ным. Моя жизнь была л шена побу­ди­тель­ных моти­вов. Каза­лось, что я заклю­чен в тюрь­му сво­их ощу­ще­ний, свя­зав­ших мое раз­ви­тие и пре­пят­ству­ю­щих моей дея­тел ности, и это напол­ня­ло меня неизъ­яс­ни­мой неудо­вле­тво­рен­но­стью.

В шест­на­дцать лет я впер­вые при­шел на похо­ро­ны. Погре­бе­ние в Фен­х­эме было собы­ти­ем важ­ней­ше­го обще­ствен­но­го зна­че­ния, так как наш горо­док харак­те­ри­зо­вал­ся дол­го­жи­тель­ством сво­их оби­та­те­лей. Когда вдо­ба­вок покой­ни­ком была хоро­шо извест­ная пер­со­на, а имен­но один из моих дедов, мож­но было быть уве­рен­ным в том, что весь город собе­рет­ся, что­бы отдать дань ува­же­ния его памя­ти. Но я не испы­ты­вал к пред­сто­я­щей цере­мо­нии даже мимо­лет­но­го инте­ре­са. Любой пред­мет, кото­рый лишь начи­нал выво­дить меня из мое­го обык­но­вен­но­го инерт­но­го состо­я­ния, пред­став­лял угро­зу физи­че­ско­го и умствен­но­го бес­по­кой­ства. Под­дав­шись дав­ле­нию роди­те­лей, пытав­ших­ся убе­дить меня путем едких заме­ча­ний по пово­ду мое­го недо­ста­точ­но­го сынов­не­го почте­ния, я согла­сил­ся сопро­вож­дать их. В похо­ро­нах мое­го деда не было ниче­го, выхо­дя­ще­го за рам­ки обыч­ных вещей, кро­ме вну­ши­тель­но­го коли­че­ства при­не­сен­ных цве­тов; но имен­но они, насколь­ко я пом­ню, ста­ли мои­ми про­вод­ни­ка­ми в тор­же­ствен­ных риту­а­лах во вре­мя это­го собы­тия. Нечто в тем­ных покры­ва­лах, обтя­ги­ва­ю­щих оваль­ный гроб на его пути в мир тени, наря­ду с бес­фор­мен­ны­ми куча­ми вен­ков и демон­стра­ци­ей скор­би на лицах неко­то­рых из рели­ги­оз­ных горо­жан, захва­ти­ло мое вни­ма­ние, рас­се­яв преж­нюю апа­тию. Выска­зав про себя корот­кие сло­ва бла­го­дар­но­сти мате­ри, я после­до­вал за про­цес­си­ей вплоть до скле­па, где лежа­ли тела дру­гих моих пред­ков.

Преж­де все­го, это место было бога­то вида­ми Смер­ти. Я рас­смат­ри­вал мерт­вые лица, застыв­шие и избо­рож­ден­ные бес­ко­неч­ным чис­лом мор­щин и не выра­жав­шие ниче­го, что вызы­ва­ло бы какую-то осо­бен­ную печаль. Наобо­рот, мне пока­за­лось, что мои пред­ки были без­мер­но доволь­ны и поко­и­лись в без­мя­теж­ной удо­вле­тво­рен­но­сти. Я содрог­нул­ся от како­го-то стран­но­го, пуга­ю­ще­го чув­ства воз­рас­та­ю­ще­го весе­лья. Столь мяг­ко, столь неза­мет­но оно окру­жа­ло меня, едва ли давая воз­мож­ность точ­но опре­де­лить его наступ­ле­ние. Посколь­ку мне труд­но вспом­нить этот уди­ви­тель­ный момент, я пола­гаю, что он настал т гда, когда я бро­сил пер­вый взгляд на гроб­ни­цу, чьи еле раз­ли­чи­мые сте­ны сужа­лись внутрь. Опас­ное, губи­тель­ное воз­дей­ствие, каза­лось, исхо­дит от этих тру­пов, при­влек­ших меня сво­им маг­не­ти­че­ским оча­ро­ва­ни­ем. Мое соб­ствен­ное тело как буд­то напол­ни­лось ста­ти­че­ским элек­три­че­ством, и я чув­ство­вал, что оно напряг­лось поми­мо моей воли. Мой взор пытал­ся про­ник­нуть под опу­щен­ные веки покой­ни­ков и про­честь хра­нив­ше­е­ся там тай­ное посла­ние. Серд­це вне­зап­но закол тилось в нече­сти­вом лико­ва­нии, коло­тя по реб­рам с демо­ни­че­ской с лой, слов­но стре­мясь осво­бо­дить­ся от этих реше­ток моей телес­ной тем­ни­цы. Дикое, без­удерж­ное чув­ство радо­сти погло­ти­ло меня. Еще раз силь­ное мате­рин­ское вли­я­ние вер­ну­ло меня к реаль­но­сти. На слов­но нали­тых свин­цом ногах я дота­щил­ся до обла­чен­но­го в чер­ную ткань гро­ба, а затем пошел прочь, обре­тя ранее неиз­вест­ную мне энер­гию. Я сопро­вож­дал про­цес­сию на пути с клад­би­ща, ощу­щая, как моя физи­че­ская сущ­ность напол­ня­ет­ся мисти­че­ски­ми жиз­нен­ны­ми пот ками, слов­но я выпил какой-то экзо­ти­че­ский элик­сир… какой-то ужас­ный яд, при­го­тов­лен­ный по кощун­ствен­ной фор­му­ле из архи­вов Б лиа­ла. При­сут­ство­вав­шие на цере­мо­нии люди совер­шен­но исчез­ли из поля мое­го зре­ния, так как во вре­мя про­изо­шед­ших со мной изме­не­ний я не заме­чал нико­го, кро­ме роди­те­лей. В тече­ние после­ду­ю­щих двух недель мест­ные ост­ро­сло­вы нашли новый мате­ри­ал для сво­их язви­тель­ных раз­го­во­ров по пово­ду мое­го изме­нив­ше­го­ся пове­де­ния.

Одна­ко через пол­ме­ся­ца сила ново­го жиз­нен­но­го сти­му­ла нача­ла сни­жать­ся. Нако­нец, за один или два дня я совер­шен­но вер­нул­ся к пре нему застою, хотя он не был в точ­но­сти похож на абсо­лют­ную без­жи нен­ность про­шло­го. Рань­ше было пол­ное отсут­ствие жела­ния пре­од леть апа­тию; теперь меня тре­во­жи­ло смут­ное, неопре­де­лен­ное бес­по­кой­ство. На ули­це все ста­ло, как обыч­но, и злые язы­ки иска­ли какой-либо дру­гой, более под­хо­дя­щий пред­мет для обсуж­де­ния. Они, или, по край­ней мере, те, кто дога­ды­вал­ся об истин­ной при­чине мое­го ожив­ле­ния, сто­ро­ни­лись меня, слов­но про­ка­жен­но­го или бого­хуль­ни­ка. Я же с отвра­ще­ни­ем осо­зна­вал необ­хо­ди­мость скры­вать­ся после мое­го корот­ко­го пери­о­да радо­сти, пони­мая, что это навсе­гда изо­ли­ру­ет меня от осталь­но­го мира, вынуж­дая про­ве­сти остав­шу­ю­ся жизнь в горь­ком оди­но­че­стве.

Беды часто сле­ду­ют одна за дру­гой, и по этой при­чине, несмот­ря на пре­сло­ву­тое дол­го­жи­тель­ство горо­жан, через пять лет смерть забра­ла моих роди­те­лей. Пер­вой умер­ла мать; это слу­чи­лось в резуль­та­те стран­но­го про­ис­ше­ствия. Моя печаль была столь искрен­ней, что я неска­зан­но уди­вил­ся, ощу­тив, как она вытес­ня­ет­ся и раз­ру­ша­ет­ся тем почти забы­тым все­объ­ем­лю­щим чув­ством дья­воль­ско­го экс­та­за. Вновь мое серд­це беше­но засту­ча­ло с какой-то кос­ми­че­ской стра­стью, с г лопи­ру­ю­щей ско­ро­стью посы­лая горя­чую кровь по венам. Я сбро­сил с плеч ман­тию уста­ло­го без­дей­ствия, лишь для того, что­бы заме­нить ее гру­зом бес­ко­неч­но более страш­ным — гру­зом гнус­но­го, нече­сти­во­го жела­ния. Я смот­рел на погре­баль­ное поме­ще­ние, где лежа­ло тело м тери; моя душа жад­но погло­ща­ла тот чудо­вищ­ный нек­тар, кото­рый, каза­лось, про­пи­тал воз­дух тем­ной усы­паль­ни­цы. Каж­дый вздох ожив­лял меня, воз­но­ся до неве­ро­ят­ных пре­де­лов незем­но­го насла­жде­ния. Теперь я знал, что это было подоб­но исступ­ле­нию, вызы­ва­е­мо­му нар­ко­ти­ка­ми, и что вско­ре оно оста­вит меня, томи­мо­го жела­ни­ем вновь обре­сти вол­шеб­ную силу. Но я был более не спо­со­бен кон­тро­ли­ро­вать свою страсть, кото­рая мог­ла разо­рвать гор­ди­е­вы узлы, почти намер во спу­тав­шие нить моей судь­бы. Слиш­ком хоро­шо мне было ведо­мо, что неким зага­доч­ным сата­нин­ским спо­со­бом смерть ста­ла дви­га­тель­ной силой моей жиз­ни, осо­бен­но­стью мое­го устрой­ства, кото­рая отве­ча­ла толь­ко на ужас­ный вид чье­го-то без­жиз­нен­но­го тела.

Спу­стя несколь­ко дней, под конец того вызван­но­го демо­ни­че­ским отрав­ле­ни­ем лихо­ра­доч­но­го состо­я­ния, от кото­ро­го пол­но­стью завис ло мое суще­ство­ва­ние, я слу­чай­но встре­тил­ся с фен­х­эм­ским могиль­щи­ком и обра­тил­ся к нему с прось­бой при­нять меня в каче­стве уче­ни­ка. Потря­се­ние от смер­ти мате­ри замет­но повли­я­ло на мое­го отца. Пон чалу, наде­ясь на иное при­ме­не­ние моих сил, он вос­при­нял это нам рение как безум­ство и энер­гич­но вос­про­ти­вил­ся. Одна­ко затем, неко­то­рое вре­мя трез­во пораз­мыс­лив, он соглас­но кив­нул.

Мож­но ли было преду­га­дать, что объ­ек­том мое­го пер­во­го прак­ти­че­ско­го уро­ка будет отец? Он так­же умер вне­зап­но, вслед­ствие какой-то болез­ни серд­ца, кото­рую не ожи­дал никто из вра­чей. Мой вось­ми­де­ся­ти­лет­ний настав­ник все­ми сред­ства­ми пытал­ся отго­во­рить меня от выпол­не­ния тяж­кой зада­чи по баль­за­ми­ро­ва­нию тела; едва ли он заме­тил тор­же­ству­ю­щий блеск в моих гла­зах, когда, нако­нец, я добил­ся его одоб­ре­ния. Как мне выра­зить те бур­ные эмо­ции и мыс­ли, что бес­пор доч­ны­ми вол­на­ми экс­та­за затоп­ля­ли мое неисто­во бью­ще­е­ся серд­це, пока я рабо­тал с этим лишен­ным жиз­ни телом? Без­удерж­ная любовь была клю­чом моих ощу­ще­ний, вели­кая любовь – гораз­до более силь­ная, неже­ли та, что я испы­ты­вал к отцу, когда он был жив.

Мой отец не был богат, но у него име­лось доста­точ­но соб­ствен­но­сти, поз­во­ляв­шей семье вести неза­ви­си­мое суще­ство­ва­ние. Будучи его един­ствен­ным наслед­ни­ком, я ока­зал­ся в пара­док­саль­ной ситу­а­ции. Моя ран­няя юность была исто­ри­ей тоталь­ных неудач при обще­нии с с вре­мен­ным миром; но про­стая жизнь Фен­х­э­ма, с ее ком­форт­ной изо­ли­ро­ван­но­стью, утра­ти­ла для меня при­вле­ка­тель­ность. К тому же дол­го­жи­тель­ство его оби­та­те­лей ста­ви­ло крест на един­ствен­ной при­чине, кото­рая мог­ла удер­жи­вать меня. Про­да­жа иму­ще­ства дала мне сред­ства, надеж­но обес­пе­чив­шие выход отсю­да, и я пере­ехал в рас­по­ло­жен­ный при­мер­но в 50 кило­мет­рах город Бэй­бо­ро.

Здесь годо­вой опыт мое­го обу­че­ния ока­зал­ся чрез­вы­чай­но поле­зен. У меня не воз­ник­ло про­блем с назна­че­ни­ем асси­стен­том в кор­по­ра­ции Гри­ш­э­ма – ком­па­нии, кото­рая пом­пез­но про­во­ди­ла самые глав­ные похо­ро­ны в горо­де. Поз­же меня повы­си­ли в долж­но­сти, и я даже добил­ся того, что мне раз­ре­ши­ли ноче­вать в учре­жде­нии… посколь­ку стал почти одер­жим бли­зо­стью смер­ти. Она при­да­ва­ла мне во вре­мя рабо­ты необы­чай­ную страсть, и ничто не было черес­чур ужас­ным для моей пыл­кой чув­стви­тель­но­сти. Каж­дый новый труп, при­не­сен­ный в кон­то­ру, озна­чал мно­го­обе­ща­ю­щее воз­рож­де­ние непри­стой­ной радо­сти и кощун­ствен­ных удо­воль­ствий, воз­вра­ще­ние к пле­ни­тель­но­му буй­ству кро­ви в моих сосу­дах, кото­рые пре­об­ра­зо­вы­ва­ли непри­ят­ный труд в пре­дан­ное слу­же­ние… хотя каж­дое сек­су­аль­ное насла­жде­ние име­ет свою цену. Я стал нена­ви­деть дни, кото­рые не при­но­си­ли мерт­ве­цов, при­да­ю­щих мне све­жие силы, и тогда взы­вал ко всем нече­сти­вым богам из адских бездн, что­бы они даро­ва­ли быст­рую и лег­кую смерть жите­лям горо­да. Затем насту­пи­ли ночи, когда при­зрач­ная фигу­ра неза­мет­но сколь­зи­ла по тем­ным пере­ул­кам при­го­ро­дов; чер­ные, подоб­ные вол­чьей пасти, ночи, когда луна скры­ва­лась за тяже­лы­ми низ­ки­ми обла­ка­ми. Эта таин­ствен­ная фигу­ра кра­лась сре­ди дере­вьев и бро­са­ла назад бояз­ли­вые взгля­ды; силу­эт чело­ве­ка, испол­ня­ю­ще­го какую-то зло­ве­щую мис­сию. После одной из таких ночей утрен­ние газе­ты сооб­щи­ли сво­им жаж­ду­щим сен­са­ций чита­те­лям подроб­но­сти кош­мар­но­го пре­ступ­ле­ния; тре­вож­ные абза­цы повест­во­ва­ли об ужас­ных, отвра­ти­тель­ных изу­вер­ствах. В уди­ви­тель­ных ста­тьях выска­зы­ва­лись самые неве­ро­ят­ные мне­ния и пред­по­ло­же­ния. Я же чув­ство­вал себя в пол­ной без­опас­но­сти, ибо вряд ли мож­но было бы запо­до­зрить того, кто зани­ма­ет­ся похо­рон­ны­ми цере­мо­ни­я­ми (когда Смерть толь­ко и зани­ма­ет днев­ных существ): неуже­ли он оста­вит свои и без того мрач­ные обя­зан­но­сти для того, что­бы отни­мать чью-то жизнь?

Каж­дое пре­ступ­ле­ние пла­ни­ро­ва­лось мною с дья­воль­ской тща­тель­но­стью; мои мето­ды убийств были столь раз­но­об­раз­ны, что никто не смог бы пред­по­ло­жить, что они совер­ша­ют­ся все­го лишь парой запят­нан­ных кро­вью рук. Резуль­та­ты каж­до­го ноч­но­го рей­да озна­ча­ли для меня часы неопи­су­е­мых удо­воль­ствий, бес­стыд­ных и чудо­вищ­ных; удо­воль­ствия все­гда воз­рас­та­ли от воз­мож­но­сти того, что их вос­хит тель­ный источ­ник позд­нее под­верг­нет­ся моей лас­ко­вой забо­те во вре­мя испол­не­ния обыч­ных про­фес­си­о­наль­ных обя­зан­но­стей. Ино­гда это двой­ное удо­воль­ствие име­ло место… О, эти малень­кие пре­лест­ные во поми­на­ния! Во вре­мя дол­гих ночей, когда я наде­ял­ся на пота­ен­ность сво­е­го убе­жи­ща, тиши­на мав­зо­лея побуж­да­ла меня изоб­ре­тать новые неиме­ну­е­мые спо­со­бы выра­жать забо­ту и неж­ность к мерт­ве­цам, кото­рых я любил… мерт­ве­цам, кото­рые дава­ли мне жизнь! Одна­жды утром мистер Гри­ш­эм при­шел гораз­до рань­ше обыч­но­го… при­шел и обна­ру­жил меня, воз­ле­га­ю­ще­го на холод­ной пли­те и погру­жен­но­го в чудо­вищ­ные гре­зы. Мои руки обви­ва­ли застыв­шее обна­жен­ное тело исто­ча­ю­ще­го зло­во­ние тру­па. С гла­за­ми, пол­ны­ми сме­шан­ных чувств отвра­ще­ния и состра­да­ния, он ото­рвал меня от моих похот­ли­вых меч­та­ний. Бла­гож латель­но, но настой­чи­во он стал убеж­дать меня в том, что мои нер­вы рас­ша­та­ны, и что мне тре­бу­ет­ся дли­тель­ный отдых от этой жут­кой рабо­ты. Он гово­рил, что моя дели­кат­ная юная нату­ра под­верг­лась сли ком силь­но­му вли­я­нию нездо­ро­вой атмо­сфе­ры это­го места. Как мало он знал о демо­ни­че­ских жела­ни­ях, кото­рые воз­буж­да­ли мою про­кля­тую н нор­маль­ность!

Я был доста­точ­но бла­го­ра­зу­мен для того, что­бы пони­мать, что сво­им отве­том лишь укреп­лю его веру в мое воз­мож­ное безу­мие… и что г раз­до луч­ше про­мол­чать, неже­ли пытать­ся объ­яс­нить тай­ные при­чи­ны моих дея­ний. После это­го я более не осме­ли­вал­ся оста­вать­ся дол­го на одном месте, посколь­ку мною овла­дел страх того, что какое-то необ­ду­ман­ное дей­ствие раз­об­ла­чит мою тай­ну перед без­жа­лост­ным м ром. Я ски­тал­ся от горо­да к горо­ду, от дерев­ни к деревне. Я рабо­тал в мор­гах, на клад­би­щах, один раз – в кре­ма­то­рии; коро­че гово­ря, вез­де, где мне предо­став­ля­лась воз­мож­ность ока­зать­ся рядом с мерт­ве­ца­ми, кото­рых я так страст­но жаж­дал. Затем нача­лась Миро­вая вой­на. Я был в чис­ле пер­вых, кто отпра­вил­ся в Евро­пу, и сре­ди послед­них, поки­нув­ших ее. Четы­ре года кро­ва­во­го смер­тель­но­го Ада… пол­за­нье в осклиз­лой, раз­ла­га­ю­щей­ся под дождем шине­ли… ярост­ные оглу­ши­тель­ные взры­вы сна­ря­дов… моно­тон­ное гуде­ние язви­тель­ных пуль… кло­ко­чу­щее безу­мие фон­та­нов Фле­ге­то­на… уду­ша­ю­щие клу­бы ядо­ви­тых газов… гро­теск­ные остан­ки раз­дав­лен­ных, рас­кром­сан­ных тел… четы­ре года необык­но­вен­но­го удо­вле­тво­ре­ния. У каж­до­го стран­ни­ка рано или позд­но появ­ля­ет­ся скры­тое жела­ние вер­нуть­ся к местам его дет­ства. Через несколь­ко меся­цев после окон­ча­ния вой­ны я вновь шество­вал по при­выч­ным улоч­кам Фен­х­э­ма. Пустые разо­рен­ные фер­мы выстра­и­ва­лись вдоль дорог по мере того, как с года­ми город посте­пен­но кло­нил­ся к упад­ку. Счи­тан­ное чис­ло зда­ний было засел но, но сре­ди них был одно – то, кото­рое я преж­де назы­вал род­ным домом.

Забро­шен­ная, зарос­шая тра­вой доро­га, раз­би­тые окон­ные став­ни, неухо­жен­ная зем­ля, рас­сти­лав­ша­я­ся поза­ди – все слу­жи­ло без­молв­ным сви­де­тель­ством того, что, соглас­но наве­ден­ным мною справ­кам, в моем быв­шем доме посе­лил­ся деге­не­ра­тив­ный пья­ни­ца. Он полу­чал скуд­ные сред­ства от сво­их немно­го­чис­лен­ных сосе­дей, помо­гав­ших ему толь­ко ради его несчаст­ной, тер­пя­щей еже­днев­ные побои жены и посто­ян­но голод­но­го ребен­ка. В общем, тот роман­ти­че­ский оре­ол, что окру­жал мое дет­ское оби­та­ли­ще, совер­шен­но рас­се­ял­ся. Побуж­да­е­мый какой-то стран­ной склон­но­стью, я напра­вил­ся в Бэй­бо­ро. Здесь вре­мя так­же вызва­ло пере­ме­ны, но про­ти­во­по­лож­но­го свой­ства. Тот малень­кий горо­диш­ко, что я пом­нил, почти вдвое уве­ли­чил насе­ле­ние, несмот­ря на убыль, харак­тер­ную для пери­о­да вой­ны. Инстинк­тив­но я при­нял­ся искать место сво­ей быв­шей рабо­ты и обна­ру­жил, что оно не сме­ни­ло адрес, одна­ко назы­ва­ет­ся ина­че, посколь­ку эпи­де­мия грип­па унес­ла мисте­ра Гри­ш­э­ма, а его дети были за гра­ни­цей. Роко­вое н стро­е­ние толк­ну­ло меня обра­тить­ся сюда за рабо­той. С неко­то­рым вол­не­ни­ем я сослал­ся на свое обу­че­ние у Гри­ш­э­ма, но мои стра­хи были без­осно­ва­тель­ны – он унес тай­ну мое­го без­об­раз­но­го пове­де­ния с собой в моги­лу. Пред­ста­вив­ша­я­ся вакан­сия обес­пе­чи­ла мое немед­лен­ное воз­рож­де­ние. И тогда на меня нахлы­ну­ли преж­ние вос­по­ми­на­ния об искро­мет­ных ночах нече­сти­вых похож­де­ний, и вновь охва­ти­ло неуправ­ля­е­мое жела­ние запрет­ных насла­жде­ний. Я забыл об осто­рож­но­сти и пре­дал­ся новым сери­ям ужа­са­ю­щих оргий. Опять у буль­вар­ных газет появил­ся све­жий мате­ри­ал для живо­пи­са­ния дья­воль­ских дета­лей моих пре­ступ­ле­ний, кото­рые не усту­па­ли в срав­не­нии с кро­ва­вы­ми неде­ля­ми кош­ма­ра, тер­зав­ше­го город несколь­ко лет назад. Сно­ва поли­ция ра кину­ла свои хит­ро­ум­ные сети – но не обна­ру­жи­ла в них ниче­го! Моя жаж­да зло­вред­но­го нек­та­ра смер­ти пере­рос­ла в беше­ный пожар, и я стал сокра­щать про­ме­жут­ки меж­ду экзо­ти­че­ски­ми аван­тю­ра­ми. Я пони­мал, что хожу по зыб­кой поч­ве, но демо­ни­че­ская потреб­ность сда­ви­ла меня в сво­их бес­по­щад­ных щупаль­цах и тол­ка­ла все даль­ше.

Мое созна­ние ста­но­ви­лось все более и более без­участ­ным к любым внеш­ним воз­дей­стви­ям, кро­ме тех, что насы­ща­ли мою безум­ную страсть. Вся­кие мело­чи, жиз­нен­но важ­ные для того, кто погру­зил­ся в столь жут­кие заня­тия, не тро­га­ли меня. Где-то, не знаю, каким обра­зом, я оста­вил едва замет­ный след, смут­ную ули­ку – недо­ста­точ­ную для аре­ста, но напра­вив­шую вол­ну подо­зре­ния в мою сто­ро­ну. Я чув­ство­вал, что за мной наблю­да­ют, но моя изну­рен­ная душа была бес­силь­на сопро­тив­лять­ся зло­ве­ще­му зову мерт­ве­цов.

Затем наста­ла ночь, когда рез­кие свист­ки поли­цей­ских заста­ли меня, креп­ко сжи­мав­ше­го в руке окро­вав­лен­ную брит­ву, за чудо­вищ­ной заб вой с тру­пом моей послед­ней жерт­вы. Одним про­вор­ным дви­же­ни­ем я сло­жил лез­вие и спря­тал брит­ву в кар­мане пла­ща. Дубин­ки уже выб вали гром­кую дробь на две­ри, когда я раз­бил сту­лом окно, побла­го­да­рив Судь­бу за то, что выбрал для посе­ле­ния один из самых деше­вых квар­та­лов. Толь­ко я выбрал­ся на пло­хо осве­щен­ную аллею, как пят­на синих уни­форм мельк­ну­ли за лома­ю­щей­ся две­рью. Я пере­мах­нул через шат­кий забор, про­бе­жал несколь­ко гряз­ных зад­них дво­ров и очу­тил­ся сре­ди каких-то убо­гих вет­хих доми­шек, на погру­жен­ной в туман улоч­ке. В тот момент я поду­мал о лес­ных боло­тах, рас­по­ло­жен­ных за пре­де­ла­ми горо­да и про­сти­рав­ших­ся на доб­рую сот­ню миль, вплоть до окра­ин Фен­х­э­ма. Если бы я мог достиг­нуть их, мне уда­лось бы обр сти вре­мен­ную без­опас­ность. До рас­све­та я дол­го брел вглубь мрач­ной пусто­ши, спо­ты­ка­ясь о гни­лые кор­ни почти мерт­вых дере­вьев, чьи вет­ви тор­ча­ли в сто­ро­ны подоб­но при­чуд­ли­вым рукам, пыта­ю­щим­ся поме­шать мне сво­и­ми настой­чи­вы­ми объ­я­тья­ми.

Долж­но быть, по пути через гибель­ное боло­то мои­ми нога­ми управ­ля­ли какие-то демо­ны, послан­ные про­кля­ты­ми бога­ми, к кото­рым я обра­щал свои язы­че­ские молит­вы. Всю после­ду­ю­щую неде­лю я пря­тал­ся в лесу в миле от Фен­х­э­ма, уста­лый, весь в гря­зи и пол­но­стью исто­щен­ный. Я так боял­ся пре­сле­до­ва­те­лей, что вздра­ги­вал от соб­ствен­ной тени. Я знал, что тре­во­га объ­яв­ле­на по радио, и очень наде­ял­ся на то, что сумею сбить их со сле­да. Одна­ко после пер­вой безум­ной ночи я более не слы­шал чужих голо­сов и трес­ка веток под нога­ми про­ди­ра­ю­щих­ся сквозь чащу людей. Воз­мож­но, они реши­ли, что мое тело валя­ет­ся в каком-нибудь застыв­шем пру­ду или наве­ки исчез­ло в вяз­кой тря­сине. Мои жиз­нен­ные силы посте­пен­но исто­ща­лись из-за нестер­пи­мо­го голо­да, тер­зав­ше­го меня острой болью, в то вре­мя как глот­ка пере­сох­ла от мучи­тель­ной жаж­ды. Но еще боль­шей была неудо­вле­тво­рен­ность моей души, стра­дав­шей от отсут­ствия новых сти­му­лов, кото­рые я мог най­ти толь­ко рядом с мерт­ве­ца­ми. Мои нозд­ри тре­пе­та­ли при сла­дост­ных вос­по­ми­на­ни­ях. Я не мог дол­го обма­ны­вать себя мыс­лью о том, что это жела­ние было про­сто при­хо­тью разыг­рав­ше­го­ся вооб­ра­же­ния. Теперь я знал, что оно ста­ло неотъ­ем­ле­мой частью моей жиз­ни, и что без него я угас­ну, как пустая лам­па. Я собрал всю остав­шу­ю­ся энер­гию с тем, что­бы насы­тить мой зло­по­луч­ный аппе­тит. Несмот­ря на воз­мож­но опас­ные послед­ствия мое­го пере­дви­же­ния, я вышел на ра вед­ку, кра­дясь в густой тени, слов­но при­зрач­ный дух. Кро­ме того, я испы­ты­вал стран­ное ощу­ще­ние того, что меня сопро­вож­дал какой-то неви­ди­мый дья­воль­ский спут­ник. Но даже моя погряз­шая в гре­хах душа содрог­ну­лась от отвра­ще­ния, когда я достиг мое­го род­но­го жили­ща.

И тогда будо­ра­жив­шие меня вос­по­ми­на­ния поблек­ли, усту­пив место непре­одо­ли­мо­му вожде­ле­нию. За гни­лы­ми сте­на­ми это­го ста­ро­го дом нахо­ди­лась моя новая добы­ча. Спу­стя мгно­ве­ния я пере­брал­ся через одно из раз­би­тых окон и ока­зал­ся на под­окон­ни­ке. Неко­то­рое вре­мя я при­слу­ши­вал­ся; все мои орга­ны чувств были насто­ро­же, каж­дый мускул был готов к дей­ствию. Коша­чьей поход­кой я дви­гал­ся по зна­ко­мым ком­на­там до тех пор, пока гром­кий храп не ука­зал на место, где я мог най­ти конец сво­их стра­да­ний. Неволь­но я почув­ство­вал вол­ну зарож­да­ю­ще­го­ся экс­та­за, когда толч­ком открыл дверь спаль­ни. Подоб­но пан­те­ре я напра­вил­ся к бес­фор­мен­ной куче, рас­про­стер­той в пья­ном сту­по­ре. Жена и ребе­нок – где они? – что ж, они могут подо­ждать. Мои цеп­кие паль­цы сжа­лись на его гор­ле. Через несколь­ко часов я опять стал бег­ле­цом, но теперь во мне кло­ко­та­ла неко­гда утра­че ная, а теперь зано­во воз­вра­щен­ная энер­гия. Три без­молв­ных тела усну­ли, что­бы нико­гда более не проснуть­ся. Еще до того, как яркий днев­ной свет про­ник в мое убе­жи­ще, я осо­знал опре­де­лен­ные после ствия мое­го столь без­рас­суд­но обре­тен­но­го облег­че­ния. К это­му вре­ме­ни тру­пы долж­ны были быть обна­ру­же­ны. Даже самым тупым сель­ским поли­цей­ским навер­ня­ка было под силу свя­зать эту тра­ге­дию с моим бег­ством из бли­жай­ше­го горо­да. Кро­ме того, я был доста­точ­но неосто­ро­жен для того, что­бы оста­вить неко­то­рое оче­вид­но дока­за­тел ство сво­ей при­част­но­сти – отпе­чат­ки паль­цев на шеях новых мерт­ве­цов. Весь день я дро­жал в нер­воз­ном пред­чув­ствии. Обыч­ный треск сухих веток под нога­ми вызы­вал в моем созна­нии обра­зы, кото­рые п гали меня. Той ночью, под защит­ным покро­вом тем­но­ты я про­брал­ся на окра­и­ну Фен­х­э­ма и напра­вил­ся к лесам, рас­по­ло­жен­ным за ним. Еще до рас­све­та появил­ся пер­вый опре­де­лен­ный при­знак новой пого­ни – отда­лен­ный лай собак.

Всю дол­гую ночь я очень спе­шил, но к утру почув­ство­вал, что моя искус­ствен­ная сила померк­ла. Пол­день озна­ме­но­вал­ся еще более н стой­чи­вым зовом кош­мар­но­го про­кля­тья, и я знал, что не выдер­жу этих ски­та­ний, если не смо­гу вновь ощу­тить то экзо­ти­че­ское отрав­ле­ние, что про­ис­хо­ди­ло лишь от бли­зо­сти с люби­мы­ми мерт­ве­ца­ми. Я дви­гал­ся по широ­ко­му полу­кру­гу. Если мне удаст­ся целе­на­прав­лен­но идти впе­ред, к полу­но­чи я ока­жусь на клад­би­ще, где я когда-то похо­ро­нил роди­те­лей. Я отчет­ли­во осо­зна­вал, что моя един­ствен­ная надеж­да заклю­ча­ет­ся в том, что­бы достиг­нуть этой цели, преж­де чем меня дого­нят. Воз­но­ся без­звуч­ные молит­вы дья­во­лам, гос­под­ство­вав­шим над моей судь­бой, я устре­мил отя­же­лев­шие ноги в направ­ле­нии моей послед­ней кре­по­сти. Боже! Неуже­ли про­шло все­го две­на­дцать часов с того момен­та, как я начал путь к моей при­зрач­ной свя­тыне? Каж­дый нали­тый свин­цом час казал­ся мне веч­но­стью. Но все же я добрал­ся до бес­цен­но­го при­за. Дур­ма­ня­щие миаз­мы это­го мрач­но­го места были для моей исстра­дав­шей­ся души слов­но ладан! На гори­зон­те забле­сте­ла пер­вая полос­ка зари. Они идут! Мой тон­кий слух уло­вил д лекий соба­чий лай! Все­го через несколь­ко минут они най­дут меня и навсе­гда упря­чут от мира; оста­ток моих дней прой­дет в сво­дя­щей с ума тос­ке, пока я, нако­нец, не при­со­еди­нюсь к мерт­ве­цам, кото­рых так люб­лю! Но им не достать меня! Путь для побе­га открыт! Воз­мо но, это выбор тру­са – но луч­ше, гораз­до луч­ше, неже­ли бес­ко­неч­ные годы безы­мян­но­го горя. Я остав­лю эту запись с надеж­дой, что чья­ни­будь душа, может быть, пой­мет смысл это­го выбо­ра.

Брит­ва! Она зава­ля­лась, поза­бы­тая, в моем кар­мане с момен­та побе­га из Бэй­бо­ро. Ее покры­тое запек­шей­ся кро­вью лез­вие стран­но свер­ка­ет под блед­ны­ми луча­ми све­та, испус­ка­е­мы­ми тон­ким меся­цем Луны. Одно режу­щее дви­же­ние по мое­му лево­му запя­стью, и насту­пит осво­бож­де­ние…

Теп­лая све­жая кровь при­чуд­ли­вым обра­зом течет по тем­ным древним пли­там… Фан­та­сти­че­ские орды вста­ют над зло­вон­ны­ми моги­ла­ми… рож­да­ю­щи­е­ся из тума­на паль­цы манят меня… вол­шеб­ные отрыв­ки нече­ло­ве­че­ских мело­дий раз­но­сят­ся в небес­ном кре­щен­до… дале­кие звез­ды пья­но тан­цу­ют под демо­ни­че­ский акком­па­не­мент… тыся­чи кро­шеч­ных моло­точ­ков нестрой­но коло­тят по нако­валь­ням мое­го погру­зив­ше­го­ся в хаос разу­ма… серые при­зра­ки погиб­ших существ в безум­ной тишине шага­ют пере­до мной… жар­кие язы­ки неви­ди­мо­го пла­ме­ни выжи­га­ют клей­мо Ада на моей боль­ной душе…

Я не могу… боль­ше… писать…