Говард Филлипс Лавкрафт

КРЫСЫ В СТЕНАХ

(The Rats in the Walls)
Напи­са­но в 1923 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод: Неиз­вест­ный

////

16 июля 1923 года, после того, как послед­ний мастер закон­чил свою рабо­ту, я въе­хал в зда­ние, в кото­ром когда-то нахо­дил­ся эксем­ский мона­стырь. Рестав­ра­ция потре­бо­ва­ла огром­ных уси­лий, ибо от огром­но­го забро­шен­но­го дома не оста­лось почти ниче­го, кро­ме руин, но посколь­ку здесь оби­та­ли мои пред­ки, я не посто­ял за рас­хо­да­ми. Люди здесь не жили со вре­мен коро­ля Геор­га Пер­во­го, когда ужас­ная, так и необъ­яс­нен­ная во мно­гом тра­ге­дия ста­ла при­чи­ной смер­ти вла­дель­ца Эксе­ма, пяти его детей и несколь­ких слуг, эта тра­ге­дия бро­си­ла тень ужас­но­го подо­зре­ния на его тре­тье­го сына мое­го пря­мо­го пра­ро­ди­те­ля и един­ствен­но­го потом­ка нена­вист­но­го всем рода. Посколь­ку этот един­ствен­ный наслед­ник был обви­нен в убий­стве, вла­де­ние его пере­шло к короне, со сво­ей сто­ро­ны он не пред­при­нял ника­ких попы­ток снять с себя обви­не­ние или вер­нуть свою соб­ствен­ность. Будучи потря­сен­ным чем-то более ужас­ным, чем угры­зе­ния сове­сти или стра­хом перед зако­ном, и выра­жая един­ствен­ное поис­ти­не неисто­вое жела­ние боль­ше не видеть и не вспо­ми­нать древ­нее зда­ние, Уол­тер де ла Поэр, один­на­дца­тый Барон эксем­ский, бежал в Вир­джи­нию и там создал семью, кото­рая в сле­ду­ю­щем сто­ле­тии ста­ла извест­на под фами­ли­ей Дела­пор. Эксем оста­вал­ся необи­та­е­мым, хотя поз­же он стал одним из име­ний семей­ства Нор­ри­сов и объ­ек­том мно­го­чис­лен­ных иссле­до­ва­ний, свя­зан­ных с его необыч­ной архи­тек­ту­рой. Готи­че­ские баш­ни это­го зда­ния поко­и­лись на сак­сон­ских или роман­ских фун­да­мен­тах, кото­рые, в свою оче­редь, име­ли сво­им осно­ва­ни­ем еще более древ­нюю построй­ку или соче­та­ние постро­ек рим­ских и даже дру­и­ди­че­ских или мест­ных кимр­ских, если верить леген­де. Фун­да­мент этот пред­став­лял собой в выс­шей сте­пе­ни свое­об­раз­ное соору­же­ние, соеди­няв­ше­е­ся с одной сто­ро­ны с извест­ня­ко­вым моно­ли­том у обры­ва кото­ро­го над пустын­ной доли­ной, про­тя­нув­шей­ся на три мили до дерев­ни Анче­стер, и сто­ял Эксем. Архи­тек­то­ры и люби­те­ли древ­но­стей обо­жа­ли досле­до­вать эту стран­ную релик­вию забы­тых сто­ле­тий, но мест­ные жите­ли нена­ви­де­ли Эксем. Они нена­ви­де­ли это зда­ние и мно­го веков назад, когда там жили­мой пред­ки, и про­дол­жа­ли нена­ви­деть его и тогда, когда оно покры­лось мхом и пле­се­нью запу­сте­ния. Уже в пер­вый день мое­го пре­бы­ва­ния в Анче­сте­ре я узнал, что в наслед­ство мне достал­ся дом, на кото­ром лежит про­кля­тие. А на этой неде­ле рабо­чие взо­рва­ли Эксем, и сей­час они спеш­но уни­что­жа­ют остат­ки его фун­да­мен­тов. Мне все­гда были извест­ны основ­ные фак­ты из исто­рии мое­го рода, как, впро­чем, и то, что мой пер­вый аме­ри­кан­ский пре­док при­был в коло­нии в орео­ле какой-то стран­ной тай­ны. Одна­ко я про­дол­жал оста­вать­ся в неве­де­нии отно­си­тель­но подроб­но­стей по при­чине мол­ча­ния, все­гда хра­ни­мо­го в этом отно­ше­нии Дела­по­ра­ми. В отли­чие от наших сосе­дей-план­та­то­ров, мы ред­ко похва­ля­лись сво­и­ми пред­ка­ми-кре­сто­нос­ца­ми или дру­ги­ми герой­ски­ми пра­ро­ди­те­ля­ми эпо­хи сред­не­ве­ко­вья или ренес­сан­са. В нашем роду не суще­ство­ва­ло ника­ких тра­ди­ций, кро­ме, раз­ве, одной: пись­мо в запе­ча­тан­ном кон­вер­те пере­да­ва­лось отцом для вскры­тия после его кон­чи­ны стар­ше­му сыну. Все же доб­ле­сти, кото­ры­ми мы гор­ди­лись, были обре­те­ны нашим семей­ством уже после пере­се­ле­ния в Аме­ри­ку, это были доб­ле­сти доб­ро­го и бла­го­род­но­го, хотя и несколь­ко замкну­то­го и необ­щи­тель­но­го вир­джин­ско­го рода. Во вре­мя вой­ны пожар, слу­чив­ший­ся в Кар­фак­се, нашем фамиль­ном поме­стье, рас­ки­нув­шем­ся на бере­гах реки Джеймс, уни­что­жил все наше состо­я­ние и пере­вер­нул нашу жизнь. В том ужас­ном пла­ме­ни погиб и мой пре­ста­ре­лый дед, уне­ся с собой кон­верт, свя­зы­вав­ший нас всех с нашим про­шлым. Я и по сей день пом­ню то, что видел, когда мне было семь лет: кри­ча­щих сол­дат феде­ра­лист­ской армии, прон­зи­тель­но голо­ся­щих жен­щин и завы­ва­ю­щих в молит­ве негров. В то вре­мя мой отец был сре­ди защит­ни­ков Рич­мон­да, и после соблю­де­ния мно­го­чис­лен­ных фор­маль­но­стей моей мате­ри и мне раз­ре­ши­ли перей­ти линию фрон­та и при­со­еди­нить­ся к нему. После окон­ча­ния вой­ны мы пере­еха­ли на север, отку­да была родом моя мать. Там я достиг зре­ло­сти, и, в кон­це кон­цов, богат­ства, как и подо­ба­ет обык­но­вен­но­му флег­ма­тич­но­му “янки”, Ни мой отец, ни я так и не узна­ли, что же хра­нил пере­хо­див­ший из поко­ле­ния в поко­ле­ние семей­ный кон­верт, и по мере того, как я оку­нал­ся в серую дело­вую жизнь Мас­са­чу­сет­са, — я посте­пен­но терял вся­кий инте­рес к тай­нам, по всей оче­вид­но­сти, скры­тым где-то в сени мое­го родо­во­го дре­ва. Если бы я хотя бы дога­ды­вал­ся об их при­ро­де, с какой бы радо­стью я оста­вил Эксем его мхам, лету­чим мышам и пау­тине! Мой отец умер в 1904 году, не оста­вив ника­ко­го посла­ния ни мне, не деся­ти­лет­не­му Аль­фре­ду, мое­му един­ствен­но­му ребен­ку, рос­ше­му без мате­ри. Имен­но это­му маль­чи­ку и суж­де­но было про­лить свет на нашу семей­ную тай­ну. В 1917 году, во вре­мя вой­ны, Аль­фред был офи­це­ром авиа­ции. В сво­их пись­мах ко мне он стал опи­сы­вать неко­то­рые крайне инте­рес­ные фамиль­ные леген­ды. Было оче­вид­но, что Дела­по­ры име­ли за пле­ча­ми яркую, хотя и мрач­ную исто­рию. Друг мое­го сына, капи­тан коро­лев­ско­го лет­но­го кор­пу­са Эдвард Нор­рис, жив­ший непо­да­ле­ку от наше­го родо­во­го поме­стья в Анче­сте­ре, пове­дал ему кое-какие исто­рии, услы­шан­ные им от кре­стьян. Эти исто­рии по сво­ей дико­сти и неве­ро­ят­но­сти мог­ли срав­нить­ся с фан­та­зи­я­ми лишь немно­гих рома­ни­стов. Конеч­но же, сам Нор­рис не при­ни­мал их все­рьез, но они раз­вле­ка­ли мое­го сына и ста­ли хоро­шим мате­ри­а­лом для его писем ко мне. Имен­но эти леген­ды при­влек­ли мое вни­ма­ние к остав­ше­му­ся за оке­а­ном фамиль­но­му зам­ку и заста­ви­ли меня при­нять реше­ние о покуп­ке и рестав­ра­ции запу­щен­но­го и живо­пис­но­го зда­ния Эксе­ма, кото­рое Нор­рис пока­зал Аль­фре­ду и кото­рое он пред­ло­жил ему при­об­ре­сти за более чем разум­ную цену, посколь­ку нынеш­ним вла­дель­цем дома был его род­ной дядя. Я купил Эксем в 1918 году, но почти сра­зу же после это­го мои пла­ны вос­ста­нов­ле­ния фамиль­но­го вла­де­ния были рас­стро­е­ны воз­вра­ще­ни­ем мое­го сына, став­ше­го на войне инва­ли­дом. В тече­ние тех двух лет, пока Аль­фред был жив, я не думал ни о чем дру­гом, кро­ме как об ухо­де за ним. В 1921 году, поте­ряв самое близ­кое мне суще­ство и вме­сте с ним цель в жиз­ни, я обна­ру­жил, что я уже немо­ло­дой, ото­шед­ший от дел про­мыш­лен­ник, и при­нял реше­ние посвя­тить остав­ши­е­ся в моем рас­по­ря­же­нии годы мое­му ново­му вла­де­нию. Во вре­мя мое­го визи­та в Анче­стер, кото­рый я пред­при­нял в декаб­ре, моим госте­при­им­ным хозя­и­ном стал капи­тан Нор­рис пол­ный дру­же­люб­ный моло­дой чело­век, высо­ко ценив­ший мое­го сына. Я зару­чил­ся его помо­щью при сбо­ре чер­те­жей и полу­че­нии раз­лич­ной инфор­ма­ции, кото­рая мог­ла бы помочь в пред­сто­я­щих вос­ста­но­ви­тель­ных рабо­тах. Сам Эксем я вос­при­нял без каких-либо эмо­ций. Зда­ние пред­став­ля­ло собой гру­ду сред­не­ве­ко­вых руин, покры­тых лишай­ни­ка­ми и усе­ян­ных гра­чи­ны­ми гнез­да­ми, оно нави­са­ло над кра­ем обры­ва и не име­ло каких-либо этаж­ных пере­кры­тий ниче­го, . кро­ме камен­ных стен отдель­но сто­я­щих башен. По мере того, как я поэтап­но вос­ста­нав­ли­вал зда­ние в том виде, в каком оно суще­ство­ва­ло более трех сто­ле­тий тому назад, когда мои пред­ки поки­ну­ли его, я нани­мал рабо­чих для рестав­ра­ции, В каж­дом слу­чае я был вынуж­ден искать их за пре­де­ла­ми окру­жа­ю­щей Эксем мест­но­сти, ибо оби­та­те­ли Анче­сте­ра, испы­ты­ва­ли суе­вер­ный страх и нена­висть к этим местам. Чув­ства эти были настоль­ко силь­ны, что порой они пере­да­ва­лись и рабо­чим, что явля­лось при­чи­ной мно­го­чис­лен­ных слу­ча­ев их дезер­тир­ства. Мой сын рас­ка­зы­вал мне, что во вре­мя его визи­тов в дерев­ню ее жите­ли как бы избе­га­ли его из-за того, что он при­над­ле­жал кфа­ми­лии де ла Поэр, и меня по той же при­чине под­вер­га­ли ост­ра­киз­му до тех пор, пока я не убе­дил мест­ных жите­лей„ насколь­ко мало мне само­му извест­но об исто­рии фамиль­но­го име­ния. Но даже и тогда они про­дол­жа­ли отно­сить­ся ко мне с угрю­мой непри­яз­нью. Я думаю, люди не мог­ли про­стить мне того, что я соби­ра­юсь вос­ста­но­вить столь нена­вист­ный им сим­вол, ибо они виде­ли в Эксе­ме ни что иное, как оби­та­ли­ще демо­нов и обо­рот­ней. Соеди­нив в, одно целое рас­ска­зы, собран­ные для меня Нор­ри­сом, и допол­нив их сооб­ще­ни­я­ми несколь­ких иссле­до­ва­те­лей, изу­чав­ших древ­ние руи­ны, я при­шел к заклю­че­нию, что Эксем­ский мона­стырь сто­ял на месте дои­сто­ри­че­ско­го хра­ма, кото­рый отно­сил­ся ко вре­ме­нам дру­и­дов или даже к более ран­ней эпо­хе, воз­мож­но, храм этот являл­ся совре­мен­ни­ком Стон­хен­джа. Мало кто сомне­вал­ся, что на этом месте совер­ша­лись какие-то зага­доч­ные обря­ды. Суще­ство­ва­ли и вызы­вав­шие непри­ят­ные ощу­ще­ния исто­рии о том, что обря­ды эти были пере­не­се­ны в культ Цибе­лы, при­шед­ший, вме­сте с рим­ля­на­ми.

Сре­ди над­пи­сей а, ниж­нем, под­ва­ле, мож­но было раз­ли­чить бук­вы “ДИВ… ОПС. МАГНА. МАТ… ” обо­зна­че­ния Вели­кой Мате­ри„ чей мрач­ный культ был когда-то запре­щен для рим­ских граж­дан. Мно­го­чис­лен­ные руи­ны сви­де­тель­ству­ют о том, что на месте Анче­сте­ра сто­ял лаге­рем тре­тий леги­он, импе­ра­то­ра Авгу­ста. Храм Цибе­лы был необык­но­вен­ным соору­же­ни­ем, сво­ей кра­со­той при­вле­кав­шим тол­пы людей, кото­рые под пред­во­ди­тель­ством фри­гий­ско­го жре­ца участ­во­ва­ли в вели­ко­леп­ных цере­мо­ни­ях. В пре­да­ни­ях гово­ри­лось так­же о том, что оргии не пре­кра­ти­лись в хра­ме даже после паде­ния древ­ней рели­гии, и что жре­цы ш про­дол­жа­ли свою дея­тель­ность в каче­стве слу­жи­те­лей новой веры без каких-либо изме­не­ний. Древ­ние обря­ды не исчез­ли и с кон­цом рим­ско­го вла­ды­че­ства, и сак­сы достро­и­ли то, что оста­ва­лось от хра­ма, при­дав ему тот общий вид, кото­рый он впо­след­ствии сохра­нял, став цен­тром куль­та. При­мер­но в 1000 году нашей эры место это упо­ми­на­ет­ся в одной из хро­ник как боль­шой камен­ный мона­стырь, явля­ю­щий­ся оби­те­лью стран­но­го и могу­ще­ствен­но­го мои­а­шенcо­ко­го орде­на, окру­жен­ный обшир­ны­ми сада­ми и ого­ро­да­ми. Окрест­ные’ жите­ли настоль­ко боя­лись при­бли­жать­ся к это­му месту, что садам не нуж­ны были ника­кие сте­ны. Мона­стырь не был раз­ру­шен дат­ча­на­ми, но после нор­манн­ско­го наше­ствия он, веро­ят­но, при­шел в силь­ный упа­док, поэто­му ничто не пре­пят­ство­ва­ло тому, что­бы в 1261 году Ген­рих III пожа­ло­вал дан­ное место мое­му пред­ку Жиль­бе­ру де ла Поэ­ру, пер­во­му баро­ну Эксем­ско­му. Тогда, долж­но быть, про­изо­шло что-то стран­ное. В хро­ни­ке об одном из де ла Поэров гово­рит­ся, что в 1307 году он был “про­клят Богом”, а дере­вен­ские леген­ды повест­во­ва­ли о зам­ке, вырос­шем на фун­да­мен­тах древ­не­го хра­ма и аббат­ства, вызы­ва­ю­щем безум­ный-страх во всей окру­ге, что усу­губ­ля­лось еще и тем, что в этих рас­ска­зах было мно­го недо­мол­вок и туман­но­сти. В подоб­ных исто­ри­ях о моих пред­ках гово­ри­лось как о пред­ста­ви­те­лях неко­е­го демо­ни­че­ско­го рода, по срав­не­нию с кото­рым Жиль де Рец и мар­киз де Сад были сущи­ми мла­ден­ца­ми. Шепо­том наме­ка­лось на то, что де ла Поэ­ры были винов­ны в исчез­но­ве­ни­ях дере­вен­ских жите­лей, что име­ло место на про­тя­же­нии несколь­ких поко­ле­ний. Наи­бо­лее зло­ве­щи­ми фигу­ра­ми были баро­ны и их пря­мые наслед­ни­ки: имен­но им было посвя­ще­но боль­шин­ство пере­да­ва­е­мых шепо­том исто­рий. Гово­ри­ли о том, что если наслед­ни­ку были свой­ствен­ны здо­ро­вые наклон­но­сти, он рано уми­рал таин­ствен­ной смер­тью, что усту­пить свое место дру­го­му, более типич­но­му отпрыс­ку. Леди Мар­га­рет Тре­вор, про­ис­хо­див­шая из Кор­ну­ол­ла и являв­ша­я­ся женой Год­ф­ри, вто­ро­го сына пято­го баро­на, ста­ла люби­мым пер­со­на­жем исто­рий, кото­ры­ми пуга­ли детей во всей окру­ге, и демо­ни­че­ской геро­и­ней осо­бен­но страш­ной ста­рин­ной бал­ла­ды. В бал­ла­де упо­ми­на­ет­ся исто­рия леди Мэри де ла Поэр, кото­рая вско­ре после того, как она вышла замуж за гра­фа Шрюс­фил­дско­го, была уби­та им и его мате­рью, при­чем оба убий­цы были оправ­да­ны и бла­го­слов­ле­ны свя­щен­ни­ком, кото­ро­му они на испо­ве­ди рас­ска­за­ли все то, что не осме­ли­лись сооб­щить осталь­ным людям. Все эти мифы и бал­ла­ды вызы­ва­ли у меня чув­ство глу­бо­ко­го отвра­ще­ния. Осо­бен­но раз­дра­жа­ло то упор­ство, с кото­рым в них упо­ми­на­лось столь боль­шое чис­ло моих пра­ро­ди­те­лей. Предъ­яв­ляв­ши­е­ся им обви­не­ния в неких чудо­вищ­ных наклон­но­стях непри­ят­ным обра­зом напо­ми­на­ли мне об одном-един­ствен­ном скан­да­ле, свя­зан­ном с мои­ми непо­сред­ствен­ны­ми пред­ка­ми о слу­чае с моим жив­шим в Кар­фак­се кузе­ном моло­дым Рэн­доль­фом Дела­по­ром, кото­рый по воз­вра­ще­нии с Мек­си­кан­ской вой­ны посе­лил­ся сре­ди негров и занял­ся чер­ной маги­ей. Намно­го мень­ше меня тре­во­жи­ли более туман­ные исто­рии о воп­лях и завы­ва­ни­ях, раз­да­ю­щих­ся в пустын­ной иссе­чен­ной вет­ра­ми долине, лежа­щей у под­но­жия извест­ня­ко­во­го уте­са, о могиль­ном зло­во­нии, рас­про­стра­ня­ю­щем­ся по окру­ге после весен­них дождей, о мед­лен­но пере­дви­га­ю­щем­ся, прон­зи­тель­но виз­жа­щем белом суще­стве, на кото­рое одна­жды в без­люд­ном поле набре­ла лошадь сэра Джо­на Клэй­ва о слу­ге, кото­рый лишил­ся рас­суд­ка после того, что он уви­дел сре­ди бела дня в Эксе­ме. Все это было типич­ным мате­ри­а­лом для исто­рий о при­ви­де­ни­ях. Хотя рас­ска­зы об исчез­нув­ших кре­стья­нах нель­зя было игно­ри­ро­вать с такой же лег­ко­стью. Назой­ли­вое любо­пыт­ство озна­ча­ло смерть, и не одна отруб­лен­ная голо­ва была выстав­ле­на для все­об­ще­го обо­зре­ния на теперь уже не окру­жав­ших Эксем басти­о­нах. Неко­то­рые из рас­ска­зов были более чем коло­рит­ны. Они застав­ля­ли меня жалеть о том, что в юно­сти я мало вре­ме­ни уде­лял срав­ни­тель­ной мифо­ло­гии. Напри­мер, име­ло место пове­рие, что каж­дую ночь в мона­сты­ре устра­и­ва­ли шабаш вели­кое мно­же­ство похо­жих на лету­чих мышей дья­во­лов, сред­ством суще­ство­ва­ния для кото­рых мог­ло слу­жить оби­лие кор­мо­вых овощ­ных куль­тур, выра­щи­ва­е­мых на обшир­ных ого­ро­дах. Но наи­бо­лее ярким было дра­ма­тич­ное повест­во­ва­ние о кры­сах, о мча­щей­ся армии отвра­ти­тель­ных гры­зу­нов кото­рая хлы­ну­ла из зам­ка через три меся­ца после обрек­шей его на запу­сте­ние тра­ге­дии, о пол­чи­щах тощих, гряз­ных и нена­сыт­ных тва­рей, кото­рые сме­та­ли на сво­ем пути абсо­лют­но все до тех пор, пока не иссяк­ла их ярость. Они пожи­ра­ли домаш­нюю пти­цу, кошек, собак, сви­ней и овец и даже уни­что­жи­ли двух несчаст­ных людей. Вокруг этой неза­бы­ва­е­мой армии гры­зу­нов вра­щал­ся целый цикл мифов, ибо эти тва­ри рас­се­я­лись по дере­вен­ским домам, вызы­вая про­кля­тия и ужас. Тако­вы были пре­да­ния, пре­сле­до­вав­шие меня в то вре­мя, когда я со стар­че­ским упрям­ством ста­рал­ся завер­шить рабо­ту по вос­ста­нов­ле­нию дома моих пред­ков. Но не толь­ко эти рас­ска­зы созда­ва­ли пси­хо­ло­ги­че­скую атмо­сфе­ру вокруг меня. Несмот­ря ни на что, я посто­ян­но ощу­щал одоб­ре­ние и под­держ­ку со сто­ро­ны капи­та­на Нор­ри­са и окру­жав­ших меня и помо­гав­ших мне зна­то­ков древ­но­стей. Когда рабо­та была закон­че­на через два года после ее нача­ла я с гор­до­стью взи­рал на огром­ные ком­на­ты, обши­тые дере­вян­ны­ми пане­ля­ми сте­ны, свод­ча­тые потол­ки, окна с пере­го­род­ка­ми и широ­кие лест­ни­цы, что пол­но­стью ком­пен­си­ро­ва­ло огром­ные рас­хо­ды, свя­зан­ные с рестав­ра­ци­ей Эксе­ма. Каж­дый сред­не­ве­ко­вый атри­бут был уме­ло вос­про­из­ве­ден, и новые части зда­ния иде­аль­но соче­та­лись с под­лин­ны­ми сто­на­ми и древним фун­да­мен­том. Дом моих пред­ков был вос­ста­нов­лен, и я с нетер­пе­ни­ем ожи­дал того момен­та, когда и нако­нец-то смо­гу оправ­дать в гла­зах мест­ных жите­лей имя закан­чи­вав­ше­го­ся на мне рода. Я хотел посе­лить­ся в Эксе­ме навсе­гда и дока­зать, что де ла Поэр (а я сно­ва вер­нул име­ни мое­го рода ори­ги­наль­ное напи­са­ние) не обя­за­тель­но дол­жен быть зло­де­ем. Воз­мож­но, одной из при­чин моей успо­ко­ен­но­сти было так­же и то, что хотя Эксем и был вос­ста­нов­лен в сво­ем сред­не­ве­ко­вом виде, в дей­стви­тель­но­сти инте­рьер его был пол­но­стью обнов­лен, и ничто не напо­ми­на­ло в нем не о насе­ляв­ших его в про­шлом тва­рях, ни о при­зра­ках ста­ри­ны. Как я уже ска­зал, я въе­хал в Эксем 16 июля 1923 года. Вме­сте со мной там посе­ли­лись семе­ро слуг и девять котов ‑г к послед­ним суще­ствам я испы­ты­ваю осо­бен­но теп­лое чув­ство. Мое­му само­му ста­ро­му коту Негру было семь лет, он при­был в Англию из Мас­са­чу­сет­са, из мое­го бостон­ско­го дома. Осталь­ных котов я собрал вокруг себя, когда я во вре­мя рестав­ра­ции Эксе­ма жил в семье капи­та­на Нор­ри­са. В тече­ние пер­вых пяти дней жизнь наша была в выс­шей сте­пе­ни без­мя­теж­ной. Я в основ­ном посвя­щал свое вре­мя систе­ма­ти­за­ции хро­но­ло­ги­че­ских дан­ных о моем роде. Теперь я рас­по­ла­гал очень обсто­я­тель­ной инфор­ма­ци­ей о разыг­рав­шей­ся тра­ге­дии и бег­стве Уол­те­ра де ла Поэ­ра, о чем рас­ска­зы­ва­лось, насколь­ко я понял, в фамиль­ном пись­ме, утра­чен­ном во вре­мя пожа­ра в Кар­фак­се. Ока­зы­ва­ет­ся, мое­му пред­ку были предъ­яв­ле­ны серьез­ные обви­не­ния в убий­стве всех сво­их домаш­них в то вре­мя, как они спа­ли, за исклю­че­ни­ем четы­рех слуг-сообщ­ни­ков. Все про­изо­шло спу­стя две неде­ли после того ужас­но­го откры­тия, кото­рое толк­ну­ло его на это пре­ступ­ле­ние, о чем он нико­му не рас­ска­зы­вал, кро­ме, воз­мож­но, несколь­ких слуг, но и они впо­след­ствии исчез­ли в неиз­вест­ном направ­ле­нии. Дере­вен­ские жите­ли, как ни стран­но, про­сти­ли мое­му пред­ку совер­шен­ное им пред­на­ме­рен­ное кро­во­про­ли­тие, во вре­мя кото­ро­го погиб­ли его отец, три его бра­та и две сест­ры, да и закон отнес­ся ко все­му это­му настоль­ко снис­хо­ди­тель­но, что пре­ступ­ник смог уехать в Вир­джи­нию целым и невре­ди­мым, сохра­нив свою честь и не при­бег­нув ни к какой мас­ки­ров­ке, шепо­том пере­да­ва­лось все­об­щее мне­ние, что он изба­вил окру­гу от древ­не­го про­кля­тия. Я не мог даже пред­по­ло­жить, в чем состо­я­ло про­кля­тие, вызвав­шее со сто­ро­ны мое­го пред­ка столь ужас­ный посту­пок. По всей види­мо­сти, Уол­те­ру де ла Поэ­ру мно­гие годы были извест­ны зло­ве­щие исто­рии, свя­зан­ные с его семей­ством, так что это не мог­ло стать при­чи­ной совер­шен­но­го им пре­ступ­ле­ния. Види­мо, он стал сви­де­те­лем како­го-то страш­но­го древ­не­го риту­а­ла или же наткнул­ся в Эксе­ме на некий ове­ян­ный мрач­ной тай­ной сим­вол. В Англии мой пре­док поль­зо­вал­ся репу­та­ци­ей скром­но­го, крот­ко­го юно­ши. В Вир­джи­нии же он ско­рее про­из­во­дил впе­чат­ле­ние измож­ден­но­го и испу­ган­но­го, чем суро­во­го или оже­сто­чен­но­го чело­ве­ка. В днев­ни­ках Фрэн­си­са Хар­ли из Бель­вю, еще одно­го бла­го­род­но­го иска­те­ля при­клю­че­ний, он харак­те­ри­зу­ет­ся как лич­ность, отли­чав­ша­я­ся бес­при­мер­ным чув­ством спра­вед­ли­во­сти, бла­го­род­ством и утон­чен­но­стью. 22 июля про­изо­шел пер­вый инци­дент, кото­рый в то вре­мя был с лег­ко­стью забыт, но кото­рый в свя­зи с после­ду­ю­щи­ми собы­ти­я­ми при­об­ре­та­ет исклю­чи­тель­ное зна­че­ние. Слу­чай был настоль­ко рядо­вым, что про­шел почти неза­ме­чен­ным. Да и в тех обсто­я­тель­ствах на него едва ли мож­но было обра­тить вни­ма­ние ведь я нахо­дил­ся в зда­нии, где все, за исклю­че­ни­ем стен, было прак­ти­че­ски новым, и к тому же я был окру­жен тща­тель­но подо­бран­ным шта­том при­слу­ги.

Поэто­му тре­во­га и страх были бы абсурд­ны­ми чув­ства­ми, несмот­ря на дур­ную сла­ву Эксе­ма. Впо­след­ствии я мог вспом­нить лишь сле­ду­ю­щее: мой ста­рый чер­ный кот, настро­е­ния кото­ро­го я хоро­шо изу­чил, был опре­де­лен­но взвол­но­ван и обес­по­ко­ен до такой сте­пе­ни, что это пол­но­стью про­ти­во­ре­чи­ло его нату­ре. Он бро­дил из ком­на­ты в ком­на­ту, не нахо­дя себе места и всем сво­им видом демон­стри­руя тре­во­гу, и посто­ян­но обню­хи­вал сте­ны, состав­ляв­шие часть готи­че­ской построй­ки. Я пони­маю, насколь­ко баналь­но это зву­чит, и насколь­ко это напо­ми­на­ет неиз­беж­но­го для исто­рий о при­ви­де­ни­ях пса, вегда рыча­ще­го перед тем, как его хозя­ин дол­жен уви­деть оде­тую в саван фигу­ру, но все же не могу об этом умол­чать. На сле­ду­ю­щий день один из слуг пожа­ло­вал­ся на то, что все живу­щие в доме коты ведут себя бес­по­кой­но. Он при­шел ко мне в каби­нет, нахо­див­ший­ся на вто­ром эта­же запад­но­го кры­ла. Это была вели­че­ствен­ная ком­на­та с кре­сто­вы­ми сво­да­ми, тем­ной дубо­вой обшив­кой и трой­ным готи­че­ским окном, кото­рое выхо­ди­ло на извест­ня­ко­вый утес и пустын­ную доли­ну Даже во вре­мя наше­го раз­го­во­ра я видел чер­ный, как смоль, силу­эт Негра, кра­ду­ще­го­ся вдоль запад­ной сте­ны и скре­бу­ще­го новые пане­ли, закры­ва­ю­щие древ­нюю камен­ную клад­ку, Я ска­зал слу­ге, что, веро­ят­но, от ста­рин­ных кам­ней исхо­дит какой-то необыч­ный запах или что-то вро­де это­го запах, неуло­ви­мый для людей, но вос­при­ни­ма­е­мый чув­стви­тель­ны­ми коша­чьи­ми орга­на­ми даже сквозь новую дере­вян­ную обшив­ку. Я в это искренне верил, и когда слу­га пред­по­ло­жил, что в доме могут быть мыши или кры­сы, я заме­тил, что кры­сы не появ­ля­лись в Эксе­ме на про­тя­же­нии трех­сот лет, и что в этих сте­нах вряд ли мож­но най­ти даже поле­вых мышей: они, насколь­ко извест­но, нико­гда не посе­ща­ли этот дом. Вече­ром того же дня я наве­стил капи­та­на Нор­ри­са, и тот уве­рил меня, что нико­гда не слу­ча­лось, да прак­ти­че­ски и не мог­ло слу­чить­ся, что­бы поле­вые мыши вдруг так неожи­дан­но навод­ни­ли Эксем. В тот вечер я. лег спать в ком­на­те, кото­рая нахо­ди­лась в запад­ной башне и кото­рую я избрал в каче­стве лич­ных поко­ев. Из каби­не­та в нее вела камен­ная лест­ни­ца, частич­но сохра­нив­ша­я­ся с древ­них вре­мен и пере­хо­див­шая в пол­но­стью обнов­лен­ную неболь­шую гале­рею. Ком­на­та эта была круг­лой по фор­ме, име­ла очень высо­кий пото­лок и не была обши­та дере­вом, вме­сто пане­лей на сте­нах ее висел гобе­лен, кото­рый я соб­ствен­но­руч­но выбрал в Лон­доне. Убе­див­шись, что Негр со мной, я захлоп­нул тяже­лую готи­че­скую дверь и стал гото­вить­ся ко сну при све­те элек­три­че­ских ламп, искус­но ими­ти­ро­вав­ших све­чи. Нако­нец, я выклю­чил осве­ще­ние и улег­ся на рез­ную, укра­шен­ную поло­гом кро­вать, а почтен­ный кот, как обыч­но, устро­ил­ся у меня в ногах. Я не стал задер­ги­вать зана­вес­ки и дол­го смот­рел в узкое север­ное окно. Небо было оза­ре­но отблес­ком север­но­го сия­ния, на фоне кото­ро­го кра­си­вым силу­этом выде­лял­ся тон­кий окон­ный узор. В какой-то момент я, види­мо, уснул, так как я ясно пом­ню, что мне сни­лись стран­ные сны, пре­рван­ные в том момент, когда кот неожи­дан­но и рез­ко вско­чил. Я видел его силу­эт в сла­бом све­те север­но­го сия­ния, шея его была выгну­та, перед­ние лапы вце­пи­лись в мои лодыж­ки, а зад­ние вытя­ну­лись. Негр напря­жен­но смот­рел в какую-то точ­ку на стене, точ­ку, кото­рую мой взгляд не мог точ­но опре­де­лить, но по мере того, как я вгля­ды­вал­ся в то место, я начал осо­зна­вать, что кот воз­бу­дил­ся не зря. Труд­но ска­зать, дей­стви­тель­но ли гобе­лен дви­гал­ся, Я думаю, что да, но совсем немно­го. В чем я могу поклясть­ся, так это в том, что из-за гобе­ле­на раз­да­вал­ся тихий, отчет­ли­вый шорох, подоб­ный тому, какой изда­ют кры­сы или мыши. В одно мгно­ве­ние кот всей тяже­стью сво­е­го тела обру­шил­ся на закры­ва­ю­щую сте­ну ткань, часть кото­рой под его весом упа­ла на пол, обна­жив сырую, древ­нюю камен­ную сте­ну, тут и там покры­тую запла­та­ми рестав­ра­то­ров, но на кото­рой не было ника­ких сле­дов рыс­ка­ю­щих гры­зу­нов. Негр носил­ся по полу у этой части сте­ны, цара­пая ког­тя­ми упав­ший гобе­лен и, по-види­мо­му, пыта­ясь проснуть лапу меж­ду сте­ной и дубо­вым полом, одна­ко через неко­то­рое вре­мя в утом­ле­нии вер­нул­ся на свое место у меня в ногах. За все это вре­мя я не шелох­нул­ся, но в ту ночь я уже не смог сно­ва заснуть. Утром я рас­спро­сил всех слуг и выяс­нил, что никто из них не заме­тил ниче­го необыч­но­го, одна лишь кухар­ка вспом­ни­ла о пове­де­нии кота, кото­рый рас­по­ло­жил­ся в ее ком­на­те на под­окон­ни­ке. В какой-то момент ночью этот кот завыл, раз­бу­див кухар­ку, и она успе­ла уви­деть, как он мол­ние­нос­но мет­нул­ся через откры­тую дверь вниз по лест­ни­це. Я про­дре­мал всю сере­ди­ну дня, а вече­ром сно­ва напра­вил­ся к капи­та­ну Нор­ри­су, кото­ро­го чрез­вы­чай­но заин­те­ре­со­ва­ло то, что я ему рас­ска­зал. Эти стран­ные слу­чаи при­влек­ли его сво­ей коло­рит­но­стью и вызва­ли у него ряд вос­по­ми­на­ний, свя­зан­ных с мест­ны­ми пове­рья­ми о при­зра­ках, кры­сах и при­ви­де­ни­ях. Мы были очень оза­бо­че­ны воз­мож­ным появ­ле­ни­ем крыс, и он одол­жил мне несколь­ко кры­со­ло­вок и немно­го париж­ской зеле­ни. По воз­вра­ще­нии в Эксем я при­ка­зал слу­гам рас­ста­вить ловуш­ки и раз­ло­жить яд в стра­те­ги­че­ских местах. Мне очень хоте­лось спать, и я лег рано, но ночью меня пре­сле­до­ва­ли кош­ма­ры. Мне каза­лось, что я гля­жу с огром­ной высо­ты вниз, на туск­ло осве­щен­ную пеще­ру, где сто­я­щий по коле­но в гря­зи демо­ни­че­ский сви­но­пас с белой боро­дой сво­им посо­хом гоня­ет ста­до губ­ча­тых, дряб­лых тва­рей, вид кото­рых напол­нял мою душу невы­ра­зи­мым отвра­ще­ни­ем. Затем, когда сви­но­пас на мгно­ве­ние оста­но­вил­ся, слиш­ком увлек­шись сво­им заня­ти­ем, в зло­вон­ную про­пасть посы­пал­ся рой крыс, при­няв­ших­ся пожи­рать- живот­ных и их хозя­и­на. От это­го кош­мар­но­го виде­ния меня вне­зап­но про­бу­ди­ли рез­кие дви­же­ния Негра, кото­рый, как обыч­но, спал у меня в ногах. На этот разу меня не было сомне­ний отно­си­тель­но объ­ек­та его рыча­ния и шипе­ния, а так­же стра­ха, заста­вив­ше­го его вце­пить­ся ког­тя­ми в мою лодыж­ку, что при­чи­ни­ло мне острую боль. Ибо со всех сто­рон, за сте­на­ми моей ком­на­ты раз­да­вал­ся отвра­ти­тель­ный шорох, про­из­во­ди­мый, по- види­мо­му, гигант­ски­ми кры­са­ми. В этот раз небо не осве­ща­лось север­ным сия­ни­ем, и я не мог видеть, в‑каком состо­я­нии был гобе­лен, упав­шая часть кото­ро­го была воз­вра­ще­на на свое место, но у меня-хва­ти­ло храб­ро­сти вклю­чить свет. Когда зажглись лам­пы, я уви­дел, что вся ткань сотря­са­ет­ся самым ужас­ным обра­зом, застав­ляя при­чуд­ли­вые узо­ры гобе­ле­на испол­нять нево­об­ра­зи­мый танец смер­ти. Дви­же­ние это, а вме­сте с ним и зву­ки, пре­кра­ти­лись почти тот­час же. Вско­чив с посте­ли, я начал тыкать гобе­лен длин­ной руко­ят­кой лежав­шей рядом метал­ли­че­ской грел­ки и при­под­нял его в одном месте, что­бы уви­деть, что же про­ис­хо­дит за его поверх­но­стью. Но там не было ниче­го, кро­ме зала­тан­ной камен­ной сте­ны, и даже кот рас­сла­бил­ся, как буд­то бы пере­стал ощу­щать при­сут­ствие в ком­на­те чего-то необыч­но­го. Когда я осмот­рел уста­нов­лен­ную в спальне боль­шую круг­лую ловуш­ку, я обна­ру­жил, что все ее двер­ки были захлоп­ну­ты, хотя не было вид­но ника­ких сле­дов, тех существ, кото­рые в нее, види­мо, попа­ли, но кото­рым уда­лось вырвать­ся нару­жу. О том, что­бы про­дол­жать спать, не мог­ло быть и речи, так что я зажег све­чу, открыл дверь и пошел по гале­рее по направ­ле­нию к лест­ни­це, веду­щей в мой каби­нет. Негр сле­до­вал за мною по пятам. Одна­ко мы не успе­ли еще достиг­нуть камен­ных сту­пе­ней, как вдруг он мет­нул­ся впе­ред и исчез в древ­нем лест­нич­ном про­ле­те. Когда я сам начал спус­кать­ся по лест­ни­це, я вдруг услы­шал зву­ки, доно­сив­ши­е­ся из огром­ной ком­на­ты, что была вни­зу зву­ки, в при­ро­де кото­рых невоз­мож­но было оши­бить­ся. Обши­тые дубо­вы­ми пане­ля­ми сте­ны кише­ли скре­бу­щи­ми­ся, тол­ка­ю­щи­ми друг дру­га, тва­ря­ми. Негр носил­ся кру­га­ми с яро­стью сби­то­го с тол­ку охот­ни­ка. Дой­дя до ниж­них сту­пе­ней лест­ни­цы, я вклю­чил свет. Но на этот раз шум не пре­кра­тил­ся. Кры­сы про­дол­жа­ли свое буй­ство, пере­ме­ща­ясь так актив­но и изда­вая такие отчет­ли­вые зву­ки, что я, нако­нец, мог точ­но опре­де­лить направ­ле­ние, в. кото­ром дви­га­лись эти тва­ри, чис­ло кото­рых было, по всей види­мо­сти, бес­ко­неч­но, они совер­ша­ли колос­саль­ную мигра­цию с немыс­ли­мых высот куда- то вниз, в некую нево­об­ра­зи­мую глу­би­ну. Я услы­шал из кори­до­ра шаги, и через мгно­ве­ние двое слуг рас­пах­ну­ли мас­сив­ную дверь. Они иска­ли по все­му дому непо­нят­ный источ­ник, вызвав­ший у всех котов пани­ку рыча­ния и заста­вив­ший их с рыча­ни­ем стре­ми­тель­но бро­сить­ся на несколь­ко про­ле­тов вниз по лест­ни­це, к ниж­не­му под­ва­лу, где они и усе­лись, изда­вая вой, перед закры­той две­рью. Толь­ко я хотел обра­тить вни­ма­ние слуг на зву­ки, раз­да­вав­ши­е­ся из-за обшив­ки, как я вдруг понял, что шум пре­кра­тил­ся. Вме­сте с дву­мя эти­ми слу­га­ми я спу­стил­ся к две­ри ниж­не­го под­ва­ла, но обна­ру­жил, что коты уже раз­бе­жа­лись. Поз­же я при­нял реше­ние обсле­до­вать под­зем­ное поме­ще­ние, но в этот момент я про­сто обо­шел все кры­со­лов­ки. Все пру­жи­ны были спу­ще­ны, но внут­ри лову­шек нико­го не было. Убе­див­шись, что никто, кро­ме меня и котов, не слы­шал кры­си­ных зву­ков, я про­си­дел в моем каби­не­те до утра, напря­жен­но думая и ста­ра­ясь вспом­нить все извест­ные мне леген­ды о зда­нии, в кото­ром я теперь жил. Утром я немно­го поспал, отки­нув­шись в един­ствен­ном по-совре­мен­но­му удоб­ном крес­ле для чте­ния, от кото­ро­го я не решил­ся отка­зать­ся, даже несмот­ря на мои пла­ны пол­но­го вос­со­зда­ния сред­не­ве­ко­вой обста­нов­ки. Поз­же я позво­нил капи­та­ну Нор­ри­су. По моей прось­бе он при­е­хал в Эксем и при­нял уча­стие в осмот­ре ниж­не­го под­ва­ла. Мы не нашли в под­зем­ном поме­ще­нии абсо­лют­но ниче­го зло­ве­ще­го, хотя и не мог­ли сдер­жать воз­буж­де­ния од осо­зна­ния того, что оно было постро­е­но еще рука­ми рим­лян. Каж­дый низ­кий свод и каж­дая мас­сив­ная колон­на были рим­ски­ми не про­из­ве­де­ни­я­ми испор­чен­но­го роман­ско­го сти­ля неуме­лых сак­сон­ских стро­и­те­лей, а при­ме­ра­ми стро­го­го и гар­мо­нич­но­го клас­си­циз­ма эпо­хи цеза­рей. Более того, сте­ны под­ва­ла были обиль­но покры­ты над­пи­ся­ми, хоро­шо зна­ко­мы­ми люби­те­лям древ­но­стей, неод­но­крат­но иссле­до­вав­ших это место, таки­ми, как: “П. ГЕТЭ. ПРОП… ТЕМП… ДОНА…“и“Л.ПРЭК… ВС.ПОНТИФИ…АТИС…”. Упо­ми­на­ние Ати­са заста­ви­ло меня содрог­нуть­ся, ибо я читал Катул­ла и кое- что знал о страш­ных обря­дах, совер­шав­ших­ся в честь это­го восточ­но­го бога, что напом­ни­ло мне мрач­но извест­ное покло­не­ние Цибе­ле. При све­те фона­рей мы с Нор­ри­сом попы­та­лись по-сво­е­му истол­ко­вать стран­ные и почти стер­тые изоб­ра­же­ния на более или менее пря­мо­уголь­ных камен­ных бло­ках, пред­став­ляв­ших собой, по обще­му мне­нию, алта­ри, но не смог­ли прий­ти ни к каким кон­крет­ным выво­дам. Мы вспом­ни­ли, что один из рисун­ков, изоб­ра­жав­ших что-то вро­де солн­ца с луча­ми, счи­тал­ся иссле­до­ва­те­ля­ми нерим­ским по про­ис­хож­де­нию. Пред­по­ла­га­лось, что рим­ские жре­цы про­сто исполь­зо­ва­ли алта­ри более древ­не­го хра­ма, сто­яв­ше­го на этом же месте и, воз­мож­но, отно­сив­ше­му­ся к како­му-то мест­но­му куль­ту. На одном из этих бло­ков мое вни­ма­ние при­влек­ли стран­ные корич­не­вые пят­на. По-види­мо­му, на этом огром­ном камне, нахо­див­шем­ся в сере­дине под­ва­ла, совер­ша­лись жерт­во­при­но­ше­ния, то были, несо­мнен­но, сле­ды огня. Тако­вы были досто­при­ме­ча­тель­но­сти крип­ты, перед две­рью кото­рой выли коты и где мы с Нор­ри­сом реши­ли про­ве­сти сле­ду­ю­щую ночь. Слу­ги, кото­рым мы посо­ве­то­ва­ли не обра­щать вни­ма­ния на ноч­ное пове­де­ние котов, при­нес­ли вниз кушет­ки, и Негру было поз­во­ле­но остать­ся в под­ва­ле вме­сте с нами, боль­ше для ком­па­нии, чем для помо­щи. Мы реши­ли плот­но закрыть огром­ную дубо­вую дверь, пред­став­ляв­шую собой совре­мен­ную копию ста­рин­ной две­ри, в кото­рой для вен­ти­ля­ции были сде­ла­ны про­ре­зи. Поза­бо­тив­шись обо всем этом, мы лег­ли при горев­ших фона­рях и ста­ли ждать. Под­вал нахо­дил­ся в самой глу­бине мона­стыр­ско­го фун­да­мен­та и, без сомне­ния, дале­ко от поверх­но­сти извест­ня­ко­во­го уте­са, нави­сав­ше­го над пустын­ной доли­ной. Я был уве­рен, что имен­но это место было объ­ек­том пере­дви­же­ния зага­доч­ных крыс, хотя и не знал поче­му. Пока мы лежа­ли в ожи­да­нии, мое ноч­ное дежур­ство ино­гда пре­ры­ва­лось полу­бес­фор­мен­ны­ми сна­ми, от кото­рых меня про­буж­да­ло бес­по­кой­ное ерза­нье лежав­ше­го у меня в ногах кота. Эти нездо­ро­вые сны ужас­ным обра­зом напо­ми­на­ли то сно­ви­де­ние, кото­рое я видел в преды­ду­щую ночь. Сно­ва пере­до мной была туск­ло осве­щен­ная пеще­ра, в кото­рой сви­но­пас охра­нял сво­их отвра­ти­тель­ных губ­ча­тых живот­ных, барах­тав­ших­ся в гря­зи. Пока я наблю­дал этих тва­рей, они, каза­лось, при­бли­жа­лись ко мне все бли­же и бли­же, и, нако­нец, я смог рас­смот­реть их. Я отчет­ли­во уви­дел дряб­лые чер­ты одно­го из этих существ и тут я проснул­ся с таким воп­лем, что Негр вско­чил, а не спав­ший капи­тан Нор­рис раз­ра­зил­ся сме­хом. Воз­мож­но, ему было бы не до сме­ха, если бы он знал, что заста­ви­ло меня так закри­чать. Но я сам вспом­нил мое сно­ви­де­ние лишь поз­же. Край­ние фор­мы ужа­са часто мило­серд­но пара­ли­зу­ют чело­ве­че­скую память. Нор­рис раз­бу­дил меня, когда все сно­ва нача­лось. Он слег­ка потряс меня за пле­чо, при­зы­вая при­слу­шать­ся к пове­де­нию котов, и я очнул­ся от того же страш­но­го сна. Из-за закры­той две­ри, к кото­рой вела камен­ная лест­ни­ца, раз­да­ва­лось поис­ти­не кош­мар­ное прон­зи­тель­ное коша­чье мяу­ка­нье и цара­па­нье, в то вре­мя, как Негр, не обра­щая вни­ма­ния на сво­их нахо­див­ших­ся сна­ру­жи собра­тьев, в воз­буж­де­нии носил­ся вдоль голых камен­ных стен, из глу­бин кото­рых мне был слы­шен тот же неве­ро­ят­ный шум дви­жу­щих­ся крыс, кото­рый не дал мне заснуть про­шлой ночью. Меня обу­ял неве­ро­ят­ный ужас, ибо эти ано­ма­лии никак нель­зя было объ­яс­нить. Кры­сы если толь­ко они не были порож­де­ни­ем боль­но­го вооб­ра­же­ния, скры­ва­лись и дви­га­лись внут­ри древ­них рим­ских стен, кото­рые, как я пола­гал, были сла­же­ны из цель­ных извест­ня­ко­вых бло­ков. . Хотя, воз­мож­но, за более чем сем­на­дцать веков дей­ствие воды мог­ло создать изви­ли­стые тун­не­ли, кото­рые рас­ши­ри­ли и сгла­ди­ли сво­и­ми тела­ми гры­зу­ны… Но. даже такое объ­яс­не­ние не мог­ло рас­се­ять охва­тив­ший меня неопи­су­е­мый ужас. Если это были живые тва­ри, то поче­му тогда Нор­рис не слы­шал отвра­ти­тель­ных зву­ков их пере­дви­же­ния? Он хотел, что­бы я пона­блю­дал за Негром и при­слу­шал­ся к нахо­див­шим­ся сна­ру­жи котам, лишь пред­по­ла­гая что мог­ло их. так воз­бу­дить? В тот момент, когда я смог связ­но объ­яс­нить Нор­ри­су что, я слы­шал, до моих ушей донес­лись послед­ние зати­ха­ю­щие зву­ки кры­си­ной бегот­ни, ухо­див­шие куда-то дале­ко вниз до тех пор, пока мне не ста­ло казать­ся, что весь нахо­дя­щий­ся у нас под нога­ми утес про­бу­рав­лен рыс­ка­ю­щи­ми кры­са­ми. После мое­го рас­ска­за Нор­рис не был настро­ен так скеп­ти­че­ски, как я ожи­дал, наобо­рот, он был глу­бо­ко взвол­но­ван. Он ука­зал мне на то, что и коты затих­ли у две­ри, как буд­то решив, что кры­сы исчез­ли, Негр же испы­ты­вал новый при­ступ бес­по­кой­ства, беше­но цара­пая ног­тя­ми место у осно­ва­ния боль­шо­го камен­но­го алта­ря, сто­яв­ше­го в цен­тре поме­ще­ния, бли­же к кушет­ке Нор­ри­са, чем к моей. В это мгно­ве­ние, меня охва­тил леде­ня­щий душу страх перед неиз­вест­ным. Про­изо­шло что-то пора­зи­тель­ное. Я видел, что капи­тан Нор­рис, чело­век более моло­дой, более отваж­ный и, веро­ят­но, более мате­ри­а­ли­сти­че­ски вос­при­ни­ма­ю­щий окру­жа­ю­щий мир, был потря­сен так же силь­но, как и я может быть, из-за того, что всю свою жизнь он был вплот­ную окру­жен мест­ны­ми леген­да­ми. В ту мину­ту мы мог­ли лишь наблю­дать, как ста­рый чер­ный кот, силы кото­ро­го уже убы­ва­ли, скре­бет лапой осно­ва­ние алта­ря, ино­гда погля­ды­вая вверх и мяу­кая в моем направ­ле­нии в той про­ся­щей мане­ре, к кото­рой он все­гда при­бе­гал, когда хотел чего-то от меня добить­ся. Нор­рис под­нес фонарь бли­же к алта­рю и стал осмат­ри­вать то место, кото­рое скреб лапой Негр.

Мол­ча капи­тан встал на коле­ни и качал выскаб­ли­вать мно­го­ве­ко­вые лишай­ни­ки, обра­зо­вав­ши­е­ся меж­ду сто­я­щей с дорим­ских вре­мен мас­сив­ной глы­бой и моза­ич­ным полом. Он ниче­го не обна­ру­жил и соби­рал­ся уже оста­вить свое заня­тие, как вдруг я обра­тил вни­ма­ние на одно обсто­я­тель­ство, заста­вив­шее меня вновь содрог­нуть­ся. Я ска­зал Нор­ри­су о том, что я уви­дел, пла­мя фона­ря, сто­яв­ше­го у алта­ря, сла­бо, но опре­де­лен­но тре­пе­та­ло от сквоз­ня­ка, кото­ро­го до это­го момен­та не было. Несо­мнен­но, источ­ни­ком сквоз­ня­ка была щель меж­ду полом и алта­рем, обра­зо­вав­ша­я­ся в том месте, где Нор­рис соскре­бал лишай­ни­ки. Мы про­ве­ли оста­ток ночи в моем ярко осве­щен­ном каби­не­те, воз­буж­ден­но обсуж­дая, что нам делать даль­ше. Уже само­го фак­та, что под этим про­кля­тым зда­ни­ем было обна­ру­же­но под­зем­ное поме­ще­ние, рас­по­ло­жен­ное еще глуб­же самой древ­ней рим­ской клад­ки, поме­ще­ние, о кото­ром не подо­зре­ва­ли зна­то­ки древ­но­стей в тече­ние трех сто­ле­тий, было доста­точ­но, что­бы мы при­шли в воз­буж­де­ние. Одно­вре­мен­но мы были в сомне­нии: отка­зать­ся ли нам от наших поис­ков и навек оста­вить Эксем из суе­вер­ной осто­рож­но­сти или же удо­вле­тво­рить нашу тягу к при­клю­че­ни­ям и бро­сить вызов тем ужа­сам, кото­рые мог­ли ждать нас в неиз­ве­дан­ных глу­би­нах. Наут­ро мы при­шли к ком­про­мис­су и реши­ли отпра­вить­ся в Лон­дон для того, что­бы собрать груп­пу архео­ло­гов и уче­ных, кото­рые помог­ли бы раз­га­дать пред­став­шую перед нами тай­ну. Необ­хо­ди­мо заме­тить, что перед тем, как поки­нуть под­вал, мы без­успеш­но попы­та­лись сдви­нуть цен­траль­ный алтарь, кото­рый мы теперь счи­та­ли вра­та­ми в глу­бо­чай­шую про­пасть, пол­ную невы­ра­зи­мых ужа­сов. Но суще­ство­вал, по-види­мо­му, не извест­ный пока нам сек­рет, кото­рый поз­во­лил бы открыть эти вра­та. В тече­ние мно­гих дней, про­ве­ден­ных в Лон­доне, мы с капи­та­ном Нор­ри­сом изла­га­ли имев­ши­е­ся у нас фак­ты, наши пред­по­ло­же­ния и извест­ные нам леген­ды пяти вид­ным авто­ри­те­там. Все они были людь­ми, кото­рым мож­но было дове­рить любые сек­ре­ты, кото­рые мог­ли быть неожи­дан­но рас­кры­ты пред­сто­я­щи­ми иссле­до­ва­ни­я­ми. Мы обна­ру­жи­ли, что боль­шин­ство из них не были рас­по­ло­же­ны под­ни­мать нас на смех. Напро­тив, они были крайне заин­те­ре­со­ва­ны и вос­при­ня­ли наши рас­ска­зы с искрен­ней сим­па­ти­ей. Вряд ли есть необ­хо­ди­мость назы­вать име­на всех этих людей, но я могу ска­зать, что сре­ди них был сэр Уильям Брин­тон, чьи рас­коп­ки в рай­оне Трои в свое вре­мя взвол­но­ва­ли весь мир. Когда . мы все сели на поезд, отправ­ляв­ший­ся в Анче­стер, мне каза­лось, что я нахо­жусь на поро­ге ужас­ных откры­тий. Вече­ром 7 авгу­ста мы при­бы­ли в Эксем. Слу­ги заве­ри­ли меня, что в мое отсут­ствие не про­изо­шло ниче­го необыч­но­го. Коты даже ста­рый Негр вели себя абсо­лют­но спо­кой­но, и ни на одной кры­со­лов­ке из тех, что были уста­нов­ле­ны в доме, не была спу­ще­на пру­жи­на. Мы долж­ны были начать наше обсле­до­ва­ние на сле­ду­ю­щий день, и на ночь я раз­ме­стил всех гостей в ком­на­тах, где было все необ­хо­ди­мое для отды­ха. Сам я улег­ся спать в сво­ей ком­на­те, рас­по­ло­жен­ной в башне, Негр устро­ил­ся у меня в ногах. Заснул я быст­ро, но вско­ре меня ата­ко­ва­ли ужас­ные сно­ви­де­ния. Пере­до мной про­шло виде­ние рим­ско­го пир­ше­ства, подоб­но­го пиру у Три­маль­хио, где на при­кры­том крыш­кой блю­де лежа­ло нечто ужас­ное. Затем ко мне вер­ну­лось все то же отвра­ти­тель­ное сно­ви­де­ние о туск­ло осве­щен­ной пеще­ре, сви­но­па­се и его мерз­ком ста­де. Одна­ко, когда я проснул­ся, было уже совер­шен­но свет­ло, а с ниж­не­го эта­же раз­да­ва­лись обыч­ные домаш­ние зву­ки. Кры­сы, жив­шие или при­зрач­ные, меня не бес­по­ко­и­ли. Негр все еще спал без­мя­теж­ным сном. Спу­стив­шись вниз, я обна­ру­жил, что всю­ду цари­ло то же пол­ное спо­кой­ствие. Один из при­е­хав­ших уче­ных, по име­ни Торн­тон, зани­мав­ший­ся пси­хи­че­ски­ми фено­ме­на­ми доволь­но бес­связ­но объ­яс­нил это тем фак­том, что я видел то, что мне жела­ли пока­зать некие сверхъ­есте­ствен­ные силы. Все, было гото­во, и в один­на­дцать часов утра вся наша груп­па из семи чело­век, воору­жен­ная мощ­ны­ми элек­три­че­ски­ми фона­ря­ми и инстру­мен­та­ми для веде­ния рас­ко­пок, спу­сти­лась в под­вал, запе­рев за собой на засов дверь. Нас сопро­вож­дал Негр, посколь­ку иссле­до­ва­те­ли с над­ле­жа­щим ува­же­ни­ем отнес­лись к его чув­стви­тель­но­сти и даже жела­ли его при­сут­ствия на слу­чай появ­ле­ния при­зна­ков суще­ство­ва­ния таин­ствен­ных гры­зу­нов. Мы взгля­ну­ли на рим­ские над­пи­си и непо­нят­ные рисун­ки на алта­ре лишь мель­ком, ибо трое уче­ных их уже виде­ли, а осталь­ным было хоро­шо извест­но их опи­са­ние.

Наше основ­ное вни­ма­ние было направ­ле­но на имев­ший для нас такое боль­шое зна­че­ние цен­траль­ный алтарь, и за час сэру Уилья­му Брин­то­ну уда­лось при помо­щи какой-то шту­ки, кото­рая слу­жи­ла ему рыча­гом, при­под­нять его и сдви­нуть. Перед нами откры­лась страш­ная кар­ти­на. Она мог­ла бы нас потря­сти совер­шен­но, но мы все были гото­вы, ко все­му. Через почти квад­рат­ное отвер­стие, сде­лан­ное в покры­том израз­ца­ми полу, была вид­на гру­да чело­ве­че­ских или дру­гих каких-то костей, запол­нив­ших про­лет вид­нев­шей­ся камен­ной лест­ни­цы, стер­той до такой сте­пе­ни, что она пред­став­ля­ла собой почти глад­кую наклон­ную поверх­ность. В этой гру­де костей мож­но было раз­ли­чить полу­раз­ру­шен­ные ске­ле­ты, как бы застыв­шие в позе пани­че­ско­го стра­ха. Все кости были изгло­да­ны гры­зу­на­ми. Фор­ма же чере­пов сви­де­тель­ство­ва­ли о том, что они при­над­ле­жа­ли когда-то умствен­но непол­но­цен­ным суще­ствам: иди­о­там, кре­ти­нам или даже при­ми­тив­ным полу­о­бе­зья­нам. Над засы­пан­ны­ми эти­ми адски­ми остан­ка­ми сту­пе­ня­ми нави­сал пото­лок, види­мо, высе­чен­ный в сплош­ной ска­ле, мы почув­ство­ва­ли, как из про­хо­да навстре­чу нам устре­мил­ся поток воз­ду­ха. Он был не поры­ви­стым и нездо­ро­вым дуно­ве­ни­ем закры­то­го скле­па, как мож­но было ожи­дать, а про­хлад­ным ветер­ком, несу­щим с собой даже неко­то­рую све­жесть. После недол­гой пау­зы мы с содро­га­ни­ем нача­ли спуск вниз по сту­пе­ням. Имен­но тогда сэр Уильям, вни­ма­тель­но осмат­ри­вав­ший выте­сан­ные из кам­ня сте­ны, сде­лал стран­ное откры­тие: про­ход, по кото­ро­му мы дви­га­лись, был, судя по направ­ле­нию уда­ров рез­ца, про­бит сни­зу. Даль­ше я дол­жен вести свой рас­сказ, крайне обду­ман­но и осто­рож­но выби­рая сло­ва. С тру­дом прой­дя несколь­ко сту­пе­ней, про­би­ра­ясь меж­ду обгло­дан­ны­ми костя­ми, мы уви­де­ли впе­ре­ди свет не какое-то мисти­че­ское све­че­ние, а про­са­чи­ва­ю­щий­ся днев­ной свет, источ­ни­ком кото­ро­го мог­ли быть толь­ко какие-то неиз­вест­ные рас­ще­ли­ны в уте­се, навис­шем над пустын­ной доли­ной. В том, что подоб­ные рас­ще­ли­ны мож­но было не заме­тить сна­ру­жи, не было ниче­го уди­ви­тель­но­го, ибо доли­на была совер­шен­но без­люд­на, а утес был настоль­ко высок и непри­сту­пен, что деталь­но его поверх­ность мож­но было осмот­реть толь­ко с воз­ду­ха.

Еще несколь­ко сту­пе­ней, и у нас бук­валь­но пере­хва­ти­ло дыха­ние от той кар­ти­ны, кото­рая откры­лась перед нами. Торн­тон, иссле­до­ва­тель пси­хи­че­ских явле­ний, поте­рял созна­ние, упав на руки того, кто, пора­жен­ный, сто­ял поза­ди него. Нор­рис, чье округ­лое лицо совер­шен­но побе­ле­ло, про­сто издал нечле­но­раз­дель­ный крик. Я же, если я пра­виль­но пом­ню, сто­ял с закры­ты­ми гла­за­ми, с тру­дом гло­тая воз­дух. Сто­яв­ший за мной уче­ный, един­ствен­ный из всех нас, кто был стар­ше меня, вымол­вил: “Боже мой!” над­трес­ну­тым голо­сом. Из семи чело­век лишь сэр Уильям Брин­тон сохра­нял само­об­ла­да­ние, что дела­ло ему еще боль­шую честь, так как, будучи во гла­ве отря­да, он пер­вым уви­дел ужа­са­ю­щую кар­ти­ну. Перед нами была туск­ло осве­щен­ная пеще­ра огром­ной высо­ты, про­сти­рав­ша­я­ся даль­ше, чем мог видеть глаз, это был под­зем­ный мир, бес­ко­неч­но таин­ствен­ный и порож­да­ю­щий страш­ные догад­ки. Там были остат­ки зда­ний и дру­гих архи­тек­тур­ных соору­же­ний. Пара­ли­зо­ван­ный стра­хом, я уви­дел стран­ный узор из могиль­ных хол­мов, круг вар­вар­ских моно­ли­тов, рим­ские руи­ны с низ­ким купо­лом, при­зе­ми­стую, широ­кую сак­сон­скую построй­ку и ран­не­ан­глий­ское соору­же­ние из дере­ва. Но все это было ничто по срав­не­нию с омер­зи­тель­ным зре­ли­щем, кото­рое пред­став­лял собой пол пеще­ры. Повсю­ду от лест­ни­цы про­сти­ра­лось неве­ро­ят­ное коли­че­ство костей. Пред­по­ло­жи­тель­но, это были чело­ве­че­ские кости такие же, какие мы виде­ли на сту­пе­нях, по кото­ром спу­сти­лись мы в этот ад. Они тяну­лись вдаль подоб­но пеня­ще­му­ся морю. Неко­то­рые из них лежа­ли отдель­но, но дру­гие пол­но­стью сохра­ня­ли фор­му ске­ле­тов, неиз­мен­но нахо­див­ших­ся в позах демо­ни­че­ско­го безу­мия: они или отби­ва­лись от какой-то опас­но­сти, или хва­та­ли дру­гие ске­ле­ты с явно кан­ни­баль­ски­ми наме­ре­ни­я­ми. Когда док­тор Траск, антро­по­лог, нагнул­ся, что­бы рас­смот­реть лежа­щие чере­па, он был совер­шен­но оза­да­чен их неве­ро­ят­ным раз­но­об­ра­зи­ем. В основ­ном они при­над­ле­жа­ли суще­ствам, сто­яв­шим на лест­ни­це эво­лю­ции ниже, чем “пилт­да­ун­ский чело­век”, но во всех слу­ча­ях, несо­мнен­но, чере­па эти были чело­ве­че­ски­ми. Мно­гие сви­де­тель­ство­ва­ли о более высо­кой сте­пе­ни раз­ви­тия их хозя­ев, а неко­то­рые, кото­рых было совсем немно­го, при­над­ле­жа­ли в выс­шей сте­пе­ни раз­ви­тым чело­ве­че­ским типам. Все кости были обгло­да­ны, види­мо, кры­са­ми, но, воз­мож­но, и сами­ми пред­ста­ви­те­ля­ми это­го полу­че­ло­ве­че­ско­го ста­да. С чело­ве­че­ски­ми костя­ми были пере­ме­ша­ны мно­го­чис­лен­ные кро­шеч­ные кости крыс погиб­ших сол­дат смер­то­нос­ной армии, поло­жив­шей конец древ­ней эпо­пее. Меня до сих пор пора­жа­ет, как кто-то из нас смог пере­жить день того ужас­но­го откры­тия и сохра­нить рас­су­док. Ни Гоф­ман, ни Гюисманс не смог­ли бы нари­со­вать кар­ти­ну более неве­ро­ят­ную, вызы­ва­ю­щую столь безум­ное ‘отвра­ще­ние или более готи­че­ски гро­теск­ную, чем туск­ло осве­щен­ная пеще­ра, через кото­рую мы про­би­ра­лись. Каж­дый из нас наты­кал­ся на все новые и новые сви­де­тель­ства ужас­ных собы­тий, кото­рые про­ис­хо­ди­ли там три­ста, тыся­чу, две тыся­чи лет тому назад. Мы были в пред­две­рии ада, и несчаст­но­му Торн­то­ну сно­ва ста­ло дур­но, когда Траск сооб­щил ему, что неко­то­рые ске­ле­ты при­над­ле­жа­ли жив­шим два­дцать или более поко­ле­ний тому назад чет­ве­ро­но­гим суще­ствам. Когда мы нача­ли обсле­до­вать раз­ва­ли­ны зда­ний, нас жда­ли бес­ко­неч­ные ужа­сы. Чет­ве­ро­но­гие суще­ства, сре­ди кото­рых ино­гда попа­да­лись дву­но­гие содер­жа­лись в камен­ных каме­рах, из кото­рых они, долж­но быть, вырва­лись, охва­чен­ные пред­смерт­ным голод­ным бре­дом или исступ­лен­ным стра­хом перед кры­са­ми. Существ этих там были огром­ные ста­да. По всей оче­вид­но­сти, они пита­лись кор­мо­вы­ми куль­ту­ра­ми, остат­ки кото­рых лежа­ли в виде отвра­ти­тель­но­го сило­са на дне огром­ных камен­ных резер­ву­а­ров, более древ­них, чем Рим. Теперь я знал, поче­му у моих пред­ков были такие обшир­ные ого­ро­ды. О, небо, если бы я мог потом это забыть! Мне не надо было спра­ши­вать себя, для чего пред­на­зна­ча­лись питав­ши­е­ся этим кор­мом ста­да. Сэр Уильям, сто­яв­ший с фона­рем сре­ди остат­ков рим­ско­го соору­же­ния, рас­ска­зал о самом потря­са­ю­щем ритуа­ле из всех, о кото­рых я когда-либо слы­шал и кото­рый я не берусь опи­сать здесь. Пере­жив­ший око­пы вой­ны Нор­рис был не в состо­я­нии сде­лать и шага, когда он вышел из зда­ния англий­ской построй­ки, его кача­ло. Зда­ние, как Нор­рис и ожи­дал, заклю­ча­ло в себе поме­ще­ние, где раз­де­лы­ва­ли мясо, и кух­ню, но уви­деть там зна­ко­мую англий­скую утварь и про­чи­тать на сте­нах над­пи­си на зна­ко­мом англий­ском язы­ке, самые све­жие из кото­рых отно­си­лись к 1610 году это было уж слиш­ком. Я не нашел в себе сил вой­ти в зда­ние, внут­ри кото­ро­го совер­ша­лись дья­воль­ские дела, конец кото­рым поло­жил лишь кин­жал мое­го пред­ка Уол­те­ра де ла Поэ­ра. Но я решил­ся вой­ти в низ­кую сак­сон­скую построй­ку с упав­шей дубо­вой две­рью и обна­ру­жил там страш­ный ряд из деся­ти камен­ных камер, заго­ро­жен­ных ржа­вы­ми желез­ны­ми пру­тья­ми. В трех каме­рах были ске­ле­ты людей я не сомне­вал­ся, что это были люди с высо­кой сте­пе­нью раз­ви­тия; на костя­ном ука­за­тель­ном паль­це одно­го из них я обна­ру­жил пер­стень с печат­кой, на кото­рой был мой герб. Сэр Уильям нашел за рим­ской часов­ней поме­ще­ние, в кото­ром нахо­ди­лись каме­ры, намно­го более древ­ние, но они были пусты. Под ними был склеп с низ­ким потол­ком. В скле­пе сто­я­ли ящи­ки с уло­жен­ны­ми в опре­де­лен­ном поряд­ке костя­ми. На неко­то­рых из ящи­ков были страш­ные, обо­зна­чав­шие одно и то же над­пи­си на латы­ни, на гре­че­ском и на язы­ке Фри­гии. К тому вре­ме­ни док­тор Траск вскрыл один из дои­сто­ри­че­ских могиль­ных кур­га­нов и извлек отту­да чере­па, нена­мно­го отли­чав­ши­е­ся от чере­па горил­лы. Они были покры­ты каки­ми-то неиз­вест­ны­ми рез­ны­ми сим­во­ла­ми.

Мой кот невоз­му­ти­мо шество­вал посре­ди все­го это­го ужа­са. И вдруг я уви­дел его сто­я­щим в неве­ро­ят­ной позе на гру­де костей, и мне поду­ма­лось о том, какие сек­ре­ты мог­ли открыть­ся там его жел­тым гла­зам. До неко­то­рой, самой малой сте­пе­ни охва­тив созна­ни­ем ужа­са­ю­щие кар­ти­ны этой сумрач­ной мест­но­сти, зна­ком­ство с кото­рой таким страш­ным обра­зом было преду­га­да­но в моем повто­ря­ю­щем­ся сне, мы загля­ну­ли в бес­ко­неч­ную глу­би­ну пеще­ры, в тем­ную без­дну кото­рой не про­ни­кал ни один луч све­та, про­би­ва­ю­щий­ся сквозь утес. Мы нико­гда не узна­ем, какие неви­ди­мые адские миры суще­ство­ва­ли за тем неболь­шим про­стран­ством, кото­рое мы успе­ли прой­ти, ибо мы при­шли к выво­ду, что люди не долж­ны знать подоб­ные сек­ре­ты. Но и непо­сред­ствен­но вокруг нас было мно­же­ство тако­го, что мог­ло завла­деть нашим вни­ма­ни­ем мы пре­одо­ле­ли лишь неболь­шое рас­сто­я­ние, как вдруг наши фона­ри высве­ти­ли отвра­ти­тель­ную бес­ко­неч­ность глу­бо­ких ям, в нед­рах кото­рых когда-то пиро­ва­ли кры­сы. Неожи­дан­но иссяк­шие запа­сы еды заста­ви­ли все­по­жи­ра­ю­щие пол­чи­ща гры­зу­нов набро­сить­ся сна­ча­ла на ста­да голод­ных живых существ, а затем вырвать­ся из Эксе­ма нару­жу и учи­нить ту зна­ме­ни­тую оргию уни­что­же­ния, кото­рую мест­ные дере­вен­ские жите­ли нико­гда не забу­дут. Боже! Я все­гда буду пом­нить эти мерт­вя­щие тем­ные ямы, запол­нен­ные раз­гры­зан­ны­ми, обгло­дан­ны­ми костя­ми и вскры­ты­ми чере­па­ми! Эти кош­мар­ные без­дны, заби­тые остан­ка­ми пите­кан­тро­пов, кель­тов, рим­лян и англи­чан, скап­ли­вав­ши­ми­ся там на про­тя­же­нии бес­чис­лен­ных веков гре­ха! Неко­то­рые из этих ям были пол­ны довер­ху, и никто не мог бы ска­зать, какая у них когда-то была глу­би­на. Дна дру­гих наши фона­ри не мог­ли достичь, и наша фан­та­зия насе­ля­ла их глу­би­ны нево­об­ра­зи­мы­ми ужа­са­ми Я думал о том, что про­ис­хо­ди­ло с несчаст­ны­ми кры­са­ми, попа­дав­ши­ми в эти ловуш­ки во вре­мя сво­их поис­ков в тем­но­те этой леде­ня­щей душу пре­ис­под­ней. Один раз моя нога поскольз­ну­лась на краю страш­но зия­ю­щей ямы, и на мгно­ве­ние меня охва­тил ужас. Долж­но быть, я сто­ял в оце­пе­не­нии дол­гое вре­мя, пото­му что я не видел нико­го из моих спут­ни­ков, за исклю­че­ни­ем пол­ной фигу­ры капи­та­на Нор­ри­са. Затем отку­да- то изда­ле­ка, из кро­меш­ной без­дон­ной тьмы раз­дал­ся звук, кото­рый, как мне пока­за­лось, я узнал. Я уви­дел, как мой ста­рый чер­ный кот про­нес­ся мимо меня, подоб­но кры­ла­то­му еги­пет­ско­му боже­ству, пря­мо в без­дну неиз­вест­но­сти. Я нахо­дил­ся совсем неда­ле­ко от источ­ни­ка зву­ка, ибо еще через секун­ду у меня исчез­ли вся­кие сомне­ния. Это был жут­кий шорох, изда­ва­е­мый дви­га­ю­щи­ми­ся кры­са­ми, эти­ми исча­ди­я­ми ада, рыс­кав­ши­ми в поис­ках новых жертв. Они увле­ка­ли меня за собой даль­ше, в зия­ю­щие без­дны цен­тра Зем­ли, где во тьме безум­ный, без­ли­кий бог Нир­латхо­теп воет в сле­пой яро­сти под зву­ки игры двух бес­фор­мен­ных, безум­ных флей­ти­стов. Мой фонарь погас, но я про­дол­жал бежать. Я слы­шал голо­са, вой и страш­ное эхо, но все эти зву­ки пере­кры­вал нече­сти­вый, ковар­ный кры­си­ный шорох. Он ста­но­вил­ся все гром­че и гром­че подоб­но тому, как око­че­нев­ший, раз­дув­ший­ся покой­ник мед­лен­но под­ни­ма­ет­ся над мас­ля­ни­стой поверх­но­стью реки, теку­щей под бес­чис­лен­ны­ми оник­со­вы­ми моста­ми к чер­но­му, гни­лост­но­му морю. О меня уда­ри­лось что-то мяг­кое и округ­лое. Долж­но быть, это были кры­сы вяз­кая, сту­де­ни­стая, нена­сыт­ная армия, пожи­ра­ю­щая мерт­вых и живых… Поче­му кры­сы не могут съесть де ла Поэ­ра так же, как де ла Поэр поеда­ет запрет­ную пищу?. . Вой­на, будь все про­кля­то, пожра­ла мое­го сына. . , а янки пре­да­ли все­по­жи­ра­ю­ще­му огню Кар­факс и сожгли ста­ри­ка Дела­по­ра вме­сте с его сек­ре­том… Нет, нет, я, конеч­но же, не тот дья­воль­ский пас­тух из сумрач­ной пеще­ры! И не лицо Эдвар­да Нор­ри­са смот­ре­ло на меня с дряб­ло­го, губ­ча­то­го тела! Кто гово­рит, что я один из де ла Поэров? Он жил, но мой маль­чик умер! Раз­ве зем­ля де ла Поэ­ра долж­на при­над­ле­жать како­му-то Нор­ри­су?. , Я гово­рю вам, что это чер­ная магия… Эта пят­ни­стая змея… Будь ты про­клят, Торн­тон, я научу тебя, как падать в обмо­рок от дея­ний моей семьи!. . Эту кровь, пар­ши­вый чело­ве­чиш­ко, я застав­лю тебя ценить… Не сде­ла­ешь ли ты для меня вот это?. . Маг­на Матер! Вели­кая Мать!. . Атис… Диа ад ага­идс ад аода­ун… агус бас дунак орт! Донас долас орт, агус. леат- са! Унгл… унгл… рр-лх… ч‑ч-ч… Гово­рят, что я про­из­но­сил имен­но эти сло­ва, когда меня нашли в тем­но­те три часа спу­стя я сидел на зем­ле, скло­нив­шись на пол­ным, полу­съе­ден­ным телом капи­та­на Нор­ри­са, а мой кот бро­сал­ся на меня, пыта­ясь вце­пить­ся мне в гор­ло. Теперь они взо­рва­ли Эксем, раз­лу­чи­ли меня с моим Негром и запер­ли меня в этой заре­ше­чен­ной ком­на­те в Хэн­вел­ле, шепо­том рас­ска­зы­вая о моей наслед­ствен­но­сти и о том, что тогда про­изо­шло. Торн­тон нахо­дит­ся в сосед­ней ком­на­те, но мне не дают с ним раз­го­ва­ри­вать. Они так­же пыта­ют­ся скрыть от меня почти все, что каса­ет­ся Эксе­ма. Когда я начи­наю гово­рить о бед­ня­ге Нор­ри­се, меня обви­ня­ют в ужас­ных вещах, но ведь они зна­ют, что я ниче­го тако­го не сде­лал. Ведь им извест­но, что это были кры­сы, пол­зу­щие, семе­ня­щие кры­сы, чей шорох наве­ки лишил меня сна, дья­воль­ские кры­сы, бега­ю­щие за обив­кой ком­на­ты и маня­щие меня к ужа­сам, страш­нее кото­рых я не знал в сво­ей жиз­ни. Кры­сы, кото­рых они нико­гда не смо­гут услы­шать, кры­сы, кры­сы в сте­нах.