Говард Филлипс Лавкрафт

ДРЕВНИЙ НАРОД

(The Very Old Folk)
Напи­са­но в 1927 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Rovdyr

////

Ран­ним вече­ром пыла­ю­щий закат оза­рял кро­шеч­ный про­вин­ци­аль­ный горо­док Пом­пе­ло, рас­по­ло­жен­ный у под­но­жья Пире­не­ев в Испан­ской обла­сти. Это было в пери­од позд­ней рес­пуб­ли­ки, посколь­ку про­вин­ция все еще управ­ля­лась сенат­ским про­кон­су­лом, а не пре­то­ри­ан­ским лега­том Авгу­ста; а день был пер­вым нака­нуне Ноябрь­ских календ. Хол­мы к севе­ру от малень­ко­го горо­да были зали­ты алы­ми и золо­ты­ми крас­ка­ми. Кло­ня­ще­е­ся к запа­ду солн­це игра­ло таин­ствен­ны­ми баг­ро­вы­ми луча­ми на шер­ша­вых, покры­тых шту­ка­тур­кой, камен­ных зда­ни­ях пыль­но­го фору­ма и дере­вян­ных сте­нах цир­ка, рас­по­ло­жен­но­го на неко­то­ром уда­ле­нии к восто­ку. Груп­пы горо­жан — густо­б­ро­вых Рим­ских коло­ни­стов и жест­ко­во­ло­сых рома­ни­зи­ро­ван­ных мест­ных жите­лей, вме­сте с явны­ми пред­ста­ви­те­ля­ми сме­ше­ния обо­их пле­мен, так­же оде­ты­ми в деше­вые шер­стя­ные тоги, неболь­шое чис­ло леги­о­не­ров в шле­мах и оде­тые в гру­бые накид­ки чер­но­бо­ро­дые жите­ли окрест­ных Баск­ских гор — все тол­пи­лись на несколь­ких моще­ных ули­цах и в фору­ме, пере­дви­га­ясь с какой- то стран­ной, роб­кой неук­лю­же­стью.

Я — про­вин­ци­аль­ный кве­стор 1 по име­ни Л. Целий Руфус — сам толь­ко что сошел с носи­лок, кото­рые илли­рий­ские рабы в спеш­ке при­нес­ли из

Кала­гур­рия 2 , рас­по­ло­жен­но­го к югу от Ибе­ра 3 . Меня вызвал про­кон­сул

П. Скри­бо­ний Ливон, при­быв­ший из Тар­ра­ко 4 несколь­ки­ми дня­ми рань­ше. Сол­да­ты были из пятой когор­ты XII леги­о­на под коман­до­ва­ни­ем воен­но­го три­бу­на Сек­ста Асел­лия. Так­же из Кала­гур­рия, где рас­по­ла­гал­ся посто­ян­ный Рим­ский лагерь, при­е­хал легат всей про­вин­ции Кн. Баль­бу­тий.

При­чи­ной собра­ния стал ужас, витав­ший сре­ди хол­мов. Все насе­ле­ние горо­да было пере­пу­га­но и умо­ля­ло при­слать когор­ту из Кала­гур­рия. Это было Ужас­ное Вре­мя осе­ни, и дикое пле­мя в горах гото­ви­лось к жут­ким цере­мо­ни­ям, о кото­рых в горо­дах ходи­ли лишь слу­хи. Это пле­мя было очень древним наро­дом, про­жи­вав­шим высо­ко в горах и гово­рив­шим на нераз­бор­чи­вом язы­ке, кото­ро­го совер­шен­но не пони­ма­ли жите­ли Баск­ских гор. Их ред­ко виде­ли; но несколь­ко раз в году они отправ­ля­ли вниз малень­ких смуг­лых послан­цев с рас­ко­сы­ми гла­за­ми, выгля­дев­ших, как ски­фы. Послан­цы вели тор­гов­лю посред­ством жестов. Каж­дые вес­ну и осень древ­ний народ выпол­нял зло­ве­щие риту­а­лы сре­ди пиков, а их завы­ва­ния и горя­щие алта­ри все­ля­ли ужас в жите­лей окрест­ных дере­вень. Это про­ис­хо­ди­ло все­гда в одно и то же вре­мя в ночи перед Май­ски­ми и Ноябрь­ски­ми кален­да­ми. Пря­мо нака­нуне этих ночей про­па­да­ли город­ские жите­ли, и никто нико­гда не слы­шал о них вновь. Люди шеп­та­лись о том, что пас­ту­хи и кре­стьяне так­же нена­ви­дят древ­ний народ — ибо не одна соло­мен­ная хижи­на ока­зы­ва­лась пустой нака­нуне двух таин­ствен­ных ноч­ных шаба­шей.

В этот год страх был осо­бен­но силь­ным, ибо люди зна­ли, что над Пом­пе­ло навис­ла ярость древ­не­го наро­да. Тре­мя меся­ца­ми ранее пяте­ро малень­ких тор­гов­цев с рас­ко­сы­ми гла­за­ми спу­сти­лось с хол­мов, и в дра­ке на город­ском рын­ке трое из них было уби­то. Остав­ши­е­ся двое, не про­ро­нив ни сло­ва, ушли обрат­но в горы — и этой осе­нью не исчез ни один кре­стья­нин. В этом обсто­я­тель­стве таи­лась какая-то угро­за. Не в обы­ча­ях древ­не­го наро­да было щадить свои жерт­вы перед шаба­шем. Его доб­ро­нра­вию едва ли мож­но было дове­рить­ся, и кре­стьяне устра­ши­лись. В тече­ние мно­гих ночей с хол­мов слы­шал­ся гул бара­ба­нов, и, нако­нец, эдил 5 Тиб. Аней Стиль­пон (полу­кров­ка по про­ис­хож­де­нию) послал гон­ца в Кала­гур­рий к Баль­би­тию с прось­бой отпра­вить в Пом­пе­ло когор­ту, что­бы она предот­вра­ти­ла шабаш пред­сто­я­щей ужас­ной ночью. Баль­би­тий небреж­но отка­зал, моти­ви­ро­вав это тем, что стра­хи кре­стьян бес­поч­вен­ны, а мрач­ные обря­ды оби­та­те­лей хол­мов не каса­ют­ся Рим­ских граж­дан вопре­ки тре­во­гам жите­лей горо­да. Одна­ко, я, будучи близ­ким дру­гом Баль­би­тия, не согла­сил­ся с ним; я утвер­ждал, что тща­тель­но изу­чил тем­ные запрет­ные све­де­ния, каса­ю­щи­е­ся древ­не­го наро­да, и уве­рен в том, что он спо­со­бен при­чи­нить горо­ду вред тако­го рода, что его даже луч­ше не назы­вать. В кон­це кон­цов, Пом­пе­ло был Рим­ским горо­дом, в кото­ром про­жи­ва­ло мно­же­ство наших сограж­дан. Мать подав­ше­го жало­бу гла­вы горо­да, Гель­вия, была чисто­кров­ной рим­лян­кой, доче­рью М. Гель­вия Цин­ны, кото­рый при­шел в эту зем­лю с арми­ей Сци­пи­о­на.

Таким обра­зом, я решил отпра­вить раба — про­вор­но­го малень­ко­го гре­ка по име­ни Анти­па­тер — к про­кон­су­лу с пись­ма­ми. Скри­бо­ний при­нял во вни­ма­ние мои дово­ды и при­ка­зал Бали­би­тию послать пятую когор­ту под коман­до­ва­ни­ем Асел­лия в Пом­пе­ло. Соглас­но пове­ле­нию про­кон­су­ла, когор­та долж­на была достиг­нуть хол­мов в сумер­ках в канун Ноябрь­ских календ и пре­кра­тить все неиме­ну­е­мые оргии, что будут обна­ру­же­ны, а так­же доста­вить столь­ко плен­ни­ков, сколь­ко воз­мож­но, в Тар­ра­ко, ко дво­ру про­пре­то­ра. Баль­би­тий, одна­ко, выра­зил про­тест, так что после­до­вал новый этап пере­пис­ки. Я напи­сал про­кон­су­лу так мно­го писем, что он весь­ма заин­те­ре­со­вал­ся и решил лич­но разо­брать­ся в зло­ве­щих собы­ти­ях.

Он при­был в Пом­пе­ло со сво­и­ми лик­то­ра­ми и слу­га­ми; до него дошло предо­ста­точ­но слу­хов, кото­рые глу­бо­ко впе­чат­ли­ли и встре­во­жи­ли его. Про­кон­сул под­твер­дил свое рас­по­ря­же­ние об иско­ре­не­нии кощун­ствен­ных цере­мо­ний шаба­ша. Желая посо­ве­щать­ся с кем-нибудь, кто изу­чил дан­ный пред­мет, он при­ка­зал мне сопро­вож­дать когор­ту Асел­лия. В тоже вре­мя появил­ся и Баль­би­тий, имев­ший целью пере­убе­дить про­кон­су­ла, посколь­ку он счи­тал, что реши­тель­ная воен­ная акция воз­бу­дит опас­ное чув­ство бес­по­кой­ства как сре­ди баск­ских пле­мен, так и сре­ди коло­ни­стов.

Итак, все мы собра­лись в это таин­ствен­ное вре­мя осен­не­го зака­та воз­ле хол­мов — ста­рый Скри­бо­ний Ливон в сво­ей обши­той пур­пу­ром тоге, на яркой лысой голо­ве и смор­щен­ном яст­ре­би­ном лице кото­ро­го пере­ли­ва­лись золо­тые лучи; Баль­би­тий в свер­ка­ю­щем шле­ме и доспе­хах, блед­ные губы кото­ро­го были упря­мо сжа­ты в знак несо­гла­сия; высо­ко­мер­но усме­ха­ю­щий­ся моло­дой Асел­лий в отпо­ли­ро­ван­ных латах; и заин­три­го­ван­ная тол­па город­ских жите­лей, леги­о­не­ров, мест­ных оби­та­те­лей, кре­стьян, лик­то­ров, рабов и слуг. Я был одет в обыч­ную тогу и не имел ника­ких осо­бен­ных зна­ков отли­чия.

И повсю­ду цар­ство­вал ужас. Горо­жане и сель­ские жите­ли едва осме­ли­ва­лись под­ни­мать голос, а сви­та Ливо­на, пре­бы­вав­шая здесь уже почти неде­лю, каза­лась захва­чен­ной каким-то зага­доч­ным смя­те­ни­ем. Сам ста­рый Скри­бо­ний выгля­дел очень мрач­ным, и гром­кие воз­гла­сы тех, кто появил­ся здесь поз­же, зву­ча­ли уди­ви­тель­но и неумест­но, слов­но там, где царит смерть, или в хра­ме неко­е­го неве­до­мо­го бога. Мы нача­ли совет и ста­ли выдви­гать свои дово­ды. Баль­би­тий рез­ко воз­ра­жал и нашел под­держ­ку со сто­ро­ны Асел­лия, кото­рый, кажет­ся, испы­ты­вал край­нее пре­зре­ние ко всем мест­ным жите­лям, в то же вре­мя пола­гая бес­смыс­лен­ным каким-либо обра­зом свя­зы­вать­ся с ними. Оба воен­ных вождя утвер­жда­ли, что нам луч­ше пре­не­бречь мне­ни­ем мень­шин­ства коло­ни­стов и циви­ли­зо­ван­ных або­ри­ге­нов, неже­ли про­ти­во­сто­ять воз­мож­но­му боль­шин­ству мест­ных пле­мен и кре­стьян, пре­кра­тив жут­кие цере­мо­нии.

Со сво­ей сто­ро­ны, я сно­ва выдви­нул свое тре­бо­ва­ние реши­тель­ных дей­ствий и пред­ло­жил себя в каче­стве сопро­вож­да­ю­ще­го когор­ты в любом похо­де, кото­рый она пред­при­мет. С моей точ­ки зре­ния, вар­ва­ры-бас­ки и так уже взвол­но­ва­ны и нена­деж­ны, так что стыч­ки с ними рано или позд­но неиз­беж­ны, какое бы реше­ние мы не при­ня­ли. В недав­нем про­шлом они уже пока­за­ли свои враж­деб­ные наме­ре­ния по отно­ше­нию к нашим леги­о­нам, поэто­му со сто­ро­ны Рим­ско­го наро­да будет пре­ступ­но тер­петь выход­ки вар­ва­ров, кото­рые нано­сят ущерб спра­вед­ли­во­сти и пре­сти­жу Рес­пуб­ли­ки. В то же вре­мя успеш­ное управ­ле­ние про­вин­ци­ей преж­де все­го зави­сит от без­опас­но­сти и лояль­но­сти циви­ли­зо­ван­ных жите­лей, в чьих руках нахо­дят­ся тор­гов­ля и забо­та о соб­ствен­но­сти и в чьих жилах течет нема­лая при­месь нашей Ита­льян­ской кро­ви. Эти люди, будучи мень­шин­ством по чис­лен­но­сти, тем не менее, явля­лись ста­би­ли­зи­ру­ю­щей силой, на чье посто­ян­ство мож­но было поло­жить­ся, и чье сотруд­ни­че­ство надеж­но обес­пе­чи­ва­ет власть Сена­та и Рим­ско­го наро­да. Нашим дол­гом и в то же вре­мя к нашей поль­зе было бы защи­тить их, как Рим­ских граж­дан, даже (и тут я заме­тил сар­ка­сти­че­ские взгля­ды Баль­би­тия и Асел­лия) ценой неко­то­рых труд­но­стей и хло­пот напри­мер, крат­ко­вре­мен­но­го пере­ры­ва в вин­ных раз­вле­че­ни­ях и пету­ши­ных боях в Кала­гур­рий­ском лаге­ре. В том, что горо­ду и жите­лям Пом­пе­ло угро­жа­ет дей­стви­тель­ная опас­ность, я не сомне­вал­ся бла­го­да­ря сво­им иссле­до­ва­ни­ям. Я про­чел мно­же­ство свит­ков из Сирии и Егип­та, а так­же из канув­ших в поза­бы­тое про­шлое горо­дов Этру­рии.

Нако­нец, я бесе­до­вал с кро­во­жад­ны­ми жре­ца­ми Диа­ны Ари­ци­ны 6 в ее хра­ме, укры­том в лесах, гра­ни­ча­щих с озе­ром Лакус Немо­рен­сис 7 . Я знал о чудо­вищ­ных про­кля­тьях, кото­рые мог­ли исхо­дить с хол­мов во вре­мя шаба­шей; про­кля­тья, кото­рым не место в стране Рим­ско­го наро­да. И поз­во­лить эти оргии, совер­ша­е­мые на шаба­шах, будет рав­но­силь­но тому, слов­но воз­ро­дить обы­чаи, за кото­рые наши пред­ки во вре­ме­на, кода кон­су­лом был А. Посту­мий, каз­ни­ли мно­гих Рим­ских граж­дан, участ­во­вав­ших в обря­дах вак­ха­на­лий. Это собы­тие сохра­ни­лось в памя­ти бла­го­да­ря спе­ци­аль­но­му Сенат­ско­му сове­ту по пово­ду вак­ха­на­лий, и было уве­ко­ве­че­но в брон­зе, став доступ­ным для созер­ца­ния любым чело­ве­ком.

Обвет­шав­ший и дегра­ди­ро­вав­ший, преж­де чем изме­не­ние цере­мо­ний мог­ло создать новые фор­мы, с кото­ры­ми желе­зо Рим­ско­го ору­жия было бы бес­силь­но спра­вить­ся, шабаш, по мое­му мне­нию, не пред­став­лял осо­бой угро­зы для одной когор­ты. Сле­до­ва­ло схва­тить лишь участ­ни­ков риту­а­ла, в то вре­мя как снис­хож­де­ние к боль­шо­му коли­че­ству про­стых зри­те­лей долж­но суще­ствен­но умень­шить него­до­ва­ние, кото­рое мог­ли бы испы­тать сим­па­ти­зи­ру­ю­щие обря­ду сель­ские жите­ли. Коро­че гово­ря, я не сомне­вал­ся в том, что, как сооб­ра­же­ния веры, так и поли­ти­че­ская ситу­а­ция тре­бо­ва­ли при­ме­не­ния реши­тель­ных мер. Пуб­лий Скри­бо­ний, дер­жав­ший в уме досто­ин­ство и обя­за­тель­ства Рим­ско­го наро­да, дол­жен был твер­до при­дер­жи­вать­ся пла­на отправ­ки когор­ты (вме­сте со мной), несмот­ря на те мно­го­чис­лен­ные воз­ра­же­ния, что выдви­га­ли Баль­би­тий и Асел­лий, рас­суж­дав­шие ско­рее как про­вин­ци­а­лы, неже­ли Рим­ляне.

Кло­ня­ще­е­ся солн­це теперь опу­сти­лось очень низ­ко, и затих­ший город, каза­лось, покрыл­ся ирре­аль­ным зло­ве­щим блес­ком. Про­кон­сул Скри­бо­ний дал зна­ком понять, что он раз­де­ля­ет мою точ­ку зре­ния, и затем вклю­чил меня в состав когор­ты, поста­вив на доволь­ствие наря­ду с цен­ту­ри­о­на­ми. Баль­би­тий и Асел­лий согла­си­лись с этим, при­чем легат сде­лал это охот­нее, неже­ли коман­дир когор­ты. Когда сумер­ки сгу­сти­лись с харак­тер­ной для осен­не­го сезо­на быст­ро­той, изда­ле­ка послы­шал­ся раз­ме­рен­ный, зага­доч­ный гул таин­ствен­ных бара­ба­нов, зву­чав­ший с ужа­са­ю­щим рит­мом. Несколь­ко леги­о­не­ров выка­за­ли робость, но рез­кие, отры­ви­стые коман­ды выстро­и­ли сол­дат в колон­ны, и вско­ре вся когор­та высту­пи­ла на откры­тую рав­ни­ну к восто­ку от цир­ка. Ливон, как и Баль­би­тий, насто­ял на том, что будет лич­но сопро­вож­дать когор­ту. Одна­ко ока­за­лось неве­ро­ят­но труд­но най­ти мест­но­го про­вод­ни­ка, кото­рый бы ука­зал доро­гу в горы. Нако­нец, юно­ша по име­ни Вер­сел­лий, сын бед­ных роди­те­лей Рим­ско­го про­ис­хож­де­ния, согла­сил­ся отве­сти нас хотя бы до под­но­жья хол­мов.

Мы нача­ли свой марш со сле­ду­ю­щим зака­том, когда при­зрач­ное сереб­ри­стое сия­ние моло­дой луны дро­жа­ло над лесом сле­ва от наше­го пути. Боль­ше все­го меня бес­по­ко­и­ло то обсто­я­тель­ство, что дей­ство шаба­ша уже нача­лось. Сооб­ще­ния о под­хо­де когор­ты, долж­но быть, уже достиг­ли хол­мов, и даже мяг­кость наше­го окон­ча­тель­но­го реше­ния не мог­ла пре­умень­шить тре­вож­ность рас­про­стра­ня­ю­щих­ся по окру­ге слу­хов. Одна­ко зло­ве­щие бара­ба­ны по- преж­не­му гуде­ли, слов­но участ­ни­ки цере­мо­ний име­ли какую-то осо­бен­ную при­чи­ну не обра­щать вни­ма­ния на то, высту­пи­ли ли про­тив них Рим­ские вла­сти, или нет.

Звук ста­но­вил­ся все гром­че по мере того, как мы про­хо­ди­ли по глу­бо­ко­му уще­лью в горах. С обе­их сто­рон нас окру­жа­ли кру­тые, порос­шие лесом скло­ны. Дре­вес­ные ство­лы при­ни­ма­ли необыч­ные, порой фан

тасти­че­ские фор­мы в невер­ном све­те наших факе­лов. Все, за исклю­че­ни­ем Ливо­на, Баль­би­тия, Асел­лия, двух или трех цен­ту­ри­о­нов и меня, дви­га­лись пеш­ком. Нако­нец, путь стал столь кру­тым и узким, что всад­ни­ки были вынуж­де­ны спе­шить­ся. Отряд из деся­ти чело­век остал­ся для того, что­бы охра­нять лоша­дей, хотя шай­ки раз­бой­ни­ков едва ли мог­ли появить­ся здесь в эту ночь ужа­са.

Лишь одна­жды нам пока­за­лось, что нечто скры­лось в бли­жай­шем лесу. После полу­ча­са караб­ка­нья вверх кру­тиз­на и узость доро­ги сде­ла­ли даль­ней­шее про­дви­же­ние столь боль­шо­го чис­ла людей — более 300 чрез­вы­чай­но тяже­лым и труд­ным. Затем, с край­ней, ужа­са­ю­щей вне­зап­но­стью мы услы­ша­ли раз­дав­ший­ся сни­зу жут­кий звук. Его источ­ни­ком были при­вя­зан­ные лоша­ди — они кри­ча­ли, не ржа­ли, а имен­но кри­ча­ли… и вни­зу не было ни све­та, ни голо­сов кого-либо из остав­ших­ся людей, кото­рые бы про­яс­ни­ли, что там про­ис­хо­дит. В тот же момент на всех окрест­ных пиках вспых­ну­ли кост­ры, и ока­за­лось, что кош­мар зата­ил­ся со всех сто­рон от нас. Пыта­ясь най­ти про­вод­ни­ка Вер­сел­лия, мы обна­ру­жи­ли лишь его изуро­до­ван­ное тело, валяв­ше­е­ся в луже кро­ви. В его руке был корот­кий меч, выхва­чен­ный из-за поя­са заме­сти­те­ля цен­ту­ри­о­на Д. Вибу­ла­на, а на лице засты­ло такое выра­же­ние ужа­са, что самые отваж­ные вете­ра­ны, поблед­нев, отве­ли взгляд. Он убил сам себя, когда закри­ча­ли лоша­ди… чело­век, рож­ден­ный и про­жив­ший всю жизнь в этой мест­но­сти и знав­ший, какие леген­ды об этих хол­мах шепо­том пере­ска­зы­ва­ют люди.

Свет факе­лов стал сла­беть, и вопли пере­пу­ган­ных леги­о­не­ров сме­ша­лись с непре­кра­ща­ю­щи­ми­ся сто­на­ми лоша­дей. Воз­дух ощу­ти­мо похо­ло­дел, быст­рее, чем это обыч­но про­ис­хо­дит в кон­це нояб­ря. Каза­лось, что в воз­ду­хе про­ис­хо­дят какие-то чудо­вищ­ные коле­ба­ния, кото­рые я не мог объ­яс­нить, ина­че как свя­зы­вая их с взма­ха­ми чьих-то гигант­ских кры­льев. Вся когор­та сей­час непо­движ­но замер­ла, и по мере того, как туск­не­ли факе­лы, я наблю­дал то, что пола­гал фан­та­сти­че­ски­ми теня­ми, отра­зив­ши­ми­ся на небе вслед­ствие при­зрач­но­го сия­ния Млеч­но­го Пути, стру­ив­ше­го­ся через созвез­дия Пер­сея, Кас­си­о­пеи, Цефея и Лебе­дя.

Затем с небо­сво­да вне­зап­но исчез­ли все звез­ды — даже яркие Вега и Денеб впе­ре­ди и оди­но­кие Аль­та­ир с Фомаль­гау­том поза­ди нас. Разом погас­ли все факе­лы, оста­вив над смя­тен­ной, содро­га­ю­щей­ся когор­той толь­ко зло­ве­щие, пуга­ю­щие огнен­ные алта­ри на вер­ши­нах пиков — пыла­ю­щие адским крас­ным пла­ме­нем, теперь при­об­рет­шим безум­ные, непо­сто­ян­ные колос­саль­ные фор­мы тех безы­мян­ных тва­рей, о кото­рых нико­гда даже шепо­том не упо­ми­на­ли жре­цы Фри­гии и Кам­па­нии, рас­ска­зы­вая самые дикие запрет­ные мифы. И над раз­ры­ва­ю­щи­ми ночь кри­ка­ми людей и лоша­дей демо­ни­че­ский гро­хот бара­ба­нов воз­но­сил­ся до все более гром­ких тонов, в то вре­мя как с тех запрет­ных высот с ужа­са­ю­щей целе­на­прав­лен­но­стью дул ледя­ной ветер, кото­рый обви­вал­ся вокруг каж­до­го из людей. Вся когор­та отча­ян­но боро­лась и кри­ча­ла в тем­но­те, слов­но разыг­ры­вая дра­му Лаоко­о­на и его сыно­вей. Лишь ста­рый Скри­бо­ний Ливон, каза­лось, усту­пил року. Сре­ди все­об­щих кри­ков он про­ро­нил сло­ва, кото­рые до сих пор эхом зву­чат в моих ушах: «Malitia (8) vetus — malitia vetus est … venit … tandem venit …» .

И затем я проснул­ся. Это был самый реаль­ный сон за мно­го лет, при­шед­ший из дав­но уте­рян­но­го, поза­бы­то­го источ­ни­ка под­со­зна­ния. О судь­бе этой когор­ты не суще­ству­ет ника­ких запи­сей, но город, в кон­це кон­цов, был спа­сен — ибо энцик­ло­пе­дии сооб­ща­ют о сохра­нив­шем­ся до сих пор Пом­пе­ло, извест­ном под совре­мен­ным испан­ским назва­ни­ем Пам­пло­на.

Во имя Готи­че­ско­го Все­мо­гу­ще­ства

Примечания:

1 Кве­стор — помощ­ник кон­су­лов и пре­то­ров по адми­ни­стра­ции, ведав­ший финан­са­ми (прим. перев.)

2 Совре­мен­ное назва­ние – Кала­ор­ра (прим. перев.)

3 Совре­мен­ное испан­ское назва­ние – Эбро (прим. перев.)

4 Совре­мен­ное назва­ние – Тар­ра­со­на (прим. перев.)

5 Эдил – муни­ци­паль­ный чинов­ник, ведав­ший зда­ни­я­ми и бла­го­устрой­ством горо­да (прим. перев.)

6 Боги­ня, культ кото­рой был рас­про­стра­нен в г. Ари­ция, ита­льян­ская ист. область Лацио (прим. перев.)

7 Lacus Nemorensis – озе­ро воз­ле посвя­щен­ной Диане рощи у Ари­ции (прим. перев.)

8 Древ­нее зло… это древ­нее зло… слу­чи­лось… нако­нец, слу­чи­лось (лат.)