Говард Филлипс Лавкрафт

КОШМАР В КВАРТАЛЕ РЭД ХУК

(The Horror at Red Hook)
Напи­са­но в 1925 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Л. Бин­де­ман

////

Нас окру­жа­ет таин­ство зла, так же, как и таин­ство добра, и, по мое­му глу­бо­ко­му убеж­де­нию, мы живем в незна­ко­мом мире – мире пустот, теней умер­ших и духов суме­рек. Воз­мож­но, чело­век когда-нибудь вер­нет­ся на путь эво­лю­ции, но я верю, что док­три­на зла еще не умер­ла.

Артур Мей­чен

I

Не так дав­но вни­ма­ние про­хо­жих в Пас­ко­аг-Вил­лидж при­влек­ла стран­ная выход­ка высо­ко­го чело­ве­ка плот­но­го сло­же­ния, на вид вполне здо­ро­во­го. Судя по все­му, он спус­кал­ся с горы по доро­ге из Чепа­че, но, уви­дев заграж­де­ние, свер­нул нале­во, к глав­ной ули­це, где несколь­ко квар­та­лов дело­во­го цен­тра при­да­ют ей вполне город­ской вид. И вот здесь без вся­кой види­мой при­чи­ны про­хо­жий и уди­вил всех сво­ей стран­ной выход­кой. Уста­вив­шись на самое высо­кое зда­ние, он вдруг раз­ра­зил­ся исте­ри­че­ски­ми воп­ля­ми, кинул­ся прочь со всех ног и, спо­ткнув­шись на пере­крест­ке, упал. Ока­зав­ши­е­ся рядом люди бро­си­лись к нему на помощь, под­ня­ли, отрях­ну­ли пыль с одеж­ды. Он был в созна­нии, ниче­го не повре­дил и, оче­вид­но, уже опра­вил­ся от вне­зап­но­го нерв­но­го при­сту­па. Чело­век сму­щен­но про­бор­мо­тал что-то о пере­жи­том стрес­се и, не под­ни­мая глаз, свер­нул на доро­гу, веду­щую в Чепа­че. Так он и скрыл­ся, ни разу не обер­нув­шись. Очень стран­но, что подоб­ная исто­рия при­клю­чи­лась с вполне нор­маль­ным чело­ве­ком, креп­ким и жиз­не­спо­соб­ным. Оче­вид­цы не сочли ее менее стран­ной отто­го, что один из про­хо­жих при­знал в нем пан­си­о­не­ра, посе­лив­ше­го­ся недав­но на молоч­ной фер­ме на окра­ине Чепа­че.

Далее выяс­ни­лось, что стран­ный чело­век – нью-йорк­ский поли­цей­ский детек­тив Томас Ф. Мало­ун и он нахо­дит­ся в дол­го­сроч­ном отпус­ке под меди­цин­ским наблю­де­ни­ем после чрез­вы­чай­но напря­жен­ной рабо­ты над одним рас­сле­до­ва­ни­ем, кото­рое, к несча­стью, обер­ну­лось для него дра­мой. Во вре­мя рей­да, в кото­ром Мало­ун при­ни­мал уча­стие, обру­ши­лось несколь­ко ста­рых зда­ний, и гибель несколь­ких чело­век, как аре­сто­ван­ных, так и его това­ри­щей, глу­бо­ко его потряс­ла. В резуль­та­те один вид зда­ния, хоть отда­лен­но напо­ми­нав­ше­го те, что рух­ну­ли, вызы­вал у него ост­рый ано­маль­ный ужас. В кон­це кон­цов пси­хи­ат­ры запре­ти­ли ему на дли­тель­ный пери­од нахо­дить­ся в горо­де. Поли­цей­ский врач, у кото­ро­го род­ствен­ни­ки жили в Чепа­че, пред­ло­жил сель­ский уго­лок с дере­вян­ны­ми дома­ми в коло­ни­аль­ном сти­ле как иде­аль­ное место для пси­хи­че­ской реа­би­ли­та­ции. Туда и отпра­вил­ся наш стра­да­лец, дав обе­ща­ние не ездить в более круп­ные дерев­ни с кир­пич­ны­ми дома­ми, не посо­ве­то­вав­шись преж­де с вра­чом- спе­ци­а­ли­стом из Уунс­о­ке­та. С ним он дол­жен был дер­жать посто­ян­ную связь. Сего­дняш­няя про­гул­ка была ошиб­кой, и паци­ент рас­пла­тил­ся за непо­слу­ша­ние испу­гом, уши­ба­ми и уни­же­ни­ем.

Такие вот слу­хи ходи­ли в Чепа­че и Пас­ко­а­ге, не боль­ше зна­ли и самые све­ду­щие вра­чи.

Сна­ча­ла Мало­ун рас­ска­зы­вал им свою исто­рию во всех подроб­но­стях и, лишь убе­див­шись, что ему никто не верит, умолк. Тогда он решил беречь свой душев­ный покой и вовсе не воз­ра­жал, когда все сошлись на том, что обвал убо­гих зда­ний в Ред-Хуке, рай­оне Брукли­на, и, как резуль­тат, гибель мно­гих отваж­ных поли­цей­ских вызва­ли у него нерв­ный срыв. Все вокруг счи­та­ли, что он пере­на­пряг­ся, пыта­ясь рас­чи­стить рас­сад­ник бес­по­ряд­ка и наси­лия. По обще­му мне­нию, там тво­ри­лись жут­кие дела, и неожи­дан­ная тра­ге­дия яви­лась послед­ней соло­мин­кой. Самое про­стое, всем понят­ное объ­яс­не­ние. Но Мало­ун был не так прост и понял, что луч­ше при­нять все как есть. Как рас­ска­жешь людям, лишен­ным вооб­ра­же­ния, о запре­дель­ном ужа­се, недо­ступ­ном чело­ве­че­ско­му пони­ма­нию? Как рас­ска­жешь о кош­мар­ных домах, целых квар­та­лах и горо­дах, как про­ка­зой, как раком пора­жен­ных злом, на беду про­ник­шим к нам из более древ­них миров? Для Мало­у­на это закон­чи­лось бы пала­той, оби­той вой­ло­ком, в лечеб­ни­це для пси­хи­че­ских боль­ных, а не мир­ной ссыл­кой в дерев­ню на поправ­ку. Мало­ун был разум­ный чело­век, хоть и мистик. Он обла­дал кельт­ским про­ви­де­ни­ем таин­ствен­но­го и скры­то­го, но одно­вре­мен­но – силь­ной логи­кой ана­ли­ти­ка и ост­рым гла­зом, мгно­вен­но отме­ча­ю­щим все внешне неубе­ди­тель­ное. Соче­та­ние этих качеств и заве­ло Мало­у­на так дале­ко в сорок два года, оно забра­сы­ва­ло его в необыч­ные места для выпуск­ни­ка Дуб­лин­ско­го уни­вер­си­те­та, появив­ше­го­ся на свет в геор­ги­ан­ском особ­ня­ке близ Феникс-пар­ка.

Теперь, вспо­ми­ная уви­ден­ное и с тру­дом осо­знан­ное, Мало­ун окон­ча­тель­но утвер­дил­ся во мне­нии, что луч­ше сохра­нить все в тайне, ина­че бес­страш­ный борец пре­вра­тил­ся бы в дер­га­ю­ще­го­ся нев­ро­ти­ка, а ста­рые камен­ные тру­що­бы и тем­но­ко­жие ковар­ные лица – в ноч­ной кош­мар и жут­ко­ва­тое чудо. Не в пер­вый раз Мало­ун пода­вил в себе жела­ние как-то истол­ко­вать пере­жи­тое. Раз­ве сам по себе пры­жок в раз­но­языч­ную без­дну нью-йорк­ско­го пре­ступ­но­го мира мож­но рас­це­нить ина­че, как чуда­че­ство, не под­да­ю­ще­е­ся разум­но­му объ­яс­не­нию? Да и что мог уви­деть зна­ток древ­не­го кол­дов­ства и гро­теск­ных чудес, откры­тых про­ни­ца­тель­но­му взгля­ду, в этом кот­ле с ядо­ви­тым варе­вом, где сме­ша­лось все зло про­шлых веков и вер­ши­лось гнус­ное наси­лие? Он видел адское пла­мя, зеле­но­ва­тое и таин­ствен­ное, в ужас­ной меша­нине явной жад­но­сти и скры­то­го кощун­ства.

Мало­ун застен­чи­во улы­бал­ся, когда все зна­ко­мые нью-йорк­цы насме­ха­лись над его экс­пе­ри­мен­та­ми в поли­цей­ской рабо­те. Они ост­ро­ум­но и цинич­но высме­и­ва­ли его фан­та­сти­че­скую пого­ню за непо­зна­ва­е­мы­ми тай­на­ми и заве­ря­ли его, что в наше вре­мя в Нью-Йор­ке мож­но най­ти лишь кич и вуль­гар­ность. Один из зна­ко­мых пред­ло­жил Мало­уну пари на огром­ную сум­му, что он не смо­жет, как бы ни рас­хва­ли­ва­ла его «Дуб­лин ревю», напи­сать инте­рес­ный рас­сказ о жиз­ни нью-йорк­ско­го «дна». Теперь Мало­ун зад­ним чис­лом понял: иро­ния кос­мо­са под­твер­жда­ет про­ро­че­ские сло­ва, тай­но опро­вер­гая их лег­ко­мыс­лие. В кон­це кон­цов, ужас не опи­шешь в сло­вах: он подо­бен кни­ге, о кото­рой немец у Э. По [1 — …Немец у По… – име­ет­ся в виду рас­сказ «Чело­век тол­пы» Э. А. По.] гово­рит: «Es lasst sich nicht lesen» – «Она не поз­во­ля­ет себя про­честь».


II

Мало­ун был твер­до убеж­ден, что всю­ду и все­гда есть скры­тая тай­на. В юно­сти он тон­ко чув­ство­вал скры­тую кра­со­ту и радость и был поэтом, но с года­ми бед­ность, горе­сти и ссыл­ка обра­ти­ли его вни­ма­ние на мрач­ную сто­ро­ну жиз­ни, и теперь его интри­го­ва­ло тай­ное про­яв­ле­ние зла в мире. Повсе­днев­ная жизнь пре­вра­ти­лась для него в фан­тас­ма­го­рию мрач­ных иссле­до­ва­ний тене­вой сто­ро­ны жиз­ни. Он то с вожде­ле­ни­ем взи­рал на скры­тый порок в луч­ших тра­ди­ци­ях Берд­слея [2 Берд­слей (Бердс­ли) Обри (1872–1898) – англий­ский худож­ник­гра­фик.], то давал понять, что за самы­ми обыч­ны­ми фор­ма­ми и пред­ме­та­ми кро­ет­ся наси­лие и кош­мар в тра­ди­ци­ях тон­ких и менее извест­ных работ Густа­ва Доре [3 — Доре Гюстав – фран­цуз­ский худож­ник. Воз­мож­но, Лав­крафт име­ет в виду его иллю­стра­ции к «Inferno» Дан­те (1265–1321), авто­ра «Боже­ствен­ной коме­дии».]. Мало­ун одоб­рял насмеш­ки людей высо­ко­го интел­лек­та над скры­ты­ми тай­на­ми: он пола­гал, что непо­сред­ствен­ный кон­такт высо­ко­го интел­лек­та с тай­на­ми, сохра­нен­ны­ми ста­рин­ны­ми или совре­мен­ны­ми при­ми­тив­ны­ми куль­та­ми, может угро­жать суще­ство­ва­нию мира, а может быть, и цель­но­сти Все­лен­ной. Конеч­но, мрач­ность этих рас­суж­де­ний нали­цо, но у Мало­у­на она урав­но­ве­ши­ва­лась здра­вым смыс­лом и глу­бо­ким чув­ством юмо­ра. Мало­ун вполне доволь­ство­вал­ся полу­раз­га­дан­ной тай­ной, запрет­ной для поверх­ност­но­го тол­ко­ва­ния. А нерв­ный срыв про­изо­шел у него пото­му, что он по дол­гу служ­бы столк­нул­ся лицом к лицу с чем-то ужас­ным и дья­воль­ски ковар­ным.

Неко­то­рое вре­мя тому назад Мало­у­на коман­ди­ро­ва­ли в поли­цей­ский уча­сток на Бат­лер-стрит в Бруклине, где он обра­тил вни­ма­ние на рас­сле­до­ва­ние в Ред-Хуке. Это на ред­кость убо­гое место воз­ле ста­рой при­ста­ни на Гавер­нор-Айленд с гряз­ны­ми доро­га­ми, веду­щи­ми вверх от при­ча­лов к тру­що­бам Клин­тон– и Корт-стрит – там, где они сво­ра­чи­ва­ют к Боро-Хол­лу. Дома в Ред-Хуке в основ­ном кир­пич­ные, постро­ен­ные в нача­ле или в сере­дине про­шло­го века. Неко­то­рые улоч­ки и пере­ул­ки сохра­ня­ют вол­ну­ю­щий дух ста­ри­ны, кото­рый по тра­ди­ции назы­ва­ют дик­кен­сов­ским. Ред- Хук – сво­е­го рода Вави­лон, сме­ше­ние язы­ков. Здесь живут сирий­цы, испан­цы, ита­льян­цы, негры, веду­щие посто­ян­ную меж­до­усоб­ную вой­ну. Непо­да­ле­ку – посе­ле­ния скан­ди­на­вов и аме­ри­кан­цев. Это поис­ти­не вави­лон­ское стол­по­тво­ре­ние, шум и грязь, жут­кие вопли, сли­ва­ю­щи­е­ся с плес­ком волн у пир­сов, чудо­вищ­ная орган­ная лита­ния пор­то­вых гуд­ков. Дав­ным-дав­но здесь наблю­да­лась иная кар­ти­на – ясно­гла­зые моря­ки у при­ча­ла, доб­рот­ные дома состо­я­тель­ных хозя­ев, постро­ен­ные со вку­сом, особ­ня­ки на горе. Остат­ки было­го бла­го­по­лу­чия – архи­тек­ту­ра зда­ний, ред­кие кра­си­вые церк­ви. Отдель­ные дета­ли быта – сле­ды ори­ги­наль­но­го искус­ства и куль­тур­но­го про­шло­го – стер­тые сту­пень­ки лест­ни­цы, обшар­пан­ная дверь подъ­ез­да, жал­кая пара пиляст­ров или фраг­мент погну­то­го и ржа­во­го ограж­де­ния газо­на. Застрой­ка квар­таль­ная, и окна-фона­ри неко­то­рых домов напо­ми­на­ют о про­шлом, когда домо­чад­цы капи­та­нов и вла­дель­цев кораб­лей высмат­ри­ва­ли их в море.

Теперь этот источ­ник мате­ри­аль­но­го и духов­но­го гни­е­ния оскорб­ля­ет небо бого­хуль­ством на сотне язы­ков. Орды бро­дяг шата­ют­ся по ули­цам и пере­ул­кам с кри­ка­ми и пес­ня­ми, неви­ди­мые руки вне­зап­но гасят свет, задер­ги­ва­ют што­ры, и смуг­лых, с печа­тью поро­ка лиц уже не вид­но в окнах, когда непро­ше­ные гости начи­на­ют бро­дить по ули­цам. Поли­цей­ские отча­я­лись наве­сти здесь поря­док или изме­нить что-то к луч­ше­му и лишь ста­ра­ют­ся огра­дить окру­жа­ю­щий мир от зара­зы Ред­Ху­ка. Поли­цей­ский пат­руль встре­ча­ет при­зрач­ная тиши­на, и аре­сто­ван­ные здесь пре­ступ­ни­ки не дают пока­за­ний. Явные нару­ше­ния зако­на столь же раз­но­об­раз­ны, как и мест­ные диа­лек­ты, а диа­па­зон пре­ступ­ле­ний – от кон­тра­бан­ды рома и неле­галь­но­го про­жи­ва­ния ино­стран­цев, все­воз­мож­ных уго­лов­но нака­зу­е­мых дея­ний до раз­бой­ных напа­де­ний и самых звер­ских убийств. Гром­кие пре­ступ­ле­ния совер­ша­ют­ся здесь не чаще, чем в дру­гих местах, но это не дела­ет чести Ред-Хуку, раз­ве что сомни­тель­ную честь искус­ства заме­тать сле­ды. В Ред- Хук мно­гие при­хо­дят, но немно­гие ухо­дят отсю­да, по край­ней мере по суше, и у тех, кто дер­жит язык за зуба­ми, шан­сов уйти боль­ше.

Мало­ун улав­ли­вал в таком поло­же­нии вещей зло­во­ние тай­но­го сго­во­ра, более ужас­но­го, чем любой грех, осуж­да­е­мый граж­да­на­ми и зама­ли­ва­е­мый свя­щен­ни­ка­ми и филан­тро­па­ми. Мало­ун созна­вал – в этом ему помо­га­ло и вооб­ра­же­ние, и науч­ные зна­ния, – что совре­мен­ные люди в усло­ви­ях без­за­ко­ния непо­сти­жи­мым обра­зом руко­вод­ству­ют­ся самы­ми тем­ны­ми вар­вар­ски­ми инстинк­та­ми в повсе­днев­ной жиз­ни и рели­ги­оз­ных куль­тах. Мало­ун, зна­ток чело­ве­че­ской при­ро­ды, зача­стую с содро­га­ни­ем наблю­дал про­цес­сии обез­об­ра­жен­ных оспой моло­дых людей с одур­ма­нен­ны­ми гла­за­ми. Они бре­ли по ули­цам в полу­ноч­ной тем­но­те, про­из­но­ся нарас­пев какие-то закли­на­ния и про­кля­тия. Он посто­ян­но видел подо­зри­тель­ные груп­пы моло­дых людей. Они сто­я­ли в дозо­ре на углах улиц и иско­са посмат­ри­ва­ли по сто­ро­нам, что-то наиг­ры­ва­ли с мрач­ным видом в две­рях домов, одур­ма­нен­но дре­ма­ли или руга­лись за сто­ли­ка­ми кафе близ Боро-Хол­ла, а порой пере­шеп­ты­ва­лись воз­ле поби­тых так­си, сто­яв­ших у высо­ких кры­лец обшар­пан­ных домов с плот­но закры­ты­ми став­ня­ми. Эти ребя­та пуга­ли и интри­го­ва­ли его боль­ше, чем он при­знал­ся бы това­ри­щам по служ­бе. Для Мало­у­на они были чудо­вищ­ной нитью пре­ем­ствен­но­сти, заткан­ной в какой-то дья­воль­ский узор мно­го­ве­ко­вой дав­но­сти, таин­ствен­ный и ниче­го обще­го не име­ю­щий с жал­кой куч­кой фак­тов – спис­ком при­то­нов, при­мет и пова­док их завсе­гда­та­ев, доб­ро­со­вест­но состав­лен­ным в поли­ции. Эти моло­дые люди, по мне­нию Мало­у­на, явля­лись наслед­ни­ка­ми каких-то жут­ких пер­во­быт­ных обы­ча­ев, участ­ни­ка­ми уни­жа­ю­щих чело­ве­че­ское досто­ин­ство куль­тов, более древ­них, чем само чело­ве­че­ство. Сама согла­со­ван­ность их дей­ствий наво­ди­ла на мысль о поряд­ке, кро­ю­щем­ся за види­мым нищен­ским бес­по­ряд­ком. Мало­ун не стал бы тра­тить вре­мя попу­сту на чте­ние трак­та­тов типа «Культ ведьм в Запад­ной Евро­пе» мисс Мари [4 — …«Культ ведь­мы в Запад­ной Евро­пе» мисс Мари… – Мари Мар­га­рет Али­са (1863–1963), англий­ский уче­ный, в первую оче­редь егип­то­лог, так­же автор кни­ги «Культ ведь­мы в Запад­ной Евро­пе» (Окс­форд, 1921).]. Он знал, что до сих пор у кре­стьян и мно­гих дру­гих суе­вер­ных людей сохра­нил­ся обы­чай посе­щать тай­ные собра­ния и страш­ные оргии. Этот обы­чай вос­хо­дил к тем­ным куль­там про­шло­го и отра­зил­ся в леген­дах и пре­да­ни­ях под назва­ни­ем «чер­ная магия» или «шабаш ведьм». Мало­ун и мыс­ли не допус­кал, что дья­воль­ские остат­ки ста­рых ази­ат­ских и ура­ло-алтай­ских куль­тов пло­до­ро­дия пол­но­стью исчез­ли, и часто думал, какие пере­жит­ки этой жут­кой ста­ри­ны, чер­нее и страш­нее тех, о кото­рых шеп­чут­ся люди, еще живут в наше вре­мя.

III

Мало­ун ока­зал­ся в самой гуще собы­тий в Ред-Хуке, когда занял­ся делом Робер­та Сай­де­ма. Сай­дем был затвор­ник, насто­я­щий книж­ный червь, пото­мок ста­рин­но­го дат­ско­го рода, неко­гда чело­век вполне состо­я­тель­ный. Он жил во Флэт­бу­ше, в про­стор­ном, пло­хо сохра­нив­шем­ся особ­ня­ке, кото­рый постро­ил его дед. В те вре­ме­на это была дерев­ня, и дома в коло­ни­аль­ном сти­ле рас­по­ла­га­лись вокруг уви­той плю­щом рефор­мист­ской церк­вуш­ки со шпи­лем и нидер­ланд­ско­го клад­би­ща за желез­ной огра­дой. Уеди­нив­шись в сво­ем особ­ня­ке, сто­яв­шем посре­ди ста­ро­го сада, Сай­дем шесть десят­ков лет читал и раз­мыш­лял. Прав­да, лет трид­цать тому назад он отпра­вил­ся на паро­хо­де в Ста­рый Свет и про­жил там восемь лет. Слу­ги были для Сай­де­ма непоз­во­ли­тель­ной рос­ко­шью, а гости заха­жи­ва­ли к нему крайне ред­ко. Сай­дем ни с кем не заво­дил дру­же­ских отно­ше­ний и ред­ких посе­ти­те­лей при­ни­мал в одной из трех ком­нат пер­во­го эта­жа, где под­дер­жи­вал поря­док, – в про­стор­ной, с высо­ким потол­ком биб­лио­те­ке. Вдоль ее стен рас­по­ла­га­лись книж­ные шка­фы, плот­но устав­лен­ные уве­си­сты­ми тома­ми арха­ич­но­го вида и весь­ма предо­су­ди­тель­но­го содер­жа­ния. Рост город­ка и его погло­ще­ние Бруклин­ским рай­о­ном Нью-Йор­ка никак не повли­я­ли на жизнь Сай­де­ма, а сам он при­вле­кал все мень­ше и мень­ше вни­ма­ния окру­жа­ю­щих. Ровес­ни­ки еще узна­ва­ли его на ули­це, но для боль­шин­ства моло­дых жите­лей он был все­го-навсе­го тол­стым ста­ри­ком стран­но­го вида: неопрят­ные седые воло­сы, щети­ни­стая бород­ка, лос­ня­щий­ся чер­ный костюм и трость с золо­тым набал­даш­ни­ком – все это вызы­ва­ло лишь насмеш­ку.

Мало­ун не знал Сай­де­ма в лицо, пока не озна­ко­мил­ся с его «делом», но был ранее наслы­шан о нем как о глу­бо­ком зна­то­ке сред­не­ве­ко­вых куль­тов и суе­ве­рий и одна­жды решил, что как-нибудь на досу­ге обя­за­тель­но про­ли­ста­ет уже рас­про­дан­ную бро­шю­ру Сай­де­ма о каб­ба­ле [5Каббала (др. – евр., букв.: пре­да­ние) – мисти­че­ское тече­ние в иуда­из­ме. Воз­ник­ло в IX в. Так назы­ва­е­мая прак­ти­че­ская каб­ба­ла осно­ва­на на вере в то, что чело­век может актив­но вме­ши­вать­ся в боже­ствен­но­кос­ми­че­ский про­цесс при помо­щи спе­ци­аль­ных риту­а­лов и молитв. Лав­крафт очень серьез­но отно­сил­ся к каб­ба­ле и счи­тал ее вели­кой заслу­гой иуде­ев.] и леген­де о док­то­ре Фау­сте, кото­рую при­я­тель Мало­у­на цити­ро­вал по памя­ти.

«Дело» Сай­де­ма появи­лось на свет, когда его даль­ние и един­ствен­ные род­ствен­ни­ки пыта­лись дока­зать через суд, что он невме­ня­ем. Досу­жие язы­ки сочли их дей­ствия неожи­дан­ны­ми, на самом же деле они были пред­при­ня­ты после дол­гих наблю­де­ний и горест­ных бесед. Род­ствен­ни­ки отме­ча­ли стран­ные пере­ме­ны в речи Сай­де­ма и в его пове­де­нии – какие-то дикие домыс­лы насчет гря­ду­щих чудес­ных пере­мен, непо­нят­ное при­стра­стие к бруклин­ским тру­що­бам. С года­ми Сай­дем силь­но обно­сил­ся и теперь бро­дил по ули­цам как насто­я­щий нищий. Ино­гда шоки­ро­ван­ные дру­зья виде­ли его в под­зем­ке или на ска­мей­ке у Боро-Хол­ла, где он бесе­до­вал с каки­ми-то тем­но­ко­жи­ми, не вну­ша­ю­щи­ми дове­рия людь­ми. Сай­дем посто­ян­но лепе­тал о какой-то неогра­ни­чен­ной силе, кото­рой он ско­ро будет наде­лен, или бла­го­го­вей­но повто­рял мисти­че­ские тер­ми­ны и име­на: Сефи­рот, Асмо­дей, Самю­эль. Судеб­ное рас­сле­до­ва­ние уста­но­ви­ло, что Сай­дем тра­тит весь свой доход ран­тье и основ­ной капи­тал на при­об­ре­те­ние в Лон­доне и Пари­же фоли­ан­тов сомни­тель­но­го содер­жа­ния и на жал­кую квар­ти­ру в полу­под­ва­ле в рай­оне Ред-Хук. Там он про­во­дит почти каж­дый вечер, при­ни­мая подо­зри­тель­ные ком­па­нии каких-то голо­во­ре­зов и ино­стран­цев. В квар­ти­ре с плот­но зана­ве­шен­ны­ми окна­ми явно совер­ша­лось куль­то­вое дей­ство. Част­ные детек­ти­вы, при­став­лен­ные к Сай­де­му, сооб­ща­ли о стран­ных выкри­ках, моно­тон­ных рас­пе­вах, обря­до­вых ноч­ных пляс­ках. Их при­во­дил в ужас экс­таз, исступ­ле­ние, сопро­вож­дав­шие стран­ные ноч­ные обря­ды, хоть сами по себе таин­ствен­ные оргии в про­мозг­лом Ред-Хуке были не в дико­вин­ку. Но на судеб­ном засе­да­нии Сай­де­му уда­лось отсто­ять свою неза­ви­си­мость. Он про­де­мон­стри­ро­вал хоро­шие мане­ры и здра­вый смысл: с готов­но­стью при­знал стран­ность сво­е­го пове­де­ния и неко­то­рую экс­тра­ва­гант­ность сло­вар­но­го запа­са. Это, по его сло­вам, объ­яс­ня­лось исклю­чи­тель­но пре­дан­но­стью нау­ке. В послед­нее вре­мя он яко­бы зани­мал­ся иссле­до­ва­ни­ем неко­то­рых осо­бен­но­стей евро­пей­ско­го фольк­ло­ра. Исклю­чи­тель­но в инте­ре­сах нау­ки ему при­хо­ди­лось общать­ся с раз­лич­ны­ми груп­па­ми ино­стран­цев, изу­чать их пес­ни и народ­ные тан­цы. А пред­по­ло­же­ния род­ствен­ни­ков, что он-де стал жерт­вой при­ми­тив­но­го тай­но­го обще­ства, явно абсурд­ны и дока­зы­ва­ют лишь одно: их пред­став­ле­ния о нем и его рабо­те, к сожа­ле­нию, крайне огра­ни­чен­ны. Итак, Сай­дем вышел из зала суда побе­ди­те­лем, к вели­ко­му неудо­воль­ствию ист­цов – Сай­де­мов, Кор­ме­ров, ван Бран­тов, вынуж­ден­ных ото­звать сво­их плат­ных детек­ти­вов.

Имен­но на этом эта­пе делом Сай­де­ма заня­лась город­ская и феде­раль­ная поли­ция, в том чис­ле и Мало­ун. Поли­ция и рань­ше с инте­ре­сом наблю­да­ла за ходом рас­сле­до­ва­ния и в неко­то­рых слу­ча­ях при­хо­ди­ла на помощь част­ным детек­ти­вам. В резуль­та­те выяс­ни­лось, что новые при­я­те­ли Сай­де­ма – зако­ре­не­лые пре­ступ­ни­ки из тем­ных зако­ул­ков Ред-Хука и по край­ней мере треть из них неод­но­крат­но при­вле­ка­лась к суду за воров­ство, нару­ше­ние обще­ствен­но­го поряд­ка и ввоз в стра­ну неле­галь­ных имми­гран­тов. Разу­ме­ет­ся, не будет силь­ным пре­уве­ли­че­ни­ем, если мы ска­жем, что круг зна­ко­мых ста­ро­го уче­но­го почти пол­но­стью сов­па­дал с кру­гом орга­ни­зо­ван­ных в бан­ды пре­ступ­ни­ков, заво­зив­ших в стра­ну без­вест­ных ази­ат­ских имми­гран­тов, бла­го­ра­зум­но отверг­ну­тых на Элли-Айлен­де.

В бит­ком наби­тых при­то­нах Пар­кер-плейс – с тех пор пере­име­но­ван­ной, – там, где у Сай­де­ма была квар­ти­ра в полу­под­валь­ном поме­ще­нии, обра­зо­ва­лась очень необыч­ная коло­ния людей с рас­ко­сы­ми гла­за­ми. Они поль­зо­ва­лись араб­ским алфа­ви­том, но боль­шин­ство сирий­цев, жив­ших на Атлан­тик-аве­ню или на сосед­них ули­цах, ярост­но отвер­га­ли свое род­ство с ними. Их мог­ли бы депор­ти­ро­вать как неле­галь­ных имми­гран­тов, но маши­на пра­во­су­дия про­кру­чи­ва­ет­ся крайне мед­лен­но, а Ред-Хук пред­по­чи­та­ли оста­вить в покое, пока обще­ствен­ность не потре­бу­ет вме­ша­тель­ства.

Эти люди посе­ща­ли полу­раз­ва­лив­шу­ю­ся готи­че­скую церк­вуш­ку, рас­по­ло­жен­ную в самой отвра­ти­тель­ной части пор­та. По сре­дам там устра­и­ва­лись тан­цы. Офи­ци­аль­но она счи­та­лась като­ли­че­ской, но все свя­щен­ни­ки в Бруклине отка­зы­ва­лись при­знать ее освя­щен­ной цер­ко­вью, и поли­цей­ские, слы­шав­шие по ночам жут­кие кри­ки, доно­сив­ши­е­ся отту­да, были с ними вполне соглас­ны. Мало­уну каза­лось, что он слы­шал над­трес­ну­тые басо­вые зву­ки орга­на, запря­тан­но­го где-то в под­зе­ме­лье пустой и тем­ной церк­ви, а неко­то­рые оче­вид­цы были напу­га­ны кри­ка­ми и бара­бан­ным боем, сопро­вож­дав­ши­ми неве­до­мо кем отправ­ля­е­мую служ­бу. Когда Сай­де­ма спро­си­ли в суде, что за сбо­ри­ща про­ис­хо­дят в церк­ви, он отве­тил, что, по его мне­нию, эти люди испо­ве­ду­ют раз­но­вид­ность несто­ри­ан­ско­го хри­сти­ан­ства с при­ме­сью тибет­ско­го шама­низ­ма. Он выска­зал пред­по­ло­же­ние, что боль­шин­ство при­хо­жан – мон­го­ло­и­ды, родом из Кур­ди­ста­на и при­ле­га­ю­щих рай­о­нов. Мало­ун тогда же вспом­нил, что в Кур­ди­стане все еще живы пере­жит­ки пер­сид­ско­го куль­та покло­не­ния дья­во­лу. Как бы то ни было, дело Сай­де­ма про­яс­ни­ло, что неле­галь­ные имми­гран­ты навод­ни­ли Ред-Хук и чис­лен­ность их все воз­рас­та­ет. Их тай­ком пере­во­зят моря­ки, минуя тамо­жен­ный досмотр и пор­то­вую поли­цию. Имми­гран­ты уже засе­ли­ли Пар­кер- плейс и осва­и­ва­ют выше­ле­жа­щие ули­цы. Мест­ные общи­ны отно­сят­ся к ним на удив­ле­ние дру­же­люб­но. При­зе­ми­стые, широ­ко­ску­лые и рас­ко­сые, смеш­ные в кри­ча­щих аме­ри­кан­ских тряп­ках, они актив­но попол­ня­ли чис­ло без­дель­ни­ков и ганг­сте­ров рай­о­на Боро-Холл. Нако­нец воз­ник­ла необ­хо­ди­мость под­счи­тать их чис­ло, уста­но­вить, каки­ми путя­ми они при­бы­ва­ют в Нью-Йорк, чем зани­ма­ют­ся, а потом, воз­мож­но, устро­ить обла­ву и пере­дать их имми­гра­ци­он­ным вла­стям. Эту зада­чу и пору­чи­ли Мало­уну город­ская и феде­раль­ная поли­ция. Заняв­шись изу­че­ни­ем Ред­Ху­ка, Мало­ун почув­ство­вал, что сто­ит на краю страш­ной без­дны, а его глав­ный враг и сата­на- иску­си­тель – обно­сив­ший­ся, неряш­ли­вый Роберт Сай­дем.


IV

Поли­цей­ские мето­ды рас­сле­до­ва­ния хит­ро­ум­ны и раз­но­об­раз­ны. Мало­ун бро­дил по ули­цам со ску­ча­ю­щим видом, заво­дил яко­бы слу­чай­ные бесе­ды, пред­ла­гал слу­чай­ным зна­ко­мым выпить из кар­ман­ной фляж­ки, вел рас­су­ди­тель­ные дол­гие бесе­ды с пере­пу­ган­ны­ми заклю­чен­ны­ми. Он собрал мас­су моза­ич­ных фак­тов о дви­же­нии, кото­рое ста­ло при­об­ре­тать угро­жа­ю­щий харак­тер. При­ез­жие, конеч­но, были кур­да­ми, но труд­но было точ­но уста­но­вить, на каком диа­лек­те они гово­ри­ли. Те из них, что зара­ба­ты­ва­ли себе на хлеб, тру­ди­лись груз­чи­ка­ми в пор­ту, вели неза­кон­ную тор­гов­лю враз­нос, зача­стую при­слу­жи­ва­ли в гре­че­ских ресто­ра­нах, про­да­ва­ли газе­ты в киос­ках на углу. Но боль­шая часть не рабо­та­ла и явно име­ла связь с пре­ступ­ным миром. Бут­ле­гер­ство и кон­тра­бан­да были самы­ми невин­ны­ми заня­ти­я­ми. Имми­гран­ты при­бы­ва­ли на паро­хо­дах, глав­ным обра­зом на гру­зо­вых судах, не рабо­та­ю­щих на опре­де­лен­ных рей­сах. Без­лун­ны­ми тем­ны­ми ноча­ми вновь при­быв­ших тай­ком пере­са­жи­ва­ли на греб­ные шлюп­ки, а те про­плы­ва­ли под каким-то при­ча­лом в потай­ной канал и ока­зы­ва­лись в тай­ной под­зем­ной заво­ди под домом. Мало­уну все не уда­ва­лось выяс­нить, что это за при­чал, канал и дом, пото­му что в памя­ти у его осве­до­ми­те­лей все пере­пу­та­лось, да и речь их поста­ви­ла бы в тупик само­го бле­стя­ще­го пере­вод­чи­ка. Не уда­лось Мало­уну и собрать инфор­ма­цию о том, что застав­ля­ло их плыть в Нью-Йорк. Его собе­сед­ни­ки свя­то хра­ни­ли в тайне место, отку­да они при­бы­ли, и нико­гда не выбал­ты­ва­ли назва­ние агент­ства, кото­рое выис­ки­ва­ло их на родине и направ­ля­ло сюда. Сто­и­ло ему поин­те­ре­со­вать­ся, зачем они при­е­ха­ли в Аме­ри­ку, и людей охва­ты­вал страх. Ганг­сте­ры из дру­гих этни­че­ских групп тоже дер­жа­ли язык за зуба­ми. Мало­ун слы­шал лишь, что некий бог или вели­кий маг обе­щал им неслы­хан­ную силу, сла­ву и власть в чужой стране.

И вновь при­быв­шие, и ста­рые ганг­сте­ры регу­ляр­но явля­лись на тща­тель­но охра­ня­е­мые ноч­ные сбо­ри­ща к Сай­де­му. Поли­ция дозна­лась, что преж­ний книж­ный червь и затвор­ник сда­ет квар­ти­ры гостям, зна­ю­щим его пароль. Во вла­де­нии Сай­де­ма было три дома, и он посто­ян­но рас­се­лял там сво­их подо­зри­тель­ных дру­зей. Сай­дем теперь ред­ко появ­лял­ся в сво­ем особ­ня­ке во Флэт­бу­ше. Он при­хо­дил туда толь­ко за кни­га­ми. И в его лице, и в мане­рах появи­лось что-то оттал­ки­ва­ю­щее. Мало­ун два­жды пытал­ся пере­го­во­рить с Сай­де­мом, но каж­дый раз полу­чал гру­бый отпор. Сай­дем утвер­ждал, что ниче­го не зна­ет о каких-то там таин­ствен­ных заго­во­рах или дви­же­ни­ях и поня­тия не име­ет, как сюда попа­ли кур­ды и что им нуж­но в Нью-Йор­ке. Его дело – изу­чать неиз­вест­ный нау­ке фольк­лор всех имми­гран­тов рай­о­на Ред- Хук, а у поли­ции нет ника­ких закон­ных осно­ва­ний инте­ре­со­вать­ся его иссле­до­ва­ни­я­ми. Мало­ун польстил ста­ри­ку вос­тор­жен­ным отзы­вом о его бро­шю­ре. Сай­дем смяг­чил­ся, но лишь на мгно­ве­ние. Он чуял втор­же­ние и дал недву­смыс­лен­ный отпор незва­но­му гостю. Мало­ун ушел чрез­вы­чай­но раз­дра­жен­ный и обра­тил­ся к дру­гим источ­ни­кам инфор­ма­ции.

Что рас­крыл бы Мало­ун, имей он воз­мож­ность рабо­тать непре­рыв­но, мы нико­гда не узна­ем. А слу­чи­лось так, что глу­пый кон­фликт меж­ду город­ски­ми и поли­цей­ски­ми вла­стя­ми задер­жал рас­сле­до­ва­ние на несколь­ко меся­цев. Мало­ун полу­чил новое зада­ние. Но все это вре­мя он не терял инте­ре­са к делу Сай­де­ма и пото­му был очень удив­лен про­изо­шед­шей с ним пере­ме­ной. В то вре­мя как по Нью-Йор­ку про­ка­ти­лась вол­на похи­ще­ния детей и бес­след­но­го исчез­но­ве­ния людей, с неряш­ли­вым уче­ным про­изо­шла мета­мор­фо­за, столь же уди­ви­тель­ная, сколь и абсурд­ная. Как-то раз его уви­де­ли близ Боро-Хол­ла све­же­вы­бри­тым и акку­рат­но под­стри­жен­ным. Более того, он был одет с без­уко­риз­нен­ным вку­сом. С тех пор с ним что ни день про­ис­хо­ди­ли уди­ви­тель­ные изме­не­ния к луч­ше­му. Сай­дем про­дол­жал демон­стри­ро­вать утон­чен­ность вку­са, в гла­зах у него появил­ся непри­выч­ный блеск, в речи – живость. Посте­пен­но он избав­лял­ся от лиш­не­го веса, так дол­го дефор­ми­ро­вав­ше­го его фигу­ру. Теперь, когда его при­ни­ма­ли за более моло­до­го чело­ве­ка, чем он был, поход­ка Сай­де­ма ста­ла пру­жи­ни­стой, а мане­ра дер­жать­ся – жиз­не­ра­дост­ной, что соот­вет­ство­ва­ло его ново­му обли­ку. Любо­пыт­но, что и воло­сы у него потем­не­ли, явно без вме­ша­тель­ства кра­си­те­лей.

Со вре­ме­нем он стал оде­вать­ся менее фор­маль­но и нако­нец пора­зил зна­ко­мых и род­ных тем, что пере­стро­ил особ­няк и обно­вил его инте­рьер. Потом он устро­ил целую серию при­е­мов, при­гла­сив на них всех, кого мог при­пом­нить, и про­явил осо­бое вни­ма­ние к пол­но­стью про­щен­ным род­ствен­ни­кам, еще недав­но желав­шим объ­явить его недее­спо­соб­ным. Одни явля­лись на его при­е­мы из любо­пыт­ства, дру­гие – из чув­ства дол­га, но любез­ность и госте­при­им­ство быв­ше­го затвор­ни­ка оча­ро­ва­ли бук­валь­но всех. Сай­дем заявил, что почти завер­шил свою науч­ную рабо­ту, а недав­но полу­чил наслед­ство от полу­за­бы­то­го дру­га из Евро­пы и наме­рен про­ве­сти остав­ши­е­ся годы как более яркую вто­рую моло­дость. Ее поз­во­ли­ли вер­нуть мате­ри­аль­ная сво­бо­да, забо­та о себе и дие­та. Сай­де­ма все реже виде­ли в Ред-Хуке и все чаще – в обще­стве, к кото­ро­му он при­над­ле­жал по рож­де­нию. Поли­цей­ские отме­ти­ли, что ганг­сте­ры теперь соби­ра­ют­ся у камен­ной церк­вуш­ки, слу­жив­шей и тан­це­валь­ным залом, а не в полу­под­валь­ной квар­ти­ре на Пар­кер-плейс, хоть и в ней, и в сосед­них домах по-преж­не­му бур­ли­ла пара­зи­ти­че­ская жизнь.

Потом про­изо­шли два собы­тия, внешне совсем меж­ду собой не свя­зан­ные, но пред­став­ляв­шие огром­ный инте­рес для дела – в том плане, в каком его рас­смат­ри­вал Мало­ун. Пер­вое – фор­маль­ное объ­яв­ле­ние в «Игл» о помолв­ке Робер­та Сай­де­ма с мисс Кор­не­ли­ей Гер­рит­сен из Бей­сай­да, моло­дой дамой с завид­ным поло­же­ни­ем в обще­стве, даль­ней род­ствен­ни­цей немо­ло­до­го жени­ха. Вто­рое – поли­цей­ский рейд в церк­вуш­ку, слу­жив­шую тан­це­валь­ным залом, пред­при­ня­тый город­ской поли­ци­ей после сооб­ще­ния о том, что кто-то видел мель­ком в окне полу­под­ва­ла лицо похи­щен­но­го ребен­ка. Мало­ун участ­во­вал в рей­де и с боль­шим тща­ни­ем осмот­рел цер­ковь изнут­ри. Ника­ких улик не нашли. Во вре­мя рей­да цер­ковь ока­за­лась совер­шен­но пустой, но тон­ко чув­ству­ю­ще­му кель­ту поче­му-то не понра­ви­лось внут­рен­нее убран­ство. Его поко­ро­би­ли гру­бые пан­но – лица свя­тых на них были под­черк­ну­то зем­ные, обы­ден­ные, с каким-то глум­ли­вым выра­же­ни­ем. Живо­пи­сец поз­во­лил себе воль­ность в изоб­ра­же­нии, кото­рая поко­ро­би­ла бы любо­го миря­ни­на.
Не понра­ви­лась ему и гре­че­ская над­пись на стене над кафед­рой про­по­вед­ни­ка. Это было древ­нее закли­на­ние, кото­рое ему когда-то попа­лось на гла­за еще в кол­ле­дже в Дуб­лине. Вот его бук­валь­ный пере­вод: «О, друг и спут­ник в ночи, ты, раду­ю­щий­ся лаю собак и про­ли­той кро­ви, ты, бро­дя­щий сре­ди теней на клад­би­ще, ты, жаж­ду­щий кро­ви и наво­дя­щий ужас на смерт­ных, Гор­го, Мор­мо, тыся­че­ли­кая Луна, воз­зри бла­го­при­ят­но на при­но­си­мые нами жерт­вы!»

Мало­ун вздрог­нул, про­чи­тав закли­на­ние, и смут­но вспом­нил глу­хие над­трес­ну­тые зву­ки орга­на, доно­сив­ши­е­ся, как ему каза­лось, из под­зе­ме­лья церк­ви по ночам. Мураш­ки побе­жа­ли у него по коже, когда он уви­дел заржа­вев­ший обо­док метал­ли­че­ско­го таза, сто­яв­ше­го на алта­ре, и учу­ял тош­но­твор­ный слад­ко­ва­тый запах. Его пре­сле­до­ва­ли зву­ки орга­на, и он с осо­бым тща­ни­ем осмот­рел перед ухо­дом под­валь­ное поме­ще­ние. Мало­уну было нена­вист­но само место, но, в кон­це кон­цов, кощун­ствен­ные пан­но и над­пись – не более чем гру­бая маз­ня невежд.

Ко вре­ме­ни бра­ко­со­че­та­ния Сай­де­ма похи­ще­ния детей при­об­ре­ли скан­даль­но широ­кий харак­тер и широ­ко осве­ща­лись на стра­ни­цах попу­ляр­ных газет.

Боль­шин­ство жертв были дети из бед­ных семей. Воз­рас­та­ю­щее чис­ло похи­ще­ний вызва­ло под­лин­ную обще­ствен­ную бурю. Прес­са тре­бо­ва­ла от поли­ции ответ­ных мер, и поли­цей­ский уча­сток на Бат­лер-стрит сно­ва орга­ни­зо­вал рейд в Ред-Хук для поис­ка улик и поим­ки пре­ступ­ни­ков. Мало­у­на обра­до­ва­ла воз­мож­ность про­дол­жить рас­сле­до­ва­ние, и он вни­ма­тель­но осмот­рел один из домов Сай­де­ма на Пар­кер-плейс. Похи­щен­ных детей там, конеч­но, не обна­ру­жи­ли, хоть, по сло­вам сви­де­те­лей, они слы­ша­ли кри­ки и нашли где-то воз­ле дома крас­ный шар­фик. Тем не менее гру­бая рос­пись и над­пись на сте­нах с отва­лив­шей­ся шту­ка­тур­кой и при­ми­тив­ная хими­че­ская лабо­ра­то­рия в ман­сар­де укре­пи­ли уве­рен­ность Мало­у­на, что он на пути к чрез­вы­чай­но важ­но­му откры­тию. Рос­пись вызы­ва­ла ужас: все­воз­мож­ные чуди­ща, неопи­су­е­мо обез­об­ра­жен­ные чело­ве­че­ские тела. Над­пи­си были сде­ла­ны крас­ной крас­кой на араб­ском, гре­че­ском, латы­ни и древ­не­ев­рей­ском. Мало­ун разо­брал не так уж мно­го, но те, что про­чел, име­ли зло­ве­щий каб­ба­ли­сти­че­ский смысл. Одна часто повто­ряв­ша­я­ся над­пись – сме­ше­ние древ­не­ев­рей­ско­го и древ­не­гре­че­ско­го – пред­став­ля­ла собой самое страш­ное закли­на­ние демо­нов пери­о­да упад­ка Алек­сан­дрии:

«HEL. HELOYM. SOTHER. EMMANVEL. SABAOTH.
AGLA. TETRAGRAMMATON. AGYROS. OTHEOS.
ISHYROS. ATHANATOS. IEHOVA. VA. ADONAI.
SADAY. HOMOVSION MESSIAS. ESCHEREHEYE».

Кру­ги и пен­та­грам­мы были рас­се­я­ны повсю­ду и сви­де­тель­ство­ва­ли о диких пове­рьях и чая­ни­ях тех, кто жил здесь в нище­те и убо­же­стве. В под­ва­ле, одна­ко, обна­ру­жи­ли и самую дико­вин­ную вещь – слит­ки чисто­го золо­та, небреж­но при­кры­тые меш­ко­ви­ной. На каж­дом слит­ке вид­не­лись те же мисти­че­ские зна­ки, что укра­ша­ли сте­ны. Во вре­мя рей­да рас­ко­сые ази­а­ты, киш­мя кишев­шие здесь, ока­за­ли поли­ции пас­сив­ное сопро­тив­ле­ние. Поли­ция же, не обна­ру­жив улик, отно­ся­щих­ся к делу, не пред­при­ня­ла ника­ких дей­ствий, но капи­тан окруж­но­го поли­цей­ско­го управ­ле­ния напи­сал Сай­де­му пись­мо, где реко­мен­до­ва­лось тща­тель­нее под­би­рать жиль­цов и про­те­же вви­ду нарас­та­ю­ще­го про­те­ста обще­ствен­но­сти.

V

Июль озна­ме­но­вал­ся сва­дьбой и вели­кой сен­са­ци­ей. В пол­день Флэт­буш сиял празд­нич­ным убран­ством и маши­ны с флаж­ка­ми запо­ло­ни­ли все ули­цы воз­ле ста­рой немец­кой церк­ви. Тент был про­тя­нут от две­рей до шос­се. Ни одно собы­тие мест­но­го мас­шта­ба не мог­ло затмить бра­ко­со­че­та­ния Сай­де­ма с мисс Гер­рит­сен ни по блес­ку, ни по раз­ма­ху. Гости, про­во­жав­шие моло­дых в сва­деб­ное путе­ше­ствие на паро­хо­де, были слив­ка­ми обще­ства или, по край­ней мере, весь­ма замет­ны­ми людь­ми в свет­ском обще­стве. В пять часов попо­лу­дни после послед­них про­щаль­ных взма­хов паро­ход отча­лил от пир­са, мед­лен­но раз­вер­нул­ся носо­вой частью к морю, отде­лил­ся от бук­сир­но­го суд­на и вышел навстре­чу мор­ским сти­хи­ям и чуде­сам Ста­ро­го Све­та.

Никто не пом­нил, что при­влек­ло вни­ма­ние рань­ше – крик или гудок гру­зо­во­го суд­на. Веро­ят­но, они про­зву­ча­ли одно­вре­мен­но. Крик донес­ся из каю­ты Сай­де­ма. Мат­рос, выса­див­ший дверь каю­ты, мог бы рас­ска­зать, какие стра­сти ему дове­лось уви­деть, если бы тот­час не сошел с ума. Он кри­чал гром­че жертв, а потом носил­ся по палу­бе, глу­по хихи­кая, пока его не пой­ма­ли и не свя­за­ли. Кора­бель­ный док­тор вошел в каю­ту мину­ту спу­стя и зажег свет. Он не сошел с ума, но нико­му не рас­ска­зы­вал об уви­ден­ном до встре­чи с Мало­уном в Чепа­че. В каю­те про­изо­шло убий­ство – уду­ше­ние, и, несо­мнен­но, к нему не был при­ча­стен ни Сай­дем, ни дру­гой чело­век: об этом сви­де­тель­ство­ва­ли сле­ды ког­тей на шее мис­сис Сай­дем. На белой стене каю­ты на мгно­ве­ние появи­лись страш­ные крас­ные бук­вы. Док­тор запи­сал их по памя­ти. Позд­нее он рас­шиф­ро­вал над­пись. Она была сде­ла­на на хал­дей­ском и озна­ча­ла имя Лилит. О над­пи­си умол­чать было про­сто: она тут же исчез­ла. Все осталь­ное, касав­ше­е­ся жертв, так потряс­ло док­то­ра, что он вынуж­ден был запе­реть каю­ту и при­ве­сти в поря­док свои мыс­ли. Док­тор ска­зал Мало­уну, что он не видел ЭТО. Иллю­ми­на­тор был открыт, и преж­де чем док­тор вклю­чил свет, он заме­тил в тем­ном отвер­стии какое-то фос­фо­рес­ци­ру­ю­щее све­че­ние. Потом эхом в ночи ото­звал­ся глум­ли­вый дья­воль­ский сме­шок, но ниче­го опре­де­лен­но­го док­тор так и не уви­дел, и тому сви­де­тель­ство – его сохра­нив­ший­ся разум.

Затем все­об­щее вни­ма­ние при­влек­ло гру­зо­вое суд­но. С него спу­сти­ли шлюп­ку, и вско­ре груп­па тем­но­ко­жих молод­чи­ков в фор­ме моря­ков тор­го­во­го фло­та под­ня­лась на борт паро­хо­да. Они тре­бо­ва­ли Сай­де­ма живо­го или мерт­во­го. Они зна­ли, что он отпра­вил­ся в сва­деб­ное путе­ше­ствие, и, что уди­ви­тель­но, не сомне­ва­лись, что он умрет. На капи­тан­ской палу­бе было непри­выч­но мно­го наро­ду. Даже самый муд­рый и урав­но­ве­шен­ный моряк рас­те­рял­ся бы, услы­шав доне­се­ние кора­бель­но­го вра­ча и наг­лое тре­бо­ва­ние гру­би­я­нов с гру­зо­во­го суд­на. Тогда их пред­во­ди­тель, араб с негро­ид­ны­ми выво­ро­чен­ны­ми губа­ми, про­тя­нул капи­та­ну гряз­ный, мятый листок бума­ги. В запис­ке, под­пи­сан­ной Робер­том Сай­де­мом, изла­га­лась его прось­ба: «При несчаст­ном слу­чае или моей вне­зап­ной смер­ти про­шу без вся­ких пред­ва­ри­тель­ных рас­спро­сов пере­дать мое тело пода­те­лю сего и сопро­вож­да­ю­щим его лицам. Для меня и, воз­мож­но, для вас очень важ­но ваше немед­лен­ное согла­сие. Объ­яс­не­ния полу­чи­те потом. Про­шу испол­нить мою волю.
Роберт Сай­дем».

Капи­тан обер­нул­ся к док­то­ру, и тот что-то про­шеп­тал ему на ухо. Нако­нец капи­тан кив­нул в знак согла­сия, и все вме­сте отпра­ви­лись в каю­ту Сай­де­ма. Открыв дверь каю­ты, док­тор сде­лал знак капи­та­ну дер­жать­ся в сто­роне и впу­стил туда моря­ков с чужо­го суд­на. Сам же он вздох­нул сво­бод­но, лишь когда они вышли со сво­ей ношей: док­тор недо­уме­вал, поче­му это заня­ло у них так мно­го вре­ме­ни. Тело было завер­ну­то в постель­ное белье, и док­тор пора­до­вал­ся, что кон­ту­ры его обо­зна­чи­лись не очень чет­ко. Так или ина­че, моря­ки пере­та­щи­ли тело в шлюп­ку, а потом – на гру­зо­вое суд­но. Паро­ход взял преж­ний курс, а док­тор и кора­бель­ный гро­бов­щик про­шли в каю­ту Сай­де­ма, что­бы завер­шить дело. И сно­ва док­то­ру при­шлось замал­чи­вать извест­ные ему фак­ты и, сле­до­ва­тель­но, лгать, ибо он попал в пре­не­при­ят­ную исто­рию. Когда гро­бов­щик поин­те­ре­со­вал­ся, зачем он спу­стил кровь мис­сис Сай­дем, док­тор не воз­ра­зил, что и не думал это­го делать, – более того, он не ука­зал на пустую под­став­ку для буты­лок, сто­яв­шую на пол­ке, не обра­тил вни­ма­ние гро­бов­щи­ка на слад­ко­ва­тый запах, исхо­див­ший от умы­валь­ни­ка, куда в спеш­ке сли­ва­ли содер­жи­мое буты­лок. Кар­ма­ны этих людей – если это были люди – подо­зри­тель­но отто­пы­ри­ва­лись, когда они вышли из каю­ты. Через два часа весь мир узнал то, что ему пола­га­лось знать о тра­ге­дии в оке­ане.

VI

В тот же июнь­ский вечер Мало­ун, ниче­го не слы­шав­ший о страш­ном про­ис­ше­ствии, носил­ся как очу­ме­лый по ули­цам Ред-Хука. Там вне­зап­но нача­лась пани­ка, буд­то сра­бо­та­ла какая-то тай­ная систе­ма опо­ве­ще­ния и пере­да­ла сиг­нал тре­во­ги. Мест­ные жите­ли ста­ли схо­дить­ся к церк­вуш­ке и домам на Пар­кер-плейс. Исчез­ло сра­зу трое детей – голу­бо­гла­зых нор­веж­цев, и пополз­ли слу­хи, что на ули­цах, где живут скан­ди­на­вы, уже соби­ра­ет­ся тол­па креп­ких викин­гов. Мало­ун уже дав­но убеж­дал кол­лег, что пора занять­ся рас­чист­кой здеш­них мест. Нако­нец, дви­жи­мые обсто­я­тель­ства­ми, кото­рые были для них убе­ди­тель­нее пред­по­ло­же­ний дуб­лин­ско­го меч­та­те­ля, поли­цей­ские сго­во­ри­лись про­ве­сти общую обла­ву. Реша­ю­щим фак­то­ром ста­ло бес­по­кой­ство обще­ствен­но­сти и угро­за рас­пра­вы. Три поли­цей­ских участ­ка орга­ни­зо­ва­ли сов­мест­ный рейд для про­ве­де­ния обла­вы на Пар­кер-плейс и близ­ле­жа­щих ули­цах. Повсю­ду поли­цей­ские сту­ча­ли в две­ри и аре­сто­вы­ва­ли бро­дяг. Осве­щен­ные свеч­ка­ми ком­на­ты изверг­ли неве­ро­ят­ное коли­че­ство чуже­стран­цев в рас­пис­ных хала­тах, мит­рах и дру­гих дико­вин­ных убо­рах. В общей сума­то­хе мно­го улик про­па­ло: их быст­ро кида­ли в печи, а запах уни­что­жа­ли куре­ни­ем едких трав. Но кровь была раз­брыз­га­на повсю­ду. Мало­ун содрог­нул­ся, уви­дев жаров­ню или жерт­вен­ник, с кото­ро­го все еще под­ни­мал­ся дым.

Ему хоте­лось побы­вать сра­зу в несколь­ких местах, и, полу­чив сооб­ще­ние, что полу­раз­ру­шен­ная цер­ковь пуста, Мало­ун пер­вым делом напра­вил­ся в полу­под­валь­ную квар­ти­ру Сай­де­ма. Он наде­ял­ся най­ти там какой-то ключ к раз­гад­ке таин­ствен­но­го куль­та, цен­тром и лиде­ром кото­ро­го стал уче­ный-эзо­те­рик. Обыс­ки­вая сырые, про­пи­тан­ные затх­лым запа­хом ком­на­ты, Мало­ун вни­ма­тель­но про­смат­ри­вал любо­пыт­ные кни­ги, инстру­мен­ты, золо­тые слит­ки, валяв­ши­е­ся повсю­ду гер­ме­ти­че­ски закры­тые бутыл­ки. Вдруг тощий чер­ный кот с белы­ми отме­ти­на­ми стал путать­ся у него под нога­ми, и Мало­ун, спо­ткнув­шись, опро­ки­нул мен­зур­ку, напо­ло­ви­ну запол­нен­ную крас­ной жид­ко­стью. Мало­ун похо­ло­дел. Он и по сей день не зна­ет навер­ня­ка, что ему при­ви­де­лось, но уди­ра­ю­щий кот вне­зап­но чудо­вищ­но неузна­ва­е­мо пре­об­ра­зил­ся. Затем ему на гла­за попа­лась запер­тая дверь под­ва­ла, и он при­нял­ся искать, чем бы ее выбить. Мало­ун при­ме­тил непо­да­ле­ку боль­шую табу­рет­ку. Вет­хая дверь не усто­я­ла от уда­ра ее тяже­ло­го сиде­нья. Она трес­ну­ла, тре­щи­на ста­ла на гла­зах рас­ши­рять­ся, и вско­ре вся дверь пода­лась, но изнут­ри. Отту­да хлы­ну­ла мас­са холод­но­го воз­ду­ха, при­нес­шая гни­лост­ные запа­хи без­дон­ной ямы. Потом засви­стел, завыл ветер, обвил пара­ли­зо­ван­но­го стра­хом детек­ти­ва ледя­ны­ми коль­ца­ми и со страш­ной силой, не зем­ной и не небес­ной, увлек его вниз, в без­дну. Мало­ун слы­шал вопли, взры­вы глум­ли­во­го хохо­та, таин­ствен­ный шепот.

Конеч­но, это было виде­ние, в этом заве­ри­ли его позд­нее все вра­чи. Мало­уну хоте­лось бы им верить, тогда кир­пич­ные тру­що­бы и тем­но­ко­жие лица не тра­ви­ли бы так душу. Но в то вре­мя это было чудо­вищ­ной реаль­но­стью, и ничто не изгла­дит из памя­ти тем­ных скле­пов, испо­лин­ских аркад, полу­про­яв­лен­ных оби­та­те­лей ада, шагав­ших гигант­ски­ми шага­ми с полу­съе­ден­ны­ми людь­ми, чьи остан­ки моли­ли о поща­де или зали­ва­лись сума­сшед­шим сме­хом. Гни­е­ние и ладан сли­лись в один тош­но­твор­ный запах, и окру­жа­ю­щий мрак виб­ри­ро­вал от вели­ко­го мно­же­ства туман­ных полу­про­зрач­ных бес­фор­мен­ных сущ­но­стей с гла­за­ми. Тем­ная мас­ля­ни­стая вода плес­ка­лась у оник­со­вых пир­сов. И один лишь раз тиши­ну нару­шил дре­без­жа­щий хрип­лый звон коло­коль­чи­ков, при­вет­ство­вав­ший голую фос­фо­рес­ци­ру­ю­щую сущ­ность, при­плыв­шую к бере­гу и с безум­ным хихи­ка­ньем забрав­шу­ю­ся на рез­ной трон из золо­та. Она сиде­ла там на кор­точ­ках и все вре­мя ози­ра­лась по сто­ро­нам.

Из цен­тра кро­меш­но­го мра­ка луча­ми во всех направ­ле­ни­ях рас­хо­ди­лись

ули­цы бес­ко­неч­ной ночи, и неволь­но в голо­ву закра­ды­ва­лась мысль, что здесь проч­но уко­ре­ни­лось миро­вое Зло, чье назна­че­ние – погло­тить горо­да, погу­бить наро­ды смер­то­нос­ным дыха­ни­ем чумы. Сюда вторг­ся Кос­ми­че­ский Грех и про­рвал­ся, как нарыв, согре­тый гре­хов­ным обря­дом. Здесь он, ска­лясь, воз­гла­вил про­цес­сию смер­ти, кото­рая обра­ти­ла бы нас в плес­не­вид­ный нарост, недо­стой­ный захо­ро­не­ния. Здесь, при сво­ем вави­лон­ском дво­ре, пра­вил бал сата­на. В кро­ви непо­роч­ных мла­ден­цев омы­ва­ла свои пора­жен­ные про­ка­зой ноги фос­фо­рес­ци­ру­ю­щая Лилит. Инку­бы и сук­ку­бы [6 — Инку­бы, сук­ку­бы – демо­ны муж­ско­го и жен­ско­го рода, злые духи-соблаз­ни­те­ли в сред­не­ве­ко­вых леген­дах.] воем воз­но­си­ли хва­лу Гека­те [7 — Гека­та – в гре­че­ской мифо­ло­гии покро­ви­тель­ни­ца ноч­ной нечи­сти. Отож­деств­ля­лась с боги­ней луны Селе­ной, боги­ней под­зем­но­го цар­ства Пер­се­фо­ной и боги­ней Арте­ми­дой. Изоб­ра­жа­лась с факе­лом в руках, часто со зме­я­ми в воло­сах и ино­гда трех­ли­кой.], без­го­ло­вые мла­ден­цы урча­ли в честь сво­ей Вели­кой Мате­ри. Коз­лы ска­ка­ли под зву­ки тон­кой гну­са­вой флей­ты, ведь­мы непре­рыв­но гоня­лись за жир­ны­ми бес­фор­мен­ны­ми фав­на­ми, пры­гая по кам­ням, похо­жим на раз­ду­тых жаб. Яви­лись сюда и Молох, и Астар­та [8 — Астар­та – асси­ро-вави­лон­ская боги­ня пло­до­ро­дия.]. В этой квинт­эс­сен­ции ада на зем­ле гра­ни­цы созна­ния исче­за­ли, и вос­при­ни­ма­лись все­воз­мож­ные кош­ма­ры из всех обыч­но закры­тых для него изме­ре­ний, под­власт­ных Злу. Каза­лось, Мир и При­ро­да были бес­силь­ны про­тив натис­ка Зла, рву­ще­го­ся из рас­кры­тых источ­ни­ков ночи, и ни одно зна­ме­ние или молит­ва не мог­ли про­ти­во­сто­ять Валь­пур­ги­е­ву [9 Валь­пур­ги­е­ва ночь… – ночь на 1 мая, по немец­ким народ­ным пове­рьям (с VIII в.), празд­ник ведьм, так назы­ва­е­мый вели­кий шабаш.] раз­гу­лу ужа­сов. Он начал­ся, когда муд­рец со зло­по­луч­ным клю­чом слу­чай­но столк­нул­ся с ордой, полу­чив­шей в наслед­ство от пред­ков запер­тый сун­дук, до отка­за наби­тый дья­воль­ским чер­но­кни­жи­ем.

Вне­зап­но луч небес­но­го све­та прон­зил кош­мар­ные фан­то­мы, и Мало­ун услы­шал плеск весел в бого­мерз­ком шаба­ше сущ­но­стей, осуж­ден­ных на поги­бель. Потом появи­лась лод­ка с фона­рем на носу, спеш­но при­швар­то­ва­лась к камен­но­му скольз­ко­му пир­су и изрыг­ну­ла несколь­ких тем­но­ко­жих людей, нес­ших что-то длин­ное, обер­ну­тое про­сты­ней. Они под­нес­ли свою ношу к под­но­жию тро­на, на кото­ром сиде­ла фос­фо­рес­ци­ру­ю­щая Лилит, и она захи­хи­ка­ла и тро­ну­ла лапой про­сты­ню. Тогда они раз­вер­ну­ли свою ношу и поста­ви­ли стой­ком перед ней ган­гре­ноз­ный труп тол­сто­го ста­ри­ка со щети­ни­стой бород­кой и нече­са­ны­ми седы­ми кос­ма­ми. Фос­фо­рес­ци­ру­ю­щая Лилит сно­ва захи­хи­ка­ла, и тогда тем­но­ко­жие доста­ли из кар­ма­нов бутыл­ки и нама­за­ли ей ноги крас­ной жид­ко­стью, а потом про­тя­ну­ли ей пол­ные бутыл­ки, и она выпи­ла их содер­жи­мое.

Вдруг из-под свод­ча­той гале­реи ули­цы, ухо­дя­щей в бес­ко­неч­ность, послы­шал­ся дья­воль­ский гро­хот, дре­без­жа­ние и свист бого­мерз­ко­го орга­на. Он хри­пел над­трес­ну­тым сар­до­ни­че­ским басом, выб­ле­вы­вал гнус­ные мер­зо­сти ада. В мгно­ве­ние ока все сущ­но­сти тьмы при­шли в дви­же­ние, буд­то заря­ди­лись элек­три­че­ством. Кош­мар­ная орда дви­ну­лась цере­мо­ни­аль­ным мар­шем на поиск источ­ни­ка зву­ка – козел, сатир, ведь­ма, инкуб, сук­куб и лемур [10 — Лему­ры – по веро­ва­ни­ям древ­них рим­лян, души умер­ших, не нашед­шие себе покоя в цар­стве мерт­вых и явля­ю­щи­е­ся по ночам на зем­лю, что­бы пре­сле­до­вать оби­дев­ших их людей.], а за ними – вою­щее чуди­ще с соба­чьей голо­вой и дру­гое, мол­ча­ли­вое. Шествие воз­глав­ля­ла отвра­ти­тель­ная Лилит, ранее сидев­шая на кор­точ­ках на золо­том рез­ном троне. Теперь наг­лая тварь нес­ла в руках труп тол­сто­го ста­ри­ка с остек­ле­нев­ши­ми гла­за­ми. Тем­но­ко­жие, доста­вив­шие его сюда, шли, при­пля­сы­вая, в кон­це про­цес­сии. Вся колон­на дер­га­лась и ска­ка­ла в дио­ни­сти­че­ском исступ­ле­нии [11 — …в дио­ни­сти­че­ском исступ­ле­нии… – Дио­нис, или Вакх, в гре­че­ской мифо­ло­гии бог вино­гра­дар­ства и вино­де­лия, в честь кото­ро­го устра­и­ва­лись празд­ни­ки Дио­ни­сии и Вак­ха­на­лии.]. Мало­ун, не зная, на каком он све­те, в тумане бес­па­мят­ства сде­лал несколь­ко невер­ных шагов вслед за дья­воль­ской про­цес­си­ей. Потом, обер­нув­шись, спо­ткнул­ся и упал на холод­ные кам­ни, дро­жа и хва­тая ртом воз­дух. Дья­воль­ский орган все хри­пел и ква­кал, но завы­ва­ние, треск и визг уда­ляв­шей­ся сума­сшед­шей про­цес­сии ста­но­ви­лись все сла­бее и сла­бее.

Мало­ун слы­шал доно­ся­щий­ся изда­ле­ка моно­тон­ный рас­пев-закли­на­ние и леде­ня­щие душу кар­ка­нье и ква­ка­нье. Порой до него доле­тал про­тяж­ный вой или ску­леж, сопро­вож­дав­ший шабаш, порой он слы­шал то самое закли­на­ние, кото­рое про­чел на стене церк­вуш­ки-танц­за­ла:

«О, друг и спут­ник в ночи, ты, раду­ю­щий­ся соба­чье­му лаю (про­тяж­ный оди­но­кий вой) и про­ли­той кро­ви (непо­нят­ные зву­ки, пере­ме­жа­ю­щи­е­ся со страш­ны­ми воп­ля­ми), ты, бро­дя­щий меж теней на клад­би­ще (свист) и наво­дя­щий ужас на смерт­ных (корот­кие отры­ви­стые кри­ки из мно­же­ства гло­ток), Гор­го (ответ­ные кри­ки), Мор­мо (кри­ки, экс­таз), тыся­че­ли­кая Луна (вздо­хи, зву­ки флей­ты), воз­зри бла­го­при­ят­но на при­но­си­мые нами жерт­вы».

Когда закли­на­ние завер­ши­лось, послы­шал­ся общий крик и свист, почти заглу­шив­ший над­трес­ну­тый бас орга­на. Потом – сме­ше­ние лая и бле­я­ния и еди­ная моль­ба: «Лилит, Вели­кая Лилит, вот твой Жених!» И сно­ва кри­ки, визг и гул­ко отда­ю­щий­ся топот бегу­ще­го. Он при­бли­жал­ся, и Мало­ун при­под­нял­ся на лок­те, что­бы раз­гля­деть бегу­ще­го.
В скле­пе, погру­жен­ном в тем­но­ту, немно­го посвет­ле­ло, и в этом дья­воль­ском све­те появил­ся тот, кому не сле­до­ва­ло ни бежать, ни чув­ство­вать, ни дышать, – ган­гре­ноз­ный труп ста­ри­ка с остек­ле­нев­ши­ми гла­за­ми. Теперь он не нуж­дал­ся в под­держ­ке, ожив­лен­ный неве­до­мым адским кол­дов­ством завер­шив­ше­го­ся обря­да. За ним, хихи­кая, бежа­ла голая фос­фо­рес­ци­ру­ю­щая Лилит, сидев­шая ранее на троне, за ней, зады­ха­ясь, еле поспе­ва­ли тем­но­ко­жие моря­ки, за ними – отвра­ти­тель­ная адская сво­ра. Труп обо­гнал сво­их пре­сле­до­ва­те­лей. Напря­гая каж­дую про­гнив­шую мыш­цу, он устре­мил­ся к опре­де­лен­ной цели – рез­но­му тро­ну из золо­та. Оче­вид­но, в нем была заклю­че­на огром­ная, неудер­жи­мо вле­ку­щая сила чер­ной магии. Мгно­ве­ние – и бегу­щий достиг цели, хоть пре­сле­до­ва­те­ли дого­ня­ли его с ярост­ным упор­ством. И все же они опоз­да­ли. Он вло­жил остав­шу­ю­ся силу в послед­ний рывок, но сухо­жи­лия не выдер­жа­ли и разом лоп­ну­ли. Труп обру­шил­ся на пол, рас­те­ка­ясь сту­де­ни­стой мас­сой. Труп с остек­ле­нев­ши­ми гла­за­ми, звав­ший­ся при жиз­ни Робер­том Сай­де­мом, достиг сво­ей цели, сво­е­го три­ум­фа. И когда често­лю­бец обра­тил­ся в гряз­ную раз­ла­га­ю­щу­ю­ся мас­су, трон, к кото­ро­му он стре­мил­ся, заша­тал­ся, накре­нил­ся и сверг­нул­ся со сво­е­го пье­де­ста­ла из оник­са в мас­ля­ни­стую воду. Блес­нув на про­ща­ние золо­том, он скрыл­ся в без­дне ниж­не­го Тар­та­ра. Послы­ша­лись рас­ка­ты гро­ма, кош­мар­ное виде­ние померк­ло в гла­зах Мало­у­на, и он поте­рял созна­ние. Удар гро­ма, каза­лось, сокру­шил всю дья­воль­скую пре­ис­под­нюю.

VII

Виде­ние, пере­жи­тое Мало­уном буд­то наяву, хоть он и не знал о смер­ти Сай­де­ма и про­ис­ше­ствии на паро­хо­де, весь­ма любо­пыт­но допол­ни­ли неко­то­рые непо­сти­жи­мые фак­ты дела Сай­де­ма. Впро­чем, это не озна­ча­ет, что мы долж­ны при­нять все на веру. Три ста­рых дома на Пар­кер­плейс, дав­но про­гнив­шие до осно­ва­ния, без вся­кой види­мой при­чи­ны рух­ну­ли на поли­цей­ских, совер­шав­ших рейд, и задер­жан­ных ими оби­та­те­лей Ред-Хука. Боль­шая часть и тех и дру­гих мгно­вен­но погиб­ла. Шанс на спа­се­ние был лишь у нахо­див­ших­ся в под­ва­лах, а Мало­ун ока­зал­ся в самом глу­бо­ком под­ва­ле дома Сай­де­ма. Никто не отри­ца­ет, что он нахо­дил­ся имен­но там. Мало­ун лежал без созна­ния воз­ле чер­ной, как деготь, заво­ди. В несколь­ких футах от него поме­ща­лась раз­ла­га­ю­ща­я­ся мас­са пло­ти и костей, опо­знан­ная как тело Робер­та Сай­де­ма лишь по рабо­те дан­ти­ста. Это внес­ло ясность в дело: имен­но в чер­ную заводь вел под­зем­ный канал кон­тра­бан­ди­стов, и люди, забрав­шие его тело, при­вез­ли Сай­де­ма домой. Тем­но­ко­жих моря­ков не нашли, или – точ­нее – не иден­ти­фи­ци­ро­ва­ли. Кора­бель­ный док­тор все еще не удо­вле­тво­рен про­сто­душ­ной само­уве­рен­но­стью поли­цей­ских.

Сай­дем, оче­вид­но, воз­глав­лял мас­штаб­ную опе­ра­цию по кон­тра­банд­но­му заво­зу людей в Аме­ри­ку. Канал, под­ве­ден­ный к его дому, был одним из несколь­ких потай­ных под­зем­ных кана­лов в окру­ге. Тун­нель про­ло­жи­ли от его дома к скле­пу под церк­вуш­кой-дан­син­гом. В этот склеп мож­но было попасть лишь через узкий потай­ной про­ход в север­ной стене. В поме­ще­ни­ях скле­па обна­ру­жи­ли ужа­са­ю­щие вещи. Здесь же нахо­дил­ся и над­трес­ну­тый орган, и ароч­ная часов­ня с дере­вян­ны­ми ска­мей­ка­ми и алта­рем очень стран­ной фор­мы. В сте­нах рас­по­ла­га­лись кельи, и в сем­на­дца­ти из них – страш­но ска­зать – томи­лись заклю­чен­ные, зако­ван­ные в цепи, в состо­я­нии пол­но­го умо­по­мра­че­ния. Сре­ди них – четы­ре мате­ри с мла­ден­ца­ми-уро­да­ми. Несчаст­ные мла­ден­цы умер­ли вско­ре после того, как их вынес­ли на свет, и вра­чи сочли это за бла­го. Из видев­ших их лишь Мало­ун вспом­нил мрач­ный вопрос ста­ро­го Делрио [12 — Делрио, или Дел Рио Мар­тин Анто­нио (15511608) – испан­ский уче­ный и вице-канц­лер, иезу­ит и автор тру­да по демо­но­ло­гии, ока­зав­ше­го боль­шое вли­я­ние на дру­гие сочи­не­ния XVII сто­ле­тия.]: «An sint unquam daemones incubi et succubi, et an ex tali congressu proles nascia queat?» [13 — ..An sint unquam daemones incubi et succubi, et an ex tali congressu proles nascia queat? (лат.) – Быва­ют ли демо­ны инку­бы и сук­ку­бы и может ли от их свя­зи родить­ся потом­ство?]

Преж­де чем засы­пать эти кана­лы, их тща­тель­но дра­ги­ро­ва­ли и извлек­ли вели­кое мно­же­ство рас­пи­лен­ных и раз­би­тых костей всех раз­ме­ров. Эпи­де­мия похи­ще­ния детей пошла отсю­да, хоть толь­ко дво­им из уце­лев­ших аре­стан­тов смог­ли предъ­явить обви­не­ние в похи­ще­нии на закон­ном осно­ва­нии. Эти люди теперь в тюрь­ме, пото­му что не уда­лось дока­зать их соуча­стие в убий­ствах. Рез­ной золо­той трон, кото­рый так часто упо­ми­нал Мало­ун как глав­ный пред­мет куль­та, так и не нашли. Прав­да, в одном месте под домом Сай­де­ма канал впа­дал в коло­дец, слиш­ком глу­бо­кий для дра­ги­ро­ва­ния. Его засы­па­ли и заце­мен­ти­ро­ва­ли, когда нача­ли стро­ить под­ва­лы новых домов, но Мало­ун часто зада­ет­ся вопро­сом: что же оста­лось вни­зу? Поли­ция, чрез­вы­чай­но доволь­ная тем, что уда­лось уни­что­жить опас­ную бан­ду манья­ков и кон­тра­бан­ди­стов, неза­кон­но пере­во­зив­ших людей, пере­да­ла феде­раль­ным вла­стям кур­дов [14 — …кур­дов… – речь идет о части кур­дов (йези­ды), испо­ве­ду­ю­щей рели­гию, кото­рая соеди­ня­ет в себе эле­мен­ты язы­че­ства, древ­них индо­иран­ских веро­ва­ний, иуда­из­ма, несто­ри­ан­ства и исла­ма.], чью вину не уда­лось дока­зать. Перед депор­та­ци­ей выяс­ни­лось, что они при­над­ле­жа­ли к кла­ну дья­во­ло­по­клон­ни­ков. Гру­зо­вое суд­но и его коман­да так и оста­лись для всех нераз­га­дан­ной тай­ной, хоть сыщи­ки гото­вы сно­ва дать бой его кон­тра­банд­ным махи­на­ци­ям со спирт­ным. Мало­ун пола­га­ет, что сыщи­ки демон­стри­ру­ют свой огра­ни­чен­ный кру­го­зор, не про­яв­ляя ника­ко­го инте­ре­са к огром­но­му коли­че­ству невы­яс­нен­ных дета­лей, и наво­дя­щую на раз­мыш­ле­ния туман­ность само­го дела. Так же кри­ти­че­ски он настро­ен и к газе­там: они уви­де­ли в деле Сай­де­ма лишь мрач­ную сен­са­цию и сма­ко­ва­ли подроб­но­сти мел­ко­го садист­ско­го куль­та, а мог­ли объ­явить это дело все­лен­ским кош­ма­ром. Но Мало­ун сми­рил­ся с тихим отды­хом в Чепа­че, успо­ка­и­ва­ю­щим нерв­ную систе­му, и молил судь­бу лишь о том, что­бы вре­мя посте­пен­но вытес­ни­ло страш­ные виде­ния из насто­я­ще­го в кра­соч­ную, полу­ми­фи­че­скую даль про­шло­го.

Роберт Сай­дем спит воз­ле сво­ей неве­сты на клад­би­ще Грин­вуд. Офи­ци­аль­ной цере­мо­нии погре­бе­ния костей и сту­де­ни­стой мас­сы не было. Род­ствен­ни­ки очень бла­го­дар­ны судь­бе, что о деле Сай­де­ма быст­ро поза­бы­ли. Связь уче­но­го с кош­ма­ром в Ред-Хуке не под­твер­жде­на в суде: его смерть опе­ре­ди­ла рас­сле­до­ва­ние, кото­ро­го ина­че не уда­лось бы избе­жать. О его кон­чине писа­лось не так уж мно­го, и его род­ствен­ни­ки Сай­де­мы наде­ют­ся, что потом­ки вспом­нят его лишь как тихо­го отшель­ни­ка, забав­ляв­ше­го­ся без­обид­ной маги­ей и фольк­ло­ром. А что каса­ет­ся Ред-Хука, он все такой же. Сай­дем при­шел и ушел, кош­мар сгу­стил­ся и рас­се­ял­ся, но злой дух тьмы и убо­же­ства живет сре­ди полу­кро­вок, оби­та­те­лей тру­щоб. Бан­ды все еще бро­дят по сво­им тем­ным делам под окна­ми, где свет и иска­жен­ные стра­хом лица вдруг появ­ля­ют­ся и так же неожи­дан­но исче­за­ют. Тыся­че­лет­ний кош­мар – это тыся­че­го­ло­вая гид­ра, и куль­ты тьмы уко­ре­ни­лись в бого­хуль­стве глуб­же Демо­кри­то­ва колод­ца [15 — …глуб­же Демо­кри­то­ва колод­ца… – Демо­крит (ок. 470 или 460 г. до н. э. – умер в глу­бо­кой ста­ро­сти), древ­не­гре­че­ский фило­соф, один из осно­ва­те­лей антич­ной ато­ми­сти­ки. Ему при­пи­сы­ва­ют изре­че­ние, что исти­на нахо­дит­ся на дне колод­ца.]. Душа зве­ря вез­де­су­ща, она тор­же­ству­ет: леги­о­ны обез­об­ра­жен­ных оспой моло­дых людей с одур­ма­нен­ны­ми гла­за­ми все еще про­из­но­сят нарас­пев свои закли­на­ния и про­кля­тия и воют, шагая от без­дны к без­дне, не ведая, отку­да они идут и куда, под­чи­ня­ясь сле­пым зако­нам био­ло­гии, кото­рые, веро­ят­но, нико­гда не постиг­нут. А что каса­ет­ся ста­ри­ков и ста­рух, то их боль­ше вхо­дит в Ред-Хук, чем выхо­дит, по край­ней мере по суше. Уже ходят слу­хи о новых под­зем­ных кана­лах, веду­щих к цен­трам про­из­вод­ства спирт­но­го и еще кое-чего, о чем луч­ше умол­чать.

Церк­вуш­ка-дан­синг теперь почти все­гда толь­ко дан­синг, но стран­ные лица мель­ка­ют за ее окна­ми по ночам. Недав­но поли­цей­ский выска­зал пред­по­ло­же­ние, что заце­мен­ти­ро­ван­ные кельи вскры­ты сно­ва с неве­до­мой целью. Кто мы такие, что­бы про­ти­во­сто­ять ядам более древним, чем исто­рия чело­ве­че­ства? Тогда обе­зья­ны исступ­лен­но пля­са­ли в Азии, выпол­няя непо­нят­ные нам кош­мар­ные риту­а­лы. Язвы обще­ства таят­ся и рас­про­стра­ня­ют­ся там, где за обшар­пан­ны­ми кир­пич­ны­ми дома­ми кро­ет­ся воров­ство.

А Мало­ун вздра­ги­ва­ет от стра­ха не напрас­но. На днях во дво­ре воз­ле полу­под­ва­ла поли­цей­ский слы­шал, как тем­но­ко­жая рас­ко­сая кар­га учи­ла ребен­ка како­му-то рас­пе­ву на мест­ном диа­лек­те. Поли­цей­ский очень уди­вил­ся, что она сно­ва и сно­ва повто­ря­ла закли­на­ние: «О, друг и спут­ник в ночи, ты, раду­ю­щий­ся соба­чье­му лаю и про­ли­той кро­ви, ты, бро­дя­щий меж теней на клад­би­ще, ты, жаж­ду­щий кро­ви и наво­дя­щий ужас на смерт­ных, Гор­го, Мор­мо, тыся­че­ли­кая Луна, воз­зри бла­го­при­ят­но на при­но­си­мые нами жерт­вы!»