Говард Филлипс Лавкрафт

совместно с Hazel Heald

КРЫЛАТАЯ СМЕРТЬ

(Winged Death)
Напи­са­но в 1933 году
Дата пере­во­да неиз­вест­на
Пере­вод Л. Куз­не­цо­ва

////

Гости­ни­ца «Оран­же­вая» рас­по­ло­же­на на Хай-стрит, воз­ле желез­но­до­рож­но­го вок­за­ла в горо­де Блум­фон­тейн, что в Южной Афри­ке. В вос­кре­се­нье, 24 янва­ря 1932 года, там, в одном из номе­ров чет­вер­то­го эта­жа, сиде­ли, тре­пе­ща от ужа­са, чет­ве­ро муж­чин. Одним из них был Джордж К. Тит­теридж, хозя­ин гости­ни­цы; вто­рым – кон­стебль Ян де Уитт из Глав­но­го поли­цей­ско­го управ­ле­ния; тре­тьим – Иоган­нес Богарт, мест­ный сле­до­ва­тель по уго­лов­ным делам; чет­вер­тым и, по всей види­мо­сти, более всех про­чих в этом обще­стве сохра­нив­шим само­об­ла­да­ние был док­тор Кор­не­ли­ус ван Кёлен, меди­цин­ский экс­перт при сле­до­ва­те­ле.

На полу, в оче­вид­ном несо­от­вет­ствии с душ­ным лет­ним зно­ем, лежа­ло холод­ное мерт­вое тело – но не оно наво­ди­ло ужас на этих чет­ве­рых людей. Взгля­ды их блуж­да­ли попе­ре­мен­но от сто­ла, где в стран­ном соче­та­нии были раз­ло­же­ны несколь­ко вещей, к потол­ку над их голо­ва­ми, по глад­кой белизне кото­ро­го были в несколь­ко рядов выве­де­ны огром­ные, неров­ные, как бы шата­ю­щи­е­ся из сто­ро­ны в сто­ро­ну кара­ку­ли. Док­тор Кёлен то и дело погля­ды­вал иско­са на неболь­шую, в потер­том кожа­ном пере­пле­те, запис­ную книж­ку, кото­рую дер­жал в левой руке. Страх, охва­тив­ший этих людей, каза­лось, в рав­ной сте­пе­ни исхо­дил от запис­ной книж­ки, кара­куль на потол­ке и необыч­но­го вида мерт­вой мухи, пла­ва­ю­щей в бутыл­ке амми­а­ка. Кро­ме нее на сто­ле нали­че­ство­ва­ли откры­тая чер­ниль­ни­ца, перо, стоп­ка бума­ги, чер­ный чемо­дан­чик вра­ча, бутыль с соля­ной кис­ло­той, а так­же ста­кан, на чет­верть с неболь­шим напол­нен­ный густым рас­тво­ром мар­ган­цов­ки.

Книж­ка в потер­том кожа­ном пере­пле­те при­над­ле­жа­ла лежав­ше­му на полу мерт­ве­цу – из нее толь­ко что выяс­ни­лось, что остав­лен­ная им в гости­нич­ном жур­на­ле запись «Фре­де­рик Н. Мэй­сон, Гор­но­руд­ные Иму­ще­ства, Торон­то, Кана­да» была от нача­ла до кон­ца фаль­ши­вой. Подоб­ным же обра­зом выяс­ни­лись и иные, по-насто­я­ще­му жут­кие, обсто­я­тель­ства; но сверх того долж­но было обна­ру­жить­ся и еще мно­гое, куда более ужас­ное, на что ука­зы­ва­ли фак­ты, никак не про­яс­ня­ю­щие все до кон­ца, а, напро­тив, совер­шен­но неве­ро­ят­ные. Смут­ные, мрач­ные подо­зре­ния собрав­ших­ся пита­лись гибе­лью несколь­ких людей, свя­зан­ной с тем­ны­ми сек­ре­та­ми пота­ен­ной жиз­ни Афри­ки, столь тес­но обсту­пав­шей их со всех сто­рон и застав­ляв­шей их зяб­ко поежи­вать­ся даже в эту иссу­ша­ю­щую лет­нюю жару.

Книж­ка была неве­ли­ка по объ­е­му. Пер­вые запи­си в ней были сде­ла­ны пре­крас­ным почер­ком, но с каж­дой стра­ни­цей они ста­но­ви­лись все более неров­ны­ми, а к кон­цу – и вовсе лихо­ра­доч­ны­ми. Пона­ча­лу они вно­си­лись отры­воч­но, вре­мя от вре­ме­ни, но поз­же почти еже­днев­но. Едва ли их мож­но было назвать днев­ни­ком, ибо они отра­жа­ли лишь одну сто­ро­ну дея­тель­но­сти авто­ра. Имя мерт­во­го чело­ве­ка док­тор Кёлен при­знал сра­зу же, как толь­ко бро­сил взгляд на пер­вый лист – то был выда­ю­щий­ся пред­ста­ви­тель его же соб­ствен­ной про­фес­сии, с дав­них пор близ­ко свя­зан­ный с жиз­нью Афри­ки. Одна­ко, в сле­ду­ю­щий же момент он с ужа­сом вспом­нил, что оно сопря­же­но с под­лым пре­ступ­ле­ни­ем, сооб­ще­ни­я­ми о кото­ром око­ло четы­рех меся­цев назад пол­ни­лись газе­ты, но кото­рое так и не полу­чи­ло долж­но­го воз­да­я­ния. Чем даль­ше бежа­ли его гла­за по строч­кам, тем глуб­же про­ни­зы­ва­ли его отвра­ще­ние, страх и пани­че­ский ужас.

Вот, в крат­ком изло­же­нии, тот текст, кото­рый док­тор Кёлен читал теперь вслух в этой зло­ве­щей и ста­но­вя­щей­ся все более отвра­ти­тель­ной ком­на­те, в то вре­мя как осталь­ные трое муж­чин ерза­ли на сво­их сту­льях, тяже­ло дыша и бро­сая взгля­ды на пото­лок, на стол, на мерт­вое тело и друг на дру­га.

I

Жур­нал Тома­са Слоуэну­ай­та, док­то­ра меди­ци­ны, рас­кры­ва­ю­щий обсто­я­тель­ства

нака­за­ния Ген­ри Сар­джен­та Мура, док­то­ра фило­со­фии из Брукли­на, г. Нью- Йорк, про­фес­со­ра био­ло­гии бес­по­зво­ноч­ных в Колум­бий­ском уни­вер­си­те­те, г. Нью-Йорк. Пред­на­зна­чен для про­чте­ния после моей смер­ти, а ныне достав­ля­ет мне удо­вле­тво­ре­ние пред­сто­я­щей оглас­кой фак­та совер­ше­ния мести, како­вое ина­че нико­гда не будет вме­не­но мне в вину, даже если ока­жет­ся успеш­ным.

5 янва­ря 1929 года.

Я окон­ча­тель­но решил умерт­вить док­то­ра Ген­ри Мура, а один недав­ний слу­чай натолк­нул меня на мысль, как сде­лать это. Отныне буду при­дер­жи­вать­ся после­до­ва­тель­но­го пла­на дей­ствий, и отсю­да берет нача­ло дан­ный жур­нал.

Едва ли нуж­но вновь подроб­но изла­гать обсто­я­тель­ства, при­вед­шие меня на этот путь, – заин­те­ре­со­ван­ной части пуб­ли­ки уже зна­ко­мы основ­ные фак­ты. Я родил­ся в Трен­тоне, штат Нью-Джер­си, 12 апре­ля 1885 года, в семье док­то­ра Пола Слоуэну­ай­та, жив­ше­го преж­де в Пре­то­рии, что в про­вин­ции Транс­ва­аль Южной Афри­ки. Заняв­шись по семей­ной тра­ди­ции меди­ци­ной, я сна­ча­ла учил­ся у отца (умер­ше­го в 1916 году во вре­мя моей служ­бы во Фран­ции, в Южно­аф­ри­кан­ском пол­ку), спе­ци­а­ли­зи­ру­ясь на афри­кан­ских типах лихо­рад­ки, а после окон­ча­ния Колум­бий­ско­го уни­вер­си­те­та посвя­тил мно­го вре­ме­ни иссле­до­ва­ни­ям, заста­вив­шим меня отпра­вить­ся из Дур­ба­на в про­вин­цию Наталь, а затем далее, до само­го эква­то­ра.

В Момба­се я выстро­ил новую тео­рию путей пере­да­чи и раз­ви­тия пере­ме­жа­ю­щей­ся лихо­рад­ки, в чем мне толь­ко отча­сти помог­ли бума­ги сэра Нор­ма­на Сло­на, одно­го покой­но­го вра­ча, состо­яв­ше­го на госу­дар­ствен­ной служ­бе, най­ден­ные мною после того, как я посе­лил­ся в его доме.

Опуб­ли­ко­вав резуль­та­ты сво­их иссле­до­ва­ний, я тут же сде­лал­ся зна­ме­ни­тым спе­ци­а­ли­стом в этой обла­сти. Мне намек­ну­ли на воз­мож­ность занять едва ли не выс­ший пост в южно­аф­ри­кан­ской систе­ме здра­во­охра­не­ния и даже, вви­ду мое­го пре­вра­ще­ния в нату­ра­ли­зо­ван­но­го граж­да­ни­на, полу­чить дво­рян­ство; само собой, я тут же пред­при­нял необ­хо­ди­мые шаги.

Тогда-то и слу­чи­лось то, что теперь побуж­да­ет меня убить Ген­ри Мура. Этот чело­век, мой одно­класс­ник и близ­кий друг в годы мое­го пре­бы­ва­ния в Аме­ри­ке и Афри­ке, воз­на­ме­рил­ся лишить вся­ких осно­ва­ний мои пре­тен­зии на созда­ние соб­ствен­ной тео­рии, во все­услы­ша­ние утвер­ждая, что сэр Нор­ман Слон пред­вос­хи­тил меня во мно­гих суще­ствен­ных дета­лях, и что я, ско­рее все­го, обна­ру­жил в доме покой­но­го гораз­до боль­ше руко­пи­сей, неже­ли заявил об этом в свое вре­мя. Дабы под­твер­дить это абсурд­ное обви­не­ние, он пре­дал глас­но­сти несколь­ко писем от сэра Нор­ма­на, в кото­рых яко­бы на деле дока­зы­ва­лось, что ста­рый уче­ный ушел намно­го даль­ше меня в иссле­до­ва­ни­ях и, не будь его смерть столь вне­зап­ной, вско­ре опуб­ли­ко­вал бы их резуль­та­ты. Это, с извест­ным чув­ством сожа­ле­ния, я бы еще мог допу­стить. Но чего я не в силах про­стить Муру, так это завист­ли­во­го подо­зре­ния, буд­то бы я выкрал всю тео­рию цели­ком из бумаг сэра Нор­ма­на. Бри­тан­ское пра­ви­тель­ство, про­явив понят­ное бла­го­ра­зу­мие, игно­ри­ро­ва­ло эту гнус­ную кле­ве­ту, но все же воз­дер­жа­лось от утвер­жде­ния меня на пост, напо­ло­ви­ну уже обе­щан­ный мне, и отка­за­ло в дво­рян­стве на том осно­ва­нии, что тео­рия, пред­ло­жен­ная, без сомне­ния, мной, тем не менее не нова. Вско­ре я обна­ру­жил, что моя карье­ра в Афри­ке нача­ла давать сбои, хотя я и решил­ся воз­ло­жить на нее все свои надеж­ды, пожерт­во­вав ради это­го даже аме­ри­кан­ским граж­дан­ством. Явную холод­ность ко мне про­яви­ло и пра­ви­тель­ство в Момба­се – осо­бен­но же люди, знав­шие сэра Нор­ма­на. Вот я и решил рано или позд­но рас­кви­тать­ся с Муром, хотя еще и не знал как. Он явно рев­но­вал к моей ран­ней сла­ве и вос­поль­зо­вал­ся пре­иму­ще­ством сво­ей дав­ней пере­пис­ки с сэром Нор­ма­ном, что­бы сва­лить меня. И зло­ба эта исхо­ди­ла от дру­га, кото­ро­го я сам же заин­те­ре­со­вал Афри­кой – и опе­кал, и поощ­рял во всех делах, пока он не достиг неко­то­рой извест­но­сти в каче­стве спе­ци­а­ли­ста по афри­кан­ской энто­мо­ло­гии. Впро­чем, даже сей­час я не ста­ну отри­цать, что он нема­ло сде­лал в сво­ей обла­сти нау­ки. Но ведь это я создал его, он же в ответ уни­что­жил меня. И вот теперь – да при­дет мой час! – я уни­что­жу его.

Когда ста­ло ясно, что в Момба­се мои дела пошли на спад, я при­ис­кал себе новое место – в глу­бин­ке, в М’гон­ге, все­го лишь в пяти­де­ся­ти милях от гра­ни­цы с Уган­дой. Это фак­то­рия, зани­ма­ю­ща­я­ся тор­гов­лей хлоп­ком и сло­но­вой костью, где слу­жат все­го восемь белых людей, не счи­тая меня. Про­кля­тая дыра, почти на самом эква­то­ре, под­вер­жен­ная всем видам лихо­рад­ки, какие зна­ет чело­ве­че­ство. Повсю­ду ядо­ви­тые змеи и насе­ко­мые – да еще негры с их болез­ня­ми, о каких никто и слы­хом не слы­хи­вал в меди­цин­ских кол­ле­джах за пре­де­ла­ми это­го края. Но рабо­та моя не из тяже­лых, и у меня име­ет­ся мас­са сво­бод­но­го вре­ме­ни для раз­мыш­ле­ний о том, что же мне сде­лать с Ген­ри Муром. Забав­но, но теперь самое почет­ное место на моей книж­ной пол­ке отве­де­но его опу­су «Дву­кры­лые Цен­траль­ной и Южной Афри­ки». Это и в самом деле тол­ко­вое посо­бие – им поль­зу­ют­ся в Колум­бий­ском, Гар­вард­ском и Вис­кон­син­ском уни­вер­си­те­тах, – но лич­но меня боль­ше все­го заин­те­ре­со­ва­ли кое-какие спе­ци­аль­ные его раз­де­лы.

На про­шлой неде­ле я столк­нул­ся с явле­ни­ем, под­ска­зав­шим мне спо­соб раз­де­лать­ся с Муром. Тор­гов­цы из Уган­ды при­вез­ли с собой одно­го чер­но­ко­же­го с подо­зри­тель­ной болез­нью, при­ро­ду кото­рой я пока еще не могу опре­де­лить. Он нахо­дит­ся в полу­сон­ном состо­я­нии с силь­но пони­жен­ной тем­пе­ра­ту­рой, но бес­пре­рыв­но воро­ча­ет­ся в посте­ли, совер­шая какие-то необыч­ные тело­дви­же­ния. Дру­гие чер­но­ко­жие боят­ся его и утвер­жда­ют, что он закол­до­ван неким зна­ха­рем, но Гобо, наш пере­вод­чик, ска­зал, что его уку­си­ло какое-то насе­ко­мое. Что это было на самом деле, не могу себе пред­ста­вить, но на руке негра остал­ся неболь­шой след, как от про­ко­ла. Он ярко-крас­но­го цве­та, с пур­пур­ным коль­цом вокруг. Выгля­дит очень зло­ве­ще – неуди­ви­тель­но, что эти пар­ни тол­ку­ют о чер­ной магии. Похо­же, для них это не новость, при­том же они утвер­жда­ют, что помочь тут ничем нель­зя. Ста­рый Н’Ку­ру из пле­ме­ни гал­ла гово­рит, что пар­ня уку­си­ла дья­воль­ская муха, кото­рая сво­им ядом день за днем исто­ща­ет жерт­ву, дово­дит до смер­ти, а после завла­де­ва­ет ее душой и лич­но­стью, как если бы чело­век оста­вал­ся в живых; она лета­ет вокруг, обла­дая его созна­ни­ем, при­стра­сти­я­ми и анти­па­ти­я­ми. Леген­да более чем стран­ная, но, с дру­гой сто­ро­ны, я не знаю ни одно­го насе­ко­мо­го, обла­да­ю­ще­го свой­ства­ми, кото­рые могут доста­точ­но убе­ди­тель­но объ­яс­нить насто­я­щий слу­чай. Вко­лол боль­но­му – его зовут Мева­на – доб­рую дозу хини­на и взял на про­бу кровь, но добил­ся немно­го­го. Вид мик­ро­ба весь­ма свое­об­ра­зен, и я не могу даже отда­лен­но иден­ти­фи­ци­ро­вать его. Все­го бли­же к нему бацил­ла, кото­рую нахо­дят у быков, лоша­дей и собак, уку­шен­ных мухой цеце, но послед­няя не зара­жа­ет людей; кро­ме все­го про­че­го, мы нахо­дим­ся слиш­ком дале­ко к севе­ру от аре­а­ла ее оби­та­ния. Как бы то ни было, глав­ное – отныне я знаю, как покон­чить с Муром. Если тузем­цы гово­рят прав­ду, и в этой глу­бин­ной обла­сти живут столь опас­ные насе­ко­мые, то уж теперь-то я непре­мен­но дожи­ву до той мину­ты, когда он полу­чит от отпра­ви­те­ля, не вну­ша­ю­ще­го ему ника­ких подо­зре­ний, посыл­ку, сопро­вож­да­е­мую мас­сой заве­ре­ний в пол­ной без­вред­но­сти содер­жа­ще­го­ся в ней кры­ла­то­го гру­за. Важ­нее все­го убе­дить Мура отбро­сить все предо­сто­рож­но­сти, когда он (а в этом нет сомне­ний!) захо­чет изу­чить неиз­вест­ных ему мух – и вот тогда при­ро­да сама завер­шит нача­тое мной! Думаю, не соста­вит тру­да нало­вить насе­ко­мых, кото­рых так боят­ся чер­но­ко­жие. Спер­ва посмот­рим, что будет с этим Мева­ной, а там оста­нет­ся толь­ко най­ти послан­ни­ка смер­ти.

7 янва­ря.

Меване не луч­ше, хотя я вка­тил ему все извест­ные мне анти­ток­си­ны. Он испы­ты­ва­ет посто­ян­ные при­сту­пы озно­ба, во вре­мя кото­рых напы­щен­но и испу­ган­но твер­дит о пути, пред­на­зна­чен­ном его душе, когда он пере­се­лит­ся в ужа­лив­шую его муху; в про­ме­жут­ках меж­ду при­сту­па­ми он нахо­дит­ся в полу­сту­по­ре. Серд­це пока рабо­та­ет хоро­шо, так что спа­сти его мож­но. Поста­ра­юсь сде­лать это – воз­мож­но, он ока­жет­ся луч­шим про­вод­ни­ком в те места, где был уку­шен.

А пока напи­шу док­то­ру Лин­коль­ну, мое­му здеш­не­му пред­ше­ствен­ни­ку, Аллен, глав­ный комис­си­о­нер фак­то­рии, гово­рит, что он отлич­но изу­чил мест­ные болез­ни. Он дол­жен знать и об этой дья­воль­ской мухе, если, конеч­но, она вооб­ще извест­на хоть одно­му бело­му чело­ве­ку. Сей­час док­тор живет в Най­ро­би, что, бла­го­да­ря желез­ной доро­ге, не так уж и дале­ко отсю­да. Все­го лишь через неде­лю чер­но­ко­жий курьер дол­жен доста­вить мне его ответ.

10 янва­ря.

Поло­же­ние паци­ен­та без пере­мен, но зато я нашел то, что мне было нуж­но! Это ста­рый реги­стра­ци­он­ный жур­нал с запи­ся­ми о болез­нях мест­ных жите­лей, кото­рый, в ожи­да­нии отве­та от Лин­коль­на, я тща­тель­но изу­чил. Трид­цать лет назад здесь раз­ра­зи­лась эпи­де­мия, убив­шая в Уган­де тыся­чи тузем­цев, и мож­но с опре­де­лен­но­стью ска­зать, что раз­нос­чи­ком болез­ни была муха Glossina palpalis, нахо­дя­ща­я­ся в неко­то­ром род­стве с видом Glossina marsitans, то есть цеце. Муха эта оби­та­ет в кустар­ни­ке по бере­гам рек и озер и пита­ет­ся кро­вью кро­ко­ди­лов, анти­лоп и дру­гих круп­ных мле­ко­пи­та­ю­щих. Насо­сав­шись кро­ви, содер­жа­щей в себе мик­роб три­па­но­со­ми­а­си­са, или ина­че – сон­ной болез­ни, она носит его в сво­ем орга­низ­ме. После инку­ба­ци­он­но­го пери­о­да в трид­цать один день инфи­ци­ро­ван­ное насе­ко­мое ста­но­вит­ся раз­нос­чи­ком этой тяже­лой болез­ни. Укус такой мухи озна­ча­ет вер­ную смерть для всех и вся в тече­ние семи­де­ся­ти пяти дней.

Сомне­ния нет, это та самая «дья­воль­ская муха», о кото­рой суда­чат негры. Теперь знаю, на что дер­жать курс. Мева­на, наде­юсь, выжи­вет. Через пяток дней долж­на прий­ти весточ­ка от Лин­коль­на – у него вели­ко­леп­ная репу­та­ция вра­ча-прак­ти­ка. Само труд­ное для меня – доста­вить мух в дом Мура, да так хит­ро, что­бы он не опо­знал их поро­ду. А при его несчаст­ной дотош­но­сти уче­но­го мож­но не сомне­вать­ся, что ему тут же при­спи­чит изу­чить все осо­бен­но­сти неиз­вест­ных насе­ко­мых, коль ско­ро они попа­ли ему в руки.

15 янва­ря.

Толь­ко что при­нес­ли пись­мо от Лин­коль­на. Он под­твер­жда­ет все, что гово­рят запи­си о Glossina palpalis в реги­стра­ци­он­ном жур­на­ле. У него есть сред­ство от сон­ной болез­ни, кото­рое во мно­гих слу­ча­ях дает пре­крас­ные резуль­та­ты – если, конеч­но, не при­ме­нять его слиш­ком позд­но. Мева­на был ужа­лен око­ло двух меся­цев назад, и я не знаю, как оно подей­ству­ет на него. Лин­кольн, одна­ко, уве­ря­ет, что в ряде слу­ча­ев наблю­да­лись про­сроч­ки до восем­на­дца­ти меся­цев, так что, воз­мож­но, я не слиш­ком силь­но опоз­дал. Лин­кольн при­слал мне немно­го сво­их лекарств, и я толь­ко что вле­пил Меване пре­по­ря­доч­ную дозу. Сей­час он в сту­по­ре. Из дерев­ни при­ве­ли его стар­шую жену, но он даже не узнал ее. Если ему суж­де­но выздо­ро­веть, он навер­ня­ка пока­жет мне, где оби­та­ют эти мухи. Гово­рят, он непре­взой­ден­ный охот­ник за кро­ко­ди­ла­ми и зна­ет Уган­ду как свои пять паль­цев. Зав­тра сде­лаю ему еще одну инъ­ек­цию.

16 янва­ря.

Сего­дня Мева­на, кажет­ся, чув­ству­ет себя немно­го бод­рей, но сер­деч­ная дея­тель­ность все еще сни­же­на. Буду про­дол­жать инъ­ек­ции, не выхо­дя, одна­ко, из допу­сти­мых пре­де­лов.

17 янва­ря.

Нако­нец обо­зна­чи­лось насто­я­щее выздо­ров­ле­ние. Мева­на открыл гла­за и про­явил при­зна­ки ясно­го созна­ния, хотя после­до­вав­ший за тем укол вновь оглу­шил его. Наде­юсь, Мур не зна­ет о три­пар­са­ми­де. Ско­рее все­го, нет, ибо он нико­гда осо­бен­но не инте­ре­со­вал­ся меди­ци­ной. Язык Мева­ны как бы пара­ли­зо­ван, но, думаю, это прой­дет, если толь­ко удаст­ся выве­сти его из спяч­ки. Я бы и сам не воз­ра­жал про­тив несколь­ких часов глу­бо­ко­го сна, толь­ко не тако­го рода!

25 янва­ря.

Если Мева­на выздо­ро­ве­ет, я смо­гу поз­во­лить ему пове­сти меня в джунгли. Впер­вые при­дя в себя, он испу­гал­ся, ибо пола­гал, что умер и теперь его душой вла­де­ет муха, но потом, когда я ска­зал ему, что дело идет на поправ­ку, изряд­но пове­се­лел. Его жена, Уго­ва, хоро­шо забо­тит­ся о нем, и теперь я могу немно­го отдох­нуть. А потом – в путь, за послан­ни­ка­ми смер­ти!

3 фев­ра­ля.

Мева­на чув­ству­ет себя хоро­шо, и я заго­во­рил с ним о поим­ке мух. Он боит­ся при­бли­зить­ся к месту, где они ата­ко­ва­ли его, но я играю на его чув­стве бла­го­дар­но­сти. Кро­ме того, он дума­ет, что я сумею так же успеш­но предот­вра­тить болезнь, как и лечить ее. Отва­гой сво­ей он смог бы посра­мить бело­го чело­ве­ка – уже нет сомне­ния, что он пой­дет со мной. Наше­му глав­но­му комис­си­о­не­ру я ска­жу, что экс­пе­ди­ция пред­при­ни­ма­ет­ся в инте­ре­сах мест­но­го здра­во­охра­не­ния.

12 мар­та.

Нако­нец-то я в Уган­де! Кро­ме Мева­ны со мной еще пяте­ро пар­ней, но все они из пле­ме­ни гал­ла. Нанять мест­ных чер­но­ко­жих после тол­ков о слу­чив­шем­ся с Мева­ной было невоз­мож­но. Этот лес – вре­до­нос­ное место, оно выде­ля­ет миаз­ма­ти­че­ские испа­ре­ния. Все озе­ра, похо­же, непро­точ­ные. В одном месте мы наткну­лись на руи­ны цик­ло­пи­че­ских соору­же­ний, при виде кото­рых даже люди из пле­ме­ни гал­ла кину­лись врас­сып­ную. Они утвер­жда­ют, что эти мега­ли­ты древ­нее самых древ­них людей, и что неко­гда здесь был при­тон или заста­ва Охот­ни­ков из Внеш­не­го Мира (инте­рес­но, что они под этим име­ют в виду?) и злых

богов Тса­до­гва и Клу­лу, кото­рым и до сего вре­ме­ни при­пи­сы­ва­ют­ся зло­ве­щее вли­я­ние на людей и какая-то связь с «дья­воль­ски­ми муха­ми».

15 мар­та.

Утром добра­лись до озе­ра Мло­ло, где был ужа­лен Мева­на. В этой жут­кой, затя­ну­той зеле­ной наки­пью заво­ди Мева­на уста­но­вил ловуш­ку для мух, устро­ен­ную из тон­кой про­во­лоч­ной сет­ки, обиль­но усна­стив ее кро­ко­ди­льим мясом. В нее ведет узкий лаз, и обрат­но­го пути добы­че не отыс­кать. Будучи настоль­ко же несмыш­ле­ны­ми, сколь и смер­то­нос­ны­ми, они без­мер­но алч­ны до све­же­го мяса или кро­ви. Думаю, добы­ча будет недур­на. С ними нуж­но про­ве­сти ряд экс­пе­ри­мен­тов – попро­бо­вать най­ти спо­соб изме­не­ния внеш­не­го вида этих тва­рей, что­бы Мур не сумел сра­зу рас­по­знать их. Может быть, я сумею скре­стить их с неко­то­ры­ми дру­ги­ми вида­ми, про­из­ве­дя на свет некий гибрид, чья спо­соб­ность пере­но­сить инфек­цию сохра­нит­ся. Посмот­рим. Я дол­жен ждать, но теперь спе­шить неку­да. Когда все будет гото­во, Мева­на добу­дет для меня немно­го зара­жен­но­го мяса, что­бы накор­мить моих послан­ни­ков смер­ти, и тогда – на почту. Толь­ко бы само­му не под­хва­тить какую-нибудь зара­зу – ведь эти края явля­ют­ся самой насто­я­щей чум­ной пре­ис­под­ней.

16 мар­та.

Боль­шая уда­ча. Два сад­ка уже пол­ны. В чис­ле плен­ниц пять вели­ко­леп­ных осо­бей с кры­лья­ми, бле­стя­щи­ми как брил­ли­ан­ты. Мева­на поме­стил их отдель­но, в боль­шую жестян­ку с пере­тя­ну­тым сет­кой вер­хом, и я думаю, что они пой­ма­ны в самое нуж­ное вре­мя. В М’гон­гу мы их доста­вим без хло­пот, при­хва­тив с собой поболь­ше кро­ко­ди­лье­го мяса для под­корм­ки. Боль­шая часть из них, вне сомне­ния, инфи­ци­ро­ва­на.

20 апре­ля.

Воз­вра­ще­ние в М’гон­гу и рабо­та в лабо­ра­то­рии. Послал пись­мо док­то­ру Джусту в Пре­то­рию с прось­бой выслать мух цеце для опы­тов по гибри­ди­за­ции. Такое скре­щи­ва­ние, если оно вооб­ще удаст­ся, долж­но про­из­ве­сти осо­бей, весь­ма труд­но под­да­ю­щих­ся опре­де­ле­нию и в то же вре­мя столь же смер­то­нос­ных, как и palpalis. Если дело не пой­дет, испы­таю дру­гое дву­кры­лое из глу­бин­но­го рай­о­на. Я уже послал к док­то­ру Ван­дер­вель­де в Ньянг­ве за неко­то­ры­ми вида­ми, харак­тер­ны­ми толь­ко для Кон­го. В кон­це кон­цов, нет нуж­ды посы­лать Мева­ну за новой пор­ци­ей зара­жен­но­го мяса – теперь я и сам смо­гу куль­ти­ви­ро­вать мик­роб Tripanosoma gambiense, выде­ляя его из мяса, кото­рое мы почти в неогра­ни­чен­ном коли­че­стве доста­ви­ли сюда в спе­ци­аль­ных про­бир­ках. Когда при­дет вре­мя, я зара­жу им све­жее мясо, досы­та накорм­лю моих кры­ла­тых послан­ни­ков и – bon voyage!

18 июня.

Сего­дня при­бы­ли мухи цеце от Джу­ста. Сад­ки для их содер­жа­ния были дав­но гото­вы, и сей­час я занят селек­ци­ей. Что­бы сокра­тить цикл раз­ви­тия, соби­ра­юсь исполь­зо­вать уль­тра­фи­о­ле­то­вые лучи. К сча­стью, в моем рас­по­ря­же­нии име­ет­ся вся необ­хо­ди­мая аппа­ра­ту­ра. Есте­ствен­но, свои заня­тия я дер­жу в сек­ре­те. Неве­же­ство немно­гих моих това­ри­щей по фак­то­рии поз­во­ля­ет мне с лег­ко­стью скры­вать свои цели и при­тво­рять­ся, буд­то я изу­чаю здеш­них насе­ко­мых в меди­цин­ских целях.

29 июня.

Скре­щи­ва­ние дало обиль­ное потом­ство! В про­шлую сре­ду было отло­же­но мно­же­ство яиц, каж­дое из кото­рых раз­ви­лось в весь­ма необыч­но­го вида личин­ку. Если взрос­лые осо­би будут выгля­деть столь же стран­но, ниче­го дру­го­го мне и не нуж­но. Готов­лю отдель­ные номер­ные сад­ки для каж­до­го вида тва­рей.

7 июля.

Новый гибрид выве­ден! Что каса­ет­ся фор­мы, то мас­ки­ров­ка соблю­де­на пол­но­стью, лишь блеск кры­лы­шек еще напо­ми­на­ет palpalis. На груд­ке раз­ли­ча­ет­ся сла­бое подо­бие поло­сок, как у цеце. Неко­то­рые вари­а­ции в отдель­ных осо­бях. Корм­лю их зара­жен­ным кро­ко­ди­льим мясом, а когда сте­пень инфи­ци­ро­ван­но­сти доста­точ­но повы­сит­ся, испы­таю их на несколь­ких чер­но­ко­жих – конеч­но, под­стро­ив все так, что­бы не бро­сить на себя и тени подо­зре­ния. Думаю, это будет лег­ко сде­лать, ибо все вокруг кишит муха­ми, чей укус так или ина­че непри­я­тен. Впу­щу одну из тва­рей в мою сто­ло­вую с плот­но зашто­рен­ны­ми окна­ми в тот момент, когда Бат­та, слу­га по дому, вне­сет зав­трак, сам же буду насто­ро­же. Когда муха сде­ла­ет свое дело, пой­маю или при­хлоп­ну ее – пустя­ко­вое дело при их глу­по­сти. В край­нем слу­чае, заду­шу, напол­нив сто­ло­вую хлор­ным газом. Если не вый­дет сра­зу, буду про­дол­жать попыт­ки до успеш­но­го исхо­да. Конеч­но, нуж­но дер­жать под рукой три­пар­са­мид – на тот слу­чай, если ока­жусь ужа­лен­ным сам, но луч­ше осте­ре­гать­ся, дабы ниче­го подоб­но­го не про­изо­шло. Ни одно про­ти­во­ядие не быва­ет надеж­ным на все сто про­цен­тов.

10 авгу­ста.

Инфи­ци­ро­ван­ность дошла до необ­хо­ди­мо­го пре­де­ла, и после неко­то­рых при­го­тов­ле­ний Бат­та был ужа­лен. Все сошло самым удач­ным обра­зом. Муху уда­лось пой­мать пря­мо на нем, после чего я вер­нул ее в садок. Облег­чил боль йодом, чем и заслу­жил совер­шен­ную бла­го­дар­ность это­го бед­ня­ги. Зав­тра испы­таю вари­а­тив­ную особь на Гам­бе, посыль­ном наше­го комис­си­о­не­ра. Вот и все, что я могу поз­во­лить себе здесь; но если пона­до­бят­ся и дру­гие экс­пе­ри­мен­ты, возь­му несколь­ко экзем­пля­ров с собой в Ука­лу и там полу­чу допол­ни­тель­ные дан­ные.

11 авгу­ста.

С Гам­бой неуда­ча, но муху я отло­вил живой. У Бат­ты само­чув­ствие не ухуд­ши­лось, да и боли в спине, куда его ужа­ли­ли, пока нет. Подо­жду немно­го, преж­де чем сно­ва испы­тать свой метод на Гам­бе.

14 авгу­ста.

Нако­нец-то посыл­ка от Ван­дер­вель­де. Семь раз­ных видов насе­ко­мых, иные из них более или менее ядо­ви­тые. Обиль­но под­карм­ли­ваю их на слу­чай, если опыт с мухой цеце не удаст­ся. Неко­то­рые из этих милых тва­рей почти совсем непо­хо­жи на palpalis. Бес­по­ко­юсь за то, будет ли пло­до­твор­ным скре­щи­ва­ние.

17 авгу­ста.

Сего­дня в пол­день Гам­ба полу­чил свое, но муху мне при­шлось убить пря­мо на нем. Ужа­ли­ла его в левое пле­чо. Укус я пере­вя­зал, и Гам­ба бла­го­да­рил меня так же горя­чо, как и Бат­та. У послед­не­го все без изме­не­ний.

20 авгу­ста.

У Гам­бы пока без пере­мен, у Бат­ты тоже. Экс­пе­ри­мен­ти­рую с новы­ми фор­ма­ми мас­ки­ров­ки в допол­не­ние к гибри­ди­за­ции – ищу спо­соб окра­сить мух, что­бы при­глу­шить пре­да­тель­ский блеск кры­лы­шек palpalis’а. Все­го луч­ше голу­бо­ва­тый отте­нок. Пожа­луй, мож­но будет чем-нибудь опрыс­кать целый рой. Нач­ну с обыч­ных для подоб­ных иссле­до­ва­ний кра­сок вро­де бер­лин­ской лазу­ри или терн­бал­лов­ской голу­бой – то есть с желе­зи­стых и циа­ни­стых солей.

25 авгу­ста.

Бат­та сего­дня пожа­ло­вал­ся на боль в спине, похо­же, мои дела­про­дви­га­ют­ся. 3 сен­тяб­ря.

Отлич­ный про­гресс в моих экс­пе­ри­мен­тах. У Бат­ты при­зна­ки сон­ли­во­сти, и все вре­мя болит спи­на. Гам­ба начи­на­ет чув­ство­вать неудоб­ство в ужа­лен­ном пле­че.

24 сен­тяб­ря.

Бат­те все хуже и хуже, он начи­на­ет про­яв­лять страх из-за уку­са. Счи­та­ет, что тут не обо­шлось без «дья­воль­ской мухи», умо­ля­ет меня убить ее, так как видел, что я поме­стил ее живой в садок. Но я заве­рил его, что она дав­но сдох­ла. Он гово­рит, что ему ужас­но не хочет­ся, что­бы после смер­ти душа его пере­шла в насе­ко­мое. Оче­вид­но, уку­сив­шая его муха сохра­ни­ла в себе все свой­ства palpalis’а. Гам­бе тоже ста­но­вит­ся хуже, повто­ря­ют­ся те же симп­то­мы, что и у Бат­ты. Пожа­луй, дам ему шанс выжить – нуж­ный эффект про­явил­ся доста­точ­но нагляд­но. У Бат­ты, одна­ко, про­цесс дол­жен идти даль­ше, я хочу знать хотя бы при­бли­зи­тель­но, насколь­ко дол­го он затя­нет­ся.

Экс­пе­ри­мен­ты с окрас­кой мух про­дол­жа­ют­ся успеш­но. Одну из изо­мер­ных форм желе­зи­сто­го фер­ро­ци­а­ни­да мож­но рас­тво­рить в спир­те с неболь­шой при­ме­сью солей пота­ша и опрыс­кать полу­чив­шим­ся соста­вом насе­ко­мых. Опрыс­ки­ва­ние дает заме­ча­тель­ный эффект. Жид­кость окра­ши­ва­ет их кры­лья в голу­бой цвет без осо­бо­го воз­дей­ствия на тем­ную груд­ку и не смы­ва­ет­ся, когда сма­чи­ва­ешь под­опыт­ных осо­бей водой. Думаю, с такой мас­ки­ров­кой я смо­гу исполь­зо­вать полу­чен­ные гибри­ды цеце и тем избе­жать хло­пот с даль­ней­шим экс­пе­ри­мен­ти­ро­ва­ни­ем. Как бы ни был остер на глаз Мур, голу­бо­кры­лую муху с груд­кой, напо­ло­ви­ну взя­той от цеце, ему не опо­знать. Конеч­но, все эти шту­ки с пере­крас­кой насе­ко­мых я дер­жу в глу­бо­кой тайне, Отныне и впредь ничто и никак не долж­но свя­зы­вать мое имя с эти­ми голу­бы­ми тва­ря­ми.

9 октяб­ря.

Бат­та впал в сон­ли­вость и уло­жен в постель. Гам­бе же я в тече­ние двух­не­дель вво­дил три­пар­са­мид и думаю, что он выздо­ро­ве­ет. 25 октяб­ря. Бат­та плох, но Гам­ба почти здо­ров.

18 нояб­ря.

Вче­ра умер Бат­та. В тот же день про­изо­шла стран­ная шту­ка, поверг­нув­шая меня в тре­пет, ибо она напом­ни­ла мне о тузем­ных леген­дах и соб­ствен­ных стра­хах это­го чер­но­ко­же­го. Вер­нув­шись после уста­нов­ле­ния фак­та смер­ти в лабо­ра­то­рию, я услы­шал весь­ма необыч­ное гуде­ние и бие­ние о стен­ки в сад­ке номер две­на­дцать, где содер­жа­лась ужа­лив­шая его муха. Эта тварь, каза­лось, вовсе обе­зу­ме­ла, но сто­и­ло появить­ся мне, как все пре­кра­ти­лось – она сия­ла кры­лыш­ка­ми; сидя на про­во­лоч­ной сет­ке, и самым стран­ным обра­зом смот­ре­ла на меня. Она про­тя­ги­ва­ла через сет­ку свои лап­ки, как бы выра­жая тем пол­ней­шее изум­ле­ние. Когда же после обе­да я вошел сюда вме­сте с Алле­ном, муха была уже мерт­ва. Оче­вид­но, после мое­го ухо­да она вновь впа­ла в неистов­ство и бук­валь­но выби­ла из себя жизнь, коло­тясь о стен­ки сад­ка. Чрез­вы­чай­но подо­зри­тель­но, что такая вещь про­изо­шла сра­зу же после смер­ти Бат­ты. Узнай об этом кто-нибудь из чер­но­ко­жих, он немед­лен­но отнес бы все слу­чив­ше­е­ся на счет пере­се­ле­ния в муху души бед­ня­ги покой­но­го. Отправ­лю-ка сво­их голу­бых гибри­дов в путь порань­ше. Если уж на то пошло, их спо­соб­ность уби­вать, похо­же, намно­го выше, чем у чистых palpalis’ов. Бат­та умер через три меся­ца и восемь дней после зара­же­ния – но, есте­ствен­но, все­гда нуж­но учи­ты­вать широ­кий диа­па­зон неопре­де­лен­но­сти. Я почти сожа­лею о том, что болезнь Гам­бы не мог­ла раз­ви­вать­ся доль­ше.

5 декаб­ря.

Строю пла­ны, как луч­ше доста­вить моих послан­ни­ков к Муру. Надо обста­вить дело таким обра­зом, что­бы у всех сло­жи­лось впе­чат­ле­ние, что они были отправ­ле­ны каким-нибудь неиз­вест­ным энто­мо­ло­гом, яко­бы про­чи­тав­шим муров­ских «Дву­кры­лых Цен­траль­ной и Южной Афри­ки» и пола­га­ю­щим, что авто­ру захо­чет­ся изу­чить эту «новую и не под­да­ю­щу­ю­ся опре­де­ле­нию» раз­но­вид­ность. Сле­ду­ет так­же при­со­во­ку­пить доста­точ­но твер­до обос­но­ван­ные заве­ре­ния в том, что голу­бо­кры­лая муха абсо­лют­но без­вред­на – здесь мож­но сослать­ся на мно­го­лет­ний опыт тузем­цев. Мур тут же забу­дет о мерах предо­сто­рож­но­сти, и одна из мух рано или позд­но цап­нет его, при­чем никто даже не смо­жет ска­зать, когда имен­но.

Дол­жен буду поло­жить­ся на пись­ма моих нью-йорк­ских дру­зей – вре­мя от вре­ме­ни они еще поми­на­ют в них о Муре, – что­бы быть в кур­се раз­ви­тия собы­тий, хотя, смею ска­зать, пись­мам этим пред­сто­ит воз­ве­стить о его смер­ти. Одна­ко мне ни в коем слу­чае не сле­ду­ет про­яв­лять к нему ника­ко­го инте­ре­са. Мух я пошлю ему по почте во вре­мя экс­пе­ди­ции, ибо никто не дол­жен знать вре­ме­ни, когда я сде­лаю это. Самое луч­шее – это взять дол­гий отпуск для поезд­ки в глу­бин­ные рай­о­ны, отрас­тить там боро­ду, а после, при­няв вид слу­чай­но заехав­ше­го в Ука­ле энто­мо­ло­га, отпра­вить отту­да посыл­ку и уже без боро­ды вер­нуть­ся домой.

12 апре­ля 1930 года.

Воз­вра­ще­ние в М’гон­гу после дол­гой экс­пе­ди­ции. Все полу­чи­лось пре­вос­ход­но, гра­фик выдер­жан с точ­но­стью до одно­го часа. Отпра­вил мух Муру, не оста­вив ника­ких сле­дов. 15 декаб­ря, по слу­чаю близ­ко­го Рож­де­ства, взял отпуск и сра­зу уехал, при­хва­тив с собой все, что нуж­но. Устро­ил очень лов­кий поч­то­вый кон­тей­нер с отде­ле­ни­ем для кус­ка зара­жен­но­го кро­ко­ди­лье­го мяса – кор­ма для моих послан­ни­ков. К кон­цу фев­ра­ля уже отрас­тил боро­ду, доста­точ­но густую, что­бы обра­зо­вал­ся кли­ны­шек в духе ван Дей­ка.

9 мар­та появил­ся в Ука­ле и отсту­кал на пишу­щей машин­ке тор­го­вой фак­то­рии пись­мо док­то­ру Муру. Под­пи­сал­ся име­нем неко­е­го Нэви­ля из Уэй­ланд-Хол­ла – яко­бы энто­мо­ло­га из Лон­до­на. Думаю, нашел нуж­ный тон – свой брат, уче­ный, общие инте­ре­сы и про­чая чепу­ха в том же духе. Был арти­сти­че­ски небре­жен в заве­ре­ни­ях об «абсо­лют­ной без­вред­но­сти» дан­ных осо­бей. В Ука­ле никто ниче­го не запо­до­зрил. Едва вой­дя в буш, сбрил боро­ду, что­бы ко вре­ме­ни воз­вра­ще­ния не бро­сал­ся в гла­за мой неза­го­рев­ший под­бо­ро­док. За исклю­че­ни­ем неболь­шо­го забо­ло­чен­но­го участ­ка, про­шел весь путь без тузем­ных носиль­щи­ков я спо­со­бен путе­ше­ство­вать с одним рюк­за­ком за спи­ной, отлич­но ори­ен­ти­ру­ясь на мест­но­сти. Мое сча­стье, что я при­вык к подоб­ным стран­стви­ям. Дол­гое свое отсут­ствие оправ­дал при­сту­пом лихо­рад­ки и ошиб­ка­ми в выбо­ре направ­ле­ния при пере­хо­де через буш. Нача­лось самое труд­ное – чисто в пси­хо­ло­ги­че­ском смыс­ле – вре­мя. Мне при­хо­дит­ся ожи­дать изве­стий о Муре, напу­стив на себя вид пол­ней­ше­го рав­но­ду­шия. Конеч­но, он может и не полу­чить уку­са до той самой поры, когда зара­за уже утра­тит силу, но, при его бес­печ­но­сти, я готов поста­вить сто про­тив одно­го не в его поль­зу. Ника­ких сожа­ле­ний я не испы­ты­ваю – после все­го, что он при­чи­нил мне, он спол­на заслу­жил свое и даже более того.

30 июня 1930 года.

Ура! Мой пер­вый ход удал­ся! Толь­ко что слу­чай­но узнал от Дай­со­на из Колум­бии, что Мур полу­чил из Афри­ки каких-то новых голу­бо­кры­лых мух и что они чрез­вы­чай­но уди­ви­ли его. Пока ни сло­ва об уку­се, но если пом­нить о врож­ден­ной небреж­но­сти Мура – а мне ли не пом­нить об этом? – то мож­но не сомне­вать­ся в том, что это слу­чит­ся очень ско­ро.

27 авгу­ста 1930 года.

Пись­мо от Мор­то­на из Кем­бри­джа. Мур напи­сал ему, что в послед­нее вре­мя испы­ты­ва­ет силь­ную сла­бость, упо­ми­ная при этом о неко­ем насе­ко­мом, уку­сив­шем его в шею – мухе из чис­ла тех стран­ных осо­бей, кото­рых он полу­чил посыл­кой при­мер­но в сере­дине июня. Итак, успех? Види­мо, Мур еще не свя­зы­ва­ет укус с испы­ты­ва­е­мой им сла­бо­стью. Если толь­ко все полу­чи­лось, как надо, то Мур был ужа­лен в самое под­хо­дя­щее вре­мя, когда инфек­ция в насе­ко­мом доста­точ­но раз­ви­лась.

12 сен­тяб­ря 1930 года.

Побе­да! Дай­сон изве­ща­ет, что Мур нахо­дит­ся в угро­жа­ю­щем состо­я­нии. Теперь он уже сам про­сле­жи­ва­ет связь меж­ду сво­им забо­ле­ва­ни­ем и уку­сом, слу­чив­шим­ся око­ло полу­дня 19 июня, и силь­но оза­бо­чен схо­же­стью неиз­вест­но­го вида насе­ко­мых с мухой цеце. Пыта­ет­ся свя­зать­ся с Нэви­лем из Уэй­ланд-Хол­ла, отпра­вив­шим ему посыл­ку. Из сот­ни с лиш­ком осо­бей, что я послал ему, живы­ми до него дошли два­дцать пять. К момен­ту уку­са кое- кто из них удрал, но из яиц, отло­жен­ных со вре­ме­ни отправ­ле­ния посыл­ки, вылу­пи­лось несколь­ко личи­нок. Как утвер­жда­ет Дай­сон, Мур вни­ма­тель­но сле­дит за их раз­ви­ти­ем. Когда они созре­ют, он суме­ет, я пола­гаю, опре­де­лить их как гибрид мухи цеце и palpalis’а, но теперь это ему не боль­но-то помо­жет. Хотя, я думаю, он очень уди­вит­ся, что голу­биз­на кры­льев не пере­шла по наслед­ству!

8 нояб­ря 1930 года.

Пись­ма почти от полу­дю­жи­ны дру­зей уве­дом­ля­ют меня о серьез­ной болез­ни Мура. Сего­дня при­е­хал Дай­сон. Он гово­рит, что Мур пре­бы­ва­ет в пол­ном недо­уме­нии по пово­ду гибри­дов, вылу­пив­ших­ся из личи­нок, и начи­на­ет подо­зре­вать, что их роди­те­ли при­об­ре­ли голу­бую окрас­ку кры­льев искус­ствен­ным путем. Боль­шую часть вре­ме­ни он теперь вынуж­ден про­во­дить в посте­ли. Ника­ких упо­ми­на­ний об исполь­зо­ва­нии три­пар­са­ми­да.

13 фев­ра­ля 1931 года.

Не так уж все и хоро­шо! Муру все хуже, и, похо­же, он не зна­ет сред­ства для соб­ствен­но­го спа­се­ния, но, види­мо, все же запо­до­зрил меня. В про­шлом меся­це я полу­чил весь­ма холод­ное посла­ние от Мор­то­на, кото­рый ниче­го не сооб­ща­ет о Муре; а теперь вот и Дай­сон пишет – пожа­луй, так же сдер­жан­но, – что Мур стро­ит раз­но­об­раз­ные пред­по­ло­же­ния о при­чи­нах слу­чив­ше­го­ся. Он разыс­ки­ва­ет Уэй­ланд-Хол­ла по теле­гра­фу – ищет в Лон­доне, Ука­ле, Най­ро­би, Момба­се и дру­гих местах, но, есте­ствен­но, ниче­го не нахо­дит. По-мое­му, он поде­лил­ся с Дай­со­ном сво­и­ми подо­зре­ни­я­ми, но тот пока еще не верит им. Боюсь, что Мор­тон уже пове­рил. Похо­же, мне пора начи­нать под­го­тов­ку к тому, что­бы удрать отсю­да и навсе­гда заме­сти свои сле­ды. И это конец карье­ры, начав­шей­ся столь бле­стя­ще! Боль­ше все­го в этом вино­ват Мур – но зато теперь он пла­тит за все с избыт­ком! Верю, что со вре­ме­нем сно­ва вер­нусь в Южную Афри­ку, а пока буду спо­кой­но откла­ды­вать день­ги в бан­ке на новое имя – Фре­де­рик Нэс­мит Мэй­сон из Торон­то, Кана­да, бро­кер по делам гор­но­руд­ных иму­ществ. Уза­ко­ню и новый обра­зец лич­ной под­пи­си. Если же осо­бой необ­хо­ди­мо­сти исче­зать навсе­гда не будет, я лег­ко смо­гу пере­ве­сти сред­ства обрат­но на свое нынеш­нее имя.

15 авгу­ста 1931 года.

Про­шло уже пол­го­да, но я все еще в тре­вож­ном ожи­да­нии. Дай­сон и Мор­тон – как и неко­то­рые дру­гие мои дру­зья – пре­кра­ти­ли пере­пис­ку со мной. Док­тор Джеймс из Сан-Фран­цис­ко вре­мя от вре­ме­ни полу­ча­ет изве­стия от дру­зей Мура и сооб­ща­ет мне, что Мур почти посто­ян­но нахо­дит­ся в кома­тоз­ном состо­я­нии. С мая он уже не может ходить. Пока ему не отка­за­ла речь, он все вре­мя жало­вал­ся на озноб. Теперь он уже не в состо­я­нии и гово­рить, хотя пред­по­ла­га­ет­ся, что неко­то­рые про­блес­ки созна­ния в нем еще нали­че­ству­ют. Дыха­ние сде­ла­лось пре­ры­ви­стым и частым, а порой и вовсе не про­слу­ши­ва­ет­ся. Нет сомне­ния, в Муре раз­ви­ва­ет­ся Trypanosoma gambiense, но дер­жит­ся он бод­рей, чем здеш­ние негры. Бат­ту доко­на­ли три меся­ца и восемь дней, а Мур на про­тя­же­нии более чем года после уку­са все еще жив. В про­шлом меся­це про­ка­ти­лись слу­хи о том, что вокруг Ука­ле были про­из­ве­де­ны интен­сив­ные розыс­ки мифи­че­ско­го Уэй­ланд-Хол­ла. Впро­чем, думаю, пока мне не сле­ду­ет осо­бо бес­по­ко­ить­ся, так как нет абсо­лют­но ника­ких улик, сви­де­тель­ству­ю­щих о моей при­част­но­сти к про­ис­шед­ше­му.

7 октяб­ря 1931 года.

Нако­нец-то все кон­че­но! «Момба­са газетт» сооб­щи­ла, что Мур умер 20 сен­тяб­ря после ряда при­сту­пов озно­ба, при тем­пе­ра­ту­ре намно­го ниже нор­маль­ной. Я так рад, что даль­ше неку­да! Я обе­щал, что раз­де­ла­юсь с ним, и я сде­лал это! В газе­те поме­ще­на ста­тья в три колон­ки о дол­гой болез­ни Мура, его кон­чине и о тщет­ных поис­ках Уэй­ланд-Хол­ла. Судя по все­му, Мур сде­лал­ся более зна­чи­тель­ной лич­но­стью для Афри­ки, неже­ли я пред­по­ла­гал. Насе­ко­мое, ужа­лив­шее его, теперь уже пол­но­стью иден­ти­фи­ци­ро­ва­но по выжив­шим осо­бям и раз­вив­шим­ся личин­кам, рас­кры­та и искус­ствен­ная при­ро­да окрас­ки кры­льев. Ни у кого не оста­лось сомне­ний в том, что мухи были выве­де­ны и посла­ны с наме­ре­ни­ем совер­шить убий­ство. Как выяс­ни­лось, Мур и в самом деле сооб­щил о сво­их подо­зре­ни­ях Дай­со­ну, но тот (рав­но как и поли­ция) пока помал­ки­ва­ет за отсут­стви­ем пря­мых улик. Разыс­ки­ва­ют­ся все недру­ги Мура, а «Ассо­ши­эй­тед Пресс» наме­ка­ет на то, что «рас­сле­до­ва­ние, кото­рое, воз­мож­но, при­ве­дет к одно­му извест­но­му вра­чу, нахо­дя­ще­му­ся ныне за рубе­жом, будет про­дол­же­но». Один факт, при­ве­ден­ный в самом кон­це сооб­ще­ния и навер­ня­ка явля­ю­щий­ся деше­вой роман­ти­че­ской выдум­кой жел­то­го жур­на­ли­ста, тем не менее, повер­га­ет меня в нешу­точ­ный тре­пет, осо­бен­но когда я вспо­ми­наю леген­ды чер­но­ко­жих и обсто­я­тель­ства, при каких спя­ти­ла с ума муха, уку­сив­шая Бат­ту. Похо­же, подоб­но­го рода стран­ная вещь слу­чи­лась в ночь, когда скон­чал­ся Мур: Дай­сон был раз­бу­жен жуж­жа­ни­ем голу­бо­кры­лой мухи, кото­рая про­нес­лась у него над голо­вой и тут же она выле­те­ла в окно, а в сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние зазво­нил теле­фон, и сидел­ка, уха­жи­вав­шая за Муром в его бруклин­ском доме, нахо­дя­щем­ся на рас­сто­я­нии в несколь­ко миль, сооб­щи­ла о его смер­ти. Но боль­ше все­го меня бес­по­ко­ит то, какой обо­рот при­ня­ла вся эта исто­рия в Афри­ке. Люди в Ука­ле вспом­ни­ли боро­да­то­го ино­стран­ца, напе­ча­тав­ше­го на машин­ке пись­мо и отпра­вив­ше­го на почте посыл­ку, и в дан­ный момент поли­ция про­че­сы­ва­ет окрест­но­сти в поис­ках чер­но­ко­жих, кото­рые сопро­вож­да­ли зага­доч­но­го незна­ком­ца. Я нани­мал мини­маль­но воз­мож­ное коли­че­ство тузем­цев, но если вла­стям удаст­ся най­ти тех пар­ней из пле­ме­ни убан­да, что про­ве­ли меня через лес­ной пояс Н’Ки­ни, мне при­дет­ся объ­яс­нять­ся более обсто­я­тель­но, чем хоте­лось бы. Дело скла­ды­ва­ет­ся так, что для меня при­шло вре­мя исчез­нуть отсю­да; зав­тра, пожа­луй, возь­му рас­чет и при­го­тов­люсь уда­рить­ся в дру­гие края.

9 нояб­ря 1931 года.

Уволь­не­ние ока­за­лось делом хло­пот­ным, но сего­дня все реши­лось. Не хочу уси­ли­вать подо­зре­ния поспеш­ным бег­ством. На этой неде­ле я полу­чил от Джейм­са пись­мо с вестью о смер­ти Мура, но в нем ска­за­но не боль­ше, чем в газе­тах. Нью-йорк­ские газе­ты, похо­же, воз­дер­жи­ва­ют­ся от сооб­ще­ния подроб­но­стей, хотя и в один голос тол­ку­ют о про­дол­жа­ю­щем­ся рас­сле­до­ва­нии дела и розыс­ках. От моих дру­зей – ни сло­ва. Види­мо, преж­де чем поте­рять созна­ние, Мур успел рас­про­стра­нить кое-какие опас­ные для меня подо­зре­ния, но в них ни на йоту нет пря­мых улик. И все же нель­зя упу­стить ни еди­но­го шан­са. В чет­верг я выез­жаю в Момба­су, а отту­да паро­хо­дом, кур­си­ру­ю­щим вдоль побе­ре­жья, добе­русь до Дур­ба­на. Там я окон­ча­тель­но исчез­ну для мира, но вско­ре в Иоган­нес­бур­ге появит­ся бро­кер по делам гор­но­руд­ных иму­ществ – Фре­де­рик Нэс­мит Мэй­сон из Торон­то. Тут и конец мое­му жур­на­лу. Если меня не запо­до­зрят, то он послу­жит пер­во­на­чаль­но­му сво­е­му пред­на­зна­че­нию и после моей смер­ти рас­кро­ет то, что ина­че оста­лось бы неиз­вест­ным. Если же, с дру­гой сто­ро­ны, подо­зре­ния под­твер­дят­ся и сде­ла­ют­ся неопро­вер­жи­мы­ми, жур­нал удо­сто­ве­рит и уяс­нит нечет­кие обви­не­ния, а так­же вос­пол­нит мно­гие важ­ные и туман­ные про­бе­лы во всей этой исто­рии. Прав­да, в слу­чае пря­мой опас­но­сти для жиз­ни я, конеч­но, буду вынуж­ден уни­что­жить его.

Итак, Мур покой­ник, что и заслу­жил в пол­ной мере. Исчез так­же док­тор Томас Слоуэну­айт. А когда будет мерт­во и тело, преж­де при­над­ле­жав­шее ему, пуб­ли­ке ста­нет досту­пен этот доку­мент.

II

15 янва­ря 1932 года.

Новый год – а с ним, поми­мо моей воли, и воз­об­нов­ле­ние это­го жур­на­ла. Теперь пишу с един­ствен­ной целью – излить душу, хотя еще совсем недав­но одно пред­по­ло­же­ние о том, что с этой исто­ри­ей не все покон­че­но, пока­за­лось бы мне абсурд­ным. Нахо­жусь в Иоган­нес­бур­ге, в гости­ни­це «Вааль», под моим новым име­нем, и пока у меня нет осно­ва­ний подо­зре­вать, что кто-нибудь пыта­ет­ся уста­но­вить мою под­лин­ную лич­ность. Веду мало­зна­ча­щие дело­вые пере­го­во­ры с целью оправ­дать в гла­зах людей свою новую роль бро­ке­ра, а заод­но и убе­дить­ся в сво­ей спо­соб­но­сти рабо­тать в этой сфе­ре. Поз­же съез­жу в Торон­то, что­бы зало­жить хоть какие-нибудь осно­ва­ния сво­е­го фик­тив­но­го про­шло­го. Что меня теперь бес­по­ко­ит более все­го, так это насе­ко­мое, око­ло полу­дня вле­тев­шее ко мне в номер. Конеч­но, в послед­нее вре­мя я под­вер­жен вся­ко­го рода ноч­ным кош­ма­рам, в кото­рых нали­че­ству­ют и голу­бые мухи, но их и сле­до­ва­ло ожи­дать вви­ду мое­го посто­ян­но­го нерв­но­го напря­же­ния. Одна­ко, вполне реаль­ная живая муха – это пря­мо-таки сон наяву, и я совер­шен­но не в силах объ­яс­нить его. Целую чет­верть часа она с жуж­жа­ньем сно­ва­ла вокруг книж­ной пол­ки, успеш­но укло­ня­ясь от всех моих попы­ток пой­мать или убить ее. Самое же стран­ное – это ее окрас­ка и обли­чье; у нее голу­бые кры­лья, да и во всех про­чих отно­ше­ни­ях она пря­мой дуб­ли­кат мое­го гибри­да – послан­ни­ка смер­ти. Про­сто не пони­маю, как это мог­ло слу­чить­ся. Я ведь отде­лал­ся от всех сво­их гибри­дов – как кра­ше­ных, так и неокра­шен­ных, – что оста­лись у меня после того, как я отпра­вил посыл­ку Муру, и я не при­пом­ню ни еди­но­го слу­чая их побе­га.

Может быть, это все­го лишь гал­лю­ци­на­ция? Или, ска­жем, одна из осо­бей, удрав­ших на волю из бруклин­ско­го дома Мура, нашла обрат­ный путь в Афри­ку? Нали­цо та же абсурд­ная ситу­а­ция, что и в слу­чае с мухой, раз­бу­див­шей Дай­со­на после смер­ти Мура, но, в кон­це кон­цов, нель­зя исклю­чить и того, что неко­то­рые из этих тва­рей выжи­ли и вер­ну­лись на роди­ну. Что же каса­ет­ся голу­бой окрас­ки, то она намерт­во при­ста­ла к их кры­лыш­кам, ибо состав­лен­ный мною пиг­мент явля­ет­ся столь же проч­ным, как и тот, что обыч­но исполь­зу­ет­ся для тату­и­ров­ки. Это един­ствен­ное раци­о­наль­ное объ­яс­не­ние, какое при­хо­дит мне в голо­ву, хотя и в этом слу­чае чрез­вы­чай­но стран­но, что малень­кой тва­ри уда­лось зале­теть так дале­ко на юг. Впро­чем, она навер­ня­ка обла­да­ет неким наслед­ствен­ным инстинк­том, спо­соб­но­стью нахо­дить доро­гу домой, кото­рая, по-види­мо­му, при­су­ща это­му виду мух цеце. В кон­це кон­цов, эта линия их род­ства и ведет в Южную Афри­ку.

Нуж­но вся­че­ски осте­ре­гать­ся уку­са. Конеч­но, изна­чаль­ная инфек­ция (если толь­ко это и в самом деле одна из мух, удрав­ших от Мура) дав­но уже утра­ти­ла силу, но этот мой дру­жок вполне мог под­кор­мить­ся после воз­вра­ще­ния из Аме­ри­ки, про­ле­тев через Цен­траль­ную Афри­ку и под­це­пив там све­жую зара­зу. Дей­стви­тель­но, это даже более чем допу­сти­мо, так как вос­при­ня­тые от palpalis’а наслед­ствен­ные инстинк­ты, конеч­но же, при­ве­ли насе­ко­мое преж­де все­го домой, в Уган­ду, а там к нему вер­ну­лись мик­ро­бы три­па­но­со­ми­а­си­са. У меня еще оста­лось немно­го три­пар­са­ми­да – я не решил­ся уни­что­жить свой док­тор­ский чемо­дан­чик, хотя он и мог бы стать ули­кой, – одна­ко с той поры я кое-что про­чел по этой части и теперь не столь уве­рен в этом лекар­стве, как преж­де. Оно дает толь­ко неко­то­рый шанс в борь­бе за жизнь – этот шанс, опре­де­лен­но, и выпал Гам­бе, – но все­гда оста­ет­ся боль­шая веро­ят­ность неуда­чи.

Чер­тов­ски стран­но, что про­кля­той мухе слу­чи­лось зале­теть имен­но в мой номер – это на всем-то огром­ном про­стран­стве Афри­ки! Мож­но поду­мать, что тут нали­цо какое-то мисти­че­ское сов­па­де­ние с пере­лом­ным момен­том моей жиз­ни. Если она явит­ся опять, непре­мен­но поста­ра­юсь убить ее. Уди­ви­тель­но, что ей уда­лось сего­дня удрать от меня

– обыч­но эти тва­ри до смеш­но­го глу­пы, и пой­мать их ниче­го не сто­ит. Но, в кон­це кон­цов, не есть ли это чистей­шая иллю­зия? Да, в самом деле, в послед­нее вре­мя жара дони­ма­ет меня как нико­гда рань­ше – тако­го не быва­ло даже в самом серд­це Уган­ды.

16 янва­ря.

Не схо­жу ли я с ума? В пол­день опять яви­лась муха и вела себя столь стран­но, что я ниче­го не смог тол­ком сооб­ра­зить. Толь­ко гал­лю­ци­на­ци­ей мож­но объ­яс­нить дей­ствия этой жуж­жа­щей язвы. Появив­шись слов­но ниот­ку­да, она пря­ми­ком напра­ви­лась к книж­ной пол­ке и при­ня­лась делать круг за кру­гом перед кни­гой Мура «Дву­кры­лые Цен­траль­ной и Южной Афри­ки». Раз за разом она обле­та­ла том то свер­ху, то сза­ди, а вре­мя от вре­ме­ни кида­лась ко мне, а затем рез­во уди­ра­ла, преж­де чем я успе­вал хлоп­нуть по ней свер­ну­той в труб­ку газе­той. Такое про­вор­ство про­сто неслы­хан­но для афри­кан­ских дву­кры­лых с их пре­сло­ву­той глу­по­стью. Око­ло полу­ча­са я гонял­ся за про­кля­той тва­рью, но, в кон­це кон­цов, она стре­лой выле­те­ла через дыру в пере­кры­ва­ю­щей окно сет­ке – дыру, кото­рую я преж­де не заме­чал. По вре­ме­нам мне даже каза­лось, что она наме­рен­но драз­нит меня, под­ле­тая вплот­ную к мое­му ору­дию, а затем искус­но избе­гая его в тот момент, когда я нано­сил удар. Пожа­луй, мне нуж­но постро­же кон­тро­ли­ро­вать соб­ствен­ное созна­ние.

17 янва­ря.

Или это я свих­нул­ся с ума, или в мире пере­ста­ли дей­ство­вать зако­ны веро­ят­но­сти в том виде, в кото­ром мы их зна­ем. Неза­дол­го до полу­дня эта чер­то­ва муха вле­те­ла отку­да-то и сно­ва при­ня­лась с гром­ким жуж­жа­ни­ем сно­вать вокруг кни­ги Мура. Я сно­ва пытал­ся настиг­нуть ее, и сно­ва все повто­ря­лось точ­но так же, как вче­ра. Нако­нец, эта мер­зав­ка напра­ви­лась к откры­той чер­ниль­ни­це на моем сто­ле и обмак­ну­лась в нее лап­ка­ми и гру­дью, оста­вив чисты­ми кры­лыш­ки. Затем она вос­па­ри­ла к потол­ку, села и при­ня­лась пол­зать по извест­ке, остав­ляя за собой изви­ли­стую чер­ниль­ную дорож­ку. Через неко­то­рое вре­мя она слег­ка под­прыг­ну­ла и сде­ла­ла рядом неболь­шое чер­ниль­ное пят­но, не соеди­нен­ное с глав­ной заго­гу­ли­ной; затем она свер­зи­лась отту­да пря­мо к мое­му носу, и, жуж­жа, скры­лась из виду, преж­де чем я успел замах­нуть­ся на нее.

Что-то во всем этом дей­стве обо­жгло меня сво­ей ненор­маль­но­стью и чудо­вищ­но­стью. Чем при­сталь­ней я всмат­ри­вал­ся в чер­ниль­ные сле­ды на потол­ке, раз­гля­ды­вая их под раз­ны­ми ракур­са­ми, тем более зна­ко­мы­ми каза­лись они мне. И вдруг меня осе­ни­ло – да ведь они обра­зу­ют совер­шен­но отчет­ли­вый вопро­си­тель­ный знак! Какой дру­гой сим­вол мог ока­зать­ся более зло­ве­щим в дан­ной ситу­а­ции? Пора­жа­юсь, как я не упал в обмо­рок. Гости­нич­ная при­слу­га пока еще не заме­ти­ла его. Боль­ше не видел мухи ни днем, ни вече­ром, но чер­ниль­ни­цу дер­жу плот­но закры­той. Что ж, долж­но же уни­что­же­ние Мура в какой-то мере тер­зать мою совесть и обо­ра­чи­вать­ся болез­нен­ны­ми гал­лю­ци­на­ци­я­ми. Может быть, ника­кой мухи и нет вооб­ще.

18 янва­ря.

В какой жут­кий ад кош­ма­ров я погру­жен! То, что про­изо­шло сего­дня, отно­сит­ся к раз­ря­ду явле­ний, не име­ю­щих пра­ва слу­чать­ся при нор­маль­ном ходе вещей, одна­ко один из слу­жи­те­лей гости­ни­цы заме­тил знак на потол­ке и вос­при­нял его как реаль­ность. Око­ло один­на­дца­ти часов утра, когда я писал за сто­лом, что-то мет­ну­лось к чер­ниль­ни­це и, сверк­нув у меня перед носом, взмы­ло квер­ху, преж­де чем я успел понять, что это было такое. Под­няв взгляд к потол­ку, я сно­ва уви­дел эту дья­воль­скую муху. Как и вче­ра, она пол­за­ла по нему и выво­ди­ла новый след со вся­ки­ми изви­ва­ми и пово­ро­та­ми. Тут я ниче­го не мог пред­при­нять, одна­ко на вся­кий слу­чай все же свер­нул в несколь­ко раз газе­ту, гото­вясь при­хлоп­нуть эту гади­ну, если она под­ле­тит доста­точ­но близ­ко. Совер­шив несколь­ко эво­лю­ций по потол­ку, она тут же уле­те­ла в тем­ный угол и исчез­ла. Сто­и­ло мне гля­нуть вверх, на два­жды уже испач­кан­ную шту­ка­тур­ку, как я понял, что новый чер­ниль­ный след явля­ет­ся ничем иным, как огром­ной, без­оши­боч­но узна­ва­е­мой циф­рой 5! На какой-то миг я почти лишил­ся созна­ния, ощу­тив близ­кую, страш­ную, неве­до­мую угро­зу, кото­рую даже не мог пол­но­стью осо­знать. Одна­ко я тут же взял себя в руки и пред­при­нял дей­ствен­ные меры. Купил у апте­ка­ря гум­ми­а­ра­бик и про­чие мате­ри­а­лы, необ­хо­ди­мые для при­го­тов­ле­ния лип­кой ловуш­ки. Кро­ме того, я при­об­рел вто­рую чер­ниль­ни­цу. Вер­нув­шись в номер, напол­нил новую чер­ниль­ни­цу лип­кой сме­сью и, оста­вив ее откры­той, уста­но­вил на место ста­рой. Потом заста­вил себя углу­бить­ся в чте­ние. Око­ло трех часов дня я сно­ва услы­шал жуж­жа­нье и уви­дел муху, кру­жа­щую воз­ле новой чер­ниль­ни­цы. Опу­стив­шись к лип­кой поверх­но­сти, она не ста­ла касать­ся ее, а под­ле­те­ла пря­ми­ком ко мне и умча­лась, преж­де чем я успел вре­зать ей, как сле­ду­ет. Затем напра­ви­лась к книж­ной пол­ке и ста­ла кру­жить воз­ле трак­та­та Мура. Что-то непо­сти­жи­мое, что-то дья­воль­ское заклю­че­но в этом кру­же­нии незва­ной гостьи.

Но самое худ­шее после­до­ва­ло поз­же. Оста­вив в покое кни­гу Мура, насе­ко­мое под­ле­те­ло к откры­то­му окну и ста­ло рит­ми­че­ски бить­ся о про­во­лоч­ную сет­ку. То были серии уда­ров с рав­но­мер­ны­ми про­ме­жут­ка­ми, меж­ду кото­ры­ми соблю­да­лись чет­кие пау­зы. Так повто­ри­лось несколь­ко раз. Что-то в этом спек­так­ле заста­ви­ло меня на мгно­ве­ние застыть в непо­движ­но­сти, но в сле­ду­ю­щую секун­ду я подо­шел к окну и попы­тал­ся при­хлоп­нуть назой­ли­вую тварь. Как обыч­но, без успе­ха. Она про­сто пере­ле­те­ла к лам­пе и ста­ла точ­но таким же обра­зом отби­вать такт по жест­ко­му кар­тон­но­му аба­жу­ру. В при­сту­пе смут­но­го отча­я­ния я поспеш­но захлоп­нул все две­ри и затя­ну­тые непро­ни­ца­е­мой для насе­ко­мых сет­кой окна. Мне сле­до­ва­ло немед­лен­но уни­что­жить настой­чи­вую мер­зав­ку, чьи пре­сле­до­ва­ния все успеш­ней выво­ди­ли мой разум из рав­но­ве­сия. Бес­со­зна­тель­но ведя счет, я вдруг уло­вил, что каж­дая серия этих уда­ров заклю­ча­ла в себе чис­ло пять.

Пять – то самое чис­ло, кото­рое эта гади­на выве­ла утром чер­ни­ла­ми на потол­ке! Неуже­ли насе­ко­мое сле­ду­ет неко­е­му отчет­ли­во­му пла­ну? Мысль эта каза­лась безум­ной, так как пред­по­ла­га­ла нали­чие у мухи­ги­бри­да чело­ве­че­ско­го интел­лек­та и зна­ния пись­мен­ных зна­ков. Чело­ве­че­ский разум в насе­ко­мом – раз­ве не об этом гово­ри­лось в древ­ней­ших леген­дах чер­но­ко­жих из Уган­ды? К тому же дья­воль­ское уме­ние укло­нять­ся от моих уда­ров силь­но про­ти­во­ре­чи­ло обыч­ной глу­по­сти это­го вида насе­ко­мых. Едва я отло­жил в сто­ро­ну свое ору­дие – газе­ту – и, охва­чен­ный все нарас­та­ю­щим ужа­сом, при­сел на стул, как муха взмы­ла квер­ху и исчез­ла в едва при­мет­ном отвер­стии в потол­ке, через кото­рое ухо­ди­ла в верх­нюю ком­на­ту тру­ба от ради­а­то­ра отоп­ле­ния.

Ее исчез­но­ве­ние не успо­ко­и­ло меня – рас­су­док мой уже выстра­и­вал целый ряд диких и ужас­ных умо­за­клю­че­ний. Если эта муха обла­да­ет чело­ве­че­ским интел­лек­том, отку­да он у нее? Есть ли хоть доля прав­ды в утвер­жде­ни­ях тузем­цев, буд­то эти созда­ния спо­соб­ны после смер­ти сво­их жертв завла­де­вать их лич­но­стью? Если так, то чью же лич­ность при­сво­и­ла себе истя­зав­шая меня тварь? Ответ на этот вопрос я уже знал – это одна из тех мух, что удра­ли от Мура после смер­тель­но­го уку­са. Не тот ли это самый послан­ник смер­ти, кото­рый ужа­лил его? А если так, то чего он хочет от меня сей­час? Чего он хочет от меня вооб­ще? Обли­тый холод­ным потом, я вспо­ми­нал о том, как вела себя муха, ужа­лив­шая Бат­ту, после его смер­ти. Не были ли и в самом деле ее соб­ствен­ные инстинк­ты заме­ще­ны созна­ни­ем жерт­вы? А эта сен­са­ци­он­ная весть о мухе, раз­бу­див­шей Дай­со­на вско­ре после смер­ти Мура… Что же каса­ет­ся пре­сле­ду­ю­щей меня мухи – не все­ли­лась ли в нее лич­ность чело­ве­ка, жаж­ду­ще­го мести? Как она кру­ти­лась воз­ле кни­ги Мура! Но я отме­тал от себя даль­ней­шие пред­по­ло­же­ния до тех пор, пока меня вдруг не охва­ти­ла уве­рен­ность, что эта тварь дей­стви­тель­но зара­же­на, при­чем в самой опас­ной сте­пе­ни. В каж­дом ее дей­ствии про­гля­ды­ва­лось некое злое наме­ре­ние – она нароч­но, с ужас­ной целью впи­та­ла в себя самые смер­то­нос­ные бацил­лы во всей Афри­ке. Мой вко­нец потря­сен­ный рас­су­док вос­при­ни­мал теперь чело­ве­че­ские свой­ства этой тва­ри как нечто само собой разу­ме­ю­ще­е­ся. Я позво­нил управ­ля­ю­ще­му гости­ни­цей и попро­сил при­слать чело­ве­ка, что­бы заткнуть отвер­стие воз­ле тру­бы ради­а­то­ра, а так­же все дру­гие щели в моем номе­ре. Я ска­зал ему, что меня одо­ле­ва­ют мухи, и он, по-мое­му, отнес­ся к это­му вполне сочув­ствен­но. Когда чело­век явил­ся, я пока­зал ему чер­ниль­ные сле­ды на потол­ке, и он в самом деле уви­дел их. Зна­чит, они реаль­ны! Их схо­жесть с вопро­си­тель­ным зна­ком и циф­рой 5 оза­да­чи­ла и как буд­то загип­но­ти­зи­ро­ва­ла его. Но, в кон­це кон­цов, он заде­лал все щели в номе­ре, какие толь­ко сумел най­ти, и испра­вил про­во­лоч­ную сет­ку, так что теперь я мог дер­жать оба окна откры­ты­ми. Похо­же, я пока­зал­ся ему малость чок­ну­тым оче­вид­но, в свя­зи с тем, что лич­но ему, пока он был в номе­ре, не попа­лось на гла­за ни еди­ной мухи. Но мне уже было все рав­но. Один Бог зна­ет, что она такое, чего хочет и что ста­нет­ся со мной!

19 янва­ря.

Я в совер­шен­ном ужа­се. Эта тварь дотро­ну­лась до меня. Вокруг меня тво­рит­ся нечто чудо­вищ­ное, дья­воль­ское, и я ощу­щаю себя все­го лишь бес­по­мощ­ной жерт­вой. Утром, когда я вер­нул­ся с зав­тра­ка, этот кры­ла­тый дья­вол из пре­ис­под­ней ворвал­ся в номер, про­ле­тев у меня над голо­вой, и при­нял­ся бить­ся в сет­ку окна, как делал это вче­ра. На этот раз, одна­ко, каж­дая серия толч­ков заклю­ча­ла в себе чис­ло 4.

Кинув­шись к окну, я попы­тал­ся схва­тить назой­ли­вую тварь, но, как и преж­де, она лег­ко ускольз­ну­ла от меня и под­ле­те­ла к томи­ку Мура, вокруг кото­ро­го и при­ня­лась летать с жуж­жа­ни­ем само­го изде­ва­тель­ско­го свой­ства. Ее зву­ко­вые воз­мож­но­сти, есте­ствен­но, огра­ни­чен­ны, но я отчет­ли­во осо­зна­вал, что пери­о­ды ее жуж­жа­ния пред­на­ме­рен­но состав­ля­лись из четы­рех эле­мен­тов. К это­му вре­ме­ни я, долж­но быть, окон­ча­тель­но спя­тил, пото­му что закри­чал мухе: «Мур, Мур, Мур, ради Бога, чего ты хочешь?» Тогда она вдруг пре­кра­ти­ла кру­жить, под­ле­те­ла ко мне и сде­ла­ла в воз­ду­хе глу­бо­кий нырок вниз, как бы совер­шая гра­ци­оз­ный поклон. Затем сно­ва вер­ну­лась к кни­ге. По край­ней мере, мне пока­за­лось, что я вижу все это наяву, хотя я боль­ше не дове­ряю сво­им чув­ствам.

А затем слу­чи­лось самое худ­шее. Дверь я оста­вил рас­пах­ну­той в надеж­де, что это чудо­ви­ще, если уж я не смо­гу пой­мать его, убе­рет­ся восво­я­си. Око­ло поло­ви­ны две­на­дца­то­го я затво­рил ее, решив, что так оно и есть. Затем углу­бил­ся в чте­ние. Ров­но в пол­день я почув­ство­вал с левой сто­ро­ны шеи лег­кую щекот­ку, но, при­ло­жив руку, не обна­ру­жил там ниче­го. В сле­ду­ю­щий миг ощу­ще­ние повто­ри­лось – и преж­де чем я успел поше­ве­лить­ся, это жут­кое исча­дье ада выско­чи­ло у меня из-за спи­ны, слов­но спе­ци­аль­но за тем, что­бы пока­зать­ся мне на гла­за, совер­ши­ло все тот же насмеш­ли­вый нырок в воз­ду­хе и выле­те­ло из номе­ра через замоч­ную сква­жи­ну. До того момен­та мне и в голо­ву не при­хо­ди­ло; что муха может выбрать­ся через такое кро­шеч­ное отвер­стие.

В том, что эта тварь дотро­ну­лась до меня, я не мог сомне­вать­ся. Но ведь она не при­чи­ни­ла мне ника­ко­го вре­да – и тут, в при­сту­пе холод­но­го озно­ба, я вдруг вспом­нил, что Мур был ужа­лен в пол­день в левую сто­ро­ну шеи. После это­го муха не появ­ля­лась, но я все же заткнул замоч­ную сква­жи­ну бума­гой, и впредь буду дер­жать наго­то­ве хло­пуш­ку из газет­но­го листа на тот слу­чай, если надо будет отво­рить дверь, что­бы вый­ти или вой­ти в номер.

20 янва­ря.

Все еще не могу до кон­ца пове­рить в суще­ство­ва­ние сверхъ­есте­ствен­ных сил, но, тем не менее, боюсь, что на сей раз я про­пал окон­ча­тель­но. Все­го это­го для меня слиш­ком мно­го. Сего­дня, как обыч­но, неза­дол­го до полу­дня, лету­чий дья­вол появил­ся за окном и повто­рил свои шту­ки с отби­ва­ни­ем рит­ма, на этот раз сери­я­ми из трех уда­ров. Когда я подо­шел к окну, он скрыл­ся из виду. Во мне еще оста­лось доста­точ­но реши­мо­сти для того, что­бы пред­при­нять новую обо­ро­ни­тель­ную меру. Сняв обе окон­ные сет­ки, я выма­зал их изнут­ри и сна­ру­жи сво­им лип­ким соста­вом – тем, что ранее исполь­зо­вал в чер­ниль­ни­це, – и уста­но­вил их на место. Если это исча­дье ада попы­та­ет­ся выбить еще одну бара­бан­ную дробь, она ста­нет для него послед­ней!

Оста­ток дня про­шел спо­кой­но. Сумею ли я пере­не­сти это испы­та­ние, не поте­ряв рас­суд­ка?

21 янва­ря.

В поез­де на Блум­фон­тейн. Я раз­бит наго­ло­ву. Побе­да за этой тва­рью. У нее дья­воль­ский интел­лект, про­тив кото­ро­го бес­силь­ны все мои ухищ­ре­ния. Утром она опять появи­лась за окном, но не при­кос­ну­лась к лип­кой сет­ке, а, укло­нив­шись от нее, при­ня­лась с жуж­жа­ни­ем опи­сы­вать кру­ги в воз­ду­хе – вся­кий раз по два, – сле­ду­ю­щие через пра­виль­ные про­ме­жут­ки. Затем, под­няв­шись над город­ски­ми кры­ша­ми, она скры­лась из виду. Мои нер­вы на гра­ни сры­ва, ибо эти чис­ло­вые наме­ки мож­но истол­ко­вать толь­ко в самом ужас­ном смыс­ле. В поне­дель­ник мне вну­ша­лась циф­ра пять, во втор­ник – четы­ре, в сре­ду – три, а сего­дня – два. Пять, четы­ре, три, два – чем это мог­ло быть, как не чудо­вищ­ным, нево­об­ра­зи­мым отсче­том дней? С какой целью? Это может быть ведо­мо толь­ко зло­ве­щим силам Все­лен­ной. Весь день я про­вел в уклад­ке и отправ­ке сво­их чемо­да­нов, и теперь нахо­жусь в ноч­ном экс­прес­се, мча­щем­ся в Блум­фон­тейн. Бег­ство может ока­зать­ся бес­по­лез­ным, но что мне оста­ет­ся делать?

22 янва­ря.

Оста­но­вил­ся в гости­ни­це «Оран­же­вой», в Блум­фон­тейне – в удоб­ном, пре­вос­ход­ном номе­ре, но страх и здесь пре­сле­ду­ет меня. Закрыл все две­ри и окна, заткнул все замоч­ные сква­жи­ны, выис­кал все щели и опу­стил все што­ры, но в обыч­ное вре­мя, око­ло полу­дня, я вновь услы­хал лег­кий стук в одну из окон­ных про­во­лоч­ных сеток. Я подо­ждал – после дол­гой пау­зы после­до­вал дру­гой стук. Еще пау­за, и сно­ва один-един­ствен­ный удар.

Под­няв што­ру, я, как и ожи­дал, уви­дел это ока­ян­ное созда­ние. Оно опи­са­ло в воз­ду­хе широ­кий мед­лен­ный круг, а после исчез­ло из виду. Я почув­ство­вал себя вялым, как тряп­ка, и вынуж­ден был при­лечь на кушет­ку. Один день! Ясно, что это и была инфор­ма­ция, содер­жав­ша­я­ся в сего­дняш­нем посла­нии чудо­ви­ща. Один удар, один круг. Зна­чи­ло ли это, что мне остал­ся лишь один день до чего-то нево­об­ра­зи­мо ужас­но­го, о чем нель­зя и помыс­лить? Сле­ду­ет ли мне сно­ва бежать или уж луч­ше окон­ча­тель­но око­пать­ся здесь, пре­вра­тив номер в непри­ступ­ную кре­пость?

После часо­во­го отды­ха я почув­ство­вал в себе при­лив сил и велел при­слать в номер огром­ное коли­че­ство съест­ных при­па­сов в виде кон­сер­ви­ро­ван­ной и наглу­хо запа­ко­ван­ной пищи, а так­же поболь­ше ска­тер­тей и сал­фе­ток. Зав­тра ни под каким видом, ни на еди­ный мил­ли­метр я не открою ни дверь, ни окно. При­не­ся про­дук­ты и сто­ло­вое белье, чер­но­ко­жий слу­га ода­рил меня стран­ным взгля­дом, но меня боль­ше не бес­по­ко­и­ло, насколь­ко экс­цен­трич­но – или безум­но – я выгля­жу. Я был одер­жим куда более силь­ным стра­хом, чем страх люд­ско­го осме­я­ния. При­няв при­па­сы, я обсле­до­вал каж­дый мил­ли­метр стен и заткнул каж­дую мик­ро­ско­пи­че­скую щелоч­ку, какую толь­ко смог обна­ру­жить. После это­го я, нако­нец, почув­ство­вал, что впер­вые смо­гу уснуть по-насто­я­ще­му спо­кой­но.

(С это­го места почерк ста­но­вит­ся неров­ным, лихо­ра­доч­ным и едва раз­бор­чи­вым).

23 янва­ря.

Сей­час почти пол­день, и я пред­чув­ствую, что вот-вот слу­чит­ся нечто ужас­ное. Дол­го­го сна, како­го я ждал, не полу­чи­лось, хотя про­шлой ночью, в поез­де, я почти не спал. Встал рано, но сосре­до­то­чить­ся на чем-нибудь одном – чте­нии или пись­ме – никак не уда­ва­лось. Такой мед­лен­ный, пред­на­ме­рен­ный отсчет дней – слиш­ком мучи­тель­ное испы­та­ние для меня. Не знаю, кто сошел с ума – при­ро­да или я. До один­на­дца­ти почти ничем не зани­мал­ся, раз­ве что взад и впе­ред рас­ха­жи­вал по номе­ру. Потом послы­шал­ся шорох сре­ди паке­тов с про­до­воль­стви­ем, при­не­сен­ных вче­ра, и пред мои очи яви­лась демо­ни­че­ская муха. Я схва­тил какой-то плос­кий пред­мет, слу­чай­но под­вер­нув­ший­ся под руку и, пере­си­ли­вая пани­че­ский страх, сде­лал несколь­ко шагов впе­ред. Как все­гда, все было напрас­но. Едва я подви­нул­ся бли­же, как голу­бо­кры­лая тварь рети­ро­ва­лась – на этот раз к сто­лу, где я раз­ло­жил свои кни­ги – и на секун­ду при­се­ла на муров­ских «Дву­кры­лых Цен­траль­ной и Южной Афри­ки». Я после­до­вал за гади­ной, но она пере­бра­лась на камин­ные часы и усе­лась на цифер­блат рядом с циф­рой 12. Преж­де чем я успел поду­мать о сле­ду­ю­щем сво­ем дви­же­нии, она пополз­ла вокруг цифер­бла­та очень мед­лен­но и обду­ман­но – по дви­же­нию часо­вых стре­лок. Она мино­ва­ла минут­ную стрел­ку, свер­ну­ла вниз, потом опять вверх, про­шлась под часо­вой стрел­кой и, нако­нец, оста­но­ви­лась точ­но на циф­ре 12. Про­де­лав все это, она с гром­ким жуж­жа­ньем заби­ла кры­лыш­ка­ми. Не явля­ет­ся ли это зло­ве­щим пред­зна­ме­но­ва­ни­ем? Ста­нов­люсь суе­вер­ным, совсем как чер­но­ко­жие. Сей­час на часах чуть боль­ше один­на­дца­ти. Зна­чит, в две­на­дцать – конец? «Все, что мне оста­лось, это час жиз­ни», – про­нес­лось в моем моз­гу, охва­чен­ном бес­край­ним отча­я­ни­ем. Мне бы дога­дать­ся об этом порань­ше. Вспом­нив, что в моем док­тор­ском чемо­дан­чи­ке име­ют­ся оба ингре­ди­ен­та, необ­хо­ди­мые для при­го­тов­ле­ния хло­ра, я решил напол­нить ком­на­ту смер­тель­ным газом, что­бы отра­вить про­кля­тую муху, а само­му спа­стись с помо­щью носо­во­го плат­ка, про­пи­тан­но­го амми­а­ком и повя­зан­но­го поверх лица. К сча­стью, у меня сохра­нил­ся доб­рый запас это­го веще­ства. Влаж­ная мас­ка, воз­мож­но, ней­тра­ли­зу­ет едкие пары хло­ра до той поры, пока насе­ко­мое не погиб­нет – или, по край­ней мере, ста­нет настоль­ко бес­по­мощ­ным, что его мож­но будет раз­да­вить. Но мне нуж­но спе­шить. Я отнюдь не уве­рен в том, что эта мер­зав­ка не кинет­ся вдруг на меня, преж­де чем я закон­чу свои при­го­тов­ле­ния. И, кро­ме того, я обя­зан про­дол­жать запи­си в сво­ем жур­на­ле.

Немно­го пого­дя. Обе хими­ка­лии – соля­ная кис­ло­та и дву­окись мар­ган­ца – на сто­ле, гото­вые к сме­ше­нию. Нос и рот я повя­зал плат­ком, в руке дер­жу бутыль с амми­а­ком, гото­вясь сма­чи­вать ею повяз­ку, пока не выдох­нет­ся хлор. Оба окна пере­кры­ты рей­ка­ми. Но мне не нра­вит­ся пове­де­ние это­го гибрид­но­го дья­во­ла. Он по-преж­не­му сидит на часах, но при этом очень мед­лен­но пол­зет по цифер­бла­ту от циф­ры 12 навстре­чу посте­пен­но при­бли­жа­ю­щей­ся минут­ной стрел­ке.

Неуже­ли это послед­няя моя запись в жур­на­ле? Бес­по­лез­но сопро­тив­лять­ся тому, чего сам ожи­даю. Слиш­ком часто за самой дикой и фан­та­сти­че­ской из легенд таит­ся кру­пи­ца прав­ды. Неуже­ли сам Ген­ри Мур в обра­зе это­го голу­бо­кры­ло­го дья­во­ла наме­ре­ва­ет­ся напасть на меня?

Да и обык­но­вен­ная ли муха ужа­ли­ла его, завла­дев после смер­ти его созна­ни­ем? Если это так и если она сей­час ужа­лит меня, то вытес­нит ли моя лич­ность созна­ние Мура? Вой­дет ли она в это жуж­жа­щее тело после того, как я умру от уку­са? Воз­мож­но, так и слу­чит­ся, хотя мне вовсе не обя­за­тель­но уми­рать, даже если она меня и цап­нет. Ведь есть еще шанс выжить с помо­щью три­пар­са­ми­да. Я ни о чем не сожа­лею. Мур дол­жен был уме­реть, а теперь пусть будет, что будет. Еще немно­го пого­дя. Муха мед­лит на цифер­бла­те близ циф­ры 9, то есть без чет­вер­ти две­на­дцать. Сей­час 11–30. Я про­пи­ты­ваю амми­а­ком носо­вой пла­ток на лице и дер­жу бутыль наго­то­ве для даль­ней­ше­го исполь­зо­ва­ния. Это будет послед­няя запись перед тем, как я сме­шаю соля­ную кис­ло­ту с мар­ган­цем и высво­бо­жу хлор. Нель­зя терять вре­ме­ни, одна­ко меня удер­жи­ва­ет необ­хо­ди­мость зафик­си­ро­вать все на бума­ге. Хотя сами запи­си, долж­но быть, сви­де­тель­ству­ют о том, что я уже дав­но поте­рял рас­су­док. Похо­же, муха заше­ве­ли­лась, а минут­ная стрел­ка меж­ду тем все при­бли­жа­ет­ся к ней. Ну, а теперь хлор…

(Конец жур­на­ла.)

В вос­кре­се­нье, 24 янва­ря 1932 года, после мно­го­крат­но­го сту­ка в дверь номе­ра 303 гости­ни­цы «Оран­же­вая», на кото­рый его экс­цен­трич­ный оби­та­тель не дал ника­ко­го отве­та, один из чер­но­ко­жих слуг вошел в ком­на­ту при помо­щи запас­но­го клю­ча, но тут же с прон­зи­тель­ным кри­ком сбе­жал вниз, что­бы сооб­щить адми­ни­стра­то­ру о том, что он там уви­дел. Адми­ни­стра­тор, позво­нив в поли­цию, вызвал так­же хозя­и­на гости­ни­цы. Послед­ний вско­ре сопро­во­дил в роко­вую ком­на­ту кон­стеб­ля де Уит­та, сле­до­ва­те­ля по уго­лов­ным делам Богар­та и док­то­ра ван Кёле­на.

Оби­та­тель номе­ра лежал на полу мерт­вым, лицом вверх, рот и нос его были пере­вя­за­ны носо­вым плат­ком, силь­но пах­нув­шим амми­а­ком. Чер­ты его лица хра­ни­ли выра­же­ние край­не­го ужа­са, кото­рый поне­во­ле пере­дал­ся и вошед­шим в номер. С левой сто­ро­ны шеи док­тор ван Кёлен обна­ру­жил след уку­са – тем­но-крас­ный, с пур­пур­ным коль­цом вокруг, нане­сен­но­го, оче­вид­но, мухой цеце или иным, еще более опас­ным насе­ко­мым. Даль­ней­шее обсле­до­ва­ние пока­за­ло, что смерть насту­пи­ла, по всей оче­вид­но­сти, вслед­ствие пара­ли­ча серд­ца, вызван­но­го ско­рее силь­ным испу­гом, неже­ли самим уку­сом, хотя после­ду­ю­щее вскры­тие тру­па уста­но­ви­ло нали­чие в орга­низ­ме покой­но­го мик­ро­ба три­па­но­со­ми­а­си­са.

На сто­ле нахо­ди­лись несколь­ко пред­ме­тов – запис­ная книж­ка в потер­том кожа­ном пере­пле­те, перо, бума­га, откры­тая чер­ниль­ни­ца, док­тор­ский чемо­дан­чик с вытес­нен­ны­ми золо­том ини­ци­а­ла­ми Т. С., буты­ли с амми­а­ком и соля­ной кис­ло­той, а так­же ста­кан, при­мер­но на чет­верть напол­нен­ный дву­оки­сью мар­ган­ца. Бутыль с амми­а­ком потре­бо­ва­ла повтор­но­го осмот­ра, так как в ней, поми­мо жид­ко­сти, вид­не­лось что-то еще. При­гля­дев­шись получ­ше, сле­до­ва­тель Иоган­нес Богарт уста­но­вил, что посто­рон­ним пред­ме­том был тру­пик мухи.

По всем при­зна­кам то был некий гибрид, име­ю­щий род­ство с мухой цеце, но кры­лыш­ки ее – сохра­нив­шие, несмот­ря на воз­дей­ствие креп­ко­го рас­тво­ра амми­а­ка, сла­бую голу­биз­ну, – оста­лись для всех совер­шен­ной загад­кой. Неко­то­рые сооб­ра­же­ния об этом фено­мене про­бу­ди­лись в голо­ве док­то­ра ван Кёле­на после того, как он вспом­нил об одном дав­ниш­нем сооб­ще­нии в газе­те. Сооб­ра­же­ния эти вско­ре под­твер­ди­лись содер­жа­ни­ем най­ден­ной в номе­ре запис­ной книж­ки. Лап­ки и брюш­ко мухи были, по-види­мо­му, окра­ше­ны чер­ни­ла­ми, при­чем настоль­ко силь­но, что амми­ак не отбе­лил их. Мож­но было пред­по­ло­жить, что насе­ко­мое перед тем побы­ва­ло в чер­ниль­ни­це, хотя кры­лыш­ки его при этом не постра­да­ли. Но как ухит­ри­лась муха ока­зать­ся в буты­ли с амми­а­ком, име­ю­щей столь узкое гор­лыш­ко? Все выгля­де­ло так, как если бы она наме­рен­но вполз­ла внутрь и совер­ши­ла само­убий­ство!

Одна­ко самым стран­ным ока­за­лось то, что заме­тил на глад­ком белом потол­ке кон­стебль де Уитт в тот момент, когда его любо­пыт­ству­ю­щие гла­за слу­чай­но скольз­ну­ли по нему. Его удив­лен­ный крик заста­вил обра­тить гла­за квер­ху осталь­ных, вклю­чая док­то­ра ван Кёле­на, уже дол­гое вре­мя пере­ли­сты­вав­ше­го запис­ную книж­ку в потер­том кожа­ном пере­пле­те со сме­шан­ным выра­же­ни­ем ужа­са, зача­ро­ван­но­сти и недо­ве­рия на лице. То, что они уви­де­ли на потол­ке, явля­ло собой несколь­ко рядов неров­ных, широ­ко рас­полз­ших­ся сле­дов, какие мог­ли быть остав­ле­ны изма­зав­шим­ся в чер­ни­лах насе­ко­мым. И сра­зу же каж­дый из при­сут­ству­ю­щих поду­мал о чер­ниль­ных пят­нах на мухе, столь стран­ным обра­зом ока­зав­шей­ся в буты­ли с амми­а­ком.

Но то были не про­сто чер­ниль­ные сле­ды. Даже бег­лый взгляд обна­ру­жи­вал в их пере­пле­те­нии нечто навяз­чи­во зна­ко­мое, а более вни­ма­тель­ное изу­че­ние заста­ви­ло всех чет­ве­рых муж­чин изум­лен­но рас­крыть рот. Сле­до­ва­тель Богарт, сле­дуя инстинк­ту про­фес­си­о­на­ла, огля­дел­ся вокруг в поис­ках соот­вет­ству­ю­ще­го ору­дия или нагро­мож­де­ния каких-либо пред­ме­тов, при помо­щи кото­рых мож­но было бы выве­сти эти зна­ки на такой высо­те. Не обна­ру­жив ниче­го под­хо­дя­ще­го, он сно­ва обра­тил квер­ху свой изум­лен­ный и поряд­ком испу­ган­ный взгляд.

Не было сомне­ния, что чер­ниль­ные сле­ды обра­зо­вы­ва­ли вполне опре­де­лен­ные зна­ки алфа­ви­та, кото­рые, в свою оче­редь, скла­ды­ва­лись в связ­ные англий­ские сло­ва.

Пер­вым, кто сумел отчет­ли­во разо­брать их, был док­тор Кёлен, и теперь все осталь­ные, зата­ив дыха­ние, слу­ша­ли, как он про­из­но­сил одно за дру­гим безум­но зву­ча­щие сло­ва посла­ния, столь неве­ро­ят­ным обра­зом, наспех и коря­во, выве­ден­ные там, куда не мог­ла бы дотя­нуть­ся рука чело­ве­ка:

ЧИТАЙТЕ МОЙ ЖУРНАЛ ОН НАСТИГ МЕНЯ ПЕРВЫМ Я УМЕР – ЗАТЕМ ОЩУТИЛ СЕБЯ В НЕМ – ЧЕРНОКОЖИЕ ПРАВЫ НЕИЗВЕДАННЫЕ СИЛЫ ПРИРОДЫ ТЕПЕРЬ Я УТОПЛЮСЬ, ЧТО МНЕ И ОСТАЛОСЬ…

А потом, при потря­сен­ном мол­ча­нии при­сут­ству­ю­щих, док­тор ван Кёлен про­дол­жил, теперь уже вслух, чте­ние запи­сей, сде­лан­ных в книж­ке с потер­тым кожа­ным пере­пле­том.