Говард Филлипс Лавкрафт

ЗАГАДОЧНЫЙ ДОМ НА ТУМАННОМ УТЁСЕ

(The Strange High House in the Mist)
Напи­са­но в 1926 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Л. Воло­дар­ской

////

Каж­дое утро на ска­ли­стый берег в Кинг­спор­те выплы­ва­ет из моря туман. Белый, пуши­стый, он под­ни­ма­ет­ся из глу­би­ны, гре­зя о сырых паст­би­щах и пеще­рах Леви­а­фа­на, к сво­им бра­тьям-обла­кам. А потом в тихих лет­них дождях, пада­ю­щих на кру­тые кры­ши, под кото­ры­ми живут поэты, обла­ка про­го­ва­ри­ва­ют­ся об этих гре­зах, пото­му что людям худо жить без пре­да­ний о тай­нах и чуде­сах, кото­ры­ми по ночам обме­ни­ва­ют­ся звез­ды. Когда сказ­кам ста­но­вит­ся тес­но в гро­тах три­то­нов и рако­ви­ны в при­мор­ских горо­дах вспо­ми­на­ют дав­но забы­тые напе­вы, тогда соби­ра­ют­ся на небе­сах нетер­пе­ли­вые тума­ны, и если под­нять­ся на ска­лу и посмот­реть на море, то вид­на лишь одна таин­ствен­ная белиз­на, слов­но ска­ла сто­ит на краю зем­ли, и тогда тор­же­ствен­ные коло­ко­ла баке­нов начи­на­ют вовсю зво­нить в вол­шеб­ном эфи­ре.

В север­ной части ста­ро­го Кинг­спор­та ска­лы при­чуд­ли­во взды­ма­ют­ся ввысь, остав­ляя поза­ди одну тер­ра­су за дру­гой, пока самый север­ный уступ не пови­са­ет в небе, подоб­но серо­му застыв­ше­му обла­ку. В без­гра­нич­ном про­стран­стве он – оди­но­кое блек­лое пят­но, пото­му что берег крут там, где впа­да­ет в море, изда­ле­ка неся свои воды и минуя Арк­хем, вели­кий Мис­ка­то­ник, пере­пол­нен­ный леген­да­ми лесов и не забыв­ший еще о горах Новой Англии. Жите­ли Кинг­спор­та гля­дят на уступ, как жите­ли в дру­гих местах гля­дят на Поляр­ную звез­ду, и све­ря­ют часы по тому, когда он пря­чет или откры­ва­ет Боль­шую Мед­ве­ди­цу, Кас­си­о­пею и Дра­ко­на. Сре­ди них есть еще одна звез­да, прав­да есть, но ее тоже не вид­но, когда туман пря­чет звез­ды и солн­це.

К неко­то­рым ска­лам жите­ли при­мо­рья пита­ют осо­бую неж­ность, как, напри­мер, к той, кото­рую за утри­ро­ван­ный силу­эт назы­ва­ют Батюш­кой Неп­ту­ном, или к той, кото­рую за то, что она похо­жа на лест­ни­цу с колон­на­ми, назы­ва­ют Доро­гой, но ее они боят­ся, пото­му что она под­ня­лась слиш­ком высо­ко в небо. Пор­ту­галь­ские моря­ки, когда захо­дят в порт, осе­ня­ют себя кре­стом, едва зави­дя ее, а ста­рые янки верят, буд­то лезть на нее страш­нее смер­ти, даже если кому-то такое под силу. Тем не менее на этой ска­ле сто­ит древ­ний домиш­ко, и полу­ноч­ни­ки могут видеть свет в его окош­ках.

Этот домиш­ко там с неза­па­мят­ных вре­мен, и, гово­рят, буд­то живет в нем Тот, кто раз­го­ва­ри­ва­ет с под­ни­ма­ю­щи­ми­ся из глу­би­ны утрен­ни­ми тума­на­ми, и, воз­мож­но, он видит в оке­ане то, что никто не видит, когда ска­ла ста­но­вит­ся кра­ем зем­ли и тор­же­ствен­ные баке­ны вовсю зво­нят в белом вол­шеб­ном под­не­бе­сье. Так гово­рят люди, кото­рые нико­гда не под­ни­ма­ют­ся на запрет­ную ска­лу и даже не любят наво­дить на нее теле­ско­пы. Лет­ние визи­те­ры ста­ра­тель­но обсле­до­ва­ли ее с помо­щью сво­их все­ви­дя­щих бинок­лей, но рас­смот­ре­ли лишь ста­рую серую кры­шу, ост­ро­верхую и кры­тую дран­кой, спус­ка­ю­щу­ю­ся чуть ли не до серо­го фун­да­мен­та, да заго­ра­ю­щий­ся в сумер­ках мут­ный жел­тый свет в окош­ках под нею. Эти лет­ние визи­те­ры не верят, что один и тот же Некто уже мно­го сто­ле­тий живет в древ­нем домиш­ке, одна­ко корен­ные жите­ли Кинг­спор­та не обра­ща­ют вни­ма­ния на их ере­си. Даже Страш­ный Ста­рик, кото­рый раз­го­ва­ри­ва­ет с серы­ми маят­ни­ка­ми в бутыл­ках, золо­ты­ми испан­ски­ми моне­та­ми сто­лет­ней дав­но­сти рас­пла­чи­ва­ет­ся за ово­щи в лав­ке и дер­жит камен­ных идо­лов во дво­ре сво­е­го допо­топ­но­го домиш­ка на Вод­ной ули­це, и тот гово­рит, что ниче­го не изме­ни­лось с того вре­ме­ни, когда его дед был маль­чиш­кой, или с тех более дав­них вре­мен, когда губер­на­то­ром коро­лев­ской про­вин­ции Мас­са­чу­сетс были Бел­чер, Шир­ли, Пау­нелл или Бер­нард.

В одно пре­крас­ное лето в Кинг­спорт при­е­хал фило­соф. Зва­ли его Томас Олни, и учил он вся­ким скуч­ным вещам в кол­ле­дже в Нар­ран­гас­сетт-бей. При­е­хал он в Кинг­спорт с тол­стой женой и шкод­ли­вы­ми отпрыс­ка­ми, и в гла­зах у него была тос­ка, ибо он мно­го лет видел одно и то же и думал одно и то же.

Он погля­дел на диа­де­му из тума­нов на голо­ве Батюш­ки Неп­ту­на и отпра­вил­ся по гигант­ским сту­пе­ням Доро­ги в таин­ствен­ный белый мир. День за днем он лежал на ска­лах и с края зем­ли вгля­ды­вал­ся в зага­доч­ное под­не­бе­сье, вслу­ши­ва­ясь в при­зрач­ные коло­ко­ла и отча­ян­ные кри­ки, по-види­мо­му чаек Потом, когда туман ухо­дил ввысь и пока­зы­ва­лось скуч­ное море с дымом паро­хо­дов, он взды­хал и спус­кал­ся в город, где ему нра­ви­лось бро­дить по узким кру­тым улоч­кам и изу­чать безум­ную пляс­ку поко­сив­ших­ся крыш и ни на что не похо­жие две­ри, за кото­ры­ми про­жи­ло жизнь не одно поко­ле­ние креп­ких мор­ских людей. Он даже позна­ко­мил­ся с не любив­шим при­ез­жих Страш­ным Ста­ри­ком и был при­гла­шен в его пуга­ю­ще вет­хий дом, низ­кие потол­ки и изъ­еден­ные жуч­ка­ми пере­кры­тия кото­ро­го эхом откли­ка­лись на бур­ные моно­ло­ги в тем­ные пол­ноч­ные часы.

Есте­ствен­но, Олни не мог не обра­тить вни­ма­ния на серый оди­но­кий дом, в кото­рый никто не вхо­дил и из кото­ро­го никто не выхо­дил, на вер­шине мрач­ной север­ной ска­лы, где не было ниче­го, кро­ме тума­нов и неба. Ска­ла испо­кон века нави­са­ла над Кинг­спор­том, и не было вре­ме­ни, когда о ее тай­нах не шеп­та­лись в кри­вых улоч­ках Кинг­спор­та. Сип­лым голо­сом Страш­ный Ста­рик рас­ска­зал Олни исто­рию, кото­рую когда-то ему рас­ска­зал отец, о мол­нии, одна­жды ночью выле­тев­шей из дома на ска­ле и взмыв­шей в обла­ка под­не­бе­сья, а бабуш­ка Орна, чей домиш­ко на Кора­бель­ной ули­це весь покрыт мхом и плю­щом, про­кар­ка­ла ему, что ее бабуш­ки слы­ха­ла от кого-то, буд­то из восточ­ных тума­нов не то живые суще­ства, не то тени ныря­ют в един­ствен­ную узкую дверь недо­ступ­но­го жили­ща, ибо дверь рас­по­ло­же­на на ближ­ней к оке­а­ну сто­роне и вид­на лишь тем, кто вышел на кораб­ле в откры­тое море.
В кон­це кон­цов жад­ный ко все­му ново­му и непо­нят­но­му и не удер­жи­ва­е­мый ни стра­хом корен­ных кинг­спорт­цев, ни ленью лет­них визи­те­ров Олни при­нял ужас­ное реше­ние. Несмот­ря на кон­сер­ва­тив­ное вос­пи­та­ние, а может быть, бла­го­да­ря ему, ибо от скуч­ной жиз­ни люди начи­на­ют тос­ко­вать и меч­тать о необык­но­вен­ном, Олни поклял­ся страш­ной клят­вой взой­ти на оди­но­кую север­ную ска­лу и побы­вать в необык­но­вен­но ста­ром сером домиш­ке, воз­нес­шем­ся в небе­са. Вполне воз­мож­но, его здра­вый смысл под­ска­зы­вал ему, что дом дол­жен быть оби­та­ем, а если так, то люди, кото­рые в нем живут, навер­ня­ка под­ни­ма­ют­ся наверх более лег­кой доро­гой, кото­рая долж­на идти вдоль реки Мис­ка­то­ник. Не исклю­че­но, что они рабо­та­ют в Арк­хе­ме, пото­му что зна­ют, как не любят их оби­та­ли­ще в Кинг­спор­те, или пото­му что не име­ют воз­мож­но­сти спу­стить­ся вниз с этой сто­ро­ны. Олни начал свой поход с менее высо­ких скал, имея целью вели­ка­на, наг­ло взмыв­ше­го вверх из жела­ния поспо­рить с небе­са­ми и совер­шен­но уве­рен­но­го, что ни одно­му чело­ве­ку не одо­леть навис­ший над горо­дом южный склон. С восто­ка и севе­ра ска­ла на тыся­чи футов под­ни­ма­лась над морем отвес­ной сте­ной, так что оста­вал­ся толь­ко запад­ный склон со сто­ро­ны Арк­хе­ма.

Ран­ним авгу­стов­ским утром Олни вышел из дома с целью отыс­кать доро­гу на непри­ступ­ную вер­ши­ну и дви­нул­ся на севе­ро-запад по живо­пис­ной тро­пин­ке мимо Хупе­ро­ва пру­да и ста­рой мель­ни­цы и даль­ше наверх к паст­би­щам над Мис­ка­то­ни­ком, с кото­рых откры­вал­ся чару­ю­щий вид на дру­гой берег реки, где Арк­хем при­тя­ги­вал взгляд сво­и­ми белы­ми коло­коль­ня­ми в геор-гиан­ском сти­ле. Здесь Олни нашел дав­но забро­шен­ную доро­гу в Арк­хем, одна­ко хоть какую-нибудь доро­гу на побе­ре­жье как ни искал, отыс­кать не смог. Леса и луга покры­ва­ли высо­кие бере­га в устье реки и ничто не гово­ри­ло о при­сут­ствии чело­ве­ка, не вид­но было ни одно­го камен­но­го дома, ни одной заблу­див­шей­ся коро­вы – лишь высо­кая тра­ва повсю­ду, да гигант­ские дере­вья, да зарос­ли эри­ки, кото­рые навер­ня­ка видел и пер­вый при­шед­ший сюда инде­ец. Мед­лен­но под­ни­ма­ясь вверх с восточ­ной сто­ро­ны и остав­ляя сле­ва устье реки на сво­ем пути к морю, Олни заме­чал, что шагать ста­но­ви­лось все труд­нее, пока не заду­мал­ся о том, как жите­ли это­го мало­при­вле­ка­тель­но­го места обща­ют­ся с внеш­ним миром и часто ли поз­во­ля­ют себе выби­рать­ся на рынок в Арк­хем.

Потом дере­вья рас­сту­пи­лись, и дале­ко вни­зу с пра­вой сто­ро­ны Олни уви­дел древ­ние кры­ши и шпи­ли Кинг­спор­та. Даже Цен­траль­ный холм казал­ся с такой высо­ты кар­ли­ком, и Олни раз­гля­дел лишь ста­рое клад­би­ще воз­ле цер­ков­ной боль­ни­цы, под кото­рым, по слу­хам, скры­ва­лись какие-то страш­ные пеще­ры или норы. Перед ним была лишь нетро­ну­тая тра­ва и види­мо-неви­ди­мо чер­ни­ки, а еще даль­ше – голый камень и узкий выступ со страш­ным серым оби­та­ли­щем. Чем выше он под­ни­мал­ся, тем уже ста­но­ви­лась ска­ла и тем голо­во­кру­жи­тель­нее было его оди­но­че­ство в под­не­бе­сье. На южной сто­роне дале­ко вни­зу лежал Кинг­спорт, на север­ной – на дне кру­то­го обры­ва, при­мер­но в миле, было устье реки. Вне­зап­но перед Олни раз­верз­лась про­пасть футов в десять, так что ему при­шлось сна­ча­ла повис­нуть на руках, потом пры­гать вниз, а потом караб­кать­ся наверх, цеп­ля­ясь за каж­дый мало­маль­ски под­хо­дя­щий выступ. Вот, зна­чит, как путе­ше­ству­ют меж­ду небом и зем­лей оби­та­те­ли дома, наво­дя­ще­го на всех ужас!

Когда Олни выбрал­ся из рас­ще­ли­ны, предут­рен­ний туман уже сгу­щал­ся, одна­ко он еще ясно видел в вышине него­сте­при­им­ный дом с серы­ми под стать ска­ле сте­на­ми и сам утес, дерз­ко выста­вив­ший себя на фоне молоч­но-белых мор­ских испа­ре­ний. Тут он заме­тил, что с его сто­ро­ны в доме нет две­ри, а есть толь­ко пара круг­лых решет­ча­тых око­шек с гряз­но­ва­ты­ми стек­ла­ми по моде сем­на­дца­то­го века.

И боль­ше ниче­го, кро­ме неба и белых обла­ков, закрыв­ших от Олни зем­лю. Он остал­ся наедине со стран­ным непо­нят­ным домом. Опас­ли­во обой­дя его кру­гом, Олни обна­ру­жил, что перед­няя сте­на дома нахо­дит­ся на самой кром­ке ска­лы, так что до един­ствен­ной узкой две­ри добрать­ся мож­но толь­ко по воз­ду­ху, и тут его охва­тил страх, кото­рый никак нель­зя было объ­яс­нить высо­той. Пора­зи­ло его то, что совер­шен­но изъ­еден­ное чер­вя­ми дере­во не рас­сы­па­лось в прах, а ни на что не похо­жие кир­пи­чи сохра­ня­ли поло­жен­ную для тру­бы фор­му.
При­жи­ма­ясь к стене, Олни подо­шел в густе­ю­щем тумане сна­ча­ла к окнам на север­ной сто­роне, потом на запад­ной и, нако­нец, на южной, но все они ока­за­лись запер­ты­ми. Одна­ко он даже обра­до­вал­ся это­му, пото­му что чем доль­ше он смот­рел на дом, тем мень­ше ему хоте­лось попасть внутрь. Вдруг его оста­но­вил какой-то шум. Он услы­хал, как кто-то про­гро­хо­тал зам­ком и про­скре­же­тал засо­вом, а потом заскри­пе­ла, слов­но ее откры­ва­ли мед­лен­но неопас­ной, дверь. Все это про­ис­хо­ди­ло на сто­роне, обра­щен­ной к морю, кото­рую Олни не мог видеть и на кото­рой един­ствен­ная узкая дверь выхо­ди­ла в туман­ное под­не­бе­сье на высо­те несколь­ких тысяч футов над морем.

Потом раз­да­лись тяже­лые шаги в доме, и Олни услы­шал, как откры­ва­ют­ся окна сна­ча­ла на север­ной – про­ти­во­по­лож­ной от него – сто­роне, а после на запад­ной, за углом. Сле­ду­ю­щей долж­на была насту­пить оче­редь окон с южной сто­ро­ны, где он сто­ял под низ­ко навис­шей кры­шей, и, нуж­но ска­зать, ему ста­ло не по себе при мыс­ли о страш­ном доме с одной сто­ро­ны и туман­ным про­сто­ром – с дру­гой. Когда шаги при­бли­зи­лись, он скольз­нул за угол на запад­ную сто­ро­ну и при­жал­ся к стене воз­ле уже откры­тых окон.

Олни понял, что воз­вра­тил­ся хозя­ин дома, одна­ко он никак не мог явить­ся со сто­ро­ны суши, но и воз­душ­но­го кораб­ля или воз­душ­но­го шара тоже нигде не было вид­но. Вновь послы­ша­лись шаги, и Олни мет­нул­ся на север­ную сто­ро­ну, но не успел най­ти для себя убе­жи­ще, как его тихо оклик­ну­ли, и он понял, что дол­жен пред­стать перед хозя­и­ном дома.
Из окош­ка на запад­ной сто­роне высу­ну­лась голо­ва с чер­ной боро­дой и гла­за­ми, в кото­рых запе­чат­ле­лись и свер­ка­ли неви­дан­ные кар­ти­ны мира. Одна­ко голос был лас­ко­вый и зву­чал не по-сего­дняш­не­му, так что Олни даже не вздрог­нул, когда корич­не­вая рука потя­ну­лась ему на помощь. Он пере­лез через под­окон­ник и ока­зал­ся в ком­на­те с низ­ким потол­ком, оби­ты­ми чер­ны­ми дубо­вы­ми пане­ля­ми сте­на­ми и рез­ной мебе­лью вре­мен Тюдо­ров. На муж­чине были ста­рин­ные одеж­ды, и весь он был как буд­то в сия­нии, соткан­ном из мор­ских ска­зок и грез высо­ких галео­нов. Потом Олни мно­го чего не мог при­пом­нить из пове­дан­ных ему чудес, да и о самом хозя­ине дома он ниче­го не узнал, но гово­рил, буд­то бы он ни на кого не похож и доб­рый, а еще буд­то бы он пере­пол­нен вол­шеб­ством бес­ко­неч­но­го вре­ме­ни и без­гра­нич­но­го про­стран­ства. Малень­кая ком­на­та каза­лась зеле­ной в суме­реч­ном све­те, и еще Олни заме­тил, что окна на восточ­ной стене не толь­ко не были откры­ты, а даже, наобо­рот, были запер­ты, и тол­стые мут­ные стек­ла, похо­жие на доныш­ки ста­рых буты­лок, не пус­ка­ли внутрь туман­ный воз­дух.

Боро­да­тый хозя­ин хоть и казал­ся с виду моло­дым, но его гла­за све­ти­лись печа­лью мно­гих дав­них тайн, а его рас­ска­зы о вели­ко­леп­ной ста­рине под­твер­жда­ли, что мест­ные жите­ли, едва они здесь появи­лись и обра­ти­ли вни­ма­ние на стран­ный дом в вышине, были пра­вы, когда дума­ли, буд­то он нако­рот­ке с мор­ски­ми тума­на­ми и небес­ны­ми обла­ка­ми. День шел сво­им чере­дом, а Олни все вни­мал рас­ска­зам о преж­них вре­ме­нах и даль­них стра­нах. Он узнал, как коро­ли Атлан­ти­ды сра­жа­лись с осклиз­лы­ми тва­ря­ми; выпол­зав­ши­ми из щелей в мор­ском дне, и как оди­но­ким кораб­лям явля­ет­ся ночью весь покры­тый водо­рос­ля­ми дво­рец Посей­до­на с колон­на­ми, уви­дав кото­рый, моря­ки сми­ря­ют­ся с неиз­беж­ным. Они вспом­ни­ли о вре­ме­ни Тита­нов, одна­ко хозя­ин несколь­ко оро­бел, едва заго­во­рил о смут­ном пер­во­на­чаль­ном хао­се еще до рож­де­ния богов, даже Стар­ших богов, когда дру­гие боги при­хо­ди­ли пля­сать на утес Хатег-Кла в камен­ной пустыне близ Улта­ра, что за рекой Скай.

И в эту мину­ту раз­дал­ся стук в дверь, в ту самую уты­кан­ную гвоз­дя­ми ста­рин­ную дубо­вую дверь, за кото­рой не было ниче­го, кро­ме бело­го тума­на. Олни от стра­ха вско­чил, но боро­да­тый хозя­ин мах­нул ему рукой, при­ка­зы­вая сидеть тихо, а сам на цыпоч­ках под­крал­ся к две­ри и погля­дел в кро­хот­ную дыроч­ку. То, что он уви­дел, ему не понра­ви­лось, и, при­жав палец к губам, он все так же на цыпоч­ках отпра­вил­ся закры­вать и запи­рать окна, преж­де чем воро­тить­ся и вновь сесть на ста­рин­ную ска­мью рядом с гостем. Олни заме­тил, как во всех окнах по оче­ре­ди про­мельк­ну­ла чер­ная тень, слов­но незва­ный визи­тер про­ве­рял перед ухо­дом, нет ли где щели, и обра­до­вал­ся, что хозя­ин не ото­звал­ся на стук. В бес­пре­дель­ном про­стран­стве водят­ся раз­ные суще­ства, и иска­тель грез дол­жен быть осто­ро­жен, что­бы не потре­во­жить себе на беду недоб­рые силы.

В это вре­мя нача­ли соби­рать­ся тени: пер­вы­ми появи­лись малень­кие пуг­ли­вые – под сто­лом, за ними в тем­ных углах – те, что похраб­рее. Боро­да­тый хозя­ин, сде­лав несколь­ких зага­доч­ных молит­вен­ных жестов, зажег све­чи в при­чуд­ли­во изо­гну­тых мед­ных под­свеч­ни­ках. То и дело он погля­ды­вал на дверь, слов­но ждал кого-то, и в кон­це кон­цов был воз­на­граж­ден лег­ким сту­ком, по-види­мо­му ска­зав­шим ему нечто очень ста­рым и тай­ным кодом. На сей раз он даже не стал смот­реть в дыр­ку, а сра­зу снял засов и рас­пах­нул тяже­лую дубо­вую дверь навстре­чу звез­дам и тума­ну.

В ком­на­ту под зву­ки непо­нят­ной мело­дии вплы­ли меч­ты и вос­по­ми­на­ния уто­нув­ших бога­ты­рей зем­ли. Золо­тые язы­ки пла­ме­ни свер­ка­ли в их кудрях- водо­рос­лях, и Олни не мог скрыть сво­е­го удив­ле­ния, когда при­вет­ство­вал их. Здесь же был Неп­тун с тре­зуб­цем в окру­же­нии юрких три­то­нов и фан­та­сти­че­ских нере­ид, а на спи­нах дель­фи­нов в боль­шой зуб­ча­той рако­вине явил­ся седой и страш­ный Ноденс – вла­сте­лин вели­кой без­дны. Три­то­ны в сво­их рако­ви­нах изда­ли непо­нят­ные зву­ки, и нере­иды уда­ри­ли в рако­ви­ны неве­до­мых существ, оби­та­ю­щих в чер­ных мор­ских пеще­рах, после чего седой Ноденс про­тя­нул высох­шую руку и при­гла­сил Олни и его хозя­и­на в про­стор­ную рако­ви­ну, где тот­час ракуш­ки и гон­ги заиг­ра­ли гром­кую при­вет­ствен­ную музы­ку. Чудес­ная повоз­ка умча­лась вон из дома на бес­пре­дель­ный про­стор, но шум, под­ня­тый ею, поте­рял­ся в рас­ка­тах гро­ма. В Кинг­спор­те всю ночь не сво­ди­ли глаз с высо­кой ска­лы, кото­рую почти не было вид­но из-за бури и тума­нов, а когда бли­же к рас­све­ту потем­не­ли мут­ные окош­ки, люди зашеп­та­лись о кош­ма­рах и несча­стьях. Дети Олни и его тол­стая жена моли­лись доб­ро­му и пра­виль­но­му бап­тист­ско­му богу в надеж­де, что путе­ше­ствен­ник суме­ет одол­жить у кого-нибудь зон­тик и гало­ши, если дождь утром не пре­кра­тит­ся.

Потом выплы­ла из моря мок­рая заря в вен­ке из тума­нов, и баке­ны тор­же­ствен­но загу­де­ли в белом про­сто­ре. А в пол­день про­тру­бил над морем вол­шеб­ный рог, когда совсем не про­мок­ший Олни начал лег­ко спус­кать­ся со ска­лы по направ­ле­нию к ста­ро­му Кинг­спор­ту и в гла­зах у него свер­ка­ли виде­ния даль­них стран. Он не мог вспом­нить, о чем гре­зил в хижине посре­ди неба, при­над­ле­жа­щей безы­мян­но­му отшель­ни­ку, и не знал, как спу­стил­ся со ска­лы, недо­ступ­ной дру­гим путе­ше­ствен­ни­кам. Да и гово­рить о сво­ем пре­бы­ва­нии навер­ху он мог раз­ве лишь со Страш­ным Ста­ри­ком, кото­рый потом дол­го и удив­лен­но бур­чал что-то в длин­ную седую боро­ду, кля­нясь все­ми бога­ми под­ряд, что чело­век, сошед­ший со ска­лы, не совсем тот самый, что на нее под­нял­ся, мол, то ли под ост­ро­вер­хой кры­шей дома, то ли сре­ди немыс­ли­мых про­сто­ров зло­ве­ще­го бело­го тума­на оста­лась тихо пре­бы­вать поте­рян­ная душа того, кто был Тома­сом Олни.

С тех пор про­шло еще мно­го тоск­ли­вых лет, когда, одо­ле­ва­е­мый ску­кой и уста­ло­стью, фило­соф рабо­тал, ел, спал и исправ­но, не жалу­ясь, испол­нял свой долг. Боль­ше он не стре­мил­ся к вол­шеб­ным дале­ким горам и не взды­хал о тай­нах, кото­рые, как зеле­ные рифы, выгля­ды­ва­ют из без­дон­но­го моря. Он не печа­лил­ся отто­го, что дни похо­жи один на дру­гой, а послуш­ные его воле мыс­ли вытес­ни­ли фан­та­сти­че­ские виде­ния. Его доб­рая жена ста­ла еще тол­ще, дети вырос­ли, поскуч­не­ли и ста­ли пода­вать боль­шие надеж­ды, а сам он не упус­ка­ет слу­чая пра­виль­но и гор­де­ли­во улыб­нуть­ся, когда того тре­бу­ют обсто­я­тель­ства. В гла­зах Олни не све­тит­ся бес­по­кой­ный ого­нек, и если ему слу­ча­ет­ся услы­шать тор­же­ствен­ные коло­ко­ла или вол­шеб­ный рог, то такое слу­ча­ет­ся лишь ночью, когда ожи­ва­ют ста­рые меч­ты. Он боль­ше ни разу не при­ез­жал в Кинг­спорт, пото­му что его жене и детям не понра­ви­лись ста­рые смеш­ные дома, а еще боль­ше не понра­ви­лась вода; Олни купил щего­ле­ва­тый дом в Бри­столь­ских горах, где нет скал и в сосе­дях у него циви­ли­зо­ван­ные горо­жане.

А в Кинг­спор­те не сти­ха­ют раз­го­во­ры, и даже Страш­ный Ста­рик теперь вынуж­ден при­знать то, о чем ему не рас­ска­зы­вал его дедуш­ка. Ибо теперь, когда неисто­вый ветер летит с севе­ра мимо ста­ро­го дома, кото­рый неот­де­лим от неба и тума­на, уже и в помине нет той тяже­лой зло­ве­щей тиши­ны, кото­рая была про­кля­ти­ем тру­же­ни­ков моря. Ста­ри­ки рас­ска­зы­ва­ют о при­ят­ных напе­вах и весе­лом сме­хе, зве­ня­щем недо­ся­га­е­мой для зем­ли радо­стью, и об окош­ках, что све­тят­ся по ночам куда ярче, чем преж­де. Еще они рас­ска­зы­ва­ют о том, что лютая север­ная Авро­ра теперь ста­ла являть­ся чаще и она свер­ка­ет голу­бы­ми виде­ни­я­ми застыв­ших миров, в то вре­мя как ска­ла и дом чер­не­ют на фоне ее без­удерж­ных бли­ста­ний. Тума­ны по утрам тоже ста­ли гуще, и моря­ки не все­гда в силах отли­чить звон баке­нов от дру­гих мор­ских зво­нов.

Но хуже все­го то, что страх поки­да­ет серд­ца кинг­спорт­ских юно­шей, кото­рые уже не боят­ся слу­шать по ночам завы­ва­ния дале­ко­го север­но­го вет­ра. Они заяв­ля­ют, буд­то нет ниче­го страш­но­го в доме на ска­ле, ибо в новых голо­сах бьет­ся радость и эхо доно­сит до них ино­гда смех и музы­ку. Не зная, каки­ми сказ­ка­ми насе­ля­ют тума­ны свой люби­мый север­ный дом, они страст­но меч­та­ют хотя бы кра­ем гла­за взгля­нуть на чуде­са, кото­рые сту­чат­ся в рас­па­хи­ва­ю­щу­ю­ся перед ними дверь, когда все вокруг укры­то осо­бен­но непро­ни­ца­е­мой пеле­ной. Вот и боят­ся ста­ри­ки, как бы когда- нибудь они и впрямь не забра­лись один за дру­гим на непри­ступ­ную ска­лу и не узна­ли веко­вые тай­ны, хра­ня­щи­е­ся под ост­ро­вер­хой, покры­той дран­кой кры­шей, кото­рая неот­де­ли­ма от скал, и от звезд, и от древ­них стра­хов Кинг­спор­та. В том, что отваж­ные юно­ши вер­нут­ся, ста­ри­ки не сомне­ва­ют­ся, но им страш­но, как бы свет не ушел из их глаз и воля не поки­ну­ла их серд­ца, ведь они не жела­ют сво­е­му ста­ро­му Кинг­спор­ту с его верт­ки­ми улоч­ка­ми и ста­рин­ны­ми кры­ша­ми сон­но тащить­ся сквозь годы, когда, голос к голо­су, гром­че и неисто­вее ста­но­вит­ся сме­ю­щий­ся хор в непо­нят­ном и страш­ном при­ста­ни­ще, где тума­ны и гре­зы тума­нов дела­ют пере­дыш­ку на пути от моря к небу.

Они не жела­ют, что­бы души кинг­спорт­ских юно­шей забы­ва­ли милый домаш­ний очаг и ста­рые тавер­ны с ост­ро­вер­хи­ми кры­ша­ми, а смех и пес­ни в под­не­бес­ном доме ста­но­ви­лись гром­че. Каж­дый новый голос при­но­сит с собой све­жий туман из моря и огонь с севе­ра, поэто­му, как они гово­рят, чем боль­ше голо­сов, тем боль­ше тума­нов и огней, а там, не исклю­че­но, ста­рые боги (кото­рых они поми­на­ют наме­ка­ми и шепо­том из стра­ха перед пас­то­ром кон­гре­га­ци­он­ной церк­ви) явят­ся из глу­бин и из неве­до­мо­го Када­та в ледя­ной пустыне и посе­лят­ся на облю­бо­ван­ной ими во зло ска­ле вбли­зи милых хол­мов и долин, где живут про­стые тихие рыба­ки. Они это­го не жела­ют, пото­му что обык­но­вен­ным людям не нуж­но того, что не из зем­ли, да и Страш­ный Ста­рик часто вспо­ми­на­ет, как Олни рас­ска­зы­вал о сту­ке в дверь, кото­ро­го испу­гал­ся оди­но­кий хозя­ин дома, и о чер­ной тени, загля­ды­вав­шей в чуд­ные круг­лые окош­ки.

Но все это под силу раз­ре­шить лишь Стар­шим богам, а пока мор­ской туман так же под­ни­ма­ет­ся к вер­шине взмыв­шей в небо ска­лы, где сто­ит мрач­ный, с низ­ки­ми кар­ни­за­ми дом, в кото­ром нико­го не видать, но в кото­ром вече­ра­ми горит свет в окнах, пока север­ный ветер рас­ска­зы­ва­ет о стран­ном тамош­нем весе­лье. Белый, пуши­стый, он под­ни­ма­ет­ся из глу­би­ны к сво­им бра­тьям- обла­кам, гре­зя­щим о сырых паст­би­щах и пеще­рах Леви­а­фа­на. Если ска­зок ста­но­вит­ся слиш­ком мно­го, три­то­ны в сво­их гро­тах и рако­ви­ны в водо­рос­ле­вых горо­дах тру­бят буй­ные пес­ни, извест­ные со вре­мен Тех, Что Были Преж­де, и тогда пары, нагру­жен­ные пре­да­ни­я­ми ста­ри­ны, во мно­же­стве под­ни­ма­ют­ся к небе­сам, а Кинг­спорт, бес­по­кой­но при­та­ив­ший­ся на ска­лах пони­же страш­но­го камен­но­го стра­жа, видит лишь таин­ствен­ную белую пеле­ну над морем, слов­но край ска­лы на самом деле край зем­ли, и слы­шит, как тор­же­ствен­ные коло­ко­ла баке­нов вовсю зво­нят в вол­шеб­ном эфи­ре.